Сухой колодец

               
               Толик, мальчик лет двенадцати, свесил ноги с борта старого скрипучего ходка, пытаясь носком кеда задеть влияющее колесо. На языке вертелся последний трек Эл Джея, обильно сдобренный матом, но начитывать модный хип-хопчик под недовольное покряхтывание старика Харлама мальчишка не решался. Ему предстоит долгая летняя ссылка на глухой заимке с этим раритетным персонажем – маминым то ли двоюродным, то ли троюродным дедом. А за что? Подумаешь вписался в прикольный флэш-моб на «Тик-токе». Кто же знал, что этот белый «дырчатый» балахон – фамильная столетняя сорочка для крещения? Так он же и изображал в ней Иисуса, точнёхонько из детской Библии скосплеил. Ну, а текст, что за беда если он заповеди на современном сленге зачитал? Но мать взбесилась не по-детски – снесла все его аккаунты, отобрала смартфон и вместо обещанного «Артека» отправила его на перевоспитание к этому своему  деду, а старшего братца – выпускника приставила надсмотрщиком.

              Желтоглазый и круглолицый Валерка угрюмо поглядывал по сторонам, напоминая выпавшего из дупла совёнка. Ему-то что! У него нет и десятка подписчиков во всех соцсетях разом! А книжек для него дед вон целую кучу навалил. Этот дуралей хочет как и их безвести пропавший папуля стать инженером-конструктором! Идиот! Но в сложившейся ситуации это даже на пользу Толику – меньше будет лезть не в свои дела. Словно прочитав мысли брата Валера  обернулся.
            — Ну, как, мелкий, уже продумал план побега?
           — Даже если и так, ты чё серьёзно думаешь, что я его тебе вот так запросто солью? – Толик покосился на деда, – Да ещё и при реликтовом обитателе тайги.
            — Ну, какая здесь тайга! – вмешался в беседу дед, – так смешанное редколесье. Тайга дальше на север.
            — Да вы не сердитесь на него, Харлам Данилыч,  он у нас немного того, пришибленный!  – Валерик потёр висок.
             — Это от безотцовщины. Давно Настасье говорю, пора тебе замуж снова выходить: и самой полегче, и у ребят какой–никакой мужской догляд будет! А она ни в какую, упёрлась баба, грит: «пока своими глазами труп не увижу, не поверю, что Илья погиб!»
            — Он же здесь пропал? Как это было? – губы Валерки предательски дрогнули.
            — Здесь. Вышел вечером воды набрать и не вернулся. – Дед махнул рукой, словно отгоняя непрошенное воспоминание. – Да, что уж там, былого не вернёшь.
   
                Все трое замолчали. Толику впервые в жизни вдруг остро захотелось узнать что-нибудь об отце, ведь он пропал лет десять назад, когда мальчишке было около двух лет. Валерке хорошо – он помнит отца, хранит совместный чертёж какой-то лабуды (ну, что там такого гениального может изобрести первоклашка?). А что есть у него? Кроме украденного пару лет назад у мамки медальона с папиной фоткой? Ни-че-го! Пустота, никакого мало-мальски внятного воспоминания. Толик зло сплюнул. Наверное, дед прав – пора их матери найти себе другого мужчину, который будет жить с ними… Мальчик чуть не задохнулся от внутреннего протеста. И вдруг понял мать, понял почему она уже десять лет ждёт потерявшегося мужа, почему порой с щемящей нежностью вдруг прижимает сыновей к груди и тихонько плачет, даже почему она так неожиданно резко отреагировала на его, Толика, выходку в сети.


