На весах вечности и смысла

НА ВЕСАХ ВЕЧНОСТИ И СМЫСЛА


Содержание

Введение. В поисках смысла жизни 3
Тайна человека 7
О чем плачут звезды? 69
Эпоха поруганных идеалов 79
Вера и знание 97
О религии 128
О философии 140
В поисках счастья 208
Этюды о теодицее 237
Страх 317
О войне 334
О смерти 352
О бессмертии 369
Тайна красоты 383
Тайна свободы 424
О любви 468
Бог есть Любовь 501
О любви к Богу и ближнему 548
О любви к врагам 569
О смысле и цели истории 579
О смысле искусства и предназначении поэта 634
Тайна Церкви 709
Бог 740





   Введение. В поисках смысла жизни

…пред очами Господа пути человека,
и Он измеряет все стези его… 
Верные весы и весовые чаши от Господа.
(Прит.5:21, 16:11).

                Вопрос о смысле жизни – главный и основной вопрос философии, от его разрешения будет зависеть миропонимание человека, его представление о Боге и мире, воззрения о добре и зле, система ценностей и образ жизни, а значит, это – краеугольный камень миросозерцания. В Библии сказано, что человек создан по образу и подобию Божиему, он есть не только чувственное, но и духовное существо – свободная и уникальная личность, а потому он жаждет понять самого себя и постичь тайну своего предназначения. По словам психолога Виктора Франкла, «человек – это больше, чем психика, человек – это дух», он есть существо мыслящее и рефлексирующее, ему свойственно задаваться смысложизненными вопросами: Кто мы? Откуда пришли? Зачем мы живем и что с нами будет после смерти? Вопрос о смысле жизни – это не отвлеченный и теоретический вопрос, а вопрос жизни и смерти – это экзистенциальная проблема, от разрешения которой будет зависеть, стоит ли наша жизнь того, чтобы быть прожитой, может ли наше существование быть осмысленно или наша жизнь  воплощенная бессмыслица. По выражению Ф.М. Достоевского – одного из величайших писателей и мыслителей России, существуют «проклятые вопросы» – вопросы о Боге и миропорядке, о добре и зле, о справедливости и счастье, а в центре их всех – в сердцевине всех духовных исканий находится мученическое искание смысла жизни. С самых юных лет вопрос о смысле жизни начинает волновать душу человека и побуждать его размышлять о том, зачем он живет и что такое жизнь – «дар напрасный, дар случайный», или бесценный Божий дар – высокое и творческое призвание, священная и великая миссия, требующая от нас веры и самопознания, напряженной духовной жизни и подвига. Если наша жизнь – это пламя, на мгновение вспыхнувшее во мраке вселенной, чтобы угаснуть навсегда, если все наши идеалы и наша вера – это мираж в пустыне, а вся человеческая жажда счастья и любви, все слезы покаяния и умиления, восхищение прекрасным и священный трепет перед Святыней, вся научные открытия и философские искания, все произведения искусства и молитвы – все это лишено онтологической основы и исчезнет с нашей смертью, если смерть есть исчезновение в небытии, то зачем человеку жить и терпеть всю бессмысленную прозу нашего обыденного существования со всей его пошлостью и скукой, томительной нуждой и лишениями? А если жизнь наша имеет высший и вечный смысл, то где человеку найти незыблемую опору в жизненных испытаниях и как примирить веру в благость и всемогущество Бога и смысл жизни с безотрадным зрелищем мира, лежащего во зле, со всей вопиющей несправедливостью, кровью, слезами и страданиями? Русский философ С.Л.Франк писал, что вопрос о смысле жизни волнует ум и сердце каждого человека, ведь это – не предмет праздной умственной игры, а самый жизненный и страшный вопрос – душераздирающий и небоотверзающий, возносящий на небеса веры, надежды и любви, и низвергающий в кромешный ад отчаяния, ненависти и ужаса, но так, как это вопрос принадлежит к «неразрешимым метафизическим вопросам», то люди зачастую пытаются скрыться от него, они находят сомнительную житейскую мудрость в страусиной стратегии – пряча голову в песок, отказываясь от разрешения этого вопроса, обманывая самих себя, уделяя вопросу о смысле жизни как можно меньше внимания и тем самым стараясь изгнать его за горизонт своего сознания.
                Ветхозаветный царь Соломон на закате своих земных лет сетовал на то, что мало того что страдания и несправедливость – это фон страшной реальности мира, окружающего нас, так и сам человек покорил себя суете – все суета сует и томление духа, а потому смысл жизни остается для нас непостижимой тайной. Библейское слово «суета» означает – пустое, бессмысленное, бесцельное и обманчивое существование, весь мир, лежащий во зле, есть гнетущая картина всеобщей суеты и бессмысленности, но человек мученически ищет смысл и борется за его обретения, он не должен замыкаться в реалиях земного бытия, не должен отдавать жизнь свою обыденности, он призван к высочайшему и прекраснейшему – к священному служению Богу и обожению, к высшей свободе и высшему совершенству, к святости и полноте жизни и счастья. Человек может на долгое время забыть о тайне смысла жизни и с головой погрузиться в будничные проблемы – в житейские заботы и попечения, в стремление к мимолетной славе и успеху, в общественные дела и страсти – политику и идеологию, он может заниматься даже научными трудами и искусством, может имитировать философскую деятельность, но не задаваться вопросом о смысле жизни, он может добиться материального комфорта, благосостояния и признания, но тогда сама неумолимая смерть напомнит ему о бренности его бытия, неизбывное томление вновь наполнит его душу и поставит его перед лицом вопроса о смысле жизни. В повести «Скучная история» – шедевре русской экзистенциальной прозы, А.П.Чехов виртуозно описывает жизненную драму ученого человека, прожившего обычную и скучную жизнь, играющего свою роль в обществе, погребенного мелкими делами и заботами, но вдруг, он осознает, что близится час его смерти, ночами его мучает бессонница, сердце тяжело бьется, а голову пронзает страшная мысль – жизнь почти прошла, но в ней не было и нет никакого смысла. На протяжении всей жизни люди занимаются множеством житейских и обыденных дел, но мало кто из них со всей остротой и глубиной ставит вопрос о смысле жизни – вопрос о Боге, ибо, если Бога нет и не существует Его попечения о мире, если жизнь и вселенная возникли случайно, как думают ученые-атеисты, то нет никакого смысла в нашей жизни со всеми ее надеждами и печалями, страданиями и исканиями, молитвами и делами. Современный человек ищет смысл жизни в комфорте и материальном процветании, в достижениях науки и техническом прогрессе, в изощренном гедонизме и различных философских учениях, словно не замечая, что духовный стержень нашего бытия – это Бог, а в центре вселенной возвышается Крест Христа Богочеловека. По слову религиозного мыслителя Е. Трубецкого, если есть смысл жизни, то должна быть побеждена и превращена в высшую радость и физическое мучение земной твари, и духовная мука человека, ищущего Бога, таким образом, смысл жизни должен измеряться и испытываться Крестом. Христос есть предвечный Бог Слово воплотившийся и вочеловечившися, ради искупления грехов мира и нашего спасения, в Нем заключен величайший смысл жизни, Он – Победитель смерти и Ада, велящий нам отвергнуть себя, научиться любить и прощать, взять свой крест и следовать за Ним – быть верными Богу до конца. Если мы хотим быть христианами, то нам надо научиться все испытывать на суде Слова Божиего и измерять мерой Христовой. В притчах царя Соломона сказано, что всемогущий Бог «премудростью основал землю, небеса утвердил разумом» (Притч. 3:19), «пред очами Господа пути человека, и Он измеряет все стези его»  (Притч.5:21). «Верные весы и весовые чаши от Господа» (Притч.16:11), Господь, испытывающий все глубины духа, «взвешивает сердца» наши (Притч.21:2), все наши помыслы и намерения, слова и деяния. Быть христианином – это значит, веровать и исповедовать всем сердцем и всей душой, каждым чувством и помышлением, словом и делом, всей жизнью и каждым воздыханием, что на небе и на земле, во всех веках и во всех мирах существует лишь одна величайшая и высочайшая всеценность и сверхценность – чудесная и прекраснейшая Личность Христа Богочеловека. Абсолютный нравственный идеал и высший образец для нас – Христос. Всю свою жизнь и каждое ее мгновение, каждое слово и дело, намерение и помышление мы должны сверять с Евангелием и заповедями Спасителя, взвесить наше сердце и наш ум, нашу веру и нашу жизнь на весах Божиих – на духовных весах вечности и смысла.




Тайна человека

Человек есть тайна. Ее надо разгадать,
и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь,
 то не говори, что потерял время; 
я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком.
Ф.М. Достоевский

Человек!.. Все творения немеют перед этим самым необычным чудом во всех мирах. Бог как бы собрал чудеса из всех Своих миров, слил их воедино, и получился человек. Ощущать – разве это не чудо? Мыслить – разве это не чудо? Желать – разве это не чудо? Не ищи чуда вне себя, ибо ты сам величайшее чудо. Существовать – разве не есть это нечто само по себе бесконечно удивляющее и непонятное? У всякого создания, имеющего силы думать о человеке, начинает кружиться голова.
Со всех сторон человек окружен бесконечностями…
Преподобный Иустин Попович

                Со всех сторон нас окружает великолепное и обширное мироздание, вызывающее изумление у ученых, философов, поэтов и мудрецов, оно – величественное произведение творческой силы, любви и премудрости Божией, и куда бы ни бросил свой любознательный взгляд человек, всюду он обнаруживает несказанную таинственность – будь то величественная и необъятная картина звездного неба, похожая на бескрайний океан с архипелагами звезд, сверкающих как жемчужины и алмазы, и в маленьком цветке, во всем – загадка и чудо Божие! Вся природа громко проповедует о Боге – Творце своем, она возвещает о Нем как книга мудрости, содержащая в себе тысячи тысяч тайн и загадок, и чем более человек углубляется в постижение ее, тем более его изумляет произведение рук Божиих – и раскинувшийся над нами небосвод, и мириады звезд и созвездий, и цветущие сады и дремучие, где поют птицы, и бескрайние моря с их умиротворенностью и бушующими волнами, манящими далями и глубинными безднами, и могучие заснеженные горы, хранящие вековое молчание и неприступные в своем величии. В Священном Писании сказано, что через созерцание мира и исследование вселенной, ее красот, тайн и чудес, человек может познать Бога, ибо «небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь (Пс.18:2). По рассуждению святителя Григория Богослова, Бог есть премудрый и искусный Художник, великолепно создавший и устроивший мир, а через красоту и стройность космоса – великолепие звездного неба, песнь соловья и полет пчелы, человек может познать Бога, сотворившего все существующее. Звездное небо – великолепная картина, написанная Небесным Художником, цветы как кадильницы, а аромат их – фимиам, горы – словно гранитные алтари, возносящийся к Богу, солнце на небесах – как иерей, воссылающий молитву в утренний час рассвета и вечерний час заката, рыбы, плещущиеся в морях и реках, возвещают о Боге и птицы поют Ему песнь – вся природа вселяет в сердце человека благоговение и учит его возносить душу к Богу, обращать мысль в молитву. По вдохновенному слову священномученика Серафима  Звездинского «много дивных красот рассеяно перед нашими взорами щедродательной десницей Вышнего. Поля, луга, желтеющие нивы, испещренные изумрудными цветами, одетыми так, как и Соломон не одевался во всей славе своей, дремучие леса с их несмолкаемыми трелями пернатых, дикие горы, ущелья и скалы, застывшие как бы в своей величавой задумчивости, море безбрежное, синее, со своими пенящимися бурливыми волнами, тихий ручеек, мирно и нежно журчащий где-либо в зеленой долине, звонкая песнь жаворонка, уносящаяся ввысь, небо тысячеокое, звездное – все это, и в поле каждая былинка, и в небе каждая звезда, – все мироздание полно таких неизъяснимых красот, что, правда, по признанию одного учителя Церкви, не выдержал бы ум, не вместило бы сердце, если бы мы, рождаясь сразу взрослыми и сознательными, вдруг увидали бы все эти красоты; правда, понятен становится и восторженный гимн Царя-псалмопевца в честь творца всей этой красоты: «Яко возвеличишася дела Твоя, Господи, дивна дела Твоя, Господи, вся премудростию сотворил ecи! Господи, Боже наш! Как чудно имя Твое по всей земле! ...Взятся великолепие Твое превыше небес!» (Пс. 103:24, 8:2)». Со всех сторон нас окружают фантастические галереи Божьего искусства – изящнейшие и тончайшие, грандиозные и монументальные произведения Творца вселенной, и куда бы ни бросил свой сосредоточенный и пытливый взор человек, всюду он, как удивленный зритель, встречает бесконечную и завораживающую таинственность, непостижимые чудеса и многообразные красоты, неизведанне и бескрайние бездны неизъяснимого великолепия, необъятных и грозных тайн и Божьих загадок, он изумляется перед ансамблем мерцающих звезд, восторгается музыкой безбрежных морей и океанов, наиярчайшими красками многоликой и многообразной природы, нежнейшими ароматами цветущих садов и лугов,  заснеженными вершинами неприступных гор, сверкающих, как алмазы, в ослепительных лучах солнца. Святитель Василий Великий в своих «Беседах на Шестоднев» вдохновенно писал, что природа – это священная книга, данная Адаму для Богопознания, ибо через постижение красоты, великолепия и премудрого устроения вселенной, человек восходит к познанию Бога: «Прославим наилучшего Художника, премудро и искусно сотворившего мир, и из красоты видимого уразумеем Превосходящего всех красотою; из величия сих чувственных и ограниченных тел сделаем заключение о Бесконечном, превысшем всякого величия и по множеству Своей силы превосходящем всякое разумение». Как замечает архимандрит Лазарь Абашидзе: «Бог, сотворивший весь этот мир, все небо, все эти звезды да еще и пространнейший и прекраснейший мир, невидимый нами, – мир духов, Творец всей твари, Бог бесконечный – воплотился ради нас, облекся в человеческую плоть, обитал, ходил среди людей, трудился, страдал, алкал, как человек, даже претерпел ужасную смертную муку от Своей же твари, умер и сошел во ад, как сходили до Него все души человеческие. Но, как Бог, Он разрушил власть смерти и ада, воскрес и нас воскресил, вознесся на небо плотию, основав на земле святую Церковь Свою – тот надежный корабль спасения, который плывет теперь по волнам бушующего житейского моря, собирает всех верующих и жаждущих спасения и несет их к Царствию Блаженства. Каждый день совершаются в Церкви великие Таинства, в которых открывается столько чудесного, удивительного и непостижимого, что и само сотворение Богом вселенной из ничего не превосходит своей чудесностью того, что таинственно совершается в храмах в течение одного дня. Совершились и совершаются в мире Божием предивные события – числа нет этим чудесам. Как все премудро соткано у Бога – весь мир, видимый и невидимый: что было, что есть, что будет еще – все это один величественный, тончайший узор, цельное, богатейшее красками и формами, прекраснейшее кружево, где орнамент следует за орнаментом, не повторяясь, разнообразясь один от другого; но ничто не нарушает общего замысла, все – в одном духе, в подчинении одной цели, перекликается одно с другим. Одно отражается в другом, вторит и аккомпанирует одно другому. Как в грандиозном и слаженном хоре сливаются и обогащают друг друга голоса певцов – высокие и низкие, легкие, звонкие и тяжелые, мужественные – сливается такие разные характеры, настроения и создают одно целое богатое и насыщенное звучание. Так и в мире Божием!». Весь мир раскрывается как дивная, загадочная и священная книга премудрости Божьей, свидетельствующая о величии Создателя, во всем человек находит великое, грандиозное и красивейшее чудо – в полете стрекозы и в мерцающей на небе звезде, в благоухании цветка и шепоте морских волн, везде разверзается бездна тайн и несказанное великолепие, трогающее самые сокровенные струны души, приводящее человека в восторг и изумление от созерцания Божьего мира, побуждая его быть философом и поэтом, вдохновляя на творчество и молитву, повергая в благоговейный трепет и молитвенное восхищение, но если человек обратит взор внутрь самого себя, то обнаружит там еще более грандиозную и неизъяснимую тайну, еще более величественное и поразительное чудо, еще более грозную, поразительную и таинственную реальность.
                По умозаключению святителя Григория Богослова, вся природа с ее звездными небесами, солнцем и луной, реками, морями и садами – это дивная книга мудрости и великолепная поэма Божия, но громадность мироздания меркнет в сравнении с тайной человека. Античные философы называли человека микрокосмом – вселенной в миниатюре, «малым миром», соединяющим в себе две природы – духовную и материальную. Святой Григория Нисский глубокомысленно писал, что языческие мудрецы утверждали, что человек есть разумное и смертное животное, стремящееся к познанию вселенной, микрокосм, содержащий в себе все стихии, которыми наполнена вселенная, но святая Церковь провозглашает, что истинное величие человека заключено не в том, что он «малый мир», обладающий разумом и царящий над всеми земными тварями, а в том, что он может возвыситься над материальным бытием и стать причастным Богу – иными словами, величие человека заключено не в том, что он подобие мира сего, а в том, что он ест подобие Бога: «Язычники говорили, что человек есть «микро¬косм», состоящий из одних и тех же со вселенной стихий. Воздавая этим громким именем похвалу человеческой природе, они... почтили человека свойствами комара или мыши, потому что и в них растворение четырех стихий... Что важного в этом – почитать че¬ловека образом и подобием мира, когда и небо преходит, и земля  изменяется, и все, что в них содержится, преходит?..». По премудрому суждению святителя Григория Богослова, человек превосходит весь видимый мир, ибо сотворен по образу и подобию Бога, его душа – макрокосм, великий мир, она грандиознее и загадочнее вселенной, а уникальная личность человека – великий мир в нашем материальном и малом мире. Святитель Василий Великий был убежден, что Бог начертал в душе каждого человека врожденное знание о Себе, посему, путь самопознания ведет к Богопознанию – от познания себя человек восходит к познанию предвечного и совершенного Творца, сотворившего всех нас по образу и подобию Своему: «Точное соблюдение себя самого даст тебе достаточное руководство и к познанию Бога. Ибо если внемлешь себе – ты не будешь иметь нужды искать следов Зиждителя в устройстве вселенной, но в себе самом, как бы в малом каком-то мире, усмотришь великую премудрость своего Создателя». В мире все загадочно, сердце всякой тайны – Бог, а из всех созданий Божиих – нет никого загадочнее человека. Все сотворенное Богом – от атома до Серафима – соревнуются в загадочности, но человек со всем добром и злом в его сердце, со всеми падениями и взлетами своего духа, со всей трагической парадоксальностью своего жизненного пути, превосходит их всех, ибо он – средоточие всех тайн. Преподобный Иустин Попович, потрясенный таинственностью человека, с изумление восклицал: «Человек!.. Все творения немеют перед этим самым необычным чудом во всех мирах. Бог как бы собрал чудеса из всех своих миров, слил их воедино, и получился человек. Душою Он связал его с миром духовным, а телом – с миром вещественным и отпустил его в эту жизнь. И человека в равной мере манят и таинства духовного мира, и чары вещественного мира». Если человек отвлечется от суетных будней и житейских проблем и забот, задумается о себе самом и обратит свой взор внутрь себя, то найдет там страшную и несказанную таинственность, ибо сам человек – удивительный мир и грандиозная тайна, он – необыкновенное существо, способное любить и страдать, познавать мир, искать счастье, надеяться и отчаиваться, испытывать страх, размышлять и молиться. На страницах Псалтыря царь и пророк Давид, с глубоким изумлением перед тайной человека, вопрошает Всевышнего: «Когда я взираю на небеса Твои – дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много Ты умалил его пред Ангелами: славою и честью увенчал его; поставил владыкою над делами рук Твоих; все положил под ноги его: овец и волов всех, и также полевых зверей, птиц небесных и рыб морских, все преходящее морскими стезями. Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле» (Пс.8:4-8). С самых древних времен человек пытался познать самого себя, раскрыть свою сущность и тайну через науку, философию, искусство и религию, он обращал внимание на устройство и пропорции своего тела, запечатлевал его на картинах художников и в скульптурах ваятелей – Леонардо да Винчи и Микеланджело, обращался к душе, стремясь выразить тончайшие нюансы душевной жизни в лирической поэзии и музыке, как Лермонтов, Тютчев, Фет и Надсон, ставил театральные спектакли по трагедиям и комедиям Эсхила, Софокла и Еврипида, Шекспира, Достоевского и Чехова, описывал историю своей жизни в произведениях исповедального жанра – в «Исповеди» Августина Блаженного, «Истории моих бедствий» Абеляра и «Самопознании» Бердяева, возвышался до духовной жизни и взывал в проникновенных мольбах к Богу, запечатленных в Псалтыре – этой великолепной молитвенной поэме, и всюду человек встречался с до конца неизъяснимой тайной и не мог понять является ли он – царем природы и венцом Божьего творения, возвышающимся над миром животных, уникальным созданием, обладающим богоподобным величием, или же он – неполноценное, несчастное и обреченное существо – мыслящее, немощное и приговоренное к смерти, а его скоротечная жизнь – лишь жалкая и недолговечная надпись на песке, смываемая волной необозримого океана времени.  Когда я размышляю о том, что есть человек, то перед мыслью моей раскидывается безбрежный океан таинственности и встает множество вопросов о жизни и ее смысле, о смерти, времени и вечности, о грехе и искуплении, о добре и зле, о духе и материи, и каждый из этих вопросов – философская загадка, и в центре их всех – человек.  В мире нет ни одного создания Божиего, которое бы не заключало в себе тайну, но человек – из всех них самое загадочное. Немецкий философ Кант считал, что основной вопрос философии: «что такое человек?» Человек заключает в себе все тайны мироздания, и сердце его устремляется ко всему таинственному – к тайне жизни и смерти, к тайне времени и вечности, к тайне свободы и страдания. Многие древние мудрецы призывали к самопознанию, но тайна человека так и не была разгадана. Ефесский мудрец Гераклит признал тщетность всех усилий разгадать тайну человека и с горечью восклицал «Я искал самого себя, пределов души не отыщешь, по какому пути не иди, так глубок ее логос». В «Диалогах» Платона высказывается мысль о том, что человек не может знать, что такое добро, а что зло, познать устройство космоса, раскрыть сущность прекрасного и верно понять идею справедливого государственного и общественного устройства, если прежде не познает самого себя. Святой Антоний Великий говорил о наитеснейшей взаимосвязи самопознания и постижения Бога: «Кто знает самого себя, тот знает и Бога». Монах Евагрий Понтийский поучал: «Хочешь ли познать Бога? Прежде познай самого себя». Преподобный Симеон Новый Богослов вдохновенно проповедовал, что человек призван собрать ум не только для того, чтобы молиться, но и изучать весь окружающий мир, философствовать о себе и о Боге, заявляя: «Если ты самого себя не знаешь.., то как познаешь Творца?» Славянофил и русский религиозный мыслитель Иван Киреевский также понимал, что «чем более человек найдет в душе неразгаданного, тем он глубже постиг себя». Польский философ и писатель-фантаст Станислав Лем в романе «Солярис» проницательно заметил, что человек, странствующий в поиске новых миров и неведомых цивилизаций, ищет самого себя, и отправляясь в космическую одиссею, он преодолевает тысяч световых лет, чтобы встретиться с самим собой, познать свою душу и смысл своего бытия. Знаменитый английский писатель и принц парадоксов Оскар Уайльд писал в «De profundis»: «понять, что душа человека непознаваема – это высшее достижение Мудрости. Человек сам – последняя из всех тайн. Можно взвесить на весах солнце, измерить ход луны и нанести на карту все семь небесных сфер, звезда за звездой, но все еще не познать себя. Кто может исчислить орбиту собственной души?» Человек – загадка для самого себя, он жаждет понять себя, ответить на сотни философских вопросов: Кто я? Откуда я пришел? Зачем живу и для какой цели родился? В чем мое призвание и как мне жить? Что будет со мной после смерти? Архимандрит Лазарь Абашидзе горько сетовал о том, что в наше время даже христиане – сыны Божии, которые должны иметь самые возвышенные чувства и мысли, жить по Евангелию и служить Богу, помнить о смерти и Страшном Суде, интересуются скандальной жизнью знаменитостей и политикой, житейскими драмами и устройством вселенной – интересуются всем, кроме вопроса смысла жизни: «Мы любим узнавать разные подробности из жизни какого-нибудь президента, или известного музыканта, или давно умершего, нашумевшего своей скандальной жизнью поэта. Мы прослеживаем переживания и жизненные искания какого-нибудь известного в мире художника или поэта, глубоко принимаем к сердцу его житейские драмы, желаем проникнуть в тайники его душевной жизни и находим во всем этом много увлекательного. Мы не жалеем времени и сил, изучая какие-нибудь земные головоломные науки и искусства, вслушиваемся и пытаемся проникнуть в безсмысленнейшие измышления современных умоисступленных «мудрецов». Мы также любим тонкоумствовать о совершенно нас не касающихся, но популярных среди мирян предметах. Мы копим разные знания и впечатления, которые никогда нам не принесут пользы... Но при этом как редко, как холодно, безвкусно мы обращаемся к главнейшей и первейшей науке из наук – Христианству! Как мало мы думаем о Боге и о смысле нашего пребывания здесь, в этом мире, и о том грандиозном и ужасном, что встретит нас пред лицом Вечности. Нам любопытнее то, как выглядит поверхность Луны или Марса, чем то, что есть в нас самих, кто есть мы сами, что за силы и порывы в нас действуют, какой смысл несет в себе сама наша жизнь, как мы и вся наша деятельность видятся Богу, какую цену все это имеет пред Его Судом. Мы исследуем, отчего, мол, такой-то, почитаемый миром человек, какая-нибудь знаменитость, вдруг трагически закончил свою сумбурную жизнь, собираем про это разные сплетни, но не хотим найти корень и причину своих собственных внутренних болезней и неустройств. Мы ищем виновников политических смут в беснующемся мире, спорим о политиках, разбираем их ошибки, выясняем правоту или несостоятельность той или иной политической партии, обвиняем того или иного общественного деятеля в страстности и непоследовательности, а сами в это время предаемся бесчисленному множеству страстей и прегрешений, нарушаем самые главные христианские законы, забываем, пред Кем мы должны ходить... А ведь сколько самого удивительного, увлекательного, душеполезного можно найти в размышлениях христианских: о человеке, о нашей собственной душе, о смысле и цели нашей же жизни! Итак, хоть немного отвлечемся от внешнего житейского хаоса и посмотрим на себя: кто мы, зачем мы здесь, на этой земле, находимся, что требуется от нас, для какой цели мы сотворены, куда нам надо идти в этой жизни, что в конце ее ждет нас».
                Вопрос о смысле жизни и назначении человека – главный и основной вопрос философии, и оттого, как разрешается этот вопрос, зависит наше миросозерцание и система ценностей, вся наша жизнь, наше понимание добра и зла, счастья, любви и свободы, жизненный задач и целей, ибо, не найдя смысл своего существования, человек не сможет осмыслить всемирную историю и познать окружающий его мир. Как проницательно замечает преподобный Иустин Попович – великий сербский богослов и православный философ: «Таинственность мира бесконечна, это должен ощущать всякий, кто хоть однажды беспристрастно заглядывал в тайну мира. Но и тайна человеческого существа не меньше и не короче. Если человек обратит взгляд на себя, то он встретит несказанную таинственность. Человек – до ужаса загадочное существо: он находится на перепутье, на водоразделе между тем и этим миром. Кажется, он призван быть связующим суставом посюстороннего с потусторонним. И он пытается им быть: через науку и философию, через поэзию и религию, особенно через религию». В книге Иова рассказывается, что тайна человека, его жизни и смерти, духовных исканий и страданий, связана с тайнами всего Божьего мира. О тайне человека размышляли самые великие корифеи религиозно-философской мысли: страдалец Иов и мудрец Соломон, философ Платон и трагик Шекспир. Весь наш мир образован из тайн, каждое явление – причта и загадка, а человек – тайна Божия. «О человек! Почто дивишься высотам звездным и морям глубинным? Войди в бездну сердца твоего! Тут то, дивися, аще имаше очи!» «Истинный человек есть сердце в человеке, глубокое же сердце и одному только Богу познаваемое». «Что может обширнее разлиться, как мысль? О сердце! Бездна всех вод и небес ширшая!.. Как ты глубока! Все объемлешь и содержишь, а тебя ничто не вмещает» – писал Григорий Сковорода. Все грустное и ужасное, возвышенное и прекрасное, все бесконечные тайны жизни и смерти, страдания, греха и любви уживаются в глубочайших тайниках человеческого сердца. Вечные тайны льнут к сердцу человека, потрясают его ум и пронизывают всю его жизнь. Человек – парадоксальное создание, он – бессмертный по духу и смертный по плоти живет в двух мирах – духовном и материальном. Вглядитесь в самих себя, всмотритесь в человека – он велик и ничтожен, его душа бессмертна, а плоть умрет, истлеет и обратится в прах, он обладает свободой воли – загадочнейшим даром Всевышнего, но он же – раб низменных страстей, мирской суеты, общественных предрассудков, а его воля колеблется между добром и злом, между добродетелью и пороком. Человек – ничтожная песчинка в масштабах вселенной, но он же – надмирное существо, причастное духовному миру, сотворенное по образу и подобию Бога. Почему же он с рождения обречен на смерть? В чем смысл его жизни? Откуда в его душе нравственное чувство? Где его былое величие – величие богоподобного создания? Что будет с ним после смерти? Куда уйдет его душа? Глубоко прав философ Эрнст Кассирер полагавший, что человек – существо не только биологическое и социальное, но и одухотворенное – философствующее и поэтическое, он производит из самого себя поэзию и философию, подобно тому, как шелкопряд сплетает кокон, а пчелы строят соты. Пытаясь разгадать тайну человека, французский философ эпохи Просвещения – Жюльен Ламетри, материалист и радикальный сторонник механицизма, в своем произведении «Человек – машина», пришел к мысли, что человек – это сложно устроенный механизм, самозаводящаяся, мыслящая и чувствующая машина, подобная часовому  механизму. В нашем технократическом мире многие ученые сравнивают человека с машиной, видят в его теле – устройство, механизм из плоти и крови, говорят, что наша нервная система – прекрасный аналог удивительного механизма, но при этом они признаются, что человек умеет мыслить, творить и страдать, он – существо мятущееся. Современная наука из всех сил старается смоделировать мыслительные процессы человека – создать искусственный интеллект, наделить машину сознанием, логикой и интеллектом, но как бы они не пытались, им не создать самого главного – душу. Немецкий поэт Генрих Гейне рассказывал историю, напоминающую философскую притчу, о том, что один английский изобретатель и ученый сконструировал машину, точно копирующую человека, но эта машина все время приставала к своему создателю и просила сделать то, чего он не мог – даровать ей душу. Каждый человек – это уникальная личность, обладающая свободой и внутренним миром, а это означает, что ученые никогда не смогут сконструировать человека и воссоздать его тайну, коренящуюся в сознании, смоделировать и сотворить искусственную личность. Существует иная тенденция в современной науке – конструирование не машины по образу человека, а человека по  образу машины – кибернизация человека и механизация его мысли,  начинающей действовать не свободно и творчески, а по заложенным алгоритмам, но это приводит нас к проблеме расчеловечивания, ибо человек – это свободная и самоопределяющаяся личность, он не только является существом мыслящим и носителем разума, но и существом волевым и эмоциональным, а его слова и поступки не просчитываются и порой являются непредсказуемыми, на что обратили внимание Данте и Шекспир, Ибсен, Достоевский и Паскаль, Кьеркегор и Ницше.
                На страницах святоотеческой литературы звучит не только молитвы, исполненные благоговения и трепета перед несказанным и неописуемым величием Бога, но мотив изумления перед неизъяснимой тайной человека – самого загадочного и наивысшего из всех Божьих творений на небе и земле. В одном из своих стихотворений, святитель Григорий Богослов, рассказывает, как сидя солнечным летним днем в тенистой роще на берегу реки, он с изумлением осознал, что человек есть непостижимая загадка для самого себя:  «Кем я был? Кто я теперь? И кем буду? Ни я не знаю этого, ни тот, кто умнее меня. Я существую, но что это значит? Иная часть меня уже прошла, иное я теперь, и иным буду... И ты, душа моя, что такое? Откуда ты, и кто соединил тебя с телом?» Святой Григорий Нисский блестяще выразил непостижимость человека в одном изящном изречении: «Легче узнать все тайны неба и земли, чем познать самого себя». Святые отцы Церкви были убеждены, что человек должен познать самого себя – путь спасения есть путь обретения себя самого, осуществления своей миссии и Богопознания, ибо как личность, наделенная разумом совестью и волей, человек призван осмыслить весь окружающий мир и свою жизнь, искать Бога и исполнять Его святую волю. Святитель Игнатий Брянчанинов в своем позднем произведении «Слово о человеке», излагая православную антропологию – церковное учение о человеке на основании Священного Писания и Священного Предания, вопрошал – «Кто я? Откуда и для чего являюсь на земле? Какая вообще цель моего существования?», и констатировал, что человек есть тайна для самого себя, ее запечатал грех – после грехопадение люди утратили духовную мудрость и знание самих себя, и никакая наука и мирская философия по стихиям мира сего и преданиям человеческим не в силах вернуть утраченное знание и раскрыть тайну человека, но тайна сия раскрывается Словом Божием и боговдохновенной апостольской философией по Христу, ибо во Христе заключены все сокровища премудрости и ведения, Он – предвечный Божественный Логос и Ипостасная Премудрость и Сила Божия: «Среди предметов необъятного мироздания вижу и себя – человека. Кто я? Откуда и для чего являюсь на земле? Какая вообще цель моего существования? Какая причина и цель моей земной жизни, этого странствования, краткого в сравнении с вечностью, продолжительного и утомительного в отношении к самому себе? Являюсь в бытие бессознательно, без всякого со стороны моей согласия; увожусь из этой жизни против моей воли, в час неопределенный, непредугаданный. Являюсь и увожусь, как невольник. Более! Являюсь и увожусь, как творение. Живу на земле, не зная будущего. Мне неизвестно, что сделается со мною чрез день, чрез несколько минут. Постоянно встречаюсь с неожиданным. Постоянно нахожусь под влиянием обстоятельств и обстановки, которые порабощают меня себе. Одна привычка, одна проводимая безрассудно жизнь мирит с таким странным положением. Не может оно укрыться от наблюдателя. Что делается со мною, когда я, пробыв на земле срочное время, исчезаю с лица ее, исчезаю в неизвестность, подобно всем прочим человекам? Способ отшествия моего из земной жизни страшен: он именуется смертью. С понятием о смерти соединено понятие о прекращении существования; но во мне живет убеждение невольное, естественное, что я – бессмертен. Чувствую себя бессмертным: постоянно действую из этого чувства. Умирающие при сохранении сознания говорят и действуют, как отходящие и переселяющиеся, отнюдь не как уничтожающиеся. Человек – тайна для самого себя. Неужели эта тайна запечатлена окончательно и нет никакого средства раскрыть ее? Да! Запечатлел ее для человека грех, запечатлело ее для него падение его. Человек лишен истинного самовоззрения и самопознания. Доколе я пребываю в падении моем, дотоле тайна – человек – пребывает для меня неразъяснимою: извращенный, пораженный слепотою и ложью разум мой недостаточен для раскрытия ее. Не понимаю души моей, не понимаю тела моего; понятия, которые думаю иметь о них, оказываются, при рассмотрении неповерхностном и нелегкомысленном, очень недостаточными, по большей части ошибочными. Блуждают во мраке самообольщения и заблуждения мудрецы мира, возмечтавшие и произнесшие о человеке учение произвольное и суетное, заменяя истину предположениями; в ту же пропасть самообольщения и заблуждения влекутся слепцы, руководимые слепцами. Тайна – человек – отверзается в степени, доступной и нужной для нас, вочеловечившимся Богом, Господом нашим Иисусом Христом, «в Нем же суть вся сокровища премудрости и разума сокровенна» (Кол.;2:3). Приобретаемое при посредстве Божественного Откровения познание о человеке все еще остается относительным: относительным к ограниченности постижения нашего, относительным к существенной нужде нашей в познании. Бог дарует нам самовоззрение и самопознание, необходимые для покаяния, для спасения, или, что то же, для вечного блаженства нашего; но основная причина создания человека, существенное условие бытия его, самое существо его ведомы единому Богу». Во время совершения Небесной Литургии, описанной в Апокалипсисе, тайнозритель Иоанн увидел в руке Бога Отца таинственную книгу, запечатанную семью печатями: «И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями. И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее? И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею, раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее» (Откр.5:1-3). Эта таинственная книга, запечатанная семью печатями, есть книга неизреченных судеб и непостижимых судов Божиих, ее не может открыть никто на небе, земле и преисподней – никто, кроме Бога Слова, обладающего премудростью и всеведением, и имеющего власть судить мир. Преподобный Ефрем Сирин полагал, что одно из значений книги с семью печатями – это душа человека, она – великая и неизъяснимая тайна Божия, сам человек не в силах познать ее до последних глубин – познать себя без Бога, ибо только Христос может открыть эту книгу – раскрыть тайну человека, его души, бытия и назначения.
                Все в мире Божьем загадочно, а человек – это самое загадочное существо, он совмещает в себе все противоположности – добро и зло, величие и ничтожество, грех и добродетель, подлость и благородство, красоту и безобразие, жажду вечной жизни и смертность. Преподобный Симеон Новый Богослов с изумлением говорил, что изучая себя, человек не может не испытать трепет перед таинственностью и противоречивостью собственной натуры – он сотворен по образу и подобию всесвятого и всемогущего Бога, но является многогрешным и немощным созданием, он есть бессмертный дух, облаченный в бренную плоть,  разумная и свободная личность, не знающая ни того, что было до ее рождения, ни того, что будет после смерти, он – царь и владыка всего видимого мира, и «сын позора», обуреваемый низкими страстями и обреченный на тление и смерть, он стремится к счастью, но подвержен страданиям, может жить в погоне за чувственными наслаждениями или украсить себя добродетелью и мудростью, является жильцом земной юдоли, но имеет в себе неземное дыхание уст Божиих и душа ощущает существование иного мира – незримого и неизведанно¬го, но влекущего и желанного. Архимандрит Рафаил Карелин сумел блестяще богословски охарактеризовать противоречивость и загадочность человека, как сочетания противоположностей: человек «одновременно велик и ничтожен; он обладает внутренней свободой и в этом смысле является тенью Божества на земле – и в то же время опутан, как тонкой паутиной, своими страстями, привычками, ставшими его природой, властными требованиями мира гордого и безбожного, демонической силой греха, которые обезволивают его, делают медиумом темных сил и влечений. Человек беспомощно бьется в этой паутине. Земля в океане космоса – пылинка. По поверхности этой пылинки ползают странные существа. Они пребывают в непрестанном беспокойстве, волнении и в борьбе друг с другом. И в то же время эти однодневные существа, затерянные в углу вселенной, чувствуют, что на них лежит великая миссия, что они - владыки этого огромного мира. На земле жизнь представлена в различных формах, и все животные довольны своим существованием, только один человек не удовлетворен ничем. Он вечно тоскует о чем-то, о какой-то потере. Он чувствует ложность своей жизни, хоть и не знает другой; так может тосковать только царь, потерявший свое царство. Рожденный в темнице не знает свободы, потому и не может тосковать о ней. Жизнь на земле имеет свои жестокие законы, человек обусловлен ими. В этом отношении он – предмет этого мира, он находится под влиянием среды и под воздействием внешних сил. И в то же время он чувствует себя внутренне свободным; он чувствует ответственность за свои поступки перед лицом высшей Правды. И здесь парадокс: если человек свободен как высшее надмирное существо, то почему он отдан во власть физических и иных законов? Почему он живет в разрушительном потоке времени и над ним висит дамоклов меч смерти? А если он – существо, подобное другим существам, то откуда у него нравственное чувство и совесть? Откуда чувство своего былого величия и какой-то трагической потери?» Если человек сотворен как образ Бога в видимом мире, то отчего его душа одержима страстями и прельстилась пророком? Человек наделен надмирной свободой, но он же жалкий раб мира, а его земное бытие обусловлено временем и пространством. Если весь мир сотворен Богом для человека, то почему он чувствует себя одиноким скитальцем, брошенным на произвол судьбы? Если человек – это земное существо, то отчего он тоскует по небу, как узник в темнице тоскует по свободе? Почему он ощущает трагизм своего бытия и душа его, чувствуя себя падшей звездой, вопрошает: «Для чего Господь дал мне эту жизнь?» Если человек – это небесное создание, а его жизнь имеет высочайшее метафизическое назначение – уподобление Богу и духовное преображение вселенной, то почему он ищет счастья на земле, хоть и видит повсюду мрачное зрелище смерти и отчего он является, выражаясь словами философа и поэта В.С. Соловьева – «невольником суетного мира»? Если со смертью он умрет, а бессмертие души – вымысел, то отчего его сердце чувствует вечность и ищет Бога? Если человек – это «тень Бога на земле», как говорили древние мудрецы и богословы, то зачем он променял божественное достоинство на лохмотья тлена и душа его, облеклась в смертные ризы плоти? Если он не помнит о потерянном Эдеме, то почему грустит, взирая на звездное небо, не может обрести счастья в земных наслаждениях и сердце его замирает от священных слов молитвы? Все антиномии Канта, муки Иова и бездны, устрашавшие Паскаля, сходятся в сердце человека, над ним пылают звездные миры, а он пораженный ужасающим трагизмом земного бытия, стремится разрешить загадки мироздания, ищет ответы на вечные вопросы о жизни и смерти, добре и зле, счастье и страданиях. Если Бога и бессмертия души нет, а человек – из праха пришел и в прах отойдет, то откуда в нем метафизическое стремление духа к вечности и смыслу, воля к Богу? Почему смертный человек во всем муках своего духа и сердца своего, неустанно стремится к бессмертию и вечной жизни личности, желает преодолеть конечность своего бытия – смертность? 
                Человек быть может самое прекрасное из всех созданий Божиих, ибо Сам Творец в Псалтыре поставил его красоту выше красы солнца, звезд и луны, не многим умалив его перед святыми небожителями Ангелами, но вместе с тем, человек – отвратительное и мерзкое создание, погрязшее в пороках – вся галерея грешников Иеронима Босха свидетельствует о том, как низок, подл и мерзок может быть человек. Неизъяснимую парадоксальность, страшную таинственность и противоречивость человека блестяще сумела литературно выразить английская писательница Мэри Шелли в ее романе «Франкенштейн, или современный Прометей»: «Неужели человек действительно столь могуч, добродетелен и велик и вместе с тем так порочен и низок? Он казался мне то воплощением зла, то существом высшим, поистине богоподобным». Человек – самое грустное из всех созданий, в его сердце, как в чашу, слились все слезы мира, он живет на земле – «невольник суетного мира», зачастую помыслы, намерения и дела его отданы суете, но дух его тоскует по небу и ищет свободы, томится и грустит в этом мире, где все так скоротечно и бренно. Древний афинский мудрец Платон понимал, что человеку, обреченному жить в земном мире, присуща тоска по небесным сферам и Богу – тоска по идеальной красоте – «занебесной отчизне», делающая его существом двойственным.  Человек – самое трагическое из всех созданий, он осознает свою смертность – горестную конечность своего бытия, а его душа жаждет вечности, мысль его отчаянно бьется над «проклятыми вопросами», изумившими Иова, Иеремию, Гейне и Достоевского, и не находит ответ на них. Человек – самое мятежное из всех созданий, его дух стремится к бесконечной свободе, а в помыслах – свирепствует страшная буря, он не может примириться со своей печальной судьбой – стать горстью праха в безгласной могиле, и изо всех сил рвется к смыслу, бунтует против неправды мира, лежащего во зле, в неистовых мольбах взывает к Богу. Человек – самое отчаянное из всех созданий, ибо душа его испила горькую чашу жестоких тайн – страдания, смерти и греха; и в самые страшные мгновения жизни, когда меркнут последние лучи надежды и мольбы разбиваются о холодные небеса, литые как зеркало, он обращается к Богу: «Зачем ты дал мне жизнь, Боже? Я знаю, что Ты благ, Господи, и нет ничего сильнее любви Твоей, но непроглядная тьма вокруг меня – я одинок в страданиях моих, и нигде нет мне утешения. Зачем Ты скрываешься от меня и не отвечаешь на мольбы мои? Почему Ты так безжалостен ко мне? Я знаю, что Ты есть Любовь, но я  не вижу любви Твоей в моей жизни и не могу понять Тебя?» Человек – самое сложное и драматичное существо в мироздании: страсти приковывают его к материальному миру и суетным вещам, но постижение тайны его жизни и назначения неминуемо возводит его в горние, небесные миры – к Богу.  Человек живет в двух мирах: материальном и духовном, он есть песчинка на земле – голубой жемчужине, затерянной в бескрайних просторах космической бездны, а душа его объемлет целые миры и больше всех вселенных. Ни одна научная теория не объясняет, почему человек, живущий в мире, где властвует время и смерть, одарен свободой духа. Почему его сердце бьется с «тоской всех миров» и «чувством вселенской скорби»? Если человек – лишь «дитя природы», то откуда у него совесть и тоска по вечности, осознание былого величия и нравственное чувство мировой вины? Откуда в самых сокровенных глубинах человеческого самосознания возникла мысль о Боге? Все парадоксы и антиномии человеческого бытия раскрываются в христианской антропологии: человек – венец Божьего творения, но он совершил акт грехопадения и отпал от Творца, став пленником грехов и страстей. Русский поэт А.А. Фет в одном из своих лучших стихотворений поэтически описал парадокс человека: «добыча суеты», он хранит в груди как Серафим «огонь сильней и ярче всей вселенной». И такой тонкий знаток душ человеческих как Достоевский понимал, что за всеми безднами, таящимися в человеке, трепещет херувимское сердце, а его духовный пульс – это мольба страждущего Иова к живому Богу, ибо истинное величие человека в том, что в сердцевине его духовного мира – Бог, а его ничтожность – в забвении Бога, души и духовного мира, в измельчании, бездуховности и порочности. Религиозный философ Блез Паскаль – представитель христианского экзистенциализма, опираясь на библейскую мудрость царя Соломона  и страдальца Иова, признался, что человек ничтожен и велик, его ничтожество заключено в греховности, а величие – в духовности и умении философствовать. Человек – это парадоксальное сочетание света и тьмы, ангельского и демонического, его жизнь – религиозная драма, а в сердце –  насмерть борется добро и зло. Все в человек тайна, ибо он – единственное существо в мироздание, которое распростерто от Рая до Ада, он может возвыситься до Бога – уподобиться Христу, призывавшему нас быть совершенными, как Отец наш Небесный, и может пасть так же низко как и дьявол. Человек – создание богоподобное и безбожное, в злобе сравнимое с демоном, высокое и низкое, духовное и материальное, смертное и бессмертное, он способен на великую любовь и жертву, и на страшную жестокость и беспредельный эгоизм. Человек есть падшее Божье создание, и он страдает от этой падшести и отчаянно жаждет ее преодолеть. Человек – трагическое создание; он – велик и ничтожен, способен к любви и звериной жестокости, самопожертвованию и беспредельному эгоизму. Арабский поэт, математик и философ Омар Хайяма великолепно смог выразить безмерную сложность, таинственность и неисчерпаемость человека в своем афористическом четверостишии:
 
Мы источник веселья и – скорби рудник.
Мы вместилище скверны и – чистый родник.
Человек, словно в зеркальце мир, - многолик.
Он ничтожен и – он же безмерно велик.

                Преподобный Иустин Попович в «Подвижнических и гносеологических главах» вопрошал: «Во всей твари нет ничего страшнее человека. Ибо он непостижимо простирается в бесконечность.  Голова идет кругом у всех творений, имеющих силу мыслить о человеке. Философия о человеке трудна и для ангельских умов, печальна и для сердца Херувимов. Нигде нет конца человеческому бытию. Если же и есть конец, то этот конец – бесконечность. Горьки и ядовиты бесконечности человека. Кто не отравился им, как только их почувствовал и чувством познал? Если ты с многострадальным Иовом посетил человеческие бесконечности, твое сердце должно растаять от боли. Если ты их посетил с Шекспиром, то должен был впасть в безумие и опереться своей измученной душой – на чье плечо?..» Для Шекспира человеческая душа находится в центре всех загадок бытия, и разгадать человека – значит разгадать замысел Творца, Его идею о мироздании, понять мир и обрести смысл жизни. Неслучайно Кьеркегор искал разгадку человека, его естества и назначения, жизни и смерти, добра и зла в Библии и у Шекспира. Достоевский был убежден, что «Шекспир это пророк, посланный Богом, чтобы возвестить нам тайну, о человеке, души человеческой». В центре пьес Шекспира стоит человек и его душа, а все шекспировские герои – это бессмертные герои литературы, они позволяют познать человека во всей его бесконечной сложности, все грани его личности, все го муки и вопрошания, молитвы и искания, все надежды и скорби. Шекспир сумел набросать пером художественный эскиз множества характеров и темпераментов, запечатлеть их портреты  и приоткрыть завесу натуры человека во всей ее парадоксальной многогранности.  В «Гамлете» мы находим глубочайшие размышления о тайне и парадоксе человека: «Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! В поступках как близок к ангелу! В воззрениях как близок к Богу! Краса вселенной! Венец всего живущего!» Гамлет всечеловечен: он – романтик, разочарованный в жизни и восставший против зла, царящего в мире, одинокий философ, размышляющий о жизни и смерти, интеллектуал, колеблющийся между верой и неверием, несчастный узник мира, ищущий свободу, печальный мечтатель не способный принять обыденную жизнь со всей ее низостью, бунтарь бросающий вызов мировому злу, человек с расколотым сознанием, разрывающимся между велением сердца и долга, мыслитель, размышляющий о «проклятых вопросах», мятежный богоборец, переживающий мировую скорбь и терзаемый всесильем зла и смерти, глубоко верующий человек, взывающий в молитвах к Богу. Для Шекспира человек – это венец творения, он – образ и подобие Бога, и в то же время, представляя собой жалкое, ничтожное и смертное существо, он – «квинтэссенция праха». По глубокомысленному рассуждению преподобного Иустина Поповича, «человек – это единственное существо среди всей твари, распростертое от Рая до Ада. Размах человеческих мыслей, человеческих чувств, человеческих настроений превосходит ангельский, и дьявольский: превосходит ангельский, так как человек может ниспасть до дьявола; превосходит дьявольский, так как человек может возвыситься до Бога. Человек – всегда вечное существо, хочет ли он того, или нет. По всему, что ему присуще, струится некая загадочная вечность. Самим своим бытием человек предназначен к бессмертию и вечности. Только это бессмертие, эта вечность могут быть двоякими: добрыми или злыми, Божьими или дьявольскими. Человеку оставлена свобода и право выбора между этими двумя бессмертиями, между этими двумя вечностями». В минувших веках люди не раз являли неслыханную доблесть и героизм, подвиг самопожертвования и милосердия, совершали научные открытия, философствовали и создавали великие произведения искусства, но вместе с тем, люди развязывали кровавые войны, плели интриги, как пауки плетут паутину, и являли всему миру ужасающие лики безумия, а потому в истории философии человека переоценивали до идеализации и обоготворения, и недооценивали до ужаса и отчаяния, но тайна человека и его сущности оставалась неразгаданной. Тайна человека, несомненно, принадлежит к кругу вечных философских тайн, а проникновение в эту тайну – одно из выражений любви к мудрости. Уже в древнем мире люди хотели познать самих себя и в самопознании видели разгадку бытия, источник философского познания и Богопознания – таковыми у иудеев были Моисей, Давид, Соломон и Иеремия, а у эллинов – Сократ, Платон и Плотин. По своим физическим данным человек уступает многим животным – он не так силен как лев, и не так быстр как гепард, не может взмыть в небеса как орел или обитать в морских глубинах как дельфин, но человек – существо необычайно изобретательное и совершенствующееся, исследующее окружающий мир и сумевшее использовать силы природы, он покорил атомную энергию, спускался на морское дно, сконструировал космические корабли, вступил на лунную поверхность и вышел в открытый космос, проник в тайну генетического кода и создал мощнейшие телекопы для изучения вселенной. Древнегреческий драматург Софокл, живший во время расцвета древних Афин и Перикла, по инициативе которого был сооружен Парфенон, понимал, что человек есть загадка Сфинкса, а в своей трагедии «Антигона» он прославлял человека за его разум, изобретательность, отвагу и силу, за то, что он научился странствовать по морям и открывать новые земли, изобрел плуг, чтобы возделывать землю, и земледелие, чтобы прокормить себя, создал искусства и науки, научился бороться с болезнями и почитать святыни, но вместе с тем, как зоркий и проницательнейший мыслитель, Софокл не питал иллюзий в отношении людей и знал, что человек – это грешное существо, обуреваемое многими страстями, настойчиво предостерегая от нарушения Божьих законов:

Много есть чудес на свете,
Человек – их всех чудесней.
Он зимою через море
Правит путь под бурным ветром
И плывет, переправляясь
По ревущим вкруг волнам.
Землю, древнюю богиню,
Что в веках неутомима,
Год за годом мучит он
И с конем своим на поле
Всюду борозды ведет.

Муж, на выдумку богатый,
Из веревок вьет он сети
И, сплетя, добычу ловит:
Птиц он ловит неразумных,
Рыб морских во влажной бездне,
И стада в лесу дремучем,
И зверей в дубравах темных,
И коней с косматой гривой
Укрощает он, и горных
Он быков неутомимых
Под свое ведет ярмо.

Мысли его – они ветра быстрее;
Речи своей научился он сам;
Грады он строит и стрел избегает,
Острых мечей и шумных дождей;
Все он может; от всякой напасти
Верное средство себе он нашел.
Знает лекарства он против болезней,
Но лишь почует он близость Аида,
Как понапрасну на помощь зовет.

Хитрость его и во сне не приснится;
Это искусство толкает его
То к благим, то к позорным деяньям.
Если почтит он законы страны,
Если в суде его будут решенья
Правыми, как он богами клялся, -
Непоколебим его город; но если
Путь его гнусен – ни в сердце мое,
Ни к очагу он допущен не будет…

                Человек есть существо творческое, изобретательное и мыслящее, а сама мысль его – неизъяснимая тайна и загадочное явление, ибо мыслью человек все оценивает и измеряет, она возвышает его над природой, но в то же время мысль сталкивается с неисчислимым множеством тайн Божиих, делает человека – философом. Преподобный Иустин Попович в своих «Подвижнических и гносеологических главах», глубокомысленно писал о том, что мысль – грандиозная тайна, ей человек все измеряет и оценивает, но сама она – неизмерима и неуловима; мыслящий дух делает человека философом, мученически ищущим Божественную Истину, скитающимся по бескрайним пустыням и окруженным несчетными Божьими тайнами: «Мысль в человеке – это самая большая тайна, самое загадочное и наименее постижимое явление. Она – в теле, но вся бестелесна; когда хочешь найти ее конец, она открывает тебе свою бесконечность; а когда ищешь ее начало, то видишь как бы ее безначальность… Где не прикоснешься к ней, она источит из себя мириады бесконечностей. Человек все измеряет и оценивает мыслью, а мысль ничем не дает себя ни измерить, ни оценить, будучи в природе, над-человеческой в человеке… Проклятие для человека – мысль, не желающая преобразиться в молитву, завершиться молитвой. Ужасно невыносимо иметь мысли, которые пред мистерий миров не переходят в молитвенное изумление и восхищение. Нет ничего изумительнее тех мыслей, которые при воззрении на Божии миры неощутимо вырастут в молитву… «Философия – это своего рода мученичество. Здесь мысль скитается по темным безднам и диким ущельям небытия и все-бытия. Поэтому философы – по большей мере печальные и увлеченные люди. Философы – часто и трагичные люди. Ведь их мысль долг и упорно штурмует космические тайны, пока наконец, подобно подстреленной птице, не упадет перед их последними твердынями. Философы – иногда отчаянные люди. Ибо мысль заводит их в такие лабиринты, из которых нет и возврата назад, ни выхода впереди. Философы – по временам  бунтующие люди. Ибо мысль у них возмущается при виде пугающей загадочности мира сего. Философы – иногда саркастичные люди. Ибо их мысль не в состоянии найти ту каплю нектара, которая скрывается в соцветиях одушевленной и неодушевленной твари. И они питают себя горькой листвой грозных тайн, так обильно и буйно произрастающих на лугах наших печальных земных реальностей. С ними, с философами, я в караване, блуждающем по бескрайним пустыням. И нам недостает воды, чтобы мы освежили душ, так как мысль наша утомилась, чего-то алчет и жаждет. И мы вкушаем песок  упиваемся им. О, славные, горькие, страшные тайны, подобные песку… Скорбь – это быть философом. Ибо ты – в караване, который никак не может выйти из пустыни. Здесь человеческая мысль наконец в страшных мучениях издыхает от голода и жажды. А человек? – отчаянное печальное существо, завершение серого печального холмика своего путевождя – мысли. Впрочем, для человеческой мысли, измученной в пустыни мира сего, все-таки существует один выход. Да, только один выход! Это – Он, Богочеловек Христос». Мысль – это великий дар Божий, но она же – терновый венец для человека и даже проклятье, если не взойдет к премудрости Божией, и не обратится в молитву, ибо без Бога самая изощренная мысль самого ученого мудреца никогда не сможет раскрыть тайны добра и зла, греха и святости, времени и вечности, жизни и смерти, свободы и страдания. Святой Григорий Богослов писал, что Господь зажег в сердце человека «светильник ума», ум – это не только логически мыслящий интеллект, но и духовный разум, внутренний логос, озаряемый Первообразом – предвечным Логосом, способен возвышаться к Нему через молитву, рассуждение и созерцание, но если человек не свяжет свою мысль с Богом – верой в Него и любовью к Нему, то его ум будет ущербным и суетным. У людей, не знающих Бога и не любящих Его – разум помрачен, он скитается во мраке заблуждений, источая из себя суетные, ложные и извращенные рассуждения о Боге, мире и человеке. В книге Екклесиаста написано, что без Бога все дела людей – их искусство и слава, власть и богатство, науки и философская мудрость – все суета сует и томление духа, ибо один Господь всеведущ, у Него совершенная мудрость и разум, от Него – исходит свет Божественной Истины, и потому, человек, не знающий Бога – не знает истинных критериев добра и зла, не ведает цели мироздания и своего предназначения, смысла жизни и смерти, никогда не сможет ответить на вечные философские вопросы, измучившие Иова, и нареченные Гейне и Достоевским «проклятыми вопросами». Вся мудрость и надежда, святость и жизнь в Боге, а вне Бога – лишь, смерть, грех и отчаяние, вне Бога – сердце каменеет, становится бесчувственным, а ум угасает и мертвеет, становится мелочным, невыносимо пошлым,  занятым одними суетными вещами, а суетное есть то, что отрывает человека от Бога и не имеет вечного смысла, неистребимого временем и смертью. Как мыслящему существу, человеку свойственно ставить философские вопросы, скитаться мыслью в пространствах и веках мира сего и по мирам иным в описках ответов на них, биться над тайнами Божиими, и пока человек не обратит свою мысль к Богу – как пророки Иеремия и Аввакум, и не претворит ее в молитву, он навсегда останется самым печальным и несчастным существом в этом мире, вот отчего так скорбно быть философом, не познавшим Бога, ибо из пустыне отчаяния и лабиринта неразрешимых парадоксов, куда заводит его мысль, есть только один выход – вера во Христа Богочеловека и любовь к Нему. Только Христос – наш Логос и Искупитель дает нашей жизни смысл и превращает все горькие и страшные тайны бытия в радостное благовестие – со Христом сама смерть и сам Ад не страшным, ибо Он принял за нас крестную смерть на Голгофе и сошел в преисподнюю, явив в Себе миру всю бесконечную мощь Божественной Любви никогда и нигде не оставляющей человека, о чем пророчески сказано в Псалтыре: «взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, - и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя» (Пс.138:8-10). В Священном Писании Господь говорит, что мудрость мудрецов мира сего – безумие, ибо никакая мирская мудрость не в силах ответить на смысложизненные вопросы, не в силах постичь тех тайн, что откроет только вечность, ни в силах понять Голгофы и Воскресения, ибо как писал апостол Павел иудеи ищут чудес, а эллины – мудрости, но они не понимают, что Христос распятый и воскресший есть Сила Божия и Божия Премудрость, и отвергают Богочеловека и Его Крест – для них всех христианство есть соблазн и безумие. Император и философ-стоик Марк Аврелий думал, что душа познает себя «наедине с собой», но человек познает себя только наедине с Богом.  Апостол Петр в своем послании говорит о «светильнике, сияющем в темном месте» (2 Пет. 1:19), это не только образ пророческого слова и Ветхого Завета, но и образ нашей драгоценной веры, без которой человек не познает себя. Темное место – это наше сердце, оно темно не только в плане греховности – противно Свету Божиему, но и в плане таинственности – бездна человеческого сердца неисследима только Бог знает ее. Светильник Божий, сияющий в сердце – это вера, помогающая человеку познать себя; это благодать Божия – «утренняя звезда в сердцах» (2 Пет.1:19); это Слово Божие, просвещающее человека, отвечающее на вопрос о его смысле жизни – о замысле Божием; это Святой Дух, проницающий все глубина нашей личности, нашего духа и сердца, нашей воли и ума. Человек призван познать себя в свете Божественной Истины – Евангелия. Чем ярче свет, тем мрачнее тени. Чем ближе человек к Богу, тем темнее представляется ему его собственное сердце, оскверненное грехами и пороками. Преподобный Макарий Египетский сравнивал сердце человека с храмом Бога, когда оно очищено аскезой и освящено молитвой, и с гробом, когда оно отдано низменным страстям и порокам. Покаяние – основа духовной жизни и начало самопознания. Стать умом в Боге, и вознести к Нему сердце свое – значит познать себя. Апостол Павел признался, что ничего не знает собой и в словах его – истинное смиренномудрие, ибо человеку невозможно познать себя, Бога и мир самому – замыкаясь в своих отвлеченных рассуждениях, или опираясь лишь на своей ограниченный жизненный опыт, или на мудрость мудрецов мира сего, ибо сказано в Библии, что «мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией» (1 Кор.1:21), и величайший из древнегреческих мудрецов – Сократ, честно говорил, что ничего не знает, ибо знание – у Бога, а он всего лишь человек, ищущий мудрости. Все сокровища Божественной Премудрости сокрыты во Христе Богочеловеке, Он – верховная всеценность для нашего сердца и истинный Свет, просвещающий людей, светом премудрости и разумения духовного, Им открыты Церкви тайны всех душ и веков до Страшного Суда, и только через познание Христа человек приходит к истинному самопознанию, миропознанию и Богопознанию, смотрит на себя и свою жизнь очами Божиими, измеряет свои поступки, слова и помышления евангельской мерой, начинает ясно понимать зачем Господь сотворил вселенную и даровал человеку жизнь. Без Бога человек не может познать ни себя, ни окружающий мир, ни Самого Бога, не может осуществить предвечный Божий замысел о себе – это немыслимо без Христа Богочеловека. Мир и человек были сотворены Богом через Логос – предвечный и наивысший Смысл, через идею совершенства, отражающую в себе Божественное величие. Христос Логос есть Божественный Смысл жизни, а человек – причастник Творца и «Логос в миниатюре» – микротеос. В личности Богочеловека Иисуса Христа было явлено миру высшее назначение человека. «С точки зрения преподобного Максима, предвечная мысль Божества предзрела в Своих определениях о человеке не столько ветхого Адама, сколько Нового, и уже только в Нем и через Него все новое человечество, всю Церковь спасаемых. В этом Новом Адаме фактически исполнилось все предназначение человека, объединен весь мир и даровано обожение. Идея человека находит себе питание и поддержку в другой еще более глубокой и таинственной идее. Это – не просто только идея Логоса, и не одна только идея человека, а объединяющая ту и другую – самая общая – идея Христа» – писал С.Л. Епифанович в своей замечательной книге «Преподобный Максим Исповедник и византийской богословие». История мира есть Богочеловеческая драма, а в центре ее – Голгофа и воскресение Христа из мертвых. Если Христос воскрес, а смерть и Ад побеждены, то жизнь наша имеет смысл. Во Христе дан ответ Бога на тайну человека и его предназначения. Будучи создан Творцом совершенным, человек был призван Им к Божественному совершенству: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Во Христе явлен для всех нас высший идеал и нравственный образец. Все христиане призваны уподобиться Христу. Преподобный Симеон Новый Богослов утверждал, что «Бог сотворил нас, чтобы мы могли стать причастниками Божеского естества (2Петр.1:4) и участниками Его вечности, и чтобы таким образом мы могли уподобиться Ему через обожение». И преподобный Максим Исповедник учил, что «для того Бог стал человеком и Сын Божий – Сыном Человеческим, чтобы нас сделать богами и сынами Божиими».  Только вера во Христа открывает человеку тайну его предназначения и отвечает на центральный смысложизненный вопрос: «Как мне спастись?» В подвиге веры, действующей любовью, человек становится самим собой – каким его задумал Господь. Вера христиан – это святая Божья вера, действующая любовь. Без любви человек есть ущербное и неполноценное создание, ибо святая, духовная, вечная, непреходящая, бескорыстная и небесная любовь – это смысл его жизни, ведь он сотворен по образу и подобию Бога, Который Сам есть Любовь. Лишь один путь ведет к истинному Богопознанию и самопознанию – это любовь, и только шествуя этим путем, пролегающим на небеса через Голгофу, человек может осуществить свое предназначение и спастись, удостоившись Царства Небесного. Любовь исполняет человека Богом и дает познать Бога, она – новая жизнь во Христе, вечная жизнь в Святом Духе. Святой Дух очищает человека от страстей и освящает Его Своей благодатью, Он научает его любви и дает познать Бога, ибо «Божьего никто не знает, кроме Духа Божиего» (1 Кор.2:11). Святой Дух – это Дух Любви, а назначение человека соделать свое сердце алтарем и стать Его священнослужителем и живым храмом. Вся мудрость и всякий подвиг тщетны, если человек не знает Христа, ведь именно Христос дает ответы на все вопросы, мучившие Иова и Соломона, Микеланджело и Бетховена, Байрона и Лермонтова. Человек есть мыслящее и философствующее существо, он ищет познания тайн Божиих, ибо хочет знать – зачем Бог даровал ему жизнь, но он никогда не постигнет свое предназначение, если с верой не обратится к Богу, никогда не поймет самого себя и смысла жизни без Божественного Откровения.
                В Священном Писании сказано, что Бог есть Сущий и Непостижимый, но и все, что создано Богом, по сущности своей – сокровенная и неизреченная тайна, и хоть мы имеем частичные знания о сотворенном Богом мире и знания о Самом Боге, но сущности всех вещей скрыты от нас – падший и многогрешный человек не способен своими силами постичь не только Бога, но и самого себя – понять, зачем он пришел в этот мир, как ему жить и что будет с ним после смерти, ибо эти тайны могут быть раскрыты и познаны человеком только на стезях подвижничества – духовно-аскетической жизни, нацеленной на стяжание благодати Святого Духа, проницающего все глубины Божии и обладающего всеведением и совершенной премудростью. В книгах Библии – от Книги Иова, Псалтыря и пророческих книг Ветхого Завета до Апокалипсиса апостола и тайнозрителя Иоанна Богослова сердце человека именуется бездной неисследимой и непостижимой, ведомой одному Богу Творцу. Бог создал человека по образу и подобию Своему как личность. Сколько загадок таит в себе сердце каждого человека, и лицо ближнего – живой лик тайны! Каждый человек – уникальное и драгоценное создание, в котором запечатлена премудрость Творца. Господь сотворил нас не по образу одинаковых и обезличенных фигур, а даровал каждому человеку потаенное сердце и духовно своеобразное лицо – личность. В каждом человеке приоткрывается премудрость Создателя и красота всего Божиего творения. Человек призван познать себя и обрести Бога, раскрыть духовный лик своей личности, освободиться от грехов и страстей, чуждых его природе. Что такое человек и чем он отличается от иных Божьих творений? На земле существуют многообразные формы жизни, но между ними и человеком лежит неизмеримая пропасть, ибо человек принадлежит не только материальному миру, но и духовному миру, он сотворен для вечной жизни и ощущает себя свободным существом, самоопределяющейся личностью. Священное Писание и святоотеческое предание Церкви рассматривают человека в трех состояниях: 1) первозданное состояние человека, сотворенного по образу и подобию Божиему и обитающего в Эдемском саду; 2) состояние падшего и смертного человека, чье естество осквернено грехом; 3) состояние человека, искупленного крестной жертвой Христа и освященного благодатью Святого Духа, восходящего в горний Иерусалим по пути обожения. В книге Бытия раскрывается тайна человека, а святые отцы, истолковывая ее таинственные стихи, обращали внимание на следующие моменты: на предвечный совет трех Лиц Святой Троицы, на сотворение человека из «пра¬ха земного» и вдуновение в него «дыхания жизни» из уст Божиих, на сотворение  жены из ребра Адама, блаженную жизнь и невинность первозданных людей, на наречение животных и птиц и заповедь «возделывать и хранить» сад, на запрет вкушать плод с древа познания добра и зла, и трагедию грехопадения. В начале книги Бытия рассказывается о том, что Бог сотворил все повелением слова Своего, но сотворению человека предшествовал совет – Бог заговорил о Себе во множественном числе – «сотворим человека по образу Нашему и подобию Нашему» – сотворение человека есть дело Святой Троицы три Лица единого Бога совещались между Собой. Как поясняет митрополит Иларион Алфеев: «Бог Отец, Который является причиной всего, Который обладает первенством внутри Самой Троицы, желая сотворить человека по образу и подобию Своему, обращается к Сыну, тем самым вопрошая Его, готов ли Он и хочет ли Он взять на Себя ответственность за судьбу человека, вплоть до того, чтобы, если понадобится, Самому стать Человеком и разделить судьбу человечества. Святой Дух также участвует в этом совещании, и сошествие Святого Духа на людей, Его присутствие в мире ставится в прямую зависимость от искупительного подвига Иисуса Христа. Иначе говоря, Предвечный Совет означает согласие всех Лиц Святой Троицы взять на Себя ответственность за судьбу человека. Только после того, как было решено, что Бог Сам становится залогом, гарантом спасения человека, Он приступает к сотворению человека». Святитель Игнатий Брянчанинов писал о Предвечном Совете Святой Троицы о сотворении человека: «Священное Писание представляет Бога совещавающимся с Самим Собою пред сотворением человека. «Сотворим человека», – произнесло непостижимым образом Непостижимое Божество, - « по образу Нашему и по подобию; и да обладает рыбами морскими и птицами небесными, и зверьми и скотами, и всею землею, и всеми гады, пресмыкающимися по земли» (Быт. 1, 26). В этих словах, предшествовавших сотворению дивного образа Божия, открывается и свойство Самого Первообраза – Бога, открывается Троичность Лиц Его. Совещание Божественное, предшествовавшее созданию человека-мужа, предшествовало и созданию человека-жены. «И рече», - говорит Писание, - «Господь Бог: не добро быти человеку единому: сотворим ему помощника по нему» (Быт. 2, 18). Жена, подобно мужу, создана по образу и подобию Божиим; создание ее, как и создание мужа, почтено совещанием, в котором проявляются Три Лица Единаго Божества и произносят величественное «сотворим», изображающее едину волю и одинаковое достоинство Лиц Всесвятой Троицы, действующих нераздельно и неслитно. Троичность Лиц Божества при единстве Божественного Существа отпечаталась и на образе Божием – человеке – с поразительною ясностью. Представителем человечества, его деятелем поставлен муж: по этой причине Священное Писание упоминает о нем одном при взятии человека в рай и при изгнании человека из рая (Быт. 2, 15; 3, 22, 23, 24), хотя ясно видно из того же Писания, что в том и другом обстоятельстве участвовала и жена. Она вполне участвует в достоинстве человека и в достоинстве образа Божия: «Сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его: мужа и жену сотвори их» (Быт. 1, 27)». Бог премудр и всеведущ, Он советовался с Самим Собой, сотворил человека по образу и подобию Своему – наделил его чертами богоподобия – умом и свободой, совестью и творческими дарованиями. Но свобода, в которой заключены величие и таинственность человека как уникальной личности, есть возможность духовного и нравственного выбора, возможность творчества и самоопределения. Всеведущий Творец предвидел, что человек может предать Его любовь, противопоставить свою волю Божьей воле, избрать путь греха и зла – отпасть от Всевышнего, восстать против Вседержителя и нарушить Его заповедь, уподобившись Люциферу и падшим Ангелам. По слову преподобного Исаака Сирина Бог всеблаг и Его бесконечная любовь – это тайна сотворения вселенной и человека, источник всей жизни – через Него все начало быть, Он с любовью промышляет о каждом Своем творении – о звездах на небе, о летящей птице, о белых лилиях, украшенных лучше царя Соломона, и о человеке, но еще более Его любовь, доходящая до самоотречения, смерти на Кресте и сошествия во Ад, была явлена Спасителем мира на Голгофе. В книге Иова говорится о краеугольном камне, лежащем в основании миротворения, это – Любовь, Премудрость и Сила Божия, Сам Христос, предвечный Бог Слово, ибо через Слово – через Логос Господь сотворил мир, устроил все прекрасно и премудро, все сотворенное имеет высший смысл и благую цель, все созданное драгоценно для сердца Божиего, ибо все сотворено через Христа и для Христа – через Премудрость и Силу, Которую нельзя купить – нельзя стать достойным обожения и вхождения в Царство Небесное, но высочайшее достоинство вечной, святой, небесной и непостижимой любви Господней и заключается в том, что она бескорыстна и жертвенна, она вечная и всесильна и ничто не может отлучить нас от сей Божественной Любви, если мы сами не разлучимся с Богом через грехи. В Новом Завете ясно провозглашается, что Христос – краеугольный камень мироздания, Он – Спаситель мира, отверженный и приговоренный к распятию на Голгофе, Он станет во главе угла и будет судить мир: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла. Это от Господа, и есть дивно в очах наших» (Мф.21:42). Краеугольный камень, положенный десницей Всемогущего в основании вселенной, это вечная Божественная Любовь и крестная жертва Христа Спасителя, поэтому в Апокалипсисе Иоанна Богослова сказано, что Агнец Божий заклан от сотворения мира. От вечности премудрый Господь знал, что человек, обладающий свободой, может противопоставить свою волю Богу и согрешить – Бог взял на Себя ответственность за судьбу сотворенного Им мира: Небесный Отец так возлюбил мир и людей, что «отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16), Бог Сын добровольно принял волю Бога Отца и испил чашу мировой скорби на Голгофе, искупив грехи мира, Он возвещал ученикам Своим –  «если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам» (Ин. 16:7), Дух Святой, пронизывающий все глубины Божества,  участвовал на совещании Святой Троицы, ибо Он – Бог Освятитель, Им живут Ангелы и святые на небесах, и подвижники на земле, Им совершаются все богослужения и таинства Церкви, Он открывает истину и наполняет мудростью пророков, от Него все дары Божии и таланты, Он соучаствует в деле нашего спасения, ибо нам невозможно было бы спастись без искупительной жертвы Иисуса Христа и освящения Святого Духа. Таинственный и предвечный совет Святой Троицы  означает единство воли Отца, Сына и Святого Духа, их единосущность и взаимную любовь, согласие всех трех Лиц единого Бога взять на Себя нравственную ответственность за судьбу вселенной и человека, и только возложив в основании мироздания краеугольный камень – Честный и Животворящий Крест Христа Искупителя, возжелавшего стать Спасителем мира, Бог сотворил человека. По совершенному предвидению и всеведению Бог до сотворения вселенной и человека знал, что Адам может согрешить, но Господь не отверг замысел сотворения человека – в акте любви Он вознамерился и создал его, промыслив путь спасения всех тех, кто откликнется надеждой, верой и любовью на зов Божий и чьи имена будут начертаны в Книге Жизни, тем самым Всеведущий предначертал тайну Боговоплощения, Креста, сошествия Сына Божиего во Ад, Его Воскресения и Вознесения. Святитель Василий Великий полагал, что творец премудро размышлял о обдумывал сотворение человека на предвечном совете Своем, как бы провозглашая высокое  достоинство человека, сотворенного по образу Самого Бога: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт 1.26). Ранее, между прочим, было указано, и притом вполне основательно, что это за слова и к кому они обращены. Церковь дает им объяснение, более того, она имеет веру, которая сильнее объяснения. «Создадим человека». Именно с этого момента и начинай познавать себя. Такие слова не были обращены ни к одному из созданий. Появился свет, а повеление было простым, Бог сказал: «Да будет свет!» Возникло небо, но без волеизъявления. Стали существовать светила, но не было предписания в отношении их. Моря и бескрайние океаны были вызваны к бытию приказом. По приказу же появились разного вида рыбы. То же и с животными, дикими и приученными, плавающими и летающими: сказал – и они родились. Но тогда не было ни человека, ни волеизъявления о человеке. Он не сказал, как об остальных: «Да будет человек!» Осознай же свое достоинство. Он не провозгласил твое появление приказом, но выразил размышление Бога о том, как предстоит появиться в жизни достойному существу. «Сотворим!» Мудрый размышляет, Творец обдумывает. Разве Он оставляет без внимания искусство? Не стремится ли Он со всей заботливостью сделать Свое любимое творение совершенным, законченным и прекрасным? Не хочет ли Он показать тебе, что ты совершенен в глазах Бога? Сотворение человека возвышается над всем: над светом, над небом, над звездами, «Взял Господь Бог». Он соизволил вылепить наше тело собственной рукой. Он не дал об этом приказа ангелу, и не сама по себе земля извергла нас наподобие кузнечиков и не приказал Бог служащим ему силам сделать то или иное. Но собственной – искусной – рукой взял земли. Если посмотришь на то, что было взято, чем же окажется человек? Если поразмыслишь о Том, Кто творил, то каким же великим предстает человек! Итак, с одной стороны, он ничтожен как материя, с другой – велик по возданной ему чести. Вспомни, как ты создан. Поразмысли о мастерской этого естества. Рука, взявшая тебя, - рука Божия. А вылепленное Богом не должно быть осквернено пороком, не должно извращаться грехом; не выпадай из руки Бога! Ты – сосуд, созданный Богом, происшедший от Бога; прославь же Творца. Ведь ты появился не ради чего-то иного, но только ради того, чтобы стать орудием, достойным славы Божией. И весь этот мир для тебя – словно некая написанная книга, повествующая о славе Божией, возвещающая собой тебе тайное и незримое величие Божие, тебе, имеющему ум к познанию истины. Итак, тщательно запомни сказанное». Святитель Иоанн Златоуст с апостольским вдохновением проповедовал о том, что человеку оказана высокая честь быть иконой Святой Троицы и образом Бога: «Человек есть превосходнейшее из всех видимых животных; для него-то и создано все это: небо, земля, море, солнце, луна, звезды, гады, скоты, все бессловесные животные. Почему же, скажешь, он создан после, если превосходнее всех этих тварей? По справедливой причине. Когда царь намеревается вступить в город, то нужно оруженосцам и всем прочим идти вперед, чтобы царю войти в чертоги уже по приготовлении их: так точно и теперь Бог, намереваясь поставить как бы царя и владыку над всем земным, сперва устроил все это украшение, а потом уже создал и владыку, и таким образом на самом деле показал, какой чести Он удостаивает это животное. … К кому же сказано: сотворим человека, и кому Господь предлагает такой совет? Это не потому, чтобы Он нуждался в совете и рассуждении; нет, этим образом речи Он хочет показать нам чрезвычайную честь, какую являет созидаемому человеку». В книге Бытия описывается, что творение Божье – это драгоценное сокровище, весь видимый мир был дан во власть человека не для того, чтобы он превозносился над ним и угнетал, распоряжаясь как своей собственностью, но чтобы он заботился о мире и его обитателях – возделывал и хранил сад, оберегая его и любя, и тем самым уподобляясь Богу, Который есть Любовь.               
                Человек сотворен по образу и подобию Бога, а Сам Творец – непостижим и неизречен, отсюда и духовная сущность человека – апофатична, ибо только Господь знает тайну его сердца, и только вечность откроет эту тайну миру. Господь, неприступный в величии Своем, украсил человека Своим образом и вознес его достоинство превыше неба и земли. Тайна человека заключается в его сообразности Богу, а призвание – в уподоблении Творцу. Святой Григорий Нисский в «Толковании на Песнь Песней» писал: «первое устроение человека свидетельствует, что естество наше сотворено по образу и подобию Божиему; то конечно созданный по образу во всем был подобен Первообразу». Образ Божий в человеке есть самое существо его духа, снимок Творца отпечатленной на нем, неотъемлемое и неизгладимое свойство его естества, отображающее все его духовные силы и качества: самовластную свободу и ум, бессмертие духа и способность познавать Истину, стремление к Богу и любовь к прекрасному, творческие таланты и царское достоинство. Архимандрит Киприан Керн пояснял, что образ Божий – это неизъяснимая тайна, отличающая человека от всех иных земных созданий, уподобляющая его небожителям Ангелам, объемлющая его свободную волю, духовность, ум, умение любить, власть господствовать над всем видимым миром и способность творить: «Едва ли не большинство церковных писателей хотели видеть образ Божий в разумности  и духовности. Некоторые допускали наряду с духовностью или разумностью еще и свободную волю, как признак образа Божия. Другие усматривают образ Божий в бессмертности, в господственном или начальственном положении человека в мироздании. Образ Божий в человеке понимается также учителями Церкви и как святость, или, точнее, способность к нравственному усовершенствованию. Ряд писателей Церкви усматривали образ Божий в способности творить и производить в разных областях духовной и мирской жизни. Бог Творец отпечатлел на Своем создании и богоподобную способность творчества». Если образ Божий – это духовная данность, данные человеческой природе высшие дары от Бога, являющиеся отражением совершенств нашего Творца и Создателя: Бог вечен и премудр, Он есть Царь неба и земли, Творец всего сущего – и человек имеет неуничтожимое бытие личности, ему даны разум, свободная воля и любящее сердце, он обладает царственным достоинством и способностью созидать, то подобие Божие – это духовное задание, те Божии совершенства, что не даны человеку от рождения, но которые он должен свободно приобрести сам – мудрость, милосердие, смиренномудрие, любовь, жертвенность и великодушие, он должен достичь высшего совершенства и Богопознания – стать святым и обожиться. По мысли святителя Игнатия Брянчанинова, размышлявшего о тайне образа и подобия Божиего в человеке, образ возвещает нам о том, каким Бог сотворил первозданного человека, а подобие – о высшем замысле Создателя о нас и о предназначении человека, призванного стать храмом Святого Духа, царем, пророком и иереем Господним, украшенным добродетелью и мудростью, исполненным всех Божественных совершенств, обретаемых на путях святой евангельской жизни: «Бог сотворил человека по «образу и подобию» Своему. Под словом «образ» должно разуметь, что самое существо человека есть снимок (портрет) с Существа Божия; а «подобием» выражается сходство в самых оттенках образа или его качествах. Очевидно, что образ и подобие, сопряженные вместе, составляют полноту сходства; напротив того, утратою или искажением подобия нарушается все достоинство образа. Бог сотворил человека по образу и подобию Своему: следовательно, сотворил его совершенным образом Своим. Человек был отпечатком Божества не только по существу своему, но и по нравственным качествам – по премудрости, по благости, по святой чистоте, по постоянству в добре. Зло или недостаток не могли иметь никакого места в человеке: несмотря на свою ограниченность, он был совершен; несмотря на свою ограниченность, он имел полноту сходства с Богом. Полнота сходства необходима была для того, чтоб человек удовлетворял своему назначению –  назначению быть храмом Всесовершенного Бога». Человек есть образ и подобие своего Творца, он – существо духовное и телесное, его личность – уникальна, оригинальна, сверхмирна, она обладает умом и творческими дарованиями, свободой воли и совестью, но ни мышление, ни совесть, ни свобода, ни сердце – сокровенная глубина его самости, в отдельности не исчерпывают тайну его личности. Если образ Божий есть духовная основа личности человека, а уподобление своему Первообразу – ее предназначение, то сама личность каждого человека – уникальное произведение Божьей любви и премудрости, тайна многогранности творческого гения Создателя, она не сводима к своей природе, обладает неповторимым духовным обликом, способна возвышаться над самой собой и перерастать себя – восходить к Богу, пребывать с Ним в любви и жить Его вечной жизнью. Русский философ Николая Бердяев писал своей великолепной книге «О рабстве и свободе человека», что личность каждого человека – единственная и неповторима, ее нельзя заменить и она несравнима, ее явление в мир есть небывалое событие – чудо и тайна, она соединяет в себе универсальное – человек есть целый мир, микрокосм, и индивидуальное – самобытное существо наделенное самосознанием, она есть неизменное в изменениях и единство в многообразии, то, что делает человека самим собой. Человек есть личность не как часть природы или социума, а как существо духовное, сотворенное по образу и подобию Божиему, ибо Бог Библии – это не абстрактная идея высшего Блага Платона и не Единое Плотина,  а Единственный – Личность. Личность – это не самозамкнутая в себе монада Лейбница, она призвана к общению и раскрывается навстречу Богу, миру, людям, эгоизм и самозамкнутость, зациклинность на себе губительны для личности и ее духовно-нравственной жизни, не дают ее раскрыться и творчески реализоваться. Личность есть не застывшее состояние, она одновременно данность и задание – каждый человек есть личность, ведь он сотворен по образу и подобию Божиему, но вместе с тем, личность есть идеал и задание. Вся наша жизнь есть созидание личности, выковывание характера, а человек есть существо трансцендентирующее – способное преодолевать самого себя, превосходить себя, возвышаться над собой. Личность связана с осознанием своего призвания – уникального предназначения, данного от Бога, представляющего собой ответ на призыв Творца и творческую реализацию талантов и дарований. Человек есть личность как образ Божий, он свободен и не определяется своей природой, но может уподобляться Богу или наоборот противиться святой воле Всевышнего.  Архимандрит Рафаил Карелин задавался вопросом – почему одни люди веруют в Бога и живут праведной жизнью, а другие – отвергают саму мысль о существовании Творца, равнодушны или даже с ненавистью относятся к  религии, и  отвечал, что это связано с тайной свободы человека и его личным самоопределением: «Почему люди по-разному реагируют на призыв Божественной благодати? Почему одни готовы посвятить всю свою жизнь Богу, другие равнодушны к религии, а третьи относятся к ней с презрением и даже с ненавистью? Почему многие из атеистов не просто отвергают религию как неприемлемую для них философскую систему, но и ненавидят Христа как своего личного врага? Это тоже тайна, тайна человеческого сердца…У каждого из нас есть право сказать Богу: «хочу» или «не хочу». Господь дал человеку свободную волю. Она есть великий и страшный дар, величие человека и вместе с тем огромная ответственность, которой большинство людей не осознает». Свобода – это величайшая загадка мировой трагедии, оно – печать богообразности человека, но вместе с тем, именно свобода налагает на каждого из нас колоссальную нравственную ответственность, ибо как свободная и самоопределяющаяся личность человек может избрать добро, а может избрать зло, быть верным Богу или пойти путем дьявола,  без свободы же невозможна духовная жизнь – вера и надежда, молитва и любовь, творчество и созерцание, она – достояние всех Ангелов и людей, сотворенных по образу и подобию Божиему. Шекспир в своих трагедиях – философских притчах, показывает, что свободой одарены не только одухотворенные герои – Гамлет, но и коварные злодеи – Яго. Господь всех призывает к Себе и хочет всех спасти, но Он никого не спасает насильно, и именно от свободной воли человека, зависит принять Бога или отречься от Него в сердце. Сила нашей свободы настолько велика и грандиозна, что ни крестная жертва Спасителя, ни мольбы Церкви, не могут спасти нас, если мы сами не откроет Богу свое сердце в вере, надежде и любви. По слову преподобного Ефрема Сирина «Бог создал человека свободным, почтив его умом и мудростью и положив пред очами его жизнь и смерть, так что если пожелает, по свободе, идти путем жизни, то будет жить вечно; если же, по злому произволению, пойдет путем смерти, то вечно будет мучиться». Святой Григорий Нисский пояснял, что зло не сотворено Богом, оно – не сущность, а состояние борьбы с Богом и отвержение Творца своего, как свободная личность человек мог отпасть от Бога, но ни Бог, ни бесценный дар Его – свобода, не являются виновниками зла, напротив, сам человек властвует над собой и именно его самовластие, направленное против Святой Троицы, и есть источник зла и причина катастрофического состояния всего видимого мира, лежащего во зле. Святитель Феофан Затворник указывал на то, что свобода – знак духовности человека и его богоподобия, ибо без свободы человек не был бы самим собой – личностью: «Человек всегда свободен. Свобода дана ему вместе с самосознанием и вместе с ним составляет существо духа и норму человечности. Погасите самосознание и свободу, - и вы погасите дух, и человек стал не человек». Святитель Григорий Богослов утверждал, что Бог сотворил человека царем и священником в видимом мире, дабы слава Божия воссияла не только на небе – духовном мире, но и на земле – материальном мире,  а посему, человек, как созданный по образу Божиему с духовными силами, призван их совершенствовать и приумножать через упражнение в добродетелях, пост и молитву, через веру, исполнение заповедей и Богопознание, подражая Иисусу Христу и вступая в свободный и добровольный союз с Богом, действовать по воле Божьей, но совершенно свободно, Богообщение должно стать его непрестанным состоянием, а жизнь сделаться священнослужением.
                В книге Бытия сказано, что Господь сотворил Адама из праха земного – материи, и вдохнул в него из Божественных уст Своих неземное и таинственное «дыхание жизни» – «струю Божества», благодать Святого Духа. Господь сотворил человека по образу и подобию Своему, создав тело человека Он, вдохнул в него дыхание жизни – живую и бессмертную душу, одухотворенную Святым Духом, и человек стал превыше земли – всего видимого мира. В Священном Писании сказано: «и создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт.2:7). Великий поэт и философ Мильтон, чья лирика отличалась величавой образностью, драматизмом и обращением к библейским сюжетам, описал сотворение Адама: «Земного праха глыбу Он взял и сотворил  тебя, и в ноздри тебе дыханье жизни Он вдохнул; по образу ты сотворен был Божью, и душу, ты живую получил». Святитель Григорий Богослов писал, что первозданный человек был сотворен Богом, как связующее звено между двумя мирами – между небом и землей: «…художническое Слово созидает живое существо, в котором приведены в единство то и другое, то есть невидимое и видимая природа, созидает, говорю, человека; и из сотворенного уже вещества взяв тело, а от Себя вложив жизнь (что в слове Божием известно под именем души и образа Божия), творит как бы некоторый второй мир, в малом великий». По рассуждению преподобного Иоанна Дамаскина, Бог сотворил человека, поставив его между горний и дольним мирами – в самую сердцевину мироздания, отпечатлев на нем Свой Божественный образ: «Бог из видимой и невидимой природы Своими руками творит человека по Своему образу и подобию. Из земли Он образовал тело человека, душу же разумную и мыслящую дал ему Своим вдуновением. Это мы и называем образом Божиим, ибо выражение: «по образу» – указывает на способность ума и свободы; тогда как выражение: «по подобию»  – означает уподобление Богу в добродетели, насколько оно возможно для человека». Бог вдохнул в лицо Адама дыхание жизни и начертал на его сердце Свой нравственный закон, чтобы человек мог жить духовной жизнью, поэтому  в каждом из нас есть жажда Богообщения и стремление к идеальности, мы не можем удовлетвориться ничем земным, имеем совесть – законодателя, судию, воздаятеля, способны молитвенно возноситься к  Богу и ощущаем себя незавершенным созданием без Творца и Его благодати. Сотворением человека Господь завершил мироздание – сотворение двух миров – видимого и невидимого. В книге Бытия Господь говорит: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию» (Быт.1:26). Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он – шедевр Творца, венец Божьего творчества, самое таинственное из всех созданий, а его судьба величественна и трагична в силу присущей ему свободы духа. Человек создан Богом и смысл жизни его – быть умом и сердцем в Боге, исполнять волю Вседержителя.  По мысли Григория Паламы человек более сотворен «по образу Божию, нежели Ангелы, потому что его соединенный с телом дух обладает живительной силой, которой он одушевляет свое тело и управляет им. Это – та способность, которой нет у Ангелов, духов бестелесных, хотя они и ближе к Богу в силу простоты своей духовной природы». Ангелы – это оправа Божьей славы, небесное воинство Саваофа и вестники Господни, а человек – венец всего Божьего творчества, он – царь видимого мира.  Святой Дионисий Ареопагит особенно акцентировал внимание на то, что человек – посредник между двумя мирами, он сотворен властителем видимого мира и имеет право властвовать над всеми земными тварями, ибо вся вселенная создана Богом для человека, как величественный дворец и храм, где он бы мог властвовать и совершать богослужения, а сам человек соединяет в себе небесную жизнь Ангелов и природную жизнь мира. Святой Григорий Нисский указывал на три тайны христианской антропологии: состав человеческой природы, образ и подобие Божие в человеке и назначение человека. У отцов и учителей Церкви говорится о трех началах человеческой природы: «Тело есть жилище души, а душа – жилище духа, и эти три сохраняются в тех, которые имеют надежду и веру в Бога» (из книги Иустина «О воскресении»). Человек образован из духа, души и тела. Дух выше тела и души, он одухотворяет душу, а душа одушевляет тело. По изъяснению епископа Феофана Затворника, норма бытия человека – это господство Бога над его духом, духа – над душой, а души – над телом, но из-за грехопадения над духом человека возобладала душевность, а через душевность – телесность, и стал человек  плотским созданием, утратившим благодать Божию и ясное понимание своего предназначения. Святитель Феофан Затворник проницательно и метко охарактеризовал веру в то, что один Бог есть Дух, а Ангелы и души телесны по природе – ультраматериализмом, заметив, что по учению Православной Церкви естество Ангелов и человеческих душ – духовно, а не вещественно, ибо если бы они не были духовны, то не были бы и сотворены по образу и подобию Божиему, но вместе с тем, между Богом – Нетварным Духом и Абсолютной Личностью, и сотворенными Им тварными духами – Ангелами и душами людей, лежит онтологическая пропасть. В притчах царя Соломона сказано: «светильник Господень – дух человека, испытывающий все глубины сердца» (Притч. 20:27). Для духа свойственно испытывать – исследовать самого себя и весь окружающий мир, искать Бога и тосковать от разлуки с Ним. Как духовное существо, человек не может довольствоваться суетными и преходящими благами здешнего мира, он никогда не найдет счастья, покоя и свободы на земле, но постоянно будет терзаем разочарованием, тревогами и волнениями, ибо истинное счастье, покой и свобода только в Боге. Блаженный Августин писал в Исповеди», что ничто не может наполнить бездна сердца человеческого – ничто кроме Бога и Его бесконечной любви, ибо сердце человека – больше, глубже и выше всех космических пространств, а сам человек – богоподобное создание, сотворенное как царь и властитель всего видимого мира и призванное к блаженной жизни Ангелов, обитающих в надзвездных небесах. Религиозный философ Юркевич верно считал, что сердце есть центр всей духовной, душевной и физической жизни человека; сердце – любит и скорбит, печалится и радуется, веселится и сокрушается, ищет Бога и правды Его или противится Богу и Слову Его; оно – центр познавательных способностей: сердце созерцает и разумеет; фокус нравственной жизни: сердце молится Богу и любит Его, или ожесточается в грехах. Августин Блаженный призывал человека обратить свое сердце к Богу в молитве, покаянии и любви: «Он не ушел от Своего создания: оно из Него и в Нем. Где же Он? Где вкушает истину? Он в самой глубине сердца, только сердце отошло от Него. Вернитесь, отступники, к сердцу и прильните к Тому, Кто создал вас. Стойте с Ним – и устоите, успокойтесь в Нем – и покойны будете». В поучениях преподобного Ефрема Сирина я нахожу следующее высказывание о сердце: «Войди в себя, пребывай в сердце своем; ибо там – Бог. Он не оставляет тебя, но ты оставляешь Его». Когда сердце принимает Бога – Жизнь и Свет, то оно становится источником любви и внутренним оком веры, но если сердце противится Богу, то оно «ожесточается» и «каменеет» становится бесчувственным, неспособным любить и молиться, изумляться и прощать, каяться и сострадать. Еще пророк Иеремия вопрошал: «глубоко сердце человека более всего... кто познает его?» В Библии сказано, что только один Господь от вечности «знает тайны сердца» (Пс.43:22) и проницает все глубины его.  На страницах Ветхого Завета пророки призывают нас устремлять сердца и умы к горнему – небесному, вечному и духовному, дабы мысли и чувства наши непрестанно пребывали в Боге, жили и постигали Им, одухотворялись и входили в Его вечность, исполнялись Его благодатью и возводились Им к высочайшему и недосягаемому Боговидению.
                Святитель Григорий Богослов говорил о «дыхании жизни» как о благодати – «струе невидимого Божества» в человеке, поясняя, что душе – это не часть Божества, не эманация Бога, а Его творение. Бог сотворил человека по образу и подобию Своему – из материи образовал тело, а в душе начертал образ Свой, соделав ее совестливой, разумной, одаренной свободой и творческими талантами, при этом душа – произведение рук Божиих, она не имеет в себе сущностных свойств Божества, иноприродна Творцу своему, но может обрести высшее совершенство через стяжание благодати и богоуподобление. Святитель Игнатий Брянчанинов пояснял –  мысль о том, что душа является частицей Бога – это пантеистическая ересь, антихристианское и ложное измышление, богохульство, ибо душа – творение, а Бог – Творец, она может осквернить себя грехом, а Бог свят и всеблаг, душа была сотворена, она не безначальна, а Бог – безначален и предвечен, Он – Царь и Господин вечности, душа может умереть духовно, отпав от Бога и разлучившись с Ним – навеки низвергнуть себя в геенну огненную, а Бог есть Сама Жизнь и смерть не властна над Ним. Если по телу, образованному из «персти от земли», человек есть микрокосм – причастник материального мира, то по «дыханию жизни», образу и подобию Божьему, он – микротеос, причастник Богу. Господь сотворил человека как ипостась двух миров – духовного и материального, бессмертным и прекрасным как целостную личность – дух, душу и тело. Святитель Игнатий Брянчанинов писал, что тело есть обитель, одеяние и орудие души: «Творец мира для сотворения земли, неба, громадных светил, бесчисленных растений и животных употреблял единое Свое слово; Творец человека представляется сперва глаголющим в Самом Себе, потом действующим; сперва образующим тело, потом вдыхающим в лицо человека дыхание жизни. По самому сотворению достоинство тела человеческого несравненно выше всех прочих тел, а душа несравненно выше всех душ животных, душ, которые произвела из себя земля по повелению Творца (Быт.;1,;24). Но первое начало человека – персть. Мысль об этом начале должна служить для нас неисчерпаемым источником смирения! Душа от первого видимого действия, свидетельствующего о присутствии ее в человеке, названа «дыханием жизни»; самое вдохновение ее отнесено к лицу человека, как к той части тела, которая одна по преимуществу служит зеркалом души, выражая на себе характер ее движений и ощущений. Весь человек наименован «живою душею», потому что, по соединении души с телом, он сделался единым существом, состоящим из души и тела, но существом, в котором полное преобладание имеет душа. Тело – дом души, ее одеяние, ее орудие. Так именуют его и Священное Писание, и святые отцы. Два верховные Апостола назвали его своею хижиною (2Пет.;1,;13–14; 2Кор.;5,;1–4). Тело есть одежда и вместе орудие души». Великое и непостижимое чудо! – премудрый Господь явил Свое всемогущество двум мирам – Он сотворил из горсти праха земного небывалое создание, украшенное образом Божиим – человека, показав, что для Него нет ничего невозможного. По слову митрополита Макария: «Как образ Божий, как сын и наследник в дому Небесного Отца, человек поставлен быть как бы посредником между Творцом и земной тварью: в частности, предназначен быть как бы ее пророком, чтобы словом и делом провозвещать в ней волю Божию; ее первосвященником, чтобы возносить от лица всех земнородных жертву хвалы и благодарения Богу и низводить на землю благословения небесные; главою и царем, чтобы, сосредотачивая в себе цели бытия всех видимых тварей, он мог соединить через себя все с Богом, и таким образом всю цепь земных творений содержать в стройном союзе и порядке». Человек несет в себе не только образ мира, но и образ Бога. Человек – величайшая загадка мироздания, ибо он сотворен по образу и подобию Божиему, по плоти – земной, а дух у него – небесный, от Бога. Святитель Василий Великий говорил, что познавая всю сложность и то, с какой мудростью устроено наше тело и весь материальный мир, мы приходим к постижению великого Творца. В романе Достоевского «Братья Карамазовы» старец Зосима говорит, что Бог всеял в наш материальный мир семена иных миров и человек имеет особое духовное ощущение соприкосновения иным мирам, он существо земное и небесное, духовное и материальное: «Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное и сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, с миром горним и высшим, да и корни наши мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущность вещей нельзя постичь на земле. Бог взял семена из миров иных и посеял их на сей земле и взрастил сад Свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным, если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе». Святитель Иоанн Златоуст особенно акцентировал внимание на то, что хоть земная жизнь человека и имеет временный характер, он призван жить духом и духовной жизнью, ибо его путь начинается во времени, а заканчивается в вечности: «Не для того Бог ввел нас в настоящую жизнь и вдунул в нас душу, чтобы мы пользовались только настоящим, но для того, чтобы все делали для жизни будущей, ибо только бессловесные созданы для одной настоящей жизни. А мы получили бессмертную душу для того, чтобы вполне приготовиться к будущей жизни. Если кто спросит: какое назначение коней, ослов, быков и других животных, то мы скажем, что не другое, как только то, чтобы они служили нам в настоящей жизни. А о нас нельзя сего сказать, для нас есть лучшее состояние после настоящей жизни, и нам все надобно делать так, чтобы там просиять, ликовать с Ангелами, предстоять Царю Небесному всегда, в бесконечные веки. Для того и душа наша создана бессмертною, да и тело будет бессмертно, чтобы мы наслаждались бесконечными благами».
                Преподобный Симеон Новый Богослов признавался, что не только душа человека есть неизъяснимая тайна, но и само тело его – загадка, достойная изумления: «Кто объяснит мне, как Он создал меня от начала..? Как, скажи мне, из брения составил кости, как – нервы, как – мясо и жилы, как – кожу, волосы, глаза, как – уши, губы, язык? Как голосовые органы и твердость зубов при помощи дыхания ясно образуют членораздельную речь?.. Как ум связан с плотью, и как плоть несмешанно и неслиянно срастворена с нематериальным умом?» Если по бессмертному и свободному духу своему человек близок Богу, то по материальному телу – космосу, но космос – это произведение перстов Божиих, и тело человека – образец Божественного искусства, художественное изделие Творца вселенной. Величайшие философы и мудрецы древнего мира не могли понять тайну материи и находили в ней источник греха. По учению странствующего проповедника Мани, переосмыслившего идеи зороастризма, буддизма, гностицизма, христианства и древних вероучений Востока, существует два мира – духовный мир света и материальный мир зол и грехов. Души людей – искры духовного света, заключенные в оковы бренной и смертной плоти. Мани учил, что зло происходит не из свободной воли, а из материи, а, следовательно, источник греха – плоть. Смысл жизни для манихейцев, как и для гностиков, – это освобождение души из темницы плоти. Подобно всем гностикам Мани отрицал боговдохновенность Ветхого Завета и в согласии с ересью докетов был убежден, что Спаситель вочеловечился и воплотился лишь внешним образом, а Его смерть и воскресение были только видимостью – обманчивой иллюзией, не понимая тайны Голгофы и не признавая победы Спасителя над смертью и Адом. Будучи учителем этики Мани, призывал к строгой аскезе, освобождающей дух от уз плоти, но эпигоны манихейства пришли к аморализму и проповеди вседозволенности, логически проистекающей из его дуалистической доктрины. Если во всех злых делах виновна греховная плоть, как полагают манихейцы, а бестелесную душу после смерти ждет мир духовного света, то нет и нравственной ответственности за совершенные грехи. Для величайших эллинских мудрецов Платона и Плотина тело – это гробница души, и все беды от уз плоти, но для христианина тело – это храм Святого Духа, инструмент, орудие, служительница и скиния для бессмертной души. Христос пришел в мир, и Слово Божие стало плотью, Он воскрес из мертвых и вознесся на небо во плоти освятив и преобразив тело, ибо по учению Церкви и тело наше призвано к вечной жизни и обожению. Святитель Иоанн Златоуст, опираясь на возвышенное библейское учение о первозданном теле Адама и сотериологическом значении материи – искупительная жертва Христа совершилась через чудо Боговоплощения и таинство Евхаристии ест причастие Крови и Плоти Сына Божиего, понимал, что христианам чуждо гнушение телом, и подверг еретические взгляды неоплатоников, гностиков и манихеев резкой критике: «Многие из еретиков говорят даже, что  тело и не сотворено Богом. Оно-де не стоит того, чтобы сотво¬рил его Бог, говорят они, указав на нечистоту, пот, слезы, труд, изнурения и все прочие несовершенства тела... Но не говори мне об этом падшем, униженном, осужденном человеке. Если хочешь знать, каким Бог сотворил наше тело, вначале, то пойдем в Рай и посмотрим на первозданного человека». Все сотворенное Богом прекрасно и человек был сотворен Им совершенным. «И я нашел, что Бог сотворил человека правым» (Еккл.7:29). Бог сотворил человека по образу и подобию Своему – сотворил его прекрасным и непорочным, любящим добро и свободным от печалей и забот, украшенным всякою добродетелью и премудрым, мысленно проникающим в тайны Божьего творения и властвующим над всей землей, устремленного к Творцу своему, тело же первозданного человека было нетленным и не знало смерти.  Первозданное тело Адама было изящное, бесстрастное, бессмертное, вечно юное и нетленное, оно не было узами и темницей для души, но по совершенству своему и красоте было предназначено для жизни в земном Раю и для одухотворения и обожения. Преподобный Симеон Новый Богослов богомудро писал, что тела первозданных людей – Адама и Евы, были нетленны, ведь тление и смерть вошли в мир через грехопадение, задача духовно-аскетической жизни христиан – одухотворить душу и плоть свои, освятить их благодатью Святого Духа, дабы душа обрела жизнь вечную в Боге, а тело стало нетленным, бессмертным, духовным, каковы будут тела спасенных после всеобщего воскресения мертвых.  Святитель Феофан Затворник пояснял, что тело должно быть не противником духа, а его соратником и исполнителем духовного замысла, через труды, аскетические подвиги, пост, молитву и Евхаристию тело христиан приобщается духовной жизни, а стало быть, оно достойно воскресения из мертвых и вечной жизни, и высшее назначение его – стать пречистым и великолепным храмом Святого Духа. По рассуждению преподобного Иоанна Дамаскина, после грехопадения все в нашем мире стало смертным, а человек «облекся в смертность, или в смертную и грубую плоть, что означают кожаные ризы». По слову Григория Богослова, весьма справедливо, что как душа наша была участницей скорбей и тягот тела в земном бытии, так и тело наше, в момент всеобщего воскресения мертвых, примет бессмертие и нетление, дарованное душе Самим Богом. Преподобный Симеон Новый Богослов говорил, что весь созданный Богом мир был нетленным, хоть и материальным и чувственным, и, отдав во владение человеку вселенную, Бог избирал для его блаженного и святого жития самую  лучшую и прекраснейшую часть земли в Эдеме на востоке, где насадил дивный и благоухающий райский сад – прообраз и знамение вечной и небесной жизни будущего века. Высокий разум Адама, его премудрость и проницательность раскрылись, когда Господь привел к нему всех зверей и скотов земных, всех птиц небесных, и первозданный человек, осененный благодатью Святого Духа и имеющий ясный ум, проник в тайну всех этих созданий, постиг то, что Творец задумал о них и нарек их – дал им имена, выражающие их предназначение. Будучи нетленными и не знающими смерти, безгрешными и беспечальными, Адам и Ева имели заповедь возделывать и хранить Эдем и не вкушать от древа познания добра и зла, преуспевать в добродетели и Богопознании, дабы взойти на вершину Божественного совершенства – одухотворить весь видимый мир и через верность Богу достичь всей полноты богоуподобления и обожиться – стать богами по благодати, любящими сынами Небесного Отца, богоносными пророками Бога Слова и живыми храмами Святого Духа. По проницательному замечанию святителя Игнатия Брянчанинова: «Как ни был совершен Адам, но он был совершен относительно – относительно к ограниченной природе человека: изучение всесовершенного и бесконечного Бога составляло для него, по естественной необходимости, делание, достойное всего его внимания. Это делание представляло собою поприще бесконечного преуспеяния! Это делание сопряжено с высшим духовным наслаждением! Это делание – бесценный дар, достойный бесконечно совершенного и бесконечно благого Бога! Чистый ум человека, распростершись по необъятному Божеству, истощает всю свою естественную силу движения и стоит в священном исступлении пред непостижимым Божеством, вне и превыше всякого размышления, как Серафим, утоляя обильным славословием обилие наслаждения и ненасытно насыщаясь видением Невидимого, закрывая благоговейно и премудро очи пред предметом, превысшим видения». Среди всех земных созданий нет никого священнее и богоподобнее человека, ибо он есть великолепная икона, созданная по образу идеального Первообраза – Бога. Таинственная причина сотворения двух миров – невидимого и видимого, неба и земли, Ангелов и людей, животных и птиц, всей природы – бесконечная благость и любовь Творца, святое желание Бога разделить вечную и всеблаженную жизнь со Своими возлюбленными созданиями, а человек, как царь земли и посредник между Богом и космосом, имел великую и священную миссию – привести все земное творение к Богу, возделать землю – материальный мир, и через восхождение к совершенству и богоуподобление духовно преобразить вселенную, но он нарушил заповедь Творца и совершил грех, а грех – это измена Бога, ставшая причиной мировой катастрофы, ибо из-за греха Адамова в мир вошли тление и смерть, и власть дьявола простерлась над душами падших людей.
                В книге Бытия рассказывается, что виновником грехопадения людей являлся лукавый змей – хитрейший, разумнейший и мудрейший из всех зверей, он – «великий дракон, древний змей, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную», о котором сказано в Апокалипсисе апостола и тайнозрителя Иоанна Богослова. Имя дьявола – Люцифер и Эосфор, денница, утренняя звезда, он был величайшим из всех Ангелов, прекраснейшим, могущественнейшим и мудрейшим созданием Бога, в книге Иова именуемым «верхом путей Господних», ибо не было никого из сотворенных созданий, кто мог бы превосходить его, но свершилась величайшая катастрофа в ангельском мире – Люцифер обольстился могуществом, красотой и мудростью своей и захотел превзойти Самого Творца, воссесть на наднебесном престоле Святой Троицы, он увлек за собой треть Ангелов, которые с момента отпадения стали демонами – и была война на небе и Люцифер с воинством своим был низвержен с небес в преисподнюю. О страшном падении Люцифера сказано в Ветхом Завете: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14:12-15). «Ты был помазанным херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония…Я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из среды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю, перед царями отдам тебя на позор» (Иез.28:14-17). Христос сказал о трагедии грехопадения Люцифера: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Лк.10:18). По природе своей Люцифер и демоны – это падшие Ангелы, они есть бесплотные духи,  могущественные и грозные, не способные истлеть, ненавидящие Бога и весь сотворенный Им мир, жаждущие погубить Божье творение. В книге Бытия Люцифер предстает в образе змея, что символизирует его коварство и хитрость. Как змеиный яд, его богоборческие речи отравляют душу Евы. Змей – это символ бескрылости, ведь падший Херувим утерял ангельский крылья – бескорыстную любовь к Богу, возвышенность ума и сердца. Демон со змеиной хитростью, начал искушение с Евы – хранительницы сердца Адамова, его возлюбленной. Люцифер стремился извратить образ Бога в сознании людей, посеять в сердце Евы мефистофельские семена сомнения в премудрости, всеблагости и всемогуществе Создателя: «И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого древа в раю?» (Быт.3:1). Дьявол вовлек Еву в нечестивую беседу о Боге, отравил ее ум и душу змеиным ядом сомнения, попрал живую веру в Творца и Вседержителя, разрушил ее сердечное единомыслие с мужем – Адамом, искусил ее совершить духовную измену – Богу, прельстил ее, будучи «отцом лжи», запретным плодом. Дьявол желал истребить в сердцах Адама и Евы любовь к Богу, представить Творца и Подателя жизни страшащимся творения Своего – человека, духовно ослепить людей гордостью: «Вы будете как боги, знающие добро и зло» (Быт.3:5). По толкованию преподобного Симеона Нового Богослова: «Эосфор, а вслед за ним и Адам, один – будучи Ангелом, а другой – человеком, вышли из своего естества и, возгордившись перед своим Творцом, сами захотели стать богами». Люцифер соблазнил первых людей идеей ложного обожения – Адам и Ева подались искушению стать богами без Бога, нарушив священную заповедь Творца. В Библии рассказывается о двух древах в Эдеме – Древе Жизни, дарующем бессмертие и древе познания добра и зла. Господь дал заповедь Адаму не вкушать от древа познания добра и зла, чтобы совершилось духовное соединение двух воль – Божественной и человеческой, через исполнение воли Небесного Отца. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что древо именовалось древом познания добра и зла, потому, что через него должно было совершиться или соблюдение заповеди Божией или ее нарушение, сердце, ум и воля Адама должны были или остаться верными Богу – устремленными к высшему Добру, или отпасть от Бога, обратиться ко злу – согрешить. По богомудрому рассуждению святителя Григория Богослова древо познания добра и зла было насажено Богом и вкушение от него само по себе не есть грех, а есть таинственное созерцание – высшее Боговидение, но нарушение заповеди Божией есть грех и вероломное предательство Бога, заповедь же была дана Адаму, чтобы он научился любить Творца своего совершенно бескорыстно – любить Бога более всех Его даров. Преподобный Иоанн Дамаскин говорил, что древо познания было насажено в Эдеме для испытания верности человека, оно давало высшее познание и небесную мудрость, приобщало к созерцанию славы Господней, если бы плод его был отведан по святой воле Всевышнего, но оно же изобличает зло, скрытое в глубинах сердца, свидетельствует о духовном и нравственном падении, если плод его вкушается без воли Божией. Человек мог обрести Божественное совершенство, если бы остался верен Богу и исполнил Его заповедь – не вкушать от древа познания добра и зла, избрал предначертанный ему Всевышним путь, восходя от величия творения к несравненному величию Творца, стремясь всей душой к Богу и познавая Его, прославляя любовь и премудрость своего всемогущего Создателя, раскрыв свои таланты, более драгоценные, чем все земные сокровища. Величественные и мудрые строки о назначении человека оставил богослов Владимир Лосский: Адам «должен был любовью к Богу, от всего отрешающей и в то же время всеобъемлющей, соединить Рай с остальным земным космосом: нося Рай всегда в себе, он превратил бы в Рай всю землю…Он должен был проникнуть в небесный космос, жить жизнью Ангелов, усвоит их разумение, соединить в себе мир умозрительный с миром чувственным. И наконец, космический Адам, безвозвратно отдав всего себя  Богу, передал бы Ему все Его творение и получил бы от Него во взаимности любви – по благодати – все, чем Бог обладает по природе…». Но произошло грехопадение – Адам нарушил заповедь Божию и оказался ниже своего призвания, низвергнув видимый мир во власть греха, смерти и дьявола. По разъяснению преподобного Симеона Нового Богослова, вкушение запретного плода от древа познания добра и зла было восстание на Творца и нарушением Его заповеди, но милосердный Господь простил бы согрешение людей, если бы Адам принес покаяние, поэтому причиной изгнания из земного Рая и последующего проклятья земли стала нераскаянность. Когда Адам вкусил запретный плод, то люди сделали себя чуждым Богу – Святой Дух, обитавший в них, отступил, и они узрели наготу свою – лишенность благодати, их естество стало отравлено ядом греха, они испытали стыд от богоотступничества и ощутил, что в них проник грех, а кроме того, они лишились  духовной мудрости, прозорливости и высшего знания Бога, их умы помрачились, и когда Господь стал призывать их к покаянию, взывая – «Адам, где ты?», они стали безумно пытаться скрыться от вездесущего Бога, Который начал казаться им грозным и карающим Судьей, не умеющим прощать. Если бы Адам бросился к Богу с покаянной мольбой, то всемилостивый Творец тотчас же простил бы его, но падший человек остался глух к призыву Всевышнего, он не только не раскаялся в совершенном грехе, но и попытался переложить ответственность на жену свою, а затем и на Бога, сотворившего ее. В Библии сказано, что Господь «изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни» (Быт.3:24). Бог изгнал Адама из Рая, но изгнание прародителей человечества – это не только справедливое наказание Божие, но и проявление бесконечного милосердия и непостижимой любви Создателя. Адам потерял Божественную благодать в сердце и не возжелал покаяться в совершенном грехе, отказался от таинства Богообщения, и премудрый Господь, не желая насиловать свободную волю Адама, изгнал его из Эдема. В богослужебных текстах Православной Церкви повествуется, как покинув Рай, Адам испытал страшную муку Богооставленности и начал горестно оплакивать свое падение – разлуку с Богом и утрату райского блаженства: «Адам был изгнан из рая через снедь; поэтому, сидя напротив него, он рыдал, восклицая умилительным голосом: горе мне! как пострадал я, жалкий! я преступил одну заповедь Владыки и лишился всех благ! О, рай святейший, насажденный ради меня... я уже не буду наслаждаться твоей сладостью и уже не увижу Господа Бога моего и Создателя, ибо пойду в землю, из которой был взят». Тема «Адамова плача» проходит через всю церковную гимнографию и святоотеческую литературу, но с особенной проникновенностью и силой она раскрывается в молитвенной поэме – Адамов плач» великого подвижника двадцатого века – преподобного Силуана Афонского, на своем личном духовном и многоскорбном опыте убедившегося, что всякая душа, познавшая Бога Святым Духом, а затем потерявшая благодать, испытывает нестерпимое Адамово мучение: «Скучал Адам на земле и  горько рыдал, и земля была ему не мила. Он тосковал о Боге и  говорил: скучает душа моя о Господе и слезно ищу Его... Рвется  дух мой к Богу, и ничто на земле не веселит меня, и ничем не  хочет душа моя утешиться, но снова хочет видеть Его и насытить¬я Им. Не могу забыть Его ни на минуту, и томится душа моя по Нему... Так рыдал Адам, и слезы лились по лицу его на грудь и на землю, и вся пустыня слушала стоны его, звери и птицы замолкали в печали».
                В своих «Духовных беседах» преподобный Макарий Египетский писал: «Когда пал Адам и умер для Бога, сожалел о нем Творец; Ангелы, все Силы, небеса, земля, все твари оплакивали смерть и падение его. Ибо твари видели, что данный им в царя стал рабом сопротивной и лукавой силы. Итак, тьмою, тьмою горькую и лукавою облек он душу свою, потому что воцарился над ним князь тьмы». Вся красота человека от Бога, она заключается в святости, а вся мерзость его – от дьявола, она порождена грехом, ибо, чем ближе человек к Богу и праведней, тем он величественней и прекрасней, и чем ближе дьяволу, тем порочней и омерзительней.  Зло проникло глубже ума, помыслов и намерений ветхого Адама, во все самые сокровенные глубины его души, в неисследимую бездну его сердца. Падший человек – это грешное существо, душа его христианка по природе, она – от Бога, но по грехам она – язычница и демонопоклонница, ибо грех – изобретение дьявола, через грех мы враждуем с Богом и отвергаем Бога, убивает в себе все самое лучшее, святое, прекрасное и возвышенное – веру, надежду и любовь, отдаем себя во власть низменных страстей – ненависти, зависти, гнева, уныния, сребролюбия, сладострастия  – становимся рабами греха, превращаем нашу душу, жизнь и окружающий нас мир в подобие самого царства зол – Ада. Если бы в наш мир не пришел Христос  – предвечный Бог Слово воплотившийся, и не искупил грехи рода Адамова на Голгофе, то никто из нас не мог бы иметь надежды на спасение, но и после мироискупительной жертвы Сына Божиего, распятого на Кресте и воскресшего из мертвых, мы можем спастись лишь через жизнь в Церкви по заповедям Евангелия,  через участия в таинствах и борьбу со страстями, через веру во Христа и любовь к Нему, через покаяние перед Ним.  Покаяние приводит грешника в объятья Бога, как блудного сына из притчи Иисусовой к его отцу, оно открывает душе врата в Царство Небесное, в то время как нераскаянный грех отвращает ее от Бога, уподобляет демонам и ввергает в бездну пылающего Ада.  Человек духовно ощущает благодать Божию как жизнь души, а ее трагическую потерю – как смерть.  В Библии слово «грех» имеет много смысловых аспектов. В духовном плане грех – это разрыв союза между человеком и Богом, отпадение от Бога и отречение от Его любви, вероломное предательство Создателя. Господь сотворил человека по образу и подобию Своему, Он доверил Адаму и Еве владычествовать над всем видимым миром. Люди были сотворены Богом для того, чтобы жить в любви и пребывать в общении с Творцом. Господь даровал им бесценный и таинственный дар – свободу воли, чтобы человек использовал ее во славу Божию. Но свобода предполагает нравственную ответственность и духовный выбор. Человек – это не бездушный автомат добра, не безвольная марионетка Бога, он личность, обладающая суверенитетом духа и даром самоопределения: быть верным Богу или послушаться демона, избрать путь любви и самоотречения или путь предательства и своеволия. Искушение Адама и Евы в Эдеме – это испытание их веры в Бога: останутся ли они верны Всевышнему или нарушат Его заповедь о запретном плоде, разорвут общение с Ним, послушают коварный совет демона. Господь сотворил людей премудро, у них было достаточно сил преодолеть искушение и устоять в верности Богу. Но Адам и Ева пожелали быть равными Творцу, стать как боги без Бога и Божьей любви. Сатана искушал Адама и Еву, он в обличии змея-искусителя посеял в их душах, умах и сердцах ядовитые семена сомнения в Боге и Его Слове, побудил их усомниться в любви, премудрости и справедливости Создателя, но вкушение запретного плода – это их сознательное волеизъявление, предательство Творца. Когда Адам и Ева нарушили заповедь Божию, они духовно разлучились с Творцом, потеряли благодать Святого Духа. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что невозможно грешить и любить Бога, грех – это вражда к Богу. В сердце грешника гаснет любовь к Богу, а потому грех – это разрыв отношений с Богом, отпадение от Него – от Его любви, премудрости и вечной жизни. Грех противен Богу, ибо Бог свят, а грех – это скверна, отравляющая ум, очерняющая сердце и извращающая волю человека. Грех во всем противоположен Богу. Бог есть Любовь, а грех взращивает в душе ненависть. Бог хочет, чтобы все спаслись, а грех – это путь к погибели. Одно из святых имен Божиих – Красота, вокруг Бога великолепие и слава, Он есть Творец всего прекрасного, а грех есть безобразие, извращение и гибель всего прекрасного. Грех – это восстание против Бога и союз с демоном, нарушение святой воли Всевышнего – беззаконие. В нравственном плане грех – это проявление ненависти к Богу, уподобление демону. В Священном Писании сказано, что грех порабощает человека, лишает его духовной свободы: «всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8:34), и только Сын Божий, Иисус Христос мог освободить нас от греха и смерти. После грехопадения Адама люди были настолько поражены властью греха, что никто из них не смог бы спастись своими силами, вот почему для нашего спасения была необходима искупительная жертва Иисуса Христа на Голгофе, Его воскресение из мертвых – победа над смертью и Адом, освящающая благодать Святого Духа Божиего, основание Церкви и семи ее таинств. В мир вошла смерть через грех: «возмездие за грех – смерть», и только во Христе и Его Церкви обретается человеком свобода от греха и смерти – это чудесный дар Божий, дар святости и вечной жизни в Царстве Небесном. Грехопадение Адама – это величайшая религиозная трагедия и ужасающая метафизическая катастрофа.
                В результате грехопадения Адама произошло искажение образа Божиего в человеке и утрата первозданного богоподобия. По умозаключению святого Григория Нисского, грех есть причина помрачения образа Божиего в человеке и гибели духовной красоты души: «Когда в человеческую жизнь вошел грех как навык, и от малого начала произошло необъятное зло в человеке, и богообразная красота души, созданная по подобию Первообразной, покрылась, как некое железо, ржавчиной греха, тогда уже не могла более полностью сохраниться красота естественного образа души, но она изменилась в отвратительный образ греха. Так человек, великое и драгоценное творение, лишил себя своего достоинства, пав в грязь греха, потерял образ нетленного Бога и через грех облекся в образ тления и праха, подобно тем, которые по неосторожности упали в грязь и измазали лицо свое, так что их и знакомые не могут распознать». По разъяснению преподобного Иустина Поповича, первородный грех помрачил и исказил прекрасный образ Божий в человеке, но не уничтожил его: «По учению Священного Писания и Священного Предания, образ Божий в падшем человеке был не уничтожен, а глубоко поврежден, помрачен и изуродован. Так, разум падшего человека, хотя он помрачен и расстроен грехом, не совсем утратил стремления к Богу и к Божией истине и способность принимать и понимать откровения Божии. На это указывает тот факт, что наши прародители после сделанного греха скрываются от Бога, ибо это свидетельствует об их ощущении и сознании вины перед Богом; об этом говорит и то, что они сразу же узнали Бога, как только услышали Его голос в раю; об этом свидетельствует и вся последующая жизнь Адама, вплоть до самой смерти. Это же самое справедливо и по отношению к воле и сердцу в падшем человеке: хотя и воля, и сердце были грехопадением серьезно повреждены, все-таки в первочеловеке осталось известное чувство добра и желание добра (Рим.7:18), а также способность к творению добра и выполнению основных требований морального закона (Рим.2:14-15), ибо свобода выбора между добром и злом, отличающая человека от неразумных животных, осталась и после падения неотъемлемой собственностью человеческого естества. Вообще образ Божий не был полностью уничтожен в падшем человеке, ибо человек не был единственным, самостоятельным и самобытным творцом своего первого греха, так как он пал не исключительно по хотению и действу своей воли, но и по действу дьявола». Все люди есть потомки падшего Адама, они наследуют от него богообразность души и греховность, их души осквернены грехом, а тела – подвержены болезням и страданиям, тлению и смерти. Если первозданные люди были святыми и непорочными, бессмертными по душе и телу, находились в непрестанном мире с собой, миром и Богом, в созерцании красот и чудес мироздания, в Богомыслии и Боговидении, то падшие люди пребывают в состоянии растления, они многогрешны и имеют семя смерти и тления в себе, волнуются и раздираются греховными страстями, и дни их проходя в суетных трудах и мирских попечениях.  Господь сказал Адаму: «проклята земля за тебя» (Быт.3:17). После грехопадения Адама все живые создания стали смертны, а мир стал юдолью скорби. Катастрофические последствия грехопадения отразились на всем видимом мире, о чем проникновенно писал святитель Игнатий Брянчанинов: «Пало на землю проклятие – и засвистели ветры, забушевали бури, засверкала молния, возгремел гром, явились дожди, снега, грады, наводнения, землетрясения. Животные утратили повиновение и любовь к человеку, утратившему повиновение и любовь к Богу. Они вступили в враждебные отношения к нему. Одних он покоряет себе насильно и содержит в повиновении насильно; с другими он – в вражде и войне непримиримой и убийственной. Весьма-весьма немногие породы остались с приверженностию к нему, как бы грустный памятник и образец прежней всеобщей любви; большинство удалилось и укрылось от него в дремучие леса, в обширные степи, в ущелия гор и темные пещеры. Дикие и неприязненные взоры кидают они на прежнего обладателя своего, когда неожиданно встретятся с ним. Они как бы видят в нем преступника, врага Божия: одни быстро бегут от него, другие с остервенением кидаются на него, чтоб растерзать его. В неприязненные отношения вступили животные и между собою: оставив пищу, сначала для них предназначенную, ощутив изменение в самом естестве своем, которое приобщилось проклятию, поразившему землю, они восстали друг на друга, начали пожирать друг друга. Смерть, которой обречены были наши праотцы за грех свой, смерть, которую они ощутили и в душе, и в теле по отступлении Божественной благодати, но которой явного последствия еще не ведали, они увидели и уведали на животных. Первые убийства совершены были без сомнения зверями, потом человек начал закалать животных для жертвоприношения (Быт.;4,;4); наконец, явилась смерть между человеками от убийства, совершенного братом-злодеем над братом-праведником (Быт.;4,;8). До греха не было в мире смерти. Смерть вошла в мир грехом (Рим.;5,;12), быстро объяла, заразила, неисцельно повредила мир. Разрушение мира соделалось необходимостью: разрушение его есть естественное последствие его смертного недуга. Сгорит земля в последний день этого ветхого, изветшавшего мира; попадают светила небесные с мест своих, как бы с смоковницы плоды ее, сшибаемые ветром; самое небо свиется, как одежда, и исчезнет (2Пет.;3,;10; Апок.;6,;14). Малые черты первоначального состояния земли, сохраненные для нас книгою Бытия, показывают, какое огромное, какое горестное, непостижимое для нас изменение совершилось над землею по падении человека». Земная жизнь людей  стала скитанием по пустыням мира сего, она полна скорбей и разочарований, в ней не обрести счастья, само время земной жизни дано человеку для покаяния и самоопределения по отношению к Богу, для того, чтобы он осознал, что является странником, не привязывал сердце свое к земным вещам, не забывал о вечности и не обольщался преходящими благами, помнил о Страшном Суде и искал горнего Иерусалима. Вся история падшего человечества, начиная с братоубийцы Каина, есть книга, написанная алыми красками крови и черными красками греха, ибо произошло преуспеяние зла на земле: многогрешные люди перестали быть живыми храмами Бога и возненавидели друг друга и вели кровопролитные войны, она захватывали братьев и сестер своих и продавали их на невольничьих рынках как бессловесный скот или бездушный товар, обагрение рук кровью собратий и завоевания стали считаться величайшей славой, откровенным злодеям воздавались царские почести, люди сделались сребролюбивы и тщеславны, возникло социальное неравенство, в их душах бушевали самые низменные и постыдные страсти, по всему миру распространилось нечестие и идолопоклонничество – люди утратили добродетели и истинное Богопознание, они потонули в мирских попечениях и забыли о единственном и истинном Боге, стали почитать языческих богов – славить Люцифера и сонмища его демонов, ибо по слову апостола Павла, всякое идолопоклонство есть демонопоклонство. Память Адама о блаженной жизни в Эдеме и тоска по потерянному Раю передалась его потомкам – на протяжении всей истории люди ищут утраченный Рая, но поиск этот идет двумя путями – тем, что заповедан Богом – через веру, действующую любовью, участие в таинствах и богослужениях Церкви и догматическую верность Божественной Истине, и через путь, предложный дьяволом – через возведение Вавилонской башни, которая достигнет небес, движимое дьявольским желанием стать равными Богу и управлять всем миром, через собирание земных сокровищ и прельщение славой и властью мира сего,  не через искание Царства Небесного и правды его, а через построение идеального государства или всемирной теократии  на земле, но история свидетельствует, что все эти утопии и «Вавилонские башни» не имеют твердого адамантового основания – Христа Богочеловека, они словно возведены на песке, рушатся течением времени и под их обломками гибнет множество жестоко  обманутых людей, не понимающих, что горний Иерусалим низойдет с небес от Бога, что нравственные идеалы свободы, равенства и братства недостижимы без духовно-нравственного преображения человечества – богоуподобления и обожения, а пока люди остаются в падшем и многогрешном состоянии, на земле всегда будет существовать зло – будет литься кровь и будут бушевать войны, будет несправедливость и неравенство. Митрополит Иларион Алфеев верно заметил: «Всякая попытка создать рай на земле обречена на провал. Всякое стремление построить вавилонскую башню изначально порочно, потому что единственный путь для человека, отпавшего от Бога, вновь обрести рай – это вернуться к Богу». В Апокалипсисе пророчествуется, что  на земле будет воздвигнуто в последние времена царство Антихриста – новый Вавилон, антихристова всемирная теократия, а горний Иерусалим сойдет с небес от Бога, когда совершится второе пришествие Христа в сила и славе Его Божества, будут повержены силы зла и совершится Суд Господень над вселенной. Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он наделен умом и самосознанием, совестью и свободной волей, творческими талантами, но все эти духовные способности он может использовать как во славу Божию, возвращая Богу творчески приумноженный дар, или во зло, когда вместо того, чтобы служить одному Богу каждым своим творческим актом, человек забывает о Боге и не благодарит Его за дар свободы, мысли и творчества, пытается спасти себя сам – без Бога, устроиться в здешнем мире, предав забвению небеса, надеется обрести обманчивое счастье на земле, где все так суетно и мимолетно. Священник Павел Флоренский писал, что истоки культуры сакральны – она проистекает из религиозного культа, ее назначение – служить Богу и прославлять Его, воздавать Творцу честь и хвалу, но если культура отрывается от священных истоков своих и становится секулярной, то она становится суррогатом духовной жизни и тем запретным плодом, что может привести человека к погибели. Митрополит Трифон Туркестанов писал в акафисте «Слава Богу за все», что все таланты есть дары Святого Духа они от Бога – Подателя и Освятителя всех искусств и наук, источника премудрости и знания: «Наитием Святого Духа Ты озаряешь мысль художников, поэтов и гениев науки. Силой богоданного разума он пророчески постигают законы Твои, раскрывая нам бездну творческой премудрости Твоей». Высшее назначение науки – исследовать природу как книгу мудрости и через изучение ее вести людей к постижению Творца вселенной; философия есть познание вещей видимый и невидимых, искание смысла жизни и приуготовление к смерти,  любовь к мудрости и ее источнику – Богу; искусство порождено тоской по утраченному Раю, исканием вечной и непреходящей красоты, но когда человек не имеет в себе Святого Духа Божиего, отвергает ту святую истину, что во Христе заключена вся совершенная духовная премудрость, и отсекает науку, философию и искусство от религиозной жизни, то он извращает их назначение, ученость и талант начинают обольщать его разжигать его гордыню и он отступает от Бога и впадает в идолопоклонство, ставя науку, философию и искусство на место живого Бога пророков и Откровения. По проницательному и печальному умозаключению святителя Игнатия Брянчанинова «философы и художники были величайшими поборниками идолопоклонства и врагами истинного Богопознания. По водворении веры Христианской в мире ученость родила бесчисленные ереси и ими старалась ниспровергнуть святую веру. Величайшее злодеяние – убийство Богочеловека – совершено учеными во имя мудрости их и во имя закона их (Ин.;11,;49–50). В наше время ученость возвращает язычников, принявших христианство, к язычеству и, отвергая христианство, вводит снова идолопоклонство и служение сатане, изменив формы для удобнейшего обольщения человечества. Редкий, весьма редкий книжник научается Царствию Небесному и износит новое учение Духа пред общество собратий своих, облекая это учение в ветхие рубища учености человеческой для того, чтоб оно было удобнее принято любящими более ветхое, нежели новое». По воззрению преподобного Макария Египетского, стремясь вернуть утраченное райское блаженство, люди созидали цивилизацию с ее науками и искусствами, но вдохновителем многих творцов ее был сам лукавый змей – Люцифер, желающий истребить истинное Богопочитание и лишить людей духовной мудрости, заменить неугасимую любовь к Богу и искание Богообщения мечтой о земном счастье, идолопоклонничеством и художествами: «Были и раз¬ные мирские мудрецы: одни из них показали свое превосходство в философии, другие удивляли упражнениями в софистике, иные  показали силу в риторике, иные были грамматиками и поэтами и писали по принятым правилам истории. Но были и разные худож¬ники, упражняющиеся в мирских искусствах: одни из них, изго¬товляя из дерева изображения рыб и птиц и изображения людей, старались в этом показать свою добродетель – другие ваяли из меди подобия статуй и чего-либо иного; другие воздвигали огромные и красивые здания; иные, роя землю, извлекают из нее тленное серебро и золото или драгоценные камни... И все эти упомянутые художники, обладаемые поселившимся внутри них змием, и не сознавая живущего в них греха, сделались пленниками и рабами лукавой силы, и никакой не получили пользы от своего знания и искусства». В Ветхом Завете рассказывается, что братоубийца Каин построил первый город на земле, которому дал имя своего сына – Енох, один из сыновей Каина был ковачом из меди и железа, другой – строителем, третий – «отцом всех, играющих на гуслях и свирелях», с них началось то, что мы именуем цивилизаций со всеми ее благами и соблазнами. По справедливому сужению митрополита Илариона Алфеева: «Цивилизация родилась как попытка чем-либо заменить утраченное блаженство. Можно сказать, что цивилизация, включая культуру и искусство, является суррогатом райского блаженства: будучи движимы тоской по раю, любовью и стремлением – пусть и неосознанным – к Богу, они несут в себе положительный, творческий заряд». Все творческие дары и таланты от Бога, но дьявол – лукавый князь мира сего, он простер власть свою над душами людей с момента грехопадения Адама, пленил их и облек тьмой греха – осквернил естество людей, их сердца, намерения и помыслы, извратил их жизнь, творчество и Богопочитание, обрек их на смерть – неумолимую, грозную и неотвратимую, поражающую юность и старость, красоту, гений и могущество, отнимающую ребенка у матери, разлучающую возлюбленных, казнящую нищих и царей, напоминающую, что человек в здешнем мире – скиталец и узник, его ожидает казнь и ничто не остановит разящую секиру смерти – один всемогущий Бог властвует над жизнью и смертью. Самым печальным последствием грехопадения было то, что в ветхозаветные времена весь род человеческий и все люди, окончив земное странствие и умерев, нисходили душами в преисподнюю, где тьма кромешная и плач непрестанный, ибо до пришествия Христа и Его искупительной жертвы небеса были закрыты для людей и никто не мог обрести спасение и вечное Богообщение – праведники и нечестивцы сходили в Ад, где обитают демоны, но если праведники, как умерший Лазарь из евангельской притчи, томились о Боге и находились на лоне Авраамовом, где нет мучений и скорбей, то все нераскаянные грешники и нечестивцы уносились грехами своими в глубинные недра Ада и испытывали там тяжкие страдания.
          Вся история мира была бы трагической и абсурдной летописью человеческих согрешений, она не имела бы высшего  смысла, если бы не произошло событие, перевернувшее весь ее ход – чудо Боговоплощения. Догмат о воплощении Сына Божиего – это святейшая и боговдохновенная истина, составляющая самую сердцевину нашей веры, находящаяся в центре всего христианского богословие – сотериологии и историософии, антропологии и экклесиологии, в центре все литургической жизни Церкви. По исповеданию апостола Павла, Христос Богочеловек есть воплотившийся Бог Слово, ставший новым Адамом, Он есть совершенный Бог и совершенный человек, пришедший взять на Себя грехи мира и искупить их Своей святой кровью. Как замечает православный богослов Владимир Лосский: «В результате грехопадения человек оказался ниже своего призвания. Но Божественный план не изменился. Миссия Адама выполняется Небесным Адамом – Христом; при этом Он не заступает место человека – беспредельная любовь Божия не может заменить собой согласия человеческой свободы, - но возвращает ему возможность совершить свое дело, снова открывает ему путь к обожению, к тому осуществляемому через человека высочайшему синтезу Бога и тварного мира, который является сущностью всей христианской антропологии». Апостол Павел назвал Иисуса Христа новым и небесным Адамом, противопоставив Его перстному, ветхому Адаму: «Первый человек –  из земли, перстный, второй человек – Господь с неба» (1 Кор. 15:47). Христос есть единственный Спаситель мира, Он – Сын Божий, ставший Сыном Человеческим, пришедший в наш мир, лежащий во зле, чтобы совершить чудо искупления и победить смерть и Ад, а Его крестный путь от Вифлеема до Голгофы – высочайшая тайна и величайший образец евангельской любви. Преподобный Симеон Новый Богослов с изумление писал, что во Христе осуществляется заветное единение Бо¬га с человеком: «Видишь ли глубину таинств? Познал ли беспре¬дельное величие преизобильной славы? Уразумел ли способ еди¬нения, превосходящий ум и всякую мысль? О чудо, братья..! Он дает обещание, что, если хотим, Он будет иметь с нами такое же единение но благодати, какое Он сам имеет с Отцом по приро¬де... О страшное обещание! Ту славу, которую дал Отец Сыну, дает и нам Сын по благодати, если хотим. О благодать безмер¬ная! Ибо любовь, которой возлюбил Бог и Отец Единородного Свое¬го Сына и Бога нашего, она самая,- говорит,- и в нас будет, и Сын Божий в нас». Вся земная жизнь Христа и каждое событие ее, каждое слово, произнесенное Спасителем, каждое Его чудо и каждая притча – все это имеет абсолютное значение для жизни христианина, ибо Христос – высочайший нравственный идеал и образец, а христианин есть тот, кто не только внешне уподобляется Христу и подражает Ему, но всецело облекается во Христа и обретает ум Христов, сердце Христово и волю Христову – становится христоликой личностью. Святитель Григорий Богослов говорил, что Христос искупил грехи мира и пострадал ради нашего спасения на Кресте – заменил Собой многогрешное человечество: «За каждый наш долг Христом воздано особо... Древо за древо и руки за руку. Руки, распростертые на Кресте – за руку, дерзко простершуюся к запретному плоду. Древо Креста – за древо, от которого вкусил Адам. Желчь – за вкушение. Терновый венец – за плохое владычество. Смерть – за духовную смерть Адама». Тайна голгофского Креста – это тайна распятого Бога и Его жертвенной любви, которую не могли постичь ни иудейские мудрецы, ни эллинские философы. Добровольная искупительная жертва Иисуса Христа и Его Крест – величайшее свидетельство любви Бога к нам, «ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.;3:16). На Кресте миру открылась высочайшая тайна Божественной Любви – тайна до конца непостижимая не только для мудрецов мира сего, но и для высших Ангелов – Серафимов и Херувимов. В церковной гимнографии Крест воспевается как знамение победы Христа над смертью, Адом и дьяволом, как хранитель вселенной и орудие нашего спасения, как красота Церкви и утверждение верных, как утешение скорбящих и надежда отчаянных, как слава Ангелов и язва демонов, как знак вечного величия любви Господней. В Апокалипсисе сказано, что Христос возлюбил нас и омыл от грехов Своей святой Кровью – это таинство искупления грехов рода человеческого, которое совершилось на Голгофе, ибо как возвещается в Евангелии: «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк.;10:45). Индийский философ Махатма Ганди в книге «Моя жизнь» признавался, что не мог поверить во Христа как Сына Божиего и единственного Спасителя мира, не мог понять таинственное и чудесное значение Его голгофской жертвы как мироискупительного подвига. Для него Христос – «мученик», но не Бог, и даже не «самый совершенный человек», а Его Крест – образ лишь физических страданий и мук, в то время как мучения Христа имели не только телесный и душевный, но и духовный характер. В религиозном миросозерцании христианина Христос есть Богочеловек и Искупитель, а голгофский Крест – тайна неописуемых духовных страданий, ибо Христос, распятый на Кресте, испил чашу мировой скорби, Он объял в сердце Своем скорбь всех миров и тоску всех душ, принес жертву за все творение, внес в историю мира Божественный Смысл, а Его чудесная Любовь победила смерть чудо воскресения. По определению преподобного Иустина Поповича «смерть – верховное зло, которое синтезирует все зло; высший ужас, который вобрал в себя все ужасы; высшая трагедия, в которой собраны все трагедии. Перед этим верховным злом, перед этим верховным ужасом, перед этой верховной трагедией в бессилии и отчаянии замирает весь человеческий дух, все человечество…».  Христос пришел в мир и распятый на Кресте победил смерть, воскреснув из мертвых. Все новозаветные чудеса вмещает в себе самое радостное событие – Воскресение Христово, ибо Христос победил смерть и Ад не абстрактно и теоретически, а историческим фактом Своего воскресения из мертвых. Если бы Христос не воскрес, то или Он не был бы Богом – и тогда христианство – лжеучение, или смерть одолела Бога, и тогда для нас нет спасения. Но Христос воскрес и победил смерть, Он – истинный Бог и истинный человек, и в Нем нам дано чаяние о всеобщем воскресении мертвых, когда все мы сможем сказать вслед за пророком Осией и апостолом Павлом:  «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа? Жало же смерти – грех; а сила греха – закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!» (1Кор.;15:55–57). Святитель Иоанн Златоуст в своем «Слове на Пасху» писал, что никто из христиан не должен бояться смерти, ибо Христос воскрес и освободил нас от ее власти, умертвил Ад и низложил смерть: «Смерть! где твое жало?! Ад! где твоя победа?! Воскрес Христос, и ты низвержен! Воскрес Христос, и пали демоны! Воскрес Христос, и радуются ангелы! Воскрес Христос, и торжествует жизнь! Воскрес Христос, и никто не мертв во гробе! Ибо Христос, восстав из гроба, — первенец из умерших. Ему слава и держава во веки веков! Аминь». Когда апостол Фома вложил перста в раны воскресшего Спасителя, то он с евангельской радостью воскликнул: «Господь мой и Бог мой» (Ин. 20:28). Воскресение – это знак истинного Бога. Христос сказал апостолу Иоанну, что «имеет ключи ада и смерти» (Откр.1:18) – Спаситель был распят на Кресте, умер и воскрес из мертвых, Он – единственный Искупитель грехов, Победитель смерти и Ада. До мироискупительной жертвы Иисуса Христа на Голгофе никто из людей – ни добрые, ни злые, ни праведные, ни грешные – не могли спастись и войти в чертоги Царства Небесного, ибо они были пленниками дьявола, и их горькая и безотрадная участь – это схождение в преисподнюю. Если бы Христос не искупил грехи мира, то ни Иов, Давид и Соломон, ни Исайя, Иеремия, Иезекииль и Даниил – никто не мог бы спастись, но после Его искупительного подвига на Кресте – самым падшим грешникам открыты врата Царства Божиего, если в них найдется покаяние. Христос победил дьявола на Кресте, избавил людей от его власти, Крест стал ключом от Ада и смерти, ибо через крестную смерть на Голгофе Сын Человеческий пострадал и умер, сошел во Ад и воскрес. Христос держит ключи от смерти и Ада в Своей всемогущей деснице, Он сокрушил врата адовы и теперь каждый может спастись, если будет верен Богу – все слышавшие проповедь Христа в преисподней и откликнувшиеся на Его зов – спаслись. Никто не может умереть и попасть в Ад, если на то не будет святой воли Иисуса Христа – нашего Спасителя и Бога-Судии, и в этом великое утешение для христиан и великая мука и печаль для демонов. После Голгофы и Воскресения Христова смерть для верующих – приобретение, как писал апостол Павел, ибо смерть – это исход души из земного мира – юдоли скорбей, и грозные, таинственные и благословенные врата, ведущие навстречу с Богом. Христос вознесся на небо и отверз врата Царства Небесного, проложил единственный верный путь, ведущий нас к спасению и бесконечному духовному совершенству, возвестил, что наша отчизна на небесах, а история мира закончится пришествием Сына Божиего в Его силе и славе. Возносясь на надзвездные небеса, чтобы воссесть одесную Бога Отца и ниспослать Дух Святой, в день Пятидесятницы образовавший Новозаветную Церковь, Христос сказал: Я с вами во все дни до скончания века – до конца времен. Тайнозритель и апостол Иоанн Богослов в апокалиптическом видении созерцал, что Христос неразлучен с Церковью, Он держит в руке Своей семь звезд – семь Церквей, Вселенскую Церковь и ее пастырей, Он – истинный Божественный Свет, а она – светильник Его, указывающий всем людям и всем народам земли путь спасения. Сам Христос хранит Свою святую Церковь пребывает с ней до скончания мира, ниспосылает ей Дух Святой, а потому – Церкви не страшны никакие самые кровавые гонения и самые изощренные ереси, она и ее пастыри – в руке Господней, и в этом дивное утешение для всех христиан. По слову преподобного Симеона Нового Богослова, во Христе заключены жизнь и спасение нашей души: «Христос приходит, и пришествием Своим воскрешает мертвую душу, и дает ей жизнь, и дарует благодать видеть, как Он Сам воскресает в ней и ее воскрешает. Таков закон духовной жизни о Христе Иисусе, что Христос Господь благодатью Святого Духа приходит к нам и воскрешает умерщвленные души наши, и дает им жизнь, и дарует очи видеть Его Самого, бессмертного, нетленного, живущим в нас. Прежде же чем душа соединится с Богом, прежде чем узрит, познает и восчувствует, что воистину соединена с Ним, – она бывает совсем мертва, слепа, бесчувственна; но при всем том, что мертва, все же по естеству своему бессмертна». Целью воплощения Бога Слова было искупление грехов мира, победа над дьяволом, смерть и Адом, наше спасение и обожение. Христос не только пострадал на Кресте, сходил в преисподнюю, воскрес из мертвых и вознесся на небеса, дабы воссесть одесную Бога Отца, но и основал Церковь с семью ее таинствами, которую не одолеют врата адовы, и повелел ученикам Своим благовествовать всему миру: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк. 16:15). Святой Григорий Нисский писал, что духовно-нравственный смысл всей христианской жизни в обретении святости и уподоблении Иисусу Христу, но это возможно только через претворение Евангелия в жизнь – через церковное житие: «Как же мы делаемся – «по подобию»? Через Евангелие. Что есть Христианство? Уподобление Богу, сколько то возможно для природы человеческой. Если ты решился быть христианином, то старайся соделаться подобным Богу, облечься во Христа». Единая, святая. Апостольская и соборная Церковь есть мистическое Тело Христово, столп и утверждение Истины, прекрасная и возлюбленная невеста Небесного Жениха, она – единственные земные врата горнего Иерусалима, ибо вне Церкви нельзя спастись. Блаженный Августин в свое время говорил, что без Церкви можно верить в Бога и молиться Ему, можно исповедовать Святую Троицу и проповедовать Евангелие, но нельзя без Церкви спастись. По слову о. П. Флоренского: «Вне Церкви – нет Христа. Церковь – она именно и дала человечеству Христа». Христианская жизнь – это странничество в поисках Царства Небесного и правды его, хранение ума и сердца от страстей и лукавых помыслов, духовная борьба с демонами, путь к спасению и обожению, восхождение к вечному Богообщению, но хоть Суд в руках Божиих, достижение высочайшей цели христианской жизни во многом зависит от усилий самого человека, ибо спасение есть дело совместного творчества и сотрудничества Бога и человека, Божественной благодати и человеческой свободы. Царство Небесное не концлагерь, а всемогущий Господь никого не спасает насильно – каждому из нас Христос открыл евангельский путь спасения, ведущий в Царство Небесное, но, вместе с тем, каждый из нас обладает свободой выбора и самоопределения – сам человек решает, принять ему спасение как благословенный дар Божий и с радостью и любовью прославить Творца, отвергая все соблазны дьявола и избирая жизнь по заповедям Евангелия, или же отвергнуть Бога и встать на сторону дьявола, избирая широкий и многоскорбный путь греха, ведущий в зловещие бездны Ада. Бог есть непостижимая и неприступная Тайна всех тайн, и сотворенный по образу и подобию Божие человек есть несказанная и неизъяснимая тайна, он – загадочный иероглиф Божий, который никто из нас не сможет до конца расшифровать и разгадать – лишь через действие Всесвятого Духа Божиего мы можем познать самих себя, понять и исполнить свое предназначение, ибо только всеведущий Господь знает все тайны и только на Страшном Суде все тайное станет для нас явным.       



О чем плачут звезды?

…Ночь тихая. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит…
М.Ю. Лермонтов

                Звездное небо – это загадочная картина мироздания, изумляющая философов от Платона до Достоевского, симфония сверкающих миров, вдохновляющая всех поэтов – Данте и Байрона, Пушкина и Лермонтова, Фета и Тютчева, поэма и гимн во славу Создателя. Желая прославить Бога, христианский философ Боэций не нашел слов более сильных, чем «звездоносного мира Создатель». В Псалтыре загадочно сказано: «небеса поведают славу Божию» (Пс.18:2). Зачем Господь сотворил звездное небо, усыпанное драгоценными жемчужинами звезд и созвездий? Для того чтобы созерцая необъятную и непостижимую вселенную, сверкающую искрами ночи, человек обращал свой ум и свое сердце к Создателю мира. По церковному преданию Авраам, созерцая звездное небо, пришел к вере в единого Бога – Творца и Промыслителя вселенной. Для Платона красота звездного неба – глубоко мистична, она восхищает душу через «Божественный Эрос» к идеям Бога как вечным первообразам мира. Древние греки рассматривали астрономию как изящное искусство, а ее муза – Урания, являлась и музой философов. Для Данте, сошедшего в преисподнюю, звездное небо – символ надежды («всем на свете существам открыт путь в небеса»), а сами звезды – отблески надзвездной вышины горнего мира. В библейской книге Бытия сказано: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма» (Быт.1:31). Все сотворенное Богом – премудро и прекрасно, а звездное небо – гимн красоте Божьего мира. И Платон в диалоге «Филеб» пишет, что Бог «умно устроил зрелище мирового порядка – солнца, луны, звезд и всего круговращения небесного свода». Современный человек, опустошенный рассудком, привык считать себя властелином мира, он убежден в силе цивилизации – новой Вавилонской башни, но созерцание звездного неба пробуждает в его сердце религиозное чувство. Звездное небо пробуждает в человеческой душе ностальгию по Божественной красоте. Мещанская жизнь приковывает человека к земле, как каторжника к галере, а звездное небо освобождает его дух от житейских забот и попечений. И как не вспомнить бессмертные строки из «Божественной Комедии»: «в человека жизнь вдохновлена небесной силой, и душа в томленье стремится ввысь». Звездное небо – это книга мудрости, где каждая страница хранит бесчисленные тайны о Боге и наших душах, о любви и смерти, о жизни и ее смысле. Звезды – учителя философской мудрости и мусагеты для тех, кто задумался о смысле жизни, о тайне смерти и бессмертия. Почему наше сердце охватывает неописуемый трепет, а ум теряется в бесконечных тайнах, когда наш взор поднимается к ночному небосводу, усеянному мириадами мерцающих звезд? Почему человеческий дух – от мистически одаренного романтика Новалиса до рассудочного агностика Канта – стремится взлететь к небесным мирам? Почему в душе пробуждается чувство трагической потери – утраты крыльев, опаленных черным пламенем греха? Почему смотря на звездное небо, человек как Екклесиаст осознает, что все преходящее – «суета сует и томление духа»? Почему вся «деловая жизнь» представляется ему скитанием Одиссея по царству мертвых, а все суетные дела – сизифовым трудом? Почему Вертер – лирический герой Гете, уходя из жизни, поведал безмолвствующим звездам, а не шумному людскому обществу, о ранах и скорбях своего сердца? Почему смотря на загадочную картину звездного неба человек, начинает чувствовать себя неприкаянным скитальцем на земле или пленником, скорбящим в пещере Платона? Потому, что созерцание звездного неба – это встреча с тайной, с тем, что выше времени и пространства, выше мира и душевной скорби, выше житейской суеты и гнетущей печали.
                Я всегда любил сумерки, когда время как будто замирает, и на небе вспыхивают звезды – свечи небесного храма. Смотря на тихое мерцание звезд, хочется молчать. Звезды учат безмолвью, и тишина ночи в их таинственном сверканье, предстает как песнь о вечности – песнь без слов и без звуков, отзывающаяся в человеческом сердце тихой молитвой. Гейне утверждал, что музыка начинается там, где кончаются слова. И живая тайна религиозной веры – за гранью мира слов. В молчании дух человека ощущает присутствие Бога как дыхание вечности. Молчание – это духовная поэзия сердца и музыка молитвы, а молитва – встреча души с Богом. Звездное небо учит нас хранить молитву в уме и сердце, в памяти и на устах, чтобы она стала путеводной звездой нашей жизни. Хрустальный купол небесного свода, раскинувшись над землей, напоминает душе о том, что имя Бога – Тайна, и о Нем ничего нельзя изречь. Звездное небо – это собрание Божьих загадок и притч, книга мудрости, начертанная таинственным перстом Промыслителя на черном пергаменте вселенной, чтобы людские души возвышались в думах, молитвах и созерцаниях к духовному миру. Тайну и величие звездного неба нельзя втиснуть ни в астрономическую карту, ни в математическую формулу, ни в систему аристотелевских силлогизмов. Никто из художников не смог запечатлеть звездное небо. Где взять краски, чтобы изобразить не холодный слепок астрономической карты, а одухотворенную картину? В одной притче рассказывается, как к известному испанскому художнику пришел монах и попросил написать картину, изображающую душу человека. Художник ответил, что эта картина уже создана перстом Творца, и указал на ночной небосвод, усыпанный алмазами мерцающих созвездий. Звездное небо – это символическая картина нашего сердца, где мерцают дивными созвездиями возвышенные думы о душе и мольбы к Богу, а в неисследимых безднах таятся черные дыры – темные загадки вселенной. И как черные дыры пожирают сердцевины галактик, так и грехи пожирают человеческое сердце. Вся мировая музыка от Моцарта до трагических симфоний Бетховена и Чайковского – загадочный отзвук «музыки небесных сфер». Неслучайно у римского поэта Овидия в поэме «Метаморфозы» сказано, что боги поместили золотую кифару певца Орфея, растерзанного вакханками (символический образ духа и сердца растерзанного страстями), на небо среди созвездий – созвездие Лира со звездой Вегой. Звезды – это светоносные письмена, отблески вечности, безмолвно поющие о Боге, славящие Творца и Промыслителя вселенной. Небо смотрит на нас очами мерцающих звезд – просветов в космической бездне, ужаснувшей Паскаля. Иногда звезды срываются с ночного неба и, прорезая космическое пространство, исчезают в неизведанных далях. О чем же плачут звезды на небесах? Какую бы грустную повесть поведали они жителям нашей планеты – голубой жемчужины вселенной, если бы имели душу и умели говорить?
           Звезды на небесах плачут о людях, в круговороте земных дел и забот, забывших о неумолимой смерти, стоящей над каждым из смертных как грозная и мрачная тень Азраила. Человек живет в потоке времени, жизнь дана ему единожды – «в одну реку не войти дважды» (Гераклит), и повсюду ему встречается смерть и ее зловещие вестники – эпидемии и болезни, кровавые войны и голодомор. В душе человека воля к жизни сопряжена со страхом смерти. Смерть ужасна и бессердечна, и ничто не уйдет от ее «губящей косы». На средневековых гравюрах «Пляска смерти», этих миниатюрных галереях ужаса, смерть преследует человека как неразлучная тень и в образе скелета танцует на земле, заключая его в свои холодные объятья. Вспоминаются слова Паскаля: «ужасно чувствовать, как уносится все, чем обладаешь». И ефесский мудрец Гераклит, плакал о трагическом уделе людей, их беспечности и жестокости, бесконечной глупости и суетном коварстве. В колоритной книге о. Павла Флоренского «Столп и утверждение истины» время истолковывается как рок: «Рок, тяготеющий над нами, есть время». «Существование во времени по существу своему есть умирание…» В его декадентском акафисте «В мире» есть строки: «Хищница смерть с крылом черным, когтистая, жертву за жертвой уносит безжалостно, неумолимая». В стихотворении Державина «На смерть князя Мещерского» – в этой трагической оде и философской притче с элегическим настроением поэтически изображается смерть человека как невосполнимая потеря. В печальной и задумчивой лирике Жуковского с характерной для нее всепроникающей грустью, песней раздается мысль о том, что мертвые уходят туда, откуда нет возврата. Скорбящая лира Жуковского ставит философский вопрос о смерти и бессмертии человека, чья душа объемлет все миры. Смерть перечеркивает триумф науки и техники, ибо всякий рациональный прогресс завершается гробом. Архимандрит Рафаил Карелин справедливо заметил, что даже египетские пирамиды, и по сей день изумляющие ученых монументальностью, высокой точностью математических расчетов и глубокими астрономическими познаниями, напоминают надгробие древней цивилизации. Рационалисты верят в теорию прогресса, но весь трагический ход истории свидетельствует, что люди и в «просвещенный век» научно-технического прогресса остаются несчастными, нарастает духовная энтропия, колоссальные масштабы обретают исторические катастрофы. Человек неизлечимо болен смертью, он – смертен. На весах смерти все шедевры искусства, все достижения науки и техники – экзистенциальный нуль. Приходя в мир, человек обречен умереть. Он стоит у края могилы, вглядывается в ее мрачную бездну, таящую неисчислимое множество горьких тайн. Смерть есть самая жгучая мука и самая страшная скорбь, невыразимое горе для сердца. И ничто не утешит человека – ни чудеса науки и техники, ни венцы искусства, ни философские думы о вечном, если сердце его не воспримет благую весть о победе Христа над смертью. Христос воскрес из мертвых, Он раскрыл нам тайну спасения – бессмертия и вечной жизни. Звездное небо напоминает нам, что не в величавых столицах технократических и исполинских государств решается судьба мира, а в сокровенных тайниках человеческих сердец, где совершается незримая борьба света и тьмы, добра и зла. И если угаснет свет Божественной благодати во мраке страстей, то сердце людское станет Адом, а весь наш мир – обратится в некрополь.
                Парадоксально, но люди не помнят о смерти, они не размышляют о ее священных дарах и страшных тайнах. Где ныне найти Гамлета задумчиво вглядывающегося в зияющие глазницы черепа? Современный человек страшится смерти, он – лжец, желающий обмануть самого себя. И как здесь не воскликнуть с иудейским царем Давидом: «доколе будете любить суету и искать лжи?» (Пс.4:3). Человек хочет изгнать саму мысль о смерти из своего сознания, спрятать факт ее присутствия в мире, как скелет в шкафу, но «кто из людей жил – и не видел смерти?» (Пс.88:49). Древние стоики учили, что «время человеческой жизни миг, ее сущность – вечное течение». Римский император Марк Аврелий взывал ко всем людям: «вся жизнь – мгновенье», «постоянно думай о смерти», «думай о последнем часе». Но цивилизованный человек страшится признать, что дни земной жизни скоротечны, подобны дуновению ветра, и как Иов сказать в сердцах: «не вечно жить мне» (Иов.7:16). В философской мистерии «Каин», мрачный романтик Байрон поэтически признается, что «время беспощадно», а человек рождается, «чтоб умереть». «Я смерть узнал еще так мало, но уж страшусь… того, чего не знаю». Преподобный Исаак Сирин в «Словах подвижнических» писал, что человек страшится смерти и Страшного Суда, когда в его сердце нет еще истинной любви к Богу, ибо «любовию поглощается тот и другой страх». Звезды взывают к жителям земли: «Время жизни истекает с каждым мгновением, обратитесь к вечному – к смыслу и красоте, к любви и мудрости, к Богу». Но люди перестали слушать сердцем безмолвные песни звезд. Для них звездная скрижаль – книга с пустыми листами, чистая доска, или пергамент с необъяснимыми иероглифами. Цивилизация накладывает печать безличия на душу человека, превращает его из свободной личности с ее исканием смысла и вечности в бездушную машину, запрограммированную на офисную рутину. В эпоху технической цивилизации время катастрофически ускоряется и усиливает свой натиск на человека. Катастрофические темпы современной жизни держат человека в перманентном напряжении, вводят его в состояние стресса и истощают нервную систему. В современной цивилизации с ее «бешеным ритмом» человек остро ощущает дефицит времени. «О время!.. Откройте мне тайну времени. Время – это горькое бремя» – восклицает преподобный Иустин Попович. Время – неуловимая тайна, и о ней надо говорить на образном языке аллегорий и метафор, символов и иносказаний. Платон учил, что время – это текучий образ вечности, возникший вместе с мирозданием – отражением и тенью «идеального мира». Блаженный Августин был убежден, что время – не во внешнем аспекте – космическом и историческом, а во внутреннем – экзистенциальном аспекте, загадочно соприкасается с сокровенной глубиной нашей души: «В тебе душа моя, измеряю я время». И причина «болезни хроноса» – состояние нашей души. Протестантская этика с ее «скрытым мамонизмом» породила «дух капитализма» с его меркантильным девизом: «помни, что время – деньги». Но время – это жизненный срок, и человек призван осознать, что каждое мгновение – это бесценная жемчужина, которую надлежит вознести Богу. Все люди поклоняющиеся деньгам как «высшей ценности», «власти над миром» – продают душу демону, служат «золотому тельцу», в мистическом смысле они как Иуда предают Христа за тридцать серебряников. Но всеми деньгами мира не откупиться от смерти, всеми земными сокровищами не спасти душу, не искупить грехи и не купить свободы. «Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которое небо изливает на людей; с нею не могут сравниться никакие сокровища: ни те, что таятся в недрах земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы, так же точно, как и ради чести, можно рисковать жизнью, и, напротив того, неволя есть величайшее из всех несчастий, какие только могут случиться с человеком» («Дон Кихот. Часть II»). Звезды печальны на небесах оттого, что человек отрекся от свободы – высшей духовной ценности. Христос сказал, что свобода есть познание Истины, а Истина делает человека свободным – от страстей и пороков, от мирских сует и житейских попечений для жизни по замыслу Божиему – исполнению своего высшего предназначения. Истинная свобода – это уподобление Богу, а гедонистический культ чувственных наслаждений – ничтожное рабство у низких страстей, роковая чаша порока, на адском дне которой таится смерть. Русский философ и славянофил Серебряного века Владимир Эрн утверждал, что «смерть – это величайшее рабство». Вся жизнь человека, с ее трагическими изломами и коллизиями, напоминает мытарства истерзанного узника заключенного в темницу из жуткой новеллы Эдгара По – «Колодец и маятник». Зловещая темница похожа на склеп, в центре ее зияющая пропасть, а на потолке – грозная фигура смерти с маятником, нижний конец которого острый как бритва с каждым мгновением опускается все ближе и ближе к своей несчастной жертве. Человек приговорен к смерти, но ему дано ощущать и «дыхание жизни», тосковать по вечности, искать смысл и взывать в мольбе к Богу. Святые отцы Церкви учили хранить в уме и сердце память о смерти и молитву к Богу. Платон был убежден, что для возвышенной души объемлющей взором «все времена и все сущее» – смерть не представляется страшной. Но современный мир – бессердечен, и человек забыв о смерти, бессмысленно расходует время своей жизни. Живя плотью и страстью, он убивает свою душу, погружается в неистовый ритм мещанского общества, где нет места молитве и творчеству, умозрениям и созерцаниям. Человек, не думающий о Боге и душе, не стремящийся понять смысл жизни и тайну смерти – обкрадывает сам себя.
                Дон Кихот беседуя с Санчо о смерти, замечает, что «когда кончается жизнь, смерть у всех отбирает костюмы» – наши социальные роли, не оставляя ничего кроме души и ставя нас лицом к лицу с самими собой. Смерть как лампада Эпиктета озаряет глубочайшие тайники нашего сердца. Древние мудрецы говорили: «Если хочешь узнать человека, смотри не только на то, как он жил, но и на то, как он умирал». Смерть – это зеркало внутреннего состояния человека. На пороге смерти рефлектирующий нигилист Базаров – трагическая фигура «лишнего человека» и один из бесприютных скитальцев русской литературы, обнаруживает таящиеся в его сердце и терзающие его ум философские думы о любви и смерти, о жизни и судьбе России. Бессмертная сцена смерти Евгения Базарова – это художественный апофеоз всего драматического накала романа «Отцы и дети». Смерть дает тургеневскому герою отбросить гордую позу нигилиста и быть самим собой – романтической личностью, вечным странником и русским Гамлетом со «страстным, грешным, бунтующим сердцем», умеющим и надеяться и любить. В таинстве смерти человек глубже познает себя, узнает – верна ли была его душа Богу. И как тут не воскликнуть с философом из династии Антонинов: «поспеши смерть, чтобы мне самому не забыть о себе!». С печалью Лермонтова смотря на современное поколение, как не проникнуться скорбью Сократа, сетовавшего на то, что люди самопознанию предпочли – «скотские похоти». Платон сравнивал познание с припоминанием духовных реалий идеального мира. Но забвение смерти неизбежно связано с забвением вечности и небесных истоков человеческого бытия. Современный человек, погруженный в поток суеты, бесцельно прожигает драгоценное время земной жизни. Еще немецкий философ Кант говорил, что «самый мудрый человек тот, кого больше всего печалит потеря времени». «О, сколько времени погубили мы, прожив в нерадении! Как насмеялся над нами суетный мир! Почему, видя других подвизающихся, сами мы не подвизались? Почему слушали мы Святые Писания и смеялись, издевались над читающими их? Там Бог глаголал в Святых Своих Писаниях, и мы не внимали» – сетовал преподобный Ефрем Сирин. Время в разрыве с вечностью истребляет себя, становится смертоносным, сжимается в точку и обращается черной дырой – зияющим провалом в небытие, разверзается темной бездной, метафизической пустотой, зловещим демоническим миром, который христиане называют преисподней. Человек вместо того, чтобы обрести через любовь духовную связь с Богом, взрастил черную дыру в собственной душе – метафизический вакуум в сердце. Время страшно смертью, и все время земной жизни без Бога – преддверие Ада. Вечность без Бога – это Ад. Ад начинается еще на земле – во времени, борющемся с вечностью. Звезды с небес созерцали в веках и тысячелетиях, как возникали и рушились царства мира сего, как величавые полководцы одержимые волей к власти, вели огромные армии на кровавые побоища – жатву смерти, как скупые богачи копили земные сокровища, а те обращались властной десницей времени в прах, а царедворцы плели интриги, как ядовитые пауки плетут свои сети. И все цари с их империями, и все сокровища мира с их грандиозными хранилищами, и вся военная слава «купленная кровью» (Лермонтов) – все это было апофеозом бессмыслицы, «суетой и томлением духа», столь печалившими грустного и задумчивого старца Екклесиаста. И звезды плакали от того, что в человеческом сердце не нашлось места самому прекрасному из всех сокровищ во всех мирах и во всех веках – Богу и Его небоотверзающей любви. Звезды плачут, созерцая, как на земле бушуют войны – ужасающие гекатомбы и сатанинские пиры, где проливаются реки крови. В Священном Писании сказано: «не убей», но эта заповедь – духовно-нравственный союз Бога и человека, неустанно расторгается и между Творцом и творением трагически разверзается бездна.
                Звезды на небесах скорбят о людях, забывших о своей душе и утерявших «вечную надежду» – Бога. Эллинский мудрец Сократ призывал: «человек познай самого себя». В Псалмах сказано: «что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» (Пс.8:5). Лермонтов в гениальном романе «Герой нашего времени», напоминающем философскую притчу, поставил таинственную и трагическую историю человеческой души превыше истории стран и народов, но кто из нас столь углубился в себя и проник в сокровенные глубины своей души как Печорин? Человек – загадочное создание, существующее на грани двух миров – духовного и материального. Человек – образ Божий, он духовно близок Творцу мира и причастен Божественному Логосу, но он же – сотворен из персти праха. В державинской оде «Бог» человек наречен «связью миров повсюду сущих». У человека могучий и неистребимый дух, но плоть его «в прахе истлевает». Он велик и ничтожен, одарен свободой духа, а душа его – через грехопадение стала пленницей страстей. Человек – противоречивое и странное существо, былинка во вселенной, но его душа объемлет целые миры. Духовный мир каждого человека неисчерпаем в своей сокровенной глубине. Человек – это песчинка среди звезд, но в сравнении с его бессмертной душой все бескрайние галактики – пылинки. Он вечный странник, ищущий ответ на философский вопрос: «зачем я живу?». Он чувствует себя – то царем, перед которым меркнет величие Соломона, то ничтожным рабом, гребущим на галерах. Чем больше человек живет духовной жизнью, тем свободнее он становится. В человеке есть колоссальный порыв к свободе, но он так низко пал, что стал рабом мира, и в Бога верует как раб и наемник, а не как свободный и любящий сын. Парадоксально, что человек ищущий свободу, даже идею Бога превратил в апологию рабства. Все в человеке – тайна и парадокс: он свободен как надмирное создание с образом Божиим, и обременен заботами о «хлебе насущном», тоскует и скорбит, а над его челом занесен неотразимый меч смерти. Религиозный философ В.С. Соловьев писал о парадоксе человека – он способен нравственно и интеллектуально пасть до червя и духовно возрасти до Серафима. Человек живет жизнью червя и ползает во прахе, но в его груди бьется богоподобное сердце. Он ищет счастье на земле, отправляется в космическую одиссею за тысячи световых лет от дома, но обречен повсюду находить – печоринскую печаль и байроническое разочарование. Человек желает обрести себя, но обрести себя – значит найти Бога умом и сердцем. Данте прозорливо подметил: «где Бога нет – там счастья не бывает». Все счастье человеческой души в Боге. Духовная жизнь – это пробуждение ума и сердца к молитве, обращение человеческого духа к Богу, но кто из людей претворил в жизнь заповеди Евангелия? Звезды плачут на небесах, потому что не видят богоищущих душ на земле. Где в земном мире – этой «юдоли скорби» найти Иова, так возлюбившего Бога, что потеря благодати и разлучение с Ним – страшные муки Богооставленности, воспринимаются им как адские муки? Где обрести столь же глубокую мудрость, как та, что изложена в притчах царя Соломона? Где найти столь же сердечные и проникновенные мольбы, как те, что хранит в себе Псалтырь? Где узреть любовь, столь же сильную и пламенную, как ту, что являет прекрасная Суламита из Песни Песней – загадочный образ души, возлюбившей Христа – Небесного Жениха? Где уединен инок, чье сердце бьется с «молитвенным размышлением» о Боге? Где найти душу столь же озаренную огненной любовью – небесным пламенем Святого Духа, как души библейских пророков и апостолов? Где же истинные философы обретающие мудрость в изучении Священного Писания? Где наследники великих богословов – Дионисия Ареопагита, Иоанна Дамаскина и Максима Исповедника? Где таится человек, столь же праведный как Лот, который живя в Содоме – городе грехов и пороков, с душевной болью смотрел на разврат его жителей, но никого не осуждал и молился за всех, отвечая добром на зло? Из библейских книг нам известно, что придет время и солнце померкнет, и звезды падут, и небеса совьются в свиток. И наше сердце ищет Того, пред Кем песчинки все светила, и Кто обитает «по ту сторону звезд». Полемизируя с «Тимеем» Платона, Данте в «Божественной Комедии», мудро настаивал, что душа призвана вернуться не к звездным сферам, а к живому Богу. Немецкий философ Якоб Беме, сравниваемый Гегелем с Ариэлем заточенным в трещине дуба из «Бури» Шекспира, с присущим ему темным языком, исполненным поэтической образностью и философской глубиной писал: «Где хочешь ты искать Бога в глубине над звездами? Ты не найдешь Его там; ищи Его в своем сердце, в центре рождения твоей жизни, там ты найдешь Его». Не превыше ли Создатель звездного мира? Не Он ли Вседержитель, что «скажет солнцу – и не взойдет, и на звезды налагает печать»? Не в Боге ли ищет успокоение наше сердце, которое не может обрести его и в созерцании звездного неба? Разве над мертвыми не сотворил Христос чудо? Разве Он на Голгофе и во гробе не явил победу над смертью, не искупил грехи мира, не разрешил гордиев узел вселенской скорби? Без живой веры во Христа жизнь обращается в бессмыслицу. Но метафизический трагизм нашей эпохи – в утрате веры, о чем на Западе столь некогда страдали Новалис, Паскаль и Кьеркегор, а у нас в России – Достоевский и Тютчев. Атеизм во всех его культурно-исторических формах – это мефистофельская философия отчаяния и самоубийство души: все души мертвы без Бога. А потому не спрашивай – о чем плачут звезды на небесах, ведь они плачут о нас и наших душах…



Эпоха поруганных идеалов

Я неисправимый идеалист; я ищу святынь,
я люблю их, мое сердце их жаждет, потому что
я так создан, что не могу жить без святынь…
Ф.М. Достоевский

Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…
Он к свету рвется из ночной тени
И. свет обретши, ропщет и бунтует.

Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит…
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры… но о ней не просит…

Не скажет век, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит перед замкнутой дверью:
«Впусти меня! – Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..
Ф.И. Тютчев

                Наше историческое время апокалиптическое, мы живем в эпоху великого хаоса и смуты, которую предрекали  библейские пророки и святые отцы Церкви, предостерегавшие, что наступит время, кода многие люди обезумят и назовут свет – тьмой, а тьму – светом, в сердцах их оскудеет любовь, они станут особенно циничны и расчетливы, а человек совестливый, идеалист, верный Богу и  имеющий святые идеалы, будет именоваться сумасшедшим. В наши дни много говорят о «столкновении цивилизаций» и «новой реальности», о том, что грядет изменение существующего миропорядка и наступает очередной эпохальный момент всемирной истории, ее «роковые минуты», когда происходит «великий водораздел» времен и, быть может, нас ожидает столь же величайшее изменение, предсказанное Леонтьевым, Шпенглером, Бердяевым и Флоровским, как переход от античности к Средним векам, ведь мы вступаем в век кризиса, в новую историческую эпоху – изменчивую и непредсказуемую, критическую и катастрофическую, и нас ожидает обострение всех неразрешенных конфликтов, противоречий и напряженностей – социальных и экономических, политических и духовных, цивилизационных. В наши время развенчивается оптимистическая вера в торжество прогресса, возрастают пессимистические настроения и усиливаются апокалиптические предчувствия, ожидания и страхи, с новой силой открывается трагизм существования человека, горькое чувство его потерянности перед лицом исторических потрясений,  но вместе с тем, рокот наступающей эпохи побуждает людей, забывших о Боге и отрекшихся от всех святынь, задуматься о своей жизни, решиться на переоценку ценностей, на поиск Истины и смысла своего существования. Многие эксперты – ученые и философы, культурологи и богословы – определяют современную эпоху как «постхристианский мир», цивилизацию, отпавшую от христианства, с горечью констатируя, что  «мы живем на развалинах цивилизаций, надежд, систем и душ», а потому наиболее духовно зоркие подвижники Церкви, имеющие херувимскую проницательность – такие как преподобный Силуан Афонский, плакали за весь мир и молились о том, чтобы минули страшные и искусительные времена апостасии и люди познали Бога, как ветхозаветный пророк Иеремия плакал на руинах Иерусалима и молился Богу о поруганном и страждущем народе, надеясь на милосердие Божие, которое не истощается, но «обновляется каждое утро» – неизменна, как верное сердце Господне, благое ко всем надеющимся на Него. Исторические потрясения отрезвляют людей и побуждают их обратиться к библейскому пониманию истории. Если мы раскроем и внимательно прочтем Апокалипсис, то увидим, что история мира – это не мирный и поступательный прогресс, а цепь нарастающих катастроф, но вместе с тем, история есть осмысленный и целеустремленной процесс, имеющий начало – акт сотворения Богом Ангелов, мира и человека, и конец – эсхатологическое завершение, Суд Божий, окончательное разделение света и тьмы, пшеницы и плевел, вселенское преображение мира – новое небо и новая земля, Царство Небесное. Со времен крестной жертвы Христа, Его Воскресения и Вознесения, образования Новозаветной Церкви и апостольской проповеди, обращенной ко всем народам земли, мы живем в апокалиптическую эпоху – вектор истории направлен к ее эсхатологическому концу, но нам не дано знать тайну времен и сроков и бессмысленно гадать о часе конца мира, куда душеполезней помнить о своей смерти и посмертном Суде Божием – о «личном Апокалипсисе», который не избежит никто из живущих на земле, в какую бы эпоху он не жил. Как рассудительно замечает архимандрит Рафаил Карелин: «Люди потеряют любовь друг к другу, они станут эмоционально холодными и безразличными к самым близким и родным. И в этой «пустыне духа», среди городов, сверкающих стеклом и сталью, в ослепительном свете электричества и блеска реклам, духовно одичавшее человечество изживает само себя. Признаки последнего времени уже существуют, они нарастают и сгущаются, но когда настанет конец мировой истории – это знает только Господь. Все человеческие предположения о времени и сроках конца мира, как правило, не сбывались». Мы стоим на перепутье истории и сейчас определяется вектор дальнейшего исторического пути всего человечества, а наш мир и все существующие социокультурные миры – «цивилизации» – проходят через «апокалиптическое испытание» внутри истории – ныне наступает не эсхатологический конец времен, предреченный в грозных, величественных и таинственных стихах Апокалипсиса апостола и тайнозрителя Иоанна Богослова, а конец прежней исторической эпохи и крушение былого миропорядка с его идолами и кумирами. Наш двадцать первый век – время бурного развития науки и техники, невиданных открытий и изобретений, но в то же время, наш век – это век эффектной пустоты, время глубокого духовного кризиса и нравственного упадка, эпоха поругания идеалов и святынь, век «смертной тоски», страшной болезни духа и утраты веры, торжества царства всеобщей низости и разлагающего душу цинизма, когда на статус нормы в жизни человека и общества, в нравах и искусстве открыто, агрессивно и успешно претендует низость, цинизм и бесчестье, и попирается все священное. Нет более среди нас достойных властителей дум – пророков и гениальных мудрецов, великих писателей и поэтов как Иов, Исайя и Даниил, Данте и Шекспир, Достоевский, Лермонтов и Бердяев, а проповедь великих светочей Церкви, таких как старец Иоанн Крестьянкин, чья проповедь, воспламеняющая сердца христиан и зовущая к верности Христу в век апостасии, встречается равнодушием со стороны людей, утративших способность различать добро и зло, правду и ложь. В наше время высокая духовная культура, некогда блистательная и великая, напоминает сломанную скрипку, чей аккорд еще звучит, но с годами становится все тише. Мелочная мещанская среда, далекая от религиозной и культурной жизни, порождает лишь духовно измельчавших – «одномерных людей», не имеющих духовных устремлений, не читающих Гомера и Эсхила, не внимающих поучениям мудрецов и прозрениям поэтов, не раскрывающих Библию и не молящихся, людей, чьи сердца не замирают в священном трепете во время Божественной Литургии, совершающейся во храме, людей, не имеющих святынь и идеалов, но живущих лишь земными расчетами и низкими страстями. Мир не понимает высокие порывы души, не восхищается любовью и красотой, но как сказал Шекспир – воздает почести богоотступникам и сребролюбцам, избравшим служение не Богу, а мамоне, глумится над искусством, верой и благочестием. Все высокие духовные искания циничный суд глупцов встречает презрительной насмешкой. Как и в прежние века, людей, более манят мимолетные кумиры – успех, наслаждения, слава, власть и богатство, а не стремление познать себя, понять смысл жизни и вознести душу к Богу, обрести святыню и духовно возродиться – начать жить новой, святой, безгрешной и духовной жизнью во Христе через исполнение Его заповедей, через веру, действующую любовью.
                В основе современной исторической драмы лежит духовный кризис, а его сущность – апостасия, отступление от Христа и Его святой Церкви, грех богоотступничества, ибо наш век – это век неверия и лжеверия, век ложных знамен и идолопоклонства, оборачивающийся неуверенностью, страхом и отчаяниям обезбоженных масс при первом всемирном и тяжелом историческом испытании. Как замечает богослов Г. Флоровский, «цивилизации приходит в упадок тогда, когда породив¬ший ее творческий импульс теряет свою силу и непосредствен¬ность», а в случаи России и западного мира, таковой силой и таковым творческим импульсом является христианство. Современные люди постоянно спешат и суетятся, их интересы – сугубо материалистичны и меркантильны, они разучились философствовать и молиться, они борются друг с другом и словно разучились любить и прощать, отвергли идеалы и воздают почести идолам, возводят Вивилонскую башню технотронной цивилизации, забыв, что посреди вселенной стоит Крест Христа Спасителя. Научные знания о мире и технические изобретения относятся скорее к понятию цивилизации, чем культуры. Еще культуролог и философ Шпенглер в книге «Закат Европы» предрек, что фаустовская культура, оторванная от христианских истоков, роковым образом переходит в цивилизацию – смертельный фатум европейской культуры, исторический симптом ее кризиса и смерти. Наука и техника может служить как добру, так и злу – и человек призван осмыслить феномен технического прогресса, чтобы избежать его трагических последствий. Технический прогресс – это прогресс технологий и изобретательности, а не морали и духовности, прогресс машины, а не личности. Цивилизованный человек, прельщенный чудесами науки и техносферы, как Фауст у Гете вопрошает: «не бог ли я?» Но техногенные катастрофы отрезвляют его: «Да, отрезвился я – не равен  богам! Пора сказать «прости» безумным тем мечтам! Во прахе я лежу, как жалкий червь…». Мир уверовал в чудеса техники, а человек возлюбил научно-технический прогресс – это детище рассудка и науки, и отдал ему, а не Богу свое сердце. Происходит процесс дегуманизации – человек стал пленником прогресса и рабом машины, что пророчески предсказал Бердяев, а в нашей цивилизации воцарилось бездушно-утилитарное отношение к миру. Человек стал мыслиться, как инструмент, обслуживающий техносферу. Техника рационализирует человеческую жизнь, ведет к трагической потере духовности, к параличу сердца и совести, к апофеозу сциентистского цинизма и прагматизма. Как оценить бурное развитие техники как прогресс, а не катастрофу, если в культуре становятся невозможны – Эсхил, Бетховен, Данте и Шекспир? Человек возлюбил машину, а не Бога – и в этом трагедия нашего века. Машина не может любить и отличительная черта века машин – бессердечность и душевное опустошение. Человек, снабженный средствами технической цивилизации, чувствует себя господином вселенной, но сам превращается в бездушный автомат. Христианство призывает к любви и созерцает в мире – храм и творение Божие, а в техническом социуме – на все смотрят как на инструмент. Природа не храм, а мастерская. В техническом мире ощущается оскудение любви, что служит признаком приближения грядущих катастроф. В христианстве человек – образ и подобие Бога, а в современном мире, он все более утрачивает человечность и становится подобен не Творцу, а машине – бездушному механизму и ее программе. Немецкий философ Лейбниц мечтал создать машину, которая бы думала и принимала решения за человека, но изобретение «компьютера моральности» – истребило бы в человеке нравственное сознание и мыслящий дух, превратило бы его в бездушный автомат. Испанский философ Ортега-и-Гассет предрекал, что грядет «трагически нефилософичная эпоха», когда люди разучатся мыслить, утратят свободу и станут, как машины решать задачи – научные, технические, бытовые. Технократическая цивилизация – это холодный мир абсурда, где человек ощущает себя потерянным существом в чуждом и бездушном мире, жалким и незначительным винтиком в громадной машине общества, государства и мироздания. Технический прогресс – необратимое явление, его невозможно повернуть вспять, но, не отрицая научных открытий и техники, нам надо ими «духовно овладеть» и сохранить христианскую веру. Научно-технический прогресс призван служить духовным целям и ценностям, а без «духовного овладения» техника истребляет духовную жизнь, обезличивает человека и ставит мир на грань тотальной катастрофы. Когда христианский философ пишет о кризисе культуры, то он имеет ввиду Суд Божий над культурой в истории – суд с позиции правды Божьей, изложенной в святом Евангелии, над господствующей системой ценностей, над современными представлениями о добре и зле, о прекрасном, истинном и должном, над манерами и нравами людей, их политическими  и социальными воззрениями,  наукой, философией и искусством. Культура – это область человеческого творчества: науки, философии и искусства; это язык и своеобразие нации, этические нормы и историческая память. Ю.М. Лотман заметил, что понятие «культура» «очень емкое: включает в себя и нравственность, и весь круг идей, и творчество человека». Культура – это духовные ценности, образование и философия, а цивилизация – это техника, хозяйство и политическая жизнь общества. По определению Зиммеля культура – это сфера духовности, свободы и творчества, а цивилизация – сфера утилитарно-техническая. Культура произошла из религиозного культа, ее истоки – сакральны. В культуре есть религиозная глубина и духовная тоска по Богу, а ее характер – символичен, ибо вещь в мире культуры емка по смыслу. Цивилизация опирается на науку и технику, а не на дух и религиозность, ее истоки – мирские. Русские религиозные философы – любомудр Одоевский, славянофилы Хомяков и Киреевский, Достоевский и Леонтьев с грустью философов и прозорливостью поэтов предчувствовали апокалипсис европейской – «фаустовской культуры», пророчески предрекая, что в разрыве с религией, культура утрачивает духовные сил, вырождаясь в бездушно-утилитарную цивилизацию. Духовный упадок всегда предше-ствует трагическим событиям истории.
                Как христианский философ я убежден, что нет ничего превыше познания Истины и любви к Богу. Но с неисцелимой грустью на сердце я понимаю, что люди в наш век апостасии не любит Бога, и не ищут Истину. Вопрос о бытии Бога – это вопрос о смысле жизни, о назначении человека, о его смерти и бессмертии. Если Бог есть, то жизнь имеет смысл и человек – венец творения, а его цель – духовное преображение через исполнение евангельских заповедей. Но если Бога нет, то жизнь бессмысленна, а человек – выброшен в мир абсурда как несчастные герои романов Кафки. Духовное общение с Богом обретается в молитве, а она – сокровенна. Но много ли времени современный человек отдает молитве и разве не разрывается его сердце между Богом и суетой мира? В эпоху технократической цивилизации время катастрофически ускоряет темп, жизнь механизируется, и человек живет так, будто Бог, душа и вечность – это ничего незначащие слова. Человек превращается из духовной и творческой личности в винтик. Но где же искать надежду и силы для духовного возрождения? Искать их надо в христианской вере и жизни Церкви, в притчах Соломона и мольбах Иова, в безмолвии монастырей, напоенных благодатью, в духовной мудрости святых – от апостолов, возвестивших по всей земле об искуплении грехов и победе Христа над смертью, до преподобного Силуана Афонского, молящегося за всех живых, усопших и еще не рожденных. В Псалтыре сказано, что «Слово Божие – светильник», позволяющий видеть верный путь к Богу во тьме нашего мира, лежащего во зле. И дух человека – светильник Господень, он предназначен быть вместилищем Божественного Света, а человек призван уподобиться Богу через исполнение заповедей, совлечь с себя «ветхого человека» – символ греховности, обновиться духовно, очистить сердце и облечься в любовь, ибо любовь – венец совершенства. Иисус Христос призывает нас собирать сокровища не на земле, а на небе, обратить сердца наши к горнему – к Царству Небесному, которое Он уподобляет драгоценной жемчужине. Проповеди и притчи Спасителя открывают нам высочайшие истины, указывают путь к Всевышнему, светят всему миру и зажигают наши сердца огнем любви к Богу и всем Его творениям. Когда Адам нарушил заповедь и ослушался Бога, прельстившись словами Евы, как она соблазнилась речью демона, то он попрал любовь к Богу и разрушил духовную связь с Творцом в сердце своем, безумно пожелал скрыться от Всевидящего и Вездесущего. Когда Каин убил брата своего Авеля, он совершил величайший грех – отверг любовь к ближнему. Господь возвещает Свой Суд человеку через совесть. Человек есть существо совестливое, совесть есть образ Божий в человеке, ее основная черта – бескорыстный характер, она не преследует никаких утилитарных интересов, являясь нелицеприятным наблюдателем и судьей наших мыслей и желаний, чувств, речей и поступков, совесть – нравственный закон, начертанный Богом на скрижалях сердца людей, она – посредница между Богом и человеком, восприемница гласа Божьего, «змея сердечных угрызений», как ее поэтически охарактеризовал А.С. Пушкин, разоблачающий зло и ложь, лицемерие и фальшь, предостерегающий от злодеяний и согрешений, призывающий к добродетели и благочестию, к покаянию и молитве, к святости и обращению к Богу. Совесть – это Херувим с огненным мечом, охраняющий врата Царства Небесного. По слову русского философа С.А. Левицкого совесть дана человеку, чтобы выстроить верную иерархию ценностей, и если с отвержением Бога наша совесть атрофируется, то совесть, вдохновляемая Божественным Откровением – ясно различает добро и зло: «Вообще установление объективной иерархии ценностей есть, в сущности, сверхчеловеческая задача. Она была бы посильна лишь Богу. Искажения иерархии ценностей неизбежны в условиях нашего падшего мира. Но это не освобождает человека от нравственного и религиозного долга сообразоваться с объективной иерархией ценностей. Ибо в человеке есть живой орган познания абсолютных ценностей – совесть. «Совесть без Бога ест ужас», но совесть, вдохновляемая Божественным Откровением, есть подлинный орган познания добра и зла». Каждый человек есть уникальная личность, его нельзя использовать как средство – это безнравственно, наша личность самоценна, все мы сотворены по образу и подобию Бога, ради каждого из нас Христос пролил Свою святую кровь на Голгофе, но в то же время существуют сверхличностные ценности – Истина, Добро и Красота. «Христианская религия не исчерпывается моралью, ибо религия есть нечто большее, но христианская религия не может существовать без морали» – писал святитель Лука Крымский. Нравственная жизнь начинается с покаяния – высшего и грозного суда совести над душой, таинственного прообраза Страшного Суда. Как мученик и пророк Иоанн Креститель – предтеча Иисуса Христа, так и покаяние – предтеча Страшного Суда. Покаяние – это акт любви к Богу, врата в Царство Небесное, а нераскаянное сердце – это дверь, закрытая перед любовью Божией. По блестящему изречению философа Николая Бердяева не «моральный закон» Канта, а евангельский лик Христа – путеводитель совести. Русский мыслитель Иван Ильин справедливо утверждал, что совесть присуща всем людям – все мы сотворены по образу Божиему, имеем способность различать добро и зло, но есть люди, не внимающие голосу совести – их именуют бессовестными, сожженными в совести своей, они носят в душе своей мертвую и безжизненную пустыню, как сказано в стихах Псалтыря, не сверяют жизнь свою с евангельским образом Христа Спасителя, но и они, как бесы, вострепещут пред тайной последнего Божьего Суда и познают весь ужас невыносимой адской муки, если не раскаются в своих согрешениях. В сердце находится седалище совести – «сердце наше осуждает нас» (1 Ин.3:20). Сердце – это сокровенное «место» встречи с Богом – всякая подлинная молитва исходит из самых сокровенных глубин сердца, но человек может отвергнуть суд сердца и укоры совести, стать бессердечным – потерять умение любить и прощать, молиться и каяться. Человек сотворен Богом как дух, душа и тело, и убить человека – значит отрицать его духовное достоинство и сокровенную сущность – бессмертный дух, осквернить храм Святого Духа, ведь человек есть храм Божий, не чтить образ Творца в нем, считать его – ничтожеством. Христос пришел в мир, чтобы искупить грехи рода человеческого, научить людей любить Бога, ближних и врагов, благословлять проклинающих, молиться за гонителей. Премудрые речи Христа Спасителя и Его притчи – загадочны и метафоричны, и глубоко символично, что Нагорная проповедь произносится Им с горы. Восхождение Христа на гору – символ духовной высоты Его проповеди и того, что Его учение – не от земных преданий и помышления человеческого, а Божественное Откровение, сходящее к миру от Бога, как в конце времен горний Иерусалим сойдет на новую землю – вот почему приблизилось Царство Небесное. Господь пришел соединить людей любовью к Богу и друг к другу, ведь любовь – это пребывание в Боге и жизнь вечная, и Церковь Его – Богочеловечество, ибо в Церкви мистически возобновляется диалог между Творцом и творением.
                Почему наш мир не принял Спасителя, пророки были побиваемы камнями и гонимы, а апостолы принимали мученическую смерть за исповедание веры во Христа распятого и воскресшего? Христос сказал о Себе: «Я – Свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин.8:12). Апостол Иоанн Богослов возвещал, что пребывающий в свете – любит Бога и ближнего, а живущий во грехах – ходит во тьме. Бог есть Свет и Жизнь, Он – Любовь и в Нем нет никакой тьмы – греха, зла и смерти; «Свет пришел в мир, но люди боле возлюбили тьму, нежели Свет, потому что дела их были злы» (Ин.3:19). Христос есть Спаситель мира, Он – истинный Мессия и Богочеловек, пришедший спасти человека от смерти, дьявола и Ада, даровать ему вечную жизнь, но люди возненавидели Сына Божиего и распяли Его на Кресте, гнали Его учеников. В Новом Завете провозглашается страшная и трагическая истина – мир лежит во зле, мученическая смерть Христа на Голгофе неотразимо свидетельствует – дела мира злы. Апостолы благовествовали о том, что Христос воскрес из мертвых, «расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его» (Деян. 2:24), но наш мир не принимает благую весть о Боговоплощении, искуплении грехов и Воскресении Христовом – победе над смертью и Адом. Вся цивилизация современного мира, ее культура и философия, наука и этика – все таит в себе роковую тайну – арианство. Церковь назвала Ария – «вторым Иудой», он отрицал Божественность Христа, Его искупительный подвиг и воскресение из мертвых, а современные ариане низвели Спасителя до человека. Многие представители интеллигенции, прельщенные кантовской «религией в границах только чистого разума», не понимая, что роль разума быть послушником веры, а не судьей Божественного Откровения, полагают, будто Христос – иудейский мудрец, странствующий философ и моралист, но не Бог вочеловечившийся. Арианство – это душа современной цивилизации, в нем тайна атеизма и гуманизма, где не Богочеловек, а человек стал мерой всех вещей. Но если Бога нет, то в мире нет и Божьих тайн, а потому человек сведен вульгарным арианством наших дней до «одномерного существа», из него изгнано все вечное и бессмертное, духовное и небесное, а он сам по слову преподобного Иустина Поповича «замурован во временное и преходящее», где невозможно обрести высший смысл жизни. Жизнь без Христа превращает мир из храма Божиего в сумасшедший дом, в насмешку дьявола, в дом плача, где царствует зло, а бесчисленное множество душ погибают в водовороте греха. Жизнь – это пространство самоопределения и нравственного выбора человека, она – бесценная жемчужина и таинственная картина, где есть место и тихой молитве, нечаянной радости и неожиданной грусти, слезам печали и умиления, вдохновению и искушениям, творчеству и подвигам, н самое главное, что каждый день должен быть для человека ступенью, ведущей от земли к небесам, если же жизнь потеряет небесный вектор, то она обеднеет и опошлятся, станет невыносимо скучна, обыденна и прозаична, измельчает и погибнет в суете, как корабль, затонувший в пучине разъяренного океана. Жизнь без Бога – это Ад на земле, а сердце без любви – заброшенное кладбище, пустыня смерти. Если земное странствование бессмысленно и жизнь навсегда обрывается смерть – если нет бессмертия души и всеобщего воскресения мертвых, нет Божьего Суда, восстанавливающего справедливость и мировую гармонию, купленную драгоценной ценой – святой кровью Христа Богочеловека, но жизнь со всеми ее горестями и надеждами, печалями и радостями, страстями и молитвами, мечтами и думами – это «дар напрасный, дар случайный». Но если есть Бог и Его всеправедный Суд, если душа бессмертна и все усопшие воскреснут в конце времен, то жизнь имеет смысл и достойна того, чтобы быть прожитой. Жизнь – это собрание Божьих притч и тайн, и со всех сторон человек окружен бесчисленным множеством тайн – тайной жизни и тайной смерти, тайной свободы и тайной греха, тайной любви и тайной красоты, тайной времени и тайной вечности, тайной добра и тайной зла. Таинственность Божьего мира бесконечна, и каждая даже мельчайшая тайна подобна бездне, она возводит мысль и дух человека к бесконечной и вселенской тайне. В Священном Писании трагедия несчастного праведника и мудреца Иова предстает как одна из сокровенных тайн неба и земли, один из рационально неразрешимых парадоксов в венце Божественных тайн. Столкнувшись с одной тайной, человек, подобно библейским мудрецам Иову, Давиду и Соломону, сталкивается со всеми тайнами Божьего мира, ибо все загадки и все тайны бытия, связаны между собой как страницы одной бесконечно загадочной книги, и в сердцевине всех тайн ее премудрый Творец – Бог. Наш мир бесконечно таинственен, но и сам человек – это еще более неизъяснимая и великая тайна, ведь бессмертная душа его – средоточие всего таинственного, в сердце его сходятся все тайны Божьего мира, и ум его ищет разгадки всех вековечных проблем, и от решения их зависит судьба человека – временная и вечная.
                Человек – это самое загадочное и трагическое создание, он стоит на грани двух миров – духовного и материального, и будто соткан из противоположностей: смертен и бессмертен, велик и ничтожен, прекрасен и безобразен, обладает грандиозной свободой духа, и в то же время – раб страстей, мельчайшая песчинка во вселенной, но душа его больше вселенной и сердце его объяло мировую скорбь – скорбь от осознания собственной греховности и конечности земного существования, скорбь от осознания, что страдания как тень неразлучны с земной жизнью, и вселенскую тоску – тоску о Боге, о вечности и небе, о потерянном Эдеме, тоску царя потерявшего свое царство и свое царское величие, ставшего узником, томящимся в темнице и приговоренным к смерти. Наша душа бесконечно таинственна – сотворенная по образу и подобию Божиему, нерукотворная икона Творца, хранящая отблеск Божественного Света и одаренная драгоценным даром – свободой воли, она христианка по природе, но язычника по грехам и страстям, ибо грех обезображивает душу, уподобляет ее демону, делает из прекрасной невесты Христовой блудницу. Бесценный алмаз для Бога – ради нее Господь сотворил мир и пролил  Свою святую Кровь на Голгофе, явив Свою великую любовь, душа наша напоминает дивную звезду, падшую с неба, Ангела облеченного в бренную ризу смертной плоти. Человек сотворен по образу и подобию Божиему, его тело – храм, скиния и келья, где бессмертная душа воздыхает по Богу и устремляется к Нему в молитве. Для христианина молитва – это высочайшее искусство и небесная философия, в молитве выражается любовь человека к Богу, ближним и даже врагам – такова молитва распятого на Кресте Богочеловека Иисуса Христа и первомученика Стефана. Духовная жизнь есть искусство молитвы, ибо молитва – это дыхание жизни для человека, все христианские добродетели – вера, надежда и любовь живут молитвой, она – обращает ум и сердце к Творцу и горнему миру, а сущность и смысл молитвы – таинство Богообщения. Без молитвы наша душа – это орел со сломанными крыльями, неспособный вознестись к небесам. Человек сотворен по образу Бога, он подобен предвечному Творцу своему – Божественному Первообразу, его дух бессмертен, личность богообразна, а свобода богоподобна. Человек есть образ Божий или как писали премудрые отцы Церкви – «тень Божия на земле», его свобода грандиозна и безмерна, он может уподобиться Богу, но может и отвергнуть своего Творца, а значит в свободе заключено Божественное величие человека, и в то же время она возлагает на него великую нравственную ответственность, ибо он может сознательно уподобиться дьяволу и добровольно избрать смерть, грех и преисподнюю. Наша личность и свобода от Бога, а грех от дьявола, ибо грех есть вражда с Богом, вероломное предательство своего Творца, отречение от Спасителя. Грех есть безумие, грех противен Божественному Логосу. Грех есть беззаконие, грех – это нарушение святой воли Всевышнего. Грех есть безобразие, через грех человек помрачает в себе образ Божий, убивает свою бессмертную душу – отпадение от Бога – Жизни и Света, есть духовная смерть для души – отпадение во тьму кромешную. Грех есть путь в преисподнюю, через грех смерть пришла в мир. Грех есть богоотступничество, а его роковая сущность– уподобление дьяволу. В этом – вся тайна и вся горечь греха, вся его сила, власть и ужас, ведь нераскаянный грех уготовляет человеку Ад. Только безграничная любовь Божия искупила грехи рода человеческого. Только евангельский Богочеловек Иисус Христос истинный Спаситель мира, Он есть Слово Божие ставшее плотью, Бог вочеловечившийся, чтобы победить смерть и Ад, освободить человека от рабства греху, даровать ему высочайшую свободу, а высшая свобода есть таинственная и вечная жизнь Божества, и возвестить человеку его истинное предназначение – обожение, ибо каждый из нас призван стать сыном Всевышнего.
                Человек – образ и подобие Божие, а не песчинка, затерянная в бескрайнем космосе. Человек создан Богом для вечной жизни, и хоть после грехопадение Адама он сделался смертным, но его бессмертная душа никогда не сможет обрести счастье в земном мире, ведь она – наследница небес. Каждый человек видит вокруг себя грозные картины смерти и в сердце его закрадывается мысль о ее неизбежном приходе. В Священном Писании смертью именуется исшествие души из тела – бренная плоть обречена истлеть в гробу, возвратится в землю – прах к праху, но бессмертный дух возвратится к Богу, и более того, и в Ветхом Завете и в Новом Завете сказано о всеобщем воскресении из мертвых, ибо не только бессмертный дух и душа человека, но и его бренное тело призвано унаследовать вечность и стать небесным жилищем. Без веры в Воскресение Христово – победу над смертью и Адом, евангельская этика оборачивается бессмыслицей, а христианская вера – абсурдом, ибо если Христос не воскрес, то Он не Богочеловек, грехи наши не искуплены, смерть и преисподняя не побеждены, мир не спасен и жизнь бессмысленна. Наш мир лежит во зле, а наша жизнь полна страданий, но если есть Бог и душа бессмертна, если Христос искупил грехи мира, то жизнь человек и история мира имеют смысл. Христос есть Божественный Логос, Он – Божественная Истина и высший Смысл жизни, в Нем миру явлена единственная теодицея – оправдание Бога, антроподицея – оправдание человека, и космодицея – оправдание мира. Тайна человека заключается в богообразии его существа. Человек может забыть свое Божественное происхождение, но его сердце – поле битвы между Богом и дьяволом, он ощущает трагизм земного бытия и задумывается о смысле жизни: «Зачем мне дана жизнь, для чего я живу и для какой цели родился?» Душа его – звезда, упавшая с небес, ее не могут удовлетворить эфемерные блага земного мира, и хоть человек стал узником пространства и времени, сердце его бьется с тоской по небу – духовному миру, ищет не одни чувственные наслаждения, но и вечную и небесную красоту. С религиозной точки зрения искание красоты порождено воспоминанием о потерянном Рае. Человек живет в земном мире, где царят время и смерть, но душа его принадлежит небу и вечности, и нигде не обретет она счастье, если не обратится к Богу, ибо только бесконечная любовь Божества может наполнить бездну человеческого сердца. Древнеиудейский царь и пророк Давид восклицает в Псалтыре: «Только в Боге успокаивается душа моя: от Него спасение мое» (Пс. 61:2). Господь освобождает человека от власти времени и смерти, и он обретает высшую свободу через веру и молитву – обращение духа и сердца к Богу. Всякий человек окружен неисчислимым множеством тайн, каждое создание и каждое явление – бесконечно таинственно, и душа человека – это тайна за гранью постижения, тайна которую откроет лишь вечность. Человек как магнит притягивает к себе все тайны мира, он средоточие всех тайн, ибо сотворен по образу и подобию Бога, а Творец – величайшая тайна, и постичь тайну жизни и смерти, времени и вечности, добра и зла, человек может только с Богом в Его святой Церкви. Тайна бытия Церкви – это воплощение Слова Божиего, Христос – сердце и ум Церкви как мистического Тела, только в Нем и через Него разрешаются все вековечные вопросы, ибо Он – Премудрость и Сила Божия, и Церковь Его открывает высшее назначение человека – обожение, наставляет его в духовной жизни – религиозной жизни в Святом Духе, и премудро указывает ему путь в Царство Небесное. Святой Григорий Нисский, утверждал, что нет во всем мире Божием тайны, превосходящей тайну святой Церкви Христовой, тайну, изумляющую Ангелов на небе небес, ибо жизнь в Церкви есть таинственное и наднебесное пребывание с Богом, а Его верные служители – пророки, апостолы и учителя – это столпы Церкви, светильники веры Христовой, горящие и светящие миру, ведь Бог есть Свет, и верующие в Бога, по премудрому и святому слову Господа – «свет мира». По слову преподобного Иустина Поповича – истинного мудреца Церкви, ее богослова и религиозного философа, Богочеловек Христос освободил нас от «всеужасающей антитроицы» – греха, смерти и дьявола. Спаситель победил грех, смерть и Ад, а святая Церковь Его – это созидающийся Рай, подобие горнего Иерусалима на земле. Человек сотворен Богом как духовное и богообразное создание, призванное во всем уподобиться Богу – жить по заповедям Бога, мыслить премудро как Бог и действовать по воле Бога, обретя в сердце Его несравненную Божественную Любовь. Христианская жизнь – это жизнь во Христе и в Его вселенской Церкви, где таинственно, премудро и чудесно действует благодать Святого Духа, соединяющая наше сердце с апостольским сердцем Церкви, наш ум – с соборным умом Церкви, нашу волю – со святой волей Церкви, нашу совесть – с небесной совестью Церкви, нашу жизнь – с литургической жизнью Церкви. Духовная жизнь в Церкви – это вечная жизнь с Богом и в Боге, а где нет Бога, там нет ни свободы, ни веры, ни надежды, ни любви, ни красоты, ни истины.
                Человек есть существо не только чувственное, но и духовное, он не может жить без смысла и цели существования. Как мореплаватель нуждается в звездах, сияющих в небе, дабы верно держать курс, плывя в темную ночь по бескрайнему океану, так и каждый человек нуждается в путеводных звездах – в святынях и идеалах, дабы не заблудиться на дороге жизни и не обречь себя на «кораблекрушение» веры и погибель души. Если научные истины дают нам понять как устроен мир и рационально объясняют законы вселенной, то духовно-нравственные ценности – это жизненные ориентиры и самые значимые идеалы, отвечающие на вопрос: как и для чего нам жить, что значит быть человеком и что такое человечность? Ценности придают смысл человеческой жизни, они дают силы устоять в жизненных испытаниях и перед лицом смерти, они указывают на то, что мы есть существа, обладающие самосознанием, свободой и нравственной ответственностью за свою жизнь, душой и ее внутренним миром. Когда мы говорим, что человек есть существо мыслящее, это означает, что он пытается осмыслить свое существование –  не только познать устройство вселенной, но и понять самого себя, не только исследовать окружающую действительность, но и соотнести ее с идеалом, не только обрести рациональное знание и научную картину мира, но и разрешить смысложизненные вопросы о добре и зле, смысле жизни и посмертном бытии, о счастье и Боге. У каждого из нас есть свое мировоззрение, образованное из нашего мироощущения, миропонимания и системы ценностей, а словом «ценности» философы именуют то, что дорого нашему сердцу. С философской точки зрения ценности – это жизненные установки, определяющие наше мировоззрение, святыни и идеалы, наполняющие наше бытие смыслом, а наши слова и поступки – нравственным значением, это – духовные опоры, без которых не может быть полноценной человеческой жизни. Как свободная и самоопределяющаяся личность, человек сам избирает, что для него дорого и свято, что является святыней его сердца, а одухотворяющие истины и его жизненные установки, то, чем он безмерно дорожит, и являются ценностями, без которых нет и не может быть полноценной жизни. В Священном Писании возвещается, что че¬ловек создан Богом с творческой целью, что он должен действовать в мире как царь, священник и пророк, но не всякая жизнь является благочестивой и праведной жизнью, и не каждый человек служит Богу, ибо чтобы служит Бога, надо чтобы Он был высочайшей Святыней сердца – чтобы человек отдал сердце свое Богу и положил жизнь свою на алтарь веры. Как свободная личность, человек может избрать добро, а может избрать зло, может посвятить жизнь служению Богу, а может отдать ее дьяволу, он может руководствоваться высшими ценностями – добром и правдой, справедливостью и свободой, любовью и святостью, а может поставить выше всего желание сытости, стремление к престижу, потребность в чувственных наслаждениях, отдать сердце свое не Богу, а мирским благам суетной земли. Русская богословствующая поэтесса Олеся Николаева, в своей книге «Православие и свобода» точно подметила, что в нашем обществе «создается парадоксальная ситуация, когда человек, так или иначе вынужденный адаптироваться к этому вывернутому наизнанку миру и не имеющий при этом никакой христианской основы, то есть абсолютно нравственно и духовно дезориентированный, подстраивает себя под существующие стандарты. Поскольку в этом обществе едва ли не зазорно быть кротким и смиренным, он культивирует в себе тщеславие и бесстыдство. Поскольку стыдно быть целомудренным, он, чтобы соответствовать «духу времени», пускается во все тяжкие. Поскольку позорно быть не таким, как все, он подчиняется расхожему шаблону, нивелируя свои индивидуальные черты. Поскольку общепринятой моделью свободного поведения объявляется беспрепятственное следование голосу собственного своеволия, он старается неукоснительно исполнять требования своего эгоцентричного желания или инстинкта, убивая в себе личность. Происходит ситуация, при которой всем влечениям инфантильного сознания, всем низменным инстинктам придается статус ценностей, наделенных качествами свободы, в то время как подлинные ценности христианской культуры «вытесняются», становясь призрачным и подпольным содержанием бессознательного… Человек, воспитанный в атмосфере потребительства и потому не имеющий ни культурной почвы, ни душевного или духовного инструмента для того, чтобы распознать истинные причины своего состояния, пытается заглушить его, исходя из тех представлений, которые были навязаны ему средой. Такими средствами «освобождения» может быть все тот же привычный ассортимент новой цивилизации: алкоголь, наркотики, секс, экзотические культы…». Современный человек ищет для себя смысл везде – в успехе и деньгах, в искусстве и науках, в путешествиях и развлечениях, в наслаждениях и мимолетной славе, но он словно забыл о существовании Бога, о вечности и духовном мире. В нашу эпоху поруганных идеалов и попранных святынь человек более всего нуждается в Божественном мериле, а единственно непогрешимое мерило – это Христос, ибо Он есть совершенный Бог и совершенный человек, Им разрешена тайна добра и зла – разрешена не умозрительно и диалектически, а существенно, в Нем миру открылся Логос – Божественная Истина и Божественная Премудрость.. Величайшая ценность Церкви – апостольская вера во Христа, и нет ничего более таинственного, могущественного, драгоценного и прекрасного, чем пламенная вера в Спасителя, более сильная, чем смерть, преодолевающая трагизм земного бытия, горящая в христианском сердце как неугасимая лампада. В Новом Завете благовествуется, что Бог есть Дух и Любовь, а значит сущность христианской веры – это уподобление Богочеловеку Иисусу Христу через духовную любовь к Богу и всем Его творениям – наше миросозерцание и наше мышление, наше сердце и наша воля, наша жизнь и наша философия – все должно быть преображено верой во Христа и благодатью Святого Духа. Истинная христианская философия – это философия Святого Духа, ее вечная основа – Христос и Божественное Откровение, она исходит из литургической жизни святой Церкви и ее молитвенного богословия, предполагает нравственно-аскетический подвиг – очищение ума и сердца, верность догматам Церкви – богооткровенным истинам веры и исполнение евангельских заповедей. Христианство – это уподобление Богу, наука из наук, побеждающая грех и смерть, высочайшее искусство, созидающее человека как боголикую личность. Христианская философия – это не человеческая мудрость, а учение от Духа Святого – Духа Истины и Откровения, горняя премудрость, открытая Богом человеку, чтобы он жил религиозной жизнью, обрел во Христе вечный смысл и высшую цель, духовно воспринял и опытно пережил Евангелие, и через евангельские подвиги веры с любовью устремил душу к Богу, всецело соединил с Ним свое сердце и свой ум, свою совесть и жизнь. Христианская мораль проповедует о духовном назначении человека и высшей цели его жизни – стяжении благодати Святого Духа. Нравственный идеал христианства – Сам Богочеловек Христос. Христос пришел в мир, чтобы искупить грехи рода человеческого, Он утешал скорбящих, исцелял страждущих, проповедовал всем ищущим правду, взошел на Голгофу и отдал Свою жизнь, сошел во Ад, чтобы спасти всех, кто уверовал в Него  и откликнулся на Его проповедь, наконец, Он воскрес из мертвых и вознесся на небеса, чтобы воссесть одесную Бога Отца и ходатайствовать о сошествии Духа Божиего в огненных языках на апостолов и образовании Новозаветной Церкви. Со страниц святого Евангелия Христос обращается к сердцу каждого из нас и призывает нас возлюбить Бога и ближнего своего как самого себя. В основе христианства лежит любовь к Богу и любовь к человеку, а Спаситель – «Сын Божий» и «Сын Человеческий», и без любви к Богу и человеку, невозможно возлюбить Христа Богочеловека. Евангельская любовь к ближнему невозможна без любви к Богу, к образу Божиему в человеке, но если любовь к Богу начинает противоречить любви к ближнему в сердце человека,  то это признак слепого религиозного фанатизма и того, что человек почитает не живого Бога пророков и Евангелия, а метафизический идол – свое представление о Боге и свое понятие о Боге. Апостол Иоанн Богослов предостерегает: «кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4:20). Христианство призывает к высшему Божьему совершенству и святости, к богосыновству через подвиг евангельской любви, когда человек обретает веру, действующую любовью и милующее сердце, жалеющее все Божии создания – всех животных и птиц, всех людей – друзей и даже врагов. Преподобный Силуан Афонский учил, что любовь Божия спасает мир, объемля всех ныне живущих на земле, умерших и тех, кто еще не родился, проникая в самый Ад и побеждая его. Апостол Павел учил, что любовь долго терпит, милосердствует, не завидует, никогда не превозносится, не раздражается и не мыслит зла. Где любовь, там и Святой Дух, а где нет любви – там адская мука. Сущность христианства – любовь к Богу и всем Его созданиям, а без евангельской любви теряют духовную силу и вера, и мудрость, и знания, и молитва, и мистика, и догматика, и аскетизм, и благочестие.


Вера и знание

Вера в Бога принадлежит к самым глубоким, таинственным и духовно-драгоценным состояниям человека…
О вере можно говорить только там, где истина воспринимается глубиной души; где на нее отзываются могучие и творческие источники нашего духа; где говорит сердце, а на его голос откликается и остальное существо человека…
И.Ильин

Для великих учителей древней Церкви умозрительное Богопознание было образом благочестия, образом Богопочтения и Богослужения,
- и в этом на все време¬на установлена непреложная мера и мерило...
Творения великих подвижников и аскетов православного Востока
пронизаны изнутри пафосом умозрения и познания, -
 и очищение ума есть одна из последних и высших задач по¬движнического дела,
очищение, но никогда не отсечение.
Г. Флоровский

                Во всемирной истории было время, когда религиозное миросозерцание было единственным и всеобъемлющим, вера в высшую силу – Бога – охватывала всю жизнь человека, определяла его мировосприятие, но в наши дни распространено воззрение согласно которому, люди могут жить без всякой веры и святых идеалов, а наука, просвещение и образование – несовместимы с верой. Многие люди из научных кругов, по инерции советского мышления, продолжают думать, что образованный человек, обладающий научным мышлением, привыкший все анализировать и изучать,  не может верить, он слишком учен и образован, слишком много знает и понимает, что все происходит по законам природы,  чтобы веровать. Современные апоголеты и провозвестники сциентизма убеждены, что всемирная история движется по пути прогресса – пусть наука сейчас не может разрешить и объяснить всех загадок мироздания, но ее достижения головокружительны – она позволила человеку использовать атомную энергию, выйти в открытый космос и проникнуть в тайны генной инженерии, изучать устройства вселенной и чудеса квантового мира, а значит, рано или поздно научно-технический прогресс позволит людям создать универсальную «теорию всего», рационально объяснить все таинственное и чудесное, а потому в будущих веках вера окончательно исчезнет и уступит место научному знанию и дарам просвещения. В наше эпохальное и судьбоносное время мир переживает страшный духовный кризис, который может обернуться катастрофой, обостряются все исторические, социальные, культурные и религиозные противоречия, история достигает шекспировского накала страстей и вновь со всей остротой встает вековечный философский вопрос вере и знании и их взаимоотношениях, конфликтах и сопряжениях. Как писал священник, историк и богослов В. Зеньковский: «У многих людей, особенно тех, кто с жаром и упоением изучает науки, работает в области техники, как бы иссякают самые источники религиозных переживаний, – люди теперь так заняты одной земной жизнью, ее сложными темами, исследованием и техническим овладением сил природы, что только какое-либо трагическое потрясение (как напр., обе мировых войны) или то оцепенение, которое несет с собой в мир смерть, вновь ставит перед всеми религиозный вопрос. Но для тех, кто возвращается к религиозной жизни или только ищет ответа на религиозные вопрошания, неизбежно возникает необходимость найти такое взаимоотношение между верой и знанием, при котором одно не вытесняло бы другое. Не может современный человек отбросить все то, что принесла миру наука, но как же соединить с этим не простое признание «Высшей Силы», но всю полноту христианской веры, жизни в Церкви?» Человек есть существо мыслящее и стремящееся к познанию Истины, в его душе заложена мощная тяга к знанию и духовная потребность осмыслить свое бытие, изучить окружающий мир, раскрыть загадки природы и понять логику исторического процесса. Известный иррационалист и парадоксалист Лев Шестов проницательно заметил, что человека тянет к неразгаданному и таинственному, он хочет постичь тайну и все объяснить – втиснуть в рациональную картину мира, потому что не может полюбить хаос и неустроенность, но мир без тайн был бы плосок и лишен духовной глубины и значительности, а жизнь  намного грандиознее и многограннее, чем рациональное мышление евклидова рассудка, мыслящего сквозь призму пространства, времени и причинно-следственных связей. В минувшее двадцатое столетие даже к философии прибегали с мерками науки и желали изгнать из нее все таинственное, метафизическое и сверхъестественное, чудесное и религиозное, ее хотели видеть наукообразной, имеющей точные методы, которые можно проверить, но при всех неоспоримых достижениях науки ее сфера не беспредельна и обнаруживает свое явное бесссилие там, где исследуется внутренний мир человека и поднимаются вопросы духовного, этического, эстетического и метафизического порядка: В чем смысл жизни человека? Что такое смерть и что ждет нас «за тайной гроба»? Существует ли Бог, духовный мир и душа? Что такое красота и в чем заключается сила искусства, покоряющая сердца людей? Откуда возникло зло и что такое грех и добродетель? Почему в мире так много страданий, есть ли у человека свобода воли и можно ли достичь счастья? Весь мир Божий необычайно загадочен, вселенная – это грандиозная тайна, а человек окружен разнообразными и бесчисленными загадками – ощущение и мысль, время и вечность, добро и зло, дух и материя – везде человек сталкивается с тайной, а сам он – самое удивительное, парадоксальное и загадочное Божье создание, наивысшая из тайн и чудес, теряющаяся в бездонных глубинах неизведанных бесконечностей. Со всех сторон человек окружен бесконечной таинственностью, и если он обратит взор внутрь себя, то и в самом себе найдет несказанную тайну, вмещающую в себя все тайны физические и метафизические, тайны горнего и дольнего миров, он рвется к высшему смыслу – Логосу, но мысль его теряется в лабиринтах научных теорий и философских умозрений, и не может найти ответа на все вековечные и проклятые вопросы, волновавшие Иова и Соломона, Иеремию и Григория Богослова, Данте и Шекспира, Лермонтова и Достоевского. Современные люди много говорят о научно-техническом прогрессе, чествуют и хвалят науку, которая имеет свои неоспоримые достижения, но наука не в силах открыть формулу и математическое уравнение, объясняющую все на свете, она не может рационально, логически, математически, эмпирически и экспериментально объяснить все бесчисленное множество тайн, что осаждают ум, совесть и сердце человека, чья душа заключает в себе исконную силу, притягивающую ко всему таинственному и чудесному, являющуюся громоотводом вселенских тайн и чудес – все прекрасного и ужасного, удивительного и непредсказуемого, восхитительного и неизъяснимого. Человек – это мученик мысли и духа, чем глубже он вглядывается в жизнь, тем яснее понимает, что реальность многоудивительна и фантастична, что все физическое и чувственное в своей основе – сверхчувственно и метафизично, что мысль всюду сталкивается с неизъяснимой мистерией Божьего мира, что само познание – это загадочное явление, оно соединяет в себе величайшую радость открытия и осмысления, и величайшую муку, ибо многое остается для нас сокровенным и неразгаданным. В романе Достоевского «Братья Карамазовы» старец Зосима говорит: «Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное и сокровенное ощущение живой связи нашей смиром иным, смиром горним и высшим, да и корни наши мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущность вещей нельзя постичь на земле. Бог взял семена из миров иных и посеял их на сей земле и взрастил сад Свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным, если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе». Бесконечная таинственность мира и страшная загадочность самого человека со всем его добром и злом, с его чувственностью и духовностью, стоящего на водоразделе двух миров, с древнейших времен мучила лучших мыслителей человечества, чья мысль рвалась к Божественному Всесмыслу – Логосу, пытаясь разрешить проблемы и таны бытия через науку и философию, поэзию и религию, ибо существуют различные формы познания – научное и философское, художественное и религиозное, и само знание не замыкается в узких рамках науки и рационального мышления, но представляет собой куда более грандиозное и загадочное явление, многогранное как сверкающий алмаз, драгоценный в очах человеческих настолько, что ради него отдавали жизни подвижники науки и философы, поэты и богословы, все люди, мученически ищущие правду Божию. Человек хочет исследовать вселенную и ее устройство, открыть законы и тайны мироздания, он занимается наукой и философствует, ум его штурмует крепость величайших загадок бытия и пытается разрешить все вековечные вопросы. В своей исповеди многомудрый старец Екклесиаст поведал о том, как исследовал и испытал мудростью «все, что делается под небом» (Еккл.1:13), но после мучительных исканий Истины, он осознал ограниченность умственных сил человека. Нет мудреца, который знал бы все, и есть множество проклятых вопросов, которые ни один мудрец не в силах разрешить. Жажда познания неутолима в душе человека, но как нельзя чашей вычерпать океан, так невозможно даже самому великому философу познать все и освободиться от умственных мук. Преподобный Иустин Попович в своих «Подвижнических и гносеологических главах», глубокомысленно писал о том, что сама наша мысль – необозримая тайна, ей человек все измеряет и оценивает, но сама она – неизмерима и неуловима, а мыслящий дух делает человека философом, мученически ищущим Божественную Истину, скитающимся по бескрайним пустыням и окруженным несчетными Божьими тайнами: «Мысль в человеке – это самая большая тайна, самое загадочное и наименее постижимое явление. Она – в теле, но вся бестелесна; когда хочешь найти ее конец, она открывает тебе свою бесконечность; а когда ищешь ее начало, то видишь как бы ее безначальность… Где не прикоснешься к ней, она источит из себя мириады бесконечностей. Человек все измеряет и оценивает мыслью, а мысль ничем не дает себя ни измерить, ни оценить, будучи в природе, над-человеческой в человеке… Проклятие для человека – мысль, не желающая преобразиться в молитву, завершиться молитвой. Ужасно невыносимо иметь мысли, которые пред мистерий миров не переходят в молитвенное изумление и восхищение. Нет ничего изумительнее тех мыслей, которые при воззрении на Божии миры неощутимо вырастут в молитву…». Как мыслящее существо, человек не может принять абсурдность и бессмыслицу существования, он ищет Истину и Смысл, но найти смысл – означает преобразить мысль в молитву и Богомыслие, причастить мысль Божественному Всесмыслу – предвечному Логосу, ощутить причастность Богу и осознавать логосность и ценность бытия, духовно обновиться – обрести «ум Христов», не только сосредоточенный на богословских и нравственных вопросах, но и на проблемах научного и философского исследования.
                По мысли русского философа Н.А. Бердяева, в основе противоположения веры и знания лежит глубокая психологическая и этико-метафизическая противоположность – свободы и необходимости: вера есть «обличение вещей невидимых», а знание – «обличение вещей видимых», знание – покорность, вера – творческое дерзновение, знание – принудительно, оно есть доверие ограниченному земному кругозору, вера – свободна, она имеет характер свободного избрания личности, предполагает подвиг самоотречения – в том числе и отречения от доводов разума, ограниченного рамками формальной логики Аристотеля, кантовского рационализма и  диалектики Гегеля, отречение от всей мудрости мира сего с ее эмпиризмом, позитивизмом и критицизмом, во имя высшей Божьей премудрости – Логоса. В своей книге «Философия свободы», Бердяев решительно заявлял, что именно тертуллиановское кредо – «верую, ибо абсурдно», блестяще и афористично выражает психологическую загадку веры, а ее метафизика наитеснейшим образом связана с тайной свободы, ибо верить можно только через свободу: «Я верю в Бога моего, не потому, что доказано мне бытие Его, что я принужден к принятию Его, что гарантирован я залогами с небес, а потому, что я люблю Его. Я ставлю на карту все, рискую, отрекаюсь от благоразумной рассудочности». «Я приведу основной пример из религиозной жизни, из которого ясна будет и сущность чудесного, и сущность веры в ее отношении к знанию. Основное верование христианского мира есть верование в громовое чудо мировой истории, в чудо воскресения Христа. В чуде воскресения нет доказательного насилия, его нельзя знать, оно открывается лишь для поверившего и полюбившего. Что Христос умер на кресте смертью раба, что Правда была распята, – это факт, который все знают, который принуждает и насилует, его признание не требует ни веры, ни любви; этот страшный факт дан всему миру, познан миром. Что Христос воскрес, что Правда победила в мире зло, вырвала корень зла – смерть, это не дано как факт принудительный и доказательный. В победу правды жизни над злом смерти нужно верить, нужно любить Спасителя, чтобы открылось чудо Его воскресения. Спаситель явился миру в образе раба, а не царя, и был раздавлен силами этого мира, и принял смерть по законам этого мира. Поэтому дело спасения не было делом насилия над человеком: человеку предоставлена свобода выбора, от него ждут подвига веры, подвига вольного отречения от разума этого мира и от смертоносных сил этого мира во имя разума большого и сил благодатных и спасающих. Лишь тот, кто увидел в униженном и раздавленном, в образе раба, в распятом – Царя и Бога, тот приобщается к тайне спасения». В глубокомысленных философских суждениях Бердяева о вере и знании много верного: в основе всей духовной жизни Ангелов и людей лежит свобода – только свободно можно любить, верить, надеяться и молиться, вера есть творческое дерзновение и подвиг отречения от мудрости мира сего с ее ограниченным эмпиризмом и всеразъедающим скепсисом, аристотелевской логикой и гегелевской диалектикой, вера – это всецелое доверие Богу и связь с иным миром – духовным и метафизическим, лишь в вере и через веру человек постигает смысл жизни, но Бердяев искуственно и схематично суживает и ограничивает область знания, замыкая его в границы рассудочного мышления и чувственного опыта, в то время как знание столь же многогранно и таинственно, как и вера, существет не только научное и философское, но и художественное и богословское знание, акт познания – это творческий и свободный акт, предполагающий дерзновение и самоотречение – дерзновения и самоотречения была полна жизнь великих философов и богословов, подвижников науки и искусства, наконец, не только истинная вера сопряжена с пламенной любовью и есть глубокое и экзистенциальное событие, переворачивающее всю жизнь человека, но и истинное познание сопряжено с пламенной любовью к Богу, истине, смыслу, мудрости, оно связано с творческой и свободной активностью нашего духа, а знание простирается не только на материальный мир, но и на духовный мир, знанием может иметь не только интеллектуальный, но духовный, нравственный, религиозный и метафизический  характер. По суждению преподобного Исаака Сирина, «вера выше знания», путь к Богу есть возрастание в вере и восхождение от естественного знания и мирской мудрости – науки и языческой философии – к познанию Истины и спасению, но существует и духовное знание, выходящее за границы рационального мышления и чувственного опыта, оно обретается на путях подвижничества и духовного делания – молитвы и поста, аскезы и претворения в жизнь заповедей Евангелия, это – знание, проистекающее от веры и стоящее выше «веры от слушания», оно даруется через верность Богу, через страх Божий и пламенную любовь к Богу, ближним и врагам, и является «откровением сокровенного», порождая высшую форму веры – «созерцательную веру». По классификации Бердяева, существует три типичных решения проблемы взаимоотношения веры и знания: 1) верховенство знания и отрицание веры, характерное для рационалистов, позитивистов и сциентистов, для таких мыслителей как Конт, Фейербах и Маркс; 2) верховенство веры и отрицание знания, свойственное гносимахам и религиозным мыслителям-иррационалистам – Тертуллиану и Льву Шестову; 3) дуализм веры и знания – убежденность в существовании двух истин – естественной и Божественной, характерное для Фомы Аквинского и всех схоластов от Средних веков и до наших дней, не способных разрешить антиномию веры и знания. Как  христианский философ, Бердяев прекрасно понимал, что ни одно из вышеуказанных решений вопроса о взаимоотношениях веры и знания не может быть принято, надо не ограничивать области веры и знания, а возвещать свободу веры и знания и их взаимопроникновенность. Религиозная истина – верховна, ибо все догматы Церкви есть истины открытые Самим Богом через вдохновенных пророков и апостолов, а затем – философски сформулированные и богословски изложенные на семи Вселенских Соборах, тем самым истины веры – вечны и незыблемы, а сама вера есть подвиг Авраамова отречения от благоразумной рассудочности во имя верности Богу. Знание не может заменить веру – свободное избрание духа и сердца, но и вера не упраздняет знание, а Церковь не должна предавать анафеме науку и философию, ибо через научное исследование мира и философский поиск Истины человек может придти к Богу и обрести веру – уверовать в Творца, Промыслителя и Спасителя мира. Помня о том, что мир – это грандиозное творение, великолепная поэма и симфония, произведение Божьего искусства, но вместе с тем и понимая, что после грехопадения трети Ангелов и первых людей – метафизической и вселенской катастрофы, весь мир лежит во зле – пребывает в дефектном и катастрофическом состоянии, Бердяев писал о великом значении науки, не являющейся высшей мудростью, но открывающей тайны природа и содержащей в себе элемент естественного Богопознания и высшего гнозиса – знания о Боге Творце: В научном знании открываются подлинные тайны природы, природы в данном, хотя бы и дефектном, болезненном ее состоянии. Это откровение тайн враждебной природы дает возможность победы над природой. Природный человек освобождается путем труда, научное же знание есть основа этого труда, главное его орудие… Истина веры не зависит от науки, но наука этим не унижается. В науке есть элементы высшего гнозиса, в ней как бы приоткрываются человеку тайны Божьего творения.
                В акафисте митрополита Трифона Туркестанова « Слава Богу за все», молитвенно восхваляется Господь, Его драгоценные дары и неисчислимые благодеяния, и торжественно возвещается, что поэты, мудрецы и гении науки  пророчески постигают тайны Божии и раскрывают миру бездну Его творческой премудрости: «Наитием Святого Духа Ты озаряешь мысль художников, поэтов и гениев науки. Силой богоданного разума они пророчески постигают законы Твои, раскрывая бездну творческой премудрости Твоей. Их дела невольно говорят о Тебе: о, как Ты велик в Своих созданиях, о, как Ты велик в человеке!». В нашу технократическую эпоху над умами многих людей господствует просветительский предрассудок в отношении веры, гласящий, что знание – это достоверное, доказанное и истинное, вера – область мечтаний и грез, а стало быть, вера и знание – две вещи несовместимые, равно как наука и религия. Каково отношение науки и религии и может ли образованный человек, занимающийся наукой, иметь религиозную веру? Русский философ С.Л. Франк – блестящий мыслитель и метафизик, умеющий ясно излагать глубокие мысли, заметил, что наука изучает материальный мир и его законы, а религия обращена к Богу, а значит ни столь же «мало могут противоречить истинам другой, как мало, например, астрономические истины о строении солнечной системы могут противоречить, скажем, экономическому учению о законах денежного обращения».  Заявлять о том, что религия противоречит науке столь же нелепо, как утверждать, что вера в горний мир Ангелов и Царство Небесное противоречит истинам астрономии и астрофизики, научному исследованию и познанию устройства вселенной, ведь когда богословы и подвижники Церкви говорят о небесном мире, то они имеют ввиду не астрономическое небо, принадлежащее материальному миру, а духовный и метафизический мир – сверхчувственный и незримый. Ученый исследует материальный мир эмпирических явлений и выявляет закономерности, экспериментирует и трудится в научной лаборатории, изобретает, выдвигает гипотезы и теории, а религиозные люди стремятся к познанию Бога и вместе с тем познают мир и историю в отношении к Богу. Когда человек говорит, что истины религиозной веры противоречат истинам науки, то он тем самым заявляет: «Я не верю в Бога и отвергаю религиозные истины, провозглашаемые Церковью, потому что я верю только в науку и не признаю никаких иных истин, кроме научных, считаю, что нет никакой иной сферы бытия за пределами той действительности, которую изучает наука». Вера в универсальность научного знания и идолопоклонничество перед наукой основаны на грубом и примитивном эмпиризме – вере реальность одного чувственного бытия и на отрицании метафизического и духовного бытия. По остроумному и глубокомысленному замечанию Ивана Ильина, настоящие ученые прекрасно понимают, что научная картина мира изменчива – достаточно вспомнить как на смену  астрономической системе Птолемея пришла астрономическая система Коперника, а потому все подвижники науки ясно осознают, что научное знание имеет свои границы, оно не всеобъемлюще, они не обоготворяют и не возводят в кумир науку, не переоценивают отвлеченную мысль, чувственный опыт и эксперимент, знают, что нельзя объять нашей ограниченной мыслью всю действительность и заключить ее в отвлеченную схему или математическую формулу, что есть таинственное и священное, духовное и метафизическое, что отрицается и отвергается лишь полуобразованными людьми, склонными все упрощать и мыслить элементарно. Как объяснить с точки зрения материализма и воинствующего сциентизма тот факт, что величайшие ученые и творцы научной картины мира в подавляющем большинстве своем были людьми глубоко и искренне верующими? По признанию Коперника, изучение тайн мироздания ведет к Богопознанию: «Созерцая мысленно великолепный порядок мироздания, управляемый с Божественной Премудростью, кто не почувствовал бы, что постоянное созерцание его и, так сказать, интимное обращение с ним возводят человека к Высшему и восхищению перед всезиждущим Строителем вселенной, в Котором пребывает высшее блаженство и Который есть венец всякого добра». По великолепному афоризму Бэкона: «только поверхностное знание природы может увести нас от Бога; напротив, более глубокое и основательное ведет нас к Нему». В рукописях Галилея есть потрясающая запись, наполненная святоотеческой мудростью: «И Священное Писание и природа исходят от Божественного Слова; первое – как внушение Святого Духа, вторая – как исполнительница Божьих велений». В момент молитвенного восторга с уст Кеплера сорвалась вдохновенная молитва, достойная Псалтыря: «О, Отец света, Ты, Который при помощи естественного света пробуждаешь в нас желание света благодатного, чтобы возвести на к свету величия! Благодарю Тебя, о моц Создатель и Господь, за то, что Ты обрадовал меня творением Твоим, ибо я был в восторге от дела рук Твоих». Физик Эрстед писал: «Всякое сознательное знание приведет к познанию Бога». Анатом фон Халлер признавался, что природа – наставница в Богомыслии: «Меня познание природы научило мыслить более возвышенно о Боге пред Которым наша земля есть одна из маленьких пылинок, лежащих в бесчисленном множестве у подножия Его трона». По суждению Бойля: «истинный естествоиспытатель нигде не может проникнуть в познание тайн творения без того, чтобы не воспринять перст Божий». Великий мыслитель Паскаль – гениальный математик и один из творцов новой физики, был глубоко верующим христианином и одним из величайших религиозных мыслителей Европы. Выдающийся физик Ньютон, открывший законы движения небесных тел и признававшийся, что желает исследовать все тайны мироздания, был религиозным мыслителем, углубленно занимался богословием и брался за толкование Апокалипсиса. Для справедливости надо сказать, что суждения даже выдающихся ученых о Боге и о вопросах религиозного и метафизического порядка зачастую страдают рассудочностью и схематичностью: известно, что Ньютон был не только создателем новой механики, но и одним из виднейших защитников деизма, он полагал, что все явления и события в мире естественны и вплетены в бесконечную цепь причинно-следственных связей, но это утверждение неизбежно ведет к отрицанию свободы и возможности чуда, неисповедимого действия Промысла Божиего в истории мира и судьбах людей. В представлениях деистов, Бог создал мир – запустил историю вселенной как часовой механизм, а затем устранился – все в мире происходит по естественным законам природы, нет места чуду, свободе и непредсказуемости, нет места Христу Искупителю и Его святой Церкви с ее таинствами, но совершенно иное воззрение характерно для библейского миросозерцания, возвещающего: Бог сотворил мир из ничего и с любовью промышляет о вселенной и каждом Своем создании, участвует в истории человечества и направляет ее ход к эсхатологической цели, а наша жизнь – таинственна и многогранна, в ней есть место и чуду, и тайне, и непредсказуемости, и свободе. Библейская вера в Бога, в Символ Веры Церкви и ее таинства – это горячая, глубокая, пламенная и животворящая вера, теснейшим образом связанная с верой в чудеса, ибо приществие Христа в мир, Его святая жизнь, крестная смерть и воскресение из мертвых – чудо, каждое таинство Церкви – это святыня веры, чудо и тайна Божия, наконец, сущность всякой молитвы – самого высокого и благоговейного устремления человеческого духа ввысь – мольба о присутствии Бога в нашей жизни и в истории мира, есть мольба о чуде. Как замечает философ С.Л. Франк: «Религиозный человек верует, что он находится под постоянным водительством Бога; и если он усматривает волю Божию и в сцеплении явлений, обусловленных естественными причинами, то он не может отказаться и от мысли, что если Бог захочет, то Он всегда может и изменить естественный ход событий, т. е. сотворить чудо». Чудеса – это непосредственное проявление Божьей силы, стоящей над всеми законами, откровение о том, что Бог всемогущ и для Него все возможно, но Сам Господь предостерегал, что в последние времена будет много ложных знамений и чудес, что нас спасает  вера, действующая любовью, что христианам надлежит искать не чудес и знамений, а Царство Небесное и правду его, жить по заповедям святого Евангелия.
                Томас Карлейль – один из самых блестящих и оригинальных мыслителей и историков Англии, человек с могучим интеллектом, благородным духом и поэтической натурой, провозглашал, что в основе знания лежит вера и духовная жизнь личности, само стремление познать мир и осмыслить свое существование – познать самого себя, уже свидетельствует о том, что человек принадлежит не только материальному, но и духовному бытию, что внутри его души есть таинственный и многогранный мир: «Суть нашего существа, то таинственное, что называет само себя я – увы, какими словами располагаем мы для обозначения всего этого, - есть дыхание неба… Это тело, эти способности, эта жизнь наша – разве не составляет все это как бы внешнего покрова сущности, не имеющей имени?.. Мы – чудо из чудес, великая, неисповедимая тайна Бога. Мы не можем понять, мы не знаем, как говорить о ней, но мы можем чувствовать и знать, если хотите, что это именно так». Человек не может жить без веры, ибо он есть существо не только чувственное, но и духовное, сотворенное по образу и подобию Божиему, он – загадочен и многогранен, его душа не только вместилище рассудка, но и воли, интуиции, нравственного сознания, эстетического чувства, а потому его жизнь имеет таинственный, высший и священный смысл, не ограничивающийся границами материального бытия. Священное Писание и история всех народов земли свидетельствуют, что не было такого времени, когда бы человек не имел религиозных представлений, а значит, религиозная вера – это исконное свойство человеческого духа, определяющее представления о добре и зле, о праве и нравственности, о личной и общественной жизни. Жить на свете – значит стремиться и выбирать – избирать святыни, идеалы и ценности, обретать и претворят в жизнь свою веру – все люди, как образованные, так и необразованные, верят. Человек есть существо литургическое верующее, созданное для Бога и Церкви, он задыхается и не может жить без веры, он жаждет веры и страшно мучается, если утратит святыни и идеалы, ведь жизнь не терпит пустоты, и если храм души будет опустошен – лишен Бога, святынь и идеалов, то их место займут ложные кумиры и идолы. Человеку дана от Бога священная способность верить, он должен беречь свою веру как зеницу ока и дорожить ей как бесценным сокровищем, хранить ее от предрассудков и суеверий, от лжеучений и мифотворчества, не превращать ее в слепой и разрушительный фанатизм или холодное равнодушие, воздвигать жизнь и миросозерцание на ее незыблемой основе, не продавать ее как богоотступник Иуда, ясно понимать и исповедовать ее содержание в виде догматов и Символа Веры, претворить свое существование в богослужение и быть готовым отдать свою жизнь – умереть за святыню своего сердца – за Христа Богочеловека. Вера в Бога – это направленность духа к Богу и верность Творцу, глубочайшее переживание и опора жизни, она – самое таинственное и драгоценное состояние души, ее устремленность к высшей Святыне – Богу. Вера затрагивает самые сокровенные струны души, она – живой источник интуиций, прозрений и наитий, дающий сердцу – глубину, благоговение и любовь к Богу, воле – крепость, целеустремленность и силу, разуму – мудрость, мощь и зоркость, совести – нравственный идеал и верное мерило добра и зла, определяющий воззрения на жизнь и смерть, стремления и поступки. По мудрому умозаключению Ивана Ильина: «О вере можно говорить только там, где истина воспринимается глубиной души; где на нее отзываются могучие и творческие источники нашего духа; где говорит сердце, а на его голос откликается и остальное существо человека; где снимается печать именно с этого водного ключа нашей души, так что воды его приходят в движение и текут в жизнь». Если бы человек утратил способность верить, то он стал бы духовно неполноценным существом, потерял бы святыни и идеалы, стал бы не способен на свободный подвиг и подвижничество, на молитву и Богохваление, на надежду, любовь и сердечное созерцание, ибо отказ от веры есть отречение от Бога и духовного достоинства своей личности, отказ от личной свободы духа, от святынь и идеалов.
                Священник и богослов В. Зеньковский, размышляя о конфликте веры и знания в сознании людей, заметил, что лишь для убежденных материалистов отвергающих бытие Бога, свободу и духовный мир, научные знания и религиозная вера – вещи несовместимые, тогда как в действительности наука и религия согласуются и не противоречат друг другу: «Как вера в Бога не заключает в себе никаких затруднений для того, чтобы изучать и исследовать природу, так и знание, если оно серьезно и осторожно строит свои идеи, не может выходить за пределы «познаваемого» и не может отрицать реальности «непознаваемого» – не в том смысле, что оно пока нами не познано, а в том смысле, что оно вообще не объемлется нашим разумом». В основе всей духовной жизни – религиозной веры, научного сознания, философского искания и всякого творчества в искусстве, науке и религии – лежит благоговейное изумление перед Божьей тайной и несказанной и безмерной таинственностью бытия, отличающая подвижников науки, творцов искусства и подлинно верующих людей от обывателей с их ограниченным умом и косным сознанием. Настоящий ученый, такой как Галилей, Паскаль и Эйнштейн, какие бы открытия он не совершил и каких бы высот он не достиг в области научного знания, осознает границы своих познавательных способностей и исполнен чувством тайны и изумления, которое, как говорил Аристотель, является краеугольным камнем познания и творчества – научного и философского, художественного и религиозного. Если человек является подлинным подвижников науки или настоящим философом, неустанно ищущим Истину, то он обращает свой взор к метафизическим глубинам бытия, он не ограничивает познание узами рассудка и эмпирического опыта, но понимает, что человек не может жить одними чувственными восприятиями – его душа есть «жилица двух миров», а сердце, бьется на грани двойного бытия – материального и духовного. По блестящему разъяснению С.Л. Франка, «ученый хочет проникнуть глубже в реальность, чем это принято и чем это делает обычный человек; а это значит, что он всегда сознает скрытую, еще недоступную, ускользающую от обычного взора глубину бытия. Тот не ученый, не человек науки, для которого весь мир исчерпывается непосредственно видимым, кому кажется, что он обозревает всю реальность, что она лежит перед ним, как на ладони, и что очень легко и просто все узнать. Напротив, лишь тот ученый, кто чувствует таинственные глубины бытия, кто непосредственно, вместе с Шекспиром, знает: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Знание своего неведения, выраженное в словах Сократа: «Я знаю только то, что я ничего не знаю», есть начало и постоянная основа научного сознания. Великий Ньютон, проникший в тайны строения и движения вселенной, говорил о себе: «Не знаю, чем меня признают потомки, но себе самому я представляюсь маленьким мальчиком, который на берегу безграничного океана собирает отдельные ракушки, выброшенные волнами на берег, в то время как сам океан и его глубины остаются по-прежнему для меня непостижимыми». Неудивительно, что с научным гением он соединял религиозную веру. И напротив, наглая самоуверенность, высокомерное чувство: «Я все знаю, мне все ясно, и я презираю с высоты своей просвещенности всякие тайны и загадки, которых для меня уже больше нет»,- это чувство, основа презрения к религиозному сознанию и насмешки над ним, есть характерная черта невежды – человека, который не только ничего как следует не знает, но и не знает даже того, что он ничего не знает». Все ученые и философы – интеллектуалы и рефлексирующие люди, ищущие Истину, имеют искушение пытаться рационально и аналитически разрешить метафизические вопросы, познать Бога и духовный мир силой своего ограниченного ума, забывая, что встреча с Богом – это соприкосновение с величайшей Тайной, с Тем, Кто есть Сущий и Непостижимый, а метафизический мир и духовная жизнь не могут быть охвачены нашей мыслью – это мир иного бытия. Священник В. Зеньковский тонко и справедливо подметил, что есть знания о Боге, которые мы можем черпать в духовно-нравственной, аскетической и богословской литературе, а есть знание Бога – «живое, непосредственное, непререкаемое чувство Бога, Его бытия, Его реальность и близость к нам», «легко дающееся детям и свыше вдохновенным душам», но «для нас, пребывающих в плену видимых, осязаемых вещей, она дается обычно лишь в итоге духовной и молитвенной жизни». «Вера в Бога или знание Бога дается нам обычно в итоге духовной и молитвенной жизни, но она не создается нами, она есть откровение Бога в нас. Сам Бог открывается нам, и оттого непререкаемо и невыразимо словами живое ощущение Его присутствия. Но Бог не открывается душе человеческой так сказать насильно, а только там и тогда, где и когда душа ищет Бога, где она раскрывается навстречу Ему. Бывают, впрочем, такие потрясения (внезапные несчастья, чья-либо смерть, особенно часто на войне), когда душа, уже трепещущая, стоящая как бы на пороге Богосознания, может вдруг с такой силой пережить близость Бога, что она, словно ослепленная светом свыше, уже не хочет глядеть на мир, ищет только Бога. Но это сравнительно редкие случаи, – вообще же говоря, Бог открывается душе лишь через молитвенную и духовную жизнь. «Блаженны чистые сердцем, сказал Господь, ибо они узрят Бога». Чтобы чувствовать Бога, нужно чистое сердце, свободное от пороков, мелких и больших страстей, любящее чистоту и правду. Но не менее нужно, чтобы ум не мешал движению сердца, т. е. чтобы в нем не было тех или иных неверных идей, учений. Оттого так и важно правильное религиозное воспитание и образование, что они приуготовляют сердца и ум к восприятию Бога, к встрече с Ним, когда придет для этого момент». Для христианина изучение догматов – просвещение ума, и аскеза – борьба за очищение сердца, должны быть единым процессом, ведь Символ Церкви – это концентрация всего вероучения Церкви, а догматы – богооткровенные истины и содержание нашей веры, но исповедовать их не одними устами, а всей душой и всей жизнью своей может лишь тот человек, который борется со страстями, плачет о грехах, участвует в таинствах Церкви – исповедуется и причащается Святых Тайн Христовых, молится и не может жить без Бога. Религиозный философ С.Л. Франк в своей книге «С нами Бог», писал о том, что догматы – это отвлеченные формулы веры, их источник – не поэтическая фантазия, не житейская мудрость и не философствующий рассудком, они – откровение Божьих тайн, сокровенных в предвечной премудрости Святой Троицы, догматы постигаются через полноценную церковную жизнь и духовное восприятие Бога, через молитвенную обращенность к Богу и личный опыт Богообщения, они – литургичны, обращены не только к уму, но и к сердцу и к воли, они воспласеняют сердца и побуждают его петь хвалу Богу, вдохновляют на молитву и преуспевание в вере, они становятся не только умственными убеждениями, но и истинами сердца – заветными святынями души, за которые христианин готов самоотверженно отдать свою жизнь, их содержание запечатлено в нашем Символе Веры, их исповедание – свидетельство и нашей верности Богу. По разъяснению святителя Кирилла Иерусалимского, «образ Богопочитания заключается в сих двух вещах: в точном познании догматов благочестия и в добрых делах. Догматы без добрых дел не благоприятны Богу, не приемлет Он и добрых дел, если они основаны не на догматах благочестия». Святитель Игнатий Брянчанинов утверждал, что уверовать в Бога человеку надлежит умом – через принятие догматов Церкви и подвиг Богопознания, сердцем – через участие в таинствах и богослужениях, через молитву и созерцание, волей и совестью – через верность Христу и исполнение заповедей Евангелия в жизни своей: «Вера в Евангелие должна быть живая, нужно веровать умом и сердцем, исповедовать веру устами, выражать, доказывать ее жизнью. Постоянство в православном исповедании догматов веры питается и хранится делами веры и непорочностью совести … Спаситель мой. Насади в меня веру живую, доказываемую делами…, чтобы я стал способным к воскресению в духе моем». Для полноценной христианской жизни и исполнения святой Божьей воли, человек призван соблюдать заповеди Иисуса Христа, веровать в Бога, иметь смиренномудрие и страх Божий, милующее сердце и любовь к Богу, ближним и врагам, а также – устремляться к Богу и всей душой жаждать Богопознания, изучать Слово Божие и Священное Предание, исследовать святоотеческую литературу, богослужебные книги Церкви, ее гимнографию и иконографию. Без добросовестного исповедания догматов и верности Слову Божиему и святоотеческой мудрости нельзя познать Бога, приобщиться к Истине и быть церковным человеком – христианином, но и одно лишь теоретическое изучение догматического богословия без очищения сердца и самоотверженного стремления исполнить заповеди Евангелия, без молитвы, любви и страха Божиего – будет лишь холодным и формальным исследованием христианской веры, оно не сделает человека настоящим христианином и не отверзнет врат Царства Небесного. Самый эрудированный ученый и блестящий философ не сможет быть христианином, если не примет все сердцем и умом догматическую веру Церкви и не будет исполнять евангельские заповеди в своей повседневной жизни, не научится молиться Богу и бороться со страстями. Архимандрит Рафаил Карелин верно указывает на то, что зачастую верующие ученые подходят к постижению Бога и духовного мира с методами научного познания, они стремятся к схематизации религиозной жизни, забывая о том, что душа человека и духовный мир шире, выше и глубже любой научной системы, что духовный опыт нельзя выразить в философских схемах и недопустимо подменять изощренным интеллектуализмом.
                Люди академической науки не всегда понимают, что духовный мир познается в свете религиозной жизни и Божественного Откровения – в мистическом опыте духовного прозрения, Богообщения и Боговидения. Ученые на всегда не чувствуют Бога как Живую Личность, и склонны подменять Его священный образ абстрактной интеллектуальной моделью – «идеей Бога» Аристотеля и Фомы Аквинского, Спинозы и Декарта, Канта и Гегеля. Ученый может быть идеалистом по мировоззрению, но не быть религиозным. Глубочайшим отличием истинной религиозной веры от умозрительной и идеалистической философии является молитва – духовное общение человека с Богом. Молитва – характерная черта религиозного вероучения, а молиться закону всемирного тяготения, абстрактному понятию «субстанции» или «мирового разума» – абсурдно. Ярким образцом ученого, мыслящего о духовных вещах рационально является Альберт Эйнштейн с присущими ему пантеистическими взглядами. Эйнштейн – великий ученый, открывший теорию относительности, причислял себя к религиозным натурам, хоть и не верил в «персонифицированное Божество». Он полагал, что религиозность – это способность воспринимать непостижимое для нашего разума. Но эйнштейнова «религиозность» имела рационально-пантеистический характер, и была колоссально далека от веры в библейского Бога опекающего Свое творение. Ломоносов мудро считал, что никакая научная теория не может ни доказывать, ни опровергать факт бытия Бога.  «Создатель дал роду человеческому две книги: в одной показал свое величество, в другой свою волю. Первая книга – видимый сей мир. В этой книге сложения видимого мира – физики, математики, астрономы и прочие изъяснители Божественных в натуру влиянных действий суть тоже, что в книге Священного Писания пророки, апостолы и церковные учители. Не здраво рассудителен математик, ежели он хочет Божественную волю вымерять циркулем. Также не здраво рассудителен и учитель богословия, если он думает, что по псалтыри можно научиться астрономии или химии». Ломоносов соединил научное познание с поэтическим вдохновением и религиозной верой, молитвенной хвалой прославив величие Вседержителя. Наука не противоречит вере в Бога, а вера в Бога не отрицает научное знание. Христианские монастыри всегда были кладезями мудрости и знаний, хранителями культуры и просвещения, провозвестниками веры и светочами духовной жизни. Все наши поэты и летописцы, художники и иконописцы, философы и проповедники – вышли из монастырей. Библейские символы, сюжеты и образы – это духовное звено между интеллектом человека и Божественной Премудростью, а вера в Бога одухотворяет ум, образует христианскую культуру созерцательного и творческого мышления. Великие ученые совмещали научное мышление с религиозной верой, прозревая за материальными явлениями творческую волю Бога и Его премудрость, восходя подобно древним мудрецам – Соломону, Гераклиту, Платону, к духовным истокам бытия. «Покажите мне науку, которая была бы совершенным, а не поддельным отпечатком творения! Которая могла бы вести меня прямым путем к познанию истинного Бога! Через которую мог бы я исследовать всеобщие и невидимые сущности, Ему подвластные! Науку, через которую я могу придти к познанию всех тайн, в натуре скрытых!» – проникновенно писал Н.И. Новиков. В научной жизни огромную роль играет не только рациональное мышление, но и любовь к знаниям, озарение и интуиция, нравственная мотивация, а отрыв науки от религиозной веры, ведет к духовному оскудению и культурному упадку. Если ученый христианин, то он созерцает мир как великую загадку и мудрую притчу Творца, таящую в себе таинственный смысл. Звездное небо, восхищавшее философов от Сократа и Платона до Канта и Померанца, и вдохновлявшее поэтов от Давида и Соломона до Байрона и Гете – это гимн и песнь во славу Бога, а звезды – это хор, славящий премудрость и красоту Создателя человека и вселенной. Разгадывая тайну творения ученый, изучающий звездное небо, понимает, что жизнь возникла не «случайно», а изошла от Бога Творца, премудро сотворившего мир. Бог сотворил мир, Он премудр и всемогущ, и если захочет, то может изменить естественный ход вещей – сотворить чудо. Вера в материю, из которой случайно возник мир – бессмысленна: не религиозна и не научна. Материализм – это фантастическая догма о материи, наделенной чудесными свойствами саморазвития, способностью творить и порождать «мыслящий дух». Если в христианстве Бог создал мир из ничего, будучи всемогущим и премудрым Творцом и Промыслителем, то в фантастической басне материалистов – мертвая материя зажгла «искру жизни» и породила человека с его «мыслящим духом». Блестящий мыслитель и тонкий эстетик Константин Леонтьев писал о материализме как о самой грубой и низменной философской системе: «материализм же есть бесспорно система, но, конечно, самая простая, ибо ничего не может быть проще и грубее, малосложнее, как сказать, что все вещество и что нет ни Бога, ни духа, ни бессмертия души, ибо мы этого не видим и не трогаем руками». Блестящую философскую критику материализма дал философ Левицкий: «Каковы шансы на то, что слепая комбинация материальных частиц создаст рояль, который к тому же будет автоматически играть сонату Бетховена? Ясно, что шансы этого чуда бесконечно малы, практически равняясь нулю». О материалистах в науке уместно вспомнить бессмертные строки из «Фауста» Гете: «ученый прежде душу изгоняет, затем предмет на части расчленяет и видит их, да жаль: духовная их связь тем временем исчезла, унеслась!» В материальном мире таинственно и символически отпечатлен духовный мир. Мудрый ученый видит присутствие Бога в мироздании, а не слепую «игру материи», он открывает свой ум великому Божьему миру. Наука приводит человека к религии, ибо только вера в Бога открывает глубочайшие тайны бытия. Философия и искусство в своих прозрениях на столетия опережают науку, а пророческие книги Библии обозревают всю историю мира с наднебесной высоты вечности. Фатальная логика атеизма и материализма, отрицающая Бога, бессмертие души и свободу, ведет к признанию бессмыслицы жизни, а истинная наука – признает духовную ценность жизни и ее смысл. Наука в истинном смысле – это не апология вульгарного материализма или фантастических гипотез дарвинизма, а бесстрастное познание тайн мира и поиск Творца вселенной. Наука возводит ученого через постижение «книги природы» от чувственного и земного бытия к духовному и небесному, к высшему Смыслу – Богу. По рассуждению преподобного Иустина Поповича, если человек пойдет путем веры, то он должен оставить естественные методы познания и не возвращаться к ним, ведь вера имеет свои пути познания человека, мира и Бога – естественно-научное знание должно смениться духовной мудростью, ибо духовные реалии метафизического мира нельзя познать научными методами. Вера лежит в основе духовного познания – самопознания и Богопознания, она глубже, шире и выше научного мышления – трехмерного Евклидова рассудка, мыслящего сквозь призму категорий пространства, времени и причинно-следственных связей, она – величайшая сила, ибо как сказано в Священном Писании: «Все возможно верующему» (Мк.9:23), ибо нет ничего, что было бы невозможно для Бога. С наибольшей художественной яркостью и силой, философской и богословской эрудицией, диалектической гибкостью мысли и напряженностью интуитивных прозрений, противоположность двух видов познания – рационального и духовного, конфликт схематизирующего рассудка и опыта религиозной жизни раскрывается в книге священника о. П. Флоренского – «Столп и утверждение Истины», где возвещается, что путь познания Божественной Истины – это мученичество сердца, ума и духа, невыносимое духовное борение, «поистине огненное терзание», скитание по лабиринту философской мысли, выход из которого лишь один – вера во Христа Спасителя, философский вопль, обращенный к Богу, мысль, преобразившаяся в молитву,  распятие рассудка на кресте веры, отречение от мудрости мира сего во имя премудрости Божьей – небесной и духовной, тайной и сокровенной, проповедуемой апостольской Церковью, осознание, что не интуиция и не дискуссия ведут к Истине, но Божественное Откровение, которое нельзя вместить в рамки аристотелевского логики, кантианского мышления и гегелевской диалектики, понимание и признание, что путь Богопознания предполагает духовное делание и стяжание благодати Святого Духа и только через верность Богу и Его святой Церкви человек может взойти на вершину Богомудрия, не утрачивая смиренномудрие, покаянное сознание немощи своего разумения и молитвенный трепет перед сокровенными Божьими тайнами, открывающимися Церкви и миру только по воле Всемогущего.
                Духовная жизнь открывает человеку возможность соприкоснуться с Богом, следовать велениям совести и любить, быть способным к творчеству, созерцанию и молитве, к науке и искусству, а самым глубочайшим, неистощимым и могучим источником всей духовной жизни является свобода. Свобода есть дыхание жизни, исходящее из уст Божиих,  она – духовный воздух горних небес, которым дышат Ангелы и души людей, и как нельзя жить без воздуха, так нельзя жить духовной жизнью без свободы. Веровать можно только из глубины свободного духа и свободного сердца, без свободы нельзя ни молиться, ни любить, ни творить, без свободы вся жизнь человека становится невыносимой мукой и бессмыслицей, она не имеет ни чести, ни достоинства, ни оправдания, ни смысла. Если человек хочет быть существом религиозным и одухотворенным – имеющим в себе Дух Божий, проницающий все глубины Божии, освящающий нас и дарующий свободу, то он должен хранить свою душу и иметь духовный опыт молитвы и Богоощения, уметь молиться, созерцать и любить, ибо любовь есть живой источник веры, она – альфа и омега духовной и религиозной жизни, ее основа и венец, в то время как сердце человека – неограненный алмаз, а его искусная огранка – жизнь по заповедям Евангелия и покаянный плач, борьба со страстями, молитва и пост, участие в таинствах и богослужениях Церкви, иными словами – верность Богу. Человек может веровать только свободно, избрав Бога сердцем в свободной и искренней любви, ибо там, где нет свободы – нет и любви, а где нет любви – не может быть верности и доверия, благочестия и Богопочитания. Вера – это духовные крылья души, она освобождает от земных оков и знак благородства духа, ведь если человек ни во что не верит, не имеет святынь и идеалов, то он низок и подл, подобен расчетливому цинику и нигилисту Петру Верховенскому из романа Ф.М. Достоевского «Бесы». Никакие самые интеллектуально изощренные логические аргументы и самые убедительные философские доказательства и научные исследования не могут вдохнуть в сердце человека животворящий пламень веры. Вера не дается доказательствами и логическими аргументами, ее источник – не в рассуждениях и логике, а в свободном избрании духа и горении созерцающего и любящего сердца; нельзя заставить веровать волевым усилием – вера свободна, она – неприступная крепость для всех волевых усилий, отворяющие врата лишь всепокоряющей силе любви и надежде. Вера – это величайшая святыня души, она есть Ковчег Завета, хранящиеся в храме сердца; вера – это могучая творческая и духовная сила,  двигающая горы, изменяющая нравы народов и побеждающая царства, она – краеугольный камень, на котором зиждется святая Церковь – мистическое Тело Христово, столп и утверждение Истины, который не в силах сокрушить ни гонения и казни, ни сам Ад. По проницательному замечанию Ивана Ильина, в русский язык придает «вере» два разных смысловых звучания: человек имеет потребность «верить» и способность «веровать», все люди сознательно или бессознательно верят, но веровать – означает иметь духовный опыт и реализовывать веру в жизни, сделать ее средоточием и центром всего своего существа – своих желаний и помышлений, речей и деяний, ибо вера без дел мертва, быть готовым отдать свою жизнь за свою веру, ибо именно вера сообщает нашей жизни ценность и смысл, святость и значение. По слову преподобного Иоанна Дамаскина, истолковывающего общеизвестное изречение о вере апостола Иакова: «Без веры невозможно спастись, потому что на вере основывается все, как человеческое, так и духовное. Но вера не иначе приходит в совершенство, как чрез исполнение всего указанного Христом. Без дел же вера мертва, равно как и дела без веры. Истинная вера показывается в делах». Вера – это зеркало, отражающее душу человека – если хочешь узнать человека, то узнай, во что он верит и в чем находит смысл жизни, что для него священно и ради чего он готов пожертвовать собой и умереть. Каждый из нас должен честно спросить себя перед лицом беспристрастной совести свой: готов ли я умереть за то, во что верую, крепка и глубока ли моя вера, чему отдано сердце мое и к чему стремится душа моя? Великий и драгоценный дар веры – Божий дар и Божье чудо, надо хранить этот небесный дар, уподобляющий нас Ангелам и святым, чтобы не осквернить его богопротивным, дурным и гибельным – не уверовать в ложь, иначе, человек обречет себя служение не Богу, а идолам, на ложный путь, на разочарование и отчаяние, на прельщение и погибель души. Верить надо в том, ради чего можно отдать свою жизнь – нет более возвышенной и чудесной, таинственной и изумительной святыни веры, чем чудесная Личность Христа Богочеловека, отдавшего Свою земную жизнь и пролившего Свою святую кровь на Голгофе ради нашего спасения, воскресшего из мертвых и разорвавшего узы Ада и смерти. Если человек уверовал всем сердцем и душой во Христа Спасителя, то он сделал веру средоточием и путем жизни, она просвещает и умудряет его ум, направляет и укрепляет волю, очищает и воспламеняет сердце, вдохновляет на творчество и труды во славу Божию, изгоняет мирскую печаль и отчаяние, сокрушает покаянием и осеняет надеждой, наполняет душу молитвой, а жизнь – делами любви и милосердия, ибо вера стала святыней его души и она останется с ним, как незримый суетному миру Ангел-Хранитель, везде и всегда – в храме, где совершается Божественная Литургия, и в уединенной келье монаха, в кабинете ученого и философа, в мастерской художника и иконописца, в раскаленных песках пустыни и во время снежной бури, в темнице и на смертном одре.
                Вера – это добровольный союз между Богом и человеком, именуемый в Библии Заветом, она – корень и суть всех христианских добродетелей – молитвы, покаяния, смирения, кротости, милосердия и любви. Религиозная вера есть убежденность человека в существовании Бога и доверие к Нему как к всеблагому, премудрому и всемогущему Творцу и Вседержителю, желание везде и всегда следовать за Ним и исполнять Его святую волю. Вера есть целостный духовный опыт и основа религиозного миросозерцания, она исходит из самых сокровенных глубин духа и сердца и охватывает всего человека, его волю и мышление, слова и дела – весь его внутренний мир и всю его жизнь. В Священном Писании сказано, что вера есть «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр.11:1), «без веры угодить Богу невозможно» (Евр.11:6), христианство – это «вера, действующая любовью» (Гал.5:6), благодаря вере пророки познали Бога и совершали чудеса, не страшились мученичества и  несли миру Слово Божие, они «покоряли царства, творили праведность, получали обещанное, закрывали пасть львам, угашали силу огня, избегали острия меча, слабость превращали в силу, крепли в битвах и обращали в бегство чужеземные армии. Женщины получали своих умерших воскресшими; иные подвергались пыткам и были забиты до смерти, отказавшись от выкупа, чтобы обрести лучшее воскресение. Другие терпели насмешки и побои, затем оковы и заточение. Их побивали камнями, распиливали надвое, умерщвляли мечом; они скитались в одежде их овчины и козьей шкуры, в нужде, будучи преследуемы и терпя жестокое обращение, странствуя по пустыням и горам, живя в пещерах и ямах! И весь мир был недостоин их! О заслугах всех этих людей засвидетельствовано потому что они доверяли Богу. Тем не менее, они не получили обещанного, так как Бог предусмотрел нечто лучшее, относящееся и к нам, чтобы только вместе с нами они смогли достигнуть цели» (Евр.11:33-40). По рассуждению митрополита Антония Сурожского: «Вера – это уверенность в вещах невидимых. Мы это слово употребляем по отношению к Богу к вещам духовным; но оно относится также ко многому в обычной жизни. Мы говорим о любви, мы говорим о красоте. Когда мы говорим, что любим человека, мы тем самым говорим, что непостижимым, невыразимым образом мы в нем прозрели нечто, чего другие не видели. И когда мы, охваченные восторгом, восклицаем: «Как это прекрасно!», – мы говорим о чем-то, что до нас дошло, но чего мы не можем просто истолковать. Мы только можем сказать: приди и посмотри, как апостолы говорили своим друзьям: приди, взгляни на Христа, и ты узнаешь, что я в Нем увидел (Ин.1:46). И вот наша вера в вещи невидимые, с одной стороны, является личной нашей верой, то есть тем, что мы сами познали, тем, как мы когда-то, хоть один раз в жизни, прикоснулись края ризы Христовой (Лк.8:44) – и почуяли Его Божественную силу, хоть раз взглянули в Его очи – и увидели бесконечное Его милосердие, сострадание, любовь. Это может случиться непосредственно, таинственным путем встречи живой души с Живым Богом, но это бывает тоже посредством других людей. Мой духовный отец мне раз сказал: никто не может отрешиться от земли и обратить весь свой взор на небо, если в глазах хоть одного человека, на лице хоть одного человека не увидит сияние вечной жизни… В этом отношении мы все ответственны друг за друга, все ответственны за ту веру, которую имеем или по которой тоскуем и которая нам может даться не только чудом непосредственной встречи лицом к лицу с Богом, но и через посредство человека. Вера поэтому складывается из многих элементов. С одной стороны, это наш личный опыт: вот, я увидел в этих очах, на этом лице сияние вечности, Бог просиял через этот лик… Но бывает: я как-то чую, что есть нечто – но не могу это уловить! Я улавливаю только немногое. И тогда могу обратиться взором, слухом, общением души к другим людям, которые тоже нечто познали, – и то жалкое, может быть, но драгоценное, святое знание веры, которое мне было дано, расширяется опытом, верой, то есть уверенностью, знанием других людей. И тогда моя вера делается шире и шире, глубже и глубже, и тогда я могу провозглашать истины, которыми обладаю не лично, но соборно, вместе с другими людьми. Так мы провозглашаем Символ веры, который нам дан издревле опытом других людей, но который мы постепенно познаем, приобщаясь этому опыту. И наконец, есть другая вера, о которой говорит Евангелие от Иоанна: Бога никто не видел, кроме Единородного Его Сына, пришедшего в мир – спасти мир (Ин.1:18, 3:17). Есть истины веры, которые мы принимаем от Христа, потому что Он знает все глубины Божественные и всю глубину человека и может приобщить нас и к человеческой глубине, и к Божественным глубинам». Преподобный Иоанн Дамаскин писал в «Точном изложении православной веры»: «Вера, между тем, двояка: есть вера от слушания (Рим.10:17). Ибо, слушая божественные Писания, мы верим учению Духа. Вера же эта обретает совершенство через все, что законоположено Христом: веруя делом, живя благочестиво и исполняя заповеди Обновителя нашего. Ибо кто не верует согласно с преданием кафолической Церкви или кто через постыдные дела имеет общение с диаволом, тот неверен. Вера же есть, опять-таки, осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (Евр.11:1) или несомненная и нерассуждающая надежда на то, что обещано нам Богом, и на успех наших прошений. Поэтому первая вера относится к нашему намерению, а вторая – к дарам Духа». Таинство веры синергитично по своим истокам,  с одной стороны, вера даруется Богом и есть небесная искра, зажженная Святым Духом в сердце человека и воспламеняющая его, светильник Христов, дающий видеть незримое очами – духовные вещи, с другой стороны, вера проистекает из свободы человека, она охватывает ум, чувства и волю как его личное воззрение и убеждение, добровольное принятие таинственных, сверхразумных и духовных истин Божественного Откровения, заключенных в Священном Писании и Священном Предании, догматически сформулированных на семи Вселенских Соборах.  Библейская вера есть не только уверенность в бытии Бога и существовании духовного мира, но и доверие Богу, чувство таинственного и неисповедимого Его присутствия в нашей жизни, упование на Вседержителя во дни скорбей и потрясений, непрестанная молитва и страх Божий,  верность Христу до конца – до мученической смерти, ибо вера христианская действует любовью, а нет любви большей, чем жизнь свою отдать за Бога и святую Церковь, за Слово Божие и богооткровенную Истину.
                Размышляя о вере как о сущности религиозной жизни, иудейский мыслитель Мартин Бубер выделил два образа веры в зависимости от отношения человека к Богу: 1) эмуна – иудейская вера, Авраамово доверие Богу без всяких рассуждений о Нем и Его бытии, волевой акт всей еврейской община – Израиля, вера, не требующая доказательств и не знающая философии; 2) пистис – личное убеждение, христианская вера в то, что Иисус из Назарета есть истинный Спаситель мира, вера, опирающаяся на философскую и богословскую мудрость, предполагающая рассуждения о Боге, вопрос о теодицее – о том, как всемогущий и всеблагой Бог может допускать существование зла и торжество нечестивцев на земле. Надо сказать, что все рассуждения Бубера о иудейской вере-эмуне и христианской вере-пистис весьма схематичны и искусственны, ибо в Ветхом Завете встречаются блестящие образцы слияния веры эмуны и пистис – Иов и Соломон, Иеремия и Аввакум не только могли повторить подвиг Авраама и всецело довериться Богу, но и напряженно размышляли о проклятых и вековечных вопросах, мученически постигали тщету всего мирского то, что мир лежит во зле и задавались вопросом о смысле жизни и теодицее, а вслед за ними апостол Иоанн Богослов и апостол Павел, святитель Григорий Богослов и Августин Блаженный, Данте Алигьери и Мильтон, Кьеркегор, Достоевский и святой Иустин Попович совмещали самые изощренное философствование с Авраамовой верностью Богу. На древнееврейском языке слово «вера» звучит как «эмуна» и означает беспрекословную верность и преданность Богу, желание и готовность исполнять Его волю: «Верою Авраам повиновался призванию идти в страну, которую имел получить в наследие, и пошел, не зная, куда идет» (Евр.11:8). Вопреки суждениям Бубера христианская вера есть вера в Бога и доверие Богу, она сочетает в себе эмуну – верность Богу – не только уверенность ума в  Его бытии и доверие Ему сердца, выраженную в молитве, духовном ощущении присутствия Божиего в судьбах мира и надежде на Него, но и готовность отвергнуть себя, взять свой крест и следовать святой воле Вседержителя, и пистис – личная убежденность в бытии, премудрости, всемогуществе и благости Бога и исповедание всех богооткровенных истин, запечатленных в Священном Писании и Священном Предании, в догматах Церкви и ее молитвословии, ибо нельзя быть истинно верующим, не восприняв Божественного Откровения и не постигнув догматического содержания православной веры, сформулированного святыми отцами Новозаветной Церкви на семи Вселенских Соборах. Проповедуя евангельскую веру во Христа, апостол Иаков писал, что живая вера выражается в исполнении заповедей Евангелия, «ибо, как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва» (Иак.2:16–26).В христианстве вера всегда есть личная вера, она – экзистенциальна, но вместе с тем, вера во Христа есть церковная вера народа Божиего – догматическая и апостольская вера Церкви, без которой нет спасения. В наше время в церковной среде приходится часто сталкиваться с мнением, что для православного христианина главное регулярно посещать храм и участвовать в таинствах и богослужениях Церкви, каяться, бороться ос страстями, соблюдать пост и молиться, быть послушным пастырю – своему духовнику, а богословие и тем более философия есть лишь теоретическое умствование, примножение знаний и мудрости, которые лишь прумножают печали, отвлекают от жизни, иные из верующих мирян и монахов и вовсе убеждены, что разум и вера – две вещи несовместимые. Но Сам Христос дал заповеди ученикам Своим: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф. 28, 19-20); «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную» (Ин. 5. 39) . Библейская вера христиан – это добровольное служение Богу, жертвенная самоотдача Христу, но это предполагает изучение Слова Божиего – Откровения, вниманием словам Сына Божиего – «глаголам вечной жизни», обновление ума, воли и сердца, исповедание Символа Веры, ибо нельзя быть христианином – верным сыном Церкви, не зная, не исповедуя, не храня как зеницу ока, но проповедуя миру ее догматы – богооткровенные истины, без постижения которых вера не может стать сокровенной осью всей духовной жизни человека и он не сможет спастись – унаследовать Царство Небесное. Святитель Николай Сербский открыто обличал тех «верующих людей», которые не стремятся к познанию святых истин Евангелия: «Не спрашивай у христианина, верует ли он в Бога, спрашивай, верует ли в Евангелие – в Радостную Весть Христову. Ибо если он говорит, что верует в Бога по своему разумению, а не по Евангелию, он – отсталый и язычник, пришедший к вере так, как люди приходили две тысячи лет назад — как, например, эллинские и азиатские философы. А зачем тогда Христос сходил с Неба? И зачем Он Кровью Своей запечатлел миру Свое Откровение, Свою Радостную Весть? Воистину, такой христианин принял на свою голову Пречистую Кровь Сына Божиего так, как те, что кричали: распни Его, распни!». По слову святого Ириней Лионского, «веру доставляет истина, ибо вера созидается на том, что истинно существует, дабы мы веровали в сущее, как оно есть; веруя же в сущее, как оно всегда есть, мы твердо сохраняем свою уверенность в нем. А так как вера – постоянная хранительница нашего спасения, то необходимо и достойно прилагать к ней много попечения, чтобы достигнуть истинного уразумения сущего». Преподобный Иоанн Дамаскин был убежден, что испонять заповеди Божии может только человек, знающий вероучение Церкви, для которого каждый ее догмат имеет высочайшее аксиологическое значение – является святыней и непреходящей ценностью, лучом Солнца Правды, просвещающего умы людей и изгоняющего тьму невежества и лжеучений: «Нет ничего более ценного, чем познание, ибо познание есть свет разумный души. Наоборот, незнание есть тьма. Ибо как лишение света есть тьма, так и отсутствие познания есть помрачение разума. Неразумным существам свойственно незнание, разумным – познание. Поэтому, кто, будучи от природы способен к познанию и ведению, не имеет его, тот, хотя он от природы и разумен, тем не менее по нерадивости и слабости души бывает хуже неразумных. Под познанием же я подразумеваю истинное познание сущего». Святитель Феофан Затворник говорил, что каждый христианин должен совершенствоваться в вере и воспринять всю полноту церковной жизни: «Слушай Слово Божие, проповеди и поучения, читай Слово Божие, творения святых отцов и старческие книги, ищи и вопрошай, беседуй и общайся с верующими, богатыми в вере; молись, вопий к Богу о вере, живи по вере, чаще исповедуйся и приобщайся Святых Тайн». Преподобный Иоанн Дамаскин разоблачал лжеучение гносимахов – врагов знания и борцов с мудростью, гродых, самодовольных и невежественных простецов, отвергающих необходимость для христианства всякого знания. Они говорят, что напрасное дело делают те, кто ищет каких-либо знаний в Божественных Писаниях, ибо Бог не тре¬бует от христианства ничего, кроме добрых дел. Итак, хорошо, что¬бы всякий жил возможно проще и не заботился ни о каком догма¬те, относящемся к знанию». Протоиерей Георгий Флоровский – один из величайших и наиболее ученейших русских богословов Православной Церкви двадцатого века, глубокомысленно и проницательно писал о том, что современное гнушение богословием и философией, бытующее среди «верующих людей», есть возрождение как ереси гносимахии, так и ереси Аполлинария Лаодикийского, утверждавшего, мысль человеческая необходимо согрешает, и «невозможно, чтобы не было греха в помыш¬лениях человеческих», и потому отрицал во Христе Богочеловеке наличность человеческого ума. Но по святоотеческому учению Церкви, Иисус Христос есть воплощенный Бог Слово, Он воспринял человеческое естество во всей полноте – в том числе и ум, освятив и преобразив его, а значит, все ученики Сына Божиего – все христиане призваны к воцерковлению ума – обретению «ума Христова», к подвигу самопознания и познания Бога в Его делах и откровениях. Вся история святоотеческой мысли – благодатной философии не по стихиям мира сего и преданиям человеческим, а по Христу, есть великолепный образец освящения и воцерковления разума,  его просвещения истинами веры, озаряющими человеческую мысль нетварным светом высочайшей Божьей премудрости. Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он есть разумное и мыслящее существо, ум, разум, мыслящий дух – это образ Божий в нас, а потому нельзя отсекать мысль от веры и ум от религиозной жизни, наш разум призван не к угашению и успению – смертному сну, а к освящению и преображению. Для великих богословов Церкви – Григория Богослова и Григория Нисского, Иоанна Дамаскина и Максима Исповедника – умозрительное и духовно-опытное Богопознание было формой Богопочитания и Богохваления, а на их творениях, проникнутых пафосом умозрения и созерцания, отпечатлелась печать их высокого ума. Если человек не изучает Священное Писание и Священное Предание Церкви – эту дивную сокровищницу духовной мудрости, нравственных поучений, молитвенного и аскетического опыта, то он впадает в адогматизм и демонстрирует пренебрежение к Слову Божиему, окормляет ум не Божественным Откровением, а личными мнениями и бытующими в общественной среде суждениями, человеческими догадками и впечатлениями, имеет мозаичное миросозерцание, облекаемое внешними формами церковного благочестия – «обрядоверием» и «бытовым исповедничеством», но лишенное животворящего церковного духа.




О религии

Религия связует человека с Богом.
Это есть связь духа с Духом;
и поэтому есть духовная связь.
От Бога исходит духовное откровение,
которое должно быть свободно
и цельно принято человеком.
Иван Ильин

        Слово «религия», по объяснению Лактанция и Блаженного Иеронима, происходит от слова «religare» –  связывать и соединять, сущность религии – это свободный союз человека с Богом, на основе веры, надежды и любви, а Блаженный Августин утверждал, что религия происходит от слова «religere» – воссоединять, определяя цель религиозной жизни как воссоединение падшего человека со своим Творцом – предвечным и святым Богом. Человек есть существо религиозное, он сотворен по образу и подобию Божиему. Господь вдохнул в него дыхание из Божественных уст Своих и человек стал разумной, свободной и творческой личностью. В основе всех религий лежит таинство веры – вера охватывает всю душу человека и его жизнь – его ум, волю, сердце и совесть, обращая их к Богу и направляя к познанию того, что недоступно человеческому уму. Как писал известный православный богослов Иван Андреев: «Там, где для познания чего-нибудь достаточно усилий одного ума, нет надобности обращаться к вере. Но там, где один ум недостаточен и бессилен – может помочь вера… Где бессильно знание – законна вера». В книге Бытия сказано, что люди всегда общались с Богом, наши праотцы – Адам и Ева верили в единого, всемогущего, всеблагого и премудрого Создателя и вера эта была унаследована их потомками – она сохранилась у Авраама, Исаака и Иакова. Древнеримский мыслитель Плутарх – один из образованнейших людей своего времени, прекрасно знавший историю, литературу и философию, писал: «посмотрите на лицо земли – вы не найдете ни одного человеческого общества без веры в Божество». Но со временем люди все более развращались, зная о едином Боге, они не прославляли Его, их ум помрачился, а сердце стало порочным – оно окаменело во грехе, сделалось бесчувственным и бессовестным, они стали искать земных благ – власти, славы и богатства, предаваться низменным наслаждениям и порокам – Содом и Гоморра, образ Бога исказился в их сознании. Впоследствии из-за нравственной и духовной деградации люди потеряли веру в единого Бога, и пришли к язычеству, хотя истинная вера сохранилась у древнего Израиля – в ветхозаветной религии – истинную веру унаследовали Моисей, Иов, Давид, Соломон и пророки. Но и многие мудрецы и великие религиозные мыслители иных народов искали единого Бога, и неслучайно в древности Новозаветная Церковь изображала в притворах своих храмов античных философов – Сократа, Платона и Аристотеля, искавших познания Творца вселенной и извечных тайн бытия. По словам Климента Александрийского, древняя философия была делом Божественного промышления – приуготовления древнего мира к принятию христианства, она была необходима грекам как руководство к правде и детоводительница эллинов ко Христу, являясь тенью Истины. Святитель Василий Великий – выдающийся философ, ученый и богослов своего времени, утверждал, что «в философском учении была тень откровенных истин, предызображение Истины, изображенной в Писании, отражение света Христовой Истины, подобно отражению солнца в воде». Святитель Григорий Богослов – ученейший человек своей исторической эпохи, подчеркивал, что «всякий имеющий ум признает благом внешнюю ученость, которой многие из христиан гнушаются по худому разумению, как злохудожною и удаляющею от Бога». Всякий мыслящий и совестливый человек задумывается над вековечными вопросами о смысле и цели жизни – как личной, так и всемирной: Что такое жизнь и в чем ее смысл? Какова первопричина всего существующего? Существует ли Бог – Творец неба и земли, или мир возник случайно? Возможно ли общение с Богом  существует ли иной – невидимый, духовный и метафизический мир? Что такое материя? Что такое душа? Что такое сознание? Что такое добро и зло? Что ожидает нас после смерти и существует ли бессмертие души? Каков будет конец всемирной истории? Можно ли познать Абсолютную Истину? Никакая самая изощренная философия Платона, Плотина и Шеллинга, не может ответить на вековечные и мучительные вопросы о смысле жизни и смерти, о добре и зле, о грехе и искуплении, о свободе и Провидении, о Боге, Ангелах, устройстве вселенной и человеке, ибо ответить на них – познать тайну добра и зла, смысл и цель всего мира и своей жизни – означает понять замыслы и цели Творца, а это невозможно без Божественного Откровения. Если бы Бог не открыл Себя, то человек не мог бы познать величайших тайн Его и познать Самого Бога – Его любви и искупительной жертвы, неисследимой и сокровенной в Божестве тайны Святой Троицы, непостижимой даже для Херувимов и Серафимов. Только в христианстве открылась величайшая Тайна всех Тайн – тайна единого Бога в Самом Себе, Сущего в трех предвечных и всесовершенных Ипостасях – Отца, Сына и Святого Духа, непостижимая и неизреченная для всех созданий тайна внутренней жизни Святой Троицы, открытая Самим Богом. Догмат о Святой Троицы – откровение о величайшей тайне Божественной Жизни, научающая человека не только благоговейно чтить Бога, но и любить Его всем сердцем, ибо через тайну Святой Троицы миру открылось, что Бог есть Любовь, высочайшая, идеальная и веяная Любовь, неисчерпаемый источник Любви, действующей и проявляющейся не только в сотворении мира и промышлении о вселенной  каждом создании, но совершенной и неисчерпаемой в лоне Самого предвечного Божества, где от вечности была любовь – вечная жизнь и общение в любви Отца, Сына и Святого Духа – всех трех Божественных Ипостасей, каждая из Которых – всецело Бог, а значит – Любящий, Любимый и Любовь. С молитвенным трепетом Августин Блаженный заметил: «Тайна христианской троичности – это тайна Божественной Любви. Ты видишь Троицу, если видишь Любовь». Только тайна Святой Троицы дает нам познать, что Бог есть Любовь, Которая никогда не была бездеятельной, ибо прежде сотворения мира – когда еще не было неба и земли, был единый предвечный Бог, имя Которому Любовь – общение Божественных Лиц Святой Троицы от вечности совершалось в любви, неисчерпаемая глубина которой простерлась и на сотворенный Богом мир – на всю вселенную, на весь род человеческий и на каждого из нас, ибо ради спасения каждого из нас Небесный Отец отдал в жертву Своего Единородного Сына, Сын Божий добровольно принял крестные страдания и смерть на Голгофе, сошел во Ад и воскрес, а Святой Дух в огненных языках сошел в день Пятидесятницы на апостолов в Сионскую горницу, дабы основать Новозаветную Церковь с ее таинствами для нашего освящения.
  Христианство – это богооткровенная религия, возвещающая, что Абсолютная Истина апофатична – непостижима для ума всех разумных тварных созданий – людей и Ангелов, но она богооткровенна – может быть познана только через Откровение Бога людям – Бог Сам открывает Себя и тайны Свои верующим в Него и ищущим познания Истины. Христос сказал о Себе – «Я есмь Путь и Истина и Жизнь» (Ин14:6),  Он – Ипостасная Премудрость и Сила Божия, предвечный Логос, совечный и равночестный Отцу и Святому Духу, Он – истинный Мессия и воплотившаяся Абсолютная Истина, открывающая людям волю Бога Отца Небесного, Он есть Жизнь – без Него нет жизни и ее смысла.  В основе христианской религии лежит жажда Истины и воля к Истине, ведь Абсолютная Истина есть Сам Господь, каждое слово Его – вечная правда, Он – совершенная и предвечная Личность, Первопричина всего сущего, Творец, Промыслитель и Спаситель, с Которым возможно общение через молитву и таинства. В сердце каждого человека всеяно Всевышним искание Бога и правды Его. Человек есть существо мыслящее и совестливое, он ищет Бога как Иов, задаваясь вопросами о теодицее: если Бог всемогущ и всеблаг, то почему в мире господствует зло и смерть, настигающая даже малых детей, праведник мучается, а нечестивец благоуспешен? Вопрос о смысле жизни неизбежно приводит человека к мысли о Боге, ибо если Бога нет, и нет бессмертия души и свободы, то зачем человеку жить? Если мы вглядимся в нашу жизнь, то увидим, что наше земное существование есть горькая чаша скорби, мир лежит во зле, а мы все – глубоко несчастные создания, со дня рождения приговоренные к смерти. Без веры в Бога и Его любовь, без веры во Христа распятого и воскресшего, без веры в бессмертие души и свободу духа, без веры в догматы Церкви и Царство Небесное вся наша земная жизнь – напрасна и бесцельна, а страдания безвинных – это жуткая трагедия, сеющая в душе безнадежность и отчаяние. Достоевский утверждал, что только с верой в Бога и свое бессмертие человек может постигнуть цель и смысл своей жизни на земле, а иначе – он обречен на бессмысленное существование – екклесиастову суету сует, и неисцелимое томление духа, неизбежно приводящее его или к бегству от вечных вопросов в вульгарный гедонизм, или к глубочайшему отчаянию, если он честно взглянет на свою жизнь и весь окружающий мир. Только вера в библейского Бога – бесконечно близкого нам, безмерно любящего каждое Свое создание, может утешить отчаявшихся и скорбящих, внести смысл в нашу жизнь.
         В Священном Писании ясно провозглашается, что Господь создал человека и весь мир для святости, нетления и вечной жизни, а  трагическое состояние бытия – власть смерти, тления и греха над всем видимым миром есть следствие грехопадения Адама и Евы. Тайна возникновения зла навсегда осталась бы непостижимой для умов лучших мудрецов, если бы ее не открыл нам Сам Господь. Величайший и самый прекрасный Ангел на небесах возгордился своим совершенством и противопоставил свою волю святой воле Всевышнего, он отпал от Бога и увлек за собой треть Ангелов, ставших коварными и жестокими демонами. Святитель Василий Великий писал, что Бог не сотворил зло и не является виновником мировой трагедии, напротив – зле есть порождение воли дьявола, оно – противно Богу, Его Логосу и Святому Духу; зло – алогично и аморально, оно есть безумие и мерзость в очах Вседержителя. Когда Господь сотворил человека, уже свершилась первая катастрофа – падение Люцифера и трети Ангелов, а значит, зло уже существовало в мире. Всеведущий Господь предвидел, что дьявол в обличье змея – символ коварства и бескрылости падшего Ангела, будет искушать Адама и Еву, и потому дал первым людям Свою заповедь – не вкушать от древа познания добра и зла, предупредив, что вкусив его запретный плод человек нарушит волю Божию, отпадет от Подателя жизни и обречет на смерть себя и весь видимый мир – всю материальную вселенную, которую Господь даровал Адаму как его царство. Человек мог вкушать от Древа Жизни – образ Премудрости и Силу Божией, он был бессмертным, его тело – нетленным и прекрасным, ум – проницательным, созерцающим сущности всех вещей, уста – изрекающими имена всей Божьей твари, а сердце – умеющим любить и молиться. Люцифер соблазнил Еву, а через нее и Адама, отведать запретный плод – познать вкус зла, искусил их величайшим и самым страшным из всех искушений – ложной надеждой на обожение, быть как боги, но без истинного Бога. Преподобный Симеон Новый Богослов говорил, что если бы Адам и Евы были верны своему Творцу до конца и не нарушили Его святую заповедь, то они бы обрели высшую святость и всеблагой Господь даровал бы им Свое Небесное Царство, сделал бы их столь же совершенными по благодати, каким Он является по Своей Божественной природе. Когда Адам и Ева поддались на искушение змея, то они потеряли все духовные дары Божии, утратили премудрость, бессмертие и высокую нравственность, но и после нарушения заповеди Божией возможно изгнание из Эдема не было неизбежным, если бы они откликнулись на голос Всевышнего и бросились к творцу своему со слезами покаяния. Но как проницательно заметил православный богослов Владимир Лосский: «Адам вместо того, чтобы с воплем ужаса броситься к своему Создателю, обвиняет жену, «которую, - подчеркивает он, - Ты мне дал». Так человек отказывается от своей ответственности, перекладывает ее на жену и, в конечном счете, на Самого Бога». Но почему Творец, зная о возможном грехопадении Адама и Евы, не создал человека уже абсолютно совершенным – обоженным? Господь сотворил человека как свободную и разумную личность, Он дал ему все возможности, чтобы обрести обожение через исполнение Эдемской заповеди и синергию – соединение его свободы с Божественной благодатью, иначе Творец совершил бы насилие над волей Своего создания – суверенной личности. Если бы человек избрал путь, предначертанный ему Богом, то он обрел бы Царство Небесное, и судьба человечества и всего мира была бы иной – история не знала бы тех ужасов и той крови, что пролилась за ее века и тысячелетия.
    Тайна происхождения религии и ее сущность синергитичны: с одной стороны существование религии обусловлено исконным свойством человеческого духа устремляться к своему первообразу – Богу, а с другой стороны – воздействием Самого Бога на людей – Откровением. В существе человека заключена тайна религии, ибо он – не только часть вселенной, живущая земной жизнью, но и уникальное существо, по слову царя и пророка Давида не многим умаленное перед Ангелами, существующее на грани двух миров – духовного и материального. Святитель Григорий Богослов в одном из своих религиозных стихотворений, описывает как сидя в тени рощи, раскинувшейся у берега реки, он задумался о том, что такое человек и для чего он создан Богом: «Кто я был? Кто я теперь? И чем буду? Ни я не знаю сего, ни тот, кто обильнее меня мудростью… Я существую. Скажи: что это значит?.. И ты, душа моя, кто, откуда и что такое?.. А если ты, душа моя, что-нибудь небесное, то желательно знать, откуда ведешь начало?». Библейский Бог непостижим, но и все, что создано Им – непостижимо по сущности, а значит и человек есть непостижимая и сокровенная тайна, сокрытая от ума и сердца, и только через Откровение мы можем обрести знание о Самом Боге и о сокровенной сущности всех вещей, познать самих себя и узнать в чем заключается смысл нашей жизни и цель истории мира. Святитель Игнатий Брянчанинов с изумлением вопрошал: «Кто я? что я? Кто создал меня, зачем я существую, как разрешить эту загадку?»  Если человек есть наивысшее и самое загадочное из всех Божьих созданий, то разгадать его тайну возможно только религиозным путем – через веру и Откровение. В книге Бытия сказано, что Господь сотворил человека из праха земного и вдохнул в него дыхании жизни из Своих Божественных уст. Человек есть существо не только чувственное, но и духовное, он – уникальная личность, наделенная свободой, разумом, совестью и самосознанием. Бог есть Любовь и Дух, и созданный по образу и подобию Божиему человек одухотворен и умеет любить; свобода – сущность духа, без свободы невозможна любовь, вера, творчество и молитва. Высшее назначение человека – достичь совершенного богоподобия – обожения, научиться жить, мыслить и действовать духовной любовью, быть верным заповедям Всевышнего. Из всех Божьих созданий на небе и земле самое таинственное – это человек, все в нем загадочно – его духовный мир и мышление, его речь и творческая сила, его неисследимое сердце и все бытие его личности. С наибольшей глубиной эту истину познал Ф.М. Достоевский, писавший: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать,  и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь,  то не говори, что потерял время;  я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком». Преподобный Иоанн Дамаскин считал, что знание о Боге естественным образом вложено в душу человека, а сам человек – свободная личность, которая может, как уверовать в Бога и принять благовестие, так и отвернуть веру в Него, вот почему вера не требует доказательств бытия Божиего. По мысли Достоевского бытие Божие недоказуемо рационально, но оно – истина Божественного Откровения, постигаемая сердцем поэта и философа в порыве вдохновения – наития Святого Духа, проницающего все глубины Божии и дающего нам познать благость и любовь, могущество и красоту Создателя: «Что ты хочешь сказать словом «знать»? Познать природу, душу, Бога, любовь… Это дознается сердцем, а не умом… Заметь, что поэт в порыве вдохновения разгадывает Бога, следовательно, исполняет назначение философии». Если будем вдумчиво и усердно читать Псалтырь – великолепное собрание молитвенных стихов, порой звучащих как симфоническая музыка, напоминающее огромную фреску, то мы найдем в этой ветхозаветной книге – зеркало, в котором каждый человек может увидеть свою душу, ведь на ее страницах поэтически изложена вся наша жизнь с ее печалями и радостями, муками и ликованием, надеждами и отчаянием. Уместно вспомнить справедливое утверждение Вернадского: «религия поднимается на такие высоты и спускается в такие глуби души, куда наука не может за ней следовать». Религия отвечает на самые высшие и грандиозные запросы человеческого духа, на которые бессильна ответить наука, и чем глубже и основательнее человек изучает науки и определяет границы ее познавательных сил, тем яснее разрешаются мнимые противоречия между верой и знанием, между наукой и религией, и тем более воспламеняется сердце его любовью к мудрости – не к суетному знанию, а к истинному и духовному. По мысли оратора Цицерона слово «религия» означает – постигать, обдумывать, перечитывать, исследовать, она – дщерь света, просвещающая душу и несущая миру знание о Боге – высшую мудрость, несовместимая с невежеством и суеверием.
      Уже древнегреческий мудрец Платон полагал, что человек не изобрел религию, а получил ее от Бога, иными словами ее истоки – не на земле, а на небесах, они – сакральны, метафизичны и Божественны. Для религиозного человека мир Божий таинственен и многогранен, бытие не исчерпывается эмпирической реальностью, ибо наряду с материальной вселенной существует и иной мир – незримый, метафизический, духовный, а кроме временного и преходящего есть вечное и бессмертное – Бог. В эстетическом аспекте в красоте вселенной взор религиозного человека усматривает отблеск премудрости, любви и грозного величия всемогущего Бога, сотворившего небо и землю, украсившего свод небес звездами, луной и солнцем, а чертоги земного мира – реками и морями, где плещутся рыбы, лесами и садами, где обитают звери и поют птицы, ибо Господь есть источник жизни. В Священном Писании сказано, что через созерцание красоты и великолепия сотворенного мира человек призван восходить к познанию Творца вселенной и молитвенному восхвалению Его премудрости, величия и всемогущества: «Небеса проповедуют славу Божию и о делах рук Его вещает твердь» (Пс.18:2). «Невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим.1:20). В религиозном смысле весь мир – это величественный и прекрасный храм Божий, а человек по своему происхождению и призванию – пророк, царь и священнослужитель, исполняющий святую волю Всевышнего, возносящий к небесам мольбу от лица всей вселенной, прославляющий Создателя и претворяющий свою жизнь и жизнь всех Божьих созданий в грандиозное и возвышенное богослужение, в Божественную Литургию. В этическом аспекте в душе каждого человека от Бога всеяно стремление к святости, но после грехопадении в наших душах также действует импульс греха, человек же, обладая свободой воли, может избрать жизнь по заповедям Спасителя и тогда его жизнь будет проникнута любовью к Богу, ближним и врагам, или избрать путь дьявола – обреченный путь греха и вражды с Богом, и тогда он будет сеять вокруг себя зло, уподобляясь демону. Преподобный Исаак Сирин говорил, что сердце верующего исполнено любовью и жалостью ко всему творению Божиему – не только к единоверцам, но и к согрешающим и иноверцам, и даже к врагам Истины. Свобода – это неразрешимая тайна для всех материалистов, ибо она – сущность духа, ее существование – величайшее чудо Божие. Многие мудрецы и философы размышляли о том, как она возможна в материальном мире, где все ограниченно пространством и временем и детерминировано. По известному суждению немецкого философа Иммануила Канта свобода принадлежит царству духа, а необходимость властвует в мире природы, где царят железные законы физики. С точки зрения христианства Бог есть всемогущая и свободная Личность, Он – Абсолютный Дух и Любовь, а где Дух, там и свобода, она – Его бесценный дар всем разумным созданиям – Ангелам и людям. Господь возложил на созданий Своих крест свободы, и с этим связано их высочайшее достоинство и вместе с тем – наибольшая трагедия, ибо через свободу открывается путь вечного блаженства и сотворчества Богу, и путь погибели и отчаянной борьбы с Богом. Господь промышляет о вселенной и человеке, но Он не предопределяет судьбу Своих созданий, предоставляя им право самоопределения и экзистенциального выбора, определяющего для них вечность. Старец Иоанн Крестьянкин писал о том, что наша мимолетная земна жизнь есть лишь приуготовление к часу смерти и Суду Божьему, а потому – еще живя на земле, человек делает выбор, определяющий его вечную участь.
  Человек есть существо духовное и моральное, он – творец культуры, духовных и нравственных ценностей, обладающий даром воспринимать Бога, общаться с Ним в молитве. Надо сказать, что истоки культуры религиозны, она исторически возникла из богослужебного культа, а искусство порождено памятью Адама о потерянном Рае, которая продолжает жить в сердцах его потомков. Преподобный Григорий Палама был убежден, что человеку дана величайшая способность, роднящая его с Богом Творцом и возвышающая над Ангелами, и это – благословенный дар творчества. Конечно, существует колоссальная разница между совершенным творчеством Бога – Он созидает из небытия, и творчеством человека, создающего то, чего ранее не было в эмпирическом мире, но существовало в мире умопостигаемом, и использующего тварную материю. Если Господь создал человека по образу Своему, то истинная творческая жизнь – это уподобление Богу Творцу, оно должно свершаться в духовной любви, ведь наш Бог есть Дух и Любовь, и прежде всего – оно обращено к горнему миру и вечным ценностям, а если и касается мира дольнего, то должно духовно преображать его. Человек призван свободно осуществить замысел Бога Творца о себе, распорядиться по-Божески своими талантами. Когда настанет Страшный Суд, то каждый из нас должен будет дать ответ Создателю о том, насколько он исполнил свое творческое предназначение и осуществил вечный замысел Божий на земле. Происхождение искусства сакрально, ведь религия – колыбель всех искусств, а высшее назначение искусства – возвышать души людей и устремлять их к высшему миру и Богу – источнику всякого совершенства и Творцу красоты. По великой и неизреченной премудрости Своей Господь вложил в нас эстетическое чувство, чтобы мы отвращались от зла – от всего ужасного и омерзительного, восхищались красотой и устремлялись ко всему возвышенному, а безотчетные порывы нашей души одухотворялись религиозной верой и возвышались до молитвы и богослужения. Неисчерпаемую сокровищницу небесной мудрости – свое догматическое и нравственное вероучение Православная Церковь дает нам пережить через величайшее из всех искусств – Божественную Литургию, и открывает нам «тайны будущего века» в символических образах церковного искусства – в иконографии, гимнографии и богослужении. Архимандрит Киприан Керн находил в Православии обоснование целой философии творчества, ведь человеку по воле Вседержителя задано возделывать сад свой – созидать нравственные и духовный ценности, произведения искусства и философской мысли, и в этом его главное отличие от Ангелов. «Если до воплощения Слова Божия человек был в глазах религиозного мыслителя мало чем умаленным от Ангелов (см.: Пс 8:6), то после вознесения нашего естества на небо человек превышает самых приближенных к Богу Ангелов». Премудрый Дионисий Ареопагит учил, что цель религиозной жизни простирается выше мира ангельского, ибо христианин призван оставить все чувственное и умосозерцаемое, чтобы соединиться с Тем, Кто пребывает в непроницаемом Божественном Мраке и бесконечно превосходит все Им сотворенное. Религиозный опыт многогранен и уникален: люди восходят к Богу разными путями, и Бог открывает Себя каждому человеку уникально – через философию, искусство, традицию, молитву – открывает Себя мудрецу, изумленному величественной картиной звездного неба, и одинокому страдальцу, изводя душу его из бедны отчаяния, безмолвнику, молящемуся в уединении, и маленькому мальчику, впервые взявшему в руки Евангелие, священнику, всей душой служащему Спасителю, и кающемуся грешнику, находящемуся у предсмертной черты. В сердце человека есть жажда священного, он не может жить без святынь и идеалов, его воля стремится к совершенству, эстетическое чувство ищет вечной красоты, ум пребывает в поисках Истины, и душа – жаждет Бога. Бог зовет нас к Себе – через пророков и Писания, красоты и чудеса природы, храмы и богослужения, подвиг веры и любви, примеры мучеников и исповедников, лучшие произведение искусства, одухотворенные христианской верой и библейской мудростью. Знаменитый ученый Исаак Ньютон полагал, что из устройства вселенной, ее композиции и эстетики, можно заключить о бытии премудрого, всеблагого и  всемогущего Творца. Человек призван вчитываться в Евангелие и размышлять над строками апостольских посланий и книги Иова, изучать церковную поэзию – Псалтырь и творения лучших гимнографистов Церкви – Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоуста и Романа Сладкопевца, наконец, он призван к молитве – не к механическому вычитыванию правила по Молитвослову, а к общению с Богом, дабы его трепещущее сердце раскрылось пред Всевышним, как цветок раскрывает свои лепестки навстречу солнцу. Русский религиозный философ Иван Ильин был убежден, что религия существует, потому что человек есть духовное существо, личность, созданная по образу и подобию Творца, у него есть религиозный опыт общения с Богом в молитвах, богослужениях и святых таинствах исповеди и Евхаристии, являющихся сердце всей литургической жизни Православной Церкви. Только человек, полностью утративший религиозную интуицию, закрывший сердце от Бога и закопавший свои таланты, не молящийся и нравственно бесчувственный, с душой опустошенной, признавший пошлость и грех – нормой жизни, отвергнувший неисследимое богатство Церкви Христовой, равнодушный к исканию Истины – только такой человек не найдет свой путь к Богу и никогда не обретет настоящий религиозный опыт веры.
  Религия – это таинство веры, а вера – тайна Богообщения, сокровенная встреча с Богом в сердце. Бог Сам открывает Себя человеку, вверяет ему сокровенное знание о Себе и о сотворенном Им мире, не как философская абстракция, а как живой Бог пророков. Все откровения Бога патриархам – Аврааму, Исааку и Иакову, и пророкам – Исайе, Иезекиилю и Иеремии, описанные в Библии, носят глубоко личный характер: они видели Бога «как Он есть» и общались с Ним лицом к лицу. Апостол Павел говорил, что «верою вселяется Христос в сердца наши» (Еф.3:17). Сущность религиозной жизни заключается в том, чтобы обратить к Богу всю свою душу, открыть Ему свое сердце во всей его сокровенной глубине, во всей его духовной свободе и искренности. Всевышний – наш любящий Небесный Отец, и наше сердце – это бесценное сокровище для Него: «Сын мой! Отдай сердце твое Мне» (Притч.23:26). В притчах Христос открывает нам тайну обретения веры – верой Слово Божие вселяется в сердце. Он уподобляет Себя Сеятелю, где семя – Слово Божие, а сердца наши – различная почва. «Царство Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю» (Мк.4:26). Где сокровище наше, там и сердце наше, а сердце призвано открыться Христу. Он говорит о Себе в Апокалипсисе: «Се стою у двери и стучу» (Откр.3:20). При чтении Евангелия Бог незримо беседует с нашими душами, как Христос беседовал с самарянкой, научая ее молиться в Духе и Истине, и очень важно откроем ли мы свое сердце Спасителю или отвергнем Его слово. Философия имеет дело с идеями и умозрениями, наука – с фактами и анализом, искусство – с образами и вдохновением, а христианская религия – с верой и Откровением. Христос сказал о Себе: «Я – свет миру» (Ин.8:12), Он – высочайшая истина Православной Церкви, без Него все заповеди, богослужения и догматы не могут нас спасти. По слову апостола Павла истинная религия – это «вера, действующая любовью» (Гал.5:6). Религия – это жизнь во Христе, пребывание в Церкви – царстве Света и Благодати, где во всех таинствах и богослужениях, в иконописи и гимнографии – действует Святой Дух и незримо и сокровенно присутствует Сам Христос. Религиозная жизнь – это уподобление Христу через стяжение Святого Духа. Христос сказал, что блажены те, кто продают все богатства, что обрести одну драгоценную жемчужину – Царство Небесное. Верующая душа, томится с пламенной любовью ко Христу –  Небесному Жениху. Христианство – это не только вера во Христа, родившегося в Вифлееме, распятого на Голгофе и воскресшего из мертвых, не только вера в то, что «Царству Его не будет конца», но и в то, что Сын Божий «с нами во все дни до скончания века» (Мф. 28:20). Наша земная жизнь – это великое испытание веры, скорбная чаша Иова – «в мире будете иметь скорбь», и нам дано «страдать за Христа», но если мы верны Христу и Его евангельским заветам, то дано нам обрести высочайшее утешение – благодать Святого Духа. В основе религии лежит стремление сердца к Богу. В Псалтыре сказано: «Сердце мое говорит от Тебя: «ищите лица Моего»; и буду искать лица Твоего, Господи» (Пс.26:8). Блаженный Августин учил, что одна «бездна Божества может наполнить бездну человеческого сердца». Христианин ищет не хрупкого и мимолетного земного счастья, а небесного блаженства – вечного пребывания с Богом и в Боге, ибо, где Бога, там – Рай, жизнь и любовь, а где нет Бога, там – отчаяние, смерть и Ад.. Вечная жизнь Божества – это истинная свобода духа, и только приобщаясь ей через таинства Церкви, духовную борьбу со страстями, живую веру, действующую любовью, человек становится духовно свободным от греха и смерти, для вечной и небесной жизни с Богом. Бог вложил в человека совесть –  нравственное сознание человека и светильник его духа, чем она чище (в Писании описывается и оскверненная грехом, нечистая и испепеленная совесть), тем яснее человек воспринимает голос Бога и глубже понимает Его нравственный закон, начертанный на скрижалях сердца. Религия и нравственность теснейшим образом взаимосвязаны – нравственность без религии лишается своей духовной и метафизической основы и перестает существовать – исчезают незыблемые критерии различия добра и воцаряется этический релятивизм, а религиозная жизнь без нравственности невозможна, ведь как сказано в Новом Завете – вера без добрых дел мертва. Размышляя о взаимоотношении религии и нравственности, богослов Иван Андреев писал, что «религия без нравственности подобна бесплодной смоковнице, а нравственность без религии – подобна срубленной смоковнице», но при всей их теснейшей взаимосвязи религия и мораль нельзя отождествлять, ибо христианская вера имеет всеобъемлющий характер, она охватывает догматику и этику, мистику и эстетику. Высочайший идеал христианской нравственности – религиозный и мистический идеал уподобления Богу, провозглашенный Сыном Божиим:  «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф.5:48).
      Христос сказал, что солнце померкнет, звезды падут и силы небесные поколеблются, а слово Его пребудет вечно. В Апокалипсисе загадочно возвещается о вечности Евангелия – Священного Писания, где открываются тайны Божией силы и любви, раскрывается величайшая тайна – тайна пришествия Мессии на землю, чтобы искупить грехи мира и победить смерть, демонов и Ад. Евангелие нам надлежит читать так, как будто Сам Господь беседует с нами и отвечает на самые сокровенные наши мольбы, на самые мучительные и неразрешимые вопросы духа и совести. Священное Писание учит в притчах – о премудрости Божией, в чудесах – о всемогуществе Божием, в заповедях – о всеблагости Божией.  В притче о фарисее и мытаре рассказано как два человека вошли в храм. Мытарь, придя в храм, осознал бездну своих грехов, которым нет числа, и со слезами покаяния пал ниц, не смея поднять очи к небу, а из сердца его изошел сердечный вопль: «Боже! будь милостив ко мне, грешнику!» (Лк.18:13). Фарисей вошел в храм, принеся в сердце не покаянную мольбу, а гордыню и лицемерие: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики прелюбодеи, или как этот мытарь» (Лк.18:11). Христос обличал лицемерие фарисеев, осуждающих ближних, но не видящих собственных грехов. Мытарь вышел из храма оправданным Божественным милосердием, а фарисей – с нераскаянным сердцем. Христос дает увидеть человеку его грехи, бесчисленные как морской песок, и бесконечную любовь Бога. Человек осознает, что сотворен по образу и подобию Божиему, но и со скорбью понимает свое ничтожество – греховность. Наша жизнь – это лестница, одни ее ступени ведут ввысь – к Богу и духовным небесам, они именуются добродетелями, а другие ведут вниз – в зияющую бездну погибели, имя им – грехи, пороки и страсти.  Русский религиозный философ и богослов С.Н. Булгаков писал, что религия – это не отвлеченное философствование о Боге,  а духовно-опытное познание Бога, она не доказывает бытие Творца и Промыслителя вселенной, но дает пережить встречу с Ним, приобщиться Богопознанию святых подвижников, пророков и апостолов, а это возможно только в Церкви Все в жизни Православной Церкви – храмовая архитектура и церковные богослужения, молитвы и пост, изучение Священного Писания и молитвенные песнопения, затрагивающие душу и сердце, должны вести нас к личной встрече с Богом – Богообщению. Только в Церкви наше сердце ощущает, что Христос победил Ад и смерть, и поет с апостолом Петром: «Господи, хорошо нам быть с Тобой!». Пришествие Христа Спасителя на землю, совершенное Им дело искупления, основание Церкви и апостольская проповедь вызвали против себя мобилизацию всех сил Ада, но мы знаем из Священного Писания и веруем, что Церковь не одолеют козни адовы. С апостольских времен Церковь отвечала на гонения – подвигом мученичества и исповедничества, на ереси и лжеучения – Вселенскими Соборами, святоотеческим богословием и догматами, на расколы – соборностью, единодушием и единомыслием верующих во Христа, на критику мудрецов мира сего – блистательной апологетикой, на ложь и клевету – провозглашением правды, на греховность мира – святостью, на все ухищрения и усилия Ада – верностью Христу до конца. Церковь есть мистическое Тело Христово, она – столп и утверждение Божественной Истины, вне Церкви нет всей полноты духовной жизни, без нее невозможно спастись, ибо религиозная жизнь – это жизнь с Богом в Церкви, участие в ее таинствах и богослужениях, изучение ее Священного Писания и Священного Предания, углубление в духовный опыт ее святых подвижников, исполнение заповедей Евангелия и духовно-нравственное преображение личности, которое немыслимо и невозможно без синергии – содействия человеческой свободной воли и Божественной благодати.
                Существование христианства невозможно без Христа Богочеловека и Его святой Церкви, ибо ее догматическое богословия и канонические правила, богослужения и священнодействия – никогда не существовали без Церкви и вне Церкви. На протяжении всей истории Церковь хранит евангельский образ Иисуса Христа и открывает человеку путь спасения и духовного преображения через стяжение Святого Духа. Все христианское вероучение и Священное Писание, все пророчества, Откровение и все храмовые образы – христоцентричны. Без чудесной Личности Христа – весь Новый Завет это мечтательная философия, а не Божественное Откровение. Христос – живое сердце Нового Завета, Он в центре Библии, Его Личность – духовное средоточие ее священных текстов. По определению немецкого философа Иммануила Канта, Бог есть олицетворенный умопредставляемый идеал всех совершенств – иными словами, Бог – высочайшее совершенство, но в философии Канта есть лишь отвлеченная идея Бога и нет понятия о живой Божественной Личности, а в христианстве дан высший идеал нравственного совершенства всех времен и всех народов – Сам Христос Богочеловек, явивший в Своей Божественной Личности идеал всех евангельских добродетелей – смирения и кротости, правды и милосердия, любви и всепрощения, в Нем – вершина святости и неисчерпаемая полнота совершенства, каждая Его притча – кладезь мудрости, каждое Его слово – вечная и незыблемая истина, каждый Его поступок – праведен и безупречен. В сравнении с Иисусом Христом и Его святой и безгрешной, самоотверженной и чудесной жизнью – с Его Нагорной проповедью, чудесами, притчами, крестными страданиями, трагической смертью на Голгофе и торжеством Воскресения, потрясшими миллионы душ, – меркнет всякое человеческое величие – как звезды ночи меркнут в сиянии восходящего солнца – Солнца Правды, ведь Он – первообраз и прообраз всего совершенства, а лучи Его Божественной  Личности отражаются и сияют на величайших святых Церкви – на подвижниках мучениках, исповедниках и апологетах, благоговейно восхваляющих и молитвенно преклоняющихся и почитающих Христа Спасителя, беззаветно любящих Его, преданных Ему всем сердцем и отдающих за веру в Него и верность Ему свою жизнь. Христианская религия целостна и гармонична, она имеет всеобъемлющий характер и безупречна, в ней нет недостатков и она не подлежит усовершенствованию, ибо в ее основе лежит Божественное Откровение, ее идеал – уподобление Богу и высшее совершенство, обожение, а ее сердцевина и средоточие – Сам Христос Богочеловек, она – не только и не столько система вероучения и нравоучения, сколько новая жизнь во Христе. В Лице Христа Богочеловека дан идеальный образец, которому призван стремиться каждый христианин и более того – каждый мыслящий, верующий и совестливый человек, ибо Христос есть совершенный Бог и совершенный человек, Он обладает бесконечным и запредельным совершенством, а самые существенные черты Его Личности – безграничная любовь и высочайшая мудрость, абсолютная святость и безгрешность, высшая свобода и преданность воле Небесного Отца. Вся земная жизнь Иисуса Христа была подвигом любви, самоотречения и непрестанной молитвой – с молитвой Он принял смерть, распятый на Кресте во имя нашего спасения: «Отче! В руки Твои предаю дух Мой» (Лк.23:46). В самые тяжкие минуты страшных страданий на Голгофе Он был воплощением Божественной Любви и Божественной Правды, принимая в сердце Свое всю скорбь мира и молясь за убийц Своих, отвечая на зло – добром, на ненависть – любовью, на отчаяние – надеждой, являясь Божественным Светом во тьме мира, лежащего во зле, Он – идеальный Учитель и Спаситель, обладающий знаниями высочайших небесных тайн, кротостью духа и смирением сердца, оставивший самые возвышенные мысли в Своей проповеди и Своих притчах, ставших сокровищницей Божественной Мудрости, разрешивший самые неразрешимые и мучительные и вековечные философские вопросы, парадоксы и проблемы, совершивший многие поразительные чудеса – свидетельства всемогущества Божиего, как безгрешный Агнец и Небесный Архиерей добровольно принесший Себя в жертву во имя искупления грехов рода человеческого, победивший Ад и смерть, основавший Церковь и открывший всем верующим в Сына Божиего врата Царства Небесного – даровавший каждому из нас неоценимую возможность спасения. Быть христианином – значит идти по стопам Христа.



О философии

И предал я сердце мое тому,
чтобы исследовать и испытывать мудростью все,
что делается под небом: это тяжелое занятие
дал Бог сынам человеческим,
чтобы они упражнялись в нем.
(Еккл.1:13)

В наш двадцать первый век – утилитарное и прагматичное время, невероятно высокий статус имеют естественные и точные науки, они поражают человека грандиозными открытиями и претендуют на монопольное знание мира, а современные люди много говорят о научно-техническом прогрессе, предрекают наступление постгуманизма и ожидают создание искусственного интеллекта, пристально вглядываются через мощнейшие телескопы в неизмеримые звездные дали бескрайнего космоса и грезят о виртуальном мире – метавселенной. В минувшее двадцатое столетие даже к философии прибегали с мерками науки и желали изгнать из нее все таинственное, метафизическое и сверхъестественное, чудесное и религиозное, ее хотели видеть наукообразной, имеющей точные методы, которые можно проверить, но при всех неоспоримых достижениях науки ее сфера не беспредельна и обнаруживает свое явное бессилие там, где исследуется внутренний мир человека и поднимаются вопросы духовного, этического, эстетического и метафизического порядка: В чем смысл жизни человека? Что такое смерть и что ждет нас «за тайной гроба»? Существует ли Бог, духовный мир и душа? Что такое красота и в чем заключается сила искусства, покоряющая сердца людей? Откуда возникло зло и что такое грех и добродетель? Почему в мире так много страданий, есть ли у человека свобода воли и можно ли достичь счастья? В эпоху технократической цивилизации и общества массового потребления раздаются громкие речи о том, что минуло время философов и поэтов, настал век заката, кризиса и даже «смерти философии», в широких слоях населения как эпидемия распространяется клиповое и алгоритмичное мышление, происходит процесс расчеловечивания и все меньше людей напряженно и углубленно размышляют о вековечных философских вопросах – о смысле жизни и смерти, о человеке и его предназначении, о страданиях и счастье, о любви и свободе. Во все века человек искал смысл жизни и счастье – искал их в славе и власти, в науке и чувственных наслаждениях, в искусстве и грезах, сталкиваясь с соблазнами и искушениями житейского моря – той повседневной суетности обыденного существования, которую метафорически сравнивали с вертящимся колесом или крикливым и шумным базаром. Современный человек особенно остро ощущает дефицит времени – кажется, будто время летит все быстрее и ускоряется с каждым годом, свивается в свиток и сжимается как пружина. Роковая нехватка времени – это хроническая болезнь нашего технохратического века, отличающегося катастрофическим темпом жизни – суетой, в которую наше время проваливается, словно в зияющую бездну. Жизнь современного человека напоминает «бег белки в колесе», он все время бежит, торопится и суетится, его обуревают тревоги и заботы, он беспрерывно получает огромные потоки информации и живет в напряжении, опустошающем его внутренний мир, не находит времени на то, чтобы остаться наедине с собственной душой и с Богом – предаться раздумьям и молитве. Преподобный Иустин Попович сетовал на то, что современный человек страшится осознать таинственность и чудесность Божьего мира, он скрывается в суете обыденной жизни с ее мелочными и несущественными заботами, как шелкопряд в коконе, бежит от Бога и от самого себя, но это бегство – умаляет достоинство человека как существа мыслящего и чувствующего, как богоподобной личности, призванной творить, постигать и любить, и прежде всего – осмыслить самого себя, понять истоки, смысл и цель своего существования. Духовная жизнь предполагает борьбу за время – особую аскезу, дающую человеку умерить свои потребности и освободиться от многих забот и тревог, отвоевать бесценное время и ощутить лучи, струящиеся из вечности и осеняющие нашу жизнь, обратиться лицом к лицу к таинственности мироздания и стать часовым вечности. Игумен Тихон Шевкунов писал, что христианин – это часовой вечности, но это может быть сказано и о настоящем философе, ведь философ есть тот, кто задумывается и вопрошает о вечном и непреходящем, он возвышается над потоком времени и суеты, а жизнь его становится трепетным и пульсирующим, вдохновенным и неустанным духовным поиском. Философия – это духовная, культурная, познавательная и  творческая жизнь человека – своеобразное духовное делание, она возвышает, расширяет и углубляет мысль, облагораживает нрав и укрепляет волю человека, но она налагает огромную ответственность, ведь философ берет на себя миссию разрешения вопроса о том, что есть Истина, подобно священнослужителю он предстоит пред Богом и несет ответственность пред Всевышним и человечеством, размышляет и говорит о высшем, неизъяснимом и вековечном, как художник он имеет дело с Неизреченной Красотой и исследует ее проявления и сущность, как ученый стоит перед последними, самыми глубокими проблемами бытия и стремится постичь несметные загадки и тайны мироздания.. Высшее дело философа – искание Божественной Истины и вопрошание, сам философ – это странник, скитающийся мыслью по мирам и векам, исследующий историю и искусство, обозревающий жизнь общества и пристально вглядывающийся в самого себя, поднимающий взор к звездному небу, изумившему Канта, и с нравственным возмущением и скорбью  библейских пророков – Исайи, Иеремии и Аввакума, смотрящий на мир, лежащий во зле, разгадывающий грозные, восхитительные и страшные тайны бытия и возносящий мольбу к Богу. Философия – это духовный поиск и образ бытия, искусство задавать вопросы о самом значимом и главном, а вопрошать можно и должно не только людей, как то делал афинский мудрец Сократ, но и Самого Бога – Сущего и Непостижимого, к Которому взывал с мольбами Иов и Который открылся как Спаситель мира в чудесной Личности Христа Богочеловека. Настоящий философ – это человек ищущий Истину и вопрошающий – как Иов и Сократ, он не может довольствоваться катехизисом, ибо ищет ответа Божиего – не поучений горделивых мудрецов мира сего, а Слова Божиего – тех глаголов жизни, что могут утешить отчаявшегося и вдохнуть неугасимый пламень веры в сердце, охлажденное леденящей душу бурей сомнений, но сделать это может лишь Божественное Откровение, запечатленное в Священном Писании и Священном Предании.
В Священном Писании сказано, что Бог сотворил человека по образу и подобию Своему, взяв горсть земли – материи, и вдохнув «дыхание жизни» в Свое возлюбленное создание. Человек существует как причастник двум мирам – духовному и материальному, он имеет не только тело, но и дух, и обладает образом Божиим – умением любить, свободой, творческими талантами, царственным достоинством и разумом, стремящимся к познанию. По учению святых отцов Церкви человек есть «зоон логикон» – разумное и словесное существо, он обладает внутренним логосом – умом, и между ним и всеми животными лежит непроходимая бездна, ибо ему свойственно размышлять и философствовать. Человек имеет ум, бессмертный дух и способность говорить – дар слова, и не случайно на него Господь возлагает миссию имянаречения. Книга Бытия рассказывает, что Адам нарекал всех животных и птиц в Эдеме, осмысливая их бытие и тем самым словесно схватывая мир и открывая его для своего сознания. Всякое слово есть звук, но не всякий звук – это слово: животные и птицы бессловесны, они не способны именовать вещи окружающего мира, не способны словесно обозначить их и тем самым перенести в ноэтическое пространство мысли, идей и смысла – осмыслить действительность, но на это способен человек. Человек, сотворенный по образу и подобию Божиему, есть икона Бога, он не только микрокосм, но и «Логос в миниатюре», призванный философствовать и задаваться вопросами: «Откуда возник мир? Зачем я существую? Куда движется история?» Если бы человек не размышлял и не философствовал, его не волновали бы самые широкие и вечные темы и он не ставил перед собой вековечных вопросов и не пытался бы их разрешить, то он бы не бы самим собой и утратил бы свое человеческое достоинство, оказался ниже своего призвания и никогда бы не смог понять своего предназначения. Человек есть существо мыслящее, а сама мысль его – неизъяснимая тайна и загадочное явление, ибо мыслью человек все оценивает и измеряет, она возвышает его над природой, но в тоже время мысль сталкивается с неисчислимым множеством тайн Божиих, делает человека – философом. Преподобный Иустин Попович в своих «Подвижнических и гносеологических главах», глубокомысленно писал о том, что мысль – грандиозная тайна, ей человек все измеряет и оценивает, но сама она – неизмерима и неуловима; мыслящий дух делает человека философом, мученически ищущим Божественную Истину, скитающимся по бескрайним пустыням и окруженным несчетными Божьими тайнами: «Мысль в человеке – это самая большая тайна, самое загадочное и наименее постижимое явление. Она – в теле, но вся бестелесна; когда хочешь найти ее конец, она открывает тебе свою бесконечность; а когда ищешь ее начало, то видишь как бы ее безначальность… Где не прикоснешься к ней, она источит из себя мириады бесконечностей. Человек все измеряет и оценивает мыслью, а мысль ничем не дает себя ни измерить, ни оценить, будучи в природе, над-человеческой в человеке… Проклятие для человека – мысль, не желающая преобразиться в молитву, завершиться молитвой. Ужасно невыносимо иметь мысли, которые пред мистерий миров не переходят в молитвенное изумление и восхищение. Нет ничего изумительнее тех мыслей, которые при воззрении на Божии миры неощутимо вырастут в молитву…». «Философия – это своего рода мученичество. Здесь мысль скитается по темным безднам и диким ущельям небытия и все-бытия. Поэтому философы – по большей мере печальные и увлеченные люди. Философы – часто и трагичные люди. Ведь их мысль долг и упорно штурмует космические тайны, пока наконец, подобно подстреленной птице, не упадет перед их последними твердынями. Философы – иногда отчаянные люди. Ибо мысль заводит их в такие лабиринты, из которых нет и возврата назад, ни выхода впереди. Философы – по временам  бунтующие люди. Ибо мысль у них возмущается при виде пугающей загадочности мира сего. Философы – иногда саркастичные люди. Ибо их мысль не в состоянии найти ту каплю нектара, которая скрывается в соцветиях одушевленной и неодушевленной твари. И они питают себя горькой листвой грозных тайн, так обильно и буйно произрастающих на лугах наших печальных земных реальностей. С ними, с философами, я в караване, блуждающем по бескрайним пустыням. И нам недостает воды, чтобы мы освежили душ, так как мысль наша утомилась, чего-то алчет и жаждет. И мы вкушаем песок  упиваемся им. О, славные, горькие, страшные тайны, подобные песку… Скорбь – это быть философом. Ибо ты – в караване, который никак не может выйти из пустыни. Здесь человеческая мысль наконец в страшных мучениях издыхает от голода и жажды. А человек? – отчаянное печальное существо, завершение серого печального холмика своего путевождя – мысли. Впрочем, для человеческой мысли, измученной в пустыни мира сего, все-таки существует один выход. Да, только один выход! Это – Он, Богочеловек Христос». Мысль – это великий и драгоценный дар Божий, царская диадема, но она же – терновый венец и голгофский крест, горькая чаша скорби и печали для человека и даже страшное проклятье, если не взойдет к премудрости Божией, и не обратится в молитву и созерцание, ибо без Бога самая изощренная мысль ученейшего мудреца никогда не сможет раскрыть тайны добра и зла, греха, искупления и святости, времени и вечности, жизни, смерти и бессмертия, счастья и страдания.
 С древних времен люди пытаясь разгадать величайшие тайны мироздания – загадку добра и зла, жизни и смерти, страдания и счастья, времени и вечности, а самые глубокие мыслители прибегали к философии, почитая ее высочайшей из наук и искусств, они философствовали в надежде найти Истину и познать самих себя и окружающий их мир. В обыденном сознании философия зачастую предстает как произведение интеллектуальных грез и умственных мечтаний человека, бегущего от реальности в мир отвлеченных умозрений, и отгораживающегося от действительности громкими словами, туманными фразами и изощренными измышлениями, но на самом деле, философствование – это напряженная духовная, умственная и душевная жизнь, а быть философом – значит воистину жить и мыслью освещать путь человека к правде. Литовский философ А. Мацейна верно утверждал, что философия – это не профессия, а призвание, данное людям от Бога: «Философия сочетается с каждой профессией, ибо она сама не является профессией. Только древние софисты и «профессора» нынешней философии превратили философию в профессию. На самом деле философия – это человеческое состояние». Философия – это не только призвание избранных мудрецов, умеющих утонченно мыслить, слагать притчи и писать трактаты, но жизненное дело, насущная и духовная потребность всех людей, ведь каждому из нас свойственно философствовать – и художнику, и поэту, и музыканту, и самому заурядному человеку в тот момент, когда он изумлен неизъяснимой таинственностью Божьего мира, поставлен между жизнью и смертью, ищет выход из лабиринта отчаянных сомнений и ставит перед собой страшные, грозные и неотразимые вопросы, подобно рефлексирующему Гамлету в его бессмертном монологе: «Быть иль не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль терпеть без ропота позор судьбы иль надо оказать сопротивленье, восстать, вооружиться, победить или погибнуть? Умереть. Забыться и знать, что этим обрываешь цепь сердечных мук и тысячи лишений, присущих телу. Это ли не цель желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть… И видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят? Вот в чем разгадка…». Русский религиозный мыслитель Иван Ильин считал, что философ – это человек с особым религиозно-духовным типом, он должен, не выдумывать систему, а размышлять, научиться созерцать и молиться, иметь высокое нравственное сознание, тонкое эстетическое восприятие и чуткое религиозное сердце. Нельзя сделаться философом, выучившись в университете или начитавшись богословских книг и притч древних мудрецов, призвание философа – это особый дар Божий, духовная харизма, но вместе с тем, философствование – это призвание каждого человека как существа мыслящего, одухотворенного и молящегося. Целостный человек есть философствующий субъект, а его мыслящий дух есть орудие философского познания, философствовать – значит жить духовной жизнью, обращать дух к Богу в молитве и размышлении, в переживании мировой скорби и в восхищении перед величием Создателя, запечатленным в красоте вселенной. Древнегреческий философ Платон был убежден, что толпа не может заниматься философией – здесь глубокое прозрение древнего мыслителя, ибо философия – это дело личности, поэтому она есть кладезь различных возвещений и воззрений, ведь на каждой философии отпечатлевается личность ее творца, а она сама – откровение о его внутреннем мире и миросозерцании, но вместе с тем, это совершенно не означает, что философ – трагический одиночка, напротив, истинный философ черпает мудрость и вдохновение из духовной сокровищницы национальной и мировой культуры, он опирается на богатейшую философскую традицию и вступает в творческий диалог не только с современниками, но и с мыслителями былых эпох и народов.  В философии открывается тайна личности ее творца, и подобно тому, как история искусства не является искусством, так и история философии и преподавание чужой философии не является философией, а лишь исследовательской деятельностью, ибо подлинный философский акт всегда связан с личностью философа и экзистенциален – охватывает всего человека во всех гранях его существования – не только его мышление и ум, но и его волю, художественное чувство и сердце. Тайна происхождения философии связана с тем, что человек есть духовное существо, ему свойственно задаваться вековечными вопросами, а три источника философии – это изумление, как утверждали Сократ, Платон и Аристотель, сомнение, легшее в основу рационального метода Рене Декарта, и страдание – из страданий родилось философствование Иова и Соломона, Данте и Кьеркегора, Достоевского и Ницше. Размышляя о религиозном смысле философии, Иван Ильин писал, что наша земная жизнь – это страдание, ведущее к мудрости, а философия есть мудрость, рожденная страданием, она – выражение личного духовного и душевного опыта человека, ищущего истинного знания. С точки зрения Кьеркегора философия – это не чисто интеллектуальное занятие, оно – мученичество, все настоящие философы есть люди не только мыслящие, но и страждущие, ищущие, скорбящие, томящиеся, отчаивающиеся, молящиеся – их мыслящий дух становится громоотводом вселенских тайн Божиих, они всюду сталкиваются с вечными вопросами и бесконечной загадочностью, доводящей их до отчаяния, поэтому подлинная философия начинается не с удивления как думали эллинские мудрецы – Сократ, Платон и Аристотель, а с отчаяния – в отчаянии Иов зафилософствовал и обратился к Богу с неистовыми мольбами и горестными упреками, а потому за постижением Истины Кьеркегор идет не к симпозиуму греческих мудрецов и новых философов, не к Лейбницу и Спинозе, не к Декарту, Фихте и Гегелю, а к мученику веры Иову, этому безвинному страдальцу и одному из величайших мудрецов Ветхого Завета, искусному в духовной брани, а вслед за ним – к Аврааму и Христу Богочеловеку, пред Которым меркнет даже образ Сократа, признанного Дельфийским оракулом мудрейшим из людей. Для Кьеркегора очевидно, что если не существует Бога, то жизнь человека бессмысленна, но обретение веры и примирение с Богом невозможно на путях рационального мышления – вера есть таинство, свершающееся между Творцом и Его творением, ее нельзя обрести через логику, диалектику и теодицею, она обретается сквозь отчаяние – религиозная философия начинается с Иовова отчаяния, она представляет собой рыцарскую верность Авраама, а завершается парадоксальным исповеданием апостола Иоанна Богослова, проповедовавшего, что Бог есть Любовь и что весь видимый мир лежит во зле.
 Что же такое философия, и каково ее назначение? Преподобный Иоанн Дамаскин – один из величайших мудрецов Церкви и ученейший богослов своего века, вдохновенный защитник иконописи, «по обилию благодати Святого Духа, текущей в его словах и жизни», нареченный «Златоструем», дал всеобъемлющее определение философии: «Философия есть познание сущего в качестве сущего, то есть познание природы сущего. И еще: философия есть познание Божеского и человеческого, то есть видимого и невидимого. Далее, философия есть попечение о смерти, как произвольной, так и естественной. Ибо…смерть двояка: во-первых естественная, то есть отделение души от тела, во-вторых, произвольная, когда мы презираем жизнь настоящую и устремляемся к будущей. Далее, философия есть уподобление Богу. Уподобляемся же мы Богу через мудрость, то есть истинное познание блага, и через справедливость, которая есть нелицеприятное воздаяние каждому должного, и через кротость превыше справедливости, когда мы делаем добро обижающим нас. Философия есть также искусство искусств и наука наук, ибо философия есть начало всяческого искусства, и через нее бывают изобретаемы всяческое искусство и всяческая наука… Далее, философия есть любовь к мудрости, но истинная Премудрость – это Бог, и потому любовь к Богу есть истинная философия». Итак, философия, прежде всего, есть познание Божественного и человеческого, вещей видимых и невидимых, изумление пред неисчислимыми тайнами Божиими и их постижение. Платон  говорил, что философия начинается с изумления перед красотой и великолепием космоса, его таинственностью и грандиозностью, перед тайной жизни и смерти и их связи. Как не изумляться миру Божиему, величию и премудрости Творца, Его бесконечной любви, неисчислимым тайнам вселенной, звездному небу над нашей головой, святым идеалам, чье место – в сердце, умеющем любить? Как можно не изумляться красоте утренней зари и благоуханию цветов, строгой и молчаливой эстетике заснеженных гор и тишине монастырей, напоенных благодатью Святого Духа? Сколько же тайн и загадок в Божьем мире! Только тот, чья душа больна окамененным нечувствием ума и сердца, может не изумляться красоте и тайнам Божьего мира. Каждый человек – свидетель и созерцатель тайн Божиих, он окружен неисчислимыми тайнами со всех сторон. Бесконечна таинственность Бога, человека и вселенной. Августин Блаженный писал в «Исповеди»: «Вот предстает мне загадкой Троица, то есть Ты, Боже мой, ибо Ты, Отец, Начало мудрости нашей – это Твоя Мудрость, от Тебя Рожденная, равная Тебе и, как Ты, извечная – это Сын Твой, через Которого создал Ты небо и землю». Как таинственен, изумителен и великолепен духовный мир Ангелов и святых, незримый мир, где вечна красота и любовь, где нет места ни грехам, ни страстям, ни болезням, ни смерти! По возвышенному слову священномученика Серафима Звездинского Ангелы есть бесплотные духи, исполненные неугасимой любви к Богу, они – служители и вестники Вседержителя, небесное воинство Его, их жизнь не знает смерти и их сердца не снедает горечь разлук, их небесную красоту не обезображивает тление, жизнь их блаженна и исполнена радости несказанной, с горних высот они молятся за нас и охраняют вселенную. А разве не загадочна вселенная с ее неразрешимыми тайнами пространства и времени? Вспомните, как трепетала душа Алеши Карамазова из романа «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевского, когда «над ним широко, необозримо опрокинулся небесный купол, полный тихих сияющих звезд. С зенита до горизонта двоился еще неясный Млечный Путь. Свежая и тихая до неподвижности ночь облегла землю. Белые башни и золотые главы собора сверкали на яхонтовом небе. Осенние роскошные цветы в клумбах около дома заснули до утра. Тишина земная как бы сливалась с небесною, тайна земная соприкасалась со звездною». Задумайтесь о бескрайнем пространстве вселенной с ее бессчетными звездами, созвездиями и галактиками, и скажите, есть ли у нее границы? Если существуют границы вселенной, то, что находится за ее пределами, а если их нет, то, как мне представлять и мыслить эту грандиозную космическую бесконечность, не укладывающуюся в наше ограниченное сознание? А тайна времени – разве хоть один из поэтов и мудрецов древнего мира, из философов и мыслителей нашего века смог разгадать загадку времени и ответить на вопрос: что такое время и почему оно существует? Августин Блаженный в своем богословско-лирическом шедевре «Исповедь» называет время «необъяснимой тайной», восклицая: «Признаюсь Тебе, Господи, я до сих пор не знаю, что такое время…». Существует древняя восточная притча: к одному знаменитому мудрецу, умудренному летами жизни, изучившему многие науки и искусства, и, казалось бы, знающему ответ на все вопросы, пришел ребенок и спросил седовласого старца:
– Что такое время?
Мудрец задумался и долго молчал, а потом промолвил:
– Время – это загадочное явление, я буду размышлять о нем, приходи ко мне через семь дней.
И вот ребенок пришел через неделю, но старец сказал:
– Много я рассуждал о времени, но так и не сумел постичь тайну этого явления. Приходи ко мне через год, я перечитаю книги былых мудрецов и дам тебе ответ:
Прошел год и ребенок вновь пришел в келью старца, но тот с грустью изрек:
– Книги и притчи мудрецов не поведали мне о неуловимой тайне времени, боюсь, что вопрос ребенка посрамил мудрецов мира сего.
Взяв в руки четки, мудрец сказал:
– Я буду молиться Богу, приходи ко мне через десять лет, и быть может, я отвечу на твой вопрос.
Минуло десять лет. Ребенок вырос и стал статным юношей. В четвертый раз он отправился посетить старца, но нашел недалеко от его кельи могилу. На надгробном камне были высечены слова: «Время – это непостижимая тайна для человека и ни один мудрец не разгадает ее».
В романе Достоевского «Братья Карамазовы» старец Зосима говорит: «Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное и сокровенное ощущение живой связи нашей смиром иным, смиром горним и высшим, да и корни наши мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущность вещей нельзя постичь на земле. Бог взял семена из миров иных и посеял их на сей земле и взрастил сад Свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным, если ослабевает или уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе». Наш материальный мир чрезвычайно загадочен – всюду человек созерцает несметные тайны, но взор его жаждет проникнуть глубже – философская мысль восходит от материального к духовному, от чувственного явления к сущности и смыслу, проникая в мир духовный и постигая то, что бытие не ограничивается узкими рамками материи и наука не в силах открыть формулу и математическое уравнение, объясняющую все на свете, подобно тому, как нельзя втиснуть необъятное звездное небо со всеми его чудесами и тайнами в астрономическую карту. Известный иррационалист и парадоксалист Лев Шестов проницательно заметил, что человека тянет к неразгаданному и таинственному, он хочет постичь тайну и все объяснить – втиснуть в рациональную картину мира, ибо не может полюбить хас и неустроенность, но мир без тайн был бы плосок и лишен духовной глубины и значительности, а жизнь  намного грандиознее и многограннее, чем рациональное мышление евклидова рассудка, мыслящего сквозь призму пространства, времени и причинно-следственных связей. Мир полон неразгаданных тайн, поражающих наше сознание. Взять хотя бы счастье – предмет самых сокровенных дум, пламенных молитв и заветных надежд человека. Разве счастье не таинственно? Сколько веков мысль величайших мудрецов билась над разгадкой тайны счастья. Все люди – от последнего нищего до величайшего царя мечтали обрести его, но мало кто из смертных был счастлив. На протяжении всей истории мира люди ищут счастье, но и по сей день, оно остается для человека – книгой за семью печатями. А как загадочна красота, о которой столь проникновенные строки ставил нам Ф.М. Достоевский в своем романе «Братья Карамазовы», понимавший как «страшно много тайн» окружают человека: «Красота – это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут... Перенести я при том не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом Содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом Содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны и горит от него сердце. Нет, широк человек, слишком широк, я бы сузил. Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой... В содоме красота и сидит для огромного большинства людей – знал ли ты эту тайну или нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут диавол с Богом борется, а поле битвы – сердце человека». Всюду тайны – и в чашечке маленького цветка, и в грандиозной картине звездного неба, изумляющего поэтов, философов и мудрецов от Авраама, Иова и Платона до Канта, Лермонтова и Вл. Соловьева. Помню, как еще в детстве я с изумлением смотрел на звездное небо, потрясавшее мой восхищенный взор и мою пылкую душу, и с восторгом в сердце я помышлял: Если звездное небо – эта величественная и таинственная картина, написанная кистью Божественного Художника, так великолепна, то насколько же всемогущ, премудр и гениален Творец мироздания! Если так загадочен видимый нами мир, столь таинственны время и пространство, то насколько же более загадочна душа человека! В книгах Библии – от Книги Иова, Псалтыря и пророческих книг Ветхого Завета до Апокалипсиса апостола и тайнозрителя Иоанна Богослова сердце человека именуется бездной неисследимой и непостижимой, ведомой одному Богу Творцу. Как проницательно замечает преподобный Иустин Попович – великий сербский богослов и православный философ: «Таинственность мира бесконечна, это должен ощущать всякий, кто хоть однажды беспристрастно заглядывал в тайну мира. Но и тайна человеческого существа не меньше и не короче. Если человек обратит взгляд на себя, то он встретит несказанную таинственность. Человек – до ужаса загадочное существо: он находится на перепутье, на водоразделе между тем и этим миром. Кажется, он призван быть связующим суставом посюстороннего с потусторонним. И он пытается им быть: через науку и философию, через поэзию и религию, особенно через религию».
Все в мире Божьем загадочно, а человек – это самое загадочное существо, он совмещает в себе все противоположности – добро и зло, величие и ничтожество, грех и добродетель, подлость и благородство, красоту и безобразие, жажду вечной жизни и смертность. Вечные тайны льнут к сердцу человека, потрясают его ум и пронизывают всю его жизнь.. Человек – парадоксальное создание, он – бессмертный по духу и смертный по плоти живет в двух мирах – духовном и материальном. Вглядитесь в самих себя, всмотритесь в человека – он велик и ничтожен, его душа бессмертна, а плоть умрет, истлеет и обратится в прах, он обладает свободой воли – загадочнейшим даром Всевышнего, но он же – раб низменных страстей, мирской суеты, общественных предрассудков, а его воля колеблется между добром и злом, между добродетелью и пороком. Человек – ничтожная песчинка в масштабах вселенной, но он же – надмирное существо, причастное духовному миру, сотворенное по образу и подобию Бога. Почему же он с рождения обречен на смерть? В чем смысл его жизни? Откуда в его душе нравственное чувство? Где его былое величие – величие богоподобного создания? Что будет с ним после смерти? Куда уйдет его душа? Святой Василий Великий – один из трех легендарных каппадокийцев, блестящий оратор и прозорливый пастырь, хранитель веры и мудрый толкователь Священного Писания, полагал, что человеку открыт путь познания Бога не только в красоте и величии сотворенного Им мира, но и в духовном акте самопознания, ибо как сказано в книге Бытия, человек был сотворен по образу и подобию Божиему. Еще древнегреческий мудрец Сократ – совесть древних Афин, наимудрейший из эллинов, прозорливо сказавший о себе – «я знаю, что ничего не знаю», призывал человека познать себя. Человек создан по образу Божиему, и Творец вдохнул в него Свое Божественное дыхание, как бы предназначив его свыше к духовной жизни. Обращаясь к Библии и истолковывая ее стих – «внемли себе» (Втор.15:9), Василий Великий утверждает, что если человек познает себя, то ему не нужно будет искать следов Зиждителя бытия в стройном устройстве мироздания, но в самом себе он усмотрит великую премудрость Создателя, ибо сам человек есть микрокосм и микротеос. Августин Блаженный размышляя о душе, писал, что она сотворена Богом и подобна Богу, ведь Всемогущему не сложно сотворить душу как бессмертную картину Свою, и только одного Бога она должна чтить и Ему служить, ибо только Он превыше ее. Перефразируя одно известное, но спорное изречение пылкого христианского иррационалиста Тертуллиана, скажу, что душа христианка по природе, ибо сотворена по образу и подобию Божиему, и язычница по страстям и грехам, ибо страсть есть отречение от Бога, а грех – служение демону. Человек сотворен триединым: дух, душа и тело, и если философы платонической школы считали, что тело – это гроб и темница, в которую земными узами уловлена бессмертная душа, а материя – источник зла и безобразия, то христианские богословы и мудрецы созерцали в теле – дивную оправу, в которую как драгоценный алмаз горнего Иерусалима, вложена десницей премудрого Творца бессмертная душа, и источником зла, конечно, считалась не материя, ибо она – творение Бога, но свободная воля сотворенных созданий, ведь каждый из нас свободно избирает дружбу с Богом или вражду с Ним, а без духовной свободы человек не был бы самоценной и самоопределяющейся личностью – живым и творческим образом и подобием своего Создателя. По мысли преподобного Максима Исповедника человек – это венец сотворенного Богом мира, он есть связь двух миров – духовного и материального, ибо имеет бессмертный и свободный дух подобный Всевышнему и тело, сотворенное из персти праха земного, делающее его причастником космоса. Человек – это загадочное создание, он сотворен по образу и подобию Бога, но пал в грех, одарен свободой воли, но сделался рабом страстей и пороков. Человек – это существо, стоящее на грани двух миров – зримого и незримого, его плоть тленна, а душа нематериальна и бессмертна, он – живая тайна и парадокс. Как пронзительно писала поэтесса Зинаида Миркина, человек ощущает «бездонность собственного сердца и высоту небес над головой». Сердце его разрывается между Богом и демоном, он восхищается красотой мироздания как Платон и ужасается космической бесконечности безмолвствующих пространств вселенной как Паскаль, скорбит с Иовом и печалится с Екклесиастом, размышляет с Эпиктетом и Шекспиром, ищет Истину с Сократом и Достоевским, одним словом – философствует. Во все муки души и надежды сердца, во все сомнения и терзания разума, мыслящий и рефлектирующий человек вносит грусть и прозорливость философа. Философская стезя – это своеобразное мученичество, а философы – самые загадочные из всех людей, они натуры глубоко трагические и мятежные – Гамлеты и Дон Кихоты, стоящие перед бездной неисследимых загадок мироздания. В христианстве человек призван не только верить и молиться, но еще – думать и творить, философствовать и созерцать, надеяться и любить. Человек призван задавать вопросы окружающим как Сократ, Платон и Аристотель, задавать вопросы самому себе – как Эпиктет и Марк Аврелий, и задавать вопросы Богу – как Иов, Давид и Иеремия. Как же много вопросов рвется из глубин человеческого сердца и духа навстречу Богу, ведь только Бог способен ответить на них! Человек есть существо философствующее, ищущие смысл жизни, стремящееся постичь Истину, разгадать тайны Божии – глубочайшие загадки бытия. Философия есть поиск Истины, но Бог есть Истина, следовательно, философия это поиск Бога, Творца вселенной, Ангелов и человека. Святитель Василий Великий, имевший блестящее образование, учил, что философия есть естественное Богопознание, через познание красоты и великолепия видимого мира, философы восходили к познанию Творца вселенной и Зиждителя неба и земли, звездное небо и земля с ее реками, морями, лесами садами представали их мыслящему взору как книга мудрости, каждая страница которой возвещает о Боге. Святитель Феофан Затворник писал, что Бог открывает Себя в природе и истории, так же, как и в Слове Божием, ибо они – книги мудрости для тех, кто умеют читать. Все великие философы и мудрецы всегда искали  ответы на вопросы о Боге, добре и зле, смысле жизни и тайне смерти, стремились постичь, что такое счастье и любовь, справедливость и свобода. Таинственно и возникновение философии, ее истоки – дар Божий человеку, ибо человеку как мыслящему, духовному и свободному существу, дано размышлять о Боге и познавать Истину, восходить к Богу тремя путями: через чтение Священного Писания и восприятие Божественного Откровения, через познание мира, сотворенного Творцом – «вечная сила Его и Божество от создания мира чрез рассматривание творений видимы» (Рим. 1:20), и наконец, через познание самого себя, ибо человек сотворен по образу и подобию Божиему, он – микротеос, и через самопознание, человек может познать себя и прийти к познанию величия, премудрости и любви Создателя. Занятие философией – это не пустое мечтательное мудрствование, оно требует высокой культуры личности и колоссального  духовного опыта. Настоящий христианский философ – это не мечтатель и выдумщик, а мыслитель с неусыпной совестью, с душой эстетически чуткой, открытой искусству – лучшему, что есть у Данте и Рафаэля, Баха и Шекспира, догматически верный Церкви и ее вероучению. Человек, не размышляющий о смысле жизни, не ищущий Бога и не стремящийся познать Истину, не знающий догматов и истории Церкви, не изучающий Священное Писание и Священное Предание, не может называться «христианином», ибо он не ощутит веяния Святого Духа и не станет живым и творческим членом Церкви, не усвоит духовный опыт и мудрость ее святых и подвижников, не будет жить литургической жизнью Церкви и соблюдать заповеди Евангелия. Если у человека отсутствует размышление над строками и сюжетами Священного Писания, отсутствует философская рефлексия над Божественным Откровением, если он не мучается над вековечными вопросами, как Иов, Иеремия и Достоевский, и не взывает к Богу, не посвящает всего себя молитве и Богомыслию, то его нельзя назвать христианином, а его жизнь и миросозерцание – религиозной жизнью и религиозным миросозерцанием. Если верующий человек отвергает религиозную философию, то он отсекает ум и мысль от акта веры. Человек, не умеющий философствовать, никогда не познает себя, он не пройдет через глубочайший самоанализ – христианскую аналитику духа и сердца, не поймет замысла Божиего о себе и своего высшего предназначения, не постигнет своих бесчисленных грехов, пороков и страстей, обезображивающих его падшую душу, а там где нет познания Божьей идеи и своих согрешений, там нет искреннего покаяния и настоящей молитвенной жизни. Человек, не думающий о Боге, не задумывающийся о смысле жизни, не размышляющий о добре и зле, не будет и молиться Богу, не сумеет различать добро и зло, не сможет жить праведной жизнью, внешнее благочестие будет прикрывать у него, как и у фарисеев времен Сына Божиего, Иисуса Христа, внутреннюю пустоту сердца. Великий ученый и религиозный философ Блез Паскаль, столь много писавший о колоссальном различии живого и личного Бога пророков и Библии от абстрактного Бога ученых и философов, говорил, что величие человека заключается в его умении мыслить. Человек есть существо мыслящее, поэтому умственной жизнью и философией нельзя пренебрегать, но сама мысль его должна исходить из сокровенной глубины сердца и духа, быть сердечной, духовной и молящейся мыслью, обращенной к Богу и вечности. Всякого истинного философа посещают «неотразимые думы» байроновского Манфреда: «…Что я живу? Но скорбь наставник мудрых; скорбь – знание, и тот, кто им богаче, тот должен был в страданиях постигнуть, что древо знания – не древо жизни. Науки, философию, все тайны чудесного и всю земную мудрость – я все познал, и все постиг мой разум, - что пользы в том?». Философ знает и глубокую печаль Екклесиаста, сетующего на суету сует и томление духа, учившего, что во многой мудрости – многие скорби, и неисцелимую тоску Фауста и его искание вечности, и мучительные раздумья Иова и метафизические вопросы Достоевского. В знаменитом романе А. Дюма «Граф Монте-Кристо» аббат Фариа – мудрый старец с горящими глазами пророка, поучает Дантеса: «Философии не научаются; философия есть сочетание приобретенных знаний и высокого ума, применяющего их; философия – это сверкающее облако, на которое ступил Христос, возносясь на небо». Известно, что называть себя философом первым стал Пифагор, считавший, что Мудрецом можно назвать только всеведущего Бога, в то время как человеку подобает именоваться философом, само же слово «философия» означает любовь и стремление к мудрости. В сознании современного человека с философией ассоциируется прежде всего имя Платона, чье творческое наследие русский философ А.Ф. Лосев метко окрестил «тайной тысячелетней значимости», ведь «Диалоги» этого античного мудреца – эти философские драмы, на протяжении трех тысячелетий волновали умы величайших мыслителей человечества – от святых отцов Церкви до немецких идеалистов – Фихте, Гегеля и Шеллинга, и русских философов – Соловьева, Флоренского, Булгакова и Вышеславцева. Но надо сказать, что все величайшие корифеи человеческой мысли – Иов и Соломон, апостол Павел и Платон, Данте и Шекспир, Байрон и Достоевский – были философами.
По заветному убеждению Платона философия есть «приготовление к смерти» и теснейшим образом связана спамятью о смерти.  Философия есть попечение и помышление о смерти, и как сказал Сократ в диалоге «Федон» у Платона: «…человек, который действительно посвятил жизнь философии, перед смертью полон бодрости и надежд обрести за могилой величайшие блага… Те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним – умиранием и смертью». «Истинные философы много думают о смерти, и никто на свете не боится ее меньше, чем эти люди». Преподобный Иоанн Синайский – великий аскет и наставник монахов, написавший «Лествицу» – бессмертное собрание превосходных душеспасительных советов об исцелении от грехов – сокровенных язв души, о пути духовного восхождения к Богу и лестнице добродетелей, где начало – отречение от мирского, а конец – любовь к Богу, дивился тому, что эллинские философы в лице Сократа и Платона, обладающие только внешней мудростью, а не Божественным Откровением, пришли к мысли, что истинное любомудрие – это помышление о смерти, ибо каждый день на земле может быть для всех нас последним. По замечательному слову Иоанна Лествичника истинный монах – это христианский любомудр, ибо как и философ, «монах есть тот, кто, скорбя и болезнуя душою, всегда памятует и размышляет о смерти, и во сне и во бдении». Физическая смерть – это отделение души от тела, а духовная смерть – разлучение души с Богом, ибо Господь есть Свет и Жизнь, предвечным Словом Его сотворено все сущее, а животворящий Святой Дух Его – Податель жизни. Платон полагал, что душа сходна с Богом, а плоть со смертным, общение с Богом освобождает душу от уз плоти, а потому философия есть освобождение души от оков бренности – материальных благ, житейских забот, земных наслаждений и чувственных пристрастий, для истинной жизни с Богом. Истинный философ, как Сократ, не страшится смерти и «надеется обрести за могилой высочайшее благо» – Бога. И апостол Павел говорил: «для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение» (Флп.1:21), «имею желание разрешиться и быть со Христом» (Флп.1:23). Русский религиозный мыслитель Н.А. Бердяев, с присущим ему пафосом мистического морализма, утверждал, что «только факт смерти ставит в глубине вопрос о смысле жизни». «Смысл смерти заключается в том, что во времени невозможна вечность, что отсутствие конца во времени есть бессмыслица». После грехопадения человек стал смертен, а смерть побуждает философствовать о смысле жизни, вопрошать: зачем я живу, если мне предстоит умереть?  По справедливому рассуждению архимандрита Рафаила Карелина: «Смерть – универсальный факт нашего бытия, со смертью мы встречаемся повсюду, она следует за жизнью, как тень. И все-таки смерть остается для нас тайной, прикоснуться к которой мы страшимся. Странный парадокс: мы видим смерть повсюду, но вопреки очевидности не верим, что она существует. Нам кажется, что мы неподвластны ей, что ее каток, сокрушающий все на своем пути, промчится мимо нас. Мы видим смерть, мы порой как будто думаем и говорим о ней, но в тоже время, даже проходя мимо могил, мы в глубине своего сердца не верим, что когда-нибудь так же будем лежать в заколоченном гвоздями гробе под слоем земли, что наше тело подвергнется тлению: глаза выпадут из глазниц, мозг вытечет через ноздри, плоть превратится в сукровицу, и могильные черви превратят нас в землю, из которой и взят человек. Мы видим смерть своих близких: один за другим они уходят в небытие – страну, откуда нет возврата. Но в глубине души не верим, что нам предстоит тот же путь. Мы отгоняем эту мысль от себя: слишком ужасна она для нас, как лик Горгоны. Этот малодушный страх перед смертью превращает нашу жизнь в жалкую игру теней. Когда смерть все же приходит, мы оказываемся к ней не готовы, оказываемся в роли лжецов, обманувших самих себя. Мы живем в потоке времени. Время дано нам как некое наследство, как отцовское богатство, но оно имеет свой предел. С каждым днем оно тает и уменьшается. Мы думаем, что время, данное нам, всегда будет в нашем распоряжении, и потому с пьяной щедростью расходуем его. Мы думаем, что все время еще впереди, а когда приходит смерть, то видим, что время кончилось, как раскрученный клубок шерсти.  Забвение неизбежности смерти и конечности времени приковывает, точно гвоздями прибивает нас к земле. И мы по сути добровольно отдаем себя смерти, хватаясь за временное, за то, что удержать невозможно… Предав себя власти временного, непостоянного, изменяющегося и в конце концов смертного, того, что само находится под властью тления, мы сами же произносим над своей душой приговор. Забыв о смерти, мы забываем о вечности и тем лишаем себя вечной жизни». Человек – это создание, заглянувшее за грань жизни и смерти. По проницательному наблюдению поэтессы Зинаиды Миркиной сердце человека бьется на пересечении «наших смертных границ и Бога», он осознает свою смертность и ощущает, что за тайной гроба есть вечность. Немецкий философ Гегель заметил, что философия с точки зрения здравого смысла есть «перевернутый мир», но еще глубже иная мысль: философия – это взгляд на мир из вечности. Суета мирская и житейские попечения умерщвляют душу, отрывают ее от Бога, а отречение от мира сего – не Божьего мира, а от собрания зол, грехов и страстей, есть воскрешение души для общения с Богом и священнослужения Ему, ибо смерть ветхого человека, предваряет воскрешение внутреннего человека – ума, сердца и воли для религиозной и духовной жизни. Исихий, инок горы Хорива, говорил, что тот, кто стяжал память о смерти, не может более грешить, ведь ум его предстоит на Страшном Суде. Преподобный Иоанн Лествичник определяет память о смерти как «повседневную смерть», «побуждение к покаянию и плачу», «освобождение от страстей», «умерщвление себя для всего в мире», и прославляет ее как христианскую добродетель, помогающую монаху хранить ум в непрестанной молитве – Богообщении. Святитель Василий Великий говорил, что размышление о смерти – это наивысшая христианская философия, ибо оно возносит душу от мира к Богу, побуждает задуматься о вечном, помнить о Боге, Его воле и Суде, а смерть более великий учитель, чем сам царь Соломон с его притчами и премудростью. Размышляя о смерти и бренности земного бытия, великий богослов Церкви писал: «обозри целый мир, в котором живешь, и рассуди, что все видимое смертно, что все подлежит тлению. Посмотри на небо – и оно некогда разрушится; посмотри на солнце – и оно не устоит; все звезды, животные, живущие на суше и в воде, все украшение земли, самая земля – все тленно; немного еще времени, и всего этого не будет». На богословские размышления святителя Василия Великого поэтически откликнулся Гавриил Державин – один из величайших христианских поэтов в истории России и мира, чьи стихи поражают не только возвышенностью слога и драматической силой, но философской глубиной:

