Бьютифул

Бьютифул
Путешествие….
Мир не спрашивает, а диктует свои правила.
И почему-то только мне.
Именно мне, которому он ставит в очередной раз выбор, в тоже время, будто интересуясь ненавязчивым сервисом:
— Что предпочитаете, сэр? может быстро «выпилиться»?
— Но как угодно, хотите помучиться, ваше право.
Я согласен на всё, лишь бы не слышать этот угодливый голос.
Или стиснуть зубы ещё раз. В который раз.
*
Cancer, — рак.
Врачи ставят такой диагноз в обследованиях.
В них,  — я мало что понимаю: разные файлы, научные термины, кроме того, что вероятен, очень вероятен — «С-R».
Врачи, для, так сказать, внутреннего использования, зачем-то сокращают названия болезней. СР и СР, разве может быть в этом что-то опасное для здоровья пациента. Вряд ли. Только вот придётся отдать почку, навсегда и насовсем.
И другую уже не дадут взамен.
Это надо понимать, твердо и чётко, и в первую очередь человеку, который желает стать пациентом, может и не по своей доброй воле, а как придётся.
— Да ***ня! С одной почкой тоже живут.
— Конечно ***ня.— без одного глаза тоже, без одной ноги тоже, без одной руки тоже. Но это жизнь, или одно страдание, вместо неё?
Ты просто инвалид, на всю оставшуюся жизнь
Ну а с другой стороны, вскоре умрешь, через несколько месяцев или год, от раковых метастазов.
Мир не даёт других вариантов, кроме путешествия в онко-больницу.
Хотя, был бы ствол, яд, или смертельная инъекция, — был бы третий вариант, принять всё это без мучений.
Но, есть одно но, — этого нет в меню.
Наверно у каждого в загашнике есть разные истории про онкологию.
Ну допустим, вот моя, которую мне поведал, один случайный знакомый.
(не выдумал, просто она красивая и такая, что ли чистая)
Хотя зачем она вам, всё равно не поверите.
«… она была совсем молодая, всего 30 лет.
У неё обнаружилась онкология, очень смертельная.
Я всё сделал для неё.
И невозможное, — возможность сделать операцию в клинике Израиля.
Деньги, авиабилеты, — всё было в кармане.
У неё, и у меня.
Но она отказалась...»
— Понимаешь?— он спрашивает меня.
Этот мужчина с седыми волосами, который одной рукой держится руками о косяк двери, где мы вдвоём проходим обследование на рак.
Другой, смахивая слезы с глаз.
— Нет, — говорю я.— Вообще не понимаю.
Ну как так; это невозможно.
Чтобы человек добровольно отказался от возможности жить дальше?
Так не бывает.
— Бывает. Я её похоронил в 31 год, оставила мне две дочки.
Понимаешь, — она слишком верила в жизнь.
Чтобы лечь на операцию, и лишиться грудей.
У неё был рак молочных желез.
Блять, я тебе клянусь, я бы всё равно ее любил, даже без сисек.
Сиськи, — это что, можно силиконом их сделать, а некоторые женщины протезы носят.
— Вряд ли, она слишком верила в жизнь, — говорю я ему.
Ничего бы не изменил, — она бы потом шагнула с крыши…
По любому ты завёл любовницу.
А это тебе отмщение. Вот болей теперь раком!
****ь из меня утещальщик.
Он сильно схватил меня за горло, принялся душить.
Сука, я стал смеяться. Сквозь слёзы, боль, и сдавленное горло.
Представляя абсурдность ситуации: раковый больной, насмерть душит другого ракового больного, и, причем в раковой больнице.
И жить нам осталось совсем немного: ему, и мне.
Прибежали санитары, разняли, вкололи успокоительного.
По две дозы, ведь одна нас уже не берёт.
Чтобы с ним — не знаю.
А со мной... тоже не знаю.
Я вообще не решил ничего….
*
Я просто проваливаюсь в сон, ничего не помню, кроме этих часов операции надо мной. Где я, что я, — я ничего не знаю
Не помню, как меня зовут, как моё имя и фамилие.
Не знаю своего адреса и дома, где жил, или живу.
Лежу. Наблюдаю. Захотелось пи-пи.
Заворочался, среди обвешанных странных трубочек и штукой, которая постоянно пищала. Но мне надо пи-пи.
