Топонимы Руского контекста, - Топонимы Руского кон

черновик, идёт сборка файла


Топонимы Руского контекста
(Из серии "Игры со словами")



Топонимы Руского контекста

Топонимы Руского контекста удобно разделить на собственно сами топонимы, - названия деревень, посёлков и мест, и гидронимы, - названия рек. Потому как они несколько отличаются по своим свойствам друг от друга. В частности гидронимы гораздо более устойчивы ко времени по сравнению с топонимами, - та же деревня однажды может случайно сгореть, а жители покинуть её, и топоним с ней связанный таким образом исчезнет уже навсегда. Или, наоборот, новая деревня появляется в новом месте порой с таким уже названием, которое потом только вводит нас в заблуждение. Ничего такого почти не бывает с названиями рек, - однажды получив себе название, сами реки существуют потом относительно вечно, среди них не исчезают старые и не появляются новые. Как и их названия существуют до тех пор, пока на их берегах живут потомки человеков давших им эти их названия.

Гидронимы появляются раньше топонимов, ещё в Древнем языке, потому как человеки не обладали тогда ещё должной оседлостью. Можно сказать, что уже тогда их оседлость была частичной, - они кочевали, да, но делали это именно в пределах одной какой-то небольшой речки и её притоков. А речки потому, что в этих местах других дорог кроме рек тогда ещё не было. А через леса, что росли кругом, кроме как по речкам пройти было вообще невозможно. А небольшая потому, что такая она была мелкая, и по ней можно было запросто ходить по дну, собирая при этом всякие вкусняшки. В то время как на большой реке, которой в Руском контексте и была Чепца, передвигаться вброд было невозможно.

Таким образом на месте будущего Руского контекста, который был тогда с севера ограничен ледником (после его ухода на его месте остались Вятские увалы), уже тогда кочевали Древние человеки. Они как и вообще человеки обладали каким-никаким коллективным сознанием, а значит и языком. Именно они и были первыми, кто дал здесь названия местным рекам. И давали они названия тем рекам и их притокам, по которым сами и кочевали, а значит, которые так уже знали.

При этом процесс увеличения популяции древних человеков носил вполне себе тогда естественный, т.е. животный характер. В смысле, при благоприятных условиях, когда тот или иной коллектив древних человеков увеличивался до некого своего критического количества, ограниченных ресурсов (потому как ограниченный территорией кочёвки) им начинало так уже не хватать. При этом знания для увеличения возможностей добычи пищи в этих условиях ими совершенно ещё не использовались, отсюда и животный характер самого этого процесса. Потому естественным решением для древних человеков тогда было, это разделить коллектив на две части так, чтобы одна часть обязательно покинула обжитую прежде территорию и нашла себе уже другую речку для кочёвок.

Вряд ли это решение принималось древними человеками спонтанно, тем более вдруг. Похоже, что древние человеки заранее (за несколько лет до того) предчуствовали возможность скорого возникновения ситуации перенаселения. А потому время зимой, когда можно было использовать лёд для походов в другие притоки и малые реки по большой реке (в Руском контексте ею является Чепца), они использовали для изучения окружавшей их местности, в смысле для накопления таким образом соответствующих знаний. В любом случае все эти их действия были частью естественного процесса распространения процветающей популяции древних человеков. Именно с этим естественным процессом распространения древних человеков и связано появление самых древних гидронимов Руского контекста. Потому их удобно выделить в группу “древние гидронимы Руского контекста”.

Другие гидронимы Руского контекста появились на несколько тысяч лет позже древних гидронимов, и их появление связано с появлением здесь человеков не в результате их естественного процесса распространения, а в результате других, уже более глобальных процессов. В любом случае, все эти человеки поначалу вовсе не родились здесь, а пришли на территорию Руского контекста из других мест, и вынуждены были потом здесь сосуществовать с местными древними человеками. А потому их коллективные сознания поначалу очень даже отличавшиеся от коллективного сознания местных древних человеков, в процессе совместного сосуществования начинают взаимодействовать друг с другом. Результатом взаимодействия коллективов со схожим примерно образом жизни является сближение их коллективных сознаний (так происходит взаимное ими заимствование соответствующих знаний), а значит и их языков. Таким образом в итоге на основе их коллективных сознаний возникает местная общность коллективного сознания вотяков с соответствующим языком.

