Счастливая женщина Глава 10

        Вскоре Таня закончила учебу в институте и получила диплом. На комиссии по распределению на работу в школы Башкирии Таня не выразила какого-то своего желания.

"Блата у меня нигде нет, а без него в городе не устроиться. Значит, поеду туда, куда пошлют".

Она так и сказала комиссии. Учитывая её хорошую учёбу и диплом с прекрасными отметками, а так же то, что у Тани маленький ребёнок, её не сослали в Тмутаракань.  Ей дали назначение на работу в посёлок, расположенный в сорока километрах от города.  Туда дважды в день ходил от города автобус.

Школа сняла для семьи учителя математики комнату в домике с печным отоплением. Клавдия Ефимовна, хозяйка дома, какое-то время жила с квартирантами. Орловы перевезли кое-что из мебели и купленную недавно швейную  ножную машинку, на которой Таня строчила для своей семьи всевозможные наряды. Она начала работать в школе, Вадим устроился на кирпичный завод, здесь же в посёлке. Маленькую Ленуську, которой только исполнилось год и семь месяцев взяли в ясли. На зиму Клавдия  Ефимовна уезжала к сыну в Салават, и Орловы оставались одни в доме.

      Был обычный выходной день. Муж ушёл на работу. На заводе был аврал, какой-то срочный заказ на большую партию кирпича. Обед Татьяна приготовила. Она вытерла пыль и развела поломытье. Чтобы доча не мешала и случайно не поскользнулась на сыром полу, Таня посадила её на стол вместе с ножками. Леночка положила ладошки на колени и вдохновенно распевала песни.

       – Кипучия, могучия, никем непобедимая,  – чётко отделяя слова, пела малышка, качая в такт головой, и вдруг, резко повысив голос, выкрикивала продолжение, – слана моя, Москва моя, ты самая любимая!

Она пока не выговаривала букву «Р» и почему-то считала, что слово «страна» главное в этой песне, и его она выделяла громче остальных.  Получалось смешно. Но девочка, не смущаясь, повторяла всё снова и снова.

Таня, улыбаясь, похваливала дочурку.

        – Молодец! Пой, пой, моя сладкая!

В двери постучали. На пороге появился молодой мужчина в заснеженных валенках. Поздоровался.

        – Дусяха дома? – спросил он.

        – Кто? – переспросила Таня.

        – Дуська, – повторил мужчина, как самый обычный вопрос, – а тётя Кланя где?

        – Клавдия Ефимовна? – уточнила Татьяна

        – Ну, да, – откликнулся мужик, – они с сыном Андреем приехали. Так, не пришли что ль ищо?

Таня отрицательно покачала головой.

"А! Так  это он Андрея Дусяхой называл. Смешно как! Чисто по- деревенски. А что это они приехали?" – подумала Таня.
 
И тут мимо окон побежали люди с истошными криками.

        –  Что случилось? – заволновалась Татьяна.

        – Счас узнаю! –  крикнул ей в ответ мужчина и метнулся на улицу к калитке.

 Через полминуты он вернулся.

        – На заводе несчастный случай! Ноги кому-то отхватило! – выкрикнул он, и умчался.
 
Татьяна заметалась по комнате.

"Только бы с Вадимом ничего не случилось. Как теперь узнать, к кому беда пришла? Всех жалко. Что делать?"

Она торопясь одевала дочку и сама одевалась. Но вскоре заскрипел во дворе снег и на пороге появился Вадим.

        – Гулять собираетесь? – спросил он, – А у нас на работе несчастный случай произошёл. Женщине одной обе ступни, как бритвой, срезало. Увезли в Уфу, в больницу.

        – Да как же это? Вот горе-то в семье…– расстроилась Татьяна.

Она уже начала раздевать Ленуську, а сердце продолжало колотиться от  нежданных  переживаний.

        – Позже пойдём. Сейчас Клавдия Ефимовна с сыном придут, приехали они, – сказала она Вадиму.

