Глава 24

24.

Был, вероятно, апрель…

В смысле…

Почему «вероятно»? Что это за такие оговорки… То есть, послабления, поправки к тем самым воспоминаниям, которые имеют полное право быть совершенно точными? Ведь их гарантируют сразу двое. Та, кто повествует о себе, так сказать, от третьего лица… И, разумеется, та, кто подтверждает истинность этого самого повествования о том, что было на самом деле — не здесь, и не сейчас, а там, и тогда…

На дворе тогда действительно стоял апрель. Стоял со всеми своими прибамбасами… К примеру, в виде останков снега — именно так, очень точное обозначение! А также, с лужами и клочками разного рода подснежного мусора, явленного опосля таятельной его, снега, кончины и его же ухода - в жидком виде! - в дальнейший круговорот бытия транспарентных* — сиречь, явных и прозрачных! — и латентных** — то бишь, сокрытых! - форм существования воды, как источника жизни на Земли.

Да уж… Завернула, так завернула.

Иногда университетское образование и дальнейшие попытки заниматься наукой, дают более чем забавные результаты. В виде размышлизмов на основе силлогизмов, упакованных в словесную шелуху-оболочку банальностей и трюизмов***.

Да. Здесь главное «измов» побольше. Для пущей… наукообразности.

Хотя бы для того, чтобы как-то оправдать некоторую склонность к этой самой… науке. Той, которой пришлось отдать немалую часть из своей жизни. Если сравнить, сколько лет было потрачено, в общей сложности, на то самое учение, которое, вроде бы, как свет.

Наверное.

Особенно, если этот свет дает не только видение и условное понимание каких-то абстрактных сущностей, исследованных разными книжниками ученого рода и затворнического-анахоретского**** поведения, но и нечто вполне  материальное. Должность, некоторое денежное содержание, какие-то перспективы — ну, так, к примеру.

В общем, на дворе стояла весна. Время неоднозначное, так сказать, вельми***** волнительное и даже в чем-то нервное. Когда все вокруг перманентно****** чувствуют себя, так сказать, на взводе. Или даже «на щелчке». Причем, каждый по-своему.

Хотя при этом те самые все, вроде бы как настроены вполне позитивно - сами к себе, а такоже ко друзем своим. Но все это, разумеется, прибавляет забот, хлопот и прочего одной начальнице, которая имеет наглость командовать учреждением культуры местного… вернее, краевого масштаба. Имея стаж руководящей работы… Вот уж почти три года — в смысле, будет и скоро.

Да, этот самый руководящий стаж начался у нее немедленно после успешной защиты диплома специалиста по отечественной и зарубежной истории — причем, по исследовательскому и педагогическому направлениям сразу! Само собой разумеется, что к этому времени дипломантка была уже конченным бакалавром — куда же без этого! И, между прочим, коллекционирование бумаг по части разного рода образованщины, у нее на этом не закончилось. Но это было уже по ходу трудовой деятельности — той самой, начальственной и внезапной.

Как так получилось… Действительно, внезапно. Но при этом достаточно просто, и несколько даже забавно. Об этом стоит, наверное, и припомнить, и напомнить — самой себе и кому-нибудь еще. В смысле, тем, кто интересуется — по разным причинам такого своего… любопытства.

Так уж вышло, что на церемонии вручении дипломов, само это торжественное деяние выполнял не кто-нибудь, а сам глава губернского управления культуры. Он-то, наверное, и вложил внутрь корочек краснообложечного документа о статусе свежеиспеченного специалиста крохотный конвертик со своей визиткой. Эдакий четкий и однозначный намек на необходимость позвонить-встретиться, для установления, так сказать, делового порядка отношений. А вы что подумали?

Информация на визитке была вполне стандартная и даже в чем-то ожидаемая. Для начала, пресловутые ФИО. В этом разделе деловой информации инициатор грядущего общения был обозначен, как Троицын Сергей Леонидович. Местом его работы ожидаемо значилось Управление Культуры Курской губернии. По должности он, само собой, был никак не менее, чем начальник того самого Управления – с заглавной буквы, пли-и-из-з-з!

Фамилия чиновника показалась ей смутно знакомой. Возможно, кто-то, где-то, когда-то упоминал его при ней. Причем уже не было никакой возможности припомнить, в каком именно контексте. Даже насчет позитивной или негативной интонации этого самого упоминания никаких внятных и понятных – в смысле, осознанных! – воспоминаний вовсе не осталось. I’m sorry, сказала память, да и пожала плечами. Ну, или что там у нее есть-имеется такого… пожимательного, для выражения эмоций.

Однако других внятных предложений по грядущему трудоустройству на горизонте, в тот самый момент, не просматривалось, от слова совсем. Поиск работы… мог занять какое-то время. Которое можно было потратить на куда более полезные и даже приятные вещи… прежде всего, интеллектуального плана.

В общем, игнорировать подобный намек, вернее, предложение – причем, более чем откровенное! - было как-то не комильфо*******. Особливо в случае, ежели у адресата сей оферты******** нет за душой ни денег, ни даже опыта – окромя общения с дитями-школьниками, в ходе педагогической практики. Ну, всякие там уроки, внеклассные занятия… Даже участие в купировании последствий детских конфликтов, внезапных в своей случайности.

Да уж… Такое тоже было. Кулачная потасовка между младшими школьниками, прямо в классе. Весьма неожиданно и… с медицинскими последствиями. В виде сопровождения двух бузотеров в медицинский пункт, на предмет врачебного вмешательства по поводу какого-то подобия синяка на скуле у одного и припухлости нижней губы у другого.

А после, разумеется, было, участие в разборе полетов по этому поводу. И, конечно же, в наказании виновных. В том смысле, что торчать с ними в классе, где шалунов оставили после уроков, на посидеть-подумать, пришлось именно ей. А также именно ей пришлось потом делать внушение обоим мальчикам, на предмет того, что можно, а что нельзя. В общем, старшие коллеги не постеснялись нагрузить сей наказательной работой ее сиятельство практикантропа.

