Случай из жизни

   У нас на даче была соседка. Её образ мне запомнился достаточно чётко — невысокая, полная старушка с редкими седыми волосами, собранными в пучок; с толстыми, постоянно в комочках земли, руками; со светлыми глазами и чёткими, прямыми полосами морщин на ладонях и лице. Часто, когда я зарывалась в пышные кусты голубики и крыжовника, с соседнего участка, через забор, ко мне тянулась её рука. Между нами происходил молчаливый обмен — она мне конфету в яркой, шуршащей обёртке, я ей горсть ягод. Сквозь живую изгородь я могла разглядеть её блестящие глаза и улыбку. Иногда мы с ней говорили обо всём на свете, и тогда она звонко и громко смеялась и каждый раз приглашала в гости на чай. Иногда мы с бабушкой к ней заглядывали: проходили через её ухоженный сад в деревянную беседку, где они долго-долго разговаривали, а я смотрела на них, в свою чашку и на цветы, растущие вокруг. Частенько мне удавалось спрятать на колени лишние штучку-две печенья, а потом, под столом, съесть.

   Чуть дальше по улице жил другой сосед, тоже пожилой человек. Он был поход на Карлсона — невысокий, полный, с красным носом и очень весёлый. Бабушка время от времени посылала меня к нему за песком. Собственно так и началась эта история.

   У меня в руке металлическое, гремящее ведро, и я вприпрыжку, постоянно останавливаясь и рассматривая насекомых под ногами, направляюсь к соседу за песком. От точки А - «дом» до точки Б - «сосед» можно добраться меньше чем за пять минут, но это если идти намеренно за песком. Я же иду изучать флору и фауну, а именно муравьёв, обживших нашу дачную дорожку, и лес, который очень кстати находится рядом с домом соседа. Внезапно откуда-то из леса, слегка раскачав сосны и ели, вырывается ветер. Я жмурюсь, чтобы ничего лишнего не попало в глаза. Покачиваюсь, и ветер вырывает ведро у меня из рук. Оно летит, словно воздушный шар, летит и каким-то неведомым для меня образом, я едва вижу что происходит сквозь небольшую щёлку закрытых глаз, залетает на соседний участок.

   Я оборачиваюсь и открываю глаза. Медленно начинаю двигаться к забору, чтобы зацепиться за него и не улететь как ведро, словно Мэри Поппинс, куда-то далеко-далеко. Иду вдоль забора, и у меня свистит в ушах. Вот это ветер! Поднимаю взгляд и вижу, как неприятно скрипя шатаются из стороны в сторону деревья. От вида тёмных, величественных силуэтов мне становится не по себе — я крепко вжимаюсь в забор и не двигаюсь.

   В ушах бешено стучит сердце, а среди деревьев будто что-то шевелится, что-то помимо самих деревьев. Что-то нехорошее.

   За забором тоже какое-то движение, нечто приближается к калитке, которая в двух шагах от меня. Я снова жмурюсь.

   Рядом раздаётся знакомый хохот. Соседка выглядывает из приоткрытой калитки, у неё в руках моё ведро. Она выходит на дорогу, и, всё так же задорно смеясь, протягивает мне гремящего беглеца. Я неуверенно улыбаюсь, ведро снова у меня в руках. Соседка о чём-то говорит, но из-за ветра её привычно громкий голос становится каким-то глухим, я не могу разобрать слов, но из вежливости киваю.

   На мгновение мне мерещится, что соседкины глаза начинают растекаться в разные стороны, но я моргаю, и всё становится как обычно. За нами шумит лес, под нами ползают муравьи, и всё хорошо. Я сейчас пойду и заберу у соседа песок, и всё будет так же, как и всегда — чай в беседке, ночь в деревянном доме возле пощёлкивающей тёплой печки, а потом бесконечное, зелёное лето...

   Но тут соседка резко перестаёт говорить. Лицо её искривляется в гримасе боли. Она хватается за сердце, ноги у неё подкашиваются и она падает на забор.

   Ведро падает на землю и катится куда-то вдаль, его уносит ветер. Я секунду стою на месте, а потом начинаю бежать. Сначала вперёд, к соседу, но потом резко разворачиваюсь и бегу обратно к соседке. Суечусь и в голове под ритм сердца повторяется один вопрос: «Что делать? Что делать? Что делать?» Соседка что-то бормочет, пытается встать, у неё это удаётся, она берёт меня за руку и хочет идти к нам, к бабушке, чтобы она… Но тут всё резко прекращается - соседка цепляется руками за забор и замирает на месте.

   Я не двигаюсь. Передо мной старушечьи руки, изрезанные реками вен, передо мной забор, на котором облупилась голубая краска, в голове свистит ветер и сердце отбивает безумный ритм. Я пытаюсь что-то сказать или прокричать, но из открытого рта не доносится ни звука.

   Я с трудом поднимаю голову. Огромное, бескрайнее небо, а в самом его низу лицо. Такое маленькое и незначительное, замершее лицо. По нему, вниз, стекает одна слеза. Одна единственная слеза, медленно, по щеке, закатывается в уголок восковых губ и мгновенно тает.

   Я делаю шаг к соседке. Руки сами по себе, чуть дрожа, касаются её ладоней. Я чувствую, как сильно они сжаты, и обеспокоенно качаю головой. Где-то совсем в другом мире разносятся громкие бабушкины крики. Падает на бетонную плиту таз со стиранным бельём. Но это всё где-то там.

   А здесь круглое, обездвиженное лицо, глубокие серо-голубые, с отражением неба, глаза, застывший взгляд. Лицо медленно становится всё больше, а неба становится всё меньше. Оно приближается ко мне, и я левой рукой провожу по нему, повторяя путь одинокой слезинки. Мне резко хочется спать и я всё чаще и чаще моргаю.

   Медленно растворяется всё вокруг. Становится темно. Я долго не могу открыть глаза. Я слышу ветер, и как долго-долго летит куда-то жестяное ведро.
Но потом среди тьмы появляется тёплый свет. Я дома. Вечер. Пощёлкивает печка. Я сижу и смотрю на танцующие языки огня. Снаружи доносится пение ночной птицы. На стене сменяют друг-друга красно-синие огни. Они сливаются с огнём и от этого кажется, что огонь — это не огонь, а море, по которому плывут в далёкие страны корабли из догорающей газеты.

   Дальше всё просто.

   На соседнем участке больше нет цветущего сада — всё заросло высокой травой, шиповником и борщевиком. Но всё же, несколько лет подряд, я, оставаясь наедине с собой, роясь в кустах голубики и крыжовника, оставляю возле забора горсть ягод. На следующий день они пропадают. И каждый раз мне кажется, что скоро, совсем скоро, из живой изгороди появится рука, она погладит меня по голове и вручит конфету в цветной обёртке, среди многочисленных веток будут различимы добрые глаза и самая широкая в мире улыбка, и потом мы с бабушкой будем сидеть в большой беседке, у меня на коленях будут крошки от печенья, и лето будет длиться бесконечно, и детство будет со мной навсегда…