Особенности рецепции мифа об Иисусе Христе в поздн

2.5. Особенности рецепции мифа об Иисусе Христе в поздней советской литературе на примере романов В. Тендрякова «Покушение на миражи» и Ч. Айтматова «Плаха».

 Рассматривая вопрос об обращении советских писателей к евангельскому мифу, в поздний советский период, мы можем утверждать об особой публицистичности данного контекста. Это связано прежде всего с выработкой «нового мышления» и отражающим его принципом «гласности» в эпоху « перестройки», который позволил писателям освещать актуальные социальные вопросы , такие как проблемы преступности , общей бездуховности, алкоголизма и наркомании среди молодежи , замалчиваемые  в предшествующие советские периоды .
Такое «новое мышление» призывало переосмыслить опыт революционного советского прошлого, прежде всего братоубийственную гражданскую войну и период сталинских репрессий .
Стремясь поднять духовно нравственные проблемы на новый планетарный уровень , писатели при отражение в своем творчестве экологических проблем вводили в свое повествование мифы, притчи, легенды, создавая тем самым новый виток натурфилософской прозы, такими были произведения В.П Астафьева , В.Г. Распутина, Ч.Т, Айтматова ,А. Кима, большинство из которых выходило в главном рупоре времени «Перестройки» журнале «Новый мир» .
Естественно, что в поисках единых универсальных ответов для всего
126
Человечества, советские писатели в своем творчестве вновь апеллируют к христианскому мифу, что мы можем наблюдать в произведениях В. Тендрякова, Н. Думбадзе, Ч. Айтматова, Кима , Астафьева, Распутина и др.
 Так мы рассмотрим роман Чингиза Айтматова « Плаха» и роман Владимира Тендрякова (1923–1984) « Покушение на миражи» » ( 1979), как произведения наиболее близкие по творческому замыслу – определить значение отвергнутой в СССР христианской религии и культуры в целом, чтобы восстановить ее значение уже на новом витке развития советской истории.
Как считают В. Агеносов и Косоруков, для этого обоим писателям понадобилась особая форма философского романа - новый синтез социального романа и мифа.
И если роман «Ч. Айтматова «Плаха» был встречен несмотря на противоречивые отклики, как литературное событие, то роман В Тендрякова «Покушения на миражи» вышедший на год позже в 1987 году в журнале(«Новый мир» 1987, № 4-5 ) после смерти автора был встречен достаточно сдержанно, что связано с потерей новизны читательского восприятия. 
Бесспорно, что на структуру данных произведений соединяющие различные временные и пространственные пласты прежде всего повлиял знаменитый роман М. Булгакова (1891- 1940)  «Мастер и Маргарита» написанный (1929 – 1940), однако , если роман « Мастер и Маргарита» является полемикой с материалистическими марксистскими идеями, где Бытие Божие обосновывается апофатическим утверждением , как бы от обратного с помощью мифа об дьяволе , то для воспитанных атеистической советской культурой В.Тендрякова и Ч. Айтматова христианское прошлое , это утраченный культурный опыт, необходимый для познания будущего.
Поэтому сами писатели пересматривающие роль религии, не решаются окончательно порвать , как с материалистическим прошлым, так и с атеистическими убеждениями.
Таких писателей как, В.Ф. Тендряков (1923- 1984) Ч. Т. Айтматов и возможно Н. Думбадзе (1928 -1984), (творчество которого здесь не анализируется),
127
 удовлетворил бы некий синтез христианских и гуманистических идей, как особой формы культуры. Большинство данных, непреодолённых противоречий отразились на художественных достоинствах и недостатках этих романов.
К достоинствам большинство исследователей относят жанровую форму - синтез социального романа и мифа.
К недостаткам относят идейный эклектизм, доминирование публицистических идей над художественными, а также «ходульность» некоторых персонажей. Но каковы бы не были достоинства и недостатки этих произведений, они несомненно представляют интерес с точки зрения истории развития советской литературы, так как отражают духовные искания писателей «в преддверии перестройки».
 Идейная схожесть данных романов была замечена многими критиками, так Е. Сидоров писал:«Не Боженьку ищут Айтматов и Тендряков, а социальной и нравственной справедливости, путей к утверждению добра и правды в нашем реальном общежитии. И в этих поисках им не обойтись без традиций, без исторического взгляда и новой проверки старых истин». [129,с.31]
Так в центре романа В. Тендрякова «Покушение на миражи» (1979—1982 опубликован в 1987) лежит идея, о связи веков и опыта поколений перед лицом преодоления рукотворной современной апокалиптической угрозы, что уже подчеркивается первоначальным названием романа ««Евангелие от компьютера».
