Многа букафф. Гл. 2

 
«МНОГА БУКАФФ» ;-)
   
     О феномене современной беллетристики и её «творцах»

     Поэма в клочках

               
     Литература: искусство или совокупность любых письменных текстов? Клочок 2

Главное, нет в книгах беллетристов своего стиля, своего языка — одни только заимствованные слова, которые они перенимают друг у друга. Недавно мне на глаза попалось одно любопытное рассуждение:

«А вот интересно — тот упрощённый русский, на котором говорят мигранты, его уже можно считать отдельным языком или это всё ещё диалект? Или этот, как его, пиджин (если я правильно употребляю термин)? И через какое время этот язык вытеснит классический русский? И насколько сильно вытеснит? Превратится ли классический русский в умирающий язык, которым владеют в полной мере лишь немногие интеллектуалы? Или же станет языком образованного класса и владение им будет вопросом престижа, а упрощённый русский будет уделом маргиналов?»

И я подумал: «А упрощённый язык нынешней беллетристики через какое время сможет потеснить или даже вытеснить классический русский? Превратится ли классический русский в умирающий язык, которым владеют в полной мере лишь немногие интеллектуалы? Или же станет языком достаточно узкого образованного класса и владение им будет вопросом престижа, а упрощённый, но массовый русский будет уделом маргиналов?»

Хочешь не хочешь, а разговор о современной литературе невозможен без затрагивания темы современного образования, системы, делающей из учителя посмешище, а из школьника — дурака. Это вчера литература была искусством, которое — «если это настоящее искусство — нужно нам не потому, что оно красиво и приятно, а потому, что говорит человеку о человеке же». В этом я полностью согласен с литературоведом Марией Елифёровой, чьи слова только что процитировал. Но сегодня литературу всё чаще и всё большее число даже профессиональных литераторов воспринимают буквально: написанное, от lit(t)era — буква — в широком смысле совокупность любых письменных текстов. Впрочем, тому есть резонное объяснение.

После введения ЕГЭ даже студенты филфака «не могут связать двух слов», жалуются преподаватели гуманитарных вузов. Будущие филологи даже не слышат, не то что не понимают язык классической литературы. Проводимое наступление на школьные предметы по литературе и русскому языку ведёт к тому, что мы рискуем получить довольно скоро поколения, способные объясняться только жестами и смайликами. ЕГЭ по литературе и истории, облегчение экзамена по русскому языку почти не читающим школьникам просто программируют общество на превращение невежества в норму. В качестве заурядных примеров приведу выдержку из переписки в Интернете двух преподавателей:

«Сегодня две девицы пересдавали устный экзамен по литературе.
— Автор рассказа «После бала» — Лев ТОлстый. В рассказе окрашенный любовью Иван Васильевич приглашён на бал к камергеру.
Попросила у девушки её черновик.

«Простокова готова убит своего брата ради Метрованушки».

Ей отвечает учительница из Забайкалья:

«А я иногда боюсь спрашивать... За простым вопросом такая пустота открывается... И приходится на простейшем уровне об истории страны говорить. О том, что Достоевский не в 20 веке жил... О том, что не мог Жилин по телефону своим позвонить... О том, что жизнь началась не здесь и сейчас, а уже длится некоторое время.
Меня детки как-то спросили о том, были ли во времена моего детства сковородки.
— На углях мясо жарили... Мамонтятину.
И ведь не засмеялись...
Грустно так».

Были годы (я про то время, о котором сегодня слагают легенды, т.е. про старое доброе время, когда, как известно, детей находили в капусте, про лучезарную пору, когда солнце светило ярче, соль была солоней, трава была зеленей, мёд слаще, и секса вроде как бы и не было, когда все жили просто, без затей, распевая: «никуда не денется, влюбится и женится»), я читал все выходящие в стране «толстые» журналы, заодно прихватывая и большинство «тонких». Сейчас вспоминаю и сам себе не верю — фантастика какая-то. Я тогда большинство журналов даже не покупал, а выписывал, их почта приносила домой. Скажи нынче про такое кому из молодых – не поверит. Или спросит: «Толстые» — это “Cosmopolitan” и “Караван историй”?»

Людей, готовых читать, я уж не говорю перечитывать, «Войну и мир», «Мёртвые души», «Обломова», с каждым днём становится не просто меньше, их уже катастрофически мало. Произведения классической литературы не вписываются в компьютерный век («…потому, что с экрана труднее читать, чем с книжной страницы», — услышал я недавно). Интернет вступил в явный конфликт с навыком восприятия человеком сложных и длинных текстов. Можно сказать и так: длинные тексты автоматически стали сложными.

