Перед грозой

Июльская духота делает сон не возможным, а разговор вынужденным, где, нет-нет да и свернёшь в теологию.
 
- Наверное гроза будет. Ерёма, слышь? Спишь, что ли?
- Какой там.
- Жаль почитать нечего. Хоть беллетристику какую. Хоть сказку. Кстати... 

- Ерёма, слышь, насчёт вчерашнего разговора, что закон божий нужно опять в школы вернуть, шутил?
- И не только закон Божий. Чем больше предметов ученик изучает, тем более разносторонним и образованным он становится. У нас в гимназии религиоведение было и надо сказать…
- На кой? На кой, к примеру, мне - программисту закон божий?
- А зачем пианисту физика, равно как олимпийскому чемпиону по гимнастике математика?

- Не, конечно, Ерём, разносторонность нужна. Не спорю. Помнится, в школе, мы на уроке литературы, и философию, и живопись затрагивали.
- А религию? Что ты о ней знаешь? Может, знаешь, кто такой протоиерей, для чего канун и что такое апокриф? Про епитрахиль боюсь даже спрашивать.
- Ну, куда, куда в дебри полез. А если я начну грузить мьютексом и джава скриптом. Я по сути. Пианист и гимнаст знает, что 2Х2=4, а в розетке ток. Это – аксиома. А, что в церковных догматах? «Кесарю кесарево!» - Кому кесарево, этим, что ли? «И последние станут первыми!» - Ну, да, и кухарка может управлять государством. Знаем, было, больше не надо.
- Да ты я смотрю кушанье-то готовил. Что на десерт приберёг?
- Открывай рот по шире, «раб божий». Раб! - не обидно? Ерёма, тебе не обидно?
- Очевидно же, что данное словосочетание для усиления слога. Говоря про высшее учебное заведение, мы иногда даем ему определение - храм науки. Это же тебя не коробит?

- Это, что, поп, так у вас в школе проповедовал?
- Не поп. Преподаватель. Хотя вроде говорил, что заканчивал духовную академию. Он не вдалбливал нам аксиомы и не ставил оценок, а просто, читал лекции. На вопросы же отвечал притчами. К примеру, про «раба Божьего» он так сказывал: «Как-то, повредила мать ногу. Дома лежала с устройством Илизарова. Я после школы приходил и ей, и себе обед готовил. Приносил поднос в спальню. Если надо было, то бегал куда она говорила. Что я делал? Прислуживал. Но разве мне было стыдно это делать или меня это унижало? Напротив, я был только рад услужить матери».
- А нам на уроке литературы, зачитывали классика, который писал, что человеческий мозг – подлец, ибо любую мерзость оправдает.
- Поэтому ученики с наставником должны разбирать предметы, а не своим мозгом доходить. Иначе, Антипова арифметика получается.
 
- А знаешь, Ерёма, пожалуй, я с тобой соглашусь. Надо вводить в школах закон божий. Так, чтоб повсеместно. Да часов побольше. Ведь чтобы развалить идею её необходимо сделать всеобщей. Пока Рим боролся с христианами они только крепли, а как только Рим сам возглавил церковь, так и пошло разложение веры. Кучка большевиков перестроила тысячелетнюю Россию под свою идеологию, а когда коммунистов в стране стало 50 миллионов советский строй рухнул.
- А ты и впрямь - программист. Признайся, какую-то личную обиду имеешь к церкви.
- Ничего я не имею. Просто не понятно, люди молятся о здоровье родных, а всё как в еврейском анекдоте про Стену плача, где молишься, просишь, а будто со стеной разговариваешь.
- А, что просят-то? Благополучия? Здоровья? Мира во всём мире? О спасении души можно только молить. А всё остальное от лукавого, да от желудка. Здоровье нужно – иди в больницу. Справедливости хочется – извольте в суд. Зачем же эти институты замещать Богом? Невежество какое-то. Нет, чем больше людей будут всё знать, чем больше среди них будет просвещенных и образованных, тем скорее наступит на земле царствие небесное.
- Какое царствие? Ну, какое царствие, когда порой люди калеками рождаются?
- А глина спрашивает у горшечника: «Зачем ты меня так сделал?»
- Человек не глина.
- Разве Бог не был человеком.
- А он есть?
- Кто именно?

За окном, в ночной тишине, блеснуло и почти сразу ударил оглушительный гром. Духота несколько отступила и спорившим стало заметно легче.

- Говорил же гроза будет. Ты, что там завздыхал?
- Наврали мы тут с тобой, Стёпа. Вроде подслеповатых стрелков, пуляли, пуляли, а всё мимо.
- Ладно, хорош трепаться, спать пора.

После второго раскатистого грома за окном, с другой стороны помещения послышался глухой металлический стук, после чего вначале протяжно и уныло, затем с надрывом и резко застонало что-то массивное и крепкое. И когда оно распахнулось и замолкло, темноту озарил свет. Посреди этого, ослепительного сияния находился силуэт. Он не был воображаем, а вполне реален и ощутим, как и звук изданный им. Четко и громогласно силуэт возвестил:
- Еремеев, Буйных, с вещами на выход.