По ту сторону света... Глава первая

            
                За порогом иная жизнь...

               

     Муж опять явился домой под утро. Хмуро глянул на Оксану, которая встревоженно отметила его осунувшееся лицо и согбенную, словно мгновенно лишившуюся стержня спину...

     -- Нечего на меня так смотреть, -- раздражённо ответил на её безмолвный вопрос. -- Не нашёл я денег. Съезжать придётся с квартиры. И вообще, езжай-ка ты к родителям на время, пока я буду искать работу. Что тебе здесь торчать? Только проблемы создаёшь...

     Оксана сжалась под этим потухшим и каким-то безжизненным взглядом. Словно на неё смотрел мертвец из потустороннего мира.

     -- Витя, но  как же? Ведь мы же с тобой муж и жена. Как я тебя брошу?-- она чувствовала, что ещё мгновение, и с трудом сдерживаемые рыдания вырвутся наружу, показывая её страх, растерянность, её слабость и непонимание ситуации...

     -- Связался я с тобой на свою голову. Знал же, что не надо было заводить семью. Теперь вот думай, что делать. Хватит хныкать. Слезами делу не поможешь. -- Виктор  намеренно говорил с женой грубо и отстранённо, торопливо  прошёл в комнату, плюхнулся на продавленное кресло, обхватил голову руками, как-то заторможенно и безотчётно закачался всем телом из стороны в сторону, потом поднял глаза на Оксану:

    -- Влип я по самое немогу. Приятель бывший, другом назывался, уговорил взять кредит  на моё имя, большой кредит. Обещал за это мне соответственно процент отстегнуть. Я, дурак, поверил ему. А он с деньгами скрылся. А сейчас меня ищут кредиторы... А тут ты... Богом прошу, уезжай куда-нибудь подальше, спрячься там. Что тебе за мои грехи расплачиваться? А я без тебя как-нибудь выкручусь... Мне будет легче скрыться, отлежаться в глухом  месте где-то...

    -- Витя, я не брошу тебя. Я ведь твоя жена. Нам надо вместе выкарабкиваться из этой ситуации...

    -- Ты что, дура? -- муж вскочил с кресла, забегал по комнате, в еле сдерживаемом гневе сжимая и разжимая пальцы рук. -- Какой вместе? Да они тебя у меня на глазах будут живьём резать, пытать, чтобы я сообщил, где деньги и где этот подонок-приятель. Он-то решил, что сбежал за границу и спрятался. Найдут его и там. Я ведь молчать не буду. Но мне от этого не легче. Я всё равно уже мертвец. Они от меня не отстанут. Но ты, ты должна исчезнуть, испариться... Мне всё одно конец известен, не хочу только видеть, как они тебя истязать будут. Прошу, беги. Вот деньги...

      Виктор кинулся к старому хозяйскому серванту, выдернул ящик, сорвал с его дна прикреплённый скотчем конверт:

      -- Тут совсем немного, но доехать к родителям и пожить у них, пока не определишься, хватит, а там спрячешься где-нибудь в дальней деревне. Время выиграешь. Меня, думаю, они к тому времени уже найдут и от тебя, надеюсь, отстанут...

     Оксана бросилась к мужу, прижалась к нему, с ужасом понимая, что он не шутит, что он всё решил, и возврата к былому нет. Но как страшно было оторваться от него, того, кто был её защитой на протяжении целого года их совместной жизни, кто спас её, неопытную и любопытную простушку от падения в безнравственную и развратную пропасть бытия городской молодёжной среды.

     Мгновенно вспомнилось, как она после окончания школы приехала в этот город, чтобы поступить учиться в колледж. Профессию не выбирала, пошла туда, где было в общежитии место почти бесплатное, да возможность хоть раз в день нормально поесть в учебной столовой.
 
