Рождение литературного дара

В то далекое время успешному мальчику полагалось иметь аквариум. У Саши аквариум был. Его подарил друг отца, у которого сын уже вырос. Аквариум был какой-то мрачный, может быть из-за крашеных в черный цвет перекладин, или из-за непривычного оттенка стекла. Прибывшие вместе с ним рыбки быстро передохли, что не было нисколько удивительно, потому что рыбки периодически дохли у всех мальчиков. А для пополнения и обновления популяции существовал знаменитый Птичий Рынок.

И на Птичий Рынок правильный мальчик должен был ездить или с друзьями или один. Не дай бог, товарищи узнают, что с папой ездил, сразу весь авторитет потеряешь. Вот так и получилось, что двенадцатилетний Саша ехал на Птичку холодным январским днем. В кармане бренчали копейки, сэкономленные на школьных завтраках и пожертвованные родителями на богоугодное дело, а за пазухой лежала майонезная баночка –  стандартный контайнер для перевозки рыбок. На груди, под свитером и пальто, рыбкам будет тепло всю обратную дорогу. По дороге туда баночка хранилась в тепле для понта и тренировки.

Птичий был забит народом до переполнения. Саша протискивался между мужиками, стараясь разглядеть как можно больше. На краю рынка торговали мелким зверьем. По легенде, здесь можно было наткнуться на рысенка, но ничего кроме котов, собак, кроликов и одной козочки Саша не обнаружил.  Птицы –  однообразные голуби, синички, чижи и волнистые попугайчики –  Сашу интересовали мало. А вот у рыбок он задержался надолго.

К самым редким и дорогим можно было даже не прицениваться. Взрослая скалярия стоила сумасшедшие деньги –  три рубля. Встречались и еще более редкие рыбы. За пять и даже за семь рублей штука.  Мальчики обычно покупали мелочь в тщетной надежде, что мальки когда-нибудь подрастут и превратятся в царственных взрослых особей.  Никогда не случалось, но ведь надеяться никто не запрещал.

Если, наконец, выберешь то, что и нравится и по карману, продавец плеснет в твою баночку подогретой воды, сачком приподнимет приглянувшегося малька из торгового аквариума, низко нагнувшись возьмет малька в рот, чтобы тот не замерз на коротком пути через морозный воздух, и выплюнет в поднесенную к губам баночку. Держи.

Саша не торопился, решив сначала осмотреть все. Он двигался сквозь гущу пальто и полушубков, как вдруг ему преградили дорогу трое. Может быть чуть постарше чем он сам. Местные. Саша покосился, ища пути к отступлению; по бокам стояли еще двое, и сзади тоже.

- Пацан, деньги есть? - сказал один из передних. - Делиться будем?

Взрослые обращали на происходящее на уровне их спин не больше внимания, чем на истоптанный снег под ногами.

Саша по опыту знал, что “поделиться” означает отдать все. И вернуться домой без рыбок. Чего он допустить не мог. Пришлось бы отвечать на недоуменные вопросы родителей, лгать, изворачиваться. Плохо сознавая что делает, он пошел ва-банк и громко осведомился:

- А *** не мясо? - Саша употребил матерное слово из трех букв. Означающее мужской половой орган. То, которое он знал и уже умел произносить, хотя все еще стесняясь и краснея. Но сегодня вопрос прозвучал уверенно, даже нагло.

Местные засомневались. Маменькин сынок показал зубы. Кто знает, может он боксом занимается? Но с другой стороны, их семеро. Чтобы поточнее оценить шансы, местные протянули время тавтологическими вопросами:

- Чиво? Что?

Саша чувствовал, что ситуация балансирует на лезвии ножа. Местные стояли вокруг, и в любую секунду на него могли посыпаться удары. И он на месте родил фразу, доселе в русском языке неведомую. Ни в просторечном, ни в литературном, ни в криминальном. Ни в каком:

- А ***** не сало? - Да, Саша назвал женский половой орган. Может быть первый раз в своей жизни произнес сакральное слово.


И произошло чудо. Фраза оказалась настолько кощунственной, что местные больше не видели перед собой домашнего мальчика в кроличьей шапке и пальто с меховым воротником. Вместо него стоял испитой подросток с серым лицом, железной фиксой во рту и, наверняка, с заточкой в кармане. Через мгновение они растворились в толпе.

А еще через полчаса Саша ехал домой в узком промерзлом трамвае. В майонезной баночке у него на груди плескалась вода и плавали два маленьких барбуса по десять копеек каждый и одна крохотная скалярка за пятнадцать.