Надо сказать, что меры по примирению сторон оказались тогда вполне успешными. Практикантроп-медиатор была на высоте и, по итогам всей этой чрезвычайной воспитательной работы, в ее характеристике появилась пара строчек, отражающих особые коммуникативные навыки работы в конфликтно-стрессовых ситуациях. Спасибо руководительнице практики, за столь лестное мнение. Возможно, именно оно сыграло определенную роль в том, что ей теперь предстояла столь специфическая работа. Кто его знает…

- У нас есть интересный проект, - прямо заявил ей тогда чиновник, одетый в строгий темно-серый костюм. - Проект на стыке проблемных аспектов и спорных вопросов истории материальной культуры и просвещения. Как раз то, что Вам должно быть близко… согласно информации, которой мы располагаем.

Адресат его предположения тогда смущенно потупила очи долу. Кажется, сей мужчина, выглядевший лет на пятьдесят – вряд ли старше! – изрядно подготовился к встрече с приглашенной стороной. Скорее сего, референты принесли ему справку-выписку по предполагаемому кандидату. И не только по успеваемости, но и по тематике выполненных им письменных работ – семестровых и курсовых. И, наверняка, о сделанных докладах на нескольких студенческих научных конференциях. Ну и, разумеется, о том, что было в ее итоговой дипломной работе по специалитету, он тоже, наверняка, осведомлен. А может быть, он даже держал в своих руках эту самую работу, листал ее.

Да, такое тоже вполне возможно. Во всяком случае, именно из этого предположения следует исходить, общаясь с ним. Оценив степень его внимания к профессиональным свойствам-качествам претендентки на должность.

Кстати, какую?

- А что же это за проект? – вежливо сформулировала свой неподдельный интерес приглашенная сторона.

- Проект, связанный с исторической реконструкцией, - ответил ей чиновник в темно-сером костюме. – Нечто вроде музея… Однако состоящего исключительно из новоделов, целиком и полностью. Изготовленных, разумеется, по исторически достоверным образцам… Но не более того.

На этом месте губернский «культурник» сделал паузу. Многозначительную.

- Ага… - последовала нейтральная реакция собеседницы. Которую можно было воспринимать так, как будто она выражает сейчас неподдельный интерес к его мнению и предлагает продолжить информационную часть этой самой встречи.

- С другой стороны, - продолжил хозяин того самого начальственного кабинета, где шли переговоры, -  это музей такого… интерактивного рода. Где каждый экспонат это действующий, реальный аналог того предмета, который когда-то использовали наши предки. Вполне доступный для того, чтобы его можно было использовать и нашим нынешним согражданам… Особенно детям. Причем не просто так, из праздного туристического любопытства. Смотрите, если этот предмет предназначен для работы, тогда… В общем, задача руководителя проекта состоит в том, чтобы предоставить каждому посетителю возможность научиться работать этим самым… инструментом старинного образца. Понять его предназначение в динамике… Хотя бы попробовать! Ну и… оценить степень затруднений наших предков, их загруженность работой… часто неадекватно утомительной и не всегда оптимально организованной. Как им приходилось тяжело и трудно, в их повседневной жизни. И насколько мы шагнули вперед, по сравнению с некими мифическими «благословенными старыми временами».

Это выражение он выделил искренней своей иронией. Между прочим, его молодая собеседница… Покраснела, потупила очи долу – вернее, столУ! Короче, вся из себя таки засмущалась – сразу и немедленно.

- Вы… оценили мои выводы в тексте диплома… дипломной работы, - поправилась она. И немедленно, улыбнувшись в ответ, сделала свой вывод - точный и однозначный:
- Вы читали его… В смысле, ее, мою работу!

- Читал, - согласился чиновник. – Ваше мнение… Да, оно полностью совпадает с моей позицией по этому вопросу. Такой… изначально правильный посыл выгодно отличает Вас от некоторых иных-прочих лиц и личностей… Скажем прямо, излишне экзальтированных личностей, которые рассматривают наше весьма неоднозначное прошлое в излишне радостных тонах, ретушируя своим чрезмерным энтузиазмом темные его стороны. Полагаю, Ваша позиция позволит Вам сделать все как надо. Так, чтобы люди почувствовали и позитивные тенденции тех, прежних времен… И то, что было в них злого, дурного… Да попросту бессмысленного - доходившего, порою, до полной идиотии! Вы можете продемонстрировать негативные проявления того, прежнего общества достаточно жестко и точно – однако, не доводя при этом стиль своего разъяснения сущности той эпохи до злобных карикатур!

- Вы про карикатуры из тогдашних журналов? – уточнила его собеседница. – Ну, такие… с гипертрофированными головами и всякими непотребными предметами в руках?

- Ну… эти предметы были вполне потребными… для того времени. И уж как минимум для художника, который пытался изобразить его, это самое время, - заметил хозяин начальственного кабинета. – Но сейчас я говорю о другом. О том, что сам подход карикатуриста не вполне адекватен подлинному пониманию Истории. Они искажают память о той… своеобразной реальности. Таких карикатур было нарисовано немало, в те времена… И там… - он неопределенно покрутил пальцем, указуя куда-то вовне, в сторону… неопределенную. – В смысле, за границей. И у нас… тоже, - сделал он многозначительное уточнение.

Собеседница, молча, кивнула, в общем и целом соглашаясь с его позицией, по данному вопросу – причем искренне! Воодушевленный ее поддержкой, чиновник - явно оседлав любимого конька - немедленно продолжил.

- И не сказать, чтобы тогдашние карикатуристы вовсе не знали фактуру своего времени, - заявил он. – Отнюдь! Однако их задача всегда составляла в том, чтобы выпятить уродливую черту, заострить ее какой-нибудь яркой гиперболой… Тем самым обеспечив узнаваемость. При этом вопрос объективности, сам по себе, оставался в стороне. Так сказать, будучи вне компетенции каждого конкретного художника. Однако каждая такая карикатура осталась, как некое отражение реальности... в странном кривом зеркале. Том, которое выпячивает, демонстрирует эти самые уродства в некоем гипертрофированном виде.

