В плену

Оксана не могла вспомнить, когда впервые увидела этот шарик. Еще ранней весной, наверное. Утром она выходила из дому, как обычно, и что-то заставило ее посмотреть вверх. На вершине дерева, среди узора голых ветвей застрял яркий, желто-оранжевый воздушный шар. Как солнце, которого Оксане так не хватало.
В тот день все переменилось, хотя и ненадолго – ни хмурое небо, ни холод уже не печалили. Странно, думала она, всего лишь какой-то шарик, жалкое пятно на фоне безрадостного неба – и так поднимает настроение? Она ждала, что надувной пленник улетит или сдуется, и настроение снова вернется в свои  обычные берега. Оксана всегда была подвержена меланхолии. Возможно, это от подспудного недовольства жизнью.
Хотя, если спросить у нее, чем же конкретно она недовольна, она затруднилась бы ответить. Девушка была по натуре такая вся в себе, замедленная, неторопливая. Она не любила спешить, а может, просто не умела. И не успевала осознавать окружающее. Скорость, мелькание, видеоклипы – это все было не для нее. Даже автомобиль она водила неспешно, отчего часто слышала сзади раздраженные сигналы. Казалось бы, при этом ее личная действительность тоже должна быть неторопливой, однако она удивлялась: не успела оглянуться, а детство позади – когда только все это произошло?
А главное, Оксана не могла понять, как она успела оказаться в тисках ежедневных обязанностей. С утра на работу, в бюро переводов – она там переводчик и редактор. Работы хватает. А вечером домой, потому что мама.
– Ксюшенька, ты за меня не волнуйся, – говорит мама по телефону. – Я сама схожу за продуктами.
Но за нее обязательно надо волноваться. Мама не то чтобы беспомощна, однако требует внимания: она, как дитя малое. Недавно переехала в столицу из провинции, потому что муж, Оксанин папа, умер еще год назад, и маме стало там скучно. «Я у тебя, как-нибудь, на диванчике», – робко говорила мама. Но крохотная квартирка Оксаны была совершенно не приспособлена для проживания двух взрослых женщин. И Оксана взяла кредит, чтобы купить маме квартиру. Ждать, пока достроят дом с квартирой, оставалось примерно полгода. А пока надо присматривать за мамой, потому что она со своим провинциальным простодушием вечно попадает в переделки. Однажды доверчиво отдала деньги цыганке, в другой раз разрешила позвонить незнакомцу по телефону – и осталась без телефона. И еще Оксане надо пахать до изнеможения, чтобы выплачивать кредит. Приходилось брать все новые и новые заказы на дом, работать ночами.
На выплачивание кредита благодаря внеурочной работе денег пока хватало, но радости это не добавляло. Оксана казалась себе заводной куклой, марионеткой, которая движется по заданной траектории. Никакой свободы, и себе не принадлежишь. Грустно. А по утрам она всегда смотрела на шарик. Он все не улетал. Время шло, а он висел вверху, как увесистая точка в конце предложения. Какое-то время ее это тешило. Но потом Оксана начала его жалеть: бедненький, он так же несвободен, как и я! Мы оба не можем вырваться из сети опутывающих нас обстоятельств. И это пожизненно.

Не улучшало и без того минорного настроения еще одно неприятное обстоятельство. Пару месяцев назад Оксана вызвалась подвозить к работе двух сотрудниц из соседнего дома. Одна – офис-менеджер бюро переводов, а вторая, между прочим, начальница, у нее машина была на длительном ремонте. Вроде естественно, что Оксана их подвозила, а они так же естественно скидывались для нее на бензин. Все-таки понимали, что он нынче недешев. Однако вот уже целый месяц офис-менеджер не ездила, вначале болела, потом и вовсе уволилась. А Оксанина начальница перестала «скидываться». И просто ездила с ней по утрам, как будто так и надо.
Оксана переживала, причем как бы дважды: ее раздражало и такое отношение, когда тебя принимают за простушку, и раздражала она сама, ее собственное отношение к ситуации. Начальница машину из ремонта уже забрала, девушка это знала, и пыталась отвязаться от нее, придумывая разные причины, чтобы не ехать вместе. Но каждое утро начальница тут как тут, стоит у Оксаниной машины и мило улыбается.
– Почему бы тебе прямо не сказать ей, чтобы дала на бензин? – предложила мама.
– Ну, я не знаю. Неудобно. А что, если она сочтет меня мелочной, жадиной?
– Тогда брось переживать и не будь такой.
– Но и чувствовать себя лопухом не хочу! Она ведь меня использует!
Мама пожимала плечами.
– Намекни как-то. Ей станет стыдно.
– Ага. Я намекну, а она не поймет, или обидится, или рассмеется. И вообще, почему я первая должна заговаривать?! Это же ей надо ездить!
Мама переводила разговор на другое, а Оксана думала: «Какой бы придумать ход, чтобы поставить начальницу на место? И вообще, надо ли это делать – а вдруг осложнятся отношения? Придется искать новую работу, а у меня кредит. Сейчас она мне почти подруга, но я не забываю разницу в статусах. Или, может, я не права, и слишком все усложняю?»

