Magnifico. роман пишется прямо сейчас

Глава 1

Уютные улочки старого Квебека золотил рассвет. Отель Шато-Фронтенак, как верный страж последнего оплота французского господства в Новом Свете, невзирая на свой почтенный возраст, переливался радостными красками, так щедро наложенными на насыщенные красные стены скупым канадским солнцем.
 
Тихая торговая улочка Пти-Шамплейн, затаившаяся и уставшая, не торопилась просыпаться. Когда-то, во времена давние и неприхотливые, залив Святого Лаврентия заполняли величественные парусники, а люди торговые и лихие стремились удовлетворить свои потребности, знаменитая улица ремесленников оживала с рассветом. Выкрики торговцев, ругань почтенных жен с вернувшимися домой под утро мужьями, грохот тележек, звуки, вдыхающие жизнь в живописную узкую улочку со стоящими плечом к плечу двухэтажными домиками. Незатейливая архитектура Пти-Шамплейн очаровывала разнообразием резных ставен ручной работы, окрашенных в яркие цвета и затянутыми плетущимися растениями фасадами.

С тех пор прошла пара столетий, и оживленные обиталища мастеров пребывали теперь в теплой дреме, пробуждаемые иногда стайками туристов, раньше бойко щелкающих затворами фотоаппаратов, а позже уже посверкивающими умными смартфонами.
В течении десяти лет у живописного входа одного такого долгожителя Пти-Шамплейн собиралась очередь из любителей изящных предметов искусства и сувениров. Беленный кирпичный домик с мансардным этажом, синими резными ставнями, небольшим крыльцом, чьи ступени похвалялись затейливой мозаикой, красиво переливающейся на свету и поражающей воображение великолепным рисунком, заметно выделялся в шеренге своих собратьев. Над входной дверью, полотно, которой представляло собой сплошной резной узор, красовалась надпись: «Интерьерная лавка D’Passer». Сюда стекались и ценители искусства, и туристы, и просто любители поглазеть.

Лавка эта славилась не только по всему Квебеку. Пасcеров посещали дизайнеры и декораторы со всей Канады, да, и что греха таить, со всего мира. Многие, жаждущие красоты, изящества и редкостных вещей знали, здесь найдется подход к любому самому требовательному заказчику.
Хозяйка лавки, мадам Ди Паcсер, высокая статная дама, немногим за шестьдесят, выглядела моложаво и очень эффектно. На голове ее затейливым тюрбаном был повязан шелковый платок глубокого синего цвета, платья она носила, стилизованные под эпоху Фальера, на ногах мадам Ди Паcсер красовались сапожки, со множеством пуговичек. Морщинки – гусиные лапки вокруг ее поддернутых к вискам уголками карих глаз – ведали о смешливости и веселом нраве. Гармоничностью черт ее лицо похвастаться не могло, но улыбка мадам Ди Паcсер, зажигающая искорки в глубине ее глаз чайного цвета, придавала ее внешности чарующий задор. Живая эмоциональная речь женщины сопровождалась энергичной жестикуляцией и казалось, свяжи ей руки, она не сможет вымолвить ни слова. Было во внешности мадам Ди Пассер нечто завораживающее: взлетающие брови, между которыми пролегла одна глубокая морщина, при мимолетном взгляде напоминали птицу, отчаянно рвущуюся ввысь; раскосые глаза, в которых живо отражался весь спектр эмоций; и полные губы, подыгрывающие смене настроения во взгляде.
 
  Помещение лавки, наполненное милыми и радующими взгляд вещицами, картинами и миниатюрами, благоухало ароматом кофе и ванили. Посетителя усаживали на удобный диванчик и мадам Ди Паcсер, подбирая ключик к разговору, сама варила кофе и подносила его потенциальному покупателю. Она устраивалась напротив в высоком кресле, обитом шелковой тканью с восточным рисунком, и закуривая длинную сигарету на мундштуке, начинала вести беседу.  Когда кофе уже покорял собеседника, мадам Ди Пассер, поднималась со своего места, пересекала зал лавки и, приоткрыв дверь в соседнюю комнату – мастерскую - звала с воркующей нежностью своего мужа:

– Mon amour, месье хочет заказать несколько миниатюр в гостиную. Ты можешь уделить немного времени нашему разговору?