На этом месте своей речи чиновник сделал короткую паузу… За время которой у его молодой слушательницы возникли-появились некие смутные сомнения. Скорее даже подозрения, которые имело смысл прояснить, уточнить и развеять. Или же напротив, сконцентрировать

- Но ведь все эти карикатуры…

Этими словами девушка начала некое условное возражение высказанному – с ее стороны. Она внимательно глядела в глаза своему собеседнику, отслеживая его реакцию… при этом, едва удерживая свою улыбку от самого непосредственного и открытого – в смысле, широкого! – проявления.

- Они ведь работали на яркое проявление тех самых уродливых явлений общественной жизни, -  продолжила приглашенная. - Чтобы они стали заметны и понятны окружающим – всем и каждому! Чтобы люди высмеяли это все и… устыдились!

- Нет!

Чиновник произнес это слово ярко, экспрессивно, так сказать, на повышенных тонах. Это расставило все по своим местам, в плане понимания ситуации… Ну и, разумеется, выводов.

Впрочем… Имело смысл предоставить слово самой принимающей стороне. Изобличающей себя по полной программе - вот прямо сейчас!

- Видите ли, моя дорогая, - начал ее собеседник, – тот факт, что люди посмеялись над уродством, которое художник выделил своим творчеством – причем, весьма справедливо, надо честно сказать! Так вот, этот факт вовсе не означает, что эти же самые люди поняли его исходный посыл, и сделали то самое, на что он вправе был рассчитывать – исходя из самых своих высоких намерений!

- То есть… Вы хотите сказать, что все эти карикатуры шли… как бы даже во вред естественному развитию общества?

Жесткий вопрос был задан весьма ироническим тоном голоса. Однако собеседник приглашенной, похоже, был настроен более чем серьезно. В части ответа на испрошенное… И в части собственного отношения к сути поставленного ею проблемного вопроса.

Надо честно признать, что посетительница намеренно высказала все это с вполне определенной интонацией. Для пущей провокативности своего… обращения к местной культурно-властной персоне.

И это сработало. Ее собеседник-в-летах… Он не то, чтобы всерьез рассердился на нее. Скорее, попытался вразумить… Возможно, опять-таки, чересчур экспрессивно.

- Вы заблуждаетесь, - заявил он, ничтоже сумняшеся – то есть, в полной своей уверенности, насчет собственной правоты и всякое такое! – Те, кто рисовал все эти карикатуры, они не добились ничего, кроме прекрасной возможности как-то потешить чувство собственной важности… Личной их значимости для тогдашних и тамошних людей… И, соответственно, нравов – тоже тогдашних и тамошних, то есть, весьма специфических! При этом, разумеется, значимость свою они сильно преувеличивали! – наставительно подчеркнул он. – Поскольку влияли они на общество совсем не так, как им тогда казалось.

- И в чем же они просчитались? Чего они не учли – там и тогда?

Улыбка на лице так и просилась наружу, однако приглашенной удавалось сдерживать ее проявления на устах своих… хотя и все большими усилиями.

С другой стороны, эти усилия, в целом, соответствовали поставленной цели – эффектной и даже приятной. В эмоционально-интеллектуальном смысле.

- Специфику индивидуальной, групповой и массовой психологии, - торжественно провозгласил ее собеседник.

Надо сказать, что сейчас чиновник перешел в фазу некой особой, личной  откровенности -  тем самым полностью подтверждая все исходные предположения. При этом он перевел правую руку свою в вертикальное положение – не отрывая локоть от стола. Да еще и поднял указательный палец вверх, призывая тем самым к сугубому вниманию.

Молодая посетительница вопросительно подняла брови в ответ, приглашая старшего своего собеседника продолжать ученые свои пояснения. Впрочем…

Того не надо умоляти,
Кто сам высказываться рад!

Так говорил на семинарах один из преподов, предлагая студентам их группы произнести пару собственных, так сказать, в меру умных слов, по поводу очередного вопроса обсуждаемой темы.

Разумеется, нынешний ее собеседник попался на эту удочку. Что было вполне ожидаемо. Вернее, заранее рассчитано посетительницей этого культурно-распорядительного места.

Иногда ситуационная победа над неким абстрактным начальником, это так заманчиво! Особенно, когда тебе лет двадцать с небольшим. И то самое упомянутое чувство собственной важности – сокращенно ЧСВ – которое столько раз было предметом шуток юмора для самых разных телевизионных и радиоюмористов, дает о себе знать, как говорится, очень даже очень!

Впрочем, этот конкретный субъект-собеседник так забавно шел в расставленные для него сети! Отказываться от такой добычи, право, было невозможно!

- Мнения о том, что само по себе высмеивание пороков помогает их изживать, глубоко ошибочно! – заявил – вернее, провозгласил! – он истину, несомненную для него лично и, безусловно, пользительную для всех без исключения окружающих – опять-таки, по его мнению! – Смеховая культура… вообще, весьма своеобычная штука! Высмеивание порока гораздо чаще помогает людям смириться с ним, принять его как некую необходимую неизбежность. А вот насчет полезности осмеяния, для попытки преодолеть, изжить все то, что вызвало весь это смех… Горький смех! Так ведь имеет смысл напомнить всем и каждому, что редко когда один или максимум два человека, из десятка рассмеявшихся, по поводу карикатурного изображения чего бы то ни было, всерьез задумаются о том, что именно пытался выразить художник. Возможно, конечно, что именно эти двое… Что они как-то изменят свое мышление соответствующим образом. А все остальные предпочтут оставить все как есть, в мыслях и делах своих. Именно по этой самой причине подобная пропаганда, при всех ее благих намерениях, никогда толком не работала!

- Книга «Отечественное искусство. История. XIX век». Глава с названием «История карикатуры, политической, социальной и бытовой».

Эти две фразы – нейтральные и весьма информативные - прозвучали на фоне той самой улыбки, которая, на этот раз, все-таки прорвалась наружу. В смысле, заиграла на лице посетительницы, ярко и откровенно.

И напротив, ответная улыбка на лице ее старшего собеседника прозвучала весьма и весьма смущенным тоном… в дополнение к общему выражению лица оного персонажа. Каковое было, прямо скажем, несколько обескураженное. Как будто бы владельца-обладателя этого самого лица – весьма приличного и даже, можно сказать, вполне себе бюрократического! – только что, как говорится, поймали на горячем!