     Отец её давно на инвалидности. Когда-то был передовым трактористом в хозяйстве, занимал в молодости первые места на всех районных, да в большинстве своём и областных соревнованиях, но потом надорвался на тяжёлой, без отдыха, работе на нового собственника бывшего колхоза,  получил профессиональное заболевание и мизерную пенсию, на которую не мог прожить даже сам, не говоря уже о помощи детям. В отличие от многих не спился, но тихо угасал, потому что денег на дорогостоящие лекарства не было... Мама, в своё время по призыву комсомола после окончания школы из районного города пришедшая на деревенскую ферму, стала дояркой, добивалась высоких надоев, о ней писали в районной и областной прессе... А потом грянули проклятые 90-е. И всё рассеялось как дым. Хорошо, что старших брата и сестру успели отправить учиться в областной центр. У них теперь свои семьи, и они, как могут, выживают в этой бесконечной гонке за право ухватить птицу-счастье за роскошный хвост.

      Оксанка родилась  к концу девяностых, родители уже и не ждали больше детей. Но не отказались, все свои силы направили на  её воспитание, надеялись дать образование, как и старшим. Мама, хоть и пора было на пенсию, с великим трудом устроилась техничкой в школу. Всё какие-никакие деньги на жизнь зарабатывала. Держала корову, продавала молоко дачникам, всё лето горбатилась вместе с Оксанкой на огороде, выращивая овощи не только для себя и старших детей, а и на продажу. Тем и перебивались. Потом грянула оптимизация образования, школу закрыли. Иссяк и тот мизерный источник поступления денег, что давала работа техничкой. Остались лишь две пенсии, на которые и предстояло выживать...

    Первые месяцы учёбы в большом городе для деревенской девочки, до тех пор в областном центре бывавшей разве что раз в год, показались чудом. Правда, в общежитии она никак не могла наладить отношения с соседками по комнате. Те, то жаловались на неё, будто она берёт без спросу их вещи, и взамен забирали себе её наиболее приличные, которыми поделилась с ней её старшая сестра, и что дарила на значимые праздники крёстная. Доказать, что она не брала чужое, Оксана не могла, а на её робкие попытки призвать к их совести и вернуть её вещи, обе соседки в один голос твердили, что это она у них  украла и ещё на них наговаривает. Откуда у этой деревенской нищенки такие вещи? Вскоре постельное бельё, подаренное крёстной, уже красовалось на их кроватях. Любой её уход вечером из комнаты завершался запертыми изнутри дверями и издевательскими насмешками соседок. Обращения к коменданше ни к чему хорошему не привели. Та любила, когда студентки после выходных привозили ей разносолов домашних, а порой и копейку какую-никакую совали в карман. Оксана всё это знала, и подружка, ну, как подружка, так, приятельница из одной с ней группы, у которой Оксана скрывалась и ночевала порой, когда не пускали в комнату, советовала "подсластить" коменданшу. Только где взять на это денег? Она видела, что родители уже не в силах работать больше, а из своих пенсий отдавали ей всё, что могли, перебиваясь копейками на хлеб и своими заготовками. Просить у них большего Оксана не могла. Пошла бы работать, да возраст не позволял. Везде требовались работники старше восемнадцати лет. А ей едва семнадцать исполнилось.

     Вечерами она стала до того времени, когда закроется общежитие, бродить по городу. Иногда ходила по центральным улицам вместе с одногруппницами. Те тусовались с юнцами из других колледжей в основном в городском саду на берегу пруда, демонстративно курили, правда, выпивали всё же в укромных местах, подальше от свидетелей. Оксана ещё в школе насмотрелась на вечернюю гульбу молодёжи и уже там попробовала вкус сигарет и энергетиков. Не хотелось казаться белой вороной в общей чёрной стае. Но там это было своего рода вызовом, демонстрацией того, что она такая же как все. А здесь, в чужом и опасном городе ей было страшно и одиноко. И она понимала, что если оступится, то никто ей руку помощи не подаст. Наоборот, каждый постарается пнуть и загнать в болото, оговорить и подставить вместо себя, случись что.
 
