Дмитрий Донской Гл. 5-7

Глава 5
 Золотая Орда
    Более десяти лет в Орде хаос и бесправие; дворцовые перевороты и убийства сменяющих друг друга претендентов на сарайский престол стали привычными и уже перестали волновать людей. Видно, Вечное Синее Небо отвернулось от народа. Лень и праздная жизнь, пренебрежение к предкам, преклонение перед серебром и златом, а также многие другие грехи, в том числе и смертные, стали обычными явлениями.
    В свое время хан Узбек счел принятие ислама в качестве государственной религии выходом для пресечения падения нравов в Орде. Несмотря на почтительное отношение к православному духовенству, Узбек не считал христианство приемлемой верой для своих подданных, хотя в Сарае осуществляли службу православные епископы. В исламе хан увидел силу, способную удержать его народ в строгости!
    В пользу принятия ислама Узбека склоняла и высокая культура Востока тех времен. Он был человеком образованным: знал поэзию Фирдоуси, Омара Хаяма, труды Ибн-Сины. Особый интерес хан проявлял к культуре волжских булгар, ещё в X веке принявших веру пророка Мухаммада. Работы поэтов и ученых Великого Булгара хан Узбек весьма почитал.
    Всё это вместе взятое, безусловно, подталкивало правителя Золотой Орды к выбору ислама в качестве государственной религии.  Не сумел лишь увидеть Узбек начинающегося кризиса исламской цивилизации, расцвет которой пришёлся на X – XII века, когда европейцы пребывали во мраке средневекового застоя. Но XIII - XIV века стали началом эпохи возрождения христианского мира! Волевое решение правителя только ухудшило ситуацию. Был нарушен один из основных законов «Великой Ясы» Чингисхана, дававшей равные права всем подданным империи независимо от способов выражения веры в Единого  Бога Небесного .
    Изменение принципов веротерпимости повлекли изменения в государственном устройстве: на службу уже привлекали людей не по деловым качествам, а исходя из религиозной или этнической принадлежности. Не согласные с такими порядками бежали из Орды.
     Свод законов «Великая Яса» был жёстоким, но вместе с тем и достаточно демократичным по отношению ко всем подданным империи. Вот только правители со временем меняли законы в свою пользу: уже не казнили за предательство и трусость; если в империи Чингисхана воровство, взяточничество и казнокрадство каралось смертью, то ко времени описываемых событий эти явления стали обычными в Золотой Орде. На подарки золотоордынским мурзам  и их жёнам у русских князей уходило не меньше средств, чем на выплату ежегодной дани!
    Нравственное, моральное и политическое разложение Орды были очевидными, и дух победителей вытеснялся интересами алчных предателей, стремившихся к собственному благополучию и процветанию, забывших о чести и достоинстве. Народ перестал верить в справедливость, а продажные блюстители закона породили сомнения в необходимости законопослушания. Люди видели: те, кто нарушает законы, живут легко, беззаботно в красивых домах и владеют табунами прекрасных коней!
    В лихие годы замятни, что началась в Орде после убийства в 1359 году хана Джанибека, грабежи стали обычным явлением. Практически прекратилась торговля по берегам Волги: охранять судоходство было некому. Отделились булгары казанские и уже печатали собственную монету. Серкиз-бек самовластно правил в мордовских землях. Ордынские мурзы по собственной воле совершали набеги на соседей, в том числе и на русские княжества. Как дерево с обрубленными корнями увядала Орда; всё меньше поступало налогов из провинций. Опустела казна, не на что стало содержать армию и чиновников. Да и могло ли быть иначе там, где сыновья убивают своих отцов и оскверняют их могилы?!
       Улус Джучи разделился на несколько практически самостоятельных княжеств и ханств. Столица некогда могущественной Орды, Сарай–Берке, также пришла в упадок.  Люди не просто утратил веру в правителей – не было даже самих правителей, которые бы продержались у власти более одного – двух лет. В 1371 году результате очередного переворота хана Хаджи-Черкеса изгнали в Астрахань, и правителем была провозглашена вдова правившего ранее хана Азиз-шейха - ханша Тулунбек-ханум.
    Ей, ещё молодой красивой женщине, нельзя было дать более тридцати лет. Кроме редкой красоты, наградил её Аллах острым умом и волей, противостоять которой могли немногие мужчины. С тех пор как она обосновалась в ханском дворце, вдоль всего земляного вала со рвом, окружавшим дворец с прекрасным садом, была выставлена многочисленная стража. Мудрая ханша не доверяла окружению, в том числе и мурзам, с помощью которых взошла на престол. Она понимала, при удобном случае царедворцы с легкостью предадут её ради собственной выгоды. А это значит – необходима сила, способная держать в узде алчных мурз и чиновников!
    Жестокие времена с бесконечными войнами и попытками растащить могущественную некогда империю на мелкие улусы требовали огромной армии с достойными военачальниками. Женщина не могла командовать войсками, и потому ей был необходим достойный человек, на которого можно опереться. Таким человеком стал бек Булат! Он влюблён в неё, хотя и скрывал от окружающих свои чувства. Она же знала, что молодой темник готов исполнить любое её приказание, и ей было приятно осознавать это. Но правительница Тулунбек-ханум не могла ответить взаимностью простому темнику! Их отношениям не суждено перейти определённую грань... 
    Невысокого роста молодой бек, казалось, ничем особенным не отличался. Но широкие плечи и крепкие руки свидетельствовали о его силе, а лицо с правильными чертами, аккуратными рыжими усами и короткой бородкой указывало на врождённое благородство и достоинство. В речах и манерах темник сдержан и не стремился, подобно пустым и мелким личностям, блистать, подчёркивая свою значимость.  Делами он добился признания: в свои неполные тридцать стал командиром десяти тысяч воинов!       
    В первый день воцарения Тулунбек в Сарае, во все ордынские провинции были разосланы грамоты, в которых извещалось о правительнице Сарая, а также содержалось предложение «стать на путь чистосердечия, дружбы и покорности». Из улусов получили ответы со словами признательности и «пожеланиями процветания и благополучия»… Они, в сущности, кроме обычной дипломатической учтивости, никого ни к чему не обязывали. По законам Золотой Орды, правители улусов обязаны были незамедлительно прибыть в Сарай для подтверждения ярлыка на правление. Но за истекшие три месяца Сарай посетили предводители менее половины улусов.  А гонец, вернувшийся из ставки Мамая, сообщил, что тот разорвал в клочья ханскую грамоту и разразился бранью в адрес Тулунбек-ханум с угрозами захватить Сарай и уничтожить всех её сторонников!
     Положение осложнялось тем, что формально Мамай до сих пор оставался беклярибеком (бек над беками) Золотой Орды, а это давало ему законное право быть выше других беков и даже выше везиря. Кроме того, беклярибек – это должность наместника хана, и на фоне непрерывно меняющихся правителей Орды любой марионеточный «хан», провозглашённый Мамаем, давал ему право распоряжаться государственными делами от имени «хана». По законам Орды, беклярибек мог именем хана управлять армией, вести переговоры с иностранными государствами и осуществлять высшие судебные функции.     Таким был Абдулла-хан, которого Мамай в 1370 году «уволил» (или убил…), провозгласив «ханом» Мухаммед-Бюлека и теперь распоряжался от его имени.