Ну… В смысле, на деяниях не очень-то согласных с его чиновничьим и кабинетным статусом руководителя средней руки. Того, которому как-то несолидно писать разные там статейки в занятные книжицы. Да еще и по такому занятному предмету, как история карикатуры.

Между прочим, лица его, так сказать, профиля деятельности, завсегда представляли собой знатную мишень для тех самых карикатуристов, о деяниях которых он сейчас рассуждал столь велеречиво. Кто знает, возможно именно этой… профессиональной обидой были наполнены его слова?

Кто знает…

Впрочем, обижался владелец этого самого начальственного кабинета, или вовсе даже не обижался на художников низкого жанра этот самый персонаж, а все-таки, смущение его, по этому самому поводу, было неподдельно-искреннее и…

Надо честно признать, приятное для юной собеседницы. Весьма-весьма и очень даже особенно.

Разумеется, приглашенная соискательница должности не отказала себе, любимой, в удовольствии добить своего начальственного собеседника. Так сказать, контрольным в голову.

- Я все думала, отчего мне так знакома Ваша фамилия! - произнесла она весьма веселым тоном – едва ли не со смехом в голосе! – А ведь именно некто «Троицын» был обозначен автором, в начале этой главы! Той самой главы, которая меня тогда так впечатлила!

- Хм…

Это междометие неопределенно-звукоподражательного рода прозвучало как-то странно. В смысле, неожиданно. Как эдакий сигнал.

Посетительница несколько насторожилась. И было отчего! Просто хозяин этого самого кабинета внезапно… преобразился!

Поначалу сей персонаж потупил очи долу – вернее, столУ! В точности так, как это делала молодая его собеседница, незадолго до того. Затем адресат всех ее, так сказать, озарений и догадок, выпрямился, прикрыл свои глаза. Замер в такой вот напряженной позиции на несколько секунд… После чего повернул…

Нет. Поверну-у-ул… свою голову – медленно и страшно! – в сторону посетительницы. И только тогда открыл…

Глаз. Один. Конкретно, правый.

И глянул на собеседницу эдак сурово… Как будто прицеливался.

Юная посетительница немедленно струхнула – там, изнутри себя. Сердце в пятки ушло - прямо таки ухнуло-рухнуло-упало! Однако виду о том все-таки не подала. Упрямо смотрела ему в лицо, буквально уперлась взглядом, в эдаком противостоянии воле хозяина этого кабинета.

Прямо скажем, не самое разумное поведение для той, кто рассчитывает получить какое-то тепленькое местечко, от подобного адресата, хоть как-нибудь всерьез!

Сколько длилось это самое противостояние – секунду, две, десять… Не так уж и важно. Значение имело лишь то, что юная претендентка на трудоустройство, по линии конторы этого самого чиновника, в той безмолвной битве устояла, не скуксилась, не дала слабину. Вот принципиально!

Чем же в итоге завершилась эта самая пикировка, внезапная и безмолвная? Разумеется, мимическим жестом – или даже этюдом. Исполненным непосредственно принимающей стороной.

Значит так…

Для начала, солидный губернский чиновник в летах раскрыл свой глаз – второй, прищуренный! И подмигнул посетительнице первым, открытым чуточку раньше. 

Далее, он изобразил на лице своем подобие Big Smile. Эдакую карикатурную версию улыбки из какой-нибудь дурацкой голливудской кинокомедии – так сказать, во всю ширь лица своего. При этом, отнюдь не дурачась, не отыгрывая какую-то роль, а вполне себе искренне. После чего сей внезапный весельчак громко расхохотался, добавив, так сказать, эмоционального градуса и… Окончательно смутив адресата своей интермедии.

– Ну? А теперь… Признавайтесь, Вы ведь тогда очень даже захотели оспорить высказанное мнение! - произнес он, вдоволь насмеявшись, и в полной мере насладившись реакцией собеседницы. - Устроить, так сказать, диспут! Забороть, по ходу дискуссии, консерватора… ну, хотя бы словесно! Было такое, а?

Юная особа, явившаяся на это… более чем странное собеседование, в свою очередь, исполнила лицом некую встречную пантомиму - то есть, систему мимических жестов. Обозначая ими некую занятную смесь удивления, смущения и… отважного желания срочно противодействовать любой начальственной воле и произволу. Правда, пока еще молча.

- Бьюсь об заклад, Вы прямо тогда же и придумали целую кучу контраргументов, в отношении ключевых тезисов моей главы, - добавил хозяин этого самого кабинета. В смысле, серьезный губернский чиновник.

Насчет серьезный…

Да-да-да, можно сразу же сказать ха-ха-ха! Причем три раза подряд! Так же, как и про всякого подобного персонажа – того, которого, буквально только что таки поймали-уличили на изрядных, изящного рода, экзерсисах в области искусствоведения.

При этом слово «моей» автор того самого научного произведения – оспариваемого в этом самом кабинете, как говорится, здесь и сейчас! - изящно выделил особой – можно сказать, сугубо личной! - интонацией. Впрочем, собеседница своих претензий по этому поводу ему предъявлять вовсе не собиралась. Однако…

Она явно собиралась высказать ему, так сказать, за кое-что другое – причем, высказать много и решительно!

- Да! – опять-таки с выражением бравады на лице подтвердила его собеседница, смиренная – ой-ой-ой! – посетительница кабинета сего. – Я уже тогда собиралась объяснить Уважаемому Автору, до какой степени он неправ в своих рассуждениях о судьбах нравственности! Ее судьбах в те самые времена неопределенности, когда закладывались основы нынешнего нашего… гуманного и разумного общества!

- И Вы рискнете высказать это все тому самому Автору? Прямо и непосредственно? Вот прямо в лицо?

Это самое слово хозяин кабинета выделил не только интонационно, но и мимическим жестом. Обозначив лицом своим особенную гримасу.

Это было… нечто вроде оскала. Помноженного на свирепое искажение черт лица, в стиле скульптур азиатских богов из тибетских монастырей - разве только что цвет кожи… Вовсе не голубой*********! 

