Чёрная копоть, или Копыто Змеи

Чёрная копоть, или Копыто Змеи.

когда ночью луна взойдёт со стороны погоста,
свечи спрячь под печку и в лес не выходи
дневник, страница пятнадцатая

сказ первый.
Красная латунь

- Я курю, - сказала она.

   Женщина, ещё молодая, совсем молодая, но такая измученная. Опухшее лицо, синяки под глазами, небрежная маска из макияжа, размазанная по мокрому лицу то ли слезами, то ли дождём — такой предстала она перед Иваном.

- Но это недавно со мной случилось… - кривая улыбка пепельной блондинки обнажила подбитые зубы. - После того случая.

   Ваня сразу понял — пьяная. Руки трясутся, под ногтями грязь, одежда вся какая-то мятая, надетая будто наизнанку, потрёпанная. А сама она, незнакомка, пахнущая душным цветочным ароматом, достаточно симпатичная. И пьяная. Такой шанс упускать нельзя!
Ради приличия можно послушать её детский лепет, а потом…

- И не вздумай… - блондинка пригрозила пальцем, на нём был заметный след от широкого кольца. - Говорю тебе, не вздумай. Только не вздумай...

- Да я и не думал ничего такого, - ухмыльнулся Иван, пододвигая к женщине стакан с палёной придорожной водкой. - Скажи мне, солнышко, откуда такую красоту…

   В горле что-то зачесалось, нет, врать всё-таки нехорошо.

- Такую хорошенькую…

   И опять резануло шершавой болью.

- Вот откуда взялась ты, тем более здесь — посреди трассы?

   Хотя, ответ на свой вопрос он мог дать и сам. Однако, несмотря на всю гнилостность своего характера, Ваня всегда хотел выглядеть чуть лучше, чем был на самом деле. И, вместо того, чтобы молча, схватив за локти, утащить незнакомку в машину, строил из себя заинтересованного собеседника, чтобы случайные наблюдатели, коих не было, не подумали чего плохого про него. Родители же учили — первое впечатление самое главное, и на людях позориться нельзя. А позорить родителей и фамилию тем более. Будто бы на сыне провинциального стоматолога лежит ответственность за всю династию, исходящую Бог знает откуда.

- Посреди трассы… - пробубнила невнятно блондинка, кладя недокуренную сигарету на край стакана. - А знаешь, я вот… Вот я… Я сейчас тебе скажу, но ты только не смейся. И не вздумай езжать туда потом…

- Куда? - Иван развеселился, вечер переставал быть томным.

- А я не знаю. Место там такое дурное… Дорога кривая и грязная… А я вот… Они мне… Кольцо… - сказала и дотронулась до указательного пальца левой руки. - Больно очень… Плохо мне…

- Водички выпей, - Ваня пододвинул стакан с водкой ещё ближе к незнакомке, и сигарета сама собой оказалась у него в руках. - А я пока покурю.

   Женщина колебалась.

- А ты точно мне поверишь?

   Вопрос застал Ивана врасплох — врать же нельзя, а правду говорить не особенно хочется. Он провёл рукой по своей щетине и, взвесив все риски, ответил:

- Мне от тебя нужно одно, а именно скрасить унылую дорогу твоей нежнейшей компанией. А что уж до твоей личности… - рука Вани потянулась к плечу блондинки. - Это мне не так уж и важно, сама понимаешь. Дома невеста, в городе, в который я так неустанно пилю уже третьи сутки, родители и бабушка… А на дороге так скучно…

- Руку убрал, - отрезала женщина, оттолкнув Ивана своей тоненькой ручонкой.

- А ты боевая… Зовут-то тебя как?

- На-таша.

- Наташа, значит… Ну, рассказывай.

- Что рассказывать?

- Как что? Про место какое-то… Про дорожку… И рожки… Хе-хе.

   Незнакомка будто протрезвела и осунулась.

- Залезть на меня хотел, а я тебе рассказывать ещё что-то должна? Отдай сигарету.

- Не хочется что-то.

- Отдай, говорю.

- Неа.

- Дай!

