Psiho57 Пушкинский миф

Пушкинский миф. Структура и мифологемы
<. .> Там под духовностью пудовой затих навек вертлявый Пушкин,  поник он головой садовой - ни моря, ни степей, ни кружки. Он ужимается в эпиграф, забит, замызган, зафарцован, не помесь обезьяны с тигром, а смесь Самойлова с Рубцовым <...> Кибиров
Антитезы = идеал здоровья и падший гений, Навсе и Нпоэт. И ничего больше Антитеза - не только «фигура мысли» в риторике: она ключевая фигура и в «красноречии вещей (eloquentia rerum)». Именно антитеза (грешников и праведников) определяет устройство мира (Августин), а антитеза добра и зла умножает его красоту (св. Бонавентура). Пушкин носил в себе антитезу … ил исам ею был … и дал пищу мифологии Пушкина с обильным пушкинским мифом.

Пушкинский миф (ПМ) — это  образы мифического Пушкина, заслонившие от нас живого  (по Гофману или Милюкову). Автором начал ПМ был сам Александр Сергеевич

Структура  ПМ — совокупность не- и связанных мифов:
1) гносеологического
2) онтологического
3) аксиологического

I
Гносеологический ПМ

— это миф с комплексом вопросов - как, откуда  и почему  Пушкин? … Миф сотворен произведениями  в жанре биографии: «Пушкин» Ю. Тынянова, «Пушкин в изгнании» И. Новикова, «Пушкин» из серии «ЖЗЛ» Л. Гроссмана, «Жизнь Пушкина» Г. Чулкова  с историко-поэтической стилизацией реальной биографии в романах о Пушкине, в которой авторский Пушкин смешивается с мифическим , с читательским …

II
Онтологический ПМ

Он состоит из набора мифологем. Наиболее распространены следующие

2/1/   Потомок негров (безобразный по преимуществу)

Начало этой мифологемы заложено в известных стихах самого Нашего Всего «Юрьеву» и «Моя родословная», неоконченном романе «Арап Петра Великого»; мифологема подробно разработана в романе Ю. Тынянова «Пушкин», в эссе М. Цветаевой «Мой Пушкин»;  В. Набоковым в романе «Дар», Абрамом Терцем в «Прогулках с Пушкиным» и др. Есенинский блондинистый почти белесый Пушкин в «Пушкину» вызывает … шок у партбюрошных заседателей:
Мечтая о могучем даре
Того, кто русской стал судьбой,
Стою я на Тверском бульваре,
Стою и говорю с собой.
Блондинистый, почти белесый,
В легендах ставший как туман,
О Александр! Ты был повеса,
Как я сегодня хулиган

2/2/  Чудо-ребенок
 
Это миф о чудном прекрасном лебеде выросших из толстенького пухлого «Сашка», Автор - сам поэт в лицейской мистификации. Тиражировали все старшие дяди — Карамзин, Державин.  Жуковский и всезнающий Вяземский. Литературно оформил Скабичевский  и романизировал Ю. Тынянов (хотя в публицистике едко заметил: Пушкин — одним из многих. Просто он выдвинут за эпоху...» типа — ну, кого то же надо было ставить на пьедестал …).   Большинство биографов (П. Анненков, П. Бартенев, А. Скабичевский, Ю. Лотман) уверяют - детство Сашка было несчастным. Но есть противоположная точка зрения о счастливом детстве (П. Вяземский, Н. Скатов, А. Гессен). Преобладает картина близкая к генезису кастрального комплекса =  парадоксальный афоризм Ю. Лотмана «Он был человек без детства» = он придает мифологеме классическую завершенность …

2/3/  Сверчок
 
Это позывной юного дарования в обществе людей, вооруженных  гусиными перьями Арзамас.  «Сверчком» называли Пушкина-лицеиста в своей переписке В. Жуковский, К. Батюшков, П. Вяземский и др. Молву поддержали  Б. Садовский в рассказе «Петербургская ворожея», Е. Евтушенко в стихотворении «Вильгельм Кюхля. Жирный смрад политической кухни…», А. Балдин в «Протяжение точки» и многие легиона др:
Кюхля
Жирный смрад политической кухни
становился мерзей и мерзей.
Пушкин был невозможен без Кюхли,
без лицейских заветных друзей.

И когда увезли его Вилю
в засугробленный Баргузин,
то Сверчка как ногой придавили,
чтоб молчал и гусей не дразнил.

И шагал по избе Кюхельбекер,
и бессильная, как мотылек,
неразумная мысль о побеге
билась в окна и потолок.

«Неужели, - писал он в тетрадке, -
ты настолько, Россия, слепа,
что берешь у самой себя взятки
и воруешь сама у себя?»

