Psiho666 Пушкин о Сущем и Смерти Его убила русскос

 Пушкин о  Сущем и Смерти
Пушкина убила русскость -
русская действительность русского социума средних русских



Мережковский Дм. в ст. Мудрость Пушкина пронзительно:
«Может быть, во всей русской истории нет более горестной и знаменательной трагедии, чем жизнь и смерть Пушкина. Смерть Пушкина – не простая случайность. Драма с женою, очаровательною Nathalie, и ее милыми родственниками – не что иное, как в усиленном виде драма всей его жизни: борьба гения с варварским отечеством. Пуля Дантеса только довершила то, к чему постепенно и неминуемо вела Пушкина русская действительность. Он погиб, потому что ему некуда было дальше идти, некуда расти.
(см. сб. Лица. впервые: Сегодня. 1937. 7 февраля. № 38)

Следую по Року к своему уделу — Судьбе  на Черной Реке , поэт-человек все более отрывался он от т.нзв.   «интеллигентного» общества, становился все более одиноким и враждебным среднему русскому человеку.  Пушкин для этого среднего был всё более непонятен, чужд и даже страшен, часто казался «кромешником», как АСП сам себя называл с горькою иронией.

Преждевременная гибель – последнее звено роковой цепи, начало которой - в первой молодости поэта.

Душевные переживания АСП приобрели мучительные формы, когда дух пошлости вошел в его собственный дом в лице родственников жены. У Натали  с наружностью Мадонны Перуджино была душа, созданная услаждать петербургского чиновника тридцатых годов. «Семья жены» хочет, чтобы они были «как все» и рада его почти позорному камер-юнкерству: «Наконец-то вы как все! У вас есть официальное положение, впоследствии вы будете камергером, так как государь к вам благоволит».
 
Вся поэзия Пушкина - такие отрывки, membra disjecta, разбросанные члены, обломки мира, создатель которого умер.
Простите ж, пышные мечтанья!
Осуществить я вас не мог!..
О, умираю я, как бог
Средь начатого мирозданья!
Рожденный быть свободным:
Зависеть от властей, зависеть от народа -
Не все ли нам равно? Бог с ними!.. Никому
Отчета не давать; себе лишь самому,
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там.
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Безмолвно утопать в восторгах умиленья -
Вот счастье! Вот права!
ИЗ ПИНДЕМОНТИ, 1836 ( хотя Пиндемонти — это мистификация… )


АСП в современном ему русском социуме в системе русской действительности (неизменной веками вечными) с ее средним русским адамитом (в коем крепко засел каинист со скорбью об убиенном Эвеле) не мог быть ни свободным, ни счастливым, ни спокойно рассудочным и расчетливым … Он был предельно виктимен. Он без конца искал смерти и рисковал жизнью. Как поэт он не был понят в своем развитии ни публикой, ни коллегами по цеху, а конкуренты а ля Фаддей Булгарин его попросту задрали как жертву и ввели таки в схизис.
Ф.Б. в кабинете — идеальный средний русский хотя и вовсе не русский = прожил 106 лет!
 
АСП пишет он о своем друге Баратынском, хотя  чувствуется - говорит здесь и о себе самом:

"Поэт отделяется от них (от читателей) и мало-помалу уединяется совершенно. Он творит для себя, и если изредка еще обнародует свои произведения, то встречает холодность, невнимание, и находит отголосок своим звукам только в сердцах некоторых поклонников поэзии, как он, уединенных в свете".

О русской публике:
"У нас литература не есть потребность народная. Писатели получают известность посторонними обстоятельствами, публика мало ими занимается; класс писателей ограничен, и им управляют журналы, которые судят о литературе, как о политической экономии, о политической экономии, как о музыке, т. е. наобум, понаслышке, без всяких основательных правил и сведений, а большею частью по личным расчетам... Правда, что довольно легко презирать ребяческую злость и площадные насмешки, - тем не менее их приговоры имеют решительное влияние".

Как поэт Пушкин стал рано и быстро знаменит и столь же быстро публика и цех к нему охладели, а лидер критиков Белинский прямо заявил: Поэт обмер.