Без жалости все смерть разит:
И звезды ею сокрушатся,
И солнцы ею потушатся,
И всем мирам она грозит…

Велик соблазн сделать смерть непременным условием философствования, ведь сталкиваясь со смертью человек осознает скоротечность и хрупкость жизни и отчаянно ищет смысл своего существования. Немецкий философ-пессимист Шопенгауэр называл смерть гением-вдохновителем философов и считал, что люди начинают философствовать, когда осознают конечность своего бытия: «Смерть – поистине гений-вдохновитель философии; оттого Сократ и определял последнюю как «приуготовление к смерти. Едва ли люди вообще стали бы философствовать, если бы не было смерти». Смерть – одна из самых страшных тайн жизни, она – глубочайший и трагический нерв бытия, но вместе с тем, тайна возникновения философии глубже тайны смерти и не ограничивается ей. Библейский сюжет о том, как Адам давал имена всем скотам и птицам небесным и зверям полевым, свидетельствует, что сотворив мир, Бог не дал названия вещам, а потому имянаречение – это творческая миссия человека – через слово он постигает мир Божий и разгадывает его тайны, еще более изумляясь могуществу, любви и премудрости Творца вселенной. Не бывает слов без смысла и значения, лишь звуки могут не иметь смысла, но величие языка в том, что одно слово может иметь множество смыслов – быть многозначительным, что изумляло Кьеркегора, утверждающего, что многозначительность слова – это загадка и красота, которой нет равных в мире. Человек есть существо мыслящее лишь потому, что он говорит – мысль глубочайшим образом связана со словом, и когда Адам нарекал животных и птиц, он разгадывал их предназначение и проникал в тайну Божьего творения, реализовывал себя как поэт и философ. Все великие поэты являются выдающимися мыслителями, ибо искусство – это сфера духовного творчества, а дух предполагает мышление – интуитивное, философское, созерцательное, и свободу – духовную, творческую, молитвенную. Если мы обратимся к величайшему индийскому мудрецу Шанкаре, то увидим, что его философская рефлексия нашла поэтическую форму выражения как единственно достойную; отсюда и поэтичный язык Упанишад с их тревожной красочностью и меланхоличностью. Немецкий философ Шеллинг говорил, что философия и поэзия – одно, а романтики Новалис и Шелли, считали поэзию – наставницей философии; высшая же философия – это христианское богословие – не сухая, схоластическая и академическая теология, а экзистенциальная, молитвенная, выстраданная, обретенная в духовном опыте веры. Все лучшие произведения поэтического искусства полны глубоких размышлений и интуитивных прозрений, а значит мудрость – это не привилегия одних философов и богословов, но и достояние поэтов, и прежде всего библейских пророков, обладающих боговдохновенным знанием – мудростью от Бога. Если бы поэты не обладали высшей мудростью, не постигали мир духовно и не описывали суть вещей – душ и жизни, смерти и страданий метафорически и символически, а каждый символ и каждая метафора – многогранны по заключенному в них смыслу, то искусствоведение было бы выше искусства, но ни один ученый искусствовед, ни один специалист по творчеству Данте, не обладает мудростью, талантами и проницательностью самого Данте Алигьери. Знаменитый философ и поэт эпохи Возрождения Франческо Петрарка, прославившийся своими сонетами, основной темой которых была – любовь к Лауре, побуждавшая его еще сильней любить Бога, ценивший Цицерона и Платона, но критический относившийся к античной философии в целом, полагал, что между поэзией и богословием существует огромное сходство – они призывают человека познать себя, обратиться к Богу, обличают пороки и окрыляют высокие стремления души. Если же мы обратимся к Джованни Боккаччо – противоречивому поэту, известному не только своим безнравственным «Декамероном», но и любовью к «Божественной Комедии» Данте Алигьери и изящным сонетам Петрарки, то найдем у него глубочайшие рассуждения о связи поэзии и теологии, о высшей миссии поэта – стремиться к вечному, а не бренному, внушить возвышенные помыслы людям и направить их умы и сердца к Богу. Христианство созерцает тайну смерти как глубочайший трагический аккорд пронизывающий мировое бытие, понимает смысл смерти, ее ужас и освобождение в ней таящееся, и духовно борется со смертью, побеждает ее. Христос победил смерть на Кресте, и без Голгофы и Воскресения вся мировая история превратилась бы во вселенское кладбище, научные тома и философские фолианты – в надгробия, молитвы за усопших – в реквием отчаяния, а вся наша жизнь – в бессмыслицу. Вера во Христа есть вера в победу над Адом и смертью. Апостол Павел исповедовал веру во Христа и Его победу над смертью «Ибо, если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес. А если Христос не воскрес, то вера ваша тщетна: вы еще во грехах ваших. Поэтому и умершие во Христе погибли. И если мы только в этой жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков. Но Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших. Ибо как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1 Кор. 15:16-22).
Человек как существо, сотворенное по образу и подобию Божиему, ответственен пред Богом в исполнении того замысла, который Всевышний о нем задумал от вечности, он призван к творчеству в нравственной, духовной, интеллектуальной и эстетической сферах жизни, призван следовать за Христом, а потому после смерти каждый из нас даст ответ за свою жизнь пред Вседержителем, философия же – имеет эсхатологическое и сотериологическое значение, ибо она приуготовляет нас к встрече с Богом и Страшному Суду, учит помнить о смерти и не жить беспечно, но исполнять волю Божию. Настоящий философ – это человек с ясным моральным сознанием, подобно Канту его изумляет не только звездное небом над головой, но нравственным законом в сердце, он ищет ответ не только на духовно-экзистенциальный вопрос – «Зачем мне жить?», но и на нравственно-практический вопрос – «Как мне жить?». Философия – это великая воспитательница рода человеческого, она воспитывает добрые нравы и пробуждает в нас благородный образ мыслей, обращает его к осмыслению жизни и учит искусству жить и умирать. Святитель Иоанн Златоуст, истолковывая послание апостола Павла к Ефесянам, писал, что истинная философия – величайшее богатство для души: «Кто прежде всего научится быть философом, тот через это приобретает богатство, превосходящее всякое богатство и величайшую славу. Не так полезно образовать сына, преподавать ему искусство и внешнее знание, посредством которых он станет приобретать деньги, как научить его искусству презирать деньги». «Не ритором старайся сделать его, но научи его философствовать. Если он будет ритором, отсюда не произойдет еще никакого вреда, а при отсутствии любомудрия самое обильное риторство не принесет никакой пользы. Нужно благоведение, а не остроумие, нравственность, а не сила речи, дела, а не слова – вот что доставляет Царство, дарует деятельные блага. Не язык изощряй, но душу очищай». «Если эллины – люди, стоящие не более трех оболов, циники, принявшие такую же, стоящую не более трех оболов, философию (подлинно такова эллинская философия!), или вернее, не самую философию, а только ее имя, облекшись в мантию и отрастив волосы, посрамляют многих, то не к большему ли способен истинный философ? Если ложная личина, только кажущаяся тень философии так возвышает, то что будет, когда мы полюбим истинную светлую философию? Не все ли станут уважать ее? Не поручат ли таким философам без всякого опасения и дома, и жен, и детей? Итак, если так возвышенны истинные любомудры в этом мире, где Владыка не обещал им никакого блага, - в мире, в котором, по Его словам, мы чужие, то размыслим, какие блага уготованы для них на небесах? Если здесь, где они пришельцы, такая им честь, о какой славой они будут наслаждаться там, где они – граждане? Если здесь, где обещана скорбь, таков им почет, то каково будет успокоение их там, где обещаются действительные почести?» В пространных выписках из писаний святителя Иоанна Златоуста истинная философия представлена как прекрасный образец образования, имеющего глубокого нравственный смысл – «взращивание добродетелей души», и сотериологическое значение – «восстановление Божиего подобия». Святитель Григорий Богослов – великий богослов, вдохновенный проповедник и духовный писатель, христианский философ и церковный мистик, один из наиболее образованных людей своего времени, убежденный в превосходстве христианской веры над эллинской мудростью, воспринял научное, философское и поэтическое наследие античной культуры, полагая, что образованность и ученость – не порок, но добродетель, а разум – светильник нашей жизни, уподобляет человека Божественному  Слову – предвечному Христу Логосу. Вместе с тем, святитель Григорий Богослов пояснял, что образованность и ученость – не самоцель, а средство, сокровище которое надлежит вознести на алтарь веры и обратить к познанию Бога: «Одна слава была для меня приятна – преуспеть в науках, которые собрали Восток и Запад, и слава Эллады – Афины. Над этим я трудился много и долгое время, но и это, повергнув к стопам Христа, положил я перед Ним, чтобы оно уступило слову великого Бога, которое затмевает собой всякое утонченное и многообразное измышления человеческого ума». Митрополит Филарет Вознесенский писал, что настоящий христианин понимает, что гносимахия – это страшная ересь, осужденная Православной Церковью, он не отвергает светских наук, но высокого ценит ученость и любознательность, эрудицию и образование, подобно древним великим подвижникам и богословам – Василию Великому, Григорию Нисскому, Григорию Богослову, Иоанну Златоусту и Максиму Исповеднику. Выдающийся православный богослов Георгий Флоровский подчеркивал, что в Церкви нет места ереси гносимахов, а философия призвана не к упразднению, но к освящению и преображению: «Для великих учителей древней Церкви умозрительное Богопознание было образом благочестия, образом Богопочтения и Богослужения и в этом на все време¬на установлена непреложная мера и мерило. Не случайно, что пе¬чатью яркого богословского ума запечатлено все церковное бо¬гослужение, что древние молитвословия непрестанно пробуждают именно и мысль, призывают и ее к хвалительному созерца¬нию. Творения великих подвижников и аскетов православного Востока пронизаны изнутри пафосом умозрения и познания». Митрополит Филарет Московский поучал христиан: «Если и напротив скажут тебе, что стремление к совершенству есть мечтательство, что любовь к мудрости есть дерзкое мудрование, что размышление о вере, поучение в законе Божьем, чтение слова Божьего им не нужно или опасно: вслушайтесь внимательно, походит ли сие на глас Ангельский, на учение духовное, на проповедь небес-ную? Сличите с ним истинный и чистый глас Пророческий: блажен муж, его же воля в законе Господни, и в законе Его поучится день и ночь (Пс. 7. 2). Сличите с сим учение Божественного Учителя: испытайте писания (Ин. 5. 39). Сличите с сим проповедь Апостола: слово Христово да вселится в вас богатно во всякой премудрости учаще и вразумляюще себе самих (Кол. 3.16). Сличите с сим пример Марии: никто не запретил юной Деве Израилевой читать книгу Исайи Пророка и над ней размышлять о Еммануиле... Ибо христианство не есть гордость или невежество, но Божья мудрость; и удаляясь от мудрости, куда приближается человечество?» Профессор А.И. Сидоров, развенчивая атеистический миф о несовместимости веры и знания, и анализируя катастрофическую апостасию современной философии, писал о том, что философия или отомрет, или возродится как православное любомудрие по Христу: «С эпохи так называемого «возрождения», а потом реформации и опять же так называемого «просвещения» (а точнее, помрачения) началась новая «апостасия» философии, кульминацией которой была всем нам хорошо известная марксистско-ленинская философия, претендующая на то, чтобы быть «царицей наук». Маятник этой «апостасии» дошел до предела, и сейчас, по нашему мнению, наступил тот момент, когда философия либо должна полностью умереть, либо начать свое настоящее возрождение. А возродиться она может только как православная философия, входящая в качестве органичной служебной части в благолепие гармоничного любомудрия по Христу». Христианская философия – это философия жизни, в центре которой  Христос – истинный Бог и Спаситель мира, дарующий всем нам возможность научиться любить духовно, познать вечный смысл жизни и обрести заветное спасение.
 Апостол Павел предупреждал христиан, чтобы их не увлекли «философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол.2:8). Христианская философия как философствование по Христу, основана на краеугольном камне религии Откровения, а вне религии всякая философия – это не более, чем «интеллектуальные грезы ума». Религиозный иррационалист Лев Шестов с его метафизико-этической апологией трагичности жизни и тертуллиановским кредо «верую, ибо абсурдно», противопоставляя эллинскую мудрость Афин и религиозную веру Иерусалима, писал: «В границах чистого разума можно построить науку, высокую мораль, далее религию – но нельзя найти Бога». Но по мудрой мысли Климента Александрийского Господь приуготовлял иудеев к пришествию Иисуса Христа через Ветхий Завет – Закон и пророков, а эллинов – через философию Сократа, Платона и Аристотеля, она – «детоводитель ко Христу», и хоть в эллинской философии не содержится вся мудрость Божия во всем ее несказанном величии, тем не менее она приуготовила эллинов к апостольской проповеди. Каждый человек – это уникальное произведение Творца, в котором явлена Его премудрость и любовь, а потому и путь обретения веры уникален для каждого человека. Существует множество путей, ведущих к Богу: одни люди обращаются к вере внезапно, подобно апостолу Павлу, которого на пути в Дамаск «внезапно осиял его свет с неба; он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл, что ты гонишь Меня? Он сказал: кто Ты, Господи? Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь» (Деян. 9:1-5). В Новом Завете рассказывается как Савл, этот ревностный гонитель христиан, был ослеплен Божественным Светом, потерял зрение на три дня, а потом прозрел и духовно преобразился в апостола и пламенного проповедника Евангелия. Есть люди, выросшие в религиозных семьях, унаследовавшие веру предков и ставшие образцовыми христианскими мыслителями, такие как А.С. Хомяков – один из патриархов нашего славянофильства, по праву нареченный рыцарем Церкви. Но вера, воспринятая от предков, должна быть осмыслена умом и выстрадана сердцем – стать личной верой человека, сердечным убеждением и духовной осью его миросозерцания и внутреннего мира, иначе со временем он или уйдет из Церкви как многие русские нигилисты, или будет верующим лишь формально. Иные люди приходят к Богу, потерпев жизненное кораблекрушение – взывая к Творцу, как Иов и Кьеркегор, из глубины сокрушенного сердца, из бездны отчаяния и безнадежности, пережив личную катастрофу, трагическую потерю близких, крушение надежд на земное счастье. Но существует и философский путь к Богу, путь поисков Истины, чтения многих философских и богословских книг, притч и рассуждений древних мудрецов, путь Августина Блаженного, искавшего Истину и понимавшего, что он не может жить без Бога: «Где нашел я Истину, там нашел я Бога моего, саму Истину…».  Климент Александрийский утверждал, что в мире таинственно действует Промысел Божий, ведь Бог есть Любовь и хочет, чтобы все спаслись, то нет ни одного человека, который был бы Им оставлен. А если Господь всеблаг и не оставляет ни одно Свое творение как и сказано в дивных поэтических строках Псалтыря – «Дивно для меня ведение Твое, – высоко, не могу постигнуть его! Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – и Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, – и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя» (Пс.138:6-10), - то и ни один народ не оставлен Всевышним. У древних евреев были свои великие философы – праведный страдалец Иов, задающий Богу вопросы о добре и зле, справедливости и смысле жизни, псалмопевец Давид, в мольбах, вопрошающий Всевышнего и изливающий Ему скорби, думы и чаяния своего сердца, царь и мудрец Соломон, слагающий притчи, утомленный суетой сует и прославляющий любовь к Богу, ветхозаветные пророки Исайя, Иезекииль, Иеремия и Даниил. У верующих людей есть Священное Писание, но важно не только читать Библию – усваивать ее букву, но и понимать ее, духовно истолковывать прочитанное в книгах Ветхого и Нового Заветов – усвоить дух и уразуметь смысл святых книг. Чтобы читать и понимать Священное Писание, нужна культура чтения, размышления и толкования, а эта культура невозможна вне Церкви, ее духовного опыта и литургической жизни. Если Церковь есть преддверие Царства Небесного, духовное пространство, где действует благодать Святого Духа, соединяющая человека с Богом, то вне Церкви нет ни спасения, ни познания Истины. Если мы обратим внимание на святых отцов Церкви – этих возвышенных философов и мудрецов Святого Духа, то увидим, что многие из них – святой Иустин Философ, Августин Блаженный, святой Дионисий Ареопагит, преподобный Иоанн Дамаскин и преподобный Максим Исповедник – изучали философию, прекрасно знали всю античную мудрость, что не мешало им быть людьми истинно верующими и глубоко религиозными. В книге «Таинство веры» митрополит Иларион Алфеев верно писал об отношении святых отцов Церкви к философии: «Многие Отцы и учители Церкви пришли к христианству через изучение философии или по крайней мере всегда относились с большим уважением к ней: священномученик Иустин Философ, Климент Александрийский, блаженный Августин, святители Григорий Нисский, Григорий Богослов. В притворах древнехристианских храмов наряду с мучениками и святыми изображались Сократ, Платон и Аристотель как предтечи и провозвестниками истины...». Святой Иустин Философ был убежден, что хотя Гераклит, Сократ и Платон жили до Христа, но, по сути, они были христианами, потому что бескорыстно искали Истину – Сократ, отбросив всякое гордоумие, смиренномудро заявлял: «я знаю, что ничего не знаю», считая, что все знает только Бог, Он один может быть назван мудрецом, а человеку в лучшем случае полагается называться философом – любителем мудрости. Сократ не верил, подобно софистам, что человек есть мера всех вещей, он искал вечную Истину – Бога. Для него философия – это любовь к Истине и путь познания Бога. Жизнь Сократа окончилась трагически – он был осужден на смертную казнь, но афинский мудрец никогда не боялся смерти, она была для него избавлением, освобождением души от оков тела, и сама философия была для него – приуготовлением к смерти. Как истинный философ Сократ знал, что любовь к Божественной Истине не терпит компромиссов. Этот мученик философии всю жизнь служил Истине и был готов умереть за Истину.  Философ – человек, любящий мудрость и до конца верный Истине, готовый самоотверженно отдать жизнь свою и умереть во имя правды. Святитель Василий Великий, называвший Сократа «христианином до Христа», обучался в Афинах риторике и философии, соединяя в душе своей жажду знания и мудрости, присущую философу, сочетая ее с иноческим желанием уйти из мира для уединенной и созерцательной жизни. Святитель Григорий Богослов, называя глупцами и невеждами тех христиан, которые отвергают любовь к мудрости, писал в надгробном слове, посвященном Василию Великому: «Полагаю же, что всякий, имеющий ум, признает первым для нас благом ученость, и не только эту благороднейшую и нашу ученость, которая, презирая все украшения и плодовитость речи, берется за единое спасение и за красоту умосозерцаемую, но и ученость внешнюю, которой многие из христиан по худому разумению гнушаются как злоискусной, опасной и удаляющей от Бога». Святитель Иоанн Златоуст писал, что философия – это любовь к Истине, а Истина есть Бог, следовательно, философия есть любовь к Богу, а без любви к Богу нет, и не может быть истинной философии – философии Святого Духа, возвещаемой Православной Церковью.
Святитель Григорий Богослов различает два типа философии: внешняя, «играющая тенями истины» – эллинская философия и иная мудрость язычников всех веков и народов, и «возвышенная внутренне, ведущая к Богу»  – христианская премудрость. По рассуждению святителя Феофана Затворника, христианство есть самое стройная, утешительная и возвышенная философия, изложенная в сокровищнице премудрости Божией, хранимой Церковью, – в Священном Писании и Священном Предании, ее истины излагали апостолами и пророками, она просвещает ум и сердце, давая ясное и верное понятие о Боге, Ангелах и человеке, о мире духовном и мире материальном, о том, как возник мир и к чему движется история, откуда возникла смерть и в чем смысл жизни, и тем самым христианство отвечает на вопросы, волнующие всех людей. Христианская философия – это не абстрактные рассуждения о Боге, а путь хранения ума и очищения сердца, не рассудочное знание о Боге, а личный опыт общения с Богом и Богопознания. Христос сказал Своим апостолам: «бодрствуйте и молитесь» (Мф.26:41). В основе христианской аскезы – духовное бдение и бодрствование. Философ – тот, кто идет путем от очищения сердца к просвещению ума и преображению личности. Христос – сердце христианской философии, Он – Божественный Логос, в Нем «вечное Евангелие» из Апокалипсиса, вся глубина премудрости Божией, вся сила Божественной любви, вся полнота духовного знания. Христианская религия и философия преображает ум и сердце светом Божественного Откровения, а идеалистическая философия от Парменида и Аристотеля до Канта и Гегеля – стремится втиснуть духовный мир в «прокрустово ложе» абстрактного мышления, в границы логики фихте-кантовского «чистого разума», который Чаадаев метко назвал – «ветхим разумом» падшего Адама. Все догматическое вероучение Церкви антиномично: единство Сущности в Боге и три Его Ипостаси; одно Лицо во Христе – Божественная Личность, и две природы и воли в Нем – Божественная и человеческая; действие Промысла Божиего и свободной воли человека; тайна спасения – это тайна синергии, содействия Божественной благодати и свободной воли человека; человек не может спастись без искупительной жертвы Иисуса Христа на Голгофе и веры в Спасителя, но для усвоения плодов мироискупительного подвига Сына Божиего, нужно духовное усилие человека – исполнение заповедей Евангелия, ибо вера без дел – мертва; Бог непостижим в Сущности и познаваем в Своих нетварных энергиях – в любви, премудрости, могуществе и красоте. В идеалистической философии Бог – абстрактная идея, а в христианской религии Бог – это живая и всемогущая Личность. Молитва отличает религиозную философию от идеалистической философии. Религиозного философа характеризует молитва – личное обращение к Богу. В религиозной жизни человеческий разум соединяется с Божественным Логосом, а христианское философствование – это исполнение евангельской заповеди: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею». Преподобный Иоанн Дамаскин в книге «Об ересях вкратце» предостерегал христиан от соблазна гносимахии – «борьбе со знанием и мудростью». По слову Иоанна Дамаскина гносимахи «отвергают необходимость для христианства всякого знания. Они говорят, что напрасное дело делают те, кто ищет каких-либо знаний в божественных писаниях, ибо Бог не тре¬бует от христианства ничего, кроме добрых дел. Итак, хорошо, что¬бы всякий жил возможно проще и не заботился ни о каком догма¬те, относящемся к знанию». Гносимахи, упрощая христианскую веру, призывают к «нищете духа», проповедуют о посрамлении «мудрости мира» и как Тертуллиан убеждены, что «нет нам нужды в любознатель-ности после Христа Иисуса и в исследовании после Евангелия». Гносимахи не верят в преображение разума, воцерковление эллинской мудрости и в духовное знание о Боге, душе и мире, предают забвению проповедь апостолов о Христе Логосе – Премудрости таинственной и предвечной. Еще еретик Аполлина¬рий Лаодикийский учил, что мысль грешна по природе, а потому отрицал наличие человеческого ума в Богочеловеке Иисусе  Христе. Но по учению Православной Церкви во Христе Бог соединился со всей полнотой человеческой природы – духом, душой и телом, в Нем преображается ум человеческий, освящающийся Словом Божиим. Если мы обратимся к гносимахам, то увидим, что они не в состоянии духовно осмыслить и истолковать Апокалипсис, притчи Соломоновы и книгу Иова, писания Симеона Нового Богослова и Макария Египетского, колоссальную разницу в учении о Логосе у Филона Александрийского – эллинизирующего библейские тексты, и у Максима Исповедника – христианизирующего эллинскую мудрость.  Как проницательно заметил Георгий Флоровский, представления гносимахов о Богочеловеке Иисусе Христе смутны и в лучшем случае сводятся к нравственной проповеди Сына Божиего, а многие из них близки к адогматической вере. Все вероучение Церкви подменяется бытовым исповедничеством, эмоциональными, душевными переживаниями и эстетическими впечатлениями от Божественной Литургии. Все богословские термины эпохи патристики – «усия», «ипостась», «энергия», были заимствованы святыми отцами Церкви из философского арсенала Аристотеля и Платона – «учителей техники мышления» (С. Аверинцев). В свое время философское искусство помогло Боэцию обличить догматические заблуждения Нестория и Евтихия и стать апологетом церковного вероучения: Христос есть совершенный Бог – предвечная Ипостась Сына Божиего, и совершенный человек, рожденный на свет от Духа Святого и пречистой Марии Девы. Во Христе Богочеловеке две природы – Божественная и человеческая, но одно Божественное Лицо.
Философия в истинном смысле – это «любовь к Богу», «служение мудрости», «свидетельство истины». Духовная основа философии – любовь к мудрости, а высочайшая мудрость – Сам Бог. Блаженный Августин пояснял, что «философией называется не самая мудрость, а любовь к мудрости, ибо мудрость у Бога, и человеку доступна, быть не может». В диалоге Платона «Федр» эллинский философ Сократ изрекает ту же мысль, предвосхищая Блаженного Августина: «Название мудреца, Федр, по-моему, для него слишком громко и пристало только Богу. Любитель мудрости – философ…». Платон говорит, что любовь к Истине, Красоте и Благу, восхождение души от чувственного мира к миру идеальному, есть основа философской жизни. Святитель Григорий Богослов пояснял, что Бог есть Сама Премудрость и Истина, а потому истинная философия – это любовь к Богу и Богомыслие, христианину же «должно или самому философствовать, или уважать философию, если не хотим совершенно лишиться всякого добра и подпасть осуждению в неразумии, тогда как мы одарены разумом и посредством слова течем к Слову». По слову святителя Василия Великого христиане должны взять лучшее из античной культуры, они как пчелы призваны целомудренно собирать из произведений эллинских поэтов и мудрецов все согласное с истиной Господней, но чуждаться лжеучений. Если мы обратимся к творениям святого Дионисия Ареопагита, то увидим, что хоть он и использует неоплатонические модели мышления и язык эллинской философии, но миросозерцание его – православное. Преподобный Иоанн Дамаскин утверждал, что христианину надлежит изучать не одно Священное Писание, но и учения внешних мудрецов, испытывая их в свете Божественного Откровения и отбирая слова истины, ибо философия – это наука, полезная для изобличения лжеименного знания – ересей: «Так как Апостол сказал: все испытывайте, хорошего держитесь (1Фес.;5:21), будем исследовать также и учения внешних мудрецов. Может быть, и у них мы найдем что-либо пригодное и приобретем что-либо душеполезное; ибо всякий художник нуждается в некоторых орудиях для изготовления производимого. Подобает же и царице пользоваться услугами служанок. Поэтому возьмем учения, служащие истине, но отвергнем нечестие, поработившее их во зло, и не воспользуемся дурно хорошим, и не будем употреблять словесное искусство для обольщения простецов, но, хотя истина и не нуждается в разнообразных приемах, мы тем не менее воспользуемся ими для опровержения нечестных противников и лжеименного знания». Древний философ и общественный деятель, вдохновенный богослов и поэт Боэций – «последний римлянин» и создатель трагической диатрибы (нравственно-философской беседы) «Утешение философией», знаток Платона и Аристотеля и ценитель искусств, «пророк из философов», без вины заключенный в тюрьму и ожидающий казни восторженно писал в своей «золотой книге»: «с философией связано наивысшее благо для человеческой души», она – высшее утешение измученных душ, провозвестница истинного света и заступница отчаявшихся, держащая скипетр, повелевающий миром, и книги, хранящие мудрость. Философия есть уподобление Богу через любовь к мудрости, искание вечности и смысла. Вдохновенный пророк и богослов Елиуй, в философской речи своей возвышенно прославляя Святой Дух Вседержителя, одаряющий все жизнью и разумением человека, призывает слушать голос Всевышнего и гром, исходящий из уст Его, ибо истинная мудрость не от многолетия старцев и тысячелетней традиции, не от книг мудрецов и притч их, а от Самого Бога. «Внимай сему, Иов; стой и разумей чудные дела Божии» – говорит молодой пророк Елиуй страдальцу Иову, ищущему Бога, Его мудрости и милосердия, ведь духовный взор созерцает премудрость Создателя в Его великих и таинственных делах: «Дивно гремит Бог гласом Своим, делает дела великие, для нас непостижимые» (Иов.37:5). Возвышенная речь мудреца Елиуя, обращенная к Иову, завершается молитвенной одой и гимном восхищения пред величием Божества, Его непостижимостью и прославлением тех, кто мудр сердцем, потому что истинная библейская философия – это духовная мудрость сердца ниспосланная Самим Господом: «…окрест Бога страшное великолепие. Вседержитель! Мы не постигаем Его. Он велик силою, судом и полнотою правосудия. Он никого не угнетает. Посему да благоговеют пред Ним люди, и да трепещут пред Ним все мудрые сердцем!» (Иов. 37:22-24). Вспоминается древнее изречение мудреца Соломона гласящее: «начало премудрости – страх Господень» (Притч.1:7). В третьей книге Царств сказано, что Соломон просил Господа даровать ему премудрость, чтобы научиться различать добро и зло, судить обо всем духовно, и «дал Бог Соломону мудрость и весьма великий разум, и обширный ум, как песок на берегу моря. И была мудрость Соломона выше мудрости всех сынов Востока и всей мудрости египтян. Он был мудрее всех людей…И изрек он три тысячи притчей, и песней его было тысяча и пять… И приходили от всех народов послушать мудрости Соломона, от всех царей земных, которые слышали о мудрости его» (3 Цар. 4:29-34). Царь и пророк Соломон в загадочных изречениях, именуемых притчами, утверждает, что только глупцы презирают мудрость, «ибо Господь дает мудрость; из уст Его – знание и разум» (Притч.2:6), и человек призван «наклонить сердце свое к размышлению», ведь истинная мудрость входит в сердце человеческое как «познание о Боге». Как истинный философ Соломон полагает, что «блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум» (Притч. 3:13), а как глубоко религиозный мыслитель и библейский пророк, предостерегает всех ищущих мудрость от соблазнов рационализма, скептицизма, цинизма и агностицизма: «Надейся на Господа всем сердцем твоим и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои. Не будь мудрецом в глазах твоих; бойся Господа и удаляйся от зла» (Притч.3:5-7). Соломон убежден, что сердце разумного человека ищет мудрости, ибо мудрость дороже всех сокровищ земли, лучше жемчуга и серебра, и главное для человека – любить мудрость, высоко ценить ее и приобретать, а она возложит на голову его прекрасный и великолепный венец и умножит дни жизни: «Главное мудрость: приобретай мудрость, и всем имением твоим приобретай разум» (Притч.4:7). «Мудрость лучше жемчуга и ничто из желаемого не сравнится с нею» (Притч.8:11).  «Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом; Его премудростью разверзлись бездны и облака кропят росою» (Притч 3:19-20), ибо премудрость есть начало путей Божьих, и по возвышенному толкованию Церкви, Христос Логос есть Ипостасная Божественная Премудрость, рожденная прежде всех веков и сотворения мира, источник вечной жизни, предвечная Художница, через Нее было сотворено все сущее – небо и земля. «Господь имел Меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, Я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда Я была при Нем художницею» (Притч. 8:22-30). «Какая же мудрость должна быть названа мудростью, если не мудрость Божья? По свидетельству божественному мы знаем, что Сын Божий есть не что иное, как Премудрость Божья (1 Кор.1:24), а сей Сын Божий есть воистину Бог» – пояснял Августин Блаженный. Духовная жизнь для царя Соломона – это приобретение премудрости и знания, ибо мудрость от Бога, бескорыстная любовь к Нему покрывает все грехи, кто нашел мудрость – обрел вечную жизнь с Богом, а кто возненавидел мудрость – отрекся от Бога и возлюбил смерть, и потому венценосный древний философ и пророк дает заповедь: «будьте мудры» (Притч.8:33), что перекликается и с новозаветным призывом Христа: «итак, будьте мудры как змии, и просты как голуби» (Мф.10:16). В книге Премудрости царя Соломона сказано, что любовь к мудрости есть приближение к Богу и залог бессмертия, а помышление о ней – это «совершенство разума», более великое сокровище, чем престолы и скипетры царей и слава властителей земли. Необычайно величественно звучат возвышенные строки, прославляющие Бога и Его премудрость – «дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя: посему ничто оскверненное не войдет в нее. Она есть отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия и образ благости Его. Она – одна, но может все, и, пребывая в самой себе, все обновляет, и, переходя из рода в род в святые души, приготовляет друзей Божиих и пророков». Господь любит тех, кто ищет мудрость, ибо мудрость «прекраснее солнца и превосходнее сонма звезд», она есть «художница всего», дающая познать сокровенное – волю Бога и явное – устройство мира. Господь даровал человеку дар мысли и слова, но величайший из Его даров – премудрость, она драгоценней славы, власти и богатства, «перед нею все золото – ничтожный песок, а серебро – грязь в сравнении с нею». Любовь к мудрости – это дружба с Богом, «мудрость знает давнопрошедшее и угадывает будущее, знает тонкости слов и разрешение загадок, предузнает знамения и чудеса и последствия лет и времен», она «советница на доброе и утешение в заботах и печали», а без Божественной Премудрости даже совершеннейший между сынами человеческими «будет признан за ничто». В книге премудрости Иисуса, сына Сирахова возвышено сказано о премудрости Всевышнего, о ее Божественной славе и несказанном величии: «всякая премудрость – от Господа, и с Ним пребывает вовек. Песок морей и капли дождя, и дни вечности кто исчислит? Высоту неба и широту земли, и бездну премудрости ко исследует? Прежде всего произошла Премудрость, и разумение мудрости от века. Один есть премудрый, весьма страшный, сидящий на престоле Своем Господь. Он произвел ее, и видел, и измерил ее. И излил ее на все дела Свои, и на всякую плоть по дару Своему, и особенно наделил ею любящих Его». «Страх Господень – дар от Господа, и поставляет на стезях любви. Любовь к Господу – славная премудрость: и кому благоволит Он, разделяет ее по Своему усмотрению». «Если желаешь премудрости, соблюдай заповеди, и Господь подаст ее тебе». «Блажен человек, который упражняется в мудрости, а в разуме своем поучается святому; кто размышляет в сердце своем о путях ее, тот получит разумение и в тайнах ее». «Блажен кто приобрел мудрость, и передает ее в уши слушающих. Как велик тот, кто нашел премудрость! Но он не выше того, кто боится Господа».
Величайший древнеримский оратор Цицерон, полагал, что истинная миссия философа не победа в споре, а отыскание правды, ведь не изящная речь, а познание Истины делает человека мудрецом. Великий христианский богослов Августин Блаженный полагал, что истинное «блаженство человека – совершенным образом искать Истину». В Нагорной проповеди Христос и сказал: «блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф.5:6). Если философия есть любовь к мудрости и искание Божественной Истины, то в ней заключается «благородство духовной свободы» человека, а мудрость – «мера духовной жизни», «знание вещей человеческих и божественных», она приобщает человека к Богу, ведь Бог премудр и всеведущ. Господь желает, чтобы человек искал Его, но нечистый дух не может искать Бога, а потому – тот, кто предан Богу и на одного Него надеется, тот приобрел истинное целомудрие и приближается к Всевышнему через покаяние, молитву и Богомыслие, а не отдаляется от Него пророками и грехами. Блаженный Августин полагал, что истинная философия прекраснее всего, что есть в земном мире, она – наставница в добродетели, освобождение от уз невежества и страстей, постижение священных тайн веры, возвышение духа, благородный образ жизни, путь соединения ума с Богом через любовь к мудрости, а тот, «кто думает, что бегать должно всякой философии, требует от нас не чего иного, как того, чтобы мы не любили мудрость». Христианам не пристало избегать любви к мудрости, ибо истинная Премудрость – Сам Господь, разум и знание – Его бесценный дар человеку. Следует избегать «философов мира сего», обольщающихся по слову апостола Павла, преданием человеческим и стихиями мира. Но истинная христианская философия – это помышление о небесном и вечном, а не о земном, ведь подлинный предмет философии по замечанию Августина Блаженного – Бог и душа, «философствование по Христу»,  ибо во Христе «сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол. 2:3), и Слово Божие вселяется в сердце человеческое любовью к мудрости. Святитель Иоанн Златоуст – вдохновенный проповедник Церкви, богослов с умом мудреца, устами Цицерона и сердцем апостола, говорил, что эллинская философия от Гераклита до Платона и Аристотеля есть только тень и отблеск Премудрости, предвосхищение Откровения, а христианская философия – мудрость от Бога, Божественная Истина, открывшаяся миру в Богочеловеке Иисусе Христе – предвечном Божественном Логосе. Если мирской человек стремится к почету, славе, власти и богатству, то истинный философ – это инок в миру, он стремится к познанию Бога и любит Его, ибо Бог есть истинная Премудрость и все сокровища и дары земного мира в сравнении с Ним – горсть пыли. Просвещая ум и сердце вечными истинами, изложенными в Священном Писании, философ постигает, что Бог есть Сущий и Непостижимый, Господь безначальный и бесконечный, всеблагой и всемогущий, премудрый и предвечный, Он же Творец и Вседержитель, Промыслитель и Спаситель мира, единый в трех Ипостасях – Отца, Сына и Святого Духа. Господь сказал пророку Моисею: «Я есмь Сущий», но постичь сокровенную Сущность Его не может ни мудрейший из смертных, ни величайший из Ангелов, ни пророки, ни мудрецы на земле, не Херувимы и Серафимы на небе, ибо Господь беспредельно непостижим и неописуем, Он превыше звездных небес и разумения Ангелов, превыше мышления и бытия, и никто и никогда не познал бы Бога, если бы Он Сам не открыл Себя ищущим Его. «Душа никогда не может возвысится к познанию Бога, если Сам Господь, по милости к ней, не коснется ее и не возведет ее к Себе. И ум человеческий никогда бы не мог настолько подняться , чтобы воспринять некое Божественное озарение, если бы Сам Бог не восторгал его, насколько возможно для человеческого ума быть восторженным, е не просвещал его Божественным Светом» – писал преподобный Максим Исповедник. В Псалтыре сказано, что Господь «мрак соделал покровом Своим» (Пс.17:12), и святой Дионисий Ареопагит – один из величайших богословов Церкви, толкует «покров мрака» как непостижимость Святой Троицы, ведь Бог непознаваем и запределен – Его невозможно постичь, о Его Сущности ничего нельзя изречь. Преподобный Иоанн Дамаскин пишет в Точном изложении православной веры»: «Бог беспределен и непостижим, и одно в Нем постижимо – Его беспредельность и непостижимость».. В книгах Библии ясно сказано, что Бог есть Личность, а Его Откровение носит личный характер – Авраам и Моисей, Иов и Давид, Соломон и пророки, все они не только размышляли о Боге, но и молились Ему и общались с Ним лицом к лицу – имели непосредственное Богообщение. Догмат Церкви о Святой Троице – это вершина христианской апофатики: Бог есть величайшая Тайна, но Он же – есть Отец, Сын-Логос и Святой Дух, предвечный и непостижимый Бог, открывающий Себя как Святая Троица. Преподобный Григорий Палама – афонский мудрец и боговдохновенный проповедник Слова Божиего, ученый богослов и тонкий экзегет, молитвенник и исихаст, писал, что Бог непостижим по Сущности Своей, но открывается Своему творению – человеку в любви, премудрости, могуществе и красоте – Своих нетварных и вечных Божественных силах. Апостол Павел в послании к Римлянам, мудро сказал о Боге, что «невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим. 1:20). Если Господь сотворил мир духовный и Ангелов, небо с солнцем, звездами и луной, воздух, украшенный облаками и землю с ее дивным многообразием – быстротекущими реками, рвущими к небу горами, бескрайними морями, живописными полями и цветущими садами, то человек может постичь премудрость и величие Творца вселенной в красоте и грации сотворенного Им космоса. В книге Иова запечатлен не только метафизический трагизм человеческого бытия, но в возвышенном и прекрасном молитвенном гимне, воспевается величие и слава Создателя, премудрого сердцем и могучего силою. «Он поставил престол Свой, распростер над ним облако Свое. Черту провел над поверхностью вод, до границы света с тьмою. Столпы небес дрожат и ужасаются грозы Его. Силою Своею волнует море и разумом Своим сражает его дерзость. От духа Его – великолепие неба; рука Его образовала быстрого скорпиона (Иов. 26:9-13). Премудрый и всемогущий Господь управляет миром: «сдвигает землю с места ее, и столбы ее дрожат; скажет солнцу – и не взойдет, и на звезды налагает печать» (Иов. 9:6-7). Иов задается вопросом: «где премудрость обретается и где место разуму?», и признается – ни бездна, ни море не знают ее, и только Бог «знает путь ее, и Он ведает место ее», ибо Господь положил основание земли, при ликовании утренних звезд, назначил устав дождю и указал путь для молнии громогласной, вложил в сердце мудрость и дал смысл жизни. Страдалец Иов, как истинный библейский мудрец, созерцая загадочную и величественную картину мироздания, находил следы премудрости Бога в сотворенном Им мире, славил Творца в дивных и поэтически прекрасных молитвах, и находил в этом высочайшую философию, утешение от душераздирающей скорби, истинную мудрость и возвышенную любовь к Богу. Преподобный Максим Исповедник, будучи одним из мудрейших богословов Церкви, величайшим учил, что весь сотворенный Богом мир зримый нашими чувственными очами есть тайна и символ мира духовного – незримого, и человек призван научиться прозревать за красотой и многообразными явлениями и видимыми образами материальной вселенной духовные реалии метафизического мира. Бог сотворил мир из небытия Своей свободной волей, первообразы всех творений были задуманы Творцом и содержались в Его премудром разуме, а запредельная Сущность Божия – превыше всех творческих замыслов и идей Создателя, она неприступна для всего сотворенного мира – небесного и земного, непостижима и неизреченна для всех созданий.
По слову преподобного Исаака Сирина назначение духовной философии христианства – возведение души к Богу и соединение с Ним: «Пути премудрости нет конца; она шествует выше и выше, пока не соединит последователя своего с Богом. То и составляет ее признак, что постижение ее беспредельно, потому что Премудрость есть Сам Бог». Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он одарен разумом, любовь к мудрости, всеяна в его сердце Всевышним. На протяжении всех веков истории люди неудержимо стремились к познанию бесчисленных Божьих тайн, много размышляли о жизни и смерти, добре и зле, времени и вечности, но величайшие мудрецы всех веков провозглашали, что существуют границы познания – не все в силах постичь наш разум. Святитель Василий Великий говорил, что не только Божественная Сущность, но и сущности всех сотворенных Им созданий – непостижимы, но эта непостижимость – провозглашение не философского агностицизма, а богословского апофатизма.  Преподобный Ефрем Сирин взывал к тем, кто не признавал непостижимость Божества и дерзал постичь разумом тайну Божественной Сущности: «Ужели не боишься, несчастный? Ужели не трепещешь, несмысленный? Не зная самого себя, входишь в исследование о Творце! Кто бы не устрашился, потому что Господь Бог, Единородный от Отца, сидит на высоких одесную Отца! Ангелы, Архангелы, Херувимы и Серафимы со страхом и трепетом предстоят Ему в ужасе, долу всегда поникши взором, а пепел и прах, поверженный на земле, входит в исследование о Создателе! Херувим у престола крылами своими закрывает взор свой, потому что нестерпимо для него взирать на оную славу страшного Владыки; а перстный человек, который не знает сам себя, а также и часа собственной смерти своей, входит в исследование о Владыке и Творце всяческих!» Апостол Павел учил, что бездна премудрости Божией непостижима, как непостижимы судьбы Всевышнего и неисследимы пути Его, и никто ни из людей, ни из Ангелов, не познал ум Господень, но в тоже время Богопознание – высочайшее дело христианина. Человек призван к познанию Бога – не рассудочному  и теоретическому познанию, а к духовному и мистическому постижению, но Господь в Сущности Своей апофатичен – запределен и непостижим для всего сотворенного, и Сам открывает Себя в любви Своему творению. Апостол Иоанн Богослов акцентировал внимание на том, что в основе Богопознания лежит любовь к Богу, а она сопряжена с соблюдением заповедей и предполагает жизнь, устремленную к евангельскому идеалу, ибо для христианина нет никакой противоположности и никакого разрыва между верой и жизнью, знанием и делом. С позиции православного миросозерцания догматы и богословие неотделимы от заповедей Евангелия и литургической жизни Церкви, ее богослужений и таинств, более того – отступление от вероучения Православной Церкви неизбежно ведет к нравственному падению, а пренебрежение к нравственным нормам христианской жизни – к искажению догматического сознания верующих людей. Преподобный Максим Исповедник подчеркивал, что вера во Христа немыслима без исповедание догматов Православной Церкви и участия в ее таинствах, а само христианство, как высшая и небесная философия, освященная Святым Духом, объемлет нравственную жизнь человека, изъясняет литургику и возрастает в Боговедение, она сопряжена с подвижническими трудами и верой: «христианин философствует тремя способами: заповедями, догматами и верой. Заповеди отделяют ум от страстей, догматы вводят его в ведение сущих, а вера – в созерцание Святой Троицы». Как рассудительно и верно писал и рассуждал православный богослов, историк и педагог В. Зеньковский: «Христианская философия возможна. Но есть ли у христианской философии какая-либо особая тема, которая отличала бы ее от догматики? Конечно, да. Догматика есть философия веры, а христианская философия есть философия, вытекающая из веры. Познание мира и человека, систематическая сводка основных принципов бытия не даны в нашей вере, они должны быть построяемы в свободном творческом нашем труде, но во свете Христовом».
Итак, философия – это венец всех искусств, наука о жизни и смерти, обучение добродетели, попечение о душе, изъяснение смысла истории, познание Бога в Его откровениях и делах, предостережения мудрецов, их советы и думы. Всякий человек, искренне посвятивший жизнь философствованию знает, что философия – это духовное делание, а в ее основе – духовный опыт, а не умственные мечтания и интеллектуальные грезы. Философия требует от человека высокой духовной культуры, художественной одаренности и религиозной интуиции, живой совести и обостренного нравственного чувства, духовной аскезы и свободы от бурь душевных страстей, обывательских предрассудков и житейских попечений. Если любовь к мудрости есть добродетель философов, то философское мышление – это не искусная диалектика софиста или изящная речь оратора, а духовное мышление, соединяющее ум и сердце, а потому истинный философ более близок монаху, уединенно молящемуся в келье, чем пылкому полемисту, выступающему в шумном собрании. Все великие философы от библейских пророков Иова и Давида, Соломона и Исайи, Иеремии, Иезекииля и Даниила, и древних эллинских мудрецов Пифагора, Платона и Плотина, до великих философов, поэтов и писателей – Шекспира и Байрона, Паскаля и Кьеркегора, Достоевского и Бердяева, были глубоко религиозными мыслителями. Николай Бердяев глубокомысленно писал, что философия призвана быть религиозной и поднимать метафизические, этические и духовные проблемы, а вне связи с религией она становится иссохшим древом и обмелевший рекой, но положение философа трагично – его не любят ни ученые люди, возведшие в кумир науку, страдающие фактоманией и пытающиеся все научно объяснить и истолковать, втиснуть все сущее в рациональную картину мира, ни религиозные люди, страшащиеся свободы мысли и как безудержного вольнодумства, отсекающие мыслящий дух от таинства веры, убежденные, что философия – это матерь всех ересей, и выдумавшие себе гносимаховскую формулу веры – «веруй и не рассуждай»: «На протяжении всей истории культуры обнаруживается вражда к философии, и притом с самых разнообразных сторон. Философия есть самая незащищенная сторона культуры. Постоянно подвергается сомнению самая возможность философии, и каждый философ принужден начинать свое дело с защиты философии и оправдания ее возможности и плодотворности. Философия подвергается нападению сверху и снизу, ей враждебна религия, и ей враждебна наука. Она совсем не пользуется тем, что называется общественным престижем. Философ совсем не производит впечатления человека, исполняющего «социальный заказ». В трех стадиях Огюста Конта философии отведено среднее, переходное место от религии к науке. Правда, Огюст Конт сам был философ и проповедовал позитивную, т. е. «научную», философию. Но эта научная философия обозначает выход из философской стадии в умственном развитии человечества и переход к стадии научной. Сиантизм отвергает первородность и самостоятельность философского познания, он окончательно ее подчиняет науке. Точка зрения Конта гораздо более вкоренилась в общее сознание, чем это кажется, если иметь в виду контизм или позитивизм в узком смысле этого слова. Наименование «философа» было очень популярно в эпоху французской просветительной философии XVIII века, но она вульгаризировала это наименование и не дала ни одного великого философа. Первое и самое сильное нападение философии пришлось выдержать со стороны религии, и это не прекращается и до сих пор, так как, вопреки О. Конту, религия есть вечная функция человеческого духа. Именно столкновение философии и религии и создает трагедию философа. Столкновение философии и науки менее трагично. Острота столкновения философии и религии определяется тем, что религия имеет свое познавательное выражение в теологии, свою познавательную зону. Философия всегда ставила и решала те же вопросы, которые ставила и решала теология. Поэтому теологи всегда утесняли философов, нередко преследовали их и даже сжигали. Так было не только в христианском мире. Известна борьба арабских магометанских теологов против философии. Отравленный Сократ, сожженный Дж. Бруно, принужденный уехать в Голландию Декарт, отлученный от синагоги Спиноза свидетельствуют о преследованиях и мучениях, которые философии пришлось испытать от представителей религии. Философам приходилось защищаться тем, что они практиковали учение о двойной истине. Источник мучений и преследований лежит не в самой природе религии, а в ее социальной объективации». Философия возможно только в пространстве свободы, ибо свобода – сущность духа, а человек, обладающий духом, есть существо разумное и свободное – уникальная и самоопределяющаяся личность. Свобода – это дыхание жизни для философии, она воздух, необходимый каждому мыслящему человеку, а сам человек по своему призванию есть духоносец, осмыслитель мира и созидатель, он – сотворен по образу Святой Троицы, имеет ум, дух и дар слова, призван осмысливать свое существование, реализовывать идеальные стремления, вложенные Всевышним в его сердце, и творить – преображать действительность. Философия – это наука из наук и искусство из искусств, искусство жить духовной жизнью, умственно-духовное богослужение, упражнение в молитве и созерцании, любовь к истинно премудрому и прекрасному – к Богу. Приведу глубокомысленное размышление Августина Блаженного: «Что такое философия? – Любовь к премудрому. А что такое филокалия? – Любовь к прекрасному. Не веришь? – справься у греков. Ну, а что такое мудрость? Разве она не есть истинно-прекрасное?». Христианская философия – это духовная мудрость, основанная на истине Божественного Откровения, а христианский философ призван к умной аскезе, духовному деланию и религиозной жизни в Церкви, как хранитель и истолкователь ее духовного опыта. Дионисий Ареопагит в богословском очерке «О Божественных именах», утверждал, что красота – это возвышенное имя Бога, а Сам Господь есть Источник всего прекрасного на небе и земле, ибо как сказано в Писании все сотворенное Им – прекрасно. Преподобный Максим Исповедник, истолковывая сочинения Дионисия Ареопагита – одного из наимудрейших богословов Церкви, подчеркивающего непостижимость Бога, превосходящего ум, воображение и чувства, замечает, что Бог имел в Себе красоту прежде всех веков и сотворения мира, все Божии творения прекрасны, а губитель всего прекрасного и источник безобразия в Ангелах, душах и телах – это грех. В Песни Песней Господь называется прекрасным, а в Псалтыре воспевается премудрость Творца и красота сотворенной Им вселенной: «…Боже мой! Ты дивно велик, Ты облечен славою и величием; Ты одеваешься светом, как ризою, простираешь небеса, как шатер; устрояешь над водами горние чертоги Твои, делаешь облака Твоею колесницею, шествуешь на крыльях ветра. Ты Творишь Ангелами Твоими духов, служителями Твоими – огонь пылающий. Ты поставил землю на твердых основах: не поколеблется она во веки и веки. Бездною как одеянием покрыл Ты ее, на горах стоят воды…Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих» (Пс.103:1-6, 24). Истинный философ подобно библейским пророкам и мудрецам – Иову, Давиду и Соломону, созерцает величие Божие в красоте и великолепии зримого мира, восходит умом и помышлением от прекрасного творения к всемогущему и всеблагому Творцу, взирает на все в жизни как на притчу и загадку Божию, и прославляет великую премудрость Создателя, взирая на звездное небо и необъятное море, на заснеженные вершины гор, устремленные ввысь, и на безмолвные пустыни, где молились монахи. Мир Божий таинственен и прекрасен: небо украшают ослепительное солнце, бледноликая луна, мерцающие звезды и созвездия, воздух – парящие облака, землю – цветущие сады, дремучие леса, монументальные горы и морские дали, но сердце истинного философа более всего жаждет быть с Богом. Христианский философ живет любовь к Богу, и чем сильнее его любовь, тем мучительней и невыносимее разлука с Богом, переживаемая как адская мука и духовная смерть. Высочайшее из всех определений философии гласит: философия есть любовь к мудрости, истинная Премудрость – это Сам Господь Бог, а потому истинная философия – это любовь к Богу. Преподобный Иоанн Лествичник писал, что любовь – это вершина духовных добродетелей, но она же – «уподобление Богу», «упоение души», «источник веры», «бездна долготерпения», «подательница пророчеств» и «источник огня в сердце». Любовь к Богу – это заповедь, соединяющая Ветхий Завет и Новый Завет, и Сам Господь являет Себя миру и открывает Себя нашему сердцу как Любовь – непостижимая и бесконечная. Любовь – это не только венец религиозной веры, но и основа духовной жизни, ибо без любви невозможно верить в Бога и молиться Ему, постигать Его премудрость и исполнять Его волю. Религия – это связь с Богом, а религиозный человек – это человек духовно связанный с Богом через пламенную веру в Него, крепкую любовь к Нему и надежду на Его милосердие. Религиозный человек духовно ощущает свою свободную связь с Богом, радостно созерцает тайны, чудеса и красоты Божьего мира, прозревает неисповедимые пути Промысла в собственной жизни и истории мира, стремится всегда мысленно пребывать с Господом и выражает свою любовь к Нему в молитве. Поверив в живого библейского Бога пророков – Творца, Промыслителя и Спасителя мира, человек обращается к Нему в молитве, а молитва – это средоточие религиозной жизни, поклонение Богу в Духе и Истине. Духовная основа молитвы – это не только страх Божий и благоговейный трепет, который испытывают даже огнекрылые Серафимы и Херувимы, закрывающие крыльями свои лица и не смеющие взирать на величие и славу Всевышнего, но и евангельская любовь к Богу, благодарность Богу, восхваление Его величия, восторг перед Его премудростью, силой и красотой, покаянный плач о грехах и боязнь навеки разлучиться с Ним, ведь грех – оскорбление Бога и отречение от правды Его. Христианство – это религия любви, без любви нет веры, добродетели и мудрости, нет и не может быть полноценной духовной жизни. Христос призывал нас проникнуться преданной сыновней любовью к Богу – «Отцу нашему Небесному». В Священном Писании единение с Богом понимается как любовь, а Церковь таинственно именует Господа – «Женихом душ и сердец». Истинный смысл философии – это исполнение наиглавнейшей евангельской заповеди Иисуса Христа о любви к Богу: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим» (Мф.22:37). По разъяснению преподобного Ефрема Сирина, любовь – необычайное чудо и нет ничего драгоценнее нее, она хранила Моисея и укрепляла Иова, влагала истину в уста пророков и низвела Сына Божиего с небес на землю, она искупает грехи и низвергает смерть и Ад, освобождает нас от древнего проклятья и отверзает врата Рая; любовь есть честь и достояние христиан – истинных любомудров, она делает сердца людей милующими и умеющими прощать, примиряет с Богом и наполняет жизнь молитвой непрестанной, развеивает сомнения в благости Творца и Его Промысла, учит отвечать добром на зло и творить угодное Богу, очищает и освящает ум, волю и сердце человека, дарует ему счастье и смысл жизни, просвещает истинным светом и уподобляет Учителю пророков и апостолов, дает силы исполнять заповеди Божиии и возводит на вершины святости и Богопознания, делает человека жилищем Святого Духа – живым и нерукотворным храмом. Любовь к Богу превосходнее всего и с ней ничто не может сравниться на небе и на земле, она – несравненное чудо и неизъяснимая тайна, источник мудрости и просвещения души, уподобление Ангелам и их блаженному небесному бытию, высочайшая добродетель и прекрасный венец христианской веры, адомантова основа любви к ближним и даже к врагам, Авраамова верность Творцу и чаша вечной жизни, величайшее сокровище во всех мирах и во всех веках, та драгоценная евангельская жемчужина, которой обретается Царство Небесное и правда его.






Вера в Бога не терпит лжи

Ложь есть истребление любви,
а клятвопреступление есть
 отвержение от Бога. Никто из благоразумных
не сочтет ложь за малый грех,
 ибо нет порока, против которого
Всесвятый Дух произнес бы столь
 страшное изречение, как против лжи.
Преподобный Иоанн Лествичник

                По вероучению Православной Церкви Бог Святая Троица есть совершенная и абсолютная Личность, Он – всеблагой, премудрый и всемогущий Творец, Промыслитель и Спаситель, для Него нет ничего невозможного, а имя Ему – Любовь, в Нем нет изъяна – Бог не творит зла и не изрекает лжи, каждое Его деяние – совершенно благое, премудрое и справедливое деяние, каждое слово, изошедшее из уст Божиих – вечная и непреходящая истина. Христианство – это не концепции, «предпочтения и предположения, сформированные древними евреями», а духовная жизнь, открывшаяся миру во Христе – Спасителе мира. Для христианина библейские книги – это не собрание восточных притч и размышлений иудейских мудрецов, а боговдохновенное Писание. Господь открывает Себя человеку, и величайшая тайна и чудо Библии в том, что Бог обращается к миру на человеческом языке через Своих пророков и апостолов. О духовном значении Библии прекрасно сказал поэт-романтик Байрон, далекий от евангельского благочестия, но понимающий величие Вечной Книги: «В этой Святейшей Книге – тайна всех тайн. О, счастливы среди смертных те, которым Бог даровал милость слушать, читать, с молитвой произносить и благоговейно воспринимать слова этой Книги! Счастливы те, кто в состоянии открыть двери Библии и решительно идти по ее путям». И у Ф.М. Достоевского – одного из величайших писателей России и мира, мы находим слова, исполненные восхищения Священным Писанием: «Господи! Что за книга это Священное Писание, какое чудо и какая сила, данные с нею человеку!.. И сколько тайн – разрешенных и откровенных! Гибель народу без слова Божия…». Священное Писание – это Слово Божие, хранящееся в Церкви, образованной огненными языками Святого Духа – благодатью. Апостол Павел свидетельствует, что «все Писание богодухновенно» (2 Тим.3:16). Церковь – хранительница Божественного Света, «столп и утверждение истины», ее священные догматы – это истины веры, открытые Богом, а не выдуманные людьми. Преподобный Силуан Афонский писал, что все написанное Святым Духом познается через благодать Святого Духа, а благодать – это сила Божия, духовно преображающая человека. Духовная жизнь – это стяжение благодати Святого Духа и жизнь в Церкви, а вне Церкви невозможно понять Священное Писание, патристику – творения святых отцов Церкви, иконографию и гимнографию. Церковь называется в Псалтыре домом Бога и молитвы. Стоять в доме Господнем –  значит пребывать в Церкви и предстоять пред Богом в молитве, принять всей душой, разумом и сердцем ее духовные дары – догматы как богооткровенные истины веры, принят ее таинства и богослужения, гимнографию и иконографию, открыть сердце свое Христу и исполнять Его заповеди. В Псалтыре сказано о Сионе – вселенской Церкви как сокровищнице благодати Святого Духа, а благословение Господне – это сила Божия хранящая сотворенные Им небо и землю – духовный мир и материальный мир. Сейчас много говорят о «кризисе Церкви», о том, что ее догматы «явно устарели в мире, где произошло столько изменений», но мудрость Церкви от Бога – она вечна и неизменна, не зависит от скоротечного потока времени. Атеисты критикуют библейскую этику, основанную на десяти заповедях, и утверждают, что «про ложь там не сказано вообще ничего», но Господь дал заповедь иудейскому пророку и законодателю Моисею: «не произноси ложного свидетельства» (Ис.20:16), и смысловое значение заповеди – не лги, ибо дьявол – «отец лжи», и всякий лжец, в сущности своей, уподобляется дьяволу. Святитель Николай Сербский мудро писал, что ложь – это дьявольское искусство, разлучающее людей с Богом: «С Богом нас разделяет ложь, и только ложь. Сказать, что с Богом нас разделяет истина, то же самое, что сказать, что с Богом нас разделяет Бог. Ложные мысли, ложные слова, ложные чувства, ложные желания – вот совокупность лжи, ведущая нас к небытию, иллюзиям и богоотречению. С этой дороги нет возврата без тяжелого жизненного потрясения, пока человек, ослепнув, подобно Савлу, не падет на землю и пока Бог не поднимет его из пыли и немощи и не вернет ему зрение». Если жизнь Церкви – это святая жизнь по заповедям Иисуса Христа, а христианская вера – драгоценный алмаз Божественной Истины, то всякое оправдание лжи есть кощунственное оправдание зла, греха и дьявола, иными словами – дьяволодицея. Преподобный авва Дорофей предостерегал христиан о том, что не должно оправдывать ложь, но надо избегать лжи, дабы избавиться от позорного плена у лукавого духа преисподней – дьявола, и усвоить вечную истину – внять Слову Божиему и соединиться с Тем, Кто назвал Себя Истиной, Путем и Жизнью.
                Новозаветная Церковь свята и чиста как носительница Божественной благодати и хранительница Слова Божиего, она образована в день Пятидесятницы огненными языками Святого Духа, именуемого Духом Откровения и Истины, но у Церкви есть страшный враг – дух лжи и зла, жаждущий погубить всякое творение Божие, извратить людей, принадлежащих Церкви и исказить ее апостольскую веру. В Священном Писании возвещается, что дьявол – источник лжи, он – падший Херувим Люцифер, восставший против Вседержителя и увлекший за собой в грехопадение треть Ангелов, устроивший войну на небе, таинственно описанную в стихах Апокалипсиса,  соблазнивший Адама и Еву и искушавший Христа Спасителя в пустыне – «он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Ин. 8:44). Тайна возникновения лжи – это тайна грехопадения Люцифера, ложь – изобретение дьявола, оклеветавшего своего Творца и уклонившегося от стояния в правде, обольстившего себя – возжелавшего стать как Бог и превзойти Бога, совратившего многих небесных Ангелов и увлекшего первых людей на путь греха и погибели. Бог создал человека по образу и подобию Своему – первозданные люди не были причастны злу, их сердца не знали коварства, а уста – лжи,  но дьявол, явившийся Еве в образе змея, прельстил их ложью – стать богами, и они нарушили заповедь Творца – не вкушать запретный плод от древа добра и зла. По слову святителя Игнатия Брянчанинова первые люди признали за ложь слово Божие – истину, а за правду – лукавую речь змея, они попали во власть дьявола – духа лжи, и сделались лжецами – усвоили богомерзкое искусство искусителя. С момента грехопадения Адама люди стали лгать Богу, самим себе и всем окружающим, поэтому псалмопевец Давид и сказал, что «всякий человек  есть ложь», а апостол Павел писал, что все люди сделались лжецами и нет человека, кроме Христа Богочеловека, который никогда бы не лгал – «всякий человек лжив» (Рим.3:4). Дьявол и его аггелы побуждают всех людей ко лжи, а начиная с грехопадения падшее естество людей стало удобопреклонным и склонным ко лжи и всякой неправде. Святитель Тихон Задонский сетовал на то, что люди одержимы духом лжи и ложь пронизывает всю их жизнь: «Видим, что разная ложь бывает в мире. Лжет купец, когда говорит, что товар его такой-то цены стоит, а это не так. Лжет свидетель на суде, когда говорит то, чего не видел и не слышал, или не говорит того, что видел и слышал, и черное называет белым, и горькое – сладким... Лжет работник, который, взяв достойную цену, обещал работать усердно нанявшему его, но работает лениво или совсем не работает. Лжет должник, который занимает деньги и обещает отдать, но не отдает... Лжет пастырь, который обещает и присягает пасти стадо овец Христовых, но не пасет или нерадиво пасет их. Так, лжет христианин, который в Крещении святом обещает работать Христу Господу, но не работает. Таков всякий, кто по святом Крещении беззаконнует и прилепляется к суете мира сего». Ложь есть та сеть, в которую дьявол улавливает души человеческие, через ложь он делает людей своими орудиями в борьбе с Богом и извращает их помыслы, желания и речи. Вся земная жизнь людей насквозь проникнута ложью – люди лгут, чтобы обрести власть и прославиться, достичь богатства и переписать историю, избежать наказания и обосновать нужность войн, порой не задумываясь, что ложь приносит множество бед и несчастий. В древние времена император Нерон обвинил христиан в поджоге Рима и его клевета стала причиной и обоснованием кровавых гонений на верующих во Христа, их бросали на растерзание диким зверям или сжигали, делая живыми факелами. В клевете на христиан римский кесарь Нерон использовал искусство дьявола, ибо если демон есть изобретатель лжи, то клевета – это поучение во лжи, ложь – искусство бесов, а лжец – послушник демона. В основе христианской аскезы лежит хранение ума и сердца от лжи, хранение свободной воли от путей неправды, а ложь неизменно связана с хулой на Бога, клеветой и злословием. Преподобный Иоанн, игумен горы Синайской и великий наставник монашества, сочетавший философскую мудрость со смиренномудрием анахорета, в книге «Лествица» – духовном писании, исполненном душеспасительных советов об отречении от мира, покаянии и молитве, памяти о смерти и плаче, созерцательной жизни и пути восхождения к Богу, утверждал, что злословие есть тяжкий грех, «исчадие ненависти, тонкий недуг, большая сокровенная и таящаяся пиявица, которая высасывает и истребляет кровь любви, лицемерие любви, причина осквернения и отягощения сердца, истребления чистоты». Заповедь Божия «не лжесвидетельствуй» означает также не клевещи, ведь дьявол – клеветник,  хулящий Бога и все Его творение, как Мефистофель в «Фаусте» Гете, он оклеветал Иова перед Творцом и хотел, чтобы хвалимый Богом праведник пришел в отчаяние и, разочаровавшись в Боге и Его любви, проклял Всевышнего. В своем великолепном стихотворения «Демон» А.С. Пушкина блестяще описал ту «неистощимую клевету», что наполняет духов зла:

Неистощимой клеветою
Он Провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе;
На жизнь насмешливо глядел –
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.

                Ложь и клевета ввергли в ров ко львам пророка Даниила, от них пострадали библейские пророки, апостолы и их приемники – святители, мученики и исповедники, гнушавшиеся лжи и неправды, не терпевшие лицемерия. По изящному и премудрому изречению аввы Фалассия «Душа клеветника имеет язык с тремя жалами, ибо уязвляет и себя, и слышащего, и оклеветанного». Святитель Феофан Затворник говорил, что столкнувшись с клеветой надо не ожесточиться сердцем, но принять ее как епитимию за те грехи, в которых мы считаем себя виновными, благодушно стерпеть как терпел Сам Христос, которого хулили ядовитые уста фарисеев, чьи лживые речи были подобны ядовитым стрелам, а самое главное – нам надлежит молиться за душу клеветника и найти в себе силы простить его, как бы трудно это не было. Где исток лжи и клеветы как не в лукавом сердце и что есть мать лжи как не коварство и злоба? По определению святителя Василия Великого «лукавство есть изобретательность на злые умыслы, когда человек, прикрывшись чем-то добрым и предлагая это другому, как приманку, тем самым приводит в исполнение свой умысел». Лукавый – это одно из имен дьявола, оно указывает на духовно-нравственную искривленность намерений и помышлений, речей и деяний падшего Ангела, на его лживость и коварство. Если человек приучается лгать, то сердце и ум его изощряются в лукавстве и он становится исповедником дьявольской морали –  ложь становится нормой его жизни, а мысли о раскаянии, вечности, Страшном Суде и Боге отбрасываются и предаются забвению. Можно быть необычайно ученым и интеллектуально утонченным человеком, разбираться в искусстве и философии, писать стихи и изучать богословие, но иметь помраченную совесть и быть лукавым, ибо культура не освобождает человека от греха и не исцеляет его падшести – только Христос есть Искупитель грехов рода человеческого и Победитель лжи. В молитве Господней – «Отче наше», христиане просят Бога «избави нас от лукавого» – молят защитить их от дьявола, ибо Господь всемогущ, а человеку невозможно спастись без Бога и обойтись без молитвы. Молитва есть обращение к Богу, она очищает сердце и просветляет ум, одухотворяет волю устремлением к добру и укрепляет веру, сокрушает дух покаянием, настраивает душу на духовную жизнь и избавляют от лжи. По наставлению апостола Павла обязанность каждого христианина – отвергнуть ложь и говорить правду, но сама правда должна быть проникнута любовью, милосердием и добротой. По изъяснению святых отцов Церкви существует три вида лжи – ложь мыслью, словом и жизнью: мыслью лжет тот, кто принимает за истину свои мнения, предположения и подозрения, строит козни и не имеет страха Божиего; словом лжет тот, кто изрекает неправду, льстит и клевещет, сеет семена лжи вокруг себя, оскверняя уста свои и используя Божий дар слова во зло, как дьявол; жизнью лжет тот, кто будучи сладострастником, корыстолюбцем и нечестивым в сердце своем, притворяется целомудренным, проповедует добродетель, говорит о бескорыстии и милосердии, подобно лицемерам всех веков – от древнегреческих софистов и иудейских фарисеев до иезуитов наших дней с их девизом: «цель оправдывает средство». По глубокомысленному суждению архимандрита Рафаила Карелина «иезуитизм – это скрытое неверие. Неверие в то, что Бог всесилен и не нуждается в помощи лжеца; неверие, что Бог – истина, и всякая ложь отчуждает от Него человека. Теряя истину, человек теряет благодать Духа Святого, адаптируется к лжи, привыкает к ней и считает, что жить и действовать по-другому невозможно». Бог пороков и Евангелия всемогущ и для Него нет ничего невозможного, Он не нуждается во зле и лжи, для достижения Своих целей, Он всеблаг и никогда не солжет и не благословит ложь, Он премудр и всеведущ, знает тысячи иных средств – таинственных и святых средств – для достижения Своих святых целей. По рассудительному замечанию философа Евгения Трубецкого если бы Бог использовал зло как средство в Своих целях, то Он не был бы ни всеблагим, ни всемогущим, ни премудрым, а стало быть, теодицея была бы невозможной и нельзя было бы считать святость и совершенство вечными свойствами Бога. Существует гнусное лжеучение о том, что можно совершать добрые дела, прибегая к обману и лжи, что есть «ложь во спасение». Известное выражение «ложь во спасение» – это искаженная цитата из 32 Псалма, она противоречит смыслу библейского стиха, нравственному богословию Церкви и Слову Божиему. С догматической и сотериологической точки зрения все рассуждения о том, что существует «ложь во спасение» и «благой обман» – это лукавство и нравственная ересь, ибо в Священном Писании ясно сказано «кто говорит ложь, не спасется» (Притч. 13:5), а в святой, соборной и апостольской Церкви пребывает Дух Истины и нет места лжи, лжец же сам отлучает себя от общения с Богом и извергает себя из Церкви. Святитель Игнатий Брянчанинов в своих рассуждениях, опираясь на Священное Писание и Священное Предание, говорил, что ложь – это грех, а через грех смерть вошла в мир – смерть духовная и физическая, поэтому ложь всегда смертоносна – она отвращает человека от Божественной Истины, губит души людей – ложь оскверняет не только уста, но и ум, и сердце, ибо ересь есть грех, совершаемый в уме, ложный образ мыслей о Боге – прелесть. Среди богословски образованных христиан встречаются апологеты идеи «лжи во спасение», они утверждают, что можно солгать, дабы спасти жизнь ближнего или наставить человека на истинный путь, указывая на Ветхий Завет и жития святых. На страницах Ветхого Завета рассказывается, что Ревекка и Иаков прибегли ко лжи дабы Иаков получил благословение отца своего – Исаака, предназначавшееся Исаву, но надо помнить, что во-первых нравственным идеалом для христиан является не праведный Иаков, имевший грехи, а Иисус Христос – воплощенная Божественная Истина, с Чьих уст не сошло ни одно лживое слово, а во-вторых – за то, что Иаков хитростью присвоил себе отцовское благословение он сам был обманут собственным тестем – Лаваном. Иногда ссылаются на случай из жизни преподобного Ефрема Сирина, прибегшего к хитрости, чтобы склеить листы еретических книг и посрамить Аполлинария в богословском диспуте, но забывают, что впоследствии умудренный летами подвижнической жизни Ефрем Сирин осознал, что цель не оправдывает средство и с печалью по Богу и покаянной грустью писал, что лживый человек ненавистен Богу и людям, он не заслуживает одобрения, ибо дьявол увлек его в хитрость и изворотливость, а любые извинения лжи – лишь усугубляют виновность лжеца. Нельзя лгать во имя Божие и не существует никакой вынужденной лжи ради церковной пользы. Апостол Павел учил, что хоть всемогущий Бог и силен содеянное людьми и падшими Англами зло направить к добру, но нельзя делать зло во имя Бога, ибо это противоречит нравственному идеалу, возвещенному в Евангелие, и, предостерегая христиан, он писал «не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как некоторые злословят нас и говорят, будто мы так учим? Праведен суд на таковых» (Рим. 3:8). Святитель Василий Великий подчеркивал, что нет никаких различий во лжи – солгавший в малом солжет и во многом, льстец может легко стать клеветником, а клеветник – использовать тончайшую форму лжи – лесть, для обмана, но всякая ложь – гнусное бесчестие, и нет ничего полезного для души и спасительного во лжи: «Надобно ли лгать, имея в виду что-нибудь полезное? Этого не позволяет сказанное Господом, Который решительно говорит, что ложь от диавола (Ин.;8:44), не указывая никаких различий во лжи…». Церковь есть мистическое Тело Христово она – столп и утверждение Божественной Истины, в Церкви нет места лжи – ложь не полезна ни Богу, ни Ангелам, ни людям, напротив – ложь противоестественна и противна исканию Царства Небесного и правды его, она изгоняет из сердца веру и молитву, удаляет человека от Бога, а всякий акт лжи есть примирение с дьяволом и безбожной моралью мира сего, что неприемлемо для совести православного христианина. Христос возглавляет Свою святую Церковь, Он есть всемогущий Бог и будет с Церковью и со всеми христианами до скончания века, Церковь не одолеют и врата адовы, а потому она не нуждается в том, чтобы ее спасали омерзительными компромиссами с совестью и вынужденной ложью.
                Если мы обратимся к истории Церкви в двадцатом веке, то увидим, что порой церковная политика ее иерархов шла вразрез с высочайшими нравственными идеалами Евангелия, и они думали, что используют ложь для спасения Церкви в пору гонений, а на самом деле – попались в ловушку дьявола и дискредитировали Церковь, забыв, что в самые страшные времена христиане должны бесстрашно исповедовать свою веру во Христа Богочеловека, страшиться не за судьбу Церкви, хранимую десницей Всемогущего, а за свою душу, которая не обретет спасение, если отступит от Христа и предаст Сына Божиего и Его святые заповеди. В статье «Истина и ложь в свете христианской нравственности» анализируя высказывание святого патриарха Тихона в 1923 году  в беседе с В.П. Коутсом, на вопрос которого: «Правда ли, что в России существует гонение на религию?», – патриарх Тихон ответил, что «ни в каком преследовании какой бы то ни было религии советскую власть обвинить нельзя», инок Всеволод Филипьев справедливо заметил, что нельзя нравственно оправдать компромисс с богоборческой и атеистической властью и не может быть лжи полезной для блага Церкви и православных христиан. В свое время – 19 января 1918 года – патриарх Тихон выступил со знаменитым громогласным воззванием, исполненным огненной мощи глаголов библейских пророков, где этот печальник земли русской скорбел от того, что преданы забвению и попраны заповеди Христовы, повсюду царит зверская жестокость, анафемствовал безбожников и призывал их опомниться, звал верующих быть верными Церкви и не бояться пострадать за правду Божию: «Да избавит нас Господь от настоящаго века лукаваго» (Гал.;1,;4). Тяжкое время переживает ныне святая православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины, и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани. Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем неповинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И все это совершается не только под покровом ночной темноты, но и вьявь при дневном свете, с неслыханною доселе дерзостию и беспощадной жестокостию, без всякого суда и с попранием всякого права и законности, – совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей отчизны: и в столицах, и на отдаленных окраинах (в Петрограде, Москве, Иркутске, Севастополе и пр.). Все сие преисполняет сердце наше глубокою болезненною скорбию и вынуждает нас обратиться к таковым извергам рода человеческого с грозным словом обличения и прещения по завету св. апостола: «согрешающих пред всеми обличай, да и прочии страх имут» (1Тим.;5,;20). Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной. Властию, данною нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви православной. Заклинаем и всех вас, верных чад православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение: «измите злаго от вас самех» (1Кор.;5,;13). Гонение жесточайшее воздвигнуто и на святую Церковь Христову: благодатные таинства, освящающие рождение на свет человека, или благословляющие супружеский союз семьи христианской, открыто объявляются ненужными, излишними; святые храмы подвергаются или разрушению чрез расстрел из орудий смертоносных (святые соборы Кремля Московскаго), или ограблению и кощунственному оскорблению (часовня Спасителя в Петрограде); чтимые верующим народом обители святые (как Александро-Невская и Почаевская лавры) захватываются безбожными властелинами тьмы века сего и объявляются каким-то якобы народным достоянием; школы, содержавшиеся на средства Церкви православной и подготовлявшие пастырей Церкви и учителей веры, признаются излишними и обращаются или в училища безверия, или даже прямо в рассадники безнравственности. Имущества монастырей и церквей православных отбираются под предлогом, что это – народное достояние, но без всякого права и даже без желания считаться с законною волею самого народа... И, наконец, власть, обещавшая водворить на Руси право и правду, обеспечить свободу и порядок, проявляет всюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и в частности – над святою Церковью православной. Где же пределы этим издевательствам над Церковью Христовой? Как и чем можно остановить это наступление на нее врагов неистовых? Зовем всех вас, верующих и верных чад Церкви: станьте на защиту оскорбляемой и угнетаемой ныне святой Матери вашей. Враги Церкви захватывают власть над нею и ее достоянием силою смертоносного оружия, а вы противостаньте им силою веры вашей, вашего властного всенародного вопля, который остановит безумцев и покажет им, что не имеют они права называть себя поборниками народного блага, строителями новой жизни по велению народного разума, ибо действуют даже прямо противно совести народной. А если нужно будет и пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою словами святого апостола: «Кто ны разлучит от любве Божия? Скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч?» (Рим.;8,;35). А вы, братие архипастыри и пастыри, не медля ни одного часа в вашем духовном делании, с пламенной ревностию зовите чад ваших на защиту попираемых ныне прав Церкви православной, немедленно устрояйте духовные союзы, зовите не нуждою, а доброю волею становиться в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления, и мы твердо уповаем, что враги Церкви будут посрамлены и расточатся силою креста Христова, ибо непреложно обетование Самого Божественного Крестоносца: «Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют ей» (Мф.16:18)». Это громогласное воззвание патриарха Тихона – горькое слово правды и пророческое обличение безбожников, пламенная проповедь истинного архипастыря Церкви, не страшащегося умереть в темнице и принять терновый венец мученика, и можно лишь сожалеть, что впоследствии он осквернил уста свои отрицанием того факта, что в советской России были гонения на верующих, и пошел на компромисс с богоборческой властью со словами – «пусть погибнет имя мое в истории, только бы Церкви была бы польза». В одном из интервью митрополит Сергий Страгородский на вопрос – «Соответствуют ли сведения, помещаемые в заграничной прессе, относительно жестокостей, чинимых агентами советской власти по отношению к отдельным священнослужителям?», - ответил, что все эти сведения не отвечают действительности и являются клеветой. Многие исследователи истории Церкви советского периода пытались оправдать высказывания патриарха Тихона и Сергия Страгородского тем, что для блага Церкви они шли на вынужденные компромиссы с богоборческой атеистической властью в советской России, но ложь остается ложью, не может быть никакого компромисса между Богом и Его святой Церковью и дьяволом, а архиереи и иерархи Церкви, как и все остальные христиане, должны руководствоваться не мудростью и логикой мира сего, а заповедями Евангелия, апостольской верой и святоотеческими поучениями, обрести утешение во Христе, хранить веру и бесстрашно, громогласно и вдохновенно возвещать правду Божию и обличать нечестивцев с огненной проповедью, как поступали в древности пророки и апостолы – не жалея себя ради Бога и Церкви, не страшась ничего – ни гонений, ни пыток, ни смерти, но веруя во Христа и жизнь будущего века, не страшась принять венец мученичества. С апостольского века наша Церковь – это мученическая Церковь, все девять евангельских блаженств – это призыв Христа к добровольному мученичеству, ибо путь на небеса лежит через Голгофу, а подвиг мученичества и исповедничества есть высочайший подвиг в очах Господних, изумляющий Ангелов и достойный вечной славы в Царстве Небесном. В Апокалипсисе пророчествуется, что вся история христианства, начиная от распятия Иисуса Христа и заканчивая скорбью последних времен – это история мученичества, но ни пытки, ни казни, ни смерть, ни Ад не смогут сокрушить Церковь и истребить святую веру Христову с лица земли, ибо как сказал Сам Спаситель: и врата адовы не одолеют Церковь. Христос сказал ученикам Своим: «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным» (Мф.;10:32). На греческом языке свидетельство – это мученичество: Христос Богочеловек – величайший из мучеников, Он испил до дна чашу мировой скорби, распялся за нас на Кресте, и нам свидетельствовать о Христе не одними словами, но всей своей жизнью – возлюбить Его даже до смерти, ибо в совершенной любви нет страха, любящий не страшится умереть. Мученики свидетельствуют, что их любовь ко Христу сильнее смерти, ей принадлежит вечность. По изъяснению святого Андрея Кесарийского «святые, подобно Иову, обвиняемые дьяволом и оклеветанные им пред людьми, верящими и покоряющимися ему, своими страданиями за Христа победили его. Вышние силы радуются о его падении и скорбят по поводу замышлений его на привязавшихся к земному, и это совершенно верно, ибо они подражают Богу». Спаситель предостерегает нас: «Кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф.;10:38–39). По рассуждению архимандрита Рафаила Карелина «Много есть причин лжи: трусость, выгода, желание не обидеть и т.д. Но какие бы ни были причины, здесь происходит забвение Бога, Который сказал: «Я есть истина, путь и жизнь». Сама Голгофская Жертва Христа есть соединение любви и истины. Христос мог победить сатану одним Своим божественным могуществом. Но Он пошел на Крест не только ради истины, а потому что Он Сам – Истина. Господь сказал про сатану: «Он лжец и человекоубийца от начала». Сатана посредством лжи убивает человека, и те, кто хочет сделать добро через ложь, должны помнить, что они берут себе в союзники сатану – древнюю ложь, которая никогда не станет новым добром, что все, основанное на лжи, погибнет».  Для христиан лучше умереть за Христа и свою святую веру, чем служить дьяволу и творить грехи. Настоящий христианин готов отдать жизнь за Христа и Его святую Церковь, дабы не отступить от Бога, ибо нет ничего страшнее для верующего, чем разлучится с Ним навеки. По свидетельству Иустина Философа христианские мученики и исповедники вдохновлялись евангельским образом Иисуса Христа, она были убеждены, что Божественная Истина выше всех земных расчетов и блаженств, выше мирского счастья, они готовы были принять страшные страдания и смерть, дабы остаться верными Богу, избежать лицемерия и не жить обманом. Мученичество – это бесстрашное и безумное для мира сего исповедание Христа Богочеловека ценой жизни, оно есть сораспятие Христу и соработничество с Богом, а сами мученики – величайшие и достойнейшие христиане, они есть те, кто предпочли правду Божию и остались верны ей даже при угрозе смерти, ибо они ясно сознавали, что ложь – нравственная ересь, она отчуждает человека от Святого Духа Истины и является предательством Бога, но настоящий христианин лишь тот, кто готов до дна испить чашу мучений во имя Христа и возвещенной Им вечной правды.
                Священное Писание ясно свидетельствует, что Бог не приемлет ложь и никогда не лжет, для души Его – Святого Духа, мерзость «глаза гордые, язык лживый; и руки, проливающий кровь невинную, сердце, кующее злые замыслы, ноги, быстро бегущие к злодейству, лжесвидетель, наговаривающий ложь и сеющий раздор между братьями» (Притч. 6:17-19). С ветхозаветных времен ложь была запрещена и осуждена законом Моисеевым – Господь сказал Моисею: «не лгите и не обманывайте друг друга» (Лев.19:1-2). В Псалтыре возвещается, что тот, кто близок Богу не творит злодейств, не клевещет языком и всегда говорит истину, ибо нельзя быть лжецом и служить Богу. Царь и мудрец Соломон прославляет страх Божий и мудрость – «она дороже драгоценных камней; и ничто из желаемого тобою не сравнится с ней» (Притч.3:15), призывает хранить сердца – «источник жизни», и обличает ложь – «отвергни от себя лживость уст, и лукавство языка удали от себя» (Притч.4:24). Ложь – орудие дьявола и воплощенное коварство, матерь раздоров и мерзость в святых очах Господних: «Человек лукавый, человек нечестивый ходит со лживыми устами…Коварство в сердце его: он умышляет зло во всякое время, сеет раздоры» (Притч.6:12,14). «Мерзость пред Господом – уста лживые, а говорящие истину благоугодны Ему» (Притч.12:22). «Приобретение сокровища лживым языком – мимолетное дуновение ищущих смерти» (Притч.21:6). В Новом Завете провозглашается, что «всякая неправда есть грех» (1Ин.5:17). Святые отцы Церкви учили, что жизнь настоящего христианина – это непрестанная борьба со страстями и нечистыми, лукавыми помыслами, покаянный плач, путь духовного совершенствования и соработничества с Богом, аскетического подвижничества – умного делания и стяжания благодати Святого Духа, а алмазный стержень христианской жизни – вера, действующая любовью, молитва Иисусова и непрестанное хождение в своей совести перед очами Всевышнего. Ложь чужда Христу Спасителю, она неприемлема для христианина, ибо уста его призваны к молитве, возвещению правды и прославлению имя Божиего, ум – к Богомыслию, а сердце – к любви, их нельзя осквернять ложью и лукавством, всякая ложь – от дьявола, она противна к Богу и ведет к смерти. В Новом Завете описывается как Анания и Сапфира были наказаны смертью за то, что солгали Святому Духу – Богу, ложь клятвопреступная не имеет оправдания на Суде Божием, о чем проникновенно писал митрополит Филарет Московский: «Да удалится от нас помысел неверности клятве! Но чтобы он вернее был удален, поражайте его, как стрелою, грозным словом Божиим: «Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно» (Исх.;20,7). Если не оставит Господь без наказания произносящего имя Его напрасно, легкомысленно, без нужды, то чего должен ожидать тот, кто, давая клятву перед Богом, употребил бы имя Божие неблагонамеренно, святотатственно, чтобы Его святостью покрыть нечистоту своей неверности? «Ты погубишь говорящих ложь» (Пс.;5,7), но не прежде ли прочих погубишь, Господи, говорящих ложь перед именем Твоим и лгущих перед лицом Твоим, как Анания и Сапфира, не людям, но Тебе, Богу? Апостол Петр обличил Ананию именно этими словами: «Ты солгал не Человекам, а Богу», «услышав сии слова, Анания пал бездыханен». А потом и Сапфира, после подобного обличения, вдруг «упала у ног его и испустила дух» (Деян.;5,4–5;10). Этот пример и многие примеры вне священной истории показывают, что ложь перед именем Божиим и пред лицом Божиим – ложь клятвопреступная, как бы в нетерпение приводит небесное Правосудие и привлекает грозные и внезапные удары судьбы».  В Священном Писании сказано, что ложь – это страшный грех, против которого Святой Дух произнес самые грозные изречения – всякий лжец погибнет, ибо лжец – отчужден от Бога и не имеет общения с Богом, он сам губит свою бессмертную душу и не стяжал страх Божий, не внемлет увещеваниям совести – неподкупного судьи. В Апокалипсисе пророчествуется, что все закоренелые лжецы – в том числе и те, что думают, будто обманывают во имя благой цели, – пожнут наказание Божие, если не раскаются: «…всех лжецов участь – в озере, горящем огнем и серою» (Откр.21:8). Преподобный Иоанн Лествичник, учивший, что ложь – это истребление любви в сердце, клятвопреступление и отвержение Бога, изгнание сокрушения духа и враг покаяния, писал, что лицемерие есть матерь лжи: «Лицемерие есть матерь лжи, а часто оно бывает и поводом к оной. Ибо некоторые утверждают, что лицемерие есть не что иное, как поучение во лжи и изобретатель лжи, с которою сплетается достойная казни клятва. Кто стяжал страх Божий, тот устранился лжи, имея в себе неподкупного судию, – свою совесть.  Как во всех страстях, так и во лжи познаем мы различные степени вреда; ибо иной суд тому, который лжет по страху наказания, и иной тому, кто лжет без предлежащей опасности. Один лжет ради увеселения, другой – ради сластолюбия, иной, чтобы заставить присутствующих смеяться, а некоторый для того, чтобы ближнему поставить сеть и сделать ему зло. Истязаниями властителей прогоняется ложь; множество же слез ее совершенно погубляет. Сплетатель лжи извиняется благим намерением; и что, в самом деле, есть погибель души, то он почитает за праведное дело. За подражателя Раавы выдает себя лживый муж, и думает соделывать спасение иных своею погибелью. Когда мы будем совершенно чисты от лжи, тогда уже, если случай и нужда потребуют, и то не без страха, можем употребить ее. Не знает младенец лжи; не знает оной и душа, очистившаяся от лукавства. Развеселившийся от вина, поневоле во всем говорит истину; так и упившийся умилением солгать не может». В «Божественной Комедии» Данте Алигьери – величайшего поэта Италии и одного из ее мудрейших философов и богословов, воплощением лжи и обмана является гротескное чудовище Герион, чье лицо – величавое и ясное, улыбка – дружелюбна и приветлива, а змеиное тело – омерзительно и покрыто пестрой чешуей, оно символизирует собой многообразность лжи и ее коварство; лжец и лицемер всегда прикрывается благими намерениями и целями, он имеет обыкновение носить маску благочестия и праведности, но суть его – змеиная, что отсылает нас к книге Бытия и библейской истории об искушении Адама и Евы; лжец одного духа с древним змеем – дьяволом, он – искуситель и богоотступник, чуждый искренности и чистоты сердца. Всякая ложь отвратительна в очах Божиих, а самая страшная и омерзительная ложь – «ложь во спасение», в основе которой безнравственное примирение совести с ложью, иезуитская мысль о том, что лжец может угодить Богу, но ложь вносит неискренность в отношения между человеком и Богом. Вся изумительная и чудная симфония подвижнической жизни может быть разрушена одной фальшивой нотой – одно слово лжи может погубить душу. Вот почему авва Дорофей советовал «когда случится такая великая необходимость уклониться от слова правды, то и тогда человек не должен оставаться беспечальным, а должен каяться и плакать перед Богом и считать такой случай временем искушения». Нравственное богословие Православной Церкви и Библия воспрещают лгать, ложь противна Богу и нравственному идеалу Евангелия, и тот, кто думает, что своей ложью ведет людей к всеобщему благу и торжеству Церкви обманывает себя, изменяет Христу Богочеловеку и пожнет погибель души, если умрет не раскаявшись в страшном грехе, ибо всякая нераскаянная ложь – врата, ведущие в преисподнюю. Самое страшное – это лгать умирающему, дабы успокоить его совесть, вместо того, чтобы обратить его взор к Богу и вечности, призвать его к покаянию на смертном одре и предстоянию на Страшном Суде. Для христианина лгать – значит отдавать свое сердце на расхищение лукавому духу, отступать от святой воли Вседержителя и уподобляться демону, а познавать Истину и изрекать правду – уподобляться Богу и исполнять Его волю.
                Апостол Павел говорил, что сам диавол «преобразуется в Ангела светла», дабы искусить людей, и нет ничего неудивительного в том, что и «слуги его преобразуются в служителей правды» (2Кор.11:15), но христианин не должен использовать ложь – орудие дьявола, ибо это – недостойно исповедника Слова Божиего. Святитель Марк Ефесский писал: «Нет ничего среднего между Истиной и ложью, но как находящийся вне света, по необходимости, будет во мраке, так и немного отступивший от Истины, предоставлен подлежать лжи, если будем говорить правду; и хотя возможно сказать, что между светом и тьмой есть середина – называемая вечерними и утренними сумерками, однако, между Истиной и ложью, как бы кто ни старался, не выдумает нечто среднее». Иисус Христос в Нагорной проповеди сказал: «блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф.5:6) и «блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Мф.5:10). Христос обличал всех тех, для кого тяга к эфемерным мирским благам и успехам заглушила стремление к Божественной Истине, возвещая, что искать надо Царство Небесное и правду его. В Священном Писании правда – это Сам Бог и Его слово, праведность – жизнь по правде Божией, открытость и верность Богу, а праведники – это правдолюбцы, выше всего ценящие Слово Божие и исполняющие заповеди Его, готовые добровольно переносить лишения, скорби, гонения и даже принять смерть, но не отступить от соблюдения правды – от Слова Божиего, их то Христос и именует блаженными, ибо они получат Царство Небесное. Христос пророчески предрекает, что все обманщики, льстецы и лицемеры – все нераскаянные злодеи и лжецы не унаследуют Царство Небесное, но пойдут в муку вечную, но истинные ученики Иисусовы – настоящие христиане есть правдолюбцы, которых за святую веру и исповедание имени Христова, за дела любви и милосердия и проповедь Слова Божиего всегда будут гонимы в мире: «Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше. Но все то сделают вам за имя Мое, потому что не знают пославшего Меня» (Иоан.15:20–21). По изъяснению святителя Иоанна Златоуста жажда правды есть искание Истины и любовь к мудрости – любомудрие, а так как вся мудрость у Бога и каждое слово Его истина, то любомудрие есть любовь к Богу, но в мире, лежащем во зле, где Христос распят и гонимы пророки, и христиане обречены на гонения, поношения, темницы и муки за свою любовь к Богу и страдание за правду Его, всем им обещана великая надежда и утешение – вхождение в Царство Небесное. Весь земной мир лежит во зле и опутан паутиной лжи, а всякий правдолюбец – мученик. Вся жизнь христианина – это подвижничество, подвиг несения креста, ибо путь на небеса лежит через Голгофу и все верующие участвуют в крестных страданиях Христовых, дабы быть соучастника Его небесной славы, их отечество и жизнь на небесах, они – подвижники веры, которые должны исполниться героического духа и не страшиться ни испытаний, ни лишений, ни скорбей, ни самой смерти, вести праведную и благочестивую жизнь посреди нечестия, отвечать молитвой и любовью на проклятья и злобу, исповедовать веру во Христа и иметь в сердцах своих неугасимую любовь к Истине, и тогда – за подвиг мученичества и исповедничества, Господь обещает им Царство Небесное, торжество духа, радость и блаженство: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня» (Мф.5:11).  По слову Иоанна Кронштадтского во все времена «злые, развратные люди ненавидели праведных и гнали и будут ненавидеть и гнать»: Каин ненавидел брата своего Авеля, злонравный Исав своего брата Иакова, дети Иакова продали в египетское рабство мудрого брата своего Иосифа, царь Саул возненавидел Давида, древние иудеи гнали и осмеивали пророков, саддукеи и фарисеи были ненавистниками Христа, пришедшего искупить грехи рода человеческого и спасти мир, а последователи Христовы подвергались самым ужасным гонениям за свою веру. Вся история Церкви есть история мученичества – за исповедание Христа людей гнали в мире иудейском и мире языческом, христиан бросали в темницы и распинали на крестах, отдавали на растерзание диким зверям и сжигали живьем, терзали железными когтями, опускали в кипящие котлы и сжигали на горячих сковородах. Князь мира сего – дьявол, он – первый лжец и ненавистник правды Божией, сеятель лжи и нечестия, злой гений-вдохновитель всех нечестивцев, воздвигнувших неисчислимые гонения на христиан – Церковь борется с целым Адом и никто из людей не мог бы вытерпеть такие ужасные гонения и бесчеловечные мучения, если бы Дух Божий не укреплял верующих во Христа. Апостол Петр наставлял, что блаженны все, кто злословятся за имя Христово, ибо в них почивает Дух Божий, и пусть они будут безвинно гонимы за веру свою в скоротечной земной жизни, но их ожидает вечная радость и блаженство на небесах: «Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его» (1Петр.2:19–21). Апостол Павел учил что все соблюдающие заповеди Христа будут гонимы, но претерпев кратковременные земные страдания христиане оберут вечную славу:  «временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим.8:18).  Христос говорил, что праведников гнали и в ветхозаветные времена – «гнали и пророков, бывших прежде вас»; пророки – это посланники Божии, по вдохновению Божию открывающие людям тайна грядущих времен, обличающие неправду мира сего и всех тех, кто отступил от Бога, призывающие вступить на путь праведности тех, кто запутался во лжи и похоронил совесть свою в бездне согрешений. Апостол Павел проповедовал, что жизнь пророков на земле была мученичеством, их гнали и убивали  за правду: «иные  были замучены, не приняв освобождения, дабы получить лучшее воскресение; другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу, были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления. Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли» (Евр. 11:35-38). Сам Господь ответил на вопрос – почему гнали пророков и губили праведников: «Люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин. 3:19).  Праведная жизнь – это прославление Бога и обличение жизни во грехе, призвание грешников к покаянию, она нестерпима для нераскаянные грешников и лжецов, и потому они становятся гонителями праведников и правдолюбцев. Христос говорил – «В мире будете иметь скорбь» (Ин. 16:33), предостерегая, что земная и преходящая жизнь христиан – это претерпение скорбей, но скорби их не безнадежны, ибо Господь сказал – «Мужайтесь: Я победил мир» (Ин.16:33), обещав увенчать всех верных за подвижнический, мученический и исповеднический подвиг неувядающим венцом славы. В таинственных стихах Апокалипсиса говорится о пришедших от великой скорби к Богу – это святые мученики Христовы, они претерпели горе, скорбь и гонения на земле и отдавшие жизнь за Христа – от века апостольского до последних времен; это все мученики мысли, которые страдали оттого, что мир, лежит во зле, они мучились и взывали к Богу как Иов, Давид, Иеремия, апостол Павел и Достоевский: «Это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца. За это они пребывают ныне перед престолом Бога и служат Ему день и ночь в храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них» (Откр.7:14–15).
                В знаменитом диалоге «Государство» древнегреческий философ Платон утверждал, что ложь не может быть полезна Богу и душам людей, она чужда «божественному началу» и неприемлема для благочестивого и верующего человека. Нет ничего более близкого Истине, чем мудрость, и если философия есть любовь к мудрости, а философ – это «тот, кто любит усматривать истину», то стремление к Истине не может уживаться со страстью ко лжи, а истинный философ не может быть лжецом. Мы знаем из истории античной культуры и Древней Греции, что самый талантливый и рассудительный ученик Платона – философ и ученый Аристотель, стал самостоятельный мыслителем и создал свою собственную философию, во многом возражая своему великому учителю и высказав свое бессмертное изречение: «Платон мне друг, но Истина дороже». Для христианина и Церкви нет ничего дороже, чем Божественная Истина, ибо Христос есть Истина воплощенная и вочеловечившаяся, и кода мы читаем Евангелие и повествование о страстной седмице, то мы понимает, что в страшные часы Гефсиманского моления о чаше, предательства Иуды и языческого суда Пилата, Спаситель думал не о Себе, а о том, как привлечь людей к познанию Истины и спасению. На суде Пилата, Христос обратится к нему со словами благовестия: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о Истине; всякий, кто от Истины, слушает гласа Моего» (Ин. 18:37). Известен и ответ римского прокуратора Пилата, его вопрошание, исполненное равнодушия и скепсиса – «Что есть истина?» Трагедия Пилата заключалась в духовном ослеплении его ума и очерствении сердца – когда он задавал вопрос – «Что есть Истина», то воплощенная Истина стояла пред ним в Лице Того, Кто сказал о Себе – «Я есмь Путь и Истина и Жизнь» (Ин. 14:6), и эта Истина будет отвергнута Римской империей и иудейским духовенством, язычниками и еврейским народом, в исступлении кричавшим – «Распни Его, распни…». Весь земной мир лежит во зле, это – мир насилия и лжи, здесь гонимы все провозвестники и искатели Истины – пророки побиваются камнями, а философы – приговариваются к испитию чаши с цикутой, поэтам, говорящим правду,  затворяют уста, ученых, исследующих мир Божий, сжигают на кострах, а Сама Божественная Истина – распинается на Голгофе, Ее, окровавленную и истерзанную, пригвождают к позорному Кресту, обрекают на самую мучительную и страшную казнь – такова крестная смерть Христа Богочеловека, взявшего на Себе грехи мира и учившего людей жить по правде Божьей, храня ум и сердце от лукавого духа злобы и лжи. Четыре святых Евангелия – это житие Иисуса Христа и боговдохновенное Слово Божие, все сказанное там – истина, возвещенная Самим Богом. Когда некто заявил Ф.М. Достоевскому будто «в Евангелии сказано, что иногда и ложь бывает во спасение», то великий русский писатель и религиозный мыслитель возмутился: «В Евангелии этого не сказано»; когда «человек лжет, то делается гадко, но когда лжет и клевещет на Христа, то это выходит и гадко, и подло». Достоевский понимал, что Евангелие – это книга Божественной Истины и церковная вера в Сына Божиего, Иисуса Христа не терпит лжи. Апостол Павел проповедовал, что если Христос не воскрес и вера наша основана на лжи, то мы – самые несчастные из всех людей, ибо мы обманулись о Боге и все надежды наши тщетны – не совершилось искупление грехов на Голгофе, не была побеждена смерть Воскресение Христовым, не сокрушены врата адовы и земному миру так и не была явлена любовь Божия, более сильная, чем смерть и Ад, а значит – все прорицания и упования ветхозаветных пророков на Мессию оказались несбыточными мечтаниями. Нельзя не вспомнить о Паскале – одном из самых глубоких религиозном мыслителей Франции, отличавшемся не только блеском и остротой мышления, философской иронией и изящностью литературного стиля, точностью формулировок и утонченностью мысли, но и моральной страстностью и честностью, благородным исканием правды Божией и беспощадным развенчанием всех лживых иллюзий. Как справедливо замечает русский религиозный философ Н.С. Арсеньев «самое важное для Паскаля не стиль, не блеск и утонченность мысли, а то, на что она устремлена, что захвалило его: правда, искание правды», душа его настолько «захвачена созерцанием Истины, что она становится красотой и носительницей огромного, страстного напряжения и благородства духовного». Всю жизнь Паскаль со стенанием искал Истину, он не мог жить, не отдавая всего себя Богу, его сердце было глубоко несчастным без любви Творца, он с глубокомыслием Соломона и Иова познал ничтожность и суетность всего мирского, искал спасения от томления духа, столь прекрасно описанной в книге Екклесиаста, в христианской вере. Для него существовала лишь одна вера – библейская вера в живого Бога Авраама, Исаака и Иакова. Бог Библии непостижим для нашего ума, но Он Сам открывает себя сердцу человека, возлюбившего Его и уверовавшего в Слово Божие. Для Паскаля вера есть открытость сердца Богу, а любовь – познание Бога и пребывание с Ним и в Нем, жизнь для Него и ради Него. Миросозерцание Паскаля христоцентрично: Христос есть воплощенный Бог-Любовь, Он – ответ на мучительные молитвы Иова и Давида, печальные вопрошания Екклесиаста и пророка Иеремии, а без Него вся наша жизнь – абсурд, отчаяние и горе. Человек без Бога – жалкое, ничтожное и несчастное создание, а человек с Богом – велик, прекрасен, мудр и благороден. И вот Паскаль – этот литературно одаренный философ, блестящий ученый, привыкший все исследовать, анализировать и взвешивать, чью душу захватила вера в Бога и любовь к Нему, познавший на опыте всепокоряющую силу любви Спасителя и священную тайну Его Креста, со всей силой мысли, со всем блеском остроумия и мощью нравственного негодования, со всем пафосом служения Истине и огненным красноречием обрушился на орден иезуитов, проповедовавших, что возможна ложь во благо, считавших, что исповедь возможна и без раскаяния и угрызений совести, а любовь к Богу не нужна для религиозной жизни. Узрев в иезуитах моральную капитуляцию служителей Бога перед мировым злом – культом золотого тельца и мамоны, измену пастырскому служению Церкви, попрание евангельских заповедей, и разоблачив их лживый дух и низкую мораль, чуждую нравственному идеалу Евангелия, Паскаль с изяществом писателя и нравственным порывом христианского моралист, разбил все хитроумные логические ухищрения этих новых софистов, сплотившихся под эгидой католичества, изобличил страшную нравственную подмену этики Евангелия возрожденной фарисейской моралью и с честью отстоял святой завет Иисуса Христа – искать Царство Небесное и правду его.
                Русский религиозный мыслитель Иван Ильин – философ с поющим сердцем богомольца и поэта, писал: «религиозный человек не склонен ко лжи. Отвращение к неискренности есть дивный и верный знак религиозности». Истинная религиозность – это обращение души к Богу и восприятие Его Откровения, свободное и творческое исполнение Его воли, постижение Его премудрого замысла о сотворенном Им мире, горение сердца в молитве, ибо молитва есть печать живой религиозной веры. Религиозный человек – это живой светильник Божий, его сердце есть тихо сияющая лампада, ее огонь – благодать Божия, а свет, исходящий от нее – это сердечная доброта, жертвенная любовь и творческая сила. Религиозная жизнь есть интимное и сокровенное предстояние перед Богом, отдание Ему своего сердца, одухотворение ума истинами веры, а воли – исполнением Его заповедей. Если ложь есть отречение от Истины и предательство Бога, то лжец не может обладать живой религиозностью, ибо религия – это духовная связь с Богом, а лживое сердце духовно мертво: оно слепо, ибо не видит в жизни собрание Божьих тайн и притч, как фарисеи не могли увидеть в Иисусе Христе – Сына Бога Живого; оно глухо, не способно услышать Слово Божие, принять животворящий глагол Всевышнего, воскрешающий душу к духовной жизни; оно немо и не может пропеть славу Создателю в молитвенном гимне и созерцать Его величие и премудрость в красоте сотворенного Им мира. Что отличает религиозного человека? Религиозная жизнь – это духовное и нравственное совершенствование, углубление в себя – в сокровенную бездну сердца, борьба с греховными страстями и помыслами, молитвенное Богообщение. Вера в Бога не терпит лжи, ведь религиозная жизнь – пребывание с Богом и в Боге, а Господь сказал о Себе: «Я есть Истина». Христианин призван стяжать страх Божий – боязнь оскорбить Создателя, и призван обрести непритворную любовь к Истине, ибо Истина есть Сам Христос, а любовь к Нему несовместима с жизнью, основанной на лжи и лицемерии. Ложь порождается многословием, а потому монахи и мудрецы, непрестанно восхищающие ум и сердце к Богу, возлюбили молчание уст и уединение в кельях, ведь безмолвие – венец молитвы, хранитель души и учитель созерцательной жизни. Весь небесно-чистый и возвышенный нравственный идеал Церкви и Евангелия заключен в чудесной Личности Христа Богочеловека, Он – воплощенная Божественная Истина и наш Учитель, за всю Свою святую и страдальческую жизнь никогда не прибегавший ко лжи и лукавству, но всегда говоривший правду, и если мы хотим быть христианами, то нам надлежит вдохновляясь Им жить честно и праведно, не идя на компромиссы с совестью – жить во Христе. По слову апостола Павла ложь есть тайна беззакония и сама суть Антихриста, он – лже-Мессия и величайший из лжецов, носитель дьявольского лукавства и неугасимой ненависти Люцифера к Богу и Его творению, направленной против Божественного Логоса и Святого Духа, против Церкви и всего Божьего мира, он воплощает в себе издевательский ответ преисподней и мира сего на святую жизнь, искупительную жертву Иисуса Христа и чудо Его Воскресения. По изъяснению апостола Иоанна лжец и малый антихрист есть всякий человек, не исповедующий, что Христос есть истинный Бог и истинный человек, всякий, кто думает, что он может обрести, спасение без Христа и вне Его святой Церкви, всякий лжеучитель и лжепророк, отвергающий апостольское благовестие и сеющий плевелы еретических лжеучений на ниве Церкви: «Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына» (1 Ин. 2:22); «А всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» ( 1 Ин. 4:3). На страницах Священного Писания Господь предостерегает нас, что на борьбу с Церковью дьявол – коварный дух лжи, воздвигнет полчища лжесвидетелей, лжепророков, лжеучителей и лжеапостолов, изобретет множество ересей, став гением-вдохновителем всех ересиархов, а в конце времен явится лже-Мессия – Антихрист, но все христиане призваны жить в вечной Истине и быть верными Иисусу Христу даже ценой жизни и мученической смерти, нам надлежит разгадывать ухищрения дьявола и руководствоваться не циничной логикой мира сего, а высшей Божественной Мудростью, запечатленной в Священном Писании и Священном Предании, быть непримиримыми обличителями лжи и борцами за Истину не только в защите богооткровенных догматов Православной Церкви, но и в повседневной жизни своей – отвергая не только ереси, но и всякий грех и самую малую бытовую и мелочную ложь, не бояться быть отверженными и осужденными скоропреходящим судом века сего, но настраивать ум и сердце на покаяние и молитву, ходить в правде Господней и с надеждой ожидать грядущего Суда Бога Вседержителя. В пророческих стихах Апокалипсиса возвещается, что лжецам нет места в Царстве Небесном, ибо ложь – изощренное и ядовитое жало дьявола, она – источник погибели и смерти духовной, а Царство Божие – это «великий город, святой Иерусалим, который нисходил с неба от Бога» (Откр.21:10), которому не нужны ни солнце, ни луна для освещения, «ибо слава Божия осветила его» (Откр. 21:23), и там не будет места для лжи и смерти – все нераскаянные грешники низвергнутся в геенну огненную вместе с дьяволом, Антихристом и лжепророком, а вселенная преобразится и будет новое небо и новая земля, где не будет ничего проклятого, но Бог будет всем для всех и во всем.





В поисках счастья

О счастии с младенчества тоскуя,
Все счастьем беден я,
Или вовек его не обрету я
В пустыне бытия?
Е.А. Баратынский

                Счастье – это предмет самых сокровенных дум, пламенных молитв и заветных надежд человека, оно – высшая цель и та тихая гавань, куда держит путь корабль жизни, а вместе с тем, счастье – одна из центральных проблем философии. О, сколько веков мысль величайших мудрецов билась над разгадкой тайны счастья! Все люди – от последнего нищего до величайшего царя –  мечтали обрести его, но мало кто из смертных был счастлив под луною. Вся история мира – это одиссея в поисках счастья: человек ищет счастье, как странник ищет оазис среди раскаленных песков бескрайней пустыни. Но где же счастье и в чем оно заключается? Неужели в нашем мире нет счастья и все мы – пленники несчастий, обреченные страшиться невзгод и смерти? Неужели мечта о счастье — это мыльный пузырь, радующий душу краткий миг, а затем лопающийся и исчезающий безвозвратно, и человек обречен с рождения скитаться без цели, томиться и бунтовать? По убеждению эпикурейцев счастье заключено в удовлетворении желаний человека, приносящих ему наслаждение. Эпикур полагал, что есть два вида счастья: высочайшее, которое нельзя умножить, и несовершенное, опускающее прибавление и убавление наслаждений, одно свойственно богам, обитающим в пустоте междумирья, а иное – людям. Орловский писатель Владимир Ермаков, прочитав Диогена Лаэртского и пройдя через школу философской мысли Эпикура, предложил читателю древнегреческое «четверолекарствие» от скорби: «не бойся неизвестности, не страшись смерти, блаженство достижимо, страдание преодолимо». Люди несчастны потому, что «так и не научились – просто жить». Но что есть жизнь, в чем ее тайна, и можно ли к священному таинству жизни подойти с лозунгом эпикурейца – «просто живи»? О какой жизни – о «жизни плоти и страстей», о «жизни души и интеллекта» или о «жизни духа и сердца», говорит наш орловский «эпикуреец»? Жизнь в ее глубочайшем смысле есть дух, дыхание свободы, вдохновение и любовь. Жизнь имеет широкую палитру – от низких страстей до евангельской любви, от эгоизма до самопожертвования, от опустошительных войн и придворных интриг до молитв и созерцаний святых, но исповедуя терапевтический завет – «просто живи», человек рискует потерять духовное содержание жизни и ее смысл. Как Эпикур утешит печального Екклесиаста, томящегося духом и не находящего смысла жизни и счастья, как он утешит мать, потерявшую своего ребенка или юношу, навеки разлученного с возлюбленной, пророка Иеремию, плачущего на руинах Иерусалима, и скорбящего страдальца Иова взывающего к Богу, сетующего на то, что в мире нет справедливости и ужасающегося мысли, что небеса останутся безответны на все его мольбы? Человек есть существо одухотворенное, он жаждет не просто жить, а жить со смыслом и высокой целью, познавать, исследовать,  любить и творить.
                В философии существует целое направление – эвдемонизм, трактующее счастье как высшую цель человеческого бытия, но само счастье остается загадкой. С древних времен люди спорят о том, что такое счастье: гедонисты считают, что счастье – это наслаждение; стоики думают обрести счастье  через невозмутимость духа и покорность судьбе; буддисты видят счастье в избавлении от желаний и страданий, в отрешенности и бесстрастности, в достижении нирваны; Платон и неоплатоники находили счастье в познании Истины и обретении мудрости, в умеренности и освобождении от страха смерти, в надежде на бессмертие и возвращение души в занебесную отчизну; утилитаристы ищут счастья в пользе, выгоде и комфорте; пацифисты грезят о прекращении всех войн и мире во всем мире, о всеобщем согласии людей; сцентисты полагают, что счастье достигается через научно-технический прогресс, в приумножении знаний и материальных благ. Наш двадцать первый век – это утилитарный и прагматичный век, возведший в культ научно-технической прогресс, имеющий свои неоспоримые достижения и сделавший жизнь многих людей комфортней, но вместе с тем, наука не ответила на самые высокие запросы человеческого духа – никакие материальные блага не смогут изгнать из сердца человека мучительную духовную жажду счастья, а из его ума – философское терзание над вечными вопросами о жизни и смерти, добре и зле, Боге и душе, справедливости и красоте, на которые бессильна ответить наука. Существует полный глубокого смысла библейский образ – люди строят Вавилонскую башню до небес, ее можно истолковать как символ технократической цивилизации с ее достижениями, грезами и соблазнами. На протяжении всей истории народы возводят башню цивилизации, уверенные, что «достигнут неба» – счастья, но за веком проходит век, сменяются поколения, гремят войны, и, как прежде, реки крови и моря слез омывают землю. Немецкий поэт и писатель Шиллер говорил, что человек есть существо эвдемоническое, в его душу вложено стремление к счастью, он ощущает себя изгнанником из Аркадии –  легендарной страны счастья, и, вступая в жизнь, грезит о том, чтобы жить счастливо и наслаждаться жизнью, но в скором времени жизнь развенчивает его наивные мечты, приносит страдания и разочарования, отрезвляет его, и он начинает сознавать, что мир – это не обитель наслаждений, а счастье на земле подобно миражу в пустыне. В «Афоризмах житейской мудрости» немецкий философ Артур Шопенгауэр глубокомысленно писал, что люди ищут счастья в преходящих благах материального мира – в успехе и наслаждениях, славе, богатстве и власти, но удача изменчива, а успех и слава мимолетны, наслаждения вызывают пресыщение и скуку, власть людская – ничтожна, ведь самый могущественный и великий  царь трепещет перед смертью, настанет час и он станет горстью праха, и слава его померкнет в грядущих веках, и имя его забудется потомками. По мысли Шопенгауэра здоровье выше внешних благ – здоровый нищий счастливее больного царя, и только тот, кто имеет духовные устремления – изучает, творит, размышляет и совершенствуется, шлифует алмаз души своей, лишь тот обретает счастье и смысл существования.  Жизнь – это арена скорби, страдания – жребий смертных, а из трех мировых сил – мудрости, силы и счастья, последнее – самое могущественное, но и самое недостижимое. Когда я смотрю на наш суетный мир, то с грустью вижу безотрадную картину: оскудение веры и любви, гибель нравственных убеждений и попрание идеалов, вижу людей разуверившихся и отчаявшихся, потерявших любовь к жизни среди всеобщего горя растоптанных надежд и нескончаемых бедствий. В катастрофические минуты истории мир предстает как поле ожесточенной битвы и безотрадное поприще страданий, где на человека ежеминутно обрушиваются беды и несчастья, а трагические реалии нашего существования порой напоминают жуткие сцены из дантевского «Ада». Сколько людей, не нашедших счастья, разочаровались во всем, увидев, что окружающий их мир, лежит во зле, а идеалы неосуществимы! Сколько жертв отчаяния и беглецов с поля жизненной брани потеряли надежду, разуверились и задохнулись в атмосфере цинизма, лжи и безверия! Сколько молодых людей покончили с собой так и не найдя смысл жизни, проклиная Бога и саму мысль о счастье – эту заветную и тайную мечту каждого человека. Но неужели вся наша жизнь – это бесконечная погоня за несбыточной мечтой, а на дне каждой радости таится горечь тоски, печали и разочарования?
                Вопрос о том, что такое счастье – это вопрос жизни и смерти, один из глубочайших философских вопросов, и разрешение его зависит от понимания назначения человека и смысла его жизни. На страницах «Никомаховой этики» древнегреческий философ Аристотель оставил одно из самых глубочайших размышлений о счастье: счастье – это высшее благо и цель человеческого бытия, оно самоценно, желанно само по себе и никогда не является средством, это полнота жизни, приносящая величайшее наслаждение. По известной русской пословице: «Человек рожден для счастья, как птица для полета». В душе человека есть врожденное стремление к счастью и райскому блаженству, ведь человек сотворен для райской жизни, а Рай – это пребывание с Богом и ощущение Его любви. В книге Бытия сказано, что Господь создал человека – венец видимого мира, по образу и подобию Своему, создал тело их горсти праха земного – материи, и вдохнул в него таинственное «дыхание жизни» – дух. По выражению преподобного Максима Исповедника человек есть представитель и ипостась двух миров – духовного и материального, он – дух, облаченный в плоть, самобытная личность, имеющая высшую миссию – интеграцию всего видимого мира и его одухотворение, духовное преображение вселенной. Человек есть великая тайна, он принадлежит не только земному миру, но и вечности, его личность имеет дух, душу и тело, и он призван заботиться не только о нуждах своего бренного тела и житейских потребностях, но и о духовных нуждах души, о потребностях духа. По слову Августина Блаженного, человек сотворен для Бога, красота тайна и величие его личности – это образ Божий в нем, только с Богом человек может испытать неизреченную радость, но человек есть падшее создание, он отпал от Бога, источника радости и жизни, сам обрек себя на смерть и  страдания. Со времен грехопадения Адама человек чувствует себя изгнанником, он несчастен и жизнь его полна страданий, а вся история мира превратилась в трагедию. Святой Силуан Афонский говорил, что велика была скорбь Адама, когда он лишился Богообщения, и страшно терзалась его душа при одной мысли: «любимого Бога я оскорбил». По изъяснению Симеона Нового Богослова, первозданный Адам жил счастливой и блаженной жизнью, не зная печалей и мук, до тех пор, пока не отпал от Бога: «Прежде преступления человек находился в полном счастье, всякое имел утешение и жил во всегдашней радости в Раю, без скорби и печали, даже не зная, что такое есть печаль. Но забывшись, по причине этого самого великого счастья пришел он к похотению того, что было выше меры его и выше силы его, восхотел быть Богом по внушению дьявола. За это, тотчас, как только и делом покусился на то, что получить было для него невозможно, потерял то великое счастье и упокоение, какое имел, стал беден и пришел в столь же великую нищету, сколь великое имел прежде богатство, восприняв таким образом наказание за возгордение, коим подвигшись, дерзнул он покуситься на то великое и отважное покушение, как будто пресытился он тем счастьем, какое даровал ему Бог, и, брезгуя им, восхотел высшего». Человек разлучился с творцом своим и перестал жить духовной и святой жизнью, он облекся в кожаные ризы – грубую вещественность, отождествил себя с плотью и забыл о своем духовном достоинстве, он ищет счастья в материальном мире и не находит его, тоскует о любви и жаждет свободы, хочет обрести смысл жизни и познать самого себя и весь окружающий мир, но он – мученик духа и мысли, страдающий и обремененный чувством трагической потери – потери Бога и высшей цели своего бытия. Человек хочет обрести счастье через познание – он исследует вселенную и ее устройство, открывает законы и тайны мироздания, занимается наукой и философствует, ум его штурмует крепость величайших загадок бытия и пытается разрешить все вековечные философские вопросы, скитается по лабиринту философской мысли, но так и не находит счастья. Вся научная и философская мудрость не сделала Фауста счастливым: «Я философию постиг, я стал юристом, стал врачом… Увы! С усердьем и трудом и в богословье я проник – и не умней я стал в конце концов, чем прежде был…Пусть в самый ад спуститься я готов, - зато я радостей не знаю, напрасно истины ищу…». Многие люди думают, что жизнь – это пир, человек рождается, чтобы взять от жизни все, а высшая ценность бытия – наслаждение, но чувственные удовольствия и наслаждения не приносят счастья и не делают человека счастливым. В произведении «Портрет Дориана Грея», Оскар Уайльд – один из самых утонченных писателей Англии, остроумный мыслитель-парадоксалист и эстет, виртуозно изображает трагедию юноши, получившего вечную юность и неувядающую телесную красоту ценой «мефистофельской сделки» – продажи души; он – блистательный аристократ, окруженный толпой восторженных почитателей, убежденных, что вся его счастливая жизнь – искусство, великолепная поэма или музыкальное произведение, а дни – сонеты, но, до дна испив чашу порока и наслаждения, сам Дориан ощущает себя глубоко несчастным существом, испытывающим минуты страстной тоски по незапятнанной чистоте своей юности, он является нераскаянным грешником, погубившим свою возлюбленную – Сибиллу, и убившем своего доброго друга – художника Бейзила, не желающим признать свою вину перед Богом и скрывающим зловещую тайну – омерзительный портрет, ставший зеркалом его мертвой души, прогнившей от пороков и обезображенной многими летами грешной и преступной жизни. В «Дневнике писателя» Достоевский предупреждал, что все научные знания и открытия, все материальные блага и чувственные наслаждения не сделают человека счастливым. Человек, утративший свободу духа и духовный лик, ставший низким рабом страстей и пороков – глубоко несчастен. Если человек перестанет молиться и размышлять о смысле жизни, помнить о смерти и устремляться к вечному, восхищаться прекрасным и творить дела любви и милосердия, то он потеряет себя – свою человечность и перестанет понимать для чего он живет, отречется от вечных ценностей, подменит высшую цель жизни мирскими средствами, и возведет материальное благополучие в самоцель, сделает из него языческий кумир.
                Человек ищет счастья, но мир, лежащий во зле, не может дать того, что жаждет человеческое сердце, поэтому все грезы о счастье разбиваются от столкновения с суровой реальностью и человека ожидают разочарования и крушение надежд, а жизнь его становится трагикомедией и обманом. Если мы обратимся к стихам величайших поэтов мира, то увидим, что они были проницательнейшими мыслителями и обладали трагическим чувством жизни, свидетельствующими, что жизнь без Бога – это адская мука, скука и бессмыслица. В одном из своих стихотворений зафилософствовавший А.С.Пушкин вопрошал – «дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дна?..», «пустая и глупая шутка». В минуту отчаянных сомнений, тягостных раздумий и глубокой печали М.Ю.Лермонтов заметил, что жизнь – это «пустая и глупая шутка». Земная жизнь имеет жестокие законы, а человек ощущает, что живет в разрушительном потоке времени и приговорен к смерти, он испытывает танталовы муки – не может насладиться дарами жизни, пребывает в постоянных заботах и волнениях, не может удовлетвориться ничем земным, ибо душа его духовна и жаждет высшего и вечного. У поэта А. Блока есть стихотворение, звучащее как реквием, где он заявляет – «все на свете, все на свете знают: счастья нет», что жизнь полна скорбей и горьких разочарований, сердце изнывает в неисцелимой и тайной тоске, изменчивая жизнь предстает обманщицей и ловушкой, надежды кажутся несбыточными мечтаниями, а итог всему – неумолимая смерть.  Архимандрит Рафаил Карелин писал: «Разочарование человека в этом мире, душевная боль говорят о том, что человек нравственен и в то же время – что жизнь его, направленная только на внешнее, ложна. Опытом всей истории доказано, что человек может найти счастье только в Боге, только в Боге начинается его истинная жизнь. Здесь, на земле, счастья нет, здесь – жизнь червя, питающегося прахом». Существует одна древняя притча: вереницы людей идут по земле, взоры их опущены вниз, они не смотрят на небо и не видят, что их ждет впереди, а путь их обрывается страшной пропастью – смертью, они влюбились в земные блага, забыли о душе и украли у себя вечность. Все люди ищущие счастья и смысл жизни во внешнем мире, а не в Боге, совершают роковую ошибку Адама, возжелавшего обрести полноту жизни в запретном плоде, который он счел источником могущества, мудрости и наслаждения. В стихах Псалтыре возвещается, что сердце человека – это неисследимая бездна, она больше всех космических пространств и глубже всех бездн вселенной, наполнить ее может только Бог и Его бесконечная любовь. Человек сотворен по образу и подобию Божиему для небесной и духовной жизни, и никакие материальные блага не сделают его счастливым. Христос и Его ученики – святые апостолы, жили в бедности, проповедовали Евангелие как странники, не имеющие места, где главу преклонить, но были счастливы, пребывая в общении с Богом. Как будет счастлив человек без Бога? Страсть к богатству, истребляющая в человеке все высшие стремления души и сердца, делающая из него циничного прагматика – глубоко порочна, а пороки – это цепи, приковывающие душу к миру демонов. Преподобный Исаак Сирин прозорливо заметил, что ненасытимая мирская жажда славы, власти и богатства развращает сердце человека, отвращают его бессмертную душу от нравственных заповедей Евангелия. Многие люди думают, что деньги – это эквивалент земного благополучия и мерило счастья. Но на деньги не купить ни свободы, ни любви, ни счастья. Никакими земными сокровищами нельзя откупиться от неумолимой смерти. Мирские блага не сделают человека счастливым, ведь земные удовольствия, тленное богатство, мимолетная слава и жалкая власть подобны морской воде – чем больше пьешь, тем больше жажда.
                Ветхозаветный царь Соломон – величайший из правителей Израиля, построивший величественный храм Богу в Иерусалиме, насадивший сады и услаждавший слух музыкой и пением, имевший неисчислимые богатства, славу и мудрость, на закате своих земных дней сокрушался в книге Екклесиаста, что ничто не приносит человеку счастье – ни наслаждения и слава, ни власть и богатства, ни искусства и философия, ничто, кроме Бога.  В ветхозаветных книгах сказано, что когда сердце Соломона развратилось, и он утратил благодать – общение с Богом, то восседавший на золотом престоле иудейский венценосец испытал самые страшные духовные страдания – муку Богооставленности, и только глубокое и сердечное покаяние пред Богом, возвратило покой и принесло утешение в его опечаленное и сокрушенное сердце. Истинное сокровище – познание Бога и любовь к Нему. В книге Екклесиаста – самой грустной и трогательной из всех книг Священного Писания сказано: «все суета сует и томление духа» (Еккл. 1:14). Размышляя о том, в чем состоит счастье и возможно ли человеку обрести его на земле, старец Соломон приходит к печальной мысли – в мире земном все суетно и скоротечно, наша жизнь скорбна. По слову Екклесиаста премудрый Господь все соделал прекрасным, но из книги Бытия нам известно, что после грехопадения в мир пришла смерть. Человек – это загадочное и трагическое существо, он бессмертный дух, но его тело бренно, и после смерти «дух возвратиться к Богу, Который дал его» (Еккл.12:7), а плоть «возвратиться в прах». Но если человек есть бессмертный дух, свободная личность, образ Божий, то ничто на земле со времен грехопадения не в состоянии дать ему непреходящее счастье. После многих раздумий и духовных исканий, Екклесиаст заявляет о ничтожности чувственных наслаждений, власти, славы и богатства, ибо ничто из земных благ, мирских забав и суетных развлечений не приносит человеческой душе истинного счастья. Даже величайшее из всех сокровищ на земле – мудрость не приносит счастье человеку, ибо участь у мудреца и глупца одна – смерть. Более того, как трагический реалист царь Соломон, столь вдохновенно некогда молившийся Богу о мудрости, на закате земной жизни признался, что он «возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые были прежде», но с болью осознал, что «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1:18). В своей исповеди Екклесиаст поведал, что исследовал и испытал мудростью «все, что делается под небом» (Еккл.1:13), но после мучительных исканий Истины, он осознал ограниченность умственных познаний человека. Нет мудреца, который знал бы все, и есть множество проклятых вопросов, которые ни один мудрец не в силах разрешить. Жажда познания неутолима в душе человека, но как нельзя чашей вычерпать океан, так невозможно даже самому великому философу познать все и освободиться от умственных мук. Недаром столь глубокий и проницательный писатель как Чехов, которого Амфитеатров метко назвал «русским Екклесиастом», оставил в рабочей тетради одну многозначительную запись: «Соломон сделал большую ошибку, что попросил мудрости». Не утешают печального мудреца и грезы об историческом бессмертии – вековой славе, ведь и она бессильна перед фатумом смерти и забвения – на земле «нет памяти о прежнем» (Еккл. 1:11). Смерть, развеявшая по ветру все несбыточные мечтания и надежды на земное счастье, столь глубоко потрясла нравственное сознание и душу Соломона, что вся жизнь предстает его скорбящему взору бессмысленным и ничтожным существованием. Но человек не может угасить в сердце стремление к счастью, ибо оно вложено в его душу Богом. Человек сотворен по образу и подобию Божиему, его дух несет печать вечности – он бессмертен, поэтому человек и стремится к вечному счастью. Все надежды на счастье на земле, где царит смерть – эфемерны и ведут к разочарованию. Вечное счастье есть жизнь с Богом и в Боге. Если Бога нет, то жизнь наша – бессмысленна и лучше человеку было бы вообще не рождаться. Екклесиаст наставляет помнить о Боге как Творце бытия и Подателе жизни, хранить в сердце веру в Него в течение всей жизни, а не только когда наступает старость – предвестница смерти. Книга Екклесиаста – это поучение философам всех стран и веков, она предостерегает нас, что власть, слава, наслаждения и богатства не сделают человека счастливым, и даже в философской мудрости нельзя обрести счастье и смысл жизни, ибо никакая мудрость не может исправить духовную, нравственную и физическую «кривизну» нашего мира, оскверненного грехопадением – избавить человека от смерти, болезней и скорбей, искупить его грехи и даровать ему жизнь вечную – на это способен только Бог. Истинная мудрость у Бога и от Бога, Он – всеобъясняющая Истина, а знание земных мудрецов суетно и ограниченно. Поэтому Соломон и наставляет нас обратить душу к Богу и соблюдать заповеди Его. Религиозная вера спасла царя Соломона от скептицизма и пессимизма – в Боге он обрел смысл жизни и высшее утешение. Таковы рассуждения древнего мудреца, познавшего, что без Бога никакая мудрость и никакие знания, никакая наука и ученость не принесут нам обетованного счастья. Крушение веры в бытие Бога и отступление от святых идеалов ввергает человека в водоворот страстей и суеты, обрекает его на бессмысленное и бесцельное, невыносимое, обыденное и прозаичное существование.
                В трагедии Софокла «Эдип-царь» есть глубокомысленное размышление о том, что счастливым можно назвать лишь того, кто прожил жизнь радостно и без печалей до последнего вздоха: «Вот пример для вас: Эдип, и загадок разрешитель, и могущественный царь, то на чей удел, бывало, всякий с завистью глядел, ниспровергнут в море бедствий, в бездну страшную упал! Значит, смертным надо помнить о последнем нашем дне, и назвать счастливым можно, без сомненья лишь того, кто достиг предела жизни. В ней несчастий не познав». Древний царь Фив Эдип – «лучший между смертными», но он же самый несчастный из людей, «первейший в общении с богами», он наречен Софоклом «первейшим и в бедах жизни». Ни царское величие, ни глубокая мудрость не принесли страдальцу Эдипу счастья на земле. И слепой прорицатель Тиресий с печалью признается: «Увы! Как страшно знать, когда от знанья один лишь вред!..». Как библейский царь и мудрец Соломон, утверждавший, что ни богатство, ни слава, ни власть, ни даже мудрость не сделают человека счастливым, эллинский царь и мудрец Эдип, разгадавший роковую загадку коварной вещуньи Сфинкса, после ужасных страданий выпавших на его незавидную долю, убежден, что нет счастливых людей на свете, а само счастье – мимолетно. В скорбном раздумье обреченный на страшные муки и несмываемый позор страдалец восклицает: «я вижу ясно: все страдаете». По слову Эдипа деньги и власть – «мощное орудие, сильней всех прочих в жизненной борьбе», но и они не могут отвратить неумолимый приговор судьбы. Теряя разум в скорбных думах, Эдип ужасается от грозного пророчества и заявляет, что мечтает «сгинуть с лица земли бесследно», иль лучше было бы еще и вовсе не родиться. Все люди смертны и несчастны, «стенанья, гибель, смерть, позор – все беды какие есть» готовы пасть на голову человека. И в душе его столь много невыразимых мук и необоримых страстей, столь много зла и пороков, что счастью нет места ни в земном мире, ни в человеческом сердце. «Люди, люди! О смертный род! Жизнь земная, увы, тщета! В жизни счастья достиг ли кто? Лишь подумает: «Счастлив я!» – и лишается счастья. Рок твой учит меня, Эдип, о злосчастный Эдип! Твой рок, ныне уразумев, скажу: нет на свете счастливых» – поет хор в трагедии Софокла. Античная трагедия была религиозной философией своего времени, а великие древнегреческие трагики – Эсхил, Софокл и Еврипид открыли путь Сократу, Платону и Аристотелю –  этическим философам, размышляющим о любви, справедливости, красоте, добре и зле, мудрости и глупости. Но если у Сократа и Платона истина рождалась в споре, то у Эсхила, Софокла и Еврипида она являлась на сцене и обреталась через тяжкие страдания трагического героя. Для пьес Еврипида всегда были характерны не только сила поэтического вдохновения и красота слога, но и глубокое идейное содержание. С древних времен Еврипида называли «философом на сцене» и почитали как знатока человеческих душ, а русский литературный критик В.Г. Белинский считал его «самым вдохновенным поэтом Греции», «страстным, глубокомысленым философом». Будучи блестящим драматургом, Софокл был и глубочайшим античным мудрецом и знатоком душ человеческих среди эллинов. Прославляя мощь свободного и мыслящего человека, стремящегося к мудрости и познанию правды, античный трагик осознал и многоскорбность его земного бытия, ведь человек с рождения обречен на смерть и многочисленные страдания, он не знает самого себя, кто он, откуда пришел и зачем живет.
                Древнегреческий драматург Эсхил, живший в волнующее, напряженное и драматичное время в истории древних Афин, ясно понимал, что каждый человек жаждет счастья – «сладкая доля – всю жизнь жить, согревая душу надеждой твердой, счастье безоблачным и весельем», но наша жизнь полна невзгод, печалей и разочарований, а потому доля смертных – терпеть беды и никто из них не может в полной мере насладиться счастьем: «О, доля смертных! С линиями легкими рисунка схоже счастье: лишь явись беда – оно исчезнет, как под влажной губкою…Не насытится счастьем никто из людей, и никто не поднимет пред домом своим заградительный перст, чтобы счастью сказать: Не входи, неуемное. Хватит…». Эсхил был не только великим драматургом и поэтом, но и глубоким философом и блестящим богословом, а в его драмах можно найти целую теологию. Как библейские мудрецы и пророки, он сетует о том, что люди, став жалкими рабами своих пагубных страстей, попирают правду, не имеют страха перед Богом, но он убежден в неизбежности воздаяния – «разящий меч кует судьба. Не дрогнет наковальня правды. Эриния всепомнящая в срок заносит меч над осужденным домом» («Жертва у гроба»). Подобно иудейскому мудрецу Соломону, эллинский драматург видит в страхе Божием – начало премудрости и основу благочестия: «Кто страх перед Богом в грязь втоптал, кто, презирая Зевсовы законы, законы презирая человечьи, дозволенного грань переступил», тому меч Божьего правосудия «пронзает грудь». В согласии с христианской верой и библейской премудростью, Эсхил считает гордыню – величайшим и страшнейшим из всех грехов, толкающим человека на самые жуткие и кровопролитные преступления. В уста Агамемнона он влагает свою мысль, которую надлежит усвоить всем царебожникам – даже величайшим царям ни к чему почести достойные Бога, ведь царь – только смертный: «Не услаждая речами: я не женщина. Не нужно предо мной как перед варваром, с отверстым ртом сгибаться в три погибели, не нужно, всем на зависть, стлать мне под ноги ковры. Такие почести к лицу богам. А я ведь только смертный, и по пурпуру без страха и сомнений мне нельзя шагать. Пусть не как бога чтут меня – как война» («Агамемнон»). «Умеренность – вот лучший дар богов», но если человек горд, то он не знает чувства меры, и, желая обрести больше величия, совершит множество злодеяний. Древнегреческий трагик верил, что за гордыню Господь карает человека грозной карой и никому из злодеев – будь он убогим нищим или всевластным царем, презренным трусом или отчаянным храбрецом не уйти от расплаты – «никто из смертных от судьбы не спрячется». Глубокая религиозность и неугасимая вера в закон правды и справедливости – в богиню Дике, в неизбежное возмездие за зло и неминуемую расплату за грехи – вот этическая сущность миросозерцания Эсхила и основа его нравственной философии. Эсхил настойчиво предостерегает каждого из нас: «советчик пагубный – злая страсть». Всякое злодеяние имеет трагические последствия, и совершивший грех сам обрекает себя на тяжкие страдания. Судьба жестока к смертным, но, сколько бы человек не страдал, не будет исчерпана чаша страданий. В трагедии Эсхила «Персы», тень царя Дария говорит: «Такова уж участь смертных – горести терпеть». Но предвосхищая всех великих трагиков, Эсхил полагал, что пережитые страдания могут образумить человека, исцелить его от зла, сделать его душу более благородной и мудрой: «через муки, через боль Зевс ведет людей к уму, к разумению ведет», «за знанье мы ценой страданий должны платить» («Агамемнон)», «научен я страданьями» («Эвмениды). Эсхил предупреждает нас, что ни успех, ни воинская слава, ни богатство, ни царская власть не сделают человека счастливым.
                Христианский философ и поэт Боэций в своей книге «Утешение философией» утверждал, что существует два вида счастья: скоротечное и обманчивое земное счастье, его люди ищут в мирских благах и привязываются к ним, но эти блага недолговечны, иное – вечное счастье, заключенное в свободе от печалей и тревог, от тягостных скорбей, его не могут дать ни наслаждения, ни богатства, ни могущество. Размышляя о судьбах земных властителей, Боэций говорил, что их могущество суетно, а счастье не длится не вечно, они не знают душевного покоя и находятся под давлением страха перед изменой и смертью, и чувствуют, что живет под мечом, висящим над головой. Бог есть великий Зодчий мира и совершенный Повелитель всего сущего, в Нем и Его любви заключено наивысшее благо и тот, кто приобщается к Нему, становится богоподобен. Французский философ Паскаль мудро заметил: «если  человек создан не для Бога, почему он счастлив только в Боге». «Счастье ни вне нас, ни внутри нас; оно в Боге и вне и внутри нас». Святитель Иоанн Златоуст проронил замечательную фразу: «Со Христом даже в Аду хорошо». Для христианина счастье – это пребывание с Богом, предвосхищение тайны «будущего века». Сердце жаждет любви, воля стремится к вечности, ум – к истине, художественное чувство – к красоте, а дух ищет Бога – своей Первообраз. На знаменитом триптихе «Воз сена» Иеронима Босха – одного из самых загадочных художников мира и наиболее яркого представителя эпохи Северного Возрождения, чье творчество отличается экспрессивностью, многочисленностью персонажей и тягой к символизму, изощренным совмещением бытовых сцен из жизни и гротескных образов, земная жизнь предстает как религиозная трагедия, разыгрывающаяся в сердце человека, пребывающего между Раем и Адом. На левой створке триптиха изображены эпизоды из книги Бытия и Апокалипсиса апостола Иоанна Богослова – низвержение с небес, восставших Ангелов, сотворение Евы, грехопадение и изгнание из Рая. На правой створке изобличитель мирового зла, запечатлел жуткие апокалиптические сцены – страшные мучения грешников, и демонов, возводящих огромную башню – образ Вавилона и преисподней, «жилища бесов и пристанища всякого нечистого духа» (Откр.18:2), противостоящего Богу и Его Царству Небесному. Земная жизнь человека предстает на фоне вечности, а сам он как свободная и самоопределяющаяся личность, пребывает душой между Раем и Адом. Все творчество Босха проникнуто острым ощущением греховности человека и мира, лежащего во зле, его загадочные картины – это не столько сложные ребусы, сколько философские притчи и нравственные назидания, где каждая деталь – аллегория, а их ключевая тема – борьба добра и зла в сердце человека. С горькой иронией художник запечатлел в центре триптиха земную жизнь человека и историю мира как грандиозную панораму всевозможных пороков, представил людей, предающихся греху. Название триптиха навеяно нидерландской пословицей: «мир – стог сена, и каждый старается ухватить с него сколько может». Для Иеронима Босха сено – это многогранный символ бренных мирских благ и чувственных наслаждений, забвения Бога и бессмертной души, смерти и Страшного Суда. Босх изобразил, как в безумной погоне за мирскими благами люди, потерявшие веру и смысл жизни, убивают друг друга, а сильные мира сего – понтифик и император бездействуют – они сами повинны в алчности, похоти, тщеславии и гордыни. Воз сена тянут семь ужасных чудовищ – семь смертных грехов. Бог есть Творец всего прекрасного, у Него красота и премудрость, а грех – это безобразие и безумие. На небесах Иисус Христос, окруженный золотым сиянием – Божественным Светом, со скорбью взирает на суетный мир, но никто кроме Ангела, молящегося за грешников и взывающего о милости к Всевышнему, не обращает свой взор к Спасителю мира.
                В нашей душе заложено искание счастья – воспоминание о потерянном Эдеме, но наше бытие словно соткано из горестей и исполнено страданий, а каждый прожитый день умножает скорбь. Английский поэт-романтик Байрон с присущим ему космическим пессимизмом и философской рефлексией вопрошал: «Зачем я существую и почему несчастен ты, и все, что существуют в мире, все несчастно?». Кьеркегор, нареченный «датским Сократом», сокрушался о том, «как жизнь пуста, ничтожна! Хоронят человека: провожают гроб до могилы, бросают в нее горсть земли. Туда едут в карете и возвращаются в карете, утешая себя тем, что еще долгая жизнь впереди». Кьеркегору открылось, что время неумолимо, судьба жестока, а наша эпоха пошла – ничтожны стали люди и не найти среди них героев Библии и Шекспира. Критикуя «объективизм Гегеля», Кьеркегор создает тезисы скорби: «Никто не возвращается из царства мертвых; никто не является на свет без слез; никто не спрашивает, когда хочешь явиться; никто не справляется, когда желаешь уйти». «Философия существования – скорбна» – сетует опечаленный «датский Сократ». Как радоваться Будде, познавшему, что бытие есть страдание, а итог жизни – смерть? Уже в древнем Египте люди ощутили горечь бытия. В «Споре разочарованного с душой», горько сетует человек на земную жизнь: «зло наводнило землю, нет ему ни конца, ни края». О каком эпикурейском счастье, расскажем мы творцам Упанишад, знающим, что «все создания в мире страждут»? Как быть с печальной мудростью легендарного эллинского поэта Гомера гласящей: «во всей вселенной нет никого несчастней человека»? Что ответим мы на восклицание великого трагика Эсхила: «Такова уж участь смертных – горести терпеть»? Как будем смотреть в гаснущие глаза, умирающего от чаши с цикутой Сократа – мудрейшего из древних эллинов? Как радоваться страдальцу Иову, когда он все потерял? Гераклит учивший, что каждое мгновение жизни уникально и «в одну реку не войти дважды», плакал о людях, над которыми властвует время и смерть. Итальянский поэт Петрарка был убежден, что «сто радостей одной не стоят боли». Как не вспомнить Данте Алигьери – одного из величайших поэтов, воскликнувшего: «Что может быть тяжелее, чем память об ушедшем счастье в минуту горя и страдания?».  Мир во зле лежит, и тысячи мук выпадают на долю человека. Размышления о несчастной судьбе человека и бренности мира встречается в трагедиях Шекспира. Великий меланхолик Шопенгауэр с печалью констатирует: «То обстоятельство, что тысячи людей утопали в счастье и наслаждении, не устраняет страхов и смертных мук одного человека; и точно так же мое настоящее благополучие не уничтожает моих прежних страданий». В «Никомаховой этике» Аристотель вопрошал: «что мешает считать счастливым того кто действует в полноте добродетели и кто достаточно обеспечен внешними благами, причем не на случайном отрезке времени, но в течение полной жизни?» Но как быть счастливым человеку, живущему в  мире, лежащем во зле? Как не плакать, когда нет правды на земле?  Где обрести счастье, если в душах людей оскудела любовь и каждый из нас приговорен к неумолимой казни – к смерти?
                Августин Блаженный в своей великолепной книге «Исповедь» – одном из самых прекрасных и глубокомысленных религиозно-лирических произведений в мировой литературе, размышляя о счастливой жизни, обращается к людям со словами: «Счастливой жизни ищите вы в стране смерти: ее там нет. Как может быть счастливая жизнь там, где нет самой жизни?» Августин Блаженный проникновенно рассказывает, как умер его друг – «половина души», и глубокой печалью омрачилось сердце будущего великого богослова: «Повсюду со мной была моя растерзанная, окровавленная душа, и ей невтерпеж было со мной, а я не находил места куда ее пристроить. Рощи с их прелестью, игры, пение, сады, дышавшие благоуханием, пышные пиры, ложе нег, самые книги и стихи – ничто не давало ей покоя». Если мы любим человека как смертное существо и не видим его бессмертную душу, то наша скорбь по трагической потере будет безутешна, ибо как проницательно замечает Августин Блаженный «несчастна всякая душа прикованная любовью к тому, что смертно». И какая польза человеку стать выдающимся знатоком всех наук и гением всех искусств, прочесть книги всех мудрецов, если ему и всем его ближним суждено умереть? Августин Блаженный понимал, что наше сердце жаждет счастья, но истинное счастье невозможно обрести без Бога:  «Несчастен человек, который, зная все, не знает Тебя; блажен кто знает Тебя, даже если он не знает ничего другого». Наш земной мир – это долина слез, где же искать плачущему утешения? Духовное утешение страждущему сердцу приносит вера в Бога и молитва, ибо каждый молящийся надеется быть услышанным Всевышним, а если бы не было Бога или плач не доходил до Него, то «ничего не осталось бы от надежды нашей». Августин Блаженный призывает возлюбить Бога, сотворившего небо и землю, даровавшего нам жизнь: «Его будем любить, Он Создатель и Он недалеко (Деян.17:27). Он не ушел от Своего создания: оно из Него и в Нем. Где же Он? Где вкушают истину? Он в самой глубине сердца, только сердце отошло от Него. Вернитесь, отступники, к сердцу и прильните к Тому, Кто создал вас. Стойте с Ним – и устоите, успокойтесь в Нем – и покойны будете». Для него всеблагой и всемогущий Господь есть «высшее Благо, краса всего прекрасного», «Жизнь душ, Жизнь жизни, сама себя животворящая и неизменная», изливающаяся в наши сердца как Божественная Любовь. Христос сказал о Себе: Я есмь Жизнь. Он – вечная Жизнь, победившая нашу смерть, искупившая вселенский грех, воскрешающая наш дух, зовущая нас взойти в Царство Небесное, где нет ни скорби, ни зла, ни смерти, ни греха, но есть только свобода и любовь, вечная и бесконечная Божья любовь, проницающая самые таинственные глубины нашего сердца.
                Русский писатель Л.Н. Толстой утверждал, что при наличии смерти, нужно или добровольно расстаться с жизнью, или, найти в ней высший смысл, неуничтожимый смертью. Христос сказал в притче о богаче, что он собирал в житницы свои богатства, но смерть в ближайшую ночь перечеркнула все планы его. Все великие поэты, художники, писатели и мудрецы – Будда, Соломон, Достоевский и Толстой знали, что бесчисленные страдания пронизывают всю нашу жизнь. Что скажут о тайне счастья наивные оптимисты страдальцу Иову, одиноко сидящему на гноище, или печальноликому иудейскому старцу Екклесиасту, угнетенному бессмыслицей мирской суеты? О чем думают они беседовать с Достоевским, познавшим все горе земного бытия, и с Толстым, изобличившим ничтожество трех вещей: величия, жизни и смерти? Если наша земная жизнь исполнена страданий, а за гробом человека ждет только небытие, то о каком счастье может идти речь? Если нет Бога и бессмертия души, то наша жизнь и в самом деле –  «дар напрасный, дар случайный…».  Песочные часы с гравюр Дюрера шепчут: «время жизни истекает с каждой упавшей песчинкой». Эпикур хотел убедить нас, что человеку не грозит встреча со смертью: когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть приходит, то нас уже не будет. Но эпикурейство – кладбищенская философия, оставляющая мир во власти смерти. Несчастно будет сердце человека, пока страдает хоть одна душа, пока война собирает кровавую жатву с земли, а смерть косит живущих. Смерть – событие неизбежное и неотвратимое. И как может быть счастлив человек, приговоренный к смерти? Как может радоваться он, если знает, что все веселье скоротечно, а там, в дали – грозная тень могилы? Смерть разрушает все иллюзии счастливой жизни на земле. Все наши житейские радости – это мимолетная отрада каторжников приговоренных к смерти. Гораздо мудрее лечения по Эпикуру три совета доброго пастыря Василия Великого, осознавшего «суетность и скорбность земной жизни»: «не помышляй о зле, не оставайся во грехе, не утверждайся во зле». Три победы должен одержать человек, чтобы стать счастливым: над злом, грехом и смертью. Победить мировое зло, возможно человеку только с верой в Иисуса Христа – Победителя смерти и Ада. Только вера во Христа – Победителя смерти и Ада дает нашему раненому сердцу надежду на непреходящее счастье. Если Христос есть Слово Божие ставшее плотью, то смерть трепещет перед любовью, преисподняя сокрушена ей, узы греха расторгнуты. Святитель Василий Великий говорил, что христианство – это религия любви, путь уподобления Богу через исполнение евангельских заповедей – заповедей любви и милосердия. «Если ты станешь врагом зла, забудешь прошлые обиды и вражду, если будешь любить своих братьев и сочувствовать им, то уподобишься Богу. Если от всего сердца простишь врагу своему, то уподобишься Богу». О первомученике Стефане сказано, что во время побиения камнями, он молился об убийцах своих, явив величайший подвиг веры – подвиг любви к врагам и всепрощения. Как будет счастлив человек, если все ближние его обречены на скорби и страданья, если Бога нет и жизнь – бессмысленна, и не совершилось искупление грехов на Голгофе, а Христос не воскрес и смерть продолжает собирать свою кровавую жатву? Как будет счастливо наше сердце, если вся земная жизнь – это жестокая прелюдия к небытию? Если не существует Бога, то нет Избавителя от смерти и Целителя наших душ, освобождающего наше сердце от горечи страданий и бесчисленных скорбей, никто не разрешит сомнений нашего духа и мучений нашей совести, не избавит нас о внутреннего разлада и не утешит в страшные минуты потери надежды. Скорбь – строгий и суровый наставник для человека, она учит нас беспристрастно оценивать все вещи и поступки, отвращает душу от обманчивых мечтаний о земном счастье, пробуждает уснувшую совесть и научает состраданию, обостряет чувство справедливости и указывает на высшие цели жизни, изменяет наш духовный мир и возвещает, что и в часы мук, печалей и тяжких дум, когда рушатся все наши земные замыслы и планы, нам отверсто небо, укрепляет душу терпением и закаляет веру, просветляет ум и очищает сердце от страстей, возносит мысль к вечности и открывает религиозный смысл жизни, обучает сердечной молитве и нерушимой надежде на Бога. Если есть Иисус Христос – Божественный Страдалец, претерпевший Голгофу ради нас и воскресший из мертвых, то счастье достижимо, смерть бессильна уничтожить нашу личность, и за ее порогом нас ожидает вечность, но если Христос – не Сын Бога Живого, а человек, хоть нравственный и одухотворенный, если же Он умер и не воскрес, то наша жизнь – трагедия без катарсиса, нет и не может быть никаких надежд на счастье. Земное счастье хрупко и мимолетно, и чем сильнее человек держится за него, тем больше его страх упустить свое счастье, потерять саму надежду на него. Священник и богослов о. Александр Шмеман верно сказал, что «если собрать писания всех мудрецов, изучить все события мировой истории, если попросту вглядеться в повседневную жизнь, которой живем и мы и окружающие нас люди – мало как будто остается оснований для этой веры, для этого неумирающего ожидания счастья». Как горько звучит в устах поэта-жизнелюбца Пушкина трагические слова: «На свете счастья нет». В христианстве нет места фальшивому оптимизму. Сам Спаситель сказал: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16:33). Но наша вера далека и от безнадежного пессимизма. Если счастья нет на земле – в преходящем и суетном мире, значит – оно есть у Бога, на небесах. Земное счастье всегда мимолетно и преходяще, но есть и вечное счастье, оно на небесах, там, где Бог, и его сущность – любовь к Богу, нашему Небесному Отцу, и любовь Бога к нам, ибо сердце наше чувствует эту вечную и духовную любовь в молитвах и богослужениях, в чтении Евангелия и таинствах Церкви. В стихах русского религиозного философа и поэта В.С. Соловьева есть поразительные строки, в которых заключена вся мудрость нашей веры и вместе с тем, весь трагизм существования человека на земле:

Смерть и Время царят на земле,
Ты владыками их не зови,
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.