   Ваня сделал последнюю затяжку и отдал окурок Наташе.

- Сволочь.

- Да я тебе ещё куплю, что ты… А ты мне…

- Думаешь, я первому попавшемуся за сигареты отдамся? Низкие у тебя стандарты.

- Нет, стандарты-то как раз высокие. Запросы большие. А вот представления о женщинах так себе, сама уже заметить успела, наверное? Неглупая ведь, а?

   Блондинка опустила голову, уткнувшись взглядом в стол.

- Ну так что там у тебя?

- Не скажу…

- Обиделась что-ли?

- Скотина…

- Вот всегда с вами женщинами так: настаиваешь, значит плохой, ничего не предлагаешь, тоже… Сиди, я за сигаретами схожу.

   Ваня на минутку отлучился на улицу, к такому же придорожному, как кафе, магазинчику. Там взял самые дешёвые сигареты, расплатился, и, укрываясь от холодного, августовского дождя, кожаной курткой, вернулся обратно в тёплое помещение. Но Наташи уже не было за столом, как и окурка, а стакан и вовсе был пуст.

- Вот ведь коза… Водки хлебнула, а платить мне.

   Матерясь, Иван сел за стол. Проверил, сколько денег осталось в бумажнике, плюнул в пустой стакан и начал собираться уходить, как вдруг случайная встречная возникла из неоткуда.

- А вот и На-таша! Куда делась, а?

- Это случилось ещё в июле...

- Чего? Тебе что, водка в голову вдарила? Садись давай, вот твои сигареты…

   Блондинка села, как-то медленно, неестественно. Лицо её стало бледным, каким-то неживым, а запах духов…

   Иван отшатнулся от новой знакомой. От неё веяло холодом и сырой землёй. Он уже был не рад, что пригласил её присесть.

- Я думала, что спокойно доберусь до его дачи…

...так начался рассказ Наташи.

   Мы были помолвлены уже полгода, а до свадьбы дело всё не доходило. В ходе последней ссоры я бросила в него хрустальную вазу, подаренную его мамой. Она разбилась, задев трюмо. Лёша сказал, что я истеричка, собрал вещи и уехал на дачу. А я подумала и решила, что глупо ссориться из-за того, что денег на свадьбу не хватает. Можно же просто расписаться, и никаких ссор не будет. И дома отпраздновать.

   Я водить только начала, весной получила права, но почему-то решила, что поездка за город мне дастся легко. Ошиблась. На первой же яме полетела шина. И я оказалась полностью не готова к этому. Благо, попался какой-то симпатичный парнишка, остановился, поменял на запаску… Доехала за ним хвостиком до ближайшего шиномонтажа. Там он даже заплатил за меня, такой паинька. И подарил сувенирчик — латунное кольцо. Сказал, привёз откуда-то с Кавказа что-ли… Горные, труднодоступные районы нашей родины. Как-то так.

   Потом я поехала к своему Лёшеньке. Думала, сейчас помиримся. А если нет, то в мире есть так много хороших мужчин… В общем…

   Ехала я уже более-менее нормально. Добралась до лесной развилки, свернула налево, а там дорога такая грязная, машина там и завязла. Я решила, что дойду до Лёши пешком, а машину он поможет мне достать. И пошла. Шла долго.

   Лес становился всё гуще, всё темнее. Мне даже вспомнилась история, которую мне рассказывала бабка моя, Устинья Фёдоровна. Про юношу-колдуна и сельскую девушку. Там было про деревню, деревенская такая сказка-страшилка. В детстве меня она веселила, а теперь, уже в сознательном возрасте, я понимаю, что ничего смешного в ней нет.

