Жан Бонне часть 1
1
Шел тысяча триста сорок девятый год. Чума и голод, постигшие многострадальную Францию, гнали людей прочь из городов, в которых стало невозможно дышать из-за смрада, исходившего от сотен разлагавшихся тел горожан, которых некому было хоронить; поскольку, похоронные бригады уже давно не справлялись со своими обязанностями.
Люди умирали целыми семьями, и некому было даже вынести их тела на улицу, чтобы собрав в телеги, отвезти умерших к общим могилам, вырытым на городских окраинах. Набатный колокол звонил не переставая. Горький дым от костров, которые по поверьям должны были отогнать заразу, застилал глаза и, забираясь в легкие, сотрясая тело непрерывным сухим кашлем, носился в воздухе подобно ужасному, всепроникающему призраку, душившему безжалостными руками тех, кто рискнул проникнуть на его территорию. Единственным плюсом от этого едкого дыма было то, что он перебивал трупный запах, к которому, несмотря на то, что человек привыкает ко всему, привыкнуть было невозможно.
В Руане, откуда была родом семья Жана Бонне, ежедневно умирало по пятьсот человек. Вдобавок к высокой смертности обнаружилось, что запасы хлеба и прочей провизии в городе быстро подошли к концу, а из-за того, что логистика в стране была полностью разрушена, то продовольствие в Руан не подвозилось уже несколько недель. Если богатые горожане имели, какой-никакой запас продуктов, то беднейшие слои населения уже в первую неделю ощутили нехватку еды, а к концу второй некоторые из руанцев просто начали голодать.
В доме, где жила семья Жана Бонне, помимо его жены и семилетней дочери Даниэль находились престарелые родители Жана, которые после начала эпидемии перебрались в дом сына. В обычное время Жан и его жена Камиль вполне обеспечивали себе достойную жизнь. Жан был хорошим сапожником, а Камиль сноровистой швеей, для которой не было проблемой сшить платье хоть прачке, хоть жене купца, хоть самой королеве. Известно, что в моменты бедствий люди отказывают себе в лишней паре обуви и новом платье, по этой причине семья Жана Бонне вскоре ощутила нехватку еды. Запасы муки, вяленого мяса и фасоли таяли на глазах, поэтому рацион потребляемой пищи очень скоро пришлось ощутимо сократить, но даже это не спасло семью Бонне и, в скором времени, в кладовой не осталось ничего из съестных припасов. Жан мог бы пойти на берег Сены и наловить рыбы, он был неплохим рыболовом, но в реке плавали десятки чумных трупов и сама вода в ней, превратилась в источник заразы, как и рыба из нее. Нашлись в Руане отчаянные смельчаки, что решили попробовать питаться этой рыбой, вскоре все они заболели чумой и умерли. Дело было в том, что сама вода стала отравленной, из-за сотен трупов плавающих в ней. Руанцы временно поостыли к рыбалке, но, как известно, когда голод достигает крайних пределов, он становится сильнее страха смерти, поэтому уже через несколько дней на берегу реки появились новые рыбаки ловившие рыбу для последнего ужина в кругу своей семьи. Жан не был самоубийцей и не желал смерти своей семье, но видя как его родители, жена, а главное его дочь, малышка Даниэль мучаются от голода, засобирался на берег Сены.
- Куда ты хочешь идти, сынок? – спросила у Жана его мать.
- У меня нет сил, смотреть, как вы мучаетесь от голода! Я пойду на реку, наловлю рыбы, мы хорошенько проварим ее, чтобы не заразиться.
Он уже собрался было выходить, но мать, вцепившись в рукав сына, остановила его.
- Жан, в реке плавают сотни трупов, их сбрасывают в нее люди, не имеющие возможности похоронить своих родных, рыба тут совсем не причем. Ты заразишься от воды и, принесешь в дом чуму! Нас, пока, слава Богу, хранит святой Ромен – покровитель города. Болезнь, благодаря его заступничеству, обходит наш дом стороной! Вот возьми это, отнеси в лавку к господину Дассо.
Мать протянула сыну огромную серебряную брошь с сапфиром.
- Выторгуй у него муки, масла и немного крупы. Эта брошь стоит больших денег, сынок, я получила ее от своей матери, а после моей смерти она должна была бы принадлежать твоей Камиль, но видно эту традицию придется нарушить, ведь если мы умрем от голода, то какая разница кому она достанется. Я знаю господина Дассо, он очень охоч до редких вещиц, а эта брошь, Жан, очень дорогая. Моя мать, твоя почтенная бабушка Изабель получила ее, как она говорила, от герцогини де-Шеврез, за какую-то услугу, какую я уже не помню, но здесь есть личное клеймо герцогини, вот оно.
Мать Жана, перевернув брошь, и показала сыну оттиск.
- Покажи это клеймо господину Дассо, я думаю, это сделает его более сговорчивым и щедрым! – вложила мать брошь в ладонь сына.
- Мама, но это же семейная реликвия! – взглянул Жан в полные страдания глаза матери.
- Сейчас для тебя важнее сохранить свою семью, - ответила мать. – Я и отец уже достаточно пожили на этом свете и потому – мы не в счет. Но твои жена и дочь, должны выжить, во что бы то ни стало!
Жан, скрепя сердце, вышел на улицу и направился в сторону дома господина Дассо, в котором на первом этаже размещалась продуктовая лавка. Он до боли в пальцах сжимал брошь, пожертвованную матерью ради спасения его жены и малышки Даниэль. Пройдя два квартала, обходя лежавшие на тротуаре трупы и сторонясь редких прохожих, не доходя до церкви святого Меллона, Жан повернул направо. До лавки господина Дассо оставалось идти совсем немного. Шарф, которым Жан обмотал лицо, мешал дышать, но снимать его было опасно, дух чумы мгновенно бы прокрался в его тело вместе с тлетворным запахом разлагающихся тел. Подходя к лавке, Жан обратил внимание на людей, сидевших и лежавших вокруг дома Климента Дассо в надежде на милосердие хозяина. Люди, завидев подходящего к входной двери человека, приподняли головы и умоляющими глазами смотрели на Жана, некоторые из них протянули к нему руки, ожидая, что в их ладонь упадет мелкая монета или кусок хлеба. Жан постучал в дверь лавки, которая была закрыта в целях безопасности. Некоторое время за дверью царила тишина, но вот, наконец, из-за двери спросили:
- Кто там? Чего вам нужно?
- Мне нужен господин Дассо, - ответил Жан, опустив шарф.
- Нынче господин Дассо нужен всем! – ответили из-за двери. – Зачем он вам? Если вы пришли попрошайничать, то лучше вам убраться подобру-поздорову!
- Я принес господину Дассо редкую брошь, которая некогда принадлежала герцогине де-Шеврез. Я хочу обменять ее на продукты.
В двери открылось небольшое окошко. Показалось лицо человека державшего перед собой зажженную свечу.
- Покажите, что там у вас, - человек поднес свечу ближе к окошку.
Жан показал брошь.
- Одно мгновение, - сказал человек, закрыв окошко.
Послышался звук открывавшегося засова и лязг цепочки.
- Входите, только быстрее, мне не нужны в доме эти попрошайки! – посмотрел хозяин на ринувшихся к раскрытой двери людей. В доме господина Дассо, оттого, что все ставни были опущены, было темно как ночью. Из кухни доносился аромат готовящейся пищи, Жан, не евший уже два дня, остро ощутил, что его желудок буквально сводит от спазмов.
- Идите за мной, - сказал человек открывший дверь. – Я господин Дассо – хозяин этого дома, скажите, как мне вас величать?
- Меня зовут Жан, Жан Бонне.
Брошь, которую Жан принес, явно пришлась по вкусу господину Дассо, он сразу позвал в комнату свою старшую дочь и вручил украшение ей, по случайному совпадению как раз был день ее рождения. Через полчаса Жан Бонне вышел из продуктовой лавки Дассо, с холщовым мешком за плечами. В мешке он нес муку, масло, головку сыра, немного вяленого мяса и пшенной крупы. Обессилевшие от голода люди, увидев Жана, а главное мешок за его плечами, начали на разные голоса причитать:
- Добрый человек, подай мне немного! У меня дома умирает от голода сын, ему всего два года. Спаси его, добрый человек! – кричала женщина средних лет с изможденным лицом.
- Милосердный господин, не останься немым к моей просьбе, у меня умирают престарелые родители, сжалься над ними, подай хоть что-нибудь для их спасения! – вопил худощавый юноша с прыщавым лицом.
- Да будет отзывчивым ваше сердце, - причитала, заламывая руки, старуха в рваном платье, - дайте мне немного хлеба! Я не ела уже пять дней, если не считать тощую крысу, которую мы сварили и, разделив на части, съели вчера! Хлеба! Умоляю вас, хлеба!
У Жана было доброе сердце и если бы не слова лавочника Дассо, который предупредил его о предстоящей ситуации с попрошайками, то Жан развязал бы мешок и раздал бы все продукты, которые были предназначены для его семьи; но слова Дассо звучавшие в его ушах: «Не смейте давать этим жалким людям ни крошки! Заткните уши и уходите к себе домой! Сейчас не время для милосердия!», действовали на Жана Бонне отрезвляюще.
Растолкав плечами собравшихся вокруг людей, стиснув зубы и сделав немым свое сердце, Жан покинул улицу, где находилась продуктовая лавка Климента Дассо
2
Вечерело. В надвигающихся сумерках город стал похож на картину ада, точно такую же, какую на воскресной проповеди, в лучшие времена, до эпидемии чумы, описывал духовник Жана, почтенный Аделард священник из аббатства Сент-Уен. Редкие прохожие отбрасывали зловещие тени на фасады зданий, да и сами они были похожи на призраков, что с наступлением темноты выбираются из своих могил, чтобы пугать добрых христиан. Казалось, что из всех окон на Жана смотрят злые глаза демонов, а сам дьявол вот-вот разверзнет мостовую и вылезет из-под земли, насадив на рога любого, кто окажется в этот момент рядом. Не смотря на то, что воображение разыгралось и рисовало одну ужасную картину за другой, Жан спешил, он ни на минуту не забывал о своих близких, которые остались в доме без присмотра мужчины. В последние недели в Руане и в других городах, где балом правила чума, участились грабежи и убийства. Хотя в доме оставался отец Жана, но он был настолько немощным и больным, что едва выходил по нужде из своей комнаты. Рассчитывать на то, что он окажет сколь нибудь серьезное сопротивление грабителям, не приходилось. Вдруг, кто-то окрикнул Жана:
-Эй, ты, с мешком за плечами, ты, не младенца ли несешь на кладбище? Если это умерший ребенок, отдай его мне, я позабочусь о нем, отнесу его к яме, что выкопана на городском рынке. Сейчас все хоронят своих родственников именно там. За свои услуги я возьму с тебя совсем недорого, всего лишь пару су!
Жан обернулся. Он увидел шедшего позади него человека. Это был мужчина средних лет со шрамом, пролегавшим ото лба до подбородка, обезображивающим его рябое лицо. Такие шрамы получают либо в сражениях, либо в уличных потасовках, среди шаек, делящих между собой городские улицы.
- Это не ребенок,– коротко ответил Жан и ускорил шаг.
Незнакомец громко втянул воздух носом.
- Мне кажется, от тебя пахнет вяленым мясом! Эй, да не продукты ли ты тащишь? Эй, постой, тебе нельзя пройти здесь, не поделившись со мной! – грозно сказал незнакомец со шрамом и, вложив два пальца в рот, громко свистнул.
Краем глаза Жан заметил, как из подворотни выбежало три человека. Они кинулись ему наперерез. Жан был не обделен здоровьем, а люди, приближающиеся к нему и незнакомец со шрамом, едва достигали ему плеча и были щуплыми словно подростки, но, как сообразил Жан, у них наверняка было при себе оружие – ножи или короткие кинжалы. Поэтому, долго не раздумывая, Жан истошно закричал и кинулся прямо на приближавшуюся к нему троицу. Те опешили от такого поворота событий. Они привыкли, что жертву грабежа в такие моменты парализует и, она не может сдвинуться с места, а только умоляет не забирать жизнь. Человек, будучи застигнутым врасплох, с готовностью и покорностью расстается со своим имуществом, но в этот раз случилось непредвиденное.
Жан, с налета, пнул одного из грабителей в живот ногой. Тот, падая, ударился головой о мостовую. Сам Жан этого не увидел, так как его с грабителями уже разделяло приличное расстояние, которое он преодолел за время их секундного замешательства. Если бы Жан не отломил себе кусочек сыра, который тщательно пережевав, проглотил, и не выпил бы стаканчик вина за удачную сделку в доме Климента Дассо, то вряд ли бы он нашел в себе силы с такой прытью убежать от подстерегавших несчастных прохожих душегубов. Остановившись, он проверил, не потерял ли нож, висевший у него на поясе в кожаных ножнах, тот был на месте. Жан достал его и решил держать нож в руках, на всякий случай. До его дома оставалось около четверти мили. Пройдя это расстояние, оказавшись в родном квартале, он снова убрал нож в ножны. Здесь его все знали, и в случае чего, могли бы придти на помощь, хотя в последнее время люди стали другими, сконцентрировавшись на своих бедах. Нередко, встречая кого-нибудь из старых знакомых, Жан подмечал, как сильно те изменились. Люди определенно стали злее и расчетливее, исчезла прежняя приветливость и веселость, но это было вполне естественно для такого времени.
Подойдя к дому, Жан увидел, что входная дверь открыта, чего не следовало бы делать особенно вечером. Он подумал, что надо будет сделать выговор своей жене Камиль за это. Жан вошел вовнутрь. В доме было темно. Жан, поставив мешок на пол, крикнул:
- Камиль! Не стоило встречать меня, раскрыв дверь настежь!
Ответа не последовало.
- Эй, где вы спрятались? Даниэль? Камиль? Мама? Прекращайте шутить! Лучше зажгите свет и посмотрите, что я принес!
И на этот раз ответом Жану была абсолютная тишина.
Нехорошее чувство, зародившись в его голове, опустилось в сердце, которое начало бешено колотиться. Жан сделал несколько шагов и задел что-то мягкое лежавшее на полу. Он достал из кармана кресало и чиркнул им. В свете искр Жан разглядел свечу стоявшую на столе. Положив немного трута на кресало, он снова чиркнул им и зажег свечу. Взяв ее в руку, Жан осветил комнату. То, обо что он споткнулся, было телом его матери. Она лежала вниз лицом, неестественно раскидав руки, под ее головой образовалась большая лужа крови. Свет, падавший от свечи, зловещими бликами заиграл на поверхности кровавой лужи.