                Счастливая жизнь – это жизнь, озаренная евангельской мудростью и любовью. Святой Ефрем Сирин, откликнувшись на проповедь апостолов Иоанна и Павла, писал о неизмеримой силе любви – не «мирской и плотской, в корчмах и на пиршествах, между людьми, которым слава и бог – чрево», а об истинной любви: «Что пользы, дети, если имеет кто все, но не имеет любви спасающей?» «Ничего нет драгоценнее любви, ни на небе, ни на земле». «Любовь Сына Божия низвела к нам с неба. Ради любви Бесплотный воплощается, Безлетный для нас во времени, Сын Божий делается Сыном человеческим. Любовью все домостроительствуется ко спасению; смерть упразднена, ад низложен, Адам воззван, Ева освобождена. Любовью из ангелов и человеков сделала единое стадо. Любовью клятва разрешена, рай отверст, явлена жизнь, обещано Небесное Царство». Гедонистам не хватает аристократизма духа, чтобы принять религиозную метафизику и церковную традицию, усвоить евангельскую мудрость и обрести библейское миросозерцание. Как может быть счастлив тот, кто сознательно отверг правду Божию, и предпочел вере во Христа поклонение бездушной материи или отвлеченным идеям? Смотря на убежденных атеистов – ярых проповедников безбожия, я задумываюсь: Как они представляют Бога и почему отвергают Его бытие? В чем они видят смысл жизни человека, его предназначение, и как справляются с горем и скорбями?  Много размышлял я о том, могут ли атеисты быть счастливы и пришел к следующей мысли: атеизм – это философия отчаяния, отвергающая Бога, духовное достоинство человека и бессмертие его личности, провозглашающая триумф смерти над всем, что дорого моей душе – над свободой и любовью, красотой и мудростью. Как я могу назвать атеиста счастливым, если он верит в небытие Бога и ничтожество человека, в вечную смерть всех его близких, в неизбежное крушение всех святынь и идеалов, в вечную гибель свой возлюбленной, обреченной обратиться в горсть праха? Как смешны все эти жалкие пророки скоротечного счастья на земле, обреченного сгинуть на дне могилы. Как трагикомична их убогая проповедь, сулящая миру светлое будущее, которое неизбежно исчезнет как мираж в пустыне. Атеизм – духовная болезнь, страшный недуг ума и сердца; атеист духовно глух, он не слышит Слово Божие, не понимает Священного Писания, он духовно слеп — не может созерцать премудрость и величие Творца в красоте сотворенного мира. Но самое страшное –  это порок его сердца, атеист не способен воспринять любовь Божию, его сердце — главный духовный орган в параличе, оно не умеет любить Бога и ближних, прощать врагов, ибо любовь к ближним предполагает созерцание в них образа Божиего, признание духовного достоинства, свободы и вечности их личности, а прощение врагов – подразумевает молитву за спасение их души. Но как, и зачем атеист будет молиться Богу, если он отрицает само существование Всевышнего? Атеист отрицает образ Божий в человеке, но образ Божий – это священная тайна, открывающая себя в любви, свободе, бессмертии, разуме, творческой мощи духа, и, отвергая все это, отчаянный проповедник безбожия отвергает саму сущность человека, смысл его жизни и богоподобие его личности. Я не могу назвать счастливым человека, чье сердце не научилось высочайшему из всех искусств — искусству любви. Если верующий человек опирается на духовный опыт Церкви, ее святых подвижников и свой собственный, то атеист – на отсутствие духовного опыта. Но если слепой не видя красок цветов и зари, звездной ночи и картины Рафаэля, вознамерится утверждать, что ни цветов, ни зари, ни звезд на небе, ни картин не существует, то мы сочтем его слова нелепостью. Если глухой человек заявит, что музыки не существует потому что он никогда не слышал симфоний Бетховена или музыкальных произведений Баха и Моцарта, то его слова лишь обличать его ограниченность и глупость. Почему же атеизм, основанный на отсутствии духовного опыта, на духовной слепоте и глухоте человека, наши современники называют «научной философией», не понимая насколько нелепы кощунственные насмешки над святынями веры? Атеизм превращает человека в нравственного калеку с отмершей совестью, не понимающего таких слов как грех и искупление, любовь и милосердие, не имеющего представления о благости Бога. Как объяснить атеисту, что такое вера и молитва, если он не может ощутить незримого присутствия Божиего ни в своей жизни, ни на богослужениях в храме, где Он среди нас – всех молящихся Ему? Если бы не было Бога, то и не было бы ни вселенной и человека как духовного существа, ни религии, ни духовной культуры, ни героизма и самоотречения, ни любви и красоты, ни свободы и самой жизни. В легенде из романа «Братья Карамазовы» Достоевского, Великий Инквизитор хотел осчастливить людей, избавив их от свободы – великого, но страшного дара, однако, именно свобода делает человека самоопределяющейся и самобытной личностью, способной любить, творить, изучать и молиться. Свобода – это высшая ценность и святыня веры, она есть таинственный образ Божий в человеке, духовное достоинство и честь его, она – основа всей духовной жизни, а потому – счастье немыслимо без свободы, ибо человек без свободы подобен пегасу в ярме – является несчастнейшим созданием. Русский поэт Семен Надсон писал, что если в груди человека бьется живое и духовно чуткое сердце, то он ищет не только сытого земного счастья и мещанской идиллии, а вечно любви и святых идеалов, высокого искусства и готов на борьбы за правду и свободу.  В знаменитом романе-антиутопии О.Хаксли «О дивный новый мир», Джон, прозванный Дикарем – этот поклонник Шекспира и скорбящий Гамлет прозаичной эпохи восторжествовавшей цивилизации потребления, отчаянно борясь с мещанскими нравами обывательского общества, где нет места свободы и духовной любви, запрещена Библия и поэзия, а досуг человека составляют спорт, общественные дела и чувственные наслаждения, признается, что ему ненавистно обыденное счастье «цивилизованных людей», не ценящих честь, веру, благородство, искусство и героизм, а его душа жаждет Бога, поэзию и свободу. Если нет творческой свободы духа и заветных святынь, то нет и высших целей жизни, исчезают духовные ценности, а человек начинает мыслить утилитарно и искать во всем пользы, фигурально выражаясь – ставятся сапоги выше Шекспира. Святитель Тихон Задонский вопрошал людей, ищущих материальных благ, выгоду и пользу, и забывших о Боге и душе, о смерти и вечности: «Какая польза украшать тленное тело, когда душа  бессмертная обнажена и скаредным греховным рубищем покрывается? Безумный человек! Оставь смертное тело – прах, землю и пепел, а украшай бессмертную душу. И тогда будешь внутри себя иметь красоту, но истинную и нетленную».
                В древнерусской «Повести о Горе-Злосчастии», возникшей на стыке фольклорных и книжных традиций, в е былинных тонических стихах без рифмы, грустно-поэтическим тоном и философской печалью говорится о несчастьях и «скорбях великих», которые выпали на долю человечества после грехопадения Адама и Евы. Повесть сочувственно рисует печальный образ героя – несчастного человека, блудного сына, избравшего лихую и бесталанную участь, бездомного и неприкаянного скитальца земли русской. Горе преследует его на протяжении всей жизни. «Многие скорби неисцеленные и печали неутешные» угнетают его одинокую душу. Где же найти счастье? Куда бежать от горя, если оно как тень неразлучно сопровождает страдальца часа смерти? В «Повести о Горе-Злосчастии» с лирической проникновенностью резко подчеркнут трагизм судьбы человеческой. В минуту отчаяния русский скиталец помышляет о смерти. Ключевая мысль повести – мир полон горя и скорбей, а счастье – в Боге: «покроет Бог от всякого зла». Два пути освобождают от горя – смерть или монастырь. Смерть хоть и освобождает от земных скорбей, но не приносит счастья: «горе миновало, а злосчастье на могиле осталось». Доведя страдальца до иноческого чина, горе остается за стенами монастыря. Где Бог и Его любовь, там нет места горю и безнадежности. Счастье похоже на книгу запечатленную семью печатями тайны, и под каждой печатью – благодать Святого Духа. Всюду искал человек счастье, но забыл заглянуть в свое сердце. Человек ищет счастье вокруг себя – в мире, где царит смерть и тление, но истинное счастье – «внутри нас», в сердце, открывшемся Богу. Счастье в том, чтобы любить и быть любимым. Нет ничего прекраснее и сильнее, чем любовь. Где любовь, там счастье, а где нет любви, там – «вторая смерть» души и адские муки о которых повествует Апокалипсис. Достоевский проницательно сказал, что Ад – это страдание о том, что нельзя уже любить, ибо жизнь прожита без любви и веры, без цели и смысла, без Бога. Любовь расширяет сердце до границ мира, уподобляет нас Богу, учит всем сострадать и всех жалеть, за всех молиться. Преподобный Иустин Попович проникновенно писал, что человек есть существо литургическое, он призван к таинству Богообщения – к молитве, а сама молитва есть жажда Бога и порыв души к Творцу, выражение ее любви к Всевышнему, ближним и даже врагам, она есть кузница и горнило, выплавляющее образ Божий в человеке, единственный верный путь опытного самопознания и Богопознания, устремление к небесному, духовному, вечному, приобщение к вечности, а потому человек призван омолить всего себя – всю душу, все сердце, весь ум и всю волю – всю личность, и сделать жизнь свою – святой Литургией, а каждое мгновение – восхождением от земли к небесам и претворением Евангелия в жизнь. Может ли человек обрести счастье без любви? Когда человек не способен любить и сострадать, его называют «бессердечным». Что есть жизнь без любви и человек без сердца? Апостол Павел проницательно изрек, что даже если человек обрел всю мудрость и все знания, может творить чудеса и говорить на всех языках, но не имеет любви в сердце своем, то он – ничто, медь пустозвенящая. По рассуждению русского религиозного философа Ивана Ильина счастье не обретается через погоню за наслаждениями, оно требует аскезы и духовного делания, мастерства в искусстве лишений и стойкости духа, счастья нельзя купить, оно не продажно – как и свобода, любовь, дружба, мудрость, вера и  духовность – его нельзя поймать, но можно обрести даже в годину скорбей как блаженное утешение: «Хочешь узнать секрет счастья? Так послушай. Счастье нельзя поймать. Не ищи, не гоняйся за ним, оставь старания и мучения! Счастье приходит само. Но не жди его, не вопрощай о нем, не требуй ничего! Ищи чего-нибудь другого: чего-нибудь верного, великого, за что стоило бы жить, бороться и умереть. Посвяти себя этому делу с любовью, живи им так самоотверженно, как только сможешь; служи ему верно и самозабвенно, но не ищи «счастья»… И в один прекрасный день ты обнаружишь, что на правом плече твоем сидит орел и нашептывает тебе на ухо святые, возвышенные вещи. С этого мгновения ты будешь счастлив даже тогда, когда тебя постигнет личное несчастье, потому что орел подымет тебя над несчастьем и даст тебе блаженное утешение». Если человек хочет быть счастлив, то он должен иметь святыни и идеалы в сердце своем, служить высшему, благому  вечному – Богу, научиться евангельскому искусству любви к Богу и людям, к ближним и даже врагам, и когда сердце его исполнится любовью – величайшей духовной силой и высшей ценностью жизни, и воспоет хвалебную песнь Творцу и благословит жизнь свою, тогда человек познает, что любовь – само по себе счастье, дарящее неиссякаемую радость бытия, вдохновлявшую всех великих поэтов – Овидия, Петрарку, Данте, Шиллера и Пушкина, возвышающую человека над тяжестью земного бытия. Счастье есть приобщение вечности – «счастливые часов не наблюдают», они как бы прорываются к вечному и непреходящему, возвышаются над потоком времени. Священномученик Серафим Звездинский вдохновенно проповедовал, что молитва дает человеку приобщиться к Богу и испытать счастливый миг неописуемого блаженства вечной жизни небожителей – Ангелов: «О, Ангелы Божии, какая тихость благодатная, какая услада в душе от одного лишь созерцания вашей жизни блаженной! С горних высот дайте хоть каплю одну этой жизни в сердца наши! А сердце наше, дорогие братья, так устроено, что имеет способность воспринимать, ощущать, на земле еще предвкушать жизнь ангельскую. Вы знаете: Ангелы потому не ведают времени и всего, соединенного с временем: постепенного увядания, старости, смерти, – потому что они живут в Боге. И человек, когда живет в Боге, входя с ним в теснейшее общение через молитву, также перестает считаться с временем, переходит часто за грань его, приближается к порогу вечности. Время становится для него незаметным, он, как говорится, не примечает времени. Пройдет много часов, а ему кажется, что едва-едва успело пройти несколько минут. Так сладко беседовать с Богом! «Бог, – говорит св. Иоанн Дамаскин, – в Себе Самом заключает всецелое бытие, как бы некоторое беспредельное и безграничное море сущности». И кто входит в это море, кто погружается в неисследимые глубины его – для того в глубинах этих исчезают минуты, часы – все время, и остается одна только вечность, и в вечности – вечный Бог. Недалеко от Троице-Сергиевой Лавры есть скит Гефсиманский. В этом скиту подвизался в затворе старец, иеросхимонах Александр, неустанный делатель умносердечной молитвы Иисусовой. Рассказывает про этого старца бывший ученик и келейник его, теперь маститый игумен, сам мудрый старец и испытанный учитель в духовной жизни, – рассказывает: «Бывало, пойдешь ко всенощной и зайдешь к старцу, отцу Александру, – он сядет при мне на стул; уйдешь ко всенощной, и, по окончании службы, опять зайдешь к старцу, а старец все сидит на том же месте с молитвою. Услыша шум, он поднимет голову и, увидя меня, как бы удивится и спросит: «Неужели всенощная отошла? Мне думалось, что я только что сел, а времени прошло уже четыре часа, за молитвой Иисусовой времени не вижу, оно течет так скоро, как будто бы летит». Здесь на земле, в царстве смерти и времени, человек, в беседе с Богом, совершенно забывает время, выходит из его каскадного водоворота, то понятно вам, возлюбленные, почему на небе, в царстве жизни вечной, нет и совсем не может быть времени? Там, у Ангелов одно только в мысли, одно в сердце – Бог вечный. А «вечность, – любомудрствует св. Григорий Богослов, – есть такое продолжение, которое простирается наравне с вечным, не делится на части, не измеряется каким-либо движением, ни течением солнца... вечность не есть ни время, ни часть времени, – она неизмерима». Неизмеримая, безграничная заповедь дана и нам с вами, други: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Поддерживаемые десницею Божией, встаньте твердо, неуклонно на этот путь духовного возрастания и совершенствования во Христе Иисусе, и вы уподобитесь Ангелам: всею душою почувствуете, как пред вами начинает исчезать время, дни, недели, месяцы, годы, и перед взором вашим во всем величии своем и необъятности, как перед Ангелами, будет развертываться вечность…».
                В молитве выражается любовь человека к Богу и всему сотворенному Им миру. Апостол Иоанн Богослов говорил: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх» (1Ин. 4:18). Церковь  радостно возвещает миру о победе Сына Божиего, Иисуса Христа над смертью: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ». Если в Ветхом Завете было сказано, что любовь сильна как смерть, то в Новом Завете провозглашается, что Бог есть Любовь, Он всемогущ и Его любовь сильнее смерти, о чем свидетельствует воскресение Христа из мертвых. А если Христос не воскрес, то и вера наша тщетна. Апостол Павел учил, что Христос победил смерть и Ад, воскресение Его – краеугольный камень нашей веры и надежды. А если Христос не воскрес из мертвых, то христиане – самые несчастные из всех людей на свете. В Нагорной проповеди Спаситель в заповедях блаженства раскрывает назначение человека, указывает ему путь к спасению – обретению вечной жизни и Царства Небесного, которое уготовал Бог любящим Его. Христос сказал: «Ищите же прежде Царствия Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6:31-33). Царство Небесное есть Божественная Любовь – это вечное и непреходящее счастье, вечное пребывание с Богом и в Боге – источнике всего истинного, прекрасного и доброго, а путь к Царству Небесному начинается на земле и выражается в исполнении заповедей Спасителя. Когда я читаю духовные писания преподобного Силуана Афонского, то ощущаю, как сильно он любил Бога, как его душа была охвачена любовью к Всевышнему, и в этой любви он обрел высшее счастье – всегда и везде быть с Богом. Никакая мирская печаль не могла нарушить духовный покой афонского старца Силуана, с верой и упованием на милость Вседержителя прошедшего через испытания и искушения, много печалившегося по Богу и молившегося с плачем за весь мир, никакая страсть не могла коснуться его боголюбивого сердца и лишить его небесной радости. Сердце его, изумляющееся любви Божией, стало обителью Святого Духа и непрестанно пело хвалу Создателю, молясь за каждое Его создание – «за всех живых, усопших и еще не рожденных». Любовь Божия очистила душу святого Силуана Афонского, просветила ум и укрепила его волю в исполнении заповедей, вдохновила старца поведать миру о чудесах Божиих, о славе и величии нашего Небесного Отца, о Его бесконечной любви, Божественный Свет которой никогда не угасает, но подобно Вифлеемской звезде, сверкающей на небе, освещает наш путь в чертоги Царства Небесного.
                Архиепископ Нафанаил Львов обратил внимание на то, что на страницах Священного Писания слово «счастье» («тихи») встречается очень редко, но там есть иное слово, выражающее всю полноту земного счастья и небесного блаженства – «радость» («хара»), и Сам Христос Спаситель возвещает и благовествует о радости: «Радость Моя в вас пребудет, и радость ваша будет совершенна, если заповеди Мои  соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви» (Ин. 15:10-11). Истинное счастье и величайшая радость достигается через уподобление Богу и исполнение воли Его – через любовь и пребывание в любви, ибо Сам Бог есть Любовь и любящий знает Бога и пребывает в Боге и с Богом, пребывает в Его святой Церкви и наполняется благодатью Духа Божиего, обретает ту радость, которую никто не может отнять – ни муки и лишения, ни смерть и Ад. Апостол Павел призывал христиан радоваться Богу и печалиться о разлуки с Ним, он учил, что тот, кто обрел веру – доверие всемогущему и благому Богу, веру животворящую и действующую любовью, верность Богу, соединяющую в себе три главнейшие добродетели христианской жизни – веру, надежду и любовь, тот обрел истинное счастье и вечную радость. По великолепному изречению святителя Иоанна Златоуста высшая радость христиан заключена в чудесной Личности Христа Богочеловека и Его победе над смертью и Адом: «Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа? Воскрес Христос – и ты низвержен! Воскрес Христос – и пали демоны! Воскрес Христос – и радуются Ангелы! Воскрес Христос – и жизнь царствует! Воскрес Христос – и ни одного мертвеца во гробе!» Если бы не было Бога, а Христос не воскрес, тогда вера, надежда и любовь – все оказалось тщетным, и мы, заброшенные в холодный и жуткий мир, где безраздельно царит смерть, были бы обречены на отчаяние. Но если Сын Божий, Иисус Христос принял в сердце Свое все страдания мира, всю скорбь и горечь бытия, если всеблаженный Бог не отвернулся от нас, но искупил наши грехи Своими страданиями и воскрес из мертвых, то Бог есть Любовь и не бессилен перед злом, Он – Победитель смерти и Ада. Новый Завет – это книга неописуемой радости, благовествующая о том, что смерть не страшна, она побеждена Христом Искупителем, и врата Ада сокрушены Им, а значит адские муки уготованы лишь для тех, кто возненавидит Бога и отвергнет Его, не уверует в Христа Спасителя и по собственной воле отвернется от Него, предпочтя свету и спасению тьму и погибель, но спасенных ожидает вечная и неизреченная радость в Царстве Небесном: «не видел того глаз, не слушало того ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор.2:9). Преподобный Серафим Саровский говорил: «Дух Божий дает радость всему, к чему бы Он ни прикоснулся». По слову преподобного Силуана Афонского, Святой Дух, совершающий богослужения в храмах и пребывающий с подвижниками в пустынях, в пещерах и в горах, наполняет сердце человека несказанной радостью и дает познать любовь, которой живут Ангелы и души святых на небесах, учит мыслить о Боге и ощущать присутствие Божие в нашей жизни и в истории мира, учит познавать Бога, любить Его и славить, радоваться жизни, прощать врагов и молиться за весь мир. В писаниях святого Силуана Афонского есть изумительные молитвенные строки, выражающие богоустремленность его христианской души, обретающей высшую радость бытия и подлинное счастье в любящем всех нас Боге, с Которым не может сравниться никакая красота сотворенного мира: «Сердце мое возлюбило Тебя, Господи, и потому скучаю по Тебе и слезно ищу Тебя. Ты украсил небо звездами, воздух – облаками, землю же – морями, реками и зелеными садами, где поют птицы, но душа моя возлюбила Тебя и не хочет смотреть на этот мир, хотя он и прекрасен. Только Тебя желает душа моя, Господи…».
                Нет ничего более великого и прекрасного, чем сердце научившееся любить и славить Бога, ибо оно имеет внутри себя величайшее благо – Самого Бога, а где Бог там и Царство Его – «Царство Небесное внутри вас». Апостол Петр возвышенно писал о том, что оно драгоценно для Бога: «сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом» (1 Пет.3:4). Древние мудрецы Церкви называли сердце – обителью счастья, ибо счастье немыслимо без общения с Богом, без любви и свободы, а сердце – это духовный орган любви и молитвы, познания и созерцания. Если человек это храм Святого Духа, то сердце – священный алтарь, оно есть бездна неисследимая, но ведомая Богу, средоточие всей духовной, душевной и физической жизни человека, зеркало его внутреннего мира и сердцевина его личности, вот отчего бессердечие – оскудение любви и бесчеловечность, бездуховность и безнравственность. В сердце, как в запечатанном свитке, хранятся все намерения, помышления и чувства человека, оно – заветный ключ к тайне его личности. Святые отцы Церкви говорили о «памяти сердца» – все, что мы думаем и чувствуем, говорим и делаем, все, с чем соприкоснулась наша душа – все отпечатлевается на сердце. На  Страшном Суде эта книга тайн раскроется перед Богом и всем миром, наше сердце обнажится и станет ясно, чем жил человек, во что он верил, что любил и чему посвятил свою жизнь. Если человек – это храм Божий, а сердце – священный алтарь, жертвенник Богу, Который есть Любовь, то вся жизнь человека должна стать богослужением, исполнением святой воли Всевышнего, изложенной в заповедях Евангелия, иначе наша жизнь потеряет смысл и истинное счастье станет для нас недостижимым. Мы призваны к святости – к освобождению от страстей и пороков, к избавлению от смерти и вечной жизни, к уподоблению Богу и духовному преображению личности, к тому, чтобы стать совершенными как Отец наш Небесный, а все злые мысли и греховные страсти, все нечистые чувства и лживые слова, все дурные поступки и порочные желания – оскверняют наше сердце, разлучают нас с Богом, извращают нашу жизнь и нашу личность, губят все прекрасное и возвышенное, благородное и святое, гениальное и доброе, что есть в сокровенных тайниках нашей души. Когда я чувствую себя счастливым? Я счастлив, когда постигаю разумность жизни и красоту вселенной; когда вижу, как первые звезды зажигаются на небе и месяц льет свет на землю; когда как утомленный путник, я отдыхаю на берегу озера, радуюсь утренней заре или наблюдаю, как облака, безмятежно плывут по небу; когда душа моя приближается к Богу в молитве, вступая  в живое и таинственное общение с Творцом, Спасителем и Утешителем; когда мой ум постигает Божью идею и я созерцаю благость Создателя, Его могущество и великолепие; когда луч любви Божией касается моего сердца. На земле царствуют время и смерть, тут не может быть вечного счастья. Христос призывал искать Царства Небесное, которое внутри нас – в наших сердцах, как возвещает Евангелие. Апостол Павел определял Царство Божие как «праведность, и мир, и радость во Святом Духе» (Рим 14:17), а по слову апостола Иоанна Богослова – «радости этой никто не отнимет» (Ин. 16:22) – ни муки и лишения, ни изгнания и испытания, ни сама смерть, ни даже Ад, если человек сам не лишит себя благодати Божией и не обречет себя на плач и скрежет зубов, не отречется от Христа и не ввергнет себя в муку вечную и огонь геенны, уготованный дьяволу и аггелам его. Где наш Господь Иисус Христос, там и вечное сокровище нашего сердца – наше счастье. И если мы будем верны Богу, то нам будут не страшны скорби, искушения и смерть, но мы будем иметь надежду на Спасителя и непоколебимо веровать, что в вечности нас ожидает полная, небесная, таинственная и совершенная радость, превосходящая все меры блаженств земных.



Этюды о теодицее

Посвящается Эли Визелю и всем скорбящим на земле,
всем узникам концлагерей и несправедливо осужденным,
всем невинно убиенным и сокрушенным горестной утратой,
всем тем, чья мысль бьется над разгадкой вечных тайн бытия
и чье сердце отдано познанию правды Божией.

Пролог: Мученик мысли

…Впусти меня! – Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!
Ф.И. Тютчев

                Со школьной скамьи моя душа мучима проблемой оправдания Бога перед лицом зла, творящегося в мире, и мысль моя непрестанно бьется над тайной смерти и страданий, над истоками возникновения зла. По складу души я – идеалист и не могу жить без веры в Бога, я не вижу смысла в существовании без святынь и идеалов, но и по совести не могу закрыть глаза на трагические реалии самого загадочного из всех миров, в котором мы пребываем. Апостол Иоанн Богослов знавший, что всемогущий Бог есть Любовь, сказал с горечью в сердце: «весь мир лежит во зле» (1 Ин.5:19). Но как оправдать всемогущего и всеблагого Бога, если в мире страдают и умирают в муках праведники, а грешники живут в почете и роскоши? Как оправдать любящего Создателя вселенной, когда наша земная жизнь исполнена страданий и все мы обречены на смерть? Эта проблема волновала людей с глубокой древности. Еще библейский страдалец Иов сетовал на то, что «земля отдана в руки нечестивых» (Иов.9:24), и погруженный в горькие раздумья, желал «состязаться с Богом» (Иов.13:3), взыскуя услышать всеразрешающий ответ Вседержителя. Как мучила эта неизъяснимая тайна зла и наличие страданий в мире М.Ю. Лермонтова – одного из самых искренних наших поэтов, с горьким упреком, говорившего о Боге, Который прекословит надеждам и изобрел мучения. И вот, испытав столько горестей и скорбей, познав презренную клевету и столкнувшись с бессердечием не только светских, но и церковных людей, я понимаю, что горе – это экзистенциально трагическая ситуация, когда страдалец становится мучеником мысли, ищет ответ на самые тягостные вопросы и подобно Иисусу Христу, распятому на Голгофском Кресте, взывает к безответным небесам: «Боже мой! для чего Ты меня оставил?»


Этюд I: Вечные вопросы

В темном мире человеческого знания те,
которые рвутся в глубину, встречают лишь загадки…
Вопросы страшные,
мучительные для мыслящего духа!
В.Ф. Одоевский

…всякий человек, которого мучают эти
 проклятые проблемы, – мученик.
Преподобный Иустин Попович

         Человек есть загадочное существо, он – непостижимая тайна для самого себя, между ним и всеми иными Божьими созданиями простерлась неизмеримая пропасть, его сердце уязвлено вселенской болью, его дух мучим вечными вопросами философского порядка. Но в чем заключена вся эта невообразимая загадочность человека и чем он отличается от иных живых существ? Почему живя на планете Земля – голубой жемчужине, затерянной в межзвездных пространствах космоса, ввергнутый в смертоносный поток времени и сознающий конечность своего земного бытия, он задумывается о смысле жизни и судьбах мира, взыскует общения с Богом и тоскует о вечной и непреходящей красоте горнего мира? В земном мире царят жестокие законы выживания, и человек испытывает нужду, зависимость и мучения, на него оказывает сильное влияние социокультурная среда, которая окружает его с самых ранних лет жизни. Но если он лишь хрупкое и бренное существо, всецело определяемое окружающими его условиями и принадлежащее материальному миру, то откуда в его душе возникли ум и совесть, представления о добре и зле? Почему он ощущает внутреннюю свободу духа и чувствует нравственную ответственность за свои намерения и помышления, слова и поступки перед лицом Всевышнего? Если человек есть духовное существо, обладающее надмирной свободой, а его душа – не от мира сего, то почему он обречен на столь жалкое существование, отдан во власть естественных законов материального мира и ощущает себя невольником, приговоренным к пожизненной каторге, а в конце своих земных дней – к неизбежной смерти? Если человек – причастник небесного мира, то почему он так отчаянно ищет несбыточное счастье на земле, и словно зачарованный пестрой картиной клокочущих событий истории и мимолетных явлений природы, напрочь забывает о Боге и вечности? Если же он – порождение земной природы, то почему его душа не может удовлетвориться ничем земным и преходящим, и он тоскует о Боге, ощущая на сердце чувство трагической потери – скорбь некогда великого царя, потерявшего свое царство и ставшего странником, облачившимся в лохмотья нищего?
                Для многих философов и величайших мудрецов мира человек так и остался неразгаданной тайной, но эта великая Божья тайна открывается на страницах Священного Писания. В книге Бытия сказано, что Господь сотворил человека по образу и подобию Своему, Он создал Адама из «праха земного» – материи, вдохнув в него из Божественных уст Своих неземное «дыхание жизни» – и стал человек душой живою, разумным и одушевленным созданием. Библейский рассказ о сотворении Богом человека излагает одно из краеугольных идей христианской антропологии: человек был создан как существо духовное, душевное и телесное, иными словами он существует на грани двух миров – духовного и материального, его дух подобен бесплотному Ангелу, а тело роднит его со всеми другими земными существами – животными, птицами и рыбами. Человек есть существо многомерное: с точки зрения физики он – вещественное явление материального космоса, существующее в рамках пространства и времени, обусловленное множеством причинно-следственных связей, но метафизически его дух надкосмичен, причастен Богу и духовному миру, является образом и подобие Божиим на земле, свободной и самоопределяющейся личностью. Святой Григорий Нисский критиковал древних философов называвших человека микрокосмом, ибо человек – высшее Божье создание, он связует космос с духовным миром, а его душа – макрокосм, более грандиозный мир, чем зрелище необозримой вселенной, восхищающее жрецов искусства и гениев науки. Но почему человек – Божье создание, являет собой столь вопиюще сочетание противоположностей: он обладает бессмертной душой, но хрупкое и бренное тело его умрет, будет положено во гроб и истлеет в нем; он обладает свободой воли и мыслящего духа, но в тоже время его земная жизнь – жалкая участь раба, гребущего на галерах; он – существо совестливое, наделенное нравственным сознанием, но душа его – пленница пороков и грехов, над ней властны многочисленные страсти и ее прельщают суетные блага земного мира? Если душа человека по природе христианка, как утверждал неистовый Тертуллиан, то почему столь многие люди, живут как язычники – потворствуют своим страстям, увлечены пестрым и многошумным карнавалом мирской жизни, нацепляя на себя различные социальные маски, не желая узреть свое истинное лицо, мысля и поступая так, будто Бога не существует и не свершится Его страшный и благословенный, грозный и святой Суд?
                Библия рассказывает, что Господь наделил человека бесценным, но суровым даром свободы. В свободе заключено величие человека, она – печать его богоподобия, без нее никто из нас не мог бы быть самосознающей и самоопределяющейся личностью, но свобода налагает на каждого из нас и великую ответственность, ведь ее можно использовать против Бога, чем и обусловлено трагическое состояние нашего мира, столь чуждое совершенному замыслу благого Создателя. Человек есть свободная и разумная личность, он – уникален и сам определяет себя – вот почему один отвечает на призыв Божьей любви, и становится святым, посвящая себя Спасителю, другой – равнодушен к религии и не верит в бытие Бога и бессмертие души, а третий – с ненавистью говорит о Боге и с презрением относится к Церкви и религиозной философии. Это тайна личности и ее духовного мира, тайна человека и его сердца, где по известному изречению Ф.М. Достоевского «дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Велика любовь Божия к человеку, его личность – уникальна и непостижимым образом задумана и создана предвечным Творцом, а не «собирается из событий жизни вокруг сокрытой самости» как полагает орловский писатель и скептик Владимир Ермаков, не смогший обрести веру в благость Бога и Его Промысел, ставший безотрадным скептиком и фаталистом, тщетно ищущим проблески надежды и спасения от ужаса отчаяния в  философских силлогизмах скорбного разума. В Библии с первых стихов и до последней книги ее – Апокалипсиса апостола Иоанна Богослова, говорится о грехопадении Адама и что с тех пор человек и весь видимый мир пребывает в падшем состоянии – «лежит во зле» (1 Ин.5:19). Вот почему человек, обитая в земном мире, ощущает в сердце тоску по миру небесному, жизнь его исполнена неразрешимыми противоречиями, а душа – невеста Христова, ставшая растленной страстями и пороками блудницей, не может ни чем утешиться, ведь у нее есть духовные нужды – неутолимое томление духа, столь поэтически изящно, философски беспощадно и многоскорбно описанное на страницах книги Екклесиаста. В книге пророка Амоса рассказывается, что существует не только привычный всем нам «голод хлеба и жажда воды», но и духовная «жажда слушания слов Господних» (Ам.8:11). Эта духовная жажда была у мудреца и праведника Иова – величайшего мученика Ветхого Завета, с молитвенным воплем взывающего к небесам, отметающего все ответы мудрецов мира сего на самые страшные, нестерпимо мучительные, пронзающие сердце как клинок и сводящие с ума вопрошания духа человеческого, ищущего услышать «слов Господних» – всей душой взыскующего вечного Богообщения и всеразрешающего Откровения Всевышнего. Человек не одномерное существо, он причастен иному миру, вот почему мы все, вслед за Иовом, сидящем на гноище и вопиющем к небесам, обречены на нескончаемые мучения, но вместе с тем нам дано возвышаться душой к Богу и искать смысл.
                Существует такое загадочное явление как боль – не только физическое страдание, но и душевная мука, от которой никуда не убежать и нигде не скрыться. Наша земная жизнь словно соткана из страданий, и чем проницательнее и совестливее человек, тем глубже его страдание, ибо он умеет сочувствовать и сострадать, и тем сильнее его неутомимая мысль устремляется к разгадке вечных вопросов Бога и души, добра и зла, греха и искупления от разрешениях которых зависит судьба человека во всех мирах. На языке современной философии можно сказать, что человек с рождения поставлен в экзистенциально трагическую ситуацию: он ощущает себя орлом, сломавшим крылья и упавшим на дно горного ущелья, его сердце бьется в муках и замирает от святых слов молитвы, он ищет чувственных наслаждений, но они не могут заменить его душе потерянный Рай, в благословенные минуты духовного прозрения он вспоминает о забытом Боге, вручившем ему свободную волю, сотворившем его и взошедшем ради его спасения на Голгофу, чтобы принять мученическую смерть, но в тоже время тяжкие раздумья одолевают его и увлеченный суетою, он мучительно ощущает, что живет бесцельно. Человек ищет счастья на земле и не находит его, он размышляет о своем духовном призвании, но увлекаемый бесстрашной мыслью, начинает думать, что создан лишь для того, чтобы мучиться, пребывая в напряженной безысходности, стоя на краю бездны, имя которой – смерть, забвение и небытие. Разочарованный в жизни и потрясенный ее жуткими сценами эмпирической жестокости и метафизическим трагизмом, человек сознает себя безутешным скитальцем, посланным на мученичество в страшный мир, искателем Божьей правды, измученным вечными и проклятыми вопросами, и задумывается о предметах высоких и наиглавнейших: «Для чего мне дана жизнь? Зачем я попал в этом мир, исполненный горя, несправедливости и раздоров? Что ожидает меня после смерти и как мне жить? Неужели эти тайны откроет мне лишь вечность? Как существо мыслящее и разумное для человека нестерпимо бессмысленное существование – нестерпима безотрадная мысль, гротескно и трагикомично изложенная Шекспиром, о том, что наша жизнь – это «сказка, рассказанная дураком, где много слов и страсти, но нет смысла», а каждый из нас – лишь несчастный «комедиант, паясничавший полчаса на сцене и тут же позабытый». Можно смотреть на таинственное зрелище жизни сквозь призму критической рефлексии подобно потерявшему веру и ставшему нигилистом Чорану – наследнику мученических воплей Иова, но не его проникновенных молитв, европейскому мыслителю, особенно близкому героям русского байронизма – Печорину и Ставрогину, сибариту скорби с несказанно мрачным мироощущением, чья многоскорбная жизнь, увенчавшаяся болезнью Альцгеймера, напоминает мрачную притчу с печальным финалом, но тогда человек сам обрекает себя на философию отчаяния. Мученические вопросы доводят истерзанную душу и мысль человека до логически и рационально неразрешимой дилеммы Гамлета:

Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль терпеть без ропота позор судьбы
Или надо оказать сопротивленье,
Восстать, вооружиться, победить
Или погибнуть? Умереть. Забыться
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться…

                Каждое явление в мире Божьем бесконечно таинственно и многогранно. Со всех сторон человек окружен неисчислимым множеством земных и небесных, страшных и благословенных, чудесных и мучительных тайн, рвущихся в его сердце и пленяющих его мыслящий дух. Человек – это мученик мысли, вечные вопросы о Боге и спасении, жизни и смерти, добре и зле, времени и вечности, свободе и страданиях, грехе и искуплении – это величайшая скорбь его духа, неразрешимая и неисцелимая мука Иова, печаль Соломона и плач Иеремии, оборачивающаяся проклятьем, если только она не претворится в молитву как было у этих библейских пророков и мудрецов, нашедших исход из отчаяния в вере и обретших спасение в Боге любви и утешения, доброты и милосердия. Преподобный Иустин Попович – один из наиболее оригинальных сербских богословов, соединивших в себе изящную речь поэта и бесстрашие мысли философа с догматической верностью Православной Церкви и заветам Евангелия, блестяще изложил сущность трагизма бытия человека: «Трагично быть человеком, ибо человек стал средоточием трагизма, средоточием всего, что трагично и в горнем, и в дольнем мире, и во внешней, и во внутренней бесконечности. Через человека прозрела всякая боль, в нем разболелась всякая тварь, через его око проплакало горе всякого существа. Он больной, несущий на своих плечах болезнь всеобщего существования. В нем, как в линзе, собран весь трагизм мира, и он беспомощно сжимается и мечется на одре своей немощи». На земле нет счастья и не найти свободы в материальном мире. Но человек ищет счастья и жаждет свободы, а они заключены в Боге – только в Боге он может обрести вечное счастье и истинную свободу, вот почему он взыскует встречи со Всевышним, обращается к Нему в молитвах и не может жить без Его любви. Достоевский, признававшийся в записной книжке, что по своему миросозерцанию он – «неисправимый идеалист», его «сердце жаждет святыни» и «не может жить без нее», был убежден – если лишить людей Бога, «то они не смогут жить и умрут от отчаяния». Каждый мыслящий человек, задумывающийся о смерти и смысле жизни, о земной истории со всеми ее катастрофами и кровавыми страницами, о судьбе человека в мире, лежащем во зле, неизбежно становится мучеником мысли, а само мышление его и философствование о Боге – величайшей мукой – самой сильной и неисцелимой. Господь так устроил сердце человека, что его бездну может заполнить лишь бесконечность любви Божией. На страницах Псалтыря царь и пророк Давид неслучайно обнажает тайну нашей веры: «Только в Боге успокаивается душа моя» (Пс. 61:2).
                На протяжении многих веков и тысячелетий мысль философов, поэтов и мудрецов отчаянно бьется над самым мучительным из всех вечных и проклятых вопросов – над испепеляющим душу и веру вопросом о том: Где же всеблагой Господь и Его могущество, когда нечестивцы разоряют храмы и убивают невинных, праведник прикован к одру страшной болезнью, медленно и мучительно умерщвляющей его, а злодей благоуспешен и живет в роскоши и почете? Где был Господь, когда жестокосердный маньяк убивал единственное дитя на глазах его безутешной и сходящей с ума от горя матери, тщетно молившей Бога если не спасти, то хотя бы прекратить невыносимые мучения ее истязаемого чада? Где же любовь Твоя, Господи, когда Ты взираешь на поэта, горько льющего слезы у гроба своей возлюбленной? Где Ты был, всеблагой Спаситель мира и наших душ, когда угасал скорбный взор, беспомощного мальчика, повешенного нацистами в концлагере, но до конца верного Тебе и молящего Тебя о милости? Почему Ты не спас его, явив Свое всемогущество и человеколюбие, или хотя бы из милосердия не облегчил его душевные муки и предсмертные физические страдания? Душа как Джульетта у Шекспира вопрошает: «ужель так бессердечны небеса?» Если есть Бог и Он благ и всемогущ, то откуда возникло зло? Разве жизнь со всеми ее ужасами, вопиющей несправедливостью и реками пролитой крови, и весь наш мир, напоминающий безотрадную картину всеобщей войны всех против всех, не отрицают бытие евангельского Бога, имя Которому – Любовь? Всю жизнь Достоевский мучился Богом, сердце его разрывалось от страшной тяжбы веры в Бога и неверия в Него, вера его прошла через горнило горьких сомнений, а в его романе «Братья Карамазовы» с неотразимой силой диалектик Иван Карамазов размышляет со своим благочестивым братом Алешей о самом мучительном из всех вековечных вопросов. Что же смутило чуткую совесть Ивана и почему, признавая бытие Божие, премудрость Его Промысла и высшую цель истории, смысл жизни и вечную жизнь, мироискупительную жертву Иисуса Христа и мировую гармонию горнего Иерусалиме, он не принимает созданного Богом мира, полагая, что «любовь Христова есть невозможное чудо на земле»? Иван Карамазов рассказывает душераздирающие истории и поднимает бунт против Творца, отказываясь принять мир Божий, если он построен на слезинке невинно убиенного ребенка: «если все должны страдать, чтобы страданием купить вечную гармонию, то при чем тут дети?.. совсем непонятно, для чего должны страдать и они, и зачем им покупать страданиями гармонию?.. О, Алеша, я не богохульствую! Понимаю же я, каково должно быть сотрясение вселенной, когда все на небе и под землею воскликнет: Прав Ты, Господи, ибо открылись пути Твои!. Уж когда мать обнимется с мучителем, растерзавшим псами сына ее, и все трое возгласят со слезами: Прав Ты, Господи, то уж, конечно, настанет венец познания и все объяснится. Но вот тут-то запятая, этого я и не могу принять...». Иван Карамазов символично возвращает билет Богу, отказываясь принять Царство Небесное, не «стоящее слезинки хотя бы одного замученного ребенка». Человек есть существо трагическое, он собирает в сердце своем тоску всех душ и скорбь всех эпох, чтобы вслед за Иовом и Иеремией, Шекспиром и Достоевским вознести их с горьким упреком к Богу. Но Господь молчит в ответ на слезы, летящие в небо, и страшное молчание небес, ужаснувшее Паскаля и Сартра, побуждает нас воскликнуть с Цветаевой: «На Твой безумный мир ответ один – отказ». Возможно ли оправдать Бога пред лицом мира, лежащего во зле?

Этюд II: Суд над Богом и оправдание Бога

Почему под ношей крестной
Весь в крови влачится правый?
Почему везде бессчетный
Встречен почестью и славой?
Генрих Гейне

                Термин «теодицея» – «суд над Богом» и «оправдание Бога», был впервые введен выдающимся немецким философом и математиком Лейбницем в XVIII веке в трактате «Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и первопричине зла», но вековечный вопрос об оправдании Бога пере лицом существующего в мире зла волновал всех мыслящих и совестливых людей с древних времен. Уже в книге пророка Иеремии – одного из самых трагических лиц в истории Ветхого Завета, с пронзительной остротой поднимается этот вопрос – в плачевной песни изливает пророк горькую жалобу всемогущему и всеправедному Творцу вселенной о том, что вероломные и забывшие Бога благоденствуют на земле, а праведные страждут: «Праведен будешь Ты, Господи, если я стану судиться с Тобою; и однако же буду говорить с Тобою о правосудии: почему путь нечестивых благоуспешен и все вероломные благоденствуют?» (Иер.12:1). По выражению ироничного немецкого поэта Генриха Гейне теодицея – это «проклятый вопрос» о том, откуда в мире, сотворенном всеблагим и всемогущим Богом, возникли зло и страдания и почему праведника страдают и терпят лишения, а отъявленные нечестивцы наслаждаются жизнью? Если есть Бог Творец и мир создан Им, то откуда в мире возникли зло, страдания и смерть? Если Бог всеведущ, то Он знает о том, как страдают и мучаются все сотворенные Им создания, но почему же Он не откликается на их мольбы? Если Господь всемогущ, то Он может сделать  так, чтобы в мире не было зла и страданий, но почему Он не делает этого? Где справедливость Божия, когда весь мир лежит во зле, праведники избиваются, а грешнике торжествуют, все потерявший Иов одиноко сидит на гноище, и нет ему утешения даже от самых близких друзей – Елифаза, Вилдада и Софара, пророки побиваются камнями, Сократ отравлен цикутой и страдают невинные дети? Где милосердие Божие, когда мир утопает в крови и слезах, а в существование несчастных людей врываются страшные эпидемии, стихийные бедствия и безжалостные войны, уносящие миллионы жизней уникальных личностей? Обычно говорят, что зло происходит от свободы падших Ангелов и человека, но свобода есть дар всеблагого Бога и неужели Всеведущий не знал, что Его создания могут злоупотребить свободой и не предвидел всех ее горьких последствий – зла, страданий и смерти?
                Как оправдать всемогущего и всеблагого Бога, если в созданном Им мире столь много зла? Существует ли благой Бог и Его Промысел, таинственно действующий в судьбах человека и мира, или жизнь лишена всякого смысла и прав пушкинский Сальери, сказавший: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет – и выше». Много веков тому назад над этими вопросами мучился древнеиудейский пророк Аввакум, не находивший правды на земле, и стоя на башне, взывавший к Богу: «Доколе, Господи, я буду взывать, и Ты не слышишь, буду вопиять к Тебе о насилии, и Ты не спасаешь? Для чего даешь мне видеть злодейство и смотреть на бедствия? Грабительство и насилие предо мною; и восстает вражда и поднимается раздор. От этого закон потерял силу, и суда правильного нет: так как нечестивый одолевает праведного, то и суд происходит превратный» (Авв.1:2-4). Книга пророка Аввакума – это одно из самых проникновенных в истории мировой богословской и религиозно-философской литературы вопрошаний жалующегося пророка к Богу о правде и страданиях от лица всех страждущих и обездоленных. Вставший на страже в башне и наблюдающий за всем, чтобы узнать ответ Всевышнего пророк Аввакум задается вопросом, на протяжении многих тысячелетий мучающим всех мыслящих и совестливых людей: «для чего же Ты смотришь на злодеев и безмолвствуешь, когда нечестивец поглощает того, кто праведнее его, и оставляешь людей как рыбу в море, как пресмыкающихся, у которых нет властителя?» (Авв.1:13-14). Размышляя о духовном значении молитвенных речей Аввакума, святые отцы Церкви говорили, что величайшие мудрецы и пророки – многострадальный Иов, грустящий от суеты мирской Екклесиаст и Иеремия, плачущий на руинах разрушенного Иерусалима – не отрекаясь от веры в Бога, во всемогущество и благость Его, но возносили к небу самые горькие молитвенные вопли, призывая Всевышнего откликнуться на зов скорбящих на земле сынов человеческих и разрешить их тягостные сомнения. За многие века и тысячелетия земной истории множество богословов и философов, поэтов и мудрецов – Платон и Плотин, Лейбниц и Шопенгауэр, Шекспир и Лермонтов, Достоевский и Иустин Попович, Цветаева и Ев. Трубецкой, Шеллинг и Вл. Соловьев, Бердяев и Булгаков, Флоренский и Вышеславцев – мучились над этими вековечными вопросами, над которыми билась мысль и вера библейских пророков, стенали и не находили утешения, молились и сталкивались с со страшным молчанием небес – молчанием живого Бога пророков и Откровения, одни из них признавались, что «пора Творцу вернуть билет» – уйти из мира с горьким упреком к Богу в сердце, иные – исследовали тексты Священного Писания и сочинения мудрецов, неустанно ища ответов на эти вопросы, третье – несмотря на самые тяжкие страдания, не теряли надежды и продолжали верить в благость Провидения и всемогущество любви Божией, становились мучениками и являли героизм веры. В скорбные мгновения жизни даже такие глубокомысленые и проницательные религиозные поэты как Лермонтов под бременем тягостных раздумий и жгучих вопросов, уязвляющих нравственно чуткую душу, с неисцелимой грустью сознавали, что жизнь обманула их лучшие надежды и упования, мучительно переживали неисповедимость путей и судеб Божиих, с горькой иронией в стихах обращаясь к Вседержителю:

За все, за все Тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был...
Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне
Недолго я еще благодарил.

                Многие совестливые люди, глубоко задумывающиеся над смыслом жизни и роковым фактом смерти, над существованием зла и неисчислимыми страданиями всех живых созданий в мире, становятся атеистами и богоборцами, потому что не могут разрешить проблему теодицеи. Русский религиозный философ Николай Бердяев справедливо думал, что «подавляющий факт необъятного зла и неисчислимых страданий миpa – единственное серьезное возражение против веры в Бога». Если вдумчиво всмотреться в духовную сущность явления атеизма, то надо признать, что оно порождено не философскими умозрениями и научной мыслью, а нравственным возмущением, протестом разума и совести против зла и страданий во имя жажды правды и справедливости. Мне вспоминается Лукиан из Самосаты – крупнейший сатирик эпохи заката античности, с летами склонившийся к учению Эпикура, которого он считал единственным мудрецом, познавшим истинную природу всех вещей, писатель с изящным языком и острой, отточенной как клинок, мыслью, впоследствии метко названный Герценом «Вольтером классической древности» за изобличение отживающей веры в эллинских богов, и его произведение «Зевс уличаемый», где находчивый мыслитель Киниск, наблюдающий за несчастной жизнью благочестивых и праведных и торжеством насильников и святотатцев, отрицает благость Бога и  Его Промысел, опекающий людей. Если всеблагой Господь создал вселенную и человека, наделив его и Ангелов разумом и свободой, то Он, как всеведущий Бог, предвидел возможность грехопадения, всех мировых страданий и смертей, знал обо всех последствиях Своего творческого акта вплоть до вечных адских мук и десница Его не дрогнула, созидая мироздание пред возмущающим совесть зрелищем временных страданий на земле и вечных адских мучений. Невозможно представить, чтобы в замысел всемогущего и всеблагого Бога входили вечные адские муки, ведь в Священном Писании сказано, что Господь хочет, дабы все спаслись. Пусть зло – порождение свободной воли Его созданий, но Он предвидел, что они могут избрать путь греха и погибели. Если Господь бесконечно любит каждое творение Свое, то почему Он все же решил сотворить Ангелов, вселенную и человека, если хоть одному существу могли угрожать вечные адские муки? В романе «Братья Карамазовы» Достоевский утверждал, что нравственность невозможна без веры в Бога, но он же был убежден – нравственный человек никогда не согласился бы стать Архитектором мироздания и судеб человеческих, с целью осчастливить в финале всех людей – Царство Небесное, если бы нужно было принести в жертву и замучить хоть одно невинное создание, и тем более на это не мог пойти нравственно совершенный Господь, Чье имя – Любовь, но вся история мира являет сонм безвинно убиенных и истерзанных, так не является ли это свидетельством, что Бога не существует, или же Он не всеблаг и Царство Его нельзя принять? На протяжении всей истории мира мыслящие и нравственно чутки люди мучились над проблемой теодицеи, а наиболее бесстрашные и горячие из них устраивали суд над Богом – Создателем и Промыслителем, выдвигая тяжкие обвинения против Него: Где Ты был, когда изверг истязал ребенка, молящегося Тебе и ожидающего Твоей помощи?  Почему Ты не сжалился над плачем сирот и слезами вдов, не утешил скорбящего поэта, потерявшего возлюбленную, не помог нуждающимся, не сжалился над всеми осмеянным пророком, не защитил верного заповедям Твоим от коварства и жестокой расправы над ним нечестивых? Большинство людей не задумываются над этими вечными вопросами, волновавшими еще библейских проповедников и древних мудрецов, но тяжкое бремя размышлений над ними Господь возложил на Своих пророков и философов, чей мыслящий дух мученически бьется над разрешением неисследимых тайн бытия и взывает с мольбой к небесам, не в силах постичь их.
                Во все времена – от цивилизаций Древнего Египта и Вавилона и до наших дней людей беспокоили вопросы о Боге и смысле жизни, о смерти и Страшном Суде, о свободе и зле, о страданиях и справедливости. Над этими вопросами размышляли сотни мудрецов, в попытке дать ответ на них написаны тысячи философски книг, но самый мучительный из всех вопросов – вопрос о теодицеи, так и остался неразрешенным, ибо этот «проклятый вопрос» за гранью человеческого понимания, на него может дать всеобъемлющий ответ лишь всеведущий и премудрый Бог. Но что делать человеку, если в ответ на все мольбы небеса молчат? После двадцатого века – самого кровавого периода в истории человечества, с наибольшей остротой встает вопрос о том, как совместить веру в доброго и всемогущего Бога с наличием страданий, болезней и смерти, с вопиющей несправедливостью и жестокостью жизни, приводящих мыслящего и совестливого человека к богоборчеству и атеизму. Уже античные поэты и философы глубоко задумывались о проблеме теодицеи, рассуждали о том: Справедливы ли боги? Почему люди смертны и в мире столько страданий? Со времен Гесиода и Гомера древние греки полагали, что именно боги судили людям жить на земле в скорбях и несчастьях, ведь человек – лишь игрушка в руках судьбы. Но в то же время, древние поэты и трагики, такие как Эсхил, Софокл и Еврипид, уверяли, что несправедливо во всем обвинять богов, так как люди сами порочны и своими безудержными страстями навлекают на себя и окружающих бесчисленные беды. Мрачный поэт Феогнид напротив, трагически изложил логически ясную мысль: если все в мире совершается по воле неумолимого рока, то «всякое зло и добро к людям приходит через богов», нет в мире справедливости, ведь человек не свободен в своих поступках – не может совершить ничего доброго и злого «без изволения богов», а значит – невозможно оправдать богов, ибо вина за все беды людей на земле ложится на них. Древнегреческий философ Платон стремился доказать, что Бог есть причина всех благ, а тайна возникновения зла и его сущность с одной стороны скрыта в движении души от Бога к материальному миру, это движение иррационально – противно Логосу Божиему, а с другой – заложена в безвидной и безобразной материи. Если в боговдохновенных книгах Священного Писания сказано, что Господь создал небо и землю из ничего и мир, сотворенный Им, был прекрасен, не зная ни одного изъяна, то в онтологии и космогонии Платона Бог не столько Творец, сколько Демиург, оформляющий по образу вечных идей материю, а она – небытие и источник всех несовершенств, вот почему в материальном мире неизбежны страдания, болезни, несправедливость и смерть. Платон верил в существование двух миров – идеального мира вечных и нетленных идей и первообразов – небесной отчизны всех душ, и материального мира, образованного Творцом из бездушной материи, и хоть чувственный космос, как отображение горнего мира, имеет стройность и прекрасен, в нем неизбежны муки и скорби, всевластны время и смерть, ведь все земные вещи преходящи, подвержены возникновению и гибели. По мысли античного мудреца существует трагический разрыв между двумя мирами: жизнь в земном мире мимолетна, она лишь приуготовление к смерти, зло на земле неискоренимо, а тело – темница души, вот почему уже при жизни человек призван отрешить душу от всего чувственного, вознести ум к созерцанию Божественной Истины, познать величие Божественной Жизни и устремиться к вечной и непреходящей красоте горнего мира. Несмотря на высокий идеализм философия Платона глубоко трагична, а в отсутствии идеи духовного преображения человека и вселенной и в горьких раздумьях о том, что земной мир будет вечно лежать во зле и пребывать в потоке смерти и тления – заключена вся жизненная драма Платона, все его глубочайшее разочарование в истории и весь удручающий пессимизм древнего мира. В идеалистической философии Платона не раскрывается смысл истории, нет и мысли об искуплении грехов рода человеческого, о духовном преображении вселенной в конце времен, напротив –  земной мир навеки остается лежать во зле, душа спасается не верой во Христа распятого и воскресшего, а бегством в горний мир, высшая идея Блага и Бог – Устроитель мира у него абстрактное Божество, а не библейский Бог и Спаситель, жертвующий Собой ради всех нас и спасения мира.
                Многие философы и богословы пытались оправдать Бога, но их рациональные теодицеи скорее свидетельствовали о немощности богословской мысли, чем о силе и святости веры, оправдывали не столько праведность и всемогущество Бога, сколько наличие зла в мире, кощунственно представляя его как необходимое условие мировой гармонии, забывая, что высшая гармонии присутствовала в Божьем мире до возникновения зла – грехопадения Люцифера и трети Ангелов на небесах, и Адама и Евы на земле, а значит – зло есть отрицание мировой гармонии и трагический диссонанс. Немецкий философ, математик и физик Лейбниц исповедовал метафизический оптимизм, полагая, что всемогущий Бог премудро сотворил «наилучший из всех возможных миров», а все вещи в мире находятся в совершенной гармонии – «во вселенной все гармонично», а все ужасы и несчастья, все беды и несправедливости, грех и вечные муки есть лишь «теневые стороны бытия», еще более усиливающие и подчеркивающие совершенство целого. Если в Библии провозглашается, что всемогущий Господь премудро сотворил мир – прекрасное произведение, возвещающее о величии и любви Создателя, то Лейбниц усвоил мысль Августина Блаженного и Декарта о неизбежности метафизического зла – Бог не может создать нечто совершенное, как и Он Сам, но по этой логике Творец опосредовано становится виновникам зла, ведь физическое и моральное зло – следствие метафизического зла, а оно возникло вместе с сотворением мира. С точки зрения христианского вероучения – это еретическое лжеучение, отвергающее всемогущество Божие и уничижающее дела Его рук, ибо совершенно непонятно почему у великого и премудрого Творца должно быть жалкое и ничтожное творение? Картина великого художника и симфония гениального музыканта – это великие и гениальные произведения, так и творение Божие еще более величественно и гениально, настолько прекрасно, что вызывает восхищение у всех Ангелов. В книге Иова сказано, что при общем ликовании утренних звезд, все Ангелы – сыны Божии восклицали от радости (Иов.38:7), а в Псалтыре есть следующие изумительные строки, воспевающие Бога и красоту созданного Им мира: «Все соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих» (Пс.103:24). Многоученый протоиерей Геннадий Фаст пытался защитить теодицею Лейбница, утверждая, что в его философской системе Бог никогда не совершает зло Сам, а допускает существование зла, используя его в Своих целях, зло же проистекает из свободы Его созданий. Но рационалист Лейбниц называет душу человека – «духовным автоматом», все действия которого определены Творцом, «ибо Бог, предвидя, что могла бы делать свободная причина, устроил свою машину вначале так, что она не может нарушить согласованности с этой свободной причиной». Господь все установил в мире, «предвидя все молитвы, добры и злые дела и все остальное», и «все случайное и свободное равно подчинено определению и всеведению Бога». Умозрительная попытка Лейбница совместить Провидение Божие и свободу Его созданий привела к отрицанию свободы – по его суждению Бог определяет все действия иных субъектов – монад – как добрые, так и злые, являясь источником метафизического зла – несовершенства созданного мира, и содействуя злу моральному и физическому, что делает невозможным теодицею. Как рационалист Лейбниц усвоил не библейское, а стоическое учение о Промысле Божием, которое защищает не живого Бога пророков и Откровения, а существующий греховный миропорядок, и, в сущности, отрицает трагизм нашего бытия – трагичность истории мира и жизни человека, утверждает разумность зла и его целесообразность, в конечном счете, приводя нас к неизбежному логическому выводу: мировая трагедия предусмотрена и предопределена Творцом и Его Провидением. С наивным оптимистическим телеологизмом Лейбниц был убежден – «все к лучшему в этом лучшем из возможных миров», но это суждение оправдывает все преступления – от грехопадения Адама и предательства Иуды до Освенцима, и представляет зло входящим в замысел Создателя, делая Творца виновником мирового зла. Если Промысел Божий предусмотрел и предопределил все события в мире – в том числе и всякое зло для достижения наибольшего блага, как учил Лейбниц, а ныне – архимандрит Рафаил Карелин, с замиранием сердца цитирующий несовместимые с Евангелием строки Августина Блаженного – «Бог признал лучшим злое обращать в доброе, нежели вовсе не попускать зла. Потому что Бог, будучи всеблагим, никаким образом не допустил бы зла в делах Своих, если бы Он не был столь всемогущ и благ, чтобы не мог от зла произвести благое, доброе», – то мы приходим к циничной и с точки зрения этики отвратительной морали иезуитов – «цель оправдывает средство», и вместо теодицеи получаем самое страшное нравственное обвинение Бога, строящего Царство Небесное на бесчисленных, как морской песок, слезах и страданиях несчастных жертв. Рационалистическая теодицея Лейбница, совершенно не учитывающая космическую катастрофу грехопадения, она блестяще высмеяна Вольтером в его знаменитом «Кандиде», изобличена Байроном и Шопенгауэром, окончательно развенчана Достоевским в его романе «Братья Карамазовы». Рационально мыслящие теологи всегда хотели оправдать зло во имя высших целей добра – для Бога «все средства хороши», и тут парадокс Айхенвальда – «злое добро»: Бог использует зло в Своих целях, но ведь безбожно и нечестиво объяснять исторические катастрофы, кровопролитные войны и эпидемии, уносящие миллионы жизней гневом Божьим и наказанием грешников. Рациональная теология с ее натуралистическим учением о Промысле Божием – это скрытый пантеизм, оправдывающий не Бога, а безбожное состояние падшего мира, где царит зло, смерть и грех. Пусть все мыслители и богословы, размышляющие о проблеме теодицеи, вспомнят мудрые слова русского религиозного философа Евгения Трубецкого, утверждавшего в своей книге «Смысл жизни», что если Бог нуждается во зле как в средстве для достижения Своих высших целей, то Он не всемогущ, ибо зависит от враждебной Ему силы – от зла, не всеблаг и не праведен, ибо пользуется услугами сил зла, и это еретическое лжеучение, в сущности, отрицает Его любовь и благое промышление о созданных Им созданиях. Наш мир – это не самый лучший из всех миров как думал оптимист Лейбниц, ведь мир во зле лежит, а вся история мира – это трагедия, в центре которой – Голгофа. Но наш мир и не самый худший из всех возможных миров, как представлялось пессимисту Шопенгауэру, иначе мир был бы Адом, где невозможным была бы сияющая Личность Сына Божия, Иисуса Христа и любые проявления любви и доброты. Для христианского философа наш мир – самый таинственный и трагический из всех миров, а человек со всеми его взлетами и падениями духа – самое загадочное создание, и водораздел между добром и злом проходит по его сердцу, оно – бездна неисследимая, в совершенстве ведомая одному Богу. Вот почему только Бог может быть Высшим Судией всех созданий.
                Еще менее состоятельны, чем «телеологическое оправдание» Бога у немецкого ученого и философа Лейбница три других типа рациональной теодицеи – юридическая теодицея в католицизме, софиологическая у о. Флоренского и о. С. Булгакова и эстетическая теодицея у неоплатоника Плотина и Августина Блаженного. Плотин – один из величайших мыслителей древнего мира, вобравший в свою философию всю мудрость древнегреческой мысли, учил о Божественном Первоначале как о Благе и образце высшего совершенства, зло же, по его мнению, украшает мир и делает его более многообразным. Отказываясь оценивать мир с нравственной точки зрения, Плотин считал, что наш мир – наилучший мир, который мог возникнуть от Божества в условиях материальности, ведь материя у платоников – источник всех несовершенств и даже отрицание всякого бытия, вот почему в земном мире все смертно и бренно. Для этого эллинского мудреца чувственный мир есть образ и отображение духовного мира, а «моральное зло приносит пользу всему мирозданию», ибо «оно позволяет проявиться Божественной справедливости». Все неоплатоники смотрели на мир как на «космос эстетикос» – художественное произведение Творца, а исторический процесс истолковывали как трагедию. Августин Блаженный, создавший теорию предопределения, фактически отрицающую свободу человеческого духа, вслед за Плотином сравнивает наш мир, сотворенный Богом, с поэмой и картиной, в которой все задумано и исполнено Творцом, а Его Промыслу достается роль драматурга.  В эстетической теодицее весь мир есть космическая драма, а мировое зло существует для рельефности бытия как «тень» в живописи, или «диссонанс» в музыке, чтобы сделать произведение Божие еще более прекрасным. Но это свидетельствует о непонимании метафизической сущности зла и ее инфернальной эстетики – «идеала содомской красоты», как бы сказал Достоевский, глубоко проникший в тайну красоты. Богословское суждение Августина Блаженного о том, что зло задумано Богом как темный фон Его произведения, и делает творение еще более художественно прекрасным, сообщая жизни драматизм, противоречит Священному Писанию и христианскому вероучению гласящему, что в сотворенный Богом мир был великолепен, хотя в нем не было зла, а грехопадение трети Ангелов на небесах и первых людей на земле осквернило Божье творение и обезобразило его – превратила прекрасных Ангелов в ужасающих демонов, помрачило образ Божий в человеке. Намного правдивее и мудрее художественная интуиция Иеронима Босха, изобличившая отвратительную сущность зла  то, как грехи и пороки обезображивают духовный мир и лик человека. И апостол Павел проницательно утверждал, что демон может принимать обличье Ангела света, но суть его – мерзость в очах Господних. Достоевский справедливо говорил, что красота – это страшно таинственная вещь, «тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». В теодицее Плотина и Августина Блаженного эстетически оправдывается зло и грехопадение, а не Бог и Его Промысел, и, к сожалению, о них написаны строки в «Братьях Карамазовых»: «…иной, высший даже сердцем человек, и с умом высоким, начинает с идеала мадонны, а кончает идеалом содомским». В эстетической теодицее Бог – драматург, весь мир – трагическая поэма, а эпохи истории мира – различные акты трагедии, как художественное целое – это прекрасное произведение, люди же – актеры, исполняющие свои роли, ниспосланные Провидением в этой космической драме. Но как рассудительно замечает Вышеславцев – самый блестящий критик эстетической теодицеи, «если Бог «сочиняет» трагедию миpa просто для того, чтобы «созерцать» трагедию миpa, то Он не есть любящее, мудрое и моральное существо». Если Бог на небе «придумал» трагедию Иова ради эстетического созерцания, крестная смерть Иисуса Христа на Голгофе инсценирована Им как драма, а все наши страдания и скорби есть необходимое условие мировой гармонии, то в Бога верить нельзя и нельзя Его оправдать перед темным ликом мирового зла и страданиями неисчислимого множества людей и иных живых созданий. Надо сказать, что уже древнегреческий мудрец Гераклит – плачущий философ из Ефеса, горько сетовал на то, что самый прекрасный космос подобен «куче мусора», ведь мировая гармония «целого» жестока к страждущему человеку и безразлична к его мольбам и трагедии. В эстетической теодицее Плотина и Августина Блаженного с их античным интеллектуализмом отсутствует признание иррациональной сущности зла и катастрофичности истории мира, отвергается свобода человека, который рассматривается лишь как актер – действующее лицо и исполнитель данной ему Богом роли. Эстетическая теодицея характерна для античной, а не христианской мысли, она отрицает иерархию духовных ценностей – то, что религия выше эстетики. Творца, создавшего мир как трагическую поэму и предопределившего все события в нашей жизни, чтобы созерцать Свою «великолепную драму», но не откликающегося на мольбы и плач Своих созданий, безразличного к их душам и судьбам, нельзя назвать благим и любящим Богом, невозможно оправдать религиозно и нравственно.
                Роковые пантеистические ноты и гностические мотивы пронизывают всю софиологическую теодицею. София у Владимира Соловьева многозначна – это библейская Премудрость из ветхозаветных книг премудрости, тоскующая по Богу душа из Песни Песней, Жена, облаченная в солнце из Апокалипсиса, гностическая София Ахамот, каббалистическая Шехина – присутствие трансцендентного Бога в сотворенном Им мире, вселенская Церковь – Богочеловечество. Но прежде всего соловьевская София – это идеальный мир Платона, романтическая мировая душа, посредник между миром духовным и материальным, становящийся Абсолют из учения Шеллинга и вечная женственность Гете. Священник и религиозный мыслитель о. П. Флоренский истолковал Софию как собрание творческих первообразов и идей, «идеальную личность мира». Историк и философ Л.П. Карсавин, представил историософскую интерпретацию Софии как «симфонической личности» и «всеединой души» – субъекта исторического процесса. По учению С.Н. Булгакова София – это «четвертая ипостась», душа мира, идеальный мир Платона и Плотина. У Булгакова София – идеальная субстанция и сущность мира, посредница между Богом и миром. Но если София есть идеальная сущность или душа мира, то весь мир – ее явление и все действия в мире – добрые и злые это порождения Софии, что ведет к отрицанию свободы человека и делает Божественную Премудрость – виновницей мировой трагедии, подрывая христианскую теодицею. Софиология С.Н. Булгакова с ее учение о «четвертой ипостаси», «грехопадении Софии», смешением Логоса и человеческого духа, пантеистическим отождествлением Божественной Премудрости с душой мира, проистекает от гностицизма, отрицающего апофатическую теологию и допускающего грех и катастрофу внутри Божественной Жизни – «трагедию в Боге». Сергий Булгаков мыслил Софию как гностический эон и ипостась – «София обладает и личностью и ликом, есть субъект», и учил подобно Платону и Шеллингу о  «метафизическом грехопадении» и «метафизической катастрофе» души мира. Но в библейских книгах премудрость есть неотъемлемое качество Бога, Его творческая сила, а не идеальная сущность и душа мира. Протоиерей Георгий Флоровский писал, что Божественную Премудрость христиане всегда понимали как Христа – Слово Божие. Апостол Павел нарекает в I послании Коринфянам Иисуса Христа «Божьей Силой и Божьей Премудростью», ведь Он – Божественный Логос. В притчах Соломоновых Иисус Христос как Ипостасная Премудрость говорит о Себе: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли». Христос есть Слово Божие, вторая Ипостась Святой Троицы, Он – Любовь, победившая Ад и смерть. О Божественном Логосе сказано в Священном Писании: «Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин. 1:3). «Бог созерцал все вещи прежде бытия их от вечности, представляя их в уме Своем и каждая вещь получает бытие свое в определенное время, согласно с Его вечной, соединенной с хотением, мыслью, которая есть предопределение, и образ, и план» – писал преподобный Иоанн Дамаскин. Платоники, софиологи и латинские теологии не различали в Боге Его неприступную Сущность и нетварные энергии, а потому у них идеальный мир от века существовал в Божественной Сущности. В православной теологии предвечные идеи Бога – это Его творческие силы, а не абстрактные и статичные платонические первообразы. Все идеи Творца как Его нетварные энергии и силы пребывают в Его всемогущей воле и творческой премудрости, а не в запредельной, неописуемой, непостижимой и неприступной Божественной Сущности.
                В софианской антропологии «сообразность между Богом и человеком» недопустимо трактуется как «предвечная божественность» человека. Церковь относит слова Христа: «вы боги и сыны Всевышнего» к обожению по благодати, а софианцы и о. Булгаков – к сотворению: «человек – тварный бог». Но если человек Божественен по сотворению, как учит Булгаков, то откуда возникло зло в его сердце, ведь Бог всеблаг и не грешит? Еще богослов Владимир Лосский заметил, что если дух человеческий – изначально божественен, то он не может грешить, иначе придется перенести грех на Бога, учить о «трагедии в Троице», о «метафизической катастрофе» в сокровенных глубинах Божественной Жизни, что сделает совершенно невозможной христианскую теодицею. Человек сотворен по образу и подобию Бога, и «сообразен Богу» – призван через личную свободу к стать совершенным и святым как его Творец – обожиться. Человек призван стать Божественен, а без Бога он – бесчеловечен. Исполняя евангельские заповеди, человек осуществляет идеалы Нагорной проповеди и раскрывает в себе образ Божий, уподобляясь Спасителю. С точки зрения православного вероучения вочеловечивание Сына Божиего – это не «божественная необходимость» или итог «богочеловеческого процесса» как думают софиологи, не «случайность» и «исправление ошибки Творца и Вседержителя» как полагают их противники, а свободный акт любви Бога к человеку и всему миру. Преподобный Исаак Сирин учил, что тайна Христова пришествия на землю – не человеческий грех, а Божественная Любовь: Христос воплотился не только «для искупления нашего от греха», а «единственно для того, чтобы мир познал любовь, которую Бог имеет к твари». Исаак Сирин, которого славянофил Иван Киреевский почитал как выразителя православной духовности, считал, что Боговоплощение нельзя понимать как «условный план», задуманный Богом в предвидении грехопадения, но надо толковать как акт всемогущей и непостижимой Божественной Любви, более сильной, чем смерть и преисподняя. В теологии Сергия Булгакова существует глубочайший догматический изъян: у него на первом плане Гефсимания, а на долю Голгофы остается только телесная смерть. Для него искуплением грехов мира является не жертва Агнца Божиего на Голгофе, а воплощение Сына Божиего и Гефсиманская скорбь – «эквивалент адских мук». Софиология о. С. Булгакова и его понимание искупления напоминает учение гностиков об эоне Софии – выпавшей из плеромы Божества в темницу материального мира, а Христос как высший эон приходит, чтобы спасти Софию и вернуть ее в плерому, понимаемую как сущность Бога и духовный мир Его предвечных идей. В сущности, спасение у о. Булгакова совершается не на Голгофе, а в Вифлееме и Гефсимании, что перечеркивает ведущую роль духовной свободы личности в деле спасения, и превратило Голгофу из мироискупительной жертвы в бледную тень Гефсиманской ночи.
                Существует судебное понимание христианства как «жестокой религии» встречающееся в монашеской среде, где сильны монофелитские тенденции, в доктрине Августина, в католической теологии, в учении Кальвина о предопределении, в историософии фаталиста К. Леонтьева, в онтологизации Ада у архимандрита Рафаила Карелина. В католичестве существует рациональная теодицея и юридическая теория искупления, превратившая Голгофу в схоластическую доктрину и апофеоз судебного процесса Бога над человечеством. В католической схоластике учится, что всемогущий и самодовольный Бог создал ничтожную тварь – человека и одарил его свободой воли. Адам негативно распорядился своей свободой  и нарушил волю Бога – совершилась трагедия грехопадения. Бог возбуждает судебный процесс над оскорбившим Его человеком и требует выкупа, а неумолимый гнев Творца умилостивляет Голгофа – жертва Сына Божиего, принесенная Им от лица всего человечества. Бог схоластов справедлив, а не милосерден, и суд Его – это торжество правосудия, а не любви. Фома Аквинский предлагает праведнику в Царстве Небесном наслаждаться вечными муками грешников в преисподней, как созерцанием торжества справедливости. Но не таков библейский Господь, «ибо так возлюбил Бог миp, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына своего в миp, чтобы судить миp, но чтобы миp спасен был через Него» (Ин.3:16-17). Николай Бердяев в своей трагической теодицее, а в сущности – «христодицее», прекрасно показал, что нельзя оправдать неподвижного, деистического, элеатского Бога, сотворившего мир, но отрешенного от мировой трагедии. Христианская теодицея возможна как трагедия Самого Бога, как Его Голгофская жертва и «страсти Господни» – искупительные страдания Иисуса Христа. «Ибо поистине теодицея и антроподицея – две стороны одного и того же. Христос-Богочеловек и есть единственная возможная теодицея и антроподицея. Голгофская жертва Христа, совершенная Богом и человеком, и есть теодицея не в размышлении, а в жизни, в действии. Агнец заклан от сотворения миpa. Божия жертва изначально вошла в план миротворения. Бог сам участвует в трагедии миpa, в страданиях миpa, несет на себе страдания человеческие» (Н.А. Бердяев). Бесконечная любовь Бога Отца к сотворенному Им миру открывается через крестную жертву Сына на Голгофе и через действие Святого Духа в самой сокровенной глубине наших сердец – «любовь Божия изливается в сердца наши Духом Святым» (Рим.5:5). Элеатскому, аристотелевскому и схоластическому «Божеству», а, в сущности – умозрительному кумиру, оставляющему блаженство Себе, а страдания – творению, уместно задать вопрос гетевского Прометея: «Мне – чтить тебя? За что? Рассеял ты когда-нибудь печаль скорбящего? Отер ли ты когда-нибудь слезу в глазах страдальца?» В Священном Писании раскрывается трагическая жизнь и смерть Иисуса Христа, крестные муки Единородного Сына Божиего, таинственная трагедия Богочеловека принимающего на Голгофе в любящее сердце Свое мировую скорбь.
                Преподобный Иоанн Дамаскин учил, что «Бог – не виновник зол», ибо все создал Творец добрым, а грех и зло – «изобретение демонической воли. На Голгофе была явлена бесконечность Божественной Любви, искупающей грехи мира и эта Любовь – ответ на муки Иова, печаль Екклесиаста и плач Иеремии. Бог с нами до скончания мира, Он глубже наших душ и ближе к нам, чем наше сердце. Бог никогда не оставляет нас, но мы оставляем Его исходя из нашего сердца – теряя дар любви и становясь бессердечными. Достоевский видел оправдание Бога в Его любви, более сильной, чем смерть, в страданиях Иисуса Христа, в близости страждущего Сына Божиего всем нам, в тайне Голгофы и Воскресения. Страждущий Христос на Голгофе – это Откровение о всемогуществе Бога, проникнутом любовью, это жизненный, а не рациональный, жертвенный, а не логический, духовный, а не схоластический ответ на «проклятый вопрос» о теодицеи. Нельзя человеку ограничить милосердие и всемогущество Божие, ибо всеблаг, премудр и всемогущ Творец, и Его безмерная любовь к миру –  один из центральных догматов христианства. На Голгофе и во всепобеждающем чуде Воскресения открывается величайшая тайна жизни – тайна Божественной Любви, создавшей мир земной и небесный, более сильной, чем смерть и Ад. Христос, распятый на Кресте, изрек: «Свершилось!» Божественная Любовь ради спасения мира – «так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего», излилась в бездну нашего страдания, и в лице Сына Божиего и Сына Человеческого встретилась самая скорбная и душераздирающая человеческая молитва – «Боже мой, Боже мой, зачем Ты Меня оставил?» с небоотверзающей Божественной Любовью. Вся тайна Креста заключена в том, что Господь сошел до самых бездонных глубин нашего падения – до преисподней, сокрушив «державу смерти». Апостол Иоанн сказал: «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и отдал Сына Своего в умилостивление за грехи наши» (1 Ин.4:10). Нет большей любви, чем Божественная Любовь. Тайна распятия на Кресте Спасителя есть одна из величайших тайн и Откровение любви Божией к человеку и миру. Во Христе исполнились все обетования Ветхого Завета – в Нем свершилась победа над Адом и смертью, а Крест стал орудием спасения. Христос принял Голгофу, Он участвует в трагедии мира как Спаситель и Искупитель. На величайшей иконе христианского мира – иконе Андрея Рублева «Троица», символически изображена таинственная, тихая и премудрая беседа трех Ангелов – это Предвечный Совет Святой Троицы, открывающий тайну теодицеи и таинственное отношение Лиц Святой Троицы к трагедии человека и мира. Бог Отец – «всеблаженный Бог», Он выше мировой трагедии, и запределен миру, но принимает в сердце Свое жертву Сына и благословляет Его на крестный подвиг Голгофы. Бог Сын – «страдающий Бог» не по Божеству Своему, а по воспринятому Им человечеству, Агнец Божий, совершающий искупление грехов мира, Новый Адам, «второй человек – Господь с Неба» принявший в сердце Свое весь трагизм сынов человеческих и находящийся в центре мировой трагедии – распятый на Кресте. Бог Святой Дух – «утешающий и освящающий Бог», ниспосланный Утешитель «отирающий всякую слезу», Чьи огненные языки сошли на апостолов и образовали Новозаветную Церковь. Архимандрит Софроний с присущим ему глубокомыслием говорил, что без Христа невозможно оправдать ни Бога, ни человека: «Христос одновременно Бог и Человек, пред миром оправдывает Бога, явив миру безмерность любви Отца, пред Богом же оправдывает человека, явив Богу Отцу подлинный лик человека». Христос победил смерть и Ад, будучи воплощением бесконечной и непостижимой Божественной Любви, в Его Личности заключена единственно возможная теодицея и антроподицея – оправдание Бога и человека.


Этюд III: Истоки и тайна возникновения зла

И я искал, откуда зло,
но искал плохо и не видел зла, в самых розысках моих...
Вот Бог, и вот то, что сотворил Бог;
 добр Бог и далеко-далеко превосходит создание Свое;
Добрый, Он сотворил доброе...
–Где же зло и откуда и как вползло оно сюда?
В чем корень и его семя?
Августин Блаженный

                Откуда и как в мире, созданном всеблагим и всемогущим Богом, возникло зло? Выдающийся русский философ и метафизик С.Л. Франк – один из наиболее ученейших мыслителей России, отличавшийся глубокими суждениями, в своей книге «Непостижимое» писал, что истоки и сущность зла – «неразрешимая тайна», объяснить зло логически и понять рационально невозможно, зло – это величайшая и самая непонятная загадка в Божьем мире, совершенно неизъяснимо как зло может существовать в мире, сотворенном Богом, а потому мысль наша сталкивается с неразрешимой антиномией, которую нельзя разрешить рациональным путем, иначе мы придем к отрицанию Бога – если в мире существует зло, то никакого всеблагого и всемогущего Бога нет, или к отрицанию существования зла – если существует Бог, то не существует никакого зла, а все что нам кажется злом на самом деле является проявлением премудрости  благости Творца вселенной. Но апостол и тайнозритель Иоанн Богослов ясно прововедовал, что существует всемогущий Бог, имя Которому – Любовь, и существует зло – весь видимый мир во зле лежит, пребывает в катастрофическом состоянии после грехопадения Адама. Зло существует, но его нельзя понять и объяснить, нельзя оправдать на суде совести, разума и веры, оно – противно Богу и Его высшей правде, зло – безумно и алогично, оно – самое темное и иррациональное из всех философских понятий, это – тьма, противостоящая Свету – Истине, Добру и Красоте, его надо не понимать, объяснять и оправдавать, а устранять, отвергать и побеждать, а потому нельзя рацинально разрешить проблему теодицеи и устранить проблематичность зла усилием научной, философской и богословской мысли, зло есть зияющая трещина в мироздании, ее сущность – богоотступничество. В чем же истоки зла и какова тайна его возникновения? Еще Тертуллиан – один из наиболее пылких и талантливых христианских апологетов заметил, что «один и тот же предмет обсуждается у еретиков и философов, одни и те же вопросы поднимаются: Откуда зло и почему?» По наблюдению проницательного Тертуллиана многие философы, не поняв сущность зла и его истоки, стали приписывать возникновение зла Богу и возлагать на Него ответственность за все несчастья и скорби рода человеческого. В истории философской мысли от древних гностиков до мыслителей нашего времени возникали учения о том, что истоки зла сокрыты в Самом Боге. Тевтонский теософ Якоб Беме полагал, что Бог имеет темную основу Своего существования – «бездну» (Ungrund), она – бессознательная и иррациональная воля, в ней заложены истоки мировой трагедии, но это гностическое представление о Боге и зле, делает невозможной теодицею. У немецкого философа Шеллинга, стремившегося постичь тайну возникновения зла, была неприемлемая для христианского миросозерцания идея о теокосмической катастрофе и внутренней драме Божества, не столько оправдывающая Бога, сколько делающая Вседержителя ответственным за все зло. В Священном Писании сказано, что «Бог есть Любовь» (1 Ин.4:8), Он есть Свет, и нет в Нем никакой тьмы, иными словами – Всевышний совершенно свят и праведен – «свят Господь Бог наш» (Пс.98:9), Его вечная и святая воля – абсолютное добро. Всеблаженный и предвечный Господь, запредельно величественный и непостижимый в сокровенной Сущности Своей, открывает Себя как всеблагой и любящий Творец, Промыслитель и Спаситель, Он – сверхсовершенство, Его самое возвышенное имя – Любовь, ибо любовь есть «совокупность совершенства» (Кол.3:14). Святой Дионисий Ареопагит настойчиво подчеркивал истину апофатического богословия Церкви – Бог совершенно непостижим в Сущности, ибо по слову псалмопевца Давида «мрак соделал покрывалом Своим», но в тоже время Господь превосходящий понимание людей и разумение Ангелов, открывает Себя в Своих нетварных энергиях – именах Божиих, являя миру Свое могущество и величие, премудрость и благость, высшее же имя Господне – Любовь. По слову святителя Григория Богослова христиане почитают Любовь и проповедуют всеблагость Божию, ибо любовь – самое высшее и прекрасное духовное содержание жизни, она – истинное познание Бога. Непостижимый и неизреченный Господь знает Сам Себя совершенно и в любви открывает Себя человеку – любовь есть познание Бога и в любви обретается знание о Боге. Апостол Иоанн Богослов возвещает: «любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин.7-8). Пророк Исайя созерцал в Иерусалимском храме таинственное видение – Серафимов, поющих боговдохновенную песнь и молитвенный гимн во славу Святой Троицы: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф…» (Ис.6:3). Бог свят и все причастное Богу – овеяно Его Святым Духом и становится священным – свято имя Божие и Его слово, возвещаемое народам земли через пророков и апостолов, святы книги Библии и храм Божий, где совершаются богослужения и таинства, наконец, свят человек исполняющий волю Божию и всецело посвятивший себя Всевышнему, ибо Дух Божий обитает в нем и жизнь его – богослужение. Бог Сам свят и жаждет, чтобы человек – Его возлюбленное творение, достигло святости – высшей жизненной цели: «будьте святы, потому что Я свят» (1 Пет.1:16). Бог христиан – это предвечная, нераздельная и единосущная Святая Троица, Он безгранично благ и премудр, могущество Божие бесконечно и непостижимо как для людей, так и для Ангелов, оно пребывает в вечной и совершенной гармонии с Его святостью и премудростью, вот почему Господь никогда не сотворит зла, а любовь – образ бытия Всемогущего. В книге Иова сказано о всемогущем Боге, что «Он делает, чего хочет душа Его» (Иов.23:13), а душой Божией на страницах Священного Писания и в молитвословии Православной Церкви именуется Святой Дух, любящий добро и не приемлющий зло, ибо сказано в Притчах Соломоновых: «мерзость пред Господом – коварные сердцем; но благоугодны Ему непорочные в пути» (Притч.11:20). Библейский Бог есть всемогущий Творец и Вседержитель, и Он же – всеправедный и справедливый Судия, испытывающий все глубины духа и души, все наши помысла и намерения сердца, все слова и деяния.
      Все вероучение святой Церкви, ее догматическое богословие и этика, ее богослужения и гимнография, все боговдохновенные книги Священного Писания и ее великие мудрецы утверждали, что Бог всеблаг и не является виновником зла и трагизма истории мира. Но откуда возникло зло, в мире, созданном всеблагим Творцом? Существовало манихейское учение о том, что в основе бытия лежит борьба двух совечных начал – добра и зла, которой обусловлен весь трагизм мировой истории, зло ассоциировалось с материей, а добро – с духом, высшая религиозная цель мыслилась как освобождение бессмертной души от тяжких уз бренной плоти. Для христианского миросозерцания граница между добром и злом проходит не между материей и духом, как утверждал Платон и Плотин, гностики и манихейские богословы, но через сердце, ум и воля человека – между благодатью Святого Духа и волей «духов злобы поднебесных», вот почему жизнь христианина – это духовная брань со злом в сердце и она немыслима без покаяния и молитвы. Среди гностиков возникло учение Маркиона различавшего Демиурга – злого Творца мира и Бога Ветхого Завета от всеблагого Бога Отца Нового Завета, пославшего Своего Сына – Иисуса Христа для искупления грехов рода человеческого и спасения мира, освобождения душ от власти Демиурга и материи. С христианской точки зрения – один Бог всемогущ и предвечен, Ему принадлежит вся полнота вечного бытия, где нет места злу, а гностические и манихейские учения с их метафизическим дуализмом, противоречат христианской вере в единого и всесильного Бога Вседержителя и библейскому пониманию сотворения мира и происхождения зла. Существовала платоническая концепция зла гласящая, что наряду с Богом Творцом существует совечная Ему материя, являющаяся причиной возникновения мирового зла. Карфагенский мыслитель Гермоген, под влиянием философии Платона и стоиков, учил, что Бог всеблаг и от Него происходит только доброе и наилучшее, а значит, зло существует в мире не по Его святой воле, а из-за материи, не способной идеально воплотить совершенные замыслы великого Создателя. С учением Гермогена о происхождении зла, восходящим к философии Платона и стоицизму, блестяще вел богословскую полемику Тертуллиан, указавший на то, что Бог есть Наивысший и Величайший, вечность и безначальность – это свойства Божии и их нелепо приписывать материи. Абсолютно совершенный Бог несравненно выше материи, вечность – свойство «от века Живущего», о чем свидетельствует и Божественное Откровение: «Прежде, нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты – Бог» (Пс.89:3). «В начале Ты, Господи, основал землю, и небеса – дело рук Твоих; они погибнут, а Ты пребудешь; и все обветшают, как риза, и как одежду свернешь их, и изменятся; но Ты тот же, и лета Твои не кончаются» (Евр. 1:10-12). Когда я вдумчиво вчитываюсь в эмоционально взвинченные богословские и полемические сочинения Тертуллиана, получившего прекрасное образование, я понимаю, что именно злоупотребление гностиков философией в ущерб вероучению Церкви и христианскому богословию, и вызвало в его душе неприятие к умозрениям античных мудрецов и всей их философии. Книги Священного Писания ясно свидетельствуют, что наряду с всемогущим и предвечным Богом не существует никакой совечной Ему материи. Многогранное и таинственное Божье миротворение не исчерпывается материей, ибо существует и духовный мир, Им с любовью сотворенный. Если материя существует в рамках пространства и времени, то бесконечно всемогущий Господь вечен и есть Дух вездесущий: «Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – и Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, – и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя…» (Пс.138:7-10). В книге Иеремии Господь вопрошает через уста Своего пророка: «Не наполняю ли Я небо и землю?» (Иер.23:24). Всесовершенный Господь в непостижимом и неописуемом величии Своем превосходит и материальный мир, и духовный мир, и если небо – престол Его, то земля – лишь подножие Его ног. Если бы Господь согласился созидать мир из материи, являющейся источником зла, то на Него бы легла ответственность за то, что мир лежит во зле, ибо как всеведущий Бог Он предвидел все скорби и муки Своих созданий, и либо не смог исправить зло, внесенное материей – и тогда Творец мира не всемогущ, либо не захотел это сделать – и тогда Создатель не всеблаг. Если принять учение Платона и стоиков, то зло будет вечным, оно – непобедимо и всесильно в материальном мире, ибо сама бездушная и безобразная материя – совечна единому Богу, и совершенно не понятно: почему всеблагой и всемогущий Господь вознамерился создать мир из нее, предвидя возможность всех катастрофических последствий Своего творческого акта? Священное Писание рассказывает, что Бог сотворил мир из ничего как совершенно всемогущий и абсолютно свободный Творец неба и земли, Который не нуждался ни в какой материи и не подчинен никакой необходимости, но с любовью Он премудро создал Ангелов вселенную и человека силой Своего всемогущего Слова и всесильного Духа: «Словом Господа сотворены небеса и Духом уст Его все воинство их» (Пс. 32:6).
                Если всеблагой Господь абсолютно совершенен и всемогущ, то и все дела Его и творческие замыслы в их исполнении – прекрасны и не знают изъянов. В книге Бытия и в книге Иова описывается, что дела Божии свидетельствуют о благости и премудрости Творца вселенной, вызывая восхищение у Ангелов. В Псалтыре царь и пророк Давид с изумлением восклицает: «Все соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих» (Пс.103:24). Все сотворенное святым и совершенным Богом – благо и прекрасно, а значит, выражаясь философским языком – ничто созданное Всевышнем не является злым субстанционально и даже падшие Ангелы по природе своей добры, ибо были сотворены как прекрасные Ангелы – сотворенные Богом через Его Слово силой Святого Духа бестелесные духи, одаренные умом и свободной волей, служащие Богу и по Его благодати получившие бессмертие. У многих богословов и философов возникал вопрос: если Бог есть Жизнь и в Нем – источник вечной жизни, то, как Ангелы и люди, отпавшие от Него, продолжают существовать и почему они не обратятся в небытие? Размышляя об этом Августин Блаженный говорил, что надлежит различать жизнь и бытие – все создания Божии есть произведения Его премудрости и любви, они – онтологически неуничтожимы, в этом смысле не совсем точно говорить о «бессмертии» Ангелов и душ, ибо вернее сказать об их неуничтожимости, она – проявление милости Божией, но истинно бессмертным и вечно сущим является один Бог, Который выше времени и вечности, ибо вечность принадлежит Богу и есть свойство Божие, а время возникло вместе с сотворением мира. Предвечный Бог есть Жизнь, отпадая от Него, люди и Ангелы духовно умирают – грех есть причина смерти, но не перестают существовать и не утрачивают бытие – смерть есть лишь исшествие души из тела, которое также призвано к воскресению для нетленного бытия и вечной жизни, а основа нашего существования есть всемогущая воля Творца и Его бесконечная любовь. Но какова сущность зла, почему и откуда оно возникло и зачем всеблагой, премудрый и всемогущий Бог, попускает злу существовать в сотворенном Им мире? В книге Премудрости Соломона написано, что Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих, Он все создал для бытия и нетления, соделал человека – «образом вечного бытия Своего», а страдания и смерть вошли в мир завистью дьявола – падшего Херувима, восставшего против Вседержителя и возненавидевшего Его возлюбленное создание – человека. В метафизическом аспекте зло есть мятеж против Бога, негативное самоопределение по отношению к Творцу, жажда самообожения, в нравственном аспекте оно есть беззаконие – попрание заповедей, отказ от сотрудничества и соработничества с Богом, нарушение союза с Ним, не принятие Его святой воли, а утверждение своеволия – «да будет воля моя». Если творение Божье сравнить с музыкальным произведением – величественной симфонией, но зло есть диссонанс, нарушевший мировую гармонию, извративший жизнь тварных созданий, принесший страдания и смерть. Трагедия грехопадения началась на небесах – самый прекрасный и великий из всех Ангелов, наиболее близкий Богу воспротивился Его святой воле – в сердце Люцифера воспылала гордыня, и он возжелал быть равным Всевышнему: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14:12-15). В Ветхом Завете о падении Люцифера прекрасно сказано в книге пророка Иезекииля: «Ты был помазанным херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней. Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония…Я низвергнул тебя, как нечистого, с горы Божией, изгнал тебя, херувим осеняющий, из среды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю, перед царями отдам тебя на позор» (Иез.28:14-17). По своей сущности зло иррационально, оно – противно Божественному Логосу и потому есть помрачение ума и безумие. Святые отцы Церкви говорили, что Люцифер в безумной гордыни повредился рассудком – он захотел стать Богом и занять место Божие, что привело к величайшей катастрофе в ангельском мире – прельщению трети Ангелов и началу страшной войны на небесах, в результате которой падшие Ангелы, ставшие жестокими и коварными демонами, были побеждены и низвергнуты. В таинственном Апокалипсисе апостола Иоанна Богослова, с его изощренной символикой, Люцифер описывается как красный дракон с десятью рогами, противостоящий Богу, как падший с небес Ангел и древний змей, обольщающий всю вселенную, что служит отсылкой к книге Бытия и сюжету об искушении Евы и Адама, о грехопадении первых людей. Люцифер отпал от Бога и утратил прежнюю славу, он не потерял ангельское естество, но стал негативов Божьего замысла о нем – любовь в его сердце сменилась ненавистью, устремление к Богу – гордыней, духовная мудрость – изощренным коварством, прославление Всевышнего – клеветой на Него, и в итоге прекраснейший и самый совершенный из всех Ангелов, стал олицетворением мирового зла. Если Господь всеведущ, то зачем Он сотворил Люцифера и тех Ангелов и людей, которые окажутся в геенне огненной? Преподобный Иоанн Дамаскин говорил, что Господь все предвидит, но не все предопределяет, ибо Творец одарил Свои возлюбленные создания драгоценным даром – свободой, а значит – грехопадение Люцифера и трети Ангелов на небесах не было предопределено, они могли как пасть – избрать путь греха и отречения от любви Божией, так и пребыть вечно верными Богу и проникнутыми неугасимой любовью к Всевышнему. Все сотворенные Богом Ангелы обладали свободной волей, нравственным сознанием и умом, они были призваны к высочайшему совершенству через непрестанное Богообщение, но прельстившись коварной речью Люцифера, стали по слову апостола Павла лукавыми «духами злобы», внесшими дисгармонию в мир Божий, возненавидевшими Творца своего и все Его создания, искушающими людей и соблазняющими их избрать путь греха и погибели. Но почему всемогущий Бог не уничтожил падших Ангелов сразу после их падения? Если бы Господь уничтожил падших Ангелов, то все иные создания служили бы Творцу не из любви, а из страха, а это противно благости Создателя, кроме того Бог премудр и Своей любовью и долготерпением Он разоблачает коварство дьявола пред лицом вселенной – его клевету на Всевышнего. Всемилостивый Господь щадит даже падших Ангелов, оставляя вместе пшеницу и плевелы из притчи Иисусовой – до вселенской жатвы – конца времен и Страшного Суда, ибо Бог ценит свободу Своих творений – в том числе и падших Ангелов. Если бы Всемогущий уничтожил падших Ангелов, то обратил бы их свободу в фикцию, и вместо милости Божией было бы явлено жестокосердие Творца – наихудшее обвинение против власти Вседержителя, но в том то и дело, что власть Божия зиждется не на одной силе, но на любви. Непостижимая любовь Божия настолько безгранична, что падшие Ангелы могли бы вернуть свою былую славу и вернуться на небеса, если бы в их сердцах нашлось место покаянию, но преподобный Иоанн Дамаскин отмечает, что в них нет раскаяния, и неистребимая гордость и злоба закрыла им путь к спасению. Однажды преподобному Антонию Великому явился демон в облике странника, подошел он к окну кельи подвижника и стал горько плакать, называя себя окаянным грешником, обреченным на адские муки. Странник просил святого Антония помолиться за его душу Богу о прощении грехов. Сжалившись над плачущим грешником, преподобный сказал: «Я помолюсь о тебе Бога, а ты приходи ко мне через три дня и я скажу, что Господь возвестил о тебе». Во время молитвы Всевышний сказал святому подвижнику: «Антоний! Знаешь ли ты за кого молишься? В обличье странника тебе явился падший Ангел». С горечью в сердце Антоний Великий воззвал к Господу: «Боже, почему же Ты не сказал мне об этом прежде моей молитвы?» И сказал Бог святому: Я – Бог милостивый и нет границ всемогуществу любви Моей. Я готов простить и падших Ангелов, если они покаются и вернутся ко Мне, и когда придет к тебе мнимый странник, скажи ему: Господь благ и хочет, чтобы все спаслись, и Он простит тебя, если ты обратишь лицо свое на Восток и три года будешь взывать к Нему с мольбой: «Господи! прости меня за злобу древнюю!» Услышав ответ святого Антония, мнимый странник громко засмеялся и прежде, чем мгновенно исчезнуть, сказал подвижнику: «Я знаю это и без тебя, Антоний, но никто из нас не желает каяться». Святой Григорий Нисский и преподобный Исаак Сирин высказывали смелую мысль о том, что в эсхатологической перспективе Божественное милосердие не окажется бессильным даже для демонов и падшие Ангелы могут придти к покаянию, ибо любовь Божия не может быть побеждена грехом, но это – надежда их милующих сердец, а не догматическая вера Православной Церкви.
                В Священном Писании, богослужебных книгах и в догматическом богословии Церкви корень греха определяется как духовная гордыня и жажда самообожествления, отчаянная ненависть к Богу и желание стать в бытии своем независимым от Вседержителя, сорвать Его провиденциальный план, извратить и разрушить Божье творение. В книге Бытия описывается как драма падения Люцифера и трети Ангелов, начавшаяся на небесах, продолжилась на земле и обернулась грехопадением Адама, а в его лице и всего человечества – одним из самых значимых библейских событий, катастрофой вселенского масштаба, в результате которой весь видимый мир был ввергнут во власть греха, тления и смерти. В книге Бытия сказано, что Господь сотворил небо и землю – небо есть мгновенно созданный духовный мир, где обитают Ангелы, а земля – материальный космос, обустроенный Творцом за шесть этапов – шесть дней миротворения, и на шестой день был сотворен человек – венец Божьего творчества, седьмое же день – это день благословения и освящения Всевышним всех Его дел, которые Он с любовью сотворил. Господь создал человека из праха земного и вдунул в него дыхание жизни. Человек есть дух, облеченный в плоть, он – ипостась двух миров – духовного и материального, существо, соединяющее в личности и существовании своем небо и землю. На созданном Богом человеке лежала величайшая миссия – Адам был призван к обожению – обретению высшей святости и высшего совершенства Божиего. Многие вопрошают: почему Господь не создал человека уже обоженным? Предвечный Бог сотворил Адама по образу и подобию Своему как свободную и разумную личность с иной сущностью – Адам не мог быть по естеству Богом, ибо он – человек, а если бы Господь обожил его естество односторонним актом Божественного всемогущества, то попрал бы свободу Своего создания, ибо в глубочайшей основе обожения лежит синергия – содействие Божественной благодати и человеческой свободы. Если в пантеизме человек есть существо, единосущное Богу, то в христианстве – человек есть образ и подобие Божие,  его естество иное, чем у Бога, он – самоопределяющаяся личность, способная творчески восходить к своему Творцу и Первообразу. Существует изумительная фреска Микеланджело «Сотворение Адама», где всемогущий Господь простирает руку к Своему возлюбленному творению, как бы призывая его к Себе и ожидая ответной любви от флегматичной фигуры Адама. Если бы первозданный человек всецело доверился Богу и исполнил Его заповеди: «возделывать сад» – с любовью относится к каждому Божьему созданию, соделать себя самого храмом Святого Духа, и «не вкушать от древа познания добра и зла», то человек пошел бы по предначертанному Создателем пути и его судьба не знала бы смерти и тления, страданий и потерь. Библейский сюжет о сотворении первых людей рассказывает, что Господь создал Еву из ребра Адама и в этих стихах книги Бытия сокрыта великая премудрость Божия: все человечество имеет единый исток в Адаме и обладает единой природой, а ребро наиболее близко сердцу – это символ духовной и сердечной близости мужчины и женщины, их любви друг к другу. В Священном Писании говорится о двух древах в Раю: Древо Жизни есть Премудрость и Сила Божия, это предвечный Логос, В Нем источник вечной жизни; древо познания добра и зла – оно было насажено в Эдеме Всевышним и не является источником зла, но заключает в себе некую Божью тайну. По мысли святителя Григория Богослова истинная жизнь людей заключается в общении с Богом – это причастие Древу Жизни, а древо познания добра и зла есть высшее созерцание, и Люцифер, искушая Еву вкусить его плодов, предлагал, по сути, первым людям похитить высшие Божьи тайны и Божью премудрость, стать богами без Бога – «будите как боги», совершенно свободным властителями бытия – обрести свободу от Бога. Люцифер замыслил совратить Адама и погубить первых людей через искушение Евы, явившись ей в облике змея – символ ангельской бескрылости – падшести, и дьявольского коварства – лукавый клевещет на Творца и описывает Его как сурового и завистливого Бога, не желающего, чтобы люди обрели высшее совершенство и непостижимую Божью премудрость.
                Некоторые философы и богословы задавались вопросом: Если Бог не хотел, чтобы человек вкушал от древа познания добра и зла, то зачем Он насадил его в Эдеме и почему допустил появление дьявола и искушение Евы, обернувшееся катастрофой грехопадения Адама? По слову святителя Иоанна Златоуста древо познания добра и зла было насажено Богом в Эдемском саду, а потому само по себе оно – высшее благо, и заповедь не вкушать его плодов была дана Адаму и Еве, чтобы определилось их отношение к Богу – ищут их сердца Самого Бога или только Его даров, любят ли они своего Творца бескорыстно или нет, будет ли их воля в гармонии со святой волей Всевышнего или же они предадут Творца, отвергнут Его любовь и нарушат заповедь. По учению Православной Церкви первозданный человек обладал глубочайшими знаниями о всех вещах в Божьем мире, духовной мудростью и невиданной проницательностью ума, знал Бога лучше всех пророков и святых, и «нарек всякую душу живую» – дал имена всем животным и птицам, постигнув сокровенную сущность каждого великолепного Божьего творения, но первые люди не знали, что такое зло на практике, так как пребывали с Богом, жили праведно и не совершали никаких грехов. Святой Антоний Великий утверждал, что Бог даровал человеку свободную волю и разум, дал ему совесть – сделал способным различать добро и зло, и у Адама и Евы было достаточно сил, чтобы устоять перед искушением от дьявола. Речь змея была столь притягательной для первых людей, потому что Люцифер предлагал им достичь благой цели – богоподобного состояния, обожиться, а соделать людей Божественно совершенными, не нарушая их свободной воли, желал и Бог, но дьявол соблазнял наших прародителей достичь обожения через предательство и богоотступничество, встав на путь греха и погибели. Преподобный Иоанн Дамаскин проницательно заметил, что дьявол «искусил человека ложной надеждой на обожение». Вслед за Евой запретный плод вкусил и Адам – и они узрели, что оба наги. Если раньше Божественный Свет как прекрасная и нетленная риза покрывал их, и не только их души, но и их тела сияли, подобно солнцу, то после нарушения заповеди Божией этот дивный свет угас, они потеряли высшую духовную мудрость и утратили чувство близости с Богом, их любовь исказилась низкими страстями, исчезли врожденное знание о Боге и прозорливость – дар проникать в сущность всех вещей, души осквернились грехом, а тела облеклись в «кожаные ризы» – грубую материальность, став подверженными болезням и тлению.
                В Священном Писании возвещается, что Господь всемогущ и всеблаг, Он сотворил человека и всех иных живых существ для нетления и вечной жизни, смерть же вошла в наш мир через первородный грех Адама. Нельзя согласиться с мыслью Леонтия Византийского считавшего, что первозданный Адам был создан смертным и обладал тленной плотью, а бессмертие и нетление – это не его естественное состояние, а динамическая задача, решаемая вкушением от Древа Жизни. С христианской точки зрения «Бог создал человека для нетления» (Прем.2:23), а естественное состояние человека – общение с Богом и причастность духовному миру – бессмертие, грех же – противен Богу и естеству Его творений, а смерть и тление, страдания и болезни – трагическая аномалия и многоскорбные последствия грехопадения первых людей. Как замечательно сказал Немесий Эмесский: «если бы Бог сотворил человека смертным, то не осудил бы его на смерть после грехопадения, потому что нельзя наказывать смертностью смертного».   Если бы Господь сотворил Адама бессмертным по его естеству, то сделал бы его Богом, но существует лишь один Бог, а обожение – Его великий дар, который человек, как личность, должен воспринять свободно. Если бы Господь сотворил Адама смертным, то Он бы оказался не всемогущ и не всеблаг, став виновником смерти Своего создания. Бог создал Адама как самовластное существо, обладающее разумом и совестью, сотворил его свободным от тления, способным жить вечно и стать совершенно бессмертным – обожиться, и вместе с тем, одаренный свободой первозданный человек, мог избрать путь греха и отпасть от Бога, он был потенциально смертен и, нарушив заповедь Божию, Адам сам сделался виновником своих скорбей и своей смерти. Августин Блаженный справедливо писал, что смерть – от греха, не от Бога, она наложена на человека и всех иных земных созданий, обитающих в видимом мире, не законом природы, а как расплата за грех и есть последствие грехопадения. Но возникает вопрос: Почему в результате грехопадения Адама «проклята вся земля» – весь земной мир со всеми его животными, птицами и растениями попал во власть смерти и тления? В книге Бытия рассказывается, что Господь дал Адаму во владение всю землю,  ибо власть над всем видимым миром – одна из черт богоподобия человека и образа Божиего в нем, наряду с духовностью и любовью, бессмертием и разумностью, совестью и свободой. После грехопадения Адама разорвалась связь между Богом и человеком, миром духовным и миром материальным, который с тех пор лежит во зле, а все живые Божьи создания страдают и плачут в этой юдоли скорбей, ожидая конца истории и победы Спасителя над мировым злом, духовного преображения вселенной и Царства Небесного, где уже не будет мук, болезней и смерти.
                Но если Бог премудр, то, почему Он сотворил мир и людей, зная, что возможна трагедия грехопадения? Неужели всезрящий Творец не предвидел, как Его создания распорядятся дарованной им свободой? Предвечный Бог есть Абсолютный Дух, Он обладает всесовершенным и всеобъемлющим умом, Его премудрость беспредельна – «разум Его неизмерим» (Пс:146:5), и непостижима – «кто познал ум Господень, что мог судить его?» (1 Кор.2:16). Всеведение Бога совершенно, у Него вся глубина премудрости: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия!» (Рим.11:33). В книге Иова сказано, что о величии неизреченной премудрости Божией свидетельствуют как самые грандиозные, так и самые малейшие творения – и величественная картина звездного неба, и скорпион, бегающий среди песков пустыни. Святитель Иоанн Златоуст дает такой совет: «Дивись Господу не только потому, что Он сотворил солнце и небо, но и потому, что создал Он муравья; это насекомое, хотя и малюсенькое, являет собой великое доказательство Божией премудрости». Всеведение есть вечное свойство ума Божиего, ибо Господь в совершенстве и непостижимым образом знает Самого Себя – всезрящий Его «Дух все проницает, и глубины Божии», «Божьего никто не знает, кроме Духа Божия» (1 Кор.2:10-11), знает все тайны всех душ и сердец, «нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто пред очам Его» (Евр.4:13). Всеведущий Бог знает от вечности все прежде бытия Ангелов и людей, прежде сотворения мира, Его всеобъемлющая мысль охватывает все века и все миры, превосходя разумение Ангелов и лучших мудрецов рода человеческого, и по вдохновенному слову пророка Исайи, возвышаясь над их помышлениями так, как небо возвышается над землей. Всеведущий Господь прежде сотворения неба и земли предвидел войну на небесах и падение Люцифера и трети Ангелов, от вечности знал, что возможно грехопадение Адама, но зло не входило в Его творческий замысел и Он не виновник зла и бесчисленных страданий, ибо все предвидя, Всемогущий не все предопределяет, оставляя место свободе созданий, Им сотворенных, которые могут нарушить Его святую волю, Он же, будучи бесконечной и непостижимой Любовью, не уничтожает их актом Божественного всемогущества, но желает всеобщего спасения – Бог хочет, чтобы все спаслись, беря на Себя ответственность за судьбу мира и каждого Своего создания. Если мы обратимся к Библии и внимательно прочтем ее, то увидим, что сотворению человека предшествовал Предвечный Совет Святой Троицы – «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт.1:26). Пророк Исайя говорил, что один Бог премудр и всеведущ, Он абсолютно всемогущ и свят, а потому ни с кем не советуется, ибо никому не достичь Его совершенства, а значит, в стихах первой главы книги Бытия описывается тайна Святой Троицы и разговор Божественных Лиц о судьбе Адама и каждого человека. Господь знал, что человек, обладая богоподобной свободой, может нарушить святую волю Творца – вкусить от древа познания добра и зла, о чем Бог пророчески поведал Адаму «ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт.2:17). Это слово Божие к первозданному человеку – не предопределение, а предостережение, ибо всеблагой Господь сделал все, чтобы Адам не почувствовал вкус зла, не отпал от любви Божией и не вверг земной мир в нынешнее катастрофическое состояние, при этом не ущемляя его свободной воли. Бог Отец, являющийся истоком Божества внутри Святой Троицы и причиной совечного Ему бытия Слова и Святого Духа, прежде чем приступить к сотворению человека, обращается к Богу Сыну, говоря с Ним о тайне спасения искупления грехов, если Адам не захочет жить по воле Божией и нарушит святую заповедь. На страницах Нового Завета тайна Предвечного Совета Святой Троицы – это великая тайна любви и премудрости Божией, открывается в том, что Бог Отец настолько возлюбил человека и мир, что отдает самое дорогое – Сына Своего Единородного, идущего на неимоверно страшные муки и крестную смерть на Голгофе ради нашего спасения: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16). Христос говорит, что пришел исполнить волю Бога Отца, а она состоит в том, чтобы никто не погиб – ни одно Божье создание, но все стали святы и совершенны как Господь, познали Божественную Истину и унаследовали Царство Небесное. В таинственном совещании Бога Отца и предвечного Слова участвует и Святой Дух – Бог Освятитель и Утешитель, ибо для нашего спасения необходимо не только искупление грехов, совершенное Агнцем Божиим на Голгофе, но и освящение – духовно преображение личности каждого человека благодатью Святого Духа, образовавшего Новозаветную Церковь и совершающего все ее таинства, непостижимым образом присутствующего и действующего в истории мира и в нашей жизни. Предвечный Совет, описанный в стихах книги Бытия – это согласие всех Лиц Святой Троицы взять на Себя ответственность за судьбу человека и вселенной, за жизнь и душу каждого создания Божиего и это величайшая тайна Божественной Любви, непостижимая даже для высших Ангелов – Серафимов и Херувимов.
                Бог с любовью промышляет о мире и каждом Своем создание, Он хочет всеобщего спасения и ведет историю к высшей цели – эсхатологическому Царству Небесному, но история мира трагична, ведь существует не только святая воля Создателя, но и злая воля падших Ангелов, и воля людей, колеблющаяся между добром и злом. Всеведущий Господь не только знает прошлое, настоящее и будущее, но стоит и властвует над временем и вечностью, а в Его промышлении учтено все – все возможные сценарии жизни каждого человека, весь нравственный потенциал каждой личности и все зло, совершаемое на земле, все возможные грехи, таящиеся в наших сердцах, и молитвенный плач каждого кающегося грешника. Но всемогущий Бог не предопределяет судьбу человека, ибо человек – свободная и разумная личность, он сам творит свою судьбу и несет нравственную ответственность за свою жизнь, а после смерти его ожидает Божий Суд. Русский религиозный философ Евгений Трубецкой очень глубокомысленно писал: «Моя свобода была бы нарушена в том случае, если бы Божественное предвидение предопределяло мои действия, то есть если бы оно было их причиною. На самом деле мои действия, как и все вообще события во времени, совершаются вовсе не потому, что их предвидит Бог: наоборот, Бог их видит потому, что они совершаются…». Существуют Божие дела, не зависящие от воли Его созданий – это предопределение Господне, например – сотворение мира и конец истории, окончательное разделение добра и зла на Страшном Суде и наступление Царства Небесного, где не будет смерти и скорбей, и куда не войдет ничто нечистое. Промысел Божий лежит между предопределением и предвидением, и есть действие Бога в истории мира и в жизни каждого Его создания, с целью его спасения, которое не совершается помимо его свободной воли, ибо спасение есть синергия – содействие и согласие двух воль – Божественной и человеческой. Неисповедимые пути Промысла Божиего не могут постичь даже горние умы Ангелов, и для всех нас неизъяснимое промышление Господне навсегда останется непостижимой тайной, которая откроется лишь в вечности, когда Ангелы и души святых воскликнут в ликующем молитвенном гимне: «Прав Ты, Господи, ибо открылись пути Твои, и явлена всем неизреченная милость Твоя и неоспоримая правда, Тобой утвержденная». Апостол Павел говорил, что таинственное и совершенное всеведение Божие от вечности содержит в себе всю несказанную, безграничную и предвечную «премудрость, в тайне сокровенную» (1 Кор.2:7), о которой свидетельствует промышление Бога о мире – непостижимое для наших земных умов: «Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим.11:33).
                Промысел Бога есть действие Божией правды и любви в сотворенном Им мире, оно прекрасно описано в книге Бытия, когда после согрешения Адама и Евы, Господь взывает к людям и взыскует их спасения: «И воззвал Господь к Адаму, и сказал ему: где ты?» (Быт.3:9). Но услышав голос Божий, Адам захотел скрыться от Творца – после согрешения его разум помрачился, он потерял духовное знание Бога – возжелал скрыться от вездесущего Духа и всевидящего Бога, начал мыслить о Нем как о жестоком и беспощадном Судии, устыдился наготы своей и скрывался с женой от лица Господня, не желая Богообщения и, боясь предстать пред Всевышним. Если до согрешения Адам пребывал с Богом и был всецело устремлен к общению с Ним, то после нарушения заповеди Господней его сердце, ранее отданное Богу, стало пристанищем низких страстей, ибо разрушилась заветная связь между Творцом и Его творением, основанная на любви и доверии. Если раньше общение с Богом было источником величайшего блаженства, то теперь оно вызывает страшные и душераздирающие муки совести в оскверненном грехом сердце Адама, становится источником его нравственных и духовных мучений. Всеблагой Бог ищет покаяния Адама и Евы, Он любит их и готов сразу же простить, если люди отвратятся от путей зла и вернутся к своему Творцу, но вместо покаянного плача Адам обвиняет во всем жену и ее Создателя – «жену, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт.3:12). В духовно-нравственной жизни существует страшный соблазн – возложить вину за все несчастья и беды на Творца, сделать Его виновником зла, и этим соблазном прельстились Адам и Ева. Господь обращается к Еве с призывом покаяния, Он хочет, чтобы ее сердце откликнулось за зов Божественной Любви и отвергло грех как мерзость, но жена Адама перекладывает вину на коварство змея – речь падшего Ангела, демонстрируя Творцу ту же нераскаянность, что и ее муж. Почему всеблагой Бог, желая всем нам спасения, изгоняет Адама и Еву из Эдемского сада и лишает их доступа к Древу Жизни – причастности Богу Слову – предвечной Премудрости и Силе Божией, являющейся источником вечной жизни? Изгнание Адама и Евы из Эдема – это акт Божественного Правосудия, ведь в Раю нет места злу и как сказано в Апокалипсисе ничто нечистое не войдет в Царство Небесное, а наши прародители не раскаялись в своем согрешении. Изгнание Адама и Евы из Эдема – это акт Божественной Премудрости, ибо если бы первые люди остались в Эдеме и были допущены к Древу Жизни, то произошло бы увековечивание зла – нераскаянности их сердец, но увидев в изгнании многоскорбные и горькие как полынь последствия своего грехопадения Адам горько оплакал свой грех, ставший причиной неисчислимых страданий и смертей грядущих поколений и сове отречение от Бога: «О, горе мне окаянному – любимого Бога я оскорбил, преступил заповедь Властителя вселенной и лишил вечных благ несчастных сынов и дочерей моих, обрекая их и себя на бесчисленные земные мучения и смерть, неумолимо обрывающую жизнь». Изгнание Адама и Евы из Эдема – это акт Божественной Любви, ибо Богообщение стало для первых людей не источником вечного блаженства, а источником неиссякаемых духовных и нравственных мучений. Таинственное присутствие вездесущего Бога и общение с Ним, а в особенности Его бесконечная любовь стали не радовать Адама и Еву, а невыносимо мучить их – они скрывались от лица Господня и не хотели уже пребывать с Творцом. У многих верующих людей возникает вопрос: Почему милосердный и вселюбящий Господь не простит всех грешников и не откроет им врата Царства Небесного? Потому что спасение невозможно без покаяния – возвращения к Богу и преображения личности, а вечное Богообщение и пребывание с Богом – не радует нераскаянных грешников, а мучает их. Изгнание падших Ангелов с небес и Адама и Евы из Эдема есть не только свершение Божественного Правосудия, но и проявление бесконечной милости Всевышнего, не желающего насиловать свободу воли Своих падших созданий.
                Итак, Бог всеблаг и в сотворенном Им мире не существовало зла, и естественно, что зло не является равной и совечной Богу силой, так как Бог абсолютен, а значит – не может существовать двух Богов. Выдающийся православный богослов Владимир Лосский писал, что проблема зла – это именно христианская проблема, ибо метафизика зла разрешима только в православном богословии, утверждающем, что зло – это ни некая сущность, являющаяся манихейским «анти-Богом», а негативное состояние воли тварных созданий по отношению к Богу – «зло коренится в свободе твари». С точки зрения христианского богословия зло – это не субстанция и не сущность, ибо все сотворенное Богом благо по природе, зло же возникает из свободной воли Ангелов и людей, противостоящей святой воле Вседержителя, оно – противно познанию Бога и любви к Нему и есть отвержение Творца и Его замысла о сотворенном мире и каждом создании. Апостол Иоанн Богослов рассматривал зло в мистическом и моральном аспекте, обратив внимание, что оно есть грех – нарушение закона Божиего, а метафизическая сущность греха – отрицание данного премудростью Божией миропорядка и высшего смысла всех жизней, оскорбление Творца и ненависть к Его творениям, сотворенных Им с любовью. Надо сказать, что грех имеет много аспектов и связан с ангелологией и антропологией, космологией и метафизикой, но его мистическая сущность одна – отречение от Бога и уподобление демонам, попрание всего святого и измена своему Создателю. Но если Бог всеблаг и всемогущ, то почему Он вообще допускает существование зла и не уничтожит все зло актом Божественного всемогущества? Библейский Бог благ, Он с любовью сотворил Ангелов и людей, даровав им бесценный дар – свободу воли и не хочет никого из них лишать Своего драгоценного дара – проявления высшей любви к ним. В свободе заключено духовное достоинство Божиего творения, она дана Ангелам и людям как одна из важнейших черт образа Божиего, ибо без свободы невозможна духовная жизнь – любовь и творчество, молитва и созерцание, ведь невозможно заставить любить. Бог сотворил нас духовно самоопределяющимися и уникальными существами и в этом выражено величайшее выражение Его любви к нам, ибо, если у Ангела или человека отнять свободу, то они превратятся в запрограммированный на добро автомат, но перестанут быть богоподобными личностями и будут не способны к любви, Богообщению и обожению. Господь создал нас свободными, ибо жаждет нашей ответной любви и хочет, чтобы мы исполнили свою высшую миссию и вошли в Царство Божие, став, по слову Христа, совершенными как Отец наш Небесный, однако свобода дает возможность не только принять Бога и быть с Ним, но и возможность отвергнуть Бога и Его любовь, отречься от своего Творца и восстать на Него. У многих людей, познавших, что наша земная жизнь исполнена скорбей, возникает вопрос: Если Бог благ и справедлив, то почему Он создал нас без нашего согласия? Если Господь сотворил меня без моего согласия, а я не хочу существовать, то разве акт Божьего творчества не есть насилие над моей личностью и поругание моей свободы? Неужели всеведущий Творец не знал, что жизнь может быть для меня страшной и невыносимой мукой? А если Бог знал это, но все же создал меня не спрашивая – «хочешь ли ты существовать?», а за отказ принять жизнь – самоубийство, меня ожидают нестерпимые мучения в преисподней, то где же свобода моей личной воли, любовь Создателя и Его справедливость, изумляющая мудрецов на земле и Ангелов на небесах? Обычно богословы говорят, что решив создать нас, Господь не спрашивает нашего согласия, потому что нас еще не существует. Но если Создатель всезнающ, то разве Он не мог предвидеть захочет Его создание существовать или нет – сначала на земле, а потом после смерти – в вечности? С точки зрения христианского богословия – жизнь есть благословенный дар Божий и Творец с любовью приуготовил всем творениям Своим величайшее счастье – «то, что не видел глаз, не слышало ухо и не приходило на сердце человеку», а все зло, горести и скорби – не от Бога, а внесены в жизнь извне – с падением Ангелов и первых людей. Но и после грехопадения, Господь хочет, чтобы все мы существовали, ибо  каждое создание уникально и для Него бесценно.
                Но если Бог благ и премудр, то разве наличие зла, царящего захлестнувшего мир и мучающего всех нас, не полагает «внешнюю границу» Его всемогуществу и не демонстрирует Его явное бессилие? Существует старинная философская загадка: Если Бог всемогущ, то может ли Он создать такой камень, который Сам не сможет поднять?» Многие богословы и религиозный философы говорили, что этот «камень» Господь уже создал – это свобода человека, над которой Бог не имеет власти, ибо человек волен сам избирать – любить ему Бога или не любить. С точки зрения религиозного мыслителя Н.А. Бердяева Бог всеблаг и в Нем нет зла, но зло возникает из бездны несотворенной свободы – Ungrund, а над этой свободой Господь не имеет никакой власти. В сущности, в трагической теодицее Бердяева Бог благ – Он жертвует Собой ради Своего творения в лице Искупителя – Сына Божиего, Иисуса Христа и восходит на Голгофу, чтобы искупить грехи мира, но не обладает абсолютным всемогуществом, иначе, по мысли философа, Творец был бы ответственен за все зло, наводнившее вселенную. Но если Бердяев ставит страдающего Бога выше Бога всемогущего и приносит Его всевластие в жертву ради оправдания Творца пред лицом мира, лежащего во зле, то в Священном Писании ясно и четко провозглашается всемогущество Божие: «Я Бог Всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен» (Быт.17:1). В книге пророка Иеремии сказано, что для Бога нет ничего невозможного, Он – Господь всемогущий: «Нет подобного Тебе, Господи! Ты велик, имя Твое велико могуществом» (Иер.10:6). Но если Бог всемогущ, то куда же Он смотрит, когда на земле творится столько зла и такая вопиющая несправедливость? Почему всеблагой Вседержитель не остановит руку маньяка, убивающего свою жертву, и не откликнется на мольбы несчастных? Некоторые иудейские мудрецы – ученики равви Акибы, считали, что Бог предвидит все, что совершится на земле, Он дал людям нравственные законы и не вмешивается в их дела, дабы не ограничивать свободу Своих созданий, но это утверждение, противоречит всему Священному Писанию, на страницах которого Бог таинственно и активно участвует в истории мира, ниспосылает пророков и Мессия восходит на Голгофу, чтобы искупить грехи мира. Многие православные богословы убеждены, что Бог попускает зло и долготерпит злодеев, чтобы не лишить их свободы и, ожидая от них покаяния, ибо Создатель ищет любящих сынов, а не рабов и наемников, которые исполняли бы Его заповеди и жили праведно либо из-за страха перед адскими муками, либо из жажды небесных наград, но во всех подобных рассуждениях забывается о свободе жертв, которую попирают злодеи, а мольбы страдальцев к Богу обессмысливаются. Неужели Бог не хочет останавливать злодеев – скажем Гитлера и Чикатило, чтобы не истребить их свободу, и не откликается на мольбу угнетенных и страждущих, неустанно взывающих к Нему: «Где же Ты, Господи, и почему Ты не отвечаешь на наши стоны и слезы, летящие к небу?» Защищая свободу злодеев, священники и богословы напрочь забывают о защите прав и свобод их жертв – где свобода детей убитых маньяками или узников концлагерей, которые хотели жить? Если Бог всеблаг, то почему Он отдает предпочтение свободе истязателей и убийц, а не свободе их невинных жертв – неужели она не ценится Творцом и не священна для Него? Если Бог всемогущ, но не добр, то для меня невозможно Его возлюбить. Если Бог благ, но не всемогущ, то акт сотворения Им мира – безрассуден и безнравственен, ибо как Он дерзнул держать в Своих немощных руках судьбы мира, зная, какими муками это может обернуться для Его возлюбленных созданий? Размышления об истоках возникновения зла и оправдании Бога неизбежно ведут нас к трагическому вопросу о страданиях. Русский философ С.Л.Франк  справедливо, точно и глубокомысленно подметил, что «страдание есть некий общий, всеобъямлющий аспект несовершенства, внутренней надломленности и дефектности бытия. Само моральное зло в своем действии состоит в причинении страдания и в испытании страдания носителем зла. И даже метафизическое зло – смерть – не испытывалось бы как зло, если бы оно не несло с собой страданий – мук умирания и страха смерти у самого умирающего и страданий утраты у его близких. Мы не достигли бы глубины проблемы зла, если бы не задумались над ней, со стороны, с которой зло есть страдание».

Этюд IV: О страданиях

Ничто не ново под луною:
Что есть, то было, будет ввек.
И прежде кровь лилась рекою,
И прежде плакал человек...
Н.М. Карамзин

          Страдание есть один из самых животрепещущих вопросов философии и основной факт человеческого существования в здешнем мире – «я страдаю, следовательно, я существую»: с плачем человек рождается на свет, скорби, беды и несчастья обрушиваются на него на протяжении всей земной жизни, с мукой он умирает. Смотря на окружающий всех нас мир, я вижу неисчислимое множество безутешных страдальцев, и понимаю, что наша земная жизнь – это чаша, переполненная страданиями. Как много людей пережили страшные трагедии – всмотритесь в лицо убитой горем матери, потерявшей своего ребенка, в плач скорбящего жениха, склонившегося у гроба своей невесты, в угасшие глаза идеалиста, разочарованного в суровой и безжалостной жизни. Как блестяще сказал поэт и романтик Ульям Блейк, выразивший трагизм земного существования человека: «Под стоны матери и плач отца пришел я в этот мир, где опасностям нет конца…». Человек есть существо страдающее, и никому из нас не миновать скорби. Страдание – это загадочное явление, оно связано не только с хрупкостью нашей плоти и беспомощностью человека и иных живых созданий, но и с духовным миром личности, ее нравственным сознанием, верой и идеалами, ведь существует не только физическая боль, но и душевно-эмоциональные мучения, и духовная скорбь – скорбь от разлуки с Богом. Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он создан из праха земного – материи, и обладает бессмертной душой – Господь вдохнул в лицо его дыхание жизни, соделав причастником духовного мира. Как обитатель материального мира человек с малых лет убеждается, что во вселенной нет бытия без страдания, ибо все земные существа обречены на страдания и скорби, их немощная плоть испытывает телесную боль, они подвержены многочисленным болезням и увечьям, изнемогают от переутомления и бессонницы, мучаются от жажды и голода, находятся во власти времени и после смерти их плоть обратится в прах. Человек не одномерное существо, поэтому наряду с телесными мучениями существует и душевное страдание, оно – гораздо более тяжкая мука, чем физические мучения, от нее нигде не скрыться. Но человек и не должен бежать от этих страданий, а призван со стойкостью духа и молитвой в сердце встретить эту боль души, постичь ее истоки и сокровенный смысл пред лицом Божиим. Человек есть существо духовное как личность, одаренная умом, совестью, творческими талантами и свободой, он – свободный дух, облаченный в плоть, но после грехопадения – «плененный Ангел» (по слову поэтов), порой ощущающий себя жалкой игрушкой в руках судьбы и рабом, гребущим на галере, ведь его земное существование подчинено физическим законам и природной необходимости, и он – дивное создание Божьего художества, приговорен к смерти и обречен сойти в могилу. Если сердце человека уязвлено духовным томлением, то он может найти исцеление лишь в молитве – воздыханиях к Богу и общении с Ним. Апостол Иаков призывал всех страждущих молиться – взывать к Всевышнему и взыскать Его милосердия, ибо Бог – истинный Утешитель всех отчаянных душ и скорбящих сердец. Но существует самая страшная духовная мука – Богооставленность, когда душа ощущает, что оставлена Богом, взывает к Нему с плачем – «неужели Ты отринул меня от лица Своего?», ни в чем не находит утешение и теряет надежду, испытывает мировую скорбь, доходящую до самого невыносимого отчаяния. По проницательному суждению преподобного Исаака Сирина, оставление Божие есть промышление Творца о нас, Он жаждет нашей любви и удаляется от нас, чтобы мы с ревностью искали Его, опытно познали, что разлука с Богом – более тяжкая мука, чем тысяча геенн огненных, а спасение – дело не одной нашей веры и добрых дел, но прежде всего, благодати Божией. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что Бог никогда не отворачивается от нас, но мы сами удаляемся от Него, отказываясь жить по евангельским заповедям. Но это крылатое изречение этого многомудрого богослова и вдохновенного проповедника Слова Божиего совершенно не в силах понять духовные муки Иова, Иеремии и Аввакума – библейских пророков, переживших Богооставленность, хотя всей жизнью своей они были верны заветам Всевышнего, в то время как самые извращенные в злодействах грешники, порой совершенно не чувствуют себя оставленными Богом и не испытывают никаких духовных и нравственных мук. По слову религиозного философа Н.А. Бердяева – одного из самых совестливых мыслителей России: «Более всего страдают совсем не худшие люди, более всего страдают лучшие люди. Сила страдания может быть признаком большей глубины. Развитие мысли и утончение души сопровождается усилением страдания, большей чувствительностью к боли не только душевной, но и физической. Несчастье, страдание, зло не являются прямыми причинами пробуждения силы в человеке и духовного возрождения, но могут способствовать пробуждению внутренних сил. Без боли и страдания в этом мире человек опустился бы и животное в нем победило бы. Это заставляет нас думать, что страдание в этом мире не есть только зло, последствие зла и выражение зла. Совершенно неверно думать, что страдание выпадает на долю человека пропорционально его вине и греху, хотя это и является мотивом многих проповедей. Думая так, мы уподобляемся утешителям Иова. Но Бог оправдал Иова, не его утешителей. Книга Иова является великим свидетельством о существовании невинного страдания, невинного страдальца».
                В книге «Экзистенциальная диалектика Божественного и человеческого» Бердяев проникновенно писал о том, что вопрос о страданиях – это русская тема, она проходит через всю русскую поэзию и прозу от нравственных рассуждения Радищева, романов Достоевского и гражданской лирики Некрасова до духовных исканий и философских рефлексий интеллигенции Серебряного века, а затем и Русского Зарубежья, вот отчего русским поэтам, писателям и философам так близка по духу и сердцу книга Иова: «Почему так страдает человек в этом мире? И возможно ли оправдание Бога при таком количестве страданий? Вот вопрос, который так мучительно задавал себе Достоевский. Радищев, отец русской интеллигенции, с малолетства потрясен был страданиями человеческими. Это очень русская тема. Жалость к страдающим, сострадание к невинным страдальцам сначала переживается как богооставленность, а потом ведет к богоборчеству. Основная тут тема – тема безвинного страдания. Она поставлена книгой Иова». Вопрос о страданиях мучит каждого мыслящего человека и не дает покоя его совести и душе. Философы веками размышляли о том, что такое страдание и откуда возникли наши скорби. Уже на страницах Ветхого Завета сказано, что «человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями, как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается» (Иов.14:1-2). Горько плачущий на руинах разрушенного Иерусалима пророк Иеремия сетовал на то, что беда идет за бедою, земля разорена и пуста, и на небесах – нет проблеска надежды, глаза плачущих истощились от слез, и на устах их замер мучительный вопрос – «Благ ли Господь и не истощилось ли милосердие Создателя, не оставил ли Он землю навек и не отверг ли за грехи сынов и дщерей человеческих?» Потрясенный муками и неизбежностью смерти людей и всех живых существ, Будда учил, что жизнь соткана из желаний, а всякое желание порождает страдания, они – железные цепи, приковывающие нас к горестному существованию. Вся суть и весь смысл буддийской философии – это поиск избавления от страданий и освобождение от колеса перерождений, уход из бытия в нирвану – в покой небытия, где нет сознания и жизни. Все величие учения Будды заключено в милосердии к миру страдальцев, но буддийская философия не знает Спасителя и бессмертия личности, это – не религия, а скорее этическая доктрина, ей присуще сострадание, но не героическая борьба со злом и не вера, действующая любовь. Платон провозгласил мир вечных идей и первообразов, находящийся выше земных вещей, обреченных на бывание и исчезновение, описал величие и красоту любви, оставил глубочайшие раздумья о смерти и о том, что философ – странник в этом мире, его душа томится о «занебесной отчизне», а вся жизнь – лишь «приуготовление к смерти», высшая же цель – созерцание Божественной Истины. Но в идеалистической философии этого древнегреческого мудреца так и не был преодолен трагический раскол между двумя мирами – идеальным и материальным – зло и смерть неискоренимы, нет надежды на избавление от страданий всей мучающейся земного твари Божией, нет идеи духовного преображения вселенной и надежды на всеобщее воскресение из мертвых, нет пророчеств о пришествии Спасителя на землю и искуплении грехов рода человеческого. Земной мир остается подвластным смерти, вся его многообразная красота имеет преходящий характер и подвержена тлению, и все что остается философам – это уйти из этой «пещеры». В этих скорбных мыслях вся жизненная драма Платона и весь его пессимизм, побуждающий видеть в смерти – избавительницу от страданий, освобождающую душу от тягостных уз бренной плоти – ее темницы. Стоические мудрецы много размышляли о неизбежности смерти, скоротечности жизни и обилии страданий, но они учили, что избавление от мучений связано с изменением отношения к жизни – с примирением с судьбой, которая «покорного ведет, а непокорного тащит». Это сильное выражение Сенеки лучшая иллюстрация стоического фатализма. В книге императора и философа Марка Аврелия «Наедине с собой. Размышления» – одной из самых трогательных и искренних книг в истории человечества, внешне исповедуется стоическая мораль – надо обрести стойкость в скорбях и достичь бесстрастия – апатии, но за этим искусственным оптимизмом отчетливо проступает вся взволнованность темой страданий, вся отчаянность стоических мудрецов перед жизнью и смертью, вся глубочайшая и неисцелимая печаль чутких к мировому горю душ, еще не познавших Божественного Утешителя. Не надо карикатурно представлять себе стоических мудрецов, как людей, не знающих сочувствия, они любили и страдали, грустили и напряжено размышляли, и как бы не пытались быть бесстрастными перед лицом смерти, ее грозное прикосновение заставляло их сердца содрогаться в трепете, осознавая, что смерть – это дамоклов меч, от рождения занесенный над головой каждого человека, а жизнь – даже жизнь в гармонии с вселенной – кратка, как сон, и не знает счастья, человеку же в этом всецело детерминированном мире отводится лишь роль актера пьесы, какую ниспосылает ему всевластная судьба. Лучшие мудрецы всех минувших эпох – библейские пророки и Платон, Будда и стоики – искали избавления от страданий и постижения их смысла, ведь вопрос о смысле страданий – один из основных вопросов этики. Но ветхозаветные пророки хоть и ожидали грядущего Мессию – Небесного Искупителя грехов рода человеческого, сами испытали, как горестен удел человека. Платон и его последователи видели избавление в исходе души из земного мира – бегстве с поля жизненной брани. Будда учил отречению от жизни и освобождению от всех желаний. Стоическая мораль – это мораль покорности судьбе и принятия мира, она насквозь фаталистична, в ее основе  и сердцевине не любовь, а бесстрастие и отрешенность, стоики не верят в возможность изменения мира и не чают его духовного преображения, возвещаемого в пророческих стихах Апокалипсиса о новом небе и новой земле, они свыклись с тем, что мир лежит во зле и приняли катастрофическое состояние за норму бытия и естественный ход вещей. Только христианство принимало Божий дар жизни со всеми ее грозными тайнами и благословенными чудесами, открывало смысл страданий и несло избавление страждущим, не жертвуя бессмертием их душ и духовным достоинством личности, раскрывая тайну возникновения страданий и пророчествуя о преображении человека и вселенной – о горнем Иерусалиме, где не будет смерти, болезней и скорбей. Все люди, как существа, обладающие Божьим даром совести, призваны вести борьбу с социальными и природными причинами страданий – устранять страдания через приумножение научного знания и изменение социального строя, через просвещение и развитие медицины, через уничтожение социального рабства и обеспечения права людей на достойную и полноценную жизнь, но надо ясно понимать, что, так как истоки страдания метафизичны и духовны, то мучительная проблема страданий не разрешима в рамках нашего бытия, она разрешится лишь в конце времен – разрешится не научно-технически и социально-экономически, не через справедливое государственное и общественное устройство, не через культуру и просвещение, медицину и науку, а эсхатологически – через второе пришествие Иисуса Христа, Его окончательную победу над злом, через Страшный Суд и духовное преображение мира.
                Тайна и смысл страданий – одна из основных тем христианской этики, но если буддизм находит в страданиях – глубочайшую сущность бытия и закон жизни, ведь все живущее страдает, болеет и умирает, то христианство рассматривает страдания как трагическую аномалию, внесенную в мир грехопадением, а высшую сущность бытия и Божий закон жизни созерцает в  евангельской любви. В Священном Писании сказано, что Бог есть Любовь, а одно из Его вечных Божьих свойств – это всеблаженство, ибо Господь заключает в Себе абсолютную полноту всех совершенств, о Нем вдохновенно изрек псалмопевец Давид – «блаженство в деснице Твоей навек» (Пс.15:11). Творец жаждет разделить Свое вечное и неописуемое блаженство со всеми Своими возлюбленными созданиями, ибо бесконечная и непостижимая любовь Его – источник высочайшего блаженства всех тварных существ, а без Него и в разлуки с Ним они все – глубоко несчастны. Как сказал Августин Блаженный – Господь сотворил всех нас для Себя и ничто не сможет заполнить зияющую бездну наших сердец кроме Его всеобъемлющей любви. В книге Бытия описывается, как всемогущий Бог сотворил небо – духовный мир с Ангелами, и землю – материальную вселенную. Все созданное Творцом прекрасно и великолепно, а все страдания и болезни, тление и смерть – чужды замыслу Всевышнего и не были Им создано, но вошли в мир через грехопадение Адама. Святитель Василий Великий говорил, что первые люди жили в Эдемском саду счастливой жизнью, освобожденной от всякой печали и не знали никаких забот и страданий. По слову святого Григория Нисского, Бог есть благой и совершенный Творец, Он не создавал страданий и болезни, смерти и тления, и человек – дело рук Его был великолепен и изначально совершенно свободен от страданий, болезней и смерти. Но если человек сотворен благим Богом для вечной жизни, то где же его счастье и богоподобие, не подлежащее страданию тело и неуязвимая для печалей душа? Увы, человек есть существо несчастное, и как замечает религиозный философ Вышеславцев, каждый из нас может сказать о себе словами из плачущего пророка Иеремии: «Я – человек, испытавший горе». Человек скорогибнущ, его душа, одолеваемая многими страстями, а тело – хрупко и тленно, страдательно и смертно. Сущность смерти и страданий заключается в разрыве с Богом – источником вечной жизни и совершенного блаженства. Нарушив святую заповедь Вседержителя, наши прародители разорвали связь с Богом, и с тех пор люди лишились былого величия и бессмертия, а окружающий их земной мир, со всеми живыми существами его населяющими, обречен на роковые и многоскорбные последствия отпадения от Бога – на страдания и смерть. Преподобный Григорий Палама очень проникновенно писал о причине наших страданий, болезней и смертности: «Откуда к нам пришли слабости, болезни и другие беды, которые породила смерть? Откуда пришла сама смерть? От нашего непослушания заповеди Божией, от нарушения завета, который нам дал Бог, от нашего прародительского греха в раю Божием. Так что болезни, физические недостатки и бремя скорбей всевозможного рода происходят от греха. На самом деле из-за него мы переоделись из кожного покрова в это болезненное тело, смертное и обремененное страданиями, перешли в этот временный и обреченный на смерть мир, и мы были осуждены вести жизнь, став жертвой многочисленных зол и множества бедствий». С момента грехопадения Адама, грех – это горький яд, таящийся на темном дне чаши жизни, каждый человек обречен на страдания, ведь все мы сотворены по образу и подобию Божьему, в нашу душу вложены духовные нужды, в нас есть устремление к бесконечному и жажда вечности и смысл, свободы и любви, а страдание возвещает о дисгармоническом состоянии нашего падшего мира, где нет правды и справедливости, где царят время и смерть, где зачастую, люди холодны и безучастны друг к другу, а человек ощущает себя одиноким и неприкаянным скитальцем, заброшенным в страшный и чуждый мир, он выражает боль своего сердца и муку души через плач, жалобы и вопль, он ощущает недолговечность своего бытия и приговоренность к смерти, а страх смерти – источник одного из самых сильных страданий, ибо смерть есть разлучение души и тела, разрыв с миром и близкими людьми, живущими на земле, горечь расставания и разлуки. Но еще более сильные страдания испытывает человек от угрызений совести и острого переживания своей вины, от раздирающего душу чувства безвозвратной потери и непоправимости свершенного и сказанного, и эта мука, по изречению преподобного Исаака Сирина, есть предвосхищение адских мук.
                Если человек оглянется окрест себя, то увидит, что все живущие в земном мире страдают и мучаются – томятся о любви, с грустью вздыхают о несбывшихся надеждах, скрывают свою скорбь не в силах найти удовлетворение в чувственных наслаждениях, влачат жалкое существование в позоре и нищете, ощущают себя никому ненужными и покинутыми Богом, горько плачут о потери любимых. Вся великая русская литература – от Карамзина, Пушкина и Лермонтова до Надсона и Солженицына проникнута болью о страданиях падшего мира и столь же остро, как и Библия, ставит вековечный вопрос о страданиях – животрепещущий вопрос о теодицее, антроподицее и космодицее, от разрешения которого будет зависеть, стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой. С наибольшей художественной силой и глубочайшим метафизическим трагизмом вопрос о страданиях ставился в романах Достоевского – этого непревзойденного «мастера терзающего сердце», понимавшего, что «земля от коры до центра пропитана кровью и слезами». Книги Священного Писания полны плачем и стенаниями от утраты близких и исторических потрясений, исполнены молитвенных жалоб страдальцев, обращенных к Богу. По рассудительному и мудрому умозаключению С.Л.Франка: «Усматривая в страдании зло, мы молчаливо исходим из совпадения совершенства или добра с блаженством, в смысле ничем не замутненного, незатуманенного счастья, безущербной радости и наслаждения. Таким, казалось бы должна была бы быть вся наша жизнь, поскольку она действительно проистекает от Бога и есть в Нем, ибо Бог, всеобосновывающее и всеобъемлющее первооснование, абсолютно совершенен и есть первоисточник всякого совершенства; поэтому Его Самого мы должны представлять себе как абсолютно блаженным или абсолютным блаженством». С грехопадением Адама, который являлся «корнем человеческой природы», наше естество стало подвержено страданиям, болезням, тлению и смерти, распространившимися на все последующие поколения и вообще на все земные создания Господни. В предвечном замысле Творца о мире, Ангелах и людях не входило страдание, оно – не первозданное состояние мира Божьего, а горестное последствие метафизической и вселенской катастрофы – результат соделанного зла и совершенного греха, безотрадный итог богоотступничества, отпадение от Бога, а потому победа над страдание возможна только через союз с Богом – Вечный Завет, только через искупительную жертву Христа и Его победу над смертью и Адом,  только через синергию – содействие Бога и человека, только через таинства Церкви и духовную жизнь, через борьбу со страстями и молитву, через исполнение заповедей Евангелия – заповедей любви и восхождение к Богу. Грехопадение Адама имело универсальные последствия, ибо он – первозданный человек, содержащий в себе все человечество, и ему Вседержитель даровал как великому и славному царю власть над всем видимым миром. Апостол Павел богословски осмысливает грехопадение первозданного Адама как на причину вселенских страданий – «вся тварь стенает и плачет», указывая на нравственную ответственность людей за скорби, выпавшие на долю животных и птиц, рептилий и рыб, вместе с тем, пророчествуя об откровении сынов Божиих и свободе от суеты и тления – о духовном преображении мира в эсхатологической перспективе: «Ибо тварь с надеждой ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь, освобождена будет от рабства тлению в свободу  славы детей Божиих» (Рим.8:19-21). Наличие страданий возвещает о бедственном состоянии Божьего мира. Невозможно судить о благости Бога и премудрости Творца по нынешнему миру, лежащему во зле – это равносильно тому, что судить о гении художника по его картине поруганной вандалами и утратившей свое былое великолепие. Библейский Бог есть совершенный Творец, а созданный Им мир – искуснейшее произведение, но с грехопадением Ангелов и первых людей оно испытало вселенскую катастрофу. Господь сказал Адаму, что из-за его грехопадения земля – «проклята», мир пребывает во зле и вся тварь Божия страдает и плачет, но Творец не уничтожил наш мир, а возжелал спасти каждое создание Свое – и это говорит о Его бесконечном милосердии. Вся библейская история от книги Бытия до Апокалипсиса свидетельствует: вселюбящий Бог скорбит о том, что страдания окутали земной мир и хочет спасти Свое падшее творение – не просто вернуть нам райское состояние первых людей, но возвести к еще более грандиозному совершенству – Царству Небесному. Как таинственный Странник из Апокалипсиса, Христос стучится в двери наших сердец и ждет, чтобы мы открыли их и сделались Его великолепными храмами, но двери сердца открываются лишь изнутри – открываются ключом свободной воли, ибо Бог никого не спасает насильно. Как рассудительно замечает Бердяев в книге «Философия свободы»: «никто из нас не знает, кто спасется, а кто обречен на гибель, кто вступил на путь бесповоротного зла, а кто может еще вернуться к Богу. Мы должны жить с сознанием, что каждое существо может спастись, может искупить грех, может вернуться к Богу и что не нам принадлежит окончательный суд, а лишь Самому Богу. Последняя тайна судьбы каждого существа от нас скрыта; это – тайна свободы, и потому к каждому существу мы должны относиться как к потенции брата во Христе, который может спастись».
                Но почему всеблагой Господь попускает существовать страданиям, ведь пусть Адам пал, но актом Божественного всемогущества Творец мог бы мгновенно избавить людей и весь мир от всех горестей и скорбей? Если бы Господь освободил Свои падшие создания от страданий, то Он искоренил из их душ неудовлетворенность земным – ни духовная тоска, ни философская грусть, ни душевная тревога не могли бы коснуться наших сердец, не побудили бы нас искать Бога и устремляться к горнему, размышлять о смысле жизни и своем предназначении в этом мире. Митрополит Трифон Туркестанов в акафисте «Слава Богу за все» – в этой драгоценной жемчужине православного молитвословия, славил Всевышнего за то, что Он вдохнул в наши души неудовлетворенность мирскими благами и тоску по нетленной красоте, жажду вечной жизни и Богообщения, скорбь о разлуки с Богом и счастье жить Им и чувствовать Его любовь. Если бы падшие люди утратили умение страдать, то навсегда смолкли бы грозные укоры совести и погибла бы их нравственная жизнь, не было бы более морального негодования от печального зрелища мира, лежащего во зле. Если бы падший человек освободился о духовной жажды, то не было бы поисков Бога и жажды Богообщения, уводящей людей в монастыри и пустыни, вдохновляющей его на аскетические подвиги и Богопознание. Если бы после грехопадения человек не страдал и был всем доволен, то предавался бы порокам и низким наслаждениям без меры – внешне был красив, не ведал бы болезней и скоротечные годы не обременяли бы его плоть старческими немощами, но за всем этим скрывалась бы духовно погибшая, не знающая высоких чувств и дум, нравственно разложившаяся душа, столь же отвратительная, как портрет Дориана Грея. Страдания и тревоги мучают человека, но они же пробуждают его душу, побуждают его задуматься о жизни и быть сострадательнее к окружающим, воззвать к Богу в молитве, изменить свою жизнь и свое миросозерцание. Русский религиозный философ Иван Ильин справедливо полагал, что без страданий всей нашей духовной жизни и культуре, нашему духовному достоинству и искусству пришел бы трагический конец – падший человек не знал бы ни вдохновения, ни мук творчества, не искал истинной любви и вечного счастья, довольствуясь похотью и мимолетными наслаждениями, не жаждал бы искупления и не каялся в грехах, был бы не способен к молитве и состраданию: «Растения и животные страдают в мире, оставаясь в его составе и составляя его собою, но им не дано страдать о мире и за мир. Человеку дан высокий дар возноситься над тварной жизнью мира и болеть о судьбах всей твари, страдать за нее, страдающую… Человек должен прислушаться ко вздоху и стону вселенной… внимать ей открытым сердцем и приобщаться мировой скорби через бескорыстное сострадание. Мы должны вчувствоваться в муку и жалобы стенающей природы и забывать в этом вчувствовании наше собственное страдание. Мы должны принять на себя страдание живых существу и понести его, как общий и единый крест мира; и попытаться постигнуть  скрытый, но глубокий смысл этого мирового креста. Этим мы предаемся мировой скорби, т.е. страданию о страданиях мира. И предаваясь этой скорби, наш дух возвышается и вступает в дивную близость к Богу... Надо открыть свое сердце и внимательно присмотреться, и ты увидишь, что приобщен страданию вселенной. Все страдает и мучается – то в беззвучной тишине, скрывая свою боль, замалчивая свою скорбь, преодолевая страдания про себя, то в открытых муках, которых никто и ничто не может утолить… Томясь в любви, вздыхая от неудовлетворенности, страдания в самом наслаждении, влачась в борении, в грусти и тоске – живет вся земная тварь, начиная от первого ее беспомощного деяния – рождения из материнского лона и кончая последним земным деянием, таинственным уходом на покой…Но надо учиться страдать достойно и одухотворенно. В этом великая тайна жизни; в этом – искусство земного бытия…Представим себе на миг иную, обратную картину мира. Вообразим, что вся земная  тварь освобождена от всякого страдания… Тогда началась бы новая, небывалая эпоха в истории человечества… Исчезло бы моральное негодование, возникавшее прежде от прикосновения к злой воле. Смолкли навсегда тягостные укоры совести. Прекратилась навсегда духовная жажда, уводившая человека в пустыню, в великую аскезу… Все всем довольны; все всем нравится; все предаются всему – без меры и выбора… Как описать те ужасные, опустошительные последствия, которые обрушились бы на человечество, обреченное на всестороннюю сытость?.. Без страдания нет ни истинной любви, ни истинного счастья. Ибо если бы человек не страдал,, то он не пробудился бы к творческому созерцанию, к молитве и духовному оформлению». Человек вполне довольный здешним миром и счастливый в земной жизни, нечувствителен ко злу и страданиям близких и дальних, он не способен разделить их печали и утешить скорбящих, никогда не проявит к ним сострадания и не взмолится Творцу из глубин сердца о всех несчастных и страждущих, о всех униженных и оскорбленных, населяющих нашу землю. Мне нравится мысль Николая Бердяева, гласящая: человек есть существо не только страдающее, но и сострадающее, раненое жалостью к страждущим и плачущим, и в этом умении любить, сострадать и быть милосердным заключается моральная высота человеческой природы – человечность, данная нам от Бога, равно как в бессердечии и бездушном отношении к нашим ближним и ко всем Божьим созданиям заключается низость падшего человека – его бесчеловечность.
                Господь попустил быть страданиям, чтобы научить человека нести ответственность за свои согрешения и научиться чувствовать боль ближних, побудить его задуматься о жизни, смерти и вечности, искать Бога и спасения, духовно отрезвить его и научить мудрости – о мудрости, обретаемой через страдания, учили древнегреческие трагики Эсхил, Софокл и Еврипид, а на страницах Ветхого Завета об этом меланхолично писал старец Екклесиаст: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познание, умножает скорбь» (Еккл.1:18). Страдания – это школа земной жизни, учащая человека полагаться не на преходящие и суетные блага, а на всемогущего и любящего Бога, искать не мимолетной славы мира сего и мирских сокровищ, а Царства Небесного и правды его, не довольствоваться обманчивыми радостями, но искать вечного счастья души – пребывания с Богом, познать свою греховность, изобличаемую угрызениями совести и избрать путь покаяния – избавления от греха, укрепить веру в Бога и надежду на Него, быть терпимым к ближним и проявлять милость к падшим – жалость и сострадание к грешникам, желать им не вечной погибели, а нравственного исправления и духовного преображения, помнить, что нынешние страдания ничего не стоят в сравнении со славой «будущего века» – жизнью в Царстве Небесном, где Бог будет всем во всем. Всем христианам памятен евангельский рассказ о том, как жестокосердные и лицемерные иудеи хотели побить грешницу камнями, но Спаситель защитил ее, указав им на их собственную греховность – «кто из вас без греха, то пусть первый бросит камень». Вот почему только всесвятой Господь может быть всеправедным и справедливым Судией. Христос показала нам, что надлежит любить и жалеть падшего человека – «Я не осуждаю тебя», и в тоже время Он заповедовал отвращаться от греха – «иди и больше не греши». Христианство – это религия любви и избавления от страданий, а не их идеализации, ибо сущность бытия есть любовь, а страдание – болезнь бытия и последствие грехопадения. Великий подвиг Христа заключается в том, что Он принял на Себя все страдания мира – последствия грехопадения, чтобы искупить грехи и победить зло, вырвать из сердца мира темный корень страдания – грех. Смысл великого подвига Сына Божиего на Голгофе и Его Воскресения состоит в победе над страданиями, ибо Он принял в сердце Свое все скорби мира от Адама до скорбей тех, что будут жить в последние времена, и из великой любви Он умер за нас – принял мученическую смерть на Кресте, чтобы спасти мир и освободить нас от власти дьявола, сокрушить Ад и избавить нас от страданий и смерти. С православной точки зрения совершенно неверно думать, что страдания человека пропорциональны его греховности, а земное счастье и успех – показатель его личной праведности. Все книги Священного Писания и вся история мира с ее трагическими и возмущающими совесть страницами, мой личный жизненный опыт и наблюдения убеждают меня, что в нашем многогрешном мире более всего страдают не самые худшие и злые люди, а самые лучшие и добрые люди. Чем духовно утонченней человек и чем более чувствительно его сердце, чем отзывчивее его душа и глубже его мысль, чем проницательней его ум и неусыпнее его совесть, тем больше он будет страдать, живя в этой юдоли скорбей – не одним своим страданием, но и мировой скорбью – сострадая иным Божьим созданиям, мучаясь и молясь за них. Преподобный Силуан Афонский говорил, что чем больше любви в сердце человека, тем больше его страдания и сильнее и пламеннее мольбы за мир и за каждую страждущую душу. Христос призывал учеников Своих нести крест жизни и не страшиться страданий, ибо многими скорбями нам надлежит войти в Царство Небесное – христианство претворила путь страданий в путь спасения и очищения души, но смысл несения креста – это верность Богу до конца, принятие святой воли Вседержителя и духовное, просветленное переживание и осмысление страданий, евангельская радость, основанная на вере, надежде и любви, побеждающая самые сильные и страшные страдания этого мира.
                Существует неизъяснимая тайна безвинных страданий столь всеобъемлюще описанная в книге Иова. Книга Иова – одна из самых древних и загадочных книг Ветхого Завета, и среди произведений мировой литературы нет ни одной книги, которая бы с такой же духовной силой, художественной ясностью и философской глубиной проникла в тайну страдания. Древний мудрец Иов верил в единого Бога, он любил Творца всем сердцем не ради земных и небесных наград и не из страха пред карой Господней, а искренне и совершенно бескорыстно, был праведен и благочестив, удалялся от зла и всегда являл доброту и милосердие к каждому человеку. В «небесном прологе» книги Иова рассказывается, как сатана предстал пред Вседержителем, хвалящим Иова за его праведность пред лицом Ангелов, и лукавый задал Богу коварный вопрос: «разве даром богобоязнен Иов?» (Иов.1:9). Движимый злобой и завистью к человеку, дьявол упрекнул Иова в корыстолюбии – в том, что он праведен не бескорыстно, а лишь потому, что Господь одарил его земными благами и сулит блага небесные, а значит, сердце Иова ищет и любит не столько Бога, сколько Божьи дары. Святитель Иоанн Златоуст верно утверждал, что «никакое нападение не было спровоцировано Богом против Иова, но все происходило от злобы дьявола». Дьявол хочет посеять в сердце Господнем сомнение в верности Иова и требует проверки его праведности: «Не Ты ли кругом оградил его, дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле. Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, - благословит ли он Тебя? И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей. И отошел сатана от лица Господня» (Иов.1:10-12). Если бы дьявол не вмешался в жизнь Иова, то этот ветхозаветный мудрец и праведник не познал бы тех ужасающих страданий, которые обрушились на него – потеря богатств и гибель детей, лютая болезнь – проказа, и всеобщее отвержение – все посчитали Иова страшным грешником, которого справедливо наказал Господь. В чем же заключается коварство дьявола? Сатана хочет обречь Иова на нестерпимые муки, дабы праведник разуверился в любви и справедливости Творца, и проклял Его – сделать невозможной теодицею, а вместе с тем – истребить в сердце Бога веру в человека – сделать невозможной антроподицею: «простри руку Твою и коснись кости его и плоти его. Я клянусь Тебе, что он проклянет Тебя в лицо» (Иов. 2:5). Пусть сатана – причина страданий этого праведника, но при чтении книги Иова у каждого мыслящего человека возникает мучительнейший вопрос: почему всеблагой Бог дозволяет дьяволу  реализовать его коварный замысел по отношению к Иову и не защищает Свое возлюбленное создание? На этот многоскорбный вопрос, волнующий нашу совесть, святитель Василий Великий отвечал так: беды происходят не по воле Божией, а по попущению Всемогущего, ибо и у падших Ангелов есть свободная воля, которую они используют во зло, всеправедный Господь же не истребляет свободу Своих падших созданий, но ставит им пределы, ограничивая действие зла, иначе весь видимый мир был бы уже разрушен злобой дьявола и его аггелов: «И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей» (Иов. 1:12)», «вот, он в руке твоей, только душу его сбереги» (Иов. 2:6). Святость Иова вызывает зависть дьявола, и падший Ангел, обладающий свободой воли, вознамерился погубить праведника. Если всемогущий Бог не дал бы демонам действовать в мире, то превратил бы свободу Своих падших созданий в фикцию, но в тоже время всеблагой Господь ставит границы действию зла – сатана не может тронуть душу Иова.
                Скорбь Иова была велика, он разодрал одежду и семь дней и ночей сидел в безмолвии, а подле находились его друзья – три мудреца, пришедшие утешить Иова – Елифаз, Вилдад и Софар – люди набожные и почтенные, чьи речи изящны и блещут богословской ученостью. Наконец Иов открыл уста свои и проклял день свой: «Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек» (Иов.3:3). «Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева?» (Иов.3:11). «На что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком? Вздохи мои предупреждает хлеб мой, и стон мои льются, как вода. Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады: постигло несчастье» (Иов.3:23-26). Сколько горечи в словах Иова и как велики его не только физические, но душевные и духовные страдания – он одинок в своем горе и ни одна душа не в силах понять его скорбь, наконец, его мыслящий дух мучают тягостные раздумья: За что же Ты, Господи, попустил испытать мне такие беды и почему оставил меня? В чем смысл этих тяжких испытаний для моей души и моего горестного удела на земле – в этой юдоли скорби и плача? Иов всю жизнь свою верил в любовь и справедливость Вседержителя и вот теперь он ощущает себя покинутым Богом, небеса, литые как зеркало, молчат в ответ на его мольбы. Книга Иова дает нам бесценный богословский урок – страдания постигающие людей далеко не всегда являются карой за их личные грехи, напротив – в мире, лежащем во зле, боле всего мучаются не грешники и глупцы, а праведники и мудрецы. Но вот мудрецы, опираясь на логику, господствующую в Ветхом Завете, согласно которой непостижимый Бог всемогущ и справедлив, Он вознаграждает верных Ему праведников и наказывает грешников, говорят Иову, что его страдания – свидетельство скрытых грехов и вины пред Всевышним, а значит, Иову надо покаяться в грехах и тогда Бог помилует страждущего, даст его душе утешение. Все изящные речи друзей Иова, на протяжении всего повествования ни разу не взмолившихся Творцу о несчастном, не столько утешают многострадального праведника, сколько осуждают его, не оправдывают всеблагость и справедливость Божию, а приписывают Вседержителю козни дьявола, возмущая совесть Иова и его нравственное сознание. Душа Иова скорбит безмерно, он  видит, что Елифаз, Вилдад и Софар лишь отвлеченно богословствуют, не понимая его духовной муки, страждущий же праведник знает, что ни в чем не погрешил против Бога и с болью в сердце называет самых близких друзей – «сплетчиками лжи», пытающимися защитить Вседержителя лживым злословием и клеветой. Иов непоколебимо верует в Бога, но как проницательнейший из всех мудрецов Ветхого Завета, он видит, что здесь на земле не найти справедливости Божией – нечестивые веселятся и благоденствуют, живут в роскоши и наслаждаются земными благами, праведники же обречены на бедность и страдания, они оклеветаны людской молвой и нет для них отрады в жизни. Даже когда надменные мудрецы упрекают Иова, говоря ему: «разве ты праведнее Бога?», он, признавая величие замыслов Божиих и премудрость Творца, высочайшую святость Господню, пред которой и небеса с Ангелами нечисты, изобличает ничтожность всех их рассуждений – суетность мудрости мира сего, и ищет постижения религиозной сущности жизни и страданий, взывая к Вседержителю и желая состязаться с Богом, дабы излить премудрому Создателю всю скорбь души своей, услышать ответ Всесильного и говорить с Ним. Несчастный праведник Иов – одна из самых экзистенциально трагических фигур в истории мира, ведь он переживает самую страшную и глубочайшую трагедию Богооставленности: «О, если бы я знал, где найти Его, и мог подойти к престолу Его! Я изложил бы пред Ним дело мое, и уста мои наполнил бы оправданиями. Узнал бы слова, какими Он ответит мне, и понял бы, что Он скажет мне». «Но вот я иду вперед, и нет Его. Назад – и не нахожу Его; делает ли Он что на левой стороне – я не вижу, скрывается ли на правой – не усматриваю» (Иов.23:3-9). Книга Иова поднимает краеугольный религиозно-философский вопрос, вот уже на протяжении многих тысячелетий волнующий умы многих философов и ученых, поэтов и богословов: Зачем Бог обрек Свое любимое создание на трагическую потерю детей, нищету и мучительную болезнь ради спора с сатаной?
                Иов обращается в горьких мольбах к Богу, он изливает Творцу свою душу, жаждет, чтобы Господь обратил внимание на Свое измученное создание – откликнулся на многоскорбные вопрошания несчастного. Все огненные речи Иова – это тяжба с Богом он – богоборец, глубоко верующий в могущество и премудрость Вседержителя, но без колебаний отстаивающий правду пред Богом и своей совестью, не желающий лицемерить и не замечать, что мир лежит во зле и нигде нет справедливости, но это богоборчество угодно Богу, ибо оно изобличает нашу падшесть и миропорядок, сложившийся после грехопадения и противный святой воли Всевышнего. В богословский спор с многострадальным Иовом вступает четвертый мудрец Элиуй, искренне сочувствующий скорбящему праведнику, но пламенно защищающий праведность Бога, с любовью сотворившего мир и промышляющего о всех созданиях Своих, возвещая, что Суд Вседержителя праведен, Он велик силою и никого не угнетает, вокруг Него страшное великолепие, восхищающее Ангелов и Он настолько велик могуществом и премудростью, что познать Его невозможно. Но богословски безупречные речи Элиуя не могут утешить страждущую душу Иова, жаждущую пришествия Божественного Утешителя – Святого Духа, как измученный зноем странник, затерянный в раскаленных песках бескрайней пустыни, жаждет живительного глотка воды. Когда чаша страданий Иова переполнилась – умолкли голоса земных мудрецов и настал благословенный и страшный своим величием час – Господь Сам отвечал Иову «из бури» и голос Его звучал как гром, исходящий из Божьих уст. Конец книги Иова – это собрание Божьих тайн и притч: Господь не утешает отчаянного страдальца, но упрекает его – «кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?» (Иов.38:2), обрушивая на Иова град вопросов – о мироустройстве и Божьих тайнах бытия, простирая пред ним величественные картины творения и красоту Божьего мира, и являя человеку неисчерпаемую и таинственную творческую мощь десницы Божией, положившей основания земли и определившей очертания морей, связывавшей узел Плеяд и Ориона, влагающей мудрость в сердца разумных и смысл в их жизни. Господь вопрошает: может ли Иов быть подобен Богу, говорить как Он в раскатах грома, покорять стихии и укротить Бегемота, чье сердце «твердо как камень и жестко как нижний жернов»  – символ бессердечия и жестокости демонов, и Левиафана – верх путей Божиих, за фигурой которого скрывается падший Ангел – Люцифер, может ли Иов защитить мироздание от сил зла, как всемогущий и всеправедный Бог, без любви Которого не могла бы возникнуть вселенная и люди? В загадочных притчах, изложенных Иову Вседержителем, рассказывается об орле, устроившем на высотах гнездо свое – на месте неприступном, и чьи птенцы пьют кровь его. В Священном Писании многое надо понимать иносказательно, ибо Господь зачастую избирает язык аллегорий, символов и притч: орел – это всемогущий Бог, существующий прежде всех век, Он есть вездесущий Дух; неприступное гнездо на скале – в историческом смысле есть святая Церковь, которую не одолеют врата адовы, в мистическом смысле – сердца святых, верных Богу и неприступных для искушений, исходящих от дьявола, а в эсхатологическом смысле – Царство Небесное, которое не от мира сего и куда не войдет ничто нечистое – грешное, не очищенное святой кровью Агнца Божиего; птенцы, пьющие кровь орла – это пророчество о мироискупительной жертве Иисуса Христа на Голгофе и святейшем таинстве Евхаристии – причастии Крови и Плоти Христовой. Книга Иова – это одна из самых сильных и вдохновенных книг Ветхого Завета, пророчествующих об Искупителе, Его победе над смертью и Адом и всеобщем воскресении из мертвых: «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию. И я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его» (Иов.19:25-27). Символично, что книга Иова читается в православных храмах во время Страстной Седмицы, когда христиане вспоминают о последних днях жизни и страданиях Спасителя, а сам Иов воспринимается как ветхозаветный прообраз Христа и провозвестник Евангелия, величайший библейский мученик, после Сына Божиего. Только Сам Господь мог ответить на мольбы и муки Иова – ответить не богословски и умозрительно как Элиуй, а реально – онтологически и исторически как всемогущий и святой Бог, и этот ответ явлен всему миру не только на страницах книги Иова, но прежде всего – на Голгофе, где предвечное Слово Божие, страдало по воспринятому Им человечеству и соразделило все наши скорби, навеки соединив в Себе Божество и человечество – неслитно, нераздельно, неизменно и неразлучно. Во всех грозных слова Вседержителя звучит любовь к Иову, и что самое изумительное Господь не убеждает страдающего праведника в Своей любви, а дает его сердцу ощутить это любовь – пережить высочайший опыт Богообщения. Иов говорит знаменательные слова, исполненные глубокого смысла: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов.42:5-6). Ветхозаветный страдалец Иов духовно познал ничтожность Левиафана – мирового зла пред Богом, ощутил всемогущество Божественной Любви, более сильной, чем смерть и Ад, и все его возражения и горестные вопросы к Творцу сразу исчезли, как меркнут звезды в ослепительных лучах восходящего солнца. Преподобный Силуан Афонский рассказывал, как одно время мучительно переживал отчаяние – чувство, что Бог отринул его и уже нет надежды на спасение, но когда этот величайший подвижник двадцатого века молился в храме, то узрел живого Иисуса Христа и благодать Духа Святого наполнила его душу и все тело. «С тех пор как я познал Господа, душа моя влечется к Нему и ничто меня более не веселит на земле. Но единое мое веселие – Бог. Он – моя радость; Он – моя сила; Он – моя премудрость; Он – мое богатство» – признавался старец. Это напоминает Богообщение Иова, нашедшего в любви Божией разрешение всех своих мучительнейших вопросов. Любовь Божия утешает сердце скорбящего лучше, чем все ответы на вопросы человека. Всеблагой Господь оправдал Иова и сказал трем мудрецам, осыпавшим страдальца упреками, что Его гнев горит на них, ибо они не говорили о Боге так же верно как Иов – приписали Всемогущему козни дьявола. И повелел им Бог принести жертву и ждать когда Иов помолится за них, и только после этого Господь обещает простить Елифаза, Вилдада и Софара. Библейский сюжет об Иове заканчивается победой Бога и человека над сатаной и его коварными замыслами – завершается оправданием Иова пред лицом Всевышнего и оправданием Бога пред лицом страждущего праведника, являясь лучшей ветхозаветной теодицеей и антроподицеей.
                Книга Иова заключает в себе Божественную Премудрость, но очень тяжело нравственно чуткому человеку, взирающему на трагические сцены из истории нашего многогрешного мира, принять эту Божью правду в последних глубинах духа и сердца, примирить ее с возмущенной совестью. Если Бог всемогущ и управляет вселенной, и как сказано в Новом Завете – даже волос на голове человека не может упасть без воли нашего Отца Небесного, то смотря на то, сколько в мире зла и страданий, видя смертельно больных, мучающихся тяжкими недугами и стихийные бедствия, уносящие множество жизней ни в чем неповинных людей – малых детей, из изучения истории понимая, что политика всех государств была связана с ложью и преступлениями, наблюдая, как торжествует все низкое, лживое и злое, а все священное поругано и опошлено, то неизбежно встает вопрос о благости Создателя. Неужели всемогущий и добрый Бог не может хоть немного облегчить страдания и муки людей, взывающих к Нему с мольбами, если Он бесконечно любит их? Библейская история о грехопадении Адама не дает человеку сложить с себя нравственную ответственность за трагические судьбы мира, но это не может всеобъемлющим образом ответить на вопрос: Почему Бог допускает страдания и смерть невинных, делающие мировую гармонию невозможной,  и как можно совместить такую вопиющую несправедливость, царящую в земном мире, с верой во всесильного и любящего Творца, Промыслителя и Спасителя? Зачем всемогущий Бог попустил избиение вифлеемских младенцев? В Евангелии рассказывается, что Христос родился в Вифлееме, и царь Ирод, захотевший предать Сына Божиего смерти, отдал своим войнам приказ убить всех новорожденных мальчиков. Всемогущий Господь не остановил жестокого царя и не образумил его, Он сообщил Иосифу и Марии о коварном намерении Ирода предать Богомладенца смерти, и дал им возможность бежать из города, но почему Он не защитил остальных новорожденных? Господь всеведущ, Он знал, что Ирод захочет убить Спасителя, а в результате пострадают неповинные дети, так почему же Христос не родился там, где Его рождение никому не причинило бы вреда – в безлюдной пустыне, дабы уберечь младенцев Вифлеема от грозящей им смерти? Святитель Иоанн Златоуст говорил, что не приход на землю Христа, а безумство и жестокость Ирода были причиной этой страшной трагедии, ибо царь был одержим демоном властолюбии и зависти, и он предпринял умерщвление вифлеемских младенцев, «из ненависти к Тому, на Кого указывала звезда». Святые отцы учили, что преступление Ирода свершилось не без попущения Всевышнего. Всемогущий Бог попустил младенцам Вифлеема умереть, но их смерть – не конец бытия, ибо у Бога все живы, и их мученическая кончина предварила искупительную жертву Агнца Божиего, с величайшей ясностью засвидетельствовала, что существует безвинное страдание, изобличила, что мир, лежит во зле,  пророчески указала на всех грядущих мучеников. Все православные христиане верят, что провозглашенный пророками Мессия умер за наши грехи на Кресте, добровольно сошел в царство смерти и освободил заключенные в Аду души, откликнувшиеся на Его проповедь – и первые среди них это не только ветхозаветные праведники, но вифлеемские младенцы, удостоенные войти в Царство Небесное.
                Душераздирающая тайна Вифлеемской трагедии глубочайшим образом связана с темой страданий безвинных детей, столь мучившей Уильяма Блейка и Достоевского, и эта духовная мука настолько велика, что побуждает нравственно чуткие души или отвергнуть бытие Божие или усомниться во всемогуществе Вседержителя, задаваясь карамазовскими вопросами: Разве может всеблагой Бог использовать зло как средство в Своих святых целях? Не слишком ли дорога цена, уплачиваемая за вход в Царство Небесное? Возможно прав Стендаль, на сильное изречение которого, так любил ссылаться страждущий богоборец Фридрих Ницше – «единственное оправдание Бога перед лицом наших страданий состоит в том, что Его не существует»? Священник Георгий Чистяков, исповедовавший и утешавший смертельно больных детей, в многоскорбной и трогающей душу статье «Нисхождение в ад» – этой малой Иововой поэме двадцатого века, во всей религиозной и нравственной глубине, со всей богословской серьезностью задался вопросом о страданиях и смертях безвинных и всеблагости Божией: «Легко верить в Бога, когда идешь летом через поле. Сияет солнце, и цветы благоухают, и воздух дрожит, напоенный ароматом. «И в небесах я вижу Бога» – как у Лермонтова. А тут? Бог? Где Он? Если Он благ, всеведущи и всемогущ, то почему молчит? Если же Он так наказывает их за их грехи или за грехи их пап и мам, как считают многие, то Он уж никак не «долготерпелив и многомилостив», тогда Он безжалостен. Бог попускает зло для нашей же пользы либо когда учит нас, либо когда хочет, чтобы с нами не случилось чего-то еще худшего – так учили еще со времен Средневековья и Византии богословы прошлого, и мы так утверждаем следом за ними. Мертвые дети – школа Бога? Или попущение меньшего зла, чтобы избежать большего? Если Бог все это устроил, хотя бы для нашего вразумления, то это не Бог, а злой демон, зачем Ему поклоняться, Его надо просто изгнать из жизни. Если Богу, для того чтобы мы образумились, надо было умертвить Антошу, Сашу, Женю, Алешу, Катю… я не хочу верить в такого Бога». Если Бог наказывает детей за грехи отцов, то Он не справедлив и не милостив, если не хочет утешить скорбящих, то Он не всеблаг и не добр, если не может избавить страждущих от страданий, то Он не всемогущ. Священник Георгий Чистяков сквозь слезы верил в благость Творца и Его любовь, он знал, что Бог всеведущ и непостижим, но сомневался в Его всемогуществе, полагая, что в библии нет ни слова о том, что Господь всемогущ, и даже ученейшие богословы не в состоянии ответить на вопрос: «Может ли Бог все?» Но именно в Священном Писании сказано, что Господь всесилен: «Знаю, что Ты все можешь и что намерение Твое не может быть остановлено» (Иов.42:2). В книге Иова разворачивается грандиозная картина Божьего величия и всемогущества, с которой не может сравниться ни одно из лучших произведений в истории мировой литературы. Многое мне нравится в философских раздумьях о. Георгия Чистякова – святая мысль о том, что всеблагой Бог не использует зло в Своих целях, как думали Августин Блаженный и Плотин, Василий Великий и Григорий Богослов, Лейбниц и Серафим Вырицкий; вера в то, что Господь бесконечно любит Свои падшие создания, соразделяет наши скорби и умирает за нас на Голгофе, воскресает из мертвых – побеждает смерть и Ад; надежда на то, что Утешитель отрет слезы всех скорбящих и дарует им избавление от страданий, пусть и в эсхатологической перспективе; но я не могу оправдать всеблагость Божию, отвергая всемогущество Всевышнего, как делает этот многоуважаемый мной священник, ведь и Священное Писание, и Священное Предание, и духовный опыт подвижников Православной Церкви, и вся литургическая жизнь ее, и Сам Христос возвещают, что Господь наш всеблаг и всемогущ и любовь Его сильнее смерти и Ада.
                Мою душу всегда мучил вопрос: Как верить в благость и всемогущество Бога, в то, что Он есть Любовь, после всех исторических трагедий и неисчислимых мук, захлестнувших землю, после опустошительных и кровопролитных войн, после концлагерей – того же Освенцима, где новые Иовы, мучительно умирали в газовых камерах, где влачили тягостное и жалкое существование узники, приговоренные к смерти, где люди во всей глубине ощутили себя брошенными Богом, где погибала надежда и воцарялось отчаяние? Меня потряс рассказ «Ночь» Эли Визеля – бывшего узника концлагеря, самого глубокого и честного из еврейских мыслителей, ставшего олицетворением мировой скорби, в одиночку требовавшего от бессердечного мира памяти и уважения ко всем жертвам концлагерей – живым и усопшим, талантливого писателя с изумительным даром искренности, беспощадно запечатлевшего жуткие сцены из своей горькой и многоскорбной жизни, более ужасные, чем мрачные картины дантевского Ада. Это одно из самых страшных произведений в мировой литературе, горестная повесть о том, как набожный юноша, целиком поглощенный верой, днем усердно изучающий Талмуд и каббалистическую литературу, а ночью – оплакивающий разрушение Храма, прошел через концлагерь и потерял веру в любящего Бога, ибо, если бы Он был, то простер Свою всемогущую десницу, дабы помочь страждущим и спасти их, не допустил бы холокоста и ужасов концлагерей. Эли Визель – Иов двадцатого века, но в отличие от многострадального библейского праведника, он потерял веру в Бога, как и веру в человека – нет Бога на небесах и нет любви на земле. Надо понять какие мучения пережил Визель, чтобы вникнуть в его религиозную драму – на глазах подростка отправили в печь маленьких детей, его младшую сестру и мать. В эти роковые мгновения пламя и отчаянный вопль обреченных испепелили в его душе веру в любящего Бога, лишили его воли к жизни: «Никогда мне не забыть эту первую ночь в лагере, превратившую всю мою жизнь в одну долгую ночь, запечатанную семью печатями. Никогда мне не забыть этот дым... Никогда мне не забыть эти лица детей, чьи тела на моих глазах превращались в кольца дыма на фоне безмолвного неба. Никогда мне не забыть это пламя, навсегда испепелившее мою веру… Никогда мне не забыть эту ночную тишину, навсегда лишившую меня воли к жизни. Никогда мне не забыть эти мгновения, убившие моего Бога и мою душу; эти сны, ставшие горячей пустыней. Никогда мне этого не забыть, даже если бы я был приговорен жить вечно, как Сам Бог. Никогда. Ночь миновала. В небе сияла утренняя звезда. И я тоже стал совсем другим. Прежний я – мальчик, изучавший Талмуд, - исчез в языках пламени. Осталась лишь похожая на меня оболочка. Черное пламя проникло в мою душу и испепелило ее».
                Самая страшная, волнующая и обжигающая сердце сцена в рассказе «Ночь» – это казнь мальчика с лицом печального Ангела, когда Визель со всей трагической глубиной ощутил, что «Бог умер» – не существует Бога любви, доброты и утешения, и с этих пор он перестал молиться:
«Как-то, вернувшись с работы, мы увидели на сборном плацу трех черных воронов – три виселицы. Перекличка. Нас окружили эсэсовцы, пулеметы охраны были направлены на нас – обычная церемония. Трое приговоренных со связанными руками, и среди них – мальчик, Ангел с печальными глазами.
Эсэсовцы казались озабоченными и настороженными больше обычного. Повесить подростка на глазах у тысяч зрителей было делом непростым. Комендант лагеря прочел приговор. Все взгляды были прикованы к ребенку. Он стоял, мертвенно бледный, почти спокойный, кусая губы. На него падала тень виселицы.
На сей раз палач отказался от своей привычной роли. Его заменили трое эсэсовцев.
Трое приговоренных вместе встали на табуреты. На три шеи одновременно накинули петли.
- Да здравствует свобода! – крикнули двое взрослых.
А мальчик молчал.
- Где же Бог, где Он? - спросил кто-то позади меня.
По знаку коменданта опрокинулись три табурета.
Во всем лагере наступила полная тишина. На горизонте садилось солнце.
- Снять шапки! – крикнул комендант охрипшим голосом.
А мы плакали.
- Надеть шапки!
Потом мы опять шли мимо повешенных. Оба взрослых уже были мертвы. Их раздувшиеся синие языки вывалились наружу. Но третья веревка еще дергалась: мальчик, слишком легкий, был еще жив...
Больше получаса продолжалась на наших глазах его агония, борьба жизни со смертью. И нас заставляли смотреть ему в лицо. Он был еще жив, когда я проходил мимо. Язык оставался красным, глаза не потухли. Я услышал, как позади меня тот же человек спросил:
- Да где же Бог?
И голос внутри меня ответил:
- Где Он? Да вот же Он – Его повесили на этой виселице...».
        Медленная и мучительная смерть мальчика на виселице, его цинично и безжалостно поруганная жизнь истребили веру Визеля, его измученная душа прониклась неумолимым гневом на Вседержителя, он возжелал записать Бога в книгу смерти и стал Его беспощадным обвинителем: «Я был обвинителем, а Бог обвиняемым. Мои глаза открылись, и я оказался одинок, чудовищно одинок в мире – без Бога и без человека. Без любви и милосердия. Я был всего лишь пеплом, но чувствовал себя сильнее, чем этот Всемогущий, к которому моя жизнь была привязана так долго». И как, вслед за истерзанным Визелем, мне не задуматься о том, где было милосердие Бога, когда мальчик в нестерпимых муках умирал на виселице? Когда я задумываюсь о страданиях, то мысль моя и совесть сталкиваются с неуловимой и неизъяснимой тайной – одной из самых горьких тайн бытия, и как бы я не бился, вместе с преподобным Антонием Великим, вопрошавшим Бога, отчего праведные и честные люди живут в скорбях, нищете и отверженности, гибнут в страданиях и бесславно, а нечестивцы – благоуспешны, живут до старости, имеют признание, богатство, власть и почет, не болеют и умирают спокойно и без мук, мысль моя не в силах разрешить и постичь непостижимую Божью тайну, но сердце мое вольно претворить мою муку в проникновенную и пламенную молитву к Богу: Верую, что Ты благ Господи, и что Ты умер на Кресте, искупая наши грехи, знаю, как дорога сердцу Твоему свобода Твоих созданий и что Ты предупредил нас – «в мире будите иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир», и все же скажи мне: Неужели Ты не мог защитить страдальцев или хотя бы облегчить муки молящих Тебя? Неужели ценя свободу мучителей, Ты пренебрег свободой их жертв? Неужели Ты оставил верных Тебе, зная, что всякий оставленный Тобой теряет последнюю надежду и погружается в отчаяние? Скажи мне Господи, где Ты пребываешь, когда мы страдаем, тщетно взывая к Тебе и воссылая мольбы в пустые, холодные и безответные небеса, литые как зеркало, отражающие трагические сцены земного мира и скрывающие Тебя от нас?

