Когда в доме беда

Мы стояли посередине лужайки, покрытой изумрудной апрельской травой и яркими весенними цветами, и смотрели, как  горит наш дом. Трехэтажный большой дом горел нереально быстро и аккуратно. Как рождественская свечка, оплывал вовнутрь всей поверхностью.  Самые ужасные вещи происходят в нашей жизни удивительно легко и просто. Что чувствует человек в такие моменты? Мысли совершенно отсутствовали в моей голове. Все заполняла боль. Я не кричала, не плакала, не металась, пытаясь спасти хоть что-нибудь. Бесполезность этого  занятия отчетливо обозначилось в моем сознании в первые же секнды. Я ощущала себя песчинкой в этом мире, где привычные человеческие лозунги «хотеть, действовать и мочь» были сплошным абсурдом...

Весна была тихая. Радиостанции и телевизионные каналы Америки передавали необычную статистику метеорологов: в этом году в Оклахоме торнадо и гроз случилось только 20% от среднепричитающихся. Опасались засухи. И вот горы Колорадо «состряпали» мощный грозовой фронт и направили его на Оклахому. Несколько дней программы новостей оканчивались прогнозом сильного ливня с грозой. Указывали даже время его начала  в различных частях города. Грозу ждали...

Плохие прогнозы всегда сбываются. Поэтому я выключила компьютеры, которые обычно у нас работают с утра до поздней ночи, не поленилась подняться на второй этаж проверить кофеварку и пошла на улицу позвать кота. Макс идти домой отказался. Бегать за ним вокруг дома у меня уже не было времени, дочь должна быть доставлена в школу в срок. Я решила, что ничего страшного.  Уcпею вернуться до начала грозы. В крайнем случае он может спрятаться в сарайчике.

По дороге в школу мы, как обычно, слушали музыку, обсуждали пролемы предстоящего дня. Ведущий радиостанции после каждой песни призывал слушателей взять зонтики, чтобы не вымокнуть после обеда. Зонтик всегда лежит в машине, но мы решили заодно и подкорректировать наше расписание: я сделаю все свои дела в городе утром, чтобы после обеда забрать дочь из школы и прямиком ехать домой. Так и сделали, но... «мы полагаем, а судьба располагает».

Когда я расплачивалась в «Lowe’s» за горшки с азалиями, через стеклянные двери магазина увидела черную надвигающуюся тучу. Стало темно, как ночью. Перебрасываясь шутками с кассиром, я посетовала, что гроза пришла раньше, чем обещали, а  у меня кот на улице. Под первыми крупными каплями дождя я грузила покупки в машину, а когда выехала на улицу, то кроме неясных, размываемых «дворниками» очертаний огней впереди идущих машин ничего не было видно.

Почти вслепую, под раскаты громы и шелчки молний я медленно продвигалась в ряду автомашин. Приходилось пересекать низкие места с водой, доходящей почти до дна. Нельзя сказать, что я чувствовала себя комфортно, но работал стадный инстинкт: «все ехали и я за ними».

Когда я, наконец, «доплыла» до Алениной школы, выглянуло солце. Умытая листва, трава и цветы были настолько красивы, что несколько мгновений я пребывала почти в мистическом экстазе. Потом самой стало смешно. Странное настроение. Как перед смертью, будто в последний раз, я смотрю на эту красоту. Тут отворились двери школы, выбрасывая группки ребят. Захлопали дверцы и автомобили один за другим стали выруливать со стоянки.

Я не рассказала дочери, как было страшно вести машину под проливным дождем. Спросила только, слышали ли они грозу. Оказывается не только слышали. У них отключалось электричество. Когда мы выехали на холм, с которого открывался вид на наш neighborhood, Алена сказала: «У кого-то горит, но далеко...» Я промолчала в ответ, но кто-то второй внутри меня возразил: «Нет, не далеко, а как раз...»

Когда мы выворачивали на нашу улицу, сквозь деревья ясно увидели столб черного дыма из гребня крыши  дома. Алена стала кричать, что пожар в нашем доме. То есть озвучивала то, что я уже давно «знала». Кто-то внутри опять сказал: «Спасать бесполезно... Собака.. Хотя это тоже бесполезно, но ты должна попытаться...»

Подъехали к дому. У Алены началась истерика. Еще ребенок, слабенькая. Она выпала в открытую дверцу машины,  ноги не слушались ее. Нужный ключ никак не попадался в деревянные пальцы.  Отталкивая друг друга, стали пытаться открыть двери. Открыли...Я ринулась на второй этаж...и задохнулась. Дым был не просто черный, он был густой и вязкий. Не давал дышать. Казалось, он разрывает легкие. Спиной я чувствовала, что дочь ждет, что я спасу собаку и бельчонка, которые остались дома. С детства она привыкла, что я творю чудеса, совершаю подвиги... Я стала громко звать собаку. В ответ было молчание, только истошно визжал  противопожарный детектор. Кому орет? Внутри все уже мертвы, а для тех, кто снаружи, все уже более, чем очевидно... Бесполезная на самом деле штука.

Нет, я не была героем. «Каждый сверчок знай свой шесток»... Молнии было угодно ударить в наш дом. Почему в наш? Наверное потому, что он был самый высокий в округе и стоял у старейшего ореха, которму далеко за сотню лет. Очевидно мы нарушили правило: «не высовывайся».

Когда мы открыли входную дверь была четко видна граница между чистым прозрачным воздухом с улицы и временно отступившей черной зловещей массой. Приток воздуха стимулировал возгорание. То что тихо тлело, занялось ярким пламенем. Я тихо сказала Алене, что не могу идти туда. Да она и сама все поняла. Чтобы не разрывать сердце, я отправила ее к друзьям в соседний дом,  вызвать пожарных. Только тут я  заметила, что  мы не одни. К нам приближался незнакомый мужчина. Он сказал, что уже позвонил 9-11 и спросил, не остался ли кто в доме.

Услышав, что людей в этом аду нет, только животные, он быстро направился к цистерне и перекрыл газ. Затем  позвонил в электрокомпанию и те отключили электричество во всем районе. После этого он сел в машину и, прокричав нам в окно, что сейчас вернется, поехал встречать пожарных, потому что, судя по звукам они пропустили поворот и промчались мимо.

Пожарные

И вот мы стояли и смотрели, как горит наш дом. Стали подходить соседи. Первым вопросом было: нет ли кого в доме, затем выражали сочувствие. Пожарных все не было. Казалось, что прошла уже вечность... На самом деле они приехали через 12 минут после звонка.

Это были местные добровольцы, молодые ребята на древних автомобилях, которые уже являются музейной редкостью. Когда они «развернули технику»  смотреть на все это представление было и горько и смешно. Автомобили выглядили как фонтаны в парке. Вода  била со всех сторон, даже из-под них. Неизвестно, куда ее поступало больше в пожарный шланг или разбрызгивалось вокруг. Может быть поэтому пламя сбить не удавалось. Поливали ту стенку дома, что была ближе к цистерне с газом, чтобы предотвратить взрыв.

Единственно, что хорошо работало в пожарной команде нашего района - это связь. Поняв, что своими силами не справиться, пожарные вызвали на помощь соседей. Те приехали на мощных, блистающих никелем траках с большим запасом воды и мощными насосами. Но спасти так ничего и не удалось, все сгорело дотла. Пожарные были очень смущены. Это был первый дом в их практике, который сгорел полностью.

Пожарные команды Америки удивляют: с одной стороны они вызывают восторг, а, с другой, недоумение. Около 90% всех пожарных команд – добровольцы. Только отдельные районы больших городов могут содержать дружины, работающие на постоянной основе. Чудеса героизма пожарные проявляют немалые. События 11 сентября очень показательны в этом отношении. Причем так работают не только пожарники Нью-Йорка. Так по всей стране.

Все пожарные, как постоянные сотрудники, так и добровольцы, хорошо обучены. В  дружины молодые люди записываются с 15-16 лет. Сначала посещают занятия в своем отделении, а потом уезжают на несколько месяцев на сборы, где подготовка, можно сказать, военная. Это считается мужским  делом.

То есть, по сути получается, что  защита домов от пожара, это добровольная помощь соседей. Это общественная организация, а не государственная. Только шеф департамента постоянно находится в офисе. Он решает все административные вопросы, поддерживает связь со всеми членами команды. В случае «emergency» всех добровольцев отпускают с их постоянного места работы и далее все происходит «по штатному расписанию». Кто-то едет за пожарным траком, кто-то прямо на место пожара. Как показали наши события, дружина действительно хорошо организована и обучена. Вот только оснащение...