(Кстати, похожие процессы происходили и в других местах Волжского речного бассейна, и в результате их возникают соответствующие вотские этносы. Все они имеют абсолютно одинаковое происхождение, а отличает их лишь только контекст, в котором они и находятся. По этой в том числе причине очень долгое время необходимости как-то их различать (детализировать) не было. Такая необходимость возникает уже во времена Екатерины Великой, когда по её велению начинается сбор знаний об этих народах.)

Ещё раз, - просто назвать ту или иную речку было тогда недостаточно, необходимо было обязательно вести на ней соответствующую хозяйственную деятельность. Не на всех речках по разным причинам (в основном это малая возможная плотность на них тогда населения) жили в те времена древние человеки. По этой причине многие из речек собственных названий тогда вообще не имели. Потому пришедшие туда человеки в первую очередь занимали свободные от древних человеков речки, и они же давали им свои названия.

В сегодняшних названиях речек в Руском контексте мы сможем обнаружить следы пребывания когда-то здесь многих народов. Но это будут именно, что следы. В смысле однажды появившись в Руском контексте, и некоторое (сотни лет) время здесь жившие, эти народы по неизвестным причинам, исчезают отсюда уже окончательно. Нас же сейчас интересуют именно только те народы, что с тех пор здесь и остались. И, таким образом, своим существованием они определили в последствии сам Руский контекст.

По этим причинам в общей группе гидронимов Руского контекста удобно выделить именно вотские гидронимы. Их запросто узнавать, - на конце объединений, которые являются вотскими гидронимами, обязательно присутствует объединение “шур”. Связано это с тем, что в Древнем языке значение [река/место] было совмещённым. Т.е одно и то же знание звучания одновременно соответствовало и названию реки, и месту по которому она протекала. Ко времени появления здесь вотяков, происходит разделение (детализация) признака “река-место” на признаки “река” и “место”. Проще говоря, так древние человеки начинают в своей деятельности использовать не только реку, но и место (лес) по которому она протекала. (Значение объединения Древнего языка “лес” - “л(ь)эс” “читается” как [”л(ь)”, возможностью которого является (любой) “быть с”]. Значением “л(ь)” в данном контексте Древнего языка было [речка]. Знание связи “быть с” значило вид принадлежности, а именно “с”. Проще говоря, так тогда называлось любое место, что было вокруг (с) реки.) А вотяки же подобным способом их называния речки только отметили сам факт детализации признака “река-место”. И теперь для уточнения именно признака “река”, они к его знанию звучания обязательно добавляли объединение “шур”, значением которого в их языке было [река]. К названию признака места с тем же самым знанием звучания они не добавляли вообще ничего.

Помимо древних, вотских и прочих других народов гидронимов в Руском контексте имеет смысл выделить группы руских и русских гидронимов. Они не так, чтобы многочисленны по сравнению с другими гидронимами, но знание их обязательно для понимания истории Руского контекста. Тем более, что подобное их струтурирование позволяет охватить уже абсолютно все гидронимы, что существуют сегодня в Руском контексте.

Немногочисленность руских и русских гидронимов связана с тем, что та же русь начала формироваться в Руском контексте как народ со своим собственным языком гораздо уже позже, чем в нём произошло формирование вотской общности. В смысле, когда уже произошло сближение коллективных сознаний местных древних человеков и пришедших сюда предков вотяков. Проще говоря, к этому времени почти все речки в Руском контексте уже имели собственные названия, а потому руси собственно и называть-то уже было нечего.
 