        – Я их встретил по дороге. Они только к вечеру придут, может быть. К сестре на день рожденья тётя Клава приехала. А покушать у нас что-нибудь есть? – уже с обычной своей улыбкой спросил он.

       …Прожили они в посёлке всего два года.  И тут в местную больницу приехал  долгожданный врач.  Его жене, тоже математичке, понадобилось место в школе, а свободного просто не было. Директор школы умоляла Таню поискать себе работу в городе, кивая на безвыходность ситуации.
 
"Я «молодой специалист», меня не имеют права увольнять, по закону. Но если я останусь, откажусь от увольнения, врачу придётся покинуть посёлок. А его так ждали! Но даже не это главное… От стыда бы сбежала. Вадим опять куролесит. Изменяет мне. Наверное, уже многие об этом знают".
 
Об очередной измене Вадима она узнала от Клавдии Ефимовны, когда та неожиданно как-то нагрянула к ним.

        – Вот что, девка. Пока ты на работе, муженёк твой в вашей постели с другой кувыркается. Есть у нас тут шалава одна. Пол посёлка перебрала мужиков-то. Сейчас с ним вместе работает и спит заодно. Он на работу часто просыпает. Вот она и повадилась, как будто будить его. А сама в тёплую постель сразу нырк!  А мужикам чё? Им только того и надо. Только я б*****во в моём доме разводить не позволю. Соседи уж несколько раз мне говорили, да не верила я, пока сама их сегодня не застукала.
 
      Таня уже не смотрела на Клавдию Ефимовну. Ей было стыдно перед ней и больно слышать такое о муже. Слёзы горошинами катились по щекам и капали на пол.

        – Ты, вот что, – продолжала Клавдия Ефимовна, – ты поговори с ним, а если не изменится ничего, другую квартиру ищите.

Таня еле дождалась вечера, и когда Вадим пришёл с работы, она с порога стала кричать на него, обвиняя в подлости. Вадим стал вдруг злым и насмешливо глядел на Татьяну, которая не могла остановиться. Ругаться она не умела и слов плохих не знала, в её семье не в ходу были оскорбления и матерщина. Но видно сгоряча что-то сказала такого рода, за что моментально получила хороший удар в лицо. Таня упала, ударившись головой об пол.
 На другой день ей пришлось взять больничный, на лице красовались огромные синяки. Вадим ушёл на работу, а Таня уехала с дочкой к маме. Это был первый день, в который их «семейная лодка» сразу дала не просто  трещину, а конкретно течь.

"Были уже его измены, я же чувствовала. Сколько раз он на ночь домой не приходил? Правда, отрицал всё категорически. Но «шила в мешке не утаишь». Знала я, что изменяет, и самое гадкое – беспорядочно. Силы мужской ему природа отвесила столько, что на четверых хватило бы. Вот и носится по бабам, боится, чтобы зря не пропала. Почему же я раньше не ушла? А куда? Кто меня ждёт? Сама училась ещё, ребёнок маленький. Мама собой занята, я теперь лишняя, не до меня ей. И он не отстаёт, каждый раз к себе возвращает всеми правдами и неправдами. Что же теперь делать? – раздумывала она, сидя с дочкой в автобусе, который вёз их в город,– Совсем не так представляла я себе семейную жизнь…"
 
Мама встретила их без особой радости, но хорошо хоть не прогнала сразу же. Таня рассказала об их ссоре с Вадимом.

        – Мам, что делать? Не хочу я с ним жить, – сказала она матери.

 Она ждала сочувствия, ласки или жалости со стороны матери, но ничего такого не услышала.

        – Как поссорились, так и помиритесь, – только сказала она.

"Обижается должно быть, что не послушала я её, вышла замуж за него. Вот и хлебаю теперь полной ложкой, – думала Татьяна, – вот и дома я уже не нужна. Никто мне не рад, никому меня не жалко".