Когда-то смиренная соискательница места работы, в одном из своих культурологических рефератов, исследовала значение подобных страшилищ, и жутковатую их роль в азиатских культах – порою, несколько однообразных, в подчеркнутой своей… инфернальности! Так что, в общем и целом, она была в курсе подобных визуализаций… И всех их весьма специфических смыслов.

«И как только он сумел состряпать, из морды лица своего, такую вот… рожу!» – подумалось ей.

И тут же сразу в голову ей пришла следующая мыслЯ – из тех, которые таки приходят опосля! – значимая как в общем звучании ключевого слова, так и по смыслу:
«Актер! Явный же актер! Ну, как минимум, в студенческом своем… прошлом!»

 - Не только рискну, но и выскажу! Когда еще случится-приключится такая вот занятная оказия!

Именно так заявила отважная посетительница начальнику губернского Управления Культуры. И… никакой реакции, по поводу этого самого устрашения, которое он ей устроил! Ни слова, ни полслова, даже никакого намека мимического рода, по этому самому поводу!

- Ну что же… извольте!

Яростная гримаса злобного азиатского… то ли бога, то ли демона, на морде лица его, незамедлительно была замещена неким иным выражением - простым и суровым. В стиле рыцарей-тамплиеров, из тех самых средневековых времен, когда…

В общем, когда они еще не переродились в знатных – и злостных! – ростовщиков, обложивших своей данью берега Средиземного моря, а… Просто смиренно сопровождали паломников, шедших пустынными путями-дорогами-тропами Ближнего Востока для того, чтобы поклониться Гробу Господню. Охраняя их в тех самых негостеприимных краях от разбойных нападений и прочих всяческих дорожных невзгод.

Короче, образ такого… сурового воина. Вряд ли менее опасного, чем иная статуя восточного божества. Вот его и приял на себя этот самый персонаж… Автор искусствоведческих статей и губернский чиновник, в одном флаконе.

Если честно…

Не впечатлило.

В том смысле, что это все не произвело впечатления на его визави – визуально доступного, однозначного и понимательного, при взгляде со стороны. Так, что она, ни секунды не стесняясь, прямо перешла к изложению своей позиции. Откровенному и бесстрашному, невзирая на всю разницу по любым аспектам их взаимного несоответствия – по аспектам пола, возраста и начальственно-подчиненного положения, де-юре и де-факто.

- Да, карикатуры в тех… В тогдашних журналах, предназначенных для читающей, грамотной публики, подверженной воздействию радостей печатного слова… Они вряд ли меняли общественную мораль, всю тогдашнюю коллективную психологию, как говорится, с полпинка левой ноги, да в лучшую сторону, прямиком и наперегонки со здравым смыслом! Но смотрите… Одна карикатура, показывающая моральное уродство тогдашних начальственных персонажей таким, как оно есть… Другая… Третья… Пятая… Десятая… Рано или поздно, до всякого морального урода начнет доходить, что Общество просто ржОт над ним. Что быть таковым… мразотным мерзавцем… В общем, это неправильно. И надо что-то делать. С собой. Причем, именно ему. Что Общество его не принимает. Что надо меняться… в сторону, близкую к нам. В смысле, к нам, к нынешним. К тем, кто для тогдашнего общества были… Перспективой – отдаленной и светлой!

- Хм…

Скепсис в голосе ее собеседника прозвучал весьма отчетливо, однако посетительницу это нимало не смутило!

- Знаете… - продолжила она. – Нас еще не было – там и тогда. Но отдельные аспекты нашего мировоззрения… В общем, к тому самому времени, они уже прорвались в сей мир. В том числе, благодаря карикатурам. Тем самым! 

- И как же это они работали? В смысле, именно там и тогда?

Маска сурового рыцаря, защитника нравственных устоев, благоразумия Общества и всяческого благолепия скользнула с лица ее собеседника куда-то в сторону. Из-под нее пробудилось-проклюнулось некое… любопытство. Вполне искреннее.

- Как своего рода опорные конспекты, - охотно пояснила гостья. И немедленно пояснила собственную мысль:
- Обычные конспекты такого рода работают как вешки. Памятные вешки – условные значки, для памяти. В смысле, символы, необходимые тому, кто не хочет заблудиться, заплутать в лабиринтах своей же собственной памяти! Эти карикатуры… В общем, они играли примерно ту же самую роль. Просто функционал их был развернут в будущее.

- Хм… Что, простите?

Вопрос прозвучал откровенным удивлением.

Интересно, почему…

- Каждая из таких карикатур… обращалась к памяти Общества, - ответила посетительница. – Отсылала к своим… предшественницам. Обращалась к Обществу с вопросом: «Вы не забыли… это?»

- Ну, допустим, что память Общества от этого… Скажем так, не застывала, - выразил с ней условное согласие ее пожилой собеседник. – Но как все это работало… на будущее?

- Элементарно, Уважаемый Начальник Управления! – почти что дерзким тоном откликнулась посетительница. – Смех над предшественниками… заставлял субъекта начальственного положения чувствовать уколы со стороны Общества. Моральные уколы, которые действовали отнюдь не с самого первого раза, но… Они продолжали свое дело, снова и снова! В купе с тем, что смех этот слышан был все выше… долетая, порою, до Высочайшего адресата. И этот Высочайший субъект, двигающий Историю НАШЕЙ Страны в нужном направлении, всерьез задумывался о том, так ли уж ему необходимы подобные смешные персоны, стоит ли их назначать на ответственные посты… Все это будило остатки нравственного чувства – причем у всех! Просто не давало им заснуть… Это действовало - и среди лиц рядовых и подчиненных, и среди персон чиновных и вышестоящих!

Произнеся эти слова, гостья чиновного кабинета мысленно попрощалась с так и не состоявшимися перспективами собственного своего трудоустройства. Она уже совсем было хотела подняться со своего стула и просто откланяться по отношению к адресату своего спича – в смысле, получателю всех этих стрел, камней и шпилек, запущенных с ее стороны! Просто по той причине, что никакого внятного смысла оставаться здесь у нее больше не было.

Действительно, вероятность получения должности – той самой, по поводу занятия которой ее, собственно, сюда и пригласили, становилась несколько… иллюзорной. Это если не сказать сильнее!