Оснащение зависит от конкретного района и организаторских способностей руководителя. Иногда проезжаешь через малюсенький городок, и в глаза бросается самое красивое здание – пожарная. Радом с ней стоят яркие блистающие новизной автомобили. Сразу видно, что у этих ребят хорошее финансирование. В нашем же районе, пожарная – это большой старый гараж с двумя еще более старыми траками. За последний год здесь случилось 20 пожаров. Из 20 домов удалось спасти  только один и один, наш, сгорел дотла.

Вот это меня и поражает. Я никак не могу понять эту систему. «Где-то тут какая-то гайка недокручена, какой-то винтик недовинчен». Я не могу понять, почему такая важная для Амерники  система функционирует на общественных началах. Здесь большая часть домов сделана из дерева. Если дом и облицован кирпичем, то это только наружная часть, а внутренний каркас собирается из дерева. И горит все это «ну о-о-о-чень хорошо». Почти каждое утро в программе новостей города сообщают о пожарах. Особенно актуально это для Оклахомы, где грозы действительно опасны. Это не рождественские хлопушки.

Я не специалист, я только «пострадавшая», но не верится мне, что страховым компаниям дешевле постоянно выплачивать компенсации погорельцам, чем вкладывать деньги в создание хорошо оснащенных пожарных команд. Хотя может быть я и не права. Может быть результаты их статистического анализа совсем другие... В одном из документальных фильмов утверждалось, что имеется только пять минут с момента возгорания. Если огонь локализован не будет, то дом уже не спасти.

Соседи

Почему, почему?! Это носилось в воздухе, это произносили все, присутствующие на этом ужасающе-завораживающем зрелище. Вместе с пожарными приехал и следователь, который по характеру горения определял причину возгорания. Для нас это был очень важный вопрос, потому что ответ на него определял сумму нашей страховой компенсации. Но, честно говоря, в тот момент мне было не до этого. Может быть потому, что дом и имущество были застрахованы... И тот четкий рассудок, который жил на втором плане моего сознания и оставался ясным на протяжении всего этого кошмара, знал, что в любом случае мы не останемся нищими. А может быть потому, что удар судьбы был слишком сильным, «зашкаливал».

Моя первая мысль была: «Господи, за что?! Что я опять сделала в моей жизни неверно? За что ты наказываешь меня?» И только когда пожарные сообщили, что все признаки указывают на возгорание от разряда молнии, до меня дошло, что мне надо благодарить Всевышнего за спасение. Обычно в это время я  работаю дома у компьютера. И вот сегодня муж был в командировке в Техасе. И я, вместо него отвозила и забирала дочь из школы. Если бы я осталась в доме, то... была бы вместе со своими животными.

Все соседи слышали небывалый по силе удар грома, который практически слился во времени со щелчком молнии. То есть, молния ударила совсем рядом. Это была не просто молния. Это была молния на порядок мощнее обычных для наших мест. Кроме того была не одна молния, а две: со сдвигом в одну десятую секунды во времени и  3 м в пространстве. Действовала наверняка, на добивание. Именно поэтому через всю стену дома ясно проступала горящая латинская буква «V». Наш сосед бегал с камерой вокруг дома и почти с восторгом делал фото этой горящей буквы, хотя периодически для поддержания «морды своего лица» подходил ко мне и высказывал  сочувствие. Муж позднее получил все эти данные из центра наблюдения за грозами в их компании.Удар молнии был настолько сильным, что взорвался трансформатор на электрическом столбе в 30 метрах от дома и масло вытекло наружу, сжигая траву газона. А на орехе, что стоял возле дома кору будто срубили топором.

Пожарные работали, чтобы не дать огню перейти в лес, а на лужайке у горящего дома происходило «представление», напоминающее похороны. Соседи прибывали...даже те, что не были знакомы. Они по очери подходили к нам, высказывали свое сочувствие, предлагали помощь и давали советы. Сочувствие Американцы высказывают в непривычной для русского уха форме. В таких случаях здесь принято говорить: «I am sorry!»  Как будто принимают часть вины на себя.

От нескольких соседей мы получили приглашение пожить в первые дни в их доме. Некоторые предлагали денежные ссуды. Одна женщина сунула пожарному деньги и попросила передать нам, а сама уехала, даже не назвавшись.

Пожарные периодически подходили и спрашивали, где лежали документы, ювелирные изделия, что ценного... Дом выглядел как стакан с горящим спиртом. Стены еще целы, а внутри яростный хоровод пламени. Какие уж тут драгоценности, документы... Пока они не заговорили об этом у меня даже и слабой надежды на их спасение не возникало. Я попросила оттащить горшки с цветами, которые стояли у входа и были все еще неповреждены, а сама пошла к задней стене дома, которую  пожарные проломили и через образовавшуюся дыру поливали  внутренность того, что было раньше кабинетом.

Ростки надежды живут даже в пустыне. Не знаю почему, но я вдруг заговорила с пожарными про свою книгу. Каким-то чужим монотонным голосом я им рассказывала, что жалко книгу. Что в огне погибла книга, которую я писала три года и архивы с тысячами фото и километрами видеозаписей. Что книгу я уже практически подготовила и через 2 недели должна  передать ее в руки издателя в России. Они говорили мне какие-то сочувственные слова, но на самом деле я им казалась по меньшей мере странной. В огне погибли драгоценности на весьма приличную сумму, а я долдоню о какой-то книжке...

Тут меня поймала Синди Шеппард и стала настойчиво звать к себе домой. Семейство Шеппардов – это наши друзья, к которым я отправила Алену. Я знала, что там сделают все, что нужно для нее. И они действительно сделали все... и даже больше. Синьди тут же вызвала мужа с работы, оставила нашу Алену и своих малышей со  старшими детьми, а сама пришла, чтобы забрать меня с пожариша.

На седующий день она рассказывала, что задача перед ней стояла нелегкая. Нужно было удержать Алену в доме, чтобы она успокоилась, но та все время рвалась ко мне. Меня же ей никак не удавалось сдвинуть с места, потому что я вроде бы соглашалась пойти к ним домой, но постоянно находила какое-то дело и уходила от нее. Наконец ей удалось довести меня до машины, я открыла ее и тут  увидела азалии, которые как посланцы из другого еще счастливого мира стояли в багажнике. Я схватила горшки в руки и ринулась обратно на участок, со словами, что мне нужно посадить их. Тут Синди чуть не заплакала.

Я понимала ее состояние. Я видела, что она беспокоится обо мне, что она считает, что для меня лучше уйти с этого трагического зрелища. Может  быть она даже решила, что у меня не все в порядке с мозгами: высаживать цветы на клубу, когда горит дом. Может быть она и права... Для меня эти цветы были как символ возрождения. Как начало новой жизни на том месте, где мы потеряли все. Но... Но мне не хотелось пугать людей и мы поехали в дом Синди.

Приехал с работы Майк, и мы все вместе стали обсуждать, как встречать моего мужа, который ночью  должен прилететь из Техаса. Тяжело смотреть на собственный горящий дом, но все же это происходило у нас на глазах. Его же ожидал жестокий удар без всякой подготовки. Мы очень беспокоились и поэтому разработали целый план: как встречать, что сказать...

Но, видимо, в этот день всем нашим планам не суждено было сбываться. Дэвид еще утром решил сделать нам сюрприз и прилететь раньше, чтобы всей семьей отправиться куда-нибудь отдохнуть. Он позвонил в аэропорт и попросил зарезервировать ему место на рейс в полдень. Свободное место нашлось, несмотря на то, что это была пятница.

На перекрестке, за два блока до дома, мужчина из встречной машины, стал говорить ему о пожаре. Дэвид не дослушал до конца, почему-то сразу решив, что это наш дом. Он не помнил, как промчался эти две последние мили, но когда, наконец пересек лес, плотным кольцом окружающий наш участок и скрывющий от любопытных взоров дом, то перед ним возникла картина не для слабонервыных, наполовину сгоревшие стены дома, пожарные в ярких костюмах и множество автомобилей. Глаза его цепко ощупывали все пространство в поисках нашего красного «blazer». Но его нигде не было.

