Незримые нити. Ода любимому писателю

«Я люблю города, не похожие на другие. Каждый город, как и человек, должен иметь свой, только ему присущий облик. Одесса. Она мне напоминает красивую женщину, нежную и ласковую. Вокруг Одессы все пахнет морем, его дыхание огромно» , К.П.

Задание в писательском курсе написать рассказ “Писатель моей родной земли” вызвало панику. Родная земля. По какому критерию выбирать? Родилась я в Москве, детство провела в Батуми и под Питером. Юность - в Одессе, Припяти и Киеве. Зрелость - в финской деревне. Все места близкие и родные. Как выбрать самое-самое? Все равно что выбирать одного из родителей. О! Интересная мысль про родителей. Особенно про маму. Маму не заменить. Мама таки одна. С нее и начнем.

Одесса-мама родила столько талантов, как ни один другой город. А скольких вырастила в своей колыбели и вскормила? Бесчисленное множество гениев бродили по ее улицам, заглядывая в кабаки и таверны. Пушкин, Гоголь, Бабель, Багрицкий, Куприн, Олеша, Грин, Бунин, Катаев, Булгаков, Ильф, Паустовский, Жванецкий, Остер. Роскошная компания! Кого выбрать? Количество столпов словесности, посещавших Одессу, может сравниться разве что с толпой юмористов, наводняющих Дерибасовскую в день Первоапрельской Юморины.

Кто не слышал этих имен, не читал великих произведений, несущих в себе непередаваемый одесский дух? Кажется, нет такого человека, который хотя бы одним глазом ни заглянул в Гамбринус с Куприным, ни прошвырнулся с Бабелем и Паустовским по пыльной Молдаванке, ни хохотал над юморесками из портфеля Жванецкого. Промолчу о звездах джаза и опереточных дивах, исполняющих a cappella “Шаланды полные кефали”, написанной Агатовым - другом Багрицкого, Катаева и Ильфа с Петровым. Потому что если продолжу, это будет не рассказ о писателе, а песня о любимой и вечно молодой Одессе. А посему, возвращаюсь к заданию.

Выбор мой пал на одессита не по происхождению, но по сути. Этот человек любил море, как и я. Как и я, был москвичом по рождению, киевлянином по духу, но, главное, он, как и я, был влюблен в Одессу. И Одесса ответила ему взаимностью. Его именем назвали улицу рядом с моей школой и родительским домом, в квартале от этой улицы жила моя крестная. В саду Одесского литературного музея ему открыли памятник в виде сфинкса - мудрого, ведающего, хранящего тайное знание, загадывающего людям загадки - о них самих, о жизни, о мире.

Люди были главной темой во всех его произведениях: “Только рядом с людьми приобретает смысл и значение все, что написано. Без людей нашего времени, полного побед и человеческой теплоты, нет прекрасного ни в цвете морей, ни в ветрах, ни в облаках, ни в полете птиц, — ни во всем, что называется жизнью”. Надеюсь, вы уже догадались о ком хочу рассказать?

Писатель попал в Одессу в таком же возрасте, как и я: “Десятилетним мальчиком я впервые увидел море в Одессе. Оно показалось прохладной синей тучей. Живая синева шумела у берегов из красной раскаленной глины, качала паруса и ржавые пароходы…».
Да, я выбрала его. Того, кто в своих произведениях воспел не только людей. Он славил саму Жизнь. Из всех любимых авторов, связанных тесными узами с Одессой, я выбрала его - Константина Паустовского.

Ни разу не лауреата Нобелевской премии, несмотря на активное выдвижение коллегами по цеху. Для мировых критиков его проза оказалась слишком проста - без вывертов и многослойности. Незатейлива, как сама жизнь, о которой пела каждая его строка. Моя любовь к Паустовскому похожа на любовь к морю. Только он больше чем море. Он океан. Бескрайний, манящий, вечно живой и невыразимо близкий. Я познакомилась с его творчеством в дошкольном возрасте, прочитав сказку “Растрепанный воробей”. И влюбилась без памяти. Как и все те женщины, которые прошли сквозь его дни, наполняя любовью и вдохновением.

Он писал для них и про них. Для меня и про меня. Я читала взахлеб и узнавала себя в героях: вот маленькая Маша, ожидающая у окна маму-Золушку из “Растрепанного воробья”; вот мемориальный Дом из “Телеграммы”, стенам и хозяйке которого требуются любящие руки; вот старый мечтатель астроном Мэро из “Созвездия Гончих Псов”. Каждый герой, одушевленный или нет, был живым и узнаваемым. Каждое слово на месте. За каждым словом удивительная глубина, которую не смог рассмотреть критик Эрик Местертон из нобелевского комитета.

Он написал уничижительное: «В современной русской литературе Паустовский, бесспорно, занимает выдающееся место. Но он не является большим писателем, насколько я понимаю. Паустовский — писатель с большими заслугами, но также и с большими недостатками. Я не нахожу, что его заслуги могут перевесить недостатки настолько, чтобы можно было мотивировать присуждение ему Нобелевской премии».

В противовес критикам была огромная популярность и любовь. В 1963 году по опросам населения он был назван самым читаемым и самым любимым писателем. Не продающим, не популярным, а именно любимым. Выдающимся образцом читательской любви стал, как мне кажется, символический жест Марлен Дитрих, которая встала перед Мастером на колени.