Главного героя профессионального физика Георгия Петровича Гребина, как и бывшего семинариста Авдия , волнует вопрос о продолжения жизни на Земле.
И если Авдий, чтобы остановить неразумное Человечество решает, создать свое собственное учение о Боге –Современнике или как говорит его друг Виктор Никифорович- «программировать» Бога, то и физик Георгий Петрович из романа « Покушение на миражи» ради определения роли личности в истории решает со своими молодыми помощниками «флибустьерами» на смоделированный ими исторический эксперимент, без
128
Иисуса Христа в истории. Как бы желает проверить возможность альтернативной истории, «проверить алгеброй гармонию» на современных ЭВМ» [137], то есть еще один синтез , чтобы объединить лириков и физиков.
«Так создалась моя маленькая команда — «флибустьеры и авантюристы по крови горячей и густой», решившиеся пробиться в I век нашей эры, чтоб совершить там убийство, которого быть не должно» . [137]
Юношеский максимализм и абстрактная идея о Боге -современнике Авдия, также невольно подменяют собой образ Иисуса Христа – Бога мученика, приняв смерть от людей ради их Спасения.
Непреходящая тревога, за жизнь испытываемая Авдием Каллистратовым и Георгием Гребиным и наличие особых идей связанных с поиском утраченной веры, позволяют увидеть нам. «мессианский» мотив.
Так, Авдий желает приоткрыть миру свои умозаключения о связи человека и Бога в постиндустриальную эпоху, веря, что его новые религиозные идеи помогут обновить духовное в человечестве.
«Авдий Каллистратов надеялся найти <…> некую приемлемую форму, некую пограничную идеологическую полосу, позволившую бы ему высказывать столь актуальные и столь жизненно важные, по его убеждению, новомысленнические представления о Боге и человеке в современную эпоху в противовес догматическим постулатам архаичного вероучения». [12с.326].
Мы можем вспомнить, что « новым Христом» называет его идейный антипод главарь наркоторговцев Гришан.
Более ироничен мессианский мотив у В. Тендрякова, так-как  связан с общей реакцией на наш рациональный век.
«На должность мессии не подхожу, Катенька»- подсмеивается Гребин над собою, тем не менее у него есть собственные ученики –апостолы, даже собственная Магдалина- влюбленная в него экономист –программист Ирина Сушко.
В принципе авторское ироническое отношение в какой- то мере присутствует и в романе «Плаха» по отношению к Авдию, но связано оно прежде всего с
129
юношеской характеристикой героя- его максимализмом, неопытностью и горячностью.
 Мотив « Возвращение в историческое прошлое» присутствует и в романе «Плаха» , в так называемом «историческом синхронизме» Авдия, когда человек способен жить сразу в нескольких пластах времени, целью которого является спасение Христа от неминуемой казни.
«Исторический синхронизм - когда человек способен жить мысленно разом в нескольких временных воплощениях, разделенных порой столетиями и тысячелетиями, <…> «[12, с.445 ]
Различие методов проникновения в историческое прошлое героев данных романов : экзистенциально - психологического у Авдия и научно рациональное у флибустьеров обуславливает ряд общих , так и ряд различных черт, определяющих концепцию этих произведений.
Без сомнение одной из общих черт является, то что, как Авдий в попытке подобно Гамлету связать порванную духовную нить прошлого и будущего, так и «флибустьеры» обращаются к образу Иисуса Христа.
Причем при изображении христианского проповедника в данных романах упор делается на гуманистические составляющие его проповеди.
 Так одной из Ипостаси Бога , принадлежит « Бог- Завтра» воплощением которого является все Человечество, о «богостроительских» истоках данной идеи Айтматовского Христа мы писали при рассмотрении горьковской «Исповеди». у В. Тендрякова данная мысль выражена резче с помощью перевертыша -выражения «Бог предполагает, а человек располагает… по своему». [137]
 Источником при создании образа Иисуса Христа для В. Тендрякова послужила книга Э. Ренана «Жизнь Иисуса», творчески переработанная автором, поэтому основные заповеди Христа «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: <…> и вторая же подобна ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя»; (Мф. 22.37–40), перефразированы, Тендряковским галилейским проповедником,
130
звучат ближе к ренессансным идеям о достоинствах человека.
«Если каждый примет в себя Бога, как тогда можно будет обидеть кого-то? В каждом человеке — Бог, каждого уважай, как Бога! «.[84].