   Девушка, молодая, заплутала в лесу. Пошла по ягоды или грибы, не помню точно. И до этого она ещё поссорилась с суженым своим перед свадьбой. Прямо таки как я… И пошла лесом, может погулять, подумать. Шла, шла… Всё дальше в лес уходила, уже темнеть начало, и вдруг видит — землянка. Моросить дождик начал некоторое время до этого, уже тучи небо закрыли или ночь началась, холодно, сыро. Решила девушка в землянку зайти, там как раз свет горел, поклонилась бы она хозяину или хозяйке, попросила бы помощи, переждала бы ночь и непогоду и где деревня узнала бы. Постучалась, вошла. Ветер только сильнее становился, свистел, лес скрипел, страшно ей стало. Испугалась, словно дурное знамение это, что бежать надо, бежать… Но тут из землянки выглянул молоденький красавец. Вот как тот, который меня на дороге выручил. Выглянул, да и говорит: «Эх, какая краса ко мне забрела. И давно ли ты по лесу ходишь?» Отвечала ему девушка, что давно, что заблудилась, что вот пошла… То ли грибы, то ли ягоды, то ли про жениха ему рассказала. Наверное, всё-таки про жениха, потому что он ей потом, когда в землянку уже её пустил, предложил ей погадать на жениха её. Кольцо достал, красное, латунное. Мне ещё в детстве было странно — почему красное? С камнем? Или ржавое, что-ли? Так латунь вроде бы не ржавеет. Ну вот достал кольцо, начал по столу катать или что-то такое. Нагадал, что ждёт её старость одинокая. Испугалась девушка. А он как рассмеётся громко, как поднимется... Навалился, и… Очнулась она уже утром, среди опавшей листвы. Встать долго не могла, все кости ломило, тело горело огнём. А как встала, поняла, что уж возле деревни она. Что случилось с ней — позор — никакая свадьба ей после этого не светила. Шла она, шла к деревеньке… Возле мостика, что через ручей шёл, окликнул её мальчишка деревенский. Говорит: «Бабушка, вы к кому и откуда идёте?» Сердце у девушки закололо, она же знала, что она молодая и красивая… Глянула в ручей — и упала замертво. Старушечье лицо на неё смотрело...

   Вот вспомнила я всё это, и кольцо подаренное, которое на руку я надела, стало меня тревожить. Хотела снять, да выбросить, а оно не снялось. Решила, что у Лёши возьму мыло или масло, сниму. А ему скажу, что подобрала на улице, на земле нашла.

   Шла, шла… И начало мне казаться, что дорога бесконечная какая-то. Шла я, шла… И вышла на опушку. Вдали виднелся дачный кооператив, а я была от него за километр где-то. Видимо, свернула не туда. Решила идти обратно к машине, как вдруг…

...рассказ Наташи прервал грохот, раздавшийся снаружи. Дождь превратился в грозу. Буквально на мгновение Иван отвлёкся, глянул в окно, а когда обернулся обратно, увидел, что лицо рассказчицы закрыты волосами.

- Я шла, и у меня всё сильнее болели ноги. Я шла, и голова начинала кружиться. Я шла, и руки начало трясти. Шла, и вдруг решила остановиться, посмотрела на руки…

   Наташа медленно поднимала руки, лежавшие до этого на коленях.

- А они все в крови… - белый стол окрасился в багровые тона.

- ...где это ты так, когда успела? - Ваня попятился назад и чуть не свалился с потёртого дивана.

- Красное, латунное кольцо…

   Руки раздвинули запутанные волосы, и от взгляда Наташи Иван замер. Тёмные, безжизненные глаза, абсолютно белые губы, впадины на щеках… Какая-то листва в чёлке…

- Чего ты хотел? - шёпотом спросила Наташа.

- Я… Да я… Да мне пора… Я… К родителям…

   Ваня бормотал невнятные, обрывистые фразы. Тело залилось жарким, будоражащим чувством.

- Хотел ведь, правда? - женщина поднялась. - Так чего же молчишь? И смотришь? Возьми, если хотел.

   Ледяная рука дотронулась до Ваниного лба.

- Как ночь проведёшь, так утром и проснёшься...

и средь неба явится дорога,
стану я опять живым, младым
дневник, страница вторая
сказ второй.
Дневник колдуна

   Попал в то место он случайно. Дорога из одного центра цивилизации, города, в другой, дачный посёлок, завела не знавшего местности Ивана в глухой лес. И если бы местный житель сразу же понял бы, что к чему, то он, напротив, не заподозрил ничего дурного, и даже обрадовался неплохому дорожному покрытию. С того момента, как он съехал с федеральной трассы дорога была в плачевном состоянии, а тут, внезапно, выровнялась. Но Ваня рано радовался.