       — Ну, всё, архаровцы, приехали!  – дед мягко остановил лошадь. – Выгружайтесь!
       — А душ с дороги есть где принять? – Толик скептически оглядел двор заимки, в поисках хотя бы летнего, похожего на дощатый сортир душа.
        — Вон баня стоит, это получше любой вашей джакузи будет, только сначала надо бы воды натаскать, из речки, вон там под холмом. Ну или, если лень или устали, можно и в самой речке ополоснуться.
           — А колодец тогда зачем? – Толик кивнул на небольшой рассохшийся сруб под тесовым навесом.
            — Дык он давно пересох,  ещё при старом леснике, — усмехнулся в усы старый Харлам, – а засы;пать жалко.
            — Короче, бро, берём ведрышки в лапы и фигачим на речку, без лишних разговоров.
            — А новый нельзя было выкопать? – Толик прикинул расстояние до речки, крутизну берега и высоту холма.
            — Так нет здесь на бугре воды, пыталось наше управление Охотохозяйства  скважину пробурить, так и там сухо, – дед усмехнулся в бороду, – она там за домом. По весне ещё муть какая-то на дне плещется, в половодье. Да в речке вода почище будет.
            — Интересно. – Толик присел на старый деревянный сруб колодца, закрытый тяжёлой крышкой. – А болота тоже пересохли? Или может где в соседних сёлах мелиорационные работы проводились?
              — Последние мелиораторы отсюда уехали ещё в восьмидесятых, так ничего и не построив. А на болотах уровень воды даже поднялся, озерца появляться стали.
               — И откуда ты только такие сложные слова знаешь: «мелиорация»! – Валерка удивлённо уставился на младшего брата.
               — По экологии проходили. Я даже реферат по грунтовым водам писал.
               —  Надо же! А я и не заметил.
               — А ты вообще что-то кроме своих книг замечаешь? То-то же! Короче, бро, кончай трепаться, хватай и вёдра и пошли на речку. – Толик соскочил на землю, крутнувшись в прыжке и первый взял пару вёдер, брат последовал за ним.
            
               Харлам посмотрел на удаляющиеся спины ребят и улыбнулся – хорошие хлопцы растут у Настеньки. Да и младшенький не такой уж и пустомеля каким хочет казаться. Отца им надо, отца, или хотя бы отчима. Да вот внучка никого кроме своего Ильи знать не желает, а он, городской романтик, не мог выжить в лесу десять лет – не приспособлен! Вот и Валера такой же – ума палата, а хватки жизненной нет. Нет, что скажешь, он спроворит  и на совесть спроворит, а вот даже костерка без спичек не разведёт, крушину от смородины не отличит.  Не то что Толик – у того глаз цепкий, рука крепкая и смекалка что надо! Старик хитро подмигнул своему отражению в банном окошке, видел он ролики правнука в интернете – рискует парень, порой чрезмерно рискует, но как увлекательно рассказывает о природе, о городе, о спорте. А этот его паркур? Это каким упорством и ловкостью надо обладать, чтоб так скакать! Но и шкоды в нём хоть отбавляй! К такому не сразу и подход найдёшь, но есть идея как зацепить хлопчика.

              Ребята тем временем натаскали воды в баню. Валера с непривычки устал, взопрел, тяжело отдувается на ходу – видно последний подъём дался ему нелегко. А Толик ещё и умудрился заднее сальто от стены сделать, потом подпрыгнул, ухватился за верхнюю балку ворот и подтянулся пару раз. Хотел заглянуть в колодец, но крышка оказалась запертой на замок.
             — Дед, а ты чё колодец запер?
             — А чтоб никто туда не свалился.
             — А я осторожно посмотрю, если хочешь даже верёвкой к столбу привяжусь.
              — Нет там ничего интересного, яма и яма с прелым срубом почти до дна, да и ключ от него я уже, почитай, два года как потерял.
              — А давай мы его ломиком сорвём, а потом другой навесим.
               — Нет. Нечего туда смотреть, чего там высматривать? И ещё – увижу, что возле него вертишься – ремня всыплю! Ты меня понял?
                Толик подозрительно послушно кивнул. А сам задумался, с чего это старик так разволновался из-за этого колодца? Может у него там клад? Вот бы проверить, но сначала надо усыпить бдительность лесника.
               
               Целый месяц Толик вёл себя удивительно смирно и покладисто, хватался за любые поручения по хозяйству, помогал деду в его работе, а на замечания брата отмахивался, мол, отрабатывает полученную от деда камеру, на которую снимает различные видосики про способы выживания в экстремальных условиях, о видах растений и животных встречающихся в округе, перемежая это с невероятными кривляниями и  гимнастическими вывертами. На флешке уже почти не осталось места, а у него ещё масса идей. Харлам привык к его неспокойному характеру и почемучествам, которые выливались в дельные поучения для сверстников.  Привык и перестал следить из окна, когда внук выходил вечером на улицу, не свернёт ли тот к колодцу. А зря.
   