В данных концепциях осознание Божьего присутствия внутри себя способно возвысить человека и Человечество до Бога. Здесь также просматривается
Толстовская концепция « Царство божие внутри нас».
 Для В. Тендрякова, как и для Ч. Айтматова Иисус является не только создателем христианства , «но уникальной неповторимой личностью «в судьбе всего человеческого рода ».
 Его туманная биография в каком-то смысле результат биографии всего человечества». [137].
«Эта уникальная личность, одержимая идеей всеобщего царства справедливости, вначале была зверски убита людьми, а затем вознесена, воспета, оплакана, выстрадана, наконец». [12с. 362].
Однако для В, Тендрякова личность Христа подготовлена всем предшествующим ходом мировой истории Человечества . То есть Христос оценивается героями В. Тендрякова, как реакция на воинственную, вечно жаждущую власти и обогащения человеческую природу, лишенную инстинкта самосохранения - «охранительного инстинкта», [137] но в рамках все той же человеческой природы зрела мечта о всеобщей человеческой любви.
«Среди изнемогающего человечества должен был возникнуть бескомпромиссный, решительно отвергающий всякую жестокость голос. Мир начал ждать глашатая, и он появляется — из глубины подавленного народа, из самых низов, из отверженных». [137]
Поэтому прежде всего у Тендрякова Христос не мыслитель, а поэт выразитель мечты народа. « Мир без врагов, мир, живущий взаимной любовью, — новое безрассудное желание, противоречащее самой природе <…>». [137]
 У Айтматова миссия Иисуса Христа состоит в том, чтобы пробудить самосознание Человечества стать его» трагическим отсчетом» , где под
131
самосознанием, как было сказано в пункте 2.2 у Толстого понимается «разумное сознание «–духовно божественный Закон.
«Но кто же такой был Иисус, от которого идет отсчет, как от нуля, в трагическом самосознании духа?» [12 с. 448]
Наряду с Ренесансовым прочтением, можно увидеть и авторские концепции : у Тендрякова - Иисус является личностью исторически закономерной, то у Айтматова - Иисус исполняет миссию начертанною Божественным промыслом.
«Того, кто самим Господом послан был на землю для участи ужасной и трагической, как вечный пример и укор людям...» [12 с.448 ].
Хотя Айтматовский Иисус не является «Богочеловеком» в ортодоксальном христианском понимании, однако божественную миссию Христа, следует рассматривать апофатическим путем , так -как в тексте не утверждается, а скорее дается невозможность определении природы личности Иисуса Христа.
 Мотив «Воскресение» Иисуса Христа, у Тендрякова, как и у Ч. Айтматова трактуется героями романа , как «Воскресение» в его последователях.
Но у Айтматова мотив « Воскресения « сливается с мотивом «Второго пришествия Иисуса Христа  на землю» , как пришествие всех людей к жизни во Христе, прозревших в себе божественное начало.
Но евангельский мотив получает новое звучание в центральном эпизоде романа у В. Тендрякова, как восстановление «Воскресения Христа» в моделированной ЭВМ истории.
«Воскресение» Христа в романе «Покушение на миражи» являет собой диалектическую закономерность, торжествующую через случайность, отвечающей на вопрос о роли личности в Истории. Случайность, приводящая к закономерности. «История это» упорядоченная стихия», « а ведь стихия — это же мы и есть». [137]
Христос и апостол Павел, представляют собой диалектическое единство, где учение Иисуса являет собой мечту Человечества о земном рае,
132
там люди подобны «птицам небесным, не трудятся, а Господь им все дает», и хотя мечта эта не осуществима, но именно мечты, движущая сила прогресса.
Учение Павла, понимающего, что рабовладельческий строй, в данный момент неистребимое зло, поставил в противовес беззаботности Иисуса в анархической проповеди - принцип: «кто не трудится, тот не ест!»,
олицетворяющий собой осознание исторических закономерностей, так называемый - стихийный марксизм. «Диалектик две тысячи лет назад!» [137]
Иисус Христос говорил, что «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие», а Павел призывает: «Рабы, повинуйтесь господам своим»., вопреки своим духовным потребностям.
Но герои в романе приходят к выводу. что без апостола Павла христианство бы долго не просуществовало, а без Христа- павлианство не привлекло бы сторонников, так- как не представляло ничего нового.