- Мама! – в ужасе закричал Жан и, поставив свечу на стол, бросился к телу матери.
Он перевернул тело. Глаза матери были широко раскрыты и залиты кровью. Ее волосы в беспорядке спутались, скрывая ужасную рану, нанесенную то ли кочергой, то ли поленом. Жан словно обезумев, вскочил и, схватив свечу закричал:
- Камиль! Даниель! Где вы?
Его голос потонул в тишине дома.
Жан обвел глазами комнату и увидел в дальнем углу Камиль. Она сидела, опустив голову. Руки Камиль были прижаты к животу, ее платье, бежевого цвета, также было окрашено кровью.
- Нет! Нет! Нет! – взвыл, словно раненый зверь Жан.
Он, упав на колени, подполз к жене и, взяв ее за подбородок, поднял лицо. Камиль, застекленевшими полными ужаса глазами, смотрела на мужа.
- Камиль! Камиль! Очнись! О, нет! Нет! О, Господи! – прохрипел Жан.
Он взял Камиль за руку и увидел, что из ее живота торчит рукоятка кухонного ножа, которым его жена обычно резала хлеб и овощи. Жан закрыл лицо руками, и плечи его затряслись в рыданиях. Едва справляясь со своим телом, которое вмиг стало слабым, на трясущихся ногах, Жан двумя руками держась за перила, начал подниматься по лестнице в комнату дочери. Дверь была открыта, малютки Даниель в комнате не было.
- Даниель, – дико закричал Жан, - Даниель! Святой Ромен, только не это!
Он спустился и вошел в комнату, отведенную его родителям. Малышка Даниель любила проводить там время, слушая рассказы деда о прошлом. Отец Жана был убит в своей постели. В его руке была зажата большая деревянная кружка, в которой ему приносили воду. По-видимому, он, услышав предсмертные крики жены и снохи, увидев незнакомцев вошедших в комнату (у Жана не было сомнений, что убийц было как минимум двое), попытался защититься, но был зверски убит жестокими ударами по голове, которая превратилась в страшное месиво из размозженного черепа, волос, содранной кожи и мозга. Убийц видимо разозлило, что беспомощный человек попытался сопротивляться и они, озверев, долго не могли остановиться.
- Даниель, - прошептал Жан и, потеряв сознание, уронив свечу, упал на пол в комнате родителей.
Как долго он пребывал в этом состоянии, Жан не мог сказать. Его вывел из обморока голос его дочери шептавшей ему на ухо:
- Папа! Папа, очнись!
Жан открыл глаза. Комната была заполнена дымом, а склонившаяся над ним Даниель, трясла его за грудки. Сознание Жана было укутано туманом, в котором все слова и движения были замедлены.
- Очнись, папа! Наш дом горит! – кричала Даниель сквозь слезы.
Жан, непонимающим взглядом окинул комнату. Ему на миг показалось, что все происходящее было сном.
- Даниель, - прошептал он, - ты здесь, Даниель! Мне приснился ужасный сон.
- Папа, бежим! Дом горит! Папа! – Даниель продолжала трясти отца пытаясь привести его в чувство, и вернуть в ужасную реальность.
Вдруг, до Жана дошло, что все это не сон. Он приподнялся, сел и оглянулся. Свеча, которую он уронил, закатилась под кровать родителей, и теперь та полыхала вовсю. Беспощадное пламя пожирало тело его отца. По комнате распространялся запах горелого мяса и паленых волос. Осознание происходящего полностью вернулось к Жану, он подхватил дочь и, выбежав из комнаты, направился к входной двери. Оказавшись на улице, Жан опустил Даниель на землю и крикнул:
- Стой здесь, никуда не уходи, я достану маму и бабушку! Даниель, ты поняла меня?
Даниель, молча, кивнула.
Жан, метнувшись к дверному проему, скрылся в дыму. Через мгновение он появился. У него на руках было тело его матери, Жан аккуратно положил его на мостовую и снова вбежал в дом. На этот раз он долго не показывался, наконец, Жан выскочил на улицу, но с пустыми руками, так как не смог отыскать тело Камиль. Он жадно вдохнул воздух. Немного отдышавшись, обмотав лицо шарфом, Жан снова шагнул в дом, где к этому времени разыгрался нешуточный пожар. Малышка Даниель села возле трупа бабушки и, глядя на входную дверь, начала поправлять ее окровавленные волосы. Отец долго не показывался. От жара треснуло стекло в комнате, где в кровати объятой пламенем лежал его отец. А тем временем, Жан метался по дому. В сплошном дыму не было видно ничего дальше собственного носа, каким-то чудом, отчаявшийся найти труп жены Жан наткнулся на нее. Но сил чтобы поднять тело Камиль уже не было. Пламя, вырвавшееся из комнаты родителей, словно адский зверь принялось пожирать пол и стены, обитые дубовым тесом. Жан выскочил из дома, чтобы отдышаться и с новыми силами вернуться за телом Камиль. Постояв несколько секунд на улице, закрывшись руками от жара, становившегося нестерпимым, Жан шагнул в пылающий ад. Чтобы было хоть что-то видно и было бы легче дышать, он опустился на колени и пополз в дальний угол на четвереньках. Но вынести из дома тело любимой жены, Жану было не суждено. Лопнувшие стекла окон дали доступ в дом свежему воздуху, и пламя, с удвоенной силой, принялось за уничтожение имущества и погибших от рук грабителей членов семьи Жана Бонне.
Жан выбрался на улицу, его тошнило, голова шла кругом, одежда в некоторых местах начала тлеть от нестерпимого жара. Жан посмотрел на плачущую малютку Даниель, он хотел немного отдышаться и снова войти в дом за телом Камиль. Когда он более-менее восстановился, и вознамерился совершить последнюю попытку спасти от огня тело жены, пламя сплошной стеной преградило ему вход внутрь. Тем временем, на улице собрались соседи, которые были обеспокоены тем, чтобы пламя не перекинулось на их дома. В обычные времена пожары собирали толпу зевак, но сейчас таких набралось не более пяти человек, они стояли и глазели то на маленькую девочку, сидевшую на корточках возле трупа своей бабушки, то на мужчину, плечи которого тряслись от плача.
Неожиданно поднялся сильный ветер. Он стал причиной того, что пламя перекинулось на соседние здания и беспощадно принялось за уничтожение близлежащих строений. В тот день пожар уничтожил треть квартала, в котором жила семья Жана Бонне. Естественно люди начали обвинять в случившемся Жана, и тому, после того как он отнес тело матери к общей яме, ничего не оставалось, как уйти из города. Оценив ситуацию, Жан принял решение идти в графство Артуа, где в одной из деревень жил его двоюродный брат Николя. Последнюю ночь в Руане отец и дочь провели под мостом. Жан укутал своей курткой Даниель, а сам всю ночь не смыкал глаз, оплакивая родителей и жену. Ранним утром, попрощавшись с родным городом, они отправились в путь.
3
Полдень застал путников подходящими к лесу. Задремавшая на плечах отца Даниель, проснулась и сказала:
- Папа, опусти меня, я хочу идти сама.
Жан поставил дочь на ноги. Она взяла отца за руку и пошла рядом с ним. Минут через десять Жан спросил у дочери:
- Ты не устала, Даниель? Может, нам сделать привал, перед тем как войти в лес?
Даниель, взглянув на отца, сказала:
- Когда я задремала у тебя на плечах, мне приснилась мама. Она просила не заходить в лес.
- Но мы не можем миновать этот лес, если нам идти в обход, то это займет много времени, да и дороги в обход я не знаю.
- Значит, придется идти через лес, - шмыгнула носом Даниель.
Жан остановился.
- Привал, Даниель! Нам нужно подкрепиться.
Мешок с продуктами, который Жан поставил на пол когда вошел в дом, он успел вынести. Мука и крупа сейчас были бесполезны, но сыр и вяленое мясо пришлись весьма кстати. Отец и дочь разместились в тени клена стоящего на окраине леса.
- Папа, а мы когда-нибудь увидим маму? – спросила Даниель в тот момент, когда отец резал ножом сыр.
- Да, Даниель, мы увидим маму. Сначала ее увижу я, а после ты. Я и мама встретим тебя.
- В раю? – посмотрела Даниель в глаза отца.
- Да, Даниель, в раю, - ответил Жан и, отвернувшись, утер рукавом катившуюся по щеке слезу.
Когда Жан справился с нахлынувшими слезами, он отрезал кусочек мяса и подал его дочери.
- Поешь, Даниель, тебе нужны силы, нам идти до дяди Николя еще несколько дней.
Даниель, приняв кусочек мяса из рук отца, откусила от него немного и почти не жуя, проглотила. Человек, который голодал хотя бы несколько дней, знает, что голод сильнее горя. Отцу даже не стоило уговаривать дочь поесть, а вот сам он насильно откусил кусочек сыра и долго жевал его, вспоминая, о том, что его Камиль, мать и отец, отошли в мир иной, даже не поужинав. Полуденное солнце ласково пригревало. Разморенный его теплом, Жан почувствовал, что его клонит в сон.
- Даниель, мне нужно немного вздремнуть, ты ешь, а я пока прилягу, – сказал Жан и прилег на мягкую траву, которая росла под кленом.
- Хорошо, папа, - ответила Даниель.
- Ты только сиди здесь и никуда не уходи, - попросил отец.
- Ты спи, папа, а я буду отгонять от тебя комаров и мух, что бы они тебе не мешали. Вдруг, тебе приснится мама, может, она скажет, где они сейчас.
- Да-да, Даниель. Разбуди меня, когда наешься, - пробормотал Жан и провалился в темноту.
Когда он проснулся, дочери рядом не было. Сколько прошло времени с той минуты, когда он задремал, понять было трудно. Может быть, десять минут, а может быть пара часов. Сознание вернулось к Жану, он вскочил и начал озираться вокруг в поисках Даниель. Она стояла метрах в двадцати от клена и смотрела в сторону леса. Жан подбежал к дочери и поднял ее на руки.
- Даниель, малышка, ты меня напугала! Я же просил тебя никуда не отходить, - нежно поцеловав дочь в щеку, сказал Жан.
- Папа, там была женщина, - указала дочь в сторону леса.
- Женщина? Может тебе это показалось? – Жан обвел взглядом опушку леса. – Я никого там не вижу.
- Она была там, - утвердительно произнесла Даниель, - сначала она просто стояла, а потом помахала мне рукой и ушла в лес.
- Эй! – громко крикнул Жан. – Здесь есть кто-нибудь? Если есть, и у вас добрые намерения, выходите. Я угощу вас сыром.
Гулкое эхо вернуло слова Жана.
- Вот видишь, моя сладкая, там никого нет. Возможно, это был дикий олень, а ты приняла его за человека.
- Папа, - обиженно сказала Даниель, - я могу отличить человека от животного, а уж тем более женщину от дикого оленя хоть я ни разу его и не видела! Однажды, дедушка рассказывал мне сказку и описывал, как выглядят олени! У них есть рога, как у коз, только больше!
Даниель готова была расплакаться от того, что отец не поверил ей.
-Ну, хорошо, хорошо, возможно, женщина была там, но сейчас она ушла и нам с тобой надо спешить. К вечеру мы должны выйти из леса у сухого ручья. Там есть деревня, мы попросимся на ночлег к кому-нибудь. Я думаю, нам не откажут.
Тем временем, с западной части неба начали надвигаться тяжелые тучи чернильного цвета.
- Вот незадача, - сказал Жан, - идем в лес, Даниель, возможно, там мы отыщем какое-нибудь укрытие.
Вдруг, откуда ни возьмись, поднялся сильный ветер. Он начал трепать листья клена, и поднимать пыль, которая забивалась в глаза. Жан взял мешок с провизией и, подняв дочь, бегом пустился к лесу. Сверкнула молния, а через несколько секунд ударил гром, его звук был подобен удару тысячи церковных колоколов одновременно, а уже в следующее мгновение хлынул дождь. «…И разверзлись хляби небесные…» вспомнил Жан слова из священного писания. Он остановился, снял с себя куртку, укутал ей Даниель и побежал дальше. Наконец он достиг лесного массива и пустился бегом по тропинке ведущей вглубь. Останавливаться под деревом в такую грозу было опасно, молния могла ударить в такое укрытие и испепелить спрятавшихся там людей. Жан заметил справа от тропинки шалаш, в котором, по всей видимости, иногда пережидали непогоду охотники. Это являлось как раз тем, что сейчас было необходимо отцу и дочери, которые за несколько минут промокли до нитки. Было видно, что шалаш давно никто не использовал. Местами перекрытие провалилось, но все же это было лучше, чем ничего. Жан опустил Даниель в то место, где дождь меньше всего проникал сквозь скат шалаша.
- Вот так, малышка! Вот мы и спрятались! Не дворец, конечно, но вполне сойдет для того чтобы отсидеться. Гроза скоро кончится, и мы пойдем дальше, говорил Жан, поправляя мокрую куртку на дочери.
- Мне холодно, папа! – сказала дрожащим голосом Даниель.
- Потерпи, милая! Потерпи моя принцесса! Кончится дождь, я разведу костер, мы просушим нашу одежду и согреемся.
Жан нащупал огниво, которое всегда носил на шее. Слава богу, оно было на месте!
4
Дождь все не кончался. Он лил никак не меньше трех часов, и только когда лес стал похожим на болото, ливень начал понемногу стихать. Жан выбрался из шалаша и попытался найти немного сухих веток. Ему повезло, он наткнулся на кучу хвороста, видимо собранного охотниками на всякий случай, плотно укрытого прошлогодней листвой. Жан разгреб листву, к его радости – хворост оказался относительно сухим. Он принес охапку поближе к шалашу и разжег костер. Даниель к этому времени окончательно продрогла. Жан попробовал лоб дочери, к его ужасу он был горячим как раскаленная сковородка; о том, чтобы идти дальше, пока Жан не просушит одежду, не могло быть и речи. Он подвесил над костром свою куртку и кофту дочери, усадил Даниель на принесенные сухие сучья поближе к огню, чтобы та быстрее согрелась и ее платье просохло.
Даниель, не переставала, стучала зубами, тепло костра никак не могло согреть ее. Жан, еще раз, положил ей на лоб руку, он стал еще горячее.
- Как ты себя чувствуешь, малышка?
- Нормально, папа. Я только никак не могу согреться! – дрожа всем телом, ответила дочь.
- Сейчас, сейчас, я принесу побольше дров!
Жан сходил за хворостом, и подбросил еще несколько веток в костер.