               Мальчишка не отказался от своей идеи заглянуть в старый колодец, тем более, что в скважину, которая была глубже, дед даже попросил однажды спуститься, чтоб вытащить оттуда невесть как туда попавшего ёжика. Значит с колодцем что-то не чисто! Есть в нём тайна, а если есть тайна – значит надо её расследовать! Толик сожалел в душе, что придется подорвать шаткое доверие деда и своей выходкой он очень огорчит старика, но остановиться не мог. Любопытство жгло его изнутри, что-то зловещее и таинственное влекло с непреодолимой силой из глубины старого колодца. Что-то (или кто-то) способное изменить всю его жизнь.
    
              В тот день всё само собой сложилось к вящей удаче юного блогера. Дед повёз Валерку в город на экзамены, ура – целых три недели без скучающей мины старшего братца! А в гостевом домике второй день жили инспекторы Рыбнадзора, один из которых приходился деду Харламу то ли внуком, то ли племянником – Толик в подробности не вникал. Но тот факт, что дядя Саша пользовался доверием деда помог подростку остаться на заимке, естественно под полную ответственность рыбинспектора. Мальчик с большим энтузиазмом помогал новоявленному родственнику и его коллегам распутывать изъятые сети, аккуратно складывать всякие там корчаги, вентили и фитили, варил вместе с ними уху на костре, даже вызвался испечь хлеб – дед  же только к вечеру вернётся, а у них на всю компанию от силы три куска. Мужики нарадоваться не могли такому помощнику. И поэтому никто из них не насторожился, когда ближе к полудню парнишка собрался накосить свежей травы для дедовой лошади. От предложенной помощи он отказался, инспекторы понаблюдали за ладной работой Толика минут пятнадцать и дружно закемарили в тени навеса.
      
           Толик нарочно шумно поставил литовку на место, уронил деревянные грабли так, чтоб они грохнули об пустое ведро – никто не проснулся. Мальчик сгреб свежескошенную траву в кучу, не торопясь перетаскал её в конское стойло, налил в колоду свежей воды. Все спят. Толик зашёл в дом, быстро покидал в рюкзак буханку свежего хлеба, пару банок тушёнки,  трехлитровую бутылку кваса, коробок охотничьих спичек, дедов нож, камеру и налобный фонарик. Во дворе ещё раз оглянулся на спящих, извинился шёпотом. Быстро, словно боясь передумать отодвинул нижнее расшатанное бревно сруба, осторожно спустил на верёвке свой рюкзак вниз, привязал эту верёвку к забору, замаскировал её в дерне и сам начал спускаться в таинственную манящую глубину, кое-как задвинув выход своего лаза.  Внутри колодца было сумрачно и душно. Сруб долгое время бывший под водой теперь растекался местами от сухости, следы засохшей плесени и тины придавали ему ещё более таинственный вид. Чем глубже спускался Толик, тем сумрачнее становилось. Дно чавкнуло под ногами протухшим илом, хорошо ещё, что рюкзак с припасами чудом угодил в деревянное ведро, упавшее сюда видимо ещё в прошлом веке.  Мальчик вытащил камеру и фонарик.
               — Хай, всем кто меня сейчас смотрит. По техническим причинам пишу своё видео на допотопную, хоть уже и цифровую, мыльницу.  Так что сорри, качество может быть не лучшим. – Толик огляделся по сторонам, одновременно снимая зловещий антураж пересохшего колодца. – Я тут от скуки залез в старый колодец, просто мой реликтовый гоминид, то есть мамин дедушка, так упорно не хотел показывать, что тут на дне. И знаете я разочарован – здесь ни-че-го интересного, совсем. Разве что вот это ведро, – он поддел носком грязного кеда старое перекошенное ведро, – да ещё вонючая жижа, вы не чувствуете этот кошмарный запах, но  поверьте он есть, и он отбил у меня охоту исследовать старые трухлявые засохшие колодцы. Поэтому спешу распрощаться с вами и свалить из этого царства зловония и плесени.
               
               Толик выключил камеру, убрал её в рюкзак, закинул его на спину и собрался подниматься. Он крепко ухватился за верёвку и упёрся ногой в стенку сруба, стенка противно скрипнула. Паренёк поднял вторую ногу, но не успел и шага сделать, как толстые брёвна под ногами застонали и со скрежетом провалились, открывая потайную дверь.
               — Жескач! – мальчик спрыгнул с веревки и заглянул внутрь, за приоткрытой дверью фонарик выхватил длинный бревенчатый коридор, раскрашенный разводами плесени и тины, но сейчас сухой. – Вот тебе и ничего интересного !
            