   Вчерашняя ночь с придорожной сумасшедшей казалась ему странным сном. Такие снятся, когда поднимается температура, и всё тело лихорадит. Но это было хуже, чем подобные кошмары — это было сном наяву, самым настоящим ужасом, таким, которого ни в фильмах, ни в книгах не найдёшь.

   О невесте Ваня особенно не думал. Он часто ходил налево, порой даже направо его судьба забрасывала. Искал что-то, каких-то развлечений и плотских утех. Верным и добрым мужем он не стал бы ни при каких обстоятельствах, и даже невесту свою бросил бы при первой возможности, но вмешались родители. Дескать давно им хочется внучку или внука понянчить, а лучше и того, и другую сразу. А она — невеста его — девушка из хорошей семьи… В общем обстоятельства не позволяли гуляке-жениху сбежать. А он сбежал бы. Обязательно сбежал бы. Не было в его сердце ни сострадания, ни любви — только сухие приоритеты, который он небрежно расставлял в выгодные уголочки своего бессовестного сознания.

   Машина начала подозрительно трыхтеть, и Ваня насторожился.

- Этого только не хватало… - пробормотал он, начиная разговор с самим собой. - Застрять в этой дыре я не имею желания…

   Стоило ему сказать это, как внезапно на дороге, до этого чистой, а сейчас обросшей болотной грязью, появилась старушка.

- Как звать-то тебя, величать как? - спросила она хриплым голоском.

- Это ещё что за…

- Как-как?

- И-Иван.
   
- Селиван значит…

- Нет, просто Иван.

- Тот самый… Я сразу приметила…

- Да что вы несёте, чёрт подери!?

- Велимир рассказал. Дед мой.

- Какой дед, откуда вы вообще взялись, что за х…

- Рот закрой, а уши навостри!

   Ивана скрутило. Словно что-то невидимое впилось в руки, ноги и в шею, обездвижив его. Голос пропал, и как бы Ваня не пытался кричать, ничего кроме тихого хрипа не могло вырваться из его горла.

- Давно ждали мы тебя, Селиван. Уж последний из хранителей пал, слуги твои много лет держат клятву…

   Старушка становилась всё более плоской, будто сжималась, превращалась в мираж.

- ...последний рождённый мертвец уж испустил дух. И сейчас лишь ступил ты на родную землю. Знай — верили мы до последнего, что придёшь к нам. Последняя я из тех, кто тайну нёс. И пришёл ты. И ступишь ты на трон свой чёрный, и вновь воцаришься над миром чумным…

   Хрип наполнял безумные слова, как вино наполняет бокал. Быстро, звеня, переливаясь через край.

- Позабыл ли путь дорогу? - это был уже не хрип, а утробное урчание.

- Й… Йа… Я… - Ваня с трудом смог произнести пару невнятных звуков, а потом паралич зажал его горло ещё сильнее, сдавливая трахею, мешая дышать.

- Покажу я… Конь домчит тебя… Бывай!

   Машина тронулась.

   ...Ветви деревьев становились всё тяжелее — было видно, как опускает их к земле листва. Темнело. В воздухе начинал витать неприятный сырой запах, такой, какой обычно чувствуется в момент грозы, но тухлый, мутный, больной. Где-то вдалеке слышались необъяснимые звуки. Машина ехала сама по себе, а Ваня так и не мог пошевелиться, то ли так сильно испугался, то ли загадочные чары всё ещё действовали.

   В эти страшные для него моменты, через его голову проходили импульсы сотен мыслей. Они сбивались в ком террора, отправлялись в горло и застревали там.