Этюд V: Бог на Кресте – Победитель смерти и Ада

Ибо так возлюбил Бог мир,
что отдал Сына Своего Единородного,
дабы всякий, верующий в Него, не погиб,
но имел жизнь вечную.
 (Ин. 3:16)

                Однажды архимандрит Софроний – ученик преподобного Силуана Афонского, с болью размышлял о страданиях людей: «Если я так, всею силою моего сердца, сострадаю человечеству, то как понять Бога, безучастно смотрящего на злострадания многих миллионов, созданных Им же Самим людей? Почему Он допускает неисчислимые насилия одних над другими?» Подвижник обратился к Богу с вопросом: «Где же Ты, Господи, и почему попускаешь все эти муки, если любишь Свои создания?» В ответ Софроний услышал слова Божии, раздавшиеся в его сердце: «Разве ты распялся за них?» Если человек из бездны ужаса, горя и отчаяния вопрошает: «Где Бог, когда я страдаю?», то христианский ответ таков – «Бог на Кресте, Он распят ради нашего спасения, Он вочеловечился и принял в Свое сердце вселенскую муку, дабы разделить наши скорби, искупить наши грехи и утешить всех скорбящих». В Апокалипсисе таинственно сказано, что Агнец Божий заклан от сотворения мира – в Предвечном Совете Святой Троицы было решено, что Бог Слово воплотится и добровольно сойдет в бездну наших страданий, если совершится грехопадение Адама. Господь не отвратил Свое сердце от страждущего мира – недосягаемый и всемогущий Бог  бесконечно близок нам, Он присутствует в истории мира и берет на Себя ответственность за судьбу каждого Своего создания. Христос пришел в земной мир, чтобы искупить наши грехи Своей святой кровью. С рождением Сына Божиего, Иисуса Христа наступила новая эра в истории мира, ибо свершилось великое таинство – Бог вочеловечился. Христос есть Сын Божий и обещанный пророками Мессия, Он – единственный Спаситель мира и Божественный Логос – через Него были сотворены Ангелы, мир и человек. Во Христе – жизнь и свет, а Его рождение и жизнь, смерть и воскресение, описанные в Евангелии, становятся центром всей христианской веры, ибо только с Ним история и жизнь имеют высший смысл. В Новом Завете говорится, что Христос есть Агнец Божий, Он свят и безгрешен, более непорочен, чем любой из Ангелов или новорожденных младенцев, чья природа осквернена первородным грехом, и которые нуждаются для спасения в Его искупительной жертве и освящении Святым Духом. Христос ходил по земле, Он спал на корме лодки, тонущей в волнах – образ нашего мира, проповедовал о любви и всепрощении, плакал, когда умер Лазарь и воскресил его, совершал чудеса, исцеляя страждущих, горячо молился в Гефсиманском саду за весь мир и за каждую душу – за всех живых, усопших и еще не рожденных – молился, скорбя душой до кровавого пота, испытав волнение и страх по воспринятому Им человеческому естеству, был вероломно предан Иудой и добровольно принял страшную мученическую казнь на Голгофе, когда обезумевший народ иудейский яростно кричал – «Распни, распни Его!», а страждущий Спаситель молился за Своих убийц – «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят».
                Святитель Григорий Богослов догматически точно и нравственно верно утверждал, что крестная жертва Спасителя – это следствие любви Бога к человечеству, а не Его гнева, ибо как сказано в Священном Писании: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Страдающие люди нуждаются не столько в мудрости и знаниях, сколько в любви – в ощущении, что Господь любит их, в уверенности, что ни жизнь, ни смерть, ни власти, ни силы, ни время, ни пространство – ничто не в силах отлучить их от любви Божией, и эта любовь явилась в Иисусе Христе. В тяжелые минуты скорби и отчаяния люди чувствуют, что Господь оставил их и небесам нет никакого дела до страдальцев, и в эти горестные дни жизненно важно помочь им ощутить любовь Божию, услышать благую весть о Христе – особенно от христиан, членов мистического Тела Христова – Церкви, но, увы, в наше время именно любовь и оскудела в сердцах верующих, и мы не умеем утешить плачущих, вселить надежду в отчаянных, укрепить веру в колеблющихся. После грехопадения между Богом и сотворенным Им человеком и миром разверзлась пропасть, но Господь не оставил Свое возлюбленное творение. Бог участвовал в истории мира, посылал пророков, просвещал умы, ищущих Истину и возлюбивших мудрость, благословил Своего Единородного Сына сойти с небес, дабы принять на Себя все тяготы земной жизни, искупить грехи рода человеческого и всех спасти, не ущемляя их свободной воли. По слову преподобного Исаака Сирина Бог Отец «по любви к твари Сына Своего предал на крестную смерть», а «по любви Своей к нам и по послушанию Отцу Своему Христос с радостью принял на Себя поругание и печаль». Библия повествует, что есть более страшное страдание, чем муки невинных детей, чем нестерпимая скорбь Иова и всепроникающая печаль Екклесиаста, чем молитвенный плач Иеремии и горестные раздумья Аввакума – это безвинное страдание Иисуса Христа на Голгофе – страшная смерть на Кресте. Физические муки Христа были колоссальны – Его тело было истерзано ударами бичей и плетей, по пути на Голгофу, Он нес Крест, спотыкался и падал в пыль лицом, на главу Спасителя надели терновый венец с острыми шипами, и по лицу Его текла кровь, на Голгофе же Богочеловек был распят. Но все величие и весь метафизический трагизм этой смерти заключается не только в физических муках Сына Божиего, взявшего на Себя грехи мира, но и в Его духовных муках – на Голгофе Он до дна испил чашу мировой скорби и от лица всего человечества страждущий Мессия воскликнул с Креста: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мф.27:46). На Кресте бесконечная любовь Божия встретилась с бездной вселенского страдания, всемогущество Божие слилось с немощью человеческой в распятом Богочеловеке, глубочайшее и самое безысходное отчаяние было побеждено неугасимой надеждой и верностью Богу до конца – «да будет воля Твоя!», и милостью Всевышнего, возжелавшего искупить грехи – «свершилось!», на все самые многоскорбные мольбы откликнулось Слово Божие, испытавшее по Своему человеческому естеству все муки – от грехопадения до конца времен и Страшного Суда. С точки зрения христианской сотериологии Крест Христов – это орудие нашего спасения и высочайший образ жертвенной любви – мост, переброшенный Богом через зияющую пропасть, отделяющую нас от Всевышнего и Царства Небесного, нам же для спасения надо пройти по этому мосту – взять крест свой и идти вслед за Христом, жить по заповедям Евангелия.
                На страницах Евангелия Христос говорит, что принес не мир, но меч – это Слово Божие, Он не мирится со злом, ибо хочет, чтобы страданий в мире стало меньше, а любви больше, и пришел на землю, дабы победить зло. Многие философы вопрошали: «как понять зло, творящееся в мире?» Но зло невозможно понять, оно противно Божественному Логосу – иррационально, не имеет никакой основы в замысле Творца и никакого оправдания на Суде Всемогущего. Христос нес Крест на Голгофу, Спаситель истекал кровью под тяжестью грехов рода человеческого, Он принял все муки Ада и земли в Свое любящее сердце, чтобы спасти нас – уничтожить зло, не уничтожая грешников, но исцеляя и преображая их, давая духовные силы и возрождая в них волю к Богообщению, призывая их к исканию Царства Небесного и правды его, к чистосердечному покаянию и святости. Когда я смотрю на Крест, вижу образ распятого Богочеловека и размышляю о Его страданиях на Голгофе, то понимаю, насколько велика любовь Божия к нам и ясно вижу, что Христос и Его крестная жертва – есть ответ Бога на вопль Иова и плач Иеремии, мольбу Аввакума и печаль Екклесиаста – ответ Бога на страдания всех живых созданий, на скорбь вселенскую. В чем же заключается этот ответ Бога? В том, что Бог есть Любовь, открывшаяся нам во всей ее глубине и мощи в Личности Сына Божиего, ибо как писал апостол Павел: «Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых. Ибо едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть. Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5:6-8). В этом плане совершенно ясно, почему религиозный мыслитель и историк философии Сергей Трубецкой столь настойчиво и рассудительно утверждал, что религиозная сущность Евангелия и христианства заключена в Божественной Личности Иисуса Христа, в Нем одном ответ на все человеческие слезы и печали. По слову православного философа Николая Арсеньева, сказанному с сердечным огнем живой веры: «Бог Сам излил любовь Свою, «излил Себя» в бездну страдания нашего в Сыне Своем. Мы не одни, мы не оставлены в страдании нашем. Он с нами и здесь – чрез Сына Своего, пострадавшего и умершего на кресте. Страдание освящается Его присутствием, Его соучастием с нами в страдании. Раскрываются новые горизонты. Страдание, трудности, крест Его, предание воли своей, т.е. участие в Его послушании – становятся дверью в новую действительность, в действительность жизни Духа». В Ветхом Завете Христос пророчески назван «Мужем скорбей» (Ис.53:3) не только за то, что Он страдал на Голгофе за наши грехи, но и Его сошествие во Ад. Нисхождение Христа во Ад – одно из самых таинственных и значимых событий библейской истории, не менее величественное, чем Голгофа и Воскресение. Апостол Петр назвал Ад – «темницей духов», указывая на пребывании Христа в преисподней и на Его проповедь, обращенную ко всем находившимся там душам. Сошествие Спасителя во Ад есть вторжение Бога в «державу смерти», приведшее к опустошению преисподней, сокрушению врат адовых и победе над смертью. Бог есть бесконечная Любовь, Он хочет, чтобы все были спасены, а потому проповедь Христа в преисподней, была обращена ко всем душам, а не только к ветхозаветным праведникам и пророкам. Христос пришел во Ад спасти все души, но освобождены и спасены Им были лишь те, которые откликнулись на Его проповедь. Вот почему святитель Иоанн Златоуст говорил, что Христос сошел во Ад, чтобы освободить весь род человеческий, но спасение обрели лишь уверовавшие в Него и последовавшие за Спасителем.
                Христианская теодицея не исчерпывается крестной жертвой Спасителя на Голгофе и Его сошествием во Ад, но и обращает нас к Воскресению. Воскресение Христово – это величайший праздник и самое радостное событие в истории нашего мира, это победа всеблагого и всемогущего Бога над демонами, свидетельство того, что любовь Божия сильнее, чем смерть, и ревнивее, чем преисподняя. С особой евангельской мощью и проникновенностью радость о Воскресении Христовом – о победе Богочеловека над Адом и смертью, звучит в слове святителя Иоанна Златоуста на Святую Пасху: «Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа? Воскрес Христос – и ты низвержен! Воскрес Христос – и пали демоны! Воскрес Христос – и радуются Ангелы! Воскрес Христос – и жизнь царствует! Воскрес Христос – и ни одного мертвеца во гробе!» Вся вера христиан и все их надежды, вся литургическая жизнь Церкви и ее догматическое сознание, вся проповедь апостолов и православное богословие – все основано на благой вести – воскресении Иисуса Христа из мертвых. Новозаветная Церковь провозглашает, что до искупительной жертвы Христа на Голгофе и Его Воскресения даже праведники и пророки сходили в Ад, а ныне – даже самые окаянные грешники могут войти в Царство Небесное, если искренне покаются и очистятся от грехов. Апостол Павел писал, что если Христос не воскрес, то вера наше тщетна, у нас нет более надежд и мы – самые несчастные люди. Если бы Христос скончался на Голгофе и не воскрес из мертвых, то Он бы стал еще одной жертвой смерти, и это свидетельствовало бы о бессилии любви Божией пред силами зла, смертью и Адом, сделав невозможным оправдание Создателя и являя Его неискупимую вину перед лицом всех страждущих и плачущих созданий, обреченных на неисчислимые земные страдания, неминуемую смерть и посмертные адские мучения. Но Христос не только искупил наши грехи на Голгофе и принял на Себя мировую скорбь, не только сошел во Ад, чтобы сокрушить врата преисподней и спасти все души, откликнувшиеся на Его проповедь, но и воскрес из мертвых – разорвав узы смерти. Но если Христос победил смерть, то почему она не перестала владычествовать над людьми и иными живыми существами, собирая кровавую жатву на земле? Всемогущий Господь победил смерть духовную – разлучение души с Богом, показал, что смерть – это не исчезновение в черной бездне небытия, а переход в иной мир и ожидание всеобщего воскресения мертвых, но Он оставил смерть физическую, иначе Бог бы увековечил зло – сделал бесконечной жизнь злых и преступных людей. Господь бесконечно любит Свои создания, вот почему никто из них никогда не обратится в небытие – даже падшие Ангелы, но по премудрости Своей Он попустил быть физической смерти, чтобы человек помнил о конечности земного бытия, искал не мимолетных мирских благ, а Царства Небесного и вечного общения с Богом, сознавал ответственность за всю свою жизнь – за дела и слова, намерения и помыслы, знал, что его душа может стать как обитательницей Рая, так добычей Ада, и что после смерти его ожидает Суд Божий. Вознесясь на небеса, чтобы отверзнуть врата Царства Небесного для нас и воссесть одесную Бога Отца, Христос не оставил землю, и Божественный Утешитель – Бог Освятитель, именуемый христианами Святым Духом, в день Пятидесятницы сошел на апостолов в огненных языках и образовал Новозаветную Церковь, сердце ее жизни – Божественная Литургия и таинство Евхаристии – причастие Крови и Плоти Христовой, а образ ее бытия – любовь, ибо именно через любовь к друг другу и познаются истинные члены святой Церкви и ученики Иисусовы. Если бы мы умели любить и дали Святому Духу коснуться наших сердец, то мы были бы настоящими христианами, а не жалкой и унылой карикатурой на учеников Христовых, мы бы научились прощать обиды и молиться за страждущих, не отчаиваться в скорбях и помогать ближним: «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев. А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, - как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиной» (1 Ин.3:16-18).
                Для христианина неизбежно встает вопрос, мучающий каждого совестливого человека: Как совместить любовь Божию с вечными муками грешников в Аду? Вопрос о вечных муках – один из самых сложных, таинственных и многоскорбных для христианского философа. Если всеблагой Бог есть Любовь, то как Он может ввергнуть огонь неугасимый Свои возлюбленные создания, которых Он сотворил и ради спасения которых пролил Свою святую кровь на Голгофе? Тайна адских мук – это не только тайна правосудия Вседержителя, но и тайна свободы сотворенных Им созданий. В Новом Завете провозглашается: Бог хочет, чтобы все люди спаслись и пришли к познанию Истины, а Ад – это произведение злой воли падших Ангелов и грешников. Бог благ и милостив, Он не сотворил Ад, но сражается с преисподней и смертью, однако Бог никогда не принуждает Свои создания к спасению и никому не навязывает общение с Собой. Существует знаменитая антиномия всеобщего спасении и геенны огненной, изложенная ученым, богословом, поэтом и священником о. Павлом Флоренским в его колоссальном труде «Столп и утверждение истины»:  если исходить из любви Бога и Его благости, то «невозможна невозможность всеобщего спасения», но если исходить из свободы Его созданий, то невозможно допустить, чтобы любящий Бог принуждал их к спасению, а значит – «возможна невозможность всеобщего спасения». Если мы обратимся к книгам Священного Писания, и к истории нашего мира – этой всеобщей трагедии, написанной кровью и слезами, то увидим примеры, как сердца иных созданий ожесточились против Бога и отвергли Его любовь – восстание Люцифера и трети Ангелов на небесах, горестная история преступлений царя Ирода и предательства Иуды Искариота, и всех иных злодейств, исполнивших землю. Некоторые философы и богословы называют Ад – памятником свободе падших Ангелов и нераскаянных грешников. Церковь не приняла учение Оригена об апокатастасисе, так как оно связано с учением Платона о предсуществовании душ и циклическим пониманием времени, стирает разницу между добром и злом перед лицом вечности, злоупотребляет милосердием Божием и не понимает, что тайна спасения – это тайна синергии, содействия человеческой воли и Божественной благодати, ибо Бог никого не спасает насильно. Господь не уничтожил падших Ангелов и нераскаянных грешников, ибо они – Его творения, пусть и падшие, Он любит их всем сердцем и хочет спасти, но трагедия заключается в том, что они отвергают дары любви Божией, обрекая себя на адские муки. Преподобный Исаак Сирин хранил надежду, что все могут быть спасены и был убежден, что никто из терпящих мучения в геенне огненной не оставлен Богом и Его любовью, напротив – все мучимые в Аду поражаются очистительным огнем Божественной Любви, а мучает их – собственная злоба и нераскаянность. В Апокалипсисе, где история мира во всей ее грозной трагичности описывается как борьба Бога и Его святой Церкви с мировым злом, возвещается, что в горний Иерусалим «не войдет ничто нечистое» – не убеленное кровью Агнца Божиего, не очищенное от греха. Но Апокалипсис – это книга надежды, пророчествующая о духовном преображении неба и земли, о том, что в конце веков смерть истребится и Бог утешит всех скорбящих: «отрет Господь всякую слезу с очей их, и смерти уже не будет, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет: ибо все прежнее прошло» (Откр. 21:4).

Эпилог: Почему я христианин?

Я христианин и потому верю,
что проблема теодицеи разрешена явлением Христа
и совершенным Им делом искупления и спасения.
Н.А. Бердяев

                Никакие самые эрудированные богословские книги и самые изощренные и глубокомысленные философские рассуждения о теодицее не смогут утешить плачущую мать, потерявшую своего ребенка, несчастного юношу, горько оплакивающего смерть своей возлюбленной, неизлечимо больного, обреченного в муках доживать свой безотрадный век, бывшего узника концлагерей, утратившего надежду на Бога и потерявшего веру в людей. Что я могу сказать мученику Иову, сидящему на гноище, или сокрушенному духом Эли Визелю, на глазах которого в печах концлагерей сжигали детей? Как оправдать всемогущего Бога и отстоять веру в Его любовь пред лицом тысяч и тысяч замученных и доведенных до отчаяния душ, чьи жизни были нескончаемой мукой, а идеалы и святыни – растоптаны безудержной жестокостью мира и бессердечием окружающих? В размышлениях о теодицее, меньше всего мне хотелось походить на тех богословов, которых с беспощадной правдивостью вопрошал Иов: «Или вы для Бога будете лгать и неправду возвещать ради Него, в угоду Ему кривить душой, в споре выгораживать Его?» (Иов. 13:7–8). На страницах книги Иова в величественной и загадочной речи Господь открывает ветхозаветному страдальцу, прообразующему Христа Мессию, неизреченные небесные тайны – тайну сотворения мира и всемогущества Божиего, тайну свободной воли и Провидения, тайну грехопадения и искупительной жертвы Сына Божиего, тайну трагического конфликта между Богом и Его творением – тайна мирового зла, выраженную в образах бегемота и левиафана, олицетворяющих миродержца тьмы и князя мира сего – Люцифера, обладающего страшной мощью и могуществом, чудовищного апокалиптического красного дракона, победить которого может только Господь Бога, о чем повествуют таинственные стихи из книги пророка Исайи: «В тот день поразит Господь мечем Своим тяжелым, и большим и крепким, левиафана, змея прямо бегущего, и левиафана, змея изгибающегося, и убьет чудовище морское» (Ис.;27:1). В громовых раскатах – голосом громов и молний, Господь возвещает в Священном Писании, что никто из людей и Ангелов не может примерить на себя латы Спасителя мира и повергнуть ниц Люцифера, смерть и преисподнюю, никто не обладает всемогуществом и всеведением, дабы открыть книгу судеб Божиих и совершенной премудрости, запечатанную семью печатями из Апокалипсиса – никто, кроме Бога. Я могу пытаться философски разрешить мучительные вековечные вопросы, стоящие перед человеком – существом совестливым и мыслящим, но утешить истерзанное сердце скорбящего, пережившего страшное горе, может лишь бесконечная любовь Божия, более сильная, чем смерть и Ад. Где же всемогущий Бог, когда мы все страдаем? На этот смысложизненный вопрос не могут ответить ни Будда, Конфуций и Зороастр, ни Платон, Аристотель и Лейбниц – никто кроме Самого Бога, и Его ответ – это Христос со всей Его жизнью и проповедью, Голгофой и Воскресением. Предвечный Бог Слово с надзвездных высот Своего Божественного величия в добровольном акте жертвенной любви и самоотречения, нисходит до самых последних глубин бесславия и отверженности – через кенозис Сын Божией участвует в трагедии мира и испивает до дна чашу мировой скорби на Голгофе, Он берет на Себя нравственную ответственость за судьбу каждого Своего творения, входит в историю – вочеловечивается и воплощается, и само пришествие Его, как Небесного Заступника и Спасителя, разрешает все вековечные вопросы, мучившие Иова, Иеремию, Аввакума, святителя Григория Богослова, Достоевского и преподобного Иустина Поповича – Новозаветное Откровение о чудесной Личности Христа Богочеловека, о Его победе над смертью, Адом и дьяволом, становится ответом на все вопрошания Иова, тем самым становится ясно, что вне Евангелия проблема теодицеи неразрешима. В удивительном финале книги Иова сказано, что Иов повергся в ниц и умилении и священном трепете отрекся от всех своих горестных упреков по отношению к Богу – живой Бог оказался выше всех его представлений и идеалов, все отчаянные сомнения исчезли пред ликом благого и всемогущего Творца, Промыслителя и Спасителя, как воск тает от лица огня, страдальческая жизнь наполнилась величественными смыслом, а мучительные вопросы о теодицеи разрешились  откровением о величайших тайнах – Иов был посвящен Самим Богом в тайну спасения мира искупительной жертвой Христа, Его сошествия в преисподнюю, воскресением из мертвых и вознесением на небеса. На душераздирающие мольбы и многоскорбные речи Иова был дан всеразрешающий и небоотверзающий ответ, которым стало само предвечное Слово Божие – Сам Христос, и Иов, с сокрушением сердца исповедовал свою веру, надежду и любовь, падая ниц перед Тем, Кто жертвует Собой ради Своего творения и нисходи с наднебесных высот до самой сердцевины Ада, дабы из сени смертной вывести всех уверовавших в свет Своего Невечернего Царства. Прав религиозный философ Семен Франк в книге «С нами Бог» утверждавший, что только любящий Бог, добровольно соучаствующий в страданиях мира – единственно возможная теодицея. По глубокомысленному суждению христианского мыслителя Б. Вышеславцева существует догматическая антиномия разрешающая проблему теодицеи – Бог участвует в трагедии мира и вместе с тем запределен по отношению к трагизму бытия, ведь святейший догмат о Святой Троице провозглашает, что в деле спасения участвуют все три Лица единого Бога, но именно Христос – действующее лицо евангельской истории, Он есть Мессия и Искупитель: «Идея Троичности дает возможность мыслить единство этих противоположностей «блаженного» и «страдающего» Божества – глубже. В самом деле, Бог-Отец есть  таинственный перво-источник, из которого все исходит, из которого рождается всякий трагизм, и который поэтому лежит по ту сторону всякого трагизма, за стеною единства противоположностей, составляющего сущность трагизма. Бог-Сын – есть по преимуществу страдающий Бог («страсти Господни») Бог, принявший в свое сердце весь трагизм «Сына Человеческого», Бог, ставший действующим лицом мировой трагедии, действующим лицом истории, добровольно вступивший в конфликт противоположностей, чтобы его преодолеть. Наконец, Бог-Дух Святой – есть по преимуществу «Утешитель», Параклет, который исходит от Отца, Он всего яснее показывает, что «трагизм» не есть последнее, не есть телос, что за ним следует «утешение», воскрешение («жизни податель») и блаженство (заповеди блаженства). Нельзя просто остановиться и успокоиться на том, что Бог страдает вместе с нами и участвует в мировом трагизме, потому что трагизм не есть последнее, не есть все. Божество не может быть только страдающим Божеством, как и человек не может быть только страдающим человеком. В этом направлении лежат все обетования Царства Божия («да приидет Царствие Твое»). Но вместе с тем отношение лиц Святой Троицы к трагизму и блаженству нельзя мыслить и так, что трагизм всецело принадлежит Сыну, а Отец и Дух Святой не причастны трагизму ни в какой мере. Если «Отец любит Сына» – то Он не может не принять в Свое сердце трагизма Сына, не может не услышать «вскую еси мя оставил!». Если Дух Святой «утешает» и «отирает всякую слезу», то Он не может не принять в Свое сердце трагизма, заслуживающего «утешения». Однако Они участвуют в трагизме иначе, чем Сын, именно не в качестве действующего лица истории». Сквозь боль, пронзающую душу, сквозь слезы и отчаяние я верю во Христа Богочеловека – верю, что только вера, горящая как неугасимая лампада пред Его чудесным ликом, может вселить надежду в отчаявшихся, утешить плачущих и вернуть жизни смысл, исцелить исстрадавшиеся души и спасти этот многоскорбный мир. Всеразрешающий ответ на проблему теодицеи и антроподицеи, на тайну смерти, страдания и смысла жизни дается не философскими теориями и богословскими аргументами, а чудесной Личностью Христа Спасителя, верой в Него и доверием Богу вопреки всему – всем скорбям и ужасам жизни, всей несправедливости и тому горестному факту мировой истории, что мир наш лежит во зле, ибо жизнь можно принять и оправдать только если Бог есть Любовь и в конце времен восторжествует правда Божия – свершится Страшный Суд, все земное творение освободится от власти смерти и тления, времени уже не будет, ибо для всех нас наступит вечность – эсхатологически разрешится драма всемирной истории и настанет Царство Небесное, где не будет ни зла, ни скорбей, ни смерти, но Бог будет во всем и жизнь наша станет святой Литургией.





Страх

И, как виденье, внешний мир ушел...
И человек, как сирота бездомный,
Стоит теперь, и немощен и гол,
Лицом к лицу пред пропастию темной.
Hа самого себя покинут он -
Упразднен ум, и мысль осиротела -
В душе своей, как в бездне, погружен,
И нет извне опоры, ни предела...
Ф.И. Тютчев

                С древнейших времен – от самого Адама – едва вступив в драму всемирной истории и задумавшись над загадками мироздания, человек испытал страх во всей его многогранности – от душевной тревоги до всепроникающего ужаса, от животного страха до священного трепета. Страх – это спутник человечества на протяжении всей истории – в рамках нашего падшего мира невозможно представить себе идиллическую эпоху, когда люди не испытывали чувство страха и были свободны от него. Человек есть существо, испытывающее состояние страха, трепета, тревоги и ужаса – его охватывает страх, когда он ощущает угрозу жизни, неустроенность и неприкаянность, лишения и скорби наполняют его взволнованную душу тревогами, утрата близких и неотразимость смерти ввергает его в отчаяние и ужас. Но отчего во всех веках человек обречен влачить на себе вериги многоликого страха, отчего ужас заставляет трепетать его сердце и откуда в его душе возникает странное желание и неотразимое искушение искать упоение на краю страшной бездны и пристально вглядываться в невыносимые лики ужаса, сковывающего его мысли и чувства? Во всех народах и во всех культурах добросовестный исследователь обнаружит целую метафизику страха и ужаса, ведь как бы люди не пытались изгнать это переживание из своей жизни и своего сознания, но нет человека, который бы хотя бы раз в жизни не испытал чувство страха, тревоги и трепета. По мысли религиозного экзистенциалиста Кьркегора, есть ужас – это «экзистенциальная тревога», постоянное и безотчетное чувство трепета перед ничто – головокружение у края страшной пропасти небытия, боязнь не только сорваться туда, но и самому броситься в бездну, а есть страх, порожденный конкретными угрозами и опасностями. В своей книге «Самопознание» русский религиозный мыслитель Н.А.Бердяев поясняет, что страх, всегда связан с эмпирической опасностью земного мира, он присущ человеку как чувственному существу, а ужас – обращен к трансцендентному, выходящему за грань чувственного опыта, рационального понимания и эмпирического бытия, его источник – духовный и метафизический, он присущ человеку как духовному существу. Многие философы – от античного философа Демокрита до экзистенциалиста Сартра и современных мыслителей – бились над разгадкой тайны страха, рассматривая его как особую психологическую, социальную и философскую проблему, но мало кто из них возвышался до метафизики страха, как то сумели сделать Иов и Соломон, Паскаль и Кьеркегор, Гоголь, Достоевский и Бердяев. Французский ученый и философ-деист Рене Декарт, занимавшийся физиологическим исследованием души,  полагал, что страх имеет чисто физические причины – его истоки внешние впечатления и пережитые ощущения, имевшие негативный и трагический характер. Но тайна страха намного более таинственней, чем представлялось Декарту, ведь страх таится в неисследимых кладезях души человеческой и является метафизической проблемой, а в тайниках нашей психики дремлют ужасающие и гротескные видения и фантасмагорические образы, наполнившие произведения Босха и Гойи, чье искусство – неисчерпаемая сокровищница темных фантазий и страшных прозрений. Все живые существа, населяющие наш мир – звери, рыбы и птицы – испытывают страх, все они предощущают свой смертный час и трепещут перед смертью, страшатся страданий, но только человек возвышается до метафизического страха – до ужаса, глубинного состояния и переживания, порождаемого способностью осознавать конечность своей жизни и катастрофическое состояние нынешнего мира, лежащего во зле, прозревать драматические коллизии своего существования. Тайна происхождения страха, остававшаяся неведомой и неразгаданной для многих мудрецов мира сего – от античных философов до Декарта и экзистенциалистов атеистического типа, раскрывается на страницах Священного Писания. Библия повествует о том, что первозданный мир Божий был великолепен, а первые люди – Ада и Ева – жили счастливо, имея повеление хранить и возделывать Эдемский сад. Человек вступил в мир Божий как царь, пророк и священник, он был призван служить Богу и исполнять Его святую волю, одухотворить весь видимый мир, возносить к небесам «жертву хваления» – восхвалять Творца от лица всей земли, вкушать от Древа Жизни – быть причастным Божественной Жизни, но он имел повеление от Всевышнего не вкушать плодов с древа познания добра и зла. По разъяснению преподобного Иоанна Дамаскина, эта заповедь была дана человеку как упражнение в верности Богу, а также – как право выбора между добром и злом, ибо, если смысл и цель жизни человека – добровольный союз с Богом и обожение, достичь высшего совершенства и святости, уподобиться Богу и соединиться с Ним, то нарушить заповедь Божию – значит, на своем горьком опыте познать зло и испытать зло – совершить зло и стать злодеем, утратить единство с Богом и потерять святость и райское блаженство. Библейский рассказ о грехопадении дает нам понять истоки трагизма истории человечества и то, как в мир вошло зло – падший Ангел Люцифер, именуемый в Апокалипсисе тайнозрителя и апостола Иоанна Богослова великим драконом, древним змеем, обольщающим всю вселенною, искусил людей «ложной надеждой обожения» и вдохновил их нарушить волю Вседержителя – отважиться на богоотступничество и вкусить запретный плод. По толкованию преподобного Симеона Нового Богослова: «Люцифер, а вслед за ним и Адам, один будучи Ангелом, а другой –  человеком, вышли из своего естества и, возгордившись перед своим Творцом, сами захотели стать богами». Нарушение заповеди Божьей и вкушение запретного плода не дало человеку счастья, могущества и мудрости,  наоборот – человек разорвал свою духовную связь с Богом, потерял благодать Святого Духа, ощутил свою наготу и испытал чувство стыда, попытался скрыться от Бога. Если до грехопадения Адам жил счастливой и блаженной жизнью, не знал печали, тревог и смерти, то после грехопадения он лишился райского блаженства и исказилась вся его природа – он познал скорбь и жгучее чувство стыда, стал смертным и тленным, утратил духовную мудрость и знание Бога, попытался скрыться от вездесущего Творца и найти место, где нет Бога, начал воспринимать Его как грозного и карающего Судью – впервые испытал страх и ужас. В стихах книги Бытия описывается как Бог искал падших людей – Адама и Еву, взывал к ним, призывал к покаянию – отвратиться от зла и вернуться к Нему. Не воззвал Бог с неба голосом громовых раскатов, потрясающих основания земли, ибо жаждал свободной веры и любви и не хотел, чтобы люди почитали Его в страхе и трепете. Когда всеведущий и вездесущий Господь взывал к Адаму – «где ты?» – то Он хотел напомнить ему, что прежде он жил в блаженстве и жаждал Богообщения, а ныне – нарушил заповедь и разорвал связь с Богом, впал в бедственное состояние – предал и оставил Творца своего. Если бы Адам раскаялся и взмолился Богу от всего сердца, то получил бы Божье прощение, но вместе покаянного плача Адам произносит речь самооправдания, обвиняет во всем свою жену Еву и ее Создателя – Бога, а Ева обвиняет змея, и никто их них не пожелал признать свою вину. Как проницательно замечает Бердяев: «Страх есть порождение Богооставленности. Но покинут ли мир и человек Богом, или Бог покинут человеком или миром, во всяком случае Богооставленность предполагает существование Бога… Человек поставлен перед бездной ничто, испытывает страх и ужас, потому что он отделен от Бога. Страх есть результат разорванности, разделенности, отчужденности, покинутости». Не вездесущий и всеблагой Бог покинул мир и людей,  а люди покинули Бога, ибо если бы люди были оставлены Им, то Он не был бы Любовью и не было бы Его Промысла, не было бы пророков и Священного Писания, Сын Божий не пришел бы на землю, дабы искупить грехи рода человеческого, не было бы Церкви и ее святых таинств, не было бы и самой надежды на спасение. 
                Страх есть печать падшести, лежащая на всех людях и на всех земных Божьих созданиях со времен Адама, ибо грехопадение – вселенская катастрофа, вся тварь, живущая в материальном мире, покорилась суете и тлению – покорилась не добровольно, а по вине человека – царя видимого мира, стала жалкой и смертной, испытывающей страх перед страданиями и смертью. С печального дня Адамова падения в душах людей воцарилась экзистенциальная тревога, все мы чувствуем страшную рассогласованность мира, трагическое несоответствие идеального и реального, тоскуем о Боге и потерянной мировой гармонии. Все люди – потомки Адама и Евы, мы – падшие создания, и испытываем страх – в том числе и великие полководцы и храбрецы: известно, что Александр Македонский приносил жертвы демону страха, отправляясь на битву, а  римский историк Плиний Старший иронично замечает, что мало кто из гладиаторов не опускает веки, когда перед ним возникает внезапный угрожающий жест, знаменующий неминуемую гибель. Древнегреческий философ Аристотель справедливо писал, что храбрость – это не бесстрашие, граничащее с безрассудством, а победа над страхом, искусство укрощения страха и его преодоления. Страх властвует над миром, лежащем во зле, падший человек одержим страхом – одержим маниями и фобиями, все наше общество и вся наша цивилизация, все государства и их правители с их властью – все зиждется на страхе, люди испытывают страх и используют страх в своих целях, отсюда возникают манипуляции, пропаганда и террор, как стремление управлять массами через страх. В современную кризисную эпоху, когда история развенчала наивные грезы и утопические мечты эпохи Просвещения, на сцену вышла толпа – массы с их безотчетными инстинктами, как точно подметил испанский философ Ортега-и-Гассет, а бурное развитие интеллектуальной мощи человечества и научно-технического прогресса сопровождается духовно-нравственным упадком, все сильнее нарастает тревога за судьбы мира и усиливаются апокалиптические предчувствия – предчувствия вселенской катастрофы, с огромной художественной силой запечатленной в фильме-предостережении русского мастера интеллектуального кино, религиозного художника и мыслителя К.С. Лопушанского «Письма мертвого человека», где показывается не только как эфемерно земное существование человека, но и всей нашей технократической цивилизации. Тайна нашей эпохи – апостасия, современные люди в подавляющей массе своей не понимают, кто они и зачем им дана жизнь, они не могут осмыслить свое существование и историю мира – в их сознании распалась связь времен, а Бог – вычеркнут из их жизни. Мартин Бубер – этот «иудейский Кьеркегор», писал, что современный мир переживает самую трагическую ситуацию –  «затмение Бога», диалектический момент в диалоге человека с Творцом – момент молчания Бога, когда испытывается вера людей и это состояние покинутости и бессмысленности бытия может, как ввергнуть человека в отчаяние, так и побудить его мученически искать Бога – взывать к Нему, как вызвал Иов, отбросить все надежды на мудрость мира сего и обратить их на Всевышнего – быть верным до конца и дождаться того часа, когда мир вновь озарится религиозным светом веры и люди духовно ощутят присутствие Бога и Его таинственное участие в судьбах мира. По исповедальному признанию Мартина Бубера верить в благость Творца и Его провидение в двадцатый век – эпоху «затмения Бога» и страшного духовного кризиса, страшных исторических катастроф и чудовищных оргий насилия – это мученичество, а вера проходит через самые отчаянные духовные борения, муки и сомнения.
          Человек – это мыслящее существо, задающееся вековечными вопросами, уводящими мысль в бесконечность, он – мученик духа и мысли, а его жизнь – паломничество по безднам, всюду он сталкивается с неисследимой таинственностью жизни и смерти, с загадками вселенной – от необозримого звездного неба, вызывающего восторг, изумление и трепет, величественного и грозного блеска молний и огнедышащих вулканов, заставляющего трепетать сердце, до микроскопического атома – бескрайней тайны в бесконечном малом. Со всех сторон человек окружен бездной вселенских тайн, беспокойная и неохватная мысль кружится над неизъяснимыми и ошеломительными Божьими загадками и чудесами, и изнемогает в трагической безысходности, ибо не может постичь всех тайн и разрешить всех парадоксов, и эти тайны становятся не только источником восхищения и молитвенного трепета перед беспредельной премудростью и творческой мощью Бога, перед безмерным величием Творца вселенной, но и вселяют в душу человека невыразимый страх и метафизический ужас. Если немецкий философ и изощреннейший аналитик Иммануил Кант – этот рационалист до мозга костей, в минуту изумления воскликнул, что его восхищает красота и великолепие звездного неба, то французский ученый и религиозный философ Паскаль в момент глубокой задумчивости признался, что молчание бесконечных пространств, в сравнении с которыми наша планета – ничтожная песчинка, вызывает у него неизъяснимый ужас, охватывающий все естество. Религиозный экзистенциалист Паскаль внезапно ощутил, что человек – это маленькая песчинка в грандиозном мироздании, он – мыслящее существо, его мысль – слабая молния, на мгновение блеснувшая в непроглядной тьме истории, а его мыслящий дух хоть и является великой тайной и неиссякаемым источником творческих сил, но по физической форме своего бытия, человек – жалкое и немощное существо, его окружают грозные стихии и силы природы, над ним пылают бесчисленные звезды, созвездия и галактики – со всех сторон он окружен бесконечной бездной бездушной вселенной, ужасающей его своей таинственностью, неизведанностью и неопознанностью. По блестящему суждению преподобного Иустина Поповича, бесконечная таинственность мира становится источником страха и ужаса для человека – наследника печальной мудрости Иова и Соломона, плача рыдающего пророка Иеремии, ибо мысль его утопает в бушующем море бесконечностей: «Всякий человек – пленник тайн, ибо всякий осажден тайнами. Со всех сторон они собираются вокруг него и наваливаются на него. Каждое явление излучает тайну, а каждая тайна – бесчисленное множество тайн. Нет ни одного создания, которое бы не носило в себе тайну. Тайна рядом с тайной, тайна на тайне – так и образовался мир. Человек заключает в себе некую праисконную центростремительную силу, притягивающую ко всему таинственному. И привлекает к себе все тайны, и они устремляются к нему, окружают его со всех сторон. Каждое чувство человека окружено бесконечными физическими таинствами. Из всякой твари во всякий атом человеческого существа смотрят чудесные тайны. И самая маленькая тайна развивается в тайну вселенскую, в тайну бесконечную. Столкнувшись с одной из них, человек сталкивается разом со всем тем, чему нет конца. Последняя тайна всякого явления и всякой твари обвита бесконечностью». Используя выражение философа Г. Померанца, можно сказать, что страх – это открытость бездне: 1) бездне бесконечного пространства вселенной, ужасавшей Паскаля и запечатлевшейся в поэтических строках Ломоносова – «открылась бездна звезд полна. Звездам числа нет, бездне дна...»; 2) державинская бездна вечности, в которую утекает река времен, уносящая народы, царства и царей; 3) бездна тайн, раскрывающаяся в душе самого человека – в сокровенных глубинах его внутреннего мира, о чем повествует Библия и великие поэты и писатели всех времен и народов – Данте и Шекспир, Гоголь и Тютчев, а особенно – Достоевский, охваченный метафизическими, религиозными и нравственными муками, идеями и надеждами, на страницах своих романов разрешающий самые изощренные философские и богословские проблемы – добра и зла, смысла жизни и смерти, теодицеи и спасения. Человек – это существо, сотворенное по образу и подобию Божиему, он осознает себя как уникальную личность, наделенную разумом и самосознанием и не может принять жизнь, если в жизни нет смысла, он задается вопросом о том, какое место он занимает в мире и, как Л.Н.Толстой, испытывает «арзамасский страх» перед лицом бесцельности бытия и разверзающейся бездной неумолимой смерти, ибо, если смерть – возвращение в небытие, исчезновение личности и ее гибель, то и жизнь наша не имеет смысла. Наш утонченный лирик и поэт-метафизик Тютчев, описавший в своих стихах и космическую бездну, открывшуюся уму Ломоносова, и внутреннюю бездну души, о которой писал мистик Мейстер Экхарт и драматург Шекспир, все романтики – от Новалиса и Байрона до Шеллинга, был убежден, что страх начинается там, где под ногами человека пропадает почва и разверзается бездна, угрожающая его существованию, но, намного страшнее метафизическая бездна – бескрайность человеческой души, отдающей себя греху и беззаконию. В поэзии Тютчева ночь срывает златотканый покров дня обнаруживает бездну темного хаоса, дремлющего под благодатным покровом Божьего творчества, являясь метафорой неустроенности и бессмысленности бытия, ибо без Бога и Его творческой силы вселенная перестала бы существовать и обратилась бы в ничто, а жизнь лишилась бы всякого смысла:

На мир таинственный духов,
Над этой бездной безымянной,
Покров наброшен златотканый
Высокой волею богов.
День – сей блистательный покров –
День, земнородных оживленье,
Души болящей исцеленье,
Друг человеков и богов!
Но меркнет день – настала ночь;
Пришла – и с мира рокового
Ткань благодатную покрова,
Сорвав, отбрасывает прочь...
И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами –
Вот отчего нам ночь страшна!

                В поэтическом мире Тютчева день – образ земной жизни, он – «земнородных оживленье», покрывало наброшенное «на мир таинственных духов», а ночь – вестница смерти, она напоминает всем живущим, что как меркнет день и наступает ночь, так закончится наша земная жизнь и придет смерть, которая по слову другого русского поэта – Г.Державина, есть «трепет естества и страх», она охватывает сердце и наполняет его страхом и ужасом. Грозная тень смерти ужасает нас и леденит сердце – страх смерти свойственен всем живущим в земном мире, она вызывает сильную тревогу и ужас, причиняет тяжелую скорбь. Какой неизбывной грустью веет от слова многострадального Иова, сетующего о смертности рода человеческого: «Для дерева есть надежда, что оно, если и будет срублено, снова оживет, и отрасли от него выходить не перестанут: если и устарел в земле корень его, и пень его замер в пыли, но, лишь почуяло воду, оно дает отпрыски и пускает ветви, как бы вновь посаженное. А человек умирает и распадается; отошел, и где он? Уходят воды из озера, и река иссякает и высыхает: так человек ляжет и не станет; до скончания неба он не пробудится и не воспрянет от сна своего» (Иов.14:7-12). Размышляя о смерти, святой Григорий Нисский замечает, что она – печальное событие, достойное плача, настоящее бедствие и горе вселенной, «в каждом человеке есть какое-то естественное отвращение от смерти», ибо смерть противна нашему естеству – нам невыразимо страшно умирать и расставаться с жизнью – даже с этой земной и скоротечной жизнью, где так много страданий и скорбей. Страх смерти – загадочное и сложное явление. Смерть есть великое таинство, она страшит людей неизвестностью – никто из живущих в материальном мире не знает как он умрет, когда умрет и что его будет ожидать после смерти. Человек страшится не только неизвестности, но и возможности адских мук – загробных мучений, он боится умереть, не осуществив свое предназначение – не реализовав свой талант, свои самые заветные устремления, он боится сгинуть во тьме могилы и не хочет расставаться с жизнью, ее радостями и дарами, разлучиться с близкими людьми. По словам Иоанна Лествичника, смерть явилась в мир как «возмездие за грех» и результат богоотступничества – отступления от верности Богу, идеала святости и богоподобной жизни, «боязнь смерти есть свойство, полученное нашим естеством вследствии преслушания, и трепет смертный есть признак неочищенных покаянием грехопадений». Вся наша жизнь есть приближение к дню смерти и приуготовление к Страшному Суду и вечности, а потому христианин страшится не смерти, а осуждения Божьего и вечной погибели своей души, но если сердце его очищено покаянием и освящено молитвой, то смерть становится для него радостным исходом к Богу, избавление от всех земных печалей и страданий, освобождением и приобретением – она соединяет его со Христом Спасителем – источником вечной и блаженной жизни. Смерть – это апокалиптическое событие в жизни человека, она необычайно остро ставит вопрос о смысле жизни – не отвлеченно, а экзистенциально – «Зачем я жил и страдал, мыслил и надеялся, любил и творил, искал, странствовал, познавал и молился, если повесть моего бытия завершится смертью?». В минуту столкновения со смертью человек осознает, что его жизнь – единственная, уникальная и неповторимая, он испытывает ужас перед конечностью своего существования – глубинный страх перед небытием, ибо жажда жизни и бессмертия свыше вложена в душу человека, а потому он отчаянно жаждет и страстно стремится победить смерть, найти способ спастись от тления и избежать смерти, увековечить себя и обрести бессмертие. Поставленный в трагическую ситуацию между жизнью и смертью человек сталкивается с грозными загадками Божьего мира и начинает философствовать – как страждущий Иов, как рефлексирующий Гамлет, ибо смерть – гений-вдохновитель всех философов и наставник поэтов и мудрецов. По своему призванию человек есть существо философствующее, он стремится осмыслить свое существование, понять самого себя и весь окружающий мир – раскрыть тайны мироздания, отзывающиеся в его душе грустью и восторгом, молитвами и проклятьями, надеждой и ужасом, ибо самые страшные и горькие, самые великолепные и благословенные загадки Божьего мира остаются неприступными крепостями, отчего философствующий мыслитель скорбит и печалится, становится человеком мятежным и ропщущим, отчаянным и страдающим, если не воззовет к Богу – высшему и предвечному Логосу, ко Христу Спасителю, в Котором заключена все сокровищница премудрости и знания. Человек есть до ужаса загадочное существо, он находится на перепутье и водоразделе между двумя мирами – земным и небесным, связует духовное и чувственное бытия в самом себе, его мысль мученически бьется над вековечными и проклятыми, горькими и страшными тайнами, его воля колеблется и метается между добром и злом, его сердце разрывается и распинается в духовной борьбе, оно – сокровенное и незримое миру место Армагеддона, судьбоносной битвы Бога и сил тьмы. Знаменитые мыслители эпохи Просвещения – Вольтер и Дидро, задумывались о том, как обустроить жизнь людей по меркам разума и устранить зло из нашего мира путем реформ и социальных преобразований, освободить человечество от страха и страданий, но человек есть существо не только рациональное, но и иррациональное, он обладает свободной волей и может пренебрегать доводами разума и ориентироваться в жизни не только полагаясь на разум и логику, но и на веру и грезы, на тревожные предчувствия, охватывающие все его существо. Человек есть странное и загадочное существо, он не только пытается освободиться от страха и ужаса, но и жаждет испытать его в полной мере, он хочет взглянуть в лицо страху, а подчас, желает ужаснуться – чувствует упоение в зрелище разъяренного океана и на краю страшной бездны, как писал А.С. Пушкин, ибо «все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья». По блестящему прозрению Аристотеля, через переживание страха и страдания человек может обрести катарсис – очищение души и переоценку ценностей, возвыситься над обыденностью и научиться сострадать, научиться спокойно воспринимать жизненные испытания и горести, радоваться и изумляться жизни. Падший человек есть глубоко несчастный человек, он ощущает себя заброшенным в чуждый и бездушный мир, испытывает чувство неприкаянности и одиночества, живет в постоянном страхе – страхе перед жизнью, полной лишений, скорбей и разочарований, и страхом перед смертью, ее неумолимостью и загадочностью, в страхе перед временем, уносящим все, что дорого нашему сердцу, и в страхе перед вечностью, которую он не в силах постичь и осмыслить, в страхе перед дьяволом и силами зла, жаждущими погибели мира, и в страхе перед Богом, причем сам страх перед Богом может быть благословенным, священным и возвышенным – страх разлучиться с Богом и оскорбить Творца своего, или низким и бесовским трепетом – бегством от Бога, боязнью предстать перед Вседержителем и довериться Ему, страхом узнать горькую истину о самом себе, желание скрыться от Вездесущего. В Апокалипсисе пророчествуется как земные цари, вельможи и сильные мира сего в конце времен  будут пытаться скрыться от Суда Божьего – от лица Сидящего на престоле и святого гнева Агнца Божиего – Иисуса Христа, ибо никто из них не устоит в день Страшного Суда, но пожнет Божье воздаяние за свое нечестие и нераскаянность сердца своего – сердца взвинченного низкими страстями, гордого и превозносящегося: «И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор. И говорят горам и камням: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца. Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?» (Откр.6:15-17). Преподобный Ефрем Сирин в своих творениях изображает таинственную, грозную и величественную апокалиптическую картину второго пришествия Иисуса Христа и Страшного Суда, вызывающего мистический трепет и священный ужас: «Небо свивается в ужасе, небесные светила падут, как незрелые смоквы со смоковницы и как листья с деревьев. Солнце померкнет от страха, побледнеет луна, содрогаясь, помрачатся светлые звезды в страхе перед Судией. Море, ужаснувшись, восколеблется, иссохнет, исчезнет, и не станет его. Персть земная объята будет пламенем, и вся обратится в дым. Горы растают от страха, как свинец в горниле, и все холмы, как пережигаемая известь, воскурятся и обрушатся. Восстанет Бог на Суд и вознесется над врагами Своими. Ужасом объята будет тварь, и станет как мертвая. Восстанет Бог на Суд, и всякий порядок приидет в расстройство, и нестерпимы будут для тварей гнев и ярость Судии. Восстанет Бог на Суд, и небо и земля разорятся, весь мир разрушится, все красоты его исчезнут. Восстанет Бог на Суд нечестивых и непокорных, и тварь обратится в прах. Кто в состоянии вынести силу Его? Падут пред Ним все высоты, и низринутся все долины; и небо, и земля прейдут и исчезнут как дым! Всю тварь совьет Он и бросит как одежду, чтобы в ярости Своей покарать врагов Своих, возненавидевших Его! Как в ризу облекался Он во вселенную, и теперь во гневе Своем сложит с Себя, чтобы совершить Суд над презрителями. Как разгневанный человек в досаде своей сбрасывает с себя одежды, чтобы отомстить своему противнику, наказать врагов своих, так Судия повергнет всю тварь Свою на нечестивых и мятежных, которые презирали, оскорбляли и уничижали Его. И тварь не стерпит гнева Судии, пламенеющего яростью на врагов и нечестивцев. И перед Ним и окрест Его огонь попаляет и поедает грешных и безбожных. И все те, которые не чтили и уничижали Его, издеваясь над Его долготерпением, как сухие ветви истреблены будут исходящим от Него огнем. Небо омрачится от ужаса! Какой же нечестивец спасется тогда? Море высохнет от страха! Какой же беззаконник останется в живых? Вся земля сгорит! Какой же грешник избегнет наказания?.. Если праведные едва могут остаться живыми среди ужасов Суда, то куда низринутся нечестивые и грешные? И пламенные Серафимы не отваживаются умолять о помиловании при виде огненного прещения (угрозы), но стоят в страхе и трепете и безмолвствуют, как мертвые. И святые не просят о пощаде, потому что восходит дым гнева Его, и содрогаются они от опасения сгореть вместе с грешными. Когда Царь во гневе совершает суд над врагами Своими, тогда гнев Его на злых угрожает и тем, которые стали бы за них умолять Его о милосердии. Судия восседает на огненном Престоле, окрест Его море пламени, и река огненная течет от Него, чтобы подвергнуть испытанию все миры. И в людей вложил Он огонь Свой, чтобы не попалил их оный огонь, когда воспламенит Он всю тварь и будет очищать ее как в горниле. Если этот огонь сохраняется теперь и не утушен грехами, то сохранившие в себе этот огонь спасутся от оного страшного попаления. А если в ком утушен он грехами и не сохранен святостью жизни, то все таковые для того огня, от которого сгорит мир, будут то же, что солома. Царь сходит со Своего места, чтобы совершить Суд над землей, с великим страхом и трепетом сопровождают Его воинства Его. Мощные чины эти приходят быть свидетелями грозного Суда, и все люди, сколько их было и есть на земле, предстают Царю. Сколько ни было и ни будет рожденных на свет, все приидут на это позорище, чтобы видеть Суд. Изыдет трубный звук, чтобы пробудить тех, которые во гробах, и по гласу последней трубы восстанут все мертвецы. По мановению Сына Божия, скорее нежели во мгновение ока, все умершие соберутся на место Суда. Ужасом объята будет смерть, и изблюет всю свою добычу, и не оставит ни одного мертвеца, не представив его в Судилище. Земной персти повелено будет отделить прах умерших, и не останется ни одной пылинки, которая бы не явилась пред Судией. Кто поглощен морем, кого пожрали дикие звери, кого расклевали птицы, кто сгорел в огне, - в самое краткое мгновение времени все пробудятся, восстанут и явятся. Кто умер во чреве матери и не вступил в жизнь, того сделает совершеннолетним то же мгновение, которое возвратит жизнь мертвецам… Равными воскресит Творец сынов Адамовых; как сотворил их равными, так равными же пробудит и от смерти. В воскресении нет ни больших, ни малых! И преждевременно родившийся восстанет таким же, как и совершеннолетний. Только по делам и образу жизни будут там высокие и славные, и одни уподобятся свету, другие – тьме. Там праведные высоки и имениты делами правды, а злые – и худы и низки за свою порочную жизнь. Там добрые, по повелению Судии, будут отлучены от злых, и первые вознесены на небо, а последние низринуты в бездну; одни войдут в Царство, а другие отыдут во Ад».
           Со времен грехопадения человек разорвал свою связь с Богом и высшим миром, он стал падшим – испытывающим страх и ужас, страх есть горестное последствие греха, но  вместе с тем, для падших людей страх – гарант бытия, чувство опасности помогает им избежать гибели, экзистенциальная тревога не позволяет довольствоваться мимолетными благами материального мира, а священный ужас побуждает изменить свою жизнь и отвергнуть соблазны и искушения, задуматься о смерти и вечности, взмолиться Богу и искать спасение. Религиозный иррационалист и экзистенциалист Лев Шестов был убежден, что страх – это чувство «беспочвенности»,  человек ощущает, что лишился всех опор в жизни, он не может опереться ни на славу, власть и богатства, ни на искусство, науку и философию, находясь в драматичном положении Иова и Екклесиаста, ему открывается, что нет ничего прочного и незыблемого в здешнем мире – везде разверзается зияющая бездна и бушует разъяренный хаос, и это побуждает его обратиться к Богу, искать в Нем надежду, распрощаться с мещанским комфортом и ощутить таинственность Божьего мира. Глубоко прав Мартин Бубер, вслед за Соломоном и Кьеркегором, настаивавший на том, что начало веры есть страх Божий, а венец – любовь, страх Божий – врата любви, ибо тот, кто не боится Бога, не страшится оскорбить Творца своего и навеки разлучиться с Ним, тот не любит живого Бога Библии и пророков, он впал в самообольщение и прелесть – возлюбил создание своего ограниченного рассудка и разгоряченного воображения, а не библейского Бога: «Тот, кто начинает с любви, ни испытав сначала страха, любит кумира, который сотворил себе сам и которого легко любить, но не действительного Бога, первоначально страшного и непостижимого. Если же впоследствии человек, как Иов или Иван Карамазов, замечает, что Бог страшен и непостижим, он ужасается и отчаивается, если только Бог над ним не сжалится, как над Иовом, и не приведет его к любви к Себе». В христианстве Бог не таит, а открывает человеку всю безграничную мощь Своей любви – в Своей крестной жертве, в красоте сотворенной природы, в Церкви и ее таинствах, в Священном Писании и Священном Предании, в тайнах промышления Своего о мире и каждом создании – к сожалению, как иудей Мартин Бубер не мог во всей полноте воспринять Новозаветное Откровение о том, что Бог есть не только Личность, но и Любовь, для него Бог Библии – Бог скрывающий Себя и вечную любовь Свою к творению, но как прекрасный знаток религиозной психологии, он совершенно верно заметил, что истинная вера начинается с ощущения страха – человек ощущает свою незащищенность, упорядоченный мир, окружавший его рушится и терпят крушения его нравственные идеалы – ни в чем не находит он утешение как страждущий Иов, и ожидает великого чуда – явления Божиего: «Вся религиозная реальность начинается с того, что библейская религия называет «страхом Божьим». Он приходит, когда наше существование между жизнью и смертью становится непостижимым и жутким, когда всякое ощущение безопасности разбивается о тайну. Это не относительная тайна того, что недостижимо только для данного состояния человеческого знания, но что непознаваемо в принципе. Это сущностная тайна, непостижимость которой принадлежит к ее собственной природе». На протяжении всей жизни мучавшийся проблемой теодицеи Кьеркегор, акцентирующий внимание на книге Иова и размышлявший о подвиге веры Авраама и жертвоприношении Исаака, ужасался, что Бог может оказаться неправым – несвятым и неправедным, но мученическая вера его, закаленная философской рефлексией, зиждилась на убеждении, что «любовь Господа всегда больше нашей любви», и именно в том, что Бог есть Любовь, заключено величайшее Богооправдание: «Разве тебя не охватывает ужасный страх, когда хотя бы на одно мгновение в душе твоей рождалась мысль, что ты можешь оказать правым, что не воля Божья будет мудростью, но собственные твои планы, не мысль Божия будет любовью, но собственные твои чувства? И разве не было твоим высшим блаженством сознание того, что пред Богом ты всегда не прав – это не мудрость, которую ты должен признать, не утешение, которое смягчает твою боль, не временная замена чему-то лучшему; о нет, это радость, внутри которой ты одерживаешь победу над собой самим, и над миром, это твое наслаждение, твоя хвалебная песнь, твоя мольба, это доказательство того, что любовь твоя счастлива, как может быть счастлива только любовь, которой мы любим Бога».  Страждущий Иов мучается от того, что живой Бог пришел в противоречие с его самыми заветными нравственными идеалами, но когда Бог является Иову из бури начинает задавать ему вопросы, рассказывать притчи и загадывать загадки, то потрясенный страдалец понимает, что Бог превосходит сферу идеальности – Он выше всех идей и идеалов, Бог Сам задает идеалы – в том числе высочайший идеал Бога,  но и он – лишь тень Божия и та путеводная звезда, что ведет нас к живому Богу, бесконечно превосходящему все сущее и мыслимое в Своем предвечном совершенстве. Немецкий поэт и мистик Рильке в своих «Дуинских элегиях» писал, что священный ужас испытывает человек перед Богом, ибо вокруг Него – «страшное великолепие», более того – каждый Ангел великолепен и грозен, прекрасен и ужасен в своем величии; а в одном из писем своих Рильке парадоксально заявляет, что «прекрасное – это та часть ужасного, которую мы можем вместить», что напоминает мысль, высказанную Достоевским в романе «Братья Карамазовы» о том, красота – это таинственная и страшная вещь, великая и непостижимая сила и загадка. По высказыванию архимандрита Киприана Керна, «Божественная Литургия есть великое и страшное действие, сами высшие Ангелы – «безмолвно склонившись, ужасаются Херувимы и Серафимы, закрывающие свои лица и в священном трепете поющие, вопиющие, взывающие и глаголющие: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф». Таинственную и трисвятую небесную песнь огнезрачных и солнцеликих Серафимов удостоились слушать ветхозаветные пророки – пламенный Исайя, пророчествующий о Христе Искупителе, тайнозритель Иезекииль, узревший престол Господень, несущийся на четырех животных – льва, крылатого человека, тельца и орла, знаменующих высших Ангелов и изображающих четырех евангелистов, провидец Даниил, видевший предвечного Бога – Ветхого днями, восседающего на высочайшем престоле, окруженном тысячами тысяч и тьмами тем Ангелов, и новозаветные апостолы – Павел, вознесенный на третье небо и слышавший неизреченные глаголы Ангелов, и тайновидец Иоанн Богослов, на острове Патмос удостоившийся величайшего Божественного Откровения и созерцавший Божественную Литургию, совершающуюся на небесах. Если блаженные небожители – огнекрылые Серафимы, непрестанно молящиеся Богу и славящие Творца, благоговейно предстоят Всемогущему и не смеют дерзать на Всесвятого, закрывают крылами лица свои, то с каким же священным трепетом и благоговением мы – смертные и многогрешные люди, полные низких страстей и обуреваемые несметными грехами и пристрастиями, обитающие в мире лжи и зла, должны предстоять пред Всевышним и славить Творца неба и земли, прославлять Единородного Сына Его, так возлюбившего нас, что пришедшего на землю и взошедшего на Крест – принявшего голгофские муки и смерть ради нашего спасения, и Святой Дух, образовавший Церковь с ее таинствами и освящающий нас Своею благодатью, дающий нам познать Бога и жить святой, безгрешной и духовной жизнью. Святитель Игнатий Брянчанинов предостерегал, что любовь к Богу есть высший дар Святого Духа, она не имеет ничего общего с мечтательностью и разгоряченным воображением, но стяжается через подвижничество – верность Богу и догматам Его святой Церкви, через борьбу со страстями и участие в таинствах, через исполнение евангельских заповедей – любви к ближнему и врагам, через освобождение души от памятозлобия, через смиренномудрие и руководствование Евангелием и святоотеческими книгами, хранящими душу от желания чудесных и мистических видений Христа, Богородицы и Ангелов, льстящих самолюбию и разжигающий гордыню в сердце, и эта евангельская любовь – духовна и в отличие от возбужденного мечтательства не доводит верующего до исступления, но погружает его в молитвенное молчание, мир, покой и радость во Святом Духе.  Непостижимое, невыразимое и несравнимое величие Божие вызывает в сердцах самих Ангелов чувство священного трепета и благоговения, и чем более очищает свою душу человек и возвышается до Богопознания, тем глубже полагает он в основании жизни своей страх Божий – начало премудрости и источник добродетели. И если сравнить нашу жизнь с великим морем, то покаяние – это корабль, страх Божий – кормчий, а любовь – заветная пристань, ибо тот, кто не имеет страха Божиего никогда не обретет и любви к Богу, но лишь совершенная любовь изгоняет всякий страх, она – достояние всех, вошедших в Царство Небесное и достигших высшей цели – обожения, тех, кто до конца верны Богу и никогда не разлучатся с Ним.









О войне

…война происходит в  небесах,  в иных планах  бытия,
в  глубинах  духа,  а  на плоскости материальной 
видны  лишь внешние  знаки   того, 
что  совершается  в   глубине.
Война есть не только на земле, но и на небе,
Ангелы и демоны ведут войну.
Н.А. Бердяев

                В наши дни философы представляются многим людям кабинетными мыслителями, чье дело – отвлеченные теории и умозрения, в то время как война воспринимается как вещь анти-философическая и дело практиков, далеких от философских рассуждений, но если мы вглядимся в историю мира, то увидим, что в войнах участвовали и многие философы – от Сократа до Чаадаева, Леонтьева и корифеев Серебряного века. Для всех этих мыслителей участие в войне стало духовным опытом, повлиявшим на их поиски и миросозерцание – не только на их социально-политические взгляды, но и на религиозно-философские и нравственные воззрения. Если мы мысленным взором окинем всю историю великой и многострадальной России, то увидим, что война не раз, как стихийное бедствие, обрушивалась на нашу родную землю, унося бесчисленное множество жизней, она побуждала русских философов, задающихся вопросом о смысле жизни, о судьбе России и ее исторической миссии, размышлять  о том, что такое война.. Война – одно из самых страшных и грозных явлений нашего мира, она – одна из самых сложных и трудноразрешимых проблем философской мысли, отражающих весь спектр трагизма нашего существования. Что такое война, в чем надлежит искать ее истоки и как ее осмыслить?  Прав ли гегельянец К. Клаузевиц, убежденный, что война всегда обусловлена политическими причинами и является средством политики – «политика родила войну», или существует метафизика войны? Прав ли античный философ Аристотель, полагавший, что существуют целесообразные войны – необходимые и полезные войны во имя защиты и блага своего отечества или правда на стороне Л.Н. Толстого, осуждавшего войну как безумное братоубийство и циничное нарушение библейской заповеди «не убий»? Может ли война иметь смысл и нравственное значение, имеет ли она оправдание в очах Божиих и на суде нашего нравственного сознания или же война есть торжество насилия и смерти, апофеоз хаоса и бессмыслицы? Со времен грехопадения Адама история земного мира, лежащего во зле, – это книга, написанная алыми красками крови, она – летопись войн, которые с развитием науки и техники становятся все более масштабными и кровопролитными. Сколько крови пролито и судеб попрано, сколько душ истерзано и жизней принесено в жертву в результате войн! Во все времена войны ознаменовали раздор между людьми, отсутствие мира и согласия, они катастрофичны по своему характеру, войны сообщают истории прерывность – распадается та «связь времен» – осмысленность и гармоничность исторического процесса, о которой писал Шекспир в «Гамлете». В результате войн рушатся царства и народы исчезают с лица земли. Древнегреческий трагик Эсхил, создавший героическую драму «Семеро против Фив», увидев печальное зрелище  разгрома и разорения Афин, со скорбью изрек: «печальна жатва острого меча». Эсхил понимал, что войны несут горе, ужас и смерть, и нет ничего удивительного в том, что красноречивые эпитеты боя у этого драматурга –  «всеслезный», «весь плачущий». Если мы обратимся к Пелопонесской войне – величайшей катастрофе Древней Греции, приведшей ее полисы в упадок и разразившейся после величайшего национального успеха – победы эллинов над персидскими полчищами, то мы увидим, что сущность войны есть раздор, она разделила всю Элладу и выявила ее тяжкий смертельный недуг, привела к полному разобщению всех эллинов и нравственному разложению, она сделала богатых – заговорщиками и изменниками, бедных – грабителями, воздвигла брата на брата, а, в конечном итоге, кровавая распря Спарты и Афин завершилась политическим закатом древнегреческой цивилизации и торжеством Македонии. По остроумному суждению немецкого мыслителя Гегеля, единственное положительное приобретение Пелопонесской войны – бессмертное творение древнего историка Фукидида, но если мы глубже вглядимся в те исторические события, то обнаружим, что эта война, пережитая греками как национальная катастрофа, всподвигли к творчеству великих античных трагиков и Аристофана с его комедиями, она побудила искать Истину и напряженно философствовать Сократа – свидетеля великой разрухи общественной жизни и нравственного упадка Афин, а его ученика Платона – искать смысл жизни в сфере идеального бытия, противопоставляя его земным реалиям нашей суетного существования. Война есть крушение обычного миропорядка и житейского благополучия,  она ставит человека на грань между жизнью и смертью, с необычайной остротой ставит вопрос о смысле жизни и природе человека – является ли человек агрессором и разрушителем по своему естеству или взвинченные страсти есть признак его падшести, а сама война – античеловечна и противоестестенна. Если человек по своей природе есть существо разрушительное, то войны – неизбежны, они – рок, господствующий над всем человечеством. Но если человек сотворен по образу и подобию Божиему, то его естественное состояние – мир, любовь и гармония, а войны между людьми есть следствие их падшести и греховности, а так как все люди – потомки Адама и Евы, то каждая война – братоубийство и новый виток каиниады. Война ставит вопрос о смысле жизни посреди всеобщей катастрофы, упадка культуры и безумного кровопролития, а, в конечном счете – вопрос о теодицее и антроподицее: Не безумно ли утверждать, что есть благой и всемогущий Бог и смысл жизни, когда мир, лежит во зле и по всей земле гремят войны? Где любовь Бога Вседержителя, когда весь мир утопает в крови, и можно ли верить в то, что человек – образ Божий, когда люди жестокосердно убивают друг друга, а в мире царит грех и смерть? Религиозный мыслитель Е. Трубецкой, размышляя о войне в книге «Смысл жизни», писал, что война – это явление Ада на земле, вторжение инфернальных сил в нашу жизнь: «Всеобщая война – это темный сатанинский облик жизни, который таился и раньше под покровом культуры, и в действительности господствовал над нею, приспособлял ее к себе; теперь покрывало отброшено, Сатана обнажился, и мир стал Адом. Его сила познается в массовом озверении, в глумлении над человеком и над его святынями, в жестоких пытках побежденных, в насилиях над женщинами и невинными младенцами». Война превращает историю мира в демониаду, ее суть – инфернальна, а потому – развязывать войны греховно и безбожно. Война – это кровавый Молох, требующий бесчисленных жертвоприношений, она всегда является трагедией, а ее сильнейший художественный образ – это гора черепов в пустыне, запечатленная на знаменитой картине Верещагина «Апофеоз войны».
                История нашего мира – это не мирный и поступательный процесс, а таинственная и величественная драма, цепь нарастающих катастроф – катастрофические явления войны и смуты, голода  и эпидемий во все времена сопровождали человечество, но с бурными развитием науки и техники они становятся глубже и шире, а в наши дни начинают охватывать всю землю. С каждым веком войны становятся все более изощренными, катастрофическими и разрушительными, но это связано не только с научно-техническим прогрессом, но и с духовно-нравственным состоянием людей – с отсутствием прогресса в этике и аксиологии, и даже более того – с нашим духовным упадком. Русский философ Н.А. Бердяев в книге «Экзистенциальная диалектика Божественного и человеческого», справедливо подметил, что в нашу технократическую эпоху с ее атомными бомбами и ядовитыми газами война стала носить всеобщий характер, по своим масштабам и размерам разрушений она может быть чудовищной – охватывать множество народов, а может быть, и все человечество. Сама по себе война – явление древнее как мир, но с двадцатого века возникло новое и небывалое явление – мировая война, распространяющаяся на всю землю, затрагивающая судьбы всего человечества. Мировая война – это своеобразный апокалипсис внутри истории, ее угроза – угроза крушения цивилизации, вселяющая экзистенциальную тревогу в души людей, лежащую в основе манифеста Рассела – Эйнштейна и фильма-предостережения К. Лопушанского «Письма мертвого человека», где каждый кадр – хроника постапокалиптического мира, проникнутая гнетущим чувством безысходности и непоправимости свершившейся катастрофы. Нет ничего удивительного в том, что многие мыслители критиковали войну с гуманистических позиций и защищали идеи пацифизма – идейного направления в этике и нравственной философии, получившего развитие в произведениях Эразма Роттердамского и Канта, Л.Н. Толстого, Д. Андреева, Б. Рассела, где осуждаются войны, а высшей целью провозглашается та эпоха, когда наступит вечный мир и люди «перекуют мечи на орала». В своем сочинении «Жалоба миру» Эразм Роттердамский высказал мысль, что война – это воплощение всех бед и страданий, и «словно моровая язва, она разъедает совесть и веру», в войнах нет ничего достойного и святого, они – результат безумия и милитаризма правителей. Немецкий философ Иммануил Кант осуждал войну как признак варварства и низких страстей, нарушение принципов права и морали, он особенно резко выступал против карательных и истребительных войн, выдвинув концепцию «вечного мира» с идеей объединения всего человечества и священного союза всех государств и народов. Пацифисты правы, когда говорят о том, что война – античеловечна и противоестественна, они верно замечают, что цель не оправдывает средство и безнравственно, преследуя возвышенные и благородные цели использовать низкие средства – насилие и ложь, ведь аморальные средства не могут привести к торжеству правды и любви в мире, подобно тому, как богохульство не может приблизить нас к Богу и сделать нас святыми. По глубокомысленному рассуждению Бердяева, всякий человек, проникнутый идеей, которую он хочет реализовать – осуществить господство Церкви над умами людей, создать великую империю, сделать великую революцию во имя торжества социальной справедливости, выиграть войну во имя своего отечества – может проявить как героизм и благородство, так и звериную жестокость и дьявольское коварство, а стало быть, с нравственной и духовной точки зрения средства достижения цели столь же значимы, как и сама цель. Но апологеты пацифизма не понимают метафизического трагизма нашего существования – весь мир лежит во зле, пребывает в катастрофическом состоянии по причине грехопадения, все мы – падшие создания, а это означает, что все пацифистские грезы и мечты о «вечном мире» в реалиях нашей истории – это несбыточная утопия, пустая рациональная схема, порожденная отвлеченным морализмом и отвергающая динамизм истории, ее апокалиптическую развязку и эсхатологическую цель. Христос сказал, что «меч не прейдет до скончания мира» – от грехопадения Адама до конца всемирной истории войны будут обагрять землю кровью: «также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец: ибо восстанет народ на народ, и царство на царство» (Мф. 24:6-7). Тайнозритель Иоанн Богослов увидел в пророческом видении всадника на рыжем коне – это символ войны и пролития крови, а большой меч в его руке, указывает на размах войны во времени и пространстве – во все времена и на всей земле будут вестись войны, а в последние времена – при Антихристе – будет самая страшная война и самые изощренные гонения на Церковь и христиан. В страшное время мировых катастроф, войн и потрясений, доведенные до отчаяния люди будут с надеждой ожидать спасения – и тогда явится Антихрист, который избавит их от всех бедствий, создаст всемирное царство и объединит все народы политически, социально и духовно,  будет принят с триумфом – мир воздаст лжемессии почести достойные Бога. Проницательный апостол Павел предостерегал христиан от соблазна обманчивым миром в последние времена: «Ибо, когда будут говорить: «мир и безопасность», тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут» (1 Фес.5:3). Христос предрекал, что перед Его вторым пришествием – пришествием как Царя и Судии вселенной, люди будут погружены в невозмутимое спокойствие: «как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, — так будет и пришествие Сына Человеческого» (Мф.24:38-39).
                Русский писатель Л.Н. Толстой справедливо утверждал, что на войнах люди зачастую ожесточаются, становятся носителями злобы и мести, что все величие мира сего – величие царской власти, знатного рода и высоких чинов, роскоши и богатства, величие Юлия Цезаря и Наполеона – ничто, лишь обманчивое величие падшего мира, что христиане, которые должны быть «солью земли» – совестью человечества, часто вели себя в истории так, будто бы нет Бога и не было Нагорной проповеди. Совершенно прав Толстой, когда он заявляет, что нравственное исправление и духовное преображение – это таинственный процесс, происходящий внутри самого человека и через его свободу и самосовершенствование, и нельзя никого сделать добрым и счастливым насильно. Глубокомысленны рассуждения Толстого о том, что войны есть следствие коллективного эгоизма наций и маккивеллистической морали государств, являющихся христианскими лишь по букве исповедания, а не по духу, не признающих над собой никаких святынь и безусловной ценности человеческой жизни. По мудрому суждению Евгения Трубецкого: «В дни мировой войны нация требует от личности величайших, неимоверных жертв. Но, раз государство не признает над собою никаких святынь, во имя какой святыни оно требует этих подвигов и жертв от личности?.. Все христианские народы изживают одно и то же противоречие. Ибо, вопреки их христианскому по букве исповеданию, государство у них у всех по духу безбожно и аморалистично. Государство, которое называет себя христианским, а в то же время проводит в жизнь исключительно условную мораль коллективного эгоизма, представляет собою по тому самому дом, постороенный на песке…Все государства в мире суть компромиссные создания: они служат делам добра путем насилия, осуществляют и обеспечивают мир мечом войны. Война составляет закон их существования, их жизненную функцию. Но постольку они роковым образом обречены логике войны, т. е. разрушению и смерти. Этот конец может наступить раньше или позже; но во всяком случае это – конец неизбежный и справедливый: все взявшие меч мечом и  погибнут». По остроумному замечанию Гоббса, все государства во взаимных отношениях пребывают в естественном состоянии тайной или явной «войны всех против всех». Немецкий философ Гегель считал, что война – это вечный спутник человечества, всеобший мир в реалиях истории – это утопия, само существование государства требует войн, оно жаждет иметь право распоряжаться жизнями своих граждан без их согласия, пренебрегая «судьбами единичности» – судьбами личностей. В своих духовных исканиях и философских раздумьях, Л.Н. Толстой пришел к мысли, что высшая цель человека – нравственное совершенство, основанное на сострадательной любви, но, признавая моральную правоту этого великого русского писателя развенчивающего обманчивый блеск мирского величия, побуждающего нас задуматься о жизни и смерти, христианин не может согласиться с его учением о «непротивлении злу силой». Религиозный философ, поэт и публицист В.С. Соловьев проницательно заметил, что в своих размышлениях Толстой забывает о жертвах насилия, которых надо защитить не только словом – молитвой и увещеванием, но и делом – в том числе и мечом. Если бы благородные и нравственные люди сложили бы мечи и отказались пресекать злодеяния, то жизнь стала бы Адом, ибо в мире восторжествовало бы не сдерживаемое зло. Августин Блаженный полагал, что существуют два типа войн: 1) несправедливые войны, заслуживающие осуждения, в их истоках – жажда власти и обогащения, похоть и месть; 2) справедливые – оправданные  войны «во славу Господню», защита веры и святынь, Церкви и своего народа. Средневековый богослов Фома Аквинский – великий архитектор католической схоластики утверждал, что война – это моральная проблема, она может быть справедливой и оправданной религиозно и политически, если свершается во «славу Бога» и «во имя веры», народ имеет право на самозащиту и на восстание – насильственное свержение тирании, если правитель враждебен Христу и Его святой Церкви, перестает выражать общую волю народа, не заботится о своих подданных, является узурпатором и насильником. Но может ли человек, верующий в Бога и стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силой – не только силой духа и слова, веры и молитвы, но и, образно выражаясь, силой меча? Может ли человек, имеющий нравственно благородную душу и любящий Бога не сопротивляться злу силой и не давать решительный и волевой, духовный и физический ответ на напор зла? Все миросозерцание Л.Н. Толстого, исходит из морального опыта, он все судит и взвешивает на весах морали – религиозную веру, жажду знания и любовь к мудрости, художественное творчество и правосознание, ведь мораль стала для него высшей ценностью – более высшей, чем Бог, но христианин знает, что таинственную и многогранную, как алмаз, религиозную жизнь нельзя свести к одной морали сострадания, что любовь – это не только акт милосердия и сострадания, но и устремление ввысь – к Божьему совершенству, что нет святыни выше Бога, Он Сам – высочайшая Святыня, а высшая добродетель – быть верным Богу и исполнять ту миссию, которую Он возлагает на каждого из нас, ибо в ней заключена тайна смысла нашей жизни и предназначение человека. Известный русский и православный философ Иван Ильин особенно акцентировал внимание на то, что война – это моральное испытание для каждого человека, которому приходится брать на себя вину и нарушать древнюю заповедь «не убий», освященную Евангелием, но человек, защищающий Церковь и родину, честь и веру, свой народ и свою культуру, не может отдать святыни своего сердца на поругание врагам, он призван пресечь творящееся зло, ибо человек отказывающийся сопротивляться злу – становится пособником зла: «…насилующие злодеи, сговорившись и сорганизовавшись, могут нанести неисчилимый вред духовной жизни не только отдельных людей, но и целых народов, и всего человечества. И тем не менее физическое насилие не есть ни единственное, ни главное, ни самое губительное проявление их злодейства. Человек гибнет не только тогда, когда он беднеет, голодает и умирает, а тогда, когда он слабеет духом и разлагается нравственно и религиозно; не тогда, когда ему трудно жить или невозможно поддержать свое существование, а тогда, когда он живет унизительно и умирает позорно; не тогда, когда он страдает или терпит лишения и беды, а когда он предается злу… Прав тот, кто оттолкнет от пропасти зазевавшегося путника; кто вырвет пузырек с ядом у ожесточившегося самоубийцы; кто вовремя ударит по руке прицеливающегося революционера; кто в последнюю минуту собьет с ног поджигателя; кто выгонит из храма кощунствующих бесстыдников; ко бросится с оружием на толпу солдат, насилующих девочку; кто свяжет невменяемого и укротит одержимого злодея». По христианскому вероучению, всякое убийство – это грех, убивающий ставит себя на место Бога – самовольно решает кому жить, а кому умирать, он может обольщаться моральной вседозволенностью, как то показал Достоевский в «Бесах» и «Братьях Карамазовых», совестливая душа содрогается от одной мысли об убийстве, о чем свидетельствует пример Раскольникова из «Преступления и наказания», но, во-первых, убийство – это не только физическое убиение, ненависть и злоба, жажда гибели врага – равносильны убийству, убивать могут зависть и равнодушие;  во-вторых, когда человек видит свершающееся зло, он не должен бездействовать – он должен остановить злодея убеждением и молитвой, силой слова и силой духа, а вслед за ними и действенной силой меча. Святой Амвросий Медиоланский рассказывал о печали, которая охватывает Ангелов, когда они по Божьему велению оставляют горние сферы и слетают в наш многогрешный мир, чтобы принести суд и кару – излить чашу гнева Божьего на нераскаянных грешников, тем самым пресекая их злодейство и побуждая остальных людей задуматься и воззвать в молитвах к Богу, нравственно исправиться и оставить пути зла – в  этом образе скорбящих Ангелов, несущих возмездие Божие, должен находить источник утешения христианин, борющийся со злом. В противовес этическим идеям Л.Н. Толстого, отстаивающему тезис о «непротивлении злу силой» – сопротивляясь злу силой, мы причиняем страдания и сами становимся источником зла, Иван Ильин утверждал: «зло есть, прежде всего, душевная склонность человека, присущая каждому из нас: как бы некоторое живущее в нас страстное тяготение к разнузданию зверя, тяготение, всегда стремящееся к расширению своей власти и к полноте захвата». Все зло и добро таится в душе человека, а все внешние действия и явления есть, лишь обнаружение добра или зла. Таинственная душа человека – единственное «поле битвы» со злом, а зло таящееся в сердце может победить только сам человек. В своей парадоксальной «диалектики любви», Ильин приходит к мысли, что любовью можно оправдать казнь – «духовно осмысленная любовь» к злодею, логически ведет нас к его казни, пресечению его земного бытия. В своей книге «О сопротивлении злу силой» Иван Ильин  высказал идеи противные евангельской морали Христа Спасителя: во-первых, русский философ высказал мысль, что если человек не способен победить внутреннее зло в себе, то обществу надлежит помочь ему «переделать» его душу через духовное и физическое воздействие, чтобы «принудить» его к добру, но для  христианина очевидно, что никого нельзя сделать добрым насильно, а свобода – это образ Божий в нас, она – святыня и основа всей духовной жизни человека; во-вторых, Ильин заявил, что «не страшно временное отступление от праведности тому, кто не выходит из любви к Богу», но с христианской точки зрения, высказанной святителем Иоанном Златоустом, любящий Бога совершенной любовью – не может грешить, нельзя любить Бога и отступить от праведности. Протоиерей Василий Зеньковский справедливо заметил, что «участие в войне, заполняющее душу невыносимой мукой и болью, может держаться как раз только на подвиге любви – когда люди идут на грех, как бы разлучаются со Христом, как на это, в великой скорби о своем народе, готов был апостол Павел (Рим, 9:13), чтобы помочь родине, близким. Для христианского сердца невозможно иначе принять участие в войне, но это есть вдохновение любви, жертвенный подвиг, а не рационально построяемый принцип. Заменять это движение любви философией «сопротивления злу силой» это значит ничего не понять во всей таинственной жизни правды любви в нас, это значит уйти от христианства».
                Война – это роковая минута в истории, когда испытываются люди и ценности, которыми они живут – все подвергается суду, а материальное благополучие приносится в жертву во имя высшего – веры,  святынь и идеалов. Война знаменует собой крушение привычной жизни и личную драма для каждого человека, она ставит его в условия экстремального существования, ежеминутно угрожает гибелью, побуждает рефлексировать – осмыслить свою жизнь и свое место в мире, она требует колоссального напряжения всех внутренних сил его души. Война – это суд истории и испытание духовных и физических сил как отдельного человека, так  народов, она – великая проявительница того, что скрывало в себе мирное время – всю накопившуюся тьму, всю жестокость и зло, поэтому война – это страдальческое и трагическое время, она сдирает с человека покровы культуры и являет апокалиптический образ зверя, выходящего из бездны, но вместе с тем война закаляет дух и характер, учит не бояться ужасов и испытаний жизни. Русский философ, богослов и священник о.С.Н. Булгаков отмечал, что война ставит человека перед лицом смерти, она напоминает, что все мы – смертны, возвращает смерть в горизонт нашего сознания и побуждает задуматься о своем жизненном пути. Духовный смысл война – это испытание и суд над нашей жизнью: война проверяет нашу жизнь на прочность – ее достоинство и качество, она испытывает нас и выявляет добро и зло, таящееся в наших сердцах, она учит нас не страшиться смерти и судить свою жизнь – есть ли в нашей жизни нечто высшее и священное, то ради чего стоит жить и пожертвовать собой, есть ли святыня, которую мы настолько любим, что готовы ради нее умереть. Война побуждает человека философствовать и обратиться к самопознанию: «Чем я жил до сих пор? Почему разыгралась война и я оказываюсь обреченным на смерть? Стоит ли жить тем, чем я жил раньше; стоит ли служить тому, чему я служил прежде? Какова была моя жизнь? Что любило мое сердце, чему оно радовалось и к чему стремилось? Зачем я жил, умру ли я и что ожидает меня после смерти?» Война не только изменяет стиль, ритм и образ жизни, но и толкает человека на переоценку ценностей – в пламени войны сгорают все относительные ценности земного мира и его благополучие, и происходит величайший сдвиг в духовной жизни человека – он или впадает в отчаяние, пережив крушение земных надежд, или становится мизантропом, разочаровавшимся и возненавидевшим род человеческий, или душа его обращается к Богу и ценностям высшего мира. На войне выявляется как относится человек к испытаниям и самым невыносимым и тяжелым для сердца утратам. Как писал Е. Трубецкой: «Тут-то и сказывается действие огня, отделяющего драгоценный металл от соломы и дерева. Одни ожесточаются, накопляют в сердце злобу и месть. Другие, напротив, отрешаются от житейского и просветляются. Когда рушится мирской порядок, люди приучаются к утрате комфорта и благосостояния с легкостью духа, которая при иных условиях представляется немыслимою, невозможною». Древнегреческий философ Платон в своем диалоге «Государство», размышляя о войне, заявил о том, что на войне надо остаться человеком – сберечь человечность, он осуждает раздор между эллинами и высказывается против мародерства и ненужных разрушений – нельзя опустошать захваченные земли и сжигать дома мирных людей, нельзя грабить ни живых, ни мертвых,  надлежит воздавать «почести – героям, а презрение – трусам». Война – загадочна и антиномична, она разнуздывает самые низкие страсти человека – жестокость, кровожадность, соблазняет военной славой и властью, но она же делает возможными героические подвиги, побуждает к мужеству, бескорыстию и самопожертвованию, возвышает человека над обыденной жизнью и дает ему возможность стать героем. С войной связано не только все кошмарное и катастрофическое, но и все героическое и рыцарское. Великий русский писатель и религиозный мыслитель Ф.М. Достоевский писал в «Дневнике писателя», что человек не может жить без великодушных идей и великих свершений, он жаждет героизма и подвига, война дает ему явить подвиг самопожертвования и самоотречения, стойкости духа и героизма, рыцарской чести и милосердия, она отрезвляет нашу душу и побуждает ее искать опоры в вечном и непреходящем, но в то же время, на войне возможно озверение народа и его нравственная гибель – особенно во время гражданской, междоусобной войны. По словам Ивана Ильина, война – это не только историческое, но и духовное явление, она есть не одна борьба вооруженных масс, но совместное духовное и творческое усилие всего народа – общее и симфоническое дело людей, в которое вовлечены все их духовные силы, совокупное напряжение всей нации. Русский религиозный философ, поэт и публицист В.С. Соловьев в своей книге «Три разговора», обратил внимание на основной парадокс войны – она есть несомненное зло, несущее гибель людям, наполняющее мир скорбью, ужасом и плачем, но вместе с тем, война требует от человека подвига и жертвенности, самоотверженности и героизма. Заостряя свою мысль, Владимир Соловьев высказывает парадоксальное суждение о том, что не всякая война есть безусловное зло, как и не всякий мир – благо, «бывает хорошая война» во имя святыни и защиты жертв насилия, а «бывает дурной мир» – примирение со всем злом и несправедливостью, царящими на земле. По воззрению Соловьева, моралисты отвлеченно рассуждающие о недопустимости участвовать в войнах нравственному человеку – совестливому, религиозному и рефлексирующему, помня о заповеди «не убий» и призывая щадить злодея, зачастую забывают о его жертве, в то время, как ум, совесть и вера нравственного человека вопиют и требуют, чтобы он защитил жертву и проявил героизм – восстал против свершающего злодейства. Как христианский мыслитель, Соловьев не верил в торжество мира на земле, исторический оптимизм пацифистов и их утопические грезы, утверждая, что прекращение войн невозможно раньше окончательной катастрофы – апокалиптического конца времен, но вместе с тем, он призывал все государства, и в особенности все христианские народы к мирной жизни и сотрудничеству – не только политическому, социальному и экономическому, но духовному и нравственному. Наиболее глубокие мысли о войне и ее истоках высказал Н.А. Бердяев, отметивший, что со времен восстания Люцифера на небе и грехопадения Адама на земле война имеет вселенское значение, она сообщает истории апокалиптическую напряженность и пророчествует о конце времен, о бренности царств и народов, о непрочности мира сего, ее истоки метафизичны и духовны: «…все  материальное  есть   лишь  символ   и  знак  духовной действительности,  все  внешнее  есть  лишь  манифестация  внутреннего,  все принуждающее  и  насилующее  есть  ложно  направленная  свобода.   Внутренно осмыслить  войну  можно  лишь с монистической,  а  не  дуалистической  точки зрения,  т.  е.  увидав в  ней  символику  того, что  происходит в  духовной действительности.  Можно  сказать, что  война происходит в  небесах,  в иных планах  бытия, в  глубинах  духа,  а  на плоскости материальной  видны  лишь внешние  знаки   того,  что  совершается  в   глубине.  Физическое  насилие, завершающееся  убийством, не  есть  что-то  само по  себе  существующее, как самостоятельная   реальность,   -   оно   есть   знак   духовного   насилия, совершившегося   в  духовной  действительности   зла.  Природа  войны,   как материального насилия, чисто  рефлективная,  знаковая, симптоматическая,  не самостоятельная. Война не есть источник  зла, а  лишь  рефлекс  на зло, знак существования внутреннего  зла и  болезни.  Природа войны –  символическая… Война   есть материальное   выявление   исконных    противоречий    бытия,    обнаружение иррациональности жизни… Недаром Апокалипсис пророчествует о войнах. И не предвидит христианства мирного и безболезненного окончания мировой истории. Внизу отражается то же, что и  наверху, на земле то  же, что и  на  небе. А вверху, на небе, Ангелы Божьи борются с ангелами сатаны. Во  всех  сферах  космоса бушует огненная и яростная стихия и ведется война. И на землю Христос принес не мир, но меч. В этом глубокая антиномия христианства: христианство не  может отвечать на зло злом, противиться злу  насилием, и христианство есть война, разделение мира, изживание до конца искупления креста в тьме и зле». Глубоко прав Бердяев, считавший, что войну можно принять только трагически и страдальчески, она – неизбывна в нашем падшем мире, но принимать ее мы должны во имя ее отвержения – участие в войне нравственно оправдано, когда мы  защищаем нашу веру и отечество, наш народ и нашу культуру,  но принимая войну с ее ужасами, мы не должны впадать в отчаяние, а участвуя в войнах мы должны сохранить свою человечность, помня, что «если в войне есть озверение и потеря человеческого облика, то есть в ней и великая любовь, преломленная во тьме». Владимир Соловьев написал дивное четверостишие, где указал на то, что Крест Христов – это меч Божий, нестерпимо грозный для Содома и Гоморры, для вавилонской блудницы и всех тех, «кто предан мерзости и лжи» (Отк.21:27),  меч Слова Божиего, поражающий апокалиптического красного дракона – дьявола, и всю его инфернальную армию:

Полно любовью Божье лоно,
Нас всех зовет оно равно,
Но перед пастию дракона
Ты понял: крест и меч – одно.

                Христос сказал Своим ученикам: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч» (Мф.;10:34). Это – тайна святости Божией и Его всеправедного Суда, ибо Господь не мирится с мировым злом – Христос Спаситель борется с дьяволом, смертью и Адом за судьбу вселенной и каждого Своего создания. Суд Божий совершается над миром и Слово Божие, как острый меч, рассекает мир на тех, кто за Христа и против Него. Истории нашего мира – это история борьбы Бога и Его Церкви с дьяволом и его аггелами, о чем писал апостол Павел: «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф.6:12). По изречению святого Никодима Святогорца вся жизнь христианина есть духовная борьба: «Войны, ведущие борьбу с этой невидимой брани, суть все христиане; военачальником их изображается Господь наш Иисус Христос и сопровождается тысяченачальниками и стоначальниками, то есть всеми чинами Ангелов и святых; поприще брани, бранное поле, место, где происходит сама борьба, есть собственное сердце и весь внутренний человек; время брани – вся наша жизнь». Как писал Ф.М. Достоевский в «Братьях Карамазовых»: «Дьявол с Богом борется, а поле брани – сердца людей». Война ведется не только на просторах земли, но и в глубинах сердец, где Бог с дьяволом борется, и в духовных планах бытия, где Ангелы Господи сражаются с демонами. В Апокалипсисе рассказывается о небесном прологе всемирной истории – о войне на небесах Ангелов Господних с падшими Ангелами, обольщенными Люцифером, а затем низверженными в преисподнюю: «И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и Ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и Ангелы его низвержены с ним» (Откр.12:7–9). Великая война между Ангелами, сохранившими верность Богу, и отпавшими от Него произошла на небе – в духовном мире. Метафизическая война на небесах произошла, когда Люцифер возжелал вознестись выше Бога и увлек за собой треть Ангелов с небес – это первая мировая трагедия и страшная катастрофа, потрясшая духовный мир. Во многих местах Священного Писания таинственно и символически описывается падение Люцифера – в книгах пророков Исайи и Иезекииля, в Евангелии, когда Христос говорит, что «видел Сатану, спадшего с неба как молния» (Лк.10:18). Библейский образ молнии указывает на прежнее сияние славы Люцифера и его красоту, на то, что он – небожитель и совершеннейший из Ангелов, на мгновенность его падения с небес и то, что он стал нести всему смерть, подобно тому, как молния убивает все, что поражает. Люцифер имел печать совершенства, полноту мудрости и могущества, венец красоты во всех намерениях, помыслах и действиях своих до грехопадения, он был высшим Ангелом, наиболее близким к Богу и подобным Богу, но из-за гордыни он возненавидел Всевышнего и стал олицетворением зла. В книге пророка Иезекииля таинственно рассказывается, как Люцифер пал с неба – Херувим, летящий среди огнистых огней – звезд небесных, или в духовном смысле – Ангелов, отпал от Творца своего, соблазнившись царской властью, красотой и мудростью своей: «Ты был помазанным Херувимом, чтобы осенять, и Я поставил тебя на то; ты был на святой горе Божией, ходил среди огнистых камней Ты совершен был в путях твоих со дня сотворения твоего, доколе не нашлось в тебе беззакония... и ты согрешил; и Я низвергнул тебя, как нечистого с горы Божией, изгнал тебя, Херувим осеняющий, из среды огнистых камней. От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою; за то Я повергну тебя на землю, перед царями отдам тебя на позор» (Иез.;28:14–17). В книге пророка Исайи сказано, что Денница – сын зари, упал с небес, ибо в сердце своем возжелал вознестись выше всех звезд Божиих – всех Ангелов, и действительно, будучи Херувимом по сотворению, Люцифер вознесся выше всех Херувимов и еще более высших Ангелов – Серафимов, стал самым прекрасным, премудрым, могущественным и совершенным из Ангелов, но этого было мало ему, и он возжелал вознести трон свой на горе богов – воссесть на престоле Святой Троицы и стать подобным Всевышнему. Библия открывает, что в основе войн лежит жажда власти и могущества, о чем пророчески возвещает и музыкальная драма Вагнера с ее символом мирового владычества – кольцом Нибелунгов, обрекающим своего обладателя на всеобщую ненависть и гибель. Преподобный Иустин Попович говорил, что начало греха – гордость, именно возгордившись, Люцифер переоценил свое совершенство и возжелал сравняться со Всевышним, но отпал от Света и Истины и низвергнулся в мрак и преисподнюю. Грехопадение Люцифера демонстрирует, что гордость – корень всякого греха, она – причина богоборчества,  бунта против Бога и непримиримой ненависти к Нему, дьявольской жажды самообожения и независимости от Творца, и более того – желания истребить Создателя и все Его творение, исказить и поругать замысел Божий. Символично, что с могучим Люцифером и его ужасающими аггелами на небесах боролся Архистратиг Михаил и его святые Ангелы – грозное небесное воинство Саваофа, ибо сами имя «Михаил» означает «кто как Бог» – возвещает, что никто не равен Богу и никто не может быть сравним со Всевышним, ибо одно из имен Божиих – Единственный. На православных иконах Архистратиг Михаил изображается попирающим и ниспровергающим дьявола, в левой руке он держит зеленую пальмовую  ветвь – символ победы добра над злом, жизни над смертью, правды над ложью, а в правой – огненный меч – непримиримость ко злу, меч Слова Божиего, отсекающего правду от лжи, стоящих за Христа от стоящих против Него, или копье с белой хоругвью, на которой начертан крест – это знак святости, верности к Богу и любви к Нему, а пророческом смысле – это хоругвь Христова, знаменующая Крест, на котором Спаситель искупил грехи рода человеческого и победил Сатану. В книге пророка Даниила говорится, что в конце времен Архистратиг Михаил восстанет и будет сражаться за сынов народа Божиего – за святую Церковь, и в этом эсхатологическом прочтении стихи Апокалипсиса имеют пророческий смысл – возвещают о том, что в грядущем произойдет великое сражение – Армагеддон,  и Люцифер со всеми его аггелами и последователями из людей, будет низвержен на землю безвидную и пустую – во тьму кромешную и бездну, означающую окончательное богоотступничество и отвержение от света лица Господнего, геенну огненную. Блаженный Августин утверждал, что вся история разворачивается в тени грядущего Страшного Суда, в перспективе вечности, а ее ход – катастрофичен, ибо зло неустанно борется с добром. В апокалиптическом видении тайнозрителя и апостола Иоанна Богослова, Христос восседает на белом коне, знаменующем святость Церкви, совершенство и безупречность Сына Божиего, небесную чистоту Ангелов Господних; белый конь – это символ победы; Христос – Победитель мирового зла, Он приходит в мир как Царь, чтобы одержать победу и совершить Суд – прославить праведных и осудить служителей дьявола. Христа – Небесного Всадника, сидящего на белом коне, окружает неисчислимое воинство небесное – Его святые Ангелы, они следуют за Христом, чтобы вступить в величайшее сражение с силами мирового зла, и будет битва – Армагеддон и будут повержены демоны и все нечестивые и осатаневшие люди, возглавлять которых будет Люцифер, вместе с его главными служителями – Антихристом и лжепророком. В Апокалипсисе сказано, что врата горнего Иерусалима не будут запираться потому, что всемогущий Господь сокрушил всех врагов Своих – пал новый Вавилон, повержены дьявол и демоны, Антихрист, лжепророк и все нечестивцы низвержены в геенну огненную, все Ангелы и святые навеки скрепили волю свою со святой волей Вседержителя, им не страшны искушения, ибо они обладают высшей свободой – свободой не грешить, ничто не в силах омрачить их жизнь, но кроме того – открытые врата есть знак милосердия Божиего – Господь всемилостив, Он хочет, чтобы все спаслись, и никому не препятствует Всемогущий войти в чертоги горнего Иерусалима, но спасение невозможно без покаяния – всех нераскаянных грешников ожидает мука вечная в геенне огненной, уготованной дьяволу и аггелам его. Окончится история мира и свершится второе пришествие Христа и Его Страшный Суд, будет повержено мировое зло и весь мир преобразится – новое небо и новая земля воссияют неизреченной славой Божией и не будет больше ни скорбей, ни смерти, не войн, настанет вечный мир и блаженство вечной жизни для всех спасенных.























О смерти

Смерть – это стрела, пущенная в тебя,
а жизнь – это то мгновение,
за которое она до тебя долетит.
Ибрагим Аль-Хусри

Да, мы все еще умираем, как прежде,
но смерти нас не удержать навсегда…
Святитель Иоанн Златоуст

                Наша земная жизнь похожа на метеор, который сверкнет на мгновение, а затем погаснет, она напоминает восковую свечу, сгорающую от огня, символизирующего время, или мыльный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги в ослепительных лучах солнца, но стоит ему коснуться земли, как он тотчас лопается. В книге Иова скоротечная жизнь  метафорически сравнивается с цветком, который вчера распустился, сегодня – радует глаз красками и благоухает, а завтра – отцветет и увянет. Земная жизнь подобна бегущим по небу облакам, она принимает разные формы – величественных замков и прекрасных кораблей, или же вещей прозаичных и неказистых. Жизнь многолика  и являет пеструю картину – славу и позор, громкий и беспечный  смех на пиру и горькое рыдание матери, плачущей у могилы своего ребенка, кривлянье арлекина на сцене и келью монаха, проводящего дни и ночи в молитве, сладостные звуки музыкальных инструментов и загадочную тишину кладбищ, печального узника, заключенного в мрачную темницу, и вольного всадника, скачущего по бескрайнему простору степей. Наша жизнь протекает во времени, она плывет как облака по небу – порой тихо и безмятежно, а иногда – стремительно и тревожно, резво и бойко, но вот налетает сильный порыв ветра, разрывающего облака в клочья – так и смерть разрывает в клочья наше земное существование, развеивая по ветру наши надежды, замыслы и мечты.  Земная жизнь похожа на огромную и бурную реку, ее течение неудержимо несется вдаль, волны вздымаются и разбиваются о камни, вновь уходят вглубь, исчезая с глаз – так и люди рождаются и являются на свет из бездны небытия, познают мир, надеются, ищут, тоскуют, страдают, борются и отчаиваются, молятся, смеются и плачут – несутся волной по жизни, чтобы в конечном итоге умереть – уйти во мрак могильный, в страну мертвых, откуда нет возврата. Когда мы сталкиваемся со смертью и  размышляем о ней, мы чувствуем, что прикасаемся к почти непроницаемой тайне.  Смерть – это тайна непостижимая для человека. Книги мудрецов молчат о тайне смерти, уста философов и лиры поэтов в трепете безмолвствуют перед ней. Никто из ученых не даст ответа на загадку смерти, но каждый человек неизбежно встретится с этим грозным жнецом.  В давние времена одному индийскому царю предсказали, что его сын познает, что жизнь полна страданий и увенчивается смертью, а после этого отречется от царства и мира, отправится в странствие и станет отшельником, ищущим мудрость и просветление. Встревоженный царь окружил своего сына всевозможной роскошью и богатством, танцовщицами, поэтами и музыкантами, удалил от его очей все, что могло бы напомнить о страданиях и смерти. Но прошли годы и царевич вырос, он захотел выехать из великолепного дворца и посмотреть на свое царство и на то, как живут остальные люди. Молодой царевич думал, что жизнь всюду прекрасна и все люди счастливы, но он увидел человека, страдающего от лихорадки. Царевич спросил у своей свиты: Что с этим человеком и отчего он так страдает?»  И ему ответили: «Этого человека мучает страшная болезнь?» Взволнованный царевич спросил: «А могу ли и я заболеть как этот несчастный?» С грустью ответили ему приближенные: «Болезнь – это тяжкий недуг, посещающий как нищих, так и царей, и всех она заставляет страдать». В  глубоком раздумье царевич вернулся домой. Прошло время и он снова выехал со своей свитой из дворца и встретил согбенного и дряхлого старца, покрытого морщинами и опирающегося на палку. Кто это человек и отчего он так немощен?» - воскликнул царевич. И приближенные сказали ему: «Это – глубокий старец, когда то он был блистательным юношей, мечтал и влюблялся, затем – он стал зрелым мужем, храбрым и рассудительным, но время не щадит никого и теперь он беспомощный старец, доживающий свой век». Изумленный царевич спросил: А когда пройдет много лет, то и я состарюсь и превращусь в немощного старика?» И из свиты ответили ему: «Время всевластно и неумолимо, оно царствует над миром и людьми, от его прикосновения юность увядает и долгоживущий пожинает старчество. Настанет час и ты станешь стариком, если только не умрешь». «А что такое смерть?» - с трепетом спросил царевич. «Смерть – это горькая тайна, ты сейчас не сможешь ее понять – ее надо увидеть! – ответили приближенные. С печалью в сердце вернулся царевич во дворец. Вновь прошло время, и в третий раз он выехал из дворца со своей свитой, и увидел печальное зрелище – на носилках несли бездыханное тело умершего человека. Отчего этот человек беспробудно спит? Разбудите его! – сказал царевич. Но приближенные ответили ему: «Нельзя разбудить мертвеца, ибо к нему пришла смерть и унесла его душу, а тело его не имеет жизни и обречено обратиться в прах». Со скорбью и трепетом царевич спросил: «И я умру?» И некто из свиты сказал: «Все люди смертны, настанет час и из твоей груди смерть исторгнет дыхание жизни. Никто из живущих не в силах избежать ее, она вызывает ужас и страх у самых отважных воинов, ее час не могут предсказать ученейшие мудрецы, ее нельзя купить за золото и драгоценные камни, от нее не скрыться ни в крепостях, ни в подземельях, ни на вершинах гор. Всюду смерть настигнет свою жертву, ее не трогают музыка, песни и мольбы, она безжалостно и бессердечно разлучает влюбленных, обрывая их счастье, вырывает ребенка из рук плачущей матери, низвергает в гроб бедняков и царей». Выслушав эту горестную речь царевич задумчиво сказал: «Значит, в мире существует боль, горе и смерть, а я не царь, раз не властен над смертью, но ее несчастная жертва!». Много думал царевич, а затем покинул дворец и стал отшельником, чтобы обрести мудрость и избавление от страданий и смерти.
        С ранних лет человек наблюдает вокруг себя картины смерти, но сердце его никогда не сможет примириться со смертью как мрачным вердиктом жизни, ведь в сокровенных глубинах души он смутно ощущает, что сотворен для вечной жизни и бессмертия, а смерть – это катастрофическое последствие всемирной трагедии, именуемой в Библии грехопадением. С момента рождения каждый человек приговорен к смерти, она – палач всех смертных. Смертный одр похож на место казни, а смерть исторгает слезы из очей человеческих. Преподобный Иоанн Дамаскин восклицал: «плачу и рыдаю, когда помышляю о смерти». Святой Иустин Попович в книге «Философские пропасти» с грустью признается, что «смерть – это неиссякаемый источник всех мук и всякой горечи». Трагизм смерти связан со скорбью утраты близких, со страданием и чувством несправедливости, жестокости и бессмыслицы жизни, ввергающем людей в отчаяние – умирает не только немощный старик на закате своих земных дней, но люди в расцвете лет, сломленные тяжким недугом, юноши и девушки, мечтающие и строящие планы на будущее, и даже невинные младенцы, покидающие свою колыбель, чтобы возлечь во гроб. Как велико страдание жениха, потерявшего свою невесту, матери, лишившейся своего долгожданного ребенка – столкнувшись с таким испытанием многие люди глубоко задумываются о смерти и о том горестном факте, что мир лежит во зле, они не могут примириться с гибелью своих любимых и начинают сомневаться в бытии Бога, Его величии и благости. Святитель Иоанн Златоуст, богословствуя о тайне невинных страданий детей, утверждал, что попуская их страдания и смерть, Господь дарует им взамен бесценный дар – блаженную жизнь среди Ангелов на небесах, и писал от лица похищенных смертью младенцев: «Нас святые Ангелы мирно разлучили от тела, и мы свободно миновали старейшинства и властей воздушных. Мы имели благонадежных руководителей! Лукавые духи не нашли в нас того, чего искали; не увидели того, что желали бы увидеть. Увидев тело неоскверненное, они посрамились; увидев душу чистую, чуждую злобы, они устыдились; не нашли в нас слов порочных и умолкли. Мы прошли и уничижили их; мы прошли сквозь них и попрали их; сеть сокрушися, и мы избавлени быхом. Благословен Господь, иже не даде нас в ловитву зубом их (Пс. 123:6,7). Когда это совершилось, руководившие нас Ангелы возрадовались; они начали лобызать нас, оправданных, и говорить в веселии: «Агнцы Божии! ублажаем ваше пришествие сюда; отверзся вам прародительский рай; предоставлено вам лоно Авраама. Прияла вас десная рука Владыки; призвал Его глас в десную часть. Благосклонными очами воззрел Он на вас; в Книгу Жизни вписал Он вас». И сказали мы: «Господь! праведный Судия! Ты лишил нас благ земных: не лиши небесных. Ты отлучил нас от отцов и матерей: не отлучи от святых Твоих. Знамения Крещения сохранились целыми на нас: тело наше мы представляем Тебе чистым по причине младенчества нашего». В эпитафии младенцу А.С. Пушкин блестяще и изящно сумел поэтически выразить богословскую мысль святителя Иоанна Златоуста о том, что крещеные младенцы наследуют жизнь вечную, они пребывают среди Ангелов на сияющих надвездных небесах в радостном покое у вечного трона Творца и молятся за своих земных родителей:

В сиянье, в радостном покое,
У трона вечного Творца,
С улыбкой он глядит в изгнание земное,
Благословляет мать и молит за отца.

                Преподобный Ефрем Сирин поучал, что умершие дети, вошедшие в чертоги спасенных и вкусившие блаженство на небесах, будут у трона Божиего, они станут молитвенниками за близких, оставшихся жить на земле, их молитвы – чисты, а их души – белые лилии, пересажанные с земных полей в райский сад, их радость – вечна, ибо они – чада Божии, питомцы Святого Духа, друзья сынов света – Ангелов, а их слава – выше и прекраснее, чем слава девственником и святых. Рассудительный святой Григорий Нисский учил иному и с богословской точки зрения взгляд его более глубокомысленный: младенческую жизнь нельзя сравнить с добродетельной жизнью и подвигами святых подвижников, мучеников и исповедников, иначе получалось бы, что «быть непричастным жизни блаженнее, чем жить», и лучше было бы родившись скорей креститься и сразу умереть, чем прожить жизнь в молитвах, подвигах и благочестии. Протоиерей Олег Давыденков в книге «Догматическое богословие» писал: «блаженство умерших младенцев не может быть «выше» блаженства людей, достигших его через свободное самоопределение и личный подвиг. Младенцы безгрешны (не совершили личных грехов), но их состояние не является совершенным, поскольку через собственную свободную волю они никаких добродетелей не стяжали». Святитель Григорий Богослов  утверждал, что некрещеные младенцы не сотворили не добрых, не злых дел, а значит, идея посмертного воздаяния не может быть к ним применена, поэтому они после смерти пребывают не в славе и не в мучениях – «они не будут у праведного Судии ни прославлены, ни наказаны», их судьба вверяется Промыслу Божиему, а крещеные младенцы входят в Царство Небесное благодаря таинству крещения и по великой милости Божьей, но их духовное совершенство ниже совершенства подвижников, мучеников, исповедников и молитвенников. Святитель Феофан Затворник писал, что путей Божиих бездна неисследимая и вечная любовь Его – неисчерпаема и бесконечна, как солнце она восходит над грешниками и праведниками, какнебо простирается над всем миром и распространяется на всех детей – крещеных и некрещеных, которых надо предоставить милосердию Вседержителя, молиться за них и надеяться на их спасение. Жизнь и смерть ставят перед каждым мыслящим и совестливым человеком мучительный вопрос о теодицее, терзавший Иова и Аввакума, Иеремию и Екклесиаста, Данте и Достоевского, ведь нашу совесть смущает, что порой добрые люди болеют и страдают, их жизнь проходит в скитаниях и гонениях, а смерть – бесславна, а многие нечестивцы и нераскаянные грешники живут в благополучии и умирают в старости, они имеют почет на земле, славу, власть и признание, и их имена не забываются в веках. Размышляя о несправедливости земной жизни, святитель Иоанн Златоуст говорил, что христианин призван творить добро бескорыстно, а Суд Божий нк есть суд человеческий: если человек делает добро бескорыстно и во славу Божию, а получает в ответ неблагодарность и клевету, то его ждет великая честь – царский венец в Царстве Небесном, а те нераскаянные грешники, что пользуются земными благами и имеют почет и долголетие – отвергнуты от лица Божиего, их участь самая страшная – они бездушные и бессердечные нечестивцы, являющиеся живыми трупами, ходящими по земле. По премудрому Промыслу Божиему одному прозорливцу было открыто как умирали двое людей: один – знаменитый подвижник и затворник, которого при жизни считали святым, а иной – всему презираемый нищий забытый миром. По городу пронеслась весть о том, что умирает подвижник, и огромная толпа собрались у стен монастыря, где он жил, с зажженными свечами и светильниками, люди плакали и молились Богу, дабы Он продлил время его земной жизни, но когда этот затворник умер, то с небес раздался голос Божий, сказавший, что этот человек не был святым и не дал места Богу в своем сердце и своей жизни, и в тот же момент явились ужасающие демоны и исторгли душу из груди умиравшего подвижника. В это время умирал и нищий – благочестивый человек, всеми презираемый и осмеянный, не знавший сострадания и одетый в лохмотья, он горько плакал о грехах своих и боялся предстать на Суд Божий. По велению Божиему в час смерти к этому одинокому страдальцу сошли два великих Архангела – Михаил и Гавриил, а вслед за ними – псалмопевец Давид, воспевший столь сладкозвучную небесную песнь, что  душа нищего покинула его бренное тело и устремилась со святыми Ангелами к Богу. Наша душа – это книга тайн, запечатанная семью печатями, живя на земле люди не знают самих себя, как правило, прочитывают лишь несколько страниц из этой книги, но на Страшном Суда все души раскроются как свитки и все тайное станет явным – станет явным все добро и зло, все самое сокровенное и глубинное, что таится внутри человека.
                По определению древнегреческого философа Платона человек есть существо разумное и смертное: все люди смертны и каждый из нас умрет в свой час, а назначение философии – приуготовление к смерти. Святые отцы и учителя Церкви наставляли христиан хранить память о смерти, чтобы не грешить. Умом помышляй о смерти, а сердце держи на Страшном Суде. Совесть – голос Божий в душе человека, говорит каждому из нас: «Помни, что и ты умрешь, задумайся о вечности». Размышляя о смерти, человек освобождается от плена у земного мира и его чувственных образов, возносится мыслью к Суду Божиему. Пантеист и философ Бенедикт Спиноза писал в «Этике» – этой исполненной печали «элегической поэме», где по слову испанского мыслителя Унамуно из-под невозмутимых теорем доносится «скорбным эхом пророческих Псалмов» философия отчаяния, что свободный человек меньше всего думает о смерти, а размышляет о жизни. Но иному учит Церковь и одно из сокровищ ее мудрости – память о смерти. Если человек не помнит о смерти, то он забывает о Боге и душе, не носит глубокую думу в сердце и не плачет о грехах, не осознает, что пребывает на земле как странник, а земная жизнь – это приуготовление к вечности. Платон полагал, что «истинные философы много думают о смерти, и никто на свете не боится ее меньше, чем эти люди», а истинная философия – это умирание для суетного и мирского, освобождение души.  «Печально, что люди умирают, но самое печальное то, что они живут, не помышляя о смерти» – сокрушался Симеон Афонский. По разъяснению архимандрита Рафаила Карелина: «Память о смерти очищает наше сердце, отрывает его от страстей, и поэтому мы чувствуем исходящее от нее обновление наших мыслей и чувств. Святые подвижники любили память смерти. Один преподобный отец, Филофей, говорил: «Память о смерти – это моя духовная невеста, я всегда неразлучен с ней»… Мы окружены людьми, которые также не имеют памяти о смерти, забыли о ней, потому-то мир сжигает в своих развлечениях то драгоценное время, которое дано нам для приготовления к вечности. Святые Отцы говорили: «Время дороже всего!» Время никто не может повернуть назад. Люди не имеют памяти о смерти, потому они так легко отдают себя порокам, потому они злобствуют друг на друга, мучают сами себя и ближнего, иногда грызутся, как псы около кости, забывая, что когда-нибудь их рот насытится землей могилы. Кто помнит о смерти, тот знает: все, что он не возьмет с собой в вечность, не принадлежит ему. Один подвижник говорил: Я – это мой дух, мое – это мое тело, а все остальное – чужое. Единственное сокровище, которое я могу взять в вечность, – это благодать Духа Святого». По слову преподобного Иоанна Лествичника память о смерти хранит ум от лукавых помыслов, очищает сердце от страстей, освобождает душу от житейских попечений, изгонят страх перед смертью, научает непрестанной молитве, побуждает плакать о грехах и надеяться на милосердие Всевышнего. Святитель Иоанн Златоуст учил, что память о смерти укрепляет в душе стремление к небесной жизни и молился Богу о даровании памяти о смерти: «Господи, дай мне память смертную!» Монахи на Афоне любят одно изречение: «Кто помнит о смерти, то не может грешить». Если бы человек помнил о смерти, то ценил бы каждый день жизни как бесценный дар Бога – духовную жемчужину, и не дал бы попрать ее свиньям – страстям, порокам и грехам. Он бы понял, что время жизни дороже, чем слава, власть и богатство, ибо потерянного времени не уже вернуть ни за какие земные сокровища, обреченные также истлеть. Истинный философ всегда помнит о смерти и размышляет так, будто его накрывают крылья грозного Ангела смерти. Величайшие поэты всех времен – Пиндар, Шекспир, Кальдерон, Байрон, Лермонтов, исторгали душераздирающие стенания, осознавая бренность земного бытия и быстротечность жизни, нарекая ее мимолетным сном, ибо на фоне вечности наша жизнь – одно мгновение, тончайшая грань между небытием и вечностью. Многие философы и мудрецы от древних времен до нашего века, пытались разгадать роковую тайну смерти, но тайна жизни, смерти и бессмертия раскрыта в христианстве. Выдающийся богослов Православной Церкви и русский религиозный философ о. Георгий Флоровский подчеркивал, что для христианского сознания смерть – это катастрофа, она – не норма, а последний враг, итог безумия и «возмездие за грех» – «с момента грехопадения таинство жизни вытеснено таинством смерти». Смерть – это разлука души и тела, а грех есть «вторая смерть», описанная в Апокалипсисе – разлука души и Бога. Преподобный Макарий Египетский сравнил сердце человека с гробом, если оно отдано демону и превратилось в капище страстей. Грешник сам приговаривает себя к смерти, ибо грех – это убийца души. Грех есть отпадение от Бога и сопротивление Богу, вражда с Творцом. Преподобный Иустин Попович проницательно заметил, что чем меньше в человеке Божественного, тем меньше в нем и человеческого. Если человек изгонит Бога из своего сердца, то он уподобится демону и станет – бесчеловечен. Фридрих Ницше – знаменитый немецкий философ, страждущий атеист и безумный пророк обреченного мира, страдальчески произнес: «Бог умер. Мы убили Его!». Бог пришел в мир, чтобы спасти все людей, а люди осудили Его на смерть. Смерть пришла в мир через первородный грех Адама и победить смерть мог лишь Тот, Кто совершил искупление грехов и воскрес из мертвых. Если смерть – это финал жизни, то у нашего бытия нет смысла, но если есть Бог и бессмертие, а Христос воскрес из мертвых и смертью смерть попрал, то жизнь обретает смысл. Христос умер на Кресте, Его душа сошла во Ад – царство смерти, чтобы освободить все томящиеся там души, уверовавшие в Бога и возлюбившие Его, ибо Господь хочет всех спасти, но никого не спасает насильно. Господь бесконечно милосерден к нам – Христос принял смерть на Голгофе, чтобы искупить наши  грехи, Он воскрес из мертвых – «смертью смерть попрал».  Смерть не последняя страница книги жизни. Христианство учит о бессмертии души, о Боге и духовном мире, о всеобщем воскресении мертвых. По неизреченной премудрости Своей Господь попустил смерти войти в мир через грехопадение Адама, ибо она не только трепет естества, возмездие за грех и последний враг, но и избавительница и освободительница, она – наставница мудрых, учащая жить дорожа временем и размышлять. Немецкий философ Шопенгауэр писал в книге «Мир как воля и представление», что смерть побуждает человека задумываться о жизни и ее смысле: «Смерть – поистине гений-вдохновитель философии; оттого Сократ и определял последнюю как «приуготовление к смерти. Едва ли люди вообще стали бы философствовать, если бы не было смерти». Если бы не было смерти, то быть может быть многие люди не задумались о смысле жизни и не пришли бы к познанию духовного мира, не осознали бы, что мир наш лежит во зле и находится в катастрофическом состоянии, окончательно обольстились бы суетными благами чувственного мира и не стали бы помышлять о горнем, в их душах погибла бы вера и молитва, они бы не молились Богу и не раскаивались в грехах, были бы горды, тщеславны и самодовольны, не страшились бы Суда Божиего и не научились бы плачу и состраданию, любви и прощению, о закоренели бы во грехах и весь видимый мир стал бы подобием Ада.
                Мысли о смерти пугают людей. Если спросить в наш скептичный век человека: «Есть ли загробный мир?», то он либо усмехнется, либо пренебрежительно скажет: «Когда умру, тогда и узнаю». В последние минуты перед смертью сердца многих людей мучительно жаждут, чтобы к ним вернулась их жизнь – Бог сотворил людей для вечной жизни и бессмертия, смерть противна естеству, она не сотворенная Богом и есть последствие грехопадения, зияющая пропасть, разверзнувшаяся в Божьем мире, умирать противоестественно. Если бы люди помнили о смерти, то ценили бы каждый день земной жизни как драгоценный Божий дар и употребляли бы каждый час и каждую минуту для спасения, но демоны обольщают людей и отнимают у них память о смерти. Мирские люди часто завидуют тем, кто умирает легко и внезапно – в одно мгновение разрешаясь от земных уз, но для христианина смерть без исповеди и причастия Святых Тайн Христовых, без молитвы и покаяния – страшное несчастье, и не случайно есть церковная молитва о том, чтобы Господь избавил нас от внезапной и нежданной смерти. Человек – это трагическое и таинственное создание, он живет на грани двух миров – духовного и материального, а его сердце разрывается между Богом и демоном. Смерть – это великое таинство, переход из мира зримого в мир незримый, когда плоть отойдет к праху, а дух вернется к Богу и предстанет на Суд Его.  Смерть жестока и неумолима, она не знает жалости и везде настигнет человека. Нет такого места, где можно было бы спрятаться от смерти, она найдет свою жертву в скрытых ущельях гор и среди бушующих морей, в знойных пустынях и мрачных катакомбах, в одинокой келье и за яркими звездами. Английский поэт Перси Шелли – один из величайших лириков Европы и мира, чьи стихи отличаются особой мелодичностью и философским драматизмом, много размышлял и писал о смерти: «напрасен плач, напрасен стон, они ушли – и нет для них возврата, от них остался только ряд имен». Пытаясь разгадать «тайну смерти мрачной», романтик, вобравший идеалы эпохи Просвещения, утверждал, что жизнь в земном мире – это срок «меж смертью и рожденьем», а смерть всюду, все, что живет неизбежно умрет, смерть скрыта в нас самих – в нашем сердце, и даже венцы и скипетры величайших царей – лишь обломки «на зыби времен». Неужели с последней горстью земли, брошенной на гроб, навсегда исчезает память об усопшем среди еще живущих? Но в книге Екклесиаста сказано: «и возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его» (Еккл. 12:7). Человек сотворен был Богом по образу и подобию Его, он – причастник двух миров – земного и небесного, естество его духа – идеально, а естество тела – чувственно. Господь сотворил человека прекрасным, свободным и премудрым, с бессмертной душой и нетленным телом, но истинное бессмертие его было сверхъестественно, ибо заключалось в соединении с Богом. Материалисты считают, что смерть это переход в небытие, исчезновение и гибель личности. Эпикур говорил, что смерти нет, пока мы есть, а когда приходит смерть, то нас уже нет. Но парадокс Эпикура это скорее софизм, нежели философская апория, она не спасает человека от ужаса перед смертью, не утешает тех, кто пережил утрату близких. Смерть ставит главный вопрос философии – о бессмертии души и смысле жизни. Зачем я жил, если придет неотвратимый час, и я умру? – вопрошает человек, задумавшийся о жизни и смерти. Если нет бессмертия души, то нет Бога и смысла жизни, ибо в Боге – вся полнота бессмертия и смысла. Нельзя верить в Бога, если душа не бессмертна. Жизнь не имеет смысла, если нет Бога и бессмертия души. Для Достоевского бессмертие человеческой души – это основа нравственности и «высшая идея на земле». Жить и творить, любить и молиться можно только веря в Бога и бессмертие души, иначе жизнь оборачивается театром абсурда, творчество теряет духовный смысл, молитва тщетна, и даже любовь обречена угаснуть со смертью, как догоревшая свеча. Любовь в религиозном смысле – это воля к вечности, ведь сердце жаждет вечно любить – хочет обрести бессмертие в Боге. В Песни Песней сказано, что любовь сильна как смерть, духовная любовь сильнее смерти, ее жизнь – вечность. Митрополит Трифон Туркестанов проповедовал: «любовь вечно жива. Ее нельзя заключить в гроб и закопать в могилу». «Поистине, смерть есть тайна, которую мы поймем  тогда, когда все соединимся в Царстве Небесного Отца, чтобы уже вечно жить одной любящей семьей. И пока мы здесь, на земле, будем верить, что любовь не умирает, что она вечно жива, что любовь нельзя заключить во гробе, закопать в землю. Правда, для глаза нашего разрушается, умирает любимый человек, но для сердца любящего он не умирает и будет жить в этом сердце до тех пор, пока оно бьется». Если смерть конец всему, то жизнь – бессмысленна, и нет смысла бороться со страстями и творить добро, ибо всех нас ожидает один конец – и грешников и святых, глупцов и мудрецов ждет небытие и забвение. Но если смерть не конец бытия и не уничтожение личности, а исход души к Богу и переход в иной мир, то жизнь имеет смысл и нравственное значение.
                Тайна смерти связана с загадкой времени, над которой бился еще Блаженный Августин – один из глубочайших богословов, религиозный и поэтически мыслящий философ. Гераклит сказал, что время похоже на реку, в которую не войти дважды – все течет, все меняется. Время – неумолимо, а смерть – бессердечна. Во всей мировой литературе и в лучших шедеврах поэтического искусства не найти более глубоких и метких слов о беспощадности времени и жестокой власти смерти, царящей над всем видимым миром чем в величественной и грозной оде русского поэта Г.Р. Державина «На смерть князя Мещерского»:

…Скользим мы бездны на краю,
В которую стремглав свалимся;
Приемлем с жизнью смерть свою,
На то, чтоб умереть, родимся.
Без жалости все смерть разит:
И звезды ею сокрушатся,
И солнцы ею потушатся,
И всем мирам она грозит.
Не мнит лишь смертный умирать
И быть себя он вечным чает;
Приходит смерть к нему, как тать,
И жизнь внезапну похищает…

                В Священном Писании сказано, что после Страшного Суда времени уже не будет и смерть истребится.
Существует восточная притча, излюбленная суфийскими мудрецами. В древние времена жил пророк и царь Соломон – мудрейший из смертных, милостью Божьей возвышенный среди венценосцев, знающий многие тайны неба и земли, понимающий язык птиц и зверей. Однажды великий иудейский мудрец вышел ночью из своего дворца и был потрясен величием Божьего мира. Ночь облачилась в ризу лунного света, звезды как алмазы сверкали на небе, а необозримый небесный купол раскинулся над землею. Вдруг он увидел задумчивого человека, погруженного в печаль.
– О чем ты печалишься несчастный? Что терзает твое взволнованное сердце и не дает покоя твоему мятежному духу? – спросил мудрец Соломон.
– О, царь и пророк, мне прошедшей ночью явился Ангел смерти и сказал, что близок час моей кончины. С тех пор я в тоске и душу мою угнетает печаль.
– Смерть в свой час настигнет каждого из рожденных, ибо все мы обречены умереть в свое время, - с грустью ответил Соломон. – Скажи одинокий страдалец со скорбящей душой, чем я могу помочь тебе?
– О, владыка, прикажи ветру унести меня в Индостан, быть может там, я сумею скрыться от грозного Ангела, и неумолимая смерть не настигнет меня, - взмолился несчастный.
Соломон повелел ветру доставить страдальца в Индостан, а через некоторое время, прогуливаясь по саду в звездную ночь, великий царь и сам увидел Ангела смерти.
– О, посланец всемогущего Господа, поведай мне, зачем ты приходил к одинокому страдальцу?
– О, великий и доблестный Соломон! Всем ведомо, что ты – мудрейший из людей на всем свете. Ты знаешь, что намерения Создателя возвышенны, а мудрость Его – тайна, непостижимая для величайших из Ангелов на небесах и разум человеческий умолкает перед ней. Господь повелел мне сойти на землю – эту скорбную юдоль, всеять в сердце этого человека горькую как полынь думу о смерти, чтобы привести его к покаянию и взять его душу в просторах Индостана. Дивна премудрость Бога и непостижимы пути Его, ибо живущий сегодня в Иерусалиме, завтра может умереть в Индостане. Помни Соломон, что человек никогда не сможет скрыться от себя, от неумолимой смерти, и от всеведущего Бога.
Сказав это, Азраэль вознесся выше звезд, на духовные небеса, чтобы предстать пред Господом. Еще звучали в сердце царя  Соломона таинственные слова Ангела смерти, а душа его дивилась премудрости Всевышнего.
                Наша земная жизнь – это краткий срок между рождением и смертью, она скоротечна и напоминает быстротекущую реку, истекающую в морскую бездну – вечность. Нам не дано знать срок жизни и время смерти, но ее мрачные картины окружают нас со всех сторон. Преподобный Иоанн Дамаскин сравнил земную жизнь с утренним сном и изменчивым дымом, а все житейское назвал суетой. Земная жизнь кратковременна: сегодня человек жив, а завтра умер – дух покинул свою скинию и вернулся к Богу. Где красота его лица? Где слава его и былое величие? Все увяло как цветок, ни к чему теперь богатство, исчезла мирская слава, лишь плач и рыдания проносятся над землей. Пройдет время и умолкнет плач, забудут об усопшем и, взирая на надгробие его, будут гадать, какую тайну скрывает могила и кем был покойный. Он был богат или беден, умер в кругу верных друзей или одиноким, был пылким юношей или седовласым старцем, исполненным надежд или разочарованным в жизни? О чем он думал в час смерти? Что таил в сердце своем и с чем отошел к Богу? Размышляя о бренности жизни и всесилии смерти, древнеримский поэт Гораций воскликнул: «бледная смерть стучится и в хижины бедняков, и в царские дворцы». Каждый день умирает бесчисленное множество живых созданий, звезды гаснут на небе, прекрасные и живописные долины превращаются в пустыни, иссыхают реки и моря, монументальные сооружения обращаются в руины, гибнут целые царства. Древний царь Соломон, у ног которого были все сокровища мира, со скорбью осознал, что все земные блага – «суета сует и томление духа», ибо ни власть, слава и богатства, ни искусства, науки, наслаждения и философская мудрость – ничто не может заменить Бога и дать смысл жизни и счатье. Христос учил искать сокровище небесное – горний Иерусалим, которое таится внутри нас, как самая сокровенная святыня сердца, обретаемая на путях любви. Христовы заповеди о любви к Богу и ближнему – это истинный путь христианина. В  Псалтыре поэтически возвещается, что бездну сердца человеческого может наполнить только еще более великая и неисследимая бездна Божественной Любви. Митрополит Трифон Туркестанов утверждал, что Иисус Христос – Спаситель мира, пришел в преисподнюю спасти «не только праведников ветхозаветных, но и величайших грешников, которые сотни лет ожидали Христа Спасителя, тех грешников, которые пред потопом грешили и не послушали обличения Ноя». Для великих богословов и поэтов, мистиков и философов Церкви, сошествие Христа во Ад было великой тайной, ее нельзя постичь рационально, но это событие вселенского значения, воспринимаемое как победа Спасителя над Адом и смертью. В богослужебных текстах Церкви поется о победе Христа над смертью, об опустошении преисподней, где после сошествия Господа остались только дьявол, демоны и смерть. Преподобный Ефрем Сирин писал, что роковой власти смерти не избежали ни пророки, ни мудрецы, ни глупцы, ни священники, ни цари, ни бедные, ни богатые, ни молодые, ни старые, но когда Христос пришел в шеол – преисподнюю, то «трепет охватил смерть», ибо «Царь жизни сошел и вышел из шеола как Победитель. Он множил пагубу тем, кто по левую руку Его: злым духам и бесам Он – источник скорби, сатане и смерти – страдании, греху и аду – плач. А тем, кто по правую руку, вернулась ныне радость». Тщетно смерть пыталась воспрепятствовать Спасителю, Он сокрушил врата адовы, и в преисподней осталось мертвецов, кроме сатаны, смерти и греха, оставшихся там до второго пришествия Христова. Христос извел из преисподней не только ветхозаветных праведников, пророков и мучеников, но и всех тех, кто воспринял Его проповедь и уверовал в Него, ибо искупительный подвиг Божественного Страдальца на Голгофе был совершен ради всего человечества. Если бы Христос спас только ветхозаветных праведников, то это было бы актом справедливости, а не чудом милосердия Божиего, но сошествие Сына Божиего, Иисуса Христа во Ад – это великое чудо и неизъяснимая тайна безмерной любви Бога к творениям Его – пусть и падшим, вызвавшее изумление и восхищение даже у Херувимов и Серафимов на небесах. Никто не оставлен Богом и Промыслом Его, к каждому человеку обращена проповедь Спасителя. Всемилостивый Господь открыл двери спасения и путь в Царство Небесное всем созданиям Своим, и если кто-то и остался в Аду, не откликнувшись на проповедь Спасителя мира и не уверовав в Него, то сделал это по собственной воле, все же уверовавшие во Христа обрели спасение.
                Вся земная жизнь Христа – от рождения в Вифлееме до распятия на Голгофе, воскресения из мертвых и вознесения на небо, чтобы воссесть одесную Небесного Отца, с апостольских времен рассматривается Церковью как таинство Божественного домостроительства – таинство действия Бога в творении и Его промышления о спасении человека и мира, ведь Агнец Божий, Христос воплотился, страдал, умер на Кресте и воскрес из мертвых ради нашего спасения. Христос пришел на землю, чтобы примирить человека с Богом, вернуть ему духовную красоту  и таинственное дыхание Божественных уст – благодать Святого Духа, искупить грехи мира на Голгофе, ибо первородные грех – это метафизическая катастрофа вселенского масштаба, разрушившая мировую гармонию и духовную связь человека с Богом, после чего во вселенную вошла смерть, а история мира стала трагедией. Христос пришел возродить образ Божий в человеке, который обрек себя на духовную смерть без общения с Богом, освободить всех нас от власти греха, смерти и дьявола – «князя мира сего», ибо воля Всевышнего в том, чтобы все творения Его обрели жизнь вечную. В Священном Писании сказано, что тайна искупления – это тайна предвечного совета Святой Троицы и Божественной воли, ибо премудрый и всевидящий Творец, предвидел грехопадение человека и принял решение о спасении Своего творения еще до сотворения мира, ведь все мы искуплены «драгоценной Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира» (1 Пет. 1:19-20), «Агнца, закланного от создания мира» (Откр. 13:8). В церковном сознании образ Христа распятого на Голгофе, сходящего во Ад неотделим от образа Христа, воскресающего из мертвых, а потому крестная жертва, сошествие во Ад и Воскресение Христа Спасителя – это этапы Его победы над Адом и смертью. На православной иконе Воскресение Христово изображено как Божественный Спаситель с Крестом в руке исходит из черной пропасти Ада, выводя оттуда Адама и Еву. В церковной гимнографии Воскресение Христово прославляется ликующим гимном, песнью во славу победы Христа над Адом и смертью: «Воскреснув от гроба, ты воскресил вместе с Собою всех находящихся в аду мертвых. Воскреснув от гроба, словно от сна, Ты, Милостивый, всех избавил от тления. Собор Ангелов удивился, видя Тебя причтенным к мертвым, но разорившим силу смерти и воскресившим вместе с Собою Адама и от ада всех освободившим». Апостол Павел говорил, что Христос пострадал на Голгофе, умер и «воскрес для оправдания нашего» (Рим.4:25), а вера в Воскресение Христово – это основа нашего спасения: «Если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься» (Рим. 10:9). «А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша. Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если то есть, мертвые не воскресают; ибо если мертвые не воскресают, то и Христос не воскрес» (1 Кор. 15:13-16). Христос искупил грехи мира, сокрушил врата Ада, воскрес из мертвых и попрал смерть – духовную, душевную и физическую. Преподобный Симеон Новый Богослов учил, что духовная смерть есть отдаление души от Бога и Его горнего Царства через грех – когда Адам нарушил заповедь Божию и лишился благодати Святого Духа, то душа его духовно умерла – разлучилась с Богом и святой волей Его, а тело его сделалось смертным. Христос есть Божественный Логос, Он не только вернул человеку духовное достоинство и вознес превыше небес – усыновил Богу: «вы боги и сыны Всевышнего все», раскрыл смысл жизни – пребывать с Богом, соединится с Ним в вечном акте Богообщения, и его высшее назначение – обожение, избавил от духовной смерти – основал единую, святую, соборную и апостольскую Церковь с ее таинствами и богослужениями, где таинственно присутствует Сам Господь наш и дарует всем верующим в Него жизнь вечную через причастие Святых Тайн. Духовное общение с Богом есть воскресение души, ибо через крещения – рождения свыше от Духа Святого, без которого невозможно войти в Царство Небесное, через исповедь и причастие Святых Тайн Христовых, через исполнение заповедей и стяжение благодати Святого Духа душа воскресает и начинает жить духовной жизнью. Господь попрал душевную смерть – дал человеку духовный силы совершенствоваться, хранить ум и сердце от страстей, быть нравственно свободной личностью, ведь без благодати Святого Духа никто не мог успешно идти путем добродетельной жизни. Господь попрал физическую смерть – Он воскрес из мертвых, и Его воскресшее тело прославилось славою Его Божественного величия. Для христиан тело не темница души, а прекрасный храм сотворенный Богом и воскресшие тела будут подобны воскресшему телу Христа Спасителя. Если сравнить нашу душу с драгоценным алмазом, то тело – его золотая оправа, призванная стать нетленной и бессмертной, ибо соединяясь с Господом, сказавшем о Себе: «Я – Воскресение и Жизнь», мы приобщаемся к Божественной Жизни всецело – духом, душой и телом. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что и после Воскресения Христа мы умираем, как и прежде, но Господь дарует нам не дурную бесконечность земного существования – жалкую карикатуру на вечную жизнь, а истинное бессмертие в Боге. Преподобный Симеон Новый Богослов писал, что «смерть ныне не истреблена, а попрана и сделана ничтожной», но истребится смерть – последний враг, ибо в Царстве Небесном не будет ни смерти, ни времени, ни скорби, но будет вечное общение с Богом, человек увидит духовно преображенную вселенную как величественную и прекрасную картину, созданную премудрым Творцом, в его сердце воссияет, как утренняя звезда, любовь к Богу и всему сотворенному Им миру, и вечная жизнь его будет созерцанием Божественного Света, а это – великая тайна. По слову святителя Тихона Задонского, человек рождается с плачем, словно предчувствуя, что вся земная жизнь его будет плачевна, полна скорбей и трудов, ведь не было, нет и не будет ни одного человека, который бы прожил счастливо все дни жизни от колыбели и до гроба, смерть же есть упокоение от всех трудов – переход в вечность, но если кающихся и праведных ждет вечность блаженная, то нераскаянных грешников ожидает вечность плачевная и мучительная.



















О бессмертии

                Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся.
        Вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; Ибо вострубит,          и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся.
Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление,
и смертному сему облечься в бессмертие.
Когда же тленное сие облечется в нетление
и смертное сие облечется в бессмертие,
тогда сбудется слово написанное:
«поглощена будет смерть победою».
«смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа?»
(1 Кор.15:51-55)

                Земная жизнь – это странничество в здешнем мире, оканчивающееся смертью, а сама смерть таинственна и загадочна, она внушает страх и  трепет, но с таинством смерти связана и тайна бессмертия – величайшая и главная загадка, волнующая каждого человека. По рассуждению святителя Тихона Задонского, земная жизнь человека – это беспрерывный путь от рождения до смерти, ведущий к вечности, когда мы рождаемся, этот путь начинается, а когда умираем – оканчивается, для одних он долгий – занимает многие лета, для иных – краткий, одни умирают в младенчестве и детстве, другие – в юности, третьи – в зрелом возрасте, четвертые – в старости, но одно неизменно – всем надлежит умереть, каждый прожитый день приближает нас к часу смерти и никому не миновать его, а за гранью смерти нас ожидает вечность – радостная и блаженная для кающихся и праведных, и страшная и мучительная для нераскаянных и нечестивых. Все великие мыслители от древних времен до наших дней мучились над тайной смерти и размышляли о бессмертии, ибо человек есть существо, осознающее конечность своего бытия и поставленное перед смертью в течение всей своей жизни. Каждый человек смертен, смерть – катастрофическое последствие грехопадения Адама, она – последний враг всей жизни и горчайшая чаша скорби, исход души в иной мир. В Священном Писании сказано, что Бог смерти не сотворил: создав небо и землю – духовный мир и материальный мир, Он с любовью сотворил Ангелов и людей, животных, рыб морских, птиц небесных,  чтобы разделить с ними Свое блаженство и излить на них Свое любовь, и весь мир был великолепен, а жизнь – счастливой и не знающей страданий, тления и смерти. Духовное небо – ангельский мир, было сотворено Богом мгновенно, а материальный мир в несколько этапов – дней творения, знаменующих течение времени и высшую логику Божьего творчества. На шестой день творения космоса Бог создал человека – венец всего видимого мира. По изречению преподобного Максима Исповедника, человек был представителем двух миров – духовного и материального, у него было прекрасное тело, созданное из праха земного – материи, и свободный дух – «дыхание жизни», вдохнутое в него Богом. Человек – это дух, облеченный в плоть, он был царем всего видимого мира и на нем лежала великая миссия – одухотворить вселенную и преобразить весь космос, через верность Богу и священнослужение, уподобление Творцу своему и достижение высшего совершенства – вершины святости и Богопознания. Но человек оказался ниже своего призвания – он отступил от Бога и пал, а через его грех весь видимый мир и все земные Божьи творения попали во власть тления и смерти. Со времен грехопадения человек чувствует себя несчастным, он страдает и смертен, он отчаянно ищет счастье и нигде не находит его – ни в чувственных наслаждениях, ни в искусствах и грезах, ни в науке и философии, ни в славе и богатстве. Всюду человек встречает скорбь, крушение надежд и разочарование, ведь он ищет счастье во внешнем мире и тем самым повторяет ошибку Адама, искавшего полноту бытия не в Боге и Его любви, а в запретном плоде, в котором возжелал обрести могущество, мудрость и блаженство. Смерть есть возмездие за грех и страшная болезнь, охватившее все человечество, превратившее нашу жизнь в печальную притчу. Жил человек на земле, искал счастья и претерпевал страдания, молился и унывал, любил и боролся, воля его колебалась между злом и добром, сердце не знало покоя, а душа не теряла надежды, ибо без надежды нельзя жить. Но вот пришла смерть – и не стало человека, жизнь его оборвалась как недопетая песнь, как струна на скрипке. Где его слава? Где память о нем? Зачем он жил и страдал, надеялся и горевал, молился и размышлял, читал книги и искал смысл жизни? Все великие подвижники и мудрецы святой Церкви, говорили, что чем более человек прикован душой к земному миру, тем тяжелее и страшней для него сама мысль и неизбежной смерти. Неужели смерть – это конец его повести, последняя строка в поэме о его бытии, итог всей его духовной, душевной и физической жизни? Атеизм, не признающий существование Бога и бессмертие души – двух высших идей, без которых, по проницательному утверждению Достоевского, нельзя жить, – это философия отчаяния, она обессмысливает нашу земную жизнь, ограничивает бытие человека материальным миром, отвергает истинную жизнь духа, опустошает сердце, вселяет в душу страшную и неисцелимую скорбь. Достоевский утверждал, что без идеи Бога и бессмертия души не может существовать нравственная жизнь человека — если нет Бога, души и вечности, то все наши добрые дела обессмысливаются, ведь, в конечном счете, мы все умрем, как и люди ради которых мы их делали.
                Таинственная проблема смерти и бессмертия не разрешается ни сциентистскими грезами о нескончаемой жизни на земле, делающей человека невольником суетного мира и увековечивает его рабство у времени, ни историческим бессмертием – доброй славой, оставленной о себе, ведь в сравнении с историей мира она мимолетна как сон, ни идеей древних стоиков и Ф. Ницше о «вечном возвращении», превращающем всемирную историю в заезженную пластинку, ни индийской верой в колесо перерождений, не дающей исхода из временного бытия в вечное, ни пантеистической идеей растворения «личного я» в Боге – слияния с Абсолютом, и исчезновения в великой пустоте. Атеистическая философия неизбежно ведет к нигилизму – отрицанию всех ценностей и к аморализму – если нет Бога и бессмертия души, то нет и критериев добра и зла, нет универсального нравственного мерила – «все позволено». Если со смертью и наша душа, и наша личность навсегда исчезнут в вечном молчании и пустоте небытия, то вся наша духовная и нравственная жизнь обессмысливается. Обессмысливается вся мировая культура и все искусство, все научные познания и вся философская мудрость, весь гений ученых и мудрецов, все вдохновение поэтов и все самые нежные чувства любящего сердца, все наши молитвы и богослужения, ибо итог всему –  неизбежный конец, смерть и зияющая бездна небытия. «На что мне прогресс, на что мне все бесконечные муки и страдания, которые я переношу на проклятом пути от колыбели до гроба? Для чего мне весь мой труд, и радость, и обязанности, и любовь, и доброта, и культура, и цивилизация, если я умираю весь без остатка? Все то, что зовется прогрессом: и работа, и обязанности, и любовь, и доброта, и культура, и цивилизация, все эти лжеценности – вампиры, которые сосут мою кровь, сосут, сосут… Будь они прокляты!» – в сердцах восклицал преподобный Иустин Попович. Зачем мне жить, если нет Бога и бессмертия души, а все мои раздумья и молитвы, все добрые дела и вдохновенные речи, все возвышенные чувства и прекрасные мысли – если все лучшее, что есть в  моей душе и моей духовной жизни обречено сгинуть на темном дне безвестной могилы? Для атеиста, не знающего ничего кроме этой преходящей жизни и ищущего смысл бытия в чувственных наслаждениях, богатстве и власти, смерть есть крушение всех земных надежд и неминуемая катастрофа. Если нет Бога и бессмертия души, то наша жизнь и наша смерть не имеют никакого метафизического смысла. Русский философ Иван Ильин в своем изумительном произведении «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний», этой религиозно-лирической поэме и литературной жемчужине в наследии русской философской мысли и всей мировой духовной культуры, глубокомысленно писал, что сама мысль о бесследном исчезновении личности во тьме небытия, делает нашу жизнь бессмысленной и невыносимой: «Страшно нам, земнородным, помышлять о смерти. Страшно нам представить себе, что наше телесное естество распадется и предастся тлению. Страшно нам, что угаснет наше земное сознание и самосознание, прилепленное к нашему телу, связанное с ним, им ограниченное и в то же время обогащенное. Прекратится все мое «здешнее». Расстроится все мое земное душевно-телесное устройство. Что останется тогда от меня? Да и останется ли что-нибудь? Что сделается со мной? Куда я денусь? Что это за бесследное, таинственное исчезновение в вечном молчании? Вопрос встает за вопросом и остается без ответа. Тьма. Бездна. Конец… Каждая жалкая попытка перенести самую бренную мысль земного мира – мысль о смерти – в сферу нетленных и непреходящих обстояний духа». Если всемогущий Бог с любовью сотворил нас и опекает каждое Свое творение, если мы настолько дороги Ему, что ради нашего спасения Единородный Сын Божий пришел на землю, вознесся на Голгофский Крест и сошел во Ад, то немыслима сама мысль о том, что мы можем исчезнуть в небытии, ибо смерть бессильна пред Богом, а Он любит нас и хочет нашей вечной жизни, Его мощь, премудрость и любовь – основа нашего бытия. Бог свят и справедлив, Он – истинный Творец и Вседержитель, создавший мир из ничего, разумно и прекрасно устроивший мироздание, хранящий каждое создание Свое, ибо если бы Господь разлюбил Свое творение и отвратил бы от него сердце Свое и отнял животворящий Дух Свой, то погибла бы всякая плоть – погибли все живущие на земле, и небеса бы померкли, ибо мир не может существовать без Бога, Который с любовью печется и заботится обо всей вселенной и каждом из нас. В основании мироздания лежит всемогущая воля Творца и Его безмерная и неизреченная любовь, она – единственная причина миротворения, промышления Вседержителя о сотворенных созданиях и пришествия Христа в мир, изумляющего людей, которые могли бы воскликнуть с преподобным Исааком Сириным: «О, какая глубина богатства, какой великий замысел и какая высокая премудрость у Бога! О, какое сострадательное милосердие и богатая благость у Создателя! С какой мыслью и с какой любовью сотворил Он это мир и привел его в бытие!.. Любовью привел Он мир в бытие; любовью ведет Он его в этом временном образе существования; любовью Он приведет его к тому чудному изменению, и любовью мир будет поглощен в этой великой тайне Того, Кто совершил все это; в любви заключается исход всей истории существования твари».
       Когда мы стоим со слезами у гроба, в нашем разбитом сердце – печаль и тоска, а ум отравлен тяжкими сомнениями, надо помнить, что смерть – это самое торжественное и таинственное событие жизни, величественная встреча души с Богом. Апостол Павел писал, что для христианина умереть означает не только совлечься преходящей жизни в земном мире – «воздыханий под тяжким бременем», но и облечься в жизнь вечную – «чтобы смертное поглощено было жизнью» (2 Кор.5:4). Наша молитва за усопшего – это выражение нашей любви к нему – «любовь не может умереть», она – вечна, как выражение нашей веры в бессмертие его души – «жив Бог – жива душа», выражение нашей надежды на Бога, ибо любовь Спасителя – наша последняя надежда. Библейский Господь не есть Бог мертвых, но есть Бог живых – мы живем в Боге, живем Его любовью. Милость Создателя настолько велика, что и отпадая от Него, мы не перестаем существовать, хотя и перестаем жить в духовном смысле, ибо вне Бога и без Бога нет жизни. Религиозный экзистенциалист и французский философ Габриэль Марсель говорил, что сказать человеку – «Я тебя люблю», то же самое, что сказать ему: «Ты никогда не умрешь». Мне вспоминаются прекрасные строки из Песни Песней: «Крепка как смерть любовь» (Песн.8:6). Весь Новый Завет от четырех Евангелий и апостольских посланий до Апокалипсиса Иоанна Богослова проповедует – любовь сильнее смерти. Если мы признаем, что жизнь человека прекращается со смертью, то это означает, что у нас нет любви к нему, ибо любовь принадлежит не прошлому и не будущему, но вечности. Если наша любовь вечна, то смерть никогда не вырвет ее из нашего сердца. Любовь к человеку немыслима без веры в бессмертие его души, более того – неверие в бессмертие души есть отрицание в человеке образа Божиего и духовного достоинства его личности. Смысл жизни заключается в любви – в том, чтобы дать сиять в нас свету Божиему, который никогда не угаснет. Если мы будем с любовью, верой и надеждой молиться за усопшего, то наше сердце, разрывающееся от скорби, соприкоснется с тайной вечности, ощутит неизмеримую любовь Божию и поймет, что усопший не сгинул в небытии, а вошел в вечность, обрел вечную жизнь и утешение в Боге. Протоиерей Николай Стеллецкий в своем труде «Нравственное православное богословие» написал о том, что христианская любовь – вечна и бессмертна, она сильнее смерти, а значит, смерть есть лишь прекращение видимого и чувственного общения с близкими, изошедшими из временного бытия к вечности, и мы выражаем любовь свою к усопшим , предавая их погребению с надлежащей честью и по церковному обряду – погребая тела покойных – земное жилище их бессмертного духа, через которое они могли причащаться Святой Крови и Плоти Христовой, тела сеются в землю на кладбище, дабы созреть, как колос, – воскреснуть в конце времен по действию всемогущего Бога и восстать к новой жизни как храмы Святого Духа, ибо всем умершим надлежит пробудиться от смертного сна по зову трубы Архангельской – воскреснуть. С древнейших времен, от самых дней апостольских, Церковь молится за усопших – молитвенное поминовение умерших начинается с Литургии апостола Иакова, присутствует в древних чинах  Литургии святителя Василия Великого и святителя Иоанна Златоуста. В молитвах на день Пятидесятницы святителя Великого мы читаем: «Упокой души рабов Твоих, прежде усопших, на месте светле, на месте злачне, на месте прохлаждения: отоудуже отбеже всякая болезнь, печаль и воздыхание и учини духи их в селениях праведных, и мира и ослабления сподоби их: яко не мертвии восхвалят Тя, Господи, ниже сущии во аде исповедание дерзнут принести Тебе, но мы живии приносим Тебе о душах их». В одной из своих богословских бесед святитель Иоанн Златоуст говорил, что апостолы не напрасно установили, чтобы при совершении святых и страшных тайн мы поминали усопших – это великое благо для них, равно как и наши молитвы и дела милостыни и милосердия в память о них и ради их спасения. Сказав о спасительности возносимых Церковью молитв за усопших, святитель Иоанн Златоуст пояснил, что Церковь молится за тех, кто уверовал во Христа – за христиан, что же касается умерших вне Церкви, то их не поминают в церковных молитвах. За умерших вне святой Церкви можно молиться в личных молитвах, исходящих от «милующего сердца» в надежде на милость Божию и их спасение, ибо великие подвижники Церкви от преподобного Исаака Сирина до преподобного Силуана Афонского молились за  всех людей – за живых, усопших и еще не рожденных, а святой Макарий Египетский, найдя в пустыне череп языческого жреца, взмолился за его душу и усопших, пребывающий в преисподней, испытал огромное облегчение и утешение. Преподобный Иустин Попович писал о христианской любви – святой науке Евангелия: нет любви к человеку без любви к Богу, и нет любви к Богу без любви к человеку. Господь любит каждое создание Свое как целый мир – всю вселенную, Он всем сердцем заботится о каждом человеке как о единственном, и если мы верим в Бога и Его любовь, то мы не можем ни религиозно, ни этически, ни логически, ни эстетически принять даже мысль о том, что уникальное и столь любимое творение Создателя должно навсегда исчезнуть в пустоте небытия –  уничтожиться. Мысль о бесследном исчезновении в небытии нашей бессмертной души и духовной личности – мысль абсурдная и нелепая, несовместимая с благовестием Нового Завета, с самими основами христианского вероучения и литургической жизнью Церкви, с библейским миросозерцанием и молитвословием. Если смерть окончательное слово, то нет Бога и бессмертия души, Иисус Христос – не Спаситель мира, и лучше человеку было бы вообще не рождаться на свет, чем родиться и прожить бессмысленную и несчастную жизнь, финал которой – небытие, горсть праха в заброшенной могиле. Но если смерть – это не конец, а врата в иной мир, в вечность, то и смысл нашей жизни запределен земному бытию, пребывает за гранью пространства и времени. Архимандрит Рафаил Карелин пояснял, что «сама смерть – это не выход из времени; просто душа человека переходит в состояние нового восприятия времени, неведомое нам. Время исчезнет тогда, когда небо и земля сгорят в космическом пламени, которое не уничтожит, а преобразит мир. До Страшного Суда время царит не только на земле, но и на небе и в преисподней. Души святых ждут воскресения тел, души грешников – милости Божией по молитвам Церкви и тех, кто творит милостыню за них на земле. Изменение предполагает время, это движение по горизонтали. Вечность – это движение по вертикали, в ней нет изменений как переходов из одного состояния в другое, в ней – раскрытие содержания человеческой души. В вечности нет той потери бытия, которую философы называют асимметрией времени: там нет периодов, которые сменяются один другим; вечность – это не неподвижность, не статика, но движение, динамика, только иного характера, нежели динамика времени». Русский философ Н.А. Бердяев писал, что метафизическая проблема бессмертия теснейшим образом связана с проблемой времени – с вопросом о том, есть ли существование человека в этом разорванном времени единственное существование, или же есть и иное бытие – исход в вечность, и тем самым отрицание бессмертия есть отрицание духовного мира, Бога и вечности.
                С атеистической точки зрения смерть – это непоправимая катастрофа, исчезновение личности в небытии, но если смерть есть конец земного бытия, то в мире нет и не может быть справедливости и счастья – умирают дети, лежащие в колыбели, и юноши, не успевшие испить чашу жизни, их жизнь становится несправедливой и бессмысленной. Для людей верующих в Бога и бессмертие души страшна е смерть, а исход из мира без покаяния, молитвы и примирения с Богом, в то время как для атеистов смерть есть разверзнувшаяся бездна, в которой безвозвратно гибнет усопший, она вызывает лишь ужас и отчаяние. М. Лодыженский в своей книге «Свет Незримый» писал: «Предсмертное состояние человека и самый момент его смерти являются для него наиважнейшим переживанием из всего... Смерть – это, в своем роде, главнейший экзамен человеку... насколько его мировоззрение осмыслило самый факт смерти... сделало его легким или даже радостным… Что может представлять собою смерть человека, в коем внедрено сознание, что смертью он совершенно уничтожается? Такая смерть - это или ощущение ужаса, или ощущение тупого отчаяния».  Достоевский утверждал, что отрицание бессмертия души несовместимо с верой в Бога. Но если бы миру не была открыта тайна бессмертия души, весь род человеческий был бы обречен на глубокую печаль, на безотрадную и мрачную философию отчаяния. Вот почему преподобный Максим Исповедник – один из наимудрейших богословов Церкви, истинный философ Святого Духа, говорил: «Нет ничего страшнее помышления о смерти и величественнее памяти о Боге». Если смерть есть «возвращение в ничто», то наша жизнь бесцельна и бессмысленна, она – вопиющий абсурд, обрекающий человека на тяжкий грех – не умение воспринимать жизнь как дар Божий, отказ благодарить Творца, любить Его и стремится к Нему. Достоевский прекрасно понимал, что если уничтожить в сердце человека веру в бессмертие души, то «в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила». «Вся жизнь человека, личная и общественная, стоит на вере в бессмертие души». Поэтому прав Габриэль Марсель утверждавший, что «проблема бессмертия души – основа метафизики». Апостол Павел проницательно различал в человеке дух, душу и тело. В христианской антропологии существует четкая иерархия: тело призвано быть покорным душе, душа – духу, а дух – Богу. Душа есть создание Божие, бестелесное и незримое, одаренное бессмертием, памятью, волей, умом и чувствами, но душами обладают и животные. Душа – это превосходное творение Божие, ее естество незримо и духовно, она – бестелесна и бессмертна, в ней источник всех мыслей, желаний и чувств, и сокровенная сущность ее непостижима никаким психоанализом, психика же – та сфера, где душа соприкасается с телом, она изучаема психологией как совокупность душевных процессов связанных с нервной системой. Человек отличается от животных духовностью, он – существо религиозное, способное общаться с Богом в молитве, ощущать и постигать реалии метафизического мира. Лучшие умы человечества верили в бессмертие души – пророки и мудрецы Библии, эллинские философы – Сократ, Платон и Плотин, выдающиеся ученые – Ньютон, Галилей и Паскаль, русские поэты, писатели и мыслители – Лермонтов и Жуковский, Гоголь и Достоевский, Вл. Соловьев, Бердяев и Вышеславцев. Великий древнегреческий мудрец Сократ был убежден, что душа человека бессмертна и не может погибнуть, она вносит в тело жизнь и никогда не примет противоположного – смерти, следовательно, душа неуничтожима. Но для христианского миросозерцания спиритуалистическое учение о бессмертии души, блестяще сформулированное Платоном и неоплатониками, не разрешает проблему смерти и бессмертия, ибо, во-первых, к бессмертию и вечной жизни призван человек как целостная личность, а не только его душа, а во-вторых, источник вечной жизни заключен в Боге, а не в душе ведь душа, разлученная с Богом, хоть и не перестает существовать и является онтологически неуничтожимой – держащейся в бытии силой вечной любви Бога и Его мощью, но духовно умирает – утрачивает благодать Святого Духа.
                Средневековые схоласты стремились философски сформулировать «доказательства бессмертия души», логически вывести идею бессмертия, как потребность человеческого ума и сердца, но душа – это творение Божие, а источник вечной жизни и бессмертия – Сам Господь,  через приобщение Богу, Который «единый, имеет бессмертие» (1 Тм.6:16), человек обретает вечную жизнь и становится бессмертным. По слову преподобного Иустина Поповича бессмертная жизнь – это ощущение Бога и пребывание с Богом и в Боге, евангельская жизнь, основанная на вере, надежде и любви: «Претворяя в жизнь евангельские добродетели, человек преодолевает все, что в нем смертно, и чем больше он живет по-евангельски, тем сильнее выжимает из себя смерть и смертность и возрастает в бессмертие и жизнь вечную. Ощущать Господа Христа в себе есть то же, что и ощущать себя бессмертным. Ведь ощущение бессмертия происходит из ощущения Бога, потому что Бог есть источник бессмертия и вечной жизни… Бог  и бессмертие души – два коррелирующих факта. Один невозможен без другого. Ощущать Бога в себе постоянно, во всякой мысли, во всяком ощущении, во всяком поступке – это и есть бессмертие. Приобрести такое ощущение Бога и означает обеспечить себе бессмертие и жизнь вечную. Следовательно, только из веры в Бога, из ощущения Бога происходит и ощущение личного бессмертия человека». Святой Феофил Антиохийский поучал, что сотворенный Адам был поставлен в ситуацию выбора – он мог избрать верность Богу и вечную жизнь, или богоотступничество и смертность. Как поясняет богослов Г. Флоровский: «Если бы человек, слушаясь божественных заповедей, изначально избрал бессмертную часть, он был бы увенчан бессмертием и сделался бы богом» по благодати. Человек есть единая личность, соединяющая в себе две природы – духовную и материальную, он – великая и неизъяснимая тайна, сотворенный из праха земного и имеющий в себе небесное дыхание жизни, он принадлежит не только земле, но и вечности, осознает себя свободной, самобытной, независимой и самоопределяющейся личностью, и хоть по телесному составу он похож на иных живых существ, но между ним и животными лежит неизмеримая пропасть, ведь в нем есть образ Божий и он – одухотворенное существо. Если для орфиков, Платона и неоплатоников тело есть гробница и узы души, то для христиан целостный человек – это личность, имеющая дух, душу и тело, не только дух и душа, но и тело призвано к бессмертию и вечной жизни, оно – инструмент души, ее оправа и храм, тело – изящное произведение Божьего искусства, оно было прекрасным и нетленным до грехопадения Адама, таинственное воплощение творческой Божьей мысли и художественный символ премудрости нашего Творца, а значит, телу надлежит воскреснуть из праха, преобразиться и одухотвориться – унаследовать вечность. Апостол Павел проповедовал, что смерть – это сеяние: сеется тело смертное и плотское, а восстанет – тело бессмертное и духовное. Христос сказал о Себе: «Я – Воскресение и Жизнь»; Он – единственный Победитель смерти, имеющий ключи от смерти и Ада – темницы духов,  Он – единственный Спаситель мира, сошедший в преисподнюю и сокрушивший врата ее, Он – Избавитель и Освободитель рода человеческого, повергший смерть Своей голгофской жертвой, в Нем – залог всеобщего воскресения мертвых, пророчески возвещенного в Библии. Христос Богочеловек есть предвечный Бог Слово, воплотившийся, принявший человеческое естество и вознесший его на невообразимую высоту – Христос воскрес и воскресшее тело Его есть свидетельство победы над смертью, столп и утверждение нашей веры, без которой жизнь обратилась бы в бессмыслицу и нас ожидало бы лишь отчаяние. Христос победил смерть историческим фактом Своего воскресения – Он восстал из мертвых, ибо узы смерти не могли удержать Сына Божиего, и разрешил вековечную проблему жизни, смерти и бессмертия, принес благую весть о любви, что сильнее смерти и ревнивее Ада, открыл высочайший смысл человеческой жизни и совершил величайшее чудо из чудес. Апостол Павел благовествовал о том, что вера Церкви во всеобщее воскресение мертвых всецело зиждется на вере во Христа Воскресшего: «Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша.  Притом мы оказались бы и лжесвидетелями о Боге, потому что свидетельствовали бы о Боге, что Он воскресил Христа, Которого Он не воскрешал, если, то есть, мертвые не воскресают» (1 Кор.15:13-15). Если Христос не победил смерть и мертвые не воскреснут, то зачем мы крестились, исповедуемся и причащаемся Святых Тайн Христовых, постимся и молимся, изучаем Священное Писание и Священное Предание, ходим в храм и стремимся исполнять заповеди Евангелия. Бог всемогущ и для Него нет ничего невозможного – из небытия Он привел в бытие все, что есть на небесах и на земле, все им и для Него создано, все держится Его словом, и нет ничего трудного для Всемогущего отверзнуть гробы, воскресить всех усопших и сделать их нетленными: «наступит время, в которое все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресения осуждения» (Ин.5:28-29).  По великой любви Своей Господь сотворил всех нас для вечной жизни, а потому всеобщее воскресение мертвых – это дивная тайна, входящая в предвечный совет Святой Троицы о мире и человеке, ибо если бы возлюбленные творения Божии не были бы воскрешены Всемогущим в конце времен, то история мира завершилась бы триумфом смерти и тления, и не была бы в полной мере достигнута высшая цель человеческого бытия – преображение и обожение человека как целостной личности, когда люди облекутся в нетление и бессмертие, и жизнь их и духовность их станет подобна жизни и духовности Ангелов – ликующих сынов Божиих, блаженных небожителей, свободных, святых и безгрешных.
                Размышляя о тайне воскресения и как бы взирая на последние дни мира с апокалиптического зенита, преподобный Ефрем Сирин напишет, что в конце времен вострубит труба Архангела и  все усопшие воскреснут нетленными, но тела праведных будут сиять ярче солнца, а тела злых – будут мрачнее тьмы кромешной, и слава каждого святого, в зависимости от меры его духовного совершенства, будет разниться, как разнится слава солнца, луны и звезд, и звезда от звезды разнится в славе: «Как в полночь, когда все спят, при внезапном великом шуме с неба, ужасных громах, страшных молниях и землетрясении приходят в страх все, делавшие зло, и, размыслив об этом, начинают ударять себя в грудь, лежа на ложах своих, потому что некуда им бежать и негде скрыться, - так и в оный час Христос возблещет внезапно, как самая быстрая молния, и ужаснет всю землю. Страшно прозвучит с неба труба и возбудит усопших; Небеса и Силы их поколеблются; вся земля, как вода в море, вострепещет от лица славы Его, потому что страшный огнь потечет от лица Его, очищая землю от всего, что оскверняет ее. Ад отверзет врата свои. Смерть придет в бездействие, потому что персть естества человеческого, услышав трубный глас, оживотворится. Чудное дело, возлюбленные братия, видеть, как в оный час кости естества человеческого подлинно, в несчетном числе, подобно множеству рыб, кружащихся в море, в одно мгновение ока устремятся каждая к своему составу. Воскрешенные возопиют и скажут: «Слава Собравшему и Воскресившему нас по человеколюбию Своему!» Тогда праведники возрадуются; со славой в сретение бессмертному Жениху восхищены будут на облаках все любящие Его и старавшиеся исполнять всю волю Его. В какой мере каждый очистил здесь сердце свое, в такой увидит тогда славу Его; и как вожделел Его здесь, так насытится любовью Его! В тот час и первозданный Адам, увидев страшное множество народов, удивится, что от него только и от супруги его произошло такое бесчисленное множество человеков; и удивляясь, еще более прославит Создателя Бога за то, что происшедшие от единого естества и от единой твари стали их наследниками, как в раю и Царствии, так и во аде. Слава Единому Премудрому Богу!» Существуют два вида бессмертия: одно – бессмертие святых, их вечная жизнь с Богом и устремление к Нему, причастие Его совершенству и озаренность Божественным Светом, несказанная радость и блаженство; иное – бессмертие нераскаянных грешников, нечестивцев, падших Ангелов, лжепророка, Антихриста и дьявола, ужас и скорбь потери Бога. В Новом Завете провозглашается, что настанет конец мира, лежащего во зле, произойдут страшные катаклизмы – совьются небеса как свиток и поколеблются звезды, возмутится море и нагрянут скорби – мор, войны и голод, но падет царство Антихриста и окончится история – совершится второе пришествие Христа Спасителя в силе и славе, воскреснут все усопшие, а живые преобразятся – их тела во мгновение ока обретут свойства духовные и станут нетленными, вся природа вновь заблистает в своей невыразимой и первозданной красоте, ибо под действием благодати Божией она очистится от скверны греха и от всех зол, а с ними и от самой смерти – из вселенского пожара выйдет новая земля и новое небо, где не будет лжи, зла, смерти и несправедливости. Совершится духовное преображение мира – неба и земли, и весь мир Божий избавится от скорбей и освободится от рабства у тления и смерти, пройдет образ мира сего и вся богозданная тварь, непрестанно воздыхающая и страдающая ныне, преобразится и обретет заветное и желанное избавление от всех мук, печалей и страхов,  а горний Иерусалим сойдет с небес на землю, как пророчествует апостол и тайнозритель Иоанн Богослов в Апокалипсисе. Святой апостол Павел, вознесенный на небеса и увидевший райскую красоту духовного мира и услышавший глаголы неизреченные, как никто другой, ощущал трагизм мира сего, но он радостно возвестил благую весть о грядущем преображении вселенной и освобождении всей земной твари Божьей от греха, тления и смерти, через откровение сынов Божиих – святых Христовых: «Тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению, в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами» (Рим.8:19-23). В книгах ветхозаветных пророков – у Иова и Давида, Исайи, Иезекииля и Осии, написано, что смерти не будет – она будет поглощена победой Христа Спасителя, и объятая ужасом, окончательно исчезнет, когда тленное и смертное облечется в нетление и бессмертие, а это свершится в конце времен. Смерть – это страшные челюсти ненасытного Ада, она пожирает людей и побеждает их – будь  они воины или ученые, поэты или музыканты, монахи или миряне, художники или философы – всех их побеждала смерть, но вот пришел Христос и победил ее – смерть потерпела сокрушительное поражение, ее одолела сила Христа Воскресшего – «сила Возлюбившего нас», которая в конце истории освободит весь мир от тления и смерти, сокрушит Ад и дьявола, очистит бытие от греха. И каждый уверовавший во Христа и спасенный верой, надеждой и силой возлюбившего нас всемогущего Бога, обозрев богозданную красоту новой земли и нового неба, вслед за пророком Осией и апостолом Павлом, воскликнет с радостью: «Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа?» (1 Кор.15:55).