***
    На заседании Великого Дивана  Тулунбек-ханум решила внести предложение об избрании нового беклярибека, чтобы лишить Мамая его формального титула. Хотя и до этого новые правители Орды делали тоже, ни разу это не удавалось сделать легитимно, так как не было представителей от всех ордынских провинций. Многие отказывались прибыть в Сарай, показывая свою независимость. Самое главное, переизбрание беклярибека могло произойти в присутствие хотя бы трех из четырех улусбеков  Улуса Джучи!  Правительнице уже сообщили, что и сегодня в Сарай прибыли лишь правители небольших близлежащих улусов, в то время как дальние ответили вежливыми, и не совсем, отказами.  Из улусбеков присутствовал сарайский Айбек-хан. Таким образом, не было даже двух из четырёх улусбеков империи. Тем не менее следовало избрать нового беклярибека и лишить Мамая его титула. Причём беклярибеком должен стать никто иной, как бек Булат! Слишком большие права давало это звание в Орде...
    Началось заседание. Тулунбек-ханум восседала на троне в строгом бархатном халате тёмно-синего цвета, вышитом золотом с двумя рядами жемчужных пуговиц. На лицо опускалась чёрная прозрачная вуаль, которая лишь подчёркивала её красоту .  Справа от Тулунбек её дети: царевич Абдул, которому уже исполнилось пятнадцать, и десятилетняя Айсулу. Далее по кругу справа и слева на небольших возвышениях, устланных мягкими коврами и подушками, расположились везирь, беки, шейхи, имамы, кадии, шериф и представители купечества. Кроме высшего мусульманского духовенства, присутствовал и глава сарайского православного епископата. После недолгой молитвы и многих славословий с пожеланиями процветания и благополучия Тулунбек-ханум, председатель Великого Дивана попросил её милостиво известить уважаемых присутствующих о делах Орды и проблемах, которые предстоит сегодня обсудить… 
    Тулунбек поздравила всех с окончанием Великого поста, праздником Ураз-байрам и перешла к делам.
    - Нет необходимости говорить о том, сколь трудные времена переживаем мы сегодня, - начала она. – Улус Джучи из-за неуемных стремлений некоторых правителей властвовать в провинциях, не подчиняясь Сараю, привели к беспорядкам и ослаблению государства. Нам предстоит решить множество проблем в управлении и текущих делах; в первую очередь, необходимо лишить эмира Мамая возможности называть себя первым среди беков.  Мы должны избрать беклярибека! Да и может ли называть себя беклярибеком тот, кто не подчиняется решениям Великого Дивана?! – сделала акцент на последней фразе Тулунбек.
    - Конечно, нет! – чуть не хором ответили многие присутствующие.
    Хотя были и те, что промолчали, а некоторые с иронией переговаривались между собой, зная, кого ханша намерена объявить беклярибеком.
    - Может ли называться беклярибеком тот, кто самовластно провозглашает «ханами» малолетних детей, полностью зависящих от него?! Именно так поступает Мамай, пользуясь своим положением! - гневно продолжила Тулунбек.   
    - Нет, не может! – был ответ присутствующих.
    - А может ли быть беклярибеком Великой Орды человек, который кормится из рук кафинских христиан? – вновь задала вопрос она. - Те мечтают подчинить себе земли, которым наши предки принесли благополучие и спокойствие!
    - Конечно, нет! – с воодушевлением кричали придворные.
    Тулунбек-ханум была женщиной умной и хорошо знала царедворцев: ей приходилось принимать участие в заседаниях Великого Дивана и в прошлом, будучи женой хана Азиз-шейха. Она понимала: чем больше получит положительных ответов на свои вопросы от присутствующих, тем легче будет получить утвердительный ответ и на главный, интересующий её вопрос. Ханша прекрасно знала, что большинство членов Дивана меньше всего занимают государственные проблемы. Они руководствуются личной выгодой. Мало кто из них, используя своё высокое положение, отказывался от взяток и подношений. 
    Значительная часть присутствующих вообще не понимала, о чём идёт речь, но, улыбаясь, согласно кивали головами, когда требовалось. Эту публику нетрудно склонить как в ту, так и в другую сторону…
    Были и такие, кто заранее не согласен с любым решением, независимо от обсуждаемой проблемы – «несогласные». Этих тоже редко волнует истинное значение обсуждаемого дела. Их вполне устраивает своим «несогласием» быть в центре внимания! Вначале они могли гневно осудить, осмеять, отвергнуть предлагаемое, но, в конце концов, так же убедительно его принять...
    И, наконец, были те, кто считает, что только им дано решать государственные дела, и всячески стремятся ограничить власть правителя. С ними надо быть осторожнее. Они могли повернуть мнение Дивана в любую сторону!
    «Надо изменить состав Дивана в пользу людей, большинство которых будут голосовать за любое моё решение», - под впечатлением единодушного «нет», подумала Тулунбек.   
    Вслух же продолжила:
 – Я предлагаю лишить Мамая поста беклярибека Улуса Джучи и отстранить от командования крымской тьмой.
    - Истинно так, несравненная Тулунбек-ханум, - послышались голоса. – Среди твоих военачальников много других, более достойных мужей и мы готовы к избранию нового беклярибека.
    Глава Великого Дивана спросил:
    - Кто должен стать первым среди уважаемых беков?
   В зале наступила тишина, прерываемая редкими покашливаниями. Все напряженно смотрели на Тулунбек-ханум.
     - Беклярибеком предлагаю избрать бека Булата, - громко объявила она. – Он опытный воин и решительный человек. Считаю, ему под силу восстановить нашу власть в Крымском улусе!
    Тулунбек была почти уверенна, что сумела склонить членов Дивана в пользу принятия предложенной кандидатуры….
    И здесь произошло неожиданное. Зал загудел от многочисленных голосов, что слились в базарный шум с выкриками самых громкоголосых. Она попыталась заставить возмущённых замолчать, но никто уже не слышал её… Тулунбек посмотрела на Булата в надежде, что тот что-то предпримет. Но Булат, побледнев, лишь презрительно смотрел на присутствующих, не обращая внимания на неё. Этот гордый потомок степных воинов был далёк от придворных хитросплетений и не считал нужным склонять на свою сторону членов Дивана. А те, в свою очередь, не могли простить ему его независимость, считая высокомерным и неучтивым. Бек Булат олицетворял угрозу, которая надвигалась из восточных степей и холодной Сибири. Ведь он был воином Синей Орды, сохранившим волю и боевой дух предков в отличие от изнеженных, развращённых беков Белой Орды. 
