Аxis mundi или Ось мира Валерия Макаровича Кимеева

Наверное, он мог бы сам ответить на мои вопросы: за что безрассудно любил свою работу? Чем его так очаровал наш Кузбасс, что он – учёный с мировым именем – так и не уехал в столицу? Чем, наконец, привлекательны проблемы этногенеза и этнической истории Южной Сибири и Монголии, изучению которых он посвятил всего себя?

Теперь этого уже никогда не удастся сделать. И придётся самому докапываться до сути.

Конечно, я знал, что в Кемерове живёт и работает такой замечательный человек, большой учёный, с которым надо обязательно познакомиться не шапочно, как это было, а ближе. Ближе, чтобы понять, узнать, оценить – при жизни. А ведь меня звали: «Поедем на Томскую Писаницу – там сегодня Кимеев будет рассказывать о своей экспозиции в музее-заповеднике…» Или: «Давай отправимся в Тюльберский городок к Валерию Макарычу…»

Сейчас уже поговорить не получится… Поистине: «лицом к лицу лица не увидать…» Остаётся позавидовать, что многим моим коллегам-журналистам повезло больше.

– Более ста научных трудов и книг вышли из-под его пера и некоторые есть у меня, – грустно хвалится бывший телерепортёр ГТРК «Кузбасс», а ныне – жительница Новосибирска Люба Иванова. – Не будучи историком, тем не менее могу оценить его мысль, излагаемую понятным и увлекательным языком.

Для неё Валерий Макарович по-прежнему жив как собеседник, с которым можно погрузиться в странствия мысли по весьма удалённым от нас эпохам.

«Можно было бы назвать его капитаном машины времени, – фантазирует она. – Но с уточнением, что эпохи далёкие он способен приблизить до уровня руки касания. До возникновения понимания, что они живые и мы – их продолжение. Жизнь – долгая и краткая – досталась Кимееву. Долгая по делам, краткая по тому, что он ещё мог бы... впрочем, он всё отдал нам, что мог!»

                I.

Валерий Макарович Кимеев – советский и российский историк, этнограф, музеевед, специалист по истории и культуре тюркоязычного населения Кузнецкого Алатау и Притомья, Сибири и Монголии, доктор исторических наук, профессор кафедры археологии Кемеровского государственного университета, автор многочисленных работ по истории и этнографии Притомья и Горной Шории, создатель нового направления в российском музееведении – экомузеологии, целью которого является сохранения культуры аборигенов в естественной природной и социальной среде.

Он родился 21 октября 1952 года в селе Устюжанино Ленинск-Кузнецкого района Кемеровской области.

Давно замечено, что у подавляющего большинства нормальных людей любовь к родине возникает с детства. Простой деревенский мальчишка, он с удовольствием учился в обычной школе, любил бывать со сверстниками на природе, ходить в лес и на реку, жечь костры, собирать грибы и ловить рыбу.

После окончания восьми классов, в 1967-м, по совету взрослых, Валера поступил в Ленинск-Кузнецкий горный техникум. Когда получил аттестат о полном среднем образовании и диплом горного техника – электромеханика, даже три месяца поработал на одной из шахт Кузбасса подземным горным мастером.

В 1971-м его призвали на срочную армейскую службу, которую проходил в морской авиации Тихоокеанского флота. Также окончил офицерские курсы, и ему присвоили звание младшего лейтенанта.

Из рядов Советской армии на «гражданку» Кимеев вернулся с другими мыслями о собственной судьбе: принял самостоятельное и твёрдое решение – поступить в Ленинградский государственный университет.

Как у человека, отслужившего в армии, у Валерия были льготы при поступлении. Но, в 70-е годы спрос на высшее образование в СССР был очень высок. Число желающих учиться в ЛГУ было огромным, университет пользовался такой большой популярностью, что конкурс абитуриентов на одно студенческое место просто зашкаливал. Даже льготы не давали стопроцентной гарантии…

Ему подсказали, что гарантированное зачисление без вступительных экзаменов возможно, если подать документы на подготовительное отделение – его в народе именовали «рабфаком». И 1 декабря 1973 года Кимеева зачислили слушателем подготовительного отделения геологического факультета Ленинградского университета. Ему пришлось почти год поучился на этом «рабочем факультете». Однако, когда он окончил рабфак, то передумал и «зачислился» на дневное отделение исторического факультета ЛГУ.

Уже на первом курсе потребовалось выбрать узкую специальность. И тут Валерию очень повезло, его заметил известный этнограф, заведующий кафедрой этнографии и антропологии ЛГУ, профессор Рудольф Фердинандович Итс, именно он сориентировал первокурсника на изучение культуры коренного населения Кузбасса и стал его научным руководителем.

Так у Кимеева начались многолетние исследования шорцев, проживающих на юге Кемеровской области.

Валерий Макарович не раз отмечал, что студенческие годы считает самыми лучшими в своей жизни. Учился с интересом, даже – со вкусом. Летом с однокашниками с удовольствием ездил в экспедиции по Карачаево-Черкесии, Дагестану, Хакасии, Алтаю и Горной Шории. Какие замечательные были времена!

На кафедре у Рудольфа Фердинандовича он проходил специализацию по этнографии. Профессор заразил – в хорошем смысле слова – Валеру Кимеева, увлёк своей профессией.

Кстати, профессор Итс имел неплохое представление о Кузбассе, где в годы Великой Отечественной войны ему пришлось поработать – сначала на шахте, потом на заводе. А став учёным, он занимался изучением культуры народов Китая, Южной Сибири, Средней Азии и Дальнего Востока, постоянно ездил со студентами в полевые археологические экспедиции, часто вёл раскопки в соседних с Кузбассом Туве и Красноярском крае. Стал автором вузовских учебников и многочисленных научных работ. Возглавляемая им кафедра этнографии и антропологии ЛГУ, им же и была создана, что называется, с нуля. Профессор часто читал лекции студентам вузов в Новосибирске, Иванове, Кемерове, Иркутске, Омске, Томске. Около 40 его выпускников стали кандидатами и докторами наук. Среди них и наш Валерий Макарович.

Встреча и общение с таким увлечённым любимым делом человеком предопределило научную судьбу нашего земляка. Но – не сразу. В ЛГУ Кимеев получил не только специальность этнографа, но и преподавателя истории.

В советские времена для выпускников вузов рабочие место было гарантировано. Дипломированных специалистов по распределению направляли на три года на работу – туда, где они были нужнее. В 1979 году, после окончания ЛГУ, получил такое направление и историк Кимеев. По распределению он преподавал свой предмет в сельском среднетехническом училище посёлка;Елизаветино Ленинградской области, по сути, работая учителем. 

И опять ему помог профессор;Итс: позвонил в Кемерово заведующему кафедрой археологии КемГУ Анатолию Ивановичу;Мартынову и попросил взять на работу своего выпускника.

                II.

1 февраля 1980 года;Кимеева приняли сначала старшим лаборантом Научно-исследовательского сектора КемГУ, а в январе 1981-го перевели на должность младшего научного сотрудника НИС.

Длинными «учительскими» вечерами он не раз обдумывал этот шаг, выстраивал в голове план того, как развернёт дело, которым очень хотелось заняться глубоко и всерьёз.

Молодой сотрудник Кемеровского универа с энтузиазмом приступил к работе: по нескольку месяцев в году проводил в экспедициях, занимался изучением этногенеза и этнической истории шорцев, собирал артефакты и сведения об их традиционных занятиях и быте, обычаях и верованиях. После этого – делал сообщения на семинарах, показывал снятые летом фильмы, слайды, экспонаты, собранные для университетского Музея археологии и этнографии. Устраивал со студентами театрализованные представления.

Ведь ещё во время первой экспедиции в Горную Шорию в 1976 году студента ЛГУ увлекла практика изучения шорцев – малочисленного тюркоязычного народа, проживающего в предгорьях Северного Алтая, в верховьях Томи, на территории Хакасии и юга Кемеровской области. Именно тогда он буквально влюбился в Горную Шорию. И эту юношескую увлечённость пронёс до конца своей жизни (неслучайно завещал похоронить его в любимом шорском посёлке Усть-Анзас, откуда начались его научные изыскания).

На истфаке КемГУ приход преподавателя Кимеева сразу стал заметным явлением. Вот как об этом вспоминает один из его учеников – доктор исторических наук, профессор, директор московского Института этнологии и антропологии РАН Дмитрий Анатольевич Функ:

– Мое общение с Валерием Макаровичем началось со студенческих лет, затем продолжилось в аспирантуре и – на протяжении всех последующих лет. С появлением в 1980 году Валерия Макаровича на истфаке в Кемеровского университета, по выражению студентов, «началась движуха»: то он пытался организовать кружок этнографии, то мы старались добывать разными путями этнографическую литературу. И находили! Что-то было связано с музейной деятельностью, что-то – с экспедициями. 

