Корову-то опять кто-то подоил

               
  Этот случай облетел всю деревню (поселок городского типа) за один день. Я до сих пор не могу в него поверить. Если бы не новый случай со знакомой в наши дни, а именно в 2020 году. Никогда бы я не подумала его описывать. Это были военные годы. Жители деревень в эти годы, конечно, сильно не голодали. Земля кормила, у всех почти была скотина. Это в городе было трудно прожить. С другой стороны хоть в деревнях, поселках, селах  держал ты или нет корову, кур-ты должен был  сдать для фронта  столько-то яиц, сливочного масла топленого. Помимо этого вязали для солдат  из овечьей шерсти варежки, носки и каждый месяц  ездил на старой кляче  сборщик налогов. Или сдавали в сельский совет председателю.
       Часто, сидя на завалинках, по вечерам и в праздники бабушки обсуждали  все деревенские новости. Особенно про проделки  нечистых духов. Вот и опять для  разговоров из ряда вон новость, которая облетела всю деревню до вечера. А случилось это утром  этого же дня. Накануне вечером Марфа  Ивановна загнала корову в сарай. Пастух пригнал вовремя. Марфа подоила корову, процедила молоко через марлю, разлила в крынки, закрыла их и спустила в подпол. Утренний удой решили с дедом отнести на молзавод. Надо просепарировать  на сливки  и приготовить масло для фронта. Утром  Марфа встала пораньше и, взяв ведро с теплой водой и полотенце, чтобы вымыть корове вымя, вытереть насухо и подоить. Дед Савелий, муж Марфы,  услышал нечеловеческий крик и выбежал из хаты на крыльцо. Жена разводила руками, недоумевая. «Что же такое происходит? Корову-то нашу кто-то уже подоил. Сава, Сава! Что это значит?»- разводила его жена руками. «Что?...»-вытаращил на нее глаза Сава. Он помог жене войти в хату, усадил ее на лавочку и, как можно спокойнее, сказал: «Успокойся и расскажи все по порядку.» «Да что рассказывать-то? Я стала мыть Зорьке вымя, а оно уже пустое. Я ничего вначале не поняла. Опять руками двигаю, а оно пустое. И Зорька дрыгает ногами. Подоил кто-то коровушку нашу.» «Ну  мааать!»- протянул Савелий. Помолчал с минуту и выдохнул: «Решено! Возьму берданку и засяду в сарае. Убью!!!» «Ты, что сдурел? Опомнись. В каталажку захотел, на старости-то лет?» «И то верно…» Согласился Савелий.  «То-то и оно-то, что верно»-подтвердила Марфа. «Но  палку-то для обороны  надо бы взять. Али вон кнут, висит без дела в сарае.» «Так и сделаю, Марфуша. Умница ты моя!»  Три ночи уходил Савелий перед утром  в засаду. Но напрасно. На четвертую ночь перед рассветом  он сменил  место наблюдения. Сел за крылечком сенцев , повесив днем на гвоздь телогрейку, которая скрывала его, но была видна калитка и сарай.
Не успел пропеть первый петух, как Савелию почудилось будто что-то промелькнуло прямо в сарай через калитку. Куда девалась его дремота. Он весь напрягся и подумал, что хорошо, что захватил нож, которым он, когда просили его, ходил колоть скотину. На всю деревню он был один умелец, как и один был дед Степан-кузнец. Он-то Савелию и выковал особый нож, лет так тридцать назад. Молодыми еще были. Савелий даже весь вспотел. Ждет. Нож держит в правой руке, левой опирается за ступеньку крылечка. Наконец видит, как выходит из сарая свинья и направляется прямо к воротам на улицу. Не помня ничего и не думая ни о чем, Савелий вскрикнул и со всего размаху, вскакивая на ноги, бросил нож в свинью. Попал он по правой ноге т.к. свинья взвизгнула и, показалось Савелию, что, хромая на правую переднюю ногу, скрылась за воротами. Толком не понимая, что случилось, Савелий подошел к воротам. Они были закрыты. Он сам их закрыл вечером на задвижку. Посмотрел на улицу. Пусто. Тихо. Постояв немного, опомнился, прокрутил в голове случившееся, пошел в хату. Марфа уже проснулась. «Ну и как ночка?»