На смену поколениям тех запойных читателей, что с самого раннего детства алчно проглатывали любой печатный текст, пришли другие, с того же самого раннего детства алчно проглатывающие послания SMSок, Вконтакте, Твиттере и ЖЖ, состоящие из нескольких строк. Интересно, сколько понадобится времени, чтобы человечество на книги стало бы смотреть, как мы сейчас — на древние папирусы?

Придётся, похоже, согласиться с профессором Александром Осповатом, заметившим однажды, что «классическим филологам и русистам надо зарубить себе, что их — мало, и будет ещё меньше», что даже студентов надо готовить к тому, чтобы они читали русских классиков, как написанных на чужом языке. Ведь когда ты не понимаешь языка, самое опасное в том, что ты не осознаёшь этого. Читая не задумываясь, ты проходишь мимо всего, что надстроено над первым смыслом». Александр Львович не шутил, кстати, когда сказал две горькие вещи: что пора перестать считать житейской нормой умение читать классические русские тексты и «по умолчанию надо полагать, что прежний русский язык — достояние немногих, а остальным в Вольтеры надо давать Кронгауза, он быстро растолкует, что «что ни поп, тот и батька», и как говорится, то и норма».

Очевидные всем, кроме их создателей, проблемы образования, трансформированного в сферу образовательных услуг, меж тем уже породили любопытную цепочку: необразованный школьник — необразованный студент — необразованный читатель, способный усвоить лишь поп-литературу. И этот новорождённый массовый читатель уже заявил о себе, обозначил свои предпочтения и оценки: «Хочу чего-то попроще!» (Интересно, этот, кому хочется попроще, когда-нибудь в своей жизни откроет «Войну и мир»?)

Заметим, суть явления не в том, что произошла деградация «серьёзного» читателя. Это возник новый потребитель текстов, которого не интересует «серьёзная» литература. Самыми значимыми и актуальными для этой категории читателей стали темы реально существующих ныне книг: «Пороки и их поклонники», «Как поверить в себя и получить счастье», «Микстура от косоглазия», «Как привлечь и удержать мужчину», «Диета для трёх поросят», «22 суперметода притянуть к себе деньги, чтобы блистать, чтобы наслаждаться жизнью, чтобы получить всё, что хочешь» и т.п.

И тут ещё — внимание! Эта категория читателей, о которой раньше мы не имели представления, получила возможность в любых формах высказываться самим: интернет подарил им эту возможность, как в личных блогах, или на форумах, так и на сайтах самоиздания современной литературы вроде «Проза.ру», «Проза Дома Солнца», «Авторская проза», «Малая проза», «Самиздат.ру», «Три желания»…

Разумеется, книга существенно отличается от текста на ридере или на сайте «Проза.ру». Она требует тщательного, неспешного чтения, даже если это не «Война и мир», а «Золотой телёнок». Впрочем, всё чаще и чаще звучит, что само чтение «настоящих» книг (их сегодня ещё называют «бумажными»), которое в годы моей юности было почти что ритуалом, постепенно отходит в прошлое. А с компьютерного экрана разве можно «читать» — в старинном, созвучном наслаждению, смысле этого слова? Можно лишь получать информацию, кушать биты и байты. Но это не единственное их отличие.

Книга — это книга. И не надо добавлять никаких слов (бумажная, картонная). Электронная — никакая не книга, это текст на электронном носителе. И тогда всё становится на свои места. Не говорим же мы про текст на папирусе, бересте, что это папирусная и берестяная книга.

Мне в ЖЖ как-то возразили:

— Слово «книга», как и большинство слов, многозначно. Это и конкретный предмет, и текст. Конечно, не всякий текст является книгой, но есть и такие, которые невозможно назвать иначе. В последнее время я прочла несколько электронных книг. Можно, конечно, не причислять к книгам произведения отдельных современных авторов, хотя как? А как быть с классиками? «Бесов» я перечитывала как раз в электронном варианте. :) Кстати, почему не назвать папирусные свитки книгами, если это законченные произведения?