Позиция АСП с неудовлетворенной потребностью этой "высшей свободы" привела Пушкина ко второму столкновению с русским варварством — столкновению  глубокому и безысходному, - столкновению, которое было главною внутреннею причиной его преждевременной гибели:
  "Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног, но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство" (Письмо к Вяземскому из Пскова, 1826).

После поражения на политическом ( его политические увлечения либералистами (более, чем самой либерализмой) были поверхностны и непродолжительны; впоследствии он искренне каялся в них, как в заблуждениях молодости …)  и затем почти сразу на поэтическом фронте АСП вознамерился сразиться со всем обществом средней русскости на почве публицистики. Он пишет Стансы  (ода, гимн царю-душителю) и Клеветникам России, а затем публично заявляет о досаде, что восставших поляком слишком медленно усмиряют… Если до этого на него с 1826 (года сговора с властью полновластного) вешали ярлык «шпиона правительства», то теперь от него отвернулись даже близкие люди (Вяземский etc), назвавшие это стихи  шинельными .... 

Поэт-человек и общественный теперь деятель опять не был понят и двигался с ускорением к суицидальному кризису экзистенциала …

Его метатемой становится  Смерть…. Пришла пора… Пора, мой брат, пора...

Цена человеческой мудрости испытывается на отношении к смерти. Мудрец Пушкин и в теме смерти остался мудрецом и притом высшей пробы. Этот ужас обыкновенной русской жизни русский поэт преодолевает не брезгливым презрением (как Гёте) и не желчной иронией (как Байрон), - а все тою же светлою мудростью светлой печали, вдохновением без восторга, непобедимым весельем эпикурейца:
  Так, полдень мой настал, и нужно
Мне в том сознаться, вижу я.
Но, так и быть, простимся дружно,
О, юность легкая моя!
Благодарю за наслажденья,
За грусть, за милые мученья,
За шум, за бури, за пиры,
За все, за все твои дары,
Благодарю тебя. Тобою
Среди тревог и в тишине
Я насладился... и вполне, -
Довольно! С ясною душою
Пускаюсь ныне в новый путь
От жизни прошлой отдохнуть.
Поэт готов:  говорит о смерти спокойно, как люди, близкие к природе:
 "Прав судьбы закон. Все благо: бдения и сна приходит час определенный. Благословен и день забот, благословен и тьмы приход".   

 "Я много думаю о смерти", признается он Смирновой. Об этом же говорится в одном из лучших его стихотворений:
  День каждый, каждую годину
Привык я думой провожать,
Грядущей смерти годовщину
Меж них стараясь угадать.
 
 Постоянная дума о смерти не оставляет в сердце его горечи, не нарушает ясности его души:
  Пируйте же, пока еще мы тут,
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет,
Судьба глядит; мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему
..........................................
Покамест упивайтесь ею,
Сей легкой жизнию друзья!..
 
 Он не жертвует для смерти ничем живым. Он любит красоту, и сама смерть пленяет его "красою тихою, блистающей смиренно", как осени "унылая пора, очей очарованье". Он любит молодость, и молодость для него торжествует над смертью:
  Здравствуй, племя
Младое, незнакомое... Не я
Увижу твой могучий, поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь...
Он любит славу, и слава не кажется ему суетной даже перед безмолвием вечности:
  Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал,
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить.
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.
Он любит родную землю:
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать.

   Он любит страдания, и в этом его любовь к жизни достигает последнего предела:

  Но не хочу, о други, умирать:
  Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.

Среди скорбящих, бьющих себя в грудь, проклинающих, дрожащих перед смертью, как будто из другого мира доносится божественное дыхание пушкинского героизма и веселия:

  И пусть у гробового входа
  Младая будет жизнь играть
  И равнодушная природа
  Красою вечною сиять.
 
Итого:
Пушкина убила русскость - русская действительность русского социума средних русских

(по ст. Мережковского «Пушкин», Мудрость Пушкина и Пушкин с нами)