Из мастерской раздавался кашель и звук отодвигающейся мебели. Вскоре в проеме двери показывался сам мастер, месье Ди Пассер, плотный, крепкий. На нем были льняные свободные брюки и рубаха, рукава которой были по-деловому засучены, а босые ноги его придавали ему богемного вида. Художник курил трубку, которая вплетала в его образ вкупе со шкиперской бородой, аутентичный аромат. Посеребренные волосы месье Ди Пасера были зачесаны назад, а в макиавеллевском прищуре его карих глаз читалось озорство человека довольного жизнью. Он опирался на трость при ходьбе. Месье Ди Пассер медленно, будто обдумывая каждый шаг, подходил к посетителю и, обменившись с ним рукопожатием и приветствием, усаживался в кресло со словами:

– Малыш, и я не против чашечки кофе.
Это обращение к супруге звучало очень трогательно и мило: мадам Ди Пассер была старше своего мужа.

***

Тот год выдался на редкость активным и насыщенным на события. Читатели ждали моей новой книги, издательства закидывали многострадальный электронный почтовый ящик письмами с предложениями, а канадская киностудия предложила снять сериал по моему первому роману.
Живя уж несколько лет в Монреале, я изредка выбиралась в Квебек прогуляться, отдохнуть от дел и «поймать» вдохновение. Про лавку Ди Пассеров я слышала давно, и как любитель красивых аксессуаров в интерьере, мечтала попасть на улицу Пти-Шамплейн. Но всякий раз: то мне не хватало сил добраться до лавки, то звонил телефон, вещающий мне о важном забытом мною деле, то незапланированная встреча знакомого на улице - сбивал меня с намеченного курса.
Работа над сценарием уже началась, и с утра проспорив по телефону с режиссером до хрипоты, я наконец вышла в два часа пополудни на улицу. Сердито вдохнув морозного предрождественского воздуху, я закурила сигарету. Решимость толкнула меня в направлении залива Святого Лаврентия.

Прогулка пошла мне на пользу. Я слегка успокоилась и шла уже не яростно ставя ноги на брусчатку, а вполне себе прогулочным шагом туриста, озираясь по сторонам с любопытством и удовольствием. Мысль отправиться к интерьерной лавке на Пти-Шаплейн добавила моему настроению мажорных ноток.
Улочка с первых минут покорила меня: мягкий снег падал на белый, поскрипывающий от мороза тротуар, а украшенные к празднику дома, манили уютом, теплом и запахом выпечки. Я так была очарована сказочными видами вокруг меня, что чуть не упустила вожделенной вывески. Остановившись у входа, я посмотрела на мерцающие огоньки в окнах лавки, на выставленные на витрине всевозможные фонарики, резные миниатюры, подсвечники и сундучки и по телу пробежала легкая дрожь предвкушения загадки, как пред прочтением викторианского романа.
Толкнув дверь, отозвавшуюся звуком колокольчика, я вошла и оглядевшись вокруг, с наслаждением потянула носом. Чудный запах ванили с едва уловимым ароматом древесины и краски, кроткой лапкой тронул самые чувствительные струны моей души, все еще не успокоившейся окончательно от утренней дискуссии с режиссером.

– Добрый день! – просипела я, силясь улыбнуться от неловкости за свой сорванный хриплый голос.
За деревянной лессированной стойкой колдовала с рождественскими украшениями мадам Ди Пассер. Она что-то напевала при этом. На мое приветствие хозяйка отвлеклась от своего занятия и улыбнулась:
– Прекрасный день, мадам! – мелодично проворковала она.  – Люблю такую погоду! – тут она засмеялась. Ее звонкий, девичий смех поразил меня и удивил. Так смеются люди счастливые, но постигшее свое счастье через испытания. – Чем могу быть полезна, мадам?
 