    В столице Орды всё чаще стали появляться «варвары» из просторов центра Азии и Сибири. Они заметно отличались от обитателей Белой Орды. Большинство из них по-прежнему верили в Дух Вечного Синего Неба, в их числе и Булат. Мужественные люди несли угрозу тем, кто легко менял принципы в зависимости от ситуации и всегда знал, где, когда и как поступить, руководствуясь личными интересами…
    Тулунбек обратила внимание на четверых членов Дивана, сидевших недалеко от трона. Они, посмеиваясь, переговаривались между собой. Это могущественный улусбек Айбек-хан (он сам мог претендовать на любой пост в Орде), везир Абдаллах, бек Мурат и шериф Бейдал –  уважаемые люди, голоса которых стоили всех остальных. От них больше, чем от Тулунбек-ханум, зависело, какие решения будут приняты Диваном. Особенно неприятен был Айбек-хан. В его иронии всегда скрывались двусмысленность и двуличие, свойственные шутникам…   
   Она поняла: «Беклярибеком может быть избран Айбек-хан и они это знали заранее!».
    Но Тулунбек не привыкла уступать, потому резко встала и подняла руку!
    Присутствующие замолчали, обратив, наконец, внимание на правительницу.
    - Я понимаю, что не вправе требовать от уважаемых членов Великого Дивана немедленного решения, - громко объявила Тулунбек. – Уже поздно, поэтому перенесём обсуждение этого вопроса. Теперь же займёмся более приятным. Прикажите внести яства! Ведь сегодня закончился Великий пост!
    Многие облегчённо вздохнули: обсуждать острые проблемы, а тем более, принимать серьёзные решения нравилось далеко не всем.  Тулунбек поняла и другое: «Истинная власть принадлежит тем, кто её дал, и у меня нет пока сил и средств, что-либо изменить»!
    И никто ни за что не отвечает! Такова сегодня Орда...
       
Глава 6
 Кафа
    Поздней крымской ночью на рейде Кафы  стало генуэзское торговое судно.  Это был один из многочисленных купеческих парусников, десятками швартовавшихся у городского причала. Кафа - первый пункт на скифской земле, куда отец Борджио прибыл, выполняя поручение его святейшества. Уже более года минуло со дня последней встречи с первосвященником, и только теперь он получил разрешение на исполнение замыслов скончавшегося Урбана V.    Ему предстояла великая миссия: предотвратить угрозу вторжения, которая с древних времен исходила из скифских земель, а ныне вновь начинала просматриваться.
     Но глядя на мерцающие звёзды южного неба, не хотелось думать о предстоящих делах. Ночная тишина, изредка прерываемая ударами корабельных колоколов с проходящих судов, навевала мысли, далёкие от политики.  Суетность бытия казалась ничтожной в сравнении с бесконечностью звёздных далей. После многих дней нелегкого путешествия, особенно тягостного днем, когда спасаться от нещадно палящего солнца приходилось в каюте, отец Борджио сделал для себя открытие. Он понял причину идеализации луны и ночных звезд в восточных странах: «Живя в условиях изнуряющей жары, человек мечтает о ночной прохладе, которая ассоциируется у многих с луной и звездным небом.  Северные народы почитают Солнце, которого им не хватает долгими суровыми зимами. На юге - луна и звезды притягивают и служат источником вдохновения!»   
    Незаметно мысли посланника всё же перетекли в нужное русло: «Если южане будут спать ночью, а днем в жаре пытаться работать, то их производительность будет незначительной в сравнении с таковой у людей, живущих в умеренном климате.  Работать же ночью гораздо сложнее: требуются затраты на освещение и прочее. Это означает, что, пока южане не придумают спасения от жары, они обречены на отставание в развитие производства и всего остального, что с ним связано. Интересно будет посмотреть, у кого в Скифии лучшие условия для жизни. Кому Господь даёт возможность для совершенствования и развития…». 
    Утром парусник пришвартовался к причалу, и команда занялась обычной таможенной суетой. Отец Борджио, сопровождаемый единственным помощником, монахом   Фабиоле, отправился в резиденцию консула.  Но прежде папский посланник решил осмотреть город, чтобы иметь собственное представление о месте пребывания, а потому, отправив багаж, он решил  Генуэзское торговое судно XIV в.  (Xlegio)
прогуляться.
    В середине XIII века крымское побережье облюбовали переселенцы из Генуи. За небольшую плату приобретя у ордынского наместника Оран-Тимура прибрежную полосу крымской земли, они обязались платить пошлину за ввоз и вывоз товаров из города. Со временем построили порт и крепость недалеко от того места, где была старая Феодосия, назвав свою колонию Кафой.
     Кафа стала основным перевалочным пункт на Великом Шёлковом пути из Китая в Европу.   В 1322 году папа Иоанн XXII даровал крепости официальный статус города, и в сравнительно короткое время он стала оплотом итальянских колоний в Причерноморье. Обновлённые крепостные стены высотою до 12 метров окружали территорию города площадью около 17 га.  Длина оборонительной стены вокруг Кафы составляла около 5 000 метров. Менее защищённым было побережье, где укрепления располагались лишь напротив главного причала у Морских ворот, откуда могли грозить корабли неприятеля.   Но угроза с моря казалась мало вероятной, поэтому основное внимание в сооружении укреплений уделялось защите от нападений с суши.
    Новые крепостные стены уже дважды оказались неприступными для войск Орды и доказали своё инженерное великолепие.   Но жилые кварталы не помещались внутри крепостных укреплений и строились далеко за ними, что вызвало необходимость создания новых защитных линий, строительство которых шло полным ходом.  Вне крепости, за пределами Карантинного холма, располагались многочисленные ремесленные и жилые кварталы, называемые «бургами». Сообщению с ними в западной части города, вблизи порта, служили крепостные ворота.
    Борджио отметил, что городские сооружения Кафы мало отличались от таковых в Италии; лишь преобладание чужеземной речи и разнообразие в одеждах свидетельствовало о том, что это не итальянский город.  Не менее трети жителей составляли армяне, имевшие свой епископат, в ведении которого находились несколько храмов и монастырь. Жили здесь греки, итальянцы, евреи, русские, черкесы… Всего не менее 70 000 человек.      
    Другой особенностью Кафы, на которую обратил внимание посланник, было множество больших и малых башенных укреплений. Каждая башня имела своё название и неповторимую архитектуру. На одной из них, названной «Башня Криско» , красовались  редкие в те времена  даже в Италии башенные часы  с колоколом.
     Осмотрев часовую башню, путники отправились в западную часть города. Вновь пройдя мимо портовых сооружений, мелких лавочек торговцев, мастерских и харчевен, они очутились на большом рынке. Он начинал заполняться продавцами и первыми покупателями. От рынка открывалась дорога на Солхат – административный центр Крымского улуса Золотой Орды, где находилась основная ставка крымского темника Мамая. 