              Паренёк снова вытащил камеру, с ней почему-то было не так жутко.
             — И снова это я, ваш любимый Анатоль! Дедушкин колодец оказался с сюрпризом! И я предлагаю вам, мои дорогие подписчики, посмотреть вместе со мной в какую Нарнию выведет нас эта кроличья нора. – С этими словами, он не то чтобы очень смело перешагнул порог загадочного прохода, пол которого оказался сухим, видимо потому что тоже был из бревен и к тому же немного выше дна колодца.
              Шаги ребенка отдавались глухим эхом в темноте подземного лабиринта.  Иногда фонарик выхватывал боковые отвороты, но Толик упорно шёл прямо, оставляя на стене след Харламовским ножом, камера предательски заморгала и выключилась –  села батарейка.
              — Ну и пусть! Зато руки свободнее! –  страх усилился, если бы не странная непреодолимая сила, заставляющая идти вперёд, Толик уже давно развернулся бы и побежал к выходу, всё равно никто не увидит. Но он не мог. Словно там впереди от него зависела чья-то жизнь.

                Ноги уже начали заплетаться от усталости, желудок свело от голода, а он  всё шёл и шёл по бесконечному коридору. Возле очередного бокового ответвления (одиннадцатого по счёту) мальчик снял рюкзак и сел на пол. Сил идти дальше не было. Он достал банку тушёнки, хлеб, квас и начал есть. Ел жадно, отламывая большие краюхи, доставая мясо из банки прямо ножом – всё равно забыл ложку прихватить. Но вдруг остановился. Убрал остатки снеди в рюкзак. Сделал три последних глотка кваса – в бутылке осталось чуть больше половины. Надо экономить хаватос, а особенно питьё –  неизвестно сколько ещё придётся идти. Хотел встать, но силы оставили. Голова расслабленно откинулась на стену, гудящие руки и ноги размякли, мелькнуло запоздалое понимание, что дед видимо с ума сходит от его выходки, но он всё поймёт, когда Толик вернётся... Если вернётся! 

                Эта  мысль словно электричеством пронзила засыпающий мозг. Толик проснулся и посмотрел на часы – пол четвёртого ночи, получается он проспал около трёх часов. Парнишка встал, подхватил рюкзак, поправил съехавший фонарик и пошёл дальше. Уже целый час никаких новых ответвлений, словно идёшь на одном месте. Наконец увидел развилку  – два равноценных коридора уходили в разные стороны под острым, примерно в тридцать градусов углом. Выбрал правый. Спустя ещё час пол пошёл под уклон, а потолок начал немного снижаться, уже приходилось идти наклоняя голову. Шея устала, непривычно ныла поясница. Мальчик решил немного передохнуть и перекусить. Еле заставил себя обойтись одним куском хлеба и остатками тушёнки, за это разрешил себе целых пять больших глотков кваса. Посидев около получаса, двинулся дальше. К семи часам дошёл до тупика в конце прохода.

                Ну, вот и конец пути, придётся возвращаться, хотя бы до развилки, похоже этот коридор тринадцатый. Паренёк пнул влажную стену, та немного подалась вперёд – снова дверь! От радости Толик даже взвизгнул и приналег на тяжёлую преграду. Медленно, со скрипом и стоном сдвигалась она с места. Ход деревянного створа стал легче, зазор увеличился и в него, весело журча, потекла вода, быстро заполняя тесный коридор.

               Вот только этого сейчас не хватало! Паренёк поглубже вдохнул и ещё сильнее налег на дверь, из последних сил расширил просвет, еле втиснулся в узкий проход, в висках застучало от нехватки воздуха, сжал губы, оттолкнулся от вязкого дна, ещё немного,  уже близко сиренево-розовое небо, всего несколько гребков и он спасён! Перед глазами поплыли багровые круги, только не дышать, только не дышать! Над головой увидел испуганное лицо старушки в белом платочке, бессознательно крикнул: "Помогите!". Но беззвучная мольба лишь выпустила последний глоток кислорода, а лёгкие быстро заполнила вода. Мир померк, остатками сознания Толик почувствовал как идёт ко дну.

