Автобиография

«Автограф»

   Сцена первая. Эпилог.

   Темно. Ночь. От ветра туда-сюда качается лампочка. Она не светит, а лишь тенью движется по стене, освещённой лунным светом. Свет прорезается сквозь чернильную темноту и идёт вдоль плотной шторы, слегка колеблющейся на ветру; он как-будто делит её на два куска — светлый и тёмный, а затем падает на стену, словно изучая развешанные на ней листы бумаги.

   Ветер усиливается, и штора поднимается к потолку. Свет заполняет пространство, и до этого момента недвижимые рисунки начинают оживать.

   Я зажмуриваю глаза.

   Я говорю себе: «Это сон..»

    И в который раз, не открывая глаз, я оказываюсь в пустой белой комнате, на каждой стене которой находятся несколько дверей. Двери абсолютно разной формы, похожие и не похожие на те, что встречались мне в квартирах, в подъездах, на улице, в школе или в поликлинике, в магазинах мебели, тихо поскрипывают, до того момента, как какая-нибудь из них откроется.

   А за ней окажется...

   Сцена вторая. Детство.

   Пустырь. Справа, вдали, виднеются многоэтажки. В центре четверо детей — трое держатся вместе, а один стоит напротив. Я потираю лоб и жмурюсь от солнца. Они смотрят на меня и тоже жмурятся, но не от солнца, а от злости.

- Так не бывает, - говорит кто-то из них робко.

   Я улыбаюсь и смотрю на небо — по нему плывёт одно единственное облако в форме пиратского судна. Я зову ребят с собой, на этот корабль, но они отказываются. Они не первые и не последние кто глядят на меня с удивлением и испугом. Я с грустью посмотрю им вслед, когда они будут уходить, а потом буду играть в гордом одиночестве.

   Передо мной будет корабль, за бортом океан. Или замок, в котором бесконечное количество лестниц. Или Лондон конца XIX века. Или лабиринт. Или лес. Или сад...

   Декорации сменяют одна другую, и всё не кончаются: яркие, сделанные из картона, такие как в кино, но даже лучше, потому что они настоящие! В них каждый раз появляются новые герои — пираты, короли и королевы, детективы, пришельцы, роботы или искатели приключений. Один не похож на другого, но каждый из них похож либо на актёра, мелькнувшего на экране телевизора, либо на случайного прохожего, запомнившегося своей причёской или улыбкой.

   И всё это будет бесконечно крутится, как карусель — сны, игры, небольшие спектакли в первом классе, затем снова сны, а вслед за ними фильмы, мои рисунки, мои книги, аккуратно написанные нечитаемыми буквами в маминой тетради…

   Но потом карусель остановится.

   Сцена третья. Отрочество.

   Ночь. Свет попадает на моё лицо через щель между дверью и стеной. Я слышу, как на кухне мама и папа кричат друг на друга, как что-то с грохотом разбивается о плиточный пол.

   Я смотрю на соседнюю кровать — моя младшая сестра тоже не спит. Она сидит, сжимая в руках подушку, и тихо плачет.

   Шаги приближаются к двери. Я слышу как папа достаёт из шкафа рюкзак и закидывает туда какие-то вещи. Я вспрыгиваю с кровати и бегу к нему, сестра следует за мной. Я открываю дверь, и на секунду всё останавливается — и мама, и папа, и даже входная дверь, которую он открывает. Мне кажется, что время остановится навсегда. Но папа целует каждую из нас в лоб и уходит...

   Очень скоро приезжает бабушка. Она обнимает нас и говорит много-много слов…

   Через два года мы будем прощаться уже с ней. Она будет обещать, что обязательно скоро вернётся из Израиля. Она обнимет меня, и пообещает, что когда выздоровеет, мы первым же делом сходим на выставку.

   Но она не вернётся.

   Сцена четвёртая. Юность.

   Небольшая каморка в подвале, который все именуют театральным. Много мебели(пианино, зеркало, несколько шкафов, вешалок, большой стол) и много народу. Все суетятся — кто-то поправляет причёску, кто-то с текстом ходит туда-сюда, тихо повторяя свою роль. Я сижу на полу и смотрю своему партнёру  в глаза. Через секунду мы выйдем туда, где больше места, больше света, и ещё больше людей. Он чем-то опечален, я тормошу его слегка отросшие волосы. Он слегка улыбается и закрывает глаза. Я кладу голову ему на плечо. Мне страшно, но при этом так спокойно...

   А вот другой фрагмент истории — мы сидим друг напротив друга, он постоянно поправляет очки. В руках у него лист с вопросами, он мне их задаёт. За его спиной учитель режиссуры, она пронзительно смотрит на меня, и её брови кажется вот-вот провалятся в глаза. Я сижу и улыбаюсь, хотя мои руки давно сжаты в кулаки. Он продолжает задавать вопросы, но я почти их не слышу. Я смотрю на него и надеюсь, что он замолчит. Но он не замолчит.

   Чуть позже он накричит на меня посреди вечерней улицы, а я, утирая слёзы, с непониманием в глазах буду смотреть на него, смотреть до тех пор, пока он, поправив блестящие под светом фонаря очки, не отвернётся.

   Он отвернётся от меня, сделает вид, что ничего не случилось, и медленно уйдёт, оставив меня в полном одиночестве.

   Тогда я закрою руками глаза, и снова вокруг наступит темнота...

   Сцена пятая. Воспоминания.

   ...Мотылёк бьётся крыльями о лампочку, с ним вместе в воздухе летают несколько букашек. Раздаётся монотонный стук — из рукомойника в тёмный эмалированный таз капает вода. Но это на кухне, а она где-то за углом, в кромешной темноте. Здесь же господствует свет - под лампочкой веранда, на полу веранды стол, под столом в кучу собраны большие вёдра и кастрюли, слева от стола находятся плита и шаткий шкафчик без дверцы, справа жужжащий холодильник. Рядом со столом  стоит стул с разными ножками. На стуле сидит бабушка и зашивает пододеяльник. Очки постоянно съезжают с её круглого носа, и она их бережно поправляет, не отвлекаясь от работы ни на секунду. Бабушка напевает себе что-то под нос и, кажется, улыбается.

   Я возникну из темноты и встану у двери, ведущей в веранду, увижу её и негромко окликну.

   Она услышит и обернётся, и резко веранда начнёт становится всё дальше и дальше, чёрная краска ночи зальёт пространство, и ничего больше не будет видно. И где-то в моём прошлом будет лето, и где-то в этом прошлом будет бабушка... А в настоящем будет лампочка, покачивающаяся на ветру…