    Изрядно утомившись, они наконец прибыли к резиденции консула в центре цитадели.  Хотя Кафа управлялась Большим и Малым выборными Советами, чиновный аппарат города возглавлял консул, назначаемый в Генуе. Он фактически и являлся главою Кафы и «всего Чёрного моря», как любили говорить генуэзцы. Среди красивых каменных домов города с многочисленными фонтанами, христианскими храмами и мусульманскими мечетями консульский замок-дворец выделялся необыкновенным великолепием и роскошью. На цоколе дворца гордо развевался флаг генуэзской республики - серебряный крест от края и до края щита на червонном поле. Сам дворец украшали геральдические щиты, мраморные скульптуры античных героев, а также многочисленные гербы консулов, дожей, римских императоров.
    Резиденция консула охранялась несколькими стражниками. Начальник охраны, увидев свиток с печатью его преосвященства, почтительно поклонился и попросил подождать, пока он доложит консулу о прибытии папского легата.
     Вскоре легата пригласили в большой приемный зал дворца, где на видном месте были выставлены символы власти - меч и скипетр. Внутренние помещения украшали мраморные бюсты, скульптуры, а также восточные ковры, рыцарские доспехи, венецианские зеркала и картины итальянских художников. Джакомо Спиноле встретил посланника весьма радушно: спросил о здоровье его святейшества и о столичных новостях, представил епископа Кафы, заранее предупреждённого о прибытии легата.
    Посланник сразу перешёл к сути дела, ради которого прибыл; дал понять, что речь пойдёт скорее о политике, нежели о делах церковных, и обращался преимущественно к консулу, а не епископу.
    - Кто такой Мамай, что в его силах и что ему нужно? - кратко изложил вопросы Борджио.
    Джакомо Спиноле, безусловно, ожидал эти вопросы. Обстановка в Орде ему хорошо знакома. 
    - Устойчивой власти в Орде сегодня нет, - уверенно и неторопливо начал консул. -  Мамай желает занять трон, но прав на него не имеет. Он не из рода чингизидов. С другой стороны, иных достойных претендентов на власть нет. Благодаря нашей поддержке эмир Мамай стал наиболее влиятельным правителем в Орде: он достаточно умён, храбр и решителен. Имеет внушительное войско, а многие русские герцоги признают его главенство и получают ярлык на правление в своих владениях из его рук.
    - Да, мне известно об амбициях этого человека! Он, вероятно, обладает многими качествами, достойными правителя. И очень хорошо, что Мамай нуждается в поддержке, благодаря чему мы можем надеяться на привлечение народов Скифии к европейской цивилизации, - согласился посланник. - Возможно ли, что бы и он стал христианином? – обратился он уже к епископу.
     ¬- Формально Мамай придерживается магометанской веры, - ответил епископ. - После того как татарский император Узбек силой оружия обращал своих подданных в ислам там не могло быть по-другому, - продолжил он, - но мы работаем с ним и его семьёй. По существу, Мамай скорее язычник, чем магометанин, и его убеждения не поддаются какому-то определению.   
    - С какой целью ярлык на Владимирский престол дан тверскому герцогу Михаилу? – вновь обратился посланник к консулу. - Ведь тверское княжество не обладает и малой частью военной силы московского герцога. Даже в союзе со своим родственником, великим герцогом литовским Ольгердом, он вряд ли способен одолеть московитов в прямом противостоянии. Вы уверены, что в союзе с Мамаем Михаил Тверской сумеет подчинить Москову? – спросил Борджио. – Как нам известно, за спиной Дмитрия Московского стоят многие русские князья. Вряд ли они допустят до власти литовцев в Москве. Не лучше ли вести переговоры с Дмитрием? 
    Консул немало удивился столь основательному знанию политической обстановки в Скифии прибывшим папским посланником и даже не пытался что-либо возразить.
    Епископ был иного мнения…
    - Но, - с нескрываемой обидой и раздражением возразил епископ, - Московией управляет старый схизматик Алексий, и бояре находятся под его властью! А сам Дмитрий и ныне остаётся марионеткой в руках митрополита с боярами. Разве есть у нас выбор?!
    -  Выбор есть всегда, ваше преосвященство! - жёстко парировал посланник. - А митрополит Алексий не вечен. Поэтому нам нужны союзники в самой Москве. Есть много недовольных всевластием Алексия, порядками, существующими в Москве. Я хочу встретиться с эмиром Мамаем, и как можно скорее! – вновь обратился отец Борджио к консулу.
    - Но он не в Солхате, а в своей летней ставке на Дону. Путь туда не близкий.  Хорошо бы сначала подготовиться к путешествию и предупредить Мамая о встрече.
    - Лучше сделать это немедля!  Я отправлюсь завтра. А сегодня хотел бы ещё встретиться с уважаемыми людьми города, заинтересованными в делах северных земель. Очень вас прошу, сеньор Спиноле, пригласить их вечером в достойное место, где бы мы могли обсудить наши возможности. Сейчас же не стану более отнимать ваше время, - добавил посланник.
    Поднявшись с кресла, он дал понять, что получил ответы на свои вопросы.
    - Ну что вы, отец Борджио!  Я несказанно рад встрече с вами и приложу все усилия для помощи Святой Церкви. Это общее дело и все мы заинтересованы в том, чтобы дела в Скифии развивались благоприятно для нас, - попрощался консул. 
    Епископ приказал служке проводить посланника и его спутника в гостевые покои монастыря, чтобы те смогли привести себя в порядок и отдохнуть до вечера.

Глава 7
 Посольство великого князя в ставку Мамая
    К северу от Черного и Азовского морей, в Крыму и ногайских степях, вплоть до Рязани, на земле Дешт-и-Кыпчак , правит  могущественный Мамай. До захвата Бердибеком власти в Сарае  он командовал туменом   в Крыму.   Хан Бердибек весьма уважал эмира Мамая и, выдав за него свою дочь, предоставил ему высший государственный пост   беклярибека. Уже тогда Мамай стал лелеять мечту о полной власти в Орде, не являясь чингизидом, но будучи мужем дочери хана! Низвержение Бердибека нарушило планы   Мамая, но ничуть не остановило в стремлении стать полновластным правителем Орды. В 1362 году ему фактически удалось захватить власть, посадив на сарайский престол марионеточного хана Абдуллу. Но через несколько месяцев беклярибек вынужден был вместе с Абдуллой бежать из ордынской столицы в Крым…
    В Крымских степях под охраной верных ему воинов Мамай чувствовал себя в безопасности. Вот только преданность воинов и их начальников нуждалась в материальной подпитке, на которую, не имея реальной власти в Орде, не мог рассчитывать ордынский темник. Если бы не поддержка западных финансистов, генуэзских купцов в Крыму, Мамай не смог бы долго властвовать и в Крымской Орде. За помощь расплачивался с ростовщиками тем, что имел, -  плодородными крымскими землями. Опираясь на ссужаемые деньги, Мамай расширил владения и захватил кубанские земли. Резиденция темника находилась в Солхате, а летняя ставка - на берегах Дона. Попытки же обосноваться в столице Золотой Орды неизменно заканчивались изгнанием его очередными претендентами на ханский престол.   