Это была не та литература, которую мы имеем сейчас, это была другая этнография. Книг по ней не было вообще. Никаких! Благодаря его усилиям в музее КемГУ появились шкафы с микрофильмами и микрофишами (копиями плоских оригиналов документа, изготовленных фотографическим способом в виде микроформы на прозрачной форматной фотоплёнке). Ванна была наполнена фотографиями книжных страниц, которые мы потом переплетали в книги…

– Позже я пришёл к выводу, – продолжает Дмитрий Анатольевич, – что это было не беспорядочное броуновское движение, это были те направления, которые я потом неосознанно пытался задействовать, когда работал в МГУ. Кимеев всегда был уверен: «Если ты не будешь общаться со студентами, неважно в какой форме, у тебя ничего не получится.  Если это не будет связано с научной работой, не будет экспедиций – тоже ничего не получится».

Именно во время первых экспедиций по Горной Шории созревала в его сознании мысль о том, что необходимо сохранять этнографическую самоидентичность малых народов – через создание музеев под открытым небом. Но одновременно он настаивал на необходимости их достойной социализации в быстро меняющемся мире. Свою основную задачу учёный видел в том, чтобы помочь малому народу не забыть свою культуру, не раствориться в других народах. Именно Кимееву принадлежит наконец-то найденный ответ на вопрос: «Шорцы. Кто они?»

Интересные факты: в 1985 году;молодой преподаватель КемГУ Кимеев поддержал шорскую интеллигенцию – в создании фольклорно-этнографического ансамбля «Чылтыс» в Таштаголе, стараясь возродить в коренном народе забытые традиции, инициировал проведение шорского праздника «Ольгудек Пайрам» на горе Мустаг.

Через пять первых лет работы в КемГУ, в 1986-м,;Кимеев защитил диссертацию «Шорский этнос. Основные этапы формирования и этническая история, XVII–XX вв.» – на соискание учёной степени кандидата исторических наук по специальности «Этнография, этнология, антропология».

Защита прошла в Ленинградском отделении Института этнографии имени Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР. И по её результатам Валерий Макарович издал монографию «Шорцы. Кто они?» Эта книга с дополнениями была переиздана в 1989-м и в 2016-м. Интересно, что она до сих пор пользуется популярностью как среди специалистов-учёных, так и у представителей самого шорского народа.

После защиты кандидатской диссертации – 4 июня 1987 года – аттестационная комиссия КемГУ перевела его на должность старшего научного сотрудника НИС. Заслуги Кимеева начали признавать в учёном мире. Его приглашают на областные, всесоюзные и зарубежные научные конференции, его исследования широко публикуют солидные издания. А он, по-прежнему, прост и доступен в общении, открыт для коллег и учеников.

В память Дмитрия Функа запало: «Была такая небольшая прихоть у учёного – он не любил, когда его называли по имени, говорил, что ему привычнее – Макарыч или Кимеев, на крайний случай, Валерка. Вот таким он был: непритязательным в быту, увлечённым своим делом, принципиальным и несговорчивым, если это касалось исторической и научной правды, не всем удобным и не всеми любимым, но в итоге – великим учёным современности...»

В итоге у В.М. Кимеева за 40-летнюю научную деятельность вышли сотни печатных работ. Его научному «перу» принадлежат около 200 (!) книг, брошюр, научных публикаций, включая 17 монографий и учебных пособий по музеологии и этнографии аборигенов и русских Сибири.

Целый ряд его научно-популярных книг – это яркие и вдохновенные рассказы о нелёгкой работе этнографов, об обычаях и традициях народов Кемеровской области.

                III.

Горная Шория стала его вечной любовью… 

Он снова и снова ездит туда в экспедиции, разговаривает с аборигенами, ведёт обширные записи и делает фотографии этих встреч, анализирует и размышляет. Создаёт свои научные произведения. Большинство его книг написаны хорошим литературным языком, читаются, как научно-исторические бестселлеры.    

В его последней прижизненной и, пожалуй, самой значительной книге «Горная Шория: история и современность. Историко-этнографические очерки» (Кимеев, В.М., Копытов, А.И.: монография. – Кемерово, 2018), переизданной в 2020 году и ставшей большим, хорошо иллюстрированным фолиантом объёмом 600 страниц, он делится с читателями выводами главных разысканий всей своей жизни.

В первую очередь, именно об этом он рассказывает на презентациях этого издания, которые прошли в библиотеках Кузбасса. Валерий Макарович подчёркивал, что, по сравнению с предыдущими опубликованными исследованиями, именно в этой книге «впервые систематизированы накопленные за полвека материалы об археолого-этнографических и сакральных природных памятниках Горной Шории. Подробно анализированы этногенез, этническая история, традиционно-бытовая культура шорцев, и богато представлены ранее не опубликованные фотографии. Впервые определены этапы промышленного освоения территории (золотые прииски и горнорудное дело) и намечены перспективы дальнейшего развития этого горно-таёжного края».

Знакомишься с книгой, и видишь: Кимеев не был кабинетным ученым, минимум треть года он проводил в экспедициях, вживался в традиции, в материальную и духовную культуру аборигенов Сибири, коренных народов Кузбасса.

«Официальный этноним (название) «шорцы» закрепился у потомков тюркоязычных родов (сёоков) верховьев Томи только к концу 1920-х годов, – читаю я в предисловии к данной книге. – До этого времени он употреблялся как самоназвание одного из довольно разветвлённых родов шор, проживавшего в верховьях реки Кондомы.

Общим самоназванием всех групп современных шорцев в настоящее время является «татар-кижи» (на шорском языке) или «шорцы» (на русском) ...»

В ходе многолетних исследований;Кимеев кропотливо собирал и изучал археологические, исторические, этнографические данные, касающиеся шорцев. Систематизировал историографию, проследил происхождение (этногенез), культуру этого народа, бытовую и духовную.

Как никто другой, он показал всем нам, как современная жизнь влияет на население Горной Шории. И это влияние, по Кимееву, не всегда идёт на пользу…

Больше него о Шории и шорцах во всей России не зал никто. Кимеев исследовал всю их подноготную. В том числе и то, как шорцы добывали и обрабатывали руду, золото.

– Шорцы ведь тоже участвовали в горнорудном деле, но они не были большими начальниками в горном деле. Описаны этапы развития рудной базы. С картинками, с материалами. Ну и перспективы описаны», – рассказывал о книге Валерий Макарович.

Вообще-то материалов о Горной Шории и её жителях издано немало и другими авторами. Но – ни одного труда, кроме «кимеевского» который охватывал бы всю историю шорского края, до этого не выходило.

Сам Валерий Макарович отмечал, что уже три поколения шорцев мыслят не на родном языке, а по-русски. К тому же многие из них знают историю собственного народа только из книг:

– У них есть талантливые люди – певцы, барды, поэты и поэтессы. Однако некоторые шорские «вожди» не соглашаются со многими моими положениями, потому что я их сильно не хвалю, не восхищаюсь. Но это нормальное явление, что они ассимилируются, что-то возрождают, что идёт этнокультурное заимствование.

Сегодня его коллеги и ученики заявляют, что именно Кимеев по-настоящему «открыл» шорцев и представил их миру. Именно он установил, откуда они «есть пошли».

Его изучение истории шорцев было неразрывно связано с исследованием многих народов, проживавших и кочевавших в Сибири – на территории Хакасии, Красноярского края: томских татар, остяков, кетов, тюльберов, телеутов, теленгитов, хакасов, джунгар. Особое место занимали изучения наследия монгольских этносов, проживающих в приграничных с Российской Федерацией регионах Западной Монголии Эти народы также входили в сферу исследовательских интересов Валерия Макаровича.

Дмитрий Ушаков, сотрудник Института философии и права Сибирского отделения РАН, отмечает, что само название будущему единому народу «шорцы» дал русский немец – академик В.В.;Радлов. «В дальнейшем это название закрепилось навечно в официальном списке народов СССР. Но именно Кимеев настоял на том, что обозначение народа именно как «шорцы» было сформулировано учёными и закреплено политическими деятелями советской власти за коренными жителями данного региона.

Это открытие Валерия Макаровича и сам вывод, что шорцы как самостоятельный народ сформировались только в 20–30-е годы XX века благодаря советской власти, был достаточно неординарным, смелым и направленным против возможных националистических настроений и либеральных толкований истории шорского народа».