   Ваня проклинал тот день, когда решил вести себя плохо. В нём внезапно проснулось подобие совести, не сожаления или вины, нет, а досады от недостатка дополнительных путей. Ведь если бы он вёл себя «хорошо», то не ехал бы сейчас Бог знает куда на машине, которой управляет чуть ли не сам Дьявол. Что Дьявол водить машину не приучен, Ваня не знал. Однако, что сделано, то сделано. Нельзя забрать слова назад, нельзя время отмотать, остаётся лишь наблюдать за тем, как жизнь рушится, и как руины её рассыпаются в песок забвения.

   Свист ветра вывел Ивана из транса. Морочное состояние почти прошло, появилось некоторое просветление рассудка. Среди духоты повеяло свежим, хотя очень холодным, ветерком надежды… Хотя, в этом случае, ветром прощания.

- Я шла, и я видела, как туман затягивает омут прошлого… - голос Наташи ворвался в туманный бред громом. - Я шла, и я знала, что ты не послушал меня… Я шла и слышала…

   Предложение за предложением, дерево за деревом, нерв за нервом — вот-вот его не станет. Вот-вот его мира не станет. Ваня чувствовал холод под ногтями, в его рёбрах образовывалось невыносимое бремя, а голова шумела, и с каждой секундой шум становился всё громче и громче. Нарастал гул, раздавался грохот барабанов. Старушечий шёпот, молодой женский голос и скрип шин…

   Когда машина остановилась, Ваня выскочил из неё, ударившись о дверь с такой силой, что кость левой руки предательски громко хрустнула. Съёжившись от боли, Иван упал на спину и проехался по влажной земле в небольшую канавку.

   По руке расходились красные пятна, словно акварельный рисунок, они багровели, синели и приносили много боли. Стиснутые зубы начинали трещать от давления. Неописуемый мрак окутывал пока что живое человеческое тело, сковывая его в новые оковы, подогнанные тютелька в тютельку под их нового обладателя. Смердь забивалась в нос, проходила через носоглотку вниз, проталкивая ком мыслей в желудок. Ещё мгновение, и внутри Ивана взорвётся горючая смесь, опрыскав канаву и ближайшие деревья своей ядовитой струёй. Но этого не случилось.

   Боль прошла, а пятна начали потухать, как звёзды на заре. Ваня выдохнул. Облегчения не наступило, но теперь он хотя бы не корчился в судорогах. Расслабив ноги и руки, он решил несколько минут полежать и подумать. Думал он вслух, потому что от набросившегося на него одиночества у него болела голова.

- ...вспомним события ближайших суток. Лавка, стакан, курево, эта мерзкая… Нет, сначала… Курево, пьянка, машина, дорога, эта баба… Бабка… Машина. Сначала бабка, потом эта поездка, чёрт её бы побрал, переехать бы её саму… И чтобы в грязь, в грязь лицом… А-ой!

   Череп упёрся в твёрдый бугорок, образовавшийся в земле буквально секунду назад. С трудом приподнявшись, Иван нащупал то место, где земля выпирала на несколько сантиметров.

- Это ещё что такое? - вопрос Ваня задавал сам себе, зная, что ответ на него он получит лишь вскопав холодную землю.

   Пальцы почти не слушались, похолодевшие ногти быстро забились грязью, но казалось, что земли не становится меньше. Бугорок не изменялся в размере, а руки Ивана становились всё чернее. Звуки стихли, лес замер, а почва всё выходила из земли, рождаясь заново ежеминутно.

   Ваня устал. Ему хотелось бросить всё, обернуться и увидеть свою обычную жизнь, осознать, что всё это сон, избавиться от боли и душащего запаха, что обитал в этом омерзительном лесу. Мечты его не сбудутся никогда, хотя Ваня об этом не знал. Он отдышался и снова принялся копать. Наконец земля поддалась, из бугорка показался уголок кожаной обложки.

- Кто в здравом уме закапывает книги? - прошептал Иван.

   Ему начинало казаться, что за ним кто-то наблюдает. Жгущее чувство в спине заставляло действовать медленно, аккуратно, словно вот-вот нагрянет чёрт с проверкой и вонзит свой колючий хвост в первого попавшегося грешника. А Ваня грешил. И сейчас ему не хотелось вновь валяться в агонии.