***
    В начале лета 1371 года в ставку Мамая направилось многочисленное посольство великого князя Дмитрия Ивановича. Как ни тяжёло было митрополиту Алексию отправлять молодого князя на поклон к Мамаю, иного выхода он не видел, так как тверской князь Михаил добился там ярлыка на княжение в Великое княжество Владимирское. Хотя и грош цена была ярлыку Мамая, но в Сарае некому распоряжаться ордынскими делами. Сегодня там и вовсе правила женщина… Ей не до Москвы! А посему, решено заключить соглашение с Мамаем и получить ярлык из его рук. 
    С посольством отправились большие бояре московские: Вельяминов Тимофей Васильевич с племянником Иваном – сыном московского тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова; Данило Феофанович Бяконтов из знатного рода Бяконтовых-Плещеевых. На Совете бояре решили, что надобно во главе посольства ставить такого человека, который сумеет склонить Мамая на сторону Москвы. Но сделает это с умом… Бяконтов казался таким человеком. Ему отец Алексий поручил вести переговоры как наиболее уравновешенному и рассудительному боярину. Бяконтову митрополит мог доверить государственное дело ещё и как своему ближайшему родственнику. 
    Митрополит Алексий, хорошо зная силу и слабость человеческой души, понимал, что Мамая просить нельзя, и уж тем более – открыто перечить! Люди вроде него не терпят возражений; все решают по своему разумению и ревностно относятся к тем, кто противоречие имеет и открыто его высказывает. Потому и оговорено было, что не стоит открыто излагать просьбу: отобрать уже выданный князю Михаилу ярлык, а следует подвести мысли темника к выгодному для Москвы решению. Но это должно быть его, Мамая, решение! Он должен почувствовать выгоду от выдачи ярлыка великому князю Дмитрию Ивановичу, для чего посольству не скупиться на обещания и подкреплять их богатыми дарами. А ещё прежде одарить наиболее влиятельных мамаевых сановников и их жён, что способны сформировать мнение в пользу Москвы.
     Среди посольских бояр также были: Михайло Акинфович, два брата Кобылины - Семён Жеребец и сведущий уже в посольских делах Фёдор Андреевич Кошка. Немало шло людей духовного и купеческого звания; не менее двух сотен холопов, поваров, а также многие конные воины. Без охраны теперь опасно, так как бесчисленные банды гуляли в степи в поисках наживы. Не раз приближались к ним ордынские всадники, но не решались напасть. 
    Бог миловал, и посольство благополучно прибыло в ставку. Большая часть его разбилась лагерем, не входя в городище. Здесь встретил их глава московского двора при ставке с помощниками. Дмитрий Иванович с боярами и ближайшими слугами отправились в русский квартал, где давно всё приготовлено для отдыха после трудной дороги. 
   Это был не город и не кочевье в собственном смысле этого слова, скорее нечто среднее между ними. Жилые дома вперемежку с кочевыми юртами создавали странное ощущение чего-то временного и неустойчивого. Тем не менее довольно широкие улицы разделяли городище на районы, в которых обитал по сословным, либо национальным признакам самый разный народ.     Многоязычные людские голоса, перекрываемые конским ржанием и рёвом верблюдов, сливались в непрестанный гул над ставкой…
    Увиденное произвело на молодого князя Дмитрия весьма тягостное впечатление. Он хорошо помнил поездку с митрополитом Алексием за ярлыком в Сарай в начале ордынской «замятни». Там перед ними предстал большой красивый город с дворцами, фонтанами и добротными домами. Тот город создавал впечатление успеха и могущества Орды. Убогость же ставки вновь разбудили сомнения в правильности решения посольства к Мамаю.   
    Заметив душевное смятение князя, боярин Иван Фёдорович, как бы обращаясь ко всем, весело прокричал:
    - Вот ведь как люди могут жить!  Благо, что нам тут только своё дело сделать и обратно в красоту московскую вернуться! Хотя человек ко всему привыкает, но всё же лучше привыкать к хорошему…
    Пытаясь приподнять настроение князя, боярин, пожалуй, только ухудшил его, разбудив воспоминания о доме, о жене.
    Посольство, сопровождаемое любопытными взглядами окружающих, добралось до русского двора, где его обитатели встретили прибывших хлебом и солью. Тотчас всех проводили в новые бани, там посланники сняли одежды, с великим удовольствием смыв пот и дорожную пыль.  Вскоре распаренные, расслабленные путники, прочтя молитву, расселись за большим столом с яствами.
    Во главе на резном стуле с высокой спинкой венецианской работы расположился великий князь Дмитрий Иванович. Справа от него -  Данило Феофанович Бяконтов, а за ним Тимофей Васильевич Вельяминов. Не сильно доволен своим местом Тимофей Вельяминов, но и он сегодня смирился с главенством рассудительного Данилы Феофановича. Слева от великого князя - глава русского двора в ставке; а далее, справа и слева, остальные прибывшие, согласно званиям и заслугам…
    Фёдор Кошка сразу по прибытии отправился к знакомым фрязинам, чтобы узнать последние новости в ставке. Новости оказались важными! Одновременно с московским посольством из Рима к Мамаю прибыл папский легат и уже принят им. О чём велись переговоры, доподлинно сказать никто не смог, но на встречу с римским посланником приглашался представитель Литвы. Немало озадаченный слухами, Фёдор направился в армянский квартал, где жил купец Левон Арташес. «Уж он точно в курсе событий, творящихся в ставке»! – решил Фёдор.
    Левон встретил Фёдора тепло и радушно. Он, конечно же, знал о прибытии московского посольства и, кроме своих торговых интересов к московским купцам, сам горел желанием узнать, с чем оно прибыло к Мамаю.
    Есть тип людей, что на лету воспринимают до мельчайших подробностей, увиденное и сказанное окружающими, держат это в голове. Им до всего есть дело, независимо от того, какое отношение события имеют к ним самим.  Таким был Левон Арташес. С ним и говорить легко, так как умел купец располагать к себе искренней открытостью и интересом к собеседнику.
    - Исенмесез, кадерле дус Фёдор! Сезне куреуме бик шат ! – привествовал он боярина по-татарски.
    Фёдор также ответил по-татарски, помня, что купец не очень хорошо знал русский язык. 
    В уютной гостиной с прекрасными напитками и острыми восточными блюдами они продолжили беседу.
     - Люди, бывавшие в Москве, говорят, что вы, уважаемый Фёдор Андреевич, стали большим человеком у великого князя. Я рад тому, что вас по достоинству ценят и уважают!
    - Пустое всё. Я лишь исполняю небольшие поручения Дмитрия Ивановича в Орде, - сдержанно ответил Кошка. 
    - Ну, не скромничайте, Фёдор Андреевич!  Всем известно, что вы являетесь княжеским посланником в Орде и для меня великая честь принять вас в своём действительно скромном доме.