Ещё в 80-е годы прошлого столетия дело шло к тому, что шорский народ может навсегда забыть свой язык. И во многом лишь в постсоветский период, лишь огромными усилиями таких учёных, как Кимеев, начался «этнокультурный ренессанс», подъём национального самосознания.

Вопросы возрождения национального языка и общей шорской культуры постоянно волновали Валерия Макаровича. Он прекрасно осознавал, что в современных условиях эти проблемы сложно решаемы. Нехватка средств, прекращение преподавания шорского языка, закрытие сельских школ, сокращение спроса на знание языка у шорской молодёжи ухудшали положение народа. Чтобы преодолеть эти проблемы, нужен целый комплекс мер, – считает учёный.

В их числе и такие: «Успешным и постоянно развивающимся направлением можно считать создание этнокультурных обществ и музеев, проведение традиционных праздников при поддержке местных властей», – уверен Кимеев.

Этому движению и практике создания целой череды музеев Валерий Макарович посвятил в дальнейшем многие годы своей жизни.

                IV.

16 февраля 1988 года вышло Постановление Совета Министров РСФСР о создании в Кемеровской области многопрофильного музея под открытым небом «Томская Писаница». Во главе музея-заповедника встал профессиональный этнограф, кандидат наук Валерий Кимеев (в последствии он перешёл на должность заместителя директора «Писаницы» по научной работе).

Скала с рисунками древних людей на берегу Томи – на территории современного в Яшкинского района – была открыта ещё на рубеже XVI-XVII веков. Хотя самим наскальным изображения на ней уже несколько тысячелетий. На протяжении сотен лет Писаница приковывала к себе внимание исследователей.

На скальном массиве изображено около 300 рисунков, самые ранние относятся к эпохе неолита и сделаны в IV-III тысячелетии до нашей эры. На каменном склоне высечены фигурки птиц и зверей, изображены различные ритуалы. Упоминания скалы и отображения содержатся в трудах известных учёных и путешественников XVII-XIX веков Ф.И. Страленберга, Г.Ф. Миллера, Г.И Спасского. В 60-70-х годах ХХ века изучение томских петроглифов продолжили советские исследователи А.П. Окладников, А.И. Мартынов, В.В. Бобров, Ю.М. Бородкин, Э.И. Биглер.

Наука, как говорится, сделала свое дело: учёные помогли современникам понять смысл жизни и мировоззрение древних. Но оградить памятник от естественного разрушения, а, главное, от вандалов, они были не в силах. Писаница была беззащитной. К тому же там находилась геологическая база политеха. Студенты, да и просто «дикие» туристы без конца оставляли возле древних петроглифов свои автографы.

В 1960-е годы своеобразным штабом по спасению скалы стала группа ученых, преподавателей и студентов-историков под руководством профессора КемГУ Анатолия Ивановича Мартынова. В 1980-е в этот штаб вошёл и Кимеев.

– По сути «Томская писаница» стала первым в Сибири и стране музеифицированным памятником наскального искусства, – с гордостью подчёркивает академик РАЕН Анатолий Иванович Мартынов.

Чтобы решение правительства республики состоялось, потребовались многолетние усилия десятков людей, отдавших годы на изучение и охрану всемирно известного памятника первобытного искусства.

– История создания музея-заповедника полна драматизма и удивительных, почти магических, событий, – вспоминает «экс-министр культуры Кузбасса», бывший директор департамента культуры администрации Кемеровской области Владимир Иванович Бедин. – Идея создания федерального предприятия «выковывалась» несколько десятилетий. Когда в 1984 году меня назначили начальником управления культуры Кемеровского облисполкома, – я на этом посту сменил легендарного Иосифа Лазаревича Курочкина.

Наводя порядок в сейфе предшественника, Владимир Бедин обнаружил там многостраничный фолиант, посвящённый Писаным скалам. «Вот, мечтал создать там огромный музей, – отвечая на вопрос Бедина об этой рукописи, сообщил Курочкин. – Попробуй ты! Ведь такой музей Кузбассу очень нужен».

– Над этой идеей многие годы трудились профессор КемГУ Анатолий Иванович Мартынов и его жена Галина Семёновна, они даже во снах видели его, – вспоминает Владимир Иванович. – С его начать непростое дело? Для начала мы с Мартыновыми решили пригласить в Кемерово «на рекогносцировку» музееведа Владимира Сергеевича Евстигнеева – начальника управления Министерства культуры РСФСР (позже он стал первым заместителем министра Минкульта). Он приехал майским погожим днём, поселили его в селе Колмогорово, на даче у Мартыновых. Провели его по всем весям будущего музея. Даже стоящий на приколе в реке Писаной старый теплоход показали, вот, мол, в нём тоже хотим разместить одну из будущих экспозиций. Обрисовали ему все наши планы, в которые уже тогда, кроме Писаных скал, входило создание будущих музеев в Горной Шории, в селе Беково…

Нужен был настоящий, основательный проект музея на Писаной. И помочь в его создании, подсказал Владимир Евстигнеев, нам могли только специалисты института «Спецпроектреставрация».

Одним из главных направлений этого московского института как раз и являются музеи-заповедники. Именно в этом учреждении разработаны проекты границ, зон охраны и схемы развития более 30 государственных заповедников и примерно столько же – исторических городов России. Среди них – Михайловское, Большое Болдино, Бородино, Куликово поле, Абрамцево, Шахматово, Тарханы, Поленово, Ясная поляна …

– В то время, когда мы обратились туда за помощью, подразделение института, которое возглавлял известный архитектор-реставратор Владимир Юрьевич Кеслер, работало над проектированием музея-усадьбы Льва Толстого в Ясной Поляне. Мы уговорили их, – говорит В.И. Бедин, – в первую очередь всё же решить нашу проблему. Навстречу нам пошёл и первый заместитель министра культуры РСФСР Александр Иванович Шкурко. Дал разрешение, чтобы в Кемерово выехали спецы из «Спецпроектреставрации». На месте будущего музея они провели геодезическую съёмку, рассчитали охранные зоны экомузея, выполнили генеральную схему его развития.

«Как так?! – удивлялся потом министр культуры России Юрий Серафимович Мелентьев. – Заявка от кемеровчан поступила позже, а проект им сделали раньше проекта Лесной Поляны!» – А секрет был прост, – улыбается Бедин. – Мы сумели заинтересовать проектировщиков – заплатили им наличными… Чтобы решить этот вопрос, к делу активно подключился бывший в то время заместителем председателя Кемеровского облисполкома Георгий Васильевич Корницкий. И у нас всё получилось!

Вот тогда и вышли на первое место такие качества Кимеева, как умение организовать людей, его цепкость и въедливость. Его решено было назначить первым директором «Томской писаницы».

– Он был молодой, энергичный, задиристый, умел устанавливать связи, работать со студентами, – позднее скажет о нём Владимир Бедин. – У него везде были «свои люди» – учёные Москвы, Иркутска, Хакасии, Красноярска, Монголии. Поэтому решили остановиться на его кандидатуре… 

Работы было невпроворот. Музей начинали создавать на лесном берегу, где кроме известной скалы да прекрасного соснового бора ничего и не было. Кимеев с Мартыновым и единомышленниками начали с людей – подобрали коллектив, в команду звали тех, кто по-настоящему увлёкся новым делом. 

Они и заложили основы музейной жизни «Писаницы» на много лет вперёд: утвердили охранные зоны, разработали генеральную схему развития комплекса. Провели топосъёмку местности, выполнили землеотвод, подготовили генеральный план. В результате разведывательных археологических экспедиций вниз по течению Томи сотрудники музея обнаружили новые наскальные рисунки… Всего не перечесть.

Кимеев часто вспоминал первые комплексные экспедиции для создания фондов «Томской Писаницы», изучения традиционной культуры русского и шорского – коренного населения Притомья. Рассказывал, прежде всего, своим студентам-ученикам о том, как было положено начало формированию этнографических экспозиций музея «Шорский улус Кезек» и «Русское сибирское село».

Сохранение культурного наследия в виде музеев под открытым небом, в состав которых включены недвижимые объекты этнокультурного наследия, – эта материальная реализация давней мечты Валерия Макаровича. Такой музей, построенный по проекту Кимеева, создаёт реальное представление посетителя о том, как жили пращуры на земле Кузнецкой.