   Вслед за уголком появилась и остальная часть обложки. Вся в шрамах, в швах и каких-то корявых надписях. Сначала могло показаться, что она чёрная, однако, при ближайшем рассмотрении, выяснилось, что найденная книжка имеет красноватый оттенок.

- Мда… Читать я никогда не любил…

   Книга заскрипела, словно сухое дерево на ветру, застонала шершавым шёпотом страниц. Нехотя, Ваня открыл её. Толстая, дурно пахнущая, готовая рассыпаться в прах, она не представляла никакого интереса для него. Текст, который невозможно было прочитать, был похож больше на детские каракули в его понимании, чем на что-то, что можно воспринимать серьёзно. Кривые рисунки, неизвестного происхождения, буро-карие пятна, надрезы, подожжённые края страниц… Всё это не внушало доверия, но отчего-то манило Ивана в плен кладбищенского очарования и ночной духоты. Ему начинали слышаться потрескивание свечей и дыхание птиц, а по спине проходили приятные мурашки. Что было перед ним, он не знал. Однако, это влекло его, завораживало, как приворот тянет свою жертву в любовные тиски. И он не смог ничего сделать с собой — взял книжку, бросил на переднее сидение, сел за руль, завёл машину…

   И как ни в чём не бывало двинулся дальше по своему маршруту.

пальцы сухие по ветру пустить,
девицу домой живой не отпустить
дневник, страница сороковая
сказ третий.
Поруганная невеста

   В городе, где она оказалась проездом, было шумно и людно. Ей никогда не нравились толпы, особенно если они хохотали, сморкались, шмыгали и топали своими никчёмными ножками по и без того разбитому асфальту. Лишь стоило ей обрести надежду — на вокзале полная женщина с лицом свиньи и говором коровы сказала, что подыщет ей билет на ближайший поезд — как мгновенно эта ниточка, связывавшая её со свободой, оборвалась.

- Нет билетов.

- Как нет?

   Внутри неё назревала паника.

- А на завтра?

- И на завтра нет.

- А на когда есть?

- Через полгода хотите?

   Женщина мерзко улыбнулась и в её пасти блеснул золотой зуб.

- Не хочу, всего хорошего…

- Огрызаться дома у себя будешь.

   Обернувшись, чтобы ответить на оскорбление, девушка обнаружила пропажу пренеприятнейшей особы. «Оно и к лучшему...» - подумала она. Но эхом в её голове раздались слова: «Коротка дорога у того, чьи ноги ступают криво по земле...»

   День начался незаурядно, хотя совершенно отвратительно.

   Надежда Ярова проклинала всё на свете, а в особенности себя за то, что ей приспичило выйти купить семечек на этой злополучной станции. Поезд рванул вперёд, оставляя позади всё ненужное, включая Надежду. Ей было до тошноты обидно — её суженный ждал её, совсем скоро их ждёт свадьба, а она застряла в этом бедном городишке одна, без денег, без телефона, без документов… Кто же подговорил её бросить всё в вагоне? Правильно, эта подлая баба без глаза. Сказала, мол, постерегу, постерегу… Наверняка уже обжирается пятью тысячами рублей в вагоне ресторане. Ну ничего, Надя ещё возьмёт своё.

- Извините, пожалуйста, - как гром среди ясного неба возник молодой человек незаурядной внешности. - Выглядите вы совершенно потеряно.

- А вам чего? - обиженно промычала Надежда. - Идите куда шли…

- Помочь ведь хочу.

- Да чем вы мне поможете? Билетов всё равно нет…

- Каких таких билетов?

- Обычных, железнодорожных. Отстаньте, а?

- Обидели тебя явно, а за что?

- Какой обидели? Я сама себя обидела — вышла почём зря, и буду торчать теперь здесь ближайшее время, пока не найду способ выбраться.

- А вам срочно нужно убраться из этого поганого городишки?

- Срочно.

- Могу предложить интереснейший вариант…

- Какой?