– Так будет лучше! Даниель, ты теперь повернись к огню спиной, чтобы платье сзади тоже высохло.
Даниель послушно выполнила просьбу отца.
Жаркое пламя сделало свое дело. Через пару часов одежда стала сухой, но день уже клонился к вечеру и Жан подумал, что вряд ли они успеют при свете солнца выйти к деревне, к тому же Даниель становилось все хуже, это было понятно по ее раскрасневшимся щекам и лихорадочному блеску глаз. Так же он понимал, что ночевка в сыром лесу для заболевшего ребенка может стать роковой, поскольку он сжег весь запас сухих дров. Прикинув все за и против, Жан принял решение идти сейчас. Он прикинул, что если он понесет дочь на руках, а сам будет идти в два раза быстрее чем обычно, то у него есть все шансы выбраться из леса до наступления темноты.
- Даниель, - обратился Жан к задремавшей дочери, - нам нужно идти немедленно, чтобы успеть до наступления ночи добраться до деревни, она называется Сен-Сенери-ле-Жере, я понесу тебя на руках.
- Хорошо, папа, - еле слышно ответила Даниель.
- Я сейчас, только заберу мешок, и мы двинемся в путь, - сказал Жан и пошел к шалашу, под сенью которого лежал мешок с продуктами.
Даниель проводила отца взглядом, а после взглянула в сторону тропинки, по которой им предстояло идти. Там, на тропинке, стоял человек; это был мужчина, его длинные волосы спутавшимися прядями спадали ему на лицо и плечи. Холщовая рубаха на нем была местами порвана и перетянута толстой веревкой в районе пояса. Незнакомец, поняв, что девочка увидела его, оскалился в улыбке, обнажив редкие гнилые зубы, и последний раз хищно взглянув на Даниель, скрылся в кустах орешника. Когда отец вернулся, Даниель рассказала ему, что видела на тропинке человека. Жан подумал, что дела плохи. По всей видимости, решил он, у его дочери начался бред. Такое обычно случается у детей при сильной простуде.
- Ничего, ничего, Даниель, папа сильный! Ради своей дочери он победит любого, кто встанет у него на пути. Сейчас, я только укутаю тебя получше и мы пойдем быстро-быстро, чтобы ночь не застала нас в лесу.
Повесив мешок с провизией на плечо, Жан укутал своей курткой Даниель, словно младенца и, подняв ее на руки, ступил на тропинку; вначале та была достаточно широкой и мокрые ветки не доставляли никаких неудобств, но чем дальше они углублялись в чащу, тем уже она становилась. Через несколько миль, тропинка стала еле видна, она заросла молодыми побегами и травой, к тому же смеркалось. Жан, понимая, что нужно спешить, продирался сквозь заросли, ориентируясь на едва видную полоску, которая некогда была довольно утоптанной и широкой. Куртка, которой он укутал дочь, снова промокла, а Даниель, дремавшая все это время проснулась.
- Ты проснулась, Даниель, - посмотрел Жан в глаза дочери, - мы сейчас остановимся, мне нужно немного отдохнуть.
Жан усадил дочь на торчавший из земли корень огромного бука, похожий на щупальце кальмара.
- Как ты, малышка?
- Мне холодно, - ответила Даниель. – Но я потерплю, лишь бы мы быстрее добрались до деревни. Когда я спала, мне приснился нехороший сон, тот человек, который стоял на тропинке, он смотрел мне в лицо и смеялся.
- Это просто сон, Даниель. Никого вокруг нет, и, похоже, что этой тропой уже давно никто не ходил. Нам осталось пройти примерно половину пути, я помню это место. Через два часа, я надеюсь, мы выйдем из леса.
Но этим надеждам не суждено было сбыться. Солнце еще не ушло за горизонт, а в лесу уже стало темно как ночью. Густые кроны деревьев не пропускали лучи заходящего солнца сквозь свою листву, и без того едва различимая тропинка стала практически не видна. Если бы Жан был один, а не с простудившейся дочерью, он бы без проблем заночевал в лесу, под любым из деревьев даже не смотря на мокрую траву. Он внимательно всматривался в темноту, пытаясь не сбиться с дороги, но, в конце концов, заблудился. Лес стоял перед ним сплошной стеной, представляя непреодолимую преграду. Надо было останавливаться и выбирать место для ночлега, а Даниель тем временем начала сильно кашлять. Жан выбрал место под старой елью, ветви которой образовывали некое подобие шалаша. По словам его брата, волки в этом лесу не водились, так что этих свирепых хищников можно было не опасаться. Он опустил Даниель на землю, снял с плеча мешок и попытался отыскать несколько сухих сучьев для костра. Через полчаса темноту леса освещал небольшой костер, возле которого на ночлег расположились отец и дочь.
- Я сейчас, Даниель, надо наломать еще немного веток для костра вон с того дерева, - указал Жан на засохшую старую пихту.
Он, насколько хватало его роста, принялся обламывать сухие ветки пихты. Даниель, сидевшая у костра, вдруг услышала, как треснула ветка у нее за спиной; она обернулась, неподалеку от себя в зарослях орешника она увидела ту женщину, которая днем поманила ее за собой в лес.
- Папа! – в ужасе закричала Даниель.
Жан прибежал на крик дочери, Даниель рукой указала в сторону кустарника.
- Там женщина, папа! – закричала она.
Жан посмотрел туда, куда показала Даниель. Кусты орешника, колыхались так, как будто их потревожил либо зверь, либо крупная птица. Жан достал из-за пояса нож, и осторожно подошел к кустам. Он раздвинул их, насколько позволял видеть в темноте свет от костра, в кустах никого не было, но на одной из веток Жан обнаружил клочок ткани. Да, тут явно кто-то был, теперь Жан поверил, что некто преследует их. Он спешно вернулся к костру.
- Ты видел ее, папа? – спросила Даниель.
- Нет, там никого не было, моя сладкая! – ответил Жан, зажав обрывок ткани в кулаке.
- Но она была там! – настойчиво сказала Даниель.
- Да, Даниель, возможно, там кто-то был. Но ты ничего не бойся, сейчас мы поужинаем, а после тебе нужно уснуть, чтобы утром ты проснулась здоровой.
- А ты что же не будешь спать? – спросила Даниель у отца.
- Я буду охранять тебя, моя милая! Ты единственное, что у меня осталось! – ответил отец, присаживаясь рядом с дочерью.
Он развязал мешок, достал головку сыра и кусок вяленого мяса, отрезал того и другого себе и дочери.
- Держи, Даниель, тебе обязательно нужно поесть!
- Я не хочу есть, - ответила Даниель.
- Постарайся, моя сладкая. Поешь хоть немного. Я очень прошу тебя! – умоляюще посмотрел Жан в глаза дочери.
- Хорошо. Но я буду только сыр.
- Сыр так сыр, – улыбнулся отец, – а после обязательно попей воды.
Жан положил рядом Даниель фляжку, а сам, встав, осмотрелся по сторонам. Было слышно, как капли падают с листьев на землю, вдалеке вскрикнула ночная птица. Никаких подозрительных звуков выдававших чье либо присутствие не было слышно, но Жана, с того момента как он обнаружил клочок ткани на ветке орешника, не оставляло чувство, что кто-то следит за ними.
Жан и Даниель окончили ужин. Даниель, положив голову к отцу на колени, забылась тяжелым сном. Жан слышал, как тяжело дышит во сне его дочь, и от этого ему было не по себе. Благо, что ему удалось заготовить дров, которых при экономном расходе хватит до утра.
Жан смотрел на огонь. Языки пламени причудливо завивались и танцевали, искры от костра поднимались вверх, чуть освещая темных лес. Утомленный быстрой ходьбой и тем, что пришлось нести дочь на руках Жан начал впадать в дрему. Стоило ему лишь на секунду закрыть глаза, как сон липкими руками затягивал его в темную бездну; усилием воли Жан заставлял себя открыть глаза и, не мигая, начинал смотреть на огонь. Но долго так не могло продолжаться и, в конце концов, побежденный богом сна Морфеем, Жан склонил голову на грудь и заснул.
Жана разбудил треск ветки, он открыл глаза и увидел следующую картину, над его Даниель, склонившись, протягивая к ней руки, стоял мужчина в грязных лохмотьях. Если бы Жан хоть на мгновенье промедлил, решая, чем является происходящее сном или явью, то, возможно, он бы никогда больше не увидел свою дочь. Слава всем святым Франции этого не произошло! Жан мгновенно вскочил на ноги и ударил незнакомца кулаком в ухо. Тот, издав нечеловеческий крик, отлетел на пару метров. На этот крик из зарослей орешника выскочило еще три человека с дубинами в руках. Жан схватил спящую Даниель и пустился наутек, прямо через заросли, не разбирая дороги. Ветки хлестали его по лицу, а он всячески старался защитить от них дочь, плотно укутанную в его куртку. Благо, что от взошедшей луны падал на землю, какой-никакой свет, поэтому Жану удалось избежать падения, споткнувшись об один из торчавших в чащобе корней. Он слышал, что за ним гнались, преследователи дико визжали и били дубинами по деревьям, но Жан был быстрее их, а еще на его стороне был святой Ромен, которому он горячо молился. Внезапно лес прервался, и Жан выбежал на поляну, залитую лунным светом. Он остановился и, развернув куртку, взглянул на Даниель. Его дочь была в бессознательном состоянии.
- Даниель, очнись! Дочка, очнись! – потряс ее Жан.
Даниель слегка приоткрыла глаза и прошептала:
- Мама, мамочка, - и снова впала в забытье.
Жан понял, что Даниель впала в горячечный бред и ей крайне необходима сухая постель, горячее молоко и травяной чай. Он пересек поляну и, ориентируясь по полярной звезде, снова двинулся в северном направлении. По его расчетам лес вот-вот должен был кончиться, и он должен был выйти на открытое пространство, но этого никак не происходило. Преследователи, по-видимому, решили отказаться от погони, так как Жан больше не слышал их диких криков и ударов палками по стволам деревьев. Но это не было поводом для того чтобы расслабиться, сесть отдохнуть, так как Жан предполагал, что они просто могли сменить тактику и следовали по его следам молча, чтобы напасть внезапно. Бег он сменил на быстрый шаг, так было легче ориентироваться в темном лесу. Вскоре, забрезжил рассвет, лес стал реже и Жан понял, что скоро он из него выйдет. Приблизительно через час так и произошло.
Вдалеке Жан услышал лай собак и крики петухов. Он узнал этот место, там за холмом, должна была быть деревня. Он даже не сильно отклонился от тропинки, видно святой Ромен услышал его молитв.
- Моя сладкая, сейчас я найду тебе теплую постель! Надеюсь, что в деревне есть хоть кто-нибудь, кто вылечит твою хворь! – сказал он, взглянув на Даниель, у которой по лбу катились крупные капли пота.
Жан поднялся на холм, в долине располагалась деревня, в которой насчитывалось не меньше пятидесяти домов, ее жители просыпались и выгоняли коров из хлевов. Пастух собирал стадо для того, чтобы пасти его на склонах холма покрытых сочной травой. Жители этого богом забытого уголка, по всей вероятности, не знали ни голода, ни чумы, из-за своей удаленности от других населенных пунктов и относительной изолированности обеспеченной тем, что деревня с одной стороны была защищена глухим лесом, а с другой – протекавшей по долине рекой. Деревня словно бы стояла на острове отделенном от страданий остального мира. Лишь немного позже Жан узнал, что это было далеко от истины.
5
Пастух, которого звали Этьен, собрав стадо, вел его по деревенской дороге. Он в вполголоса напевал веселую песенку о бедном юноше, который влюбился в богатую красотку, но применив смекалку и хитрость, он завоевал не только сердце своей возлюбленной, но и стал богатым землевладельцем. Этьен взглянул в сторону вершины холма и увидел человека, спускавшегося ему на встречу. Неприятный холодок пробежал по спине Этьена. На мгновение, растерявшись от неожиданности и страха, он застыл на месте, но после, опомнившись, бросив стадо и свою сумку, побежал назад в деревню. Он подбежал к столбу, на котором был подвешен кусок железа, схватив небольшой молот, лежавший рядом пастух начал остервенело бить им по висевшему куску железу, так, как это делают во время пожара.
Жители, услышав тревожный звук набата, выходили из своих домов. В их руках было нехитрое оружие: у кого топор, у кого вилы или цеп для обмолота пшеницы, а кого просто крепкая дубина, лишь один из них был вооружен арбалетом. Это был Лука Дебре, некогда служивший в королевской гвардии, которого жители деревни избрали своим старостой. Все они собрались возле пастуха, не прекращавшего бить в набат. Наконец, когда все взрослые жители были в сборе, Этьен указал рукой на человека, спускавшегося с холма, в руках которого был некий сверток. Было ясно, что человек этот вышел из леса, леса полного демонов, леса в котором бесследно пропадают люди.
Войдя в деревню, Жан увидел толпу людей собравшихся в центре, и направился к ним. Когда между ним и деревенскими жителями ощетинившимися вилами и цепами оставалось около пятидесяти шагов один из них, это был Лука Дебре, крикнул:
- Остановись!
Жан повиновался.
- Если ты сделаешь хоть шаг в нашем направлении, я выстрелю в тебя, а стреляю я очень хорошо. Будь уверен, я не промахнусь!
- Моей дочери нужна помощь, - взмолился Жан, - прошу вас, помогите!
Он присел на корточки, так как сил стоять у него уже не было, тело Даниель, он положил рядом с собой на траву.
- Что у тебя завернуто в куртке? – спросил Лука Дебре.
- Я же говорю, моя дочь. Моя маленькая Даниель. Мы попали под дождь вчера, промокли до нитки и она простудилась. Я прошу вас, окажите ей помощь!
- Ты пришел из леса? – спросил один из жителей.
- Да, - ответил Жан.
- В лесу живут демоны! Ты один из них, нас не проведешь! – крикнула старая женщина во рту у которой был только один зуб.
- Что ты скажешь на это, демон? – спросил у Жана Лука Дебре.
- Я видел в лесу людей, - начал Жан, - их было человек пять или шесть, они напали на нас, но мне удалось убежать от них.
- Ты лжешь, демон! – крикнул Лука. – Никто в одиночку не решится войти в этот проклятый лес! И уж тем более никто не выйдет оттуда живым! От демонов спасения нет! Сам сатана руководит вами!