Общаясь со студентами или с представителями другой аудитории, он часто задавал свой главный вопрос: знает ли современное поколение историю своих предков? И принимался объяснять:

– Территория Кемеровской области заселялась в четыре этапа. Первый – аборигенный, люди жили на территории нынешнего Кузбасса с эпохи палеолита; второй – XVII-XVIII века – покорение земли воинственными народами, начинается строительство острогов. Третий этап – конец XIX-го – начало XX века. В это время территорию области заселяют вольные люди, причём не только русские, но и украинцы, чуваши, мордва. А четвёртый, последний этап, датируется XX веком. В Кузбасс приезжает народ для строительства шахт, заводов, дорог, городов, также – ссыльные немцы.

Каждый год его студенты пишут рефераты «Моя этничность», где рассказывают о своих предках.

«Согласно моим наблюдениям, те, кто приехал в Кемеровскую область в четвертый этап, и сейчас заселяют Кузбасс. Эти люди строили новую жизнь, и им было не до традиций предков. К культуре относились не так трепетно. Событием для них были концерты и демонстрации», – Кимеев, не стесняясь, подчёркивает, что его не утраивает такое равнодушное отношение к своему прошлому.

Может быть, удастся заинтересовать людей через знакомство с реальными экспонатами этнографического музея под открытым небом? И он создаёт на территории «Томской Писаницы» первую такую экспозицию из настоящих зданий и сооружений – «Шорский улус Кезек».

Где взять для такого музея настоящие экспонаты? Для Кимеева ответ на этот вопрос прост: в шорских посёлках. За годы экспедиций у него там появились сотни друзей, готовых ему помочь.

Например, в посёлке Кезек он выявил жилые и хозяйственные постройки, отражающие разные периоды развития традиционной культуры шорцев: дом русского типа, принадлежавший шорке Марфе Кискоровой, юрта «сенек», используемая шорцами с начала ХХ века в качестве хозяйственной постройки и амбар русского типа. Договорился с местными жителями, убедив их в том, что эти постройки очень нужны для сохранения исторической памяти.

– Помню, как мы в Ближнем Кезеке, – вспоминает доктор наук Дмитрий Функ, – посёлке в Таштагольском районе, раскатывали часть построек по брёвнам, делали бирки и потом вывозили через другой посёлок – Ортон – на Томскую Писаницу (где со временем появилась настоящая шорская деревня «Шорский улус Кезек»). Это было удивительное время! Местные жители настолько проникались горящим взглядом Валерия Макаровича и его убеждённостью в том, он спасает их архитектурное наследие, что без малейшего сомнения отдавали всё бесплатно. Более того, сами ехали и помогали устанавливать шорские дома уже на территории Томской Писаницы.

Особо стоит отметить, что перевоз памятников из Таштагольского в Яшкинский район был основан исключительно на энтузиазме группы сотрудников и студентов КемГУ. Доставка объектов из труднодоступного посёлка оказалась необычайно сложной: пришлось прорубить просеку в тайге: от берега реки Мрассу до улуса Кезек, – протяжённостью четыре километра, по которой вывозились брёвна разобранных построек…

Идея создания экомузеев в Кузбассе всё больше захватывает Валерия Макаровича. Они должны стать центрами, которые бы сохраняли и развивали многообразную этническую культуру региона с учётом природной среды и этноэкологии.

И тут уместно вспомнить, что вторым по времени и значимости после «Томской Писаницы» стал, созданный при непосредственном участии Валерия Кимеева, экомузей-заповедник «Тазгол» в шорском посёлке Усть-Анзас Таштагольского района. Немало усилий вложил в это дело и хороший друг нашего учёного, многолетний глава администрации Таштагольского района Владимир Макута.

– Возрождением традиционной культуры мы занимались при активной поддержке властями Таштагольского района и областного совета по культуре Кемеровской области, – рассказывает Владимир Николаевич. – Создавали национально-культурные центры, фольклорные ансамбли и музеи Горной Шории. Самым оригинальным из них является экомузей «Тазгол».  В марте 1989 года первый секретарь Таштагольского горкома КПСС Александр Копытов, председатель горисполкома Николай Шатилов и глава местного сельсовета Дмитрий Торчаков предложили этнографу Кимееву создать музей-заповедник в посёлке Усть-Анзас.

Этот улус имел богатую историю. Он располагался на древнем караванном пути, поэтому ранее являлся центром сбора ясака и торговли в Горной Шории. В Усть-Анзасе сохранились архитектурные объекты, датируемые концом XIX – началом ХХ веков, историческая трассировка улиц,

В 1990 году московские архитекторы разработали проект экомузея. Главной задачей стало сохранение традиционного образа жизни проживающих здесь шорцев, а также развитие регионального туризма. После этого активно строили, собирали экспонаты, создавали музей под открытым небом. Валерий Макарович работал больше всех. Сотрудники Кузбасской лаборатории археологии и этнографии Сибирского отделения РАН совместно с местными властями в зонах охраны экомузея организовали «Горно-Шорский центр этноэкологических исследований».

Вскоре экомузей «Тазгол» получил официальный статус. 

                V.

Валерия Кимеева называют основоположником нового направления в российском музееведении – экомузеологии, цель которого – сохранение культуры аборигенов в естественной природной и социальной среде. Практика музейного дела так захватила его, что у него быстро накопился опыт создателя.

Идея экомузеев под открытым небом проста и прозрачна: чтобы сохранить уникальный этнос, надо создать этнические локальные заповедники для людей, живущих традиционной жизнью, развивающих быт и верования предков вдали от крупных городов и цивилизации. А сам экомузей должен быть легко доступен для любого человека, готового знакомиться историей и бытом пращуров этих народов.

В экспозициях своих экомузеев Кимеев органично сочетает экспонаты, повествующие о глубокой древности, и современные предметы быта, превратившиеся в исторические артефакты.

Вообще-то, считается, что термин «экомузей» сформулировал французский музеолог Ю. Де Варин в 1971 году. Не умаляя этого, напомним, что Валерий Макарович стал основателем таких экомузеев Кузбасса, как «Томская Писаница», упомянутого уже «Тазгола» в Усть-Анзасе (создан в 1991 году). А также – экомузеев «Калмаки» (создан в 1991-м в посёлке Юрты Константиновы Юргинского района – месте проживания одной из групп сибирских татар), «Чолкой» (в посёлке Беково Беловского района, на территории расселения бачатских телеутов, завершён в 1998-м), «Тюльберский городок» (в посёлке Городок Кемеровского района, на месте ритуального городища средневекового тюркоязычного народа тюльберов, открыт в 2002-м), «Ишим» (в посёлке Ишим Яйского района) и «Брюханово» (в селе Красное Ленинск-Кузнецкого района, созданы в 2009-м), призванных презентовать культуру русских Притомья.

Эта деятельность очерчена в его монографии «Экомузеи Притомья в постиндустриальном обществе: генезис, архитектоника, функции». В 2009 году, в диссертационном совете при Музее антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера) РАН, Кимеев защитил докторскую диссертацию по теме экомузеев Притомья.

Все кимеевские экомузеи – это комплексы древних творений материальной (археологические памятники, жилые сооружения, вещи) и духовной (традиции, обряды, обычаи, включая религию) культуры, сохраняющиеся у малых народов. Причём, для Кимеева очень важно, чтобы жители сами хотели и стремились оберегать объекты культурно-исторического наследия своих предков, сохраняли окружающую природу, как основу традиционного жизненного уклада. Он считал, что «кроме недвижимых музеефицированных объектов, составной частью экомузея становятся… сами местные жители – живыми экспонатами и постоянными посетителями».

Именно на этой основе, убеждён он, надо привлекать туристов, заинтересовывая их историей цивилизаций. Впрочем, туристы всё же не были для Кимеева главной целью. «Основная его цель, – подчёркивает Дмитрий Ушаков, – сохранить у малого народа достоверную историю предков, веру в свои собственные силы и главное – перспективы для своих детей и внуков. И тем самым сохранить народ. Поэтому и музей он рассматривал как живой организм, когда в нём происходят события, различные мероприятия, люди живут в музее и развивают его».

– Когда я занимался проектированием экомузея в Яйском районе, был в посёлке Ишим, – вспоминал как-то Валерий Макарович. – И спросил у одной старушки, нужен ли музей для сохранения истории? Она мне ответила, что из старожилов она осталась одна, а тем, кто вновь приезжает жить в посёлок, совершенно безразлично то место, где они живут. Вот ради сохранения памяти об этой старушке и о её предках я и создавал музей «Ишим». 

Если туристы приезжали в небольшой шорский посёлок Усть-Анзас, чтобы посетить музей под открытым небом «Тазгол», одновременно они с интересом наблюдали, как живут простые шорцы: ухаживают за огородом, пекут хлеб, ловят рыбу, строят дома и занимаются текущими делами.