То же было и с русскими гидронимами, они появились в Руском контексте не ранее трёх тысяч лет назад и не позже тысячи лет назад. Зачастую сам способ по которому они здесь появлялись, - это когда вместо вотского гидронима на его месте возникает уже русский, - говорит о том, что подобная смена названий происходила вовсе даже не добровольно. Проще говоря, более умные, потому как их коллективное сознание улердивало уже гораздо больше знаний, русские предпочитали прогонять отсталых вотяков с понравившихся им обжитых теми мест, а сами эти места для собственного их удобства переименовывать.

Если руские гидронимы формируются, скажем так, каждый раз с соответствующей фантазией и выдумкой, то русские к своим подошли к названию уже своих гидронимов гораздо проще. Они для переименовывания рек стали формировать объединения с “ца” на конце. В контексте реки объединение “ца” значило её приток, потому как все реки, которые они так называли, являлись притоками Чепцы. Впрочем как и сама Чепца являлась притоком Вятки, а потому стала так у них из “Чеп” уже “Чепца”.

С топонимами происходит всё чуть сложнее, чем с гидронимами. Первые из них появляются у тех мест, куда древние человеки возвращались на место зимовок. В смысле они не жили в таких местах постоянно, но постоянно возвращались тогда туда зимовать. При этом, напоминаю, место их постоянных сезонных кочёвок было ограничено небольшой рекой и её притоками. Их ежегодный возврат на одно и то же место был связан с тем, что эти места как нельзя лучше были приспособлены для организации там тёплого зимнего жилья, что для данного контекста является обязательным условием.

Первыми постройками, которые возводили здесь древние человеки для зимовок, были различного рода шалаши, чуги (чумы) и ады. Чуть позднее здесь появляются куры, - избушки на сосновых столбах. Наиболее капитальными, а значит и самыми “долгоживущими” из них, были ады, - землянки в глинистых речных южных склонах. Именно по названию их и получили уже свои названия места, где они и строились.

Так те три места, известные мне сегодня под названием “адам”, в Руском контексте представляют собой высокие, при этом достаточно пологие, южные глинистый склоны на берегу реки. В таких удобно было устраивать ад, - землянку, где на зиму могло размещаться всё племя. Тем более, что такие землянки могли служить потом десятилетиями, да и подходящих для них мест было не так, чтоб везде (правильно сказать, почти нигде вообще), а потому человеки предпочитали не делать каждый раз новую землянку, это очень тяжкий был труд, а - ещё раз, - возвращаться в одни и те же места, в однажды уже ими вырытую землянку. Так постепенно у них и начинала формироваться оседлость.

(Кстати, о том, как необходимо знание контекста Действительности для возможности вообще понимания тогдашней жизни древних человеков и, соответственно, значений используемых ими топонимов, говорит такая история. Я спускался на байдарке по Чепце, был день, мы только что пообедал, и я почти спал. Как вдруг я проснулся от какого-то странного чувства. Странность его была в том, что место по которому мы плыли показалось мне абсолютно знакомым, а ведь я был там впервые. Сомнения в знакомости этого места, чем дальше, тем были сильнее. И вот спустя некоторое время я верил, что однажды когда-то здесь уже был.

И сомнения исчезли для меня совсем, когда меандр реки наконец-то закончил весь свой поворот, и прямо передо мной так открылся Адам. А ведь он был как минимум в ста километрах выше по течению отсюда. Я настолько был поражён самим этим сходством, - такого абсолютного сходства просто не может быть, - что попросил моего напарника напомнить мне какое сегодня число и где мы так плывём, в душе при этом тайно надеясь, что всё это мне только снится. Напарника эта моя просьба удивила даже не так, чтоб слегка, и, как мне показалось, он при этом о чём-то задумался в отношении меня, похоже совсем даже не о самом хорошем.

