Укол

Она шла за ним по тёмному обесточенному коридору, спотыкаясь о чью-то обувь и какие-то ещё труднораспознаваемые нагромождения. Где-то в соседних комнатах слышался монотонный гул мужских голосов, изредка перебиваемый раскатистым женским смехом. Он открыл скрипучую дверь в одну из комнат, шагнул в её темноту, и та приветливо его поглотила. Она немного было потупилась, на несколько мгновений задержалась у порога, а затем шагнула в комнату вслед за ним. Он включил тусклый свет, который мигом осветил обшарпанные стены со свисающими на них лоскутами обоев, и старую советскую мебель наполнявшую тесное, грязное помещение. Она брезгливо окинула взглядом эти жуткие стены и остановила свой взгляд на нём, будто не желала видеть ничего кроме него одного.
— Прикрой дверь, или может, всё-таки, подождёшь меня там? — проговорил он немного сбивчиво, указав глазами на дверь, — мне неловко. Не люблю, когда кто-то смотрит, тем более...
— Нет, я останусь, я хочу посмотреть. Я постою здесь, — попятилась она слегка назад и прислонилась спиной к уже закрытой двери, — представь, что ты один.
Он в недоумении покачал головой и опустился в кресло, стоявшее у стола. На его лбу проступали крупные, словно градины, капли пота, губы были в напряжении сжаты, а брови сдвинуты изобразив на его лице гримасу страдания. Стараясь не обращать на неё внимания он начал поспешно доставать содержимое своих карманов, выкладывая его на стол. Тем временем она стояла облокотившись спиной на дверь за которой постоянно слышались чьи-то шаги, с ужасом и любопытством вцепившись в него глазами, наблюдала за каждым его движением, словно боялась упустить какую-то очень важную деталь.

Он развернул крошечный свёрток с комкообразным коричневатым порошком, высыпав его в ложку с обугленным дном и выгнутой ручкой, он наконец-то забыл о её присутствии и начал проделывать привычный ритуал со свойственной ему виртуозностью. Ловким движением пальцев он раскрыл ампулу, выплеснул её содержимое в поджидавшую его ложку, поднёс к ней зажигалку и с каким-то особым трепетом, словно выписывая узоры поводил по ней огнём. Выдернув фильтр из забытой кем-то сигареты, лежавшей на столе, он бросил его в остывающий раствор, достал шприц, и принялся вбирать в него горчичного цвета жидкость. Когда же всё было кончено, он недоверчиво, всё также сдвинув брови окинул взглядом свои руки, и словно поняв бессмысленность этой затеи, снял с себя футболку, оголив худощавое мертвенно-бледное тело, принялся внимательно разглядывать свой живот.
Всё это время она не сводила с него своих застывших глаз, продолжая тихо стоять у двери, не издавая ни малейшего шороха.
Он приспустил пояс брюк, растёр едва заметную, извилистую бледно-голубую вену, и наконец взяв шприц ввёл в неё иглу. Задержав дыхание он сделал паузу, пот уже ручьями стекал по его вискам, и вдруг увидев как тёмно-красный вихрь вдруг закружился в цилиндре шприца, словно являясь сигналом к действию — уверенно нажал на поршень. Пока он медленно вводил раствор в вену, она заметила как тело его обмякло, гримаса страдания на его лице сменилась вдруг выражением облегчения и блаженства. Он выдернул из себя шприц, небрежно отбросил его на пол, как непригодное больше оружие, однако успевшее одолеть врага, и откинувшись на спинку кресла в блаженстве взглянул на неё.
— Ну что, посмотрела, довольна теперь? — уже заигрывая и ухмыляясь обратился он к ней.
На её лице проступила едва заметная, нежная улыбка. Она подошла к нему, пристально вглядываясь в его лицо, в его поблёскивающие глаза с суженными зрачками, закатила рукав блузки, протянула к нему свою руку ладонью обращённой вверх, и тихо прошептала:
— Я тоже хочу, уколи меня...