Впрочем, и развитие туризма, как в Кемеровской области, так и в Сибири, Кимеев связывал не только с горнолыжной отраслью или распространением мифов о существовании неких снежных людей или инопланетян. Такие проекты, убеждал он, решают сиюминутные задачи наполнения бюджета, но не влияют на воспитание любви к родине. Он призывал привлекать путешественников интересом к реальной культуре народов, показом уникальности этих этносов в истории конкретных мест и всего человечества. 

Частыми гостями в его экомузеях были журналисты. Один из них, старейший журналист Кемеровской области, Виктор Сохарев писал на страницах областной газеты «Кузбасс»:

«Я приезжал к нему и на «Томскую Писаницу», и был в родном для меня горношорском Усть-Анзасе, где он создавал музей под открытым небом. Это целый этнографический комплекс, где есть реконструкция захоронений по древнему шорскому обычаю в деревянной колоде, которая помещалась на дереве, есть древняя плавильня руды. Вспомним, что шорцев называли кузнецами и рудознатцами. Все это Валерий Кимеев воссоздавал с такой точностью, чтобы сохранить это для молодых людей, только начинающих изучать прошлое родного края».

Тележурналистка Любовь Иванова:

– Валерий Макарович прав, что музей живёт, когда в нём живут. Когда там события происходят, люди там бывают, греют музей теплом...

Она же в одном из своих материалов о Кимееве подметила, что он был учителем не только для студентов. Он пытался воздействовать личным примером и на жителей Горной Шории, исподволь, ненавязчиво используя элементы «отеческой педагогики», помогая людям найти правильный жизненный ход:

«…Кимеев на строительство музейных объектов завозит брёвен больше, чем требуется. И мне потихоньку рассказывает, что шорцы внимательно приглядываются к происходящему. И он знает, что обязательно не досчитается брёвен. Правильно, говорит, всё так. Они себе брёвна для чего утаскивают? Чтобы строить. Дом, хозяйственное что-то – всё это полезно. Пока строить будут, пить не будут, семье большая поддержка... А в новом доме легко образоваться семье новой – разве плохо? И улыбается с прищуром фирменным. Чувствовал людей Валерий Макарович, понимал. Любил. И они его любили, люди. И любят…» 

                VI.

В начале 1990-х Кимеев вернулся на исторический факультет КемГУ. Сначала он – старший научный сотрудник, затем – старший преподаватель, доцент.

Его лекциями заслушивались, они пользовались большой популярностью. Лекционные циклы Кимеева в основном напоминали беседы, состоявшие из фактов, интересных и образных рассказов, из эмоций, переполнявших Валерия Макаровича после экспедиций. Не удивительно, что кроме студентов на лекции Кимеева часто приходили и коллеги-специалисты. 

В КемГУ Валерий Макарович вёл несколько учебных дисциплин: «Этнология и социальная антропология», «Этнология Сибири», «Экомузеология». Он читал курсы и в Кемеровском государственном институте культуры – по «Основам музеологии», «Истории музейного дела России», «Истории музеев мира», «Музеям под открытым небом».

В ноябре 2010 года, после присвоения звания доктора наук, Кимеева избрали на должность профессора кафедры археологии истфака Кемеровского университета. Но не только должности интересовали его в первую очередь. За весь период деятельности в КемГУ, а это несколько десятков лет, он вёл огромную научно-исследовательскую работу в области этнологии. Был активным участником научных конференций, автором многочисленных научных работ.

На кафедре археологии он занимался подготовкой этнографов, не скупясь, делился своими знаниями и идеями с учениками. Вместе с учителем его студенты снова и снова ездили в этнографические экспедиции, под его руководством писали курсовые и дипломные работы по этнологии. И пусть в КемГУ не было специализации или специальности по этнологии, Кимеев привил интерес к этой науке многим студентам-историкам, в том числе известным в российской научной среде докторам и кандидатам наук Дмитрию Анатольевичу Функу, Дмитрию Владимировичу Арзютову, Владиславу Игоревичу Терентьеву.

«Суха теория, мой друг», утверждал поэт… Поэтому нашего деятельного учёного обуревают новые практические идеи.

Ещё одной из наиболее значимых для Кимеева стала идея восстановления в Сибири острогов – форпостов тех сибирских первопроходцев, которые расширяли пространство будущей Российской империи – сибирских казаков, староверов, миссионеров.

В печатных трудах на эту тему учёный подчёркивает, что у истории освоения Сибири мало письменных источников, она плохо прописана в современных учебниках. А ведь, даже если судить по остаткам таких важных свидетельств, как военные остроги, движение по расширению границ и развитию Российского государства было очень мощным.

«Как и по всей Сибири, в Притомье государевы остроги сыграли решающую роль в освоении этой территории, – читаем в работе В.М. Кимеева «Сибирские остроги Притомья». – Малочисленность аборигенов позволила отрядам русских служилых людей стремительно продвинуться вверх по Томи и навсегда здесь закрепиться, построив в XVII – начале XVIII вв. цепь острогов в местах компактного проживания аборигенов. Первым стал Томский острог, затем Кузнецкий, а уж позднее между ними по Томи появились Сосновский, Верхотомский и Мунгатский остроги. Они навсегда отбили охоту степнякам – джунгарам, енисейским кыргызам и приобским телеутам – грабить русских крестьян в окрестных деревнях и облагать данью бывших кыштымов. Постепенно томские татары-еуштинцы, тюльберы, кузнецкие татары на правах ясачных или «служилых» людей вошли в состав российского народа, а потом и российской нации...»

Расстояния между острогами – сотни километров. Воссоздать их заново или реконструировать не так-то просто. Валерий Макарович пытался добиться хотя бы восстановления фрагментов этих исторических памятников – в виде отдельных башен и других построек. Но и это – по разным финансовым и бюрократическим причинам – оказалось трудновыполнимой задачей.

Тогда Кимеев придумал самый оригинальный в своей жизни проект. Решил создать собирательный образ сибирского острога: с этнографическими экспозициями, с отдельными башнями и внутренними постройками из разных острогов, – в составе одного музейного комплекса, который Валерий Макарович назвал «Тюльберским городком».

На одной площадке с казачьей «древностью» он задумал разместить историю практически забытых народов Притомья: калмаков и тюльберов. В этом обращении к исчезающим и исчезнувшим этническим общностям, в особенности к последним, был заметен личный неподдельный интерес, связанный с полу-легендой, полу-былью о «последнем тюльбере».

Не совсем понятно: сообразно каким источникам информации, – но Валерий Кимеев считал себя прямым потомком тюльберов. Тюльберский след в его жизни забавил многих сторонних наблюдателей, но также многие и сочувствовали. Вот что, например, сообщает автор исследований о телеутах и чалдонах Беловского района Михаил Юрьевич Живописцев:

«Книга Валерия Кимеева «Касьминские чалдоны» о быте и культуре старожилов соседней Касьминской волости (ныне Ленинск-Кузнецкий район), пожалуй, одна из первых серьезных работ в этом плане. «У современных потомков чалдонов бытуют семейные предания, согласно которым предки их были высланы (или переселились) в Сибирь «оттуда, где реки Чал и Дон слились. Поэтому и стали они называться на новой родине чалдонами». Подобную легенду приходилось неоднократно слышать от своей матери чалдонки», –отмечает в своей книге В.М. Кимеев».

Однако, с другой стороны, сам Кимеев вспоминал, как пришёл на кафедру этнографии и антропологии Ленинградского госуниверситета и высказал своё желание заведующему, профессору Р.Ф.;Итсу «стать этнографом». Так вот, факт принятия его в «дворянскую», как называли, команду;Итса Валерий Макарович объяснял наличием у себя аналогичных «княжеских кровей»… тюльберских.

Его в шутку величали «Тюльберским князем». Кимеев не обижался, напротив, ему это нравилось. Тем более, подчёркивал сам учёный, в начале XX века ни одного тюльбера на территории Кузбасса не осталось, потому что одна часть этого малого народа обрусела, другая вошла в состав телеутов.

К реализации своей задумки с «Городком» он упорно шёл несколько лет. Тщательно подбирал и выверял площадку для будущего «скансена». Само место для экомузея-заповедника на берегу реки;Томи в Кемеровском районе выбрал неслучайно. Раскопки показали, что именно здесь располагалась стоянка древних жителей.

Что известно о тюльберах? Валерий Макарович Кимеев рассказывал:

– Существует две теории. Согласно одной, тюльберы, а по-другому их называют тюльбердинскими татарами, пришли к нам с берегов Оби, где в настоящее время расположен город Бердск. Другая точка зрения – тюльберы жили на территории Республики Тыва, но под давлением монгольского государства в IX-XI вв. ушли жить в Хакасию, а оттуда по Томи пришли к нам.