Тайна красоты

Одного просил я у Господа,
того только ищу,
чтобы пребывать мне в доме Господнем
во все дни жизни моей,
созерцать красоту Господню
и посещать храм Его.
 (Пс.26:4)

                Что такое красота и почему она так волнует сердца и умы человеческие? В чем ее сущность и тайна? Откуда она возникла и для чего существует? С древнейших времен тайна красоты тревожила мысль и сердца людей, побуждала их размышлять и высказывать суждения о прекрасном. В древнеегипетском папирусе эпохи Среднего царства, воспевается красота реки Нил, а прекрасное понимается как то, что приносит жизнь и счастье, оно источник благ и бесценный дар богов. В гимне, воспевающем бога Атона, поется: «Ты подаешь жизнь сердцам твоею красотою, которая и есть жизнь». В античной натурфилософии – философствовании о природе, прекрасное понимается как космическое совершенство – всеобщая гармония мироздания, единство космического и эстетического, ведь само слово «космос» имеет различные смысловые значения и обозначает не только вселенную, мироздание, но и красоту, порядок, гармонию. По воззрению древнегреческого философа и математика Пифагора, «все небо – число и гармония», красота есть музыка небесных сфер и созвучность космоса, а вся вселенная – это грандиозная семиструнная лира или «прекрасно звучащий оркестр». Гераклит Ефесский – один из самых загадочных мыслителей древнего мира, считал, что все в мире изменчиво – все течет и меняется, пребывает во власти времени – реки, в которую нельзя войти дважды, ибо на входящего в нее текут все новые воды, красота раскрывается в вечных изменениях и обновлении вселенной, а стало быть, нет вечных канонов прекрасного и суждения людей о прекрасном и безобразном изменчивы. Размышляя о красоте, Гераклит пришел к мысли, что она познается интуитивно и через диалектическое мышление через борьбу противоположностей возникает прекраснейшая гармония, из противоположностей образуется прекрасное в живописи с ее светом и тенью, и в музыке с ее мажором и минором. У древнегреческих атомистов Левкиппа и Демокрита, придерживающихся гедонистической этики, гласящей, что высшее благо даруется наслаждениями, которые полезны для человека и приносят ему счастливую жизнь, была своеобразная концепция прекрасного. Пытаясь понять тайну красоты через категорию меры, Демокрит утверждал, что жить нужно наслаждаясь, но человек должен стремиться не ко всякому наслаждению, а только к тому, какое для него полезно и связано с красотой, а прекрасное – это то, что во всем соразмерно, ни в чем не имеет ни недостатка, ни переизбытка. Задаваясь ключевым вопросом эстетики и всей философии искусства – «что есть прекрасное?», афинский мудрец Сократ, высказал утилитарную точку зрения – прекрасно лишь то, что полезно и является благом: искусно украшенный щит, не защищающий от вражеского удара, нельзя назвать прекрасным щитом, прекрасно то, что великолепно исполняет свое назначение. В диалоге Платона «Гиппий Больший», Сократ задается вопросом о красоте и том, что такое прекрасное, а прибывший в Афины софист Гиппий отвечает –  прекрасна девушка или лира, прекрасное единично и конкретно, но возражая Гиппию, Сократ говорит, что прекрасное имеет всеобщий характер, вспоминая известную поговорку: «Из городов – самый красивый Аргос, из лошадей – фракийские, из женщин – спартанские». Существует идея прекрасного и ее многоообразные конкретные и единичные явления в здешнем мире, а самое прекрасное есть наилучшее и наисовершеннейшее в своем роде. Высказывая мысль о том, что существует различная степень красоты, Сократ вспоминает изречение Гераклита: «Из людей мудрейший по сравнению с Богом покажется обезьяной, и по мудрости, и по красоте, и по всему остальному», и иронически обращается к своему собеседнику: «Прекраснейший из горшков безобразен в сравнении с породой девичьей, как утверждает мудрец Гиппий». Для софиста Гиппия мудр тот, кто заработал больше всех денег, в его глазах золото – эталон прекрасного, оно желанно для сердец людей, но Сократ с легкостью разбивает меркантильные аргументы софиста указанием на то, что знаменитый скульптор Фидий сделал прекрасную скульптуру богини мудрости Афины не из золота, а из слоновой кости. Рассуждая о прекрасном, Гиппий приходит к мысли, что «всегда и везде прекраснее всего для каждого мужа быть богатым, здоровым, пользоваться почетом у эллинов и, достигнув старости и устроив своим родителям, когда они умрут, прекрасные похороны, быть прекрасно и пышно погребенным своими детьми». Но рассудительный Сократ замечает, что все сказанное Гиппием не может быть отнесено к бессмертным богам, а им нельзя отказать в красоте. В изображении Ксенофонта, Сократ определял прекрасное как полезное, но Платон вкладывает в уста Сократа свои собственные воззрения и заявляет, что полезное не есть самое лучшее определение для прекрасного, ведь полезное всегда полезно для кого то и для чего-нибудь, а прекрасное – прекрасно само по себе, кроме того красота есть источник эстетического наслаждения. В ходе философской дискуссии красота всесторонне анализируется, ее нельзя назвать полезным, благим и приятным, она выше  всего этого – выше всех определений, тайна красоты остается неразгаданной, а вывод спора содержится в заключительной фразе Сократа, гласящей: «прекрасное – трудно».
                В диалоге «Пир» Платон, различавший две сфера бытия – идеальную и материальную, писал, что все изменчивая и преходящая красота чувственного мира – тень и отблеск вечной и неизменной красоты духовного мира, а прекрасное само по себе вечно и не уничтожается, оно не увеличивается и не убывает, но является совершенством. В диалоге «Филеб» Платон высказывает мысль, что идея красоты прекрасна сама по себе – по своей природе, а красота живых существ и чувственных вещей – ее проявления в нашем материальном мире, где все изменчиво и скоротечно, а потому от красоты чувственного мира человек должен восходить в познании через вдохновение и философскую любовь к красоте духовного мира и к величайшему Благу – Богу. В отличие от идеалиста Платона, реалист и логик Аристотель считал, что прекрасное – это не вечная идея, а объективное качество вещей и явлений, обладающих соразмерностью и упорядоченностью: «прекрасное – и животное и всякая вещь, состоящая из известных частей, должно не только иметь последние в порядке, но и обладать не какою попало величиной: красота заключается в величине и порядке». Для Аристотеля весь мир прекрасен – это основная идея античной эстетики, прекрасное приятно тем, что оно благо и несет пользу, следует мере в жизни и искусстве, а одно из лучших воплощений красоты – это Парфенон, не подавляющий людей своей громадностью, как египетские пирамиды, и вызывающий восхищение. По воззрению Аристотеля в трагедии может заключаться величайшая красота, а через переживание страха и сострадания, человек может обрести очищение души – катарсис, ее освобождение от обыденности и возвышение над житейской суетой, ее обращение к вечному и переоценку ценностей, ее прозрение и исполненность состраданием. Живший в Александрии III века нашей эры, великий философ Плотин – знаток древней мудрости, метафизик и мистик, утверждал, что тайну красоты нельзя познать логически и математически, а ее источник надо искать не в соразмерности, симметрии и пропорциональности, не в скрытой гармонии, а в надмирном бытии – в духовном и идеальном мире, ибо прекрасное на суетной земле есть проблеск вечной, нетленной и духовной красоты в мимолетных явлениях здешнего мира, оформляющей и преображающей косную и бесформенную материю. Вся красота земного мира меркнет перед сверхчувственной красотой души, а красота души перед непостижимой славой Божества, но созерцать духовную красоту способна только прекрасная и добродетельная душа. Плотин говорил, что наша душа должна не только познать себя и отрешиться от всего земного, но и изваять в самой себе нерукотворный образ Божества – уподобиться Богу в любви, ибо любовь – это наивысший образ вечной и непреходящей красоты. Августин Блаженный утверждал, что Бог есть Творец всего прекрасного, красота всех вещей от Бога и есть Его произведение, а искусство призвано служить Церкви и вести людей к вере и Богопознанию – от преходящей красоты земного мира к вечной красоте мира небесного и ее Создателю. В эпоху Возрождения нормой прекрасного становится золотое сечение, а образцом красоты сам человек – не только его душа, но и его тело, бренную красоту которого пытаются увековечить в своих творениях поэты, художники и ваятели. В эстетике классицизма прекрасное отождествлялось с изящным – считалось, что прекрасна не природа в ее буйстве и стихийной мощи, а лишь ухоженная и укрощенная природа, образцом которой был Версальский парк. Французский философ-просветитель Дидро полагал, что существует два вида красоты: прекрасное вне нас – во внешнем мире, природа, и прекрасное для нас – в наших суждениях и представлениях, но сама красота многообразна, она проявляет себя в натурах – как естественные движение ума, воли и сердца, в ремеслах – как мастерство и виртуозность, в нравах как добродетель, в речах – как правдивость, в искусстве – как подражание природе и ее красоте. В противовес суждениям Дидро о том, что задача искусства – подражать красоте природы, немецкий философ Гегель полагал, что в природе прекрасное ограниченно и конечно, поэтому прекрасное в искусстве выше природы с ее грубой и материальной красотой: «Красота в искусстве стоит выше красоты в природе, ибо красота в искусстве является красотой, порожденной и вновь порождаемой духом, и насколько дух и его произведения стоят выше красоты в искусстве, настолько и красота в искусстве стоит выше красоты в природе». В представлении Гегеля, прекрасное – это чувственное явление идеи, прекрасное в природе есть диалектический момент развития мирового духа, но в природе красота груба и материальна, а в искусстве она одухотворяется, становится более многогранной и соотносится с идеями возвышенного, трагического и комического. В статье «Общий смысл искусства» русский публицист, поэт и философ В.С. Соловьев пояснял: «По гегельянской эстетике красота есть воплощение универсальной и вечной идеи и в частных и преходящих явлениях, причем они так и остаются преходящими, исчезают, как отдельные волны в потоке материального процесса, лишь на минуту отражая сияние вечной идеи». Будучи рационалистом, Гегель ставил наукообразную философскую систему выше искусства, он был убежден, что человек есть, прежде всего, существо мыслящее, стремящееся от конечных вещей видимого мира взойти к познанию абсолютной идеи, а значит, искусство есть лишь звено самопознания духа, связывающее чувственное и духовное бытие. Как поясняет исследователь эстетики Ю. Борев: «Для Гегеля понятие прекрасного оттеснено на второй план понятием истинного: чем глубже мыслит человек, тем менее ему нужно прекрасное. Человек Нового времени научился мыслить абстрактно, и на смену веку искусства пришел век философии. В искусстве для Гегеля только то ценно, что дает возможность приблизиться к абсолютной идее». Владимир Соловьев определил красоту как победу гармонии и смысла над хаосом и дисгармонией, победу духа над материей, тайну одухотворения вещества – все великие творцы – будь то Гомер и Данте, Шекспир и Сервантес, Микеланджело и Рафаэль, Бетховен и Бах, создававшие поэмы и симфонии, сонеты и сонаты, статуи и картины, побеждали тяжесть и косность материи, воплощая творческую идею, а высшая задача искусства – воплотить абсолютный идеал не в одном воображении, но и в самом деле, одухотворить и преобразить нашу действительную жизнь.
                Известно, что немецкий философ Иммануил Кант не был знатоком и ценителем искусства, но и он обращался к тайне прекрасного, стремясь разрешить не краеугольный вопрос эстетики и философии искусства, а найти способ соединения двух сфер – теоретической и практической. По трактовке Канта, прекрасное – это предмет чисто созерцательного отношения человека, оно не практично и является целесообразностью без цели, иными словами прекрасное не может пониматься как «полезное», утилитаризм и искусство – вещи несовместимые, ведь для расчетливого дельца и утилитариста, эгоистично ищущего всюду выгоду и пользу, сапоги важнее «Божественной Комедии» Данте и Лунной сонаты Бетховена, драм и пьес Шекспира или красоты Венеры Милосской, в то время как истинное восхищение красотой бескорыстно, оно доставляет величайшее эстетическое наслаждение. Размышляя о загадке прекрасного, будоражащей умы поэтов, музыкантов и художников, знатоков и ценителей искусства, немецкий философ Шеллинг утверждал, что красота – это воплощение идеального и духовного в чувственном и материальном, она – выше нравственности, а значит, искусство должно быть полностью свободно от всякого подчинения нравственному содержанию и моральной проповеди.  Если рационалист Гегель считал, что философия должна быть наукообразной – высшей наукой, ее основа – логика, она высшая форма постижения мира и мирового духа через отвлеченные понятия, то романтик Шеллинг провозглашал, что прозрения искусства опережают открытия науки, а содержание и задачи философии и искусства – тождественны, ведь эстетическое созерцание –  подлинный «документ философии», оно открывает философу и художнику высочайшее – святая святых жизни. В романтизме такие поэты как Новалис и Тик с религиозным пафосом прославляли искусство, для них мир поэзии – это волшебный и чудесный, таинственный и магический мир, красота есть высшая ценность, искусство – великолепный храм муз, поэт – священнослужитель, а творчество – своеобразное богослужение, литургия в храме природы: «Как мне описать сияние вечера, сияние утренней зари? Загадочный лунный свет или пламенное отражение в потоках и ручьях?.. При восходе и закате солнца, при лунном мерцании вся природа повергается в восторг, внезапный и невольный, и она, подобно павлину в гордом великолепии его, еще более щедра, ничгео про себя не бережет и радостно распускает блеск своего убранства… Так вся природа расставляет сети навстречу солнцу, стараясь уловить и удержать сверкающие отблески. Мне кажется, что тюльпан – это дрожащая мозаика вечерних лучей. Плоды вбирают в себя свет, радостно хранят его, пока им это позволяет время. Подобно пчелам в поисках меда, порхают бабочки в теплом эфире, украдкой похищая у солнца поцелуй ха поцелуем, пока сами не заблещут небесной лазурью, пурпуровыми и золотыми узорами». Знаменитый поэт Фридрих Шиллер полагал, что прекрасное доставляет наслаждение не только эстетическому чувству человека, но и его разуму, а сам эстетический вкус – способность оценивать прекрасное, является посредником между духом и чувственной природой, сочетая их в счастливом согласии. Если по суждению Канта, человек с обостренной эстетической восприимчивостью и изящными манерами, обладающий утонченным художественным вкусом, может не быть человеком нравственным и склонным к самопожертвованию, но являться эгоистичной натурой, то Шиллер был убежден, что искусство облагораживает нравы и помышления людей, оно воспитывает сердца и просвещает умы, а приобщить человека к поэзии жизни – значит «научить сочетать свою чувственность с законами нравственности». Исповедуя эстетический идеализм, Шиллер провозглашал, что наш нравственный идеал – это утонченный человек с «прекрасной душой», восхищающийся всем прекрасным и имеющий эстетически развитое воображение, но с годами сам немецкий поэт разочаровывается в своей эстетической доктрине и начинает говорить о том, что возможно «злоупотребление прекрасным», что красота не может заменить собой истину и добро – ценности высшего порядка, что «человек развитого эстетического вкуса может быть подвержен нравственному разложению, от которого хранит грубого сына природы именно его грубость». По вдохновенному изречению Шиллера, в сотворении прекрасного и созерцании красоты человек реализует и раскрывает свою свободу и творческую мощь своего духа, но этот поэт, грезивший об идеале целостной личности, одухотворенной и не оторванной от земли, будучи глубоким мыслителем, ясно осознал, что утонченный питомец муз и пылкий жрец искусства может впасть в искушение и освободиться от самой идеи «нравственности», если возведет красоту в культ и оторвет ее от истины и добра.  В произведении «Портрет Дориана Грея», Оскар Уайльд – один из самых утонченных писателей Англии, остроумный мыслитель-парадоксалист и эстет, виртуозно изобразил трагедию Дориана – блистательного и утонченного аристократа, юного Адониса и Нарцисса с золотистыми кудрями, чей внешний облик и удивительная красота изумляет окружающих, вызывает восторг у обывателей и людей искусства – живописцев и поэтов, получившего вечную юность и неувядающую телесную красоту ценой «мефистофельской сделки» и погибели души. Роковая встреча в мастерской художника Безила с лордом Генри, сыгравшим роль искусителя, и беседа с этим циником и гедонистом, отвергающим нравственные ценности, религию и страх Божий, считающим, что высшее благо есть наслаждение, а красота исчезает там, где появляется одухотворенность, служит завязкой всего сюжета и совершает переворот в душе  юноши. В блистательной, ироничной и полной парадоксов речи, лорд Генри замечает, что красота – «одно из самых великих явлений окружающиго нас мира, как солнечный свет, или весна или отражение в темны водах серебряного щита лны. Красота неоспорима. Она имеет высшее право на власть и делает царями тех, кто ею обладает… Иные говорят, что красота – это тщета земная. Быть может. Но, во всяком случае, она не так тщетна, как мысль. Для меня красота – чудо из чудес. Только пустые, ограниченные люди не судят по внешности». Рассуждения о том, что вся земная красота имеет преходящие характер, она исчезает, словно дым, увядает, как цветок, острейшей болью пронзают сердце Дориана, погружает его в печаль и мрачные раздумья, и с грустью глядя на своей великолепный портрет, кисти Безила, он признается, что чувственная красота является для него высшей ценностью, без которой он не может жить: «Я теперь знаю – когда человек теряет красоту, он теряет все. Ваша картина мне это подсказала. Лорд Генри совершенно прав: молодость – единственное, что ценно в нашей жизни. Когда я замечу, что старею, я покончу с собой… Я завидую всем, чья красота бессмертна. Завидую этому портрету, который вы с меня написали. Почему он сохранит то, что мне суждено утратить? Каждое уходящее мгновение отнимает что-то у меня и дарит ему. О, если бы было наоборот! Если бы портрет менялся, а я мог всегда оставаться таким, как сейчас!». Заветное желание Дориана исполнилось, он обрел вечную юность и красоту, стал блистательнейшим из аристократов, окруженным толпой восторженных почитателей, убежденных, что вся его счастливая жизнь – искусство, великолепная поэма или музыкальное произведение, а дни – сонеты. До дна испил чашу порока и наслаждения, сам Дориан ощущает себя глубоко несчастным существом, испытывающим минуты страстной тоски по незапятнанной чистоте своей юности, он является нераскаянным грешником, погубившим свою возлюбленную – Сибиллу, и убившем своего доброго друга – художника Бейзила, не желающим признать свою вину перед Богом и скрывающим зловещую тайну – омерзительный портрет, ставший зеркалом его мертвой души, прогнившей от пороков и обезображенной многими летами грешной и преступной жизни, но ясно осознавшего свою трагедию: «О, зачем в роковую минуту гордыни и возмущения он молил небеса, чтобы портрет нес бремя его дней, а сам он сохранил неприкосновенным весь блеск вечной молодости! В ту минуту он погубил свою жизнь. Лучше было бы, если бы всякое его прегрешение влекло за собой верное и сворое наказание. В каре – очищение... Эта красота его погубила, красота и вечная молодость, которую он себе вымолил!.. Красота оказалась только маской, молодость – насмешкой».
                Со времен Карамзина и Жуковского в русской литературе утвердилась идея эстетического идеализма, навеянная Шиллером и Новалисом, верующими в то, что красота – спасает мир, а искусство – это своеобразное богослужение, но уже  проницательный О. Уайльд в Европе, а у нас – Гоголь, а вслед за ним Достоевский, вскрыли, что этот оптимистический взгляд немецких романтиков далек от истины, ибо с упадком религиозной жизни и опустошением душ, искусство духовно оскудевает и извращается, оно может не спасать, а губить людей, вести их не к Богу и вечной жизни, а к погибели. Лучшие люди могут утратить веру и потребность в идеалах, эстеты с аристократическими манерами могут стать бездуховными циниками, дойти до самого безнравственного. В повести «Невский проспект», развенчавшей эстетический идеализм, Гоголь изобразил несчастную судьбу художника Пискарева – этого петербуржского Вертера, романтика-идеалиста с робкой и застенчивой душой, влюбляющегося в семнадцатилетнюю красавицу – «прелестное существо, которое, казалось, слетело с неба прямо на Невский проспект». Художник Пискарев – мечтатель и романтик с рыцарской душой, для него красота – это высшая ценность, она – откровение Бога на земле, а любовь к женщине – священна и благословенна Создателем: «Боже, какие божественные черты! Ослепительной белизны прелестнейший лоб был осенен, как агат, волосами. Они вились, эти чудные локоны, и часть их, падая из-под шляпы, касалась щеки, тронутой тонким свежим румянцем, проступившим от вечернего холода. Уса были замкнуты целым роем прелестнейших грез. Все, что остается от воспоминания о детстве, что дает мечтание и тихое вдохновение при светящейся лампе – все это, казалось, совокупилось, слилось и отразилось в ее гармонических устах. Она взглянула на Пискарева, и при этом взгляде, затрепетало его сердце…». Как романтик и религиозный человек, Пискарев принимает ее за «святыню», но эта красавица – венец творения, оказывается пошлой и наглой развратницей, ведущей самую «низкую и презренную жизнь». С ужасом и скорбью художник осознает, что красота может быть тронута тлетворным дыханием разврата. Все надежды Пискарева и его «легкомысленный план», рассчитанный на то, что если он докажет красавице силу и глубину своих бескорыстных чувств, то она переменит свою жизнь и нрав ее исправится, встречают лишь насмешку – мефистофельское поругание его самых заветных идеалов. Не в силах примириться с действительностью Пискарев – этот мечтатель, но совсем не боец по натуре, бежит от пошлости земной жизни – в искусство, книги и сны, а после бессонницы – в приемы опиума. Судьба Писарева сложилась трагично – несчастный юноша перерезал себе горло бритвой, искра его таланта так и не вспыхнула и не озарила русскую действительность, никто не плакал над его бездыханным трупом и бесславной могилой – никто не совершил обрядов религии над ним и имя его было вскоре предано забвению. Суровая реальность безжалостно разбивает все мечты идеалистов, демонстрируя, что совет Новалиса – уходить в мир книг, искусства и мечтаний, не спасает человека, а эстетическая романтика бессильна преобразить наши души и окружающую действительность. Задолго до Достоевского с его двумя идеалами красоты – Мадонны и Содома, Гоголь ясно понимал, что красота в отрыве от Бога и нравственности, может быть обманчивой и губительной, а за внешней красивостью может таиться страшное и коварное зло: «Красота производит совершенные чудеса. Все душевные недостатки в красавице, вместо того чтобы произвести отвращение, становятся как-то необыкновенно привлекательны; самый порок дышит в них миловидностью…». По глубокомысленному суждению Н.А. Бердяева, внешняя красота может быть лишь обманчивой маской, она может прикрывать внутреннюю неприглядность, как то было у Дориана Грея и Ставрогина, возможна обманчивая красота в мужчинах и женщинах как у Гоголя в «Невском проспекте», и даже в Ангелах – Люцифер и демоны, принимающие обличье Ангелов света., о чем предостерегают святоотеческие книги. Существует эстетическое прельщение – возведение красоты в культ и отрицание иных ценностей – истины, добра, утонченное идолопоклончество и грех богоотступничества как это отчасти было у романтиков от Шиллера до Байрона, с их культом прекрасного, и особенно сильно выразилось у Леонтьева и Ницше.
                По типу своей личности К.Н. Леонтьев – утонченный аристократ и эстет, он восторгался красотой и поэзией самой жизни, полагал, что эстетика – это всеобъемлющий и универсальный критерий, позволяющий верно оценивать все жизненные явления. По справедливому утверждению священника К.М. Агеева – «Леонтьев вступил в жизнь эстетом», эстетическое чувство толкало его к Православию, но даже в эпоху расцвета своей религиозной жизни, он «искажал и опустошал содержание веры во имя эстетики», оценивал окружающих людей эстетически. Со священным трепетом Леонтьев склонялся пред тайной красоты, поклоняясь ей как душе искусства, как таинственному очарованию и поэзии самой жизни, и полагал, что эстетика изучает как психологические законы творчества, так и законы наслаждения и возможно даст нам ключ к постижению самой тайны жизни, ибо «красота – та же истина, только не ясная, не голая, а скрытая в глубине явлений. И чем явление сложнее, тем красота его полнее глубже, непостижимее». В представлении К. Леонтьева эстетика – это не раздел философии и не теория искусства, а поэзия и красота самой жизни, она охватывает всю вселенную – от бездушного минерала до огнекрылого Серафима,  ибо прекрасное являет себя, прежде всего, в цветении жизни и в эпической драме всемирной истории, а уже затем в преломлениях философской рефлексии и в произведениях искусства: «Эстетика как критерий приложима ко всему и к отдельным человеческим обществам и к социологическим, историческим задачам. Где много поэзии – непременно будет много веры, много религиозности и даже много живой морали… Эстетика жизни гораздо важнее отраженной эстетики искусства». Сама жизнь во всей ее пестрой палитре и со всеми ее противоречиями, радостями и скорбями, взлетами и падениями, воспринималась Леонтьевым как невообразимо загадочное и многогранное, драгоценное, как бриллиант, эстетическое явление, он любил ее и считал почти священнодействием и удивительной и неизъяснимой драмой земного бытия. Леонтьев глубоко прав, когда обличает поклонение естественному человеку как природному и социальному существу, изобличает утопичность мещанского царства всеобщего благополучия и пошлость утилитарной морали, заботящейся о земном благе грядущих поколений, но забывающих о душе, Боге и духовном мире, о высших ценностях – свободе, истине и красоте, он прав, когда утверждает, что страдания имеют духовный смысл, непостижимый в пределах земной жизни, а страх Божий – это начало премудрости и основа благоговения, что сердце надо обращать к горнему – к идеальным вещам, что надо различать мечтательную и сентиментальную любовь к дальнему – человечеству, от реальной евангельской любви к ближнему – конкретному человеку, но заблуждается и впадает в язычество, когда доходит до эстетизации и оправдания зла, когда создает дьяволодицею: «Что бояться борьбы и зла?.. Нация та велика, в которой добро и зло велико. Дайте и злу и добру спокойно расширить крылья, дайте им простор... Не в том дело, поймите, не в том дело, чтобы отеческими заботами предупредить возможность всякого зла... А в том, чтобы усилить творчество добра. Отворяйте ворота: вот вам – создавайте; вольно и смело... Растопчут кого-нибудь в дверях – туда и дорога! Меня – так меня, вас – так вас... Вот что нужно, что было во все великие эпохи. Зла бояться! О, Боже! Да зло на просторе родит добро!» «Растлением античного мира... как будто бы правили благородные демоны Мильтона и Лермонтова; современным развратом правит отвратительный Мефистофель. В нравственном отношении... быть может, это и лучше, так как есть умы и сердца, которые, обращаясь от грязи и цинизма, легко поддаются тонкому обаянию плотской эстетики. Но в отношении искусства – совсем иначе». В философии К. Леонтьева нет метафизики зла, в отличие от святых отцов Церкви он мыслит зло не как небытие и прорех в мироздании, а как необходимое условие для полноценной картины бытия, вслед за Августином Блаженным и неоплатоником Плотином, исповедуя эстетическую витадицею и теодицею, в соответствии с которой – мировое зло и все страдания, бесчисленные как морской песок, есть необходимое украшение мира, как диссонанс в музыке, или тень в живописи, что в сущности противоречит Евангелию, христианской этике, догматическому вероучению Церкви и ее литургической жизни. Для романтика Леонтьева все бытие – это эпическая поэма или пьеса, которой зло сообщает красочность, шекспировский колорит и психологический драматизм: «Нравственность есть только уголок прекрасного... Иначе куда же деть Алкивиада, алмаз, тигра и т. д.?» «А как же оправдать насилие?» «Оправдайте прекрасным, одно оно верная мерка на все». «Вот что нужно, что было во все великие эпохи... Если для того чтобы на одном конце существовала Корделия, необходима леди Макбет, давайте ее сюда, но избавьте нас от бессилия, сна, равнодушия, пошлости и лавочной осторожности... Кровь не мешает небесному добродушию... Жанна д’Арк проливала кровь, а она разве не была добра как Ангел? И что за односторонняя гуманность, доходящая до слезливости?.. Одно столетнее, величественное дерево дороже двух десятков безличных людей, и я не срублю его, чтобы купить мужикам лекарство от холеры». Если Ф.М. Достоевский не мог принять мировой гармонии и Царства Небесного, основанного не неискупимых слезах безвинных страдальцев – на слезинке хотя бы одного невинного ребенка, ибо Бог должен быть абсолютно свят и благ, как и Его Царство, то К. Леонтьев был готов возложить на алтарь своей эстетики все слезы детей Адамовых:  «Даже на боль и страдания стараюсь смотреть только так, как на музыкальные красоты, без которых и картина истории была бы неполна и мертва». «Какое дело честной, исторической, реальной науке до неудобств, до потребностей, до деспотизма, до страданий? К чему эти ненаучные сентиментальности, столь выдохшиеся в наше время, столь прозаические вдобавок, столь бездарные? Что мне за дело в подобном вопросе до самых стонов человечества». «Для того, кто не считает блаженство и абсолютную правду назначением человечества на земле, нет ничего ужасного в мысли, что миллионы русских людей должны были прожить целые века под давлением трех атмосфер – чиновничьей, помещичьей и церковной – хотя бы для того, чтобы Пушкин мог написать «Онегина» и «Годунова», чтобы построили Кремль и его соборы, чтоб Суворов и Кутузов могли одержать свои национальные победы... Ибо слава... ибо военная слава... да, военная слава царства и народа, его искусство и поэзия – факты; это реальные явления действительной природы; это цели достижимые и вместе с тем высокие. А то безбожно-праведное и плоско-блаженное человечество, к которому вы исподволь и с разными современными ужимками хотите стремиться, такое человечество было бы гадко, если бы оно было возможно...». «Не в том дело, чтобы не было нарушения закона, чтобы не было страданий, но в том, чтобы страдания были высшего разбора, чтобы нарушение закона происходило не от вялости или грязного подкупа, а от страстных требований лица! И Креон у Софокла прав как закон, повелевающий убить Антигону, и Антигона, которая, любя брата, похоронила его, – права!». Но как мудро скажет религиозный мыслитель Вышеславцев, опровергая эстетическую теодицею, противоречащую евангельским основаниям христианской нравственности: «если Бог «сочиняет» трагедию миpa просто для того, чтобы «созерцать» трагедию миpa, то Он не есть любящее, мудрое и моральное существо». С духовно-нравственной точки зрения Бог Леонтьева, смотрящий на все мучения страждущего человечества как на эстетическое явление – поэзию скорбей и необходимый штрих в грандиозной картине мироздания, ни чем не лучше тирана, наслаждающегося страданиями несчастных созданий, находящихся в медном быке Фалариса, превращающего их стоны, вопли и проклятья в сладкозвучную и дивную музыку. Если для христианского сознания Бог есть Высшая Красота, а все сотворенное Им прекрасно – земная красота самобытна и изумляет самих Ангелов, в книге Иова ликующих от лицезрения утренних звезд, но вместе с тем она  лишь бледный отблеск метафизической красоты небесного мира, зло же – омерзительно и губит красоту, то Леонтьев утверждает, что зло необходима для наличия прекрасного в мире, кроме того, он убежден, что «Бог пожелал создать красоту и для этого создал материю». По афористичному высказыванию русского философа и богослова С. Булгакова: «изнутри эстетика Леонтьева осталась, как и прежде, прельстительной и соблазняющей, как грот Венеры с ее греховными чарами». Священник, ученый и богослов о. Павел Флоренский в книге «Столп и утверждения истины» справедливо писал, что эстетизм Леонтьева – это «безбожный и безблагодатный эстетизм», находящий прекрасное вне Бога, в то время как истинный религиозный эстетизм – духовный и теоцентрический эстетизм, провозглашающий: «все прекрасно в личности, когда она обращена к Богу, и все безобразно, когда она отвращена от Бога».
                Мыслители с утонченным и обостренным эстетическим восприятием, такие как Кьеркегор и Оскар Уайльд, почувствовали, что существует трагический конфликт между красотой и добром, ведь если соединение красоты с истиной и добром преображает человека, его личность и жизнь, то красота, оторванная от истины и добра, превращенная в кумир и самоцель, начинает разлагаться и становится причиной духовной, а иногда и физической гибели. По глубокомысленному уточнению Бердяева, прекрасно знавшего обо всех взлетах и падениях, достижениях и соблазнах Серебряного века, существуют эпохи утонченной культуры ее расцвета, переходящего к закату и заканчивающегося декадансом, когда люди  живут под чарами искусства и красоты, это может быть связано как с оригинальной духовной организацией их душ, так и с модой, но эстетизм всегда несет на себе печать культурной упадочности и эстетического прельщения, когда все рассуждения о религии и истории, морали и познании определяются лишь эстетическими оценками, а люди ищут не познания Истины и спасения, а ярких впечатлений и бурных эмоций, они пребывают в состоянии экзальтации и являются яркими индивидуалистами, но не полноценными личностями, у них загублено нравственное сознание и деградировала религиозная интуиция. Тончайший эстет и поэт Шарль Бодлер, прекрасно понимавший, что красота может быть источником радости и вдохновения, а вместе с тем – искушений и соблазнов, и ее можно использовать как во благо, так и во зло, равно как и все иные Божьи дары – свободу, ум, жизнь и творческие таланты, вопрошал: «Скажи, откуда ты приходишь, Красота? Твой взор – лазурь небес иль порожденье ада?» Искусство оказывает сильнейшее воздействие на внутренний мир человека, а самое могущественное и таинственное из всех искусств – музыка, ей свойственен динамизм и особая экспрессивность, мощь и сила, более грандиозная, чем в изобразительных и пластических искусствах, она потрясает душу внимающего ей, будь то произведения Баха, выражающие музыку небесных сфер и славящие Бога, или музыка Бетховена, выражающая трагизм жизни человека, ибо в музыке заключены стремление и порыв  за грань земного бытия – к запредельному и непостижимому, прикосновение к иным мирам, откровение о вечности, быть может более великое, чем вся философская мудрость и все научные открытия и изобретения. Как проницательнейший мыслитель, Бердяев обратил внимание на то, что в двадцатом веке – веке невиданных социальных и исторических катастроф, искусство переживает глубокий кризис, отражающий духовное состояние мира: гибнут монументальные формы искусства, что предрекали К.Леонтьев и Освальд Шпенглер, искусство  перестает быть воспоминанием о потерянном Рае и служением прекрасному, люди ощущают, что окружающий их мир – это не великолепный и стройный космос, грандиозное симфоническое произведение, а хаотичный и неустроенный универсум, исчезают твердые формы бытия и распадается на фрагменты сама реальность, раскрывается горькая правда о том, что наша жизнь некрасива и абсурдна, вселяя в нас ужас и отчаяние, гибнет прекрасное в жизни и искусстве, что явственно видно в живописи – у Пикассо, в  литературе – у Кафки, в философии – у Камю и Сартра, в науке – в теориях и открытиях физики, и тем самым духовный кризис мира и искусства подводит нас к эсхатологической теме – к теме конца времен, но здесь есть и откровение о вечности, благая весть о том, что выше времени и не подвластно смерти. Быть может, самые глубокие мысли о тайне красоте высказал Достоевский – один из величайших мыслителей и писателей России, всю жизнь мучавшийся над проблемой прекрасного и вопросом о задачах и смысле искусства. Тайна красоты волновала Достоевского, но она оказалась великой и непостижимой загадкой, соприкасаясь с которой, ум сталкивается с неразрешимыми антиномиями: 1) по изречению князя Мышкина из романа «Идиот» «красота спасет мир» и восстановит первозданную гармонию – это теургическая формула искусства, но в то же время, как проницательный мыслитель, Достоевский исповедует трагическую концепцию красоты – он замечает, что в нашем мире, лежащем во зле, красота сама нуждается в спасении; 2) человек есть существо прекрасное, сотворенное по образу и подобию Божьему, но после грехопадения Адама все люди пребывают в падшем состоянии – в темных подпольях их душ бушуют «страсти роковые», и ничто – ни справедливые законы и социальные реформы и преобразования, ни лучшие произведения искусства от Эсхила, Софокла и Шекспира до наших дней, ничто не может спасти человека и вернуть ему первозданную духовную чистоту – ничто и никто кроме Христа, сказавшего о Себе: «Если будут грехи ваши как багряное, - как снег убелю; если будут красны, как пурпур, - как волну убелю» (Ис.1:18); 3) на страницах «Дневника писателя» Достоевский охарактеризовал красоту как норму и идеал для человека, она существует в мире и в нас самих как тайна и чудо Божье, но затемнена грехом, а грех – источник разрушения, порчи и гибели всего прекрасного, а значит миру и всему человечеству нужен Спаситель, искупающий грехи мира и несущий в Самом Себе величайший нравственный идеал и величайшую красоту – тот идеал, что открывает тайну предназначения человека, и ту красоту, что спасает мир, держит небо и землю и содержит в себе всю тайну, силу и чудо жизни. По воззрению Достоевского существует великое назначение христианства в искусстве и само искусство может стать ступенью к христианству – вести людей к вере, что видно на примере иконографии и Божественной Литургии – самого священного, таинственного, чудесного  и прекраснейшего из всех искусств, но трагедия искусства заключается в том, что по причине грехопадения разорвалась изначальная связь красоты, истины и добра, искусства, познания и морали, и в сознании людей «помрачилась эстетическая идея» – люди стали искать красоту вне Бога и в отрыве от духовной жизни. Развенчивая эстетический идеализм, доставшийся русской культуре в наследство от Шиллера, Достоевский замечает, что не всякая красота имеет сотериологическое значение – может спасать, но только та красота, которая «предполагает святыню души, обращенность ее к Богу и добру». Как зоркий психолог, драматург и метафизик, знаток душ и их сокровенной жизни, Достоевский в романе «Бесы» утверждает, что можно любить красоту и быть нигилистом – в этом вся трагедия и весь ужас эстетизма, ибо противопоставленная Богу, морали и религии красота может стать идолом, требующим жертвоприношений, не маяком спасения, а соблазном, уводящим в темную бесконечность греха. В романе «Братья Карамазовы» в исповедальной тираде Дмитрия Карамазова, наиболее остро переживающего конфликт двух типов красоты – Мадонны и Содома, захватывающий его страстную и мятежную натуру, порой доходящую до исступления, Достоевский сумел гениально выразить все свои сомнения и внутренние борения, эстетические искания, прозрения и тяжкие раздумья над загадкой красоты и ее антиномиями: «Я падаю и считаю это для себя красотой. Красота это страшная и ужасная вещь. Страшная потому, что неопределимая, определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут... Перенести я при том не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом Содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом Содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы. Нет, широк человек, слишком широк, я бы сузил. Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота? В содоме красота и сидит для огромного большинства людей – знал ли ты эту тайну или нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердце человека». По оценке священника, историка и богослова В. Зеньковского, Достоевский развенчивает наивную мечту идеалистов о спасительной силе красоты, он возвещает свое горькое открытие, гласящее, что человек есть падшее и грешное создание, он может найти «прекрасное» в прелести греха и порока «что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой», он может начать с идеала Мадонны, а закончить – Содомом, или даже попытаться совместить святой идеал и самую изощренную греховность, а потому «не красота спасет мир, но красоту в мире нужно спасать – вот страшный трагический вывод, к которому подходит, но которого не смеет осознать Достоевский. Красота в мире является предметом «борьбы» между злым началом и Богом. Есть красота вне мира – вечная, изначальная красота в Боге, но красота в мире попала в плен злу... (но не освящает и не преображает зла – это понял Достоевский с ужасом, с надрывом), она является как бы залогом спасения, она вечно возвращает в самом зле к изначальной целостности бытия. Но красоту в мире надо спасать – и это спасение красоты в мире только и возможно через оцерковление мира и души». Каждый человек есть свободная и самоопределяющаяся личность, всю жизнь он находится в ситуации нравственного выбора, его воля колеблется между добром и злом, в его сердце идет духовная борьба и сам человек решает, кому отдать свое сердце – Богу или дьяволу, добру или злу, идеалу Мадонны или Содому, ибо где сердце его, там и сокровище его – там то, что он считает самым ценным и прекрасным. Человек сотворен по образу и подобию Божьему, он сам – произведение Божьего искусства, а вместе с тем, свободный поэт и художник, его жизнь – это симфония и поэма, а каждый день – сонет и аккорд, в его душе заложена воля к прекрасному, но человек есть падшее и греховное создание, в его сердце гнездятся грехи, как в темных ущельях гнедятся змеи, он не может спасти себя сам в том числе и через воспитание сердца, самосовершенствование и искусство. Если бы искусство заключало в себе силу спасения, а воспитание и самосовершенствование могло нравственно возродить нас, то не нужен был бы Христос Богочеловек и Его голгофская жертва. Трагические реалии нашей земной жизни порой напоминают жуткие сцены дантевского Ада, и, столкнувшись с ними, Достоевский пережил крушение прежних идей – социальных и эстетических, он осознал, что искусство, науки и самое справедливое социальное устройство не могут спасти ни мир, ни одну душу, но он не впал в отчаяние, не стал циником и пессимистом, но обрел утешение в святом Евангелии и христианской вере, проникся сострадательной любовью к падшим людям и осознал, что только Христос Богочеловек – единственный Спаситель мира, прекраснейший идеал и что истинное «положительно прекрасное лицо – Христос». В литературной формуле Достоевского о спасении мира через красоту дана не апология и оправдание искусства, а религиозная идея спасения мира через святость, через восстановление образа Божия в нас. Святой человек – это угодник Божий, молящийся за весь мир, радующийся о Христе и Его победе над смертью и Адом, и печалящийся о том, что мы разлучаемся с Богом и отступаем от Него через  согрешения, имеющий смирение и не превозносящийся, стяжавший любовь к Богу, ближним и врагам, в нем таинственно действует сила Святого Духа, а значит, благодать Божия есть источник истинной красоты и сила, спасающая мир. С точки зрения Достоевского только Дух Святой может дать нам непосредственное понимание красоты и пророческое осознание высшей гармонии – гармонии Царства Небесного, ибо красота есть чудо и тайна Божья, она – высшее качество бытия и эсхатологическая реальность – чудо грядущего преображения мира, ибо Царство Божие есть царство вечной красоты, где нет места дисгармонии – уродству и безобразию, смерти, тлению и низости.
                Тайна красоты, ее сущности и смысла – ключевая тема богословия красоты, опирающегося на Божественное Откровение и мысли древних философов, учивших, что красота – это вечное свойство Божие, она – путеводная звезда, ведущая нас к познанию Бога, ибо Он – источник всех благ, истин и красот.  Величайшие подвижники и мудрецы Православной Церкви говорили, что Бог открывает Себя миру трояко: как беспредельная Сила и Всемогущество – всесильный Творец и Вседержитель, к Которому обращаются люди в скорбях и невзгодах, ощущающие свою трагическую беспомощность и одиночество, когда рушится их жизнь и исчезает надежда на земное благополучие и счастье; как наивысшее Благо и Истина – всеблагой и премудрый Господь, просвещающий всех, взывающих к Нему, открывающий человеку смысл жизни и его назначение, отвращающий от путей зла и погибели и ведущий к праведной жизни и святости, изобличающий ложь и ниспосылающий мудрость и знания; как неизреченная и вечная Красота, воспламеняющая сердца людей неугасающей любовью к Богу, побуждающая их непрестанно искать молитвенного общения с Ним, прославлять славу и величие Его, бороться с тем, что стоит между душой и ее Создателем, всецело сосредотачивать ум, сердце и волю на Боге и священных истинах веры, томиться по небесной красоте горнего Иерусалима и жаждать Богопознания. По суждению архимандрита Рафаила Карелина «Бог открывается миру как совершенная Сила и Могущество, как высшая Мудрость и Благо, как Неизреченная Красота», а «влечение к Божественной красоте, пленение Божественной красотой, упоение ею и возможность уподобления этой красоте являются тайной монашества. Монашество – это всецелая любовь к Богу, которая не может разделиться между Богом и Его творением. Монашество – это томление по потерянному раю и жажда Небесной Красоты. А в волевом плане – непрестанное искание Бога, борьба с тем, что стоит между душой и Сотворившим ее, непрестанное стяжание Божественного Света, восхождение на духовный Фавор». Русский религиозный мыслитель Николай Бердяев глубокомысленно заметил в своей  философской автобиографии «Самопознание»: «Красота есть характеристика высшего качественного состояния бытия, высшего достижения существования, а не раздельная сторона существования. Можно сказать, что красота не есть лишь категория эстетическая, но есть и категория метафизическая». По суждению святого Дионисия Ареопагита – одного из величайших богословов Церкви, красота – это имя Божие: Добро, Истина и Красота есть три аспекта единого Бога, принадлежащие каждому Лицу единосущной и нераздельной Святой Троицы, ибо каждая предвечная Ипостась Божия – всецело Бог, всемогущий, премудрый и благой Господь. Красота Божия есть вечная, всесовершенная, всесвятая и высочайшая Красота, молитвенно воспетая в Псалтыре: «С Сиона, который есть верх красоты, является Бог» (Пс.49:2). Для христианского миросозерцания красота есть категория не только эстетическая, но прежде всего онтологическая и личностная в их нераздельном единстве, ибо Бог Библии и пророков – есть совершенная Личность, Чья неизреченная красота и великая благость засвидетельствована в  Священном Писании: «О, как велика благость Его и какая красота Его!» Святой Григорий Нисский высказывал мудрую мысль об онтологическом характере красоты Божества: совершенство Всевышнего превышает всякое представление о благе и превосходит всякую силу и могущество, в Нем – полнота всех благ и Он прекрасен по самому предвечному бытию Своему. По слову преподобного Макария Египетского «Бог есть наивысшая красота, к Нему ты должен возводить ум и помыслы и не содержать в мысли ничего, кроме желания увидеть Его». Святитель Иоанн Златоуст писал о Боге: «красота этого блаженного и нетленного Существа неизъяснима, ни с чем несравненна, превосходнее всякого слова и выше всякого разумения». Святой Дионисий Ареопагит утверждал, что Господь именуется Красотой, так как Бог Сущий и Непостижимый – прекрасен, а красота – Его вечное свойство, и она зовет всех к Богу, дабы навечно соединить все создания с Ним и соделать их – причастниками Божественной славы. Много размышлял о красоте Господней псалмопевец Давид, с восторгом писавший, что Бог окружен страшным величием и славой, заставляющей трепетать Ангелов: «А я буду размышлять о высокой славе величия Твоего» (Пс.144:5). Эти строки из Псалтыря – ветхозаветной книги богослужебных молитв, во время Божественной Литургии раздаются в православных храмах и прославляют силу и премудрость Божию. Для христианина Бог – величайшее сокровище сердца, Его слава – вечная и неизреченная красота, но эта красота Божия – апофатична: ее нельзя изречь словом, постичь умом и чувством. В сочинениях преподобного Симеона Нового Богослова есть восхитительные строки, возвещающие о непостижимой красоте Святой Троицы: «Господи, Боже наш, Отче, Сыне и Дух Святой! Ты, не имеющий образа, для созерцания же прекраснейший, Своей неизъяснимой красотою помрачающий всякое видение! Ты более прекрасен, чем может воспринять зрение, ибо Ты превосходишь все, безмерный в свойствах, видимый для тех, кому Ты позволяешь видеть». По учению Православной Церкви неприступная и запредельная Сущность Божия непостижима, а потому Бога нельзя всецело свести к красоте, но в то же время красота есть вечная и нетварная Божественная энергия. Бог – Абсолютное Совершенство, все прекрасное произошло от Него и есть дело Его рук, но Сам Он – выше красоты.
                Бог есть совершенный и всемогущий Творец, по Своей непостижимой любви и премудрости Он совершенно свободно сотворил небо и землю из ничего – создал из небытия два мира – духовный и материальный. В книге Притчей Соломоновых о Премудрости Божией – Сыне Божием, предвечном Христе Логосе, говорится как о Художнице, с радостью сотворившей все сущее. По мысли святителя Григория Богослова прежде сотворения мира Господь замыслил в умопредставлениях Своих прекрасные прообразы всего сотворенного в мире небесном и земном. Все замышленное Богом Творцом и сотворенное Им причастно Его святости, премудрости и красоте. В книге Бытия рассказывается, что когда Господь увидел все, что Он создал, то с любовью изрек: «хорошо весьма» (Быт. 1:31) – прекрасно и свято, а затем благословил Свое творение. Библейская картина миротворения свидетельствует, что Бог сотворил мир по принципу красоты, сообщил Своим созданиям изящество и грацию и Сам духовно-эстетически оценил Свое произведение. Весь мир, сотворенный Богом, был проникнут гармонией и красотой, являя собой стройный и целокупный космос – таинственное и изумительное произведение Божьего искусства. Исходя из книг Священного Писания, святой Дионисий Ареопагит высказал важнейшую мысль для богословия красоты: в мире Божьем не было ничего, что было бы лишено причастности красоте – ни на небесах, где обитают Ангелы, ни на земле, где эстетически чуткие души восхищает красота явлений видимого мира. Если духовный мир с неисчислимыми для нас Ангелами Господь создал мгновенно, то сотворение материального мира – это процесс, протекающий в пространстве и времени, символически описанный в книге Бытия как шесть дней миротворения. Преподобный Исаак Сирин утверждал, что духовный мир был сотворен прежде видимой вселенной, а Ангелы были созданы Богом «в молчании» – их сотворение неизреченная тайна. А вот Августин Блаженный полагал, что Ангелы были сотворены Богом, когда Он произнес Свои первые слова – «да будет свет», ибо в Священном Писании сказано, что Бог есть Безначальный Свет и нет в Нем никакой тьмы, и Ангелы именуются «вторыми светами» – бесплотными духами, созданными по образу и подобию Божиему – прекрасными и неземными созданиями, служащими Творцу, обладающими умом и нравственностью, свободой волей и бессмертием. В книге Иова ясно указывается, что Ангелы были уже сотворены, когда Господь начал созидать материальный мир – были утверждены основания земли и положен краеугольный камень ее «при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости» (Иов.38:7). По толкованию священномученика Серафима Звездинского эти утренние звезды из книги Иова – Ангелы Господни, украсившие своим немеркнущим сиянием духовные небеса, они – небожители и святые вестники Божии, свободные от уз плоти и грубой вещественности, неземные существа, неподвластные тлению и смерти, несущие нашему миру слово Божие – весть от Бога к людям. По своей природе Ангелы – бесплотные духи, над ними не властны законы физического мира: они быстрее молнии и переносятся в пространстве в мгновение ока, никакая самая неприступная и высокая крепость для них не препятствие, никто из них не может состариться и умереть, ибо их жизнь – вечная и блаженная жизнь на небесах с Богом и в Боге. Священномученик Серафим Звездинский так описывает блаженную жизнь святых Ангелов Господних: «Разверстая, мрачная могила, могильные плиты и памятники не смущают взора ангельского, надгробные скорбные песни не тревожат их слуха, наше последнее, душу раздирающее «прости», незнакомо им, горечь разлуки не снедает их сердца, смерть тлетворным дыханием своим не искажает, не обезображивает красоты ангельской». Архимандрит Киприан Керн, а вслед за ним и многие православные богословы, поэты и философы, высказывал мысль, что только человеку доступен дар творчества, хотя конечно никто из людей и не может творить как Бог из ничего, а Ангелы лишены творческих талантов и являются лишь служебными духами. Но если Ангелы сотворены по образу и подобию Божиему, а Бог наш есть Творец, то они также наделены творческими дарованиями, о чем свидетельствует запечатленное в Библии ангельское молитвословие и песнопение. Молитва есть творческий акт. Ангелы обладают свободой и, оставаясь всецело преданными Богу, они вполне свободно и творчески осуществляют Его замыслы и сами избирают пути осуществления святой воли Вседержителя. Вся жизнь Ангелов освящена благодатью Божией, которая нисколько не умаляет и не парализует их свободу мысли и действия. Преподобный Исаак Сирин ясно писал, что падшие Ангелы стали коварными демонами – «властителями и творцами ложных мыслей», а дьявол – «изобретатель греха». Преподобный Григорий Палама полагал, что человек есть дух, соединенный с телом, он обладает живительной силой одушевляющей и управляющей телом, и наделен различными творческими талантами, а так как Ангелы – это бесплотные духи, не соединенные с материальным телом, то они не имеют и творческих дарований. Но с богословской точки зрения аргумент Григория Паламы весьма сомнителен:  наш Бог есть всесовершенный Дух, в Нем и Божественности Его нет никакой материи, Он – всемогущий Творец и может творить все, что хочет совершенно свободно, и всеобъемлющим образом зная, к чему приведет Его творческий акт. И книги Священного Писания, и опыт святых подвижников Церкви, и догматы христианской веры – все возвещает о том, что таланты от Бога, а источник творческих сил заключен в нашем духе, а не в теле, ибо материя сама по себе ничего не творит, и руководителем в процессе творчества является дух человека, а его тело – инструмент: дух движет кистью живописца, пишущего картину, руками скульптура, ваяющего статую, пером музыканта, сочиняющего нотную композицию.
                Число Ангелов, окружающих престол Божий, для нас неисчислимо, оно – великая и неизреченная тайна, ведомая одному Богу, и символически описанная в Священном Писании. Рассказывая о таинственном видении своем, пророк Даниил сказал, что Ангелов стоящих у престола Ветхого днями «тьмы тем и тысячи тысяч». В святую ночь Рождества Христова пастухи Вифлеемские видели неисчислимое воинство небесное, воспевавшее радостную песнь: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человеках благоволение» (Лк. 2:14). Когда после моления о чаше в саду Гефсиманском Христос был предан поцелуем Иуды, и апостол Петр извлек меч из ножен, чтобы защитить Спасителя, Господь сказал ученику Своему не только о мече, но и о числе Ангелов: «Возврати меч твой в его место, ибо все взявшие меч, мечом погибнут; или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» (Мф. 26:52–53). Как звезды на небесах имеют число, но сосчитать их для нас невозможно, так и Ангелы – жильцы незримого и духовного мира, метафорически сравнивающиеся со звездами в книге Иова и Апокалипсисе, имеют число, ведомое премудрому Творцу, а для нас – непостижимое. По рассуждению святого Дионисия Ареопагита существует ангельская иерархия, насчитывающая девять чинов, и в ней проявляется дивная стройность, благолепие и изящество премудрости Создателя: Серафимы, Херувимы и Престолы, Господства, Силы и Власти, Начала, Архангелы и Ангелы. Все святые Ангелы охвачены духовной жаждой Богообщения, они непрестанно молятся Богу и созерцают вечный свет славы Его, устремляются к Нему, распаляясь любовью к Всесвятому и воспевая безмерное величие Его. Небесный мир исполнен неизреченной красоты и великолепия. Нетленная красота Ангелов настолько изумительна и исполнена чудес, что величайший, самый мудрый, прекрасный и могущественный из них – Люцифер, пал, возгордившись своей красотой, и увлек за собой треть Ангелов, о чем повествуют грозные и таинственные стихи Апокалипсиса. Существует эстетическое прельщение, когда красота отрывается от Бога, разделяется с истиной и добром, и становится автономной ценностью – независимой от Творца и даже противостоящей Всемогущему. В книге пророка Иезекииля сказано о Херувиме Люцифере: «От красоты твоей возгордилось сердце твое, от тщеславия твоего ты погубил мудрость твою» (Иез;28:17). Люцифер прельстился своей красотой и могуществом, противопоставил свою мудрость и величие Богу, возжелал превзойти Творца своего и пал с небес: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14:12-15). С момента падения Люцифера и трети Ангелов на небесах, тварная красота становится двусмысленной: красота от Бога, она – свята, если возносит душу к Богу и просвещает ум и сердце человека – такова красота святых, но красота, противопоставленная Богу, может соблазнять и вести к погибели. По слову апостола Павла и демон может принять обличье Ангела света и искусить даже самого духовно-опытного подвижника. Вот почему проницательный апостол возвещал: если бы Ангел сошел с неба и начал проповедовать нечто противное святому Евангелию, то и ему была бы анафема. Великие православные аскеты учили, что в молитве нельзя воображать и искать видения Ангелов, Богородицы и Христа, дабы не впасть в прелесть и не повредиться умом. Бог есть Творец красоты, от Него – все прекрасное в мире, но когда разумные и свободные создания – Ангелы или люди, противопоставляют Всевышнему свое величие и силу, свою красоту и мудрость, то они вступают на путь богоборчества, греха и погибели – отпадают от Бога и враждуют с Ним, противятся святой воли Вседержителя и становятся богоотступниками.
                Все три Лица Святой Троицы принимали участие в сотворении Ангелов, вселенной и человека, о чем было пророчески написано уже на страницах Ветхого Завета:  «Словом Господа сотворены небеса и Духом уст Его все воинство их» (Пс. 32:6). По преизбытку благости и любви Бог сотворил мир, дабы все сотворенное участвовало в Его вечной жизни и все познали Божественную Любовь. Господь все сотворил через Слово и Дух – это великая и неизъяснимая тайна сотворчества Ипостасей Святой Троицы, у Которых – одна святая воля и одна неприступная Сущность. Апостол Иоанн Богослов учил, что Господь все творит через Божественный Логос – Свое предвечное Слово: «Все чрез Него начало быть и без Него ничто не начало быть» (Ин. 1:3). Все создано Творцом через Логос в Духе, а потому в мире Божьем до грехопадения трети Ангелов, а затем и людей, все было целесообразно и осмысленно, гармонично и прекрасно. О сотворении материального мира в Библии написано: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Быт. 1:2). В книге Иова рассказывается, что вселенная не могла не только возникнуть сама по себе, но и продолжить существовать без Бога, ибо если бы Господь отвратил сердце Свое и отъял любовь Свою от неба и земли, и Дух Божий не животворил бы все создания Его, то весь сотворенный мир обратился бы в ничто и погибло бы все живое: «Кто кроме Него промышляет о земле? И кто управляет всею вселенною? Если бы Он обратил сердце Свое к Себе дух ее и дыхание ее, - вдруг погибла бы всякая плоть, и человек возвратился бы в прах» (Иов.34:13-15). Все сотворенное Богом обладает бытием не само по себе, а в силу причастности Творцу своему и если бы Господь хоть на мгновение отрешился от мира, то все сущее кануло бы в небытие, но сама причастность Богу – это причастность не Его непостижимой и неприступной Сущности, а Его нетварным и вечным Божественным энергиям – Его любви, премудрости, силе и красоте. Материя созданная Богом была безвидна и пуста сама по себе, но Творец оформил и украсил ее дивными сокровищами и красками, которые Он как бы достал из тайника неизреченной премудрости Своей. Много дивных красот и чудес Господь щедро рассеял во вселенной: цветущие ковры лугов с лазурью васильков и  лилиями, одетыми краше царя Соломона, с благоуханием ландышей и роз, золотящиеся нивы полей и дремучие леса, таинственно шепчущиеся от дуновения ветра, милые сердцу рощи и душистые сады, где птицы слагают свои мелодичные песни, могучие горы и скалы, словно застывшие в своей величавой задумчивости, безбрежные моря с вздымающимися волнами и тихие, мирные реки с их сладкозвучной музыкой, нежно журчащие ручьи в зеленеющих долинах, звонкие песни жаворонков и нежные напевы соловьев при свете месяца, выходящего из-за облаков. Величественны дела Создателя и щедры дары Его: прекрасна картина восходящего солнца над морями и горами, изумителен закат, сходящий в тишине угасающего дня, великолепно тысячеокое небо, сияющее яркими звездами, упоительна лунная ночь в зимнюю пору, когда вся земля сияет алмазами снега. Все мироздание полно красот, тайн и чудес Господних и вся природа, как монументальный орган или изящная арфа Давидова, слагает восторженный гимн во славу Всевышнего и прославляет неисчислимое богатство премудрости Божией: «Хвалите Его, солнце и луна, хвалите Его все звезды света. Хвалите Его, небеса небес и воды, которые превыше небес. Да хвалят имя Господа, ибо Он повелел и сотворились; поставил их на веки и веки; дал устав, который не прейдет. Хвалите Господа от земли, великие рыбы и все бездны, огонь и град, снег и туман, бурный ветер, исполняющий слово Его, горы и все холмы, дерева плодоноснее и все кедры, звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые» (Пс.148:3-10). Размышляя о Боге, облеченном величием и славой, о премудрости Творца вселенной и красоте дел Его, пророк Давид восклицает в молитве: «Как величественны дела Твои, Господи, все премудростью Ты сотворил; и земля полна произведений Твоих» (Пс.103:24). Вся природа, сотворенная Богом, была прекрасна, ни одно создание, прежде грехопадения, не знало тления, греха и смерти, но все жили во взаимной любви. И после грехопадения Адама – первого человека и царя видимого мира, когда вся вселенная оказалась ввергнута во власть тления и смерти, красота и величие природы указывают на премудрость, благость и могущество ее Создателя. По слову святителя Игнатия Брянчанинова, «красоты земли приводят в восторг созерцателя, когда он чистым оком ума начинает усматривать в них необъятную силу и премудрость Творца, – тем более чудные красоты рая должны привлекать человека всецело к созерцанию, к видению Бога в делах Его, и от такого видения исполнять видящего духовным нетленным наслаждением». Святитель Григорий Богослов рассматривал небо с сияющими звездами, луной и солнцем, земли с ее полями, садами и лесами, и моря с их волнующимися волнами и скрытыми от взора безднами, где плещутся рыбы, как дивную и таинственную книгу Божьих красот и чудес, возвещающую о великом Боге Художнике. Эта мысль о познании Бога через Его творение отчетливо и вдохновенно раздается в одном из посланий апостола Павла: «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы, так что они безответны» (Рим.1:20). В Священном Писании излагается идея, что премудрость и любовь Бога можно познать через красоту и великолепие Его творения, ибо «небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь» (Пс.18:2). Святитель Василий Великий утверждал, что Бог есть дивный Художник, премудро и искусно сотворивший мир, и из красоты видимого творения можно уразуметь величие Бога, «превосходящего всех красотой». Если мы глубоко вникнем в строки из книги Иова, то научимся воспринимать природу как книгу Божьей премудрости, где каждое создание может нас чему-то обучить: «Спроси у скота, и научит тебя, у птицы небесной, и возвестит тебе; или побеседуй с землею, и наставит тебя, и скажут тебе рыбы морские. Кто во всем этом не узнает, что рука Господа сотворила сие?» (Иов. 12:7-9). Сам Христос – воплощенный Божественный Логос, наставляя учеников Своих, обращался к красоте белых лилий и жизни небесных птиц, чтобы в притчах рассказать о любви Вседержителя и Его заботе о каждом создании, и в особенности о человеке: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?.. Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них; если же траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры!» (Мф. 6:26, 28-30). По известному выражению Ломоносова Бог наряду со Священным Писанием дал людям иную книгу – природу, дабы человек не пренебрегал познанием мира и любовью к созданиям Божиим, но занимался науками и искусствами, познавая через красоты, тайны и чудеса видимой вселенной величие Творца ее. Вся красота мира – и звезды, сверкающие как алмазы на бескрайних просторах ночного неба, и ковер ароматных цветов – все как хор, славящий Бога, как гимн в честь Творца, ибо от созерцания красы сотворенного мира ум христианина восходит к мыслям о Создателе и хвалебным молитвам – благодарению Бога за жизнь и все Его бесценные дары. Созерцая красоту и величие творений Божиих, мы постигаем отблеск премудрости Творца, Чье бытие безначально, а могущество – безмерно, но при этом мы никогда не должны обоготворять красоту земного мира, ибо все сотворенное иноприродно Богу. Святой Дионисий Ареопагит учил, что Бог присутствует во всем творении и Сущностью и вечными энергиями Своими, но Сущность Его – неописуема и трансцендентна для всех творений: «Ты весь наполняешь все, и весь вне всего; Ты – превыше всех вещей, Властитель бытия, превыше всякой сущности, превыше всякой природы, превыше всех веков, превыше всякого света…». «О Святая Троица, Творец вселенной, о Бог мой единственнейший, Чья природа неописуема, Чья слава непостижима, дела – неизъяснимы, сущность – неизменна». Для христиан неприемлем пантеизм – отождествление Бога и природы, ибо Господь есть Художник, а творение – Его величественная картина, имеющая много живописных извивов, и, взирая на красоту природы, мы не обоготворяем ее, а прозреваем следы кисти великого Художника, и восхищаемся величием Его гения и замысла, молитвенно прославляя Создателя. Для людей с поэтической натурой преходящая красота видимого мира иногда превращается в кумир, они обоготворяют ее и поклоняются ей как Богу, но для христианина вся красота солнца, луны и созвездий, садов, гор и морей – лишь отблеск и тень духовной и вечной красоты, а нетленная краса мира незримого очами – восхищает сердце, но и она меркнет пред лицом Того, Кто сотворил всю красоту и превосходит ее.
                По учению Православной Церкви человек есть наивысшее из творений Божиих – венец Божьего творчества и самое загадочное из всех созданий, поставленное в самом центре мироздания – на грани двух сфер бытия – небесной и земной, ибо он есть живое звено, соединяющее в себе мир материальный и мир духовный. Размышляя о сотворении человека, его природе и предназначении, святые отцы Церкви говорили, что все, что создано Богом в сущности своей – непостижимая и сокровенная тайна, но из всех Божиих тайн именно человек вызывает наибольшее изумление. Сидя летним днем в тенистой роще, раскинувшейся на берегу неспешно текущей реки, святитель Григорий Богослов задавался вечными философскими вопросами, стремясь проникнуть в тайну человека и понять смысл его жизни: «Кем я был? Кто я теперь? И кем буду? Ни я не знаю этого, ни тот, кто умнее меня. Я существую, но что это значит?.. И ты, душа моя, что такое? Откуда ты, и кто соединил тебя с телом?» В книге Бытия рассказывается, что приступив к созданию Адама, три Лица Святой Троицы вступили в таинственный диалог между Собой: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт. 1:26). В этих строках Библии приоткрывается одна из самых великих тайн неизреченной премудрости Божией: Лица Святой Троицы обсуждают замысел сотворения человека и его дальнейшей судьбы. Всеведущий Господь предвидел, что обладая богоподобной свободой, Адам мог соблазниться и пасть, но Бог настолько возлюбил Свое творение, что решился пожертвовать Собой – искупить грехи мира на Голгофе, «дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Если мы раскроем Псалтырь, то прочтем удивительные строки – царь и пророк Давид, созерцая звездный небосвод, раскинувшийся над ним, вопрошает Всевышнего: «Когда взираю я на небеса Твои – дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много Ты умалил его пред Ангелами: славою и честью увенчал его; поставил его владыкою над делами рук Твоих; все положил под ноги его: овец и волов всех, и также полевых зверей, птиц небесных и рыб морских, все, преходящее морскими стезями. Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!» (Пс.8:4-10). Древнегреческие философы называли человека «микрокосмом» – малым миром, в котором отразилась вселенная, существом, вобравшим в себя все элементы мироздания, но исповедующий библейскую веру псалмопевец Давид говорит, что  человек – это физически беспомощное, малое и немощное существо не просто слепок с космоса, он прекраснее и загадочнее луны и всех звезд, сияющих на небесах, ибо Творец не многим умалил его перед Ангелами, увенчал честью и славой. И святитель Григорий Богослов утверждал, что человек намного более величественен, чем весь видимый нашими очами космос со всеми его мерцающими созвездиями, ибо бессмертная душа человека – «макрокосм», великий мир в малом. Господь сотворил человека из горсти праха земного – материи, дабы он был жильцом чувственного мира, но Творец также вдохнул в лице Адама дыхание из Божественных уст, и человек стал причастником мира духовного, наделенным разумом и самосознанием, свободой и творческими талантами, совестью и умением любить, памятью и чувством прекрасного. Сотворенный по образу и подобию Божиему человек был подобием совершенства Творца, иконой невидимого Бога в земном мире, пророком и первосвященником, возносящим молитвы от лица вселенной к Вседержителю как царь и представитель всего видимого бытия пред горними небесами. По рассуждению Иоанна Дамаскина образ Божий – это то, что было дано человеку изначально, а подобие Божие было связано с его личным потенциалом и назначением, ибо человек был призван совершено свободно стать свят и совершенен как свят и совершенен Господь – обожиться через священнослужение Богу, через подвиг веры, надежды и любви. Все творения Бога – Ангелы, вселенная и человек – отражали всесовершенную и высочайшую красоту Создателя, но из всех них, только человек соединил в себе красоту духовную и красоту чувственную, ибо был сотворен прекрасным и духом, и душой и телом, и имел источник святости, красоты и совершенства в Божественной благодати, являясь средоточием мироздания, как об этом поведал в стихах поэт и одописец Г. Державин:

Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.

                В Библии сказано, что Господь поселил Адама и жену его Еву в Эдеме – земном Раю дивной и неописуемой красоты, повелев ему «возделывать сад». По слову преподобного Максима Исповедника – ученейшего богослова, отдававшего предпочтение не буквальному, а аллегорическому толкованию книг Священного Писания, истинная красота Рая – это не чувственная, а вечная и духовная красота, ибо райская жизнь есть пребывание в Боге и с Богом. Но наиболее глубокомысленно о Рае рассуждал святой Иоанн Дамаскин понимающий, что подобно тому, как первозданный человек соединял в себе природу духовную и материальную, так и Эдем имел два аспекта: физический – живописный сад, украшенный вечноцветущими растениями, благоуханием и красотой, превосходящей всякое представление о чувственном великолепии; метафизический – это умопостигаемая и духовная красота, насаженная Богом в душах Адама и Евы, живущих любовью. Уже в Ветхом Завете говорится, что Бог смерти не сотворил и не радуется погибли живущих, напротив – Он создал человека и вселенную для вечной жизни, а это значит, что никто из созданий Божиих на земле до грехопадения Адама не знал тления и смерти, не ведал томлений, тягостных раздумий, мук и печалей, но жил блаженной и счастливой жизнью. По слову преподобного Макария Египетского жизнь первозданных людей была непорочной и праведной, прекрасной и величественной, ибо они имели в себе Дух Божий, непрестанно общались с Богом Словом и были облечены Божественной славой: «Адам, пока держался заповеди, был другом Божиим – и с Богом пребывал в раю. В Адаме пребывало Слово, и имел он в себе Духа Божия. Ум, первоначально чистый, пребывая в чине своем, созерцал Владыку своего, и Адам, пребывая в чистоте, царствовал над своими помыслами и блаженствовал, покрываемый Божественной славой. Само пребывавшее в нем Слово было для него всем: и ведением, и ощущением блаженства, и наследием, и учением. И совне пребывала на первозданных слава, так что они не видели наготы своей. Человек был в чести и чистоте, был владыкой всего, начиная от неба, умел различать страсти, чужд был демонам, чист от греха или от порока – Божиим был подобием». Как вершина Божьего творения Адам был велик по достоинству своему, одарен высокой мудростью и проницательностью, поставлен царствовать над всей землей и всеми животными, птицами и рыбами, был причастен Божественной Жизни и являлся образом вечной красоты, мог преуспевать в добродетели и премудрости, все более уподобляясь своему Первообразу – Богу Творцу. Первозданные люди были облечены славой Божией, более великолепной, чем сияние солнца, звезд и луны, они были бесстрастны, добры и нетленны, и даже их телам не могла повредить ни одна стихия – ни град, ни огонь, ни молния. Святитель Игнатий Брянчанинов писал об Адаме и Еве: «Они вышли из рук Создателя в состоянии зрелости и вместе неувядающей юности, красоты и силы, неподверженные никаким недостаткам, никаким изменениям ни в возрасте, ни в здравии. Тело Адама не сгорало от огня, не тонуло в воде, не опалялось солнцем, не подвергалось влиянию стихий, которые сами находились в совершенном благоустройстве и мире». Как самоопределяющаяся и богоподобная личность человек обладал свободой – бесценным и величайшим даром Всемогущего. Русский религиозный философ и богослов Владимир Лосский дал очень проницательную духовно-эстетическую оценку свободе как наивысшему дару Божиему: «Эта свобода – от Бога: свобода есть печать нашей причастности Божеству, совершеннейшее создание Бога, шедевр Творца». Всеведущий Творец предвидел, что Его возлюбленные творения могут пасть, Он промыслительно опекал Адама и Еву и сделал все, чтобы они не соблазнились коварной речью змея – Люцифера, но из книги Бытия мы знаем, что падший Херувим прельстил первых людей запретным плодом добра и зла. По умозаключению святителя Григория Богослова древо познания добра и зла – от Бога, оно – тайна высшего созерцания и Богопознания, и плод его был бы великим благом для Адама и Евы, если бы вкусили его по воле Вседержителя, но так как они нарушили заповедь Божию, то согрешили и осквернили себя. На языке Библии вкусить – значит познать, обрести власть – властвовать и обладать – «знать добро и зло как боги», то есть дьявол соблазнил Еву и Адама властвовать над всем видимым миром без Бога, независимо от Него, самим решать, что есть добро, а что зло, обретя нравственную автономию от Творца, предав Его и ниспровергнув Его святые заповеди. Господь дал заповедь Адаму и Еве не вкушать запретный плод, дабы они искали прежде всего Самого Бога, а не только даров Божиих – власти и высшей мудрости, дабы они жили в любви и согласии, а не избрали многоскорбный путь богоотступничества, раздора и мятежа, подобно падшим Ангелам. Интересно, что в книге Бытия символично описывается, как свобода от Бога оказалась той ложной, прельщающей красотой – прелестью, духовным обманом, которая соблазнила Еву, а вслед за ней и ее мужа: «увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно» (Быт;3:6). Глубоко прав Достоевский утверждавший, что красота – это загадочная и страшная вещь, она великолепна, когда вдохновляет на молитву и возжигает в сердце пламя любви, возводит нас к Богомыслию и Богохвалению, но ужасна, когда противопоставляется Богу и превращается в идол, когда Ангел сотворяет себе кумир из свой духовной красоты и отказывается славить Бога, а человек обоготворяет видимую красоту чувственного мира и доходит до пренебрежения к Творцу вселенной, до отрицания бытия Бога или Его всемогущества и благости. По слову преподобного Максима Исповедника все Божии творения прекрасны по природе своей, но когда часть Ангелов и люди злоупотребили свободой и начали враждовать с Богом, они погубили не только красоту свою, исказив ее до безобразия – особенно в случае с демонами, но и стали причиной того, что тление, грех и смерть вошли в видимый мир. Грехопадение Адама ввергло его и всех его потомков, всю вселенную и всю тварь Божию, которая с тех пор стенает и плачет, в поток смерти и тления, сделав из земного мира юдоль печалей и слез.
           С момента грехопадения человек обезобразил себя – образ Божий помрачился в нем, но не истребился, душа его стала изъязвлена страстями, хоть и не утратила полностью первозданную красоту и благородство, а прежде нетленное тело облеклось в смертную и грубую плоть, образно именуемую в Библии «кожаными ризами» (Быт.3:21). Если до грехопадения человек носил «боготканное одеяние» – дух, душа и тело его были облечены в благодать – славу Божию, то после – телесная красота, столь прельщающая сердца людей, сделалась суетной и истлевающей. Преподобный Иоанн Дамаскин в горьких строках описывает, что лишившись славы Божией, человек стал смертен, красота его лица – как увядающий цветок, горе, болезни, заботы и старость стирают ее, как время стирает в пыль мраморные колонны, а печальный итог – смерть, когда угаснет блеск жизни в глазах, и плоть истлеет во гробе. Господь все соделал премудро, Он искусно устроил все на небе и земле, и даже в результате катастрофы грехопадения не истребилось великолепие сотворенного мира, и неизменной осталась высшая цель нашего существования – вечная и блаженная жизнь в Царстве Небесном. Все, что создано Творцом в мире духовном и мире материальном – прекрасно и благообразно, и потому христианин никогда не назовет тело – «темницей души», подобно Сократу, Платону и Плотину, но напротив – тело человека, как мужчины, так и женщины, по своему предназначению есть дивный и прекрасный храм Духа Божиего – «разве вы не знаете, что вы – храм божий, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор.3:16), а бессмертная, разумная и свободная душа наша призвана вечно славить Творца, даровавшего ей бытие и показавшего все красоты неба и земли, вечно жить любовью, более сильной, чем смерть. Все христиане веруют во всеобщее воскресение мертвых, которое свершится в конце времен и будет предшествовать Страшному Суду, ибо Бог создал нас для нетления и смерть будет истреблена – «поглощена победой» Всевышнего, и не только души, но и тела унаследуют вечность – спасения или погибели, облекутся в славу Божию – у праведных и святых, или во тьму кромешную – у нераскаянных грешников. Святой Иоанн Кронштадтский писал, что при виде прекрасной женщины плоть мужчины волнуется и душа может разжигаться сладострастием, но если мы – христиане, имеющие духовную мудрость, то земная красота тела женщины для нас – это великолепная модель, созданная Небесным Художником, в которой отпечатлелась Его премудрость, любовь и величие, а значит всякая похоть и блудный помысел – есть осквернение нерукотворного храма Божия, попрание Его замысла о нас, поругание святой веры. Если мы помним, что являемся венцом творения Божиего, уважаем жизнь каждого создания и личность каждого человека, и понимаем, что наше тело Творец создал пречистыми и пресвятыми руками, то узрев прекрасную женщину, мы должны не вожделеть ее, а с благоговением воздать честь и славу ее Создателю. Преподобный Иоанн Лествичник – один из самых строгих, мудрых и проницательных наставников монашества, изобличивший все страсти, обуревающие души людей, оставил удивительные строки о женской красоте: «Некто, увидев необыкновенную женскую красоту, весьма прославил о ней Творца, и от одного этого видения возгорел любовию к Богу и пролил источник слез. Поистине удивительное зрелище! Что иному могло быть рвом погибели, то ему сверхъестественно послужило к получению венца славы». Земная красота – это произведение рук Господних, но она увядает в болезнях, истлевает и уничтожается временем и смертью, а потому святые отцы Церкви особенно акцентировали внимание на красоте духовной, вечной и непреходящей. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что внешнее благообразие – это дар Божий, но намного более драгоценна нетленная красота души, ибо красота телесная скоротечна и «часто возбуждает невоздержание в тех, кто взирает на нее, а красота душевная располагает Самого Бога любить ее». Душа – великое и дивное творение Бога, она разумна, нетленна и духовна, по естеству своему сродна небожителям – бесплотным Ангелам, и с красотой ее несравнима ни одна красота в зримой нами природе, ибо душа по возвышенному слову святителя Григория Богослова – «образ и дыхание Всемогущего Бога». Лучше всех о первозданной красоте души сказал преподобный Ефрем Сирин: «Душа наша есть прекраснейшее и преимущественно пред всеми творениями, любимейшее Богом творение, запечатленное тайною благодати и премудрости Его». Человек сотворен по образу и подобию Божиему, его высочайшая честь и достоинство заключено в богоподобии, истинная красота – в святости, целомудрии и непорочности, правдивости и доброте, совершенной любви и самоотверженной преданности Богу и ближним, а безобразие – в грехах и пороках, в зависти, гордости и гневе, корысти, злобе и лукавстве. По слову апостола Петра истинное украшение христиан не золото, пышные прически и нарядные одежды, не драгоценные камни, украшения и все то, что можно купить, а чистое и богобоязненное житие – красота праведной души, осиянной славой Всесвятого и пламенеющей евангельской любовью, ибо именно «сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, драгоценен пред Богом» (1. Пет. 3:4). В этом плане совершенно прав философ В.Ф. Одоевский писавший: «Основание красоты не в природе, но в духе человеческом».
                Красота приобщает человека к величайшей радости бытия, ради которой Господь сотворил небо и землю, Ангелов, людей и все иные живые создания. Уже древнегреческий философ Аристотель утверждал, что философствование и познание Бога начинается с изумления красотой и великолепием видимого мира, а христианские подвижники, чьи рассуждения были проникнуты сияющей мудростью Евангелия, говорили, что в душе человека заключены тайники богообразной красоты. Величие Бога выражается и в красоте природы, и в красоте души – добродетелях, и в рукотворной красоте искусств – красоте музыки, живописи и архитектуры, и особенно в святой красоте Церкви и Божественной Литургии. Непостижимым образом Господь сотворил все «из ничего», и материя, создана Им как холст великого Художника, но и человек, сотворенный по образу и подобию Божиему – творец, и хоть он не может творить из ничего, но ему дано украшать и преображать бытие – материальное и духовное, окружающий мир и свою душу в содействии с благодатью Божией. Господь вложил в сердце каждого человека любовь к прекрасному, призвал его, как первозданного Адама, быть творцом красоты – «возделывать сад», и жить духовной жизнью, ибо жизнь его – от дыхания Божиего, а Дух Господень – Податель и Освятитель всех искусств и наук, источник премудрости и знания: «Наитием Святого Духа Ты озаряешь мысль художников, поэтов и гениев науки. Силой богоданного разума он пророчески постигают законы Твои, раскрывая нам бездну творческой премудрости Твоей» (из акафиста «Слава Богу за все»). С христианской точки зрения искусство порождено тоской по утраченному Раю, исканием вечной и непреходящей красоты. Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он наделен умом и самосознанием, совестью и свободной волей, творческими талантами, но все эти духовные способности он может использовать как во славу Божию, возвращая Богу творчески приумноженный дар, или во зло, когда вместо того, чтобы служить одному Богу каждым своим творческим актом, человек забывает о Боге и не благодарит Его за дар свободы, мысли и творчества, пытается спасти себя сам – без Бога, устроиться в здешнем мире, предав забвению небеса, надеется обрести обманчивое счастье на земле, где все так суетно и мимолетно. Священник Павел Флоренский писал, что истоки культуры сакральны: культура проистекает из религиозного культа, ее назначение – служить Богу и прославлять Его, воздавать Творцу честь и хвалу, но если культура отрывается от священных истоков своих и становится секулярной, то она становится суррогатом духовной жизни и тем запретным плодом, что может привести человека к погибели. Высшее назначение искусств раскрывается в Церкви, ибо святая Церковь – прекрасная невеста Христова и ради нее сотворен мир. Музыкальное искусство, многогранно описанное в Ветхом Завете и столь искусно освоенное пророком Давидом, а также проникновенное церковное пение Псалтыря позволило сказать святому Амвросию Медиоланскому, что «в псалме наставление соперничает с красотой», а сердца молящихся откликаются на горние звуки небес. Все священно и прекрасно в Церкви Христовой: архитектурная изысканность храмов, стройность и великолепие богослужений, красота икон, возвещающих о высшей цели нашей жизни – духовном преображении и святости. Но средоточие всей красы Церкви и ее святости – это Божественная Литургия, она – синтез всех искусств и венец богослужебного великолепия. По мудрому замечанию священномученика Серафима Звездинского, возвышенно и поэтично называвшего Литургию «драгоценным бриллиантом», «рекою животворною», «Божией лампадой», зажженной Иисусом Христом в дивный час совершения Тайной Вечери: «У нас в Церкви есть руки Христовы, уста Его и очи Его, есть также сердце Его Божественное. Руки Его – обряды Церкви, язык уст Христовых – Евангелие Христа. Очи Его – таинства святые, через которые Он смотрит в наши души. Сердце Его – Божественная Литургия».
                Божественная Литургия столь дорога сердцу христианина, ибо она – вершина всех молитв и богослужений, без Литургии немыслимо существование Церкви, ведь в ее центре – сияющая красота евангельской Личности Иисуса Христа. Во Христе миру дан величайший идеал красоты: в сердце Сына Божиего сияет Солнце Любви, из очей Его исходит свет мудрости и силы, пробуждающий в сердцах людей веру, надежду и любовь.  Божественная Литургия – это всемирное и пренебесное богослужение, совершаемое Небесным Архиереем – Самим Христом на земле через архиереев и иереев, она – сердце духовной жизни всех христиан и литургическая ось всей церковной жизни, чудно и таинственно соединяющая Ангелов и людей, заключающая в себе молитвы всей Церкви, в ее центре – совершенная, всемирная, сверхвременная, вечная и страшная жертва Сына Божиего, принявшего смерть за грехи мира на Голгофе, знамение безмерной любви Бога к роду человеческому, чудо возвеличивания человека, его очищения, духовного обновления, освящения, утверждения в правде, преображения и обожения. Таинственная идея богослужения – человек есть образ Бога, а Бог – Первообраз; ныне человек пребывает в падшем состоянии, но благодаря искупительной жертве Иисуса Христа и святым таинствам Церкви, через веру, надежду и любовь, молитву, аскезу и Богопознание он может стать храмом Святого Духа – святым, уподобиться Богу – облечься во Христа, сделаться настоящим христианином, обрести венец вечной жизни, достичь совершенства и осуществить евангельский идеал. В своих беседах священномученик Серафим Звездинский обращался к христианам с  проповедью о том, с каким священным трепетом и страхом Божиим мы должны пребывать в храме в этот торжественный и святейший момент: «С каким трепетом, с каким благоговением должны предстоять мы в этот момент перед лицом Самого Бога. Подумайте только, возлюбленные мои, ведь не кто-либо из святых, не ангелы Божии, но Сам Господь возлежит перед нами, перед Ним Самим возносим мы молитву. Перед этим чудом с трепетом предстоят серафимы, на Него с изумлением взирают херувимы, тьмы тем сил небесных сходят к престолу, только бы взглянуть на этот дар, полученный людьми от неизреченной любви Божией. Этот момент Божественной литургии – основа всей жизни мира, это – ось жизненного колеса». По Своему предвечному Божеству Христос есть чистый образ Бога Отца – вечная и непревзойденная красота Божия, а по Своему человечеству, воспринятому Им от святой Девы Марии, Он «прекраснее всех сынов человеческих» (Пс. 44:3). Эту святую истину ясно понимал Достоевский, писавший в своем личном «символе веры»: «нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и с ревнивою любовью говорю себе,  что и не может быть». Когда пророк Исайя, нареченный Церковью «ветхозаветным евангелистом», описывал Иисуса Христа следующими словами – «Он взошел пред Ним, как отпрыск и как росток из сухой земли; нет в Нем ни вида, ни величия» (Ис.53:2-3), то он пророчествовал о кенозисе предвечного Бога Слова и жертвенной красоте Мессии, идущего на мученическую смерть ради искупления грехов и спасения мира. Господь любит Свое творение, и сострадаем ему, Он хочет всех спасти, потому, что каждое Его создание – неповторимо, а каждый человек и каждый Ангел – уникальная личность, произведение любви и премудрости Создателя. Несравненная красота Сына Божиего явилась не только на горе Фавор, где три ученика Его – Петр, Иаков и Иоанн узрели преображение Господне – сияющую красоту Богочеловека, Чье лицо просияло как солнце, очи сверкали как молнии, а одежды Его сделались белыми как снег, но и в Гефсиманском саду в момент моления Иисусова о чаше, и за весь мир, и за каждую душу во всех веках, и на Голгофе – в страшные часы мироискупительных страданий Агнца Божиего, распятого на Кресте. Красота Христова сияла сквозь Его страдания на Голгофе, ибо Он – весь Любовь, и умирая на Кресте самой мучительной смертью, вобрав в сердце Свою поистине мировую скорбь, Искупитель молился за убийц Своих и просил Отца Небесного простить их. Христос есть Спаситель мира и Бог воплощенный, а венец Его красоты – Крест, добровольные и непостижимые для нас и самих Ангелов страдания Богочеловека на Голгофе, Его любовь, более сильная, чем смерть и более ревнивая, чем преисподняя. Христос добровольно взошел на Крест, чтобы искупить наши грехи, Он сошел в глубины преисподней, дабы проповедовать все душам, томящимся там, и каждый имел бы возможность спасения, Он расторг узы смерти и воскрес из мертвых. Эту святую красоту распятого и воскресшего Спасителя с особой поэтической проникновенностью воспел К. Бальмонт:

Одна есть в мире красота.
Не красота богов Эллады,
И не влюбленная мечта,
Не гор тяжелые громады,
И не моря, не водопады,
Не взоров женских чистота.
Одна есть в мире красота –
Любви, печали, отреченья,
И добровольного мученья
За нас распятого Христа.

                Все сотворенное Богом прекрасно, но всю чувственную и духовную красоту нам надлежит созерцать и любить, дабы возвышаться душой к высочайшей – самой святейшей, таинственной и совершенной Божьей красоте. В духовно-эстетическом аспекте христианство есть неугасимая любовь к Божественной Красоте, лежащей за гранью материального мира, его красок, звуков и форм, она – великая тайна и, соприкасаясь с ней, сердце человека замирает в невыразимом изумлении. Вся суть христианской жизни – это не только покаянный плач о грехах, отречение от мирских сует и духовная борьба со страстями, но и стяжение благодати Святого Духа, постоянное искание небесной красоты и вечного Богообщения. Неудивительно, что Августин Блаженный сокрушался в своей «Исповеди» о том, что слишком поздно возлюбил Божественную Красоту. По изречению священника и философа о. Павла Флоренского красота теоцентрична: чем ближе к Богу, тем все прекрасней, и чем дальше от Него – тем все ужасней и безобразней. Это с огромной художественной силой сумел показать Иероним Босх на картине «Несение Креста», где Христос – эпицентр всего прекрасного, а безобразие и уродство – от эпидемии греховности, охватившей наш мир и исказившей сам образ человеческий. Старец Силуан Афонский утверждал, что хоть весь мир прекрасен, но нет ничего прекраснее духовной красоты человека – сына Божиего, чья душа украшена святостью. Эта красота, как сокровище Царства Небесного, войдет в жизнь вечную. Бог обитал в первых людях как в храмах, Дух Святой украшал их и просвещал, но после грехопадения все потомки Адама стали обезображены и растлены грехом. По великой любви Господь искупил грехи рода человеческого и основал святую Церковь с ее таинствами, догматами и богослужениями, чтобы все мы могли освящаться благодатью Божией и обрести спасение. Павел Флоренский  писал, что все прекрасное в мире – это дело силы Божьей, любви и премудрости Творца, Сам Бог есть величайшая и непостижимая Красота, вызывающая неизъяснимый восторг и трепет у Ангелов, а святая и духовная жизнь – жизнь в Святом Духе есть уподобление Богу и пребывание в Боге и с Богом. В богослужебных текстах Православной Церкви, Бог Отец именуется «Отцом всех светом», от Него предвечно рожден Бог Сын – Свет от Света, Бог истинный от Бога истинного, предмирный Логос и Солнце Правды и Любви, и предвечно исходит Святой Дух – Бог Освятитель, окруженный неприступным светом и славой; нерадельная и единосущая Троица Святая есть Трисолнечное Божество, создавшее вселенную, Ангелов и людей – «Бог Отец все творит через Бога Сына в Святом Духе»; наш Господь есть Свет истинный, тихий и невечерний, просвящающий и освящающий всякого человека, приходящего в мир, но и сам человек, как свободная и самоопределяющаяся личность, должен свободно участвовать в деле своего спасения и преображения через веру, надежду и любовь, пост и молитву, покаяние и Богопознание, борьбу со страстям и исполнение заповедей Евангелия, таинства и богослужения Церкви, дабы Солнце Правды воссияло в его сердце и он стал живым храмом Бога и Его прекрасной иконой. Вся аскетическая наука Церкви – это духовное  и нравственное делание, «искусство из искусств» и «художество из художеств», она соединяет в себе любомудрие – любовь к мудрости и ее величайшему обладателю – Богу, и добротолюбие – любовь к доброте и красоте и к Творцу всего благого и прекрасного, через это искусство человек шлифует алмаз души своей и, как реставратор, восстанавливает нерукотворую икону – таинственный образ Божий в себе, а для этого требуется искусность и многоопытность в духовной жизни – многие труды, подвиги и скорби – подвижничество, а еще более требуется благодать Святого Духа, ведь без Бога человек не может сотворить ничего благого, в том числе и обрести величайшую, нетленную и ослепительную духовную красоту, драгоценную в очах Всевышнего. Назначение человека – обожение, достижение святости и преображение Божественной благодатью. Бог непостижим и незрим по Сущности Своей, но Он созерцаем по Своим нетварным энергиям, нисходящим к нам и воспринимаемым человеком, чье сердце и чей ум очищены покаянием и аскезой, согреты молитвой и любовью, просвещены верой и надеждой. Преподобный Григорий Палама учил, что Царство Небесное – это вечное Богообщение, жизнь с Богом и созерцание Божественного Света, преображающего и освящающего дух, душу и тело человека, украшающего его личность немеркнущей славой Всесвятого, дабы в нем воссияла боговидная красота. Сам Бог есть величайшая и неизреченная Красота, и человек прекрасен, ибо создан по образу Божиему, и может быть украшен благодатью. В эсхатологическом аспекте красота есть великолепие Царства Небесного о котором сказано в Новом Завете: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор.2:9). В Библии говорится, что души праведников воссияют как светила на небесах, а их воскресшие тела будут прекраснее красок утренней зари. Таинственный и грозный Апокалипсис апостола Иоанна Богослова есть книга надежды, пророчествующая о духовном преображении неба и земли, о горнем Иерусалиме, не имеющем нужды в свете солнца и луны, «ибо слава Божия осветила его» (Откр.21:23). В своих великолепных «Божественных Гимнах» преподобный Симеон Новый Богослов восторженно писал о том, что блаженство, слава и удел святых – это созерцание Божественного Света и пребывание в царстве нетленной и неувядающей красоты, духовного и преображенного мира: «Вся тварь обновится и станет духовной, станет обиталищем невещественным, нетленным, неизменным и вечным. Небо станет несравненно более блестящим и светлым, чем оно теперь видится, и совсем обновится. Земля воспримет новую неизреченную красоту, и оденется в многообразные неувядающие цветы, светлые и духовные… и весь мир сделается совершеннейшим паче всякого слова, станет духовным и божественным, соединится с умным миром, окажется неким мысленным Раем, Иерусалимом Небесным. Эта высшая и неизреченная красота, превосходящая наше понимание, и есть источник вечной радости христиан, она – вечная слава святых и верных Богу.






Тайна свободы

Свобода – от Бога:
свобода есть печать нашей причастности Божеству,
совершеннейшее создание Бога, шедевр Творца.
В.Н. Лосский

…где Дух Господень, там свобода
 (2 Кор. 3:17).

                Нет тайны, которая бы так потрясала ум и волновала сердце, своими истоками уходила бы в столь неизмеримые метафизические высоты и имела бы столь величайшее практическое значение, равно как и нет дара, более желанного, прекрасного и драгоценного для сердца человека, чем свобода, но вместе с тем нет тайны более грозной и трагической, и нет дара более искусительного и страшного, чем свобода со всеми ее парадоксами. Тайна свободы – это бесконечная тайна, в которой, как в фокусе, сходятся и скрещиваются все философские и богословские проблемы – проблемы этики и метафизики, антропологии и гносеологии, историософии и сотериологии, без свободы немыслимо христианское учение о Церкви и спасении, непонятно миротворение, грехопадение и искупление, без нее невозможна теодицея и нет смысла жизни и исторического процесса.  Свобода – это величественный Божий дар, знак богоподобия человека и его самовластие, способность самоопределения, избрания и творчества, но в то же время свобода – это этическая и метафизическая проблема, неизъяснимый парадокс, она есть крылья духа, возносящие человека над тяжестью земного мира, и тяжкое бремя, ибо свободная личность несет нравственную ответственность за всю свою жизнь. Свобода – бесценная святыня, ради нее люди приносили в жертву свои жизни и шли на героические подвиги и мученичество, воспевали ее в песнях и стихах, мужественно  и самоотверженно боролись за нее, ведь рабство воспринимается человеком как зло, и он всегда ищет освобождения – социально-политического, творческого и духовного – вся история есть путь к свободе, но вместе с тем, людей раздавливает тяжесть свободы. По слову Великого Инквизитора из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: «нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться», и «нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается». Известный психолог и социальный мыслитель Эрих Фромм в своей книге «Бегство от свободы» высказал парадоксальную мысль: люди восхваляют свободу и почитают ее за непреложную ценность, но на самом деле многие из них страшатся свободы, они легко жертвуют свободой во имя житейского счастья, материального благополучия и комфорта, ради общественного порядка и политической стабильности, а  из страха перед свободой возникают тирании и диктатуры  с вождями, жаждущими властвовать над людьми, и толпами покорных рабов, слепо исполняющими их волю. Русский философ Николай Бердяев верно писал, что «человек ищет свободы, в нем есть огромный порыв к свободе, и он не только легко попадает в рабство, но он и любит рабство. Человек есть царь и раб…Человек – раб потому, что свобода трудна, рабство же легко». Свобода есть высочайшая ценность и идеал, но она таит в себе страшный парадокс: желание свободы ради свободы оборачивается ее вырождением в своевольный произвол и наполняет душу человека мучительным ощущением пустоты неприкаянной свободы и невыносимой скуки существования, лишенного смысла, ведь человек жаждет не только обладать свободой и быть свободным, но и знать, для чего она ему дана, творчески реализовать свою свободу во имя высшей цели. В современном мире мы со всех сторон слышим выражения «свобода слова», «свобода печати», «свобода мысли», «свобода совести и веры», «свобода любви» и «свобода самовыражения», но сущность свободы так и остается до конца непостижимой тайной, волновавшей умы величайших мыслителей человечества на протяжении веков и тысячелетий. Что такое свобода, в чем ее тайна и откуда она возникла в нашем мире?  Таинственное слово «свобода» имеет множество смысловых значений и порой люди, говорящие о свободе, вкладывают в это слово совершенно разные понятия, идеи и смыслы. В индийской религиозно-философской мысли, представленной Упанишадами и Ведантой, свобода – «мокша», есть отрешенность от земного бытия, освобождение от сансары – колеса перевоплощений и круговорота рождений и смертей, слияние с Абсолютом и растворение личного «я» в Божестве. В буддизме свобода есть освобождение от пристрастий и привязанностей к суетному миру, исход из бытия и достижение нирваны – состояния невыразимого покоя вне времени и пространства, вне паутины желаний и бесконечного круга перерождений,  избавление от всех страстей и желаний, от самой воли к жизни и исчезновение в великой пустоте. Древние греки и древнеримские философы-стоики полагали, что свобода заключается в покорности судьбе – Эсхил, Софокл и Еврипид, Эпиктет и Сенека были убеждены, что неумолимый рок властвует над богами, героями и людьми, но покорных судьба ведет, а непокорных – тащит. В трагедиях древнегреческого драматурга Эсхила провозглашается, что нельзя притупить меч судьбы – сам бог-громовержец Зевс, гордый царь Олиппа, не уйдет от предрешенного, и мудр тот, кто чтит безропотно предначертанное роком. Древний философ-стоик Эпиктет утверждал, что человек делает не то, что хочет сам, а что предопределено ему судьбой. Святитель Иоанн Златоуст проницательно писал, что вера в неотвратимый рок – в то, что судьбы всех людей предрешены и они, подобно несчастному Эдипу, не могут ничего изменить, как бы ни пытались, является языческим фатализмом и неприемлемо для христианского миросозерцания. В представлении Сократа свобода реализуется в самопознании, открывающем идею того, каким человек должен быть, а, следовательно, свобода заключается в разумном следовании добродетели. Для гедонистов и эпикурейцев свобода – это возможность исполнять свои желания и наслаждаться жизнью – брать от жизни все, не знать забот, тревог и волнений. В диалоге «Государство» Платон образно сравнивал весь чувственный мир с пещерой, а людей – с узниками, скованными цепями и видящими лишь тени, но если человек начинает философствовать – искать Истину, то он сбрасывает оковы, отворачивается от театра теней и обращает взор к выходу из пещеры, начинает долгое восхождение из нее и душа его поднимается до созерцания умопостигаемого мира и высшего Блага, обретая истинную свободу. С точки зрения Плотина – величайшего философа блистательной Александрии III века нашей эры, свобода есть освобождение от уз плоти и исход из материального мира к Единому – Богу и высшему Благу, но это высшее Благо есть не личный Бог Библии, имя Которому – Любовь, а лишь абстрактный Абсолют. Философ-рационалист Бенедикт Спиноза, а вслед за ним Гегель и марксисты определяли свободу как осознанную необходимость, что в сущности являлось отрицанием свободы человеческого духа, ее диалектическим превращением в свою противоположность и упразднением. Нет ничего удивительного в том, что такой иррационалист и волюнтарист как Лев Шестов, со всей иронией и блеском своего ума и пылкостью своего сердца восстал против власти схематизирующего рассудка и всей рациональной философии от Сократа, Платона и Аристотеля до Спинозы, Гегеля и марксистов, заявив, что хоть наш разум ищет во всем необходимое, закономерное и целесообразное, хочет все систематизировать и свести грандиозную таинственность Божьего творения к единообразию, но нельзя изгнать чудо, тайну и свободу из мира, история мира – поле действия свободы, ее непредсказуемый ход не подчинен необходимости и не расписан, а в нашей жизни есть место чудесному и неизъяснимому. Для христианина высшая и истинная свобода – это свобода во Христе, освобождение от уз греха и смерти, от пристрастия к суетным и преходящим вещам, пребывание с Богом и обожение, обретение святости и совершенства, через стяжение Святого Духа и  познание Истины, ибо как сказано в Священном Писании, «где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17), «познаете Истину, и Истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32). Понятие «свобода» многогранно как сверкающий алмаз, оно настолько загадочно и настолько емко по смыслу, что в метафизике свободе обычно противостоит необходимость, в этике –ответственность, в политике – деспотизм и диктатура, в социальной жизни – угнетение и рабство. Человек ищет свободу и не может без нее жить, он тоскует о свободе, как узник, заключенный в темнице, жертвует ради нее своей жизнью, но он же страшится свободы и попирает ее, продает свободу – первородство духа за чечевичную похлебку материальных благ, дорожит свободой и мучается ею, обоготворяет ее и проклинает, стремится познать ее тайну и в трепете замирает перед ее таинственностью и неизъяснимостью.
                Свобода – это самовластие духа и способность определяться из себя самого – дар самоопределения, теснейшим образом связанный самосознанием, она охватывает всего человека и весь его внутренний мир – всю личность во всех гранях ее бытия. Размышляя о тайне свободы, люди с давних времен задавались вопросом – свободна ли воля человека – существа, живущего в мире, где правит закон причинности, ибо, если жизнь человека вплетена в сложную и грандиозную систему причинно-следственных связей, то может быть и его воля не свободна, а строго детерминирована. Весь материальный мир – это «темное царство физической необходимости», как метко сказал Плеханов, мир, опутанный паутиной причинно-следственных связей и законов, а значит, свобода – это величайшее чудо, ее не должно быть в нашем мире. Неудивительно, что Иммануил Кант пришел к мысли, что «свобода принадлежит не эмпирическому, а единственно умопостигаемому миру». С физической точки зрения человек – явление материального космоса, он живет в непрестанных заботах и волнениях, находится под влиянием внешней среды – природной и социокультурной, и пребывает во власти физических законов, но с метафизической точки зрения человек является свободной и самоопределяющейся личностью, он не может удовлетвориться ничем земным, его душа тоскует по вечности и имеет духовные нужды. По суждению Бенедикта Спиноза, человек не может преодолеть законов природы, а свобода воли, способная преображать мир, есть лишь иллюзия сознания, ибо, если бы подброшенный ввысь камень обладал сознанием, то мог бы подумать, что падает по собственной воле. Немецкие философы Лейбниц и Фихте были убеждены, что все события настоящего исторического момента предопределены длинной цепью событий прошлого, а будущее предопределяется тем, что происходит в настоящем, и сало быть, все детерминировано и в бытии нет места для свободы. Для христианского миросозерцания неприемлем детерминизм во всех его видах, в том числе и историософский, ведь история – это величественная и таинственная драма, имеющая начало и конец – эсхатоогическое завершение, в истории не все закономерно и не все предопределено Богом, но есть место непредсказуемости и свободному выбору, а каждая личность – каждый человек, демон и Ангел свободно действует на арене истории, отсюда – сложность истории, в которой есть место не только целесообразному, но и трагическому. Немецкий философ-иррационалист Шопенгауэр отказывал человеку в свободе воли и исповедовал психологический детерминизм, полагая, что человек есть продукт врожденного характера и обстоятельств – окружающей среды, воспитания и жизни, а его волю всецело определяют мотивы: «Нет воли без мотивов, и поэтому не существует свободной воли. Именно здесь – неопровержимая крепость детерминизма. Ибо человек всегда следует своим мотивам». Детерминисты уверены, что свободная воля человека и его свободный выбор, всякий поступок и даже всякое желание определяется сильнейшим мотивом – «инстинктом самосохранения», «жаждой наслаждения», «волей к жизни», мечтами и страстями, фобиями и маниями, но тогда, человек, столкнувшийся с двумя одинаково сильными мотивами, оказался бы в печальной и трагикомической ситуации буриданова осла, бессильного сделать выбор между двумя одинаковыми связками сена. Психологический детерминизм неизбежно завершается идололатрией закона причинности и отвергает свободу воли человека и суверенность его духовной жизни, но человек – это не клубок страстей и влечений, а личность, обладающая самосознанием, способная возвышаться над влечениями и страстями, над наследственностью и воспитанием, разрывать сети причинно-следственных связей, творить нечто новое, небывалое и непредвиденное. Русский религиозный философ С.А. Левицкий в книге «Трагедия свободы», писал, что  свобода составляет внутреннюю природу «я» человека, она есть сущность духа, а человек есть субъект свободы и верховный арбитр, определяющий целенаправленность каждого свободного акта мысли, желания, выбора, поступка. Свобода воли – это неоспоримый факт нашего самосознания, и нет ни одного человека – будь он молод или стар, будь он просвещенный философ или дикарь – который бы не осознавал себя свободным существом и не понимал бы неоценимую ценность свободы. Исследователь А. Стадлин с иронией замечает, что детерминистское отрицание свободы воли человека возможно только в теории, но на практике оно сразу оказывается несостоятельным: «Когда мне покажут приверженца теории необходимости, который на преднамеренный удар палкой станет смотреть совершенно так же, как на случайный ушиб, причиненный ему падением камня, то есть который убежден, что действие его было необходимым следствием предыдущей причины, простое естественное явление, не более, - тогда я поверю, что существует на свете убежденный искренний отрицатель свободы». Преподобный Ефрем Сирин говорил, что если человек исследует тайну свободы и углубится в душу свою, то обнаружит свое достоинство и познает, что является свободным, а всем, кто сомневается в свободе воли надо осознать, что если они мыслят и задают вопросы, то являются свободными, ведь дискуссии и философствование – дело свободного существа. Литовский философ А. Мацейна утверждал, что люди могут размышлять и задаваться вопросам о сущности и смысле свободу именно потому, что они – свободные личности, и если бы они не были свободны, то в их сознании никогда бы не возникло и понятия свободы – свободу нельзя вывести из материального мира и из рассудка, мыслящего через категории пространства, времени и причинно-следственных связей, свобода – не от мира сего, ее нельзя рационально доказать, но можно духовно ощутить и осознать ее действительность. Как справедливо замечает А. Мацейна, сущность свободы апофатична – непостижима и неопределима, но свобода реальна и изначально присуща личности, что же до мотивов, то они не определяют волю и не являются источниками свободных действий, а лишь оправдывают или не оправдывают  эти действия на суде совести и разума, и если они оправданы то совесть спокойна и благожелательна, если же нет, то внутри человека поднимается буря, его начинает терзать «змея сердечных угрызений», как выразился А.С. Пушкин, его начинают терзать муки совести.
         Святитель Илия Минятий учил, что свобода есть непостижимая для разума тайна, ее загадочность – бесконечна, но тайна эта открывается в том, что человек есть богоподобная личность, возвышающаяся над материальным миром: «человеку, созданному по образу и подобию Божию, дарована свободная воля. Он – не только частица вещества, организованная в живое существо и подчиненная, как все в вещественном мире, закону причинности. Он – носитель того таинственного и непостижимого начала свободы, которая делает его волю первопричиною тех или иных действий, ничем иным, кроме этой свободной воли не обусловленных. Поступки человека не механические явления физического мира. Они не есть автоматические следствия какой-то причины, вне воли заключенной, и не являются простым следствием физико-химических процессов в самом человеке, они определяются его собственной волей, ибо воля его, как начало свободное, является в причинном ряде явлений причиной в себе. Сам человек определяет тот или иной ряд явлений и несет нравственную ответственность за свои поступки, потому что поступить так или иначе, хорошо или плохо зависит от его собственной воли, он всегда выбирает сам. И не по формальному своему определению, а по существу, свобода – это одно из свойств души человеческой, которая, являясь единой по существу, как подобие существа Божия, имеет и подобие ипостасей, в существе своем оставаясь единой и неделимой». Несмотря на всю детерминированность материального мира, человек есть существо одухотворенное и свободное – и в темнице с Боэцием, и на гноище с Иовом, и на руинах Иерусалима с Иеремией, и в скитаниях с Моисеем, и на Кресте с распятым Христом – везде существует свобода самоопределения – узник может исполниться обидой на Бога и ненавистью ко всему миру или обрести надежду в вере и молитвах и утешение в высоких раздумьях и довери к Богу, уберегая свою душу от злобы, мстительности и отчаяния. Датский принц Гамлет – мыслитель с парадоксальным стилем мышления, восклицает в трагедии Шекспира: «Заключите меня в скорлупу ореха и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности». Свобода – это состояние духа и внутреннее самоощущение личности: заключенный в темницу философ Боэций чувствовал себя свободным и творческим существом, философствующим и поэтически мыслящим. Известный отечественный писатель Варлам Шаламов, прошедший черех советские лагеря, рассказывал, что никогда не чувствовал себя таким свободным, как в тюремной камере. В любых жизненных обстоятельствах у каждого из нас всегда есть свобода, она – крест, возложенный нам на плечи Самим Богом. Человек приговорен к свободе и никто не может отнять у него свободы духа и права самоопределения. Живя на земле – в мире необходимости, человек рвется к свободе и вечно тоскует о ней, как царь, заключенный в темницу, он дорожит ей и воспринимает отсутствие свободы как аномалию и трагическую потерю, а ее саму как богоданную норму бытия, но он же – попирает ее ради суетных и преходящих житейских благ, страшится ее соблазнов и искушений.  Порой верующие люди задаются вопросом: зачем Бог создал человека свободным и дал ему возможность нарушить заповедь и вкусить запретный плод с древа познания добра и зла, зачем Создатель даровал человеку право самоопределения и выбора, который может ввести его в искушение, ввергнуть его в бездну греха и поставить на службу силам зла, и не лучше ли было бы вместо свободы – величественного и опасного дара, всемогущему Богу устроить так, что самоопределение каждого человека всегда бы совпадало со святостью и он бы не мог творить зло и избирать путь греха и погибели? Во всех подобных рассуждениях ясно прослеживается непонимание замысла Бога о человеке – Бог сотворил человека по образу и подобию Своему, наделил его разумом, бессмертным духом и свободной волей, дал ему во владении всю землю, всех зверей, пресмыкающихся, рыб морских и птиц небесных, дал мудрость наречь всех их и начертил нравственный закон на его сердце, даровал ему творческие таланты и умение любить и совершенствоваться в союзе с Творцом – стать сыном Божиим и богом по благодати, достичь святости и высшего совершенства – обожения: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы» (Пс. 81:6).  Как пишет Олеся Николаева – наша современная православная поэтесса, имеющая философский склад мышления: «Человек мог день и ночь поучаться Премудрости Божией, созерцать Божественную Красоту и всей бессмертной душой любить Господа Бога своего, Ему одному поклоняться и Ему одному служить, возрастая в премудрости и добре и вкушая радость своей свободы. Эта свобода человека столь дорога в очах Божиих, что Господь ничем не стеснил ее. Он захотел от человека свободной любви, свободного служения добру, свободного творчества. Бог и человек, конечно, не сопоставимы: Бог – всемогущ и всеблаг, а человек – немощная колеблемая былинка, персть... Но наделив человека свободной волей, Бог поставил его в такое положение по отношению к Себе Самому, что в какой-то момент человеческая воля и воля Божия становятся как бы равновеликими: человек волен сказать своему Богу: «Нет, я не хочу Тебе поклоняться и Тебе служить». И Бог не насилует человеческую волю. Именно в этом ключе разрешается великая схоластическая загадка: может ли Бог создать такой огромный камень, который Он Сам не может поднять? Таким огромным камнем оказывается человек с его свободной волей. Православное вероучение свидетельствует, что всеведущему Богу было заранее известно, что человек отпадет от Него, низвергнется в царство тления и смерти и все творение Божие подпадет под проклятье: искупительный Агнец Божий был предназначен еще прежде создания мира (1 Пет. 1:20). И тем не менее человеческая свобода была столь дорога Творцу, что Он предпочел отдать Сына Своего на страдание и смерть и «пошел на риск», оставив человеку возможность свободного произволения.
                По глубокомысленному высказыванию русского философа С.А. Левицкого, вопрос о свободе – это вопрос не только социального, политического, этического и психологического, но и метафизического порядка, он неразрешим в рамках рационального мышления и психологии, а потому исследователь тайны свободы должен обратиться к психометафизике, я бы сказал и к богословию, и к Божественному Откровению. Тайна свободы – одна из неисследимых Божьих тайн, она непроницаема для рационального мышления и постижима только для ума, просвещенного Божественным Откровением и опирающегося на духовное наследие святой Церкви. Вся христианская философия свободы целиком зиждется на Священном Писании и Предании, на осмыслении догматов и литургической жизни Церкви, на духовном опыте ее святых подвижников и мудрецов, и в этом ее великое достоинство, ибо она ищет ответ в неисчерпаемой сокровищнице церковной веры, находя в Откровении – неиссякаемый источник для философских умозрений. С точки зрения христианства Бог всесовершенная и высочайшая Личность, Он не только всеблаг и премудр, вечен и вездесущ, но еще и абсолютно всемогущ и свободен. Для Него нет ничего невозможно. Глубоко заблуждался Бердяев, думавший, что существует бездна иррациональной свободы, над которой не властен Бог, и что она предшествует Троице и сотворению мира и человека. Излагая идею об иррациональной свободе, взятой у немецкого теософа Якоба Беме – свободе пребывающей «вне» Бога и «глубже» Бога, напоминающей мировую волю Шопенгауэра, Бердяев намеревался оправдать благость Творца и объяснить – откуда в Божьем мире возникло зло и почему история столь трагична. Но в своих гностических умозрениях, несовместимых с догматическим и нравственным учением Церкви, русский философ «ущемил» Божественную Сущность и догмат о Святой Троице – свобода как вечная энергия Божия у него предшествует Сущности Божией и бытию трех Божественных Ипостасей. В религиозной философии Бердяева – философии во многом очень возвышенной и вдохновенной, есть существенные изъяны – он принес в жертву всемогущество Божие, дабы оправдать Творца перед лицом мира лежащего во зле, и высказал мысль, что Вседержитель не властен над добытийной свободой, и наконец, идея «примата свободы над бытием» неизбежно ведет к примату свободы над Тем, Кто есть Сущий и Создатель всего бытия – над Богом, имя Которому – Любовь, что недопустимо для христианина и горько звучит в устах сына Православной Церкви. На страницах Ветхого Завета Господь сказал пророку Моисею о Себе – «Я есмь Сущий»: нет ничего совечного Богу, и не существует никакой свободы, предшествующей предвечному бытию Святой Троицы. Полемизируя с гностиком Гермогеном, пылкий Тертуллиан убедительно доказывал, что безначальной вечностью обладает лишь один Бог: «Если Бог не есть единый Вечный и если все прочее произошло не от Него, то Он – не Бог; а если мир совечен Богу и тем самым равен Ему по бытию, то он равен Богу по неизменности, по бесконечности и по всему прочему. А это означает, что мир – второй Бог. Но здравый рассудок не может допустить двух вечных и параллельных начал». Бог есть Абсолютный Дух, а свобода – это вечное свойство Божие, она – одно из имен Господних, но так как Бог есть Любовь и Истина, то Его всемогущая и свободная воля отличается совершенной премудростью и святостью. Преподобный Иустин Попович писал в «Догматическом богословии», что все Божественные свойства – вечны и совершенны, они пребывают в гармонии. Поэтому Господь никогда не совершит зла, ибо, будучи Всемогущим, Он есть Бог всеблагой и все сотворенное Им прекрасно и премудро: «Все соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих» (Пс.103:24). Все замыслы и дела Божии – абсолютно святы и свободны, все творимое Им есть высочайшее добро и красота, ибо как написано в Новом Завете: «Бог есть Свет, и нет в Нем никакой тьмы» (1 Ин.1:5). В книге Бытия рассказывается, как Господь сотворил мир из ничего: Он сотворил небо и землю – духовный и материальный мир, не нуждаясь в исходном материале, как всемогущий Бог. Акт сотворения Богом мира – это акт вечной любви и совершенной свободы. Бог абсолютно свободен и ничто не довлеет над волей Всемогущего ни в предвечном бытии Его, ни в акте миротворения, ни в промышлении о созданной Им вселенной и всех населяющих ее существах, которых Он с любовью привел из небытия к бытию силой Божьей мысли и воли. Всеблаженный Господь абсолютно самодостаточен, Его совершенство – вечно и неизменно, ибо в Боге «нет изменения и ни тени перемены» (Иак.1:17). Любовь Божия бесконечна, она не возрастает и не умаляется, но от вечности пребывает всесовершенной и абсолютной, а стало быть, и творение мира – совершенно свободный акт Всемогущего, великое чудо и тайна, ибо Господь  не имел никакой необходимости творить. По мудрому суждению о. Георгия Флоровского – одного из самых ученых богословов Православной Церкви за всю историю ее земного существования: «В творении Бог определяется лишь Самим Собой. Более того, – Он не определяется и никакой внутренней необходимостью. Бог – это не обязательно Бог-Создатель. Он мог вовсе ничего не создавать, и это нисколько не умалило бы Его высшей полноты и беспредельного совершенства. Никакое откровение себя ad extra не является необходимым для Божественной природы в силу абсолютного полновластия Бога. Тем более оно не является необходимым для Божественной любви». Александрийский богослов и выдающийся экзегет Ориген, многое вобравший из платонизма, ошибочно полагал, что Бог есть Творец по природе Своей и созидает все в вечности, а это означает следующее – мир существует всегда. Церковь отвергла идею Оригена о совечности Творца и Его творения, богословски различая вечную идею Бога о мире и осуществление этой идеи во времени и с возникновением времени, и опираясь на строки Псалтыря, где ясно сказано, что мир не совечен Богу: Прежде, нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты – Бог» (Пс.89:3). Мир создан Богом «в начале» (Быт.1:1) – мир создан не во времени, но само время возникает вместе с сотворением мира. Августин Блаженный верно утверждал, что сотворение мира есть и сотворение времени, ибо Бог есть Творец не только вселенной, Ангелов и людей, но и времени, хотя в Апокалипсисе пророчески провозглашается и о конце времен – о наступлении Царства Небесного, когда «времени больше не будет» (Откр.10:6). Бог есть Творец не по природе Своей, а по совершенно свободной воле. Господь в неисчерпаемой свободе Своей замыслил сотворение мира – идея миротворения вечна, но не равновечна Божественному бытию Святой Троицы, она – замышленная в вечности идея, чудо всемогущий любви и премудрости Божией. Вечный замысел Бога о миротворении есть прообраз и эскиз вселенной и всех созданий в мысли Всемогущего, но это еще не сами творения и не их идеальная сущность, иначе бы мы пришли к ереси пантеизма – идеи единосущности Бога и мира, несовместимой со свободой Божьих созданий. Русский религиозный философ Евгений Трубецкой в книге «Смысл жизни» проницательно утверждал, что пантеистическое отождествление замысла Божиего с идеальной сущностью Его созданий, с одной стороны отрицает свободу тварных существ – все их действия определяются Богом, а с другой стороны – если у них нет свободы и все совершается по воле Господней, а в мире существует зло, то тогда Бог становится виновником всех трагедий и бедствий, и это делает невозможной теодицею. В христианстве все создания Божии обладают совершенно иной сущностью, чем их Творец, а свободно задуманные Богом идеи  – это не имманентные сущности созданных Им творений, а их трансцендентные всему тварному миру первообразы, существующие в мыслях Всевышнего.
                Свобода – это одно из имен Божиих, и когда Господь сотворил человека по образу и подобию Своему, Он одарил его высочайшим даром свободы. Нет более великого и прекрасного, драгоценного и таинственного дара для сердца человека, чем дар свободы, но в тоже время – это самый страшный и обременительный из всех Божьих даров, налагающий на своего обладателя колоссальную нравственную ответственность. Свобода – неотъемлемая черта каждой личности, она есть печать богоподобия человека, данное нам Создателем право самоопределения и творчества, в котором заключено наше духовное достоинство. В книге «Свобода и христианство» И.И. Клименко утверждает, что «свобода всегда исторична», она возникает, действует и завершается в истории, а определение свободы как метафизической сущности – лишает ее исторической определенности. Но вопреки убеждениям Клименко с его концепцией исторической обусловленности свободы – изощренным историческим детерминизмом, противным Слову Божию и христианкой вере, сущность свободы метафизична, и в духовных истоках своих она – вечное свойство Бога. В Священном Писании сказано, что Господь создал человека из праха земного – материи, и вдохнул в лице его дыхание жизни, соделав причастником духовного мира и свободной личностью. По слову святителя Иоанна Златоуста сотворение человека, описанное в Библии, кардинальным образом отличается от сотворения неба и земли, и если все земные существа были созданы актом Божьего всемогущества через властное повеление – «Да  изведет земля душу живую по роду ее» (Быт.1:24), то созданию Адама предшествовал Предвечный Совет Святой Троицы, и было сказано: «сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт.1:26). В Священном Писании сказано о Предвечном Совете Святой Троицы: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт.1:26). В этих стихах книги Бытия возвещается о величайшей тайне, непостижимой даже для Херувимов и Серафимов – о тайне согласия всех Лиц Святой Троицы взять на Себя ответственность за судьбу человека и вселенной. Бог Отец, являющийся истоком Божества внутри Святой Троицы и причиной совечного Ему бытия Слова и Святого Духа, прежде чем сотворить человека обратился к Богу Сыну с речью о тайне спасения и искупления грехов, ибо настолько возлюбил человека и мир, что готов был отдать самое дорогое – «Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.3:16). Христос добровольно возжелал вочеловечиться и придти на землю, провозгласить о любви к Богу, ближним и даже врагам, принять страшные муки и крестную смерть на Голгофе, дабы искупить грехи рода человеческого, сойди во Ад и сокрушив смерть, воскреснуть из мертвых. В Предвечном Совете участвовал и Святой Дух – Бог Освятитель и Утешитель, ибо для нашего спасения была необходима не только жертва Агнца Божиего на Голгофе, но еще и освящение – духовное преображение нашей личности благодатью Святого Духа, вдохновлявшего всех пророков, образовавшего Новозаветную Церковь, ниспосылающего дары и таланты художникам и мудрецам, гениям науки и святым подвижникам, совершающего все таинства Церкви и таинственно действующего в истории мира и в судьбах всех Божьих созданий. Господь знал, что человек, одаренный свободой, может использовать ее во зло и нарушить святую волю Создателя, низвергнув вселенную в бездну скорбей и обрекая себя и всех потомков своих на страдания и смерть: «ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт.2:17). Существуют Божественные свершения, никаким образом не зависящие от воли тварных существ – Ангелов и людей, это предопределение Господне: сотворение мира и конец истории, окончательное разделение добра и зла на Страшном Суде и наступление Царства Небесного, где не будет смерти и скорбей, и куда не войдет ничто нечистое. Но слово Божие, обращенное к Адаму было не предопределением, а предостережением, ибо всеблагой и любящий Бог сделал все, чтобы человек не пал и не вверг все земные создания Божии в катастрофическое состояние падшести, однако Господь не желал попирать свободу Своего возлюбленного творения. В книге пророка Ионы рассказывается как жителям города Ниневии – столицы Ассирийской державы, грозила неминуемая гибель, но они вняли предостережению Божиему, оделись во вретища и покаялись. За это покаяние Господь умилосердился и предотвратил катастрофу, явив Себя не только как «Бог благой и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый и сожалеющий о бедствии» (Ион. 4:2), но и как Бог свободный и всемогущий – властвующий над всеми пророчествами. Грехопадение Адама и Евы противно замыслу Божиему о человеке и святости Создателя. И если бы первые люди не нарушили заповедь Божию, не скрывались от лица Вездесущего в саду Эдемском и от всего сердца покаялись в совершенном согрешении, горько оплакивая свое духовное падение, то не было бы никакого изгнания из Эдема.
                В христианской антропологии человек есть образ и подобие Божие, его естество иное, чем у Бога, но, как и Творец, он является свободной, разумной и самоопределяющейся личностью, которой была дана власть над всеми земными созданиями – «рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися на земле» (Быт.1:26), и способность духовно возвышаться – восходить по лестнице совершенств к своему Божественному Первообразу. Трактуя текст книги Бытия, святитель Григорий Богослов обратил особое внимание на то, что дыхание Божие вошло в Адама как «струя непостижимого Божества», оно есть жизнь и свобода, проникнутые благодатью Святого Духа. Созданный из персти земной и дыхания Божиего человек – «образ Бессмертного», он привязан к здешней жизни и носит в сердце своем тоску по вечности и жизни будущего века. Святой Григорий Нисский почитал свободу за основную черту богоподобия человека: «Человек был богоподобен и блажен, потому что был удостоен свободной воли, которая есть подобие Божие», и подобно Богу «человек свободен от необходимости и не подчинен владычеству природы, но может свободно самоопределяться по своему усмотрению». Свобода есть духовный суверенитет личности, способность определять самого себя – свое бытие и мышление, властвовать над собой, а ее онтологическое основание – свобода Самого Бога, Который ни от чего не зависит и является безгранично могущественным и свободным. Преподобный Иоанн Дамаскин писал: «Если человек сотворен по образу блаженного и предвечного Божества, а Божество свободно и имеет волю по естеству, то и человек, как образ Божества, свободен по естеству и имеет волю». Господь возжелал сотворить Себе подобного – Он создал личные существа, одаренные разумом и творческими талантами, свободой воли и самосознанием, и в бесконечной любви к ним Всемогущий признал их личную самостоятельность. Если мы действительно верим, что человек создан по образу и подобию Божиему, то мы исповедуем веру в метафизическое происхождение его свободы и ее богоподобие. Человек свободен с момента сотворения и свобода есть неизменный спутник его бытия – то, что он обретает в изначальных отношениях с Богом, а не с историей, обществом или природой. Данте Алигьери – величайший поэт Италии и один из самых проницательных богословов Средневековья, был справедливо убежден, что свобода – наивысший из даров Божиих, она есть достояние всех разумных личностей – всех Ангелов и людей:
Превысший дар Создателя вселенной,
Его щедроте больше всех сродни
И для Него же самый драгоценный, -
Свобода воли, коей искони
Разумные создания причастны,
Без исключенья все, и лишь они.
         Личность есть субъект свободы, она – носитель и властитель свободы, ее самоопределение и свободные действия не определяются мотивами, ибо мотив лишь оправдывает или не оправдывает ее свободное действие на суде совести. Над свободой личности в самых сокровенных и метафизических глубинах ее никто не властен и никто не определяет ее помимо самой личности – ни окружающие люди, ни общество и история, ни демоны и Ангелы, ни даже Сам Бог. Сотворение свободных личностей – Ангелов и людей нисколько не умаляет всемогущество Божие, но напротив – свидетельствует о бесконечном могуществе, несравненной премудрости и беспредельной любви Вседержителя, ценящего и уважающего свободу всех Своих творений. Бог есть Любовь и человек – зримое произведение Его любви, вот почему люди – это не горшки в руках Творца, как писал пророк Исайя с его еще ветхозаветным сознанием, они не могут быть лишь инструментом в руках Божиих, лишь служителями и орудиями Провидения, ибо их личность имеет непреходящую ценность в очах Господних, и так как нет ничего более высокого и прекрасного, чем любовь Божия, изливающаяся в наши сердца Святым Духом, то никто из нас не может быть средством для достижения Божьих целей, а провиденциальный план Создателя – раскрытие Его любви в творении. Свобода воли была дана человеку от Бога, дабы он мог быть подлинным образом Всевышнего – самоопределяющейся личностью, имеющей дыхание Божие и самостоятельно принимающей решения, свободно распоряжающейся собой и своей жизнью, и более того – властвующей над всем земным миром как над своим царством. Сотворив Адама по Своему образу и подобию, Бог подарил ему всю землю, поселил его в Эдемском саду, одарил мудростью и властью, сотворил ему возлюбленную жену – Еву, чтобы Адам поучался в любви не только к Богу и Божьему миру, но в любви к ближнему. И жили Адам и Ева в земном Раю, а духовный Рай пребывал в сердцах их, ибо они любили – знали Бога и пребывали с Богом, и были они наги – чисты в очах Господних, и даже тела их – облечены в благодать Божию – сияние Божественного Света. Каждый человек есть личность – уникальное и неповторимое произведение Божьей любви и премудрости, обладающее самосознанием и свободой, в то время как дух, душа и тело есть лишь естество, принадлежащее личности и ей определяющееся. Человек есть субъект и носитель свободы, она принадлежит его целостной личности, а воля – инструмент его свободного желания, действия и выбора. Христианский мыслитель Г. Марсель полагал, что человек есть не только часть природы и общества, он – независимое и самобытное существо – личность, способная противиться окружающей среде – природной  социальной, мыслить в разрез с нравами своего времени, определяться из себя самой, творить саму себя и изменять мир вокруг – не определяться бытием, а определять бытие. Быть сотворенным по образу и подобию Божиему – значит быть самоопределяющейся личностью, обладающей свободой и самобытностью – единственностью, уникальностью и неповторимостью. Человек обладает свободой как личность и образ Божий, но его свобода, как и свобода Ангелов, не сопоставима с бесконечной свободой Всемогущего, пред Которым весь космос с мириадами сверкающих звезд, созвездий и галактик – маленькая былинка. Бог есть всесильная Личность, не имеющая границ Своему беспредельному могуществу – Он всемогущ и для Него нет ничего невозможного, Его свобода абсолютна, но она никогда не склоняется ко злу, ибо изнутри проникнута Его любовью, а всемогущество Его пребывает в предвечной гармонии с остальными Божьими свойствами – благостью и премудростью. Сотворенные люди и Ангелы не могли обладать абсолютной свободой, ибо для этого им надлежало бы быть по естеству Богом, но Господь только один, кроме того никто из людей и Ангелов не обладает совершенной премудростью и благостью, извечно проникающими Божье всемогущество. Бог есть Абсолютная Личность, Чье бытие не имеет ни начала, ни конца, Он – величайший по силе и могуществу, премудрости и благости, и является единственным и несравненным. По великолепной формулировке Тертуллиана Бог является величайшим, и нет Ему равного по неприступной высоте Его Божественного величия, непостижимого даже для самых высших Ангелов. Абсолютная свобода принадлежит одному Богу, ибо Он – Абсолютна Личность, а мы – сотворенные создания, обладаем относительной свободой – у нас нет всемогущества и мы не можем творить из ничего, но наша свобода не ограничивается Богом, напротив – в отношениях с Ним мы полностью свободны, а потому ложны все доводы атеистов, афористически выраженные анархистом Бакуниным – «если Бог есть, то человек – раб». Для христианина очевидно иное – если Бог есть, то человек – свободная и самоопределяющаяся личность, а если Бога нет, то не существует и свободы. Между Богом и сотворенными Им существами лежит пропасть, но она преодолевается Его вечной любовью к ним и их ответной любовью к Создателю. Созданный по образу и подобию Божиему человек обладает способность самоопределения и свободен, но внутри границ Божьих, ибо обрести высшую Божью свободу – абсолютную свободу, человек может, лишь соединив свою волю с волей Всемогущего. В Священном Писании есть много свидетельств всемогущества Божиего и Его неограниченной свободы: «Бог творит все, что хочет, на небесах и на земле, на морях и во всех безднах» (Пс. 134:6). Нет никаких ограничений Божьему могуществу и Божьей воли, ибо Господь властвует над жизнью и смертью, «в руке Его и мы и слова наши, и всякое разумение и искусство делания» (Прем. 7:16), и нет никого кто бы мог противостоять Вседержителю на равных. Но Библия возвещает не только о всемогуществе Божества, но и о Его власти сотворить существ, обладающих свободой над которой никто не властен – даже ее Творец.  Наделив людей и Ангелов свободой, Господь поставил их в особые отношения с Собой: Он никогда не насилует их свободу, и каждый из них может ответить Творцу: «Я люблю Тебя, Господи, и хочу вечно быть с Тобой и славить Тебя», или же наоборот: «Я ненавижу Тебя и не хочу служить Тебе, но проклинаю Твой дар жизни». Господь не только одарил Свои создания свободой, но и явил Свою любовь к ним тем, что открыл перед ними горизонты бесконечного духовного совершенства и высшей свободы.
                Бог есть свободная Личность, Он захотел быть Творцом и сотворил мир – Его творческий акт ничем не обусловлен, кроме свободы и любви, над ним не властна никакая необходимость, но и человек, созданный по образу и подобию Божиему, обладает царственным достоинством, свободой нравственного выбора, творчества и самоопределения. Свобода есть духовное достоинство человека и основа всей духовной, умственной и нравственной жизни, ибо, где нет свободы, там не может быть и нравственного сознания, ответственности за намерения, слова и дела, нет и не может быть творчества, любви, молитвы и веры. Митрополит Антоний Храповицкий утверждал, что свобода – это необходимое условие для нравственной и религиозной жизни, она – та красная нить, что связывает воедино всю сферу духовной жизни, ибо если бы человек не обладал свободой, то он был бездушным автоматом из плоти и крови, жалкой марионеткой внутренних страстей и влечений, или внешних сил, и не мог бы откликнуться на зов Божественной Любви, не был бы способен верить, любить и молиться. Если бы не было свободы, то человек не мог бы называться личностью, он был бы лишь биологическим и социальным индивидуумом, утратившим свое духовное достоинство. Святитель Феофан Затворник указывал на то, что свобода – знак духовности человека и его богоподобия, ибо без свободы человек не был бы самим собой – личностью: «Человек всегда свободен. Свобода дана ему вместе с самосознанием и вместе с ним составляет существо духа и норму человечности. Погасите самосознание и свободу, - и вы погасите дух, и человек стал не человек». Нет ничего удивительного в том, что тираны и диктаторы издревле стремились лишить людей свободы, они казнили, подвергали изощренным пыткам и предавали проклятиям тех, кто видел в свободе высшую ценность и Божий дар, а вольнолюбивые люди жертвовали собой во имя свободы и возлагали жизнь на алтарь ее, и никакие казни и гонения не могли устрашить их. Все мы одарены свободой, она – вечная ценность и основа духовной жизни. Чем мудрее и проницательней человек, тем глубже его убеждение, что свобода дороже любых материальных благ и житейского благополучия. Лучше умереть, чем жить без свободы. Жажда свободы – одно из самых благороднейших устремлений человеческого духа, оно неразрывно связано с образом Божиим в нас. Как личность, сотворенная по образу и подобию Божиему, человек был наделен свободой, ибо свобода – основа всей духовной жизни и без свободы нет ни любви, ни веры, ни творчества, ни Богообщения. Человек не может жить достойно без свободы, она – дыхание жизни для его души, тот Божественный воздух, которым дышит его дух. В Новом Завете провозглашается: Бог есть Любовь и путь спасения – путь уподобления Богу, исполнения Его святых заповедей любви: «Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей» (Ин. 15:10). Невозможно любить без свободы. Если человек презирает чужую свободу, то он не умеет любить – искренне, бескорыстно и от всего сердца. Где нет свободы, там не может быть и любви.  Почему Господь спасает мир не мгновенным актом Божественного всемогущества, а восходит на Голгофу, принося Себя в жертву, ради всех нас? Потому, что Господь хочет всех спасти, не умаляя нашей свободы, Он ищет свободной веры и свободной любви возлюбленного чада и верного друга, а не рабского страха пред адскими муками и не корысти наемника, взыскующего на Самого Бога, а Его даров. В этом плане совершенно справедливо утверждение Николая Бердяева: «Поэтому тайна Голгофы и есть тайна свободы. Сын Божий должен был быть распят силами этого мира, чтобы свобода духа человеческого была утверждена». В романе «Братья Карамазовы» Ф.М. Достоевский изложил изумительную поэму – «Легенда о Великом Инквизиторе» – философскую притчу, восходящую к сюжетам Евангелия, глубочайшее богословское исследование о свободе и спасении, произведение гениальное, изобличающее соблазн антихристова царства, строящегося на трех силах – чуде, тайне и авторитете. «Легенда о Великом Инквизиторе» – одно из самых глубоких и проникновенных произведений Достоевского: весь  его духовный мир и всего мироощущение, вся диалектика добра и зла и все его понимание Бога и человека, все самые мучительные вопросы, волновавшие его мыслящий дух – все сосредоточенно в этой великой поэме, требующей для истолкования высокого ума философа и вдохновения поэта, веры Иова, не страшащегося отчаяния. «Легенда о Великом Инквизиторе» многогранна по смыслу и богословскому содержанию: это сильнейший аргумент Ивана Карамазова в его философском споре с Алешей, изложенный в форме поэтического произведения, а по сути – исповедь богоборца, с необычайной психологической глубиной раскрывающая глубочайшие мысли и переживания Ивана, связанные с Богом, историей мира и природой человека; это острая критика Иисуса Христа с Его высоким пониманием предназначения человека, невольно обернувшаяся парадоксальной апологией Спасителю; это развенчание идеи католической Церкви с ее мечтой покорить мечом мир, а властью – души людей; это мудрейшее и самое проницательное осмысление исторической судьбы человечества в центре которой – евангельский  сюжет об искушении Христа в пустыне – борьба Бога с дьяволом за души людей; это страстная речь отчаянного богоборца, полагающего, что жертва Христа на Голгофе и Его воскресение из мертвых не решают проблему зла и страдания; это изобличение бессмыслицы земной жизни со всеми ее жуткими сценами жестокости, насилия и порочности, философский вызов Богу, допускающему страдания безвинных детей, отказ принимать установленный Богом миропорядок и мировую гармонию, купленную ценой рек крови; это самая яркая и мощная во всей мировой художественной литературе теодицея, превратившаяся в суд над Богом человека, потерявшего надежду, не находящего следов Божественной Любви в жизни людей и судьбах мира, и символическим жестом возвращающего Творцу билет на вход в Царство Небесное. Великий Инквизитор – один из самых загадочных персонажей в русской литературе, лицо трагическое, он – старый испанский кардинал и аскет, выдающий себя за последователя Иисусова, но в действительности – это человек утративший веру в благость Божию и ставший богоборцем. Достоевский умел мыслить миросозерцаниями и парадоксами: его Великий Инквизитор – человеколюбец, жалеющий несчастных и падших, но пришедший к оправданию истребления всех инакомыслящих, и после потери веры в Бога, отвергнувший и веру в духовное достоинство человека – образ Божий в нас. Неслучайно выдающийся литовский религиозный философ Мацейна, на которого оказали сильнейшее влияние колоссы русской религиозно-философской мысли – Достоевский, Соловьев и Бердяев, а также книга Иова, полагал: «В мировой литературе нет более страшного персонажа, чем инквизитор в легенде Достоевского. Он – не демон, для которого зло «естественный элемент», как в Мефистофеле Гете. Инквизитор – человек, человек страдающий и ищущий, гибнущий ради человечества и ради него даже вступивший в окончательную борьбу с Христом. Если произведения Достоевского, как утверждают Мережковский и Иванов, не эпос, не романы, но трагедии, то легенда «Великий инквизитор» самая трагичная, а самая трагическая фигура в ней – инквизитор». По мысли Великого Инквизитора человек есть жалкое и немощное существо, свобода – великий, но непосильный и соблазнительный дар для него, и если нет Бога и бессмертия души, а после смерти – лишь небытие, то лучшее, что можно сделать для человечества – облегчить страдания людей, избавив этих несчастных от страшного дара свободы – от всех мучительных раздумий Иова и Соломона, от духовых мук совести, дабы устроить всеобщее счастье и превратить всех в покорное стадо. Все попытки исправить замысел Божий и подвиг Христа на Голгофе, дорожащего свободой людей как бесценным сокровищем, и переработать природу человека «запрограммировав» его на добродетель и цивилизованность, в истории мира приводили лишь к крушениям государств, уносящим бесчисленное множество жизней, к воцарению тоталитарных идеологий, истребляющих свободу мысли, совести и веры – к исторической и антропологической катастрофе – к антихристианскому миру, где нет места святой вере и Слову Божию. Христос взошел на Голгофу и был распят на Кресте, а не ужаснул людей Своим Божественном всемогуществом и неописуемым величием, ибо жаждал нашей свободной веры и ответной любви: «Ты не сошел с креста, когда кричали Тебе, издеваясь и дразня Тебя: «сойди со креста и уверуем, что это Ты». Ты не сошел потому, что опять-таки, не захотел поработить человека чудом, и жаждал свободной веры, а не чудесной. Жаждал свободной любви, а не рабских восторгов невольника пред могуществом, раз и навсегда его ужаснувшим». По справедливому суждению А. Мацейны евангельский Христос Богочеловек «есть самая наивысшая гарантия нашей свободы и что им обоснованная религия есть хранилище свободы, а вместе с тем и подлинное про-странство человечности».
                По высказываниям святых отцов Церкви, Бог почтил человека, как венец Своего творчества, свободой – властью над своей душой и жизнью, вручил ему также совесть и разум, дабы он мог использовать ее во благо, но при этом конечно существует и возможность греха – злодеяния, нарушения заповеди Божией. Преподобный Макарий Египетский утверждал, что Адам был создан не только прекрасным, свободным и могучим, но был еще одарен и утонченным умом, рассудительностью и нравственными законами добродетельной жизни, начертанными на скрижалях его сердца, дабы благоразумно царствовать над всеми свои помыслами и всем земным царством во славу Божию. Первозданный Адам обладал великой мудростью и проницательностью ума, знаниями обо всех вещах в Божьем мире, он знал Бога лучше всех пророков, мудрецов и святых, и дал имена всем животным и птицам. Если бы премудрый Господь не даровал человеку достаточно духовных сил, чтобы устоять перед искушением дьявола – свободную волю, разум и совесть, способную различать добро и зло, то Он бы никогда не допустил бы до нашего праотца коварного искусителя, ибо это противоречило бы благости Божией. Джон Мильтон – один из величайших поэтов и философов Англии и самый мудрый из всех ее богословов, в своей непревзойденной поэме «Потерянный Рай» вложил в уста Бога Отца следующие слова о свободе человека и его нравственном совершенстве, достаточном, чтобы быть верным Богу до конца и не пасть в грех:

…Я сотворил его правдивым
И честным, дал довольно сил ему,
Чтоб устоять – хоть и свободным,
Чтоб пасть он мог. Такими сотворил
Я силы все эфира и всех духов –
И тех, кто устоял, и тех, кто пал.
Кто устоял, тот устоял свободно,
И столь же был свободен тот, кто пал.
Не будь они свободны, что могло бы
Свидетельством служить
Их искренней привязанности, твердой
Их верности, любви их непритворной?

                С позиции христианского миросозерцания свобода есть не только дар Божий, знак богоподобия человека и отличительная черта его духовного величия, но и тяжелое бремя, источник метафизического трагизма его судьбы, а неправедное распоряжение ей – причина нравственного падения не только первых людей, но и самих Ангелов. В Ветхом Завете рассказывается о том, как самый прекрасный и премудрый из Ангелов – Люцифер, пал в грех, вознамерившись стать равным Богу и за гордыню свою был низвергнут в преисподнюю: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14:12-15). Преподобный Иустин Попович подчеркивал, что Ангелы – духовные создания Божии, но их духовность – ограниченна, ибо только Вседержитель – вездесущ и безграничен, Он один – всемогущий Дух. Люцифер же возжелал в сердце своем стать выше Всемогущего и совершеннее Создателя своего, он захотел – свободы от Бога и утратил свою прежнюю славу величайшего из Ангелов, став олицетворением мирового зла. На страницах Апокалипсисе образным и символичным языком описывается, как Люцифер в безумной гордыни захотел занять место Всевышнего и увлек за собой треть Ангелов, после чего на небесах разразилась война, и падшие Ангелы были побеждены и превратились в жестоких и коварных демонов. Ангелы – бесплотные духи, исполнители и вестники Божьей воли, обладающие личностью и самосознанием, совестью, умом и свободой, с акта сотворения были призваны Творцом к высшему совершенству – вечному Богообщению и восхвалению Бога. Многие вопрошают: Почему премудрый Господь сотворил Люцифера и тех Ангелов, которые пали с небес, став духами злобы? Неужели Всеведущий не предвидел их грехопадение, а если предвидел, то почему не предотвратил падение Своих созданий? Преподобный Иоанн Дамаскин говорил, что Господь все предвидит, но не все предопределяет, ибо Творец одарил Свои возлюбленные творения драгоценным даром свободы. Трагедия грехопадения Люцифера и трети Ангелов на небесах не была предопределена, и они могли как пасть – избрать путь греха и отчаянной борьбы с Создателем, так и пребыть вечно верными Богу и жить неугасимой любовью к Предвечному. Тайна грехопадения трети Ангелов на небесах и первых людей в земном Раю – это тайна негативного самоопределения по отношению к Богу. Грехопадение Адама, как и трети Ангелов на небесах не было предрешено, ибо тайна греха есть тайна свободы тварного создания, противопоставленной воле Всесвятого. По мудрому суждению Тертуллиана свобода – это дыхание Божие, образ Духа Божиего в нас, она – сущность духа и его власть над самим собой, а значит – все соблазны падшего Ангела могли быть отвергнуты Адамом и Евой, ибо образ Божий сильнее даже величайшего Ангела. По замыслу Божиему о человеке – Адам мог, как устоять в верности Всевышнему, так и отвергнуть священную заповедь Творца своего, усомниться в Его любви и благости, послушаться жестокосердного дьявола и избрать зло – непослушание Богу. По заветной мысли Мильтона искусно излагающего на языке поэзии богооткровенные истины веры, хранящиеся в Священном Писании – Творец обладает высшим предвиденьем, Он знал, что Ангелы и люди могут пасть в грех, но Его безграничное могущество не посягает на их свободу личного самоопределения, утвержденную волей Божией: «Нет, сами они свой бунт решили, а не Я! Я знал вперед, что будет он; но это предвиденье влиянья не имело на то, что бунт случился; он случился б, хотя б и не предвидел Я его. Итак, вполне без всяких принуждений, без всякой тени власти роковой, без Моего вполне предусмотренья грешат они; на них вина во всем, что выбрали они и что решили. Свободными Я создал их – свободны должны они остаться, если сами себя не ввергнут в рабство; поступая иначе, Я был бы должен изменить природу их, и вечный, неизменный закон Я был бы должен отменить, которым Я им даровал свободу…».  В Библии Господь говорит человеку: «Я предложил тебе на выбор добро и зло, жизнь и смерть; избери добро и жизнь – будь верен Мне». Святой Антоний Великий утверждал: «Бог создал душу свободною и самовластною и она вольна поступать как хочет – хорошо или худо». Свобода есть неистребимый образ Божий в человеке, она связана с онтологической основой бытия его личности, с ее величием и славой, как величайший дар Творца Своим разумным созданиям – Ангелам и людям, но вместе с тем – этот бесценнейший из даров небесных есть «риск Божественной Любви», как блестяще и образно выразился православный богослов Владимир Лосский. Всеведущий Господь еще прежде сотворения мира в совершенстве знал, что Ангелы и люди могут пасть и их падение низвергнет весь видимый мир и всех обитателей его в царство греха и смерти, но по бесконечной и неизъяснимой любви Своей Бог Отец готов отдать Сына на жертву как Агнца Божьего, берущего на Себя грехи мира, дыбы совершить искупление и привести всех верующих к спасению, и в тоже время почтить и отстоять драгоценную свободу Своих созданий. В книге Бытия говорится о двух древах в Раю: Древо Жизни, по слову апостола Павла Оно есть Премудрость и Сила Божия, это Христос Логос – источник вечной жизни; древо познания добра и зла – оно было насажено в Эдемском саду Самим Богом, и являлось не источником зла, но заключало в себе великую Божью тайну высшего созерцания и высшей премудрости. Господь дал заповедь Адаму и Еве «не вкушать от древа познания добра и зла», дабы люди прежде всего жаждали Самого Бога, а не Его даров, и их вера, надежда и любовь – были бескорыстны. Возжелав погубить людей, Люцифер в образе змея – символ его коварства, оклеветал Всевышнего как сурового и завистливого Бога, не желающего, дабы люди обрели Божественное совершенство, искусил своей речью Еву, а через нее и Адама – подтолкнул первых людей предать похитить великую тайну Божьей премудрости и Божьего могущества, стать богами без истинного Бога, освободившись от власти Вседержителя. Дьявол знал, что Красота, Мудрость и Добро – имена Божии, и как «отец лжи», он искусил первозданного человека именно свободой от Бога и идеей независимых от Творца ценностей: независимой от Бога красотой – «и увидела жена, что древо приятно для глаз и вожделенно», независимой от Бога мудростью – древо «дает знание», независимым от Бога благом – «вы будете, как боги, знающие добро и зло». По слову преподобного Симеона Нового Богослова грех Адама и Евы состоял в том, что они поверили не Богу, а лукавому змею – демону, нарушили волю Творца своего и предали любовь Его, возмечтали быть богами без Бога и, отдав предпочтение искусителю, впали в тяжкий грех, в результате чего благодать Божия отступила от них и они тотчас познали наготу свою – духовную нищету, соделавшись падшими, несчастными и смертными. Свобода есть непреходящая ценность, но свобода дана нам Богом для великой цели – существует не только «свобода от», основа духовного суверенитета личности, но и «свобода для», позволяющая исполнить человеку свое высшее предназначение – уподобиться Богу и вечно пребывать с Ним, ибо именно любовь Божия – высшая, вечная и абсолютная ценность. Блаженный Августин обращался в «Исповеди» к Богу с проникновенными и премудрыми словами: «Ты сотворил нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе». Если человек не живет духовной жизнью и обращается в мольбах к Богу, сердце его не бьется с любовью и мысль не взыскует познания Божественной Истины, то даже если он будет свободен от всех внешних обстоятельств, стесняющих его волю, он будет обречен на томящее душу ощущение пустоты и никчемности своей жизни. Надо сказать, что по замыслу Творца назначение человека Божественно: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего» (Пс. 81:6). Но по богословски точному высказыванию преподобного Иоанна Дамаскина сатана «искусил человека ложной надеждой на обожение». Сатана извратил великое призвание Адама и Евы, обольстил первых людей идей самодостаточности и самоценности, независимости от Бога – от Того, Кто призвал их из небытия и даровал им свободу. Дьявол сделал все, чтобы отвратить человека от Бога и противопоставить волю Адамову святой воли Вседержителя, вдохновив его на нарушение заповеди Божией – явив себя гением злодейства и мусагетом всякой лжи и всякого согрешения. Святитель Иоанн Златоуст акцентировал внимание на то, что Люцифер в обличье лукавого змея прельстил Адама и Еву ложью – после нарушения заповеди Божией человек совсем не стал «как Бог», но напротив – отпал от Бога, а не уподобился Ему, обрел не величие и совершенство, а вверг себя в ничтожество – смертность, греховность и страстность. По слову преподобного Максима Исповедника грех Адама совершился именно через его произволение и был «отпадением произволения от блага ко злу». На созданном Богом человеке – и на муже и на жене – и на Адаме и на Еве лежала высочайшая миссия – обожения, обретения высшей Божьей святости – «будьте святы, как Я свят», и высшего Божьего совершенства – «будьте совершены как Отец ваш Небесный». И если бы Адам устоял в верности Богу и соблюдал Его заповедь, то не было дальнейшей мировой трагедии со всеми жуткими картинами кровопролитных войн и преступлений, эпидемий и стихийных бедствий, но Адам оказался ниже своего призвания и весь видимый мир был ввергнут во власть греха и смерти. Первозданный Адам не осуществил своего призвания – вместо того, чтобы с сыновней любовью довериться Всевышнему он прельстился мнимой возможностью самообожения и доверился дьяволу. Горьки были плоды грехопадения – извратилось все естество человека и ниспроверглось его духовное величие: люди отпали от Бога и уподобились дьяволу, нарушили нравственный закон Всесвятого и ввели грех в свою душу и свою жизнь. После этого Божественный Свет, более не укрывал их бессмертные души и нетленные тела, сияющие подобно солнцу. Люди потеряли проницательность и духовную мудрость, сердца их осквернились низкими страстями, а умы – лукавыми помыслами, тела же облеклись в «кожаные ризы» – грубую и вещественную плоть, подверженную болезням, увечьям, старению и смерти. По слову святителя Иоанна Златоуста наши прародители «лишились покрова бессмертия, отнята была одежда славы, обнажилось тело и осталась уже одна земля». Если раньше все звери и птицы служили Адаму и почитали его как властителя, то после грехопадения вся флора и фауна оказалась подвержена страстям, тлению и смерти, и многие создания Божии превратились во врагов для людей – зло заразило всю земную тварь. Блаженный Августин говорил, что грех первого человека влечет за собой наследственную вину – все потомки Адама виновны в его грехе, и смертность – плод согрешения, и это учение о первородном грехе стало достоянием римской, католической Церкви. Но все великие богословы православного Востока – святой Афанасий Великий и святитель Григорий Богослов, преподобный Максим Исповедник и преподобный Иоанн Дамаскин учили, что мы унаследовали от Адама смертность, страстность и склонность ко греху, а не вину, так как вина всегда связана со свободой личности и не может наследоваться, ибо это противно любви и справедливости Божией. Уже в книге пророка Иезекииля с великой духовной мощью изложена христианская идея личной ответственности человека перед Всевышним и отрицается наследственная вина: «И было ко мне слово Господне: Зачем вы употребляете в земле Израилевой эту пословицу, говоря: «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина?» Живу Я! говорит Господь Бог, - не будут вперед говорить пословицу эту в Израиле.  Ибо вот, все души – Мои: как душа отца, так и душа сыны – Мои: душа согрешающая, та умрет» (Иез. 18:1-4), «сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и останется, и беззаконие беззаконно при нем и останется» (Иез.18:20). После грехопадения Адама – вселенской катастрофы, весь видимый мир оказался ввергнут во власть тления и смерти. Трагедия грехопадения свершилась не из-за свободы, а из-за того, что Ангел и люди использовали этот величайший  из всех даров Божиих во зло. Состояние падшего Адама многоскорбно: человек стал рабом греха, невольником тления и смерти, вся его духовная, душевная и физическая жизнь извратилась – совершилось помрачение ума и осквернение сердца, разлад вошел в свободную волю, которая стала колебаться между добром и злом. По слову святителя Григория Богослова с тех пор человек – образ Божий, стал сыном праха, ибо из праха сотворен человек, приявший в себя дыхание Божие, и без Бога человек – жалкая горсть праха. На страницах Библии провозглашается: через грех смерть вошла в человека и вселенную. Свобода от Бога – это путь погибели, ведь избирая ее, человек отвергает высшее назначении своей жизни и извращает саму сущность свою, ниспровергает все нравственные и духовные ценности, отрекается от всех святынь и идеалов, обрекает себя на неприкаянность, страх и отчаяние, на бесконечное одиночество – горестный удел существа, заброшенного в чуждый и абсурдный мир, затерянный среди холодных межзвездных пространств необъятной вселенной. Святые отцы Церкви характеризовали духовное состояние падшего человека как унизительное рабство у греха и смерти, и, обосновывая эту мысль, обращались к словам апостола Павла: «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю». (Рим.7:15). Религиозный экзистенциалист Кьеркегор был убежден, что «противоположность греха – не добродетель, а свобода».  Преподобный Макарий Египетский пояснял, что грехопадение сделало человека рабом дьявола – лукавого князя мира сего, невольником смерти и тления: «Лукавый князь облек душу грехом, все естество ее и всю ее осквернил, все пленил в царство свое, не оставил в ней свободным от своей власти ни одного члена ее, ни помыслов, ни ума, ни тела, но облек ее в порфиру тьмы… Лукавый всю душу… облек в злобу свою, то есть в грех... и тело соделалось страждущим и тленным… Оковами тьмы связывают падшую душу духи злобы, почему не может она ни, сколько желает, любить Господа, ни, сколько желает, веровать, ни, сколько желает молиться, потому что... противление… во всем овладело нами».
                Преподобный Ефрем Сирин говорил, что свобода разрешает пролему теодицеи, но в то же время, несмотря на то, что в падшем состоянии в человеке бушуют низкие страсти, он может возвышаться над ними и стяжать благодать Святого Духа, восходить по лестнице веры, добродетели и Богопознания к святости, его воля свободна и он несет ответственность за свою жизнь пред Богом: «Если по природе мы худы, то виновен Творец,  а если свободная воля наша зла, то вся вина на нас. Если нет у нас свободной воли, то за что волю нашу подвергать ответственности? Если воля наша не свободна, то несправедливо судит ее Бог, аесли свободна, то по праву с нее взыскивает. Требование отчета тесно связано со свободой. Закон сотсоит в связи стем и другим, ибо ответственности подвергается свободная воля, если она преступила пределы, указанные Судией». Творец вложил в Свои разумные создания свободное произволение – свободу над которой никто не властвует кроме ее обладателя, ибо Господь любит Свое творение и хочет, чтобы человек свободно отдал Ему свое сердце: «Сын Мой! отдай сердце твое Мне» (Притч. 23:26). Размышляя о свободе, преподобный Ефрем Сирин писал: «Как может употреблять над нами насилие Бог, когда Сам Он дал человеку свободу? Кто хочет, чтобы вели его насильно, тот не достоин милости, и если наказывает его правда Божия, то сам н вынуждает ее к тому своей порочностью. Вот, свободная воля, подобна руке, которая может простереться ко всякому плоду. И как по собственному выбору могла прежде сорвать и взять  себе плод смерти, так может сорвать и взять плод жизни». На протяжении веков и тысячелетий многие философы и богословы задумывались о теме Провидения и свободы, они рассуждали о том, как можно примирить всемогущество и всеведение Божие со свободой человека, их совесть и ум мучились над этой проблемой и зачастую приходили либо к признанию всемогущества Божиего и отрицанию свободы Его созданий, что мы находим в теологическом детерминизме и провиденциальном фатализме у Лютера и Кальвина, исповедовавших идею предопределения, либо к отрицанию бытия Бога – у Бакунина, считавшего, что «если Бог существует, то у человека нет свободы», или Кириллова из «Бесов» Достоевского с его знаменитым рассуждением – «если Бог есть, то все воля Его, и из воли Его я не могу. Если нет, то вся воля моя, и я обязан заявить своеволие», или к отрицанию всемогущества Божиего и всеведения – у Джона  Стюарта Милля, Бердяева и Левицкого. По учению Августина Блаженного после грехопадения человек утратил свободу воли, она соделалась рабыней греха, но существует предвечное предопределение Божие: Сам Господь избирает одних для спасения, а других – для погибели. Этот теологический детерминизм восприняли ведущие богословы протестантизма – Лютер и Кальвин, отрицавшие свободу воли падшего человека, считавшие, что душа его подобна «соляному столпу» или «безжизненной статуе», не способной стремиться к добру, веровать в Бога и понимать Евангелие, и лишь Божественная благодать и вера, которую дарует Господь Своим избранникам – причина нашего спасения. Для Лютера свободна воля – это «пустое понятие», ее нет ни у Ангелов, ни у людей как после их грехопадения, так и после искупления, совершенного Христом на Голгофе, ибо если всемогущий Бог существует, то никто не изъят из сферы Его всемогущества и ни у кого из Его созданий нет никакой свободы воли. Но если у Ангелов и людей нет свободы воли, и все на небе и земле свершается по предвечному решению Божественной воли, а Творец всеблаг, то откуда в мире возникло зло? На этот вековечный вопрос теодицее, мучивший величайших мыслителей во все века, Лютер и Кальвин отказываются дать ответ, называя все философские размышления об истоках возникновения зла – богохульством, риторически вопрошая – «кто ты, человек, чтобы спорить с Богом?», и кощунственно утверждая, что Бога надо считать благим, даже если Он одних предопределил к погибели, а иных – к спасению. Все теологические опусы Лютера и Кальвина отчетливо свидетельствуют о духовной нищете и скудоумии протестантизма, невозможности для этого лжехристианского вероучения ответить на самые важные философские вопросы, волновавшие Иова и Давида, Иеремию и Аввакума. Мрачная доктрина Кальвина о том, что Богом «вечная жизнь определена для одних, а вечное проклятие – для других», и нелепые богословские домыслы, гласящие – «Христос принес Себя в жертву на Голгофе не для всех людей, то только для избранных» – все это было осуждено Православной Церковью на Иерусалимском соборе в 1672 году, как ересь Кальвина, клевещущая на Бога Спасителя, отвергающая Его любовь и милосердие, искажающая истинное христианское понимание предопределения Божиего и бездумно отождествляющая Провидение с неумолимым роком античного язычества. По учению Православной Церкви Господь сотворил человека по образу и подобию Своему – сотворил свободной и самовластной личностью, и даже, несмотря на грехопадение, человек сохранил ум, совесть и свободу воли, хоть образ Божий в нем затемнен покровом греха, а воля более склоняется ко злу, чем к добру, но чтобы не возвещала суетная лжемудрость протестантских богословов, никто и никогда не сможет отнять у личности ее богоподобие и великую власть самоопределения. Если отнять у человека свободу и самосознание, то он перестанет быть личностью. Если бы Господь отнял у человека свободу, то любовь Божия к нам оказалась бы непостоянной и переменчивой, само дарование Всевышним свободы Адаму и Еве, а также тем Ангелам, которые впоследствии пали, предстало бы трагической ошибкой Промыслителя, что подвергло бы сомнению Его премудрость, и наконец – такой Бог не мог бы называться Всемогущим, ибо поистине всемогущий Господь может спасти всех нас, не отнимая у нас свободу, но напротив – возводя нас к еще более величайшей свободе, достойной Самого Бога. Человек ощущает себя свободной личностью, имеющей право на самоопределение, но вместе с тем, он ощущает свою зависимость от Абсолютной Личности – от Бога, чувствует ее в жизни и во всякой деятельности – вдохновение в творчестве, Откровение – в религии, открытие – в науке, созерцание – в любви, но само чувство зависимости от Бога и тоски по Нему возвышает человека над материальным миром, это – знак независимости от мира и причастности Богу, ибо если бы не было Бога, то не существовало и никаких моральных ценностей, святынь и идеалов, не было бы ни свободы, ни смысла в нашем существовании. Пытаясь разрешить тайну Провидения и свободы, Левицкий пришел к мысли, что сотворив свободных созданий – Ангелов и людей, Богограничил Свое всемогущество и Свое всеведение, но эта мысль противоречит догматам Церкви о всемогуществе и всеведении Творца вселенной. Всеведение есть одно из вечных свойств Божиего ума, Бог возвышается над временем и от вечности знает все, что совершится, Он охватывает Своим сверхвременным взором прошлое, настоящее и будущее, провидя все поступки Своих созданий. Всеведущий Господь прежде сотворения неба и земли предвидел возможность падения Люцифера и увлеченных им Ангелов с небес, и от вечности знал, что Адам мог изменить своему высокому предназначению. Всеобъемлющая мысль Божия охватывает все века и все миры, судьбы всех созданий – от Ангелов и людей до хрупкого цветка и мельчайшего муравья, ибо Бог стоит над временем и вечностью и в совершенстве знает прошлое, настоящее и будущее. По верному суждению философа Н.О. Лосского: «Если бы  у Бога не было бы всеведения, тогда не существовало бы провиденциальное Божественное руководство историческим процессом». Но если Бог прежде сотворения мира знал весь путь каждого Своего создания – в том числе и человека от его рождения и до смерти, то не превращается ли наша свобода самоопределения в фикцию – не разыгрывает ли человек от вечности отведенную ему роль в уже написанной пьесе под названием жизнь? А если свобода воли у людей и Ангелов существует, и Бог заранее знал, как сложится их жизнь, то зачем Он создал тех Ангелов и людей, что ввергнут себя в вечную погибель, и почему нельзя было создать лишь тех, которые используют во благо дары Божии – ум, свободу и таланты? С бесконечной любовью Господь промышляет о вселенной и каждом Своем создание на небе и земле, и даже в преисподней никто не оставлен Им и милостью Его, ибо Бог хочет, чтобы все спаслись, и ведет нас к эсхатологической цели исторического процесса – Царству Небесному, но обрести спасение могут лишь те, чьи сердца очищены покаянием, умеют любить и прощать. Бог даровал человеку свободу и действует не принуждением, а свободой, жаждет ответной любви и как Странник из Апокалипсиса стоит и стучится в двери сердца его: «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». (Откр. 3:20). От вечности Бог знает все, что может свершиться – весь духовный потенциал каждого человека, все добро и зло, которое может произойти в мировой истории, все возможные грехи и каждый вздох покаяния, но Господь никогда не уничтожает свободу Своих созданий, ведь Он – Любовь. Господь настолько милостив, что не истребил даже падших Ангелов, и не уничтожает грешников актом Божественного всемогущества, ибо желает всеобщего спасения, хочет духовно и нравственно возродить всех падших, оставляя пшеницу и плевелы до вселенской жатвы – конца времен и Страшного Суда, когда произойдет окончательное разделение добра и зла. В этом выражается не только великая тайна долготерпения и любви Божией, но и то священное почтение, которое оказывает Вседержитель нашей свободе, ибо она – венец и исток нашей самобытности. По разъяснению Боэция, Бог вечен и знает все, Он провидит все совокупность времен, во все проникает, но оставляет в неприкосновенности свободу Своих разумных созданий. Как писал русский религиозный философ Евгений Трубецкой: «Моя свобода была бы нарушена в том случае, если бы Божественное предвидение предопределяло мои действия, то есть если бы оно было их причиною. На самом деле мои действия, как и все вообще события во времени, совершаются вовсе не потому, что их предвидит Бог: наоборот, Бог их видит потому, что они совершаются…». Размышляя о тайне Промысла Божиего, святитель Илия Минятий утверждал, что Божественное Провидение не есть предопределение, оно не посягает на свооду людей: «Не Предведение есть причина будущих событий, а будущие события – причина Предведения. Не из Предведения вытекает будущее, а из будущего – Предведение; не Христос – виновник предательства Иуды, а предательство – причина Господнего Предведения. Если ты будешь жить богоугодно, – спасешься, а если развращенно, – погибнешь. Бог предвидит и то, и другое. Но ни того, ни другого не предрешает Божие Предведение. Ты или спасешься, или погибнешь, одно из двух – несомненно, но не определено наперед».
                Наша свобода драгоценна в очах Господних, ее цена – святая кровь Сына Божиего, Иисуса Христа, пролившаяся на Голгофе, она – слава сынов Божиих. Господь создал человека как личность, несущую в себе нечто надмирное – образ Божий, а ее свобода – способность определять себя, свои поступки и свою жизнь, свои мысли и намерения изнутри – из глубины своего духа и сердца, силу властвовать над собой и безраздельно руководить своей волей. Для нравственной жизни свобода – самое необходимое условие. Совершенно прав Аристотель, в противоположность Сократу и Платону, полагавший, что истинная добродетель заключается не в знании и мудрости, а в доброй воле. Эта мысль античного мудреца – драгоценнейшее открытие эллинской философии, но за века до рождения Сократа, Платона и Аристотеля ее возвещали библейские пророки Исайя и Иезекииль, излагая сюжет о падении Люцифера – величайшего из Ангелов, самого прекрасного и премудрого из небесных духов, исполнителей и вестников воли Господней. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что все зло в мире от незнания Слова Божиего, но эти слова – дань греческому интеллектуализму, вступающему в конфликт с библейским волюнтаризмом, ибо можно в совершенстве знать все книги Священного Писания, выучить Псалтырь и Евангелия наизусть, изучить толкования всех книг Библии от книги Бытия до Апокалипсиса, и написать еще более возвышенные руды по экзегетики, чем у всех богословов от апостолов до нашего времени вместе взятых, но при этом – воспротивиться святой воле Вседержителя. Если бы Господь не создал человека как существо духовное и нравственно самостоятельное, способное выбирать между добром и злом, то Он бы создал не личность, а робота, запрограммированного на добро, но не живущего духовной жизнью, не умеющего любить и творить, не знающего что такое молитва и вдохновение, что противоречит величию Божьего замысла о людях и вселенной, неизъяснимой любви и премудрости Создателя. Наша свобода есть вечная ценность для Бога, ибо Господь ищет Себе поклонников в Духе и Истине – хочет, чтобы человек был не «автоматом добра», а соработником у Бога. Без свободы невозможно Богообщение – жизнь с Богом и вечное восхождение к Богу, любовь к своему Творцу и просвещение души нетварным Божественным Светом, воспетым святителем Григорием Паламой. Если бы у человека не было свободы – свободы духа и самоопределения, мысли и совести, веры и воли, творчества и жизни, то человек не мог бы быть личностью, ибо каждый личный дух сам определяет себя и свободно осуществляет цели своей жизни. Верить в Бога и молиться Богу можно только свободно, и любое принуждение в делах веры и молитвы недопустимо. Святитель Иоанн Златоуст пояснял, что «всем христианам в особенности запрещается исправлять впадающих в грех насилием, наша война не в живых делает мертвыми, но мертвых живыми, ибо полна кротости и смирения… Я гоню не делом, но словом, и преследую не еретиков, но ересь… Мне привычно терпеть преследования, а не преследовать, быть гонимым, а не гнать. Так Христос побеждал распятый, а не распиная, не ударяя, но приняв удары». По мысли Тертуллиана «нерелигиозно принуждать кого-либо к религиозному почтению. Его должно воздавать добровольно, не вследствие насилия, потому что и жертв требуют от свободного расположения духа. Следовательно, если вы и принудите нас принести жертву, вы не сделаете этим ничего угодного богам вашим». Свободу в делах веры отстаивал и Лактанций: «Нет нужды прибегать к насилию, потому что нельзя вынудить религии, чтобы возбудить ее добровольно, нужно действовать словами, а не ударами. Нужно защищать религию не убивая, но умирая, не жестокостью, а терпением, не злодеянием, а честностью. А если ты вздумаешь защищать религию кровопролитием, истязаниями, злодействами – ты не защитишь, а опозоришь и оскорбишь ее. Ибо нет ничего в такой мере свободного (добровольного), как религия, и если в приносящем жертву нет сердечного расположения, то религия уже подорвана, ее вовсе нет». Русский рыцарь свободного духа Николай Бердяев, впоследствии будет писать в книге «Самопознание»: Новый Завет возвещает, что Истина приносит освобождение, но познание Истины совершается только через свободу. Христос никогда не был на стороне насилующих и лицемеров, ибо вера несовместима с ложью и насилием – «орудием злодеев», как говорил Данте Алигьери в его «Божественной Комедии». Насилие над верой и совестью есть хула на Святого Духа, ибо где Дух Божий, там и свобода, а восстающий на свободу – отвергает Бога. Вера возникает в самом сокровенном средоточии нашей духовной жизни, она охватывает всю личность человека, его ум и сердце, мысль и убеждения, она – священна и есть самое ценное, без чего нельзя жить, вот почему ради веры мученики принимали смерть. Молитва – самое глубокое и искренне проявление веры, она – вздох печали о всех страждущих в мире, плач кающегося грешника с сокрушенным духом взывающего к Богу, песнь сердца, неудержимо рвущаяся к небесам, чтобы восславить Всевышнего. Русский философ Иван Ильин верно писал: «человек, подавляющий свободу веры и молитвы – кто бы он ни был сам: безбожник или религиозный фанатик – не ведает сам ни молитвы, ни веры; в нем «нет Бога», и ждать от него добра – дело безнадежное». Без свободы невозможно мыслить и исследовать, без нее нет творчества и вдохновения, а значит – без свободы никогда не существовало бы ни науки и философии, ни искусства и культуры, не было бы искренних убеждений формирующих характер человека и определяющих его поступки и мировоззрение. Любовь и вера, молитва и мышление, творчество и вдохновение – все это есть наиважнейшие элементы духовной жизни человека, но они совершенно немыслимы без свободы. Свобода бесконечно драгоценна во всех сферах нашего бытия – в искусстве и религии, в политике и праве, в философии и хозяйстве, в науке и нравственности, а без свободы наша жизнь бессмысленна, уныла и невыносимо тягостна.
                Свобода связана с возможностью самореализации личности в истории, обществе и окружающем мире, и эта свобода самореализации, предполагающая свободу мысли и воли, совести и веры, слова и печати, затрагивает все грани жизни – культуру и искусство, философию и религию, политику и право, социальную жизнь, семью и быт. Внешняя свобода не может быть самоцелью, иначе она неизбежно вырождается в потворство страстям и порокам, разъедающим души, игнорируя метафизические нужды личности, ее духовную жизнь. Современный мир Запада возвел это внешнюю свободу в культ и обоготворил своеволие, но свобода должна иметь смысл – она дана для жизни с Богом, вдохновенного творчества и молитв, но теряя абсолютную ценность – Бога, наша технократическая цивилизация обрекает себя и целый мир на катастрофу. Вся мудрость Библии и проповедь пророков, весь опыт истории мира и лучшие произведения мировой литературы свидетельствуют, что нельзя обрести свободы во внешнем мире, где царствуют время и смерть, а человек обречен на жалкое существование – не горечь потерь и разочарований, на угнетающую вольный дух нужду и заботы, унижающие его духовное достоинство. Свобода от Бога, ее истоки – метафизичны, она есть одно из самых загадочных явлений духовного порядка. Истинная свобода достижима только в Боге, а свобода вне Бога и от Бога – лишь иллюзия и мираж свободы в пустыне смерти и греха. Русский мыслитель, славянофил Иван Аксаков очень проницательно, быть может, даже пророчески оценивал вектор истории Европы и характер ее технократического прогресса: «Прогресс, отрицающий Бога и Христа, в конце концов, становится регрессом. Цивилизация завершается одичанием, свобода – деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет, уже совлекает с себя и образ человеческий и возревнует об образе зверином». С христианской точки зрения высшая свобода – это духовная свобода, но достичь ее невозможно без подвижничества и Богообщения, что же до внешней свободы, то ее нельзя возводить в культ – «свобода ради свободы» бессмысленна, ведет человека к духовно-нравственному падению и разнузданному эгоизму, не знающему и не понимающему жертвенной любви, но и нельзя жертвовать свободой воли и самореализации во имя идеи земного благоденствия человечества – это антихристианский  путь, безнравственное отречение от Божьего дара, циничное и кощунственное поругание свободы, характерное для всех кровавых утопий – тоталитарных режимов, внешне стремящихся осчастливить человечество, но губящих бессчетное множество душ и судеб. Свобода – это не только царская диадема, но и голгофский крест, если использовать библейский язык, то она для иудеев соблазн, а для эллинов безумие. В представлении Великого Инквизитора из легенды Ивана Карамазова, люди немощные и подлые земные существа, они – жалкие бунтовщики, ищущие пред кем преклониться, для них свобода – невыносимо тяжкая ноша, и чтобы избавить этих несчастных созданий от свободы, нравственных дилемм и мук совести, и устроить всеобщее «тихое смиренное счастье», испанский кардинал вознамерился исправить подвиг Христа Спасителя, используя «чудо, тайну и авторитет», и превратить людей в покорное стадо: «Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастья, - эти силы: чудо, тайна, авторитет. Ты отверг и то, и другое, и третье и сам подал пример тому… Мы исправили подвиг Твой и основали его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели, как стадо, и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им столько муки… мы взяли от него Рим и меч кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести наше дело к полному окончанию… О, пройдут еще века бесчинства свободного ума, их науки и антропофагии, потому что, начав возводить свою Вавилонскую башню без нас, они кончат антропофагией. Но тогда-то и приползет к нам зверь и будет лизать ноги наши, и обрызжет их кровавыми слезами из глаз своих. И мы сядем на зверя и воздвигнем чашу, и на ней будет написано: «Тайна!» Но тогда лишь и тогда настанет для людей царство покоя и счастья. Ибо кому же владеть людьми, как не тем, которые владеют их совестью и в чьих руках хлебы их… Свобода, свободный ум и наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят самих себя, другие непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам: «Да, вы были правы, вы одни владели тайной Его, и мы возвращаемся к вас, спасите нас от себя самих»… Они станут робкие и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться, и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что могли усмирить такое буйное многомиллионное стадо. Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселию и к смеху, светлой радости и счастливой детской песенке. Да, мы заставим их работать, - но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешили им и грех, они слабы и бессильны, и  они будут любить нас, как дети, за то, что мы позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет искуплен, если сделан с нашего позволения…И не будет у них никаких от нас тайн… Самые мучительные тайны их совести – все, все понесут они нам, и мы все разрешим, и они поверят решению нашему с радостию, потому что оно избавит их от великой заботы и страшных теперешних мук решения личного и свободного». Со времен апостола Павла никто кроме Достоевского с такой духовной силой и литературной мощью не утверждал, что любовь – это образ Божий в человеке, а свобода – тайна нашего богоподобия. Свобода – драгоценнейший дар Всевышнего человеку, ее невозможно обосновать и изъяснить ни наукой, ни моралью, ни философией, ни искусством. Свобода – это основа всей религиозной и нравственной, научной и философской, художественной и творческой – всей духовной жизни личности. Тайна свободы – это тайна оправдания человека – антроподицея, провозглашение его богоподобного достоинства, и тайна оправдания Бога – теодицея, провозглашение Его любви, ибо только любящий Бог мог даровать свободу Своему творению. Величайшее духовное прозрение Достоевского гласит, что только свободная личность может уверовать в Бога и возлюбить Его, и только в Боге и просветленна Его благодатью ее свобода становится совершенной. Для Достоевского христианство – это религия абсолютной духовной свободы, а Христос – не только Искупитель и Спаситель, но и Освободитель всего рода человеческого. Преподобный Макарий Египеский поучал, что Христос пришел в мир, чтобы избавить нас от рабства у дьявола, греха и смерти, освободить и вывести из темницы – преисподней: «Когда слышишь, что Христос, сошедши во Ад, избавил содержащиеся там души, не почитай сего далеким и от того, что совершается ныне. Представляй же, что сердце – гроб, что там погребены и помыслы, и ум, объятые тяжелою тьмою. Посему Господь приходит к душам, вопиющим к Нему во Аде, то есть приходит во глубину сердца, и там, повелевая смерти, говорит: «Отпусти заключенные души, взыскавшие Меня, Который могу избавить их». Потом, отвалив лежащий на душе тяжелый камень, отверзает гроб, воскрешает подлинную мертвую душу, освобождает заключенную в лишенной всякого света темнице». В богослужебных текстах Православной Церкви сошествие Христа во Ад воспевается как сокрушение засовов и врат адских, а Его победа над смертью, дьяволом и преисподней, сопровождается изведение и освобождение всех тех душ, что откликнулись на проповедь Сына Божиего и уверовавали в Него:  «Воскреснув от гроба, словно от сна, Ты, Милостивый, всех избавил от тления. Собор Ангелов удивился, видя Тебя причтенным к мертвым, но разорившим и воскресившим вместе с Собой Адама и от ада всех освободившим».
                Человек сотворен свободным, но свобода дана ему вместе с совестью и самосознанием, она – существо духа, а ее норма – восхождение к Богу, созидание доброго и прекрасного. Конечно, свобода – это трагический дар, ее можно использовать во зло – что случилось с Адамом и Евой, со всеми грешниками от Каина до Иуды, и со всеми нами, когда мы грешим и нарушаем волю Вседержителя. Вся земная жизнь человека – это пространство нравственного свободы выбора и бытийного самоопределения, но сама избирательная воля может быть тяжким бременем для человека, а выбор быть связан с душевными терзаниями и мучениями, колебаниями, метаниями и внутренними борениями. Преподобный Максим Исповедник находил в необходимости выбора ущербность воли, колеблющейся между добром и злом, но человек призван определить сам себя и совершить главный выбор в своей жизни – определиться по отношению к Богу – выбрать жизнь или смерть, свет или тьму. Бог хочет спасти всех людей, но требует, чтобы каждый содействовал своему спасению  до последней минуту своего существования – до предсмертного вздоха, человек может раскаяться в грехах, уверовать в Бога и обрести спасение, как благоразумный разбойник, распятый рядом со Христом Спасителем, или же напротив, он может впасть в соблазн и искушение, изменить Богу и предать Его, даже если является великим подвижником или даже апостолом – вспомним предательство и богоотстуничество Иуды. Надо сказать, что свобода выбора не является высшей свободой, ибо если бы свобода выбора была бы высочайшей свободой, то она была бы присуща и Богу, ибо Он – абсолютно свободное и всемогущее Существо, но Бог не избирает между добром и злом, над Ним не стоит никакой идеи, начала и закона, и свобода Его ничем не ограничена и стоит выше выбора, так как Он не выбирает, а Сам определяет, что есть добро, а что зло, и всякое действие и помышление Божие имеют основание только в Нем Самом – в Его безмерной свободе и всемогущей любви. Православный богослов Георгий Флоровский догматически точно писал о вечной свободе Божества: «Бог не обдумывает и не выбирает, не колеблется, не раздумывает, «не советует», как безусловно Всеведущий». Для всех христиан высший идеал – это Сам Христос, а священная цель жизни – новая жизнь во Христе, уподобление Спасителю, обожение, возможное лишь через содействие благодати и свободы. По халкидонскому догмату Церкви во Христе две природы и две воли – Божественная и человеческая, Он – совершенный Бог и совершенный человек, но так как Он – Божественная Личность, второе Лицо Святой Троицы – Бог Сын вочеловечившийся, то в Нем нет гномической воли – Его свободная человеческая воля не избирает между добром и злом, а пребывает в свободном согласии с Его Божественной волей. Всеведущий Господь знал, что свобода самоопределения может обернуться трагедией для человека, если он изберет грех и смерть, и тогда человек не сможет сам спасти себя. В Священном Писании отчетливо сказано: «всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8:34). Описанное в Библии грехопадение Адама – причина нашего рабства у грехов, тлении и смерти, ибо грех извращает свободу, отрывает нас от Бога, низводит человека до уровня скота, делая его порочным и развращенным. Вот почему Блаженный Августин говорил: «велика свобода быть в состоянии не грешить, но величайшая свобода – не быть в состоянии грешить». Это духовное состояние Бога и святых Его – высшая цель и назначение нашей жизни, ибо Сам Господь обращается к нам со страниц Ветхого Завета: «будьте святы, как Я свят». Библейский Бог есть Освободитель, Он содействует спасению каждого верующего в Него, и не оставляя даже неверующих – любовь Божия объемлет весь мир – небеса, землю и преисподнюю, и Он посылает солнце и луну светить не только для праведных, но и для злых, надеясь на их исправление – духовное преображение их личности. Любовь Божия сильнее смерти и ревнивее Ада – даже в преисподней никто не оставлен любовью Вездесущего, но если для праведных она есть источник вечного блаженства, то для грешников – вечных мучений. Преподобный Исаак Сирин полагал, что «грешники, мучимые в геенне, поражаются бичом любви Божией», но мучаются они не из-за любви Творца, а из-за собственной злобы и нераскаянности. Христос сказал о Себе: «Я есть Истина», «познаете Истину, и Истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32). С точки зрения христианства путь спасения – это неустанное восхождение к Богу, новая жизнь во Христе – обретение высшей духовной свободы от греха, смерти и дьявола для вечного Богообщения. Невозможно спастись без Христа и обрести эту Божью свободу, ибо мы спасаемся не добрыми делами, не великой мудростью философов и красноречием ораторов, не законом Моисеевым, но крестной жертвой Иисуса Христа на Голгофе и освящение Святого Духа – стяжение благодати, ибо если человек оправдывается законом и может спасти себя сам, то Христос умер на Голгофе напрасно и Его искупительная жертва не имеет сотериологического значения. Христос искупил грехи мира на Кресте, Он один – Судия, имеющий власть всех и за все прощать, если в них есть искреннее сокрушение о грехах, Он сокрушил врата Ада и извел оттуда все души, уверовавшие в Него,  Он победил смерть и дьявола и воскрес из мертвых – в Нем заключена наша надежда на жизнь вечную и освобождение от греха, смерти и тления. Апостол Иоанн Богослов возвещает о Христе и нашей свободе: «Если Сын освободит вас, истинно свободны будете» (Ин. 8:36). Христос молился за убийц Своих на Голгофе – победил ненависть мира любовью, Он – Победитель Ада, освободивший нас от страха смерти, потерявшей свое жало, Его Крест – знамя победы над коварными кознями дьявола. Христос добровольно взошел на Крест и явил высочайшую свободу, освященную любовью, и когда мы прощаем обидчиков, молимся за проклинающих и научаемся от Духа Божиего любить врагов наших – мы уподобляемся Сыну Божиему – усыновляемся Всевышнему и освобождаемся от корня нашей греховности – всеосуждающей гордости, и обретаем воистину богоподобную свободу в любви, становясь сынами Божиими. Ибо там, где нет любви, там нет и свободы: «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного» (Мф.5:44–45). Апостол Павел со всей мощью свой проповеди возвещал: «стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал.5:1), ибо Дух Божий «свидетельствует духу нашему, что мы – дети Божии» (Рим. 8:16), «сыны Божии по вере во Христа Иисуса» (Гал.3:26). Спаситель обращается к ученикам Своим с изумительной речью, и суть ее в том, что Господь бесконечно ценит нашу свободу, ищет друзей, а не рабов: «Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин.15:15). В посланиях апостола Павла противопоставляется нынешний Иерусалим – земной град, матерь рабов с его ветхозаветной этикой закона Моисеева – «ига рабства» (Гал.5:1) и юридически-договорными отношениями человека с Богом – горнему Иерусалиму, матери всех свободных во Христе, имеющих славу от Духа Господня и живущих Богом по заповедям любви к Богу, ближним и врагам, с возвышенной этикой Нового Завета – этикой свободы и благодати. Архимандрит Софроний верно утверждал, что заповеди Евангелия – это не только нравственные нормы, но и источник вечной жизни и нашего спасения, они превосходят силы падшего человека и неисполнимы для него, но для Бога и с Богом все возможно – возможно освободиться от греха и следовать за Христом, осуществляя наше богоподобие, живя по евангельским заповедям и избрав путь спасения. Тайна спасения – это тайна синергии, содействия Божественной благодати и человеческой свободы, ибо и человек не могжет спасти себя сам и Бог никого не спасает насильно, но только через духовную жизнь и подвижничество – через борьбу со страстями, молитвенное предстояние Богу, плач о грехах и покаяние, через веру, действующую любовью, и таинства Церкви, человек может обрести спасение, унаследовать жизнь вечную и войти в Царство Небесное. Душа наша подобна птице, ей не взлететь к небу без двух могучих крыльев – нашей личной свободы и Божественной благодати.
                Для Всемогущего свобода человека драгоценна. Святитель Иоанн Златоуст подчеркивал, что всякое действие Божьей благодати в человеке совершается так, чтобы не нанести ущерба нашему самовластию. По слову преподобного Максима Исповедника исполнение заповедей Христовых есть освящение и преображение воли человека благодатью Святого Духа, ее согласование с Божественной волей. Во Христе соединились две воли – Божественная и человеческая, и христианская жизнь – это согласие этих двух воль. Это великая тайна спасения: в служении Богу свобода человека не упраздняется, а преображается и освящается Духом Божиим. Господь хочет собрать все создании Свои в Царстве Небесном «как птица собирает птенцов своих под крыльями» (Мф.23:28), но Он никого не спасает насильно. Как замечательно сказал Бердяев: «Бог не хочет насильственного спасения, ибо оно противоположно Его замыслу о мире и человеке, ибо Бог ждет свободного ответа человека на свой зов, ищет свободной любви Своего другого». Священник и богослов о. П. Флоренский заметил, что в этом заключена сотериологическая антиномия православной веры: если исходить из любви Божией, то возможно всеобщее спасение, если же исходить из свободы Его творений, то возможны вечные адские муки. Эсхатологический оптимизм, свойственный Оригену, был следствием сильнейшего влияния на него платонизма и не разделялся большинством святых отцов Церкви. Учение Оригена об апокатастасисе не учитывало загадочный дар свободы, присущий людям, но ведь каждый человек может избрать путь спасения, а может стать сыном погибели. Самый окаянный грешник может раскаяться и обрести спасение, равно как и самый великий Ангел или подвижник может изменить Богу и избрать богоборчество, подобно Люциферу или Иуде. Все православное понимание спасения зиждется на тайне синергии – содействия двух воль – Божественной и человеческой, ибо человек – соработник у Бога. Наше спасение осуществляется не односторонним действие всемогущества Божиего, но и участием нашей свободной воли, оно предполагает подвижничество – то духовное усилие, которым по слову Спасителя берется Царство Небесное. Тайна Боговоплощения – это тайна синергии, согласия Божественной воли нашего Спасителя и человеческой воли Пресвятой Богородицы, ибо само сошествие Святого Духа на Деву Марию свершилось по Ее воле. Преподобный Серафим Саровский указывал на высшую цель жизни человека – стяжать благодать Святого Духа, она не умаляет и не угашает нашу свободу, но просвещает ее и соединяет с волей Вседержителя, никогда не свершая насилия над душой. В Новом Завете сказано, что Боге есть Дух, а «где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17). Дух Божий вдохновляет, освящает и преображает человека, а не принуждает. Новозаветная Церковь, образованная огненными языками Святого Духа – это царство свободы и благодати. Сын Божий пришел на землю, дабы освободить нас от ига рабства – греха и смерти, и Церковь есть свобода во Христе, незнающая оков принуждения и позора рабства. Конечно, история Церкви свидетельствует не только о мудрости ее богословов и подвижников, о милосердии ее святых, но и о страшных злодеяниях «христиан», ведь она имеет позорные страницы, которые нельзя предавать забвению и за которые нужно с плачем каяться пред Богом, но все это относится к «земной стороне» Церкви – к греховности и порочности людей, именующих себя христианами, но даже не старающихся жить по евангельским заповедям, возносящих Богу хвалу устами, но далеких от Него сердцем, выдающих себя за ортодоксов, но вводящих в догматическое сознание Церкви еретические измышления, жаждущих властвовать над душами собратьев по вере, но не имеющих ни мудрости, ни смирения, ни любви, гордящихся своей верой, но чуждых Христу. В мистическом смысле жизнь в Церкви – это жизнь во Христе, ее закон – согласие свободы и благодати, а где нет свободы, любви и благодати, там нет и Церкви. Нет и не может быть никакой симфонии между Церковью и государством, ибо Христос и Его Церковь – не от мира сего, а все государства – царства мира сего. Идея симфонии Церкви и государства – это соблазн компромисса между христианством и язычеством, знак обмирщения Церкви и развращения ее иерархов, ведущего к попранию свобод и прав людей, насилию в делах веры, циничному оправданию всего, что совершает власть, освящению суетной и мимолетной власти земных властителей религиозной санкцией, сопровождающемуся превращением религии в идеологическое оружие государства и ниспровержением всех Божьих заветов. В истории мира никогда не было христианских государств – и папизм на католическом Западе, где папа римский был объявлен непогрешимым заместителем Христа, и цезаризм на православном Востоке – в Византии с ее обоготворением царя – ересью царебожия (что Бог на небе, то царь на земле), с ее жестокими нравами, языческим законодательством, деспотизмом и восточным коварством – все это лжехристианство, противное Евангелию. Николай Бердяев писал в книге «Философия свободы» о том, что Церковь – это царство свободы и благодати, и быть свободным – значит быть в Церкви: «Быть свободным значит быть в Церкви… отрицание Церкви есть отрицание свободы во Христе, отрицание общения в любви, основанного Христом, отрицание содержания и смысла свободы. Ведь сущность веры христианской и заключается в том, что отвергается возможность свободы вне Христа: только Христос делает нас свободными, вне Христа рабство и принуждение. Поэтому Церковь вся зиждется на свободе, на свободном общении в любви. Тот, кто чувствует в Церкви принуждение, не чувствует бесконечной свободы, то вне Церкви. Внутри Церкви нет ничего, кроме свободы, ограниченной любовью или, точнее наполненной любовью…». Августин Блаженный высказал следующую богословскую формулу церковной жизни: в самом главном – единство, в остальном – свобода, и во всем – любовь. Русская поэтесса, переводчик и богослов Ольга Седакова сетовала на то, что многие люди, считающие себя церковными, не любят свободы и страшатся ее, они не понимают великой ценности свободы и не почитают ее как святыню христианской веры: «Свобода – одна из таких, особенно открытых искусству (и часто затененных для обыденного церковного восприятия) интуиция. Не случайно как часто настаивающие на своей церковности люди понимают свободу как совершенно внешнюю для них, сугубо светскую ценность, о которой и говорить всерьез не стоит. Послушание, чувство собственной греховности и благой страх, вот святыни этой религиозности. Святыня свободы (как и святыня красоты) для нее принадлежит другой вере. «Свободный ум» понимается здесь как ум, не связанный никакой доктриной». Христос пришел в мир не в образе Царя, покоряющего царства и восседающего на троне, а как Агнец Божий, идущий на заклание – Он отверг искушение царствами в пустыне, избрав крестный путь на Голгофу, и все христиане, призваны отвергнуть соблазн мирской власти. Церковь есть мистическое Тело Христово, столп и утверждение Истины, ее не одолеют врата адовы, ее слава и сила – в благодати Святого Духа, а не в количестве верующих и не в земном могуществе, она опирается на Крест Христов, а не на меч кесаря – на веру в распятую Божью Правду, а не силу распинателей. Христос учил воздавать Богу – Божье, а кесарю – кесарево: не мыслить о Боге по образу земных царей, и не обоготворять мирскую власть. Все поборники теократии вопреки Христу воздают Богу – кесарево, а кесарю – Божье, не хотят знать, что Царство Божие не от мира сего, прельщаются мирским могуществом, желают видеть Христа не в образе Искупителя, распятого на Кресте, а в образе властного царя, низвергающего всех непокорных. По глубокой мысли славянофила А.С. Хомякова, глава Церкви – Христос, ее члены призваны к свободному исследованию Слова Божиего, основа их единства – вера и любовь. Церковь есть тень горнего Иерусалима на земле, она создана для нашего пребывания с Богом и вечного стояния в любви Его, а там где нет любви, не может быть и никакой духовной свободы. В свободе есть величие и тайна, свобода – величайший шедевр Творца и святыня веры, столь же драгоценная сердцу христианина как страх Божий, молитва и любовь, она – прорыв из мира сего к Богу и эсхатологическая реальность, ибо Царство свободы и благодати – это горний Иерусалим, новое небо и новая земля, о котором пророчествуется в Апокалипсисе, преображенный мир, где не будет места скорбях, болезным, времени и смерти, но будет вечная и блаженная небесная жизнь всех спасенных, живущих как Ангелы, имеющих власть быть чадами Божиими и знать высшие тайны Царства Небесного.