И не верилось пушкинским строкам,
что когда-нибудь скроется тьма,
но услышал он тоненький стрекот,
чуть похожий на шелест письма.

То замрет, задремав с недосыпа,
то опять стрекотнет - и молчок.
И шепнул ему Кюхля: "Спасибо.
Ты меня не покинул, Сверчок".

2/4/ Няня.  Арина Родионовна …

Вот бедолага. Обошла в гонке мифологем «дядьку» Никиту Тимофеевича Козлова, хотя тот вполне годился в «отцы от народа» - ведь прошел с Нашим Всем от пеленок до гроба. Автором «няни» был сам АСП: Петр Вайль в ст. «Требуется няня» http://www.rg.ru/2008/04/16/arina.html  насчитал у него 36 нянь (только в Онегине  19 раз!)ю  По имени он не назвал ее ни разу». История мифологизации образа изложена  Ю. Дружниковым в работе «Няня в венчике из роз». Написанный в тревожные вечера осени 1825 года «Зимний вечер» полностью знают некоторые … , но про кружку и старушку  будто мышку-норушку или подушку-пердушку помнят  до слез  с падением в жилетку = няня, «голая подружка», ряба-несушка и кружка висят транспарантом чуть не в каждой чайной рядом с Тремя Бога-тырями, готовыми нализаться «с горя» в очередном запое:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.
 
***
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.

Это наилюбимейшая мифологема на Руси, ибо в ней всё, что русскому надо: горе, кружка и старушка… Примеру кайфа: В избушке - Пушкин и старушка, При этом оба держат кружки… Не выйдешь трезвой из избушки!  Вадим Соков,  А помнишь, Федор, как меня, \ обиженного Вашингтоном, \ на склоне пасмурного дня\ \ поил ты дивным самогоном? \ Он по-английски "лунный свет"\ вернее, "лунное сиянье"\ зовется - и напитка нет\ отменней и благоуханней! Бахыт Кенжеев ДРУЖЕСКОЕ ПОСЛАНИЕ ФЕДЕ АНЦИФЕРОВУ, ОБЛАДАТЕЛЮ КОЛЛЕКЦИИ МАРОЧНЫХ ВИН, ЛИТЕРАТОРУ И СИНХРОНИСТУ Хмурое утро. \ Тихо бредут мужики\ за самогоном. Игорь Бурдонов Москва Всероссийский конкурс поэзии хайку 1999 Владимир Поболь
 
2/5/ Я вас любил (утаенная любовь)

 Этому бреду русской мифологизации (безумной, безудержной,...) мы посвятим отд. заметку и покажем Кузькину мать .  Миф о высоком, но болезненном, неразделенном чувстве, которое поэт пронес через всю жизнь. Устойчивость  мифологемы «Утаенная любовь» придали разработки поэтами 20-го столетия от И. Бунина до И. Бродского = в этой истории детально разбирался  Жолковский А.К. Интертекстуальное потомство "Я вас любил..." Пушкина // Жолковский А.К. Избранные статьи о русской поэзии: Инварианты, структуры, cтратегии, интертексты. М., 2005.  Но эту мифическую «утаенную любовь» ищут и не могут найти как того парня лет 30 …  Причина проста = ее не было, а, если была, Пушкин не смог бы ее утаить = он был болтлив в тщеславии

2/6/  Пророк. Несуразности это мифологемы наилучший на мой взгляд разбор, связанный с недорослианской образованностью пролюдей и их любимой интеллигенцией (абс-но русское изобретение!), сделал Самуил Шварцбанд  в «Истории текстов» (2004). Идея разбора полетов «Пророка», исполненного Пушкиным на Перекрёстке Судьбы на пути  к Сговору в Чудовом  в 826-ом, проста: Поэт сменил тогу римлянина на рясу попа и кинжал сикария на перо для царя  = библейский пророк по своей миссии не самостоятелен — он рупор чужих идей и толкований… Пушкин, идя на сговор с царем-вешателем, в панике отказывается от высокого звания Поэта и независимой в достоинстве и самодостаточности личности и идет на службу в дежурную часть власти. Мифологема божественного призвания поэта, характеризующая «середину пути», ситуацию жизненного выбора, – одна из самых востребованных в русской литературе после Пушкина от лермонтовского «Пророка» до «Разговора с небожителем» И. Бродского в 1970-ом:
Здесь, на земле,
где я впадал то в истовость, то в ересь,
где жил, в чужих воспоминаньях греясь,
как мышь в золе,
где хуже мыши
глодал петит родного словаря,
тебе чужого, где, благодаря
тебе, я на себя взираю свыше,
уже ни в ком
не видя места, коего глаголом
коснуться мог бы, не владея горлом,
давясь кивком
звонкоголосой падали, слюной
кропя уста взамен кастальской влаги,
кренясь Пизанской башнею к бумаге
во тьме ночной,
***
Апрель. Страстная. Все идет к весне.
Но мир еще во льду и в белизне.
И взгляд младенца,
еще не начинавшего шагов,
не допускает таянья снегов.
Но и не деться
от той же мысли — задом наперед —
в больнице старику в начале года:
он видит снег и знает, что умрет
до таянья его, до ледохода

