Тетрадь для сочинений по муз. литературе

И такая  тоже имелась. Но ее надо стесняться теперь и всегда. Я и в  ней успела написать несколько своих детских соображений про разных великих композиторов. Началась она с Баха, конечно. Он же все-таки был самым великим из всех.
Там почти сразу пассаж. Он (Бах) за какое-то свое  сочинение получил столько... Что на эти деньги вполне можно было купить даже... Моторную лодку. Возникает у взрослых вполне резонный вопрос. Зачем Баху нужна была эта лодка? Да еще и моторная, хоть в его времена еще и моторов не успели  придумать совсем. Так ведь даже и не исправила я это совсем.

А учительница этого предмета. которую я до какого-то класса почти боготворила, даже после пения с ней на уроке вторым голосом партии Ольги в известном дуэте, после своей постыдной "четверки" за неверный ответ места рождения Данте. Она весь этот ужас послушно читала, когда приходила домой. Хоть потом она все же не только нашла себе мужа, но и давно уже уехала жить в США, но все же она вынуждена была читать и мои откровения про композиторов  тоже. И опять же ставить отметки. Без них никакое искусство не может прожить. Унялась я, кажется, только на Андрее Петрове. У меня не было мнения о его балете "Сотворение мира", поскольку мне не довелось его увидать никогда. А в школе нам это и не задавали, поскольку в программу не входил этот самый Петров. Тем не менее эта позорная тетрадка мамой хранилась. Настолько...

Что наглости моей и настолько хватило.  Когда в январе  позвонил мне внезапно В. Слободкин с просьбой ему поиграть. Он  тогда со слезами признался, что сына у него больше  нет, как и жены этого сына тоже. Я же с этим сыном только в ноябре  и познакомилась на нашем концерте в Бостоне, в  университете. Там еще вышла история особая. Но сейчас не о ней, раз я пишу про тетрадку.

Так я срочно примчалась играть. Но вдруг мне уже там показалось разумным.  Что этим людям, собравшимся слушать прекрасное,  хоть и в моем исполнении. Намного важнее слова. И меня понесло, как Остапа. Я говорила слова. А когда уже и слов не хватило. Я этим людям стала тетрадку читать. А в ней! И про мотор, и про Генделя с Моцартом. Но потом я и сама поняла, что слов предельно достаточно. И уже можно играть. И ведь никто не ушел. Все смогли пережить. И меня, и мотор!

А та учительница нас не слишком любила, как внезапно мне стало известно. Больше сего ей в душу запал первый класс, где она вела руководство. И все остальные, где она позже тоже вела, в подметки не годились тому,  самому первому. У меня  она не вела руководство. У меня англичанка вела. Поэтому я и не знаю язык.