     А случиться могло всякое. Это были юноши и девушки из низов того общества, которое на словах декларировало равенство, а на деле каждый прорвавшийся наверх к бюджетной кормушке, стремился как можно скорее хапнуть от госпирога, и к этому же приучал своих отпрысков. Ценились рвачество, хамство, умение  подставить конкурента, оговорить и засадить потенциального соперника. А на словах декларация свободы предпринимательства и равные возможности для всех. Кто был покруче, покупали на ворованные деньги собственность за рубежом. Хоть где, только не в России, потому что властьимущие уже определили страну на растерзание транскорпорациям, а население на тотальное уничтожение. И при каждом удобном случае властьимущие стремились не только унизить тех, кто внизу, но и обобрать до нитки, потому что считали, что они достойнее какой-то нищей толпы внизу, почему-то требующей к себе уважения, достойной зарплаты. Но вырвавшиеся вверх считали себя элитой общества, родившейся с золотой ложкой во рту, которой всё в этом мире позволено. И потому откровенно говорили в глаза своим голодным согражданам, что те не вписались в новый строй, что хозяевам проще пригласить на рабочие места гастарбайтеров из других стран, чем платить местным, которые требуют какой-то там справедливости. О чём это? Какой справедливости хотят эти нищие? В мире есть одна  справедливость -- только для избранных...

    Это сознавали даже подростки и пока могли, стремились ухватить себе кусочек жизни послаще за счёт сверстников, оказавшихся более наивными и потому более честными. Среди молодёжи усиленно пропагандировались суицидальные настроения, продвигалось аморальное на взгляд общества поведение, превозносились все виды однополых отношений и во главе всего стояли наркотики. Снабжали ими подростков как раз детки крутых родителей, таким образом развивая  свой собственный криминальный бизнес. Похваляясь пачками денег, взятых у мам с папами, уверяли, что столько можно заработать на продвижении наркоты, что употребление её в современном мире --  это креативно и круто. Втягивали легковерных в работу по закладке пакетиков в укромных уголках города,  исподволь подсаживали и их на наркотики. И те довольно скоро деградировали, превращались в наркоманов, готовых на всё ради дозы... Ну, своих деток богатые родители, если что, мгновенно откупали в правоохранительных органах, срочно отправляли учиться за рубеж, где уже были запасные аэродромы в виде купленных имений или, на худой конец, квартир, а вместо них под суд и на нары отправлялись подставляемые ими "шестёрки" из числа тусующейся в парке молодёжи.

    Оксана обо всём этом знала ещё по школе. Девчонка была неглупая и умела сложить что к чему. Но тут, одна в городе, где не к кому голову преклонить, вдруг стала опасаться, что однажды и её вот так же обведут вокруг пальца и втянут в это наркодерьмо и как и некоторых из знакомых по тусовке по подставе крутых воротил, которые сбросят и ей в карман пакетик с "синтетикой", повяжут на распространении отравы и упекут на нары...

     ...И потому чудесным и нежданным переломом в своей судьбе она считала встречу с Виктором. Тот как-то вечером оказался на городской тусовке в кругу сверстников из университета. Волонтёром он не был, но посчитал возможным поддержать друзей, когда те решили "покошмарить"  распространителей наркоты, ошивавшихся не только тут, но и в их универе.

    На этой тусовке он и встретил Оксану. Она показалась ему раненым птенцом, который пытается удрать от охотящейся за ним кошки, но та пока просто играет, то выпуская из лап добычу, то впивая в тельце птахи смертоносные когти...

     И эта её девчоночья бравада, эта улыбка, скрывающая страх и затаённое горе, вдруг как острой иглой пронзили его сердце. Он подумал, что  сможет хотя бы одну из этих тусующихся простушек оградить от уготованной им судьбы.