2/7/ Чистейшей прелести чистейший образец

Это будто Наталья Николаевна (Натали).  Эта мифологема начала бытование от стихотворения Пушкина «Мадонна», восходящего к полотну Рафаэля.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.
Хотя я предпочитаю иной лик — от Перуджино: в нем больше Таши — больше цветаевской «пустоты неодушевленной красоты»:
Миф об НН как Мадонне и Деве, ниспосланной избраннику богов бедному рыцарю Поэзии иными богами с Олимпа, всесильно укрепил муж Пушкин и упорствовал в этом пока не увидел, что его «домашняя икона» оказалось маской «московской кузины» (Софи Фамусовой» и беспробудной танцовщицей и кокеткой записной…  Поэт, устав просить жену не кокетничать с Ним и не тащить беду в дом, хлебнув жженки, понизил в горе Деву до статусе просто народной жёнки. Для демифологизации супруги  и самозащиты от кокюажа Пушкин использовал  старые верные приемы = подключил к работе над ошибками княжескую чету :   Вере прямо в беседе ,а   Петру в шутливом письме наименовал Натали своей «сто тринадцатой любовью», т.е. рядовой из списка и записной…  Но не только поезд уже ушел, но и перрон отправился …Подражание сатирам, сочиненным Кантемиром -         На объективность  - в 1966ом:
 Зла и добра, больно умен, грань почто топчешь?
     Та ли пора? Милый Дамон, глянь, на что ропщешь.
     Против вины чьей, не кричи, страсть обуяла?
     Ты ли с жены тащишь в ночи часть одеяла?
     Топчешь, крича: "Благо не печь. Благо не греет".
     Но без луча, что ни перечь, семя не зреет.
     Пусто речешь: "Плевел во ржи губит всю веру".
     В хлебе, что ешь, много ль, скажи, видел плевелу?
     "Зло входит в честь разных времен: в наши и в оны".
     Видишь ли днесь, милый Дамон, злу Пантеоны?
     "Зло и добро парою рук часто сдается.
     Деве равно все, что вокруг талии вьется.
     Чую, смущен, волю кружить птице двуглавой..."
     Левой, Дамон, дел не свершить, сделанных правой.
     "Так. Но в гробу, узком вельми, зреть себя нага,
     бывши во лбу пядей семи, -- это ли благо?
     Нынче стою. Завтра, пеняй, лягу колодой".
     Душу свою, друг, не равняй с милой природой!
 В толках об этой мифологемы существуют две тенденции: преклонение перед образом жены поэта, заданное вышеупомянутым стихотворением (примерка, Венок Натали: Сочинение о Поэзии. Стихи. Письма.
А.С. Пушкин и Мадонна. Очерки биографов. Галерея портретов, 1999.) и уничижение образа типа «красавица, без корректива ума, души, сердца, дара», «пустое место», «нуль» у М. Цветаевой в ст. Две Гончаровы // Цветы и гончарня. Письма Марины Цветаевой к Наталье Гончаровой. 1928-1932. Наталья Гончарова: Жизнь и творчество. 2006.
Пустейшей прелести чистейший образец …? Аутистичная Ан. Ахматова тоже Ташу не любила… 

2/8/ Дантес (предпочитаю все ж д_Антес или ЖШД)

