Ревнивое

Как же бесит эта стерва. Порой, прямо как сейчас, в понедельник утром, я её ненавижу. Еще вчера она была моя и только моя, и мы нежились в постели весь день, вылезая только поесть. Такая милая, нежная, домашняя. А сейчас — совсем другое дело. Холодная, отстранённая, чужая. Торопится на работу.

Я, притворившись, что сплю, наблюдаю за ней. Надевает чёрный кружевной комплект, мой любимый. А вот чулки… это уже никуда не годится. Кто там увидит под юбкой? Или всё же увидит? Не новый ли начальник? Стрелы ревности больно жалят. Я вздыхаю, усилием воли отгоняя от себя видения, как она раздевается в кабинете у начальника и садится к нему на колени. За годы жизни с ней я уже научился напускать на себя равнодушный вид, скрывая одолевающих меня демонов сомнений и недоверия.

Я бы запер её дома, никуда не отпуская, вдыхал бы её запах, трогал бы её волосы, терся бы об её нежную кожу. Она всегда выбирает один и тот же парфюм. Она красивая, бесстыжая, любимая, единственная, моя. Её тело совершенно: длинные ноги, тонкая талия, копна кудрявых волос. Она одевает очень приличный, в «училкином» стиле, костюм — ах, кто может догадаться, что под ним развратное бельё! — красит губы яркой помадой, собирается уходить.

Я уже скучаю, хотя она ещё тут, со мной. Последние мгновения нашего хмурого утра. Я вылезаю из-под одеяла, тащусь за ней в коридор. Она, не глядя на меня, надевает красные туфли на каблуке. Я снова вздыхаю. Мне грустно. Я знаю, что весь день буду её ждать, слоняться по комнатам, тоскливо глядя на часы.

Она поворачивается ко мне, смотрит на меня и говорит:
«Максик, киса, ну что ты. Я скоро вернусь».

Я отворачиваюсь с независимым видом, ещё чего, не очень-то и хотелось, подёргиваю хвостом и иду вальяжно по коридору в спальню досыпать.