   Надя напряглась. Молодой человек хоть и располагал к себе, но одновременно с этим вызывал в ней настороженное любопытство. Среди толп одинаковых рабочих он выглядел белой вороной. Откуда он? Что ему нужно? Высокий, даже симпатичный, но веяло от него чем-то запретным. Даже смертельным. Непонятный тип. Снова заговорил.

- Я как раз еду в… - и назвал тот населённый пункт, куда Надежде было нужно попасть. - Могу подвезти. Вам оттуда билет купить будет удобнее, там наверняка есть.

- А… - Надя запнулась. - Слушайте, мне нужно подумать…

- Думайте. Я через пять минут уезжаю.

   И отошёл в сторону, демонстративно достав из кармана ключи от машины.

- А зовут вас хоть как? - Надежда взвешивала риски, но ей нечего было делать в этом городишке, а чувство самосохранения у неё выключалось в экстренных ситуациях. - Я же не могу к незнакомому человеку, вот так просто…

- Селиван.

- Иван?

- Селиван.

- Ясно.

- А как зовут мою спутницу?

- Н-Надя… Вернее Надежда. Надежда Ярова.

- Ярова, значит. Надежда… Ну садись, Надежда. Поедем. Не бойся, я в обиду не дам.

   Надя повиновалась, словно завороженная.

- А откуда имя у вас такое… Старинное? - машина выглядела потрёпанной, колёса были грязные, но внутри было на первый взгляд уютно.

- Мать назвала, - Селиван внезапно стал молчаливым и пугающим.

- А может я…

   Но она не успела договорить — машина двинулась вперёд, с треском и гулом.

- Кхм… А вы… - Надя хотела поддерживать разговор, чтобы чувствовать себя в безопасности, но затея ехать с первым встречным по трассе в неизвестном направлении начинала казаться ей крайне безрассудной.

- Давай до переезда доедем, и там поговорим.

- А чего так?

   Селиван не ответил.

   Тело Надежды пронзило ужасом. Такой ужас испытывало и тело Ивана, в которое вонзал свои клыки старый колдун, залезая ему под кожу, вселяясь в новый сосуд существования. Ей стало дурно. Под языком ёрзало леденящую душу осознание — она не приедет к своему жениху, её самой скоро не станет. И что заставило её залезть внутрь этой машины? Что притянуло, что одурманило?

   По щекам начинали бежать слёзы. В глазах всё смазалось, и вскоре Надя погурзилась во мрак.

   Тихо играла старая пластинка. Под звук её бубнящих песен, бабушка читала Наде сказки. Страшные, злые сказки. Одна из них повествовала о девушке, которая ослушалась своих родителей. Перед свадьбой она побежала в лесок погадать. Так и померла там…

   Судьба Надежды висела на волоске. От гибели её разделяло несколько сотен метров. Куда этот Селиван завезёт её? Она не знала и не могла знать, потому что её накрыло дремотой. Лишь изредка в голове пролетали отдельные мысли, но чаще всего не было ничего. Уже и пластинка перестала играть, и бабушкин голос не ласкал слух, надвигалось вечное молчание, вечный покой. Уже за поворотом, там, у переезда...

   Чары Селивана не были так сильны, как прежде. Если раньше, в былые годы необразованного смутного времени, он завлёк бы свою жертву в лес без всяких проблем, то сейчас ему потребовалось приложить массу усилий, чтобы заманить, а потом усыпить девушку. Он был измотан. До родного леса было около получаса, а птичка, пойманная в клетку, в любой момент могла прийти в себя. Силы колдуна были истощены, но если он сможет доехать до леса… Тогда у Надежды не будет и шанса.

   Но несмотря на то, что колёса железного коня были разогнаны до предела, а сам старый колдун всеми силами, всем своим чёрным духом мчался в родной лес, время было не на его стороне. Надежда начала выбираться из туманного омута дремоты, её дыхание стало быстрее, глаза стали медленно открываться, учащённо моргая.

- ...к-куда мы едем?

   Голос просыпающейся жертвы окончательно выбил Селивана из колеи. Он должен был срочно придумать решение проблемы, которое выгадало бы ему ещё десяток минут. Руки сами собой накрыли молодое женское лицо, а язык, ударяясь о чёрствые губы, колебаниями воздуха шептал. Слова сливались в неразличимое бормотание, но даже этого слабого колдовского шепота хватило, чтобы ослабшая Надежда провалилась в сон.