    - Это вы скромничаете, дорогой Левон, - в свою очередь любезно заметил Фёдор. - Я уже успел отметить, что ваш дом здесь один из лучших!
    - Да что вы! – ответил заметно польщённый хозяин. – Разве есть в ставке приличные дома?! Видели бы вы мой дом в Кафе! Здесь так, небольшое прибежище для торговых дел.
    Обмениваясь взаимными любезностями, собеседники понимали: пора обсудить серьёзные вопросы. Каждый знал, что это не разговор двух старых друзей, которые иногда просто желают увидеть друг друга, вспомнить прошлое и распрощаться до новой встречи. Арташес прекрасно осознавал, что Фёдору необходимо узнать, как можно больше обо всех изменениях в Крыму, происшедших со времён прошлого его пребывания в ставке. А произошло немало…
    Много разных людей посещали темника в Солхате. Особенно зачастили монахи. Тихо и незаметно они внушали мысли о благодати христианской Церкви.  Создавали что-то наподобие школ, куда приглашали детей сановников для игр и обучения грамоте.  Мамай, не будучи правоверным мусульманином, смотрел на это спокойно и не препятствовал их деятельности.  Дети темника общались с монахами, а старшие много знали о Христе.
    - С вашим посольством прибыли торговые люди, - продолжил хозяин, - привезли меха, воск, мёды, кузнечные изделия. Мои приказчики уже начали торг с ними. И нам много есть чего предложить московским гостям: прекрасные вина, соль, ткани, фрукты…
    Фёдор Андреевич, видя, что разговор ни о чём продолжаться может долго, решил перевести беседу на интересующую его тему.    
    - Торговля - дело важное, но вы понимаете, что великий князь с думскими боярами прибыли не для этого!
    - Конечно, уважаемый Фёдор Андреевич! - с удовольствием согласился купец, которому самому надоел пустой разговор.
    Будучи человеком тонким и деликатным, он не решался напрямую задать вопросы о целях визита московского посольства.
     – Я полагаю, ярлык на великое княжение, полученный князем Михаилом, станет главным предметом переговоров, – высказал предположение Левон. 
    - Да, не стану это скрывать, - подтвердил Фёдор. - Всем известно: ярлык Михаилом получен неправедно! Не может он быть великим князем Владимирским при живых прямых потомках Ивана Даниловича!  Владимирское княжение является наследственным правом внуков Калиты, о чём имеется ханская грамота от 1362 года. Мы прибыли сюда, чтобы ещё раз доказать право Дмитрия Ивановича на Владимирский престол! – заметно разгорячился Фёдор Андреевич. 
        - Я понимаю, уважаемый Фёдор Андреевич, - ответил Арташес, – уверен, великий князь Дмитрий имеет право на Владимирский престол! Вот только, - добавил он с сомнением, - у самого Мамая нет права на ордынский престол.  А посему притязания князя Михаила могут ему гораздо ближе Дмитриевых.  Ещё более усугубляет вашу ситуацию факт, что грамота та дана Мюридом, которого Мамай не признавал, а не ханом Абдулой. Трудная вам предстоит миссия!
     - Конечно, трудная! Но мы должны получить ярлык, чтобы не провоцировать Михаила на вооружённое противостояние. Братоубийственная война - последнее дело! - продолжил Фёдор Андреевич. – Поэтому я и пришёл к вам, уважаемый Левон, чтобы знать истинную ситуацию здесь сегодня! Вы лучше других знаете происходящее и можете дать хороший совет, - откровенно польстил он хозяину.
    То ли Арташес был не из людей, кого откровенная лесть может сделать благосклонным к собеседнику, то ли действительно он был не сведущ о делах в ставке. Возможно и то, что не желал он быть откровенным до конца. Впрочем, последнее было наименее вероятным, так как Фёдор Андреевич прекрасно знал о нелюбви Арташеса к выскочке Мамаю, который мало считался с армянской диаспорой в Крыму и вёл дела преимущественно с генуэзцами. Тем не менее мало чего полезного Левон Арташес поведал Фёдору, пообещав лишь непременно связаться с друзьями и сделать всё возможное, чтобы помочь Фёдору Андреевичу, а в его лице - московскому князю.
     Они расстались, договорившись о встрече через пару дней. На прощание, зная слабость купца к красивым вещам, Фёдор подарил ему богатый серебряный кубок, инкрустированный дорогими каменьями.
 
***
    Прибыв в Ставку на берегу Дона, папский легат изложил Мамаю мнение святейшего престола о Москве и предложение заключить союз с Дмитрием.
    Темник был далёк от интересов христианской Церкви, но хорошо знал состояние дел в Москве, в том числе и о влиянии могущественного митрополита Алексия.   Поэтому не верил во что-либо утешительное для папского престола в делах московских.  Умный, сильный и бесстрашный воин с неуемными амбициями, Мамай, видя слабеющую Орду, понимал необходимость твёрдой руки для прекращения распрей и возрождения величия Улуса Джучи.  Он не мог законно претендовать на царский престол, тем не менее сегодня лишь ему под силу восстановление ордынского могущества. «Нужны только средства…  Москва же никуда не денется!» - думал он.
    Знал это и Бениамин Хасдай, что ведал хозяйственными и финансовыми делами Мамая. До своего возвышения Хасдай вёл торговые дела с генуэзцами в Крыму, часто бывал в Италии и хорошо понимал, что власть не может быть сильной без денег. Для притязаний на ордынский престол требовались очень большие деньги! Где их взять? Ведь сегодня прекратился выход из северных княжеств, которые из-за бесконечной смены ордынских правителей не хотели, да и не знали, кому платить дань.  Торговля в Крыму сосредоточилась в руках генуэзских и венецианских купцов: основная прибыль уходила к ним.  Приходилось искать другие возможности…
    Ему, как истинному еврею, бывало спокойно на душе, когда имелось не менее трёх-четырёх вариантов разрешения проблемы. И он их нашёл-таки! Не зря казначей побывал с посольством Мамая в Литве и в Польском королевстве; великому князю Ольгерду, более других заинтересованному в ослаблении Москвы, никогда ранее не удавалось найти союзников в ордынском стане. И вот теперь интересы Мамая и князя Ольгерда совпадали…
    Совпадали они и с интересами польского короля Казимира. Совсем не случайно именно Бениамину Хасдаю темник доверил вести дела в Польше! Король пригласил в страну много уважаемых еврейских семей, которые лучше других умели управлять поместьями польских панов, вести финансовые дела в королевстве. Еврейские ростовщики организовали банковское дело, торговые дома, арендовали корчмы, земли. Одним словом, занялись экономикой королевства, к которой польские паны и мелкая шляхта не имела интереса, а потому с удовольствием нанимали для этого управляющих. Неудивительно, что казначей Мамая легко нашёл общий язык с влиятельными людьми в Польше. С заверениями военной и финансовой поддержки великого князя Ольгерда и польских магнатов Хасдай вернулся в Крым. Он привёз письменные подтверждения союза и просьбу содействовать становлению Михаила Тверского на Владимирском престоле. Это предопределило выдачу ярлыка на великое княжение тверскому князю; небогатые дары Михаила не могли прельстить Мамая. В отношении экономической выгоды Москва несравненно богаче и предпочтительнее Твери…
    Вот почему, когда темнику сообщили о прибытии московского посольства во главе с князем Дмитрием Ивановичем, он лишь усмехнулся, зная наперёд свое решение, и объявил мурзам, чтобы те не торопились и всячески затягивали переговоры. Последние приняли это с большим воодушевлением, так как длительные переговоры сулили получение больших барышей в виде подарков и подношений. А даров, сказывают, московиты привезли множество! 