                Дно почему-то оказалось сухим и твёрдым. Мальчик открыл глаза – темно. Вздохнул – лёгкие с шумом втянули и выпустили воздух, пахнущий сырым деревом и плесенью. Начал ощупывать себя, кровь огненным потоком разлилась по онемевшим конечностям. Живой. Просто кошмар приснился. Но какой реалистичный! Наконец нашарил в темноте свалившийся фонарик, нашёл кнопку включения – коридор осветился голубоватым светом.  Посмотрел на часы – полчетвертого ночи. Сделал большой глоток кваса, встал, подхватил рюкзак, неторопливо пошёл дальше. 

            Вспомнил отца. Не фотографию из альбома, не мамин или Валеркин рассказ о нём, а живого реального папку. Вспомнил немного колючую щёку, прижатую к его детской щечке. Тихий, убаюкивающий голос, ласковое похлопывание по спине, свои слёзы и больничный запах. Точно! Мать тогда была в командировке и  бате пришлось лечь в больницу с младшим сыном, а Валерку отправить к бабушке. Толику отчаянно захотелось, чтобы отец вернулся живым.

             Вдруг за спиной он услышал чьи-то осторожные шаги. Мальчик остановился, прислушался – преследователь тоже затих. Сделал пару быстрых перебежек, кто-то или что-то повторило его манёвр. Резко повернулся – коридор, на сколько хватает света фонарика, пуст. Осторожно попятился, потом крутнулся и побежал. К шагам за спиной прибавилось тяжёлое сиплое дыхание и зловещий шорох. Волосы на затылке зашевелились от леденящего ужаса. На бегу вытащил из бокового кармана рюкзака большой самодельный дедов нож.  Немного замедлил бег и выровнял дыхание. Нечто двигалось по-пятам, не догоняя, но и не отставая. Вот и развилка, машинально свернул налево. Его преследователь выбрал правый проход. Толик начал успокаиваться, к тому же пол под ногами стал ощутимо подниматься – значит есть шанс, что даже если тот другой откроет створ колодца, этот коридор не затопит. 

             Паренёк присел отдохнуть, отломил немного хлеба, доел тушёнку, сделал три больших глотка кваса. Посмотрел на часы – шесть тридцать. Надо идти. Если и здесь тупик придётся возвращаться. Тяжело вздохнул. Не поверил себе. Вдохнул поглубже. Точно – к уже ставшим привычными запахам прелого дерева, тины и плесени примешивается запах раннего утра:  травный аромат росы с лёгкими нотками дыма и свежего хлеба… так пахнет на заре у деда на заимке. Толик ускорил шаги. Лица коснулся прохладный сквознячок. Фонарик несколько раз моргнул и погас. Но это уже не страшно – там в конце коридора видна узкая полоска серого утреннего света, пробивающаяся в щель неплотно закрытой колодезной двери. Ноги сами перешли на бег, скорее, скорее. С разлету втаранился в шаткое деревянное полотно – резко выпустившее его в пустоту сухого колодца.  Это не их колодец! Нет грязи под ногами, только сухая растрескавшаяся земля, и в стенки сруба вбиты ржавые кованые скобы, посмотрел ещё выше, и навеса нет.

             — Кто там? – над колодцем появилось добродушное стариковское лицо.
            — Я – Толик.
            — Какой такой Толик?– подслеповато прищурился незнакомый дед.
            — Харламовский правнук, с лесной заимки.
            — Ааа. Так это ты есть лесниковский потеряшка? Днесь участковый звонил, ориентировку оставил. Ну, вылезай. Рассказывай как – оказался в нашем колодце?
                — По туннелю пришёл, из нашего колодца.
                — Так значит россказни стариков про кержацкие ходы между колодцами времён красных репрессий не сказки?
                — Не знаю чьи они там, но ходы точно есть, от основного хода одиннадцать ответвлений, а потом раздвоение, к вам левый поворот, примерно в полутора часах ходьбы отсюда.– Карабкаясь по скобам ответил Толик. – Я теперь хочу их историю разузнать, а чё ништяковый такой видос по краеведению получится.
                — Голодный поди, внук Харламовский?
                — Да, нет.
                — И что же ты ел в подземельях?
                — Вот хлеб, сам пёк вчера, и тушёнку. Угощайтесь. И деду бы как-то сообщить, что я жив, чтоб он мамку зря не кипишнул.
                — А вот сам и сообщишь через пару минут – вон он едет, – старик показал на спешащую в туче пыли лошадку заряженную в ходок, – я Харламовскую дугу красную с тремя бубенцами завсегда от других отличу.
                — Ох, и влетит же мне! – счастливо улыбнулся Толик.
             