- Я клянусь, святым Роменом, покровителем города Руан, - перекрестился Жан, - откуда я родом, что я не демон! Я человек! Зовут меня Жан Бонне, я сапожник. Мою жену и родителей убили грабители. Мы идем в графство Артуа к моему двоюродному брату. В Руане чума, а наш дом сгорел, явившись причиной пожара в квартале, поэтому мы ушли из города. Нам не было бы там житья. Я прошу вас, помогите моей Даниель! – Жан закрыл лицо руками и заплакал.
- Я ему верю! – сказала выступившая вперед высокая стройная женщина двадцати пяти лет с красивым лицом и совсем не крестьянскими руками, в которых она держала деревянные вилы.
Это была вдова Мари Венсан, муж которой погиб два года назад сорвавшись с крыши.
- Постой, Мари! – остановил ее Лука Дебре. – Эти демоны хитры и коварны! Пусть покажет ребенка!
- Да, покажи свою дочь! – закричали жители деревни. – Может в твоем свертке какое-нибудь адское оружие!
Жан развернул куртку, аккуратно взял на руки Даниель и встал.
- Кто-нибудь рискнет подойти к нему и посмотреть? – спросил Дебре.
Ничего ему не ответив, доверив вилы стоявшей рядом с ней беззубой старухе, Мари Венсан пошла в сторону Жана и Даниель.
- Осторожнее, Мари! – крикнул ей вслед Лука Дебре. – А ты не забывай, - обратился он к Жану, - я держу тебя на прицеле! Одно движение и в твое черное сердце вонзится стрела.
Когда Мари приблизилась к Жану и заглянула в его глаза, все ее сомнения улетучились. Столько горя и боли может быть только в глазах человека.
- Дайте мне девочку, - попросила Мари.
Жан протянул Даниель Мари, та нежно взяла на руки дочь Жана и, прижав к себе, в ужасе сказала:
- О боже! У нее ужасный жар!
Услышав голос Мари, Даниель открыла глаза. Реальность плыла перед ней, будто она глядела на мир через толстое стекло, которое некто невидимый то приближал, то отдалял от ее лица.
- Мама, мамочка, какая же ты красивая! – прошептала Даниель и снова потеряла сознание.
- Идите за мной, - сказала Жану Мари Венсан и направилась к своему дому.
Жители деревни, опустили свое оружие, уже без опаски, последовали за Мари и Жаном. Пастух Этьен, проводив эту процессию взглядом, отправился собирать разбредшееся стадо.
Неделю Даниель находилась между жизни и смертью. Лихорадка жестоко терзала ее, временами немного ослабевая, временами набрасываясь на малютку, подобно злой собаке и терзала ее маленькое тело, стараясь изгнать из него душу. Лишь благодаря тому, что Мари хорошо разбиралась в лекарственных травах, Даниель осталась жива. К концу недели, под вечер, она пришла в себя. Даниель окинула взглядом комнату, в которой находилась и, увидев сидевшую рядом с кроватью Мари, спросила:
- Я умерла? Я в раю? Ты ангел?
- Я не ангел, Даниель! – ответила Мари и нежно погладила ее по руке лежавшей поверх одеяла. – Я сейчас позову твоего отца.
Мари вышла из комнаты. Через мгновение, осторожно ступая, вошел Жан и, подойдя к кровати, сел на стул, стоявший у изголовья.
- Папа, - едва слышно произнесла Даниель.
По щеке Жана сбежала слеза. Он взял руку Даниель в свою ладонь и поцеловал ее.
- Моя малышка, моя Даниель! – только и смог выдавить из себя Жан.
Всю неделю, что Даниель была в горячке, Жан почти не спал. Он просиживал сутки напролет возле ее постели. А когда Мари просила его выйти и хоть немного отдохнуть, он шел в часовню молиться богу и всем святым о том, чтобы они оставили ему дочь, ибо без нее ему незачем будет жить. Жан плакал как ребенок, не стесняясь своих слез, а Даниель слабо улыбаясь, пыталась его успокоить.
- Не плачь, папа!
Она освободила свою руку из руки отца и провела ладошкой по его небритой щеке.
- Мама не любила когда ты небритый!
- Я побреюсь, моя сладкая, – прошептал Жан. – Вот только еще немного посижу с тобой и пойду, побреюсь, обещаю!
В это мгновение в комнату вошла Мари Венсан с кружкой горячего молока с медом для Даниель.
Жан встал, а Мари села на стул и сказала, обращаясь к девочке:
- Попей молока, Даниель! Ты потеряла много сил, и теперь должна хорошо кушать, чтобы окончательно выздороветь.
- Кто вы? – спросила Даниель, глядя на Мари. – Мне кажется, что я видела вас во сне.
Жан, чтобы не мешать, тихонько присел прямо на пол в углу комнаты.
- Меня зовут Мари. Ты и твой отец находитесь в моем доме. А сейчас, - Мари Венсан зачерпнула деревянной ложкой молоко и, подула на него, остужая, - тебе надо попить молока.
- Вы похожи на мою маму! – прошептала Даниель и осторожно сделала глоток.
- Вот так! Ты умница! – поднеся еще одну ложку с молоком к губам девочки, сказала Мари. – Тебе нужно хорошо кушать, чтобы восстановить силы. Болезнь чуть не победила тебя.
- Папа уснул, - посмотрев на захрапевшего, склонившего голову на грудь отца, шепотом сказала девочка.
- Пусть поспит, - улыбнулась Мари, - он почти не спал все время, что ты болела.
- Долго я была без сознания? – спросила Даниель, слегка приподняв голову.
- Целую неделю.
- Я ничего не помню, - словно извиняясь, сказала Даниель, - мне казалось, что мама была все это время рядом со мной.
- Так и было, Даниель! Твоя мама всегда будет с тобой в трудные минуты!
- Ее убили! – проглотив горький комок, сказал Даниель.
- Я знаю. Твой папа рассказал мне вашу историю.
6
Прошло полмесяца, прежде чем Даниель окончательно восстановилась после болезни. За это время она сильно привязалась к Мари Венсан и ее сыну Ивону, который был на год старше девочки. Тем временем Жан, помогал мужчинам деревни в возведении высокого забора полностью закрывавшего деревню со стороны леса. Ему рассказали, что два года назад в деревне пропал первый человек, это был ребенок. В тот день его отец косил сено на опушке леса, а мальчик играл возле ручья, пуская по течению кораблик, который его отец сделал из осиновой коры . Он пускал корабль и следовал за ним, а когда тот достигал края луга, доставал его из воды и снова поднимался вверх по течению.
Отец краем глаза следил за ребенком, но вскоре, усыпленный послушностью малыша, который не позволял себе зайти в лес, всецело сконцентрировался на работе в надежде быстрее ее закончить и, набрав сена для кроликов вернуться домой. А мальчик, будучи предоставленным сам себе, увеличивал расстояние, с которого запускал свой кораблик и подходил все ближе к лесу, откуда вытекал ручей. Наконец, он решился ослушаться отца и зашел в лес, чтобы запустить свою шхуну в дальнее плавание. Когда отец услышал крик своего сына из леса, он, бросив косу, бегом пустился в заросли, но сына он там не обнаружил, только на земле, под молодым кленом лежала его игрушка, кораблик со сломанной мачтой. Всей деревней мальчика искали три дня, но поиски оказались тщетными. В конце концов, решив, что мальчишку утащила волчья стая, поиски жителями деревни были прекращены. Это был первый случай таинственного исчезновения в лесу. Буквально через три недели после первой пропажи исчезла блаженная Николет, так звали психически больную девушку, которая целыми днями бродила либо по деревне, либо по окрестностям и лишь ближе к ночи возвращалась в родительский дом. В соседней деревне также пропали три человека, два ребенка и пожилой мужчина. С той поры в лес поодиночке люди больше не ходили, а без леса прожить было невозможно. Нужны были дрова, грибы, ягоды и лекарственные травы. Поэтому для похода в лес отряжалась целая команда. Пропадал также и скот, люди решили, что в лесу завелись волки.
На волков также грешили и по поводу пропажи людей до случая, произошедшего с двенадцатилетним Бернардом Виардо. Он исчез летом прошлого года, как уже стало обычным, после трехдневных поисков его пропажу списали на волчью стаю, но Бернард объявился через неделю. На него было страшно смотреть! Двенадцатилетний подросток вышел из леса абсолютно голым, волосы его, ранее черные как смоль, стали седыми, словно у старика, взгляд был безумен и самое страшное – у него не было правой руки, она была отрублена в районе плеча, а место отделения туго перевязано веревкой. На все вопросы о том, где он был? Что с ним произошло? Кто сотворил с ним такое? Бернард с ужасом отвечал: «Демоны!». Ничего более вразумительного от него нельзя было добиться, он повредился рассудком и с того дня сидел безвыходно в своей комнате, а с наступлением ночи брал в уцелевшую руку нож и трясясь всем телом, шептал: «Демоны, демоны, демоны!». Лука Дебре рассказал Жану обо всех исчезнувших людях деревни, за два года их набралось шесть, да еще пять человек пропало в соседней деревне, что находилась в пяти милях выше по течению реки. Тропинка, которая раньше служила связью деревни с Руаном, куда жители нередко носили ни продажу, продукты, кожу и шерсть – заросла, так как ей перестали пользоваться. Жан сказал Луке, что и сам раньше ходил по ней, когда с родителями решали навестить родственников живущих в графстве Артуа, и что он едва различал ее когда вместе с Даниель пробирался через лес в этот раз. Он также рассказал деревенскому старшине о людях, которых видел он и его дочь, и что, по его мнению, это вовсе не демоны; но Лука, как и все остальные даже слушать его не стали. Все были уверены в том, что сотворить такое, что сотворили с Бернардом Виардо, могли только инфернальные твари, люди на такое не, по их мнению, были способны.
- Сегодня мы закончим забор, - сказал, вкапывая столб в землю Лука Дебре. – Мы нанесем на него изображения креста Господня, а преподобный Альфонс Лабуле окропит забор святой водой и прочитает молитву от нечистой силы. Будем надеяться, что это защитит нас от этой напасти!
Жан, помогавший Луке с ямой, утвердительно кивнул.
- Если дело в нечистой силе, то крест Господень, святая вода и молитва, это лучшая защита!
Время было обеденным, поэтому показались женщины с обедом для своих мужей. Среди них особо выделялась красотой и статью Мари Венсан несущая обед Жану.
- Я, быть может, лезу не в свое дело, Жан, но человек ты хороший и потому прошу тебя обратить внимание на Мари. Женщина она хоть куда! И хозяйка отличная, и все остальное у нее на месте! – сказал, отряхивая одежду Лука. – Понимаю, ты еще скорбишь по своей жене, оно и понятно, прошло так мало времени, но ты все-таки подумай над моими словами, Жан. Деревня тебя и твою дочь примет с радостью.
- Я намерен идти к своему двоюродному брату, - сухо ответил Жан.
- Ну, как знаешь, дело твое, - не стал продолжать разговор Лука, так как женщины уже приблизились.
Мари, с тенью смущения на лице, подошла к Жану.
- Я принесла обед: луковый суп, пюре из тыквы и кусок жареной курицы.
- Отлично, - ответил Жан, принимая миску с супом из рук Мари, - я очень проголодался! Лука вконец загонял меня! Мы вкопали сегодня больше столбов, чем обычно!
- Это еще как сказать, кто кого загонял! – оторвался Лука от чечевичной похлебки, которую принесла ему жена. – Не верь ему, Мари! Этот парень в работе – первый! Иметь такого мужа мечта каждой женщины!
Мари покраснела, и чтобы скрыть смущение, прикрывшись рукой от солнца, посмотрела в сторону леса, где на лугу пас деревенское стадо Этьен.
Все женщины деревни украдкой поглядывали за Мари и Жаном. Каждой было интересно, как сложатся отношения у молодой вдовы и молодого вдовца. В сердцах каждая из них желала Мари счастья и после потери мужа уже через полгода ее начали торопить с выбором нового супруга, а тут такая пара подобралась! Жан, по мнению всех соседок Мари, был идеальным кандидатом на роль мужа для их подруги.
- Что-то Этьен совсем не смотрит за стадом, - прервала воцарившееся молчание Мари. Не иначе как наш пастух уснул! Коровы того и гляди зайдут в лес.
Лука встал, и также закрывшись рукой от яркого полуденного солнца, взглянул на луг.
- Жан, когда расправимся с обедом, надо будет сходить на луг, разбудить этого дармоеда! Волки зарежут коров, а без коровы в наше время – не жизнь! – сказал он.
- Я уже почти закончил, - отозвался Жан, отправляя в рот последний кусок курицы.
- Тогда идем, пройдемся. После обеда полезно малость пройтись, - вставая, вытирая руки о штаны, сказал Лука Дебре.
Жан поблагодарил Мари за обед и отправился с Дебре к разбредающемуся по лугу деревенскому стаду. Когда они подошли, то Лука сразу почувствовал неладное.
- Постой, Жан! – остановил того Лука. – Я нигде не вижу Этьена! Чует мое сердце, случилась беда!
Жан посмотрел в сторону леса. Даже в этот солнечный день он производил тревожное впечатление, казалось, что кто-то невидимый смотрит оттуда, скрываясь за деревьями и кустами.
- Этьен! – крикнул Лука. – Этьен, если ты вздумал пошутить, то это неудачная шутка! Если ты спрятался, я найду тебя и надеру хорошенько твою тощую задницу!
Ответом Луке было лишь стрекотание кузнечиков и жужжание пчел, да позвякивание колокольчика одной из коров, которая обернулась на звук человеческого голоса.
- Идем! – скомандовал Лука и двинулся вперед.
Вскоре они обнаружили место, где сидел пастух. Там же, в траве, они нашли его кнут, а чуть дальше пастушью сумку с нетронутым обедом.
- Черт, неужели снова! – выругался Лука Дебре.
А Жан, пройдя несколько шагов в сторону леса, остановился и присев на корточки, проведя рукой по траве, крикнул:
Лука, подойди!
Дебре подошел.
- Здесь на траве кровь и трава примята, словно по ней волокли что-то тяжелое! – указал Жан на бурые пятна запекшейся на солнце крови и помятую траву.
- Демоны! – прошептал Лука и посмотрел на лес, что стоял впереди неприветливой стеной.
.Жан по следам крови и волочения дошел до самого края леса. Ему стало ясно, что те или то, что утащило в лес беднягу Этьена, поволокло его вглубь, это было хорошо видно по взъерошенной прошлогодней листве и мху.
Жан вернулся к оставшемуся на месте Луке.
- Надо остановить работу и пойти по следам. В лесу хорошо видно, куда его поволокли!
- Да-да, - словно очнувшись от забытья, ответил Лука Дебре.