Однако хозяин сего кабинета, сурово взглянув на нее и считав все эти поползновения улизнуть от возразительных реплик с его начальственной стороны, отрицательно покачал головой. Дескать, никто никуда не идет, разговор не окончен – причем, от слова совсем! И дерзкая посетительница вынуждена была подчиниться.

- Значит… Вы утверждаете, со своей стороны, будто карикатуры, в отношении начальственных лиц, полезны для оздоровления социума… - произнес он, то ли вопросительным, то ли утвердительным тоном.

- А на Вас лично что, никто не рисовал карикатур? – осведомилась его молодая собеседница.

Тоном весьма-таки сдержанным, почти что нейтральным – и в то же самое время, дерзким!

- Покамест нет, - как-то серьезно отозвался на ее очередную эскападу губернский чиновник. – Однако это было бы более чем… занятно и даже любопытно…

На какую-то минуту в начальственном кабинете повисла пауза. Чиновник явно раздумывал обо всем сказанном. А его собеседница все никак не решалась прервать эти его размышления, ни словами, ни тем боле уж какими-то поползновениями на прощальный поклон. Томительное молчание обозначило эту странную неопределенность… которая завершилась усмешкой – негромкой, но значимой.

Начальственной.

За которой последовали действия – не менее начальственные и чиновные. В смысле, бюрократические и значимые.

Хозяин кабинета достал из ящика письменного стола картонную папку с завязками. Обозначенную заглавием, которое посетительнице было несколько… знакомо.

- Рута Георгиевна Костицкая.

Чиновник…

То ли прочитал это самое заглавие, то ли просто обратился к той девушке, которая его…

Скажем прямо, нагло доставала, по ходу этой встречи, которую можно обозначить по-всякому, но более всего как некое театральное представление. Комедию положений, ну или же какую иную пьесу, полную комических фраз, подколок, уловок и всяческих мимических жестов, вполне-таки артистического профиля.

- Да… - откликнулась его собеседница.

Предательски дрожащий голос удалось, вроде бы, скрыть односложным ответом. Однако взгляд выдавал некоторую ее растерянность И, откровенно говоря, некоторое недоумение. С ее стороны.

Недоумение, всю сущность которого можно было бы выразить одним простым вопросом…
 
Зачем? 

Действительно, какой смысл составлять на нее целое досье? Неужто, нечто подобное в этом самом культурном ведомстве заготовлено на всех и всяческих кандидатов-претендентов на какое-то место?

Или же…

- Хм…

Этот самый звук-междометие, обозначил – в очередной раз! - некую сомнительную неопределенность, во мнении и позициях. Опять-таки, вопрос…
 
Почему?

Начальствующий персонаж снова взял паузу – воистину уже садистического характера! Длилась она томительно долго – куда дальше, чем прежняя! Наконец, начальствующий субъект соизволил ее прервать, положив, тем самым, конец ее сомнениям… и задав повод для недоумения – полного и окончательного. Опять-таки, с ее стороны.

- Вы приняты, - просто и незатейливо сообщил он.

Совершенно спокойным тоном голоса своего…

Нет! Все-таки чувствовались в нем некие такие… странные нотки иронии, на грани изысканнейшего издевательства.

- Что?!

Разумеется, посетительница отреагировала на это все… несколько нервно. Эмоционально, с удивлением – более, чем искренним. По понятным причинам!

Губернский чиновник выдержал очередную паузу – мелодраматическую, эпическую, патетическую… Да какую угодно! Сполна насладившись эффектом – вот же садюга! – он снова повторил сказанное.

- Вы приняты, - произнес он примерно тем же тоном. И добавил:
- Потрудитесь подписать.

После чего, раскрыл свое… картонное хранилище бюрократических источников информации – сиречь, документов! Достал несколько таковых – в смысле, достал их именно оттуда. И выложил перед нею.

- Ручку дать? – осведомился этот персонаж – прямо-таки чиновный садист губернского розливу, вот так! – Или Вы предпочитаете своей? Возражений не будет, если что!

- Предпочитаю… - растерянно отозвалась девушка.

Она достала из кармана собственный свой письменный прибор – потертую пластиковую перьевую самописку, от колпачка которой каким-то чудом все еще не отлетела пластиковая клипса! Сняв с ручки этот самый колпачок, Рута Георгиевна Костицкая – а мы, отныне, будем, время от времени, именовать ее именно так! – подписала бумаги, в местах, обозначенных, специально для нее, карандашной птичкой-галочкой. В полной растерянности – даже не сподобившись их просмотреть, не то, что прочитать!

Кажется, ее собеседник, расчетливый и странный – более чем! – воспользовался этой ее внезапной прострацией. Скорее даже…

Давайте скажем честно и прямо – шоковым состоянием неопытной своей собеседницы!

Сей персонаж незамедлительно подписал все то же самое – вот только со своей стороны. И снова аккуратно сложил бумаги в картонную свою папочку. Завязал тесемки и вернул сей бюрократический аксессуар обратно в стол. После чего окинул девушку откровенно сочувственным взглядом. 

- Вот только что, прямо сейчас, я воспользовался несколькими манипулятивными техниками, - признался чиновник. – Извиняться не буду – уж Вы извините! – продолжил он несколько… противоречивыми словесами. – Просто объясняю Вам все, как есть. Чтобы все между нами было честно. В некотором смысле.

- В том смысле, что Вы меня сейчас…

Девушка поглядела на него с ужасом и…

Она даже непроизвольно потянулась рукой своей в сторону исчезнувшей папочки – той самой, с ее фамилией, именем и отчеством, на лицевой стороне. Однако прервала это самое движение, в самом его начале, буквально осеклась под мимическим жестом своего пожилого собеседника. Хозяин кабинета сего коротко повел головою - из стороны в сторону - запрещая ей это делать, прямо и недвусмысленно.

Девушка предпочла подчиниться. Однако взглядом своим и общим выражением лица обозначила…

Нет, не возмущение.

Вопрос.

В смысле, очередной вопрос – на этот раз безмолвный. Но вовсе не бессмысленный, а, напротив, более чем понятный – для обоих собеседников! Ответ, на который, был дан сразу же. Причем, самым властным тоном.