В голове зазвенело... Он даже не сразу понял, что подошел один из пожарных и что-то говорит ему. Дэвид видел его шевелящиеся губы, но сознание не воспринимало слова. Наконец, до него дошло, что мы у соседей, живы и здоровы. Пострадали только животные...

Мы увидели Дэвида, когда он садился в машину, чтобы ехать к нам. Нет, мы не бросились друг другу в объятия, я не плакала у него на плече. Какой-то механизм внутри меня сломался, я не могла плакать, а значит и не было избавления от боли....Мы могли только нести ее вместе. Мы даже говорили мало, только самое необходимое. Обычные темы наших разговоров теперь были «под запретом» внутренней цензуры, потому что касались открытой раны... Наша персональная жизнь проистекала в двух плоскостях. Одна, видимая для всех, под девизом «надо». Надо купить смену белья и одежды, надо где-то жить,  надо звонить в страховую компанию, в конце-концов, надо что-то поесть. И вторая, это жизнь наших онемевших от боли душ. Не только посторонним, нам самим вход туда был еще закрыт... О чувствах и переживаниях мы смогли говорить только через несколько месяцев, да и то... больше молчанием да прикосновениями.

Позвонили в страховую компанию. Те сообщили, что агент, который будет работать с нами, приедет через два-три дня. К его приезду просили подготовить список утраченных вещей. Нам было сказано, что мы можем снимать дом или жить в гостинице, все расходы страховая компания возьмет на себя. Будет оплачено наше питание в кафе и ресторанах, просят только собирать чеки и в день мы не должны тратить более $2000.

Вопрос о жилье решили наши друзья. Шеппарды сказали соседям, что мы будем жить у них, а мы и не спорили. В тот момент было так мало сил, что было приятно, что кто-то проявляет заботу. Они дали нам один из своих мобильных телефонов и Дэвид начал делать все необходимые звонки.

Шокнутые

Стало темнеть. Надо было забрать из леса кота, который так испугался всех этих событий, что не подпускал к себе никого даже близко, убегал. Мы его и звали, и просили, и кричали, привлекали  внимание его любимой игрой с лучиком фонарика. Ничего не помогало. Макс был невменяемый. Поставили ему миску с едой и поехали в магазин, чтобы купить все самое необходимое. Страное это ощущение, когда у тебя абсолютно ничего нет. Разумом вроде, понимаешь, а привыкнуть к этому никак не можешь.

В магазине мы представляли интересное зрелище. Ночь, покупателей немного, а тут семья полным составом и набор покупок необычен: с одной стороны покупки обстоятельные, а с другой... бросали в корзину вещи, не задумываясь о внешнем виде, только потому, что эта вещь функционально необходима. Кассир даже не выдержала и спросила, что у нас произошло.

Для меня самой этот shopping потом был как тест на «необходимость». Что же человеку нужнее всего, что он покупает в первую очередь? Мы купили белье, туалетные принадлежности для себя и кота, косметику, лекарство от головной боли, cell phones, Laptop  и игрушку для кота. В современном мире вести какие-либо дела без электронной и телефонной связи невозможно. Они также необходимы, как зубная щетка и смена чистого белья.

Конечно, люди разные. Потом у нашего страхового агента я спрашивала, что люди покупают в первую очередь в такой ситуации, как у нас. По ее наблюдениям, разброс огромный. Один известный кардиохирург, потерявший более, чем миллионный дом, беспокоился о cooler. Для него очень важно есть вовремя и ту пищу, которую он привык. Поэтому без хорошего кулера он просто не мог жить.  В другой семье просили в первую очередь купить им автомобиль. Они планировали ехать с детьми в отпуск, и даже пожар не мог изменить их планов.

Но это совсем не означает, что «эксперимент чистый», что люди, не находятся в состоянии стресса. Например, наша дочка во время shopping после пожара выбрала для меня ночную сорочку и халат с огромными ядовито-розовыми цветами. Сейчас меня «передергивает», когда они просто попадаются мне на глаза, но тогда мне было все равно...

Муж боялся, что от нервного напряжения у меня начнется мигрень и купил в аптеке лекарство, которое мы обычно берем по рецепту врача. В эту ночь у нас рецепта, естественно, не было и мы заплатили за него $1000. Я пыталась протестовать, но это было бесполезно. Потом уже Дэвид согласился, что можно было на следующий день взять рецепт у врача и не выбрасывать такие большие деньги «на ветер». Кстати, в первые дни после трагедии головных болей у меня совершенно не было. Видно, была блокирована чувствительность всех нервных волокон, как «обухом по голове».

Раскопки

На следующий день рано утром мы все поехали к дому... Главная причина была Макс. Мы надеялись, что он уже успокоился и можно будет отловить его.  Кроме того, всех необъяснимым образом тянуло туда, где был наш дом, где нам было хорошо и радостно. Не только мы, Макс тоже рвался в дом. Он был совершенно сбит с толку, все пытался найти вход в тот прежний дом, как Алиса в зазеркалье. Он ходил вокруг обуглившихся остатков стен и мяукал. 

Мяуканье кота, скрип полуоторванной  от стены деревянной балки, качающейся на ветру и листки моей монографии, рассеянные по зелени газона никогда не сотрутся из моей памяти. Мы быстро посадили Макса в машину и отвезли к Шеппардам в отведенную нам комнату, а сами вернулись на пожарище, где нас ждали многие дела. Нужно было выловить золотых рыбок, пока они не задохнулись в черной воде нашего водного садика. Алена с мальчиками Шеппардов отнесли рыбок к ним в пруд. Часть цветов и деревьев погибли под золой и обломками, но часть была жива. Когда я на них смотрела, то мне казалось что они кричат о помощи. Я начала делать новые клумбы и пересаживать цветы и деревья подальше от дома.

Дэвид ковырялся в золе там, где был раньше кабинет. Он искал жесткие диски компьютеров, в надежде, что удастся восстановить хотя бы часть информации, хранившейся на них. А было там немало. Уникальное software, моя книга, множество иллюстраций. Труд многих людей за несколько лет.

И смех и грех... Накануне вице-президент нашей компании, производящей software, спросил, храним ли мы копии жестких дисков на CD в банке. Я посмеялась над ним, но пообещала в выходные сделать такие копии и отдать соседям. Он поставил в своем дневнике отметку «проверить через 2 недели» на том разговор и окончился. Обещание я не выполнила. Пожар не захотел ждать weekend.

И вот  в горах золы мы отыскали коробочки жеских дисков. Они были и свиду  совсем неплохи. Дэвид начал созваниваться с компаниями, работающими с компьютерами. Откликнулись многие и даже брались сделать это бесплатно, чтобы таким образом помочь нам в беде. Но не вышло ни у кого. Нашей последней надеждой была компания-производитель компьютеров. Мы созвонились с ними и отправили диски курьерской почтой в Айову. Там смогли открыть металлические коробки, но электронные архивы изъять не удалось. Из-за мощного электрического разряда прошло размагничивание дисков.

Жесткие диски компьютеров, кстати, это одни из немногих вещей, что остались узнаваемы. Хрусталь расплавился, от Кубачинского кинжала остался только слиток серебра, от наград моего отца, полученных им на фронтах ВОВ, сохрнились лишь металлические части медалей, серебряные ордена расплавились. Мои янтарные бусы представляли собой оранжевые капельки, котрые при прикосновении рассыпались в прах. Не было смысла искать золотые украшения, от них не осталось ничего. Но я решила поискать брилллиант. Он был очень крупный из закромов отца Дэвида, который занимался обработкой драгоценных камней.  Бриллиант знаменит своей прочностью. Известно много случаев, когда на пожарищах находили кольца или камни. Кроме того, хранился он в шкатулке из яшмы. То есть весьма вероятно, что и уцелел.

Перекрытия между этажами выгорели, но, по идее, все, что было на втором этаже должно упасть перпендикулярно вниз. Остаток стены был мне ориентиром и я начала разгребать золу и относить ее в сторону. Вот металлический штырь от тумбочки, вот решетка кондиционера. Значит все правильно, я роюсь в нужном месте, но кроме черной золы ничего нет... Вдруг мой взгляд задержался на чем-то... Несколько минут я смотрела на это и мой мозг не желал осознать, что это останки моей собаки. Немыслимо найти останки тела там, где даже камни рассыпались впрах. Конечно я к этому не была готова. Вольф лежал там, где стояла моя кровать, где он обычно спал в спокойном состоянии. Он панически боялся грозы и при первых даже далеких раскатах грома всегда уходил в ванную комнату. Так мы его научили, когда приехали в Америку, где во время сильных гроз или торнадо положено уходить в убежище или в ванную комнату. Он очень быстро все понял и делал это всегда по собственному желанию. Сейчас он был в нашей спальне. Значит грома он уже не услышал и не успел испугаться. Его жизнь оборвалась мгновенно после удара молнии.