7
Дюжина деревенских мужчин, вооруженных кто вилами, кто цепами, а Лука Дебре, как всегда, со своим верным арбалетом, двигались по следам волочения Этьена. Жан шел первым, в его руках был нож, который он достал из ножен и держал наготове. Возле ручья, следы оборвались, словно пастуха подняла вверх неведомая сила.
- Не знаю, кто это, но, по всей вероятности, они подняли труп Этьена на руки, чтобы не оставлять следов! – сказал Жан остановившись.
- Если они не хотят оставлять следов, значит они… - Лука не закончив фразу, посмотрел на Жана.
- Правильно думаешь, Лука! Значит, они боятся! – подтвердил догадку Луки Дебре Жан.
До самого вечера мужчины были в лесу и лишь когда начало смеркаться, вернулись в деревню, беднягу Этьена им найти не удалось. В тот вечер в каждом доме царило молчание. Женщины молча, собрали на стол, мужчины молча ели. Даже дети обычно шумные и непоседливые притихли и, со слезами на глазах, ужинали вместе с родителями. Этьен, был всеобщим любимцем, он часто, в лучшие времена, брал с собой детишек на луг у реки, где те, под его присмотром, могли часами плескаться в теплой воде и загорать на речном песке. Этьен знал бесконечное количество разных интересных историй, которые рассказывал детям, когда они собирались вокруг него в тесный кружок. А еще он замечательно играл на рожке и лютне. Ни одна свадьба в деревне не обходилась без его веселой музыки, ни одни похороны без сопровождения его рожка, из которого Этьен извлекал такие печальные звуки, что даже если у человека в груди был камень или он был в ссоре с покойным, то и по его щекам текли слезы скорби. И вот, теперь, музыку пастуха больше никто не услышит, ибо каждый знал, что демоны, живущие в лесу, забрали его, и даже если ему удастся выбраться, то его ждет страшная участь подобная участи Бернардо Виардо – сумасшествие и непрекращающиеся кошмарные видения.
Жители деревни на общем собрании, состоявшемся утром следующего дня, решили, что пасти скот отныне будут по очереди и не меньше чем по два человека. Еще не потеряв надежду найти хотя бы труп пастуха, мужчины ушли в лес, но к обеду вернулись, так как опыт предыдущих пропаж говорил о том, что поиски не принесут плода. Было решено, быстрее закончить забор и без особой надобности не подходить близко к лесу. Детям было строго настрого приказано гулять только во дворах. Так всегда случалось после пропажи очередного жителя деревни, но по прошествии нескольких дней бдительность усыплялась, и люди возвращались к прежнему укладу жизни, словно ничего страшного не произошло. Такова уж природа человека, он не может долго жить в тревоге и соблюдать надлежащие меры безопасности.
Через три дня, как раз когда очередь пасти стадо выпала на долю Жана и Луки, в деревню пришли жители из поселения, что соседствовало с Сен-Сенери-ле-Жере. Оказалось, что за последний месяц у них пропало два человека, ребенок и женщина сорока лет, а еще две коровы и несколько овец. Демоны леса активизировались. Соседи, также выстроили забор вокруг своей деревни, но толку от него, по их словам, было мало. Было решено, осенью, когда опадет листва и лес станет прозрачным, прочесать его вдоль и поперек вместе со священником, который бы неустанно читал молитву об изгнании бесов.
После этого разговора, Жан и Лука Дебре решили гнать стадо на тот луг, где пропал Этьен. Трава там была особенно сочна и коровы с аппетитом принялись щипать ее, а Лука и Жан уселись на небольшом холме, чтобы лучше наблюдать за стадом.
- Мы с Даниель загостились у вас, Лука, - начал разговор Жан, глядя на линию горизонта. – На следующей неделе мы уйдем. Я пойду к брату. Нехорошо пользоваться гостеприимством добрых людей.
- Вы никому здесь не в тягость, Жан! – сказал Лука Дебре.
- И все же нам надо идти, - продолжил Жан.
- Может быть, ты боишься?
- Чего мне боятся здесь, кроме тех, кто живет в лесу и похищает людей? – спросил Жан.
- Я думаю, ты боишься своих чувств, которые у тебя могут возникнуть к Мари, - сказал Лука, сняв со своей головы потертую шляпу. – Я полагаю, ты думаешь, что не прошло еще и месяца с того дня как ты потерял свою жену, а твое сердце уже готово полюбить другую. Ты считаешь это предательством. По крайней мере, мне так кажется.
- Возможно, ты прав, Лука, поэтому я и должен уйти. Так будет правильно.
- Никто тебя насильно здесь не держит.
- В понедельник мы с Даниель уйдем, - твердо сказал Жан.
- Мы соберем вам с собой продуктов и дадим немного денег. Если хочешь, можешь взять мою лошадь. Она, конечно, старая; но до места, тебя, будь уверен, доставит.
- Спасибо, Лука! Не надо лошади, пешком мне привычнее. К тому же, что я буду делать, когда доберусь до брата? Мне ведь надо будет как-то вернуть твою гнедую.
- О, об этом ты мог бы не беспокоиться, вернул бы когда-нибудь. А если бы и не вернул – невелика потеря!
- Стадо разбредается, - сменил тему разговора Жан.
Лука Дебре посмотрел на коров.
- Эй! Куда пошла? – крикнул он рыжей корове направившейся в сторону леса.
Лука поднялся на ноги, следом за ним встал Жан.
- Постой, постой, Жан! Взгляни туда! – прошептал Лука и указал направление.
Жан посмотрел туда, куда показывал Дебре. Лес неприветливой стеной стоял перед ними, храня молчание. Лишь изредка до слуха доносился крик какой-нибудь птицы. В том месте, куда указал Лука Дебре, кусты колыхались, словно кто-то их потревожил.
- Что ты там увидел? – спросил Жан у Луки.
- Мне показалось, что там стоял человек! – ответил тот.
- Я никого не вижу там, но верю, что ты кого-то видел. Все время, что мы здесь, у меня такое чувство, будто за нами кто-то наблюдает, - ответил Жан. – Идем, Лука, нам пора собирать стадо и гнать коров в деревню, уже вечереет.
- Да-да, - согласился Лука, еще раз всмотревшись вдаль.
8
В доме Мари Венсан готовился ужин. Хозяйка зарезала курицу и тушила ее с корнем сельдерея и петрушкой. Ее сын Ивон был занят изготовлением лука и стрел, он говорил, что будет защищать Мари и Даниель, к которой привязался с первого дня как к родной сестре, от демонов, живущих в лесу. Вот только, как сказал Ивон, ему обязательно нужно серебро для наконечников стрел, так как он слышал, от преподобного Альфонса Лабуле, что демоны боятся только стрел с серебряными наконечниками, обязательно окропленными святой водой.
- Ивон, с серебром у нас проблемы, но ты можешь сделать наконечники из старых железных гвоздей, я думаю, что если преподобный Альфонс прочитает над ними молитву, то они будут поражать демонов не хуже серебряных! – оторвавшись от плиты, сказала Мари сыну.
- Ты ничего не понимаешь, мама, – с укоризной ответил на ее слова Ивон, - демоны не боятся молитв, они боятся только серебра и святой воды! Если я не найду серебра для своих стрел, то не смогу защитить тебя и Даниель от них!
- Я даже не знаю, чем мне тебе помочь, наш защитник! – сказала Мари, пробуя на вкус тушеную курицу.
- У меня есть серебряные серьги, - вмешалась в разговор Даниель, все это время молчаливо сидевшая на дубовом табурете.
- Серьги не подойдут! – ответил, посмотрев на нее Ивон. – Они слишком тонкие, погнутся. У демонов толстая кожа, как у свиней, так говорил преподобный Альфонс Лабуле.
- Я слышала от своей матушки, - начала Мари, - что если железо полежит ночь вместе с серебром, то у него появляются схожие с ним качества.
- Это правда? – взглянул на Мари сын.
- Да, Ивон, правда – убедительно сказала Мари, подмигнув при этом Даниель.
- Если это так, то железные гвозди смогут убивать демонов леса! – утвердительно сказал Ивон. – Даниель, ты одолжишь мне свои серьги на одну ночь?
- Конечно, одолжу! Тогда у нас будет оружие против демонов, и все будут жить в безопасности! – снимая серьги, протягивая их Ивону, сказал Даниель.
- Спасибо! – сказал Ивон, принимая серьги из рук Даниель. – Мама, а где у нас гвозди?
- Они в сарае, в деревянном ящике с ручкой, - ответила сыну Мари.
Ивон вышел из дома и направился в сарай, а Даниель, тем временем, спросила у Мари:
- Тетя Мари, это правда, то, что вы сказали Ивону про серебро и железо?
- Я думаю, что стоит попробовать, вдруг и вправду это поможет! – ответила Мари, нежно посмотрев на Даниель.
- Да, попробовать стоит! – согласилась с Мари девочка.
В дом вернулся Ивон, с горстью ржавых гвоздей.
- Мама, это ничего, что они ржавые? – спросил он.
- Ничего, сынок! По-моему это даже лучше, ржавчина попадет в кровь демона, даже если ты слегка его ранишь и, он умрет через какое-то время от этой раны.
- Я тоже так подумал! – согласился с матерью Ивон.
- Я думаю, - сказал Даниель, - что гвозди вместе с серьгами надо положить на ночь в маленькую коробку. У меня есть такая, я храню в ней красивые камушки. Идем, Ивон, я дам ее тебе.
Дети ушли, а Мари улыбнувшись им вслед, предалась мечтам, не забывая при этом о кастрюлях и чугунках. Курица был уже почти готова, овощное рагу тоже было на подходе, поэтому она, улыбаясь своим фантазиям, начала расставлять чашки на столе.
Открылась входная дверь, послышались шаги Жана, сердце Мари начало биться заметно сильнее.
Слегка пригнувшись, в кухню вошел Жан.
- Вы пригнали стадо? – спросила Мари.
- Да, уже смеркается, - ответил Жан. – Как вкусно пахнет! Ты нас балуешь, Мари! А нам даже нечем тебе заплатить за твое гостеприимство!
- Это я перед тобой в долгу, ты подлатал крышу на курятнике, вставил стекло и выровнял покосившийся забор. Столько дел переделал за это время, что живешь у меня. Одной бы мне ни за что с этим не справиться, а нанимать кого-то стоит денег.
Жан сполоснул руки в тазу, стоявшем на тумбочке. Сняв полотенце с крюка на стене, он сказал:
- На следующей неделе, в понедельник, мы уходим, Мари.
Сердце дрогнуло в груди у Мари Венсан, стараясь не показать вида, что ей это сообщение доставило сильное огорчение, она поставила на середину стола чугунок с тушеной курицей и сказала:
- Пойду, позову детей.
Жан проводил ее взглядом. «Как же она похожа на Камиль!» отметил он про себя.
Во время ужина, Мари старалась не смотреть на Жана, чтобы не выдать своего волнения по поводу сказанных им слов. В самом конце, когда Мари налила себе и Жану в кружки домашнего вина тот сказал, обращаясь к Даниель:
- Даниель, на следующей неделе мы уходим к дяде Николя.
- Хорошо, папа! – ответила Даниель, с явной ноткой сожаления в голосе и с печалью во взгляде, которым посмотрела на Ивона и Мари.
- Лука Дебре пообещал дать нам свою гнедую, я отказался, но сейчас передумал. Я возьму у Луки лошадь, мы явимся к дяде Николя как знатные господа! – рассмеялся Жан.
Никто не поддержал его смеха, поэтому он перестал смеяться и, встав из-за стола, сказал:
- Мари, благодарю за ужин! Все было очень вкусным. Я выйду на улицу, хочу перед сном подышать свежим воздухом.
Когда Жан вернулся в дом, посуда была уже перемыта, на дубовом столе стояла свеча, а Мари и Даниель вытирали руки полотенцем.
- Спасибо за помощь с посудой, Даниель! – сказала Мари, слегка обняв за плечи дочь Жана.
- Спасибо вам, тетя Мари, за вкусный ужин! – поблагодарила ее Даниель. – Вы также вкусно готовите курицу как мама! Спокойной ночи, тетя Мари!
- Спокойной ночи, Даниель! – улыбнулась Мари. – Спокойной ночи, Жан! – обратившись к Жану, сказала Мари Венсан.
- Да, - немного замявшись, ответил Жан, - и тебе, Мари, доброй ночи!
Была пятница, до обещанного ухода в графство Артуа оставалось еще два дня и три ночи.
9
В воскресенье, вечером, как назло, гнедая Луки Дебре подвернула ногу. Отъезд к дяде Николя пришлось отложить на неопределенный срок, так как Жан решил, что идти пешком с только что пережившей тяжелую лихорадку дочерью, будет неразумно. Лука Дебре уверял Жана, что его лошадь выздоровеет буквально через пять-шесть дней. Даниель, Ивон и Мари были несказанно рады такой отсрочке, да и Жан, если признаться честно, не очень-то спешил в графство Артуа, видя как его Даниель, столько перенесшая за последнее время, расцвела рядом с Мари Венсан так напоминавшей ей мать. «Что ж, видно на то воля бога!», размышлял Жан, «Если он решил, что мы должны задержаться, то ему одному известно, зачем это нужно!».
А Даниель, вместе с сыном Мари Венсан, с чердака на который забирались с самого утра, целыми днями вели наблюдение за лесом. Они слезали оттуда только для того чтобы пообедать и тогда когда вечерние сумерки делали наблюдение невозможным. Дети договорились, что если увидят демонов, то Ивон станет стрелять в них, а Даниель будет подавать ему стрелы, которые он изготовил в количестве девяти штук. Но как назло демоны никак не показывались из леса. Ивон говорил, что они, скорее всего, почувствовали, что их ждет неминуемая смерть от его стрел и затаились.
- Дети, спускайтесь обедать! – крикнула Мари Венсан с крыльца.
- Мы сейчас, мама, - отозвался Ивон, - только взглянем последний раз, вдруг, кто покажется!
- Хорошо, только не задерживайтесь слишком, мы с отцом Даниель не намерены вас ждать!
- Видно, что сегодня они тоже не покажутся, - вздохнул Ивон, ослабив тетиву лука и отдав стрелу Даниель, которая убрала ее в колчан, сделанный из старого носка.
- Нам надо подойти ближе к лесу, они почувствуют нас и выйдут, - заключила Даниель, - и тогда ты поразишь их прямо в их черные сердца! Главным будет мне успевать подавать тебе стрелы, чтобы ни один бы не ушел! Мы бы отомстили за всех похищенных ими людей.
- Это идея, Даниель! Посмотри туда, - показал рукой в направлении забора Ивон.
