К ней подкралась старость

Некоторые люди, даже не родные по крови, оставляют приятный след в памяти. Когда я подхожу к скамейке возле главного корпуса университета, непременно вспоминаю милую сердцу бабушку Анну Григорьевну. Здесь она всегда садилась, делая передышку на пути от автобусной остановки до сада. Бывало, иду на работу, а она сидит отдыхает и, как бы извиняясь, с улыбкой говорит:
– Я уже отдыхаю.
– Анна Григорьевна, вы как на работу ходите, – остановился я, чтобы поговорить.
– А что мне дома одной-то делать? А в саду все-таки народ, есть с кем поговорить, да и поработать маленько, – она встала, выпрямила спину, держа небольшую сумочку в руке. Среднего роста и полноты, голова покрыта легким платочком, скрывающим слегка вьющиеся темные волосы, лицо широкое с маленькими серыми глазами. Одета, как всегда, в вязаную кофту и темную юбку. – Ну, так я пойду, сейчас уж без передышки до места. Одышка замучила. – И она пошла, медленно переставляя ноги. 

«Состарилась, а давно ли была энергичная, на месте не сидела», – подумал я, глядя вслед. Они с мужем Анатолием купили садовый участок, быстро познакомились с соседями. Осваивали премудрости садоводства. Их сын Игорь работал комсомольским вожаком. Иногда приходил в сад, помогал родителям. Аня была общительной женщиной, легко заводила знакомства. Помню, как заметив меня издали, улыбаясь махала рукой, я так же ее приветствовал.

 Не знаю, как это произошло, но муж умер. От переживаний, Анна Григорьевна заметно состарилась. Замкнулась, избегала встреч и разговоров. Сын помогал. Потом он женился, привел жену в квартиру матери. Однако вместе не ужились. Женщины не поделили мужчину, и молодые съехали на съемную квартиру. В пору смены в стране общественного строя и собственности комсомольский работник занялся бизнесом. Дела пошли в гору.  Купил новую квартиру, престижную машину. И в семье произошли изменения: родилась дочка Лена. Бабушка полюбила внучку, каждый день приезжала, помогала нянчиться с ребенком.

Игорь жалел мать:
– Мама, оставайся, живи с нами. Вот здесь в детской комнате поставим тебе кровать. Ну, что ты каждый день ездишь туда-сюда.
– Сынок, – отвечала мать, – в той квартире мы с твоим отцом прожила долгие годы, там родился ты, там я отдыхаю душой.

Игорь не настаивал, но обеспечил мать материально всем необходимым. Часто привозил продукты питания, так, что она не нуждалась ни в чем. Но скучала, часто вспоминала мужа.
Как-то она подошла ко мне, держа в руках лопату:
– Иван Тихонович, помоги отремонтировать лопату, черенок сломался.
– Пойдем к верстаку, вы на лавочке посидите, а я займусь ремонтом. Какая лопатка-то у вас маленькая, почти детская.
– Это для туристов такие делают. Небольшое острое полотно как раз под мою силу. Ее еще муж Анатолий купил. Черенок вот, обломился.

Я отпилил обломленную часть, примерил.
– Черенок-то теперь будет короткий. Давайте заменим на другой, у меня есть.
– Нет, нет, – встрепенулась хозяйка, – ничего, пусть будет такой. Зато, его держал в руках Анатолий. Я возьму лопатку, вспомню, порой и поплачу. Одиноко мне… Я слышала к вам в дом воришки забирались, – резко сменила она тему разговора.
– Да, пацаны, наверное, хулиганили.
– Меня, вот, люди научили, а я тебя поучу. Когда закроешь дверь, уходя скажи: «Господи, охрани мой дом». Я всегда так делаю и тебе советую.

Она ушла. Дни тянулись своей чередой. Но в конце лета Анна Григорьевна вдруг перестала ходить в сад. «Уж не заболела ли» встревожились соседки. Позвонили по мобильному. Телефон был отключен. Связались с Игорем, и он поведал, что мать умерла. Обнаружил ее в квартире, лежащей на полу, рядом валялась трубка проводного телефона. Что она хотела сказать в последние минуты своей жизни. Может быть просила помощи, а может хотела попрощаться со своими родными. Кто знает? Вот так, была бабушка со своими заботами, делами, упала – и нет человека. Какой этот миг, ухода из жизни?