С трудом я выпрямилась и молча побрела в сарай за лопатой, чтобы вырыть могилу. По моему изменившемуся лицу Дэвид все понял. Вместе с Брайоном, одним и сыновей Шеппардов, они завернули Вольфа в простыню, стараясь все это сделать побыстрее, чтобы Алена не увидела. Потом  нашли и бельчонка Рокки. Мы похоронили их вместе под огромным орехом. А сверху  высадили те самые азалии, которые я купила перед самой грозой. Все в жизни имеет свою причину, только мы об этом не подозреваем... Как Булгаковская Аннушка, что разлила масло на трамвайные рельсы.

Как ни странно, но после этого мне стало легче. Мне перестало казаться что дух моих зверей витает над домом. Легче было также и от сознания, что звери не мучились, а погибли мгновенно. Что любая попытка войти в горящий дом, чтобы спасти их была бессмысленным безрассудством. Это было нужно мне самой, чтобы не казнить себя ежеминутно. Хотя и после этого открытия, я продолжаю винить себя, я каждый раз прошу у них прощения за то, что я не уберегла их. Да, я понимаю, что это не моя халатность, что это СИЛЫ ПРИРОДЫ. Но уж звери-то тем более ни в чем не виноваты. Уж это точно... Конечно, совсем не обязательно, чтобы кто-то был виноват. Это для нас, русских, вопрос «Кто виноват?», всегда был и есть главным. Жизнь много сложнее и проще... Да, конечно... Только, если честно, я думаю, что это мои звери меня спасли, отвели от меня еще большую беду, приняв удар на себя... Потому я и продолжаю просить у них прощение...

На том наши поиски бриллианта и кончились. Не было для этого ни у кого ни сил, ни желания. На следующий день в углу, под сложившимися досками тумбочки мы нашли коробку со старинным фотоальбомом. Это были архивы деда Дэвида,с фотографиями семьи более, чем столетней давности. CD-диски и современные фото, лежавшие рядом, превратились в пластиковый монолит, а вот старинные фото сохранились. Прямо чудеса какие-то. Вот и верь после этого в прогресс.

Зато теперь я верю в другую сентенцию: рукописи не горят. Сохранилась моя научная монография, изданная несколько лет назад. Меня даже зло взяло по этому поводу. Уж лучше бы сохранилась неизданная книга, которую восстановить практически невозможно. Придется переписывать многое заново. Дэвид даже горько пошутил, что, наверное, в этой книге не хватало еще одной главы.

Страховая компания

Результаты исследования пожарные сами отправили в нашу страховую компанию, которая находится в Далласе в соседнем с нами штате. Туда были предоставили также материалы Службы наблюдения за грозами и даже любительские видеозаписи удара молнии, совершенно случайно сделанные одним из наших соседей.То есть в нашем случае все факты свидетельствовали о природном катаклизме, а не о халатности. А потому сумма возмещения ущерба страховой компанией должна быть максимальной. Тут выяснились два обстоятельства, как водится, одно хорошее, а другое плохое.

За месяц до этих событий Дэвид сделал переоценку дома. Дом был новый и за два года жизни в нем мы привели в порядок территорию. Landscaping ценится очень высоко. Кроме того, много усовершенствований было сделано в самом доме. В Америке принято, что время от времени цена на дом пересматривается и данные эти сообщаются в страховую компанию. Цена нашего дома в результате appraisal была увеличена более, чем на треть. И эти данные были как нельзя во время переданы в нашу страховую компанию.

Но, выяснилось также, что Дэвид, как и большинство людей, посчитал, что пожары и всяческие катаклизьмы происходят с другими людьми. С нами этого не случится. А потому решил сэкономить на ежемесячных выплатах и застраховал мебель и все содиржимое в доме только на 75% от ее стоимости. Вот так мы учимся на своих ошибках...

Те, кто имел опыт, подобный нашему, советовали очень серьезно отнестись к списку утраченного имущества, который необходимо предоставить страховой компании. Подчеркивали, что в состоянии, в котором люди пребывают после пожара, трудно сосредоточиться и составить список в полном объеме. Начинают преобладать «наплевательские» настроения. А страховая компания, даже самая хорошая, это ведь не ясновидящий... Это всего лишь страховая компания. И они выплачивают деньги за то, что перечисленно в списке.

Три дня до приезда страхового агента мы занимались составление списка. Разделили все по темам: Дэвид занимался с техникой, Алена – с мебелью, а я - всякими бесконечными мелочами, одеждой и украшениями. Компьютер не отключался, сменяя друг друга, мы печатали, печатали, печатали.. Даже ночью, когда выключали свет, кто-нибудь спрашивал: «А кофеварку записали? А картины в прихожей...» Список получился большой, на несколько десятков страниц. Но, конечно многое забыли, многое всплывало в памяти уже после того, как передали списки для оценки.

В стандартную форму страховой компании кроме названия вещи, необходимо было вписать ее стоимость, а также магазин, где ее купили. Магазин очень много говорит о дороговизне той или иной вещи.  Некоторые цены мы помнили точно, некоторые только приблизительно. Кроме того, много антикварных вещей мы привезли из России, цены на которые установить просто невозможно. Мы сначала оставляли в этих строчках пустые места, предоставляя агентам самим определить их стоимость. А потом решили, что это совершенная глупость. Как может агент определить цену вещи, которую не видел. Естественно, он вставит ту сумму, которая ему больше нравится. Мы стали смотреть в интернете на аукционах вещи, подобные нашим и постепенно заполнили все пропущенные клеточки.

Параллельно со списком мы стали работать над проектом нового дома. Дэвид купил специальную компьютерную программу для дизайнеров. И мы пока виртуально, но приступили к строительству нового дома. Эта работа, кроме практической ценности была для нас как психотерапия. Мы начали мечтать, начали обращать наши мысли в будущее.

Страховой агент приехал в точно указанное время. Это была молодая женщина, приветливая и энергичная. Опираясь на опыт общения с Российской бюрократией, я все ждала, когда она начнет злиться и отказываться оплчивать то или другое.  Поэтому я ей сразу сказала, что в список мы включили только новые или действително хорошие вещи. Что наличие той или иной вещи она может проверить, поговорив с соседями или друзьями, которые бывали у нас. Я была, как ежик в тумане, на всякий случай держащий колючки наготове. Но ничего подобного не произошло. Ее дружеский тон не менялся и мы одна за другой решали многие проблемы.

Решали многие проблемы – это ключевая часть фразы. Система страховой компании предусматривает, что их агент в случае несчастья индивидуально работает с каждым клиентом. И это не только оценка ущерба и выплата компенсации. Это действительно разносторонняя помощь, позволяющая вернуться к нормальной жизни. Джералдин вместе с нами обзванивала компании в поисках временного дома, через нее мы оформляли покупку первой необходимой мебели для арендованного дома, она проводила первые переговоры со строительными компаниями.

Правила таковы: она должна сделать оценку бывшего дома и утраченного имущества. Причем дом оценивается на основании имеющихся документов и реальных остатков. Содержимое дома – по  тому списку, что мы предоставляем. 

С домом она работала сутки. Мы ей нарисовали примерный план. Потом она сама обмерила все видимые части дома. Отметила на плане окна, двери, встроенную мебель, ванные и т.д. Такая детализация позволила ей, по имеющимся у них методикам, восстановить стоимость дома. Эта цифра затем сравнивалась с оценочной стоимостью по документам. Когда она на следующее утро принесла нам результат своей оценки, он был несколько ниже той цифры, которая стояла в наших документах.