Мы не будем углубляться в критику этой диалектической концепции, которая без сомнения грешит некоторой натянутостью, об этом уже писал  Дунаев, для нас важно, как данная диалектическая концепция становления христианства помогает герою романа »Покушения на миражи» Георгию Петровичу Гребину и его молодым «апостолам» вновь обрести потерянную Веру в светлое будущее Человечества, которая для них оборачивается поиском Истины в марксистском ключе.
В романе «Плаха» при раскрытии миссии Иисуса Христа в историческом процессе, мы также сталкиваемся с проблематикой диалектической закономерности по которой «мир больше всего наказывает своих сынов, за самые чистые идеи и побуждения духа? <…> что есть способ существования и торжества таких идей? »[12. с.361 ].
Но если в романе В. Тендрякова «Покушения на миражи», как уже было отмечено в конце концов торжествует марксистский диалектический подход, то в романе «Плаха» Айтматова мы сталкиваемся с диалектикой жизни. описывающую вечную «трагедию идеализма». [13].
133
 Однако миссия Авдия, не сказать «новое слово», как он того изначально желал, а вновь возвестить ценности христианской Веры, отброшенные на обочину жизни материалистической наукой.
Отказавшись от «<…> милосердной жертвенной, давно отброшенной на обочину, злорадно высмеянной реалистическими мировоззрениями идеи <…> » - Веры в Христа – мученика и разорвав тем самым духовный опыт поколений, атеистическое Человечество неминуемо придет к Апокалипсису, поэтому гибель Авдия, являет собой высшую духовную закономерность, своего рода искупительную жертву, где «христоподобный» герой вновь восстанавливает нарушенную злом космическую гармонию и по мнению Н. Дмитриевой, Авдий становится, « Новым Христом».
  Мысль о недопустимости насильственного «слома» истории, связана с проблемой «утраты духовного опыта прошлого » в романе «Плаха», где «<…>сказано: , <…> если завтрашние забудут о сегодняшнем, это беда для всех..., <…>» [12. с.448 ] , также рассматривается и В. Тендряковым в романе «Покушение на миражи», где она реализована через мотив «Покаяния» и переосмысления собственного революционного прошлого «, героем –фронтовиком, ровесником двадцатого века « командиром дивизиона - Голенковым Иваном Трофимовичем» [84], который не удовлетворён бездуховным состоянием современного пред перестроечного общества ,что заставляет его мучительно переоценивать свою жизнь, и в итоге задуматься о Бытие Божьем, что приводит его к выводу- о недопустимости «ломки» истории».
Именно «слепая» разрушительная деятельность человека предопределенного, по мнению Голенкова хода истории приведет Человечество к Апокалипсису, когда живые будут завидовать мертвым .«<…>», как Библия обещает, смерти будут искать все, но и ее даже не найдут».[137]
 В романе « Айтматова Плаха», также как и в романе Тендрякова «Покушение на миражи» мы видим мотив «Самосуда» .
134
Переосмысление братоубийственной гражданской войны переживает герой- грузин Сандра из притчи-баллады « Шестеро и седьмой» романа «Плаха»,
который выполнив боевую задачу по ликвидации врагов- грузин контр революционеров ,не выдержав муки совести сам себе выносит смертный приговор.
 У В. Тендрякова показан « самосуд собственной совести» скорее нравственного характера, но не менее болезненно, где «кристально честный» человек по утверждению главного героя Гребина только к концу жизни начинает осознавать, недопустимость насилия над людьми.
 Герои романов Айтматова и Тендрякова возлагают на двадцатый век большие надежды, считая , что он должен закончиться познанием человеком собственной природы.
«<…> что себя-то мы, оказывается, еще плохо знаем. Человек куда более сложная материя, чем атомное ядро, а человечество трудней для понимания, чем вселенная.» [137]- объясняет Гребин.
 Авдий Из « романа « Плаха»  мечтает о «<…>» предоставление человеческому духу свободы в познании Бога как высшей сути собственного бытия...».
  Не менее страшна проблема, отраженная в обоих романах о «разуверившейся молодежи», которая не только не верит в цивилизационный прогресс Человечества, но и не желают искать собственные высшие цели жизни , что приводит многих к пассивности и запуганности , чей сутью мировоззрения стал эгоизм и потребительство. Они живут одним днем.
Таким стал «блудный » сын Гребина – Сева, чья нехитрая мораль « живи сам и жить давай другим» на деле развенчивается, как предательство и приспособленчество.
Поэтому для В. Тендрякова очень важен образ героя дедушки - Миши, олицетворяющий собой на наш взгляд «христоподобного героя»,  талантом которого  является Вера в людей, за которую он и пострадает от предательства сына Гребина, приспособленца Севы.