— вам нельзя! Не вставайте.
Это прибежала одна, из тех девушек, туда, в комнату, где я нахожусь.
Они носят белые халатики, и вроде называются медсестричками.
Да, Медсестра. Она красивая и молоденькая.
Это я помню: про красоту и молодость.
По другому, это называется «бьютифул».
— Но мне надо…, — жалобно прошу её.
— Нельзя. Вам теперь только так.
Она достаёт стеклянную штуку, из низа.
Отдергивает вещь, которая прикрывает моё голое тело
Пальчиками, обёрнутыми во что-то мягкое, берет «его» и вставляет в горло той штуки.
— Можете делать. Я не буду смотреть.
Тёмная жидкость идёт из меня, льется в ту штуку.
Да, утка, они называют эту штуку «уткой»
Хотя какая она утка.
Утка, ведь она живёт в деревне, кормится, растит утят.
Это я помню, в деревне есть ещё курицы и гуси.
Наконец жидкость перестала течь, медсестра убрала её.
Иногда, в комнату, где лежу, «оттуда» появляются весёлые существа.
Они махают крылышками, издают шум, «ж-ж-ж-ж».
Потом садятся, и лапками щекочут меня.
А Медсестра, постоянно отгоняет их, говорит что это «мухи, и они очень заразные».
Ведь сейчас лето, — добавляет она.
И с грустью смотрит «туда».
Ну да, именно так, ведь я наблюдаю за ней.
А что мне остаётся делать?
Как можно, придумываю про неё.
Медсестра на ходу принялась дрочить ****у.
Навстречу ей другая.
А что ты такое?
Да не писай
И они обыссывают друг друга.
Это происходит спонтанно и очень естественно.
Акт дружбы и любви.
Вроде того, как я писаю в «утку».
Люди говорят, что бог любит, таких как я.
И наделяет их необычными способностями
Странно, — но я вообще не чувствую ничего.
Сейчас могу только плакать или смеяться.
Смеяться, — когда приходит Медсестра, и делает мне больное.
Но потом становиться очень хорошо.
Призраки, разные видения, окружают меня.
Рассказывают разные сказки, плыву за ними.
Плачу по ночам.
От боли, и от всего.
Никто не приходит, и никого нет под рукой.
И я могу плакать, сколько мне влезет.
Или насколько хватит всего
Сны, воспоминания, память, — их нет, только отрывки.
Кусочки, из моего прежнего «я», котороё уже навек утрачено.
Когда мне нечего делать, принимаюсь мастерить странные штуки.
Из кусочков бумаги, или из скорлупки от варёных яиц.
Огрызком карандаша рисую символы, они мне кажутся слишком понятными.
Но я не могу их додумать до конца.
Мои мысли, крутятся, крутятся, словно нить за веретеном, но всё время испаряются, как только дохожу до самого главного. Вероятно из-за волшебных кругляшков, которыми пичкает меня Медсестра перед завтраком.
И становится «бьютифул».
Хотя я мало об этом знаю в данный момент.
Для меня всё становится таким.
Бьютифул, это когда ты можешь ходить ногами, глядеть на мир, думать о нём, ощущать, вдыхать запахи и ароматы от весенней листвы, дурманящих соцветий черемухами и сирени.
А когда девушка, то есть Медсестра, то для меня становится в миллион раз «бьютифул».
Жаль, что наверно многое люди, как-то потеряли в этом смысл.
Им «не бьютифул», когда они «где-то там», ссорятся и ругаются.
Хотя в этом тоже можно назвать свою прелесть.
Мне страшно.
Страшно — не в том смысле что «страшно».
А в том, что потом будет со мной.
Ну да, ведь почку вырезали из меня.
Нельзя — лук и чеснок, солёного и копчёного.
Маринадов, сладкого, газированного.
Нельзя — альеоголь, пиво, коньяк, и даже вино.
Нельзя бегать, прыгать.
Нельзя путешествовать.
Нельзя ничего
Так говорят, мужики, в белых халатах.
Они ощупывают, и суют свои пальцы
«нефроэроктомия прошла благополучно…»
Они уходят прочь.
Я остаюсь.
Но я им не верю.
Вообще. И ни разу.








\