- И что там?
- Там под забором подкоп, по всей видимости, его сделали собаки, мы вполне можем там пролезть, - сказал Ивон шепотом. – Только об этом нельзя говорить взрослым!
- Я понимаю, - также шепотом ответила Даниель.
- Идем обедать, а после обеда по кустам доберемся до подкопа, - сказал Ивон, выбираясь через слуховое окно чердака, поставив ногу на лестницу. – Только за обедом ни слова о нашем плане! Мы сами, без помощи взрослых спасем деревню!
- Буду молчать как рыба! – заверила Ивона Даниель.
Когда дети вошли в дом, отец Даниель сидел за столом. Вот уже второй день как он был занят починкой сарая, одна из стен которого завалилась и того и гляди могла рухнуть. Он кое-где разобрал камни, принес немного новых, которые ему дал Лука Дебре, и, замешав глину с соломой, подправлял стену. Обернувшись в сторону вошедших детей, Жан спросил:
- Ну как сегодня, наши охотники на демонов, много этих тварей подстрелили?
- Ни одного, – ответила Даниель. – Они даже не показываются!
- Вы перепугали всех демонов не только в этом лесу, но и во всей Франции! – засмеялся Жан. – Садитесь, вам нужно подкрепиться, Мари приготовила для нас фасолевый суп.
Жан посмотрел на Мари, та слегка смутившись, улыбнулась и, взяв чашки с полки, налила детям суп. Она отрезала Ивону и Даниель по куску хлеба. Дети уже было собрались приступить к еде, но Мари их остановила.
- Надо помолиться богу и поблагодарить его за дары! – сказала Мари и встала лицом к распятию. Ее примеру последовали дети и Жан.
После молитвы активно заработали ложки, расправляясь с фасолевым супом. К удивлению Жана, ему не пришлось уговаривать Даниель поесть, ведь она так не любила фасоль. Но сегодня Даниель кушала, стараясь не подать вида, что это блюдо не в ее вкусе. Усердная работа ложкой частично помогала ей справиться с желанием что-то сказать о предстоящем деле.
- Я вижу, что охотники на демонов проголодались сегодня больше обычного! – сказала Мари.
- Просто мы сегодня, - начала Даниель, но в это время Ивон стукнул ее под столом по ноге, и Даниель замолкла на полуслове.
- Что вы сегодня? – переспросил Жан.
- Мы сегодня были внимательнее, чем обычно! – исправилась, чуть было не проболтавшаяся, Даниель.
Когда обед был окончен, дети, поблагодарив Мари, вышли на улицу. Они сказали, что будут до вечера вести наблюдение за лесом и если увидят что-то подозрительное, то обязательно позовут либо Жана, либо Мари.
- Я тоже пойду на улицу, - сказал Жан, вставая, - сегодня хорошо, не особо жарко. Посижу в тени, а после, продолжу с сараем.
Жан вышел из дома. Конечно, причина, по которой он не рисковал оставаться с Мари, наедине была другой. А вернее, их было две: первая – он не хотел, чтобы в деревне начали сплетничать по поводу их отношений, а вторая – с каждым днем чувство по отношению к Мари росло в его груди. Пока было трудно сказать, что это было: влечение или простое уважение, чувство благодарности за спасенную дочь или за гостеприимство, которое оказала Мари ему и Даниель; но то, что сердце Жана начинало биться по-другому, когда он оставался с Мари наедине – было неоспоримым фактом. Жан всячески сопротивлялся этому чувству, испытывая стыд перед памятью о погибшей совсем недавно жене. Он присел на камень, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Мари, тем временем, убрав со стола, посмотрела в окно на задремавшего Жана. Она провела рукой по стеклу, словно коснувшись его лица.
10
- Давай быстрее, Даниель! Чего ты возишься? – торопил Ивон девочку, которая протискиваясь в собачий лаз, зацепилась платьем за гвоздь.
- Я сейчас! Я за что-то зацепилась?
- Это гвоздь, - освободил Ивон платье Даниель.
Освободившись, Даниель оказалась на противоположной от деревни стороне забора.
- Держи лук и стрелы! – сказал Ивон, просунув те в собачий лаз.
Даниель приняла лук Ивона и колчан с волшебными стрелами, наконечники которых сделанные из ржавых гвоздей, пролежали целую ночь в коробке вместе с ее серебряными серьгами.
- Давай руку! – сказала Ивону девочка.
- Я сам! – ответил тот и ловко, словно делал это не в первый раз, протиснулся под забором.
Миновав луг разделявший деревню и лес, дети оказались перед темной, неприветливой стеной деревьев.
- Я ни за что не войду туда! – остановилась Даниель.
- А мы и не пойдем, - обернулся к ней Ивон. – Я думаю, что демоны уже почувствовали нас. Они скоро объявятся. Только бы ты успевала подавать стрелы, а я уж не промахнусь!
Даниель достала из самодельного колчана три стрелы и сказала:
- Я буду держать их наготове!
- Хорошо! – кивнул Ивон и, подняв лук, навел его в сторону леса.
Так они простояли около десяти минут. Демоны даже и не думали появляться.
- Может, вернемся, Ивон? Похоже, что здесь никого нет. А еще нам может влететь от взрослых за то, что мы выбрались сюда!
- Ты что, струсила? – посмотрел Ивон на Даниель.
- Я струсила? – выпучила глаза девочка. – Да если ты хочешь, то я могу войти в лес одна!
Вдруг, где-то в чаще леса треснула ветка. Пара испуганных этим звуком белоголовых соек пролетела над головами детей.
-Ивон, идем отсюда! – дернула сына Мари за плечо Даниель.
- Стой на месте! Я никогда больше не буду брать с собой девчонку на серьезное дело! Может это просто ворона сломала ветку или дикий кабан.
- Кабанов я боюсь не меньше чем демонов! – шмыгнула носом Даниель.
- Не бойся, трусиха! – натянув тетиву, сказал Ивон.
Стало тихо, все звуки леса умолкли. Даже стрекотавшие без умолку кузнечики, словно почувствовав опасность, притаились. Казалось, что из леса на детей уставились десятки недобрых глаз, и кто-то ужасный, затаив дыхание, изучает, не являются ли дети просто приманкой. Ивон водил луком в разные стороны, пытаясь предугадать, из-за какого из кустов вынырнет первый демон. Он навел лук на заросли ивняка и увидел лицо демона с широко раскрытыми глазами и ртом растянувшемся в страшной улыбке. Ивон отпустил тетиву. Стрела, пролетев метров десять, упала на землю.
- Бежим, Даниель! – крикнул Ивон, и, бросив лук, схватив за руку Даниель, повлек ее за собой.
В это мгновение, на детей накинули что-то наподобие мелкой сети. Чьи-то руки с длинными грязными ногтями пытались заткнуть им рты. Неожиданно налетел ветер, и детские крики утонули в его завывании.
Внезапный порыв ветра разбудил задремавшего Жана. Он встал, потянулся, расправляя затекшие члены тела. После обеда, все жители деревни имели привычку вздремнуть часок другой, а уже после приступать к делам второй половины дня. Улица в это время обычно была пустой, даже дети имели ту же привычку, что и взрослые. Жан подумал, что начинать работу еще рано, ему придется колоть камни, а это помешает отдыху жителей. Поэтому он уселся на прежнее место и снова закрыл глаза.
«Проснись, Жан!», услышал он сквозь сон.
- Камиль! – улыбнулся Жан и обнял жену, склонившуюся над ним и что-то говорившую ему в лицо. – Камиль, дорогая!
Камиль хлестнула его ладонью по щеке.
- Камиль, ты что, с ума спятила! – схватил за руку жену Жан и открыл глаза.
Перед ним стояла Мари, ее лицо было бледным и испуганным.
- Жан, дети пропали! Жан, очнись, наконец! Дети пропали! Их нигде нет!
Жан тряхнул головой, разгоняя остатки дремы.
- Они залезли на чердак после обеда, я сам видел, - сказал он, окончательно проснувшись.
- Их там нет, Жан! Я хотела угостить их сиропом, позвала, но мне никто не ответил. Я подумала, что они задремали, залезла на чердак, но там пусто! Я не стала тебя будить, подумала, что они где-нибудь во дворе, но я нигде их не нахожу!
- Может они в хлеву? – предположил Жан.
- Я была там, проверила погреб и кусты за домом. Их нигде нет! Нигде! И еще там примята трава, - указала направление Мари, - словно кто-то пришел со стороны забора или ушел к нему!
Жан встал.
- Покажи, где это?
Мари проводила Жана к примятой тропке, ведущей от ее дома к забору между деревней и лесом. Он быстрым шагом пошел по следам, Мари замирая сердцем, следила за ним. Жан дошел до подкопа и, встав на колени, заглянул под забор. Поднявшись, он махнул рукой. Мари подбежала к нему.
- Мари, возвращайся в деревню! Найди Луку Дебре, пусть он соберет всех! Возможно, наших детей похитили.
- О, Боже! – вскричала Мари.
- Мари, сейчас некогда убиваться! Беги в деревню, собирай людей! – встряхнув ее за плечи, сказал Жан. – Я пойду по следам.
Жан ударом ноги выбил одну доску из забора и, протиснувшись в образовавшуюся щель, побежал по тропке в направлении леса.
Буквально через полчаса жители деревни нашли Жана стоящим перед зловещей стеной леса, с колчаном и детским луком в руках. В лесу следы обрывались, а вернее появлялись другие, следы взрослых людей, а не детские. Они, из одной точки, расходились в разные стороны, по следам стало ясно, что похитителей было как минимум пятеро.
- Лука, - только и смог выдавить из себя Жан.
Лука Дебре понимающе кивнул.
- Анальм, Гаскон, Баптист и Джасмин вы пойдете по следам, которые уходят влево. Я, Клод, Джори и ты Жан пойдем направо. Вперед, у нас мало времени!
- Я пойду с вами! – сказала Мари, выйдя из толпы женщин.
- Согласен, - ответил ей Лука, перекинув арбалет из одной руки в другую, - ты сильная, Мари, ты справишься! Всем остальным возвращаться в деревню. Загоните детей в дома, пусть до нашего прихода никто не выходит на улицу!
Женщины, повинуясь приказу, вернулись в деревню, а мужчины и Мари в их числе, отправились по следам, оставленным демонами леса. Клод Гроссо в той группе, где были Жан и Мари, шел первым. За ним следовал Лука Дебре, а замыкал пятерку кузнец Джори Ибер. Клод остановился и поднял вверх руку, прося тишины, все как один замерли.
- Я услышал крик, - сказал он шепотом.
Жан, Мари и все остальные начали внимательно вслушиваться в звуки леса.
- Может, тебе показалось? – спросил уставший больше всех, чему причиной был лишний вес, кузнец Джори Ибер.
- Не знаю, может и показалось, - ответил Клод Гроссо и шагнул дальше в чащу.
- Лука, стой, - попросил Ибер.
Лука остановился и посмотрел на кузнеца.
- Ты ведь знаешь, Лука, что поиски бесполезны! Мы никого из пропавших еще не нашли.
- Что ты предлагаешь? Вернуться? Бросить детей даже не попытавшись их спасти?
- Я никуда не уйду без моего Ивона! – заявила Мари. – Если ты устал, Джори – возвращайся в деревню!
- Вы меня не так поняли, – возразил Джори Ибер, - нам надо вернуться в деревню и попробовать поговорить с Бернардом Виардо, он единственный, кто вернулся из леса живым.
- Он свихнулся, - возразил Лука, - от него ничего кроме слова «демоны» не добьешься! Вперед, Клод!
- А ведь он прав, Лука! – остановил Дебре Жан. – Это наш единственный шанс! Надо возвращаться!
- Нет! Я не пойду в деревню! Я не брошу моего сына и твою дочь, Жан! Не брошу! – закричала Мари.
- Успокойся, Мари! Успокойся! – Жан взял ее за плечи. – Ответь мне, Мари, многих ли из пропавших вы нашли до сего дня?
- Ни одного! – закрыв лицо руками, ответила Мари и в бессилии опустилась на землю.
Жан обернулся к остальным.
- Надо идти к Виардо, даже у умалишенных бывают редкие моменты просветления, когда они могут вспомнить события своей жизни. Ты правильно придумал, Джори! – Жан похлопал кузнеца по плечу. – Возвращаемся, Лука!
11
Лука Дебре постучал в дверь дома, где жил Бернард Виардо. Дверь долго не открывали, поэтому Лука постучал еще раз и крикнул:
- Катрин, открой дверь! Это я, Лука Дебре! Со мной Мари Венсан и Жан Бонне из Руана, он живет в доме у Мари. Открой, Катрин!
Дверь открылась. На пороге стояла женщина пятидесяти лет со следами глубокого страдания на лице.
- Вы не нашли детей? – спросила она, глядя на Мари.
- Нет, не нашли, - ответила Мари опустив голову.
- Катрин, мне надо поговорить с твоим сыном, это срочно! – сказал Жан, глядя в глаза Катрин Виардо.
- Моим сыном? – непонимающе посмотрела Катрин на Жана. – С того дня, в который он вернулся из леса, я не слышала от него ни одного слова кроме: «демоны», «демоны», «демоны»! Ты это хочешь услышать?
- Катрин, возможно, счет идет на минуты, - начал Лука Дебре, - позволь Жану поговорить с беднягой Бернардом, может быть с ним он будет многословнее, нам важна любая информация. Если Бернард сможет объяснить, где их логово, то мы сделаем все возможное, чтобы спасти детей и отомстить за всех кого демоны похитили!
Катрин приоткрыла дверь шире, пропуская гостей.
- Он у себя в комнате, - сказала она.
- Останьтесь здесь, - остановил Жан Луку Дебре и Мари, - я войду к нему один, так он меньше испугается.
- Но он совсем не знает тебя! – возразил Лука.
- Возможно, это нам и поможет, увидев нового человека, незнакомого, душе Бернарда удастся выпутаться из сетей безумия, - сказал Жан и шагнул в дом.
Пройдя мимо пылающего очага с подвешенным над огнем котелком, Жан толкнул дверь в комнату Бернарда. Резкий запах немытого человеческого тела ударил в нос. В комнате было почти темно, так как окно было занавешено плотной тканью. Лишь узкая полоска света падала на пол. Скорее всего, Бернард, услышав разговор на улице, пытался рассмотреть тех, кто пришел и отодвинул ткань в сторону, но услышав, что гости вошли в дом, оставил эти попытки и спрятался под одеяло. Жан остановился, сделав шаг внутрь комнаты.
- Бернард, - позвал он почти шепотом.