                Все оставшиеся каникулы Толик, во главе нескольких местных школьных краеведческих кружков изучал историю колодезных ходов, составляли схемы их расположения. В пяти из одиннадцати боковых отворотов просели перекрытия, два из них оказались почти полностью засыпаны осевшим грунтом, видимо вместо лиственницы недобросовестные работники использовали менее прочные породы дерева. Тринадцатый коридор был частично затоплен. Выяснилось – что они не совсем кержацкие, а построены были ещё до революции, поселившимся на Прелом озере инженером-отшельником. Позже этот инженер куда-то пропал, а его жилище на малом островке облюбовал старик-фанатик, идолопоклонник. Ещё и до сих пор можно найти на пути к заболоченному озеру полусгнившие деревянные идолы его кровавого божества, требовавшего себе кровавых жертв.

               Кое-как нашли юные краеведы, под присмотром помолодевшего Харлама, дорогу к этому обросшему недобрыми легендами хутору. Посмотреть на остатки логова людоеда вызвались Валерка, дядя Саша и  даже местный участковый со своей племянницей, будущим экспертом-криминалистом ( девушке осталось доучиться последний курс).
 
                Первым, что увидели искатели был покосившийся, просевший одним боком большой добротный, хоть и потемневший от времени амбар на берегу. Первым внутрь вошёл Харлам, за ним, снимая всё на камеру, Толик.
                — Да это же водозаборный механизм! – восторженно закричал Валерка, распугивая притаившихся под  потолком летучих мышей. Он, едва ли не оттолкнул деда, разглядывая чудо инженерной мысли прошлого века. – Гениально! Механизм до смешного простой, нет я не спорю – прорыть и укрепить деревом десятки километров подземных ходов-каналов, но тут простейшая система шлюзов; повернул рычаг и за несколько часов все колодцы в округе наполнились чистой озёрной водой. Осушить их так быстро конечно не получалось, но перекрой воду и за пару дней уровень её упадёт настолько, что по каналам можно будет пройти.
                — Если бы хотя бы раз спустился туда, ты бы видел, что совсем полными они никогда и не были, разводы тины только в к середине тринадцатого туннеля поднимаются до потолка, а так максимально на уровне груди, – назидательно сказал Толик.
                — А хотите знать почему вся эта конструкция развалилась? Что и привело к затоплению здешнего канала?
                — Почему? – хором выдохнули ребята.
                — А потому, что балки основания, – Валера с видом знатока указал длинным прутиком на торчащие из воды подгнившие обломки бревна, – сделаны не из лиственницы, как весь сарай и видимые детали шлюза, и даже не из сосны, как пол, а из осины!
                — Получается ушлые кержаки объегорили инженера-благодетеля, за свой  счёт, строившего для них водопровод. – усмехнулся участковый.
                — Извечная болезнь наемных работников – урвать для себя кусок. – Дядя Саша зло сплюнул под ноги, – я в молодости на стройке пытался работать, не смог, совесть не позволила. Так там прораб фундамент для пятиэтажки чуть не вполовину меньше проектного залил, а разницу себе в карман.

                На островке среди разросшихся и одичавших яблонь гостеприимно распахнула ворота старинная крепкая изба, вот только двор зарос бурьяном, да стёкол в окнах почти не осталось. С трудом пробрались сквозь заросли. В тёмных сенях пугливым шёпотом пересказывали  услышанные за месяц страшилки о последнем обитателе этого дома. В сумрачной комнате встретило их многолетнее запустение: раскорячилась посреди горницы большая полу обвалившаяся русская печь, провисли и расцвели плесенью широкие полати, подкосились ножки большого дубового стола, везде едва ли не вековой слой пыли и паутины.
    
