Меж двух миров 24

Глава 24

К концу лета у меня уже был солидный фонд картин для персональной выставки, как в стиле сюр, так и обычных пейзажей, ради натуры которых мы с Олимпией объездили Гатчину, Павловск и Петергоф. Несколько реалистичных марин удалось продать, и на эти деньги я купил для нашей помолвки колечко с бриллиантом. Олимпия в свою очередь очаровала бойкого журналиста из газеты «Русский инвалид», из тех передовых людей, которым было в кайф все новое, небывалое и даже скандальное.

Осенью выставка состоялась в помещении студии и собрала столько народу, что негде было протолкнуться. А между газетами «Русский инвалид» и «Петербургскими ведомостями» даже возникла небольшая война мнений западников и почвенников. Почвенники из питерских «Ведомостей» меня ругали, а «Русский инвалид», как это ни странно (кто бы мог подумать!), хвалил и утверждал, что это «русский прорыв в трансцендентное пространство многомерной реальности…»

Этот пассаж засел в голове журналиста – молодой парень, но с большими патриотическими бакенбардами – после моей с ним беседы в зале выставки.

Умело раздуваемый скандал с эпатажными картинами возбудил среду творческой интеллигенции и художественной богемы, Пошли слухи, что немцы засылают своих художников- престидижитаторов, которые своими странными картинами пытаются свести с ума русских людей.

Наконец выставку посетил сам Григорий Распутин. Его сопровождали три женщины фанатического вида. Старец (хотя на вид лет пятидесяти) одет был по-простому, как и подобает представителю народа, который хоть и поднялся их грязи в князи, однако не стремится пролезть в чуждые ему сословия. Бородатый, с черными маслянистыми волосами, длинными руками, неспешной походкой обошел он зал с полотнами, потом спросил: «Кто сальватор* сих картин?»

Я подошел и представился старцу: «Вольдемар Колосов, из семьи военных». Распутин уставил на меня свои черные глаза, глубоко посаженные в череп. Да, это был магический, колдовской взгляд, выдержать который не всякому дано. Что скрывать, живет во мне некоторое суеверие насчет сглаза и потому я выработал привычку при таких случаях расфокусировать свой взгляд. Эта была пассивная защита, но она частично ослабляла внешнее гипнотическое воздействие.

Однако со старцем это не сработало, своим взором он проник в мой мозг и наверняка узнал много обо мне и моем мире. Я чувствовал это вторжение как холодный острый клинок вскрыл крышку раковины. Наконец, Распутин произнес: «Пошто народ смущаешь богопротивными парсунами?»

Я хотел ответить, но язык мой словно усох. Да и не нужны были старцу мои оправдания. Григорий сказал спокойно и вместе с тем грозно: «Изыди в преисподнюю, откель выполз».

Меня мороз по коже продрал. Старец повернулся и скорым шагом покинул зал вместе со своими присными. Последняя из уходящих его дам плюнула в картину. Ладно, хоть не сорвала.

- Что же теперь будет? – с тревогой спросила меня Олимпия.

Стоявший с нами доброжелательный наш журналист, которого звали Карл, ответил за меня: - Этот мужик олицетворяет мистическое подсознание русского глубинного народа. Любимец Матушки-Императрицы принесет вам известность большую, нежели все газетчики Санкт-Петербурга. Готовьтесь, возглавит новую партию. Как вы там говорите, сюрреализма?

Под эту головокружительную шумиху состоялась наша с Олимпией помолвка, а потом и свадьба. По моей просьбе, венчание проходило в скромной церкви на окраине. На церемонии присутствовал дядя Корнелий во всем блеске военного мундира. Он смирился с выбором своей любимой племянницы и обеспечил ей хорошее приданое, в том числе и золотые кольца. Когда наши имена и фамилию записывал дьяк в церковную книгу, встал вопрос для меня совершенно неожиданный.

- Согласно нашему русскому обычаю, - торжественно произнес дядюшка, - близкий родственник, то есть я, должны дать невесте новое имя. И поелику ты, Олимпия, одержала победу, нарекаю тебя новым именем Виктория! Виват, Виктория!

Я ощутил, что земля у меня уходит из-под ног.

---------------------

сальватор* - творец

Продолжение следует Глава 25  http://proza.ru/2022/05/15/1587