О тюльберах мало что известно. Они жили оседло, вели комплексное хозяйство. Те, кто жил в более степных районах – это сегодняшние деревни Шевели, Сарапки, Панфилово – занимались скотоводством, ручным земледелием. Тюльберы, которые жили по берегу Томи в районе Старочервово, Елыкаево, занимались охотой, рыболовством.

В 1997 году;Кимеев вместе с археологом Юрием;Шириным скрупулезно обследовали местность предполагаемого культового ритуального средневекового городища. Провели археологические исследования местности. Выяснили планировку городища: где располагались жилища тюльберов, места сжигания усопших. Тюльберы сжигали своих умерших, и даже в жилищах тюльберов, согласно раскопкам, были печи для этого ритуала. Пепел помещали в маленькие кованые изделия в виде кинжалов и отдавали родным, а те уже хоронили прах в курганах. Обнаружили вал, ров, остатки сгоревших построек и культового жертвенника, другие артефакты древности.

В 1998-м Валерий Макарович «пробил» официальное решение о создании музей, основой которого стал бы палеоэтнографический (изучающий исчезнувшие этносы) объект. Кимеев с особой благодарностью вспоминал активную поддержку главы Кемеровского муниципального района Анатолия Константиновича;Глебова – тот много сил и энергии отдал выполнению решения о создании экомузея-заповедника.

Принципы проектирования и развития «Тюльберского городка» отличались от принципов основания других его экомузеев. Предполагалось «сотворить живой музей» на основе метода моделирования: воссоздать здесь телеутско-тюльберский улус; на основе археологических данных реконструировать ритуальное тюльберское городище; а также – за счёт реконструированных памятников по сохранившимся в архивах чертежам – воспроизвести собирательный образ сибирского казачьего острога.

Кимеев намерен добиться того, чтобы экспозиция отражала процессы этнокультурного взаимодействия русских и коренного населения Кузбасса. Отдельные объекты площадки предполагалось использовать «как особые, небольшие, самостоятельные музеи», а ещё – разместить в них гостиницы, ремесленные мастерские.

Автор ставил задачу: реконструировать не только традиционную обрядность, промыслы и ремёсла, – но и хозяйственные занятия. В усадьбах «Городка» должен был разместиться традиционный бытовой уклад, разводиться скотина, по реке можно было бы плавать на традиционных судах и так далее.

Реконструкция ритуального городища началась в 1999 году. Под руководством Кимеева работы выполняли студенты истфака КемГУ. Они же положили начало строительству казачьего острога. По проекту острог должен был иметь шесть сторожевых башен, каждая из которых – точная копия башен притомских острогов. Внутри острога располагался бы комплекс жилых, хозяйственных, общественных и культовых построек.

Но… это только сказки скоро сказываются.

На деле с 2002-го 2009-й год удалось построить только часть задуманного городища. На этом финансирование было прекращено. Кимеев ходил по высоким кабинетам, доказывал необходимость завершения музея в полном объёме. Выполнить задуманное полностью так и не удалось… От невозможности выполнить задумку полностью на сердце учёного «остался шрам». Однако ничего не поделаешь – руки он не опускал.

В «Тюльберском городке» всё-таки появились «Борисо-Глебовская проездная башня» (Верхотомского острога), Александровская башня (Сосновского острога), Георгиевская башня (копия башни Братского острога), Никольская башня (реконструкция башни Томского города). Создали, наконец, Казачью караульную избу (реконструкция постройки Казымского острога), часовню, приказную избу, усадьбу воеводы и острожную тюрьму.

Всё это Валерий Макарович наполняет содержанием, воссоздаёт образ и предметы древнего городища.

После проведённых раскопок удалось частично реконструировать и саму площадку – в виде крепостной стены с воротами и мостовой перемычкой через ров. Восстановили святилище с жертвенником, юрту древних металлургов с ритуальной плавильной печью в ней, навес с плавильными печами и чум шамана. Кимеевские ученики-студенты собрали археологические артефакты, орудия труда, реконструировали различные старинные технологии.

Таким образом, в едином комплексе воссоздали не только атрибуты казачьего острога XVII–XVIII веков, но и фрагменты быта и сакральных построек аборигенного населения – тюльберов.

С 1998 по 2017 годы Валерий Макарович был научным руководителем Учебно-научного центра этноэкологических исследований «Тюльберский городок», с 2003-го по 2018-й являлся директором   этого экомузея-заповедника. Выпускники Кимеева до сих пор вспоминают, как в городке регулярно проходили археологические, этнографические, музееведческие практики студентов КемГУ, а также – экскурсии, фестивали, пленэры, традиционные праздники местных народов. Организатором и «заводилой» обычно выступал сам Валерий Макарович. «Городок» – это одновременно и музей, и университетская база практик», – ворошат они память об учителе.

Из воспоминаний ученика Кимеева, кандидата исторических наук, преподавателя истории Улан-Баторского филиала (Монголия) Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова Владислава Игоревича Терентьева:

«На «Городке» Кимеев никогда не отдыхал. Редко его можно было встретить в праздном времяпрепровождении: непрекращающиеся труды на экспозиции, уборка территории, «битва» за урожай, размежевание береговой линии с дачниками, починка забора и снова уборка территории, инвентаризация, ремонт помещений, регулярная подготовка зданий к сезону студенческих практик путём укомплектования мебелью – не оставляли времени ни на науку, ни на отдых. …Часто можно было увидеть Валерия Макаровича за «книгописанием», как он сам именовал свой творческий исследовательский процесс.

…Городок был axis mundi (осью мира) Валерия Макаровича, т.е. именно осью его внутреннего мира. Местность, в которой располагался экомузей, стала для тюльберов второй родиной. В воплощении тюльберской идеи он стал, скорее, продолжателем своего учителя Л.П.;Потапова. Поиски «тюльберов енисейских рунических надписей», которые в прикладном плане вылились в создание экомузея, были связующим звеном между учеником и учителем ленинградской школы этнографии».

По задумкам Валерия Кимеева «Тюльберский городок» мог бы стать новым объектом для туризма в Кемеровской области:

– Привлечение туристов и было одной из целей открытия «Тюльберского городка», – делился он обширными планами в отношении будущего этого экомузея. – Так планировал и глава Кемеровского района Анатолий Глебов. Но потом пришёл другой руководитель района, и музей забросили. Даже закрыть хотели!

– Чтобы привлекать туристов, надо хотя бы сделать дорогу, – чертыхался Кимеев в интервью еженедельник «АиФ – Кузбасс» десять лет назад. – А нас уже пять лет не могут включить в план дорожного фонда. Асфальт заканчивается в деревне Старочервово, а дальше – обычная грунтовая дорога, которую весной и в дождливую погоду размывает. За всю историю музея дорогу только один раз отсыпали щебнем, чтобы было легче проехать. Тогда и школьников на экскурсии возили, и туристам добраться до нас было гораздо проще. Сейчас водители школьных автобусов отказываются везти учеников... Боятся не проехать и застрять в грязи.

«Между музеем и туристами нужно в первую очередь проложить дорогу», – настаивал «последний Тюльберский князь». Но его призывы так и не были услышаны ни тогда, ни сейчас – спустя почти два десятка лет с начала функционирования «Городка».

«Валерий Кимеев оставил нам Городок, – с грустью резюмировал его ученик Владислав Терентьев, – в котором мифически поселил себя тюльбером, назначив родственником древнего аборигенного народа. Он имел на это полное право...»

Сегодня музей действует, в построенных объектах созданы экспозиции, отражающие культуру русских и аборигенов Притомья. Однако из-за затруднённой транспортной доступности, недостроенности сооружений и экспозиции, отсутствия обычных удобств музей слабо посещаем.

Как ни хлопотал, как ни бился учёный за своё детище, идею «живого музея» воплотить до конца так и не удалось. Впрочем, я уверен, что кимеевский «Тюльберский городок» дождётся нового надёжного хозяина…

                VII.

И ещё один заметный след оставил Кимеев – монгольский. Международные экспедиции в Монголию стали одним из значимых периодов в жизни Валерия Макаровича.

«Зачем Кимееву Монголия?» – переспрашивал, бывало, сам Валерий Макарович тех своих коллег, которые выражали недоумение, зная круг его исследовательских интересов и удивляясь его научному выбору. И пояснял: «Да потому, что оттуда лучше Шорию видно».