      С мамой у Татьяны никогда не складывались доверительные отношения. Подруги мамы ей не нравились. Они были женщины одинокие, со своими странными взглядами на жизнь и они почему-то плохо отзывались о папе. Папа Тани был спокойный, тихий человек. Любил свою семью. Никогда не скандалил, не обижал детей, в доме за всю свою жизнь Таня не слышала ни одного слова, какой бы то не было, ругани. Его уважали на работе и тепло относились к нему друзья семьи, все так же люди семейные. За что же было его хулить?  Татьяна  считала, что эти подруги сбивают маму с толку.
Она очень любила своих родителей за заботу и доброту. Детей в их семье никогда не унижали, не кричали на них и не били.  Кормили, одевали,  как умели. Всё, как в большинстве советских семей.
Таня всегда очень нравилось читать, и мама её тоже любила читать, и  иногда мама советовала своей одиннадцатилетней дочери почитать некоторые книги. Таня была ей за это очень благодарна. Но при этом она никогда не беседовала с дочерью на житейские темы, не интересовалась её взглядами и интересами, ничего не рассказывала о себе и не давала никаких советов.
Уже будучи замужем, как-то раз Татьяна вернулась из института пораньше.  Маленькая Ленуська занималась своими игрушками, а мама с подругой сидели на диване и читали… Танин дневник! Таня всегда вела дневники. В них, в основном, она записывала свои рассуждения и замечания. Были в них и истории её неудавшихся любовных приключений с Олегом, с Димой и рассуждения по этому поводу. И вот их-то сейчас читала и осмеивала мамина подруга, эта противная Ирина Максимовна! Татьяна в ярости выхватила дневник из её рук.

         – Вам кто-то разрешал читать это? Вы у меня об этом спрашивали? – возмущённо выкрикнула она, прямо в нагло ухмыляющуюся рожу маминой подруги.

Сильно она обиделась тогда на маму.

"Как же она могла? – думала Таня о маме, – Ладно бы рассказала что-то. Но вместе читать? Ведь я же писала это для себя. А уж, конечно, не для её подруг".

Дневник тогда она уничтожила.
Обида долго терзала ей душу и с того дня у неё никогда не возникало желания делиться с мамой сокровенным. А мама не проявляла интереса к душевным тайнам дочери.
Вот и сейчас она осталась одна со своими горькими мыслями. У мамы не нашлось для неё и пары ласковых слов, в которых она очень нуждалась.

Через день приехал Вадим и забрал жену и дочь домой.
      И вот теперь, когда ей предложили  уволиться, она была даже рада этому.
Таня согласилась уехать в город. Больше всего ей было жаль расставаться со своими учениками. Таня всегда любила детей и легко находила с ними взаимопонимание.
Сейчас она, молча, паковала вещи, собираясь опять переезжать в город. Ей не хотелось никуда и, особенно, к свекрови. Вообще, не хотелось жить. Но взглянув на маленькую дочку, чернота в душе таяла.

 "Как же она без меня? Терпи, если нет мозгов", – с досадой на себя думала Татьяна.

 Однако великое переселение семьи Орловых продолжилось. Таня стала искать работу, которой в городе не было. Пришлось поехать в другой город.  Работа там нашлась, но не было жилья. Таня устроилась на квартире у женщины, муж которой сильно пил. Не было дня, когда бы она увидела его трезвым. В семье было двое детей. Все, включая, и алкаша-мужа были очень тихими по характеру. Денег у них всегда было в обрез, так как муж со способностями поисковой собаки обнаруживал все «заначки» жены и всё пропивал. Оказывается, они давно были в разводе, да вот уйти ему было некуда, так они и жили в трёхкомнатной квартире, одну из комнат которой, самую маленькую, теперь уступили Тане с условием, что она не привезёт сюда свою семью.
Таня надеялась найти в ближайшее время другое жильё. Но прошла уже первая четверть учебного года, Вадим жил с дочкой у свекрови.  Таня далеко от них в другом городе, а жильё всё не находилось. Каждые выходные или Таня ездила к ним, или муж с доченькой приезжали к ней.  Снимали номер в гостинице на два дня. Скоро Татьяна поняла, что снова забеременела.