     И Виктор просто взял девчонку за руку и увёл с тусовки. А потом они долго бродили по городу, разговаривали о себе и о том, что их волнует, неожиданно поняли, что пропустили время закрытия общежития. Оксана просто констатировала эту ситуацию. Идти в свою комнату она не хотела, знала, что опять придётся унижаться под дверью, прося впустить. А из комнаты будут раздаваться глумливые советы, где ей следует провести ночь... Уж лучше завтра предстать перед классной и заместителем директора по воспитательной работе и объяснять, почему не пришла ночевать. Об этом она не жалела, обидно было только, что опять выдернут мать из деревни, опять лишние траты на дорогу...

     А потом Виктор предложил переехать жить к нему, он снимал квартиру. Не бог весть что, но, по крайней мере, там не будет её соседок. Правда, пришлось просить приехать мать, которая вполне спокойно приняла решение дочери жить с молодым человеком и выписала её из общежития. А спустя некоторе время Оксана с Витей расписались, как только ей исполнилось восемнадцать.

   По примеру друзей мужа она пошла работать с волонтёрами. Неожиданно для себя. Но там было  интересно. Там она чувствовала себя нужной обществу, нужной людям...

    И вот эта её благополучная полоса жизни резко оборвалась. Её не страшила будущая неустроенность. Убивало осознание того, что огромная беда свалилась на голову Виктора, к которому она неожиданно крепко привязалась и полюбила, и теперь она с ужасом понимала, что возможно, они с ним больше не встретятся в этой жизни. И она ничем ему не сможет помочь. И даже разделить с ним вместе смерть не сможет, потому что это будет для него ещё одна  боль, а она не хотела ему добавлять страданий...



     Домой поехала не автобусом, что было привычнее, а на электричке. Это было дольше, но давало возможность побыть наедине со своими мыслями и переживаниями, подумать, как подготовить родителей к известию, что ей пришлось бросить учёбу, что придётся скрываться, пока Витя не решит своих проблем. Она почему-то была уверена, что он сумеет убедить кредиторов в своей невиновности. А до этого времени надо потерпеть, спрятаться, чтобы не навредить мужу. У мамы была троюродная бездетная тётка, которая жила чуть в стороне от железнодорожной ветки в глухой деревне. Была нелюдима и никого не привечала, но в детстве Оксану несколько раз оставляла у себя на лето. Может быть к ней пока податься?

     Размышления её прервал звонок телефона. Она от неожиданности вздрогнула и глянула на дисплей. Звонила мама.

      -- Алё, мам, я еду домой, скоро буду.

      -- Оксанка, не смей, не приезжай. Здесь какие-то люди тебя ждут... Милая, уезжай подальше, о нас не беспок... -- вдруг послышался какой-то то ли вскрик, то ли всхлип. И Оксана всё поняла. Она тут же вытащила симкарту и бросила в окно электрички. За стеклом мелькали стройные стволы сосен, увенчанные тёмнозелёными шапками крон. Скоро должен быть полустанок, на котором эта электричка останавливается. И надо выходить. Это далеко от деревеньки, где живёт троюродная бабушка Феня. Но Оксана знала дорогу через лес, раньше с мамой ездили в эти места по грибы. Она надеялась, что не заблудится.

     ... Но она заблудилась. Солнце скрылось за набежавшими тучками, в сосновом бору сразу потемнело, зашумели верхушки деревьев, заскрипели под напором ветра стволы сосен. И вся окружающая её атмосфера наполнилась каким-то угрожающим гулом.
 
    Оксана была не из пугливых, но переживания последних часов  здорово подкосили её уверенность в своих силах. Она забралась в яму  под корнями свалившейся недавно огромной сосны. В тёмной глубине, скрываемой искривлёнными корнями, так беззащитно торчащими над песчаной поверхностью земли, она свернулась клубочком и затихла. События последнего времени отняли все силы. Она привалилась к толстому корню, который пока ещё был жив и потому не давал возможности сосне рухнуть окончательно, и на короткое время забылась даже не в полусне, а скорее в какой-то прострации.

     Из этого состояния вывели её мужские голоса, глухо раздающиеся в этом участке леса. Она испугалась. Вжалась в песчаную стенку ямы, словно надеялась слиться с ней.