- Вот так… - Селиван тяжело выдохнул и повернулся к рулю. - Спи красна девица...

   Машина, оставшаяся без управления, неслась прямиком с дороги в лес. Однако, это было только на руку старому колдуну. У него самого начинало темнеть в глазах. Последние силы покидали его. Тело Ивана стремительно остывало. Ещё несколько минут, и всё будет кончено…

   И как в старой песне кончится судьба его:

Злобы дух испустит силы,
Как во дне горит трава,
Так исчезнет с земли милой
Колдун чёрный Селиван.

Посчитав себя сильнее,
Он желал обман создать.
И невесту, увядая,
Для себя он в лес забрать...

Только сила истощилась -
И оторопел колдун.
Дева в дом свой возвратилась,
Воцарился праздник лун…

   Вот только разные песни пел народ. Кого-то лес колдуна манил: ветви высокие, тёмные, своими песнями одурманивали. Не всяк готов был, душу свою загубив, обрести великие сокровища лесного царства. Но те, кто готовы были, верную службу несли злому колдуну.

   Машина неслась по лесу, избегая столкновения с толстыми стволами деревьев лишь чудом. Руки колдуна едва слушались его, и руль крутился туда-сюда сам по себе. Запах сырой земли ворвался внутрь через разбитое ветвями окно, и Надя начинала оттаивать. Последние чары, окутавшие её древней шалью, рассеивались.

- Ма-ма… Ма… Где это я? Мамочка!

   Бездыханное тело болталось на водительском сидении, руль ходил ходуном, а машина…

   Надя не умела водить, но она вцепилась в руль, надеясь приостановить махину, нёсшуюся прямиком в гости к Костлявой.

   Машину тряхнуло. Надежда отлетела от руля и ударилась головой о сиденье. Впереди, буквально в нескольких метрах, начинался овраг. Овраг, в котором много лет назад…

    Боль в спине резала сильнее закалённого ножа. Пошевелиться было невозможно. Запах гари пробирался в лёгкие, а глаза с трудом различали врезающиеся в тёмное небо языки пламени. Надя не была уверена, дышит она, или ей только кажется, что она дышит. Звон в ушах заглушал стон леса, по которому носился ледяной ветер.

   Где-то рядом, наверное, лежало тело несостоявшегося водителя. Но где?

   Из тьмы показалась фигура.

- Сделал дело ты своё, и мне на покой пора.

   Старушечий голос увядал, как цветы ранней осенью.

- Как избрал, так и будешь далее… Шагать по земле людской…

   Искривлённое старостью лицо приблизилось к Надежде.

- ...А знавала я такую, как ты. Имя у ней было… Невеста она была его… Проклятого невестка.

   В обездвиженных руках появилось невыносимое жжение.

- Со свету сжил её, а ты его пересилила, чёрта нашего…

   Голове удалось начать движение — волна дрожи пронзила тело, и чувства начали возвращаться к Наде.

- Как смогла, так и дар получишь… Ибо жертва принесена была…

   Запах гари, запах черни, запах горелой земли… Запах… Что-же так горело? Бензин? Нет, это было что-то… Животное. Живое. Или когда-то жившее, а теперь…

- Так ступай же…

   Волосы. Это горели её волосы. Это горели её кожа и её плоть.

- Из огня мы вышли, да в огонь ступаем. Из леса, да в землю…

   Ужас. Страх? Нет, что-то другое рождалось в её груди. Что-то потустороннее, что-то незнакомое ей, неизведанное.

- Так и ступай ты по земле…

   Сердце ёкнуло.

   И остановилось.

   А затем застучало вновь.

   От тела колдуна отрезав чёрное копыто, да копоть умыв с лица, шла она по лесу, истерзанная в огне… Змеиная кровь в жилах текла её теперь. И новую силу обретя, она родилась под новым именем. Так появилась на свет ведьма Надежда Янган.