Привет, Данте!

      Моей любимой,
что никогда не прочтёт эту книгу

     Данте Алигьери,
который тоже не прочтёт

     психопату во мне,
коему это фиолетово

    и читателю,
которого текст зацепит

но в такого читателя я не верю


Зачем тогда я писал эту книгу?
Потому, что не мог её не написать.

Ибо то, о чём в ней, я прожил.

          
*  *  *



   „Земную жизнь пройдя до половины,
   Я очутился в сумрачном лесу,
   Утратив правый путь во тьме долины“.

   Данте Алигьери,
   Божественная комедия,
   Ад, Песнь I, 1-3

 
  «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья
   несчастлива по-своему».

   Лев Толстой
   Анна Каренина
   Часть первая, 1


  «И враги человеку - домашние его».

   Матфей 10: 34-37




  *Предупреждение!

Женатым и жёнам читать это не желательно.
Автор за последствия ответственности не несёт.


  1
 
  Нечто

  Два мужика, стоявших рядом, один вроде бочонка в зипуне и ушанке, другой – длинный, худой, в старой солдатской пухлой шинели, под которую из-за зимы много поддето, оба, задрав головы, уставились в небо, где зрели очередное чудо. Поселковые фонари, сами зажигавшиеся с наступлением темноты, исчезли, светя теперь с небес. Сквозь облака не были видны их опоры (да и опоры им теперь без надобности, раз фонари унесло наверх), зато светильники, через прежние промежутки висели над той же дорогой, освещая её не хуже. Однако пропал месяц, до того видный даже днём.
На улице, опять заваленной снегом, кроме них, никого не было. Мужики опустили головы, глянув друг на друга, и тот, что в зипуне, произнёс:
- Мать его за ногу, да об пол…
- И не говори, - согласился длинный.
«Такая хрень», выражаясь языком того, что в зипуне, началась неведомо когда, ибо все часы разом остановились, но казалось уже, что давно. Пропал интернет, мобильная и иная связь, погасли экраны телевизоров, умерли компьютеры.  Города исчезли, а люди из них очутились в незнакомых посёлках и чужих домах без хозяев.
Это случилось, видимо, ночью. Проснувшись в новых местах, несчастные обнаружили, что не помнят, ни откуда они, ни даже своих имён, «получив» новые, дико звучащие для них.
К примеру, старые друзья (один в зипуне, найденном в обретённом чужом доме, другой тем же образом получивший шинель) стали зваться, соответственно, Дормидонтом и Сосипатром!
Женщины новых имён даже не получили, утратив прежние, и мужья называли их производными от своих нынешних прозваний: Дормидонтиха (ласково: Дора или Дорочка), Сосипатра (Сося, Сосенька, Сосёнка).
Люди забыли письменность, цифры, откуда они родом… Электричество то появлялось волшебным образом, то пропадало. Чудес было не счесть.

  Каждый день, ночь или вечер чем-либо да удивляли. И добро ещё, что мужчины могли разговаривать, ибо все особы женского пола онемели. Хватало мужчин, которых это обрадовало, вот что интересно!
Правда, те женатики, что про себя оказались довольны этим, впервые услышанные своими половинами, из опасения изображали сочувствие, и не зря.  Бо их словно прорвало и, услышав впервые за долгое время своих благоверных, их жёны не обрадовались, а что и как могли возразить? И мужья вскоре пожалели о лишении своих половин слова, поскольку те перешли на язык жестов, истерик, метании попавшихся под руку предметов и ударов…
Для жён особенно обидно было, что мужьям приходилось теперь говорить за двоих, что раньше могли делать только они сами и куда успешнее (как им представлялось).
Поскольку язык жестов было учить не у кого, то приходилось изобретать свой или захватывать с собой мужа, чтоб объясниться с неожиданными соседями, очутившимися в той же ситуации.
ПсевдоДормидонту и «Сосипатру» ещё повезло – старые друзья, женатые на сёстрах, очнулись в домах по соседству, но полно было впервые видевших друг друга и явно из разных мест, названий которых никто не помнил. Благо, хоть говорили на одном языке и то хорошо.