Я расстроилась и со словами: «Что мы можем построить за такие деньги!», начала плакать. Джеральдин обняла меня и стала успокаивать. Она сказала, что это первая прикидка, что она сделает все цифры в четком соответствии. Потому что их задача не выплатить компенсацию, а отстроить новый дом, который не может быть хуже прежнего, только такой же или даже лучше. Что она будет идти с нами через все стадии строительства и что самый лучший момент в работе – это принимать восстановленный дом. В ее практике был уже не один такой восстановленный дом. И все ее клиенты были довольны. Они не только строят дом, но даже обустраивают испорченную строительством территорию. Восстанавливают газоны, цветники, бассейны. Тут удивился Дэвид. В их полисе он не видел раздела о landscaping.  Джеральдин подтвердила, что хотя такого пункта в полисе действительно нет, но в правилах он записан и они всегда это делают.

Со списком Джеральдин работала более месяца. Проверялись все цифры. В нашем случае это было особенно сложно, потому что часть вещей мы привезли из России. Например они не могли понять зачем у нас было несколько видиокамер и видеомагнитофонов с разной системой кодировки: европейской и американской. Пришлось объяснять, что в архиве были видеопленки из России, которые можно смотреть только на европейской видеоаппаратуре. Были вопросы и относительно моего янтарного ожерелья и мехового манто. Янтарь в Америке стоит очень дорого. Здесь он редок, впрочем, так же, как и смушка, из которой было сшито мое пальто.

Все чеки мы получили из страховой компании через два месяца. Я специально обратила внимание на сумму, выданную по списку имущества. Она была ровно 75% от указанной нами. Ничего не было «урезано». Вот только с оценкой дома по-прежнему оставалось много проблем и не все были решаемы.

По правилам компании для строительства выдавалось 2/3 суммы сразу, и последняя часть после завершения строительства. То есть теоретически мы имеем деньги на строительство нового дома, но практически должны искать на стороне еще кратковременную ссуду, чтобы расплатиться со строителями в соответствии с их графиком.

Вторая проблема более серьезная. Мы узнали о ней, когда приступили к строительству. Рыночные цены меняются очень быстро. Два года назад, когда мы покупалали дом, стоимость возведения квадратного фута жилой площади  была 50 долларов и выше, в зависимости от качества жилища. Сейчас же повысились цены на дерево, а соответственно при расчетах стомости дома сабконтракторы стали использовать минимальную цифру 75 долларов за квадратный фут. То есть, независимо от того, как делалась итоговая оценка дома: последовательно, по отдельным номинациям, или по каким-то ключевым параетрам, все расчеты finally подтягивались к магической цифре 75 долларов за квадратный фут и выше.

Восстановить дом в прежнем объеме за «старую» цену стало невозможне. Мы не смогли найти ни одну строительную фирму, которая согласилась сделать это. Слава богу, что по условиям страхования фирма должна восстановить дом в прежнем виде, а не просто выдать деньги, рассчитанные по той или иной методике. Мы обратились к руводству фирмы с апилляцией.

Апилляция была изложена на одной страничке машинописного текста, простым человеческим языком без какого-либо больших расчетов. По форме она была скорее дружелюбной, нежели требовательной, но... Звучит это, прямо фантастически... Но через месяц мы получили дополнительный чек на сумму, равную  ПОЛОВИНЕ первоначальной оценки.
 
Конечно, бумаготворческий процесс был длительный. И эти месяцы до получения денег нужно было жить! И не просто жить... Это было время с огромными ежедневными расходами. Газон зарастал, его надо было косить. А значит, срочно нужна газонокосилка. Обгоревшие остатки дома надо было убирать. А это не только зола и пепел. Это старый фундамент и цемент, которые от удара молнии и высокой температуры раскрошились и были непригодны для будущего строительства. То есть необходимо оплачивать работу бригады с мощной техникой. Надо было срочно покупать кровати, столы, стулья, стиральные машины. За все надо платить. Слава богу, у нас были какие-то деньги, но для всего объема работ это была капля в море.

Для помощи клиентам в такой ситуации в нашей страховой компании принято делать так. У них есть договор с фирмами-производителями, которые доставляют пострадавшим технику по отпускным ценам предприятия, то есть на 30-40% дешевле, чем в магазине. Преимущества очевидны. Мы не только покупаем вещи дешевле, чем в обычной жизни, но покупаем их практически сразу после пожара, не дожидаясь, когда нам вернут деньги.  Страховая компания сама расплачивается с ними, а потом корректирует положенную нам сумму. Таким образом мы купили холодильник, телевизор, газонокосилку, компьютер, видеокамеру. Все вещи, доставленные нам, были тех марок, которые мы просили и хорошего качества.

Конечно, везде, где есть свои «плюсы», есть и свои «минусы». Джеральдин передала заказы для нас в различные предприятия и там с этими заказами работали разные люди. Я хочу сказать, что все они были в разной степени обязательные. Например, газонокосилку мы получили через неделю. Великолепная машина, работает лучше, чем наша бывшая. А тележка...канула в вечность... Вместо большой тележки к трактору они прислали малюсенькую к велосипеду. Три месяца мы звонили им каждую неделю, говорили, что эта вещь нам просто не нужна, пусть или обменивают или возвращают деньги, но... «пробить» эту »глухую стену» не получилось. Мы устали звонить. Потом, через пол-года, что-то внутри меня опять «взыграло» и я решила продолжить борьбу: съездить самим прямо в магазин, вернуть туда злосчастную тележку и взять причитающиеся деньги.

Идея может быть и неплоха, но исполнение замысла оказалось бездарным. Я была занята и отпустила Дэвида одного. Американцы совершенно неприспособлены вести войну с бюрократами и «кидалами»... и это незамедлило сказаться. На заявление Дэвида, что такая тележка нам не нужна, клерк прореагировал совершенно спокойно. Он забрал тележку назад, а затем сообщил, что по документам она была бесплатным даром компании, производящей тракторы, а потому  никакие деньги он возвращать не будет.

Ложь была настолько очевидной, что отверная ярость лишила Дэвида речи. Наверное, следовало опять звонить в нашу страховую компанию, поднять все документы на вещи, что они приобретали для нас... Но, как обычно в таких ситуациях, не хотелось связываться и тратить силы на такие вот мелочи.

Кстати, таких вот «дельцов» вокруг страховых компаний водится довольно много, в основном, это «торгаши». Столкнулись мы с ними и когда покупали мебель. Менеджер магазина решил воспользоваться ситуацией. Когда мебель распокавали и внесли, оказалось, что один из спальных гарнитуров здорово побит. Совершенно возмутил нас матрас на кровать, он был грязный и порванный. Такие в Америке выбрасывают. А они пытаются всучить его нам, да еще за немалые деньги. Да, «слезы застилали наши глаза», но у не настолько...После нескольких телефонных звонков, визита Дэвида в магазин и разговора с менеджером матрас с  извинениями заменили, но...обида до сих пор тлеет внутри меня, когда думаю о таких людях.

Почти месяц мы ждали холодильник. Мы совершенно замаялись питаться по ресторанам и хранить молоко и напитки в cooler со льдом. Потом разозлились на весь их сервис и купили маленький холодильник. И конечно, на следующий же день получили заказ. Мучителен был процесс и со стиральной машиной. Это Оклахома, здесь жарко. Без стиральной  машины жить почти также невозможно, как и без холодильника. Чистые носки у мужчин почему-то всегда кончались раньше, чем мы о них вспоминали. Как-то в одно такое «безносочное» утро Дэвид стал в гневе звонить клерку в Техас. Вместо традиционного шутливого приветствия он прямо спросил, как долго еще должен выбрасывать грязное белье в утиль? Как ни странно, но такой риторический вопрос помог. Стиральная машина и сушилка были доставлены на следующий день, осадное положение снято.

Но в целом, это все мелочи. Я очень часто и с чувством благодарности думаю о Джеральдин. Это удивительно, что ей удается сохранить доброжелательность к людям, которых она видит в экстремальной ситуации, то есть, часто не с лучшей стороны. Никогда не забуду одну сцену. Это был один из тяжелейших для меня дней. После онемелого отупения, чувства стали возвращаться и я, наконец, начала плакать. В этот день встреча с Джеральдин была назначена на нашем участке. Мы приехали раньше и я пошла на могилу своих животных. И, конечно же, слезы превратились в рыдания. Тут меня и застала Джеральдин. Она обняла меня и стала успокаивать. Интересные слова она сказала при этом. Она сказала, что, конечно же, все это безумно тяжело, но ведь и в этом есть своя прелесть, ведь у нас будет ВСЕ НОВОЕ! Про себя я подумала, что у нас и так было все новое... Мы живем в Оклахоме всего два года. Но потом мысли все чаще и чаще стали бежать в указанном Джеральдин направлении. То есть для меня это был урок оптимизма.