Бернард, услышав свое имя, подобрал ноги, свернувшись калачиком; так обычно делают маленькие дети, когда им становится страшно и забился в самый угол кровати.
- Бернард, - еще раз, чуть громче сказал Жан, - мне надо поговорить с тобой.
Жан прошел и сел на дубовый табурет, стоявший рядом с кроватью. Бернард на мгновение выглянул из-под одеяла и тут же спрятался обратно.
- Демон! Демон! Демон! – запричитал он.
- Я не демон, Бернард. Я гость вашей деревни, живу в доме Мари Венсан. Сегодня, после обеда, те, кого ты называешь демонами, похитили мою дочь и сына Мари Ивона, его ты должен помнить.
- Демоны! Демоны! Демоны! – начал кричать еще сильнее мальчик.
- Бернард, посмотри на меня, - сказал Жан, слегка дотронувшись до одеяла, - разве я похож на демона? Я простой человек. Отец похищенного ребенка, которому нужна твоя помощь! Я прошу тебя, помоги мне! Я отомщу демонам и за свою дочь и за тебя, обещаю, я убью их всех! Но мне надо знать, где они прячутся.
Бернард снова выглянул из-под одеяла и начал глазами полными страха и любопытства изучать лицо Жана. Его волосы, не мытые, по всей видимости, несколько недель, жирными сосульками спадали на его лоб. Вдруг, он притронулся к руке Жана и, отдернув свою руку, прищурил глаза.
- Ты сильный, ты справишься! – это были его первые слова кроме слова «демоны», которые он произнес с того дня как вернулся из леса с отрубленной рукой.
- Да, я справлюсь, мне поможет Лука и остальные, только скажи, где нам найти их? – умоляюще посмотрел Жан на опустившего одеяло Бернарда.
- Болото, старая гать, остров, - тряся головой, выдавил из себя Бернард.
- Болото? Гать? Остров? – непонимающе переспросил Жан.
- Болото, остров, - щека мальчика задергалась в нервном тике, - они там!
- Кто-нибудь знает, где это?
- Нет, дорогу знал только отец и я. Он брал меня с собой несколько раз туда за лозой, давно, я запомнил дорогу, потому и убежал от них.
Отец Бернарда умер полгода назад от несварения желудка.
- Сколько их там?
- Я видел четверых мужчин и трех женщин. Есть еще дети.
- Ты проводишь нас туда? – с надеждой спросил Жан.
- Да! – ответил мальчик и вылез из-под одеяла.
Его исхудавшее тело было почти голым, если не считать грязной тряпки висевшей на поясе, словно у распятого Иисуса, которая скрывала гениталии. Рукой Бернард прикрыл уродливую культю, словно стесняясь ее вида.
- Мы отомстим за твою руку, малыш! Тебе нужно одеться и обуться.
Жан вышел из комнаты. Мать Бернарда Катрин стояла на улице вместе с Лукой Дебре и Мари.
- Мальчику нужна одежда! – сказал Жан.
Катрин недоверчиво посмотрела на него, но весь вид Жана говорил о том, что тот не шутит.
- Лука, собери всех, кто может ходить очень быстро. Бернард сказал, что демоны прячутся на болоте. Он покажет дорогу.
- Хорошо, я сейчас. Возьмем Анальма, Гаскона и Батиста, они как раз вернулись из леса, я видел их идущими по лугу.
- Не забудь взять побольше стрел для арбалета, Лука! И другие пусть прихватят оружие.
- Я предчувствую, намечается хорошая драка! – сжав кулаки, сказал Лука Дебре. – Жан, скажи, потребуется ли нам преподобный Альфонс Лабуле со святой водой и распятием?
- Нет, Лука! Я думаю, что это люди, а не демоны!
- Как скажешь!
Лука Дебре быстрым шагом пошел собирать нужных людей, а Жан обратился к Мари:
- Мари, тебе нельзя с нами!
- Я все равно пойду, даже если ты запретишь! – вспыхнула Мари. – И вообще, кто ты такой, чтобы командовать мной? В конце концов, мой сын пропал также как и твоя дочь!
- Послушай, Мари, - сказал Жан, стараясь сохранять спокойствие, - мы пойдем через болото, для женщины такой путь очень труден, ты будешь постоянно отставать, а нам дорога каждая минута.
- Хорошо, я останусь, если от этого зависит спасение детей. Жан, я прошу тебя, верни мне моего Ивона! Умоляю!
- Мы сделаем все возможное! – постарался успокоить ее Жан.
Из дома, щурясь на белый свет, вышел Бернард Виардо. При взгляде на него сердце Мари сжалось, вот что в лучшем случае могло ожидать ее Ивона. Кожа Бернарда была абсолютно белой от того, что он в последнее время не выходил на улицу. Его некогда черные, а ныне абсолютно седые волосы, слипшимися прядями спадали ему на лицо и плечи. Нельзя было сказать, что Катрин не заботилась о сыне, просто ей одной с ним было тяжело справиться, а Бернард никак не соглашался ни мыться, ни дать одеть на себя хоть какую-то одежду. Поэтому мать с удивлением смотрела на сына, который после нескольких минут разговора с Жаном вернулся из тумана безумия. Она помогла ему надеть его старые штаны, которые стали уже коротки и отцовскую куртку, на ногах у Бернарда также были одеты отцовские башмаки, которые пришлись ему почти в пору.
Вернулся Лука, вместе с ним пришли Батист, Гаскон и Анальм. У каждого в руках было оружие: у Гаскона вилы – насаженные на дубовый черенок, у Анальма – большой хлебный нож похожий на рыцарский меч, у Батиста – топор с длинным топорищем. Увидев их, Жан одобрительно кивнул. Он проверил свой верный нож, висевший у него на поясе, и обратился к Бернарду:
- Теперь дело за тобой, Бернард! Веди нас!
Мальчик посмотрел на вооруженный отряд, который привел Лука Дебре и обратился к матери:
- Мама, принеси мне большой нож. Я сам буду мстить демонам за свою руку!
- Сынок! – только и смогла вымолвить Катрин не слышавшая в последнее время от сына никаких иных слов кроме слова демоны.
- Мама, дай мне нож! – еще раз повторил свою просьбу Бернард.
- Дай ему нож, Катрин, - сказал Лука Дебре, посмотрев на мать Бернарда.
Та скрылась в доме и через секунду вернулась с ножом, который отец Бернарда использовал, когда резал скотину.
- Бернард, дай этот нож мне, - сказал Жан, снимая свой с пояса, - а мой я надену тебе на пояс, так тебе будет удобнее.
Бернард согласился и, обменявшись ножами с Жаном Бонне, указал рукой в сторону леса.
- Идемте, нам надо добраться туда к ночи. Мы нападем на них, когда они будут ложиться спать.
12
Мешок, в котором несли Даниель, развязали грязные руки, эти же руки, схватив девочку за волосы, достали ее из мешка.
- Хорошая, упитанная! – осклабился в беззубой улыбке мужчина со шрамом на шее.
- Дай-ка я потрогаю ее за бока, Поль! – сказала безобразная старуха с крючковатыми пальцами и большой бородавкой на горбатом носу.
Ужас охватил Даниель. Она попыталась вырваться из цепких рук удерживающих ее.
- Куда ты собралась, моя милая? Отсюда не убежишь! На многие мили вокруг непролазная топь! – засмеялся тот, кого безобразная старуха назвала Полем.
- Эй, чего вы там встали? Тащите ее в клетку! – крикнул огромный мужчина в безрукавке.
- Сейчас, Аднот! Дай матушке потрогать ее аппетитные ребрышки! – засмеялся Поль.
После того как старуха вдоволь насладилась видом девочки, Поль схватил Даниель за волосы поволок ее в направлении человека в безрукавке. Только сейчас Даниель увидела Ивона, тот уже сидел в клетке, сделанной из толстых сучьев переплетенных ивовой лозой.
- А ну, красавица, полезай к своему братцу! – проревел Аднот.
- Эй, ты, - закричал Ивон, - не смей трогать ее своими грязными лапами!
- Что ты сказал, щенок? – вытаращив глаза, сказал Аднот.
- Не тронь, ее! – повторил Ивон, сжав кулаки.
- Не люблю, когда на меня кричат! – рассвирепев, сказал Аднот, который был предводителем людей живущих на болоте.
Он, засунув руку в клетку, схватил Ивона за шею и достав ударил того наотмашь да так, что мальчик отлетел на пять шагов.
- Аднот, ты испортишь жаркое! – крикнула на него молодая женщина с безумными глазами.
- Ничего с ним не случиться, Розалия! – отрезал Аднот. – Я люблю отбивные!
Аднот залился клокочущим смехом. Его кадык дергался туда и сюда, а мощная волосатая грудь подобно груди дикого зверя то расширялась, то сужалась.
- Не смей его бить! – закричала Даниель.
Она вырвалась из рук Поля и подбежала к лежавшему на земле Ивону. Даниель перевернула его тело. Ивон издал короткий стон и открыл глаза. Из его носа текла кровь. Даниель, сорвала пучок травы и приложила траву к носу Ивона, а затем подняв глаза на смотревших за этой картиной болотных людей.
- Мой папа, найдет нас! Вы ответите за это!
Аднот снова начал дико хохотать.
- Не смеши меня, глупая девчонка! Здесь даже сам король не сможет нас отыскать! В клетку обоих! Завтра решим, кого зажарить первым!
- Я за мальчишку! – завизжала молодая женщина. – Ты его подпортил, Аднот!
Из кустов показались еще двое мужчин. Они подхватили Даниель и Ивона на руки и бросили их в клетку. Аднот крепко накрепко завязал дверцу веревкой и приказал:
- Тяни!
Клетку подняли вверх примерно на полтора метра. Аднот зафиксировал веревку, привязав ее к корню сосны. После того как взрослые удалились, появились два мальчика десяти и пяти лет. У того, что постарше в руках была палка, он просунул ее между прутьев клетки и начал тыкать ей в бока Даниель и Ивона.
- Завтра одного из вас зажарят! – хищно улыбался он. – Нам с Дидье, как обычно, достанутся ваши потроха и самые нежные кусочки мяса. Кто из них будет первым? Как думаешь, Дидье?
- Я больше люблю девчонок! У них мясо нежнее! – деловито отозвался Дидье. – Пойдем к родителям, Климент, сейчас будет готов ужин. Завтра, поедим свежего мяса, а то от вяленого меня уже тошнит!
- Пойдем, - согласился Климент, и еще раз ткнув палкой, попал Ивону в живот.
После того, как они ушли Ивон сказал:
- Нам надо выбираться, Даниель! Ты следи за ними, а я попробую открыть дверцу.
Даниель начала смотреть в сторону землянки, откуда доносились звуки разговора и смех. Ивон же пытался развязать узел, которым была завязана дверца клетки. Он старался изо всех сил, но детских усилий было недостаточно для того, чтобы справиться с узлом, который завязал Аднот.
- Я не могу его развязать! – бессильно откинулся на дно клетки Ивон.
- Дай я попробую, - сказала Даниель, и дети поменялись местами.
Но и ее попытки развязать узел оказались безрезультатными.
- Тихо, Даниель! – прошептал Ивон. – Они вышли.
Дети затаились. Из землянки вышли двое, тот, которого звали Аднот и еще один мужчина.
- Леон, сегодня, как стемнеет, пойдешь со мной в Руан. Надо будет договориться о цене за муку и крупы. Завтра у нас появится мясо, закоптим его и отнесем на обмен, но только нельзя дешевить как в прошлый раз! Жители деревень становятся аккуратнее.
- Верно, ты сказал, Аднот! – отозвался мужчина в рваной рубахе и кожаных штанах. – Охота нынче стала более трудной, но ведь от этого она стала более интересной!
- Это точно! – ударив Леона по плечу, рассмеялся Аднот. – Пойдем, выпьем на дорожку винца и в путь!
Аднот и Леон снова скрылись в землянке.
- Ивон, по-моему, нам нужно кричать во все горло, вдруг нас кто-нибудь услышит, - предложила Даниель.
- Нас никто не услышит, Даниель, мы слишком далеко от деревни. Даже если кто и услышит наши крики, то примет их за голоса демонов и убежит. Если Бернард Виардо смог убежать от них, то и мы сможем, надо только выбрать момент. Ты слышала, как они говорили, что завтра одного из нас зажарят?
- Да, слышала! Неужели такое возможно, Ивон?
- Это людоеды, Даниель! Но это не демоны, это люди! А значит, мы сможем их обмануть! Завтра, когда они откроют клетку, и, как и сказали, возьмут меня первым, ты постарайся, воспользовавшись моментом, выпрыгнуть из нее и беги в сторону вон тех ивовых кустов. Возможно, тебе удастся там спрятаться.
- А как же ты, Ивон? Я тебя не брошу! – едва сдерживая слезы, сказала Даниель.
- Я что-нибудь придумаю, Главное, чтобы ты была в безопасности. Тогда мне будет легче. Эх, жалко, что у нас нет ножа! – прошептал Ивон с сожалением.
- Да, жалко! – подтвердила Даниель. Но я верю, что мой папа придет за нами!
- Хорошо бы он пришел! – поежился от вечернего тумана Ивон.
- Он придет! – утвердительно сказала Даниель.
Как раз в это время из землянки вышли Аднот и Леон в сопровождении Розалии и Поля.
- Поль, мы уходим в Руан, вернемся под утро. Поверь, хватит ли ольхи и бука для копчения мяса и если дров недостаточно, сегодня же пополни запас! – громко сказал Аднот.
- Дров достаточно, - ответил Поль, - я уже посмотрел.
- Отлично! – констатировал Аднот. – Леон, нам пора!
Леон и Аднот, попрощавшись с Полем и Розалией, двинулись в сторону гати.
- Они пошли туда, где через болото есть проход. Запомни это направление, Даниель. Завтра беги туда, возможно там есть засечки, - прошептал Ивон.
- Что такое засечки? – спросила Даниель.
- Это заметки на деревьях. Их делают топором или ножом, тебе придется быть очень внимательной!
- Я не уйду без тебя, Ивон! – заплакала Даниель.
- Я же сказал, что что-нибудь придумаю! Я вырвусь и догоню тебя. Главное, чтобы ты не подвела!
- Я постараюсь, - всхлипнула Даниель, и вдруг крепко обняла Ивона, словно прощаясь с ним навсегда.
- Оставь эти телячьи нежности! – сказал было Ивон, но в следующее мгновение разрыдался сам.
Он обнял Даниель, понимая, что ни ей, ни ему не удастся завтра убежать.