     Почти над головой прозвучал грубый мат проходивших мимо мужчин. Из их разговора она поняла, что эти люди ищут её. Один убеждал другого, что без собаки здесь не обойтись. Недавняя буря повалила довольно много деревьев, так что впереди много мест, где можно легко спрятаться от чужих глаз. Другой резко оборвал говорившего:

     -- Ищи давай, шеф тебе покажет поисковую собаку. Он приказал сегодня же доставить девчонку.

     -- Да куда она отсюда денется. На опушке стоят наши. Давайте скорее в деревню, пока она от бабки не рванула куда. Будет она здесь прятаться, когда рядом деревня и тепло...-- прервал их третий голос.

      Голоса затихли. Оксана поняла, что ни вперёд, ни назад ей дороги нет. А завтра её преследователи однозначно придут с собакой и её найдут... Но зачем она им? Она же ничего не знает...

     Ужас положения, безвыходность ситуации. Тупик, из которого нет никакого пути...

     Девушка в какой-то момент опять впала в прострацию. Она просто не знала, что ей делать, как быть. Потом животная жажда жизни переборола ступор в сознании. Оксана не была религиозна, как и большинство её ровесников. В детстве её крестили, но это было своего рода данью традиции. Вроде бы все русские люди должны быть православными, а потому должны пройти таинство крещения. И она вдруг подумала: а может быть Бог действительно существует. И если она к нему обратится, он её услышит? Потому что другого выхода у неё не было.

     -- Боже, ты же всевидящий и всезнающий. Направь меня на путь праведный, обереги от беды меня и мужа моего Витю. Ведь, я же чувствую, мы не рабы, как учат нас, а дети твои. Неужели ты позволишь лишить жизни нас? Да, возможно мы наделали много неправедных дел, наверно, мы грешны в чём-то. Но почему нас должны лишить жизни из чьей-то прихоти и за преступления других? За что ты нас наказываешь?...

     Она ещё что-то говорила внутри себя, сумбурно и горячо доказывая кому-то невидимому и неосязаемому, что нет за ней и мужем никаких страшных прегрешений. Просила помощи и совета, потому что больше обратиться не к кому. Слёзы лились из глаз, спазм сжал горло. Она боялась вслух даже всхлипнуть. Её трясло от охватившего её сознание ужаса и безысходности. Потому что ответа от того, к кому обращалась, не было. Да она и не надеялась на ответ. Это был просто зов в бесконечность Вселенной, глас умирающего, уже знающего о своём конце и не надеющегося на помощь.

    Она не заметила, как сознание отключилось. Был ли это сон или обморок, Оксана не знала. И сколько пробыла в таком состоянии, не ведала. Пробуждение было внезапным и сюрреалистичным. У неё в мозгу прозвучал рёв, чем-то похожий на львиный, как она себе его представляла. И этот рёв складывался в звуки, подобные речи. И хотя она не понимала всю эту какафонию звуков, в мозгу у неё сложилась из них мозаика букв, которые она смогла прочитать. И они означали вопрос: чем я могу помочь тебе?

     Девушка открыла глаза и сразу закрыла их руками. Потому что картина была не для слабонервных. У соседней сосны стоял олень. Ну, она определила его как оленя. На ногах копыта, на голове рога. Вот только стоял он странно -- на двух задних ногах, причём одна закинута накрест на другую. А передней ногой облокотился о ствол дерева и упёр другую переднюю ногу себе в бок. Кто-нибудь видел стоящую так фигуру животного? По крайней мере, Оксана подобного в своей жизни не встречала.

     Вдруг олень закинул голову вверх, так что рога доставали до шкуры на спине, и опять затрубил, изобразив рёв дикого зверя. И в мозгу у неё отпечалались слова: почему не отвечаешь?