За восемь долгих месяцев, что мы строили новый дом, случилось немало критических ситуаций. В один из наиболее серьезных моментов, грозящих значительно задержать строительство, я начала разговор с ней прямо со слов: «Джеральдин, помоги!». И она помогла. Она помогала всегда.  Благодаря ей мы въехали в новый дом в точно намеченный срок перед Рождеством, через 8 месяцев и 2 дня после пожара. 

Дом цвета мусорных ящиков

У Шеппардов мы прожили почти две недели, вместо предполагаемых трех дней. В Америке тоже «быстро сказка сказывается, да нескоро дело делается». Теоретически мы могли переехать в гостиницу, но кот... На Макса мы перенесли всю нашу любовь, которую раньше делили между всеми животными. Это все что осталось от нашей прошлой счастливой жизни. В гостинице  жить с котом непозволительно. То есть, Макс был еще одной важной причиной, почему мы с радостью приняли приглашение Шеппардов.

Потом уже, по прошествии времени я поняла, как это хорошо, что не всегда дела быстро делаются. Как хорошо что в эти самые тяжелые дни у нас было не только тихое убежище... Общение в компании друзей-сверстников быстро возвращало дочь к нормальной жизни. Мы имели помощь Майка, доброту, мудрость и сочувствие Синди. У нас была даже любовь их малышей. Игра с ними, их непосредственность отвлекали от тяжелых мыслей.

Первой и наиболее привлекательной была идея арендовать Mobil home, которая, однако,  рассыпалась после недели бесконечных звонков и поездок. Мы хотели поставить такой дом прямо на нашем участке и жить там до возведения своего нового дома. В этом случае мы оставались бы жить на «своем месте». Ведь понятие «дом» включает в себя не только здание, это много всего вокруг и все это требовало ухода: газон, цветы, деревья... Да и строительство дома было бы на глазах. Однако арендовать такой дом оказалось непросто. В принципе они были для ренты, но... жить следовало на отведенном для домов такого рода участке.  Для нас это было неприемлемо. Те дома, что компании соглашались поставить на нашей территории, были такие маленькие, что разместиться там с двумя детьми-подростками разного пола было совершенно невозможно.

Один из коллег Дэвида предложил нам переехать в их дом. Несколько месяцев назад они закончили строительство нового и переселились. Старый дом готовили для продажи: сделали какой-то мелкий ремонт, сменили ковровое покрытие. Но, мы решили, что нельзя забывать о правиле, что чужие вещи всегда ломаются. Дэвид обязательно разольет кофе на их новый белый ковер, и после этого наши друзья станут нашими врагами.

Оставался один выход - на несколько месяцев арендовать дом в нашем районе. На относительно близком расстоянии сдавался только один дом. Он был на очень оживленной улице, небольшой, старый, с приличным по размеру, но голым, как коленка, участком: ни кустика, ни цветочка, ни деревца. Вкус у хозяев дома был очень странный. Они выкрасили кирпич  дома в «серо-буро-козявчатый» цвет с темной окантовкой еще более неопределенного цвета. Точно такого цвета стали наши пластиковые мусорный ящики под яростным солнцем Оклахомы. Все в этом доме было плохо или запущено. Даже такая вещь, как камин, несущий тепло и уют в любой дом, не  мог спасти положение. Птицы свили гнезда в его трубе и он не мог использоваться по своему назначению. Хозяева увезли дрова, чтобы у нас даже не возникло искушение развести огонь. Однако в этой  законопаченной птицами трубе оставалось предостаточно места для мух, с которыми приходилось вести постоянную войну. Но мы, можно сказать с радостью арендовали эти «хоромы», потому что они находились в семи минутах езды от нашего бывшего и будущего дома. Это было определяющим.

После нашего мечтательного уединения, жизнь здесь проистекала, как на постоялом дворе. Интенсивное движение за окном наполняло дом не только звуками моторов, но и пылью. Никогда еще в Америке у нас не было столько пыли, которая оседала серой пленкой на всех полированных поверхностях и экранах уже на следующий день после уборки. Посидеть или погулять около дома ни у кого не возникало даже мысли. В Этой бесконечной «зеленой пустыне» не отдыхали ни глаза, ни душа. Здесь даже птицы пели по-другому.

Крупногабаритная мебель, которую мы купили в расчете на наш собственный дом, не могла поместиться в маленьких комнатах. Многое стояло нераспакованным в подсобных помещениях всякого рода. Мы даже не повесили занавески на окна, не хотелось выбрасывать деньги «на ветер». Из-за этого ощущение уюта отсутствовало полностью. Картины и другие декоративные украшения складывали на каминной полке и на тумбочках стопками, чтобы не портить гвоздями стен, которые, однако, эти картины все равно не могли сделать лучше..

Мы все тихо, но дружно ненавидели этот дом и иначе, как «our beautiful house» не называли. Однако скоро мы стали ненавидеть его громко...

Считается, что кошки больше привязаны к дому, чем к хозяевам. Наш Макс был сравнительно высоко социально организованным животным, вместе с нами он умел приспосабливаться жить на новых местах. Конечно, в зависимости от  «качества жилья» процесс адаптации происходил более или менее тяжело. Когда мы переехали в Оклахому, он быстро освоил и дом, и участок. Было видно, что ему приятно быть хозяином таких «больших угодий». Он знал все и обо всем, буквально до мелочей, у него была наша забота и защита Вольфа, который не позволял ни одной соседской собаке даже приблизиться к нему.

После пожара все резко изменилось. Его жизнь превратилась в сплошное страдание. Не было верного друга, не было ничего своего... Даже у Шеппардов ему приходилось нелегко. Сначала он вовсе не выходил на улицу, сидел на окне и «изучал обстановку». Через три дня попросился погулять. Мы пошли гулять вместе для рекогносцировки на местности. Потом он стал выходить в сумерки и гулял по нескольку часов, но перед тем как ложиться спать мы забирали его домой. Оставить его без присмотра было нельзя, потому как приходилось периодически спасать от хозяйского кота, который отчаянно сражался за свою территорию и не желал терпеть присутствия никаких гостей.

К сожалению войны с котом были «детскими забавами» по сравнению с тем, что нас ждало в «our beautiful house». Гулять там коту было не просто неинтересно, а по-настоящему опасно. Все пространство вокруг дома было без единого «укрытия» и ограничивалось с трех сторон соседскими заборами с собаками и с четвертой стороны – дорогой с сотнями автомобилей. То есть, несотря на большой участок, гулять, практически, было негде. Понимали это и мы, чувствовал это и Макс. Он выходил на улицу ночами, на 30-40 минут и не уходил далеко. Первое время я всегда оставляла дверь приоткрытой, чтобы у него были «тылы». но после того, как мы увидели у порога дома довольно крупную змею, пришлось эту практику прекратить, только змей в доме не хватало.

Тяжело было не только Максу, тяжело было всем нам. Я практически не спала ночами, так как через каждый час Макс тихо дотрагивалсся до моего лица лапкой, просился на улицу. Я выпускала его, а потом лежала на кровати прислушиваясь, чтобы впустить его, когда он попросится обратно. А через час все опять сначала. Но я не сердилась... Я понимала, как ему тяжело, я смиренно терпела, надеясь, что все «притрется». От хронического недосыпания я стала заторможенной, как сомнамбула.

И вот однажды ночью, после очередной Максовой «побудки» я выпустила его на улицу, прилегла на кровать и...заснула... Вскочила я уже на рассвете. Побежала на улицу звать Макса, но тот не прибежал и не отозвался... Семья поднималась. Надо было сделать кофе и проводить всех. Я готовила завтрак, но периодически выбегала и звала... В ответ молчание. Я сказала мужу о случившемся, но дочери решили пока не говорить. Зачем волновать заранее. Оставалась надежда, что Макс освоился на новом месте и пошел познакомиться с другими территориями.

Когда все уехали, я отправилась на поиски. Конечно, больше всего я боялась дороги... Поэтому решила пройти сначала вдоль нее. Там все было хорошо... Затем я свернула и пошла вдоль соседского забора. И тут я увидела его. Он лежал неподвижно с передними лапками подтянутыми к груди и вытянутыми задними... Вокруг клочья его меха, на теле глубокий след от зубов. Он бежал... бежал домой, где было спасение... И не добежал... Не успел. Я не защитила его!

