Шахматисты

– Ты хоть выигрываешь у него?
– Конечно, выигрываю... Только редко... Ох, и редко...
– Так отвечал я начальнику о результате наших с Пал Палычем шахматных баталий. Из семи партий я выигрывал одну, проигрывал три. Павел Павлович руководит строительством, мы безоговорочно признаём его за духовного наставника. Внешне он напоминает святого апостола Павла, такая же лысоватая голова с седеющей бородой. Светло-серые глаза выражают задумчивость человека, привыкшего брать на себя ответственность. В свои 63 года работает наравне с нами. Помню его первую фразу при знакомстве:
– Пока есть здоровье, надо робить. Если нет здоровья, тем более надо робить.

Мы сидим с его сыном Сашей на самодельном дощатом топчане, на нём шахматная доска. Обеденный перерыв. В вагончике тихо, в запылённое окно пробивается июльское солнце, на дальнем лежаке спит грузин Эмзари, или Заза. С ним Саша играет вечером, когда я уезжаю домой. Фигуры расставлены. е2-е4  е7-е5. Началась партия.

На дворе середина двухтысячных, мы строим пятый год православный храм в Санкт-Петербурге в честь Рождества Христова. Работаем всемером: четверо украинцев, двое грузин, русский я один. Каменная кладка закончена, 7 января будет первая рождественская служба. Грузины штукатурят купол, я работаю с плотниками на подхвате.

От предстоящих двух партий нарастает возбуждение, третью редко успеваем сыграть. Саше около тридцати пяти лет, приехал из села под Николаевом, там у него жинка и пятеро детей. Саша выглядит представительно: высокий, крепкий, с чёрной бородой, взгляд уверенный. Он регент церковного хора, опытный плотник, но в шахматах слабоват. Посему играю без ладьи. Класс игры у Саши растёт, выигрываю редко, обычный исход – ничья. За неё приходится бороться изо всех сил. Чувствую в голове какое-то движение. Наверное, мозги скрипят.

В тамбуре послышался топот, широко распахнулась дверь, тишина приказала долго жить. Из трапезной явился Вадим, наш сварщик из Кривого Рога. Вадим кандидат в мастера спорта по шахматам. Он с порога заметил шахматную доску, на лице возникла плотоядная улыбка. Саша обречённо вздохнул.

Вадим колоритный человек. Ему на днях исполнилось тридцать восемь лет, круглое довольное лицо выдаёт любителя хорошо поесть. Его отличительная способность – генерировать хорошее настроение. Его рассказы веселят, речь естественна, без всякого усилия рассмешить. Вадим покрестился весной в Георгиевском храме нашего прихода. Это первая церковь в Питере, построенная в постсоветское время. Священник посоветовал новому христианину читать Священное Писание. Каждый день слушаем его интерпретации из Библии. Рассказывает подробно, в лицах. Артист, да и только:
– Жрецы заставили царя бросить Даниила в ров ко львам. Через неделю царь пришёл с грустью посмотреть на косточки его. А Даниил сидит живёхонек, львы голодные рядом лежат. Тут царь и опупел.
Весёлый настрой помогает в работе, в общении, даже в трапезной Вадим не молчит. В престольный праздник стол ломится от различных угощений. Третий храм построили в честь преподобного Сергия Радонежского, сегодня его день. В конце трапезы с сожалением вспоминаю наше главное православное правило: если не можешь, то нужно себя заставить. Не выйдет из меня подвижника. Отодвигаю кусок торта, Вадим резво присоединяет к своему. С удивлением шепчу:
– Ты ещё хочешь?
– Да я не хочу, оно само лезет.
Сочувствую Саше, кандидат замучает его советами. Я сыграл одну партию с Вадимом при первом знакомстве, она закончилась в миттельшпиле. Соперник не нападал, он так сковал мои фигуры, что любое продолжение вело к потере качества. Единственная партия в жизни, когда я сдался при равном количестве фигур. Пал Палычу удаётся иногда свести партию вничью с кандидатом, а редкий выигрыш поднимает настроение на несколько дней. С нами Вадим не играет, но комментарии по игре убийственны.
Он оценил ситуацию на доске, и пошло-поехало:
– Куда ты, осёл, ферзя выставил? Фигуры развивай. – Саша поёрзал на сиденье, спокойная фраза далась с трудом:
– Ты хорошо играешь, намного лучше нас, дай нам плохо поиграть. Не мешай.
– Что значит, не мешай? Надо же учиться правильно играть.
– А ты зачем слона запер, - это уже ко мне претензии, – открой ему линию прострела. Ох, и баранЫ.
Тихо ржу, от родителей достался спокойный характер. Но это, как уточнила знакомая игуменья, не моя заслуга.
Саша же эмоционально реагирует на непрошенные советы. Вскоре громкая перепалка заполнила вагончик.

 Двадцать лет работаю с украинцами, тихо разговаривать они не умеют. То ли степь украинская повлияла на них, или на работу в Россию приезжают самые активные, Бог весть. Хохлы, одним словом. В те довоенные времена, на словечки, – «хохол», «москаль», «кацап», не обижались. Мы подтрунивали друг над другом, наши дружеские отношения выше раздоров.
– А ты, кацапюра, что думаешь о вашей власти? – обращался ко мне Пал Палыч. Он сильно переживал о натянутых отношениях России и Украины.
– Не вам малороссам рассуждать о судьбах России, – в такой же манере отвечал я, единственный на стройке москаль.
– Ох, а ты сам-то кто?
– Великоросс! – я задирал нос и придавал лицу горделивое выражение. – Мало того, я истый великоросс.
С грузинами старался не шутить. Не так поймут.