Однажды Оксана пошла с мамой по магазинам, купить ей «что-то на лето, а то уже нечего надеть», отпускать одну не захотела. И в одном из бутиков торгового центра ей стало плохо.
– Типичная вегетососудистая дистония, – сказал врач «скорой». – И цвет лица у вас не очень. Голова кружится?
– Да. И поташнивает, и еще знобит немного.
– Ну да. Лекарств от этого никаких нет, только самодисциплина. Работаете круглосуточно? Ясно. Ну, все в ваших руках. Можете для очистки совести сходить в поликлинику, анализы сделать, но я вам и так скажу: все в норме, кроме режима.
Мама испугалась, уговорила Оксану взять отгул.
– Ладно, – вздохнула та. – Может, действительно к участковому терапевту наведаться.
В поликлинике она не была очень давно и поразилась: до чего тут пасмурная тоскливая атмосфера. Типичные больничные запахи и разговоры в очереди у кабинетов вгоняли в депрессивное настроение. Люди сидели со скорбными лицами, погруженные в себя и свои болезни. Оксана вышла на балкон, подышать воздухом. Посмотрела вниз. Там поднималась к поликлинике по крутому пандусу парочка: худенькая женщина в инвалидной коляске и сопровождающий ее мужчина, наверное муж. Они о чем-то горячо спорили.
– Тебе же тяжело! Давай помогу, – убеждал мужчина.
– Мне тяжело? – Женщина рассмеялась так заразительно и весело, что Оксана вздрогнула. – Это без пандуса тяжело, а здесь подняться для меня – развлечение. Я сама!
– Но я же рядом.
– А если тебя не будет? – Она вновь засмеялась, будто эта мысль ее забавляла.
Оксана вернулась в коридор и осмотрелась вокруг так, будто у нее с глаз только что сняли повязку. Как же можно, как не стыдно впадать в уныние, если у тебя есть руки-ноги, ты можешь ходить!
«Надо ценить каждый день и каждый час, – думала она, подходя к дому. – Хватит заниматься самоедством, ныть, жалеть о чем-то. Все хорошо! И с начальницей завтра же поговорю. Просто подойду и спрошу, и мне все равно, что она ответит. Это не главное в жизни! А если придется увольняться – ничего, найду новую работу, и кредит за квартиру буду выплачивать как миленькая».
Она чувствовала себя свободной и обновленной. И действительно, некоторое время жизнь бодро мчалась на всех парах. Начальница извинилась, спохватилась и, мило улыбнувшись, с благодарностью компенсировала Оксане бензин. Объяснила, что машиной пользовался муж, но теперь она сама сможет ездить. Подоспело еще несколько побочных заказов, и Оксана смогла заработать не только на погашение кредита, но и, возможно, на отпуск у моря. А потом всплеск бодрости стал проходить, гаснуть, тускнеть. Все возвращалось на исходную точку. Однажды утром Оксана выходила из дому снова невыспавшаяся, пасмурная. Подняла привычный взгляд на шарик, заранее думая о том, что вот и он тоже в давнем привычном плену.
Но его не было. Она долго стояла, искала глазами, разглядывала соседние деревья. Может, прячется в листве? Сдулся?
Шарика не было.
«Он смог, – подумала Оксана. – Значит, и я смогу! Надо только не забывать. Не забывать о том, что я могу».
И побежала к машине, окрыленная радостной уверенностью.
С неба ей ласково улыбался вечный, несдуваемый шар летнего солнца.