Я могла как–то понять и объяснить пожар и гибель Вольфа и Рокки, но жестокость и бессмысленность этого убийства я принять не могла. И тут я не выдержала, я завыла. Я никогда даже не подозревала, что способна на это. В университетском курсе психологии нас учили, что всяческое несдерженное проявление эмоций рассчитано на зрителя. И я верила этому. А тут никого вокруг не было, а я выла. Выла громко, чтобы хоть чем-то приглушить боль. За что, Господи! За что забрал последнее из того, что осталось!

Я пошла в дом, чтобы не привлекать внимания людей в проезжавших машинах. Я металась по комнатам и орала во весь голос, что я ненавижу, ненавижу этот дом. Тут раздался телефонный звонок. Это была хозяйка нашего «our beautiful house». Она сказала, что звонит потому, что почувствовала, что у меня сегодня тяжелый день. Это ввело меня в некое замешательство, и я «раскололась», хотя уже выработала привычку не обсуждать с окружающими свои чувства к животным, не всем это дано понять... Низким голосом пожилой курящей женщины Джоис стала говорить мне какие-то слова утешения, а потом предложила прочитать молитву. Она читала молитву на английском язвке, но простые слова ее возвращали меня в нормальное состояние.

Мистика какая-то... Я не верила, что она почувствовала, что мне плохо. Нет, я не отрицаю наличие телепатической связи между людьми. Просто считаю, что такая связь имеет место только между очень близкими людьми, а потому я решила, что Джоис - ведьма.

Муж приехал с работы рано и мы похорони нашего Макса рядом с Вольфом и Рокки. И опять мистика... Место, где похоронены собака и бельчонок мы огородили бардюрчиком из красного кирпича. В сарае лежали приготовленные для новой клумбы шесть секций, но до этого мы использовали только пять из них. И вот сейчас потребовалась, та, оставшаяся шестая. Опять предопределение...

Я мучилась от того, что предстояло сообщить эту новость Алене. Мы поехали за ней вместе с Дэвидом. В машине мы поддерживали какой-то принужденный, натужный разговор. Я все думала, как сказать, а оказалось, что Дэвид всзял эту тяжелую миссию на себя . Алена все уже знала. Ее реакция меня несколько удивила. Алена была относительно спокойна и философична. Может быть потому, что осановная эмоция уже прошла, Она только заметила, что, наверное, Макс должен был быть вместе со всеми зверями в доме, вот бог его и забрал, хоть и несколько позднее... Ааааааааааааааааааааааа!

Спасите наши души...

Началась длиииииииииииииииииинная полоса серых безрадостных дней.  Как-то за обедом друзья спросили меня, как я ощущаю время: быстрое оно для меня сейчас или медленное? Я задумалась и поняла, что в действительности я живу вне времени. В прошлом – боль, о которой лучше не думать. В настоящем - усталость и недовольство собой, оттого, что ничего не получается. В будущем – неопределенность, помноженная на бесконечность. Мы даже и не подозревали, как нам хорошо жилось. Теперь весь привычный уклад разбился вдребезги.  Мы не могли заниматься любимым делом, а лишившись всего этого, потеряли радость жизни. Каждое утро начиналось с  «надо...надо...надо». Мы не отдыхали не только физически, устали наши души. Внутри стало накапливаться раздрожение, которое периодически мы выливали друг на друга.

По статистике в Америке распадается 60% браков, когда семья находится в экстремальной ситуации (пожар, наводнение...). Если где-то было «тонко», там оно и рвется. Супруги принимаются обвинять друг друга, а потом и вовсе решают начать совершенно новую отдельную жизнь. Еще месяц назад нам эта статистика казалась просто кощунственной. Как это может быть! В трудные моменты семья сплачивается! Да, сначала сплачивается, а потом приходит та самая «серая усталась», от которой нет спасения. Когда все чувства съедены обстоятельствами, как пятна хлоркой. Алена стала «слишкой умной», постоянно «учила нас жить», по поводу и без повода. Мои глаза постоянно были «на мокром месте», не думаю, что это «делало меня более очаровательной». Дэвид стал «покрикивать» на меня. В первый раз я стерпела, а потом поняла, что пришло время «взорваться».

Я собрала всех вместе и громко произесла то, что в общем-то и без меня все знали. Я сказала, что хотя мы и живем в мерзком rent-house, но ведем себя как пещерные люди. Что всем трудно. Что все устали. Что внутри у всех накопилась обида за происшедшее. Мы не знаем на кого обижаться, а потому безсознательно обижаемся друг на друга. Так проще... Но ведь НИКТО ИЗ НАС НЕ ВИНОВАТ. Поэтому надо остановиться и встряхнуть свои мозги.

В комнате воцарилась тишина. Каждому было стыдно за себя. Опять мы стали взаимопонимающим единым целым, тем, что и есть семья. Решили, что в сложившейся ситуации лучше всего отправиться в путешествие. Это поможет вернуть нам радость жизни.

За неделю мы объехали пять штатов. Впечатлений привезли много, но вернулись  то опять в наш «beautiful house», вернулись к усвоенному «серому» стереотипу жизни в нем.

Мой мозг, как жвачку, жевал одно и то же... Почему? Что происходит с нами? Неужели в основе нашей семьи только дом и комфорт? Да нет, мы можно сказать, даже иепонятно равнодушны ко всему материальному, что пропало... Ну, жалко архивы...Жалко вещи, невидимой нитью связывающие нас с дедами...

Мысли ощупывали все « точки» в моем сознании, пока я, наконец, не нашла «больную»... Я поняла, что для нас понятие дом включает в себя не только здание, удобную мебель, хорошую еду и достаток. Мы жили в неком изолированном пространстве в тесном единстве с нашими зверями и с природой. После достаточно активного общения с людьми мы прятались в нашем «раю», где радовались каждому распускающемуся цветку, песне древесных лягушек, визиту броненосца, курлыканью куропаток. Эта радость давала нам силы, побуждала к  творчеству. Без нашего леса, без нашего пруда я не могла даже представить себе возвращение к журналистскому труду. Душа «не пела», а потому сказать людям было нечего.

И тогда я решила, что выздоровление семьи зависит не только от строительства нового дома, покупки мебели, техники и прочего необходимого и удобного. Нам нужно большее...

После гибели Макса и Вольфа. Я предупредила всех близких, что не хочу больше иметь ни собаку, ни кошку. Чтобы они даже и не думали о подарках такого рода. Они не будут приняты. Они поняли всю серьезность моего заявления, но Алена постоянно заводила речь о собаках: то в школе кто-то предлагал ей, то соседи приносили... Я молчала, а Дэвид только однажды произнес: «мама сама заведет собаку, когда будет к этому готова». Но я не была к этому готова. До сих пор я не могла даже смотреть на их фото, начинала плакать. Но после этого своего «анализа», я поняла, что все соскучились по «беспокойному хозяйству», с которым нужно гулять, которое нужно кормить, гладить, но которое привносит в жизнь столько радости. И когда Алена уже привычно произнесла «в никуда», что продаются щенки Ирландского сеттера, я неожиданно для себя позвонила по указанному в объявлении телефону и мы поехали.

По дороге я предупредила Алену, чтобы она не строила каких-то планов, мы едем просто посмотреть. Я никогда не хотела иметь сеттера, для меня эта собака слишком большая. Но о сеттере мечтал Дэвид, Алене, как я понимала, было все равно, лишь бы собака.

Хозяйка выпустила из вольера трех щенят. Толстые, ярко-рыжие, с большими лапами и глупыми мордами. Конечно им было трудно конкурировать с утонченной интеллигентностью  нашего Вольфа. Но я, как запрограммированная, стала внимательно следить за поведением каждого из них. Одного хозяйка забрала, сказав, что за него уже получен задаток, второй был никакой, а вот третий очень деловой. Он постоянно бегал вокруг клетки с попугаем и совал морду между прутьями, за что регулярно получал удар клювом прямо в нос. Но это его не расстраивало, он продолжал свою игру. Тем временем, я справилась о цене, хотя подсознательно знала, что заплачу любую сумму, которую она назовет. Быстро расплатилась, получила оформленные документы, инструкции по кормлению и со щенком на руках мы отправились домой. Провожая нас, хозяйка попросила воспитать его «немножко избалованным», а я подумала в ответ, что хорошо, если «немножко»...