О любви

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны,
и имею всякое познание и всю веру,
так что могу и горы переставлять,
а не имею любви, – то я ничто. 
И если я раздам все имение мое
и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею,
нет мне в том никакой пользы.
 (1Кор. 13:2-3).

Любовь способна низкое прощать,
И в доблести пороки превращать
И не глазами – сердцем выбирать:
За то ее слепой изображают.
У. Шекспир.

                Существует несметное множество тайн и чудес Божиих, привлекавших внимание всех мыслящих людей на протяжении всей истории мира. Во все времена философы и мудрецы пытались найти ответ на вековечные вопросы: В чем смысл жизни? В чем предназначение человека в этом мире? Что такое добро, а что – зло? Что нас ожидает после смерти? Существует ли Бог, бессмертие души и свобода воли? Что такое время и вечность? Ни на один из них не может быть дан ответ наукой, ограничивающейся изучением чувственного мира. И ныне эти извечные вопросы остаются неизъяснимыми загадками, над которыми бились лучшие умы человечества – Иов и Соломон, Сократ и Платон, Плотин и Августин Блаженный, Данте и Шекспир, Новалис и Лермонтов, Достоевский и Бердяев. Но самая сокровенная из всех Божьих тайн и самое величайшее чудо во всех мирах – земных, преисподних и небесных – есть любовь. Но что такое любовь? Откуда она возникла и как может существовать в нашем «мире, лежащем во зле»? В чем смысл любви? Какое место она призвана занимать в жизни человека и его внутреннем мире, и почему без любви для человека невозможно счастье? Любовь есть неизъяснимая тайна и чудо Божие, превращающая  нашу будничную жизнь из скучной прозы в великолепную поэму, а иногда в трагедию и подвиг самопожертвования, она – «философский камень» и самый драгоценный элемент в «алхимии счастья», прикосновение которого дает вещам «цену золота», она – эликсир жизни, возвращающий омертвевшему сердцу способность изумляться и молиться, верить, сочувствовать и прощать, ибо любовь есть сама жизнь в ее творческом порыве, сокровенной таинственности и благоухающем расцвете. Любовь – это единственный путь к Богу и спасению, к вечной жизни, она нисходит с неба и освящает землю, возвышает человека и возводит его на небеса, она – загадка сотворения мира и возникновения она – неисчерпаемая тайна, многоликая в своих явлениях, но любовное переживание всегда уникально и связано с тайной личности и ее внутренним миром. Все поэты, философы и богословы напряженно размышляли о тайне любви, стремясь разгадать ее сущность, ей посвящали изящные и проникновенные, а подчас трагические и горькие строки великие поэты и драматурги, она – одна из главных тем их лучших произведений. Сократ настойчиво призывал людей к самопознанию: «человек, познай самого себя». Но для человека со всей уникальностью его личности, со всеми падениями и взлетами его духа, со всеми философскими раздумьями и духовными исканиями, только через любовь возможно самопознание и обретение смысла жизни, ответ на вопрос: Кто я такой и зачем мне дана жизнь? В Священном Писании раскрывается тайна сотворения человека по образу и подобию Божиему: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» (Быт. 1:27). Если подобие Божие – это откровение о смысле нашей жизни и высшем замысле Создателя о человеке, призванном стать храмом Святого Духа, царем, пророком и иереем Господним, украшенным добродетелью и мудростью, исполненным всех Божественных совершенств, обретаемых на путях святой евангельской жизни, то образ Божий в нас есть отпечатление Самого Творца, отличающее нас от иных земных созданий, отображающее все наши духовные силы – самовластную свободу и ум, бессмертие духа и способность познавать Истину, стремление к Богу и творческие таланты, царское достоинство и умение любить. Человек есть образ Божий, он – свободная и уникальная личность, наделенная способностью любить и творчески осуществить замысел Божий о себе – стать храмом Духа Святого и живой иконой Божества, стать святым, совершенным и уподобиться Богу, имя Которому – предвечная и совершенная Любовь. В Библии сказано, что Господь сотворил человека не как одинокую и самозамкнутую монаду, а создал «мужчину и женщину», дабы человек был образом Святой Троицы и полноценной личностью, умеющей любить. Если бы человек был самозамкнутым существом, то он не мог бы быть образом Бога и не мог бы любить, не был бы полноценной личностью, ибо именно в любви и общении человек реализуется как личность, призванная возлюбить Бога и ближних как самого себя. Во время пребывания в Раю, Адам жил блаженной и счастливой жизнью, он любил Бога – Творца своего, и Еву – жену свою, святая и небесная любовь была смыслом и полнотой его жизни.
                Но если в любви заключено высшее счастье и райское блаженство, вся святость жизни и вся радость бытия, то почему во всей мировой литературе и поэзии – в драмах и в любовной лирике поэтов всех эпох – от Эсхила, Еврипида и Сапфо до Петрарки, Шекспира, Тургенева и Блока, описывается так много горя и слез, почему с темой любви так близко связаны темы страдания и смерти? Потому, что со времен грехопадения Адама вест мир пребывает в катастрофическом состоянии – лежит во зле и не благоволит счастью возлюбленных, а души людей осквернены грехом, в них таятся «страсти роковые», извращающие и способность любить. Тайна образа Божиего – это то, что изначально вложено Творцом в человека, а подобие – то, что надлежит ему достичь через свободное и духовное усилие – только через свободу человек может исполнить свое предназначение, реализовать Божью идею о себе в свой жизни, научиться любить совершенной любовью – взойти на вершины святости и Богопознания, но свобода открывает два пути – добра и зла, ибо человек может как быть верным Богу до конца – до мученической смерти, так и отвергнуть Бога и восстать на Творца своего. В книге Бытия рассказывается о страшной трагедии – о грехопадении наших прародителей и изгнании их Рая, тем самым открывается, что первозданный Адам не прошел через испытание свободой и не сдал экзамен любви – сначала нарушил заповедь любви к Богу, когда вкусил запретный плод с древа познания добра и зла, а затем нарушил заповедь любви к ближнему – Еве, когда вместо того, чтобы с плачем раскаяться перед Вседержителем, начал обвинять свою жену в том, что она дала ему вкусить от запретного плода: «Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел» (Быт.3:12). Вместо покаяния Адам предпочел обвинить в своем проступке своего ближнего – Еву, а затем и Самого Бога – ее Создателя. Со времен Адамова паденья люди стаи изгнанниками из Эдема, но, несмотря на то, что они не сохранили своей верности Богу, стали падшими и страстными созданиями, попавшими во власть тления и смерти, в них остался образ Божий, пусть и помраченный грехами, и через содействие своей свободной воли и Божьей благодати они способны возвышаться до любви, а любовь в ее высших проявлениях есть наследие райской жизни. Любовь есть образ Божий в человеке, но с момента грехопадения весь земной мир находится в катастрофическом состоянии – «лежит во зле»,  а естество всех людей осквернено грехом и они стали смертны, в их душах разворачивается непрестанная духовная борьба добра и зла, и бушуют «страсти роковые». Русский поэт Тютчев – глубоко религиозный человек и проницательный мыслитель, утонченный лирик, романтик и метафизик, с горечью восклицал в стихах: «О, как убийственно мы любим и в буйной слепоте страстей мы, то всего вернее губим, что сердцу нашему милей». Трагизм любви в реалиях нашего суетного мира блестяще выражен в вереницах литературных героев: в горестном, но прекрасном сказании об Орфее и Эвридике, в печальной истории Ромео и Джульетты с их муками любви и  несбыточными мечтаниями о счастье, в страданиях юного Вертера с его нежной и исстрадавшейся душой, ушедшей из мира с горьким чувством разочарования, в античной легенде об оскорбленной Медее, жестоко отомстившей Ясону а измену, в сердечных муках Лизы и Лаврецкого, в безутешной тоске пушкинской Татьяны и сердечных мучениях задумчивой княжны Мери. Многие поэты восхваляли любовь в изящных стихах и поэмах, но лишенные духовной зоркости и трезвомыслия, они не всегда могли отличить плотскую и мечтательную любовь от духовной любви, порой впадая в своеобразное поэтическое идолопоклонство, возводя в кумир и почитая как божество «возвышенную страсть»,  словно не замечая, что если духовная любовь возвышает человека и дарует его жизни высший смысл, а душе – неизреченное блаженство, сочетает ее с Богом и освящает – возводит к святости, то плотская любовь вместо райского счастья измучивает душу страшнее Ада, становясь источником невыразимых сердечных страданий, безутешной тоски и скорби. Любовь есть величайшее Божье искусство, но чтобы научиться духовной и евангельской любви, а не мечтательной и плотской любви, падшему человеку необходимо быть верным Богу, хранить свою душу и очищать ее от страстей. Как справедливо замечает митрополит Иларион Алфеев: «…многие люди, даже самые мелкие, ничтожные, незначительные, благодаря любви бесконечно перерастают собственную меру и становятся великими. И только в любви, благодаря любви человек может уподобиться Богу. В улыбке, с которой мать смотрит на своего ребенка, есть нечто от образа Божия. Любовь между мужчиной и женщиной даже в ее теперешнем, искаженном и страстном состоянии, все-таки тоже сохраняет в себе некие черты, некие отблески первоначальной любви райской: в конечном счете она есть не что иное, как тоска по утраченному блаженству». Все самые величественные и прекрасные произведения в искусстве и богословии, в литературе, поэзии, музыке и живописи вдохновлены любовью и созданы благодаря любви к Богу, идеальным ценностям, отечеству, и конечно, любви между мужчиной и женщиной, ибо любовь есть самая могущественная и таинственная движущая сила – та Божья сила, что хранит вселенную и по изречению Данте «движет солнце и светила».
                Тема любви занимала огромное место в мифологии, философии и искусстве античного мира. В величайшей поэме античной эпохи – «Илиаде» Гомера, повествующей о троянской войне, в центре сюжета не только битвы героев и народов, но и любовь, но это – не духовная и небесная, а страстная и чувственная любовь. Уже древнегреческий лирик Архилох в своих стихах воспевает чувственную любовь как сильнейшую и бурную страсть, охватывающую душу человека: «от страсти изнемогши весь, бедный, без сил я лежу, и боги мучительной болью суставы мне пронзают вдруг!». С наибольшей художественной силой о неистовстве земной любви поведали античными трагики, а среди них – поэт и драматург Еврипид, рассказавший о трагической любви Ясона и Медеи. Бывший аргонавт Ясон изменил возлюбленной – разлюбил ее и захотел жениться на другой, Медея же, исполненная ревности, совершают страшную месть – убивает их детей, решившись «в гневе безбожном свою омочить руку в крови детей молящих!» Никто лучше Еврипида не смог изобличить неизбывный трагизм страстной любви: эта любовь не духовна, она не ведает верности, раскаяния и прощения. Нет ничего удивительного, что такую страстную и чувственную  любовь – такого бога Эрота, хор в трагедии Еврипида «Ипполит» нарекает жестоким царем над родом смертных, сеющим смерть, раздор и проклятья. Без очищения сердца и освобождения души от страстей, без напряженной духовной жизни и благодати Святого Духа для человека невозможно научиться любить истинной, небесной и вечной любовью. Глубоко ошибался немецкий философ Гегель, полагавший, что во времена Древней Греции и Рима люди не знали страсти любви в романтическом значении этого чувства, в ее интимной глубине, тончайшем лиризме и проникновенном драматизме сердечного чувства.  Древнегреческая поэтесса Сапфо, нареченная Платоном «десятой музой», описывала любовь как сильную страсть, сотрясающую влюбленных, томящую их сердцах и вдохновляющую, приносящую радость и терзание: «словно ветер, с горы на дубы налетающий, Эрос души потряс нам… Страстью я горю и безумствую…». Знаменитый поэт Алкей – яркий представитель лесбосской школы, писавший гимны, застольные и любовные песни, был влюблен в Сапфо и посвятил ей самые изящные свои стихи: «Сапфо фиалкокудрая, чистая, с улыбкой нежной! Очень мне хочется  сказать тебе кое-что тихонько,  только не смею: мне стыд мешает». Существует красивая, но неправдоподобная легенда о том, что Сапфо бросилась с Левкадской скалы и погибла из-за нераздельной любви к корабельщику Фаону – необычайно красивому юноше. Как бы то ни было, любовь всегда была одним из центральных сюжетов античной поэзии. Неслучайно среди девяти муз античной мифологии была и муза любовной поэзии – пылкая Эрато. Овидий – один из самых изящных поэтов «золотого века» римской культуры, в своих «Любовных элегиях» очень ярко описывает именно плотскую и чувственную любовь, а его «Искусство любви» надлежало бы назвать искусством соблазнения, но как бы ни был далек этот языческий поэт от христианского целомудрия, но он – тонкий психолог и великий ценитель красоты – «нежного цветка», а его поэма «Метаморфозы» с  ее сюжетом об Орфее и Эвридике возвышается до духовной любви. Великий певец Орфей любил прекрасную нимфу Эвридику высокой и светлой любовью, но счастье их было недолгим – змея, затаившаяся среди густой травы душистых весенних цветов, ужалила ее в ногу. Яд змеи пресек жизнь юной жены Орфея. Горько возрыдал он, узрев хладное тело возлюбленной, и долго оплакивал смерть Эвридики. Услышав песни Орфеева плача, смолкли все птицы, звери пришли к нему и оросили землю слезами. Затихли бегущие реки и дрогнули непреклонные скалы, будто откликнувшись на голос страдальца. Не мог примириться Орфей с непосильной для сердца утратой и решил добровольно сойти в царство Аида, откуда нет для усопших возврата, чтобы вернуть Эвридику в обитель живых. Переправившись на ладье Харона через мрачные воды Стикса, ударил певец по струнам своей золотой кифары и запел печальную песнь о днях миновавшего счастья, о смерти любимой, о горе разлуки и ночах безутешного плача. И вот, чудо свершилось в юдоли усопших: задумался бог Аид, едва сдерживая на устах вздох тихой грусти, слезы блестели в очах Эриний, не знающих жалости, грозный Танат позабыл свою ненависть к людям, муки утихли всех тяжко страдающих мертвых. Сжалились владыки загробного мира – Аид и Персефона над несчастным Орфеем и обещали вернуть Эвридику, но певец должен довериться слову богов – к свету солнца живых идти за Гермесом, не оглядываясь на идущую следом тень Эвридики. Труден был путь из царства усопших, но наконец, забрезжил вдали свет восходящей зари – вестницы тревогою сердце Орфея: Тени бесплотной не слышно шагов, не отстала ли Эвридика, не затерялась ли в царстве Аида, чтоб вечно скитаться во тьме? Не удержался Орфей, из сомнений и страха разлуки с любимой оглянулся назад – и в этот момент тень Эвридики пропала во мраке бесследно. Вмиг охватило Орфея отчаяние – он стал виновником второй смерти любимой. Семь дней и ночей плакал певец, а после – покинул унылый берег Стикса и вернулся во Фракию, в сердце своем, храня вечную память об Эвридике и не желая смотреть на других женщин. По легенде, спустя четыре года Орфей был растерзан вакханками за его непреклонную верность возлюбленной, а золотую кифару величайшего мученика и самого возвышенного поэта античного мира боги поместили на небо среди мерцающих созвездий. Легенда об Орфее и Эвридике – самая трогательная, нежная и грустная из всех поэм Древней Греции, это – драгоценный алмаз лирического искусства, аллегорическая притча и целая сокровищница мудрости, до сих пор нами мало постигнутая, изумляющая вдумчивого читателя не только поэтической красотой, но и глубоким философским содержанием.
                У древнегреческого драматурга Еврипида, которого почитал Сократ, а русский литературный критик Белинский называл «самым романтическим поэтом Древней Греции», «страстным и глубоким философом», в трагедии «Алкестида» рассказывается как мойры – богини судьбы, по просьбе Аполлона, предрекли, что обреченный на смерть молодой царь Адмет может обрести спасение, только если кто-то вместо него добровольно сойдет в мрачное царство Аида. Но никто их жителей города Фер и его окрестностей, никто во всей Элладе не согласился добровольно умереть за Адмета. И вот, когда уже близился час его неизбежной кончины, прекрасная Алкестида решила отдать свою жизнь за любимого мужа, ибо он был дороже для нее, чем весь мир и сама жизнь. Сколько бы ни умолял рыдающий Адмет свою молодую жену отказаться от жертвы, воля Алкестиды осталась непреклонной. Страшная скорбь охватила Адмета. Без любимой жизнь стала ненавистной ему, и он завидовал мертвым. Ни царские чертоги, ни кубки с вином и изысканные яства, ни пение и танцы – ничто из мирских благ не могло утешить души несчастного страдальца, разлученного с возлюбленной. Великое горе царило в доме царя Фер, и лишь благодаря помощи легендарного героя Геракла, победившего жестокого бога смерти Таната, от чьих черных крыл веяло леденящим душу ужасом, Алкестида была спасена и радость жизни вернулась к Адмету. Трагедия Еврипида «Алкестида» – одно из самых бесценных произведений в истории мировой литературы, необычайно дорога и для сердца христианина, ибо эта непревзойденная поэма об истинной любви, предвосхищает слова Иисусовы: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин.15:13). Настоящая любовь вечна, она имеет непреходящий характер и не боится смерти, но исполнена жаждой бессмертия, жертвенностью и самоотречением, и надо сказать, что именно такая любовь запечатлена в незабываемых легендах об Орфее и Эвридике, Адмете и Алкестиде. Без верности не существует истинной любви. В «Одиссее» Гомера есть очень сильная и назидательная сцена, когда нимфа Калипсо предлагает царю Итаки бессмертие и вечную молодость, если он будет с ней, но происходит невероятное – Одиссей отказывается, говоря, что лучше ему остаться смертным и вернуться к Пенелопе, чем вечно жить вдали от любимой, и в этом подвиге героя, отвергающего один из величайших соблазнов, проявляется истинное величие любви. Одним из шедевров древнегреческого искусства была изваянная Праксителем Афродита Книдская – скульптурная поэма, воплощающая в себе античный идеал «калокагатии» – гармонии духа и тела, сплава физической красоты и духовного совершенства.
                В художественной и философской литературе любовь предстает как неисчерпаемая тема, она – таинственное и всеобъемлющее чувство, многоликое и многогранное, имеющее много смысловых оттенков, которые прекрасно передает греческий язык: эрос – страстное влечение, захватывающее всего человека, сильнейшая страсть и томление, в земном аспекте – вожделение, в небесном аспекте – восхищение; филео – дружеская любовь равных, задушевная близость, взаимная верность и духовная общность, умение ценить другого как самого себя; агапе – любовь сострадательная и братская, призванная простираться ко всем людям, а особенно к скорбящих и страждущим, милосердие и сострадание с которыми человек должен относиться ко всем Божьим созданиям; сторге – материнская и отеческая любовь, связанная с заботой, полная самоотречения, является одним из самых возвышенных видов любви, ее узы – священны.  Мысльо том, что любовь имеет метафизические истоки и духовный характер пронизывает всю идеалистическую философию Платона – величайшего древнегреческого философа и необычайно талантливого писателя. Как глубокий мыслитель Платон понимал, что все в земном бытии суетно и скоротечно, а наш материальный мир, несмотря на всю его чувственную красоту, полон изъянов и несовершенств, он – мрачная пещера, где томятся узники, приговоренные к смерти. С рождения человек стоит перед пропастью смерти и это обесценивает его жизнь, сотканную из мимолетных страданий и радостей. Но существует нечто в человеке, являющееся источником и средоточием жизни, то, что никогда не примет смерть, а значит – существует бессмертный дух, независимый от гибели бренного тела. Если существует материальный космос – это мир бывания и изменений, то существует и духовный мир вечных идей и нетленных сущностей – первообразов всех чувственных вещей. Земной мир для Платона есть лишь тень и отображение горнего мира, достойного восторженной хвалы. Если в  христианстве Бог создал мир из ничего, то в платонизме Он не столько всемогущий Творец, сколько Демиург, устроивший вселенную по образу вечных идей из вечной и безвидной материи. Платон считал, что материя есть источник всех несовершенств и зла в мире, она искажает красоту и совершенство идеальных образцов, сопротивляется воле Бога и полагает предел Его власти. Если царство идей и высшая из них – Бог, идея Блага, обладают вечным бытием, а материя ничего не может породить сама из себя, лишена жизни и сознания, и в этом плане она небытийна, то весь чувственный мир – это смесь «бытия с небытием», и отсюда наличие в нашей вселенной смерти и тления, ибо все материальные вещи обладают не бытием, а лишь «быванием» – временным существованием. Существует трагический разрыв между двумя мирами: зло не может быть искоренено из материального мира, а потому душа наша тоскует по идеальному миру – она жаждет освободиться от власти смерти и времени и вырваться в царство нетленной красоты. По мысли Платона наша временная жизнь есть лишь странствие, а душа философа уже на земле испытывает мистический трепет и тоску по занебесной отчизне, удаляется от соблазнов чувственных утех, дабы созерцать Божественную Истину. Вся жизнь философа есть «приуготовление к смерти», ибо он не довольствуется мирскими благами, но жаждет разрешиться от уз плоти и уйти в горние сферы. Но жизнь на земле имеет духовный смысл, а потому для истинных философов неприемлемо самоубиение – удел малодушных и отчаявшихся душ, потерявших надежду и разочаровавшихся во всем, отказывающихся терпеть тяготы бытия, и достойных, по мнению сурового Платона, не столько жалости и сострадания, сколько забвения и порицания. Учение Платона об Эросе порождено жаждой бессмертия и вечной жизни, оно есть попытка преодолеть смерть и перебросить мост между двумя мирами: духовным и материальным. Излагая миф о рождении Эроса в саду Зевса на дне рождения Афродиты, Платон утверждает, что эрос – сын богини бедности Пении и бога богатства Пороса, он влюблен во все прекрасное, на сам лишен красоты, ищет мудрости, но не является мудрецом, занимает промежуточное положение между миром богов и людей, будучи «средним между бессмертными и смертными». По слову Сократа, Эрос занимает положение между Богом и смертными людьми, он  переносит от людей к богам – молитвы и жертвы, от богов – повеления и воздаяние за жертвы, он просвещает людей и наставляет всех ищущих мудрость, он дает человеку осознать как скудна его жизнь и как он беден счастьем, побуждает обратиться от конечного к бесконечному –  вечной красоте, к совершенному добру, к небесному источнику счастья – к Божеству, вдохновляет устремляться к лучшему и прекрасному. Эрос возносит душу от земной и преходящей красоты видимого мира к духовной и вечной красоте царства идей, ибо за всеми видами любви – к родителям и детям, женщинам и мужчинам, красоте и Отечеству – лежит любовь к миру вечных идей, к высшему Благу. Самые высокие мысли о любви в диалоге «Пир» Федр, говорящий, что Эрос – древнейший из богов, самый мудрый и могущественный из них, любовь научает праведной жизни, учит стыдиться постыдного и стремиться к прекрасному, без нее невозможны великие дела, любовью восхищаются даже боги, она – наивысшая добродетель. Любящий вдохновлен Богом, он никогда не бросит любимых на произвол судьбы и без раздумий отдаст за них свою жизнь. Размышляя о любви, древнегреческий философ приходит к мысли, что Эрос неразрывно связан с Афродитой, но существует две богини любви – Афродита Урания и Афродита Пандемос, а значит, есть два Эроса – небесный и земной. Эрос Афродиты Пандемос – это земная и плотская любовь, вожделение, свойственное низменным и пошлым людям – глупцам, равнодушным к душе и заботящимся только о выгоде, чувственных наслаждениях и материальных благах. Эрос Афродиты Урании – это любовь возвышенная и духовная, она одаряет людей мудростью и добродетелью, и, выражаясь словами итальянского поэта Данте Алигьери, есть «чувство в коей плоти нет». По учению Платона земной мир, несмотря на всю красоту его, навеки останется во власти зла, тления и смерти, нет никакого избавления и преображения вселенной, остается лишь бегство в мир нетленных и вечных идей. В душе каждого человека вложена жажда бессмертия. Уже в земном мире люди стремятся увековечить себя и свое имя: одни хотят оставить память о себе через славные дела и деторождение – служение вульгарной Афродите, иные – обрести высокие духовные качества, ибо понимают, что мирская слава пройдет, род рано или поздно оборвется, и лишь одна душа – не канет в небытие. Если для Платона и всех его последователей тело есть темница души, то для христиан оно – храм живущего в нас Духа Святого, ибо Господь наш – Творец неба и земли, горних сфер, где обитают Ангелы, и материальной вселенной. Вдохновенная речь апостола Павла на Ареопаге о всеобщем воскресении мертвых в конце времен, вызвавшая столько нареканий со стороны античных философов – «мудрецов  мира сего», ясно свидетельствует, что христианство никогда не провозглашало односторонний и абстрактный спиритуализм Платона, являясь «реабилитацией материи и плоти». Для всемогущего Бога Библии нет ничего невозможного, и христиане не могут мириться с катастрофическим состоянием мира, лежащего во зле, ибо мы веруем в грядущую полноту победы вечной жизни над смертью, в уничтожение бездушных и безжалостных законов падшего мира, в духовное преображение всего космоса и всех творений Божиих, что стенают и томятся доныне, с надеждой ожидая «освобождения от рабства тлению в свободу славы детей Божиих». Религиозный философ Николай Арсеньев верно писал, что «эти упования Павла остались основоположными и определяющими для религиозной жизни и веры христианства и в дальнейшем, эта радость о воскресении и эти упования, существеннейшие для христианства, легли в основу миросозерцания Православной Церкви, более того, - составляют его основное содержание, его интимнейшую, всеопределяющую сущность». В платоновском диалоге «Пир» Аристофан заявляет, что Эрос есть стремление человека к его изначальной целостности, и рассказывает об андрогинах. Но уже немецкий философ Шеллинг логически опроверг миф Платона об андрогинах, вновь изложенный теософом Якобом Беме, справедливо вопрошая:  если бы у первых людей не было разделения полов, то откуда бы в их сердцах возникло взаимное тяготение – любовь? В книге Бытия Господь изрек, что человеку плохо быть одному, ибо как Адам исполнил бы заповедь любви к ближнему, если бы Творец не создал Еву. Бог сотворил Еву из ребра Адама – символ любви – их особой близости сердцам друг друга. Многие богословы Церкви задавались: Для чего Бог сотворил женщину? В Священном Писании ясно сказано о том, что сотворение Евы имело таинственный духовный смысл – человек есть существо литургическое, он призван к общению – с людьми и Ангелами, а самое главное – с Богом, он призван научиться любить тех, над кем ему дано царствовать – всю природу, флору и фауну, птиц и животных, научиться любить наивысшее – Бога, и научиться любить равного себе, как самого себя – ближнего, и никто не мог быть более близок Адаму, чем его возлюбленная Ева. В стихах Библии Сам Бог говорит: «не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему» (Быт.2:18). Самое возвышенное и удивительное толкование тому, что Бог сотворил мужчину и женщину заключено в любви – Господь сотворил человека для того, чтоы он стал храмом Божьим и иерем, а блаженная жизнь его была богослужением, чтобы он исполнял заповеди, изложеные в святом Евангелии – любил Бога и ближнего своего, ибо любовь есть сильнейшее связующее свено между сердцами двух любящих, она вдохновляет, приносит радость, жизненность и счастье, открывает наше сердце Бога, дабы мог воцариться и действовать внутри нас. Если мы внимательно изучим десять заповедей  Моисеевых, то поймем, что  первые четыре – возвещают о любви к Богу, пятая – о любви к родителям, а остальные пять – о любви к ближнему, поэтому Христос и сказал, что в двух заповедях Евангелия заключен весь закон Моисеев и вся суть нравственной проповеди пророков, но чтобы исполнить эти заповеди надо хранить свое сердце от искушений дьявола, который хочет погубить нас через блуд и половую развращенность, и вручить наше сердце Богу через веру, надежду и любовь, через пост и молитву, через участие в таинствах Церкви и борьбу со страстями.
                Величайшие мудрецы античного мира пытались достичь всеобъемлющего постижения любви, и одна из лучших ее характеристик принадлежит Аристотелю: любовь сочетает мужчин и женщин, призывает к философии и поиску истины, побуждает заниматься творчеством и государственными делами. В восьмой и девятой книгах «Никомаховой этики» Аристотель размышлял о любви филео – дружбе, и говорит, что никто из здравомыслящих и благоразумных людей не выберит жизнь  без друзей, даже в обмен на все прочие блага, ведь в человеке есть «великая потребность в друзьях». Дружба – это нравственно прекрасная любовь, справедливо воздать хвалу дружелюбным, ибо друг умеет радоваться за друга своего без зависти и является единственным прибежищем от скорби во дни бед и несчастий. По определению Аристотеля, дружба – лучшее и прекраснейшее из благ, нельзя быть счастливым, не имея друзей. Дружба – это общность, вот отчего с друзьями весело и приятно проводить время  во всех занятиях, но одни предпочитают игры в кости, иные – гимнастику, третьи – философию. Дружба – вещь загадочная и парадоксальная:  она возникат там, где есть единомыслие и общность между людьми, как сказал Эмпедокл – «подобное стремится к подобному», между друзьями существует особая душевная близость, их связывает единомыслие и единодушие  – друг есть как бы вторая половина души, но вместе с тем, друзья дополняют друг друга – в них есть элемент различия и вечной новизны во взаимоотношениях, и здесь прав Гераклит, учивший, что «противоположности сходятся», а «прекраснейшая гармонии рождается из различий». Аристотель предостерегает опасаться людей, ищущих дружбу по выгоде и корысти, из желания обрести пользу и удовольствие, ведь истинная дружба – бескорыстная любовь, а она быват только между добродетельными людьми: «только добродетельные бывают друзьями ради друг друга». В нравственном аспекте дружба есть упражнение в добродетелях. Как языческий философ Аристотель считает, что невозможна дружба между людьми и богами, между человеком и Зевсом, ибо дружба есть любовь равных, но вместе с тем, Аристотель предвосхищает этику Нового Завета и заявляет, что истинный друг лишь тот, кому свойственно самоотречение и самопожертвование, пренебрежение к себе ради друга: «добрый же действует во имя прекрасного и тем более так, чем он лучше, причем ради друга, а своим пренебрегает».  В книге «Столп и утверждение Истины» священник П. Флоренский с особой восторженностью писал о дружбе – задушевной общности и личной близости, это – филео, любовь крепкая и верная, она не имеет импульсивного, страстного и безудержного характера как эрос, ибо основной закон дружбы – верность, дружба не терпит измен и предательст, друг есть надежный товарищ, верный во всем и до конца, она приносит высшую радость и необходима для подвижнической жизни. На страницах Ветхого Завета сказано, что друг – это опора в жизни и крепкая защита, кто нашел друга, тот нашел сокровище боле драгоценное, чем алмазы и жемчуг, истинный друг узнается во время несчастий – «друг любит во всякое время и сделается братом во время бедствия» (Притч.17:17); дружба – это святыня, она крепка и ничем не может быть разрушена, кроме вероломства, предающий друзей своих обрекает себя на скорбь и познает гнев Божий. В библейских книгах друг – самое близкое к сердцу существо, которое мы любим как самого себя – как свою душу, а внутренняя близость пророка Моисея к Богу показывается тем, что он наречен «другом Божиим» (Исх.32:11). Возвышенна дружба царя Давида и Ионафана, она возвышается над ветхозаветной моралью и есть мост, перекинутый между Ветхим и Новым Заветами, а молитвенный стон и вопль о потери друга раздается в стихах87-го Псалма: «Господи, Боже  спасения моего! Днем вопию и ночью пред Тобою. Душа моя насытилась бедствиями, и жизнь моя приблизилась к преисподней. Я сравнялся с нисходящими в могилу; я стал, как человек без силы между мертвыми брошенный, как убитые, лежащие во гробе, о которых Ты уже не вспоминаешь и которые от руки Твоей отринуты… Я несчастен, истаевую с юности; несу указы Твои и изнемогаю. Надо мною прошла ярость Твоя, устрашения Твои сокрушили меня, всякий день окружают меня, как вода: обличают меня вместе. Ты удалил от меня друга и искреннего…». Бог милосерден, долготерпелив и милостив, Он приходит в мир, чтобы спасти нас всех и примирить, Христос называет нас  не рабами, а друзьями, но истинная дружба требует вечности, она неразрывна даже в мученичестве и смерти. Святитель Иоанн Златоуст проповедовал, что если бы мы были настоящими христианами, то умели бы дружить с Богом и друг с другом, пребывать в любви и согласии, а источник всех наших бедствий заключен в том, что мы не научились дружбе: «Вот дружба, когда кто не почитает своего своим, но – принадлежащим ближнему, а собственность ближнего считает чуждой для себя, когда один так бережет жизнь другого, как свою собственную, а тот платит ему взаимно таким же расположением! Но где, скажут, можно отыскать такого друга? Именно, нигде нельзя; потому что мы не хотим  быть такими, а если б захотели было бы возможно. Если бы это было невозможно, то Христос бы не заповедовал бы дружбы и не говорил бы так много о любви. Великое дело дружба и в какой мере великое, тго никто не может понять, этго не выразит даже никакое слово, разве кто узнает по личному опыту». «Дружба лучше власти и всякого богатства, она дороже здоровья и самого света, она – основание благодушия». В святом Евангелии сказано: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин.15:13). Если у евангельского Бога спросить – « Как Ты любишь людей?», то Он ответит – «До крестной смерти и еще более, ибо любовь Моя сильнее смерти и ревнивее преисподней, она крепка как вечность». Если один из величайших философов языческого мира – Аристотель, полагал, что между людьми и Богом не может быть дружбы, предполагающей равенство и самоотречение, то Христос Богочеловек называет учеников Своих друзьями и открывает миру великую тайну – любовь Божия не только сотворила мир и подарила людям и Ангелам свободу, дала закон Моисеев и ниспосылала пророков, но и свела Бога с небес на землю, возвела Его не голгофский Крест – до полного самоотречения, мироискупительной жертвы и мученической смерти, низвела в преисподнюю, как Победителя смерти и Ада, сокрушила врата адские и отверзла небеса для всех, кто уверовал во Христа и всем сердцем принял Его благую весть, она преоражает людей из «чад гнева Божьего» в верных и самотверженных друзей Господних, из сынов тьмы в сынов света.
                На католическом Западе христианство породило не только монашеский аскетизм и восславило целомудрие и девство, но и средневековый культ Мадонны, рыцарский культ Прекрасной Дамы, любовь Данте к Беатриче, поэзию «сладостного стиля» и изящные сонеты Шекспира. В Средние века возникает куртуазная любовь, расцвет которой пришелся на XI-XII века с их крестовыми походами, против исламского мира во имя освобождения Гроба Господня, а поэты-трубадуры прославляли амор страстную любовь и нежнейшее романтическое чувство, которое мужчина испытывает к женщине, обоготворяя свою избранницу, почитая ее образ за святыню и находя наивысшее счастье в служении ей: «Какая чудесная вещь любовь! Она заставляет мужчин обрести многие добродетели и развивает в любом человеке многие положительные качества». Куртуазная любовь – любовь личного избрания сердца, нежнейшее романтическое чувство, любовное томление и неутолимая страсть, ей свойственна идеализация – образ возлюбленной идеализируется, между идеалом куртуазной любви и реальной жизнью существовало глубокое расхождение – пропасть, и при всей изысканности эта любовь остается мирской, в ее центре – идеальный образ женщины и ее обоготворение в рамках светской культуры. В куртуазной поэзии раскрывались разнообразные и тончайшие переливы любовного чувства – восхищение и радость, тоска и страдание, ночные встречи и предрассветные расставания, клятвы верности и муки ревности, ее благородная и трагическая сторона нашла отражение в романах о Тристане и Изольде, Ланселоте и Гвиневере, а ее комическое воплощение – в истории Дон Кихота и Дульсинеи Тобосской. Куртуазная любовь оказала мощное воздействие на культуру Европы и искусство «раннего Ренессанса» – на итальянскую поэзию «сладостного нового стиля», представителями которой были Гвидо Гвиницелли и Гвидо Кавальканти, Данте, на творчество Петрарки и Бокаччо, Лоренцо Пизано и Марсилио Фичино – поэтов, писателей и философов, находивших в любви основу существования мира и оставивших нам в своих произведениях настоящую энциклопедию любовных чувств. Итальянский поэт, философ и богослов Марсилию Фичино – мыслитель с религиозным вдохновением соединяющий Новый Завет и философию Платона, с упоением наслаждающийся не только церковными богослужениями, но и поэзией и игрой на лире, сделал любовь осью своей философии, ибо любовь – та движущая сила, что сподвигла Бога сотворить мир, она хранит вселенную, как сила, исходящая от Бога и возводящая нас к Богу, любовь – «вечный узел и связь мира, неподвижная опора всех его частей, верная и устойчивая основа вселенной», она вдохновляет заниматься науками и искусствами, философствовать и ценить прекрасное, любовь укрощает страсти и наполняет нашу жизнь смыслом, в ней заключено подлинное величие человека, но существуют два типа любви: 1) духовная и небесная, возводящая нас к совершенству и святости, дающая познать Бога и уподобляющая людей Ангелам; 2) чувственная и вульгарная, низкая и страстная, уподобляющая людей животным. Итальянский поэт и философ Франческо Петрарка, блестяще знавший античную философию, почитавший Платона и Цицерона, и являвшийся глубоко религиозным человеком, признавался, что любовь к Лауре побуждала его любить ее Создателя – всемогущего и премудрого Бога, но вместе с тем, этот проникновенный лирик сумел лучше всех выразить «возрожденческую тоску» и описать чувство человеческой любви во всей ее палитре, соединяющую собой блаженство и муку, являющуюся более великой грандиозной и непостижимой тайной, чем жизнь и смерть:

Коль не любовь сей жар, какой недуг
Меня знобит! Коль он – любовь, что же
Любовь? Добро ль?.. Но эти муки, Боже!
Так злой огонь?.. А сладость этик мук!..

На что ропщу, кол сам вступил в сей круг?
Коль им пленен, напрасны стоны. То же,
Что в жизни смерть – любовь. На боль похоже
Блаженство. «Страсть», «Страданье» – тот же звук.

Призвал ли я  иль принял поневоле
Чужую власть?.. Блуждает разум мой.
Я – утлый челн в стихийном произволе,
И кормщика над праздной нет кормой.
Чего хочу – с самим собой в расколе –
Не знаю. Зной – дрожу, горю – зимой.

                Размышляя о любви и считая ее – одной из величайших загадок, русский поэт, философ и публицист В.С. Соловьев написал трактат «Смысл любви» – одну из лучших работ в мировой литературе, посвященную метафизике любви и пола, стоящую в одном ряду с диалогом Платона «Пир», где доказывается, что любовь между мужчиной и женщиной – это высокое духовное и нравственное чувство, ее смысл и цель состоят не в заботе о продолжении рода, а в победе над эгоизмом и подвиге самоотречения, в нравственном и духовном совершенствовании, в торжестве индивидуального начала над родовым началом, в утверждении бессмертия личности и ее бесконечной ценности. По мысли Соловьева существует три вида любви: любовь, которая более отдает, чем получает – родительская любовь; любовь, которая более получает, нежели дает – любовь детей к родителям; любовь и отдающая и получающая – любовь между возлюбленными, между мужем и женой, именуемая – половой любовью. Но в чем смысл любви и ее тайна, изумляющая поэтов и мудрецов со времен Адама? Полемизируя с Шопенгауэром, полагавшим, что половая любовь – это хитрость мировой воли, стремящейся увековечить род и произвести более совершенные экземпляры этого рода – через размножение, Соловьев решительно заявляет, что смысл любви состоит не в продолжении рода. По Шопенгауэру выходит, что если мужчина страстно полюбит женщину, то это означает, что именно с ней он может произвести на свет наилучшее потомство, но если мы обратимся к жизни и истории, то увидим, что для размножения любовь не необходима – это доказывают факты бесполового размножения в растительном и животном царстве. С глубокой проницательностью Соловьев замечает, что у людей дети нередко рождаются без любви, а сильная и духовная любовь – бывает бесплодна, а подчас приводит влюбленных к трагическому концу – такова несчастная, но беззаветная и романтическая любовь Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты, Гамлета и Офелии. В своей философии любви Владимир Соловьев распространял «половую любовь» на самые высокие ступени духовной жизни и связывал ее с идеей теургии – духовного преображения человека, отдавая предпочтение не целомудренной эгапе – милосердию, как христианские подвижники, и не задушевной филии – дружбе, как священник П. Флоренский, представивший своеобразную феноменологию любви и тончайший филологический анализ различных понятий любви – филия, эрос, агапе, сторге – на страницах «Столпа и утверждения истины», а пылкому эросу. С точки зрения Соловьева, половая любовь, как наиболее интенсивная и пламенная любовь, захватывает всего человека и оказывается наиболее действенное и существенное влияние на него, поэтому именно эросу принадлежит преображающая сила, высшая цель которой – освобождение от власти тления и смерти. Как замечает А. Козырев: «оставаясь на пути Евангелия и христианского предания, нельзя сделать заключение, что именно Эрос должен быть строителем этого моста. Любовь к Богу и любовь к ближнему передается в Новом Завете чаще всего через agape, реже – через filia, но никогда через eros, значит, речь там идет не о чувственности, даже просветленной и преображенной, а о каком-то ином, духовном роде любви». В Священном Писании сказано, что «Бог есть Любовь», а апостол Павел воспел любовь и сложил ей богословский гимн в первом послании к Коринфянам: «Любовь долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине» (1 Кор. 13:4-6).  Но если апостол Павел воспевает любовь как благодатный дар, то философ В.С.Соловьев стремится определить любовь понятийно и описать ее действие на человека, покушаясь на апофатическую тайну Святой Троицы и образа Божественного бытия. По слову преподобного Иоанна Лествичника, любовь – высшая ступень на лестнице духовного совершенства, она – душа пророчеств и чудес даяние, бездна осияния и огня источник, состояние бесплотных Ангелов и вечное преуспеяние, а потому, тот, кто приближается к тайне любви и «хочет говорить о любви Божией, тот покушается говорить о Самом Боге; простирать же слово о Боге погрешительно и опасно для невнимательных». На философию любви В.С.Соловьева сильное влияние оказал не только Платон, у которого Эрос соединял небо и землю и возводил людей от восхищения чувственной красотой к созерцанию идеальной красоты духовного мира, но и Песнь Песней, и святой Григорий Нисский, предпочитавший девству и монашеству вступлению в брак, и полагавший, что половое различие не относится к образу Божьему в человеке, а является последствием грехопадения, а более близкими Соловьеву были западные мистики – Мейстер Экхарт, Сузо, Таулер и Якоб Беме. На страницах «Смысла любви» Соловьев излагает идею андрогинизма, взятую у Платона, Якоба Беме и Франца Баадера, полагая, что человек сотворен как образ Божий и целостная личность мужчиной и женщиной – андрогином. «Не к какой-нибудь отдельной части человеческого существа, а к истинному единству двух основных сторон его, мужской и женской, относится первоначально таинственный образ Божий, по которому создан человек». Трагическое разделение полов по Соловьеву есть следствие грехопадения Адама и Евы и признак дезинтегрированного состояния: «Самое разделение между мужским и женским элементом человеческого существа есть уже состояние дезинтеграции и начало смерти. Бессмертным может быть только целый человек». По воззрению Соловьева единственный путь спасения – сочетание полов, ибо спасается не мужчина и женщина в их отдельности, а андрогин, и без это спасительной половой любви вход в Царство Небесное становится невозможен, но эта мысль полностью противоречит Евангелию, где сказано, что на небесах люди будут жить как Ангелы Божии, которые не женятся и не выходят замуж – их бытие сверхполовое, а кроме того – сама жизнь Иисуса Христа, явившего в Себе совершенное сочетание двух естеств и воль – Божественной и человеческой, красноречиво свидетельствует, что в основе нашего  спасения лежит не половая любовь, а искупительная жертва Спасителя и благодать – со стороны Бога, и покаяние и евангельская любовь – с нашей человеческой стороны. Вслед за Евгением Трубецким уместно задать вопрос Соловьеву: «Не подлежит сомнению, что половая любовь спасительна для многих; но можно ли вместе с Соловьевым видеть в ней для всех обязательную норму? Если, в лучших, своих проявлениях она показывает любящему уголок потерянного Рая, то неужели это значит, что без нее человек не может быть в истине и в царствии Божием? Неужели все не любившие, неудачники, несчастные в любви – тем самым находятся во лжи? Возможно ли допустить, что люди, не знавшие полового чувства, не могут совершенствоваться во Христе?». «Когда Христос сказал – «Аз есмь путь, истина и жизнь», это, разумеется не значило что «необходимым и незаменимым» путем к спасению является половая любовь и что вне ее не может быть истинной и совершенной жизни. Св. Писание вообще считает девство более совершенным состоянием, чем брак и над безбрачием не указывает никакой пятой, «богочеловеческой» ступени половой любви. Но красноречивее всех возложных священных текстов говорит в данном отношении сама жизнь Христа, который в своем лице дал человечеству яркий образец не только Божеского, но и человеческого совершенства. В самом рассказе Евангелие о рождении Спасителя выразилась мысль о совершенной несовместимости полового соединение с безусловным человеческим совершенством». В своей философии любви Владимир Соловьев намного ближе Платону и Новалису, Якобу Беме и Мейстеру Экхарту, чем Иисусу Христу и Его апостолам, Священному Писанию и Священному Преданию, он щедро черпает идеи из платонизма, гностической теософии, немецкой мистики и романтизма, а не из патристики, и нет ничего удивительного в том, что почти не поминает о святой Церкви. В «Смысле любви» с наибольшей силой раскрылся не только платонический элемент миросозерцания В.С. Соловьева, но и его романтическое представление о любви, отвергающее семью и деторождение – и здесь русскому философу немецкий поэт-романтик Новалис не менее близок, чем античный философ Платон. Как романтик Соловьев противополагает мистическое понимание любви – житейскому. В центре философии любви Соловьева – учение об эросе, соединяющем небо и землю, но он как будто забывает о каритас и агапе – любви-жалости и любви-милосердии, как платоник и романтик думает, что «любовь есть чувство, в котором плоти нет» – плоть не участвует в процессе преображения мира, ее природа – материальна и враждебна духу, ее закон – дурная бесконечность и круговорот рождения и смерти. В нравственном аспекте именно в любви и через любовь человек вырывает из себя сам корень эгоизма, являя самоотречение и научаясь видеть в личности любимых – безусловную ценность. Размышляя о небесном идеале любви и его земном осуществлении, В.С. Соловьев, предвосхищая мыслителя Г. Марселя, утверждавшего, что сказать человеку – «я люблю тебя», то же самое, что сказать ему: «Ты никогда не умрешь», писал о том, что любовь сильнее смерти, она требует вечности и основывается на вере в неуничтожимость личности тех, кого мы любим, и эта вера дает жизни смысл и возводит нас к Богу, побуждает к молитве, соединяет живых и усопших, Ангелов и людей, оправдывает жизнь, смерть и бессмертие: «Любя человека, совершенно невозможно примириться с уверенностью в неминуемой для него смерти… Дать бессмертие индивидуальности – значит положить конец исключительному господству родовой жизни в мире. В низшей природе эта тирания рода – непреодолима. Индивид здесь вовсе не живет собственной жизнью: закипающая в нем «полнота жизненных сил не есть его собственная жизнь; это чужая жизнь равнодушного и беспощадного к нему рода, которая для него есть смерть». В низших отделах животного мира только род пребывает в смене умирающих поколений: особь существует только для того, чтобы произвести потомство и затем умереть». Любовь имеет космическое значение, она влияет на судьбы мира и требует духовной активности человека – нравстенно-аскетического, духовного и молитвенного делания, очищения сердца, сострадания ко всему Божьему творению и молитва за весь мир: «Каждый раз, когда в человеческом сердце зажигается эта священная искра, вся стенающая и мучающаяся тварь ждет первого откровения славы сынов Божиих. Но без действия сознательного человеческого духа Божия искра гаснет, и обманутая природа создает новые поколения сынов человеческих для новых надежд». Дело истинной любви основано на вере в осуществимость ее идеала, иначе любовь – лишь возвышенный обман, но сказать такое было бы кощунством, ибо любить – значит узреть безусловное достоинство любимого в Боге, и, находя несоответствие между реальным человеком и замыслом Творца о нем – не отвергать идею Божию, считая ее не несбыточной, и не отвергать любимого человека, который лишь в идеале соответствует святой Божьей идее, а напротив – совместно стремится к осуществлению этого идеала в жизни, и потому любовь в нашем мире, лежащем во зле, есть нравственный подвиг, исполненный жертвенности и самоотречения: «В нашей материальной среде нельзя сохранить истинную любовь, если не понять и не принять ее как нравственный подвиг. Не даром православная церковь в своем чине брака напоминает святых мучеников и к их венцам приравнивает венцы супружеские». Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он не преходящий экземпляр общества, а уникальная и неповторимая личность, драгоценная в очах Господних, призванная к преображению и вечной жизни, а значит, «любовь должна перестать служить целям размножение рода именно для того, чтобы любящий человек утверждал себя сам и любимое существо в Боге». Возвышенна и прекрасна мысль В.С.Соловьева о том, что высшая цель половой любви – любви между мужчиной и женщиной, и ее смысл заключены не в деторождении, ведь уникальная и самобытная личность не может рассматриваться как орудие продолжения рода, любовь есть нравственный подвиг, требующий жертвенности и самоотречения – венец вступающих в брак есть венец царский и мученический, а задача любви – духовное преображения человека, но Соловьев заблуждается, когда исповедует учение об андрогине, идущее от Платона и Якоба Беме, и думает, что половая любовь сочетает из двух ограниченных существ «одну абсолютную идеальную личность». Учение В.С. Соловьева о половой любви – мистической и платонической любви между мужчиной и женщиной одохотворяющей их и превращающе в одного «цельного человека», способного одержать победу над смертью – это романтическая утопия, мечтание о небывалом и невозможном, ибо как бы ни было высоко значание половой любви, но, во-первых, ее нельзя считать абсолютной ценностью и ставить на место Бога – Христос есть единственный Спаситель мира, Он является Победителем смерти и Ада, а во-вторых, Сам Божественный Учитель, отвечая на вопрос садукеев о том, которому из семи братьев должна быть женою «в воскресении» женщина, бывшая замужем за всеми семью, говорит, что в «воскресении ни женяться, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах» (Мф.22:30). С глубокомысленностью и рассудительностью православного богослова, Евгений Трубецкой подводит итог мистическому учению Соловьева о смысле любви и  определяет его как фантастическую утопию, противоречащую христианскому миросозерцанию: «Утопия половой любви, дающей бессмертие, странным образом противоречит самой основе миросозерцание Соловьева: нельзя одновременно утверждать, как он это делает, что всеобщий, для всех обязательный путь к воскресенью есть животворящий крест Христов и что он есть половая любовь, - что Христос попрал смерть смертью, а что мы должны победить смерть через соединенье с возлюбленною». Как платоник Соловьев утверждает, что любовь возводит нас от чувственных вещей к идеальным первообразам, а в любви между мужчиной и женщиной есть проблески неземного блаженства и веяния нездешней радости, но он противоречит Христу и заблуждается когда говорит, что «именно в половой любви это соединение Божеского с человеческим наиболее глубоко и реально ощутительно», и только половая любовь и никакая другая побеждает смерть. Христос сказал, что нет большей любви, чем та, когда человек душу положит за друзей своих – не только за возлюбленную, как думает Соловьев, но за друзей, и даже более того – за врагов своих, что сделал Спаситель на Голгофе, добровольно приняв мученическую смерть и взмолившись с любовью за убийц Своих. Любовью к Богу и ближним жили великие подвижники Церкви – от апостолов, Макария Египетского и Исаака Сирина до преподобного Силуана Афонского, плачущие о своих грехах, прощавшие врагов и молившиеся за мир – и их евангельская любовь была намного выше, святее, прекраснее и драгоценнее, чем соловьевская половая любовь, она с невероятной силой устремляла их души к Богу.
                В многогранном и драгоценном творческом наследии русского религиозного мыслителя Н.А. Бердяева особое место занимает его философия любви, и хотя он и не написал специальной книги, но он занимался метафизикой любви на протяжении всей жизни и обращался к этой теме во многих своих произведениях – в письме будущей жене Л.Ю. Рапп, в книгах «Смысл творчества» и «О рабстве и свободе человека», в статье «Метафизика пола и любви» и рецензии на книгу О. Вейнингера «Пол и характер», в великолепной книге «Миросозерцание Достоевского» и философском эссе «Размышление об Эросе», вошедшем в книгу-автобиографию «Самопознание». Высоко оценивая метафизику любви В.С. Соловьева и отчасти находясь под ее влиянием, Бердяев полагал, что на протяжении всей истории в мире боряются два враждебных метафизических начала – личное и родовое, а любви как свободного избрания – духовного эроса, соединяющего мужчину и женщину, нет, и не может быть в стихии рода, где царствуют низменные животные влечения. «Родовая половая любовь дробит индивидуальность, стремится к бессмертию рода, к созданию многих несовершенных существ, а не одного совершенного существа, к плохой бесконечности, к вечному возвращению. Истинная любовь, преодолевающая пол, должна направить всю человеческую энергию вглубь и вглубь вечности, а не вовне и вперед во времени. С родовым полом был связан этот ложный культ будущего, эта лжепрогрессивность… Томление пола и тайна любви – в жажде преодолеть трагический разрыв полов, мистическим слиянием достигнуть вечной, совершенной индивидуальности… Пол – это то, что должно быть преодолено, пол – это разрыв. Пока остается этот разрыв – нет индивидуальности, нет цельного человека». Тема любви теснейшим образом связана с темой смерти – это мучило всех мыслителей и поэтов, умеющих глубоко вглядываться в жизнь, неслучайно так трагична любовь Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты, не нашедших счастья на земле. Размышляя о любви, Бердяев приходит к мысли, что ее мистическая тайна заключена в духовной силе преображения – мир призван быть совершенным по Божьему замыслу, но из-за греха в мир вошли тление и смерть, нельзя любить грех, тление и смерть, ибо влечение ко греху есть погибель души, но надлежит любить весь Божий мир и находить в прекрасном отблеск славы Божьей, верить что любовь есть Божья сила, преображающая мир – исцеляющая нас от греха, тления и смерти. В здешнем мире, где царят время и смерть, любовь трагична, ведь мы обречены разлучиться с любимыми и испытать чувство трагической утраты, а смысл любви состоит именно в победе над смертью и обретением высшего совершенства и бессмертия. Бердяев говорил, что мы рождаемся для любви – любви к Богу и ближним, идеальным ценностям –  свободе и истине, красоте, и насколько мы наполнили нашу душу любовью – настолько мы осуществили свое назначение в мире. Свобода дана нам для любви, а любовь вдохновляет на творчество. Для Бердяева были неприемлемы морализм и законничество в области любви, он утверждал, что брак без любви безнравственен, что настоящая любовь – это редкий цветок, распускающийся в мрачной пустыне человеческого сердца, что в нашем падшем мире любовь искажена и опошлена. Любовь есть основа целостной личности – человек есть духовное и чувственное существо, любовь одухотворяет чувственность, без духовности любовь вырождается в сладострастие и разврат, которые делают человека эгоистичным и разрушают его личность. Любовь – это творческий акт и воля к прекрасному, без любви не существует искусства, философии и молитвы, она возвышает нас над тяжестью феноменального мира, она – источник мировой гармонии, которая царит в Царстве Небесном, но этой гармонии нет на земле, утопающей в слезах и крови, она должна мыслится не натуралистически и исторически, а эсхатологически. В русской религиозно-философской мысли в отношении постижения тайны любви и ее смысла произошло разделение на два идейных направления: В.С. Соловьев развивал платоническую метафизику любви, в центре которой был эрос, его продолжателями в философии был Бердяев, а в поэзии – Блок; иное богословское направление в понимании любви исповедовали такие мыслители как П.Флоренский, С. Булгаков и И.Ильин, сосредоточившие свое внимание на агапе – жалости, сострадании и милосердии, и на филео – дружбе. На закате своей земной жизни, Бердяев, всегда трагически переживавший конфликт между агапе и эросом – между бескорыстным состраданием и милосердием и любовным влечением и восхищением, требующим взаимности, пришел к идее синтеза эротической любви и каритативной любви: «если любовь-эрос не соединяется с любовью-жалостью, то результаты ее бывают истребительные и мучительные. В эросе самом по себе есть жестокость, он должен смиряться жалостью, caritas. Эрос может соединяться с агапэ. Безжалостная любовь отвратительна».  В книге «О рабстве и свободе человека», с наибольшей художественной силой и философской глубиной раскрывающей оригинальное миросозерцание Бердяева, любовь определяется как призвание личности и путь ее реализации – любовь к Богу и ближнему, к возлюбленной и отчизне, к творчеству и красоте, к жизни и идеальным ценностям, к природе и свободе, а также утверждается, что есть агапе, любовь нисходящая – милосердие, обращенная ко всем страждущим и скорбящим, и эрос, любовь восходящая – восхищение, притяжение небес, по слову Платона, окрыляющая души, возносящая их от материального мира и конкретных живых существ к духовному миру, к Божественной высоте и самой идее любви, красоты и истины: «…любовь-эрос, любовь-восхождение, любовь-восхищение должна соединяться с любовью-нисхождением, с любовью-жалостью и состраданием. Любовь-эрос есть в каждой избирающей любви, она есть в любви-дружбе, в любви к родине, даже в любви к идеальным ценностям философии и искусства, она есть и в религиозной жизни. Любовь каритативная есть нисхождение, она не ищет для себя, для своего обогащения, она отдает, жертвует, она погружена в мир страдающий, мир, агонизирующий во тьме. Любовь-эрос требует взаимности, любовь-жалость во взаимности не нуждается, в этом её сила и богатство. Любовь-эрос видит образ другого, любимого в Боге, идею Бога о человеке, видит красоту любимого. Любовь-жалость видит другого в богооставленности, в погруженности в тьму мира, в страдании, уродстве». В полном согласии с Евангелием, апостольским благовестием Новозаветной Церкви и ее нравственным богословием, Бердяев провозглашал в катастрофическую и жестокую эпоху двадцатого века, залитого кровью миллионов погубленных людей, что христианская любовь – это любовь духовная, святая и совершенная, она соединяет в себе любовь к Богу и ближнему, любовь к врагу и прощение обидчиков, эрос-восхищение и стастный порыв, агапе-милосердие и филео-дружбу, возвышает человека до молитвы за весь мир и любви ко всему Божьему миру – к красоте природы и ко всем живым созданиям – к животным птицам и растениям. По определению о. Павла Флоренского, любовь – это явленная истина и осуществленая красота, приобщение Божественной Жизни и согласие между людьми, умение радоваться счастью ближнего как своему собственному счастью и воспринимать его беды как свою личную беду, это неудержимое желание быть с любимым, неодолимая сила дающая человеку совершить высший подвиг самоотречения и самопожертвования.
                Все религиозные учения и философские системы предлагают различные толкования любви, истоков ее возникновения и значения в судьбе мироздания и жизни человека, но только христианство с полным правом может именоваться религией любви. Ни в одной иной религии нет такого глубокого и всеобъемлющего учения о любви, как в христианстве – религии, провозглашающей, что Бог есть Любовь и дающей совершенную картину любви во всех ее аспектах. Любовь – это сущность христианской веры, она является сутью заповедей Евангелия и неотделима от догматов Церкви и христианского воззрения на Бога, мир и человека, добро и зло, жизнь и смерть, горе и счастье, историю мира и эсхатоогическую тему конца времен. В творениях преподобного Ефрема Сирина есть великолепный и восхитительный поэтический гимн в  честь духовной и евангельской любви: «Какое необычайное чудо! Кто имеет нелицемерную любовь, тот исполняет весь закон; потому что исполнение закона любы есть, как говорит Апостол (Рим. 13:10). О несравненная сила любви! О неизмеримая сила любви! Ничего нет драгоценнее любви, ни на небе, ни на земле. Поэтому Апостол Павел, уча, что нет ничего равноценного любви, так написал и послал во все концы вселенной: ни единому же ничимже должни бывайте, братья, точию еже любити друг друга, и полагати души друг за друга (Рим. 13:8). Такова любовь — исполнение закона, любовь — непреложное спасение. Она первоначально обитала в сердце Авелевом. Она была кормчим Ною; она содействовала Патриархам. Она сохранила Моисея; она соделала Давида жилищем Святого Духа; она водворялась в пророках; она укрепила Иова. И почему не сказать важнейшего? – Она Сына Божия низвела к нам с неба. Ради любви Бесплотный воплощается, Безлетный для нас во времени, Сын Божий делается Сыном человеческим. Любовью все домостроительствуется ко спасению; смерть упразднена, ад низложен, Адам воззван, Ева освобождена. Любовью из ангелов и человеков соделано единое стадо. Любовью клятва разрешена, рай отверст, явлена жизнь, обещано небесное царство. Она, уловив в мрежу ловцов рыб, соделала их ловцами человеков. Она подвизалась с мучениками и укрепляла их; она пустыни обратила в благоустроенные общежития. Она горы и вертепы исполнила псалмопения. Она из человеков соделала Ангелов; она научила мужей и жен шествовать тесным и узким путем. Но где остановлюсь, преследуя недостижимое? Кто в состоянии изобразить все преимущества любви? Думаю, что и Ангелы не изобразят, как должно. О блаженная любовь, подательница всех благ! О блаженная любовь, соделывающая блаженными возлюбивших тебя! Блажен, подлинно преблажен человек, который приобрел любовь от чистого сердца и чистой совести! Слыша же о любви, не предполагай любви мирской и плотской, в корчмах и на пиршествах, между людьми, которым слава и бог – чрево. Их любовь ограничивается временем трапезы, их любовь – вражда на Бога. Сюда зовут друзей, а не врагов; здесь нет места бедным; здесь смех, рукоплескания и шум; здесь пьянства и бесчестия. О сей любви сказал Апостол: иже восхощет друг быти миру, враг Божий бывает (Иак. 4:4). О сей любви, или, лучше сказать, о сей прелести, и, чтоб не выразиться еще сильнее, о сей любви, на которую не призирает Бог, сказал Сам Бог, что и язычницы такожде творят: аще бо любите любящия вас, кая вам благодать есть, или кую мзду имате (Мф. 5:47; Лк. 6:32)? Но мы говорим не о такой любви, не ее возвещаем, не ее домогаемся, разумеем же любовь нелицемерную, неукоризненную, нескверную, не корыстную, всеобъемлющую и отличающуюся всяким добрым делом, на какую указал Господь наш, говоря: да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15:13). Ибо Сам Господь так научил и сотворил, и душу Свою положил за нас, не только за друзей, но и за врагов. Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего возлюбленнаго дал есть за нас (Ин. 3:16). О сей любви, имея в себе божественную любовь, сказал Апостол Павел: любы не причиняет ближнему зла, не воздает злом за зло и укоризною за укоризну, но всегда долготерпит, милосердствует, не завидит, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о правде, вся покрывает, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит, таковая любы николиже отпадает (1 Кор. 13:4-8). Кто имеет сию любовь, тот блажен и в нынешнем, и в будущем веке. Кто имеет сию блаженную любовь, тот не гордится, не завидует, ни к кому не питает ненависти, не презирает убогого, не отвращается от нищего, не оставляет без призора сироту, вдовицу и странника. Кто имеет ее, тот любит не только любящих его, что и язычники делают, но и оскорбляющих. Имея сию божественную любовь, Первомученик Стефан молился за побивающих его камнями, говоря: Господи, не постави им греха сего (Деян. 7:60). Еще говорю и не перестану говорить: блажен человек, который пренебрег все земное и тленное и приобрел любовь! Мзда его возрастает с каждым днем, мзда и венец ему готовы, ему даровано Небесное Царство. Его ублажают все Ангелы, его хвалят все Силы небесные, его с радостью примут лики Архангелов. Пред ним с готовностью отверзнутся небесные врата, и с дерзновением внидет он, и станет пред престолом Божиим, увенчается десницею Божиею, и с Богом будет царствовать бесконечные веки. Кто блаженнее его, кто выше его, кто досточестнее его? Видите, на какую высоту возводит любовь имеющих ее!» Любовь – величайшее чудо на небе и земле, нет ничего драгоценнее ее во всех мирах и во всех веках, она свела Бога с небес на землю и возводит людей на небеса, ей побеждены смерть и Ад, она соединила людей и Ангелов в одну святую, соборную и апостольскую Церковь, сделав их братьям, ей свершаются все таинства и чудеса, она основа и вершина всей нравственной жизни христиан.
                Русский религиозный мыслитель Иван Ильин, пытаясь понять и осмыслить сущность любви, писал в своей книге «Путь духовного обновления», что любовь духовна и рационально непостижима, ее нельзя логически доказать и проанализировать, ее надо пережить, она – чудо Божье в нашем мире, лежащем во зле, прекраснейшее и самое священное явление духовной жизни, ее тайна открывается в живом восприятии и личном опыте, а сама любовь связует все века и все миры, она простирается на Бога и на людей, на флору и фауну, на отечество и произведения искусства – картины, статуи и книги, музыкальные и поэтические творения, она вдохновляет и приносит счастье, побуждает человека благословлять жизнь и радует его сердце даже в годину скорбей и испытаний. По воззрению И. Ильина существует два типа любви: любовь инстинкта, ищущая того, что субъективно радует человека и нравится ему, ей присущи такие черты как слепая идеализация предмета любви, желание удовольствий и зачастую она завершается разочарованием – горьким прозрением действительности; иная любовь духа, ищущая достойное и совершенное, это – зрячая и прозорливая любовь, проницающая суть вещей, вселяющая в душу человека доброту и благородство, побуждающая его молиться и искать высшего Божьего совершенства, ценить мудрость, справедливость и честь, произведения искусства и красоту природы, она есть жажда Божественного – молитва, обращенная к духовному небу, находящее себе приют в чистых и чутких сердцах, воспламеняя в них надежду, неутолимый поиск Истины и вдохновляющая на служение Богу. Любовь есть открытость души и порыв, она – творческая сила и сочувствие, умиленне пение, исходящее из глубины сердца, но без духа любовь – слепа, пристрастна, своекорыстна, подвержена опошлению, и только одухотворенная любовь есть жажда совершенства и воля к Божественному, поэтому первая евангельская заповедь – любовь к Богу, а вторая – любовь к ближнему, ибо братство людей – не по крови и плоти, а по духу и вере – достигается только через Бога. Духовная любовь есть вкус к совершенству, а любящее, созерцающее и поющее хвалу Богу сердце – духовный орган восприятия Божьего совершенства, как на небе, так и на земле, оно умеет прощать и молиться, воспринимать красоту и чудеса Божьего мира в веселии полевых цветов и молчании далеких заснеженных гор, среди грозных волн океана и в произведениях искусства, ибо вся природа становится книгой Божьей премудрости и откровением. Немецкий поэт Гете в минуту молитвенного восторга признавался: «У каждого тихого родника, под каждым цветущим деревом я нахожу Его со всею теплотою Его любви». Для любящего сердца «нет на земле ничтожного мгновенья», говоря поэтическим языком поэта Е.Баратынского, ибо любящий обретает высший смысл жизни и любовь становится для него источником веры в Бога и всей религиозной жизни, ибо кто любит Бога, тот жаждет быть с Ним и ищет Его непрестанно, он обращает к Нему всю свою душу – ум, сердце и волю – в пламенной молитве, не может жить без Творца и обретает неизреченную радость, когда чувствует в молящейся душе своей таинственное действие Святого Духа, освящающего и утешающего человека так, что он уже никогда не будет чувствовать себя несчастным, покинутым и одиноким, где бы он не был – посреди морской бури, в раскаленной пустыне, или в тюремном заключении – везде он имеет духовную опору и утешение в Боге и Его небесной любви. В произведении «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний» И. Ильин горько сетовал на то, что в людях слишком мало любви, они исключили ее из своей жизни и культуры, из науки и веры, из искусства и правосознания, из образования и воспитания – вследствие этого человечество обречено на невиданный духовный кризис и небывалые исторические катастрофы, о чем свидетельствует вся трагическая и кровопролитная история мира и особенно история двадцатого века.  Без любви нельзя жить, без нее люди истребят друг друга, в ней наша надежда и спасение.
         По слову святителя Иоанна Златоуста, любовь есть дар и превосходнейший путь к получению всех даров, любовь преображает человека из грешника в святого и он научается любить всех равно – и малого и великого, как любит Бог, отвечать на зло – добром, молиться за проклинающих и обидчиков, а если в сердце  человека нет любви, то даже если он сотворит тысячи чудес и будет обладать совершенным знанием, то он не познает Бога и останется чужд Христу и Святому Духу. Христос сказал апостолам Своим, что все узнает в них Его учеников, если они будут иметь в себе и между собой любовь – пламенную и ревностную к вере, неземную и жертвенную, радостную и святую. По слову митрополита Филарета Вознесенского, «христианская любовь есть чувство особое, приближающее человека к Богу, Который Сам есть Любовь… В сфере земных чувствований нет высшего чувства, чем чувство материнской любви, готовой на самопожертвование. И вся история отношений Бога к человеку есть сплошная история самопожертвования небесной любви. Отец Небесный как бы за руку ведет ко спасению грешника, Своего врага и изменника, и не щадит для его спасения Своего, Единородного Сына. Сын Божий, сойдя с неба, воплощается, страдает и умирает для того, чтобы чрез воскресение дать грешнику ту блаженную вечность, которую он утерял чрез свою измену. А пред страданиями Он дает Своим верным ученикам как бы завещание – заповедь, идеал: …как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин.13:34). С небесных высот сойдя в наш мир, лежащий во зле, Христос явил Собой и возвестил священный идеал бескорыстной и жертвенной евангельской любви, обнимающей всех – друзей и врагов, Ангелов и людей, животных и птиц, воздающей добром за зло, прощающей обидчиков и благословляющей проклинателей: «…любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф.5:44). Любовь – основа всей духовной и нравственной жизни христианина, она – дивный дар Святого Духа и «совокупность совершенства» (Кол.3:14), знак того, что человек живет праведной жизнью и пребывает с Богом. Любовь соединяет нас всех в единую Церковь, побуждает радоваться с радующимися и плакать с плачущими, она есть прекраснейший цвет вечной жизни и источник святости. Сотворив человека по образу и подобию Своему, Господь вложил в его сердце глубочайшую и неискоренимую потребность любить. Апостол Павел замечает, что среди трех христианских добродетелей – веры, надежды и любви, любовь наивысшая, она – венец всех добродетелей, и если вера и надежда есть спутники земной жизни, то любовь «никогда не перестанет» (1 Кор.13:8). По словам святителя Иоанна Златоуста с момента второго пришествия Христа во славе и величии Божества Его, вера пройдет, ибо все мы узрим Господа лицом к лицу, надежда упразднится, так как все чаяния исполнятся, и лишь любовь пребудет вечно, совершеннейшим образом соединяя нас с Богом. В Священном Писании сказано, что нет ни одного создания, которое было бы напрасно призвано к жизни. Если все сотворено для человека как венца Божьего творения, то он призван возлюбить все создания и весь видимый мир, ибо невозможно любить Бога, не возлюбив природу, на которой почил отблеск премудрости Бога, Его неизреченной славы и вечной красоты: «невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим.1:20). Апостол Павел учил, что любовь соединяет в себе все добродетели: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1Кор. 13:4-7). Христианская любовь не ищет похвал и не страшится клеветы, она жертвенна и свята, не знает мщения и зла, научает переносить скорби и прощать обидчиков, молиться за врагов и идти по следа Христа и быть верными Богу, она уничтожает эгоиз и злобу, гнездящиеся в сердцах людей. Человек создан Богом для любви, а любовь не ограничена временем и пространством, она простирается на живых, усопших, еще не рожденных и даже на «во аде держимых», выражаясь в молитвах за них, ибо смерть – не конец бытия и у Бога все живы. Апостол Иоанн Богослов писал о том, что истинная любовь деятельна: «Дети мои! станем любить не словами и языком, но делом и истиною» (1Ин.;3:18). По свидетельству Исаака Сирина верный признак христианина – это «милующее сердце», оно с жалостью молится Богу обо всех: «о людях, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари». Сущность христианской религии заключена в евангельской любви, воплощенной в чудесной Личности Иисуса Христа, являющимся величайшим идеалом, а без нее наши добродетели и вся наша вера, все наши таланты и знания, все пророчества и чудеса, все подвиги самоотречения и даже мченичество, вся наша жизнь лишаются смысла и без любви есть ничто: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.  И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1Кор. 13:2-3). С пророческим вдохновением апостол Павел провозглашает, что любовь – величайший и превосходнейший из даров Божиих, она не перестанет быть – истинная любовь вечна, ее не могут сломить ни муки, ни горе, ни испытания, ни лишения, ни разочарования, ни смерть, она сильнее смерти, сильнее всего на свете, в ней полнота жизни, мудрости, добродетели и счастья, она не перестанет быть и тогда, когда все пророчества исполнятся и история завершится, небеса совьются, как свиток, христианские надежды сбудутся, а вера станет созерцанием – зрением лицом к лицу, ибо любовь будет царствовать во веки веков. Учение о любви – это сердце всего христианского вероисповедания, ибо любовь есть имя Божие и совокупность всех совершенств, ей проникнута вся жизнь Церкви, ее таинства и богослужения, без любви немыслима и невозможна духовная и нравственная жизнь личности. Бог есть источник любви, мудрости и радости, но любить невидимого Бога возможно лишь тому, кто соблюдает заповеди Его – исполняет святую Божью волю и любит Его видимые творения, а, прежде всего, человека, ибо человек имеет в себе образ Божий, а потому нам надлежит научиться искусству евангельской любви, ибо всякий любящий от Бога и знает Бога, ведь Бог есть Любовь. Великий русский писатель Ф.М. Достоевский – один из самых глубоких мыслителей России, мыслящий не в отвлеченных понятиях, а в художественных образах и сценах, на страницах своего «Дневника писателя» отметил, что любовь к самому себе, к ближним и всему человечеству невозможна без веры в Бога и бессмертие души, ибо, если отнять у человека эту религиозную веру, то он утратит и высший смысл жизни,  в его сердце воцарятся разочарование и тоска, а затем – отчаяние, ощущение бессмысленности бытия и ненависть ко всему миру. Если человек не верит в личного Бога и будущую жизнь – бессмертие и уникальность каждой личности, но исповедует атеистическую и материалистическую догму, гласящую, что нет никакого Бога и духовного мира, а с земной жизнью оканчивается наше существование, то он не сможет возвыситься до истинной любви к людям – ко всем ближним – друзьями и врагам, и более того – он возненавидит самого себя и свою жизнь, истребит себя, ибо нет смысла терпеливо и стоически переносить все скорби, унижения и лишения здешней жизни, если после смерти – лишь небытие. При одной мысли о Боге верующие люди, испытывающие страдания – духовные, душевные и физические, воздерживаются от самоубийства, о чем в художественной литературе столь ярко свидетельствуют гетевский Фауст и шекспировский Гамлет. Вера – основа духовной любви, а любовь – вершина веры; только вера в бессмертие каждой личности, в благость и всемогущество Творца вселенной, Его премудрый промысел о мире и каждом создании дает человеку силы терпеливо и героически переносить все скорби и несчастья, не пасть духом и жить по Евангелию вопреки всему – не прогибаться под изменчивый мир, а преображать действительность вокруг себя, благожелательно и милосердно относиться к людям – как к братьям и сестрам, прощать обидчиков и молиться за врагов. По возвышенному исповеданию святителя Иоанна Златоуста, евангельская любовь жертвенна и бескорыстна, ее непоколебимое и непобедимое основание – Сам Христос Богочеловек, ничто не может расторгнуть ее вечные узы – ни клевета, ни опасности, ни смерть, и нет большей любви, чем пожертвовать собой за друзей своих – отдать жизнь за любимых, а в особенности – умереть за Христа и Его святую Церковь.



















Бог есть Любовь

Если есть Бог,- а для меня это сделалось несомненным,
- то Он, необходимо, есть Абсолютная Любовь.
Но Любовь есть не признак Бога. Бог не был бы Абсолютной Любовью,
 если бы был любовью только к другому, к условному, к тленному, к миру;
ведь тогда любовь Божия стояла бы в зависимости от бытия условного и, следовательно, сама была бы случайна. Бог есть существо абсолютное потому, что Он – субстанциональный акт любви, акт-субстанция.
Бог есть Истина и не только имеет любовь, но, прежде всего, Бог есть Любовь, т.е. любовь – это сущность Божия собственная природа Его,
а не только Ему присущее промыслительное отношением…
«Бог есть Любовь», а не только «Любящий», хотя бы и совершенно.
П. Флоренский

                Любовь – самое возвышенное из всех имен Божиих, ибо оно отражает не только одно из Его вечных свойств, но и указывает на самую величайшую и самую неизъяснимую тайну христианского богословия – любовь есть образ Божественного бытия. В первом послании апостола Иоанна Богослова была изречена самая высокая мысль о Боге в истории мира: «Бог есть Любовь» (1 Ин.4:8). Тайна взаимоотношений всех трех Лиц единого Бога – тайна всесовершенной любви, открывающаяся в Священном Писании и Божественной Литургии, в молитве Христа Богочеловека о том, чтобы все были едины, как едина Святая Троица, и когда мы говорим, что Бог есть Любовь, то мы должны понимать, что речь идет не о том, что Бог любит и обладает любовью, а о том, что Он есть сама Любовь и три Божественных Лица от вечности сопребывают в совершенной, таинственной, святой и пренебесной любви. Опираясь на апостольскую проповедь, святитель Григорий Богослов мудро заметил, что если христиан кто-нибудь спросит – «Кого вы чествуете и Кому поклоняетесь?», то ответом будут следующие слова – «мы чтим Любовь, ибо по безукоризненному изречению Святого Духа это есть величайшее имя Божие». В Новом Завете Бога именуют Духом по Его природе, ибо существо Божие всецело духовно, а имя Любовь указывает на бытие Божие, определяет характер и сущность всей жизни Святой Троицы. Прежде сотворения мира Бог был Любовью, ибо все Ипостаси единосущной и нераздельной Святой Троицы пребывали в вечном общении любви, и каждая Ипостась любила Себя и иные Ипостаси всесовершенной и вечной любовью, и потому Господь наш есть вечно Любящий, Любимый и Любовь. По сильному изречению Блаженного Августина тайна бытия Божие и взаимоотношений Лиц Святой Троицы – это тайна вечной и совершенной любви: «Если ты видишь любовь, то по истине видишь Троицу… Вот три суть: любящий, и любимый, и любовь». Но по схематичному и рассудочному объяснению Августина Блаженного, любящий есть Отец, любимый – Сын, а любовь – Дух Святый, в то время, как, в действительности, каждое Божественное Лицо есть Любящий, Любимый и Любовь, ведь если любовь есть полнота Божественной Жизни, то ей обладает каждая Ипостась Святой Троицы, каждая является любящим Богом и каждая является любимым Богом. По метафорическому изречению архимандрита Киприана Керна, любившего использовать в своих литургических и догматических изысканиях библейскую образность: «Святая Троицы есть Неопалимая Купина вечно горящей любви». Святая Троица есть Любовь, и каждая Ипостась Божия – всецело Бог и совершенная Любовь, ибо все три Лица единосущны и нераздельны, имеют одну вечную жизнь и святую волю. Догмат о Святой Троице – главнейший из всех догматов Церкви, драгоценнейшая жемчужина Божественного Откровения и вершина православного богословия, сверхразумная истина веры, на которой основано не только все катафатическое Богопознание о таинственной деятельности Божией во вселенной, в истории мира и душах людей, но и высшее апофатическое Боговедение, обращенное к неизреченным и непостижимым тайнам внутренней жизни Троичного Божества. Тайна внутренней жизни Божества – величайшая из тайн Божиих, она неприступна для молитвенных созерцаний святых и подвижников, неизъяснима для разумения пророков и мудрецов, сокрыта не только от людей, живущих в узах плоти, но и даже от самих Ангелов, обитающих на небе. Вот почему в Священном Писании тема внутренней жизни Святой Троицы покрыта молчанием, а если об этой тайне Божией нечто и говорится, то всегда благоговейно и кратко. Святой Дионисий Ареопагит утверждал, что о самых великих тайнах Божиих даже мудрейшие из нас могут сказать совсем немного. Что же тогда может изречь смертный и падший человек о величайшей из Божественных тайн – о Любви? Но и высшие Ангелы не в силах постичь и изречь предвечной и безначальной любви Святой Троицы. И все же нам дано знать, что Бог Отец, будучи Истоком Божества, есть Личность, обладающая всемогущей волей и премудростью, от Него предвечно рожден Бог Сын – Премудрость и Сила Божия, вечное Слово Бога – Логос, и предвечно изошел Бог Святой Дух – единосущная Отцу и Сыну, совершенная и совечная Им Личность. Все три Лица Святой Троицы есть вечные носители и выразители Божественной Любви, и каждая Ипостась – совершенная Личность, Бог премудрый, благой и всемогущий, Чья жизнь состоит в любви и есть любовь, не знающая начала и конца. Каждое из Лиц Святой Троицы всецело отдает Себя в любви двум другим Божественным Ипостасям, неразлучно пребывает с Ними в совершенной любви, и это свидетельствует о том, что Бог в Себе есть предвечная, всеобъемлющая, всесвященная и всесовершенная Любовь. В книге «Столп и утверждение Истины» священник, философ, ученый и поэт  Павел Флоренский глубокомысленно и доматически верно писал о Боге: «Если есть Бог,- а для меня это сделалось несомненным, - то Он, необходимо, есть Абсолютная Любовь. Но Любовь есть не признак Бога. Бог не был бы Абсолютной Любовью если бы был любовью только к другому, к условному, к тленному, к миру; ведь тогда любовь Божия стояла бы в зависимости от бытия условного и, следовательно, сама была бы случайна. Бог есть существо абсолютное потому, что Он – субстанциональный акт любви, акт-субстанция. Бог есть Истина и не только имеет любовь, но, прежде всего, Бог есть Любовь, т.е. любовь – это сущность Божия собственная природа Его, а не только Ему присущее промыслительное отношением. Другими словами, «Бог есть Любовь», а не только «Любящий», хотя бы и совершенно». Преподобный Симеон Новый Богослов свидетельствовал, что любовь – вершина добродетелей и непостижимая тайна, а ее апофатическое существо неизъяснимо для людей и для самих Ангелов небесных: «Мы имеем святую и нераздельную троицу добродетелей – веру, надежду и любовь, и последняя – первая есть и боьшая всех, как предел доброт. Ею удомостроительствована вера наша, най ней основана надежда и без нее ничто из сущего не происходило бы и никогда не призойдет. У этой любви много имен и дел много, и признаков ее преобильно, и свойств премногое множество. Но существо ее одно и для всех совершенно непостижимо: и для Ангелов, и для людей, и для всякой другой твари, нам может быть, еще неведомой. Она и вечна, и безвременна, и незрима, ибо умопердставляется, но не постигается. Много красот у нее, нерукотворного и святого Сиона,  которые как только начнет узревать кто, престает уже утешаться привлекательными видимостями мира и любит славу его». По слову святителя Тихона Хадонского, любовь Божия апофатична и открывается лишь те, кто пережил ее: «Что есть любовь Божия и какая сладость ее, слово изобразить не может. Одни только те познают ее, которые вкушают сладости ее. Поскольку эта есть духовная и дело Святого Духа, так как плод духовный есть любовь» (Гал.5:22).
                Когда мы говорим, что Бог есть Любовь, то мы приоткрываем великую тайну бытия Божиего и Его святой воли, хотя Сущность Божия и остается для нас, как и всех прочих тварных созданий, непостижимой тайной. Преподобный Иустин Попович говорил, что из всех имен Божиих только любовь приоткрывает нам тайну Божественной Сущности, ибо Господь по Своему существу – Любовь. Но по учению Православной Церкви никто не может постигнуть Сущность Божию, она – совершенно непостижима, как непостижимы и все вечные Божественные свойства. Разве кто-то из людей или Ангелов может в совершенстве постигнуть премудрость Создателя и всемогущество Божие? Из Священного Писания мы знаем, что Бог есть Любовь – Он Сам открыл нам эту истину, и потому мы исповедуем ее, ибо понимаем, что никто не может постигнуть всех глубин Божиих кроме Духа Божиего, Которым написаны книги Библии через Его пророков и мудрецов – или лучше сказать в «сотворчестве» с ними, как выразился апостол Павел. Многие библейские изречения возвещают о любви Божией, она – более всех предвечных и совершенных свойств Божиих отображает в себе само существо Бога – Его непостижимую Сущность, объемля беспредельный океан бытия Божиего и всю жизнь Святой Троицы, ибо все помышления и дела Божии проникнуты любовью. Если Бог – совершенен и непостижим, а имя Ему – Любовь, то и сущность любви столь же непостижима для людей и Ангелов, как и Сущность Самого Бога. Говоря языком богословия сущность любви апофатична, ибо как нельзя определить Сущность Божию, так нельзя и определить сущность любви, превышающую силы не только весьма ограниченного разума падшего человека, но и силы горних умов наивысших Херувимов и Серафимов. Как самое таинственное и всеобъемлющее свойство Божие, любовь охватывает не только всю внутреннюю жизнь Святой Троицы, но и все внешние действия Бога в мире, Им сотворенном. Вся сокровенная жизнь Бога и Его деятельность в мире, проистекают из одного источника – Божественной Любви. Если Сущность Божия – запредельная, совершенная и непостижимая, то мы не в силах постичь ее – не в силах постичь естество Бога и саму сущность Его любви, но мы можем воспринять ее и понять через ее проявления в сотворенном Богом мире. Тайна любви лежит в основе сотворения мира, промышления о вселенной и каждом создании, Боговоплощения и искупительной жертвы Сына Божиего, Иисуса Христа, образования Новозаветной Церкви и ее духовной жизни, конца времен и Страшного Суда. Все действия Божии в мире проистекают из Его любви, ей объясняются, освящаются и утверждаются.. До сотворения мира любовь Божия взаимопроникала все Ипостаси Святой Троицы, а с акта миротворения,  Господь пожелал разделить ее со всеми Своими созданиями, сотворенными в любви и для любви, ибо в очах господних совершенная и всеобъемлющая любовь есть высочайшая ценность и смысл жизни. По слову преподобного Исаака Сирина единственная причина сотворения мира – избыток Божественной Любви. Александрийский богослов Ориген, испытавший сильное влияние античной мудрости и особенно платонизма, считал, что Бог не мог вечно пребывать в созерцании Самого Себя, напротив Его любовь неизбежно должна была проявиться в сотворении мира, а значит мир – совечен Богу, ибо немыслимо, чтобы было время, когда Бог не творил. Но если мир вечен и безначален, то он равен Богу, а это – абсурд, ибо Богу никто не равен Богу, Он один – Абсолютное Совершенство, а вечность – Божье свойство, она принадлежит только Богу – «Единственному», как называл Его Тертуллиан. Если творение мира есть неизбежное следствие Божьей природы, как думал заблуждавшийся Ориген, то мы приходим к отвержению свободы Божьей воли и неприемлемому для всех христиан пантеизму – нелепому учению о единосущности Бога и мира. В Священном Писании ясно возвещается – мир не совечен Богу: Прежде, нежели родились горы, и Ты образовал землю и вселенную, и от века и до века Ты – Бог» (Пс.89:3). У многих богословов возникал вопрос: Если мир не совечен  Творцу, то, что делал Бог до сотворения мира? Но еще Ириней Лионский заметил, что Священное Писание «ничего не открывается нам о том, что Бог прежде этого делал», но мы знаем точно одно – мир создан Богом, а с ним возникло и время. В своем философско-лирическом шедевре «Исповедь», Августин Блаженный утверждал, что сотворение мира есть и сотворение времени, а Бог есть Творец не только вселенной, Ангелов и людей, но и времени. С христианской точки зрения один Бог вечен, в Нем полнота благ и жизни, Он всемогущ, мир никаким образом, и ни в каком смысле не может быть равен Богу, а сотворение мира есть дело свободной воли Бога Творца.  По рассуждению преподобного Исаака Сирина, Бог есть безмерная и неизреченная Любовь,  «среди Его действий нет ни одного, которое не было бы исполнено милости, любви и сострадания: это составляет начало и конец Его отношения к нам». «Единственная причина сотворения мира и пришествия Христа в мир заключается в явлении преизобильной любви Божией, которая привела в бытие то и другое. Сила любви Божией по отношению к твари отражена в пришествии Христа в мир». В полном согласии с библейским Откровением преподобный Исаак Сирин говорил, что с сотворением мира возникло и время, и движимый любовью Господь сотворил Ангелов и духовный мир в молчании, а материальный мир с солнцем, луной и звездами, птицами и животными, и наконец – с людьми – словом, дабы все создания познали Его безмерную любовь и приобщились к Его Божественной славе: «Бесчисленные миры и естества беспредельные привел Он в бытие; и легионы Ангелов, которым нет числа, из ничего сотворил Он. Пребывая в собственном бытии, Он, когда не было никого, кто бы побуждал Его, - ибо ничего не существовало, - по Своей собственной воле и по Своей благодати соизволил и восхотел, чтобы миры пришли в бытие, дабы они познали Его. И совершил Он творение по благодати Своей, удостоив также и нас, людей, которые суть прах от земли, естество немотствующее, благодаря творческому искусству Его возвыситься до состояния словесности, дабы моги мы предстоят перед Ним и разговаривать с Ним в молитве, и дабы умом причащались той славы Божественного Естества, - если жизнь наша достойна этого, - дабы примеру бестелесных существ подражали мы на земле». В Ветхом Завете есть изумительно прекрасные и вдохновенные строки, повествующие о том, как Господь создал мир не только материальный – стихи первой главы книги Бытия, но и духовный – возвышенные слова из Псалтыря: «Словом Господним небеса утвердились, и Духом уст Его вся сила их» (Пс.32:6). Господь всемогущ, Он сотворил мир совершенно свободно, не имея никаких внешних и внутренних побуждений, Его святая воля ничем неограниченна, она – безусловна, но проникнута любовью. Господь сотворил мир не для того, чтобы получить что-то от Своих созданий, но для одной цели – разделить Свою бесконечную любовь с каждым творением. Если бы Бог не был Любовью, то Он не был бы благ и не сотворил мир и человека, Ангелов и вселенную для столь высокой цели – Царства Небесного. В Библии возвещается, что всеблаженный Бог все сотворил для того, чтобы дарить сотворенных Своей любовью – цель мира и смысл жизни заключены в Его любви, Он Сам – наивысшая ценность и цель – «все из Него, Им и к Нему» (Рим.;11:36), «все Им и для Него создано» (Кол.;1:16). Весь сотворенный мир – это величественная симфония и грандиозное музыкальное произведение, гимн во славу Бога – «небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь» (Пс.;18:2); имя Господне и слава Его превознесены на небе и на земле, и все творение хвалит Творца как Давидова арфа: «Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних. Хвалите Его все ангелы Его, хвалите Его все воинства Его. Хвалите Его солнце и луна, хвалите Его все звезды света. Хвалите Его небеса небес и воды, которые превыше небес. Хвалите Господа от земли: великие рыбы и все бездны, огонь и град, снег и туман, бурный ветер, исполняющий слово Его, горы и все холмы, дерева плодоносные и все кедры, звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые, цари земные и все народы, князья и все судьи земные, юноши и девицы, старцы и отроки». В Апокалипсисе тайнозритель и апостол Иоанн Богослов созерцает Божественную Литургию на небесах и  видит как Ангелы и святые поют славу Бога и возносят литургическую молитвенную хвалу в Его честь: «Достоин Ты, Господи, приять славу, честь и силу: ибо Ты сотворил все, и все no Твоей воле существует и сотворено» (Откр.;4:11). Бог есть верховное Благо, Он есть всемогущий Творец неба и земле, исполненный любви и создавший Ангелов, вселенную и людей, желая сообщить им Свои блага и совершенства, одарить их Своей любовь и блаженством. Весь сотворенный Богом мир – прекраснейшее и совершенное творение, ибо любовь Его безмерна и щедра, могущество – безгранично и неописуемо, а премудрость – совершенна и искусна, Он – Поэт и Художник, прославляемый красотою и величием созданного Им шедевра – красотой природы, а еще более – Ангелов и людей, возносящих молитвенную хвалу в честь Создателя. «Господь положил око Свое на сердца их , чтобы показать им величие дел Своих, да прославляют они святое имя Ело, и возвещают о величии дел Его» (Сирах.;17:7–8). В книгах Библии – особенно в книге Иова и Псалтыре, Евангелиях и посланиях апостола Павла, провозглашается, что созерцая природу, человек может познать через ее красоту величие, премудрость, благость и мощь Творца.  В первозданном состоянии человек был храмом Святого Духа и слава Божия обитала в нем – сияние славы Вседердителя окружало и наполняло человека, он был прекраснее солнца, луны и звезд, и мог взойти на еще более высокую ступень совершенства – обожиться, но через грехопадение, человек лишился славы Божией и райского блаженства – «все согрешили и лишены славы Божией» (Рим.;3:23), он стал несчастным существом, изгнанным из Эдема, а вся тварь земная покорилась тлению и смерти, она стенает и мучится в суете и ожидает , когда «освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим.;8:20–22). Наш нынешний мир лежит во зле – пребывает в катастрофическом состоянии, но красота природы – звездного неба, утренней зари и прощальных лучей заката, лунной ночи и весеннего торжества расцветающих садов и полей – волнует сердца людей и восхищает их, возносит их мысль к Богу, человек ищет смысл жизни и спасение, вечную красоту и правду Божью. Благой и всемогущий Бог сотворил мир из любви, чтобы все создания Его были осенены славой Божий и пребывали в неизъяснимом блаженстве, восходили от совершенства к совершенству, о славы к славе, наполняясь любовью и одухотворяясь –  все более приближаясь к Богу, к Тому, Кто есть Сущий и Непостижимый, окружен страшным великолепием и пребывает в славе неприступной, все делающий и творящий с совершенной любовью. Преподобный Исаак Сирин утверждал, что Бог с отеческой любовью относится ко всем Своим созданиям, Он есть «Отец словесных существ, которых родил Он Своим попечением, чтобы стали они наследниками славы Его во время грядущее, дабы явить им богатство Его для их наслаждения нескончаемого».  Бог есть единственный «истинный Отец, Который Своей безмерно великой любовью превосходит всякую отеческую любовь». Поэтому Его отношение к тварному миру характеризуется непрестанной промыслительной заботой обо всех, кто его населяет: об Ангелах и демонах, о человеке и животных. Промысл Божий является общим для всех и простирается на все. Ни одно создание не исключено из области любвеобильного Промысла Божьего, но всякому в равной мере уделяется любовь Создателя: «Как нет в знании Создателя ни единого тварного естества, которое было бы раньше или позже, но в сознании Его извечно находится то, что Он привел в бытие... так нет никого впереди или позади в Его любви к ним: нет у Него вообще «больше» или «меньше». Напротив, как есть равенство и постоянство в знании Его, так есть равенство и постоянство в любви Его».
                Таинственная, вечная, совершенная и бесконечная любовь Божия простирается на весь мир и на каждое создание, она – неисчерпаемая золотая чаша, переливающаяся через край и изливающаяся на все творение. В чуде и таинстве сотворения мира совершенная любовь Божия открылась во всей многогранной полноте и несказанной таинственности, связанной с благостью и премудростью Создателя. По великой и незреченной премудрости Господь сотворил мир из ничего и даровал бытие всем Своим созданиям, дабы они жили вечной жизнью и познали Его любовь. Таинственными и чудесными следами любви Господней наполнена вся вселенная, Его любовью движимы все звезды, солнце и луна, как вдохновенно писал итальянский поэт Данте Алигьери. Мир возник не из существа Божиего, как ошибочно полагают пантеисты, а создан всемогущей волей Всевышнего, и все живые существа неба и земли – это не проявления внутренней жизни Божества, а произведения Его творческой воли. Тайна отношения Бога к миру и всем созданиям – это тайна абсолютно свободной воли Божией и Его совершенной и пренебесной любви. В сотворении мира нет, не было и не может быть никакой необходимости для Бога, ибо Господь ни в чем не нуждается, Он абсолютно свободен, а Его любовь не потерпела бы ущерба, если бы мир не был сотворен. Вся жизнь Божия есть любовь, проявляющаяся во всех взаимоотношениях трех Лиц Святой Троицы, и от вечности она осуществлялась совершеннейшим образом в безначальном бытие Бога Отца, предвечном рождении Сына Божиего и исхождении Святого Духа, ибо все это – проникнуто абсолютной и безусловной любовью, не знающей начала и конца. Догмат о Святой Троице открывает нам величайшую тайну Божественной Любви – тайну ее высшего совершенства: даже если бы Господь не сотворил мир, Он не был бы замкнутой в Себе монадой, ибо во всех взаимоотношениях Ипостасей в совершенстве осуществляется вся полнота Божественной Любви. Но если акт сотворения мира был свободным актом Божественной Любви, то любовь Божия простирается на все творение – и на горние чертоги, где пребывают бесчисленные сонмы Ангелов, и на небо, усыпанное россыпями звезд, с древнейших времен, восхищающих поэтов, и на вздымающиеся волны бушующих морей, и на живительный оазис, затерянный в песках бескрайней пустыни, и на каждого из нас, столь часто забывающих о Боге. Бог любит каждое творение Свое с неизмеримо большей силой, чем мы можем себе это представить. Для чего Господь создал мир и всех нас? Если абсолютная и совершенная любовь Божия проявилась при сотворении Ангелов, вселенной и человека, то она заключала великую и премудрую цель для всего Божьих созданий, и прежде всего для венца творения – человека, и этой целью было Божественное совершенство – сама Божия любовь, ибо нет ничего выше ее. Но никакого Божественного совершенства и совершенной любви вне Бога не может быть, ведь Он один – Совершенство всех Совершенств и Абсолютная Любовь, а потому вечная жизнь Божьих творений и их восхождение к Божественному совершенству немыслимо без Самого Бога и Его непосредственного участия в их жизни, оно есть познание Бога и пребывание с Богом – любовь. Небеса проповедуют славу Божию, величие Вседержителя воспевают Ангелы, и весь земной мир в его первозданной красе, еще не оскверненной грехопадением Адама, отражал в себе отблеск совершенства Божиего, ибо всемилостивый и бесконечно щедрый Господь захотел одарить всех сотворенных Им живых существ Своим блаженством, возвести их тварную природу к неисчерпаемой полноте Божественной Жизни. Любовь Божия щедра и искусна, и Господь, будучи совершеннейшим Художником, создал прекраснейший мир и дивных созданий, прославляющих красотой и величием своего Создателя, космос, отражающий в себе Его могущество и премудрость: «Все соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих» (Пс.103:24). Святитель Василий Великий говорил, что созерцая красоту Божьего творения – моря и звезд, закатов и рассветов, садов и лугов, гор и степей, - в нашем сердце возникает желание прославить святое имя Божие, ибо все прекрасное на небе и земле свидетельствует о величии дел всемогущего Творца вселенной, являя в себе отблеск Его любви и совершенства, но гораздо выше иное Богопознание – через познание себя в двух аспектах – созерцания образа Божиего в себе, и покаянного плача о грехах, его осквернивших и извративших. Высочайшая премудрость Божия проявилась в сотворении разумных созданий – Ангелов и людей, ибо они были созданы по образу и подобию Божиему, и даже после грехопадения образ Божий хоть и помрачился, но не истребился в людях, а души их, как и прежде – бесценное сокровище для Бога, более таинственное и грандиозное, чем весь видимый мир. В восьмом Псалме царя и пророка Давида есть изумительные по своей поэтической красоте и мелодичности строки, они – превосходнейший образец библейской лирики, где богословски раскрывается тайна образа Божиего в человеке и его царственного величия: «Когда я взираю на небеса Твои – дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что ты помнишь его, и сын человеческий, что ты посещаешь его? Не много Ты умалил его пред Ангелами: славою и честью увенчал его; поставил владыкою над делами рук Твоих; все положил под ноги его» (Пс.8:4-7). Бог есть Любовь, она – не только вечное свойство Божие, но вся полнота жизни Святой Троицы и образ Божественного бытия, а потому и человек, сотворенный по образу и подобию Божиему, наделен умением любить, любовь – это назначение человека и суть человечности, быть человеком – значит уметь любить и сострадать, быть милосердным, бескорыстным и самоотверженным. Таинственная и пренебесная любовь Божия открывается в каждом творческом действии Бога, она не только лежит в основе сотворения мира, но и держит мир в бытии. По христианскому вероучению мир – это великолепное произведение  премудрости Божией, от Творца зависит бытие сотворенной Им вселенной, и Его святая любовь удерживает каждое создание в бытии. Если бы Господь не любил мир, то вселенная не могла бы существовать, ибо от Духа Божиего дыхание жизни, и без Него весь сотворенный мир и всякая плоть на земле погибли бы, как и сказано в книге Иова: «Кто кроме Него промышляет о земле? И кто управляет всею вселенною? Если бы Он обратил сердце Свое к Себе дух ее и дыхание ее, - вдруг погибла бы всякая плоть, и человек возвратился бы в прах» (Иов.34:13-15). Бог свят и справедлив, Он – истинный Творец и Вседержитель, создавший мир из ничего, разумно и прекрасно устроивший мироздание, хранящий каждое создание Свое, ибо если бы Господь разлюбил Свое творение и отвратил бы от него сердце Свое и отнял животворящий Дух Свой, то погибла бы всякая плоть – погибли все живущие на земле, и небеса бы померкли, ибо мир не может существовать без Бога, Который с любовью печется и заботится обо всей вселенной и каждом из нас. «О, какая глубина богатства, какой великий замысел и какая высокая премудрость у Бога! О, какое сострадательное милосердие и богатая благость у Создателя! С какой мыслью и с какой любовью сотворил Он этот мир и привел его в бытие!.. Любовью привел Он мир в бытие; любовью ведет Он его в этом его временном образе существования; любовью Он приведет его к тому чудному изменению, и любовью мир будет поглощен в этой великой тайне Того, Кто совершил все это; в любви заключается исход всей истории существования твари» – с богословским изумлением и восторгом восклицает богомудрый святой Исаак Сирин.
       Но если Бог есть Любовь и Им создан прекрасный мир без изъяна, а все Ангелы и люди – свободные и разумные Божьи творения, и они были изначально наделены мудростью, проницательностью и благородством, то откуда в мире возникло зло? По намерению Творца жизнь на небе и земле должна была быть вечной и не ведать греха, и люди и Ангелы призваны были возносить хвалебные молитвы Богу, жить Его святой жизнью в радости и блаженстве. Но почему Люцифер и треть Ангелов пали с небес, как символически описывает это Апокалипсис, а с нашей земли непрестанно возносятся к Богу вопли плача и рыдания, неисчислимые слезы и вздохи скорбящих летят к небесам, возвещая о грозном владычестве смерти и беззакониях творящихся в мире, о несчастиях и страданиях всей Божьей твари – о стихийных бедствиях и болезнях, о непрекращающихся войнах, безжалостном поедании друг друга у животных и истреблении друг друга у людей, о вопиющей жестокости и беззаконии, о муках праведных и торжестве нечестивых? Иными словами: если Бог милостив и справедлив, а любовь – сущность Его вечной жизни, то почему, по словам апостола Иоанна Богослова, «мир весь во зле лежит» (1 Ион.5:19)? Если библейский Господь с любовью создал небо и землю – мир духовный и мир материальный, будучи Богом совершеннейшим – всеблагим, премудрым и всемогущим, то, как Он мог допустить такое катастрофическое состояние Своего творения? Как можно примирить веру во всемогущего и вселюбящего Бога, все сотворившего добрым и прекрасным, с тем безотрадным зрелищем, которое являет нашему взору земная жизнь со всеми ее ужасами и со всеми печалями, со всей несправедливостью и со всеми мучениями? Откуда в мире, созданном Богом, возникло зло? Святые отцы Церкви учили, что Бог есть совершеннейшее и святейшее Существо, Он не только всемогущ и премудр, но и всеблаг, а значит невозможно считать Его виновником зла в мире. Но если Бог всеблаг и любовь изливается из сердца Всемогущего на каждое творение, то почему в мире столь много зла и страданий, и как смерть стала властвовать на земле? По учению Православной Церкви Бог наделил Ангелов и людей свободой, и, обладая свободой, каждый Ангел и человек может, как возлюбить Бога и вечно быть с Ним, так и отвергнуть Творца своего и возненавидеть Его, проклиная дар жизни. Бог любит Свое творение и жаждет ответной любви, но отношения между Творцом и Его разумными созданиями – это союз, основанный на вере, надежде и любви, а верить, надеяться и любить невозможно без свободы. Свобода – это величайшее произведение премудрости Создателя, свидетельство Божией любви к нам, она – достояние всех разумных созданий – Ангелов и людей. У всех живых созданий Божиих есть воля – одна из сил их душ, но только у людей и Ангелов есть свобода, ибо она – достояние личности, свидетельство ее величия и богоподобия. Русский религиозный философ Н.О. Лосский справедливо писал о том, что свобода – бесценнейший дар Бога всем Его разумным созданиям – Ангелам и людям, она – совершеннейшее выражение любви Создателя к Своему творению, давшего нам право личного выбора и самоопределения, право определять свою волю к добру или злу, при этом Сам Господь есть премудрый Педагог, делающий все, чтобы каждое Его создание использовало свободу в благих целях, но в то же время, Бог никогда не принуждает Ангелов и людей – свобода наша остается неприкосновенной даже для Бога: «Любовь Бога к человеку так велика, что она не может принуждать, ибо нет любви без уважения. Божественная воля будет всегда покоряться блужданиям, уклонениям, даже бунтам воли человеческой, чтобы привести ее к свободному согласию. Таков Божественный Промысл, и классический образ педагога покажется весьма слабым каждому, кто почувствовал в Боге просящего подаяния любви нищего, ждущего у дверей души и никогда не дерзающего их взломать». Размышляя о свободе, преподобный Ефрем Сирин писал: «Как может употреблять над нами насилие Бог, когда Сам Он дал человеку свободу? Кто хочет, чтобы вели его насильно, тот не достоин милости, и елси наказывает его правда Божия, то сам н вынуждает ее к тому своей порочностью. Вот, свободная воля, подобна руке, которая может простереться ко всякому плоду. И как по собственному выбору могла прежде сорвать и взять  себе плод смерти, так может сорвать и взять плод жизни». Свобода есть духовный суверенитет личности, способность самоопределения – определять свое бытие и мышление, властвовать над собой. По слову преподобного Иоанна Дамаскина «если человек сотворен по образу блаженного и предвечного Божества, а Божество свободно и имеет волю по естеству, то и человек, как образ Божества, свободен по естеству и имеет волю». Господь возжелал сотворить существ подобных Себе и создал личные существа, одаренные разумом, совестью и творческими талантами, свободой воли и самосознанием. Человек обладает свободой как личность и образ Божий, хотя его свобода, как и свобода Ангелов, конечно не сопоставима с бесконечной свободой Самого Бога, Которого не вмещают небо и земля. Любовь Божия настолько велика, что Творец не только сотворил людей и Ангелов – свободных и разумных созданий, но и явил им высшую благость – возможность через уподобление Богу и жизнь Его любовью, достичь бесконечной свободы, достойной Самого Божества, обрести величайшее совершенство – обожиться. Когда Господь сотворил Адама из праха земного и вдохнул в лице его дыхание жизни,  а после – сотворил из ребра Еву – возлюбленную жену Адама, то Он возложил на них высшую миссию – обожение, но достичь этого можно было только через любовь и верность Богу – исполнение Его святой заповеди о том, чтобы не вкушать запретный плод познания добра и зла. Святитель Григорий Богослов писал, что древо познания добра и зла есть образ высшего созерцания – обретения премудрости Божией. Господь дал заповедь Адаму и Еве не вкушать плод древа познания, чтобы они любили прежде всего Самого Бога, а не только Его дары, и их любовь стала совершенной, а совершенная любовь не ищет своего, но напротив – она непорочна, жертвенна и  бескорыстна. Если бы Адам и Ева остались верны Богу и отвергли соблазн нарушения воли Всесвятого, то они, как Сын Божий, Иисус Христос в пустыне, устояли бы в верности Вседержителю, одержали бы духовную и нравственную победу над искусителем, и не было бы мировой трагедии со всеми ее кровавыми сценами войн, убийств, эпидемий и стихийных бедствий. Трагическое низвержение Люцифера и трети Ангелов с небес, увлеченных им, как и грехопадение Адама и Евы было актом их свободного самоопределения по отношению к Богу, но это самоопределение имело негативный характер и ввергло весь видимый мир во власть смерти, греха и тления, и с тех пор вся земная тварь Божия страдает. Святой Дионисий Ареопагит говорит, что первозданный мир Божий – это восхитительная, великолепная и прекраснейшая симфония, величественный храм, а разумные создания – Ангелы и люди должны были стать священнослужителями и иереями и воссылать хвалу Богу – славить Творца, но с тех пор как в нашу жизнь вошел диссонанс греха и зло разлилось по всему видимому миру, стихии стали разрушительны, животные без жалости пожирают друг друга, чтобы выживать,  люди страдают и погибают от болзней и голода, от стихйиных бедствий и раздоров, и вместо песен радости и хвалебных гимнов Богу к небу несутся вопли плача и рыдания. По великой и неизреченной премудрости Своей, всеведущий Господь от вечности знал, как каждое из Его созданий может распорядиться своей свободой, Всезрящий предвидел и возможность грехопадения мятежных Ангелов и людей, но любовь Божия вечна и совершенна, она распространяется на праведных и грешных, на добрых и злых, ибо никто не лишен любви Вседержителя, желающего, чтобы все спаслись и пришли к познанию Божественной Истины. В Новом Завете провозглашается: Бог «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми; и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф.;5:45), и даже язычникам, которые не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили (Рим.;1:21), Он не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца их (Деян.;14:17). По рассуждению преподобного Исаака Сирина: «Мы знаем, и всякий человек убежден, что нет изменчивости у Создателя, нет у Него каких-либо более ранних и более поздних намерений, нет ненависти или негодования в естестве Его, нет «больше» или «меньше» в любви Его, нет «прежде» или «после» в знании Его. Ибо если всякий человек верит, что по благости и любви Создателя творение пришло в бытие, тогда мы знаем, что они никогда не уменьшились и не изменились в естестве Создателя в результате беспорядочного течения творения». «В сознании Его всякий имеет свое единственное место в чине любви соответственно образу, который Он узрел в них прежде, чем создал и все остальные твари, прежде чем замыслил Он сотворение мира. Он, Чья любовь не имеет начала, изначально обладал начальным побуждением к сотворению мира. У Него единый чин совершенной бесстрастной любви ко всем им, и у Него единый Промысл как о тех, кто пал, так и о тех, кто не пал». В очах Господних всякое сотворенное существо драгоценно, о каждом из нас Бог с любовью заботится как Небесный Отец, любящий все создания Свои – простирающий всесовершенную и всеобъемлющую любовь Свою к праведным и грешным, являющийся справедливым и благим Богом, как возвещает Псалтырь, и Богом милующим и любящим, имеющим силу и власть прощать кающихся и возвращать им непорочность и чистоту белых лилий, как открывает Евангелие, где сказано: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного» (Ин.3:16). На страницах Апокалипсиса рассказывается, что Христос – Агнец Божий, закланный от сотворения мира – это великая тайна любви Бога к сотворенным Им созданиям, и, прежде всего – к людям, на которых отпечатлен Его нерукотворный образ. Прежде сотворения мира всеведущий Господь предвидел возможность грехопадения Адама и Евы, и добровольно решился пожертвовать Собой ради спасения Своих возлюбленных созданий. В совершенно свободном творческом акте Бог создал мир, Ангелов и людей по благости и из любви, чтобы Его творения разделили с Ним радость бытия и вечное блаженство, Его любовь вечна, она сильнее смерти и ревнивее преисподней, и даже если мы оставляем Бога и отрекаемся от Него, Он никогда не оставляет нас и чтучит в двери нашего сердца увещеваниями совести, глаголами пророков и апостольской проповедью, взывает к нас со страниц Евангелия, но оставляет нашу свободу неприкосновенной и никогда не лишает нас священного права самоопределения. Размышляя о вечной, святой, таинственной, небесной и совершенной любви Бога к нам и всему сотворенному Им миру, святитель Иоанн Златоуст заявляет, что если мы хотим познать любовь Божию, то нам надо послушать, что Он говорит через Своего пророка:  «Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? Но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя» (Ис.49:15). Открывая великую тайну Божественной Любви, Христос сказал ученикам Своим: «Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья…» (Мф.23:37). Велика и непостижима любовь Бога к нам – в Библии приводится в пример любовь птиц к птенцам своим и нежнейшей и самой заботливой матери к ребенку своему,  так как у нас нет более сильных выражений любви, но Бог любит нас гораздо сильнее, чем мать своего ребенка, Его любовь неизреченна и неизъяснима, она пламеннее всякой иной любви, и если она коснется нашего сердца, то оно воспламенится и ум станет как зажженный светильник,  воля – как сверкающий меч, рассекающий узы греха и страстей, ибо мы ощутим, что в бесконечной любви Господь сотворил небо и землю со всей их красотой, со всеми тайнами и чудесами для нас, Он вдохнул в нас душу и почтил нас разумом, талантами и величайшей властью – свободой, посылал к нам пророков и Ангелов, пришел Сам и искупил грехи мира – взошел ради нас и нашего спасения на Голгофу, сокрушил врата адовы и низверг дьявола и смерть – воскрес из мертвых, отверз небеса и образовал Новозаветную Церковь с ее таинствами и богослужениями – и все в любви к нам, а потому всякий христианин призван любить Бога больше всего на свете и славить Творца, Промыслителя и Спасителя, даже если он сам пребывает в бедности или заточен в темнице, претерпевает скорби и крайние бедствия, ибо любящий все вытерпит и выдержит ради своего Возлюбленного.
        Библейский Бог премудр и всеведущ, мысль Его охватывает все времена и судьбы, проницает все сердца и души, и «нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто пред очам Его» (Евр.4:13). Прежде сотворения мира всеведущий Господь по великой премудрости Своей предвидел, что возможно грехопадение Ангелов и людей, и сделал все, чтобы предотвратить эту трагедию, но Бог бесконечно ценит свободу Своих созданий, и если бы Он воспрепятствовал их падению Своим всемогуществом, то обратил бы их свободу в фикцию, а это противно благости Создателя. О величии любви Божией и Его милосердии свидетельствует и то, что Он не истребил падших Ангелов и согрешивших людей актом Своего Божественного всемогущества, но жаждет всех спасти и хочет духовно и нравственно возродить всех падших, оставляя по слову евангельской притчи пшеницу и плевелы до вселенской жатвы – конца времен и Страшного Суда, когда произойдет окончательное разделение добра и зла. Преподобный Исаак Сирин особенно акцентировал внимание на том, что любовь Божия не оставила род человеческий и после грехопадения и распространения греха, тления и смерти по все земле, и даже по отношению к падшим Ангелам Всемогущий проявляет Свое долготерпение: «Чему подобно то Бытие, Которое невидимо, безначально по естеству Своему, Которое едино в Себе, Которое по естеству Своему – за пределами познания, ума и чувства тварей, Которое вне времен и эпох, Которое – Создатель всего этого… Сколь богат океан творчества Его и как много тварей принадлежит Бог и как в Своем страдании Он носит все, посещает все, заботится обо всем и руководит всем; и как Он со Своей безмерной любовью пришел к устроению мира и началу творения; и как сострадателен Бог, и как терпелив Дух Его, и как любит Он эту тварь, и как переносит ее, снисходительно терпя ее суетность, грехи и различные злодейства, неимоверные богохульства демонов и злых людей». В этом долготерпении Бога выражается великая тайна Его любви и то священное почтение, которое Творец оказывает свободе Своих творений. С бесконечной любовью Господь не только создал мир, но и промышляет о вселенной и о каждом Своем создании – на небе и земле, и даже в преисподней никто не оставлен Им: «взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, - и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя» (Пс.138:8-10). В очах Господних душа одного человека и его жизнь не менее значима и драгоценна, чем судьба целой вселенной. Святитель Григорий Богослов, полемизируя с античным представлением о человеке как о микрокосме, очень мудро писал, что наша душа – макрокосм, великий мир в малом мире – вселенной. Если Бог есть совершенная Любовь, а Его воля свята и праведна, то Он любит каждое Свое создание бесконечной любовью и промышляет не только обо всем мире в целом – о вселенной, но и о каждом создании Своем, храня и опекая его. Святитель Иоанн Златоуст изрек святую истину, когда сказал, что Бог любит каждого человека как все человечество в целом и душа дороже Творцу, чем весь видимый мир. Святой Афанасий Великий утверждал, что если бы не было промыслительного попечения Божиего о сотворенном мире, то вся вселенная подверглась бы мгновенному разрушению и обратилась бы в небытие. По природе Бог благ и премудр, и потому акт сотворения мира таинственно переходит в Божественное промышление о мире – в попечение обо всех созданиях – от Ангелов и созвездий до самого маленького цветка. С лирической проникновенностью в Псалтыре излагается великая библейская истина о всеблагом и премудром Боге – любовное попечение Всевышнего распространяется на все мироздание – на мир животных и растений: Господь «покрывает небо облаками, приуготовляет для земли дождь, произращает на горах траву и злак на пользу человеку; дает скоту пищу его и птенцам ворона, взывающим к Нему» (Пс.146:8-9). Святой Афанасий Великий с глубокомыслием мудрейшего богослова и красноречием вдохновенного поэта писал о действии Премудрости Божией во вселенной: «Как музыкант, настроив арфу и искусно соединяя низкие тона с высокими и средними, производит единую мелодию, так и Слово – Премудрость Божия содержит вселенную, как арфу, и, соединяя то, что в воздухе, с тем, что на земле, и то, что на небе, с тем, что в воздухе, соединяя целое с частями и надзирая Своим мановением и волей, – прекрасно и складно производит один мир и один порядок в мире». Но, несмотря на свидетельство Священного Писания, библейскую историю, богослужебные книги и сочинения лучших богословов Церкви о промышлении Божием и участии Творца в истории мира, в научных кругах и по сей день распространено деистические воззрения, совершенно несовместимые с христианской верой. Многие представители науки верующие в Бога, по складу мышления были рационалистами и придерживались не столько христианства, сколько деизма – философского учения, согласно которому Бог сотворил мир как грандиозный механизм, Он дал вселенной ее физические законы, а затем – устранился, чтобы сохранить самостоятельность мироздания. Знаменитый английский ученый Исаак Ньютон был убежденным христианином, много размышлявшим над бытием Бога и Апокалипсисом, но как один из творцов «механического понимания природы», которое в свое время сыграло большую роль в развитии науки, как классический деист отвергал участие Бога в жизни мира, полагая, что если бы Господь вмешивался в ход истории и действовал во вселенной, то законы природы не могли бы существовать. Для христианского сознания богословски немыслимо  думать, что создав мир, Бог не думает о судьбах вселенной и не опекает Свои создания, ибо это деистическое представление о Боге, стоящим над миром, отвергает наличие Промысла Божиего и отрицает любовь Творца и Вседержителя к творению. Если Бог есть Любовь, то Он не мог забыть о сотворенном Им мире и отрешиться от судеб Своих возлюбленных созданий. Никто из образованных людей – ни один настоящий философ и ученый богослов – не станет отрицать существование физических законов природы, но если мы вникнем глубже в тайну Божьего промышления, то поймем, что в истории мира действовала и Божья сила – все книги Библии возвещают об этой истине, ибо Бог Творец мира абсолютно всемогущ и власть Его не могут ограничить законы вселенной. В Священном Писании провозглашается: Бог есть Дух вездесущий, небо – престол Его, а земля – подножие ног Господних, в руке Вседержителя – души всех созданий и от уст Божиих – дыхание жизни. Господь печется о Своих творениях, весь мир содержит «словом силы Его» (Евр.1:3), а Дух Божий все животворит. Прежде сотворения мира Господь по великой и непостижимой для нас премудрости Своей имел замысел и попечение о каждом существе, по велению Его святой воли пришедшего в бытие. Как сказано в книге пророка Иеремии: Бог познал всех нас и возлюбил каждого из нас еще прежде нашего рождения. С неизреченной любовью Бог премудро заботится о нуждах всех творений – великих и малых – питает птиц небесных и одевает лилии полевые краше Соломона,, надзирает над всем, что на земле и на небе, не забывает и тех, кто томится в преисподней, и как сказано в Евангелии «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и злых» (Мф.5:45). Многие причти, изложенные Иисусом Христов, и дошедшие до нас в четырех Евангелиях – о полевых лилиях, о пропавшей овце, о потерянной драхме, о блудном сыне, - говорят о том, что любовь Божия объемлет все творение, а потому и промышление Вседержителя распространяется на всех людей – и на праведных и на грешных. Бог есть Творец и Промыслитель, и нет ничего на небе и земле, на что не простиралось бы промышление Всевышнего, и нет такого создания во всех веках и мирах – небесных, земных и преисподних, которое было бы отринуто от попечения и любви Господней. С молитвенным изумлением израильский царь и мудрец Соломон размышлял о непостижимом Промысле Божием: «Ты любишь все существующее, и ничем не гнушаешься, что сотворил; ибо не создал бы, если бы что ненавидел. И как могло бы пребывать что-либо, если бы Ты не восхотел? Или как сохранилось бы то, что не было призвано Тобою?» (Прем.11:25–26). Если бы не существовало Промысла Божиего, то не было бы и цели всемирной истории, мир был бы оставлен Творцом, не осталось бы никаких надежд на спасение, Господь не посылал бы пророков, не вдохновлял и не просвещал поэтов и мудрецов,  Сын Божий не вочеловечился бы и не искупил грехи мира на Голгофе, не было бы Церкви и ее святых таинств, любовь Божия по отношению к нам была бы фикцией, и такого Бога нельзя было бы назвать не только Промыслителем, но еще и – Вседержителем, Спасителем и Судией.  Если после сотворения мира Творец отстранился от Своего творения – от всей вселенной и каждого существа, ее населяющего – от нежной фиалки до могучего льва, от малой пчелы до великого подвижника, - оставил без любовного попечения и без внимания все мольбы и бесчисленные гласы, возносящиеся с земли к престолу Его, то невозможно и неправдиво считать Бога благим и высочайшую жизнь Его именовать святой любовью. Для христианского миросозерцания история – это таинственная и драматичная летопись Божьего промышления о мире, ибо Господь, действуя непостижимым для нашего разума образом, не упраздняет свободу Своих созданий, а стремится направить всех их к высшей и эсхатологической цели  – к тому, дабы все творение достигло совершенства, соединилось навеки в любви с Творцом своим и вошло в Царство Небесное. По мудрому суждению святителя Иоанна Златоуста нельзя постичь разумом Промысел Божий, ибо пути Господни неисповедимы: «Человек не может постичь путей Божия промышления о мире, ибо, главным образом, Промысел и состоит в том, что причины для нас непостижимы». Всматриваясь в историю мира со всей ее трагичностью и в плачевное зрелище нашего земного существования с каждодневными заботами и тревогами, нелегко человеку увидеть в событиях жизни действие Промысла Божиего и Его благодатной силы. Только человек, напряженно живущий духовной жизнью, чья душа, освободилась от плененности мирской суетой и злобы дня, а сердце бьется с молитвой, может ясно ощутить присутствие Божие в «случайных» событиях нашей жизни. Преподобный Иустин Попович настойчиво подчеркивал, что невозможно человеку познать Промысел Божий, если его ум и сердце не просвещены благодатью Святого Духа, ибо неизмеримость судеб Божиих превышает ограниченные силы нашего рассудка, а действия Господни аналитически неизъяснимы. «В своей таинственной сущности отношение Божия Промысла к свободе разумных существ превыше всякого аналитического, человеческого суждения, но оно отчасти доступно облагодатствованному, воцерковленному, христианскому уму». Действия Промысла Божиего таинственны, а Господь благ и никогда не нарушает и не упраздняет свободы Своих разумных созданий – Ангелов и людей, ибо свобода – неприкосновенное и неотъемлемое достоинство их личностей. Промысел Божий действует таким образом, что оставляет свободу всех разумных созданий неприкосновенной. Господь наш есть Бог всеведущий, Он знает все намерения и помышления каждого существа, совершенная мысль Его объемлет прошлое, настоящее и будущее, но вопреки еретическим лжеучениям Лютера и Кальвина с их фатализмом, Творец не все предопределяет, ибо не хочет истреблять свободу Своих творений, предоставляя каждому из них право свободного выбора и самоопределения, ибо без свободы человек не мог бы жить духовной жизнью – любить и верить, надеяться и молиться, исследовать, творить и созерцать. Бог любит весь мир, как Свое творение, но человек несет в себе образ Божий, он – свободная и самоопределяющаяся личность, и Господь наш – самосущая и совершенная Любовь, благой Создатель и премудрый Зиждитель бытия, живоносный Источник и щедрый Сеятель благ и совершенств, Чья любовь – неиссякаемая бездна блаженства, хочет, чтобы между Ним и нами был духовный и нравственный союз – Завет, и ищет нашей ответной любви. По заветной мысли Достоевского, изложенной в легенде о Великом Инквизиторе, входящей в роман «Братья Карамазовы»: Христос взошел на Голгофу и был распят на Кресте, а не ужаснул людей Своим Божественном всемогуществом и неописуемым величием, ибо жаждал нашей свободной веры и ответной любви: «Ты не сошел с креста, когда кричали Тебе, издеваясь и дразня Тебя: «сойди со креста и уверуем, что это Ты». Ты не сошел потому, что опять-таки, не захотел поработить человека чудом, и жаждал свободной веры, а не чудесной. Жаждал свободной любви, а не рабских восторгов невольника пред могуществом, раз и навсегда его ужаснувшим». По справедливому суждению философа А. Мацейны, евангельский Христос Богочеловек «есть самая наивысшая гарантия нашей свободы и что им обоснованная религия есть хранилище свободы, а вместе с тем и подлинное про¬странство человечности».
                Промышление Божие обо всем мире и о каждом создании есть действие Его любви и премудрости, совместное и нераздельное дело всех трех Лиц Святой Троицы – Отца, Сына и Святого Духа. От вечности премудрый Господь промышлял о творении Своем и с момента сотворения Ангелов, вселенной и человека Промысел Его действует в мире. По рассказу книги Бытия человек был сотворен по образу и подобию Божиему, и с момента сотворения его богообразный дух был высочайшей драгоценностью в видимом мире и носителем свободы, но Господь с самого начала проявлял особое промышление по отношению к Адаму. По великой и неизъяснимой премудрости Своей Всевышний соделал человека образом Бога живого, одарил его свободой, памятью и самосознанием, разумом, проницательностью и премудростью – ни один мудрец от Иова, Моисея и Соломона до философов наших дней не мог бы сравниться с Адамом по глубокомыслию, ясности суждений и обилии знаний. Святитель Иоанн Златоуст считал, что Адам «одарен был великой мудростью», и находил ее проявление в наречении Адамом всех животных и птиц, ибо чтобы дать всем живым созданиям имена, первозданный человек должен был постичь природу каждого из них. На скрижалях сердца первозданного человека премудрый Господь искусно отпечатлел Свой неизгладимый нравственный закон, вложив в Свое творение нравственное сознание, чувство прекрасного и умение любить. По всеобъемлющему всеведению Своему премудрый Творец знал, что человек хоть и был сотворен праведным, прекрасным, не знающим смерти и безгрешным, но мог встать на путь зла и погибели, уклонившись от своего предназначения – уподобиться Богу и проникнувшись благодатью Его, достигнуть Божественного совершенства – обожиться. Для того чтобы Адам жил в любви праведной жизнью и наставлялся Премудростью Божией, Господь поселил его в Эдемском саду и сотворил из ребра его Еву – жену, чтобы первозданные люди могли осуществить заповедь любви к ближнему, а дабы быть бессмертными и нетленными – даровал им вкушать от Древа Жизни. Для духовного и нравственного усовершенствования Творец удостоил Адама и Еву величайшей чести – непосредственного Богообщения, наичистейшего и неоскудевающего источника их мудрости и знаний, учил их любить каждое создание Свое и жить в согласии с Божественной волей. Господь даровал первым людям заповедь – не вкушать плод с древа познания добра и зла, чтобы люди возлюбили Самого Бога больше Его даров, идеалом и мерилом их воли стала святая воля Вседержителя и устремленный к Богу человек осознал, что только с помощью благодати Божией он может исполниться всей полнотой жизни и совершенств Троичного Божества. По бесконечной любви Своей Бог не перестал промышлять о людях и земном мире после трагедии грехопадения, но напротив – приуготовлял  для них путь спасения. В Священном Писании написано, что смерть вошла в мир через грех – отпав от Бога и разлучившись с вечным Источником жизни, люди стали страстными, тленными и смертными. Всеведущий Промыслитель мог бы спасти человека актом Божественного всемогущества, но он попустил ему и всем земным существам – обитателям его царства, стать смертными, отлучив их от Слова Божиего – Древа Жизни, ибо если бы Господь оставил бы падших людей нетленными и бессмертными, то Он бы увековечил зло, не сподвиг бы сердцах их к раскаянию, не показал бы Адаму и Еве горестные картины последствий их падения, не поставил бы пределов распространению зла на земле, а сама земная жизнь с ее ужасами и тяготами превратилась бы в мучительное и невыносимое проклятье, сводящее с ума все живые существа. По слову святителя Григория Богослова мы воспринимаем смерть как наказание за грех, но само это «наказание» есть свидетельство человеколюбия и милосердия Божиего, ибо «смерть – в пресечение греха, чтобы зло не стало бессмертным». Уместно вспомнить драгоценнейшую мысль преподобного Исаака Сирина – величайшего богослова любви, гласящую следующее – Бога наказывает человека из любви и ради его спасения, а не ради воздаяния и отмщения: «Бог вразумляет с любовью; Он не мстит – да не будет сего! – но, напротив, хочет восстановить Свой образ в человеке. Он не гневается до тех пор, пока исправление не становится невозможным, ибо Бог не ищет отмщения Самому Себе! Вот цель любви: наказание любви бывает для исправления, а не в целях возмездия… Тот, кому нравится считать Бога мстителем, и кто предполагает, что тем самым он свидетельствует о справедливости Божией, обвиняет Бога в недостатке благости. Но да не будет того, чтобы в этом Источнике любви и Океане, наполненном благостью, каким-либо образом обнаружена мстительность». Если даже в попущении смерти – наказания за грех, Господь явил Свою премудрость и благость, и обернул изобретение дьявола – смерть, во благо для падших созданий, то тем более нельзя отрицать то, что Всевышний заботится обо всех и каждом, наставляет сердца в мудрости и добродетели, укрепляет души в вере, соделывая их стойкими в скорбях, ниспосылает надежду отчаявшимся, способствует добру и никогда не участвует во зле,  промышляет о жизни человека от утробы матери до дня его кончины, ибо если бы было хоть одно существо, изъятое из промышления Господня, то Бога нельзя было бы назвать Любовью. По несравненному Своему милосердию Господь ниспосылает каждому человеку Ангела-хранителя, дабы небесный защитник сопровождал его в качестве спутника на всех путях жизни, молился Богу за своего подопечного,  содействовал его преуспеванию в добродетели, вере, благочестии и Богопознании, охранял его душу от зла и наставлял в праведной жизни, никоем образом не стесняя свободу. По учению Православной Церкви премудрый Бог промышляет не только об отдельных людях, всячески содействуя их спасению, но и о целой вселенной, о народах и царствах, в чьих судьбах таинственно, грозно и назидательно отпечатлевается след Промысла Божиего, ибо сообразно Своим Божественным намерениям и духовному состоянию народа Господь ниспосылает тихую и спокойную жизнь, в изобилии дает земные блага, или наоборот – попускает войны, болезни и прочие бедствия. В размышлениях о судьбах людей, царств и народов всем христианам надо помнить богословские уроки книги Иова: мирское благоденствие еще не есть знак праведности, а обилие скорбей – это не обязательно кара Божья за грехи, ибо более всех в нашей юдоли слез и скорбей страдают именно праведные, такие как Иов, Даниил и Иеремия, Макарий Великий и Силуан Афонский, плачущие о своих согрешениях, исполненные сострадания и жалости ко всем творениям Божиим – и к людям, и к птицам, и к животным, и к врагам Божественной Истины – падшим Ангелам; всех более страдают молящиеся за мир – за всех живых, усопших и нерожденных,  оплакивающие безвинных страдальцев и умерщвляющих свои души грешников; более всех страдала Пресвятая Богородица, стоявшая у Креста, на котором был распят Ее возлюбленный Сын – Иисус Христос; более всех страдал наш Спаситель по воспринятому Им от Девы Марии человеческому естеству, принявший в сердце Свое мировую скорбь и добровольно взошедший на Голгофу ради нашего спасения. По великолепному изречению Флоренского: «один только Господь Иисус Христос есть идеал каждого человека», «вне Христа невозможна любовь ни к себе, ни к другому».
                По мысли преподобного Исаака Сирина Бог есть «истинный Отец, Который Своей безмерно великой любовью превосходит всякую отеческую любовь», и потому промыслительное попечение Его простирается на всякое творение: на Ангелов и людей, животных, птиц и растения – на все живое, в том числе даже на падших Ангелов. Бог есть Творец и Податель жизни, Он со всесвященной и всесовершенной любовью опекает все Свои создания: «Все животные и птицы от Тебя ожидают, чтобы Ты дал им пищу их в свое время. Даешь uм, принимают; отверзаешь руку Твою, насыщаются благом. Сокроешь лице Твое, мятутся; отнимет дух их, умирают, и в персть свою возвращаются. Пошлешь дух Твой, созидаются, и Ты обновляешь лице земли» (Пс.;103:27–30). «Бог дает пищу всякой плоти; ибо вовек милость Его» (Пс.;135:25). По несказанному милосердию Своему, Господь печется и о малой птице, и о полевом цветке, и, конечно, Он любит и жажде ответной любви Своих разумных созданий, на которых отпечатлен Его образ, - любви людей: «Взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни мобирают в житницы; и Отец ваш небесный  питает птиц. Вы не гораздо ли лучше их?.. Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут. Но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них. Если траву полевую, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает; кольми паче вас, маловеры?» (Мф.;6:26-30). У многих людей – и изощренных интеллектуалов-философов и самых простых прихожан храма возникает вопрос: Если Бог благ и промышляет обо всем мире и каждом создании, будучи премудрым и всемогущим Вседержителем, а любовь Его простирается на все во всех мирах и веках, то почему Он не истребит все зло актом Своего Божественного всемогущества? Любовь Божия – великая и неизъяснимая тайна, она распространяется на праведников и на грешников, любовь Создателя не умалилась по отношению и к падшим Ангелам, ибо по премудрости Своей Всеведущий знал, что возможно их грехопадение, и все же Он сотворил их – любовь Его вечна и не терпит изменений. Вседержитель владычествует над всем миром, но Всемогущий долготерпелив и милосерден, ибо жаждет покаяния грешных и их спасения, а не погибели, и если бы Он истребил зло, то вынужден был бы или истребить всех падших Ангелов и нераскаянных грешников, или актом Божественного могущества насильно сделать их добрыми, обратив их свободу в ничто, но и то, и другое – противно благости Создателя. Бог есть Абсолютное Добро, Его  воля – свята; зло же – вражда с Богом и восстание против Творца, сущность зла – ненависть к Богу, отчаянное богоборчество, оно – мерзость в очах Господних, то, чего не должно быть, тайна возникновения зла – извращение воли Божьих созданий, падших Ангелов и людей. Если Бог извечно добр и благ, воля Всемогущего проникнута любовью и премудростью и потому Бог не желал, не желает и не будет желать зла, а Его жизнь – образец высочайшей святости, то воля созданных Им созданий имеет главную отличительную черту – они иносущны Богу, и могут возжелать как добро, так и зло – возлюбить Творца и следовать за Ним, или возненавидеть Его и предать любовь Божию. С момента сотворения Господь промышляет о мире и человеке, но после грехопадения трети Ангелов на небе и людей на земле мир лежит во зле и в истории происходит много такого, что противно воле Вседержителя. В мировой истории действует не одна воля Бога и Его святых Ангелов, но и злая воля коварных и жестоких демонов, и воля людей, колеблющаяся между добром и злом. Вся Библия пестрит делами людей, нарушающих волю Божию, но, премудрость Создателя настолько велика, что, даже преступая заповеди Евангелия, они не выходят за пределы Промысла Божиего, ибо Господь предвидел их злые помыслы, намерения и дела, и от вечности знал, как обратить их к благу – при этом важно уточнить, что это ни в коей мере не оправдывает злодеев на Суде Божием, ибо их злодеяния не перестают быть мерзостью в очах Всевышнего и для достижения Своих благих целей Бог не нуждался в них, ибо кощунственно предположить, что Всесвятой использует зло в Своих целях, но напротив – все злодеяния противны святости Божией и направлены на то, чтобы воспрепятствовать Его замыслам. Никогда нельзя оправдывать зло и забывать евангельскую истину: всякий делающий зло и использующий ложь – ненавидит Бога, ибо добро и правда – от Бога. Многое в мире свершается без воли Божией и вопреки воле Всемогущего, ибо если бы все совершалось по святой воле Божией, то не было бы никакого грехопадения, ни одна слеза, не скатилась с очей скорбящего, ни один вздох грусти не сошел с уст его, ни на одно мгновение ни одна из страстей не вошла в его сердце и не осквернила души его – не было бы зла. Для христианина надо четко знать, что сотворив людей и Ангелов свободными, Господь попускает зло и не уничтожает Его дабы не лишить Своих возлюбленных созданий свободы, ибо потеряв свободу они перестанут быть личностями и уже не смогут жить духовной жизнью и любить, не будут способны к высотам Богообщения. Но, даже попуская зло, Господь никогда не содействует злу, а из великой любви к нашей свободе, хочет, чтобы мы самостоятельно отвергли зло и избрали добро – вечное пребывание с Богом. Любовь Всевышнего к свободе людей настолько велика, что Он не явился всем народам земли в блеске Своего неземного величия и Божественного всемогущества, но посылал к ним пророков с проповедью о смертоносных последствиях греха и безотрадной участи грешников, не принуждал их к святости, а лишь предложил заповеди Евангелия, указав на путь спасения, наконец – обещанный пророками Мессия – Сын Божий пришел в мир, чтобы искупить наши грехи и спасти род человеческий страшной ценой – мученической смертью на Голгофе, а не покорил Себе мир громом и молниями, разящими всех непокорных Богу. Христос сказал, что многими скорбями надлежит нам войти в Царство Небесное, ибо мир будет гнать всех учеников Его, ибо мир лежит во зле, но Спаситель призывал мужаться и не отчаиваться, ибо Он победил мир и у всех христиан есть Утешитель – Бог Святой Дух. Преподобный Исаак Сирин утверждал, что в Библии встречаются несколько видов искушений: Бог искушал Авраама для испытания его веры, Он испытывает всех людей, чтобы явить миру то, что таится в глубине сердец их; дьявол искушал Адама и Еву запретным плодом, трижды искушал Христа в пустыне; люди искушают Бога – Израиль искушал Всевышнего своим неверием, Христа искушали законники и фарисеи, Анания и Сапфира искушали Святой Дух; наконец, человек может искушать сам себя, увлекаясь грехом и обольщаясь страстями. Если искушения от Бога направлены на то, чтобы человек осознал мимолетность и суетность земных благ, осознал свою одинокость и беззащитность без Бога Вседержителя, приобрел сердце сокрушенное и смиренномудрие, научился от Святого Духа более всего ценить Бога и Его любовь, то искушение от дьявола направлена на то, чтобы сделать человека врагом Божиим, посеять в его сердце гордость и отчаяние, оскорбляющие любовь Всевышнего, увлечь его на путь погибели, соделать безжалостным и бесстыдным, испепеленным в совести своей. Преподобный Исаак Сирин говорил, что без искушения не было бы святых, ибо без них невозможно утвердиться в вере и любви к Богу, обрести непоколебимую надежду и усматривать в своей жизни действие Помысла Божиего. Бог не дает великих даров без великий искушений, но и никогда не посылает людям искушений, превышающих их сил, ибо это означало бы обречь их на согрешение, что противно как любви Божией и Его промышлению о нас, так и нашей свободе. По сути, искушение – это духовный кризис, суд до Страшного Суда, ибо именно в искушениях выявляется то, каков человек по отношению к Богу – друг или враг, преуспевает ли он в мудрости и добродетели как Иов, или прельщается и предает, унывает и отчаивается как Иуда, возгорается гордостью, завистью и злобой как Каин, или хранит верность Богу несмотря ни на что, и надеется на благость Творца, или утрачивает все надежды, в тяжких думах и сомнениях, обжигающих ум, отвергает святые истины веры. Самое страшное и мучительное из всех искушений – Богооставленность, она сопровождается унынием и отчаянием, ощущение того, что Бог забыл о нас, бросил нас и оставил одних в холодном и бессердечном мире, не откликнулся на самые проникновенные наши мольбы, оставаясь как бы безучастным к нашим страданиям. Святые отцы Церкви учили, что Бог никого не оставляет, но по премудрости Своей попускает быть искушениям, чтобы человек духовно возрос «в меру возраста Христова», но из искушения Богооставленностью – «опытом вкушения геенны огненной», существует два исхода: или умножится вера в сердце человека и он приблизится к Богу, или потерпит «кораблекрушение в вере» – раздражение и жалобы на судьбу, сомнения в Промысле Божием и благости Творца, могут привести к богохульству и потери веры – к грозным  непримиримым проклятьям в адрес Бога Вседержителя. Во всех искушения святые отцы советуют молиться Богу с надеждой, читать Священное Писание и сочинения святоотеческие, дабы устоять в вере и не пасть в уныние, но помогут ли эти предсказуемые и обычные советы тяжко страдающим Иову, Иеремии, Аввакуму или Эли Визелю, на чьих глазах сожгли живьем его мать и маленькую сестру, демонстративно повесили молившегося Богу мальчика, с лицом печального Ангела, который мучительной умирал на протяжении получаса? Вспоминая, насколько страдальческой была жизнь и смерть ветхозаветных пророков, и ясно понимая, что злые люди во все времена будут мучить, преследовать и убивать несущих Слово Божие, Апостол Павел прямо писал: «все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2Тим.3:12). Но почему Господь попускает столь тяжкие страдания праведников и их мученическую смерть? Святитель Иоанн Златоуст называл восемь причин страданий праведных и святых: чтобы обладая мудростью, праведностью и творя чудеса, они не впали бы в гордость; чтобы иные люди не почитали их превыше Бога; дабы сила Божия проявилась сквозь немощь человеческую; дабы ясно обнаружить стойкость духа и терпение людей, служащих Богу; дабы они искали не мимолетных земных благ, а вечных благ горнего Иерусалима, размышляли о бессмертии души и воскресении мертвых; дабы, когда люди пребывали в скорбях,  то смотрели на жизнь святых, испытавших еще более тяжкие страдания, не отчаивались и не считали, что Бог не внемлет их мольбам; дабы все мы подражали святым, зная, что они – люди, а обретение святости – назначение человека; дабы мы не думали, что все страдающие и несчастные – грешники, а все благоуспешные – праведники, помнили пример Иова, были более осторожны в своих суждениях, не осуждали ближних и дальних, понимая, насколько Промысел Божий превосходит силы нашего ограниченного разума: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень?» (Рим. 11:33-34).  Размышляя о Промысле Божием преподобный Иоанн Дамаскин утверждал, что если Бог попускает праведникам и святым страдать на земле, то делает это для непреходящего блага их душ, а высшая справедливость Божия будет явлена в день Страшного Суда, когда Господь увенчает всех святых Своих Божественной славой, несравненно превосходящей все блага суетного мира. Постичь промышление Божие в совершенстве станет возможным для нас только после конца времен и Страшного Суда – «в жизни будущего века», когда откроются все пути Господни и каждому созданию станет ясна неоспоримая правота Всевышнего.
                Из книги Бытия мы узнаем, что Господь сотворил небо и землю – духовный и материальные миры, и всех земных созданий Своим властным повелением – «да будет», но когда речь зашла о сотворении человека, то три Лица Святой Троицы советуются между Собой: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт. 1:26). Промышление Божие о человеке имеет начало с Предвечного Совета Святой Троицы, ибо всеведущий Господь предвидел еще до сотворения мира и человека,  что Адам и Евы могут пасть своему свободному произволу, нарушив святую заповедь Всевышнего, и чтобы спасти Свое возлюбленное творение и весь мир, Бог принимает предвечное, неизреченное и таинственное решение о воплощении Божия Сына и искуплении грехов рода человеческого, о добровольной жертве Искупителя, Его подвиге деятельной любви, сошествии в  преисподнюю и воскресении из мертвых. Эта великая тайна Божьей любви и премудрости Господней запечатлена в Священном Писании и названа «Божием советом и предведением» (Деян.2:23),  тайной, сокрытой от веков от самих Ангелов на небесах, сокровенной в неизреченных глубинах Божьей премудрости,  тайной Божьей воли и спасения, «которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей» (1Кор.2:7). Прежде всех времен в Предвечном Совете Божием было определено, что Слово Божие воплотится для того, чтобы положить Свою душу за спасение людей и ценой Своей драгоценной крови искупить грехи мира, дабы Дух Святой возродил и освятил их для жизни истинной и благодатной. Грехопадение Адама привело к страшным последствиям, потрясшим всю вселенную. Первозданный человек был сотворен по образу и подобию Божиему как царь всего видимого мира, но как только он отпал от Бога, то лишился Божьих благ и навлек на себя и всю окружающую его природу роковое проклятье: вместо вечной жизни и нетления – смерть и тленность, вместо радостей и блаженства – печаль и мучения, вместо мощи и покоя – немощи и тревоги, вместо праведности, бесстрастия и мудрости – греховность, страстность и безумие. В метафизической сущности своей грех есть противление воли Божией, оскорбление святейшего Бога и разлучение с Ним – «что общего y света с тьмою?» (2 Кор. 6:14), неблагодарность к Творцу и предательство Его любви, удаление от Всеблагого и уподобление демонам. Грех есть оскорбление святости Божией, изобретение дьявола, противное Божественному Логосу и Святому Духу, заслуживающее гнева Господня, ибо грех – ядовитый источник всех мучений и смерти, причина нашей разлуки с Всевышним и отлучения от лица Божиего. Но отвергая всякую греховность и ревнуя о нашей святости, Господь не гнушается грешниками, а хочет их всех спасти – истребить грех в наших сердцах, не ущемляя свободной воли Своих созданий, ибо Бог наш – не только грозный и всеправедный Судия, но и бесконечно милосердный Спаситель. Неимоверное величие любви Божией проявилось в сотворении неба и земли, и в промышлении Вседержителя обо всей вселенной и каждом создании, но еще более возвышенная и величественная любовь, непостижимая для самих Ангелов, явилась в желании Господа исправить всех падших, очистить их сердца от грехов и возродить их – и эта спасающая любовь не только совершенно бескорыстна, долготерпелива и милосердна, но еще и жертвенна, ибо Сам Спаситель возжелал пожертвовать Собой ради нашего спасения. Вся история древнего мира, описанная на страницах Ветхого Завета, была направлена премудростью Промысла Божиего к пришествию на землю Сына Божиего и Его искупительной жертве. Все обетования Ветхого Завета в Пятикнижии Моисея и в книгах пророков были обетование об Искупителе и Мессии, в Котором заключено спасении для всех народов земных. Мессианскими надеждами наполнены все Псалмы, возвещающие о том, что против Сына Божиего восстанут цари и народы, ради искупления наших грехов Он пройдет через самые страшные страдания – над Ним будут насмехаться враги за надежду на Бога, Мессия-Страдалец почувствует Себя оставленным Богом и испытает смерть, но плоть Его не познает тления, и Он воскреснет из мертвых, Кровью и Плотью Его освятятся все люди, жаждущие спасения. Все книги ветхозаветных пророков, пламенеющих любовью к Богу, проникнуты мессианскими чаяниями, ибо эти светильники Божие, горящие во мраке минувших эпох древнего мира, сокрушались всем сердцем, видя, как умножились грехи на земле и попираются святыни веры, как погибают души и целые царства на путях зла и погибели, но, не теряя надежды, они изобличали пороки и предвещали грядущее пришествие Мессии, прославляя Бога за любовь и премудрость Его. Все пророки были глашатаями Святого Духа, в священной тоске по Мессии предсказывавшими дни жизни Искупителя, то время, когда Спаситель восстановит падшую скинию Давидову, созиждет Церковь для всех народов земли, благодать Духа Божия обильно изольется на всех верующих и Господь избавит их от смерти и Ада: «От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа?» (Ос.13:14). По не знающему границ милосердию Вседержителя промыслительным попечением Его не был оставлен ни один народ, ни одно племя, ни один человек во вселенной, ибо и язычников Господь приуготовлял к пришествию Спасителя, к принятию христианской веры и вхождению в святую Церковь, дабы все познали милосердие Всемогущего, не были отвержены от истинного Бога и могли обрести прощение грехов и спасение. Размышляя о промыслительном приуготовлении всех народов земли к святой вере Христовой, Климент Александрийский писал, что если иудеи имели священные книги Ветхого Завета и боговдохновенных пророков, проповедующих о пришествии Мессии, то для эллинов философия была путеводителем ко Христу, а иные народы – люди даже в самых отсталых племенах, имели начертания нравственного закона Всевышнего в сердцах своих, ибо все они – творения Божии, наделенные совестью, умом и нравственным чувством. В истории всех народов неизреченно, премудро, таинственно, милостиво и духовно действовал Промысел Божий, готовящий не только богоизбранный народ – Израиль к пришествию Сына Божиего, Иисуса Христа, но и все иные – языческие народы, ибо Господь хочет всех спасти – привести к познанию Божественной Истины и святой жизни, зная, что все души, жаждущие Бога, взыскали Спасителя, направляли к Нему свои мольбы и раздумья, надежды и воздыхания, не могли жить без любви к Нему и Его непостижимой и бесконечной любви. «Сколько любви к Богу было в душах язычников, свидетельствует нам Святое Евангелие, ведь Господь Иисус Христос во время жизни на земле встречал у язычников столь трогательную веру, какой не находил даже у сынов избранного Божия народа» – восклицает преподобный Иустин Попович, рассуждая о евангельских сюжетах Библии и Промысле Божием.
                Таинственное решение Господне на Предвечном Совете о спасении людей в предвидении грехопадения, равно как и все домостроительство Божие – проповедь пророков, воплощение и вочеловечивание Сына Божиего и нисхождение Святого Духа на апостолов после Вознесения Христова, Чьи огненные языки образовали Новозаветную Церковь – все это утверждает бесконечную, святую и неизменную любовь Божию  как единственный мотив нашего спасения. В Евангелии от апостола Иоанна сказано: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16). Предвечная любовь Божия находила полное и совершенное осуществление в таинственных и неизъяснимых взаимоотношениях трех Лиц Святой Троицы – Отца, Сына и Святого Духа. Эту вечную любовь Господь совершенно свободно возжелал разделить со всеми Своими созданиями, ибо все они – произведения Его любви, премудрости и всемогущества. Бог создал мир из любви, и любовь Его обращена к каждому созданию, она дает им всем бытие и жизнь. Для христианского сознания ясно, что если Бог создал мир, то Он бесконечно любит Свое творение – настолько любит, что готов пожертвовать ради всех нас самым драгоценным – Своим Единородным Сыном, воплощением жертвенной любви Троичного Божества, и ее тайна выше искупления грехов и уничтожения смерти, выше самых великих и святых наших надежд. По слову преподобного Исаака Сирина тайна Боговоплощения есть тайна Божественной Любви, и она превосходит тайну сотворения мира, являя невиданное человеколюбие Господне: «По любви к твари Бог предал Сына Своего на крестную смерть… Это было не потому, что Он не мог искупить нас иным образом, но Он научил нас тем преизобилующей любви Своей; и смертью Единородного Сына Своего приблизил нас к Себе. Да, если бы у Него было что-либо более драгоценное, Он и это отдал бы нам, чтобы тем самым приобрести род наш. И, по великой любви Своей, не благоволил Он стеснить нашу свободу, хотя и способен был сделать это, но благоволил, чтобы любовью нашего собственного разума мы приблизились к Нему. По любви Совей к нам и по послушанию Отцу Своему Христос с радостью принял на Себя поругание и печаль». Несмотря на грехопадение Адама и Евы, на все грехи и преступления рода человеческого, Господь не отвернулся от нас, но напротив – Он хочет быть нашим Небесным Отцом, жаждет, чтобы мы вернулись к Нему и обрели «свободу чад Божиих». Христос говорил о Себе, что пришел на землю исполнить волю Бога Отца и эта святая воля состоит в том, чтобы никто не погиб, но обрел жизнь вечную, а это было бы невозможно без искупительной жертвы Агнца Божиего на Голгофе, взявшего на Себя грехи мира, и без освящения Духа Святого, действующего в Церкви, во всей ее жизни – в таинствах, молитвах и богослужениях. Во всей жизни и проповеди Иисуса Христа, в каждом чуде совершенном Богочеловеком и в каждой притче, Им рассказанной, в Его мирообъемлющей Гефсиманской молитве – молитве за весь мир и за каждую душу – за всех живых, усопших и еще не рожденных, в Его уничижении, крестной жертве и мученической смерти на Голгофе, в Его сошествии во Ад, повержении врат его и проповеди всем душам – не только ветхозаветным праведникам, то и тем, о ком в Ветхом Завете сказано, что «все мысли и помышления их были зло во всякое время» (Быт.6:5), и в Его чудесном и радостном Воскресении, без которого мы, по слову апостола Павла, были бы самыми несчастными из всех людей, чьи надежды тщетны – во всем явлена любовь Спасителя к нам, ибо ради всех нас Сын Божий победил Ад и смерть. Любовь Божия не только бесконечно сильна и вечна, она жертвенна и сострадательна, и лучшее выражение этой любви мы находим в возвышенных словах апостола Павла: «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим. 5:8). Великое и достойное дело Божественной Любви – создать прекрасный мир, одарить существ жизнью и неисчислимыми благами Божиими, сделать Ангелов и людей способными к вечному пребыванию с Богом, но еще большее величие Божественной Любви, заключается в том, чтобы сделать падших, злых и нечестивых – возрожденными, святыми и добрыми. В изумлении перед величием любви Всемогущего премудрый Исаак Сирин восклицает: «О, чудо! Создатель в человеческом облике входил в дом мытарей и блудниц, и когда они, благодаря Ему, обращались к Нему, Он убеждал их, давая им уверенность в примирении с Ним посредством учения Своего. И слово истины Он запечатлевал истинными свидетельствами в силах и знамениях. И красотою вида Его, и любовью Его привлечена была вся вселенная к единому исповеданию Бога, Господа всех, и знание о едином Создателе было посеяно в каждом человеке». Бог Сын Сам добровольно вочеловечился ради нашего спасения – искупления грехов рода человеческого и нашего освобождения от власти смерти, Сам добровольно принял крестные страдания, смерть и воскрес из мертвых из любви к нам. В  огласительном слове на Пасху святитель Иоанн Златоуст воспел великую и славную обеду Спасителя над Адом, ибо до искупительной жертвы Христа никто не мог войти в Царство Небесное и не только нераскаянные грешники мучились во Аде, сгорая в огне своих страстей, но и праведники, мучимые тем, что души их устремлялись к Богу, но не могли соединиться с Ним, а после сошествия Христа в преисподнюю и Его проповеди рухнули врата адовы всем открыт путь к спасению: «Огорчился ад, ибо упразднен! Огорчился, ибо осмеян! Огорчился, ибо умерщвлен! Огорчился, ибо низложен! Огорчился, ибо связан! Взял тело, а прикоснулся Бога; принял землю, а нашел в нем небо; взял то, что видел, а подвергся тому, чего не ожидал! Смерть! где твое жало?! Ад! где твоя победа?! Воскрес Христос, и ты низвержен! Воскрес Христос, и пали демоны! Воскрес Христос, и радуются ангелы! Воскрес Христос, и торжествует жизнь! Воскрес Христос, и никто не мертв во гробе! Ибо Христос, восстав из гроба, - первенец из умерших. Ему слава и держава во веки веков!». Святитель Иоанн Златоуст восторженно учил о том, что Христос одержал победу над смертью и пленил Ад, низложил власть дьявола над родом человеческим, ибо после сошествия Богочеловека Иисуса Христа Ад является не безысходной участью всех людей после их смерти, но лишь горьким уделом нераскаянных грешников, ибо для кающихся и верных Христу отверсто Царство Небесное, а для дьявола, аггелов его и нераскаянных грешников уготовлено осуждение и мука вечная. Сойдя во Ад, сокрушив врата его и низвергнув власть смерти Христос исполнил таинственное пророчество из книги Осии: «От власти ада Я искуплю их, от смерти избавлю их. Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (Ос. 13:14). В богослужебных текстах Православной Церкви Господь именуется Человеколюбцем, ибо в крестной жертве Иисуса Христа, пришедшего в мир творить святую воля Бога Отца, в Его сошествии в преисподнюю и воскресении из мертвых, во всей безмерной полноте и величии проявилось «человеколюбие Спасителя нашего» (Тит.3:4).
                Прежде вознесения Своего на духовные небеса, чтобы воссесть одесную Бога Отца, Христос с любовью и заботой сказал ученикам Своим: «Если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам; а если пойду, то пошлю Его к вам» (Ин. 16:7). Иисус Христос есть воплощение величайшей, вечной и святейшей любви Бога к нам, но столь же совершенным актом Божественной Любви было и сошествие Святого Духа, Чья святая и беспредельная сила таинственно действует в  Церкви, живущей силой Духа Божиего. По великой любви Своей по ходатайству Сына Своего Единородного, Бог Отец ниспослал Дух Святой, дабы образовалась единая, святая, апостольская и соборная Церковь, и каждый человек мог обрести спасение через освящение благодатью Святого Духа – Бога Освятителя. Дух Святой есть Бог Животворящий, ибо там, где нет благодати Его – нет и жизни духовной, любовь Его освящает всех истинно верующих в Бога, от Него все дары и таланты – жизнь и мудрость, пророчества и чудеса, Он укрепляет скорбящих в вере, ниспосылает надежду отчаявшимся, ибо Он – истинный Бог Утешитель. По неизреченной премудрости и великой любви Своей Бог Дух Святой собирает всех верующих из всех народов и племен в единую и святую Церковь – мистическое Тело Христово, дабы они могли участвовать в ее таинствах и богослужениях, изучать Священное Писание и иметь истинное Богопознание. Если бы Дух Святой не сошел на апостолов, то не существовало бы Церкви, но Церкви не могут совершаться таинства и богослужения, а значит – без действия Святого Духа мы не могли бы спастись. С молитвенным восторгом преподобный Силуан Афонский – величайший православный подвижник двадцатого столетия, проповедовал о Святом Духе: «На небе все живет Духом Святым, и нам на землю Господь дал того же Духа Святого. И в храмах Божиих службы совершаются Духом Святым; и в пустынях, и в горах, и в пещерах, и всюду подвижники Христовы живут Духом Святым; если будем хранить Его, то будем свободными от всякой тьмы, и жизнь вечная будет в душах наших». «Дух Святой есть любовь, мир и сладость. Дух Святой научает любить Бога и ближнего. Милостивый Господь дал на землю Духа Святого, и Дух Святой живет в Церкви нашей. Он учит душу подвигу. Он дает силу исполнять заповеди Господни. Он наставляет нас на всякую истину. Он так украсил человека, что человек стал похож на Господа. Души святых вкушают Духа Святого еще на земле. Это и есть то «Царствие Божие», которое «внутри нас», как говорит Господь». Вся жизнь Церкви проникнута веяниями Святого Духа, и благодаря Его благодатной силе совершаются таинства и богослужения, проповедуется Евангелие и истолковывается Слово Божие. Благодаря Духу Божиему в Церкви совершается общение между земным и небесным – духовное и живое общение людей с Богом и Ангелами, образуется вечный союз людей с Богом на основе веры, надежды и любви. Высшая цель Духа Святого – соделать человека истинным сыном Божиим, освятить его дух, душу и тело Своею благодатью и освободить от власти греха, тления и смерти, просветить его ум и соделать храмом, живущего в нем Бога, возвести к вершине совершенства и богоуподобления – обожения, ввести его в святую и бессмертную жизнь горнего Иерусалима, научив совершеннейшей и непреходящей любви, бесконечно драгоценной для Бога. Без действия Духа Святого невозможно было бы ни существование Церкви, с ее таинствами, Литургией и богословием, ни наше спасение и освящение, и ни один человек никогда бы не смог стать храмом, живущего в нем Бога, не удостоился бы высочайшего небесного блаженства, заключающегося в вечной и святой любви Христовой, ибо эта Божия любовь изливается в наши сердца только благодатью Святого Духа: «любовь Божия изливается в сердца наши Духом Святым» (Рим.5:5).
                Все домостроительство Всевышнего от Предвечного Совета Святой Троицы и сотворения Ангелов, вселенной и людей, ниспослания пророков и воплощения Слова Божиего, Его жизни, смерти и воскресения из мертвых, сошествия Святого Духа в Сионскую горницу на апостолов, образования Новозаветной Церкви и проповеди Евангелия всем народа земли продолжающейся и в наши дни – до неведомого и людям и Ангелам часа конца времен и Страшного Суда – все это неопровержимо свидетельствует о совершенной и свободной, ничем не вынужденной и бескорыстной, таинственной и бесценной, чудесной и святейшей, вечной и непостижимой любви Бога ко всему сотворенному Им миру и роду человеческому, о любви ко всей вселенной и каждому созданию Своему, которое драгоценно в  очах Творца и было сотворено Им для вечной и блаженной жизни. Исходя из слов Спасителя, христиане исповедуют, что спасение невозможно вне веры во Христа и вне Церкви и ее таинств, ибо без святой христианской веры и участия в таинствах Церкви невозможно обрести полноту познания Бога и жизни с Богом: «Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк. 16:16). Христос сказал, что Церковь и «врата ада не одолеют» (Мф. 16:18), а жизнь в Церкви – основа нашего спасения, но это не означает, что все люди, живущие вне Церкви и ничего не знавшие о Христе, обречены на погибель, ибо Спаситель повелел ученикам Своим: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк. 16:15). Если люди сознательно отвергают Евангелие и не хотят верить во Христа Спасителя, то они сами обрекают себя на осуждение Господне, те же, кто всем сердцем принимают благовестие и стремятся жить по заповедям евангельским – обретут спасение по милости Всевышнего. Но в мире существует много людей никогда не слышавших о евангельской проповеди, и полагать, что все они обречены на погибель, значит клеветать на Промысел Божий и ограничивать всемогущество любви Вседержителя. Никто не вправе утверждать, что эти люди отвержены Богом и обречены на вечные адские муки, ибо их судьба в Господних руках, и мы знаем, что Высший Судия будет судить их по нравственному закону, начертанному на сердцах всех людей, обладающих совестью, умом и свободной волей. В Священном Писании сказано, что Господь хочет, чтобы все спаслись, а для Бога всемогущего нет ничего невозможного. Но всеблагой Творец никого не спасает насильно, ибо Он ценит свободу выбора и самоопределения каждой личности, а человек уже в земной жизни сам избирает путь, ведущий в Царство Небесное, или путь, ведущий в бездны Ада: «Жизнь и смерть предложил я тебе, человек, благословение и проклятие. Избери жизнь, дабы жил ты и потомство твое» (Втор. 30:19). Но как можно совместить бесконечную и всесильную любовь Божию с вечными муками грешников, томящихся в Аду? Вопрос о вечных муках – один из самых сложных и таинственных вопросов, волнующих умы и сердца всех христианских философов и богословов, ибо как может Господь, имя Которому – Любовь, и Который сотворил вселенную и промышляет о каждом творении, пролил Свою святую кровь на Голгофе ради спасения всех людей без исключения, обрекать Свои возлюбленные создания на вечные муки? Если Бог есть Любовь, то Он создал человека для небесного блаженства и вечной жизни, но сотворил Адама и Еву богоподобными личностями, Он даровал им свободу – самовластие духа и дар распоряжаться своей жизнью, и если люди использовали свою свободу во зло, то ответственность за это лежит не на Боге, а на них самих. Но разве по неизреченной премудрости всеведущий Господь не предвидел грехопадение Адама и Евы и все злодеяния, что обагрят землю кровью, не предвидел что безотрадную участь нераскаянных грешников – вечные адские муки? Если Бог всеведущ и предвидел всю жизнь тех людей, что изберут путь греха и погибели, и в итоге будут обречены на адские муки, то зачем Он их сотворил? Для чего всеблагой Бог создал Люцифера и тех Ангелов, что падут и навсегда пребудут во зле, если по непостижимой премудрости Своей Он знал, что они не раскаются и будут вечно мучиться в геенне огненной? Если всемогущий Бог всеблаг и Его всеведение идеально и совершенно, то зачем Он дал бытие тем Ангелам и людям, о которых заранее знал, что они отвергнут Божью любовь и обрекут себя на вечные муки? Всеобъемлющее предвидение Божие есть созерцание Господом от вечности хода всей истории мира и судеб всех Своих созданий, но это созерцание никого не лишает свободы – ни Ангелов, ни людей, иначе Бог стал бы виновником вечной погибели Своих возлюбленных творений и нельзя было бы назвать Его – Богом справедливым и милосердным, воздающим каждому по правде. Всемогущий Господь благ, Он никого не предопределил к грехопадению: Люцифер и последовавшие за ним Ангелы могли бы и не пасть, Адам и Ева могли бы устоять в верности Богу, но и после падения первых людей, милость Вседержителя простерта над ними и их потомками, ибо у каждого из нас есть возможность покаяться – отвергнуть зло и обратиться к Спасителю, жертвующему Собой ради нашего спасения на Голгофе и возвещающему «Если будут грехи ваши, как багряное, - как снег убелю; если будут красны, как пурпур, - как волну убелю. Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли» (Ис. 1:18-19). Уже в Ветхом Завете говорится, что Господь создал нас для святости и вечной жизни, Он хочет не смерти грешника, но его спасения – духовно-нравственного преображения, но это спасение невозможно без покаяния: «живу Я, говорит Господь Бог: не хочу смерти грешника, но чтобы грешник обратился от пути своего и жив был. Обратитесь, обратитесь от злых путей ваших; для чего умирать вам» (Иез. 33:11). Если бы мы понимали всю ценность благодеяний Божиих, все то страшное величие любви Господней, открывшейся нам в крестной смерти и Воскресении Иисуса Христа, и от всего сердца скорбели оттого, что не живем так, как нам заповедовал наш Создатель и Искупитель, то мы бы достигли настоящего покаяния, без которого немыслима жизнь будущего века в Царстве святых. На страницах Библии Бог открывается не только как премудрый Творец и всемилостивый  и всемогущий Спаситель мира, но и как всеправедный Судия, Он вершит Суд Свой и сокрушает зло, повергает ниц некогда сильных и могущественных, безнаказанно попиравших и угнетавших собратьев своих,  ибо как сказано у пророка Исайи: «Я накажу мир за зло, и нечестивых – за беззакония их, и положу конец высокоумию гордых, и уничижу надменность притеснителей; сделаю то, что люди будут дороже чистого золота, и мужи – дороже золота Офирского» (Ис.13:11-12). Апостол Павел проповедовал, что все сыны противления – чада гнева Божиего, они отвергают Творца и не хотят жить по Евангелию, не раскаиваются в грехах своих и по упорству во зле и нераскаянности сердца своего, сами «собирают гнев на день гнева и откровения праведного суда Божия» (Рим.;2:5). Святой Иоанн Кассиан Римлянин глубокомысленно поясняет: «когда мы читаем о гневе Божием или о ярости, то мы должны понимать это не человекообразно, то есть заключая о Боге от человека – изменяемой природы, но достойно Бога, чуждого всякого изменения; действительно, с помощью этих понятий, можем знать Бога, как Судию и отмстителя за всякие неправды, являющиеся в мире сем, и пусть бы мы, устрашенные этими понятиями, обозначающими, что Бог есть страшный воздаятель за наши дела, стали опасаться делать что-нибудь вопреки Его воле». Безграничная любовь Божия – одно из вечных Божьих свойств, и даже более того, она – полнота и венец всех Божьих совершенств, и эта любовь изливается на все творение – на всю флору и фауну, на всех людей – грешных и праведных, на всех Ангелов – и падших, и устоявших в святости и непорочной верности Творцу своему, но она неразрывно связана со справедливостью Божией, а поскольку Бог не приемлет зла, то, как и сказано в Апокалипсисе апостола Иоанна Богослова в Царство Небесное «не войдет ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни» (Откр.21:27). Если общение с Богом и любовь к Нему есть жизнь и свет, вечное блаженство, то отпадение от Бога и ненависть к Нему – смерть и тьма, вечная мука. В Священном Писании рассказывается о Страшном Суде, что свершится в конце времен после второго пришествия Иисуса Христа в силе и славе Божества Его, и на этом Суде Божием разрешатся судьбы всех созданий – праведные и кающиеся унаследуют Царство Небесное, а нераскаянные грешники буду осуждены и пойдут «в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его» (Мф. 25:41), будут ввергнуты «в печь огненную: там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 13:42). Эти грозные строки Евангелия надо понимать духовно и символически: червь неумирающий и огонь неугасающий есть нравственные муки и угрызения совести, терзающие грешников, ибо совесть на Страшном Суде сделается свидетельницей всех добрых и злых деяний, намерений и помышлений, обвинительницею всех грешников. По выражению святителя Григория Богослова уделом дьявола, падших Ангелов и всех нераскаянных грешников «будет мучение, или, вернее сказать, прежде всего прочего, отвержение от Бога и стыд в совести, которому не будет конца». Библейское выражение «скрежет зубов» богословски интерпретируется как бессильная и непримиримая ненависть злых Ангелов и людей к Богу, ожесточение и горделивая вражда с Творцом, глубокомысленно и назидательно описанная Ф.М. Достоевским в его романе «Братья Карамазовы»: «О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря уже на знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные, приобщившиеся сатане и гордому духу его всецело. Для тех ад уже добровольный и ненасытимый; те уже доброхотные мученики. Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь. Злобною гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную свою сосать из своего же тела начал. Но ненасытимы во веки веков и прощение отвергают, Бога, зовущего их, проклинают. Бога живого без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтоб уничтожил Себя Бог и все создание Свое. И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия. Но не получат смерти». Размышляя о том, что такое Ад проницательный старец Зосима говорит: «Ад – это страдание о том, что нельзя уже более любить». Когда в конце времен Бог станет «всем во всем» (1 Кор.15:28), «смерть и ад будут повержены в озеро огненное» (Откр.20:14) и от лица Божиего никто не сможет спрятаться, то наполнение неба и земли Божественной Любовью будет радовать спасенных, но мучить и опалять грешных, причиной же их мучений будет не Сам Бог, а нераскаянность их сердец и вражда к вечной и бесконечной любви Вседержителя. Всем христианам надо помнить, что Страшный Суд – это Суд любящего Бога, и как писал святитель Феофан Затворник: «Господь и на Страшном Суде будет не то изыскивать, как бы осудить, а как бы оправдать всех. И оправдает всякого, лишь бы хоть малая возможность была». Но всесильная любовь Бога к нам спасительна только тогда, когда сочетается с нашей ответной любовью к Богу. Любовь Божия настолько велика, что Бог может всех простить, ибо как верно рассуждает старец Зосима в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: «и греха такого нет и не может быть на земле, какого бы не простил Господь воистину кающемуся. Да совершить не может такого греха великого человек, который бы истощил бесконечную Божию любовь. Али может быть такой грех, чтобы превысил Божию любовь? О покаянии лишь заботься, непрестанном, а боязнь отгони вовсе. Веруй, что Бог тебя любит так, как ты и не помышляешь о том, хотя бы со грехом твоим и во грехе твоем». Спасение невозможно без покаяния. Духовная жизнь христианина немыслима без таинства исповеди – самого искреннего и беспристрастного самоанализма и самопознания, беспощадного изобличения своей личной греховности пред лицом Всевышнего, возвращения к Богу и отречения от всего, что мешает нам любить Бога и других людей, препятствует достижению духовного совершенства. В книге Бытия есть таинственная сцена: после нарушения святой заповеди Творца, Бог стал взывать к Адаму и Еве, но услышав голос Божий, они безумно попытались скрыться от лица Вездесущего, ибо в момент грехопадения люди утратили духовную мудрость и высшее знание о Боге – о Его любви и всеведении, благости и вездесущности. Если до грехопадения Адам желал вечно пребывать с Богом, то теперь в сердце его оскудела любовь к Создателю, а в уме и исказилось представление о Нем – Адам стал бояться Бога и стал бежать от Него. Если бы Адам и Ева оплакали свое горестное падение и обратились к Творцу своему с покаянным плачем, то всемилостивый Господь сразу же простил бы их, но как только Он обнаружил нераскаянность их сердец, то изгнал их из Эдема, ибо общение с Богом – источник величайшего блаженства, стал для падших – источником страшнейших мучений. Преподобный Исаак Сирин говорил, что никто не должен помышлять, что мучимые в геенне огненной оставлены бесконечной любовью Божией, но этот великий мудрец и святой подвижник подчеркивал, что именно любовь Всевышнего – источник их нестерпимых мучений: «Говорю же, что мучимые в геенне поражаются бичом любви. И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение, вящее всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, язвительнее всякого возможного наказания. Неуместна человеку такая мысль, что грешники в геенне лишаются любви Божией. Любовь есть порождение ведения истины, которое (в чем всякий согласен) дается всем вообще. Но любовь силою своею действует двояко: она мучит грешников, как и здесь случается другу терпеть от друга, и веселит соблюдших долг свой. И вот, по моему рассуждению, таково гееннское мучение, - оно есть раскаяние». Святые Отцы Церкви учили, что не освобожденные от грехов и низких страстей своих грешники, враждующие с Богом и отвергающие любовь Его, сгорают от угрызений совести и стыда, ибо не могут скрыться от лица Вездесущего и мучаются от Его вечной и неизменной любви к ним. Милосердный Господь не сотворил Ад, напротив – Ад есть произведение злой воли падших Ангелов и нераскаянных грешников, а Господь сражается с преисподней и смертью. Но по неизреченной благости и несравненной премудрости Своей Создатель позволил им возникнуть, ибо не хотел ограничивать свободу Своих созданий, и понимал, что для нераскаянных грешников вечная жизнь в Раю стала бы еще более страшной мукой, так как для них нестерпимо Богообщение и более всего мучительна Божественная Любовь – при этом важно уточнить, что  их мучит не сама Божественная Любовь, являющаяся источником жизни, радости и блаженства, но их собственная злоба и нераскаянность по отношению к вселюбящему Богу. Если любовь Божия – источник величайшего блаженства, то ненависть к Богу и неприятие Его любви – источник самого страшного и нестерпимого мучения.
                Христос возвестил, что любовь Его вечна – она не перестанет быть, а догмат святой Церкви о всеобщем воскресении мертвых – откровение о любви Бога ко всем нам, ибо любовь Его простирается на все человечество и не мирится со смертью – наступит время и все, находящиес в гробах, услышат глас Сына Божиего и воскреснут при звуке труб ангельских: «Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, тогда-то вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем» (1Сол.4:16–17). «Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей, и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую. Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: «Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира»... Тогда скажет и тем, которые по левую сторону Его: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его». И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную» (ср. Мф.25:31–34,;41,;46).  «Грядет Бог, и не в безмолвии: пред Ним огонь поядающий» (ср. Пс.49:3), «за Ним, возгораясь, – пламень» (ср. Иоил.2:3). «Престол Его – пламень огненный, колеса Его – огонь палящий» (ср. Дан.7:9–10). Господь «в пламенеющем огне совершает отмщение не познавшим Бога и не покоряющимся благовествованию. Они подвергнутся наказанию в вечной погибели от лица Господа и от славы могущества Его» (ср. 2Сол.1:8,;9). В Священном Писании пророчествуется, что все праведники и кающиеся, творившие добро – воскреснут в жизн вечную и сила Божий оживотворит их, они будут ослепительно прекрасны и святы,  а нераскаянные грешники,  делавшие зло – воскреснут в осуждение Божие и муку вечную. В радостный, грозный, таинственный и величественный день Суда Божиего слава Христа Судии воссияет во всех мирах и все наполнится невечерним светом Его Божественного величия и весь мир преобразится и одухотворится – будет новое небо и новая земля, но если праведники прославятся и соделаются богами по благодати, просвещенными Святым Духом и соединенными любовию со всевышним Богом – Спасителем и Судией мира, иб в них Господь найдет любовь и самоотречение, смирение и веру, то грешники будут осуждены – обличится их мрачность – чуждость Богу, отсутствие в их сердцах веры, надежды и любви, они вострепещут пред Судией, как демоны, но слава Божия окажется для низ совершенно неприступной и они не смогут созерцать Божественны Свет, ибо души их будут пребывать в тьме кромешной – в страшном духовном помрачении. Тайна различия воскресения праведников и грешников – тайна их свободного самоопределения, ибо Господь оживотворит естество воскресших, вдохнув в них жизнь, но не затронет их свободы – неприкосновенного самовластия каждой личности, а потому – устремлявшиеся к Богу, верующие и творившие добро, кающиеся и молящиеся обретут спасение и их будет ожидать блаженная жизнь будущего века – Царства Небесного, где не будет ни вопля, ни плача, ни страданий, ни смерти, в то время, как нераскаянные грешники пойдут в муку вечную, ибо они не желают быть с Богом и не вожделеют чаяний Церкви, проклинают Творца, Спасителя и Судию мира, трепещут пред Ним, но не желают раскаиваться в своих согрешениях. Святой Ириней Лионский в книге «Против ересей» писал, что  «бегущие вечного света Божия, содержащего в себе все блага, сами причина того, что будут жить во тьме, лишенные всех благ, потому что сами сделались причиною такою обитания своего... И это сказано пророком: «Я Бог ревнитель, даю мир и посылаю бедствия» (Ис.;65:7); кающимся и обращающимся к Нему дающий мир и дружбу и вступающий с ними в единение, а для нераскаявшихся и бегущих Его света приготовляющий огонь вечный и тьму вечную бедствия для подвергающихся им». Тайна вечных мук грешников заключена в их ненависти к Богу и нераскаянности их сердец, в их злобе и ожесточенном противлении Истине, в отречении от Бога и Его святейшей любви, несущей вечное и неизъяснимое блаженство, в том, что вся их жизнь, являющаяся приуготовлением к вечности, оказалась летописью грехов, и они сами приготовили себе адскую муку и величайшее осуждение, возненавидев Христа и отвергнув возвещаемую Им истину. Вся жизнь христиан есть приуготовление к Страшному Суду и вечности, всех спасенных ожидает жизнь вечная, начинающаяся уже на земле, ведь пребывающие в мире и любви Духа Христова перешли от смерти в жизнь, любовь есть духовная и святая жизнь, единение с Богом и духовно-опытное познание Бога, вечное блаженство Царства Небесного – райское блаженство любви, ибо Господь обещал Царство любящим Его: «Бог Царство обещал любящим Его» (ср. Иак.2:5). «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор.2:9). «Любящие имя Бога будут поселяться на Сионе» (ср. Пс.68:37). «Верные в любви пребудут у Него»  (Прем.3:9).  «Вот, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними. Они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их» (ср. Апок.21:3). Блаженная райская жизнь небожителей – святых обитателей горнего Иерусалима, есть созерцание Божественного Света и участие в Божественной Литургии, сама жизнь станет торжественным богослужением и радостным ликованием. Печальная, мучительная и страшная участь ожидает всех нераскаянных грешников – жгучая и мрачная мука в геенне огненной и тьме кромешной, горение в пламени неудовлетворенных и неукротимых страстей, угрызение совести и «скрежет зубовный» – безутешное сожаление и бесплодное рыдание, лишенность благодати и отречение от любви Всевышнего, печаль, доходящая до ужаса отчаяния, и вечная потеря Бога, неугасимая ненависть к Творцу и отвержение Его совершенной и неизменной любви. Для нераскаянных грешников, погрузившихся в кромешную тьму богоненавистничества, нет никакой пользы от любви Бога и Его несказанного милосердия, ибо они с неописуемой силой и неугасимой страстью возненавидели Бога, все Его создания и самих себя, проклинают Творца и дар жизни – час зачатия и день рождения, не желают признавать правоту Божью и Его Суд, а посему, не вселюбящий Бог мучит грешников в геенне огненной, у Него правда и милость, Он – источник радости и жизни, но непримиримая злоба, богохульство и ожесточенность – причина страшных и вечных мук тех Ангелов и людей, что на добро Господне ответили злом, на любовь Его – ненавистью, на призыв к покаянию – бесчувственностью и нераскаянностью, на благую весть – клеветой и проклятием.
                Бог всемогущ и любовь Его вечна и неизменна к каждому Его творению, Он любит нас больше отца и матери, любит самой прекрасной и возвышенной, таинственной и нежной, святой и непогрешимой любовью, но как Странник из Апокалипсиса Господь стоит у дверей нашего сердца и стучит в них «глаголами вечной жизни», исходящими из уст Божиих. По великому человеколюбию Своему никогда Господь не нарушит свободу нашего самоопределения, ибо золотой ключ к дверям сердца человеческого – свобода воли, и только сам человек может открыть свое сердце Богу. В книге пророка Исайи блестяще описано превосходство любви Бога Вседержителя над  нежной и жертвенной любовью самых заботливых и бескорыстных матерей: «забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя» (Ис. 49:15).Если бы Господь спас падших Ангелов и людей без их воли, то Он бы попрал их свободу и священное право самоопределения по отношению к Богу, сделал бы ненужным проповедь пророков и искупительный подвиг Иисуса Христа, мудрость и наставления Церкви, духовный опыт и молитвы ее святых, пост и аскезу, изучение Слова Божиего и исполнение заповедей Евангелия, покаяние и стяжение благодати Святого Духа – иными словами упразднилась бы вся духовная жизнь, а спасенные перестали бы быть самовластными личностями. Любовь невозможна без свободы, и Господь не хочет никого насильно влюблять в Себя, ибо это была бы искусственная любовь, а Творец жаждет, дабы мы любили Его всей душой – любили искренне и бескорыстно, превыше всех благ земных и небесных.  Сила всемогущего Бога безгранична, но Он никогда не покоряет сердца силой – «насильно мил не будешь», но взыскует ответной любви. Без веры, надежды и любви нет и не может быть спасения, ибо Господь не спасает тех, кто не любит Его, ведь спасение и вечная жизнь в Царстве Небесном – это пребывание с Богом и в Боге – совершенная и святая любовь. Непостижимая любовь Божия настолько безгранична, что падшие Ангелы могли бы вернуть свою былую славу и вернуться на небеса, если бы в их сердцах нашлось место покаянию, но преподобный Иоанн Дамаскин отмечает, что в них нет раскаяния, и неистребимая гордость и злоба закрыла им путь к спасению. Однажды преподобному Антонию Великому явился демон в облике странника, подошел он к окну кельи подвижника и стал горько плакать, называя себя окаянным грешником, обреченным на адские муки. Странник просил святого Антония помолиться за его душу Богу о прощении грехов. Сжалившись над плачущим грешником, преподобный сказал: «Я помолюсь о тебе Бога, а ты приходи ко мне через три дня и я скажу, что Господь возвестил о тебе». Во время молитвы Всевышний сказал святому подвижнику: «Антоний! Знаешь ли ты за кого молишься? В обличье странника тебе явился падший Ангел». С горечью в сердце Антоний Великий воззвал к Господу: «Боже, почему же Ты не сказал мне об этом прежде моей молитвы?» И сказал Бог святому: Я – Бог милостивый и нет границ всемогуществу любви Моей. Я готов простить и падших Ангелов, если они покаются и вернутся ко Мне, и когда придет к тебе мнимый странник, скажи ему: Господь благ и хочет, чтобы все спаслись, и Он простит тебя, если ты обратишь лицо свое на Восток и три года будешь взывать к Нему с покаянной мольбой: «Господи! прости меня за злобу древнюю!» Услышав ответ святого Антония, мнимый странник громко засмеялся и прежде, чем исчезнуть, сказал подвижнику: «Я знаю это и без тебя, Антоний, но никто из нас не желает каяться». Господь с любовью относится ко всем Своим созданиям – в том числе и к падшим Ангелам, и Он бы простил их, если бы они покаялись, но демоны исполнены горделивого самообожествления и испепеляющей ненависти к Создателю и всему сотворенному Им, а в особенности – к людям, на которых отпечатлен Его образ, вот почему ожесточившиеся во зле падшие Ангелы непрестанно и с изощренным коварством враждуют с Богом и отвергают всякую Его милость. Бог любит и Люцифера и хочет его спасти, но Господь любит не то духовное состояние, в котором он пребывает – не то каким он стал – зловещим и внушающим ужас дьяволом, а то каким он был задуман Творцом и создам Им с любовью и высокой миссией. Бог любит даже самое падшее создание Свое, но с праведным гневом отвергает всякое зло, ревнуя о святости и совершенстве всего Им сотворенного для вечной жизни. Святой Григорий Нисский и преподобный Исаак Сирин высказывали смелую и великую мысль о том, что любовь Божия промыслительно действует и по отношению к падшим Ангелам, и в эсхатологической перспективе Божественное милосердие не окажется бессильным и для демонов, и в конечном итоге они раскаются и вернутся к Богу, ибо любовь Божия не может быть побеждена грехом, но это упование – не догматическая вера Православной Церкви, а личная надежда милующих сердец самых благородных и лучших из христиан, чья чуткая совесть не мирится с погибелью хотя бы одного создания Божиего. В стихах Апокалипсиса пророчествуется об окончательной победе Бога над мировым зло и о духовном преображении мира – «новом небе и новой земле», о том, что смерть истребится и любящий Господь утешит всех скорбящих: «отрет Господь всякую слезу с очей их, и смерти уже не будет, ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет: ибо все прежнее прошло» (Откр. 21:4). Существует знаменитая антиномия всеобщего спасении и геенны огненной, изложенная священником о. Павлом Флоренским в его книге «Столп и утверждение истины»: если исходить из всесильной любви Бога Спасителя и Его безмерной благости, то «невозможна невозможность всеобщего спасения», но если исходить из свободы Его созданий, то невозможно допустить, чтобы любящий Бог принуждал их к спасению, а значит – «возможна невозможность всеобщего спасения». Тайна спасения связана с тайнами любви и свободы, ибо Господь по бесконечной любви Своей хочет всех спасти, но спасение невозможно без ответной любви к Богу, а ее основа – свобода в ее метафизической сути: «невозможно допустить и того, чтобы любовь была несвободною, чтобы Бог принудил тварь к любви». «Чтобы насильно сделать душу любящей, Бог должен был бы отнять у нее свободу, т.е. Сам должен был бы перестать быть любящим и сделаться ненавидящим. Но будучи Любовью, Он не уничтожает ничьей свободы, и потому тех, которые своему произволенью отступают от Него, Он подвергает отлучению от Себя, которое сами они избрали». Тайна спасения – это тайна синергии, содействия двух воль – Божественной и человеческой. Господь всем предлагает неисчислимые блага Божественной Любви, содействующей нашему спасению, но как сказал Августин Блаженный, Бог абсолютно всемогущ, но Он никого не спасает помимо их воли. Величие всеобъемлющей любви Божией никогда не умаляет и не упраздняет свободу Его созданий, ибо никого из свободных существ нельзя спасти насильно. В евангельской притче рассказывается, как царь звал подданных к себе на пир – много было званных – все люди званы в Царство Божие, но мало избранных – мало тех, кто откликнулся на таинственный зов любви Божией, на увещевания Слова Божиего и апостольскую проповедь, мало тех, кто принял Бога не одними устами, но всем сердцем и всей своей жизнью. Любовь Божия вечна и всесильна, она благодетельствует всему миру и зовет всех падших, но откликнуться на призыв Всевышнего, значит уверовать во Христа и начать жить по Его заповедям, изложенным в Евангелии, избрать путь спасения и вечную жизнь, бороться со страстями и плакать о грехах своих, искать не бренных земных сокровищ, а Царства Небесное и правду его, участвовать в таинствах Церкви и ее богослужениях, жить литургической жизнью и соединить свою волю со святой волей Вседержителя, ответить на Его великую и неизменную любовь взаимной и ответной любовью.