     Тут уж девушка мгновенно уверовала, что сошла с ума. Не может же быть этого наяву. Даже во сне такого не приснится, потому что во сне проявляется то, что видишь в жизни. А она никогда бы такого себе не придумала. Между тем олень опустился на все четыре ноги, почесал задней себе за ухом и медленно пошёл куда-то вдаль за деревья. У Оксаны сердце ухнуло в пятки. В лесу уже были сумерки, ещё несколько минут -- и тьма поглотит свет. Остаться одной в этом заколдованном лесу было страшно, но и выбраться из леса -- значит попасть в лапы бандитам, которые, она считала, там её стерегут. В этих условиях даже страшный и непонятный олень был для неё более безопасен и давал надежду на спокойствие. Ведь он ничего ей не сделал.

    -- Олень, ты куда? А как же я? Мне страшно, --  как-то по-детски наивно позвала она  уходящего, забыв на мгновение, что голос  выдаст её укрытие бандитам.

     -- Я здесь, -- тут же отозвался кто-то невидимый, имитируя тембр её голоса и интонации. -- Не бойся, я не причиню тебе вреда, поговори со мной, мне надо смодулировать речь, чтобы я мог говорить с тобой...

    -- Ты кто? Ты где? -- страх жаркой волной окатил её с ног до макушки, даже волосы на голове зашевелились. Оксана вжалась в осыпающийся грунт под корнями.

    -- Успокойся, не бойся, я тот, кого ты позвала. Я пришёл тебе помочь...

    -- Ты Бог?

    -- Бог? Кто это?
 
    -- Ну, у него ещё много имён. Он Вседержитель, Аллах, Яхве, Ваал, Кетцалькоатль, Аматерасу, Даждьбог, Велес, Тарх... У него много имён, -- блеснула Оксана познаниями, почерпнутыми в прежние годы, когда ещё увлекалась чтением, и эти имена божеств отпечатались в памяти.

    -- Прости, я их не знаю. Меня зовут Акай. Я здесь, на этой планете недавно. Мне надо найти подходящее тело, чтобы воплотиться в местного жителя. Хотел найти кого-нибудь, кто готов расстаться с телесной оболочкой. И тут услышал твой призыв. Тебе плохо, но ты не готова расстаться с жизнью. Ты страшишься этого. Я помогу тебе. Не уходи с этого места. Жди меня...

     Звуки его голоса растворились в шуме деревьев. И опять только скрип сосен, трущихся друг о друга под порывами ветра, да дробь дятла где-то в вышине... И опрокинувшееся над головой звёздное небо, чёрной мерцающей чашей накрывшее и сосновый лес, и весь мир, простирающийся за его пределами... И непонятные шорохи вокруг и голоса зверей, проснувшихся для ночной охоты...



    ...Темноту величественного старинного кабинета с огромными дубовыми шкафами, полными фолиантов прежних веков, разрывал только круг жёлтого света над письменным столом с массивным малахитовым  прибором для письма и белеющей стопкой бумаги.

     Сидевший за столом старик иссохшейся лапкой, чья кожа вполне была сравнима с кожей фолиантов за стёклами шкафов, небрежно подвинул лист бумаги  сидевшему напротив моложавому собеседнику.
 
    -- Всё, что расскажешь сейчас, изложишь на бумаге. Слушаю тебя.

    -- Ваше темнейшество...

    -- Оставим для низших членов ложи эти обращения. -- Старик взметнул высохшую лапку в притворном отрицании. Но собеседник не упустил из поля зрения мгновенно вспыхнувший огонёк удовольствия в глазах, провалившихся под обтянутый бурой старческой кожей, испещрённой тёмными пятнами, напоминающими тлен, череп...

    Верховный Магистр древней ложи мудрецов, кажется, переживший все доступные разуму сроки жизни, так и не уступал своего места и звания более молодым и сильным. Цеплялся за любую возможность протянуть нить своей жизни как можно дольше, раз уж не получалось остаться бессмертным.

    -- Слушаю...