Я, снимая перчатки с озябших рук, заметила, как мадам Ди Пассер понимающе улыбнулась:
– Горячий кофе, думаю, Вам не помешает.
С благодарностью и мольбой я вскинула на хозяйку глаза. Она кивнула и добавила:
– Один момент!
Оглядевшись и чувствуя доверительное отношение к себе, я прошла к дивану и со вздохом, довольно тяжелым, опустилась в него, положив аккуратно перчатки на чайный столик.

  Столешница столика, чьи ножки и боковины были сплошь покрыты резьбой, в узоре которого я с удивлением угадала древнеславянский орнамент, поразила меня до невозможности. Картина, изображающая пред штормовой берег океана, будто затягивала зрителя в свой мир: старый одинокий дом с обветшалой мансардной крышей и щербленными соленым ветром деревянными стенами, створки его открытых окон звенели стеклами на усиливающемся ветре, бесцеремонно вырывающем из недр дома серые занавески.   У крыльца дремал большой рыжий пес, безмятежно положивший свою умную голову на крепкие лохматые лапы, и думалось, что животное вовсе не беспокоит разгулявшаяся стихия. Неспокойный океан, его волны накатывали на песок, яростно срывая с него теплоту дня; тяжелые тучи клубами перекатываясь над водой, грозили смыть несчастный и без того потрепанный домик с его мохнатым стражем в бурлящую непредсказуемость. Чайки обезумевшей оравой метались хаотично в наступающем шторме.

Не отрываясь, я смотрела на картину, болезненно ощущая и остроту воздуха, и грозный рокот волн, и холодящую кровь тайну тщательно выписанного пейзажа. Полотно будто пыталось нашептать мистическую повесть, закодированную в нем: драматическую, невероятную и щемящую сердце.
***
– Малыш, – послышалось из открытой двери в глубине лавки, которую я сразу и не приметила, – а в кофе можно добавить коньячку.
Я вздрогнула, вырванная из потустороннего мира картины негромким баритоном. Обернувшись, я немного смутилась: у стойки стоял крепкий мужчина и держа в ладонях лицо мадам Ди Пассер, нежно покрывал поцелуями ее лицо. Хозяйка заметила мое замешательство и с улыбкой произнесла негромко:
– Мой свет, мы не одни. У нас посетитель.
Мужчина бросил быстрый взгляд в мою сторону, и прикоснувшись напоследок губами к кончику носа мадам Ди Пассер, направился в мою сторону. Я виновато улыбнулась и, встав, пролепетала слова приветствия. Безотчетная робость охватила меня при виде этого человека, протянувшего мне в ответ руку. Что-то, едва уловимое, и смущало, и волновало меня одновременно: его сердечная улыбка, превратившая его глаза в щелочки, но при этом непроницаемость взгляда, будто где-то внутри срабатывал некий механизм и закрывал занавес и не давал никакой возможности распознать его настоящие эмоции.

– В предпраздничные дни здесь обычно многолюдно, – небольшой дефект речи смягчал его голос. – Я выхожу из своего «заточения», – мужчина хохотнул, – и я общаюсь с посетителями.

Мадам Ди Пассер вышла из-за стойки, мурлыча под нос себе незатейливую песенку, и преодолев, немного пританцовывая, пространство лавки, поставила на столик поднос с кофе, бутылкой коньяка, апельсиновыми дольками и марципаном.

– Прошу вас, мадам, – подавая мне чашечку с кофе сухой рукой с выпуклыми синими дорожками вен на белой коже, улыбнулась мадам Ди Пассер. Вдруг она сделала неловкое движение локтем, будто болезненная судорога внезапно впилась в нее, и тарелка с марципаном глухим звуком упала на мягкий ковер у столика. – Все сегодня из рук валится! – проговорила почти шепотом.
 Мастер Пассер протянул руку к жене:
– Малыш, сядь со мной. Сколько лет прошло, а в этот день ты сама не своя!

Продолжение следует