Важною чертой «христоподобных героев» является, то ,что как бы их не
135
предавали люди, в них все равно возрождается Любовь к Человеку, что можно сказать и об Авдии.
 У Айтматова, как мы уже писали проблема «разуверившейся молодежи», связана с обветшалостью социалистических идеалов потерей христианской Веры , что приводит к нравственной деградации и к бегству в иллюзорный мир, как показано на примере гонцов наркоторговцев.
Разница между этой молодежью состоит в том, что В. Тендряков описывает ее интеллигентные слои, а Ч. Айтматов – маргинальные.
Сплав интеллигентности и маргинальности в молодом поколении будет показан в романе братьев А. и Б. Стругацких «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя».
 Так В. Тендряковым опровергается концепция ««Неделания» и близкая ей « Назад к природе» , во многом разбираемая Гребиным на примере Диогена , хотя он понимает, что это реакция на все зло сотворенное цивилизованным человеком .
Ч. Айтматов впитавший близкие ему по духу Толстовские идеи отстаивает гармоничные отношения между природой и человеком, не даром Авдий призывает покаяться не только перед Богом, но и перед Матерью – Природой, однако Айтматов, как и Тендряков понимают, что технический прогресс остановить невозможно.
Заметим, что в полной мере, Айтматов к руссоистам себя не причислял.
«<…> и каждый из них проникнется мыслью о Боге, о Всеблагом Творце и будет уповать на Его безграничное милосердие, будет молить прощения за то зло, которое они, люди, причинили живой природе <…> » [12. с.481 ]
 В ряду футурологических размышлений обоих писателей становится проблема тщетности подвижнической деятельности.  Проповеди несмотря на усилие пророков учителей проповедников привели к тому, что человечество не только не стало лучше, но и приблизилось к роковой черте. При чем по мнению Тендрякова, прежде всего об этом задумываются сами подвижники, о том, что истоки зла в человеке.
 В. Агеносов упоминает о сходстве крестного подвига Айтматовского Авдия и Тендряковского ученика Павла - Лукаса, но характерно, то что
136
неудача Лукаса определяется в духе марксизма. как утопический социальный проект, несоответствующий духу своего времени. он может повлиять и даже увлечь отдельных людей, но не изменить общественное устройство в целом, потому что невозможна «любовь господ к своим рабам» .
Поэтому Тендряковским героем физиком Гребиным в конце концов отвергается традиционный взгляд на изначальную человеческую порочность, как препятствие к нравственному прогрессу, и он опять возлагает свои надежды на марксистскую философию - новый способ свободного труда.
До сих пор, как считает Гребин способ производство у нас оставался дедовским- по найму, хотя в роли нанимателя было государство. Герой физик ищет новые формы труда не сковывающие инициативу рабочих.
Как считает В. Агеносов ,что именно этой проблематике посвящена третья часть романа «Плаха», где чабан Бостон, не желая сокрушать социалистический строй, хочет трудиться «по собственному разумению». 
И все же экономическая составляющая не является доминирующей в романе «Плаха», ведь Айтматов рассматривает тему неудачи «подвижничества» в традиционном еще по тендряковскому мнению пушкинском ключе, где сами «люди ответственны за свою порочность». [84]
Ч. Айтматов, драматизируя эту мысль придает ей новое философское звучание , создавая , почти буддийскую метафору накапливающегося «круговорота» преступлений , как «карусели кровавых драм», из которого можно вырваться благодаря личному апокалиптическому Прозрению -Откровению экзистенциального отчаяния , что мы находим в самопожертвовании Авдия и в трагической судьбе Бостона.
Рассмотрев особенности рецепции мифа об Иисусе Христе в романах В. Тендрякова и Ч. Айтматова , мы приходим к выводу, что оба писателя обращались к образу Иисуса Христа, как некой точке отсчета, для уяснения связи актуальных проблем настоящего во взаимодействии с прошлым, для ответа на решения вечных вопросов о способности человека к самосовершенствованию, созданию лучшего мира в своей душе и вокруг себя.
Однако, Иисус у В. Тендрякова рассматривается прежде всего, как самая значительная, но историческая личность, чей образ символизирует бесконечную Веру в Человека.
У Ч. Айтматова историческая точка зрения синтезируется с метафизической, по которой Иисус Христос, не только человек , но и Миссия, давший людям божественное разумение жизни, живущее в своих последователях, среди которых был и проповедник- Авдий Каллистратов.