Мира, где мы 3. Мира в квартире

Мира впорхнула в коридор, да так легко, что Фред почувствовал ее хозяйкой этого дома. Он осторожно шагнул на порог следом за ней.
 
— Ой, а покажи тут все-все! — восхищенно попросила девушка, оглядывая прихожую.
 
— Идемте.
 
И вот Мира увидела, как живет ее новый знакомый.
 
Таких квартир сотни, тысячи. Даже мебель там неразличима, даже обувь в прихожей одного цвета. Картины, купленные когда-то и как-то, висят в спальне, и даже хозяева не могут порой сказать, собственно, когда и как на стене появилось это — ветвистое дерево, или цветастая птица, или кошка с внимательными глазами.
 
В этом доме царил порядок. Все книги, какие только были в доме, умещались в маленьком шкафчике по алфавиту, и никакая не лежала раскрытая. Не было ни шерсти — собачьей ли, кошачьей — ни перьев. Не нашла Мира и следов краски. Самый внимательный глаз не смог бы увидеть ни пылинки. Черный экран телевизора сверкал.
 
— И это ты так живешь? — почему-то сочувственно спросила Мира.
 
— Да. Все так живут, — ответил Фред.
 
На балкон Фред решил пока не ходить и пообещал, что покажет все позже. На самом деле он волновался, что там не очень чисто.
 
Они опять вошли в спальню и сели на кровать, но тут Мира вскочила.
 
— А это ты, да?
 
Сразу никто не сказал бы, сколько лет человеку на фотографии: лицо у него было слишком серьезное, какое бывает иногда у подростков; но что-то детское еще осталось в этом взгляде.
 
Мальчика словно слепили из нескольких человек. Слишком длинные руки, почти женские глаза, неровно обрезанные волосы до плеч, тонкая шея.
 
— Да. Это я в тринадцать лет, — сухо сказал Фред. Он не любил вспоминать свое детство: то ли стыдился, то ли считал это несерьезным, то ли еще что.
 
— Как думаешь, а у меня такая же будет? Представляешь, придет к нам кто-нибудь, а тут наши фотографии рядом… А еще, если кто-нибудь из нас останется один, он будет смотреть сюда и вспоминать. Вот как ты смотришь и вспоминаешь себя. Ты же вспоминаешь?
 
Фред, честно говоря, никогда не думал, зачем он поставил сюда эту фотографию.
 
— Редко. Мне она не нравится, — и это была чистая правда.
 
— Так убери ее тогда! — пожала плечами девушка. — Всего-то! – хотя она сама не понимала, зачем ставить на шкаф то, что не нравится.
 
— Нельзя.
 
Почему нельзя? Потому что тогда, в детстве, на каждой полке стояло по чьей-нибудь фотографии? Или потому, что их просто принято ставить на шкаф?.. А впрочем, зачем об этом думать! Нужно — и все тут.
 
— Глупость какая! Давай лучше сфотографируемся и поставим нас! А это уберем, вот. И вообще, оно же посерело уже…
 
— Давайте завтра, хорошо? — у Фреда не было сил.
 
— Ладно, — вздохнула Мира. — Прямо с утра!
 
— Я приду домой только в шесть. Извините.
 
Девушка сразу засыпала нового знакомого вопросами. Куда он идет, и зачем, и можно ли ей пойти тоже — Фред едва успевал отвечать.
 
И все больше юноша думал, что на день может остаться дома. Он боялся оставить Миру одну: кто знает, что она учудит? И на работу с собой он ее, конечно, тоже взять не мог.
 
— Ладно, — решил наконец он. — Завтра не иду. Ничего, что вы будете спать на полу?
 
— Можно! — махнула рукой Мира. — Только мы что, будем спать сейчас?
 
Фред посмотрел на часы: было восемь часов двадцать девять минут.
 
— Можем посмотреть телевизор, — предложил юноша.
 
— Давай! Никогда не смотрела телевизор!
 
Фред включил первое попавшееся и ушел ставить чайник; когда он вернулся, на экране выплясывала какая-то накрашенная девушка. Однако она уже заканчивала, а после нее на сверкающую сцену вышел пожилой мужчина в костюме и начал поздравлять всех с замечательными весенними днями.
 
«Такой серьезный человек, а говорит о таких глупостях! — подумал Фред с неодобрением.
 
— Какой веселый! Как думаешь, могли бы мы с ним познакомиться? — спросила Мира.
 
Ведущий уже ушел, уступив место танцовщицам в длинных красных платьях. Они пустились в хоровод и то приседали, то кружились.
 
Фред не видел ничего необычного; у Миры горели глаза.
 
Чайник засвистел; юноша принес кружки себе и Мире.
 
Время подошло к девяти, и сцена исчезла. Начались новости. Юноша стал смотреть внимательнее, но его гостья сказала, жуя конфету:
 
— Слушай, выключи эту глупость!
 
— Почему вы так выразились? Это ведь то, что происходит сейчас! Это наша жизнь!
 
— По-моему, танцы лучше, — пожала плечами девушка. — Но, знаешь, если для тебя это важно, то давай посмотрим!
 
И не глядела больше на экран. Ее совершенно не волновало, где там — как все время повторяли в телевизоре — военные конфликты и какой закон хотят принять.
 
— Тебе это правда интересно? — только и спросила Мира.
 
Фред кивнул, и она замолчала.
 
Закончились новости, да и чай был допит. Начался один из тех сериалов, которые идут друг за другом и настолько неразличимы, что кажутся одной бесконечной несвязной историей. Ее герои то встречались, то расходились, то спасали, то убивали, то женились, то предавали. Где конец? Где начало? Лица менялись, да и то не всегда; а так все было одинаково: и дома, и музыка, и слова.
 
Обычно Фред спокойно смотрел такое — не сказать, чтобы ему очень нравилось, просто он не знал, что еще смотреть — но тут ему почему-то стало неловко.
 
На экране два мужчины допрашивали женщину на улице, а та уверяла, что не знает Александра. Кто мог сказать, кем был этот Александр, и зачем спрашивали мужчины, и почему именно эта женщина?
 
Что было дальше, осталось неизвестным: Фред выключил телевизор. 
 
— Хотите спать? — он не знал, что еще предложить.
 
— Ну давай!
 
Фред проводил гостью в ванную; она вышла минут через двадцать, одетая в слишком длинный для нее халат.
 
Юноша долго извинялся, что Мире придется спать на полу, очень смущался, однако кровать не уступил. Впрочем, девушка и не возражала.
 
Скоро гостья заснула. Фред почти не слышал ее дыхания, и в темноте легко было представить, что никого нет.
 
Однако уснуть юноша не смог: все думал о Мире. Кто она? Откуда? Что с ней делать?
 
В конце концов Фред решил, что все-таки нужно заявить в полицию. Пусть лучше там с ней разбираются!
 
Да, конечно! Завтра они с утра же пойдут в участок, и юноша все объяснит, и все вернется на круги своя.
 
Эта идея показалась отличной. Все будет как раньше — ах, как хорошо! А потом Фред даже забудет Миру, как глупый сон. Он будет нормальным, таким же, как все; он не будет никуда опаздывать, и гулять невесть где, и сидеть в кафе с незнакомками.
 
Думая так, он начал засыпать. Он, казалось, стал невесомым, он будто полетел куда-то. Он почувствовал, как нежные руки коснулись его щек, и тепло разлилось по всему телу. Юноша не думал, что это; если это был сон, то сон чудесный.