- Отставить плачь! И оба, тихо! – услышали дети голос Жана, донесшийся из ближайших кустов.
- Папа! – закричала Даниель.
- Тихо, Даниель! – сказал Жан и подполз к клетке. – Сколько их здесь? – шепотом спросил он у детей.
- Двое мужчин и две женщины, - ответил Ивон.
- Еще двое ушли в Руан. Есть еще дети, их двое, - подхватила Даниель.
- Один из тех, что ушли в Руан – их главарь. Он самый огромный! – продолжил Ивон.
- Он ударил Ивона, когда тот за меня заступился! Папа, ты нас спасешь? – тронула голову отца через ячейки клетки Даниель.
- Конечно, моя принцесса! Именно за этим мы здесь!
- Как вы нашли нас, дядя Жан? – спросил Ивон.
- Нас привел сюда Бернард Виардо. Ему вы обязаны своим спасением. А сейчас, молчите, чтобы не случилось!
Жан отполз к кустам, где прятались Лука и остальные.
- Лука, нам повезло, половина мужчин ушла в Руан, остальные сейчас в землянке. Заряди арбалет и давай за мной, – шепотом сказал Жан.
- Он уже заряжен! – ответил Лука Дебре.
- Анальм, останься с Бернардом здесь, и смотрите в оба, вдруг те двое вернутся, - обратился Жан к Анальму.
-Понял, - ответил тот. – Детей освободить?
- Не сейчас, когда мы прикончим тех, кто в землянке, тогда и освободишь, - шепнул Жан.
Анальм кивнул.
- Я пойду с вами в землянку! – сказал Бернард, достав нож и сжав его в руке.
Жан посмотрел в глаза мальчика. В них светилась боль и желание отомстить за изуродованную судьбу, он не решился воспрепятствовать желанию Бернарда отомстить.
- Хорошо, Бернард. Вперед, Лука!
Жан, Лука Дебре, Бернард Виардо, Гаскон и Баптист перебежками двинулись в сторону землянки.
13
Оказавшись перед входом, Жан подождал пока подбегут все и резко рванул дверь на себя. Как раз в это мгновение безобразная старуха с бородавкой на горбатом носу, собиралась выйти по нужде. Жан столкнулся с ней лицом к лицу. Та вытаращила глаза, оскалилась и завизжала, словно загнанная в угол крыса. Жан отпрянул назад от неожиданности и выронил нож. Не растерялся лишь один Лука Дебре. Он нажал на спуск, стрела из арбалета вонзилась старухе прямо в ее тонкую шею. Старуху отбросило внутрь помещения, она упала на земляной пол и захрипела руками стараясь вытащить стрелу. Жан нагнулся, поднял нож и сделал шаг вглубь землянки. Навстречу ему с дубиной наперевес кинулся Поль, чьей матерью была безобразная старуха убитая Лукой Дебре, который перезаряжал арбалет. Жан увернулся от удара и вонзил нож нападавшему прямо в сердце, тот рухнул рядом со своей матерью. Еще один мужчина бросился на Жана с ножом в руке, но его опередил Гаскон, вонзив тому вилы в живот. Молодая женщина, та, которую звали Розалией, схватила нож, выпавший из рук убитого Гасконом мужчины и с диким криком бросилась на вошедших в землянку. Уже успевший перезарядить свой арбалет Лука Дебре остановил ее метким выстрелом в грудь.
В течение нескольких секунд со всеми взрослыми в землянке было покончено. В углу, накрывшись старой шкурой, дико глядя на Жана и его спутников, сидел двое мальчишек. Гаскон направил вилы в их сторону, но Лука Дебре остановил его.
- Негоже убивать детей, Гаскон!
- Это дети дьявола! – возразил Гаскон.
- Согласен! – поддержал его Баптист, поднимая топор.
- Лука прав! – вмешался Жан. – Они ни в чем не виноваты, если бы не их родители, они бы росли такими же, как все остальные дети.
- Отведем их к преподобному Альфонсу Лабуле, он с помощью молитвы и поста вернет их к нормальной жизни. Изгонит из их душ бесов, которые успели там поселиться. Я думаю, еще не поздно! – сказал Лука Дебре, опустив свой верный арбалет.
- Но пока их придется связать, - сказал Жан, - чтобы они не сбежали и не предупредили ушедших в Руан.
Этим занялись Гаскон и Баптист.
Уже под утро, когда начало рассветать, Аднот и Леон вернулись на остров. Проходя мимо клетки со спящими в ней детьми, Леон подошел к ней и ткнул пальцем Ивона. (Лука Дебре уговорил Жана оставить детей в клетке до прихода главаря людоедов, поскольку если тот увидит, что детей нет, то забеспокоится и решит убежать. Жан согласился с Лукой. Жан, объяснив детям ситуацию, пообещав, что с ними все будет хорошо, оставил их в клетке.)
- Спишь, щенок! – прошипел Леон.
Ивон вздрогнул и отодвинулся от Леона. Тот зло улыбнулся и попытался пальцем еще раз достать до Ивона. Мальчик, вдруг, изловчился и, схватив палец Леона, укусил его что было силы.
- Ах ты, щенок! – взревел Леон. – Аднот, этот мерзавец укусил меня!
- Тихо, Леон! Что-то здесь не так! – остановился Аднот и начал вслушиваться в пространство.
- Да все нормально, Аднот, идем в землянку, спать хочется ужасно.
- Замолчи, я сказал! – грозно прошептал Аднот.
- Да что тебе не нравится? Утро как утро! Я иду спать, - сказал Леон и сделал шаг по направлению к землянке.
В это мгновение раздался резкий щелчок и свист, стрела выпущенная Лукой Дебре вонзилась Леону в плечо. Из кустов вынырнули Жан, Гаскон и Баптист они кинулись на вожака людоедов. Аднот не смотря на огромный рост и грузность, оказался очень проворным. Он пустился бегом от преследователей в сторону зарослей ивняка. А Лука Дебре тем временем, добил второй стрелой корчившегося у ствола ольхи Леона. Бернард Виардо, достав нож, побежал к кустам.
- Куда ты? – крикнул ему вслед Дебре. – Они управятся с ним без тебя.
Но Бернард не послушал Луку и скрылся в кустах.
Преследуя вожака людоедов, Жан намного оторвался от Гаскона и Батиста. Он на мгновение остановился, чтобы услышать звук шагов убегавшего, но было абсолютно тихо, если не считать песен тритонов и иволог, Жану стало понятно, что громила затаился. Он переложил нож из руки в руку и, раздвигая кусты, двинулся по следам Аднота следы которого были ясно видны на влажной от утренней росы земле. Заросли ивняка сплошной стеной встали перед Жаном. Он, остановился в нерешительности, посмотрел направо и налево, глазами высматривая Гаскона и Батиста, тех не было. Как потом выяснилось, они побежали совсем в другую сторону.
За спиной Жана раздался хруст, он обернулся и увидел перед собой Аднота с занесенной над головой дубиной. Аднот с выдохом ударил. Жан едва успел увернуться, дубина пронеслась в двух сантиметрах от его головы. Жан выбросил руку с ножом вперед попытавшись достать Аднота, но тот, как уже говорилось, был необычайно быстр и верток для своего роста и веса. Он ударил дубиной по руке Жана, в которой был нож. Нож упал, а Аднот отбросив дубину вцепился в горло Жана и повалив того на землю, принялся душить. Жан, собрав все силы, пытался сбросить с себя великана и освободиться от его рук, которые подобно клещам кузнеца сжали его горло, перекрыв доступ воздуха в легкие. Все было тщетно. Жан шарил рукой вокруг себя в надежде найти нож, но тот был далеко. Начав терять силы, Жан ударил Аднота в челюсть, людоеда этот удар только раззадорил и словно придал сил. Громила еще сильнее сжал горло жертвы.
В это мгновение раздался жуткий визг. Аднот поднял глаза, на секунду оторвавшись от борьбы с Жаном. Он увидел перед собой однорукого мальчишку с ножом, который тот изо всех сил воткнул ему в горло. Нож вошел в шею Аднота, чуть ниже кадыка. Он отпустил начавшего терять сознание Жана и попытался зажать рану, из которой фонтаном брызнула кровь. А Бернард Виардо воткнул нож еще раз в Аднота. На этот раз под ключицу с правой стороны тела. Пришедший в себя Жан спихнул с себя тело людоеда, тот дотянулся до ножа, который выронил Жан, и стал, придерживая одной рукой рану на шее, махать ножом направо и налево. Жан изловчился, схватил дубовую дубину и что было сил, ударил ей по голове предводителя людоедов. Аднот упал на колени, но по-прежнему продолжал махать ножом. Жан ударил его еще раз, и еще раз, и еще раз. Череп Аднота, не смотря на свою нечеловеческую прочность, лопнул. Послышался характерный хруст. Людоед упал лицом в землю, а Жан для верности ударил его еще раз. Брызги крови и мозга смешались с утренней росой.
- Это он отрубил мне руку! – сказал Бернард. – А потом они съели ее у меня на глазах!
- Бернард, спасибо тебе! Ты спас мне жизнь! – отбросив окровавленную дубину, поблагодарил мальчика Жан.
- Они съели ее у меня на глазах! – еще раз повторил Бернард.
Жан обнял дрожавшего от жутких воспоминаний Бернарда.
Появились Гаскон и Батист, задыхающиеся от быстрого бега.
- Мы думали, что ты побежал налево, Жан! – начал Батист.
- Мы чуть не утонули там, в болоте, а потом услышали крики и бегом сюда, - подхватил Гаскон.
Батист тронул ногой тело вожака людоедов и, посмотрев на Жана, спросил:
- Ты убил его?
- Его убил Бернард, - ответил Жан. – Идемте, к детям, надо уходить из этого проклятого места!
14
- Они возвращаются! Они возвращаются! – закричал дозорный, увидевший вышедших из леса людей.
Первым шел Лука Дебре, он помахал дозорному, чтобы тот оповестил жителей деревни. Кто в чем был, жители Сен-Сенери-ле-Жере повыскакивали из домов и бросились на встречу возвращавшимся из леса людям. Мари, обогнав всех, бежала впереди толпы. Увидев ее, Ивон бросился навстречу матери. Даниель также побежала вслед за Ивоном, поскольку успела сильно привязаться к этой женщине так похожей на ее мать.
- Ивон, сынок! – обнимала и целовала сына Мари. – Даниель! Моя сладкая девочка! Вы живы!
Мари плакала от счастья не силах сдержаться.
- Тетя Мари, ваш Ивон заступался за меня все время! Он настоящий мужчина! Он вовсе не боялся демонов леса – сказала Даниель, покраснев.
- Просто, я все делал, как ты меня учила, мама! Защищал слабых! – поскромничал Ивон.
- Мой герой! Дай я тебя поцелую еще раз!
Мари обняла сына и поцеловала его в щеку. Затем она обняла Даниель и шепнула ей на ушко:
- Скажу тебе по секрету, Ивон влюбился в тебя, Даниель! Он не мог не защищать тебя! А что стало с демонами? – посмотрев в глаза Ивона, спросила Мари.
- Они мертвы! Дядя Жан, Лука и остальные перебили их! – ответил Ивон.
- Только это были не демоны, - вмешалась Даниель, - это были люди!
- Да, - подтвердил Ивон, - люди. Люди – людоеды! Там, на острове все в человеческих костях и черепах.
Подошли Лука Дебре, Жан, Гаскон, Батист, Бернард и двое мальчиков, которых Батист держал на веревке.
Мари стояла, прижимая к себе Ивона и Даниель. Она посмотрела на Жана и, подойдя к нему, сказала:
- Спасибо за сына!
Мать Бернарда Виардо, увидев своего сына живым и невредимым, бросилась к нему.
- Я отомстил за себя, мама! – гордо сказал он.
- Ваш сын спас мне жизнь, - обратился к матери Бернарда Жан, - я в вечном долгу перед ним!
Подбежали остальные, и началось, расспросы и рассказы, которые не смолкали до самого вечера. А вечером, в деревне был праздник. Мари приготовила ужин в честь спасения детей и избавления жителей деревни от демонов леса, вселявших ужас в людские души. Она испекла огромный пирог с курицей и сыром, поставила на стол большой кувшин виноградного вина и даже налила немного детям, предварительно разбавив вино водой. Под самый конец ужина к ней в дом заглянул Лука Дебре.
- Садись, поешь с нами, Лука! – засуетилась Мари.
- О, благодарю, но места в моем животе больше нет! – отказался Лука. – Я еле выбрался из-за стола! Моя женушка наготовила столько всяких вкусностей!
- Лука, тогда выпей с нами вина, - поднял кувшин Жан.
- Вина стаканчик я, пожалуй, выпью! Для вина в моем животе всегда есть немного места! – рассмеялся Дебре.
Выпив вина за победу над демонами леса, Лука и Жан вышли на улицу.
- Что сказал преподобный Альфонс Лабуле по поводу детей? – поинтересовался Жан.
- Он сказал, что молитва Христова и любовь человеческая помогут исправить сии заблудшие души. Дети будут жить у него в доме вместе с его детьми.
- Ох, и трудно же ему придется с ними! – задумчиво сказал Жан.
- Преподобный сказал, что Бог посылает ему это испытание, а значит и даст сил, чтобы справится с этим делом!
- Мудрый ответ! - кивнул головой Жан.
- Ну, я пойду, - сказал, вставая Дебре.
- Лука, - остановил Жан дошедшего до ворот Дебре.
- Что, Жан?
- Я решил остаться в вашей деревне. Я не пойду к брату, - сказал, подойдя к Дебре Жан.
Лука улыбнулся во все лицо.
- Это мудрое решение!
- Рано судить, - скептически ответил Жан.
- Мудрое! – утвердительно сказал Дебре. – Нам как раз нужны крепкие руки ведь придется разбирать забор, который мы возвели от демонов!
Лука сплюнул, вспомнив о лесных жителях.
- Когда приступаем к разбору забора? – поинтересовался Жан.
- С завтрашнего утра. Только смотри не проспи! – подмигнул Лука и, пожав
Жану руку, открыл ворота.
Жан остался во дворе один. Он поднял голову и посмотрел на рассыпанные по небу звезды.
- Я знаю, Камиль, ты хочешь, чтобы я остался! Я это чувствую.
Он прислушался к тишине, словно ждал ответа. Одна из звезд сорвалась с неба и устремилась к земле. На секунду она осветила ночное небо и погасла, упав за лесом.
- Спасибо, Камиль! – прошептал Жан и, открыв дверь, вернулся в дом.
Свидетельство о публикации №222051501541