  Дормидонт спросил, озирая небо:
- А где месяц? 
Его высокий друг поискал глазами вокруг и вытянул вбок руку, указывая:
- Вон, гляди!
Оба уставились туда, вздыхая и только что не крестясь. На огромном сугробе лежал светлый месяц, отражая свет небесных фонарей.
Пузатый Дормидонт покрутил головой, пробормотав:
- Блиин…
Длинный, молчаливый Сосипатр только кивнул на это.
Приближаться к месяцу они не стали. У них был недавний опыт с зашедшим как будто солнечным диском, а на деле, опустившимся у леса в снег остыть. Не поняв этого (кому ж такое в голову придёт?) и, заметив идущий белый дым у елей, проваливаясь в снег, где по пояс, где по колено, друзья подобрались поближе к возможному пожару и онемели не хуже своих жён. Пар валил от красного светила!
Дормидонт почему-то тогда снял шапку, словно прощаясь с солнцем, и тихо сказал:
- Но это же невозможно…
Его друг, молча, согласился. Это было очередное очевидное невероятное.
Тогда они, не сговариваясь, сделали несколько шагов назад, кланяясь усталой звезде, повернулись… и припустили домой, что есть мочи.
Теперь друзья просто поклонились уставшему месяцу, и пошли по очищенной ими тропе назад.

А как всё начиналось?

  Первое, на что обратил внимание каждый, очнувшись, была тишина.
В городе может быть тихо, совершенно тихо, даже мёртвая тишина, но только если на него сбросить нейтронную бомбу, оставляющую дома, но убивающую людей. Иначе – и по ночам на понедельник – звуки города не затихают, давая понять его жителям: всё в порядке, город не умер, машины ездят, рекламы горят, пьяный сосед ещё не угомонился.
Некогда, для успокоения спящих, ходили сторожа с колотушками, постукивая и покрикивая: «В Багдаде всё спокойно!»
Нынешнему городскому жителю в сельской местности не хватает шумов мегаполиса, издающего их всегда, независимо от времени года и времени суток.
В одном американском фильме пара из Нью Йорка вынуждена была скрываться в глуши от бандитов. Они захватили с собой запись со звуками своего города, иначе не могли уснуть.
Тишина, которую услышал, ещё не открыв глаза, Дормидонт (пока не ведавший, что им стал), как и Сосипатр, и остальные, проснувшиеся в посёлке, была тишиной, которую никто из них в жизни не слышал. Она не была звенящей, она была такой, что в далеко расположенных от леса домах, домах закупоренных от холода, было слышно, как ветер перебирает ветви деревьев и как падает снег. 
И ладно бы только тишина, но, открыв глаза, Домидонт понял, что рядом лежит незнакомая женщина и глядит на него! От испуга он рывком сел на постели, уставившись на неё, и у него само вырвалось:
- Ты – кто?!
Женщина всхлипнула и заплакала, упав лицом в подушку.
Какое-то время ошарашенный Дормидонт смотрел: как тряслись её плечи, слушал мычание вместо плача, прежде чем решился попробовать утешить, а заодно и выяснить, как он, верный муж, оказался с ней вместе.  Он давно уже не пил так, чтоб утратить память, не говоря о совести, но, убей, не помнил, что случилось вчера. 
А обиженная им не успокаивалась, поэтому он сначала осторожно сказал:
- Не плачь… я ничего не помню.
Это не подействовало, тогда Дормидонт едва коснулся её плеча, но она резким движением сбросила его руку.
Вздохнув и не зная, что дальше делать, он встал, чтоб принести ей воды. В комнате было темно, шторы на окнах не позволяли определить: ночь сейчас или день. У него зародилось смутное подозрение, что помещение незнакомо. Грубая рубаха с разрезом на груди вместо майки удивила, тапки, в которые опустил босые ноги, были явно не его.
«Я – в чужом месте… - подумал Дормидонт и сам не поверил, - Не сплю ли?»
И ущипнул себя. Нет, то было наяву. Где тут вода? 