И началась наша «веселая» жизнь: лужи, бесконечные прогулки, шкодничество... Но в доме теперь постоянно слышался громкий смех, вернулась радость.

Потом из приюта для бездомных животных Алена притащила малюсенького котенка. Такого худого, что когда он ходил по клавиатуре компьютера, кнопки не проседали под его весом. Добрую часть своих летних каникул она посвятила этому больному несчастному созданию, выхаживая его, он не сходил с рук. Мы так и прозвали его «laptop cat». И вот сейчас эта зверюга лежит у меня на коленях и кусает мои руки, а морда у него «шире, чем выше». Но мы позволяем ему все, потому что рады, что он выжил, рады, что он здоров.

А потом быстрыми темпами начал строиться наш дом. Устав от бесплодных поисков контрактора, Дэвид сам возглавил строительство. Я «сидела на телефоне», обзванивала компании, мы сами нанимали команды для работ с цементом, возведения стен, изоляции, маляров и т.д. Сами покупали пиломатериалы, окна, двери, черепицу, все, вплоть до последнего гвоздя, дверной ручки и лампочки. Строительство мы закончили за 4 месяца и 2 дня, чем удивили даже профессионалов. Дом получился абсолютно другой и мы вернулись в него другими. Мы стали сильнее и увереннее друг в друге, а семья крепче. Однако я не согласна, что «с милым рай и в шалаше...»

Друзья, коллеги и официальные лица

«Друзья познаются в беде» - наверное это потому, что в критической ситуации особенно остро реагируешь на слова и поступки окружающиих. Да и контактов становится больше, ты как бы выходишь на авансцену. За восемь месяцев жизни «на переднем крае» мы познакомились с множеством новых людей, некоторые из них стали друзьями. И в то же время не все друзья продолжают быть таковыми. То есть в реальной жизни все не так, как мы себе представляли.

Удивила компания, в которой работал Дэвид. Это огромная компания с миллионными доходами и, видимо, сотрудники в ней, как песчинки. Руководство абсолютно никак не прореагировало на трагические события в жизни одного из них. Друзья  по работе собрались вместе, пригласили нас в ресторан, где мы не только расслабились, пообщавшись с ними, но и получили в качестве помощи конверт с деньгами. Но, это друзья... Официальные лица делали вид, что ничего не произошло.

Зато трогательную заботу продемонстрировала католическая школа, где училась дочь. Это был ее последний год в стенах школы и она успела получить фотографии, визитки, памятные вещи, и всяческие другие атрибуты выпускника. Все это сгорело. Но преподаватели связались со всеми поставщиками и те повторили заказ, причем бесплатно. Друзья Алены всячески выражали свое особое внимание, приглашали на ужин, концерты, гольф. Подружки приехали на следующий же день после пожара и привезли ей несколько пакетов с одеждой, косметикой и всякими мелочами, что необходимы в жизни тинейджеров. Родители одноклассников и преподаватели собрали деньги для помощи нашей семье. Это была такая крупная сумма, что мы смогли купить Алене хороший автомобиль, необходимый ей в будущей университетской жизни.

Общественная жизнь локальных сообществ в Америке концентрируется в церкви. В церквях здесь не только разговаривают с богом, здесь обсуждают все события частной жизни, вместе отдыхают. Двери церкви открыты даже для концертов и вечеринок подростков. Церковь, в которой Алена отрабатывала по воскресеньям положенные по школьной программе service hours, собрала для нее крупную сумму денег. А церковь, в которую ходили наши друзья, обратилась к прихожанам за помощью и те принесли для нас ворох совершенной новой одежды. Сначала я расстроилась, увидев это приношение. Мы не привыкли что-то получать от чужих людей, тем более одежду. Но обижать их было нельзя. Я изобразила на лице благодарность, с которой дары и были приняты, и засунула пакеты в кладовку. Необходимо было время, чтобы я поняла, приняла и оценила помощь людей.

Мы живем в районе, на окраине города, где строит себе дома богема, убегающая от городской суеты, а также хозяева небольших компаний, в основном строительных, по долгу службы прознавших про этот спрятанный от цивилизации уголок. После пожара к нам подошло много людей, которых мы не знали, но оказалось, что они тоже соседи, и предложили свои услуги.

Соседи (их компании) убирали остатки дома, рыли котлован, закладывали фундамент, соседи возводили стены и красили их. Я с ужасом смотрела, как тяжелая техника выламывает старый фундамент. Ожидала добавить к уже имеющимся потерям развороченный газон и поломанные деревья. Но ничего этого не произошло. Огромные грузовики разворачивались на дороге и задом вкатывались на участок, чтобы не повредить ни кусочка травы. Экскаватор работал с ювелирной точностью. Ни одно дерево не было сломано, ни одна клумба не была затоптана. Причем все работы производились по сравнительно низким расценкам. Когда я благодарила их за высококлассную работу, они отвечали, что «мы соседи». Кроме того, они просто по-дружески приходили помочь пересадить кусты подальше от дома, полить цветы, скосить газон.

Во время пожара воду перекрыли у распределительной колонки и поэтому все садовые краны бездействовали. Чтобы пересаженные цветы не погибли, я носила воду ведрами из ручья. Обычное в общем-то для россиян дело, но американцев оно совершенно потрясло. Один из соседей, обсуждавший с Дэвидом строительный прект, не выдержал этого зрелища. Со словами, что «ни одна Американская женщина не стала бы делать такое», он уехал домой, чтобы через несколько минут вернуться с инструментами. Вместе в Дэвидом они поставили заглушку на трубу, ведущую к дому и открыли воду в садовые краны.

Но соседи тоже, конечно, разные. Дети наших next door соседей стащили все декоративные фонарики на солнечных батарейках из наших клумб, разбили их о камни и выбросили у ручья. Потом не выдержали и сами же рассказали об этом друзьям, те – своим родителям. Когда мальчиков спросили, зачем они это сделали, в ответ прозвучало: «Just cool!»

Когда начали возводить стены дома, мы постоянно тревожились за сохранность материалов, которые оставались без присмотра на участке ночью. Дело в том, что папа этих мальчиков тоже был строителем. Мы стали на ночь закрывать въезд на участок на ключ. И вот однажды Дэвид поехал на ужин и на 30 минут оставил ворота незапертыми. Когда он вернулся, новенького трактора для стрижки газона, полученного нами от страховой компании на участке не было. Кража была совершена с потрясающим цинизмом. Подъехал красный Шевроле с прицепом, загрузили трактор и увезли.

Его видели соседи, поговорили, что это наш трактор, но им и в голову не пришло, что его крадут. Вызвали полицию, мы сами и соседи несколько дней ездили по всей округе в посках красного Шевроле с прицепом, но.... И это при всем при том, что мы никогда не запирали и не запираем двери домов на ключ, и во всем обозримом прошлом никаких краж в районе не было. Хочется надеяться, что это «заезжие гастролеры».

По-разному откликнулись на горе и мои соотечественники. Редакции, с которыми я работала, прислали очень трогательные письма. Их сотрудники, не считаясь со временем, рылись в архивах, чтобы помочь мне собрать утраченный «портфель» опубликованных работ. Из Франции, Германии, Украины, России, Америки я получала бандероли и электронные письма с фотографиями и текстами. Спасибо им всем...

Но нет правил без исключений. Просто поразила нас своей черствостью одна из моих русских приятельниц. Так случилось, что вскоре после пожара мы были в ее городе и зашли в гости. Весь вечер она демонстрировала свой дом, рассказывала, какой она незаменимый специалист, сколько десятков пар обуви на полках ее кладовок и т.д. Для нас эти темы разговора были скушными и я произнесла, что наша семья живет сейчас странной жизнью: у нас три компьютера, но все ящики комодов пустые. В ответ мы услышали, что «такая жизнь очень интересна и современна».  А я вспомнила  любимую поговорку моего свекра, что «к счастью бьется только чужая посуда». Потом почти в каждом письме приятельница спрашивала: «Как продвигается строительство? Новый дом еще не сгорел?» Очень интересный юмор, главное, современный...

Но, по-большому счету, это все мелочи. Это все ерунда. Жизнь нас ударила очень сильно, но я благодарю судьбу за тех друзей, что у нас есть, и что мы приобрели. Когда я думаю о них, теплая волна поднимается в груди...