С 2008 года в свои исследования он включил северо-западные районы Монголии. Сначала получил трёхлетний грант Министерства образования и науки России «Изучение этнокультурных взаимодействий в Центральной Азии: приграничные регионы России и Монголии с эпохи колонизации до современности». Затем – с 2011 года – стал руководителем темы «Изучение тюркскомонгольского (ойратского) этнокультурного наследия и систем традиционного природопользования этносов российской и западно-монгольской части Алтае-Саянского экорегиона».

Итогом исследований этих стали его новые публикации: монографии «Тайны Кабырзинской принцессы», «Очерки Западной Монголии: Традиции и современность»…

Участник монгольской экспедиции, доктор психологических наук, академик РАН Дмитрий Ушаков подчёркивает, что интерес к Монголии у Кимеева возник из необходимости более пристального внимания к социально-политической истории шорцев и истории их взаимодействия с другими народами, в числе которых были западные монголы, или джунгары, в государство которых когда-то входили шорцы.

– Мне довелось поучаствовать только в одной (в 2012 году) из этих пяти экспедиций, вспоминает Дмитрий Викторович, – но общения с Валерием Макаровичем и сюжетов наших совместных приключений хватило бы на небольшую книгу. «Мы в бою», – именно так не раз говорил мне Валерий Макарович… Вроде никакого особого боя и не было, на нас никто не нападал, однако завораживающе красивая, но при этом суровая природа Монголии сама постоянно подкидывала нам «сюрпризы», порой на грани жизни и смерти. В таких ситуациях сразу понимаешь, кто с тобой рядом.

Мы ехали на двух машинах – я на ВАЗ-2104, а Валерий Макарович на УАЗ-452 («буханка»). …За время экспедиции были опасные моменты. Однажды у моей машины на скорости 80 километров оторвалось колесо, и уехавший далеко вперёд отряд Кимеева вернулся на УАЗе, чтобы спасти ситуацию. Было и… спасение меня Валерием Макаровичем от водоворотов в озере Уурэг-Нуур. Много сюжетов и приключений, в которых именно братская, взаимная дружба и поддержка выручали нас всех. Мы действительно были все вместе и были единой командой. И тогда я понял, что именно с этими людьми смогу пойти в любую разведку, а в бою мы сможем преодолеть всё.

Кимеева в Монголии встречали как самого близкого друга. Благодаря этому членам экспедиции удалось побывать в таких местах, куда иностранцев не пускают. У Валерия Макаровича, его коллег Юрия Ширина, Дмитрия Ушакова и других участников получилось зафиксировать многие археологические памятники этой республики.

Те, кто был рядом с Кимеевым, отмечают, что при всей академичности и серьёзности Валерий Макарович обладал тонким чувством юмора, а порой и въедливого сарказма.

Например, вспоминает Дмитрий Ушаков, во время одной из встреч с монгольскими коллегами в городе;Ховде, что на западе Монголии, Валерий Макарович настойчиво спрашивал их: «Скажите, почему мы, русские учёные, находим средства и время и приезжаем к вам, чтобы изучать ваши народы, а вы не приезжаете в Россию и не исследуете наши народы? У нас, что, народов мало? Даже в Сибири их много…»

Монгольским коллегам на его откровенный вопрос сложно было ответить. Сам же Кимеев считал, что виной тому не столько отсутствие финансирования таких исследований со стороны монгольского руководства, сколько то, что «не всякий народ, создававший когда-то империю, готов изучать завоёванные народы». Правда, после этого монгольская молодежь получила приглашение в «Школу молодых этносоциологов», планируемую в Новосибирске в 2013 году.

При этом сам Кимеев в своих работах и публичных выступлениях постоянно подчёркивал, что русский народ, приходя на новые территории, старался не изменять культуру и быт аборигенных народов, а изучал их, дружил и защищал, беря под «своё крыло».

«Его педагогика была проста и действенна, – пишет Дмитрий Ушаков. – Он личным примером показывал, как надо делать. Так, во время стоянки на берегу озера Уурэг-Нуур, Валерий Макарович начал сам убирать мусор, оставленный в красивом месте побывавшими здесь ранее туристами. Это было несколько необычно, но оказалось, что нам удалось убрать весь мусор всего за час. Потом мы отвезли собранное в специально вырытый для мусора ров и закопали. После себя на всех стоянках мы старались оставлять место в его первоначальном состоянии. И это было не сложно, нужно было лишь помнить об экологии – экологии местности, совести и души».

Думаю, что результаты монгольских исследований Кимеева ещё ждут своего «доосмысления», претворения в жизнь содержащихся в них идей и предложений. А сделано с 2008-го по 2012-й – годы его комплексных экспедиций в соседнюю страну – немало. Валерий Макарович привлекал в состав экспедиционных отрядов этнологов, археологов, биологов, даже архитекторов. 

По итогам поездок в северо-западные районы Монголии были картографированы обнаруженные многочисленные памятники эпохи средневековья. Зафиксированы десятки памятников древнетюркской эпохи археологии: оградок, поминальников, оленных камней, петроглифов, керексуров – погребальных сооружений в виде грунтово-каменных насыпей.

Выявлен социальный состав населения, имеющего постоянные контакты с родственниками, проживающими за пределами Монголии: в Казахстане, Китае и России (Туве, Республике Алтай, Кузбассе). Проанализированы особенности современного этнокультурного взаимодействия народов Северо-Западной Монголии, включая казахов Баян-Ульгийского аймака, с населением сопредельных государств (России, Казахстана, Китая).

Были найдены и исследованы уникальные территории Северо-Западной Монголии, где сохранился комплекс памятников природного и историко-культурного наследия. Наиболее привлекательными оказались окрестности озер Северо-Западной Монголии: Убс-Нуур, Уурэг-Нуур, Ачит-Нуур, Толбо-Нуур, Xаар-Ус Нуур в сомонном (административном) центре Ольгий.

Кимеев надеялся создать в Монголии сеть экомузеев по его методике, реализуемой в Кузбасском Притомье. Для этого он занимался разработкой проектов зон охраны и генеральных планов четырех первых экомузеев Монголии: Уурэг-Нуур, Ачит-Нуур, Толбо-Нуур, Тариалан, Убс-Нуур.

Ученик Валерия Макаровича, преподаватель истории Улан-Баторского филиала (Монголия) РЭУ Плеханова Владислав Игоревич Терентьев:

– Кимеев умел «видеть» пространство будущего экомузея на местности, лишь только кажущейся пустой. Так, в Монголии, на одном из мест стоянки нашего экспедиционного отряда в 2009–2011 годы – берегу озера Уурэг-нуур – он несколько вечеров подряд поднимался во главе нашей группы на скалу, с которой открывался прекрасный вид на озеро. Здесь он рассказывал об архитектонике задуманного им экомузея, воплотиться которому при жизни Валерия Макаровича было не суждено. Подробно, с нескрываемыми эмоциями он проводил нам яркую экскурсию по воображаемому первому экомузею Монголии, в которой, как считал Учитель, «и создавать ничего не надо: всё уже готово». Он был прав в своём утверждении, ведь заповедная Монголия и люди, здесь проживающие, действительно являют собой пример давно исчезнувший в других частях света традиционности, культуры, уникальности – всего того, что так нужно классическим музееведам…

                VIII.

Кимеев – настоящий подвижник. Капиталы интересуют его лишь как средства претворения в жизнь своих идей и планов, издания книг. Но – не обогащения.

Он живёт неимоверно активной жизнью, умственной и физической, – преподаёт, делится знаниями, много пишет, многое создаёт своими умелыми руками.

В 2019 году – на основании научного обследования полусотни объектов историко-культурного наследия поселений Мысковского и Междуреченского городских округов Кемеровской области – Кимеев разработал проект детальной планировки экспозиций музея под открытым небом «Эне-Таг» – в посёлке Чувашка.

В этом проекте – воссоздание традиционной прибрежной застройки из жилищ и хозпостроек, охотничьего и рыболовного станов, поляны для шаманских обрядов с ритуальным жертвенником, реконструкцией древней железоплавильной печи и мастерской по производству глиняной посуды.

Для Междуреченского округа;Кимеев проектирует ещё один экомузей – «Сарыг-Кёль» – в районе посёлка;Косой Порог. Рядом – места традиционного туризма – тропы Поднебесных Зубьев, склоны горнолыжного комплекса на горе Югус, что создаёт дополнительный интерес туристов к музею.

В первом двадцатилетии XXI века вернулись к вопросу музеефикации недвижимых объектов этнокультурного наследия в музее-заповеднике «Томская Писаница». И здесь;Кимеев активно участвует в разработке архитектурного историко-этнографического музейного комплекса «Русские Притомья», отражающего историю заселения, хозяйственно-бытовой уклад и культурные традиции русского населения края с XVII-го по начало ХХ века. В состав это комплекса, по задумке учёного, входят такие экспозиции, как «Верхотомский острог», «Ясачное зимовье», «Сибирская деревня начала ХХ века».