  Дормидонт вышел из комнаты в узкий коридор и осторожно, выставив руки, чтоб не наткнуться на что-нибудь, медленно пошёл вперёд. Коридор в одном месте разветвился, но мужчина не стал сворачивать, а шёл, пока не упёрся руками в дверь. Открыл её, прикрыв за собой, и почувствовал: стало холоднее. Глаза, уже несколько привыкшие к темноте, сообщили, что он, скорее всего, в сенях. Воображение и память дорисовали смутные контуры стоявших тут предметов: лопат, валенок, дров…
«Господи… - подумал он, - я – на чьей-то даче! Может, Новый год отмечали? Но как меня угораздило с этой… и куда занесло?»
Он спустился по ступеням и попробовал приоткрыть наружную дверь. Далось с трудом. Крыльцо оказалось завалено снегом и сквозь щель удалось разобрать, что кругом белым-бело, ни тропинки незанесённой. Сугробы были настолько высоки, что оставляли не заснеженными лишь треугольные верхушки деревянного забора. То же и у калитки.
Как же сюда удалось пробраться? Чтоб так намело, неделю надо или более… Не мог же столько гулять, себя не помня.
Он спиной ощутил взгляд и обернулся. Та женщина в запахнутом халате смотрела на него, и через него – на улицу. Всплеснула руками, закрыв ими рот. Она сама этого не ожидала? Как такое возможно?
Из двери сильно дуло и Дормидонт закрыл её.

  Разговор (если можно его так назвать) состоялся у них, когда вернулись в спальню. Женщина не говорила, а лишь мычала или отвечала знаками. 
«Мало того, что не моя, - подумал Дормидонт, - так ещё и немая.  Не глухая хоть? Как меня так могло угораздить? Но красивая… и фигура…»
Вслух же спросил:
- Это – твой дом?
Она отрицательно покачала головой.
Помолчали.
- А чей? 
Она пожала плечами.
- Помнишь, что было вчера?
Она не помнила.
- С ума сойти… - растерянно произнёс Дормидонт.
- Что это за место?
Она показала, что понятия не имеет.
- Но ведь так не может быть, - сказал он.
Женщина только развела руками.
- А что ты помнишь? – решил зайти с этой стороны Дормидонт.
Как он не без труда понял, она показала, что они вместе давно и… у них есть дети! Причём, дети вполне взрослые. Двое, дочь и сын. Сын выше его.
Дормидонт раскрыл рот, не в состоянии ничего сказать. На шутку это было не похоже.

Наконец он выговорил:
- Про детей тоже не помню.
Женщина посмотрела на него, соболезнуя.
- Думаешь, я лишился памяти? – спросил он.
Она кивнула.
- Но я помню, как меня зовут, - сказал он и не вполне уверенно, словно удивляясь имени, произнёс:
- Дормидонт.
У неё в глазах мелькнуло удивление, а потом она весело хмыкнула.
- А тебя как?
Она помолчала, а потом недоумённо пожала плечами.
И тут до него дошло, что от неё перегаром не пахнет. Да и у него голова не болит. Он впервые подумал, что произошло что-то более серьёзное, чем простой загул. Дормидонт поймал себя на мысли, что не помнил даже из какого он города.
Он вздохнул.
- Знаешь, чтобы нам отсюда выбраться, придётся много часов снег убирать. Мы тут вместе надолго. Давай я оденусь и начну, а ты пока поищешь съестное? Лады?
Она кивнула, улыбаясь. Подошла к нему, прижалась к его спине грудью и поцеловала в макушку. Он застыл, не зная, как реагировать, но её шаги удалились, и Дормидонт перевёл дух. По крайней мере, интим откладывался до вечера.

  Так или +/- так, со своими нюансами, но похоже, происходило во всех окрестных домах, где пробудились пары.


                (продолжение http://proza.ru/2022/05/17/685)