    Казалось, всё решено и оставалось лишь подождать, когда князь Михаил сядет на Владимирский престол, пусть даже с помощью своего родственника – великого князя Ольгерда. Но вдруг возникли обстоятельства, в корне изменившие течение событий.  В день прибытия московского посольства Мамаю доложили о неожиданном визите папского легата, который просил срочной аудиенции. Темника озадачил столь срочный визит. Отказать посланцу римского папы могущественный Мамай не мог по многим причинам, и встреча состоялась незамедлительно.
     После беседы с легатом он задумался: «До сих пор всё хорошо складывалось, и ждали известий от князя Михаила. Тот заверил, что и без моей военной поддержки займёт Владимирский престол. И вдруг предлагают заключить союз с Москвой!».
    Мамай, как человек основательный и, может быть, чересчур прямолинейный, не любил необдуманных решений. Для того чтобы решение созрело, необходимо понимание происходящих событий, - требовалось время. Тем более не терпел он, когда что-либо навязывают! Но так Богом устроено, что люди подобного склада характера обычно оказываются беззащитными в запутанных политических интригах и хитросплетениях. Могущественный темник интуитивно чувствовал эту свою слабость и в подобных случаях советовался с казначеем, которому доверял больше других.    
    Вот и сейчас он сидел в шатре приёмов, приказав для совета вызвать главного казначея.
    Мамай немолод, несколько грузен телом, но обладал немалой физической силой и ловкостью. За внешней неторопливостью движений скрывалась энергия, готовая в любой момент мобилизоваться на достижение цели. На его бритой голове по древнему обычаю оставлена небольшая прядь волос, заправленная в косичку, означавшая знатность рода. На безбородом лице выделялись висящие книзу усы. Одет неярко, в добротный синий кафтан, опоясанный красным кушаком, за который заткнут великолепный кинжал в золочёных ножнах. Синими были и булгарские сапоги из мягкой кожи.
     Мамай прекрасно знал, насколько в русских княжествах велико влияние Церкви, и возможности союза католического Рима с Москвой воспринимал скептически. Тем не менее слова легата не выходили из головы.  Ранее над этим он сильно не задумывался.   Теперь же, когда в литовских княжествах набирает силу латинство, нельзя исключить подобное развитие событий и в Москве. «Если они захватят Москву, то подомнут под себя весь русский улус, – размышлял Мамай. – Орда сейчас не сможет помешать этому. Нет! Вначале следует утвердиться в Сарае… Не до Москвы сейчас. Пускай христиане пока сами разбираются между собой. Только властью Орды можно заставить и Москву, и Литву, и Тверь с Рязанью беспрекословно подчиняться!».
    Так думал темник и был недалёк от истины. С тех пор как погиб Джанибек, в Орде не нашлось личности, достойной управлять империей.
    Когда Мамаю доложили о прибытии Хасдая, решение у него созрело, но требовалось обсудить некоторые детали. Он уважал казначея за быстроту ума и готовность взяться за любое дело, доверял ему и не считал зазорным спрашивать совета.
     Бениамин вошёл в зал приемов и, сделав несколько шагов, склонился в ожидании. На вид ему чуть более шестидесяти: седой, небольшого роста, полный и, вместе с тем, активный, живой, всегда готовый к действиям. Он хорошо улавливал настроение собеседника и легко подстраивался под него: если собеседник в добром настроении, то и казначей светился улыбкой.  И наоборот, печаль собеседника делала его грустным и озабоченным. Бениамин Хасдай мог, вероятно, стать великим мыслителем или врачевателем, но стал великим казначеем.
    Род Хасдая происходил от правителей  некогда могущественной Хазарии, среди которых Булан Бен-Амин .  Он никогда не забывал своих корней.  Тем не менее, чувствуя себя равным любому нынешнему правителю Орды, никогда и ничем не проявлял пренебрежения к самым, казалось бы, ничтожным по статусу собеседникам. Этот человек оказался полезным во всех делах могущественного темника. До недавнего времени, несмотря на чрезвычайную бережливость Мамая и нелюбовь к роскоши, казна его оставалась пуста и, казалось, неоткуда было её пополнять.  Во многом лишь благодаря казначею удавалось находить средства для содержания многочисленного войска и чиновников, которых требовалось всё больше и больше…
     - Приветствую тебя, Бениамин! Ты знаешь, зачем прибыл папский посланник, и что скажешь на это?
    Казначей видел озабоченность Мамая последними событиями и понимал, что от него требуется. Ведь незадолго до этого он сам склонял правителя к активным действиям против Москвы на стороне Литвы и Твери! Поэтому следует чётко определить замысел латинян и донести его до эмира.
    - Я так понимаю, Великий Повелитель, Рим желает найти своих сторонников в Москве, как это он успешно делает в литовских княжествах. Если у латинян получится, то проблема Церкви во всех северных княжествах может очень скоро решиться в пользу Рима.
    - Как думаешь, - спросил Мамай, – возможно это?
    - Не могу сказать однозначно! – был ответ. – Хотя и очень сомневаюсь, что это действительно возможно. Позволь мне, Великий Повелитель, вначале поговорить с моими друзьями, прибывшими с московским посольством; узнать у них о делах в Москве.  Через короткое время, я думаю, буду готов ответить.
    -  Хорошо! Я не тороплюсь. И узнай, какими дарами они хотят меня удивить. Много ли этих даров? – приказал Мамай на прощание, взмахом руки указав, что беседа окончена.      
    Вечерело, когда Бениамин Хасдай в сопровождении слуги и двух воинов   отправился в расположение посольства московитов за «городом». Лагерь был виден издалека. Множество костров, шатров и повозок свидетельствовали об количестве посланцев московского княжества. Прежде не было здесь столь многочисленного посольства; один вид лагеря внушал уважение и заставлял задуматься о силе и возможностях московского князя!
    По повозкам казначей определил место нахождения купцов, и направился к ним. В первую очередь он хотел увидеть Некомата Сурожанина, с которым был знаком по торговым делам до того, как стал казначеем у Мамая. Узнав, что тот ещё в полдень отбыл в «город» и не возвращался, Бениамин подошёл к купцам, сидевшим у одного из костров. Среди них увидел Дементия Саларёва – уважаемого на Москве человека, коего дед был в дружбе с самим Иваном Калитой. У Бениамина с Дементием давнее знакомство... Тот узнал его и радостно приветствовал.