Так описывает незабываемую встречу падчерица писателя Арбузова: “После концерта Марлен Дитрих задали несколько вопросов: знает ли она русскую литературу? Кто ее любимый писатель? И она сказала, что любит Паустовского. По залу пошел шумок: „Паустовский здесь, Паустовский здесь…“ Переводчик ей это перевел, и она стала смотреть в зал, думая, что писатель сейчас поднимется. А Паустовский — я могу рассказать много историй, каким он был застенчивым, — не вставал. Тогда зал стал аплодировать, как бы подталкивая его выйти на сцену. Он вышел, и, ни говоря ни слова, Марлен встала перед ним на колени в своем вечернем платье, расшитом камнями.”

Чем поразили меня книги писателя? То, насколько он глубок в любой теме, которую брал. Каждый рассказ не только про жизнь, он про тонкое и духовное, нематериальное и вневременное. И все это отражение трудной эпохи, в которой не было место любви и романтики. Тем не менее, это живая энциклопедия времени. Оживают даже сухие факты. Со страниц книг встают живые люди со всеми слабостями и недостатками. Настолько живые, что не просто остаются в памяти, но идут сквозь меня, словно близкие знакомые.

Паустовский трепетно относился к языку и слову. Такой точности и ясности хочу у него научиться. Одними из самых драгоценных стали “Золотая роза” и “Живое и мертвое слово”. Эти труды можно перечитывать бесконечно и находить новые смыслы. О “Золотой Розе” красиво сказал Кедров: “Книга над временем и поверх всех барьеров. О художниках всех времен и народов, о творчестве, о вдохновении. Эта вещь читается, как жития святых. Золотая роза отлита из ювелирной золотой пыли. Такова же и проза Паустовского. Не прочесть “Золотую розу” – это все равно, что не совсем родиться.”

Константин Георгиевич прожил недолгую, но богатую событиями и знаменательными встречами жизнь. В ранней юности, пробуя себя в стихосложении, отправил письмо Бунину, и очень обрадовался, получив от именитого автора открытку с пророческими словами: «Думается, Ваш удел, Ваша истинная поэзия – в прозе. Именно здесь, если Вы сумеете проявить достаточно упорства, уверен, сумеете достичь чего-нибудь значительного.» Этот отклик помог начинающему творцу не разочароваться в себе, и продолжить искать свой писательский Голос.

Удивительно, что именно в Одессе, в 1919 году, в редакции газеты «Современное слово», их пути пересеклись. А спустя 28 лет Бунин пришлет открытку с отзывом на рассказ Паустовского, опубликованный в журнале “Вокруг Света”: “Дорогой собрат! Я прочел Ваш рассказ “Корчма на Брагинке” и хочу Вам сказать о той редкой радости, которую испытал я: он принадлежит к наилучшим рассказам русской литературы.”

Каждая встреча для него не случайна, каждому знакомому находится место в шеренге героев. Слово за словом ткется необыкновенной красоты ковер жизни, радуя и вдохновляя тех, кто увидит узор целиком. Как важны все те, кого встречаем на пути. Они оставляют следы не только в сердцах, но и в делах. Делом жизни Паустовский считал не только писательство. Многое сделал он как учитель.

Одна из учениц Инна Гофф писала: “Он обладал редкостным талантом Учителя и умел создать особую, таинственно-прекрасную атмосферу творчества.” А вот что вспоминает Юрий Бондарев: “Слушая Паустовского на семинарах, мы впервые понимали, что творчество писателя, его путь - это не бетонированная дорога с лёгкой прямизной, не лавры самодовольства, не честолюбивый литературный нимб, не удовольствия жизни. Это - «сладкая каторга» человека, судьбой и талантом каждодневно прикованного к столу.”

Поэт Чичибабин опубликовал к столетию Паустовского “Слово о любимом писателе”: “Столетнюю годовщину рождения Константина Георгиевича мы отмечаем в искусительно тревожное, испытательно тяжелое время. Стало нечем дышать. Человеческая душа, обреченно тоскующая по разуверенным и для многих уже недоступным святыням любви, красоты, добра, болит и задыхается во всеобщей вражде, повальном оглуплении и цинизме, среди смуты и чернухи. Но, если мучается и болит, может быть, это еще не конец. Достанем где-нибудь одну из последних книг Паустовского, раскроем на любой открывшейся странице, прочтем первые попавшиеся фразы. И, по себе знаю, в наш темный, отравленный, удушливый мир словно вольется откуда-то живительный, осязаемый, неправдоподобно-свежий воздух, полный забытых и уже не существующих, поди, на нашей загубленной земле ароматов, луговых, речных, лесных, стряхнет, растормошит предсмертную оцепенелость. И душа вспомнит о великом, о милом, потянется к чистому воздуху и свету.”

31 мая 2022 года исполнится 130 лет со дня рождения великого Писателя, Человека, Учителя. И снова на дворе “испытательно тревожное время”, и снова человеческим сердцам требуется свежий воздух вневременной прозы Паустовского. Каждым своим произведением он, как настоящий Мастер и Учитель, предлагает нам, мне, жить широко, открывать и проявлять свои лучшие грани. Такие, каких не знаю, но жажду обрести: ювелирное владение слогом, способность чувствовать и отличать живое слово от мертвого, умение передавать красоту и глубину жизни простыми и понятными словами, зрить в корень, быть упорной в постижении мастерства и не терять надежды на овладение писательским даром. Не быть похожей на учителя, не подражать ему, но так же, как он, трогать словом сердца.

"Любимые всегда кажутся нам бессмертными" - писал Константин Паустовский. Так и есть.

Они не умерли. Он не умер. Он живет во мне, в моей памяти.

Все любимые писатели и любимые места на Земле оказались самым невероятным образом связаны друг с другом незримой нитью. Хочется верить, что эта нить продолжится во мне.

Закончу рассказ словами Владислава Крапивина: “Паустовский сделал для меня все, что мог. Он сделал меня писателем.”