-она спросила мужа. «Иди, дой Зорьку.» Быстро собравшись, Марфа вошла в сарай, где стояла Зорька. «Сава, Сава! Ты, что проспал? Зорьку-то опять подоили!» «Ясно, что подоили. Пошли в хату, расскажу.» И они пошли в хату. Савелий снял зипун, (верхняя одежда без воротника из грубого сукна) бросив его на спинку кровати, сам присел на нее. Марфа  села рядом, пристально глядя в глаза мужа, ожидая разгадки. И Савелий начал свой рассказ. «Да много-то и не о чем говорить. Я чуть было перед рассветом-то не задремал. Веки начали слипаться. Сижу, моргаю. Вдруг что-то непонятное, не мог сразу определить, промелькнуло прямехонько в сарай к корове. Меня аж подбросило. Насторожился. Нож в руке. Приготовился. Минут так через 15-20 выходит из сарая свинья и прямо к воротам. Я от увиденного, что-то крикнул и бросил в нее нож. Мне показалось, что свинья издала какой-то звук и исчезла в воротах. Успел заметить, что попал я ей по правой ноге. Ворота закрыты. Я же их сам вчера закрывал на задвижку. Подошел, посмотрел, улица пуста. Куда девалась так быстро? Будем ждать новостей от деревни. Не может такое остаться без ответа. В общем время покажет. Марфа перекрестилась со словами: «Господи Иисусе, что же это за нечистая сила? Спаси и благослови нас от всего плохого. Избавь нас и всю деревню. Как же это возможно? На Тебя уповаем, Господи! Аминь!» «Вот и славненько! Будем тихонько ждать. Прислушайся к разговорам соседей, знакомых,»-сказал Савелий и прилег на кровать. Муж уснул. Марфа стала хлопотать у печи, готовить завтрак. Так прошло два, три дня. В деревне было тихо. И вот к вечеру следующего дня всю деревню потрясла новость.  Бабушка Устинья, жившая в конце улицы, в крайней, заброшенной несколько лет назад хате, не выходит на улицу уже дня три. Соседи пошли проведовать, но она не открыла, сказав, что приболела. Лежит на печи, греет старческие кости. Ничего ей не нужно. Сама готовит потихоньку. Но деревня вся встала на уши. Что бы это могло значить? Когда она появилась в их деревне, уже забыли. Стала жить на окраине в последней хате, которая несколько лет уже стояла пустая. Стариков забрали дети. Где они сейчас живут, никто не знает. Ребятишки часто играли в хате. Летом и осенью бегали по огороду, рвали малину, смородину. Со временем огород зарос травами, никто туда не ходил. Окно кто-то забил досками, дверь тоже. Баба Устинья хату преобразила снаружи и внутри. И вот она доживает свой век одна. Первое время ходили слухи, что она колдунья, иногда кто-нибудь называл ее ведьмой, отшельницей т.к. она сторонилась всех в деревне. Никогда ни с кем не разговаривала при встрече в магазине, на улице. Кивала головой и старалась поскорее уйти в свое убежище. Но помощь часто принимала. Ее жалели. В праздники приносили что-нибудь вкусненького, испеченного. Поблагодарив, она старалась остаться одна. Кто-то жалел ее, кто-то недолюбливал. Годы шли. Слухи об Устинье были разные. И вот сейчас она лежит одна одинешенька на печи и не хочет принять помощь ни от кого. Даже дверь не открывает. Галина Севастьяновна живет во втором домике от Устиньи, через огород, так метрах в 30-40. Она-то и допыталась, что с Устиньей. Так как не дымилась по утрам труба. Значит она не могла сама топить печь. И Галина отважилась. Она пинком открыла дверь и вошла в хату. Устинья вскрикнула: «Кто тебя звал? Чего тебе от меня надо?» «Ничего. Проведовать пришла. Как ты тут одна. Не выходишь который день, беспокоимся. И не одна я. Говори. Что с тобой Устинья?» «Да вот руку топором поранила.Надо было попросить парней, а я сама решила взять топор в руки. Силы-то уж не те. Хорошо, что теплые дни еще. И поесть есть что. Поправлюсь.» «Может вызвать фельдшера?» «Да что ты? Не надо. Говорю, что скоро поправлюсь.» «Давайте я посмотрю, перебинтую,  что там у тебя?» «Нет, нет! Все разрастется , как на собаке.» Она испугалась не на шутку. Поспешно забилась в угол на печи. Тогда Галина попрощалась и ушла. А к вечеру вся деревня об этом жужжала, как осиное гнездо. Говорили кто что. Вспомнили о забытых о ней разговорах и судачили до поздней ночи кумушки, подружки, сидя на завалинках  у окон  на улице. Дошла эта новость и до хаты Марфы и Савелия. Они приоделись, управившись