Многие музейные коллекции России и региона хранят экспонаты, найденные и переданные им Валерием Макаровичем. Он любил делиться своими находками с музеями, лишь бы они приносили пользу музейному делу.

В этом ряду – интересный факт. Этап «кимеевского комплектования» этнографических коллекций начался с ежегодных экспедиций в Горную Шорию выпускника кафедры этнографии ЛГУ В.М. Кимеева. Ещё в свой студенческий 1976 год, в ходе экспедиции в Горную Шорию, ему удалось собрать предметы охоты и быта шорцев из посёлков Дальний Кезек и Усть-Анзас и вывезти их на кафедру этнографии ЛГУ. Позднее часть из них были передана и хранится теперь в Российском этнографическом музее Санкт-Петербурга.

Основу этнографической коллекции другого паноптикума – Музея археологии, этнографии и экологии КемГУ – с 1980 года составили сборы Кимеева со студентами по всей Горной Шории, по посёлкам на берегах рек Мрассу и Кондома. Впоследствии Валерий Макарович пополнял экспозицию университетского музея сборами в посёлках по реке Ортон – Учас, Трёхречье, Ильинка.

Немало собранных им экспонатов оказалась в фондах Историко-культурного и природного музея-заповедника «Томская Писаница». Затем предметы шорского быта от экспедиционных трудов Кимеева стали поступать в экомузей-заповедник «Тюльберский городок».

Немало экспонатов, собранных во время экспедиций Кимеев передал и «Тазголу». А когда в начале 1990-х в Таштаголе создавался Музей этнографии и природы Горной Шории, Валерий Макарович подарил ему большую коллекцию шорских предметов быта из своего частного дома в посёлке Усть-Анзас.

Этот список музейных коллекций, созданных кропотливыми поисками учёного, можно продолжать ещё…

И здесь не могу не сказать хотя бы несколько добрых слов об одной из главных помощниц Валерия Кимеева – его первой красавице-жене Татьяне Кимеевой, которая подарила герою нашего очерка двух сыновей. Много лет они работали вместе. И немалая заслуга в успешной карьере учёного Кимеева принадлежит именно её постоянной поддержке, умению выдержать непростой кимеевский характер.

Доктор культурологии, профессор Татьяна Ивановна Кимеева и сегодня плодотворно трудится доцентом кафедры музейного дела в Кемеровском государственном институте культуры.

                IX.

4 января 2021 года весть о кончине Валерия Макаровича Кимеева для многих прозвучала как гром среди ясного неба.

На 69-м году…

Не все знали о его тяжёлой болезни, о которой сам он не любил распространяться. Казалось, что его энергии, его планам и задумкам, бесконечным проектам не будет переводу. Теперь остаётся надеяться на его учеников – подвижников кимеевской школы, верить, что массив накопленного материала и разработки учёного будут положены в основу дальнейшего сохранения как регионального, так и российского этнического наследия.

Валерий Кимеев не был безоглядным оптимистом. Своим любимым поэтом называл Михаила Лермонтова, цитировал его известное стихотворение «Дума»: «Печально я гляжу на наше поколенье…» Как и поэта, Валерия Макаровича очень беспокоило, что в обществе часто царит равнодушие, ценится только холодный рассудок, высокий достаток... Сам же учёный ценил в людях честность, как важнейшее, по его мнению, человеческое качество. Честность он старался воспитать в своих учениках в первую очередь.

Кимеев любил делать любимое дело. Владислав Терентьев отмечает, что, когда поздравлял Валерия Макаровича с Днём учителя, тот «отвечал, что он не учитель, а деятель».

Многие отмечают, что Кимеев – человек с непростым характером. Бывал резок, если считал, что кто-то неправ, что упрямится, не признавая свою неправоту, или недобросовестно относится к истине, к научному факту, к серьёзному делу.

Доктор наук Дмитрий Ушаков считает, что критика Кимеева могла быть весьма жёсткой, но, при позитивной динамике интеллектуального роста своих подопечных, на похвалу он не скупился.

«Порой Валерию Макаровичу приходилось сталкиваться с непониманием его жизненной позиции, в том числе и некоторыми представителями тех народов, которые он изучал и старался поддерживать… – отмечает Дмитрий Викторович. – Изучая долгие годы не только в теории, но и на практике взаимоотношения разных народов, Валерий Макарович сформулировал значимый для социальной философии и других социогуманитарных наук термин – «синдром этнической угнетённости». Знать о таком предвестнике «болезни общества» очень важно. …Такой синдром иногда проявляется у представителей народов, входящих в многонациональное государство, когда они стремятся подчеркнуть, что их народ страдал, был подвергнут репрессиям, испытывал нужду и притеснения (утрачивал язык, территорию проживания, самобытную культуру и т.;п.).

…Эта обида не учитывает, что в то же самое время это же испытывало всё население государства, все народы, его составляющие. Осознание такого положения только своего народа всегда неприятно и вызывает острое чувство противостояния и борьбы, это болезненное состояние, оно может легко переходить как в национализм, так и в нацизм...

В условиях многонационального государства разрушение общества начинается с недоверия, с болезненного осознания своей уникальности без привязки к большему сообществу. Фактически это неспособность адекватно оценивать то, что дало сообщество для развития каждого народа – жильё, образование, возможность развивать свою культуру, защиту от нападений других сообществ. Более того, синдром национальной угнетённости – это предательство и подрыв основ государственности».

Профессор Сибирского государственного университета геосистем и технологий (Новосибирск) Михаил Николаевич Колоткин дополняет:

«Он был очень интересным собеседником, человеком практическим и энциклопедически образованным. Меня сразу покорили его рассказы об этнографических экспедициях в разные районы страны, проблемах и сложностях работы этнографа. Я на практике убедился, как популярен Валерий Макарович в научном мире. Возле него постоянно находились люди, шли споры и дискуссии. …Для местных учёных он был признанным авторитетом. И в то же время очень скромным. В поездке к верховьям Енисея на базе «Эржей» не хватило домиков для расселения участников. Валерий Макарович предпочёл жить в палатке вместе со своим другом Дмитрием Викторовичем Ушаковым из Новосибирска и аспирантом Владиславом Игоревичем Терентьевым».

Преподаватель Монгольского национального университета, кандидат исторических наук Владислав Терентьев акцентирует:

«Этничность – одну из главных основ своих исследований – Валерий Макарович определял как «состояние души», подчёркивая в этом ёмком определении важность именно внутренней самоидентификации человека, а не внешних проявлений. По логике Учителя, у каждого человека имеется этничность, имеется его внутреннее состояние. Как любой исследователь, в определённые этапы своей жизни он изучал себя, находя в своей душе всё новые и новые грани: от казачье-чалдонской до тюльберской…»

Всей своей жизнью и делами Валерий Макарович доказывал возможность и необходимость изучать, сохранять, поддерживать и развивать уникальные культуры разных народов. Он делал это во благо сохранения единства России и мира в целом.

Кимеев в своей жизни сделал очень много. Однако ещё многое мог бы сделать – учить студентов, руководить аспирантами, быть официальным оппонентом по самым различным проблемам этнографии и истории, выступать ответственным редактором научных изданий. Он планировал новые книги и поездки, новые экспедиции и конференции о нелёгкой работе этнографов, об обычаях и традициях народов нашей страны.

В 2021 году планировал выпустить книгу о другом коренном народе Кузбасса – телеутах. «В следующем году мы с Александром Ивановичем Копытовым собираемся издать книгу по телеутам. Потому что про телеутов нет книг… Александр Иванович про горно-рудное дело напишет в Беловском районе и Гурьевском, а я – про их национальную культуру, историю изучения и всё остальное. У меня много по ним материалов. Поэтому тоже надо их поддержать», – делился задумками Валерий Макарович. Судьба распорядилась иначе…

«К сожалению, многие из его проектов так и остались нереализованными, какие-то ввиду различных обстоятельств не развивались по намеченному пути, – отмечает Полина Валерьевна Абрамова, кандидат культурологии, доцент кафедры музейного дела Кемеровского государственного института культуры. – Но массив накопленного материала и разработки учёного в перспективе могли бы быть положены в основу дальнейшего сохранения регионального этнического наследия», – предлагает она.

Несомненно, Валерий Макарович Кимеев оставил после себя огромное наследие, которое должно сохранять и преумножать.

                г. Кемерово.
                Март – апрель 2022 г.
                Использовано фото из личного архива В.М. Кимеева