- Успокойтесь! – строгим голосом произнес ее чиновный собеседник. – В тех документах, которые Вы только что подписали, нет ничего такого, что было бы направлено против Вас. Никаких кабальных сделок и прочих пакостей!

- А если так, то… Зачем тогда все это? К чему он, весь этот Ваш… спектакль одной манипуляции? Ну, или же не одной…

В голосе девушки-кандидата, которая, в эти секунды уже получила некую должность – причем, нежданно-негаданно! - снова звучало искреннее недоумение.

- Честно и откровенно?

Ее собеседник снова прищурился. С эдаким выражением интереса на лице – специфического, почти что хищного!

- Честно и откровенно! – немедленно подтвердила адресат его внимания.

- В том числе, для того, чтобы… Некоторым образом, Вам отомстить!

Признание губернского чиновника прозвучало более чем странно.

- Э-э-э… За что? – градус недоумения в голосе Руты Георгиевны Костицкой, свежеподписанной владельцем этого кабинета на некую культурно-исторически-музейную должность, еще несколько… возрос.

- Хотя бы за то, что Вы имели наглость… Нет, просто неописуемую наглость, спорить со мной… И даже победить меня в этом споре! – заявил Сергей Леонидович Троицын – грядущий начальник девушки, только что оставившей свой автограф на документах, припрятанных в его столе. - Как лицо, облеченное государственной властью и административными полномочиями, я просто обязан был сделать две вещи. Сбить с Вас некоторую спесь - в известной мере! И поставить Вас на место – во всех смыслах этого самого слова, известных, возможных и предполагаемых! – подчеркнул он. – Вот теперь уже, Вы получили надлежащее впечатление о моем коварстве. При этом, Вы, в должной мере и степени – ну, или, хотя бы, слегка! - присмирели и… В принципе, Вы теперь готовы занять приличествующее Вам положение. В смысле, то самое место, на которое лично я Вас и запланировал… изначально! 

- Ага… То есть, я Вас переубедила! И в Вашей следующей статье по искусствоведению, Вы признаете, что потерпели, в споре со мной, полное фиаско?

Девушка немедленно оживилась лицом. Теперь казалось, будто слово «присмирела» это вовсе не про нее!

- Ну, уж нет! – прямо таки возмутился чиновный ее собеседник. – Я, конечно же, приму к сведению всю Вашу аргументацию… Пожалуй, я ее даже изложу подробно… Возможно, даже с некоторыми намеками на обстоятельства высказывания всех этих доводов, с Вашей стороны! Однако… Это все, что, по этому поводу, я могу Вам сейчас обещать! Хотите вступить со мной в публичную научную дискуссию – милости просим! Я даже порекомендую Вашу статью в соответствующих журналах нашего научного профиля! Но имейте в виду! Я найду аргументы против всех Ваших возражений! Уверен, что найду!

- Значит… научная дискуссия? – многозначительно переспросила Рута Георгиевна. – Именно научная? Без перехода на личности и отношения, в стиле: «Я начальник - ты дурак»? Я Вас правильно поняла?

Учитывая должность, на которую, за время нашего повествования, эта девушка уже успела подписаться, мы можем теперь именовать ее именно так – то есть, по имени-отчеству, невзирая на достаточно юный возраст!

- Правильно! – подтвердил ее начальственный собеседник. – Но здесь, в нашем с Вами случае, имеются свои… нюансы!

- Уже боюсь! – откликнулась девушка, в притворном испуге.

Или не в притворном…

Это явно порадовало чиновного персонажа, и он таки продолжил.

- Научная работа – обязательно! – заметил Сергей Леонидович, эдаким наставническим тоном. – Причем, как Вы уже поняли, я возьму Ваши ученые труды под мой личный, непосредственный контроль!

- Хорошо-хорошо! – девушка даже замахала руками, в знак согласия… радуясь тому, что еще легко отделалась! – Если научная работа предполагается в виде написания статей, в свободное от основной работы время, это меня устраивает - более, чем!

- А вот и нет! – суровым голосом осадил губернский чиновник ее неуместный оптимизм. – Имейте в виду, что одной научно-абстрактной писаниной, в стиле «Переписываем старье и рассуждаем ни о чем!», Вы, моя дорогая, от меня не отделаетесь! Не пройдет этот номер у Вас! Даже не думайте, что вы от меня отбояритесь такой вот ерундой!

- Вот оно как! – изумленно произнесла его собеседница. – О чем же я должна буду писать?

Сергей Леонидович воспринял это ее вопрос с явным удовольствием. Причем такого… злорадного свойства – едва ли не садистического! 

- Музей, которым Вы призваны руководить, в некотором смысле, интерактивный, - напомнил он, улыбаясь весьма неопределенной, странной и несколько загадочной улыбкой. – А значит, у Вас предполагается совершенно уникальный опыт… непосредственного наблюдения за реализацией старинных технологий, их спецификой и… проблемами. Грех будет им не воспользоваться!

- Но я…

Девушка смешалась и сумела обозначить-сформулировать свою позицию только через несколько секунд. Чем, естественно, доставила старшему собеседнику своему еще одну скромную порцию удовольствия – ощущения маленькой победы морального свойства…

Ну, или же аморального, это ведь, как посмотреть! Как говорится, пустячок, а приятно!

- Вы хотите сказать, что мне предстоит освоить множество профессий, связанных с функционированием усадьбы, находящейся в неком… подвешенном состоянии, между натуральным хозяйством и товарным производством?

Вопрос такого… ученого свойства, прозвучал несколько неуверенно. И напрасно!

- В точку! – обрадовано заявил ее чиновный собеседник. – Не забывайте, барыня XIX века обязана была разбираться в тонкостях всяческого рукоделия… Прядения, шитья, плетения кружев… Иногда даже того производства, которым занимались исключительно мужчины! Кожевенного или шорного… Просто для того, чтобы ее подчиненные – крестьянушки подневольные! – ее же и не обманули, не подвели бы свою хозяйку! Ибо честность в отношениях бар и пресловутых «лиц холопского звания» была, скорее, приятным исключением, нежели правилом!