с домашними делами,  вышли на улицу и присели на завалинку  соседей, где сидели несколько любопытных бабулек. Они раздували  услышанное настолько, что слушающие их  только диву давались, как быстро из мухи делали слона. Наслушавшись  об Устинье  правды и неправды, Савелий вдруг  взмахнув  руками, громко и с какой-то  непонятной улыбкой произнес: «А  теперь послушайте меня, очевидца. Да тихо, а то могу и не дорассказать. Встану и уйду. Думаю и даже верю, что кое-кто не уснет до утра. Поняли?» Все притихли. И Савелий начал говорить. А иногда и Марфа вставляла  несколько слов. Он ее не перебивал.  Это еще более  подтверждало достоверность рассказа. Все сидели, открыв рот. Некоторые, закрывая рот  концом головного платка, ойкали, но тишину не нарушали. Многие, проходя мимо, присоединялись  к слушающим. Уже хозяин дома вынес из огорода две скамейки, любопытных все прибавлялось. Наконец то Савелий, вздохнув закончил свой рассказ и произнес с уверенностью в голосе : « Завтра с утра и схожу к ведьме, не зря же о ней столько лет не умолкает деревня наша. А я все выгораживал ее, чтобы не верили бабьем сплетням. Дозащищал стало быть». Но в один миг все сидящие, как рой пчел, ожили и не обращая внимания на Савелия ринулись на дорогу, все сметая на своем пути. Как не кричал Савелий, никто и не думал остановиться. И Савелий бегом бежал вместе с ошеломленной и озверевшей толпой деревенских баб. Пробегая мимо своей хаты, Савелий забежал в сенцы, сдернул со стены берданку и ринулся догонять толпу. Вдруг он остановился, поднял ружьишко вверх и выстрел потряс всю деревню. Толпа остановилась, глядя на него, и недоумевая Савелий спокойно подошел быстрым шагом «Что надумали – то ? Куда спешите ? Тут надо бы все спокойно обмозговать. Не берите грех на душу. Позвольте мне одному войти к ней в хату, а там посмотрим что скажет». Так и решили.
   Савелий оставил под окнами огромную толпу сам, перекрестившись, подошел к двери. Она была на крючке. Недолго думая, он одним пинком открыл дверь. Зашел в хату. Темновато. Устинья на печи. Молчит. «А ну, зажигай свечку, ведьма старая!»- заорал он, не дав ей произнести ни слова. Устинья злыми глазами уставилась на  вошедшего и поджала к груди забинтованную руку, левой прикрывая правую. Савелий прыгнул  на лавку у печи, дернул за руку, сорвал повязку. Не хватало двух пальцев на правой руке. «Ну и где они? Где топор? Где дрова твои?» Он рванул с плеча берданку, поднял вверх, потом, видимо опомнившись, опустил ее и, перекрестившись, спокойнее сказал: «К утру чтобы тебя не было в деревне. Иначе не ручаюсь за жителей. Посмотри  в окно, почти все взрослые бабы прибежали. Они тебя не оставят живой. И хату вместе с тобой спалят. Поняла?»- так громко заорал он, что Устинья, съежившись, забилась в угол на печи и дрожала  всем телом, не говоря ни слова.  «Ты поняла ?» - вновь заорал Савелий, поднимая вверх берданку. Устинья только кивала головой . «И еще. Только услышу о твоем ремесле, где бы ты ни была, найду и убью своими руками. Замаливай свои грехи, может Бог и простит.» Он круто повернулся, ногой захлопнул дверь и вышел к толпе. Тишина нарушилась сотней вопросов. Все прибежавшие,  впились глазами в Савелия. Он на все вопросы ответил кратко: «Все! Больше она никого не обидит до самой смерти. Да и жить-то уж ей немного осталось. А если не обратится к врачам и вовсе…» Он махнул рукой  рукой и спокойно сказал: «А ну! По домам. И без всякого цирка.»
         На утро любопытные  задами пробрались к хате Устиньи. Подошли к двери, которая была подперта  колом. Открыли дверь, вошли в хату. Было пусто. С тех пор об Устинье никто ничего не слышал. Как в воду канула. А вскоре и хата ее сгорела до тла. Первое время молились, благодарили Бога. Постепенно все плохое забылось. А очевидцы один за другим  потихоньку уходили в иной мир, оставляя после себя уже пожилых своих сыновей и дочерей. В настоящее время нет давно и той деревни. Все забыто. Жизнь продолжается. Слава Богу.