    Приказав слуге достать из баула греческое вино, казначей предложил сидевшим у костра испробовать выдержанный напиток из винограда с берегов Средиземного моря. За чаркой вина незаметно завязался разговор, в   котором гости стремились как можно больше узнать о жизни в Крыму, вызнать цены на пушнину, рыбу, ткани, лошадей и прочее. Получая исчерпывающую информацию о ценах на товары, которой казначей в силу своей должности владел отменно, они охотно отвечали и на его вопросы.  Таким образом Бениамин узнал, что у московского князя действительно внушительные средства и ради обладания ярлыком на великокняжеский Владимирский престол он сможет дать много. Узнал казначей и то, что далеко не все в Москве согласны с настоящим обращением за ярлыком, не признавая Мамая «царём». О взаимоотношениях с литовским княжеством купцы беседовать не стали, но и какой-либо явной неприязни к Литве московиты не проявляли.
***
    Тем временем в доме кафинского представителя состоялась встреча папского легата с Некоматом; посланник узнал о недовольстве московских купцов чрезмерными пошлинами в казну на торговлю многими товарами. Рассказал ему купец и о противостоянии духовника князя, Митяя, митрополиту Алексию. И то, что митрополит не может воспрепятствовать их общению.   
    «Видать, герцог, несмотря на молодость, весьма упрям и далеко не во всём послушен митрополиту. Это уже хорошо! - подумал Борджио. – Покровителей не любят, и при первой возможности сильный человек стремится избавиться от зависимости. А митрополит Алексий с детских лет опекает Дмитрия…».
    - Кто такой Митяй? – спросил посланник, особенно заинтересовавшись человеком, противостоящим всесильному митрополиту.
    - До недавнего времени он был лишь протопопом в Коломне, где венчал молодого князя Дмитрия Ивановича с Евдокией - дочерью Суздальского князя. С тех пор сумел стать не только духовником князя, но и его печатником, что свидетельствует о полном доверии Дмитрия к Митяю.
   - Чем он мог пленить герцога?
   - Мне сложно ответить на ваш вопрос, монсеньор. Могу только сказать, что отец Митяй нравится многим, кто с ним общался. Он хорошо сложен, обладает внушительным голосом, умеет красиво говорить и весьма силён в грамоте. 
    - В чём его слабость и крепок ли он в вере христовой? – заинтересованно продолжал задавать вопросы посланник.
    Он уже отметил про себя, что Некомат умён и совсем не случайно покойный первосвященник рекомендовал его. 
    - Должен заметить, - продолжил Некомат, - все православные уверены в своей правоте и, не особо задумываясь, чтят Закон Божий. Они не склонны к дискуссиям на тему веры. Верят - и всё!
    - И всё же, в чём слабость отца Митяя?
    - Его слабость в том, что он привык быть первым! Им надо восхищаться, дабы завоевать доверие.
    - Такие люди могут пускаться в сомнительные авантюры, ставя перед собой цели, для достижения которых не имеют возможностей.  Не так ли? – предположил посланник.
    - Именно так, монсеньор!
    - Могу ли я встретиться с Митяем? - неожиданно спросил посланник.
    - Это сделать весьма затруднительно. Церковные правила запрещают православным священникам общаться со служителями римской Церкви.  Следует сильно подумать…
   - Хорошо! Обсудим это позже.  Могу ли я встретиться с теми людьми, которым не по нраву нынешние порядки московские, с теми, кто не желает подчиняться правителям Орды?
   - Это сделаем монсеньор. Таковых немало среди торговых людей, а также и весьма знатных лиц…  Есть даже большие бояре, кто так мыслит, – добавил Некомат, подумав.
   - Кто они? – живо заинтересовался посланник.
   - Ведомо мне от знающих людей, что сам тысяцкий Вельяминов не согласен с митрополитом Алексием, который убеждает князя московского быть в союзе с Ордой.  С посольством прибыл его брат – Тимофей Вельяминов. Но встречаться с ним не следует… - вновь задумался Некомат. - Я не уверен в слухах. Да и вряд ли брат тысяцкого согласится на встречу! Слишком заметен он в посольстве. Лучше сначала мне самому ближе сойтись с Вельяминовыми. Тысяцкий Василий Васильевич уже стар и в силу этого чужд переменам. А вот старший сын его, Иван, человек честолюбивый и горячий. Он надеется, вероятно, наследовать пост тысяцкого после отца. Иван тоже прибыл с посольством.
     «Действительно, умён купец», - вновь про себя отметил Борджио.
     – Я благодарю вас, достопочтенный Некомат, за беседу и во всём полагаюсь на ваш опыт и знания. Рад был познакомиться лично и теперь понимаю, почему о вас столь хорошего мнения в Риме. С теми, с кем следует встретиться, мы будем беседовать в доме уважаемого дона Чьерози –  винного торговца. Узнайте, где он проживает, и договоритесь о встрече.
***
    Долгие три месяца продолжалось пребывание посольства в Ставке. За это время не единожды московские послы встречались с мамаевыми мурзами, их женами, казначеем Хасдаем. И сам Дмитрий Иванович имел беседы с Мамаем.  Шёл непрерывный торг с раздачей многочисленных подарков и взаимных обязательств. В конечном итоге всё произошло, как и ожидалось. Был заключен союз с Москвою, подтверждённый выдачей ярлыка князю Дмитрию Ивановичу на великое княжение Владимирское. Мнение великого литовского князя Ольгерда, обида князя Михаила Александровича уже не имели значения. Союзу с Москвой придавалась особая важность, что свидетельствовало о возросшей её силе. Самое главное, что так нужно было тем, кто готов давать деньги для осуществления замыслов Мамая. 
     Могущественный темник круто изменил политику в отношении Московского княжества: Мамай понял, Москва не позволит тверскому князю сесть на Владимирский престол. А заставить её сделать это сил у него пока недостаточно. Поэтому согласие Москвы на признание главенства Мамая в Орде и обязательства уплаты ежегодной дани в размере 5 000 рублей серебром стало предпочтительнее всех прежних договорённостей с тверским князем.  Кроме того, Дмитрий выплатил ещё 10 000 рублей за сына Михаила Тверского, который оказался заложником у Мамая. Это была огромная сумма! Дмитрий Иванович надеялся, что такой шаг доброй воли позволит наладить отношения с Тверью.
     За время столь длительного нахождения московского посольства в ставке Мамая папскому легату, не без помощи Некомата, удалось встретиться с некоторыми людьми из окружения князя и московскими купцами. По возвращению посольства в Москву там очень многие были рады союзу с Мамаем в надежде, что с этим союзом наступит замиренье с Литвой, которая, в сущности, была частью русского мира. Надеялись, что и Тверь станет ближе к Москве, прекратив свою тяжбу с Дмитрием Ивановичем. Простой народ хотел мира и спокойной жизни…