Цитату из Некрасова начальник губернского Управления Культуры выделил сугубой иронией. И многозначительно посмотрел на свежеиспеченную руководительницу подведомственного ему учреждения.   

- Подневольный труд он такой… подневольный! – сделал он вывод - логический и тавтологический.

И снова дарил свою подчиненную весьма многозначительным взглядом.

- И что же, мне теперь придется… Осваивать кучу ремесел? Причем, на уровне использования аутентичных… то есть, весьма несовершенных, откровенно говоря, неудобных инструментов?

- Да! - торжественно – даже торжествующе! – подтвердил губернский чиновник. – Все обстоит именно так! Аутентичные технологии. Аутентичные инструменты… И, в результате, полный набор ощущений нашей современницы, от всех глюков, тараканов и всяческих проблем нашего с Вами занятного прошлого!

Это выражение он, как обычно, сдобрил щедрой порцией иронии.

- Но зачем же… так? – недоумению девушки не было предела.

Ее странный собеседник снова-сызнова усмехнулся.

- Ваша обязанность, в практическом плане, руководить уроками соответствующих ремесел. Для детей… Ну и не только. А многие такие занятия Вам придется вести самолично и действовать при этом собственноручно, поправляя ошибки ваших подопечных и помогая им достигать определенного результата. Да, вымученного! Но в этом-то и прелесть! Вы не находите?

Именно так он заявил своей перепуганной служащей, которая, откровенно говоря, уже и не рада была тому, что связалась со всеми этими прелестями губернской музейной службы!

- Разумеется, многие специфические ремесла возьмут на себя ребята из реконструкторского клуба, есть у нас такой… - добавил Сергей Леонидович – наверное, чтобы приободрить свою протеже. – Кого-то мы привлечем в Проект на правах приходящего сотрудника, кого-то даже на правах волонтера-энтузиаста. В общем, договоримся… с ними! Ну, раз уж главное лицо, которое будет возглавлять наш с Вами Проект, наконец-то определилось!

- Подождите! – требовательным, едва ли не возмущенным тоном высказала адресат его предложений и распоряжений. – Так у Вас, значит, есть в наличии эти самые… реконструкторы? Которые, как раз и увлекаются этими самыми… старорежимными штучками?

- Да! – кивнул головой чиновник. – Поэтому не волнуйтесь! Материальную, кадровую и организационную поддержку всем Вашим начинаниям мы обеспечим!

- Тогда…

Девушка вдохнула, вобрала в себя побольше воздуха, а потом выдохнула, выдавила из себя очередную волну возмущения.

- Тогда, на кой хрен Вам, для руководства этим Вашим Проектом, потребовалась я? В смысле, именно я? Ведь у меня нет никаких навыков, по части этого Вашего… рукоблудия… Пардон, рукоделия!

Вспышка эмоций свежеиспеченной сотрудницы, как ни странно, не вызвала у их адресата никакого удивления. Со стороны могло показаться, что он, будучи умелым манипулятором, целенаправленно подводил девушку именно к такой вот экспрессивной реакции. А вот зачем он это делал…

А вот этот вопрос оставался без ответа. Будучи незаданным.

- Я ставлю Вас над потенциальными исполнителями, которые, если быть совсем уж откровенным, хотели… Очень хотели им руководить! Но…

Сергей Леонидович сделал в своей речи очередную томительную паузу - вот садюга хренов! После чего как-то особенно приветливо подмигнул возмущенной сотруднице.

- Вы нам подходите, а они – нет, - произнес он нечто странное – во всяком случае, непонятное! – И дело здесь отнюдь не в том, кто имеет навыки использования старинных технологий, а кто таковых пока что не имеет. Это, как раз, не так уж важно. Для нас.

Это слово прохиндей-манипулятор выделил соответствующей интонацией. Кстати, совершенно непонятной.

- Подробнее, - железным тоном потребовала уточнений его собеседница.

Конечно же, это прозвучало более чем нагло. Ведь никто не мешал адресату ее требований, вот просто так, взять и аннулировать ранее подписанные бумаги. Оставив соискательницу без соответствующего места и перспектив! Типа, не было ничего! Ничего не было...

Ан нет.

Пожилой собеседник снова кивнул девушке, с видом полного удовлетворения ее агрессивной реакцией. Чем спровоцировал очередную порцию наглых вопросов, с ее стороны.

- Кого это «нас»? – вопрошала Рута Георгиевна. – В смысле, кто эти загадочные «мы»? Какое-то… «тайное общество», в которое Вы меня здесь… вербуете?

Чиновник-манипулятор – ой-ой-ой, какой непростой персонаж! – широко улыбнулся юной своей собеседнице. На лице его читалась теперь одна, но явная мысль: «Браво, девочка! Наконец-то ты дозрела до серьезных вопросов!»

Вслух, однако, он озвучил кое-что другое. Не менее значимое. Мягко говоря…





*Транспарентность (от англ. transparency - способность пропускать свет, прозрачность). Слово это применяется  обычно для обозначения вовсе не природных явлений, а неких общественных сущностей. Чаще всего, этим словом обозначают свойства общественных явлений, такие как открытость, честность, прозрачность, откровенность. Но Рассказчица использовала это понятие чуточку иначе. Оставим за нею это право :-)

**Латентный (от лат. latent) — скрытый.

***Силлогизм – сравнительно сложное умозаключение в логике. В стиле, два предположения – один вывод. Банальность, это примерно то же самое, что трюизм. Только такое… на бытовом уровне. Трюизмом называют что-то самоочевидное большинству людей. Но такими... наукообразными словами.

****Анахорет — в пер. с греч. означает персонаж вне общества, отшельник.

*****Вельми переводят со старорусского, как очень или весьма. Читателям стоит иметь в виду, по тексту, что использование старинных слов Рассказчицей, учитывая специфику ее профессии, вполне себе оправдано.

******То есть постоянно.

*******От фр. comme il faut - как должно.

********Оферта – предложение заключить договор. Юридический термин. Один из стандартных. 

*********Статуи буддийских богов Тибета действительно выглядят… жутковато. И цвет кожи у этих статуй, согласно изобразительным канонам азиатского изобразительного искусства, часто голубой или даже синий.