"Аборт сделать? А чем ребёнок виноват, что ему такая непутёвая мать досталась по судьбе? Нет, убить не смогу.  Он же уже живёт во мне! И я чувствую, что это мальчик. Беременность совсем по-другому протекает. Живи, малыш, ты мне очень нужен", – решила она.
 
Муж, узнав о  Танином положении, даже обрадовался.
Таня отчаянно скучала по Ленуське. Вконец измучившись,  она уволилась и вернулась к своей семье. Жить опять пришлось со свекровью, к её большому нежеланию, только теперь у той не было столько времени, чтобы изводить Таню.
 Очень сильно заболел свёкор, у него обнаружили рак. Ему только исполнилось пятьдесят два года. Болезнь прогрессировала, он постепенно угасал.
        Татьяна ухаживала за больным свёкром, жалея его. Ведь, по сути, он, когда был ещё здоровым, единственный в этой семье  относился хорошо к снохе. Он старался по своему защитить её от нападок жены и старшей дочери, но справиться с ними ему было нелегко.

Иван Ильич в молодости был завидным красавцем. Светлоглазый с пышной, светлой, вьющейся шевелюрой, добряк, балагур с мягким характером. Как удалось Вере Петровне, не блещущей ни добротой, ни красотой, девушке зацепить такого видного парня, как Иван, для всех осталось загадкой. Разговоры об этом в родне велись разные. Сама Вера Петровна была выше среднего роста, обладала крепкой статной фигурой с широкими бёдрами и стройными ногами.  Волосы её тёмного цвета, она собирала на затылке в небольшой пучок. Узкие, слегка раскосые, карие глаза  подпёрты были высокими скулами.  Очень крупный «бульбочкой» нос и такие же крупные растянутые в полоску губы дополняли портрет, одним словом  далеко не красавица.
Вера Петровна рано лишилась своей мамы, после смерти которой, её отец вскоре снова женился. У Веры была ещё старшая сестра, Нюра, и от второго брака в семье отца появились две девочки. И стало их четыре сестрёнки. Воспоминания о детстве Веры Петровны сводились к одному:
– Нам все завидовали.

Отец её возглавлял колхоз. И даже во время войны недостатка в продуктах не было.  Погреб всегда был полон картошки и сладкого буряка. Держали корову, значит, было молоко и хлеба хватало. О мачехе она плохо не отзывалась, видимо та разделения между детьми не делала. Но и хорошо о своей «мамаке» не говорила. После окончания семи классов сельской школы из деревни Вера уехала в город, обучилась на продавца и ко времени знакомства с Иваном, работала в магазине и жила в общежитии горпромторга. Вскоре после знакомства молодых людей (как уж это случилось?) они поженились. Свекровь описывала свою свадьбу, не преминув сообщить, как им все завидовали. Ещё бы! Ведь у невесты, было ярко-розовое  сатиновое платье, сшитое соседкой по этому поводу. А у Веры к тому же имелись новые, обалденно блестящие, калоши с новыми же шерстяными носками. Как говорила сама Вера Петровна:

        – Такой роскошь!