 - эталон народного и вымученного научно-патриотического восприятия и идеологического толкования и лоботомии дуэльной истории поэта и поручика (не, увышечки,  Ржевского). Дантес — это низведенная в прах ничтожности натура повесы-балагура, это почти синоним подлости, интриганства, жиголо-киллерства, перераста, наемного убийцы и проходимца, каким только и может быть гео-гей от земли д-артаньянской итд итп.  Начала мифа надо брать у самого Пушкина в его «толк о табль» и через «На! Смерть Поэта» Лермонтова в свободные дали ненависти патриотов. Особняком стоят «Записки д_Аршиака» Л.Гроссмана, которого заставили оправдываться за многие слова романа, включая  («белый муж на белом коне», и   стихотворение Б. Окуджавы «Счастливчик Пушкин», в котором Дантес был
назван просто «красивым мужчиной» с 1967 г.:
Александру Сергеичу хорошо!
Ему прекрасно!
Гудит мельничное колесо,
боль угасла,
баба щурится из избы,
в небе -- жаворонки,
только десять минут езды
до ближней ярмарки.
У него ремесло -- первый сорт,
и перо остро...
Он губаст и учен, как черт,
и все ему просто:
жил в Одессе, бывал в Крыму,
ездил в карете,
деньги в долг давали ему
до самой смерти.
Очень вежливы и тихи,
делами замученные,
жандармы его стихи
на память заучивали!
Даже царь приглашал его в дом,
желая при этом
потрепаться о том о сем
с таким поэтом.
Он красивых женщин любил
любовью не чинной,
и даже убит он был
красивым мужчиной.
Он умел бумагу марать
под треск свечки!
Ему было за что умирать
у Черной речки
 Шеметова Т.Г. в ст. «Пушкинский миф функционирование в современной литературе” замечает: «….вместо черно-белой концепции  безусловного возвеличивания «нашего всего», не по своей воле превратившегося в «литературного генерала», приходит понимание сложности, трагизма, многовариантности жизни и судьбы великого поэта (например, в драме О. Богаева  «Кто убил мсье Дантеса» и рассказ М. Веллера «Памятник Дантесу»). Следствием этого является «изменение пропорций» облика второго участника дуэли: Дантес предстает не просто светским волокитой и карьеристом, но своеобразным избранником, человеком, которого поэт возвысил до себя, доверив ему поставить точку в «тексте» собственной жизни ...». Мудро.  И далее :
«… Мифологические двойники Пушкина в художественной литературе будто они в архаичном мифе – это, с одной стороны, «боги» и «герои», наследующие черты классического образа Пушкина (созданного прежде всего совместными усилиями Н. Гоголя и Ф. Достоевского); с другой – «трикстеры» и «шуты», продолжающие линию пушкинианы Д. Хармса и А. Синявского-Терца». Мудро ли … И далее пошли:
«…  Пушкинский миф осознается как феномен, самостоятельный по отношению собственно к личности и творчеству исторического Пушкина, которые являются значимыми феноменами русской культуры. Следствие: писатели теперь  придумывают свою оригинальную мифологию, обладающую чертами традиционного пушкинского мифа. Так, например, поступили Михаил Берг, в «перфектологическом» романе «Несчастная дуэль» сделавший Пушкина убийцей Дантеса, и Марта Меренберг, в романе «Зеркала прошедшего времени» создавшая авторскую версию гибели Пушкина, связав ее с гомосексуальным окружением Дантеса.»  Занятно … но тем более не более. У нас с фра  Пушкина тоже (по одной из версий в нашей ДИ не без оснований) на Черной не убивали пулей, а просто пьяного вилами или жердью  в санях закололи возле забора дачи Строгановых …

IV
Аксиологический  миф

Миф о Пушкине как ценности и пушкинских ценностях не несет никакой особой теории или выделенного или выведенного из яйца толкователя учения. Но когда обыватель как пролюдь иль чернь толпы  ощущает неодолимую связь или, наоборот, разрыв с сущностью и устройством бытия, его тянет к растворению в мире, уходу от себя в безмерность бытия (по Пармениду, фра, небытия просто нет … и не суетись зря) вот тогда на помощь предлагают ПМ. С некоторых пор для русской культуры фигура Пушкина стала аксиомой, которая принимается на веру просто потому, что без нее невозможны все последующие построения, без пушкинского фундамента не может существовать сам дом русской литературы – «пушкинский дом». В особом отсеке этого кубрика субмарины «АСП» находится субмиф об элитарности посвященных в законы и принципы действия поэзии, об избранничестве и странничестве тех «могущих», которые пали, малы и мерзки, но не как чернь и толпа … иначе! 
Элитарность как причастность к некоей касте «неприкасаемых».
На пространстве аксиологии ПМ бытует между полюсами В. Непомнящего с его «Пушкинской цивилизацией»  и А. Битова с «Молением о чаше» и  «Предположение жить (Воспоминание о Пушкине)» до «порнографа от пушкинистики №1» М. Амарлинского с его «Пушкин А.С. Тайные записки 1836-1837 гг./Пер.фр. Публ. М.И. Армалинского. СПб., 2001).
Суть этого аксиологического ПМ:  Пушкин сознательно отказывается от выбора между жизнью и смертью, предоставляя его року, игре хтонических сил;  дуэль и смерть в таком случае воспринимается как распятие; по иной версии =  Пушкин боится «бездн собственной души»; балансирует «бездны на краю», отчаянно стремясь в неё… В итоге в этом ПМ мы находим двух мифических пушкиных — Пушкина-Христа и Пушкина-Антихриста
 
***

основные источники:
Шеметова Т.Г. Пушкинский миф функционирование в современной литературе; «Легенды и мифы о Пушкине» - 1999. М.В.
Загидуллина. Пушкинский миф в конце ХХ века — 2001.
Богданова О.В. «Пушкин – наше все…»: Литература постмодерна и Пушкин. СПб., 2009.