Дуры с прекрасной внешностью. Укус Мартышки

Когда происходят затыки с компьютером, что-то летит, что-то теряется и утрачивается, а ты не можешь восстановить и отладить – словно апокалипсис наступает, пока всё не починится. К тому же и безвозвратные потери. Вот и в эти дни был такой маленький компьютерный апокалипсис, я жаловался заскочившей на полчасика Марусе на сбои со связью. Мы сидели в её машине, и теперь уже она маниакально ждала продолжений. Ей мои историйки – как пища. Она похвалилась, что прочла рекомендованное мною, в том числе Мережковского «Было и будет». Великолепные очерки, с пафосом написанное, о Гёте, о Льве Толстом, о Байроне, Достоевском…
Я поведал Марусе о «пещерном национализме», термине, который стал звучать в правительственных СМИ - именно тогда, когда нужно спасать национальность «Русский» и поднимать тему национального самосознания русских. Но Кремль стал называть это «пещерным национализмом» - что показывает величину отпада от русского духа и игру в две дуды – на стороне тех и других догонских группировок.
Маруся не очень волнуется по поводу догонов, она вдруг сказала:
- Вот Байрона жалко, а тебя не жалко.
- А почему меня нужно жалеть?
- Вот именно, ты вне жалости. А твоя куралева наверное жалкое создание. У нее вроде внешность не дуры, хотя бывает же так, что внешность приятная, а носитель этой внешности дурак? Бывает?
- Наверное, бывает разное.
Я не хотел продолжать про «куралеву», хотя моя личная цель - в раскрытии (через ее зарисовки и наши с ней отношения) основ моей же идеальной мании. Я начал поить Марусю маленьким фрагментом из одной истории – как я приехал в приморский город и навещал подругу давнего моего приятеля. Буквально за день до приезда ее четырёхлетняя дочь была укушена мартышкой за щеку – очень сильно. Эта такая мартышка, с которой на улице фотают детей. Врачи обработали рану, но даже следы от зубов были видны. С ее мамой, красивой и плавной особой, зародился роман.
— Это был знак пред твоим появлением, - умно подытожила Маруся.
То был сталинский дом с огромными потолками, и квартира на двух жильцов. Недалеко от бухты с кораблями. Но во второй комнате хозяин не жил… Я приходил поздно вечером, навеселе, дочка спала, а мы на кухне общались и угощались не только разговорами, но и друг другом. Там была еще гигантская комната с чугунной ванной в конце помещения. Мы в ней купались. Я запомнил вкусные пельмени и вареники, самогонку и вино - которыми снабжала домовитая мама Ирины. И Ирина просто пичкала меня вкусной едой и слушала мои идеи с волнением. Она меня очень уважала, наверное, потому, что ее покойный муж, мой хороший приятель, когда-то много ей рассказывал обо мне.
Ирина была роскошна. Я как-то в застолье при ее брате назвал ее лучшей сексуальной женщиной города. На что брат начал ершиться, но она с улыбкой его осекла, сказав, что он дурак.
Ранняя осень, прохладно, она была в пальто, мы гуляли, и я старался идти иногда чуть поодаль, чтобы видеть ее движения, походку. Это было самым важным и главным в ней, мне больше в те моменты от нее и ничего не было нужно. То было самым важным и в природе – как она идёт! - и ни архитектура домов, ни корабли, ни дорогие машины, ни какие -то красоты пейзажей не могли сравниться с гармонией ее движений. Вот она приближается к высокому парапету, под которым обрыв, и далее вид на бухту. Я подхожу, приобнимаю ее, мы молчим – она знает, что насытила меня собою. И в этом моменте наступает пик моей мании, моего влечения к этой извечной природе красоты…
- Она тоже была дурой? https://vk.com/igor.galeev?w=wall116843062_14422