Вопрос не шуточный — ответил:

— Потому наши предки и не называли папирусный свиток книгой, что это не было книгой, даже если на нём было законченное произведение. Стремление назвать свой текст, размещённый где-нибудь на «Самиздат.ру», «Проза.ру», книгой возникло как раз у тех, кто не может (по разным причинам) опубликовать его книгой. Далеко за примером ходить не буду. Мною написан роман, он опубликован в 2003 году в 2-х номерах журнала «Москва», но книгой так и не вышел. Его можно прочитать в Интернете (хотя я его туда не выкладывал). Тем не менее, я везде говорю, что я автор романа, но никогда не говорю, что я автор книги с названием романа.
Что касается любого, кто прочитал в Интернете, допустим, «Бесов» Достоевского, то человек прочитал его текст на электронном носителе, познакомился с произведением. Зачем ему говорить, что он читал книгу? Он читал произведение. О книге же «волнуются» авторы, желающие сказать, что они написали книгу. Хотя, по сути, они авторы рукописи (даже если она в Ворде и представлена на сайте «Проза.ру» ). Говорю так, ибо считаю, что всё надо называть своими именами, т.е. не следует, глядя на арбуз, заявлять, что это мяч, а придерживаться старого названия — ягода.

«Самые демократичные» серверы Рунета, как говорят их создатели, отличает отсутствие какой-либо редакционной политики:

«Нет «вкусовщины», как в журналах, мы не отказываем в публикации текстов, которые другой редактор посчитает «слабыми». Качественные оценки всегда субъективны. У нас нет политических или религиозных ограничений, и даже допустимые моральные рамки трактуются достаточно широко».

О том, насколько представительны эти литературные ресурсы Рунета, можно судить по количеству размещённых авторов и произведений: опубликовано свыше десятка миллионов текстов и несколько сот тысяч авторов.

Да-да, вчерашние школьники, авторы замечательных фраз, демонстрируемых в ходе ЕГЭ: «Поэт полностью отдавался в объятия великой русской души», «Обломов полюбил Пшеницыну на почве барских привычек», «Люди с треском возвращались на дно», «Обломов живёт «от завтрака до обеда», прерываясь на сон и десерт», «При сравнении внешности видна разница между героинями: Ольга показана как женщина, ведущая богатый и ритмичный образ жизни», из таких словосочетаний и предложений стали складывать тексты, называя их рассказами, повестями, романами. Даже пишущие слово «корова» через «а» имеют полное право быть представленными на демократичных» серверах Рунета.

Поэтому можно сказать о сформировавшемся следующем звене цепочки — необразованный писатель-беллетрист, способный преимущественно на создание лишь поп-литературы (а во многих случаях неспособный даже на это). Этот процесс по своей сути аналогичен тому, что происходит в школе. Некогда системно-образующий институт нации и государства, школа перестала выполнять эту свою основную функцию. В результате сегодня мы уже стали забывать, что прогресс определяет не менеджер, как и войну выигрывает не солдат. И то, и другое делает учитель, который воспитывает рабочего и солдата, инженера и офицера, генерального директора и генерала.

Вот и в обыденном сознании нынешние авторы текстов не ощущают себя «инженерами человеческих душ» (без соотнесения с тем, кому принадлежит это определение). Их вполне устраивает положение, при котором вместо создания памятников художественной литературы они всего лишь оказывают развлекательные услуги.

Подтверждение моему выводу я встретил у Анны Ивановой-Иваковой (переводчик, автор повестей «Любовное томление», «Святая Иоланда», «Чёрт с левого клироса»), в своём блоге написавшей:

«Бульварное фэнтези — это поделка, назначение которой прежде всего угодить массовому потребителю. А массовый потребитель не хочет «философии», ему начхать на духовные искания и муки Мышкиных и Безуховых — и без них проблем хватает. Потребитель хочет одного: отвлечься, отдохнуть, спрятаться хоть на время от жестокого мира, в котором он, потребитель, чаще всего ничего особенного собой не представляет, и поиграть в героя, как дети играют в войну. Потребитель не хочет думать, ему нужны книги, которые читать — всё равно, что грызть семечки.
Эти книги покупают и читают по той же причине, по которой дети, будь их воля, питались бы одними чипсами и конфетами. И рассчитаны они, в сущности, не на взрослого читателя, а на ребёнка, который в этом взрослом читателе, согласно теории Фромма, продолжает жить и требовать свою порцию детского пюре «Ням-ням».
…Что это? Литература? Нет».

Наконец, завершают цепочку издатели, умеющие только печь, как блинчики, эту самую поп-литературу. У коммерсантов, взамен «старого» слова «культура» быстро начертавших на своих знамёнах «новое» сладкое слово «бизнес», книга стала товаром. И маркетологи, взяв готовые западные схемы завоевания рынка, стали перекладывать их на российские условия с ориентацией именно на этот тип литературы. По той простой причине, что она «массовая» — значит, и доходы «массовые». А новорождённый читатель получил своё желанное «чтиво», оформленное в серию.