    Собеседник, младший по возрасту, но не менее хитрый и изворотливый, о чём знали оба, а потому явный соперник старика, пока ещё не  заявивший свои права на звание Верховного, почтительно склонил голову:

     -- Астрономы извещали нас о проникновении через заграждения неопознанного объекта. Небесное тело невелико, и его можно было бы принять за обычный астероид... Но траектория движения наводит на мысль о его искусственном происхождении...

     Старик откинулся в кресле, его голова скрылась во тьме за кругом света.

    -- Выводы?

    -- Вполне вероятно, прибыли контролёры Абсолюта. Этого мы и боялись...

    -- Мы? -- усмехнулся старик. -- Вы, но не я. Я сменил трижды тела местных аборигенов, пока там не обращали внимания на эту  систему. Надо было создать свою империю, неподвластную этим идеалистам. Но они, видимо, что-то поняли. Провалилась экспансия двух планетных систем на окраине звёздного мира. Их строители наступают на тьму Хаоса, перекрывают наши способы связи с родственными сущностями, отсекают требуемые нам потоки энергии. Всё труднее переправлять запасы материи из этого мира в наш... Но мы отвлеклись. Что ещё известно?

     -- Души аборигенов в копях обеих планет бунтуют. Отказываются работать. Закрываются в  энергетический кокон и взрываются. Поступление душ из внешнего мира прекращается. Нам приходится идти на любые ухищрения, чтобы сокращать численность жителей Геи. Многие приходящие в эту действительность новые жители не получают души от Абсолюта. Кто-то остаётся на уровне животного, для других, на данный момент необходимых для нашего дела, приходится жертвовать души своих из Рая, но беда в том, что они  не получили необходимых знаний из Абсолюта, и продвижения в познании и развитии мира уже некоторое время нет...

     -- Это посвящённым известно, в этом мы просчитались, продолжай...

     -- Но ведь именно в этом и заключался наш проект колонизации этой планетной системы -- захват природных ресурсов и трудовой силы, низведение населения до уровня животных, способных без рассуждений выполнять лишь трудоёмкие работы, а когда прогресс пошёл в гору, уничтожение лишних работников и замена их машинами. Но пока не получается создание искусственного интеллекта... Да, мы просчитались в главном: слишком уверовали в свои возможности, понадеялись, что наши души, находясь в Раю, смогут возродиться и превратиться в силу, насыщенную знаниями Мироздания. А они превращаются в деградирующих животных со всеми присущими тем низменными наклонностями и инстинктами... А возвращать из Ада души тех, кого мы решили наказать, бессмысленно. Опять возрождать протест против нашей власти, своими руками... Нет, пусть гниют  в копях на Второй и рудниках Первой планеты.
 
     -- Что ещё ты хотел сообщить? -- старик поморщился, и было непонятно, то ли ему неудобно в кресле, то ли неприятны слова собеседника.

     -- Достоверно известно, что прибывший объект побывал на оборотной стороне Селены...

     -- Вход в станцию слежения, насколько мне известно, уничтожен?

     -- Да, ваше темнейшество. Вся начинка станции уничтожена полностью. Потому объект на короткое время стал спутником Геи, но затем скрылся на орбите за Селеной. Достать его там при нашем уровне развития не получится. Придётся ждать прихода Тёмной планеты. Она сейчас на подходе, но недостаточно близко, чтобы оказать помощь. Что прикажете?

     -- Наши верные соратники должны усилить работу по контролю за населением Геи. Где возможно, развязать военные конфликты, где есть засланные или купленные агенты, поднимать восстания. Дестабилизировать всю планету, начать тотальное уничтожение неподвластных нам сущностей. Когда на кону  жизнь нашей цивилизации, не до сантиментов. Если прибывшие действительно контролёры, то вскоре жди кураторов, а потом чистильщиков... Ты понимаешь, чем это нам грозит... Иди...

     Старик взмахнул своей рукой--лапкой мумии, в свете лампы показавшейся собеседнику потусторонним образом неземного существа.

     Юхнов, октябрь 2019 г.