Чтобы отвлечь его от этих его чёрных мыслей, я просто сказал ему, что однажды здесь уже был. И в доказательство во всех подробностях перессказал ему такое же место под Адамом, вплоть до упоминания баночки для воды рядом с родником. Когда через двести метров мы наконец причалили и вышли на берег, напаркнику сразу стало лучше, а мне же наоборот, - из моего рассказа совпало всё! Даже баночка возле родника, о котором до этого я никогда не знал,   и которого никогда не видел, потому как никогда здесь и не был, была на своём месте!

Я тогда ещё плотно не занимался топонимикой этих мест, а когда занялся, то само это знание этих мест мне здорово пригодилось. Оказалось, что это была Сада, и судя по названию это был клон того самого места Адам, возле которого я тогда жил. Проще говоря, здесь тогда жили те же древние человеки, что однажды Адам и основали. Достаточно видеть оба этих места, чтобы понять, что созвучноть их названий совсем даже здесь не случайна.).

Чуть позже на месте Руского контекста появляются различные кары, - окружённые забором из частокола различные постройки. Похоже, что появлялись они в неспокойное время, и жители их больше думали об обороне, нежели о чём-то ещё. Чуть позже в этих местах возникают гурты, которые, как это и следует из их названия, использовались больше предками вотяков. По этой причине их полно вокруг Руского контекста, но в нём самом их нет вообще.

Руские поселения легко идентифицировать по объединению “во” в конце их названий. Только в нём объединение “во” могло соответствовать и соответствовало значению [Руский путь]. Потому как для Руси “во” значило в Руском контексте именно Руский путь и ничего больше. А потому в значении какого-нибудь знания звучания вроде “Иваново”, которое соответствует поселению вне Руского контекста, “во” может значить уже что угодно, но только не [Руский путь].

Про русские, тем более большевистские, топонимы говорить здесь считаю излишним. Слава богу “ленинов” в Руском контексте у нас не появилось, но один “октябрьский” я знаю. Другое дело, что русские всегда страдали страстью к различного рода переименованиям, которая сопровождал всю их экспансию. Потому эти строки я пишу сейчас вовсе не из Глазово, каким и было название этого места всегда (каким его и назвали руси), а из Глазова. Проблема в том, что однажды переименовав само это место, русские забыли как и почему оно так, - “Глазово”, - тогда называлось. И теперь на голубом глазу пытаются определить значение названия “Глазов”, которое они сами ему и дали, - ну не идиоты ли они так?

Приложение 1. Притоки Чепцы (в скобках указаны расстояния в км. устьев притоков от устья Чепцы)

“Язвица” (7), “Карина” (39), “Филлиповка” (48), “Светлица” (56), “Мурлевка” (66), “Роговка” (71), “Мелковица” (77), “Сизма” (80), “Косинка” (80), “Малая Кордяга” (88), “Кордяга” (103), “Дубовица” (117), “Заозерянка” (129), Коса” (134), “Боровка” (136), “Полынка” (143), “Новая” (159), “Яровка” (183), “Святица” (188), “Ясновка” (194), Сада” (199), “Еловка” (199), “Кострома” (218), “Сизьма” (220), “Лек(ма)” (226)), ”Пуд(ем)” (232), “Бармашур” (234), “Тум” (237), “Лезя” (250), “Жаба” (262), “Кузь(ма)” (268), “Пышкец” (273), “Убыть” (278), “Сыга” (280), “Утемка” (283), “Пызеп” (292), “Сепыч” (295), “Кестымка” (319), “Юнда” (334), “Кеп” (347), “Унтемка” (352), “Люк” (359), “Пызеп” (361), “Пулыбка” (380), “Туга” (”Тугалудка”) (396), “Лоза” (399), “Люк” (407), “Лып” (411), “Ирымка” (429), “Ил” (438), “Сылызь” (442), “Медла” (450), “Медло” (451), “Пыхта”(458), “Лем” (459), “Кизелка” (472), “Грязнуха” (479), Легзюшка”(479), “Кен” (491).