Да, в послевоенные годы это были необычайно роскошные предметы одежды.
Молодые со временем отстроили домик, прямо напротив, разрастающихся заводов, в месте называемом тогда «Бугоровкой». Дом оказался на горке, под которой протекал большой, горячий ручей из технических вод с заводов. В этом доме родились все их дети и подрастали до той поры, пока дом не пошёл под снос, и большой семье дали  четырёхкомнатную квартиру - хрущёвку в новостройке. Когда жили на «Бугоровке», достаток семьи был побольше, так как держали и кур, и уток, трёх-четырёх поросят, брали на хранение шифер за небольшую плату. Да был ещё  огород рядом с домом. Все овощи свои, прямо с грядки. Часть урожая, особенно ягоды из своего сада продавали. Иногда кое-что удавалось продать из магазина, так называемый «дефицит», правда это было подсудным делом и называлось тогда «спекуляцией».
Вера Петровна любила наряжаться. Одевалась хорошо и не дёшево, благо весь дефицит был в ее руках. На голове носила разнообразные платочки из капрона и шифона, кокетливо повязывая их узелочком на самом острие подбородка. Вся одежда и обувь её были красивыми и качественными, и зачастую, импортными.  Для приобретения их с уценкой у неё были отработанные способы. Нрав  у Веры Петровны был недобрый, если не сказать, злой. Казалось, в мире не было человека приятного её сердцу, ко всем относилась презрительно и высокомерно.
Своих детей постоянно стравливала, почему-то пытаясь посеять между ними зависть и вражду, что уж говорить о чужих для неё людях? Однако она была чистоплотна, хорошо готовила, в её четырёхкомнатной квартире и на садовом участке царил почти идеальный порядок. Вера Петровна поражала своей изобретательностью в обеспечении благополучия и богатства в своей семье, иногда создавая только видимость этого.
Она с упоением рассказывала, как готовилась к переезду в новую квартиру перед сносом их домика. Чтобы все подумали, что у них много дорогих ковров, она скатала старую одежду в валики, обернула их простынями и обшила так, как будто, там и впрямь ковры были. Таня слушала и удивлялась:

        – Стоило так трудиться только для того, чтобы вызвать зависть соседей?

Отец Вадима, напротив, был простым и добрым, старался помочь соседям во всевозможных мужских делах: перенести что-нибудь, починить велосипед или насос, построить на садовом участке какой-нибудь сарайчик и тому подобное. Как правило, они благодарили его «жидким эквивалентом»  денег. Выпить он любил. Приняв свою дозу спиртного, обычно отсыпался. А потом переделывал всю домашнюю работу: готовил обед, намывал всю посуду, даже шил из уценённых цигейковых шапок-пирожков, вышедших из моды, тёплые безрукавки. Их он успешно сбывал на базаре за неплохую цену. В семье Орловых и дети разделились по обличию и по характеру. Двое Вадим и Люда были в отца и лицом и характером, и двое Олеся и Саня – в мать.
Старшая сестра Веры Петровны имела такой же, злющий характер, так же стравливала друг с другом своих детей, тоже никого не любила. Почему эти две девочки выросли такими, было непонятно, их младшие сестрёнки обладали намного более добрым нравом.
Иван Ильич, проболев чуть больше полугода, тихо угас. Он умер перед крещением.  Таня очень плакала, понимая, что осталась в этой семье без последней защиты.  Изобретательная свекровь даже во время похорон устроила шоу. Только что приезжала «скорая», к якобы обессилевшей от горя женщине, но тут приехал приглашённый фотограф, которому она, тот час же, стала отдавать распоряжения:

        – Встань на табуретку, – командовала Вера Петровна, – так будет лучше видно.

Она деловито рассадила вокруг гроба родственников. Затем поставила свой табурет в изголовье, сложила руки на гробе, склонила на них свою голову, приняв позу глубоко скорбящей, убитой горем вдовы.  Подняла её через секунду и, обращаясь к фотографу, сказала:

        – Снимай! 

"Даже сейчас не может без "театра", – подумала Таня, в очередной раз, удивляясь способностям свекрови.

Модно тогда было делать снимки на похоронах и раздавать их родственникам.

"Нелепая традиция. Кому нужны эти фотографии? Что в них привлекательного? Разве только посмотреть на «убитую горем вдову»…

Таню на кладбище не взяли. На улице стоял жуткий мороз.

Продолжение... - http://proza.ru/2022/05/15/987