Пока Саша тщетно пытался обуздать красноречие Вадима, я удачно разменял фигуры. Партия близится к ничейному эндшпилю. В вагончик зашёл Валера, наш художник из Харькова. Он ранее восстанавливал монастырь на Валааме, у нас выкладывает каменный цоколь храма. В отличие от меня, Валера не забросил специальность, полученную в вузе. В церковных помещениях висят его картины, в трапезной внушительное полотно. На нём изображены три наших церкви.
Вадим оставил нас в покое, в свежие уши полились иронические реплики о горе-шахматистах. Как ходят тура и офицер, Валера знает, ему знакомо выражение «гарде королеве». На этом познания в шахматах заканчиваются. Кажется, что Валера кивает и головой, и всем низеньким и крепким телом:
– Да, да, понимаю. Да, баранЫ.
Саша вскипел:
– Что ты Валере-то объясняешь! Он вообще в шахматах ничего не понимает.
В жизни, как и в шахматах, желательно просчитывать последствия своих действий. Валера побагровел, глаза испепеляюще сверкнули. Я вспомнил русскую поговорку: «Взглянет – трава повянет». Через пару секунд художник громогласно выплеснул:
– Что? Я ничего не понимаю? Да я, может, больше всех вас в шахматах понимаю.
Тишина робко вернулась в помещение. У Вадима подёргивается лицо от беззвучного смеха. Удивлённые глаза Саши приподнялись, рот открылся. Я помотал головой, – хороший способ унять смех.
Валера с покрасневшим лицом смущённо и с паузами закончил:
– Вот только... Играть... Не умею...
Эдакого самопризнания мы не выдержали. Вадим согнулся пополам от хохота, громче всех заливается Саша. Я прислонился в бессилии к стене, всхлипывая и фыркая. Валера тоже смеётся, а куда деваться? Взлохмаченный Заза, как ошпаренный, вскочил с топчана. Его недоуменный и испуганный вид вызвал новый приступ веселья. Наконец и Заза несмело засмеялся. Над нами. Партию так и не доиграли.


Мы встречались на других церковных объектах, но прежнее единство постепенно куда-то уходило. Возвращение Крыма и конфликт на Донбассе ещё больше разобщили русских и приезжих украинцев. Немногие из трёх десятков приезжавших на работу в Россию украинцев понимали происходящее. Один и них опросил односельчан под Николаевом на предмет отношения к России. Из десяти только один признался в добром отношении к русским людям. Сашин старчик, — так зовут на Украине духовных священников, сказал: «Будет война». Нам казалась она чем-то далёким и не имеющим отношения к России и Украине. Потом начались кровавые обстрелы мирного населения на Донбассе. Некоторые приезжающие гастарбайтеры из Украины уже не скрывали, что они митинговали на майдане. Ополченцы Донбасса восьмой год сдерживали нацистов.

Пал Палыч получил церковную награду из рук патриарха. Саша с женой Ритой остановились на десятом ребёнке. У них своя ферма, достроили храм в селе в честь равноапостольных Константина и Елены. Вадим приезжал к ним поработать и половить рыбы. У него не сложились отношения с первой женой. Женился второй раз на дочке одноклассницы. В том же году стал чемпионом Украины в составе команды шахматистов Кривого Рога. Валера давно уже живёт в Санкт-Петербурге. Два года из-за коронавируса никто не приезжал строить храмы. Закончилось и одновременно началось всё 24 февраля.

Сашина семья ждала наших до последнего. В один день пять снарядов от ВСУ упали близко от дома. Взрывная волна сбила всех с ног, это их и спасло. Осколки прошили стены дома, окна, ворота, машину. Только тогда Пал Палыч дал команду: «Всё. Уезжаем». На микроавтобусе доехали до Почаева, там Пал Палыч принял монашеский постриг. Пересекли Польшу, в Белоруссию въехали перед самым закрытием границ. Дома оставили всё: нашпигованные минами поля, разрушенные дома, десять коров, тридцать свиней, мелкую живность, — Саша держал ферму. Шестеро взрослых, пятеро детей, — выжили все. Сейчас они в России. Осколок Саша оставил в машине. На память.
Младший сын Пал Палыча подвизается в монастыре на Украине. Монахи и жители города сидят по домам и подвалам. Несколько священников бесследно пропали, улицы минируют, из вылазки в магазин можно и не вернуться. Бендеровщина свирепствует.

Сегодня кажется, что наша весёлая жизнь была в какой-то другой жизни. Всё чаще слышу фразу: «Мир уже не будет прежним».  Пройдёт три года, пять, я встречу прежних коллег снова в России. Это будут совсем другие люди, слабо напоминающих тех, с кем я возводил храмы. Вспоминаю те далёкие времена с грустной улыбкой и с пониманием, что таких светлых отношений уже нет. И вряд ли будут.