                Пока весь отряд осторожно осматривал горницу, с сохранившимися остатками быта, Алена, племянница участкового прошла в светлицу и закричала. Окна этой комнаты выходили на юг и полуденные лучи солнца, как софитом высвечивали накрытое махровой от пыли холстиной тело, лежащее на широкой лавке под тёмными от времени образами.
                — Чего орёшь, дурная? – участковый приобнял девушку.
               — Т-т-там труп.
               — Эх, ты, а ещё криминалист!
               — Я скорее от неожиданности, чем от страха, – взяв себя в руки Алёна подошла к лавке, осторожно отвернула край ветхой холстины, открывая скелет старика, убившего себя трехгранным  кинжалом со странными знаками на рукояти. – Судя по положению рук, этот человек медленно вдавливал орудие самоубийства в свою грудь. – Серьёзно глядя в камеру, сделала она заключение.
                — Это видимо идолопоклонник. – прошептала одна из кружковских девчонок.
                — Н-да, добавили вы мне работёнки со своей находкой.  – участковый досадливо сжал губы, – а протоколы и отчёты начальству кто за меня писать будет?
                — Я напишу, мне же надо тренироваться, – Алёна достала из своего рюкзака большой блокнот, который утром машинально положила вместе сухпайком, хотела сделать несколько пейзажных зарисовок; присела на корточки и начала писать черновик протокола осмотра места происшествия. – Я думаю подписей совершеннолетних свидетелей будет достаточно?
                —  Достаточно. – дядя заглянул через её плечо, – Харлам Данилыч, Саня, заедете ко мне в участок завтра и подпишите, не на этой же филькиной грамоте автографы оставлять.
                — Можно и здесь тоже, для порядка.

                Больше часа ушло на обследование дома, Пётр Дмитриевич даже успел сообщить районному начальству, там обещали выслать машину с действующим экспертом и машину, чтоб забрать неопознанный скелет на экспертизу, не забыли и похвалить инициаторов затеи и грамотную работы будущей коллеги.

                В ожидании, обещанной экспертной помощи подростки разбрелись по участку, кто в надежде найти ещё что-нибудь интересное, кто просто бесцельно убивая время, о том чтобы перекусить после страшной находки речь не заводили. Вдруг из-за дома, из густых зарослей малины раздался почти восторженный крик Толика:
                — Эй, народ! Тут ещё один колодец! И похоже он не затоплен. –
Потом затих, послышался стук деревянной крышки и удивлённый свист. – Тут похоже клад, там в низу куча мешков.
               — Знаешь, друг, – дядя Саша мягко отстранил мальчишку от сруба, – давай я сам проверю, мало ли что хранил здесь этот. – Он мотнул головой в сторону дома.
               Рыбинспектор  начал осторожно спускаться в колодец, благо скобы крепко держались в его стенах. Уперевшись ногами в противоположные стены, он аккуратно взял верхний мешок из просмоленной холстины:
                — Лёгкий какой! И гремит, – положил находку на спущенную на верёвке штормовку деда. – осторожнее поднимайте, боюсь там тоже невесёлый подарочек.
                Всего в колодце оказалось тринадцать таких мешков, в каждом мешке – скелет ребёнка в позе эмбриона, каждому из детей от пяти до восьми лет, у каждого в основании черепа отверстие пробитое трёхгранным кинжалом.
                Уже собираясь выбираться Александр неловким движением ноги сбил деревянную подпорку и колодезная дверь со стуком открылась под напором воды, вынесшей ещё один труп, страшная догадка заставила мужчину чертыхнуться.
                — Что там у тебя?
                — Утопленник, Митрич, – мужчина посветил на распухшую руку покойника, сжимавшую что-то на груди. – На часах 8-24, 28 июля 2012 года.
                — Дядь Саш, а там у него нет такого же медальона, – прошептал Толик, протягивая вниз правую руку, на которой вместо браслета висела половинка серебряного сердечка на длинной цепочке, несколько раз обхватывающей тонкое запястье.
                — Сейчас, – дрожащие пальцы уже открывали потемневший медальон вырванный из руки трупа. Фото испортилось от попавшей  внутрь воды, но всё равно узнал, – Настька…
                — Нееет! – крик Толика перешёл в горькое рыдание, Валерка крепко обнял худые плечи брата и судорожно выдохнул в его макушку.

                Апрель 2022 г.