О любви к Богу и ближнему

 Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим
и всею душою твоею и всем разумением твоим:
сия есть первая и наибольшая заповедь;
вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя.
 (Мф. 22:36-40)

            Заповедь о любви есть самая великая и значимая во всем святом Евангелии; любовь – духовное ощущение Бога и источник неизреченной радости, небесный огонь, воспламеняющий сердце и обращающий его к Богу и ближним, наставница пророков и сопутчица апостолов, неувядающий цвет девства и целомудрия, сила и стойкость мучеников, вдохновение учителей и исповедников; любовь низвела Бога с небес и возводит людей на небеса, она побеждает смерть и преисподнюю, избавляет от узилищ Ада и ведет в Царство Небесное, наставляет смиренных и кротких, укрощает гнев и изгоняет печаль мирскую, вселяет в сердце печаль по Богу и страх Божий, исторгает их очей слезы покаяния и умиления, утешает скорбящих, уповающих на Бога, она – совершенство святых и небесная жизнь Ангелов, сущность веры и основа надежды, столп и утверждение Церкви. Когда Иисуса Христа спросили – «какая наибольшая заповедь в законе Божием?», то Спаситель ответил: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22:36-40). Заповедь о любви к Богу есть наивысшая и совершеннейшая заповедь, ибо любовь к Богу есть высочайшая цель и сущность христианской жизни, она – неиссякаемый  источник духовной, бескорыстной и жертвенной любви к ближним. По слову апостола Павла наивысшая «цель увещевания есть любовь от чистого сердца, и доброй совести, и нелицемерной любви» (1 Тим.1:5). Вся жизнь Иисуса Христа – образец величайшей любви, Его добровольная смерть за всех нас на Голгофе – несравненный подвиг жертвенной любви и вершина самоотречения, а Его Воскресение – свидетельство, что любовь Божия сильнее смерти и ревнивее Ада. Христос вознесся на небеса, чтобы воссесть одесную Бога Отца и ходатайствовать о ниспослании Святого Духа всем истинно верующим в Него, но возносясь, Он сказал ученикам Своим, что будет пребывать среди нас «до скончания века» (Мф.28:20), давая Духу Святому воспламенить сердца людей вечной, небесной и духовной любовью. По премудрому изъяснению преподобного Симеона Нового Богослова: «Как ученик грамматика, ритора, философа, поэта, художника  и всякий другой ученик познается по учителю своему, так и христианин, ученик Христов, познается по Христу, Господу и Богу, доброму его Учителю, Который столько возлюбил нас, что ради нас соделался человеком и предал душу Свою во искупление нас. Посему, кто не имеет любви, как может тот быть признан учеником Христовым ии христианином? Как, напротив, кто имеет сию любовь, пусть он не может поднимать великих подвигов и трудов, а стяжал только одну эту любовь, тот, по закону Учителя нашего Христа, востек на самый верх совершенства святых… Сам Бог от начала вложил в естество человеческое некую любительную силу, и естественно родители любят детей своих, родственники любят себя взаимно, и друзья любят друзей своих. Но эта естественная сила любви дана Богом в помощь разумному человеческому естеству, чтоб оно, пользуясь ею, востекало к всеобщей любви самоохотно и призвольно. Великая и совершительная, Богом данная заповедь любви изречена не о естественной любви, а о любви самопроизвольной». Христос есть воплощенная Божественная Любовь, Он – Сын Бога Живого, пришедший не телько искупить грехи мира  и избавить род человеческий от узилищ преисподней и смерти, но и чтобы научить нас евангельской любви – духовной, святой, таинственной, небесной, чудесной и великолепной любви, ибо если Бог есть Любовь, а спасение – это уподобление Богу и обожение, то, чтобы спастись и войти в Царство Небесное, стать истинными христианами – родом царственным и священническим, подлинными сынам Божиими и богами по благодати, нам надлежит научиться любить так, как любил Сам Христос Спаситель – освоить высочайшее искусство евангельской любви – жертвенной и бескорыстной любви, дабы мы возлюбили Бога не как трепещущие рабы, страшащиеся Ада, и не как корыстные наемники, жаждущие наград, а как любящие сыны, верные Богу единственно из любви к Нему, любящие Бога более всех Его даров и всех небесных благ, готовые умереть за исповедание веры в Него, как Он умер за нас, распятый на голгофском Кресте. По разъяснению святителя Тихона Задонского, любовь Божий бескорыстна и жертвенна:  «хотя Бог и хочет, чтобы мы Его любили, однако не ради Своей какой пользы, хочет того, но ради нашей пользы. Бог, так как совершенно Сам в Себе блажен, ничего не требует от нас, но нам все подает и ради нас все делает; и потому, если любим Его истинно и нелицемерно, Ему от этого нет никакой пользы, но только нам самим любовь эта пользу приносит. И отсюда может всякий видеть, сколь великую любовь Он имеет к человеку, так что, когда и любимым быть хочет, не ради Себя этого хочет, но только ради человека». Христос сказал апостолам Своим: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если любовь имеете между собою» (Ин.13:35)». По слову апостола и евангелиста Иоанна Богослова, «любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь чрез Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас, и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши» (Ин.;4:9,10).  Если мы хотим именоваться христианами – учениками Сына Божиего, Иисуса Христа, то нам надлежит жить и действовать Его любовью, облечься в любовь Христову, ведь «если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас» (Ин.;4:13). Церковь есть мистическое Тело Христова, она – та апокалиптическая скиния, где Бог пребывает с людьми, ее Священные Книги, догматы, заповеди, таинства и молитвы – источник вечной жизни и средоточие духовных благ; быть в Церкви – значит не только каяться в грехах и молиться, бороться со страстями и изучать Священное Писание и Священное Предание, участвовать в таинствах и Божественной Литургии, но и возрастать в любви до меры совершенства Христова, ибо именно вера, действующая любовью, соединяет людей и Ангелов в единой и святой Церкви. По вдохновенной проповеди апостола Павла, Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее – пречистую и возлюбленную невесту Свою, золотой семисвечник, исполненный всей полнотой благодати и даров Духа Святого, и, как маяк спасения, горящий во тьме мира сего. «Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу» (Ефес.;5:2). «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим.;5:8), Он страдал и умер за нас добровольно, хотя мы и не заслужили Его любви и крестной жертвы. По сильным словам апостола Иоанна Богослова – «любовь прознали мы в том, что Он положил за нас душу, и мы должны полагать души за братьев (1Иоан.;3:16), а если человек не имеет любви к ближним, не способен на самоотречение и жертвенность, то он не может именоваться учеником Христа, ибо не имеет в сердце своем любви и не несет ее миру, как свет спасения. «Кто имеет достаток в мире, , но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое: как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! станем любить не словом или языком, но делом и истинно» (1Иоан.;3:17–18). Если человек любит Бога и ближнего своего, то он жаждет славить Бога и печалится от разлуки с Ним, до конца верен Творцу и Спасителю, готов принять за Него мученическую смерть, он не затворяет сердце свое для ближнего, но всегда готов утешить его, проявить сочувствие и сострадание, накормить алчущих, напоить жаждущих, одеть нагих, защитить от притеснения сироту, вдовицу и всех страждущих.
                Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он создан из праха земного – материи, но имеет в себе небесное дыхание жизни и неизмеримо возвышается над всем видимым миром, ибо обладает разумом и самосознанием, свободой и творческими талантами, а кроме того, Господь даровал ему величайший дар – умение любить. Святитель Тихон Задоский проповедовал, что «насадил Бог любовь и милосердие в сердцах человеческих; но Сам несравненно большую любовь и милосердие имеет. Как величество Его, так и милосердие и любовь Его. И не только Он имеет любовь и милосердие, но и есть самая Любовь и милосердие; не только Благ, но и сама Благость; не только красив, но и есть самая Красота, которая красивее всех красот…». Человек есть образ Божий, любовь первозданных людей была отображение любви Самого Бога – нашего Первообраза, но совершилось грехопадение и ныне – мы являемся существами падшими и грешными, и чтобы научиться любить духовно нам надлежит бороться со страстями и наполнять свою жизнь молитвой, возродиться через таинство крещения и таинство миропомазания – принять в себя благодать Святого Духа и жить церковной жизнью, дабы Бог пребывал в нас и освящал нас, и мы пребывали в Его любви и восходили к высшему совершенству, очищая сердце свое и уподобляясь Христу Богочеловеку – нашему величайшему нравственному идеалу. Святитель Тихон Задонский говорил, что если человек познает Бога и Его небесную любовь и наполнит ей свое сердце через покаяние и плач о грехах, через молитву, таинство Евхаристии и борьбу со страстями – самолюбием, сребролюбием, злопамятностью, завистью, гордостью и прочими беззакониями, то он станет христианином будет с любовью искать одного Бога, отвергнет суету и соблазны мира сего, дабы в тишине и уединении обрести мир и покой в душе, пребывать с Богом в непрестанной и усердной молитве и исполнять Его заповеди, ибо как сказал Сам Христос: «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель  него сотворим» (Ин.14:23) – этой священной и великолепной обителью Святой Троицы станет достойное и чистое человеческое сердце, претворенное в храм вездесущего Бога, не оставляющего никого из богоискателей и богомольцев. Сердце человека – это таинственное поле битвы света и тьмы, Бога и дьявола, и чтобы наполнить его любовью, человек призван вначале очистить сердце свое через аскезу – духовное делание, «ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, - все это зло изнутри исходит и оскверняет человека» (Мк 7:21–23). Бог есть наш Создатель, а мы все – дело рук Его, Он сотворил нас по образу и подобию Своему – таинственный и драгоценный, как алмаз, образ Божий, как знамя Небесного Царя, отпечатлен на каждом из нас, а потому для нас естественно любить Добро и внимать глаголам совести, следовать нравственному закону, начертанному в наших сердцах, любить мудрость и стремиться к познанию Истины, исследовать мир и постигать тайны Божии, любить Красоту и творить прекрасное, иметь склонность к художественному, музыкальному и поэтическому творчеству,  любить ближних и весь окружающий мир – все творение Божие, любить совершенство и стремиться к счастью, искать Бога и общения с Ним в таинстве молитвы, ибо все виды духовной любви – к Добру, Истине и Красоте, ведут к ее первоисточнику – к Богу. Бог есть Сущий и Непостижимый, Он – величайшее Добро, несравненно лучшее и превосходнейшее всех созданий, ведь Он – Создатель всех, Он дает познать Себя через чудную и полную тайн книгу неба и земли – природу, ибо небеса проповедуют славу Божию и о делах Творца возвещает твердь земная, через Священное Писание – совершеннейшую скрижаль Богопознания, где открыты все свойства Божии – Его вечность и неизменность, самобытность и всемогущество, премудрость и всеблагость, справедливость, милосердие и великолепие, ибо Бог есть Свет и нет в Нем никакой тьмы, Он – Абсолютное Совершенство и пребывает в свете неприступном. Любовь – это высочайшее дарование Бога, она – царская диадема святых и венец Ангелов, весь закон Моисеев и все пророки зиждутся на любви, она – суть двух Заветов – Ветхого и Нового, в ней заключена загадка счастья, которое безуспешно ищут люди, живущие на земле, она – единственный верный путь Богопознания и совокупность всех нравственных совершенств.  Если Бог есть Любовь, то познать Его можно только любящим сердцем и любящим умом, чья мысль увенчивается молитвой. Христос сказал ученикам Своих об иудеях «…сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф.13:14–15).Только очи веры могут узреть в Иисусе из Назарета истинного Мессию, возвещенного всеми пророками Ветхого Завета,  только любящему сердце Бог открывает Себя, только любящий ум восхищается до созерцания тайн Божиих и их уяснения.  Святой Григорий Нисский был убежден, что «все совершенства, которые заключаются в понятии добродетели, произрастают от корня любви; так что имеющий ее и в прочих добродетелях не имеет недостатка». По определению апостола Павла любовь есть основа и источник всех добродетелей, а без нее все подвиги и достижения лишаются смысла и ценности: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1Кор 13:1–7). «Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства» (Кол 3:14). Со всей мощью и пламенностью своего проповеднического слова и со всей мудростью своего богословского ума, апостол Павел возвещает о сотериологическом значении любви, она – царский закон, основанный на союзе человеческой свободы и Божьей благодати, без исполнения которого бесполезны вера и знание, дар пророчества и провидение, чудеса и дела благотворения, мудрость и даже мученичество. Согласно апостольскому вероучению Православной Церкви, если человек любит Бога, то он стремится всеми силами исполнить святую волю Вседержителя, страшась оскорбить любимого Бога, тщательно соблюдает заповеди Божии, ненавидит грех, но желает каждому грешнику спастись через покаяние, воздыхает и плачет о грехах личных своих и молится за весь мир, не страшится скорбей и мучений, всегда и за все благодарит Бога, соблюдает обеты, данные Всевышнему, не осуждает ближних и прощает обидчиков своих и врагов, долготерпит и милосердствует, не помнит зла и не ищет выгоды, не завидует и не превозносится над окружающими в сердце своем.
                Преподобный Максим Исповедник говорил, что любить для человека – значит не только проявлять милосердие и сострадание, но и осуществлять смысл своего бытия, стремиться к высшему – к идеалу и совершенству, к Богу, ибо, чем совершеннее духовно человек, тем ближе он к Богу и сильнее и пламеннее любит Бога. Любовь к Богу есть непрестанное духовное устремление к Нему и жажда соединения с Ним, желание пребывания с Богом и вечного Богообщения, и это стремление прекрасно выражено поэтическими словами псалмопевца Давида: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже! Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому, когда приду и явлюсь пред лице Божие» (Пс.41:1-2). «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя ждет душа моя, по тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной, чтобы видеть силу Твою и славу Твою, как я видел Тебя во святилище, ибо милость Твоя лучше, нежели жизнь» (Пс.62.2-4). Человек сотворен по образу и подобию Божиему, и так как Бог есть Любовь, то любовь есть образ Божий в человеке. Если бы Бог не был Святой Троицей, то Он был бы замкнутой в Себе монадой и не мог от вечности именоваться Любовью. В книге Бытия описывается, что Господь, создав Адама из горсти праха земного по образу и подобию Своему, вдохнул в него дыхание жизни – благодать Святого Духа, дабы человек обрел способность совершенной и духовной любви, и сотворил Еву из ребра Адамова, дабы он мог реализовать эту любовь по отношению не только к Богу, но и к ближнему, а кроме Бога, для мужчины нет никого ближе сердцу, чем возлюбленная женщина. Символично, что все лучшие произведения искусства – все самое великое, святое, драгоценное и прекрасное в музыке и живописи, поэзии и литературе, скульптуре и архитектуре – все было вдохновлено двумя движущими силами – любовью к Богу и любовью между мужчиной и женщиной. Бог создал человека по образу Своей любви, и назначение его жизни метафизическое – уподобление Богу в любви к Нему и ко всем Его созданиям, а сама любовь – блаженное и богоподобное состояние. С любовью Господь сотворил весь мир и промышляет обо всем на небе и земле, и каждое создание Его является добрым по природе, а потому им свойственно любить своего Создателя. В стихах Псалтыря раздается ликующий гимн во славу премудрости и величия Божиего от лица всех творений: «Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних. Хвалите Его, все Ангелы Его, хвалите Его, все воинства Его. Хвалите Его, солнце и луна, хвалите Его все звезды света. Хвалите Его, небеса небес и воды, которые превыше небес. Да хвалят имя Господа, ибо Он повелел и сотворились; поставил их на веки и веки; дал устав, который не прейдет. Хвалите Господа от земли, великие рыбы и все бездны, огонь и град, снег и туман, бурный ветер, исполняющий слово Его, горы и все холмы, дерева плодоноснее и все кедры, звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые, цари земные и все народы, князья и все судьи земные, юноши и девицы, старцы и отроки да хвалят им Господа, ибо имя Его единого превознесено, слава Его не земле и на небесах» (Пс.148:1-13). Если всемогущий Господь сотворил мир с любовью и вложил любовь в каждое создание Свое, то тем более любовь к Богу – благому Создателю, премудрому Промыслителю и милосердному Спасителю – была проникнута вся жизнь первозданного человека. По слову Августина Блаженного Господь создал нас для Себя и сердце наше не успокоится, пока не обретет покой в Нем, ибо только всеобъемлющая бездна Божественной Любви, которую не вмещают небо и земля, может наполнить бездну человеческого сердца. Бог есть совершеннейший образец всех совершенств, Он вложил в сердце человека неудовлетворенность ничем земным, искание молитвенного Богообщения и созерцания вечной славы Божией. Человек есть венец Божьего творчества, он сотворен как царь и представитель всего материального мира, от лица которого, как первосвященник в величественном храме, возносит молитвы к Богу и служит Всевышнему как пророк, соединяя с Ним всех бессловесных созданий, взнося к небу все их вещания, и в тоже время он – причастник духовного мира, призванный не только быть архиереем всей природы, славящей Творца и Вседержителя, но и жить горней жизнью Ангелов, соучаствовать в их молитвословии и небесном песнопении, и даже более того – взойти выше всех ангельских сонмов к Самому неприступному Богу.
                По великой и непостижимой премудрости Своей Господь сотворил Ангелов и людей как существ любящих, в которых отобразились Божьи совершенства и для которых любовь к Богу естественна и самобытна, тем более, что Создатель Сам влечет к Себе творения, изливая на Свою них бесконечную любовь. Господь создал разумных и свободных созданий – Ангелов и людей, и вдохнул в них богоподобную жизнь и прекраснейшую любовь – их сердца должны были вечно устремляться к их Первообразу – Богу, ибо в Нем заключено высочайшее величие и любовь, премудрость и могущество, ибо все они были созданы для вечной и блаженнейшей жизни, и теснейшего единения с Богом, друг с другом и со всеми иными Божьими созданиями. Священномученик Серафим Звездинский, со свойственной ему поэтичностью и красотой слога, писал о том, что духовное состояние Ангелов – вечная любовь к Богу и богоустремленность: «их ум непрестанно, неизменно устремлен к Богу, ни на одно мгновение не отклоняется от Него, поворотов назад не ведает он. Ангелы «Твердым умом, неуклонным желанием водими суще» созерцают Божество, поет о них Церковь. «Любовию Божественною распаляются» Ангелы (1 Октоих, гл. А). Распаляясь даже этою любовью, разжигаясь зарею Божеского существа, от этой Божественной жажды ангелы и сами становятся «углем богоносным» (2 Октоих, гл. 2-й). Канон в Понедельник утра, песнь 1-я. «Причастием божественного огня, якоже пламень бывает». «Во огни пламенном предстоят Тебе Херувими, Серафими. Господи!» (3 Глас 4, вторник, песнь 8). Какая поистине божественная, какая сладчайшая жажда! Так, в непрестанном созерцании Бога, в постоянном устремлении и возвышении к Нему, в никогда не смолкающем песнопении безмерной славы и величия Его живут на небе Ангелы. На пути постоянного устремления и возвышения своего к Богу не знают они никаких остановок, преград и препятствий, не знают самого главного, самого основного, самого тяжкого на этом пути препятствия – греха, который то и дело своими узами связывает крылья нашего духа, стесняет его полет к небу и Богу». По слову преподобного Исаака Сирина, Ангелы были сотворены Богом в молчании, они – светильники славы Господней, бесплотные духи, исполняющие волю Всевышнего и именующиеся в Библии сынами Божиими. С момента сотворения Ангелы пребывали в любви и воспевали величие и славу Всемогущего, но все они обладали свободной волей, и каждый из них мог определить свое вечное отношение к Богу – совершить экзистенциальный выбор между добром и злом. Одни из Ангелов, вслед за величайшим из них – Люцифером, прельстились своим могуществом и мудростью, они возгордились и отпали от Бога, превратившись в демонов, и любовь к Богу сменилась в их сердцах непримиримой и неугасимой ненавистью к Нему, а сам Люцифер стал воплощением мирового зла, которого до его падения не существовало в мире, другие же Ангелы – укрепились в преданности Богу на веки вечные, они будут вечно пребывать с Богом и уже никогда не отпадут от Него. В книге Екклесиаста говорится, что человек был сотворен праведным в очах Господних, он знал, что любовь есть совокупность всех совершенств и пребывание с Богом, и видел в Боге – источник всех благ, сердце же его рвалось к единению с Ним, но после грехопадения вся духовная, душевная и физическая жизнь людей извратилась – сделалась страстной, плотской, мечтательной и самолюбивой. Святитель Игнатий Брянчанинов особенно акцентировал внимание на то, что Господь заповедал любить Его без мечтательного самообольщения – не сочиняя себе восторгов, не приводя в движение нервов своих, не разгорячая себя пламенем страстей, что практикуется в католичестве, отпавшем от единой, святой, соборной и апостольской Церкви, но любить Его духовной любовью – удаляясь от всякого дела, слова, помышления и ощущения, воспрещенных в Евангелии, отвращаясь душой от похоти плоти, похоти очей и гордости житейской, ибо любовь Божия, как и Царство Небесное не от мира сего. Даже после грехопадения Адам, нарушивший заповедь Божию и не сохранивший верность в любви к Богу, все же не утратил способность любить – в величайших произведениях искусства при всей скудности его земных средств, явлена любовь к красоте, в самых высоких размышлениях философов – любовь к мудрости и истине, в героических подвигах и самоотречении – любовь к ближним, в делах милосердия и стремлении к добродетели – любовь к добру и отвращение от зла, и каждое из этих дивных проявлений любви – возвышает душу человека, напоминает ему о его высшем предназначении и является тенью и отблеском истинной любви к Богу. Проницательный Платон мудро учил, что любовь глубочайшим образом всеяна в душу человека, но от любви к мимолетной и преходящей красоте земных вещей мы должны возвыситься до еще более совершенной и высокой любви к вечной и духовной красоте – до любви к самой идее красоты и к Тому, Кто от вечности ее замыслил – к Богу, Творцу всего прекрасного. Но истинная любовь к Богу духовна – она от Духа Божия, а не о плоти и души, ей нельзя научиться без благодати Святого Духа. «Никто не может знать от себя, что есть любовь Божия, если Дух Божий не научит; но в Церкви нашей любовь Божия познана Духом Святым, и потому мы говорим о ней» – свидетельствует преподобный Силуан Афонский. Любовь Божия изливается в сердца наши Духом Святым. По слову Василия Великого истинная любовь – духовна и есть дар Духа Божия. И апостол Иоанн Богослов учил, что «любовь от Бога», ибо «не мы возлюбили Бога», но «Он прежде возлюбил нас», а наша любовь к Богу – это ответная любовь. Немецкий философ Иммануил  Кант полагал, что любовь к Богу сводится к исполнению морального закона, но не является делом сердца, ибо Бог есть Дух, и Он не подлежит нашим чувствам. В христианском понимании Бог есть Дух вездесущий и незримый – «Бога не видел никто никогда» (Ин.1:18), но любовь к Нему исходит из сердца, ибо оно – нетленный духовный центр личности, средоточие всей духовной, душевной и физической жизни человека, оно люби и ненавидит, надеется и отчаивается, гневается и прощает, верит и отвергает Бога, и как возвещается в Новом Завете «чистые сердцем узрят Бога»  и «верою вселяется Христос в сердца наши» (Еф. 3:17). По слову преподобного Серафима Саровского, в беседе с Мотовиловым истолковавшего строки из книги Притчей Соломоновых: «Господь ищет сердце, преисполненное любовью к Богу и ближнему – вот престол, на котором Он любит восседать и на котором Он является в полноте своей пренебесной славы. Сыне, даждь Мне сердце Твое, а все прочее Я Сам приложу Тебе, ибо в сердце человеческом Царствие Божие». Христианская любовь к Богу не абстрактна, она направлена на евангельский образ Сына Божиего, Иисуса Христа, а через Него – на всю Святую Троицу, ибо как сказал Мессия «видевший Меня, видел Отца» (Ин.14:9), ведь Христос есть не только историческая Личность, но и воплотившийся Сын Божий, предвечный Логос, в Котором пребывает вся полнота даров и благодати Святого Духа – все непреходящие и нетленные сокровища премудрости и разума, все изобилие любви, долготерпения и кротости, вся красота целомудрия и непорочности. Блаженный Феодорит высказал глубокую мысль о том, что в основе истинной философии – любви к мудрости, заложена любовь к Богу, ибо в Священном Писании Бог многократно именуется Премудростью. Древнеиудейский царь и мудрец Соломон говорил, что начало премудрости – страх Божий, священный трепет пред Всевышним, на Которого не дерзают взирать Серафимы и Херувимы, боязнь оскорбить любимого Бога и разлучиться с Ним, отпасть от бесконечной и всеобъемлющей любви Вседержителя и нарушить Его святую и непогрешимую волю, которую нам надлежит исполнять «с благоговением и страхом». По признанию святителя Иоанна Златоуста самая страшная мука для христианина – увидеть огорченный образ Спасителя. Это – истинный страх Божий и начало премудрости, самое тяжкое наказание для христианской совести, более сильное, чем все муки Ада и более страшное, чем все ужасы тысячи геенн огненных. Но по исповеданию богомудрого апостола Иоанна Богослова: «совершенная любовь изгоняет всякий страх; потому что в страхе есть мучение. Боящийся не совершенен в любви» (1 Ин. 4:18). Если в наших сердцах была бы совершенная любовь Божия, то мы бы никогда не оскорбили Творца своего, но всегда соблюдали заповеди Его, не совершили бы ни единого греха – ни словом и делом, ни намерением и помышлением, ибо во всем оставались бы верными Богу. Тайна совершенной любви – это тайна высочайшей святости и Божьего совершенства, тайна обретения наивысшей свободы – «не грешить». Эта  любовь к Богу – вечна и неизменна, она не знает страха, но всецело проникнута непреходящей радостью и неземным блаженством. Эта любовь – вечная жизнь с Богом и пребывание с Ним, удел всех святых, записанных в книге жизни и убеленных кровью Агнца Божиего, всех вошедших в горний Иерусалим, а для живущих на земле эта величайшая, поистине Божья любовь – недостижимый идеал, превышающий силы человеческие, но что невозможно человеку, то возможно Богу – с Ним для нас возможно научиться этой любви. Святой Антоний Великий – один из величайших подвижников православного Востока восклицал: «я уже не боюсь Бога, а люблю Его». Вся жизнь христианина от первого вздоха до смертного часа – школа любви, ее надо обретать на протяжении всей жизни, ибо если мы не имеем хоть капли евангельской любви в сердце своем, то мы – не ученики Иисусовы, мы – не христиане, а лицемеры и нет нам прощения на Страшном Суде. Христос Сам сказал, что узнает учеников Своих по тому, что в них есть любовь Его и они живут этой любовью. Бог непостижим в Сущности Своей, но Он Сам открывает Себя сердцам возлюбивших Его. В сочинениях святого Иринея Лионского – ученейшего богослова и отца Церкви, есть следующие строки, возвещающие – Бог открывает Себя верующим в Него как Любовь: «По величию Бога нельзя познать Его, ибо невозможно измерить Отца, а по любви Его, ибо она ведет нас через Слово Его к Богу, мы когда повинуемся, всегда познаем, что есть столь великий Бог и что Он Сам по Себе устроил, избрал, украсил и содержит все, а во всем и нас и этот наш мир». Без любви невозможно истинное познание Бога, ибо Бог есть всесвятая и всесовершенная Любовь, и только любящий может знать Бога. По изречению премудрого апостола Иоанна Богослова – величайшего певца любви среди учеников Иисусовых, евангельская любовь – познание Бога и жизнь с Богом, потому, что Бог есть Любовь и любящий неразлучно пребывает с Ним и знает Его: «любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши. Возлюбленные! если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга. Бога никто никогда не видел. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь Его совершенна есть в нас. Что мы пребываем в Нем и Он в нас, узнаем из того, что Он дал нам от Духа Своего. И мы видели и свидетельствуем, что Отец послал Сына Спасителем миру. Кто исповедует, что Иисус есть Сын Божий, в том пребывает Бог, и он в Боге. И мы познали любовь, которую имеет к нам Бог, и уверовали в нее. Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин.4:7-16). Если мы вдумчиво изучим свою жизнь, то увидит как мало в нашем сердце любви к Богу. Если бы мы все любили Бога, то постоянно думали о Нем, размышляли о Его Промысле, читали бы святое Евангелие, запечатлевая в душе каждое слово, сюжет и притчу, беседовали бы на духовные темы и непрестанно молились бы Всевышнему, ибо не могли жить без Него, с радостью ходили бы в храм Божий. Если бы мы действительно любили Бога, то трепетали бы при одной мысли о разлуке с Творцом и всеми силами старались бы исполнить Его заповеди, но сердца наши настолько окаменели, что их не трогают ни воспоминания о смерти и мысли об Аде, ни надежда на жизнь будущего века и Царство Небесное.
                С наибольшей силой любовь к Богу проявляется в Богопочитании – в молитвах, богослужениях и святых таинствах, без чего немыслима литургическая жизнь Церкви и религиозная жизнь христианина. Ничто так не возвышает и не окрыляет душу человека, не отрешает ее от земли и не избавляет от суеты житейской, не утешает ее в скорбях и не располагает к размышлению о Боге и философствованию о вещах духовных, к памяти о смерти и Страшном Суде, как молитва. Молитва есть сердцевина религиозной жизни, общение с Богом и единение с Ним, она – величайшее благо для души, неизменно сопряженное с размышлением о Боге и Его Промысле, с благоговением и мистическим трепетом, ибо молящийся предстоит Богу Сущему и Непостижимому, пред Которым меркнет мимолетная и суетная слава земных царей, а вселенная – как малая песчинка. Господь сотворил человека как существо молящееся, ибо молитва – дыхание жизни – жизнь Духа Божиего в нас, и наша жизнь в Боге, выражение любви к Нему. Молиться – дышать горним воздухом небесных сфер, предаваться занятию Ангелов. Все сущность религиозной жизни заключена в молитве, ибо в молитве реализуется назначение человека – освятиться благодатью Святого Духа и стать храмом Бога живого: ум его должен стать иереем, возносящим мольбы к Богу, сердце – алтарем, жертвенником Богу, тело – храмом, а жизнь – богослужением. Сам Христос говорил, что «должно всегда молиться, и никогда не унывать» (Лк.18:1). И апостол Павел дал заповедь всем христианам молиться непрестанно, воспевать Бога в сердце и петь Ему умом и духом, а не одними устами. Блаженный Феодорит верно поясняет: мы должны научиться не только произносить молитвы языком, но и прилагать мысль к разумению произносимого, сердце же должно откликаться горячим чувствованием на каждую мысль молящегося и на каждое слово молитвы. Размышляя о том, как достигнуть нерассеянности в молитве, святитель Василий Великий писал, что надо духовно ощутить себя пред очами всевидящего и вездесущего Бога, осознать свою греховность и недостижимое нравственное совершенство Вседержителя, испытующего сердца, но являющего милость кающимся, понять, что от рассеянной молитвы не бывает никакой пользы душе, а мечтательность напротив – губит молящегося, ввергая его в прелесть – тяжкий духовный недуг и мечтательное самообольщение. Царь Соломон в притчах своих писал, что тот, кто не соблюдает заповедей закона Моисеева – не будет услышан Богом, ибо нечестивая и лицемерная молитва его – мерзость в очах Всевышнего. И в Новом Завете сказано: «Грешников Бог не слушает, но кто чтит Бога и творит волю Его, того слушает» (Ин.9:31). Преподобный Исаак Сирин упоминает о духовной молитве, которой сподобились немногие подвижники, ибо  она – обретается не усилием человека и для нас невозможна, а есть высочайший дар Господень и действие Духа Божиего. Духовной молитвой молился апостол Павел, когда был восхищен на третье небо и слышал глаголы неизреченные. Господь внемлет только мольбам, исходящим от сердца – «от избытка сердца глаголют уста», вот почему святые отцы Церкви учили, что ум надо свести в сердце, чтобы каждое слово молитвы сознавалось и переживалось молящимся, и он молился Богу без рассеянности, экзальтации и мечтательности, но со вниманием, духовным трезвением, верой и надеждой, ибо, где нет надежды на Вседержителя, там нет и истинной молитвы. Апостол Иаков говорил, что сомневающийся человек – человек с двоящимися мыслями, он колеблется и нетверд на всех путях своих, а потому совершенная молитва чужда сомнениям, ибо молящийся исполнен упования и веры во всеправедного Бога. Деисты и многие философы рационального типа – например Иммануил Кант, считали, что молитва – это бесполезное занятие, никаким образом не способное повлиять на ход истории, но для христиан, верящих во всемогущего и любящего Бога, опекающего каждое творение Свое, молитва есть величайшая добродетель, она – таинство Богообщения, ибо в молитве человек разговаривает с Богом, восхваляет Творца и благодарит Его, изливает Ему свои горести и скорби, просит помощи в нужде и с плачем кается в грехах пред всезрящим Судией. Если Бог не праздный созерцатель истории – судеб вселенной и людей, а Господь живой и всемогущий, Творец, Промыслитель и Спаситель, таинственно и свободно действующий в мире и жизни Своих созданий, то Он может даровать помощь молящемуся – не только духовную – вразумить и утешить, исхитить душу из самого Ада, но и физическую – укротить бурю, разыгравшуюся на море, угасить огненные языки пламени, исцелить неизлечимо больного. Бог есть Господь всеведущий, от вечности Он знает все намерения нашего сердца и знает все, о чем мы Его попросим еще прежде моления нашего, но молитва – это приобщение души к Богу, она угодна Творцу как акт нашей любви и свободы, имеющий ценность во всех мирах и веках – на небе, на земле, и даже в преисподней. Верные спутники молитвы – смиренномудрие и всепрощение. Сам Христос – наш Учитель молитвы, говорил, что когда мы молимся Богу, то должны прежде искренне просить прощения у тех, кому нанесли обиду и простить обидчиков своих – и все от чистого сердца: «Если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвенником и пойди, прежде примирись с братом твоим, и тогда приходи, и принеси дар твой» (Мф.5:23-24). «Когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш небесный простил вам согрешения ваши» (Мк.11:25). Из всех книг Священного Писания именно Псалтырь – наилучший учитель молитвы, ее употребление этой боговдохновенной книги в богослужениях  и личных молитвах было освящено Церковью, так как в ней  исчерпаны все виды молитвенных состояний и настроений, описана вся сокровенная духовная и душевная жизнь человека: от глубочайшей скорби и тоски, пророчески предвосхищающей мольбы Искупителя на Голгофе, до вдохновенной хвалы во славу Бога и благодатной радости. На страницах Псалтыря – книги богослужебных молитв, входящей в состав Ветхого Завета, покаянная молитва очень точно определяется как самая угодная жертва Богу – дух сокрушенный и сердце смиренно. Без покаяния спасение невозможно, вот почему наиболее ценна для христианина покаянная молитва мытаря из евангельской притчи Христа: «Боже! Будь милостив ко мне грешному» (Лк.18:13). Для всех христиан величайший образец Молитвенника – это Сам Иисус Христос, молившийся в Гефсиманском саду об избавлении от чаши страданий – «да минет Меня чаша сия», но целиком положившийся на святую волю Бога Отца – «не как Я хочу, но как Ты хочешь, да будет».
                Любовь к Богу неразлучна с ревностью в вере, она – знак пламенной любви к Богу, готовности отдать жизнь свою за непреходящие святыни сердца – жить и умереть ради Бога, оставаясь во всем верным Всевышнему. Священник о. Павел Флоренский верно заметил, что «вся Библия насыщена и пронизана ревностью Божией». Бесконечная любовь есть тайна жизни Святой Троицы и, сотворив нас по образу и подобию Своему, Господь предназначил нас к вечной жизни и небесному блаженству, ибо во всех мирах нет ничего прекрасней и драгоценней любви. Любовь Божия к нам настолько велика, что в святой ревности Своей Он не хочет отдавать смерти и преисподней ни одну душу. Апостол Павел свидетельствует: «ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим.8:38-39). Господь настолько возлюбил нас, что готов принести Себя в жертву ради нашего спасения. Христос скорбел об ожесточении сердец людей, забывших о Боге, обличал словом и делом нечестивых, плакал о грешниках и увенчал Свою Божественную ревность о нашей святости и нашем спасении крестной смертью на Голгофе и воскресением из мертвых. Бог ждет от нас ответной любви, ибо сотворил нас для Себя, и как горько зреть благому Творцу на бесчисленные падения Своих возлюбленных творений, на холодность наших сердец, на то, как среди мирских забот и развлечений, мы не помним о любящем нас Боге и наши бескрылые души не рвутся к общению с Ним, а чтение Евангелия, богомыслие и молитва для нас тягостны. Во всех книгах Библии любовь к Богу и ревность в делах веры признается важнейшей добродетелью, и она противна всякому лицемерию в религиозной жизни – фарисейству – книжничеству и обрядоверию, когда зубрежкой текстов Священного Писания и строгим соблюдением церковных обрядов и правил человек думает заменить истинную любовь к Богу и исполнение заповедей Евангелия. Истинная ревность христиан глубоко противна фанатизму – ложной ревности по Боге, со всеми ее отвратительными проявлениями, обагрившими страницы истории кровью: кострами инквизиции, Варфоломеевской ночью, истреблением гуситов, преследованием иноверцев и гонением на инакомыслящих. С духовной точки зрения фанатизм – это вера без любви, законничество, изобличенное апостолом Павлом как противное праведности Господней, следствие духовного помрачения и страстного состояния душ, не просвещенных Словом Божиим и благодатью Святого Духа, измена Богу и попрание заповедей Евангелия, апофеоз гордости и себялюбия, отсутствие любви к ближним и рассудительности в делах веры, кровавое навязывание своих идей и мнений, оскорбление правды Божией и антихристианское убеждение, что можно делать зло во славу Всесвятого. Все фанатики не понимают, что Бог есть свободная Личность и каждый человек, сотворенный по образу и подобию Его, одарен свободой, совестью и разумом как уникальная личность, а потому его духовная жизнь немыслима и невозможна без свободы. Если мы раскроем последнюю записную книжку Ф.М Достоевского, то усвоим очень мудрую и святую мысль, навеянную Евангелием: «полная свобода вероисповеданий и свобода совести есть дух настоящего христианства. Уверуй свободно – вот наша формула. Не сошел Господь со креста, чтобы насильно уверить внешним чудом, а хотел именно свободы совести. Вот дух народа и христианства! Если же есть уклонения, то мы их оплакиваем». Для Достоевского Иисус Христос есть высший образец нравственности, идеал для всех нас, истинное мерило добра и зла. «Сожигающего еретиков я не могу признать нравственным человеком, ибо не признаю ваш тезис, что нравственность есть согласие с внутренними убеждениями. Это лишь честность, но не нравственность. Нравственный образец и идеал есть у меня один, Христос. Спрашиваю: сжег ли бы Он еретиков – нет. Ну так значит сжигание еретиков есть поступок безнравственный». Вспоминается библейский сюжет из Евангелия, когда Сына Божиего, Иисуса Христа не приняли в селении Самарянском, потому, что Он имел вид путешествующего в Иерусалим, и, видя это Его ученики – Иаков и Иоанн воскликнули в сердцах: «Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал? Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа; ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие» (Лк.9:54-56). Христос есть Царь Небесный, пришедший искупить грехи мира, отдать Себя за нас –  положить душу Свою за каждого из нас ибо Он любит всех – до жертвы и смерти, о чем свидетельствует Голгофа, и любовь Его сильнее Ада и смерти, о чем свидетельствует сошествие Спасителя во Ад и Его воскресение из мертвых. Бог ревнив, ибо любящее сердце всегда жаждет взаимности, но Он никогда не насилует свободу Своих созданий, оставляя каждому из нас право свободного выбора и самоопределения. Господь ищет Себе поклонников в Духе и Истине, взыскует не рабов и наемников, но любящих сынов и верных друзей. Христос учил, что мы должны любить нашего Творца, Промыслителя и Спасителя больше и сильнее, чем родителей наших, и быть верными друзьями Божьими. Уже в Ветхом Завете дружба определяется как непреходящая любовь: «верный друг – крепкая защита; кто нашел его, нашел сокровище. Верному другу нет цены, и нет меры доброте его. Верный друг – врачевство для жизни» (Сир.6:14-16). Господь любил всех учеников Своих и на Тайной Вечери Он возвышенно назвал их друзьями: «Вы, друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам. Я уже не называю вас рабами; ибо раб не знает, что делает господин его; но Я называю вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин.15:14-15). Для христиан священное основание дружбы – неугасимая вера в Бога и любовь к созданиям Его, страх Божий и благоговение в сердцах верующих, ибо  только дружба, основанная на святой мудрости Евангелия – драгоценнее алмаза и крепче смерти, ее свойства – верность, бескорыстие и жертвенность. Сам Христос сказал: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин.15:13). Величайшую любовь к Богу явили христианские мученики и исповедники – люди, верные Богу до конца, чью бескорыстную веру не поколебали и не устрашили ни пытки и гонения, ни темницы и дикие звери Колизея, ни унижения и смерть, ни сам Ад, непрестанно воюющий с Церковью и святыми ее, ибо так велика была их любовь к Богу, без Которого они не могли жить и ради Которого с радостью шли на страдания и смерть, подобно святому Игнатию Богоносцу, мученической кончиной засвидетельствовавшему свою верность Искупителю. Наивысшая любовь к Богу и людям – это жертвенная любовь, отдание своей жизни за ближних, героическое исповедание веры в Бога и отказ отречься от Него даже перед угрозой мук и смерти. Христос – это воплощение жертвенной любви, когда древние евреи ожидали Мессию как земного царя, который бы возвысил Израиль над остальными народами мира, Спаситель пришел не в силе и славе Божества Своего, а в уничижении и отверг искушения царствами в пустыне – «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и даже отдать душу Свою для искупления многих» (Мф.;20:28). «Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев» (1 Ин.3:16). Уже в книгах Ветхом Завете было заповедано любить Бога всем сердцем, и всею душою, и всеми силами, ибо такая любовь способна на всякие жертвы, а в Новом Завете Сам Христос говорит, что любовь к Богу должна быть выше любви к отцу и матери, к сыну и дочери, выше всех самых священных земных привязанностей, которые не отвергаются Церковью, а освящаются и благословляются, ибо со времен Моисеевых верующие в Бога призваны почитать мать и отца, любить братьев и сестер, но они не должны ставить любовь к родственникам выше любви к Богу. В Новом Завете Господь дал людям одну единственную заповедь: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин 13:34). Тайна Святой Троицы – это тайна любви, любовь не может быть моноипостасна – Бог не есть верховная Монада Лейбница и Единое Плотина, Он есть живой Господь Библии, единый Бог, имеющий три совечные Ипостаси, а совершенная и небесная любовь есть образ Его предвечного и блаженного бытия, и именно через любовь человек уподобляется Богу – Святой Троице, становится вместилищем и храмом Божиим, преодолевает эгоистическую самозамкнутость,  научается любить родителей и детей, братьев и сестер, друзей и даже врагов, освобождается от пристрастей к суетным вещам и идеям, возведенным в кумиры – низвергает идолы и возвышается до истинного Богопознания и Богопочитания,  до верности Богу. Христос возвещает, что чем сильнее человек любит Бога, тем сильнее он любит ближних и врагов, и добросовестней исполняет заповеди: «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня; а кто любит Меня, тот возлюблен будет Отцем Моим; и Я возлюблю его и явлюсь ему Сам» (Ин.14:21). По изречению Василия Великого «кто любит Бога, тот, конечно, любит и ближнего», за которого Господь пролил Свою святую кровь. Облекая проповедь Свою в притчи, понятные для всех людей и врезающиеся в их память, Христос призвал не только не делать зла и любить Бога, но и любить ближнего «как самого себя», и даже более того – любить друг друга «как Я вас возлюбил» (Ин.13:34) – любить всех ближних совершенной любовью. Христос есть воплощенный идеал Божьей любви, Он прощал кающихся грешников – мытарей и блудниц, и нам надлежит научиться прощать, Он учил, что Господь любит и заботится о каждом создании, и нам надо исполниться милосердия и понять, что ближний для нас тот, кто нуждается в нашей любви, независимо от национальности, ибо в Церкви нет ни иудея, ни эллина, но все мы – братья и сестры, потомки Адама и Евы, богоподобные создания одного Отца Небесного. Все люди – возлюбленные чада Божии, искупленные крестной жертвой Спасителя, сонаследники Его Царства Небесного, и потому мы призваны Богом искренне и горячо любить друг друга с нежностью, признавая достоинство каждой личности и ее уникальность, жаждать вечности и бессмертия для тех, кого мы любим. Это понимал Данте Алигьери, для которого смерть любимой Беатриче была не только личной трагедией, но и вселенской катастрофой, описанной поэтическими образами из самого драматичного евангельского эпизода – мученической смерти Иисуса Христа на Голгофе. Если мы имеем в сердце любовь, то смерть любимого существа для нас трагедия мирового масштаба. Вот почему Христос – Бог воплощенный, властвующий над жизнью и смертью, плакал над усопшим четверодневным Лазарем, сердце Девы Марии пронзила вселенская скорбь, когда Она узрела смерть Сына Своего, распятого на Кресте, хоть и свято верила в предвечное Божество Его, а плач итальянского поэта по возлюбленной, напоминает плач ветхозаветного пророка Иеремии, сидящего на руинах разрушенного Иерусалима.  У аввы Дорофея есть такой образ, приоткрывающий тайну любви к Богу и ближнему: весь окружающий нас мир – это круг, а Бог – центр его, линии же, идущие от окружности к центру – различные пути людей к Богу, и чем больше мы приближаемся к Богу, тем ближе мы становимся друг другу, ибо любовь соединяет нас в единую и святую Церковь. Апостол Иоанн Богослов ясно возвещает, что если мы не любим ближних, но говорим, что любим Бога, то мы обманываем самих себя – лжем и пребываем во тьме: «Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свет, и нет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза» (1 Ин.2:9-11). «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, то лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (1 Ин.4:20-21). Вся жизнь человека есть пруготовление к экзамену любви, ибо на Страшном Суде всеведущий и всеправедный Господь скажет спасенным: Приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф.25:34–36). В земной жизни человек поставлен в ситуацию экзистенциального выбора между добром и зло, святой волей Бога и грехом, и всем тем, кто провалит экзамен любви и избирет зло, уподобляясь дьяволу и его аггелам, не будет места в Царстве Небесном и Христос Судия скажет нераскаянным грешникам, не имеющим в сердцах своих любви: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня; был странником, и не приняли Меня; был наг, и не одели Меня; болен и в темнице, и не посетили Меня» (Мф.25:41–43). Любовь – это ключ, отверзающий врата Царства Небесного, она есть единственный путь спасения и лестница, ведущая от земли на небо, в ней заключены все тайны и чудеса, вся сила Церкви, она никогда не перестанет быть – любовь вечна, она – источник несказанного блаженства и неувядающий цвет райской жизни, слава святых и Ангелов, сокровище горнего мира.









О любви к врагам

А Я говорю вам: любите врагов ваших,
 благословляйте проклинающих вас,
благотворите ненавидящим вас,
и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,
да будете сынами Отца вашего Небесного,
ибо Он повелевает солнцу Своему
восходить над злыми и добрыми
и посылает дождь на праведных и неправедных.
Ибо если вы будете любить любящих вас,
какая вам награда? Не то же делают и мытари?
И если вы приветствуете только братьев ваших,
что особенного делаете? Не так ли поступают и язычники?
 Итак, будьте совершенны,
 как совершенен Отец ваш Небесный.
(Мф.;5:43-44).

                Преподобный Иоанн Синайский в своей книге «Лествица», которую можно назвать энциклопедией аскетики и душеспасительных советов, изобразил христианскую жизнь как восхождение по лестнице духовного совершенства – путь от оставления земных попечений, отрешения от мира, странничества, послушания, покаяния, памяти о смерти, безгневия и бесстрастности до союза трех святых добродетелей – веры, надежды и любви, из которых любовь – наивысшая и превосходнейшая, она есть уподобление Богу и упоение души, источник веры и бездна долготерпения, море смирения и подательница пророчеств, виновница чудотворений и бездна осияния, «источник огня в сердце, который, чем более истекает, тем более распаляет жаждащего. Любовь – утверждение Ангелов, вечное преусеяние». Христос призвал нас любить врагов и быть к ним милосердными, от всего сердца прощать обидевших нас и благословлять проклинающих нас, молиться за них всей душой и делать для них добро, дабы вечная любовь как небесный луч, коснулась их окаменевших сердец, еще не познавших Бога. Если на двух заповедях – любви к Богу и любви к ближнему утверждаются весь Закон Моисеев и все пророки, то любовь к врагам – это новая заповедь, данная Спасителем миру, она – средоточие и сердце всей христианской жизни, драгоценная жемчужина Нового Завета, нравственная сила Евангелия и святая святых нашей веры. Каждое слово святого Евангелия – это небесный луч, исходящий от Солнца Правды – Иисуса Христа, озаряющий нашу жизнь светом истины и касающийся нашего сердца. Христос возвещает нам, что высочайшая из заповедей – это всеобемлющая, священная и всесовершенная любовь к Богу, ближним и даже врагам, а цель всей земной жизни человека – уподобление Богу и святость, претворение в жизнь Евангелия и достижение высшего совершенства. По проницательному суждению архимандрита Рафаила Карелина, заповедь о любви к врагам – это «самое сердце жизни христианской. Если сердце бьется, то человек жив, остановилось сердце, и уже нет человека, он превратился в труп. Некоторое время труп еще может сохранять сходство с живым человеком, но затем он начинает тлеть и разлагаться. Так и христианство без заповеди о любви к врагам превращается в труп. Труп в гробу можно украсить цветами, одеть в нарядные одежды, но все равно жизни в нем нет… Любовь к врагам – это ключ к пониманию тайны христианства. Это свет, озаряющий самые глубины Евангелия. Любовь к врагам – это дверь во Святая Святых христианской Церкви. Господь сказал, что на двух заповедях – любви к Богу и любви к человеку утверждается весь Закон и все пророки (Мф. 22:40). А в новой заповеди – любви к врагам – заключается дух Нового Завета. В этих словах как бы сконцентрирована нравственная сила Евангелия. Любовь к врагам, как и Крест Господень, казалась миру безумием – миру, поклоняющемуся своим идолам и кумирам». Если человек является христианином, то он стремиться всем сердцем, разумом и волей возлюбить Бога и посвятить Ему жизнь, возлюбить ближнего своего как самого себя, возлюбить врагов своих, прощая обидчиков и благословляя гонителей, отвечая добром на зло, благословением на проклятье, любовью на ненависть, и тем самым, продолжая святое дело Христа на земле и исполняясь Духом Христовым. Заповедь о любви к Богу и ближнему – это духовные крылья, поднимающие душу человека ввысь – к Богу и вечности, уподобляя его Ангелам – воинство Божиему, блаженным небожителям, бесплотным духам, священнослужителям и вестникам Господним, а заповедь о любви к врагам – это небесное знамя Церкви и добродетель христиан, святая воля нашего Небесного Отца, открытая миру через Христа Богочеловека, вечная истина веры и основа всей христианской жизни, она – наставница апостолов и подательница молитв, укротительница страстей и мать милосердия, венец совершенства и бездна всепрощения, подвиг мучеников и исповедников, знак всех верных Христу Спасителю, печать Святого Духа на сердца человеческих и немеркнущая в веках слава святых. Человек есть образ Божий и дух, облаченный в плоть, он призван к святой и духовной жизни, в основе которой лежит любовь – любящий Бога, ближнего и врага не согрешит, но достигнет святости и высот Богопознания, изумит Ангелов и обрадует небеса, прославит Церковь и поразит демонов, но если человек не имеет в себе любви, то он – жалкий сын праха и тлена, не имеющий могучих крыльев духа, беспомощно ползающий по земле и ищущий лишь земных благ и преходящих сокровищ, не взыскующий Царства Небесного и правды его.
                Если мы сотворены по образу и подобию Божиему, а Бог есть совершенная Любовь, то наша высшая миссия – «быть совершенными, как совершен Отец наш Небесный» (Мф.;5:48), во всем содействовать Богу, и научиться видеть во всех людях без исключения образ Божий, несмотря на их греховность, ибо нам надлежит ненавидеть грех и зло, но любить и прощать согрешающего, молясь за его душу, дабы он отвратился от пороков, раскаялся и вернулся к Богу, ведь святое Евангелие свидетельствует, что на небесах больше радости об одном кающемся грешнике, чем о девяносто девяти праведниках. Слеза искреннего и чистосердечного раскаяния – бесценное сокровище для Бога. Преподобный Нил Синайский поучал: «Перед каждой молитвой сначала от сердца помолись об обидевших тебя, а затем проси, чего хочешь, у Бога. Бог услышит тебя!»Бесконечность есть мера любви Божией, ибо сердце Господне исполнено жалости ко всем созданиям, которых Он с любовью сотворил и о судьбах которых промышляет от вечности до конца времен и Страшного Суда, и любит всех нас – даже грешных и падших, ибо Всевышний хочет всех спасти, призывает нас к покаянию и как отец из евангельской притчи, с надеждой ждущий своего блудного сына, ушедшего «на страну далече». Преподобный Исаак Сирин верно сказал, что любовь Божия не уменьшается оттого, что не встречает взаимности в человеческом сердце, ее неизменная мера – вечность и бесконечность. Господь справедлив и не приемлет зла, и когда Он дал нам заповедь – «любите врагов ваших», то явил Свое бесконечное милосердие к падшим и Божью надежду на их возрождение, Он повелел любить не их злодеяния и преступления, но, видеть нетленную и небесную красоту образа Божиего в человеке, несмотря на всю его греховность.  Эта величественная заповедь Христова – вершина евангельской этики, она требует немыслимого таду и самоотверженности, подвижничества и духовного делания, ее невозможно исполнить от всего сердца и всей души, от всего разумения и всей воли для падшего человека, но с благодатью Божией это возможно для каждого из нас, ибо Дух Святой научает нас любить врагов и жалеть каждое создание Господне, Он духовно возрождает нас – освящает и преображает, и мы становимся новыми людьми – царственным и священническим родом, христианами. Если мы научаемся любить Бога, ближних и врагов, то сердце наше становится как драгоценный камень – бесценный алмаз, переливающийся цветами всех добродетелей в лучах благодати Божией, отражающий свет Христов миру – незримый и невечерний свет Божественной Истины, которую ощущают духовно чутки сердца и видят люди, имеющие очи веры, вот почему вокруг великих подвижников Церкви – пустынников и отшельников, таких как преподобный Серафим Саровский, собирались люди, жаждущие согреться в лучах Божественной Любви и узреть чудо Божие – святых, верных Богу и несущих миру Его слово. Святитель Иоанн Златоуст призывал христиан не только каяться о грехах и благодарить Бога за Его дары, но и просить о даровании самого главного, без чего никто не может даже называться христианином – о пламенной, как огненные крылья и сердца Серафимов, и крепкой, как сама вечность, любви к Богу и ближнему, о даровании нам сил отречься от гордыни и научиться прощать обидчиков, об искоренении злопамятства и о любви к врагам, без которой мы не сможет исполнить волю Божию и праведно жить евангельской жизнью. Любовь к врагам есть высший дар Святого Духа, а человек может только приготовить свою душу к принятию этого бесценного Божьего дара, преображающего и одухотворяющего всю его личность. Уже в древних книгах Ветхого Завета есть увещевание быть милосердными и благотворительными по отношению к нуждающимся – «хлеб свой давай голодном и нагого покрывай одеждой» (Иез.18:7), и обещается великая награда от Бога тому, кто будет милосердным к бедным до самопожертвования – до того, чтобы отдать за них свою жизнь – «И отдашь голодному душу твою, и напитаешь  душу страдальца: тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой будет как полдень» (Ис. 58:10). В книге Притчей Соломоновых возвещается, что милосердие должно простираться и на врагов: «если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою» (Притч.;25:21). В Новом Завете Христос ясно заповедует нам любить врагов и прощать их, дабы мы были сынами Божиими и стали совершенны как Отец наш Небесный: «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас, и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так ли поступают и язычники? Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф.;5:43-44). Апостол Павел убеждал христиан любить друг друга и использовать Божьи дары во благо ближним, защищать, утешать и исцелять больных, бедных и страждущих, воздавать добром на зло, примирять враждующих, молиться и благословлять, уподобляясь Христу Богочеловеку, Который пришел с небес свершит великое и достойное дело Божественной Любви – искупить наши грехи и создать прекрасный мир, непокорных сделать послушными, злых – добрыми, грешных – святыми, врагов – друзьями, чтобы между Богом и людьми установился вечный союз – Завет, и была явлена любовь Божия ко всему миру: «Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками» (Рим.;5:8). Апостол Иоанн Богослов особенно акцентировал внимание на то, что любовь Божия вечная, совершенна и беспредельна, по благости Всевышнего она простирается на всех – на добрых и злых, на праведных и грешных, ибо всеблагой и милосердный Господь хочет, чтобы все спаслись и жили в мире и согласии, Он от вечности возлюбил всех нас и ниспослал Своего Единородного Сына на крестную смерть ради нашего спасения: «Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь чрез Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши. Если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга» (1). В Новом Завете – в Апокалипсисе и послании апостола Петра – Христос называется Агнцем Божиим, закланным от сотворения мира, Он – единственный Спаситель рода человеческого, добровольно идущий на Голгофу, чтобы спасти нас, ибо Он возлюбил людей, когда они были грешниками и врагами Божиими – явил величайший подвиг любви к врагам и стал величайшим образцом милосердия и всепрощения. Если бы Господь не возлюбил нас, то Христос Искупитель не пришел бы на землю и не была бы принесена крестная жертва, без которой нельзя спастись и стать сыном Божиим, но Бог благ и от любви Его ничто не может отлучить нас, если мы сами не отлучим себя от Бога грехами и нераскаянностью сердца: «кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? Все сие преодолеваем силою возлюбившего нас. Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь, не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем» (Рим.;8:32–39). По вдохновенному слову апостола Павла, жизнь и смерть Христа Спасителя – весь Его путь от Вифлеема до Гефсимании и Голгофы, а вслед за этим – сошествие во Ад, Воскресение и Вознесение – все это тайна и чудо Божественной Любви к нам, ибо если бы всемогущий Господь нас не любил, не победил смерть и Ад и не воскрес из мертвых, то мы были бы самими несчастными созданиями во всех мирах и во всех веках, потерпели бы кораблекрушение веры и впали бы в бездну отчаяния, но Христос есть Бог воплощенный, Он искупил грехи мира и воскрес, Он – основа наших надежд и упований, Избавитель от смерти и Победитель Ада, наш Спаситель и Вестник вечной жизни, а потому все «нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим.;8:18), ибо для всех подлинных христиан жизнь есть Христос, а смерть – приобретение, потому что ничто не может устрашить любящего Бога, только одного страшится верующий – предать Иисуса Христа и навеки разлучиться с Ним.
                Христос пришел в мир, чтобы спасти всех людей от проклятия и смерти, дабы искупить их грехи и соделать всех нас членами единой и святой Церкви. Распятый на Кресте, Он полился за убийц Своих и молил Отца Небесного простить их злодеяние, показав величайший пример христианской любви к врагам и непобедимую силу любви к тем окаянным душам, которые ненавидели Его и отвернулись от Бога. Христос пришел не судить мир, а спасти погибающих и воззвать к заблудшим, дабы они покаялись и вернулись к Богу – познали Истину и стали вести безгрешную жизнь, Он пришел спасти грешников – врагов Божиих, и принес Себя в жертву ради всех нас – умер за грехи наши на Кресте и искупил их «не тленным серебром или золотом, но драгоценною Своею Кровью» (1 Петр. 1:18-19), дабы все уверовавшие в Него могли спастись и стать сынами Божиими. Исторический факт воплощения Сына Божиего и вся Его святая жизнь, совершенные Им чудеса и изреченные проповеди, поучения и притчи, Его крестная жертва на Голгофе и чудо Воскресения – самое лучшее и грандиозное доказательство великой любви всей Святой Троицы к каждому из нас и ко всему миру. До пришествия Христа Спасителя на землю, явившего совершенную любовь к Богу – Отцу Своему Небесному и Духу Святому, к ближним – друзьям и врагам, на свете жили древние пророки Ветхого Завета, великие мудрецы Востока и античные философы – Сократ, Аристотель и Платон, но никто из них не возвысился до евангельского понимания триединой любви к Богу, ближним и врагам как высочайшей добродетели и основы всей духовно-нравственной жизни, ибо именно Христос в притче о Самарянине, проявившем милосердие и облагодетельствовавшем ограбленного и израненного разбойниками иудея, провозгласил, что наши ближние суть все люди, не исключая и тех, которые принадлежат к враждебным народам, а бескорыстная и самоотверженная любовь к врагам делает людей сынами Всевышнего и возводит их к духовному совершенству и святости – уподобляет Богу, Который «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь на праведных и неправедных». Христос заповедовал до семи раз в день прощать обиду брату, который кается в ней, и сказал апостолу Петру, что обиду нужно прощать не до семи,  но «до седмижды семидесяти раз» (Мф.;18:22), иначе говоря, прощать без конца, являя христианский подвиг безмерной и всеобъемлющей любви.  «Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своею единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин.;3:16) . Бог есть Любовь, Он – Свет и в Нем нет никакой тьмы; Христос пришел в ми и воссиял как светоч Божественной Любви, тьма не могла объять Его – ничто не ожесточило Его сердце – ни скорби, ни скитания, ни ненависть и уловки окружающих людей – книжников и фарисеев, ни козни и искушения дьявольские, ни мученическая смерть – ничто не угасило и не ослабело пламени Его безграничной и неописуемой любви – не с отвращением, а с жалостью и состраданием Он взирал на грешников, скорбел об ожесточении сердец иудеев и плакал об Иерусалиме – плакал за весь мир и за все человечество: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!» (Мф.;23:37).  Иисус Христос – совершенный Бог и совершенный человек, вся Его земная жизнь была святой и проникнутой идеальной, небесной, чудесной, непостижимой и возвышенной любовью – необъятной по силе, неописуемой по красоте и беспредельной любовью. С пришествием Христа на землю миру открылось, что Бог есть Любовь, эта высочайшая и священная истина стала явной для всего мира через апостольскую проповедь Церкви и эта Божественная Любовь – огонь, нисходящий с неба, получил доступ к сердцам людей – через стяжение благодати Святого Духа люди могут исполнить заповедь о любви к Богу, ближним и врагам, быть совершенными и верными Христу, сказавшему: «Я возлюбил вас, так и вы да любит друг друга (Ин.;13:34).  Святое Евангелие – это житие Иисуса Христа, претерпевшего за нас гонения и поругание, страдания и смерть, и все это Он совершил добровольно из любви к Небесному Отцу и к нам – Он искупил нас от вечной смерти и открыл дверь в прекраснейший мир вечных блаженств – Царство Небесное, но если действительно мы веруем во Христа Богочеловека и любим Его, то соблюдаем Его заповеди – научаемся любить всем сердцем, разумением и волей, всей душой Бога и ближних – друзей и врагов, прощать обидчиков и благословлять проклинающих и гонителей, молиться за обидящих нас, отвечать добром на зло, милосердием на жестокость, правдой на ложь, молитвой на клевету и проклятия, ибо христиане любят бескорыстной и жертвенной любовью, «подражая Богу, как чада возлюбленные» (Еф.5:1). Любовь Христа осталась неизменной к падшим людям и когда они с насмешкой отвергли проповедь Его, и когда в страшную ночь в саду Гефсиманском Иуда предал Его за тридцать серебряников, и когда на Голгофе, окруженный злобой и всячески поругаемый, Он молился Отцу Своему: «Отче! Протси им, ибо не ведают, что делают» (Лк.23:34). Святой первомученик Стефан, побиваемый камнями и стекая кровью, самозабвенно молился за убийц своих: «Преклонив колени, воскликнул громким голосом: «Господи! не вмени им греха сего» (Деян.7:60).
                Святитель Тихон Задонский говорил, что любить врагов – высокая добродетель, примиряющая вражду, она есть угождение Богу и дает дерзновение в молитве, наполняет сердце состраданием и делает нрав кротким, свидетельствует о силе духа верующего и глубине его смирения, искореняет гнев и водворяет мир в душу, радует Ангелов  и Самого Христа, взирающего на нас с неба и приуготовляющего для всех верных неувядаемый венец славы, а погрешающий против этой заповеди не может именоваться христианином. Но как человек может научиться любить врагов прощать обидчиков и благословлять проклинателей,  как он может исполнить эту заповедь, если легче немощному человеку дотянуться до созвездий и сорвать звезду с неба, чем возлюбить врага своего? Падший и многогрешный человек не в силах исполнить эту святейшую заповедь, но если человек уверует во Христа Спасителя и через таинства крещения и миропомазания пойдет в Церковь, будет жить ее литургической жизнью и бороться со страстями, изучать Слово Божие и плакать о грехах своих, если он обретет сердце милующее и будет молиться за весь мир, научится различать достойный ненависти грех от самого грешника – падшее Божье создание, увидит в нем сияющий образ Божий, который подобен драгоценной жемчужине и прекрасной иконе, брошенной в грязь и пыль низких страстей и согрешений, если он научится не осуждать ближних и осознает как дорого сердцу Божиему каждое Его творение, ощутит особое благодатное состояние – почувствует любовь Господню, простирающуюся на всех людей – праведных и грешных, и узрит страшную бездну собственного духовного и нравственного падения и неисследимую бездну Божьего милосердия, то он обретет бесценный дар Святого Духа – любовь к врагам. Архимандрит Рафаил Карелин писал, что три добродетели дают нам возлюбить врагов: 1) смирение – осознание своих личных грехов, бесчисленных, как песок морской, неосуждение и благодарность Бога за все – за радости и скорби; 2) милосердие – милость к падшим и страждущим, в основе которой лежит любовь к Богу, милость явная, порой вознаграждающаяся на земле, и тайная, сокровенная, бескорыстная; 3) воздержание – укрощение плоти и торжество духа, сопряженная с памятью о смерти и Страшном Суде. Когда в нашем сердце бушует непримиримая вражда к человеку – нашему заклятому врагу, то нам надлежит вспомнить, что каждый человек – произведение любви и премудрости Создателя, а его душа – великая и неизреченная тайна и в ней есть не только зло, но и добро, что насколько бы низко он не пал, в нем есть образ Божий с его духовной и сияющей красотой. Надо помнить, что Христос пришел на землю и принял мученическую смерть на Голгофе и ради этого человека – пусть он даже самый окаянный из всех  грешников, и ради него основана Новозаветная Церковь с ее вероучением, богослужениями и таинствами, и у его души есть Ангел-хранитель, и о его спасении молится Пресвятая Богородица и все Ангелы и святые на небесах. Когда мы прощаем обидчиков и молимся за врагов своих, то нездешний мир и покой воцаряются в нашей душе и нас осеняет небесная радость, ибо мы пребываем с Богом, а когда мы не желаем прощать и становимся мстительны и злопамятны, то затворяем сердца свои для Божьей благодати и оставляем Всевышнего, поступаем как язычники. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что Господь любит каждого человека сильнее, чем весь видимый мир, ибо душа его – более дорога сердцу Вседержителя, чем вся красота сияющих звезд, солнца и луны, бескрайних морей и необъятных пустынь, заснеженных гор, вершины которых сверкают как грани алмазов, цветущих и благоухающих  садов и полей, а значит и душа нашего врага – для Бога ценнее всего видимого мира и столь же любима, как и все человечество, а вечная погибель его души есть невосполнимая утрата. Если мы не имеем духовных сил, чтобы искренне простить нашего врага от всей души, то нам надо вспомнить о Божественной Любви, распростертой над каждым творением, о крестной жертве Христа, принесенной за всех нас, о наших собственных грехах, ставших причиной мучения Сына Божиего, о том, что мы сами будем с трепетом ожидать прощения и милости Спасителя в день Страшного Суда. Если мы научимся нелицемерно прощать врагов и сердечно молиться за них, то свершится великое и несказанное чудо и наше сердце станет величественным и таинственным храмом, обитающего в нем Бога, Которого не могут вместить небо и земля.


























О смысле и цели истории

Ты видишь, ход веков подобен притче
     И может загореться на ходу.
     Во имя страшного ее величья
     Я в добровольных муках в гроб сойду.
     Я в гроб сойду и в третий день восстану,
     И, как сплавляют по реке плоты,
     Ко мне на суд, как баржи каравана,
     Столетья поплывут из темноты.
Б. Пастернак

         Религиозных философов всегда волновала историософская тематика – вопросы о цели и смысле истории мира, о тайне миротворения и назначения человека, о неисповедимых путях Провидения и свободе Божьих созданий, о Страшном Суде и конце времен. Понимание исторического процесса и смысла истории зависит не только от научных знаний человека, но и от его веры и миросозерцания, именно поэтому историческая наука глубочайшим образом связана с философией, искусством и религией. Если человек отвергает веру в бытие Бога, существование духовного мира и бессмертие души, то реальностью для него является лишь то, что можно воспринять через органы чувств и познать разумом, а история – ареной деятельности людей, где главная роль принадлежит экономике, социологии и политике, а не сфере духовной жизни – религии, философии и искусству. С точки зрения материализма высшая цель исторического процесса – это прогресс науки и техники, наступление вечного мира между народами, достижение максимума земных благ и всеобщей социальной справедливости. Но человек есть существо не только социальное и физическое, но и духовное, он – венец Божиего творчества, самое загадочное из всех созданий, существующее на грани двух миров – духовного и чувственного, его жизнь – это не сцепление случайных событий, а свободный подвиг, собрание Божьих тайн и притч. Человек есть существо мыслящее, он не может жить без высшей цели и смысла, его душа предчувствует вечность, а ум окружен неисчислимыми Божьими тайнами: Зачем я живу? Откуда я пришел и в чем мое предназначение? Почему сердце мое ранено чувством трагической потери, а окружающий меня мир, лежит во зле? Что такое время и вечность, добро и зло, жизнь и смерть? Когда и как я умру? Что будет со мной после смерти? Если существует конец времен, то в чем был смысл и какова цель этой всемирной исторической драмы? Если нет Бога и бессмертия души, а смерть есть последнее слово в судьбе человека и в истории мира, то наша жизнь – бессмысленна, а все цели всемирной истории – оборвутся как натянутая струна, и будут правы пессимисты во главе с Шопенгауэром, считавшие, что жизнь и история – не имеют никакого смысла, и человеку лучше было бы вообще не рождаться. Трагедия рационалистического мышления и современного научного миросозерцания заключается в их отрыве от религиозной жизни и философской мысли, но сама по себе наука никогда не сможет ответить на экзистенциальный вопрос о смысле жизни личности и смысле всемирной истории, никогда не объяснит тайну возникновения времени и сотворения мира, назначения человека и конца времен. Всем изучающим историю надлежит хранить в памяти мудрое предостережение Н.В. Гоголя: «История для тебя мертва, - и только закрытая книга. Без Бога не выведешь из нее великих выводов; выведешь одни только ничтожные и мелкие». Всякий человек есть собрание парадоксов и неизъяснимая Божья тайна, он – существо загадочное и многогранное, а его миросозерцание слагается не только из данных опытной науки и знаний о явлениях и законах материального мира, но и из философских раздумий и духовного опыта, из художественных воззрений и религиозных созерцаний. Невозможно игнорировать вопросы философского и религиозного мышления, делая вид, что их не существует и они не волнуют ум душу и совесть человека. Немецкий философ и историк культуры Дильтей справедливо заметил, что история именно как «наука о духе» и «реальная метафизика» дает человеку познать самого себя и духовный мир предшествующих эпох в живой связи религии, искусства и философского знания. Наверно наиболее глубокомысленное определение истории дал Н.М. Карамзин – представитель русского сентиментализма и создатель «Истории государства Российского», опирающийся на идеи Гердера о своеобразии истории и национальной самобытности всех народов, находивший в истории – «священную книгу народов», «зерцало их бытия»,  «изъяснение настоящего», «пример будущего». «История отверзает гробы, поднимая мертвых, влагая им жизнь в сердце и слово в уста, из тления вновь созидая царства и представляя воображению ряд веков с их отличными страстями, нравами, деяниями, расширяет пределы нашего собственного бытия; ее творческою силою мы живем с людьми всех времен, видим и слышим их, любим и ненавидим; еще не думая о пользе, уже наслаждаемся созерцанием многообразных случаев и характеров, которые занимают ум или питают чувствительность». Если бы человек не обладал памятью, то историческая наука была бы невозможной. Человек есть несчастное создание, обреченное на смерть, с болью бьется сердце в его груди, видя, как от прошлого не остается и следа, все уносится неумолимым потоком времени, но он обладает памятью. Память – это великий Божий дар человеку, она торжествует над смертью и утеканием всего в бездну забвения, обращает душу к сверхвременному, возвышает ее над рекой времени. Русский религиозный мыслитель Н.А. Бердяев писал, что философия истории по своему характеру связана с библейским миросозерцанием и христианством и является религиозной – она исследует не законы истории и причинно-следственные связи ее событий, а является вживанием в события прошлого, интуитивным проникновением в смысл свершившихся событий, уяснением целостной картины истории из ее фрагментов, постижением того, к чему направлен ход веков – эсхатологической цели, изучением мировой истории не только с внешней и фактической стороны, но и раскрытием ее метафизики – раскрытием ее внутренней драмы и связи с духовными реалиями метафизического мира. По слову философа и богослова С.Н. Булгакова цель философии истории заключается в том, чтобы постичь смысл всемирного исторического процесса, указать его эсхатологическую цель, ответить на вопрос о возникновении зла и разрешить проблему теодицеи и антиномию промышления Божиего о сотворенном мире и свободы Его разумных созданий – Ангелов и людей, являющихся субъектами истории.
                Вопрос о смысле истории сопряжен с вопросом о смысле жизни человека, ведь человек есть историческое существо, он – славный герой и несчастная жертва истории, ибо история – арена, где человек реализует свою личную свободу, но в тоже время она – тяжкая ноша, и существует трагическое столкновение личности и истории, неразрешимое в пределах исторического бытия, и это глубоко ощущали Шекспир и Мильтон, Достоевский и Герцен, Бердяев и Флоровский. Православный богослов Георгий Флоровский рассудительно заметил, что всеобщий смысл истории не должен поглощать личный смысл жизни человека, ибо Евангелие возвещает о безусловной ценности каждой личности для Бога, ее цена – ценой святой крови Христовой, мироискупительной жертвы Сына Божиего на Голгофе.  В книге «Вера и знание» Виктор Несмелов – выдающийся русский религиозный философ и богослов, в свое время испытавший сильное влияние эмпиризма, отвергавший возможность религиозной метафизики и выносивший вопрос о бытии Бога за пределы философии – в область веры, а впоследствии – пытавшийся оправдать христианство доводами разума и путем научного и философского исследования, был убежден, что никакая самая изощренная, точная и всеобъемлющая наука не сможет всеисчерпывающим образом ответить на религиозно-философские вопрошания человека, а Бог и душа, любовь, свобода и вечность навсегда останутся рационально непостижимыми тайнами, ведь эвклидов ум ученых – это  рациональное и логическое мышление по Канту, это рассудок со всеми его категориями, обращенными к эмпирическому миру явлений и бессильный постичь сущности и смыслы. В книге Притчей Соломоновых сказано: «Господь дает мудрость; из уст Его – знание и разум» (Притч.2:6). Бог создал человека как разумную и свободную личность, вложил в его душу искание смысла, а знание и мудрость – дары Божии. Эта глубокая и святая мысль Библии, великолепно выражена в акафисте «Слава Богу за все» – лучшем религиозно-лирическом шедевре митрополита Трифона Туркестанова: «Наитием Святого Духа Ты озаряешь мысль художников, поэтов, гениев науки. Силою богоданного разума они пророчески постигаю законы Твои, раскрывая на бездну творческой премудрости Твоей. Их дела невольно говорят о Тебе: о, как Ты велик в Своих созданиях, о, как Ты велик в человеке!» Если бы Господь не сотворил человека и не одарил его разумом и самосознанием, то невозможно было бы и возникновение философии и науки, а это означает, что наука неразрывно связана с философией, религией и искусством, и в разрыве с духовной жизнью, этикой и культурой научный поиск Абсолютной Истины встает на ложный путь, ставящий весь мир на грань грандиозной катастрофы. Господь одарил каждого человека совестью и разумом, вдохнул в его душу жажду познания, и существует не только знание интеллектуальное, рассудочное и отвлеченное, но и духовное, жизненное, выстраданное, оно – глубже рассудка и логики, его невозможно обрести без Божественного Откровения. Человек обречен жить в истории и искать смысл своего существования, но грандиозность исторических событий и процессов может раздавливать его. Когда мы открываем книги по истории и читаем о героях минувших веков и погружался мыслью в былые эпохи, то перед нами возникает величественная, но трагическая картина – сколько людей жило на земле и сколько царств сменяли друг друга, но многие из них бесследно канули в лету, от иных – остались же лишь руины, но более всего мое сердце уязвляет скорбь от того, что на смерть, в конечном счете, обречены все люди. Когда я смотрю на сверкающие звезды, горящие на небе в тихий и безмятежный час ночи, то мою душу невольно охватывает грусть, и я думаю о том, что в прошедших веках и тысячелетиях жили люди, они размышляли и молились, были объяты низкими страстями и благородными порывами души, и каждый из них – уникальное Божье творение, но вот пришла смерть и оборвала хрупкую нить их земного бытия. Зачем они жили в этом мире? Где память о них? Увы, имена неисчислимого множества людей преданы историей забвению, а их судьбы и духовные миры – останутся для нас неразгаданной тайной до конца времен и Страшного Суда. Если бы не существовало Бога, бессмертия личности и духовных реалий метафизического мира, то история была бы бессмысленна, ибо, если со смертью все завершается, то все люди – умрут и исчезнут в небытии, пройдя через грозные врата неотвратимой смерти. Если Бог существует и мы стремимся исполнять Его заповеди и непрестанно молимся нашему Творцу и Спасителю, то вся наша жизнь превращается в лестницу, ведущую ввысь – к небесам, и уже в земной жизни мы дышим вечностью. Но если наша жизнь сопровождалась забвением Бога и вечности, то уже при жизни мы были подобны мертвецам – тем «мертвым душам» пошлых сушествователей, которых изобразил и изобличил Гоголь в своей гениальной поэме «Мертвые души». Окончательная победа над смертью невозможна в историческом времени, ведь само время  – смертоносно и находится в трагическом столкновении с человеком и его жаждой вечности. Человек есть существо духовное, жаждущее бессмертия, ищущее вечной любви и непреходящей красоты, стремящееся освободиться от власти смерти и найти вечный смысл жизни. Во всех веках и мирах нет силы более могущественной, чем смерть, лишь любовь может одолеть ее, лишь любовь открывает человеку перспективу вечности и дарует ему смысл и цель его бытия. На страницах Песни Песней – самой таинственной и прекрасной из всех книг Ветхого Завета, царь и мудрец Соломон слагает восторженный гимн Божественной Любви: «Ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она – пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презреньем» (Песн. 8:6-7). В Новом Завете провозглашается, что Бог есть Любовь и сила Его беспредельна. Тайна любви есть сущность христианского вероучения, она – образ бытия Божиего, на ней утверждены закон Моисеев и все пророки, вся нравственная сила Евангелия и литургическая жизнь Церкви, ее святость и действенность семи святых таинств. Если акт сотворения мира – это тайна Божественной Любви, то Господь возлюбил каждое создание Свое таинственной, святой, небесной вечной и совершенной любовью, более сильной, чем смерть, и более ревнивой, чем преисподняя. В вечном пребывании с Богом и обретении Царства Небесного – наша высшая цель, и только Господь может даровать смысл жизни каждому Своему созданию и всей мировой истории. Если не существует Бога и бессмертия души, то человек – самое несчастное из всех созданий, ибо нет справедливого воздаяния и нет надежды на спасение от роковой и  беспощадной власти времени и смерти, нет смысла в бренной и суетной жизни, а любое счастье – лишь мимолетная греза и хрупкий цветок, о чем поведал Шекспир в одном из своих бесподобных сонетов – плаче о нашей бренной земной жизни, который звучит с мощью Псалмов Давидовых и элегическим глубокомыслием книги Екклесиаста:

Мы видели, как времени рука
Срывает все, во что рядится время,
Как сносят башню гордую века
И рушит медь тысячелетий бремя,
Как пядь за пядью у прибрежных стран
Захватывает землю зыбь морская,
Меж тем как суша грабит океан,
Расход приходом мощным покрывая,
Как пробегает дней круговорот
И королевства близятся к распаду...
Все говорит о том, что час пробьет –
И время унесет мою отраду.
А это – смерть!.. Печален мой удел.
Каким я хрупким счастьем овладел!

                Человек создан по образу и подобию Божиему, по самому существу своему он – творческое создание. Если всемогущий и премудрый Господь возложил на человека творческую миссию, и он – творец культуры, то с темой смысла истории и ее цели, связан не только вопрос о смысле жизни человека, но и вопрос о смысле и назначении культуры. В кругу церковных писателей и богословов бытует мнение, что возникновение культуры обусловлено грехопадением Адама: Господь дал заповедь первым людям, изгнанным из Эдема обрабатывать землю в поте лица, а сотворение культуры – наказание за грех. Но тогда получается, что если бы Адам не нарушил заповедь Божию, то человек не стал бы творцом культуры – создателем духовных, нравственных и эстетических ценностей, а это противоречит замыслу Всевышнего о человеке. Бог есть Дух и Творец неба и земли, Он с бесконечной любовью создал Ангелов, вселенную и человека абсолютно свободно. По замыслу Божиему человек призван быть творцом, но творчество невозможно без свободы духа и вдохновения, а значит, не может быть принудительного сотворения культуры. В книге Бытия рассказывается, как Творец дал Адаму заповедь «возделывать сад» – заповедь открывающую тайну творческой миссии человека в мире и священного возникновения культуры. Архимандрит Киприан Керн полагал, что если Бог – непостижимая тайна, то и богосозданный человек «есть таинственная криптограмма, которую никто никогда не сможет до конца разгадать и удовлетворительно прочитать. И все происходящее из этой тайны и загадочности, то есть в том числе и проблема творчества, его смысл и оправдание, – все это проникнуто тайной, приближаться к которой нам дозволено, но постичь до конца не дано». Но после грехопадения Адама человек и весь видимый мир со всеми его созданиями попал во власть греха и смерти, и ни одно произведение нашего творчества не избежит тления. Все созданное людьми – могучие царства и монументальные памятники архитектуры, лучшие шедевры мирового искусства и самые изящные философские системы, величие земных царей, притчи древних мудрецов и все, что наше сердце жаждет увековечить – с веками исчезнет с лица земли и будет предано забвению. Русский поэт Гавриил Державин, как глубоко религиозный человек, понимавший насколько мимолетна слава, блестяще выразил эту мысль в навеянном книгой Екклесиаста предсмертном стихотворении – элегической оде «На тленность»:

Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.

                Когда я читаю о минувших событиях истории, о судьбах древних царств и народов, бесследно исчезнувших с карты мира, изучаю сочинения былых мудрецов и поэтов, чьи имена остались в памяти потомков, читаю о некогда великих городах, ставших грудами развалин, то мою душу охватывает тоска и неисцелимая грусть, и как Тацит, я вопрошаю: Где власть царей древнего мира? – Их поглотила земля. Где блеск и величие могущественных царств? – Их уничтожило время. Где недошедшие до нас притчи и поучения мудрецов? – Их рукописи не уцелели, а имена – преданы забвению? Схожие многоскорбные раздумья, отрезвляющие человека, я нахожу у преподобного Ефрема Сирина – одного из самых любимых мной богословов и религиозных лириков Православной Церкви: «Где жившие прежде нас, которые трудились, не щадили трудов своих, не давали себе покоя? Тела их поглотила земля, и в ней стали они прахом. Где древние цари и могущественная их власть? Где покорявшие себе землю во бранях и людей в ратоборствах? У них столько же было золота, сколько праха на земле, и сокровищ более, нежели песка морского. Они для прославления своего имени созидали города, сооружали стены и твердыни. Перед взорами всех ставили изваяния и величественные изображения, чтобы воздавали им честь. И вот, они в земле, обратились в прах, исчезла их жизнь от дыхания смерти». Если даже величайшие цари и мудрецы древности, чьи имена и деяния прославляли целые народы, были обречена на смерть, а потом и на бесславную участь – забвение, то, что говорить о других людях, чьи идеалы и жизни, будто не вписаны в летопись времен? Зачем эти люди жили и любили, напряженно думали или предавались праздности, хранили надежду и впадали в отчаяние, мстили обидчикам или являли великодушие и прощали врагов, их души рвались к Богу или были отданы ненасытным страстям – исканию славы, власти и преходящих богатств, их ум был «оземлен» тяжестью мирских сует и житейских забот, или в благословенные мгновения помышлял не о земном, а о небесном, их мысль на крыльях мечты, рвалась вознестись над серой обыденностью, или претворялась в горячую молитву, отчаянно билась над разрешением вечных вопросов и познанием неисчислимых тайн Божиих, или пребывала в летаргическом сне – зачем все это было, если в итоге их всех ожидала смерть и исход туда, откуда нет возврата – в страну мертвых? В чем смысл творчества и назначение культуры, если, в конечном счете, власть времени и смерти обратит в жалкую горсть праха лучшие произведения искусства, грудой развалин окажутся готические соборы и древние базилики, исчезнет храм Святой Софии и по изящному изречению Шекспира тяжкая осада веков «разрушит бронзу статуй и колонн», сотрет из зыбкой памяти потомков славу, мудрость и свершения героев минувших веков и тысячелетий? Апостол Петр говорил, что в таинственный день Господень – в свершении времен, знаменующим начало Страшного Суда, «земля и все дела на ней сгорят» (2 Пет. 3:10), вот почему христианам надлежит уповать на одного Бога и взыскать «наследство нетленное, чистое, неувядающее, хранящееся на небесах для нас» (1 Пет.1:4). В чем смысл культуры и искусства, если на закате времен в огне вселенского пожара будут уничтожены все произведения художественного, научного и богословского творчества? В сознании христианского философа неизбежно возникает мучительный и неустранимый вопрос о духовном смысле творчества и религиозном оправдании искусства, о Страшном Суде над культурой и самой идеей и логикой созидания сынов человеческих. Если существует религиозный смысл творчества, то не только монашеские подвиги, молитвы и посты, но и иконы Феофана Грека, Андрея Рублева и Дионисия, гимнография Ефрема Сирина, Григория Богослова и Иоанна Дамаскина, все самые многомудрые богословские писания и возвышенные творения искусства – не сгорят на Страшном Суде, но как драгоценные и непреходящие сокровища войдут в Царство Небесное. В возвышенной Нагорной проповеди Сын Божий, Иисус Христос призывает нас помышлять о горнем, а не о мирском,  обратить сердца наши к Богу, искать Царства Небесного и правды его, собирать сокровища на небе, а не на земле, где все суетно, мимолетно и бренно: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкопывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкопывают и не крадут» (Мф. 6.19-20). Но если творческие таланты – это дары Божии, о чем повествует одна из притч Евангелия, то, несмотря на трагическую судьбу культуры и ее обреченность на гибель в земном мире, существует религиозный смысл культуры и ее оправдание на Страшном Суде, творчество есть высочайшее послушание и священное служение Богу – человек, созданный по образу и подобию Бога Творца, призван быть сотворцом Всевышнему, а все святое, истинное, прекрасное, возвышенное, благородное и угодное Богу, что есть в нашей жизни, искусстве, науке и философии войдет в чертоги горнего Иерусалима.
                Для христианского миросозерцания история имеет начало и конец, оно есть движение вперед – историческое миропонимание и линейное восприятие времени есть характерная черта библейского миросозерцания, она чужда индийским мудрецам и античным философам – ни Шанкара и Будда, ни античные натурфилософы от Фалеса до Гераклита, ни Платон и Аристотель не рассматривали мир как динамичный универсум, их космос статичен, в то время как в Библии пророчествуется, что у мира есть цель и драма истории завершится. В Библии бытие понимается не как статичный космос, а как динамичная история в двух ее аспектах: исторически-временном и метафизически-вечном. В истории существуют две сферы: феноменальная – внешняя сторона исторического процесса, эмпирическая цепь событий (предмет исторической науки); ноуменальная – внутренняя сущность истории, ее метафизическое содержание и духовный смысл (предмет теологии истории и религиозной историософии). Историософия – это явление религиозно-библейского миросозерцания, ибо если в язычестве раскрывается не историческое, а космическое время с его символом – круговоротом, мифом о вечном возвращении и циклическим пониманием истории, то в Библии истории предстает не как статичный универсум – античный космос, а как динамичный мир, где действуют Бог, Ангелы, демоны и люди, мир, сотворенный и обращенный к эсхатологическому концу времен и Страшному Суду. Человек есть существо историческое и в этом его тайна. Тайна истории связана с тайной свободы – история есть арена экзистенциальных и драматичных взаимоотношений Бога Творца и Его разумных творений – Ангелов и людей. История есть полная драматизма судьба человека, откровение о глубочайших и внутренних отношениях между человеком и Богом. Нельзя разгадать тайну человека вне глубочайшей духовной реальности мировой истории, вне его отношения с Богом и сотворенным Им миром. По определению литовского религиозного философа, богослова и поэта А. Мацейны история есть бытие во времени, а само время возникает вместе с сотворением мира. С точки зрения христианского вероучения всемогущий и премудрый Бог сотворил небо и землю из ничего – все мироздание сотворено Его Словом и через Него начало быть: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть» (Ин. 1:1–3). Мир создан Богом Троицей, ибо как сказано в Псалтыре Господь все сотворил через Свое предвечное Слово – Логос, и в силе Святого Духа: «Словом Господа сотворены небеса и Духом уст Его все воинство их» (Пс. 32:6). Книга Бытия начинается с грандиозной и величественной картины Божьего миротворения – создания в течение шести дней вселенной и человека, неба со всеми его неисчислимыми звездами и созвездиями, землю с ее реками и лесами, горами и морями, с ее разнообразными птицами, рыбами и зверями, столь ярко описанными на святых страницах книги Иова. Все изложенное в Священном Писании – боговдохновенных книгах Библии есть Божественное Откровение: всеведущий и премудрый Господь Сам открывает знание о Себе и мире человеку, в Нем – сокровищница премудрости, и эти сокровища веры Церковь сформулировала в виде догматов. Сотворение мира описывается в Библии как шесть дней Божьего творчества – это не притча, не поэтическая метафора и иносказание, а история, шесть таинственных циклов библейской мифологемы, изъяснить которую рационально невозможно; это не буквальные шесть дней нашего астрономического времени, как думал преподобный Ефрем Сирин, запрещавший аллегорическое прочтение этих стихов книги Бытия, ибо наше время – это «разорванное время», искаженное трагедией грехопадения и оскверненное грехом, отпавшее от вечности; это не просто описание логической последовательности Божественного творчества и не грандиозные промежутки времени по принципу – «у Господа один день, как тысяча лет и тысяча лет, как один день», ибо всемогущий Творец может создать все сущее мгновенно; это гораздо более глубокая и непостижимая для нас тайна, лежащая в основе апофатической метафизики миротворения, сокрытая в неисследимых глубинах премудрости Божией. У преподобного Максима Исповедника – великолепного богослова, никогда не отрицавшего буквально-исторического прочтения Библии, но понимавшего, что существует еще и нравственное, типологическое и анагогическое толкование слов Священного Писания, ищущего проникновения в духовную суть библейских стихов,  есть очень глубокая мысль о том, что семь дней мира в духовном смысле – это вся история от сотворения неба и земли до конца времен, всеобщего воскресения мертвых и Страшного Суда, а потом наступит восьмой день Божьего творения – будущий век Царства Небесного.
                В основе библейской космогонии лежит идея о сотворения Богом мира из ничего – это боговдохновенная истина христианского вероучения, свято хранимая Православной Церковью и возвещаемая миру. Святой Феофил Антиохийский справедливо утверждал, что всемогущий Творец мироздания не нуждался в совечной Ему материи: «Что великого, если Бог создал мир из готовой материи? И человек-художник, если получит от кого вещество, делает из него, что захочет. Могущество же Бога обнаруживается в том, что из ничего творит, что хочет». Всемогущий Бог ни в чем не нуждался, Его бытие – абсолютная полнота жизни и совершенства, и единственной причиной сотворения мира являлась Его Божественная Любовью, которую Он возжелал разделись со Своими созданиями. По слову преподобного Исаака Сирина акт сотворения мира – это тайна Божественной Любви, ибо Бог возжелал разделить Свою бесконечную любовь со всем сотворенным Им миром. Тайна сотворения мира есть тайна возникновения времени. Многие философы и богословы размышляли о тайне миротворения в ее связи с  временем и вечностью. Александрийский религиозный богослов и философ Ориген утверждал, что Бог по Своей Сущности – Творец, Он не может не творить, а потому сотворил мир в вечности, но из этого следует, что творение совечно своему Создателю, а эта нелепая мысль была отвергнута и осуждена святой Церковью, ведь в Священном Писании ясно сказано, что Господь существовал прежде бытия мира, Он образовал вселенную и человека – сотворил весь видимый, материальный мир и невидимый, духовный мир из ничего. Иные богословы были убеждены, что Бог создал вселенную во времени, но тогда Бог существует и действует во времени, а следовательно и Сам не обладает вечностью, а если и обладает, то время совечно Богу, но идея вечности времени абсурдна. Блаженный Августин справедливо указал на то, что «мир сотворен не во времени, а вместе со временем». История мира возникает с Божественным актом миротворения и неразрывно связана с тайной времени. Преподобный Иоанн Дамаскин в «Точном изложении православной веры» писал о том, что время сотворено Создателем: «Бог называется вечным, но Он называется и предвечным, ибо Он сотворил и самое время, потому что Бог, один только будучи безначальным, Сам есть Творец всех веков и всего сущего». Тайна начала истории и возникновения времени есть тайна сотворения Богом мира из ничего. По учению Церкви всемогущий Господь в одно мгновение создал духовный мир с бесплотными духами – Ангелами, хоть Священное Писание и хранит молчание об их сотворении, но в книге Иова говорится, что сыны Божии – Ангелы, ликовали, созерцая, как Господь создавал основы мироздания, а значит, их сотворение предшествовало устроению материального мира. В словах Библии «начале сотворил Бог небо и землю» (Быт.1:1) – сказано о мгновенном сотворении мира духовного, населенного Ангелами, и мира материального в еще не устроенном состоянии – «земля же была безвидна и пуста» (Быт.1:2), «начало» – это таинственная грань, где вечная воля Божия соприкасается с тварным миром, получившим бытие вместе с возникновением времени: с сотворением мира незримого и  духовного возникает экзистенциальное время, а с сотворением мира зримого и материального – возникает космическое и историческое время. По мысли святого Григория Нисского всемогущий Творец в один миг сотворил небо и землю – мир духовный и мир материальный, но устроение материального мира Богом через Его предвечное Слово в силе Духа Святого разворачивается во времени космическом и историческом, о чем и повествует Священное Писание. Вселенная со всеми ее созданиями и человеком была создана Господом за шесть дней, что таинственно указывает на космогонический и исторический процесс – течение времени, которое возникло вместе с небом и землей – миром духовным и материальным. Но что такое время? Время – это загадочное явление, его свойства – текучесть и необратимость, его образы различны – это река времен, в которую не войти дважды, и огонь веков, сжигающий все дела земли, оно – неразгаданная тайна над которой бились умы лучших мыслителей и мудрецов мира, величайших философов и богословов. Если Господь создал человека и мир для нетления и вечной жизни, то и время не было изначально смертоносным, ведь оно – произведение десницы Божией, а в замысел Творца не входили смерть и тление, они – трагическая аномалия, внесенная в мир катастрофой грехопадения. Как догматически точно выразился о парадоксе времени преподобный Иустин Попович: «нет более тяжкого бремени, чем время», но «если из времени изгнать грех и смерть, то время станет дивной увертюрой к божественной вечности, дивным введением в богочеловечность». Когда Бог создал первых людей – Адама и Еву, то Он дал им заповедь не вкушать плод от древа познания добра и зла, но искушенные змеем – образ коварства дьявола, люди нарушили святую волю Всевышнего, они не раскаялись в содеянном и были изгнаны из Эдема – разлучились с Творцом и весь видимый мир попал во власть смерти и тления. Говоря о том, что время есть рок, тяготеющий над всеми смертными, ученый, священник и богослов о. Павел Флоренский имел ввиду именно время пораженное грехом, ставшее смертоносным. О трагической бренности видимого мира писал и апостол Павел, противопоставляя ветшающей вселенной – вечность Святой Троицы: «В начале Ты, Господи, основал землю, и небеса – дело рук Твоих; они погибнут, а Ты пребудешь; и все обветшают, как риза, и как одежду свернешь их, и изменятся; но Ты тот же, и лета Твои не кончаются» (Евр. 1:10-12). По справедливому суждению Кьеркегора жизнь, принадлежащая времени и не имеющая перспективы вечности не имеет никакого смысла, а бесконечное существование на земле – лишь жалкий суррогат и тень истинного бессмертия, вульгарная карикатура на вечную жизнь в Царстве Небесном, ибо существование во времени полно страданий и неразрешимых противоречий, а «в вечности, напротив, устраняется всякое противоречие», и Апокалипсис возвещает, что не будет ни смерти, ни страданий. Вечность существовала до возникновения времени и сотворения мира, и будет существовать после конца времен, когда по пророчеству Апокалипсиса времени уже не будет. Бог вечен, Он стоит над временем и человек как  венец Его творения призван устремляться не к временному, преходящему и историческому, а к вечному.
                Тайна времени стоит в центре философии истории. Многие древние мудрецы размышляли о тайне времени, но никто из них так и не смог разгадать ее. Если античный мудрец Платон учил, что время – это текучий образ вечности, то Августин Блаженный заметил, что время есть бытие, распадающееся на прошлое, настоящее и будущее, она – болезнь падшего существования, ее власть – роковое господство смерти над миром, ибо временное – означает суетное, бренное и преходящее, противоположнее вечному. История протекает во времени, распадающемся на мгновения, она – цепь сменяющих друг друга событий, но ее целостное восприятие возможно через память, она поддерживает историческую связь времен. Время есть загадочное явление и парадокс, оно – болезнь к смерти, в отрыве от вечности – оно неумолимый рок, довлеющий над вселенной, и только через Христа время обретает логос – смысл, становясь образом вечности и соединяясь с вечностью. Существует выражение «бег времени» – это мирская суета, бешеный и катастрофический ритм жизни, как водоворот затягивающей человека. Но человек призван Богом к свободе, а освободиться от бега времени – значит опомниться, вспомнить о Боге и о душе, о смысле жизни и вечности, сосредоточиться и устремится к вечному. В Апокалипсисе сказано о свершении времен – о конце истории, о том, что в  Царстве Небесном «времени уже не будет» (Откр.10:5). Все исторические события совершаются во времени, но по проницательному суждению философа Николая Бердяева существуют три типа времени: космическое, историческое и экзистенциальное. Космическое время циклично, его символ – круг, это время природы с ее круговоротом – сменой дня и ночи, сезонов года. Время в языческом мире воспринималось как круговорот бесконечных циклов, где будущее лишь повторяет прошлое. В мифологии и религиозной философии индусов Божество подчинено ритмам времени, а время – циклично. Существует день Брахмы – Абсолют являет себя во множестве форм и красок вселенной, это фаза бытия космоса со всеми его живыми существами, но после последнего витка истории наступает ночь Брахмы – ее нельзя зафиксировать в числах, ведь весь космос исчезает в Абсолюте, растворяется как капля в безбрежном океане. После окончания ночи Брахмы начинается следующий цикл мировой трагедии, не имеющей смысла и катарсиса, и не только мир, но и Божество оказывается навечно в плену у времени. Если для христианина смерть есть исшествие души из тела, чтобы предстать на Суд Божий, то для индуиста смерть – не избавление от тягот земного бытия, а начало цикла иного перевоплощения. В буддизме человек обречен на горестную участь, его жизнь есть чаша страданий, их причина – наши желания, они – цепи, приковывающие его к колесу существования. По учению Будды не существует ни Бога, ни души, есть лишь психофизические элементы – дхармы, а каждое живое существо – их определенная комбинация. Если для христианина вечность – это жизнь личности в Боге во всей ее неисчерпаемой глубине и полноте, то для буддиста существует лишь метафизический вакуум – негатив вечности, именуемый нирвана – угасание сознания и его погружение в небытие. По справедливому умозаключению преподобного Иустина Поповича буддизм не решает проблему времени, страданий и смерти, а ищет спасения от бушующего моря бытия в небытии, воспринимает как свободу падение в бездну пустоты. В сущности, буддизм есть философия отчаяния, бессильная победить время и смерть. У древних персов был культ бога времени – Зервана Акарана, символически изображенного как крылатый человек с львиной головой, тело его обвивают змеи, он стоит на шаре и держит в руках царский жезл. Глубокомысленное толкование этого загадочного образа времени дал архимандрит Рафаил Карелин, чей литературный слог отличается поэтическим изяществом: «Львиная голова - прожорливость и силу времени, которое уничтожает все: ничто не может противостоять времени. Две пары крыльев – быстролетность времени, устремление его в прошлое и будущее. Змей, обвивающий тело Зервана, – это движение времени; пасть чудовища - смерть; жезл в руке – царственная власть. Зерван правит миром и распоряжается им, как своим владением. Шар, который попирает Зерван своими ногами – это космос во власти времени». Глубоко учение о времени Платона, с печалью осознавшего, что время всесильно в материальном мире, в его власти – изменчивость всего чувственно сущего, время динамично – оно возникло вместе с актом миротворения. Но Бог у Платона – это не всемогущий Творец Библии, создавший небо и землю из ничего, а Демиург – мастер, созидающий космос из вечной и неоформленной материи, по образу вечных идей. По известному изречению Гераклита время – это река, в которую нельзя войти дважды, ибо на входящего текут все новые воды – время течет и ее течение необратимо – нельзя вернуть то, что прошло. Эту мудрую мысль воспринял Платон, назвавший время текучим образом вечности, но, вслед за метафизиком Парменидом, он провозгласил вечность статичной – вечность есть неподвижное время, застывшая река времен. Для христианина вечность – это истинная жизнь в Боге, она бесконечно многогранна и более динамична, чем время; динамизм вечности – это вертикаль, устремление ввысь – к Богу. Как бы ни был мудр Платон, но он не смог постичь смысла истории и загадка времени так и осталась для него неразрешимой тайной. Нельзя мыслить вечность как «свернутый свиток» времени, а время – как «развернутый свиток» вечности, иначе вечность мыслится статично и ставится в зависимость от времени, а Бог – от мира, как у Шеллинга и Гегеля с их учением о становлении Божества в истории, отвергается совершенство трансцендентного Бога Творца, самобытность сотворенного Им мира и свобода человека, ибо, если жизнь – лишь развернутый свиток, того, что предопределено в вечности, то свобода сотворенных созданий есть лишь фикция, а вина за трагедии и ужасы всемирной истории неизбежно ложится на Бога.
                Русский поэт и религиозный мыслитель Владимир Соловьев – один из величайших философов России, много скорбел оттого, что «время и смерть царят на земле», и все же – не они властители наших душ и бытия, ибо изучение Слова Божиего и неисследимых судеб Господних, ясно указывает нам на всемогущество Творца и Его бесконечную любовь к созданиям Своим. Эта чудесная и непостижимая Любовь Божия явлена миру в Иисусе Христе Спасителе, отдающем жизнь Свою за грехи всего мира, совершающем искупление на Голгофе, молящемся за распинателей Своих – «Отче! прости им, ибо не знаю, что делают» (Лк.23:34), показывая нам поучительный пример святой жизни, к которой все мы призваны, и великую силу милосердия Вседержителя. В Псалтыре есть таинственные и восхитительные строки: «Ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому Твоему увидеть тление, Ты укажешь мне путь жизни: полнота радостей пред лицом Твоим, блаженство в деснице Твоей вовек» (Пс.15:10-11). В христологическом аспекте эти стихи Псалтыря пророчествуют о крестной жертве Богочеловека Иисуса Христа и Его схождении во Ад – о том, что в Нем человечество соединилось с Божеством нераздельно, неслитно, неизменно, неразлучно, и душа Спасителя не разлучилась с Божеством Его – «Ты не оставишь души моей в аде», и тело Его не истлело, ибо Он воскрес из мертвых – «не дашь святому Твоему увидеть тление». Христос умер на Голгофе и сошел в глубины преисподней, но Он – победил смерть и расторг узы ее, сокрушил врата адовы и извел из преисподней всех тех, кто с верой, надеждой и любовью откликнулся на проповедь Его. Христос воскрес из мертвых – это великое и радостное чудо победы над смертью и Адом. На страницах Священного Писания пророчески открываются глубочайшие тайны непостижимой в предвечных глубинах своих Божественной Жизни – в том числе и великой тайны между Богом Отцом и Богом Сыном. Бог Отец отдал с любовью все творение Своему Сыну – предвечному Логосу, и Он воплотился как Агнец Божий, добровольно взошел на Крест, чтобы искупить грехи рода человеческого и даровать спасение всем верующим в Него. Выше цитированные строки Псалтыря возвещают о высшем предназначении человека – святости, уподоблении Христу через стяжение благодати Святого Духа, о несказанном милосердие Бога, никогда не оставляющего Свои возлюбленные создания, о всеобщем воскресении из мертвых – победе над тлением и смертью, о том, что вечное счастье, радость и блаженство – лишь в Боге, ибо никакое мимолетное земное счастье и никакие преходящие мирские блага не могут заменить Бога, ибо ничего кроме Его любви неспособно дать нашему сердцу вечную радость. Каждый человек – это неповторимое произведение премудрости и любви Создателя, он имеет уникальную во всех мирах и веках личность, и в этом многообразии Божественного творчества выражается красота и величие замысла Творца. Вот почему каждый человек бесконечно драгоценен для Всевышнего и предназначен для вечной жизни, а не для исчезновения в темной бездне небытия, и его духовная и физическая погибель – невосполнимая и трагическая потеря для Божьего мира. В Священном Писании сказано, что Господь не сотворил смерти и тления, они вошли в мир через грехопадение первых людей – Адама и Евы. По слову преподобного Макария Египетского с момента грехопадения все естество человека стало осквернено грехом: ум его потерял духовную мудрость и дар проникать в сущность вещей, в сердце – любовь, дарующее вдохновение и счастье, уступила место страстям и похотям, воля – утратила верность Богу и как маятник стала колебаться между добром и злом, даже совесть извратилась – перестала быть неугасимым светильником Господним, указывающем что есть добро, а что зло, и потому понадобился нравственный закон, изложенный в Священном Писании – скрижали Моисеевы и заповеди Евангелия, наконец, тело человека, созданное десницей Всемогущего и проникнутое благодатью Духа Божиего, стало страдательным и тленным, подверженным болезням, увечьям и смерти. Человек создан по образу и подобию Божиему и в основе нравственной жизни человека лежит религиозность и духовность – жизнь по воле Божией, проникнутость благодатью Святого Духа. Вся история мира и самые трагические страницы Библии возвещают нам, что Бог есть Абсолютное Добро, грех – катастрофа, страдания и смерть – последствия греха, а нравственность невозможна без Бога, ибо, если нет Бога, то не существует Верховного Судии, нет вечной шкалы ценностей и четких представление о добре и зле, нет всеобъемлющих ответов на самые важные вопросы жизни: Для чего и Кем нам дана жизнь? Почему мы смертны? Как нам спастись и унаследовать вечность? После грехопадения Адама история пошла по трагическому пути – грех умножался в помыслах и деяниях людей, хоть память о Боге и продолжала жить в их сердцах, но когда одни хранили верность Всевышнему, иные – погрязли в пороках, предали забвению веру в Бога и память о душе, смерти и Страшному Суде. Уже среди сыновей Адама и Евы – Каина и Авеля вспыхнуло пламя раздора: из ревности и зависти Каин совершил страшный грех – убил своего брата Авеля. В самих истоках исторического процесса лежит роковое преступление – нарушение святой воли Вседержителя. И на всей многогрешной истории земного мира с ее великими событиями и героями лежит неизгладимая печать преступности, обусловленная греховностью рода человеческого. Все века истории сотрясают нескончаемые войны и бедствия, низкие страсти растлевают души людей, даже великие цари и философы порой более помышляли о земном, нежели о небесном, себялюбивые и жестокосердные торжествуют, а пророки и мудрецы побиваемы камнями и обречены на скитания, все святое, благородное и прекрасное гибнет во все возрастающем потоке лжи, цинизма и разврата, и история предстает многоскорбной повестью об их поруганных идеалах и растоптанных жизнях, а возмущенная душа в мучительных раздумьях и горестной молитве обращается к небесам с проклятым и душераздирающим вопросом Иова: Откуда в мире, сотворенном Богом, возникло зло? Почему всемогущий и всеблагой Господь попускает такой разгул сил зла, грозящих превратить землю в преддверие Ада?
                В глубокомысленной книге «Философия свободы» Бердяев, со свойственной его перу экспрессией, писал о том, что вопрос о смысле истории – один из самых значимых из вопросов, стоящих в центре религиозного сознания, он связан с тайна зла и свободы, назначения человека и теодицеей, с метафизикой, этикой, сотериологией и эсхатологией: «Вселенское религиозное миропонимание и мироощущение, к которому современный мир идет разными путями и с разных концов, прежде всего, остро ставит вопрос о смысле мировой истории, о религиозном соединении судьбы личности и судьбы вселенной. Понять смысл истории мира – значит понять провиденциальный план творения, оправдать Бога в существовании того зла, с которого началась история, найти место в мироздании для каждого страдающего и погибающего. История лишь в том случае имеет смысл, если будет конец истории, если будет в конце воскресение, если встанут мертвецы с кладбища мировой истории и постигнут всем существом своим, почему они истлели, почему страдали в жизни и чего заслужили для вечности, если весь хронологический ряд истории вытянется в одну линию и для всего найдется окончательное место. Вопрос о смысле истории и есть вопрос о происхождении зла в мире, о предмирном грехопадении и об искуплении». Вопрос о возникновении зла мучил Августину Блаженного, осмысливающего тайну миротворения, ибо если мир сотворен всемогущим, всеведущим и всеблагим Богом, бесконечно любящим каждое Свое творение, то откуда в мире взялось зло: «Представляя себе все созданное как конечное, но на-полненное Тобой бесконечным: говорю, вот Бог, и вот все, что Бог создал. Но Бог добр и несравненно выше всего. Добрый же может творить только доброе и только таким образом может все объять и наполнить. Так откуда же это зло и как оно вторгнулось во все? Что является его источником и семенем?» Тайна возникновения зла – один из самых болезненных вопросов для религиозных людей, делающий их мучениками мысли и духа, волновавший страдальца Иова и пророка Иеремию, апостолов Иоанна и Павла, из поэтов Данте, Шекспира, Мильтона и Лермонтова, из писателей – Гоголя и Достоевского, а из философов – не только Паскаля, Кьеркегора и Бердяева, но и Макса Шелера, с волнением писавшего: «У нас есть право и обязанность, спросить, в ка¬ких отношениях состоит наш реальный, познаваемый мир с тем миром, которого ожидали бы как творения, создан¬ного вселюбящим и всемилостивейшим Богом», ибо «наш разум, независимо от откровения, приходит к выводу, что мир под воздействием некого мощного духовного фактора уже после своего сотворения оказался в совершенно ином положении, отличном от того, в котором он был, выйдя из рук Творца». В книге Бытия говорится, что Господь создал небо и землю, и весь мир духовный и материальный, не знал изъяна, но был прекрасен – зла не существовало, оно – не входило в замысел Божий, ибо противно Логосу и Святому Духу, зло – алогично и иррационально, оно – грех и беззаконие, прореха в мироздании и мерзость в очах Господних. Трагедия грехопадения началась на небесах, когда самый прекрасный из Ангелов – Люцифер, возгордился своим совершенством, захотел стать выше Бога и противопоставил свою волю святой воле Творца, увлекая за собой в бездну падения треть Ангелов, ставших демонами. Эта метафизическая война Люцифера и его аггелов с Богом и Его святыми Ангелами, грозно разразившаяся на небесах и образно описанная в Апокалипсисе, была небесным прологом трагедии грехопадения Адама и Евы, свершившейся на земле. Слово Божие символически поведало о тайне возникновения зла. Но как грехопадение созданий Божиих – добрых по природе Ангелов и людей стало возможным? Тайна возникновения зла – это тайна свободы, использованной против Бога и всего Божьего миропорядка, вопреки всесвятой воли Предвечного; это тайна негативного самоопределения и богоборчества. Святые отцы Церкви связывали тайну зла с небытием – зло небытийно, ибо не существует само по себе, оно не обладает силой бытия и совечно Богу, как ошибочно думали гностики с их метафизическим и онтологическим дуализмом, и не существует в Боге, как полагали Якоб Беме и Шеллинг, учившие о темной природе в Божестве; напротив, Бог есть Свет и в Нем нет никакой тьмы, ибо Он не хочет зла и не творит зло, абсолютно благ и свят, и злу нет места ни в сердце Бога, ни в Его деяниях и замыслах – не существует Божьей идеи зла. Роковые изъяны гностического богословия немецкого теософа Якоба Беме таятся в его диалектическом методе – в диалектике добро не существует без зла – зло возникает внутри самого Бога, дабы Он был Безусловным – стоящим над добром и злом. Анализируя гностическую теософию Якоба Беме и его учение о Боге и Его темной природе, протоиерей Г. Флоровский справедливо замечает, что немецкий мистик неизбежно приходи к апологии зла – дьяволодицее, ибо зло мыслится неотразимо-необходимым и совечным добру, что неприемлемо для христианской совести. Если не существует Божьей идеи зла, то зло – алогично и иррационально, оно не вписывается в замысел Творца о сотворенной вселенной, Ангелах и людях, не имеет оправдания в очах Господних и на всеправедном Суде Его, и всякое оправдание зла противно Богу, христианской совести и есть кощунственная дьяволодицея. В действительности, благой Бог попускает существовать злу, ибо не хочет истреблять свободу Своих падших созданий, хоть и активно вмешивается в историю мира и ограничивает действие дьявольских сил Своим всемогуществом, иначе бы они давно уничтожили вселенную, как заметил преподобный Серафим Саровский, но вместе с тем Промысел Божий настолько высок, таинственен и премудр, что Господь может обратить козни дьявола и злодейство людей к благу, о чем свидетельствует история Церкви – все страшные гонения, клевета и истязания, обрушившиеся на учеников Иисусовых, не сокрушило Церковь, которую не одолеют и врата адовы, но воздвигли сонмы святых мучеников и исповедников, прославивших Церковь  и доказавших, что можно быть верными Богу до конца – до мученической смерти, а Господь не посылает  «непосильных искушений» возлюбленным творениям Своим: «верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил» (1Кор.;10:13). По мудрому умозаключению протоиерея Валентина Свенцицкого, изложенному в его «Диалогах»: «Ни в чем так не ясно это, как в промыслительной заботе Господа о святой Церкви. Сколько зла было сделано Церкви ее гонителями в эпоху мученичества. Господь до срока не пресекал этого зла… Но Церковь, пережив все во благо, стала Церковью святых мучеников, и руками ее врагов, проливших святую кровь по действию Божественного Промысла, созидалось величие Церкви. Много было испытаний в Церкви, и часто смущались верующие долготерпению Господа. Невольно вставал вопрос у них в сердцах: доколе. Господи? Почему попускаешь торжествовать злу? Почему не приостановишь его Своей всемогущей волей? Но ответ на этот вопрос полностью содержится в учении о Промысле: какое бы зло ни делалось в отношении Церкви – оно всегда ведет к ее благу, всегда очищает и возвеличивает ее.. Ибо Господь созидает Церковь Свою не только непосредственным действием Божественной силы, но и руками врагов, попуская злу, которое Церковь переживает во благо. Вот в чем промыслительный смысл попускаемого Богом зла. Он – в сохранении человеческой свободы и нравственной задаче для каждого человека всякое совершающееся в отношение его зло превратить в источник нравственного совершенства и духовного устроения». В рассуждения протоиерея В. Свенцицкого о тайне промыслительного попущения Богом зла надлежит внести важнейшее богословское уточнение – всемогущий Бог не нуждается во зле как в средстве, ибо всякое злодейство – остается злом и не может быть оправдано на Суде Божием. Господь не использует зло, а борется со злом и побеждает зло, дает верующим в Него силу и мудрость одержать победу над искушениями и кознями дьявола, его аггелов и нечестивых людей. С христианской точки зрения нельзя понять смысл существования зла, ибо зло – иррационально и бессмысленно, оно не имеет логоса и не существует Божьей идеи зла. Вся история земного мира – это книга, написанная алыми красками крови, она – трагична, ибо мир наш лежит во зле, дьявол борется с Богом в сердцах людей, бессмысленность борется со смыслом, а это означает, что вопреки Гегелю и всем провиденциальным фаталистам от Августина Блаженного до наших дней – не все действительное разумно и угодно Богу, в истории много иррационального и бессмысленного – противного святой воле Вседержителя и печалящего Его сердце, ибо в ней действует не только Бог и Его святые Ангелы, но и дьявол, и грешные люди, а потому – нельзя оправдать царящую в мире жестокость и несправедливость, всеобщую ненависть и ложь – нельзя оправдать геноцид, ГУЛАГ и Освенцим, и все иные ужасы и трагедии истории тем, что они служат высшим целям. По сильному изречению протоиерея Г. Флоровского, прошедшего через страшный и величественный художественный мир Достоевского, «в слезинке невинно убиенного ребенка как в океане весь богатейший музей человеческой мудрости, мощи и славы», но в то же время этот богослов писал, что христианин призван облечься во Христа – Им жить, чувствовать и мыслить – научиться любить Бога и всех Им сотворенных евангельской любовью и найти высочайшее оправдание своей жизни и исход из безотрадной трагедии существования во Христе Спасителе и Его единой, святой, соборной и апостольской Церкви, без которых история мира и наша жизнь лишены всякого смысла.
                Мученически бившись над тайной теодицеи и пытаясь защитить Бога перед лицом зла, Августин Блаженный утверждал, что Бог допускает зло, чтобы увеличить добро: весь мир есть произведение творящей десницы Бога Вседержителя, а зло требуется для красоты вселенной, как диссонанс в музыке и тень в живописи. Это – эстетическая теодицея, заимствованная христианским богословом у неоплатоника Плотина, но она – глубоко противна Евангелию и апостольской вере в то, что Бог есть Любовь, она есть оправдание не Бога Библии, а зла – не православная теодицея, а языческая дьяволодицея, горько звучащая в устах исповедника веры во Христа распятого и воскресшего, ибо неизбежно приводит к апологии иезуитства и отвергает премудрость, всемогущество и благость Творца – учит, что Бог использует зло как средство для достижения Своих целей и не может обойтись без зла. Если эстетическая теодицея Августина Блаженного не совместима с верой в благость Творца и догматическим богословием Православной Церкви, то весьма глубокомысленно и догматически верно его рассуждения в «Исповеди» о том, что нет никаких субстанций, не сотворенных Богом, а поскольку Бог не сотворил ничего злого, то зло, не есть субстанция, ибо если бы оно было бы субстанцией, то оно было бы сотворено Всевышним и являлось бы до¬бром. Для христианского сознания онтология зла невозможна, ибо Бог есть Сама Жизнь и Творец всего сущего, а зло есть то, чего не должно быть – злу нет места в Царстве Небесном, оно не задумано Богом и не сотворено Им, оно не имеет в себе никой силы бытия и не могло бы возникнуть само по себе – зло не субстанционально. Если предвечный Бог всеблаг и не сотворил зла, то не Он виновник зла, ибо все сотворенное Им – прекрасно и свято, в то время как зло возникает из свободы Его разумных созданий – Ангелов и людей, восставших на Творца своего и отказавшихся исполнять Его святую волю. Тайна возникновения зла кроется в негативном экзистенциальном самоопределении Ангелов и людей по отношению к Богу – зло порождает свобода, направленная против Бога. Создав Ангелов и людей, Господь наделил их Своим наивысшим даром – святым и благословенным, грозным и страшным, величественным и таинственным даром свободы. Если бы Господь не даровал Ангелам и людям свободы, то никто из них не мог бы быть свободной и самоопределяющейся личностью, ибо без свободы невозможно жить духовной и нравственной, религиозной и творческой жизнью – верить и любить, молиться и созерцать, надеяться и творить. Но свобода предполагает и возможность вражды с Богом и отвержения Его замысла, избрание пути погибели. Господь возжелал свободной любви Своего творения и создал мир, населив его живыми созданиями, сотворил Адама и Еву, чье предназначение – быть соработниками у Бога. Творец создал человека свободной и разумной личностью как богоподобное существо, чтобы он восходил к своему Первообразу по лестнице совершенства – обожился и стал богом по благодати, но человек оказался ниже своего предназначения – он прельстился коварной речью лукавого демона и отпал от Создателя. Метафизическая катастрофа грехопадения стала прообразом всех исторических катастроф и стихийных бедствий в мире. В свободном акте самоопределения человек отпал от Бога, он противопоставил свою волю святой воле Творца и тем самым произошла катастрофа – весь видимый мир, именуемый царством Адама, оказался извращен и искажен грехом – время, пространство, материя, законы логики – все это болезнь бытия, последствия метафизической и космической катастрофы, произошедшей на заре времен. Если со стороны Бога история началась с творческого акта любви, то со стороны человека история началась с преступления – с восстания на Бога и грехопадения, ставшего прологом земной истории, но милосердный Господь не оставил Свое творение – Христос явился в центре истории и внес в нее смысл – с этих пор каждому дана надежда на спасение, но человек обладает свободой самоопределения и выбора, он может избрать путь добра и любовь к Творцу, или путь зла и ненависть к Богу, вражду с Его святой Церковью. Со времен грехопадения Адама человек проходит тернистый путь от рождения до смерти, на котором есть великие и страшные моменты, глубоко страдальческие и даже мученические моменты, но судьба его полна не только драматизма и религиозно-метафизического смысла. Зло обладает страшной силой и необычайным могуществом, ибо черпает их в свободе тварных существ – Ангелов и людей, отпавших от Бога, и использующих свои творческие силы во зло, борясь с Создателем. В богословских книгах говорится, что всемогущий Бог хочет добра, но попускает зло, дабы не попрать свободы Своих созданий. Бог терпит зло, оберегая свободу всех Своих разумных творений, ибо хочет их ответной и бескорыстной, свободной любви, но сердце Его печалится о том, что мир лежит во зле, и святой гнев Его возгорается на нераскаянных грешников из рода человеческого и из Ангелов – возгорается не нечестивцев и демонов, которые в конце времен – когда переполнятся чаши терпения Божиего и завершится драма всемирной истории, будут осуждены на Страшном Суде, низвергнутся в геенну огненную и пожнут муку вечную.
                Библейский Бог не только сотворил небо и землю, Он таинственно присутствует в истории мира и жизни человека, существует Промысел Божий, действующий через любовь, правду, красоту и свободу. Французский ученый и религиозный мыслитель Паскаль, отстаивающий веру в живого и личного Бога пророков и Откровения, с Которым можно общаться в молитве, справедливо полагал, что христианская религия заключается не только в вере в Бога Творца и Его промышление о вселенной, но в исповедании того, что «Бог христиан – это Бог любви и утешения»; это Бог, который наполняет душу и сердце тех, над кем владычествует; это Бог, который помогает им ощутить свое ничтожество и Его бесконечное милосердие; который проникает в глубины их душ; который наполняет их смирением, радостью, верой, любовью; который их делает неспособными иметь другую цель, кроме Себя Самого». В книге Иова, Псалтыре и книгах пророков особенно проникновенно возвещается о неисповедимости путей Провидения и о том, что судьбы Божии – это непостижимая тайна не только для мудрецов мира сего, но и для самих высших Ангелов – Серафимов и Херувимов. В книге Иова – самой богословски изощренной книге Ветхого Завета, ставящей глубочайшие вопросы о всеблагости Бога и зле, о смысле жизни человека и его смертности, о страданиях и справедливости, о свободе нашей воли и Промысле Божием, говорится, что Бог промышляет о Своем творении и управляет вселенной, «очи Его над путями человека, и Он видит все шаги его» (Иов.34:21). Бог высок могуществом, велик любовью и совершенен в познании, число лет Его неисследимо – Господь вечен, вокруг Него страшное великолепие, дыхание жизни уст Его дает всему жизнь, дивные дела Творца непостижимы для земных мудрецов и Ангелов на небесах, Он – Вседержитель, слышащий каждую мольбу, каждый вздох страждущего, а потому нельзя «обвинить Всеправедного» (Иов.34:17). Если книга Иова открывает нам величайшие тайны Божии и побуждает нас задуматься о глубочайших философских вопросах, то строки Псалтыря – этой боговдохновенной литургической книги, откликаются в религиозно чутком сердце горячей молитвой Богу и глубоким размышлением о путях Промысла Божиего. Псалмопевец Давид признается, что всегда ощущал таинственное присутствие Божие в своей жизни и в истории мира, и это укрепляло его веру и радовало сердце: «Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня; не поколеблюсь. Оттого возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой; даже плоть моя успокоится в уповании» (Пс.15:8-9). Бог действует в сотворенном Им мире и влияет на историю – Он ниспосылает в мир пророков, дарует Священное Писание и заповеди, ставит человека в состоянии нравственного выбора – добра или зла, испытывает его и попускает проявлять свою свободную волю – как праведную, так и богопротивную, внимает молитвам и исполняет их, изменяет Свои намерения в отношении нечестивцев, если они раскаются – как в истории с жителями Ниневии, воплощается и искупает грехи мира, основывает Церковь Свою и направляет ход истории к эсхатологической цели, определенной Своим творческим замыслом. Тайна Промысла и неисповедимости судеб Божиих – одна из высочайших и самых неизъяснимых тайн, заключенных в бездне премудрости и разума Божиего, ее нельзя в полной мере постичь умом человеческим, подобно тому, как в малую чашу нельзя уместить необъятный океан, но любознательный ум человека стремится взлететь на самую высшую область Богопознания и исследовать эту великую тайну, и здесь он сталкивается с рационально неразрешимой антиномией Божественного Провидения и свободы  сотворенных созданий. По догматическому вероучению Православной Церкви одним из вечных свойств Бога является всеведение и предвидение – от вечности Господь знал все, что есть, было и будет, Он все знает и нет ничего сокрытого от Его всезрящих очей, но предвидение Божие не есть предопределение, ибо всемогущий Вседержитель никогда не попирает и не ниспровергает свободу Своих разумных созданий, ибо свобода есть образ Божий в человеке и действия человеческие – свободны. Святитель Илия Минятий глубокомысленно поучал, что «от начала Бог создал человека свободным, как говорит Св. Дух устами премудрого (сына) Сираха: из начала сотвори человека и остави и в руце воли его (15, 14). Бог оставил человека в его воле и не хочет производить никакого давления на его свободу. Остави и в руце воли его. Всемогущ Господь в Своей власти. Всемогущ и человек в своей свободе. Все различие заключается в том, что Бог творит все, что хочет, и никакая сила не может Ему в этом воспрепятствовать, а человек не делает, чего не хочет, и никакая сила не может его принудить к тому. Невозможно, чтобы Бог не совершил им желаемого; невозможно также, чтобы человек сотворил ему нежелательное. Поэтому, как человек не может спастись без благодати Божией, так и Бог не может спасти человека без свободной воли человека». По слову христианского мученика и мудреца Иустина Философа «не предведение есть причина будущих событий, а будущие события – причина предвидения. Не из предвидения вытекает будущее, а из будущего – предведение; не Христос – виновник предательства Иуды, а предательство – причина Господнего предвидения». По мысли святого Григория Нисского предвидение Божие – это зеркало, а отражающийся в нем образ – наше произволение: Бог не предрешает судьбы Своих разумных созданий, а дает каждому из них право самоопределения – если человек будет жить богоугодно, то спасется, а если развращенно – погибнет. Истолковывая эту богословскую метафору Григория Нисского святитель Илия Минятий писал: «Как лицо твое изменяет свой вид, так и зеркало изменяет твой образ. Так теперь, когда ты живешь богоугодно, Бог предопределяет тебя в рай. Завтра ты согрешишь и Бог определит тебя на мучения. Опять раскаешься, опять предопределен (на спасение). Как ты изменяешь свою жизнь, так и Бог – решение. Божий суд сообразуется с нашим произволением». Праведный Суд Божий сообразуется с нашим самоопределением – человек спасается или осуждается не потому, что Бог предвидел его спасение или погибель, напротив, Бог человеколюбив и хочет, чтобы все спаслись, Он все делает ради нашего спасения – ниспосылает пророков, Священное Писание, дарует нам совесть, восходит на Крест и умирает на Голгофе,  побеждает смерть и воскресает из мертвых, образовывает Церковь с ее таинствами, но тайна спасения – это синергия, содействие Божественной благодати и человеческой свободы. Если образно сравнить человека с птицей, а Царство Божие с небесами, то для того, чтобы спастись – взлететь на небеса, ему нужны два крыла – благодать Святого Духа и его личная свободная воля. Богослов Г. Флоровский проницательно заметил, что личность – это творец и соработник у Бога, а не бездушное орудие Провидения – вся тайна истории, ее величия и трагизма и заключается в том, что ее надо рассматривать как арену действия воли Божией и воли человеческой, которые могут как содействовать друг другу, так и сталкиваться в драматичном конфликте. По глубокой мысли Г. Флоровского антиномия Провидения и свободы входит в библейское миросозерцание, но не вмещается в узкие рамки рационального мышления, и тогда возможны два хода мысли: 1) отрицание идеи Провидения и предмирного смысла истории как это делает атеистически настроенный романтик и разочарованный западник Герцен, с громами гнева и проклятий отвергающий провиденциализм и утверждающий свободу воли людей – подлинных героев истории; 2) отрицание свободы воли человека ради идеи Промысла Божиего – провиденциальный фатализм Августина Блаженного и протестантская концепция предопределения у Лютера и Кальвина, не оставляющая человеку данного Богом  запечатленного в Библии права на свободу избрания и самоопределения. Бог Библии есть Абсолютная Личность, Он всемогущ и обладает абсолютной свободой, но и человек, сотворенный по образу и подобию Божиему, есть свободная и самоопределяющаяся личность, он призван определить себя по отношению к Богу – свободно принять или отвергнуть Спасителя.
        Христианская философия истории носит религиозный и персоналистический характер, а в центре ее – тайна Промысла и свобода личности. На арене исторического бытия с точки зрения христианства сталкиваются три силы – Провидение, свободная воля человека и злая воля демонов. И если человек не исполняет волю Бога, то он попадает во «власть тьмы», отсюда – страшная катастрофичность и острый трагизм истории со времен грехопадения Адама.  Каждое событие в истории – это творение, а субъект истории – это личность – Бога, Ангелов, демонов и людей, драма истории возникает из столкновения их свободных и ничем не детерминированных воль. В истории действуют три силы – Бог и Его святые Ангелы, демоны и люди, отсюда – сложность истории, ее иррациональность и хаотичность, в ней есть место не только разумному и целесообразному. В истории действуют не только любовь Вседержителя, создавшая человека, опекающая каждое Божье творение и ведущая его в Царство Небесное, но и богопротивные духи зла, о которых рассказывается в Священном Писании и в Священном Предании Церкви, они – дьявол и его аггелы с их страшной изобретательностью, отчаянно враждующие с Богом, коварно замышляющие уловить человека в сеть грехов и пороков, прельстить его скоротечными земными благами и лжедуховностью – отвратить человека от духовной жизни в Духе Святом и искания Царства Небесного, желающие угасить его дух и совесть, погубить его бессмертную душу, посеять раздор между сынами человеческими, истребить любовь в их сердцах, утопить надежду верующих в пучине отчаяния и бездне ужаса, уничтожить веру в душах людей и саму идею истинного Бога в их умах. Преподобный Макарий Египетский духовным взором созерцал, как весь земной мир опутан сетью дьявола и никому из людей не миновать греха. Только с Богом и в Боге можно обрести спасение, освободиться от страстей и жить духовной жизнью.  В духовном плане история мира – это не калейдоскоп случайных событий и фактов, исторический процесс таинственен и парадоксален – история задумана как осуществление замысла Всевышнего и приуготовление к вечной жизни Царстве Небесном всех созданий Божиих через свободный подвиг человека – содействие Богу, синергию, но произошло грехопадение – Ангелов на небесах, и первых людей в земном мире, а потому – история трагична и многие ее события – аморальны, противны святой воле Вседержителя и заповедям Евангелия, не могут быть оправданы религиозно. Русский философ Николай Бердяев, столь остро ощущающий трагический конфликт личности и истории, и преступность истории, справедливо писал, что исторический процесс являет не только искание Бога и содействие Богу, но и борьбу с Ним – восстание Люцифера и трети Ангелов на небесах, грехопадение Адама и Евы, убийство Каина, горькая участь всех мудрецов и пророков, побиваемых камнями и изгоняемых, крестная смерть Иисуса Христа – Спасителя мира на Голгофе, отвергнутого людьми, неисчислимый сонм мучеников и исповедников, пострадавших за веру и проповедь Слова Божиего.  По мысли Бердяева существует ересь клиолатрии – идолопоклонническое отношение к истории, «тенденция обоготворять историю, сакрализовать происходящие в ней процессы», оправдывать все злодеяния, свершившиеся в ней, во всех ее событиях – видеть действие Божие, забывая, что в истории действуют и богопротивные силы – дьявол и его аггелы, и сам человек обладает свободной волей и может употребить ее во зло – лгать и убивать, развязывать войны, предаваться порокам, грабить и плести интриги, уподобляясь демонам, враждующим с Богом и отвергнувшим Его любовь. С наибольшей силой кощунственное обоготворение истории наблюдается в философской системе Гегеля, скованной логическим детерминизмом, где история есть процесс самоосуществления мирового духа, все ее события разумны, а значит – оправданы на суде разума. Метафизика истории Гегеля – это яркий образец возрождения гностической ереси и учения немецкого теософа Якоба Беме о том, что добро и зло диалектически возникают из «темной глубины самого Божества», иными словами без зла не было бы и добра, все кровавые и мрачные страницы истории – «необходимые диалектические моменты» прогресса свободы и самопознания мирового духа. Примечательно, что война по Гегелю – «двигатель прогресса», а мирные времена немецкий философ нарекает – «пустыми страницами истории». Универсум Гегеля всецело логичен и рационален: в мире нет никаких Божьих тайн непостижимых рассудком, нет никаких чудес и ничего случайного, свобода – лишь «осознанная необходимость», личность и ее свобода – ничто перед государством и историей, она легко приносится в жертву Молоху прогресса, а на места Провидения Божиего ставится «хитрый разум истории» – не Божественный Логос, а исторический логос. С позиции христианского вероучения, философия Гегеля безбожна, она отрицает свободу людей, делает их марионетками фатума истории, отождествляет личного Бога пророков и Откровения, Чье имя – Любовь, с  абстрактным мировым духом, осуществляющим свои великие цели, не считаясь со средствами – не обращая внимание на трагедию конкретных людей, которые не представляют для него вечной и непреходящей ценности.В рассуждениях прославленного логика Гегеля о всемирной истории – процессе становления и самопознания мирового духа, Кьеркегор – непревзойденный диалектик с тончайшим умом, находит алогизм: Гегель утверждал, что природа с ее жесткими физическими законами – это царство необходимости, а история – царство, где реализуется свобода, но на деле в его философии истории нет свободы – ход истории предопределен и каждое ее событие закономерно, нет никакой альтернативы, нет никакого выбора – везде господствует необходимость, а свобода личности оказывается фикцией. Умозрительная философия Гегеля с ее детерминизмом и учением о мировом духе, использующем людей как средство – неприемлемо для христианского персоналиста Кьеркегора, понимавшего, что личность самоценна, она значит в очах Всевышнего больше, нежели государство, ее нельзя использовать как средство – это цинично и безнравственно, на что указал еще Кант. Со всей пылкостью своего огненного духа, Кьеркегор отвергал философию истории Гегеля с ее детерминизмом и саму идею закономерности исторического процесса, полагая, что ставшее – результат свободного выбора и в истории нет ничего необходимого, ибо свобода – то величайшая сила духа, что изменяет реальность – пред ней ничто пространство и время. С позиции православного богословия философию истории Гегеля блестяще раскритиковал выдающийся религиозный мыслитель и историк Церкви о. Георгий Флоровский, охарактеризовав ее как логический провиденциализм, где весь ход истории – предопределен и рационален, а каждое ее событие – логично, но эта рационализация исторического процесса заменяет живого и личного Бога пророков и Откровения абстрактным измышлением рассудка – «Богом всеобщих законов», проповедует «фаталистическую предопределенность» всех событий истории, оправдывая всякое преступление и не оставляя места индивидуальной свободе человека, не понимая, что он – не только носитель идеи, но и самобытная и уникальная творческая личность: «Романтический культ личности, неповтори¬мой, автономной и самодовлеющей, которая сама себе предписы¬вает законы, фихтеанский пафос свободы морального творчества, гениальный эстетизм Шеллинга, шлейермахерова религия чувст¬ва и настроения... – все это слишком хорошо известно.  И весь этот ряд завершается гегельянством, где личная свобода, свобода творческого самоопределения становится основною темою косми¬ческого развития. И, вместе с тем, в этих индивидуалистических системах, строго говоря, личность... исчезает, для творческой лич¬ности не оказывается места.  Мы не поймем подлинной причины этого неожиданного происшествия, если будем искать ее в «пантеизме» тогдашнего мироощущения: ведь дело было не в растворе¬нии личности в природе, а в том, чтобы всю природу найти внут¬ри себя, как в автономном «микрокосме». Разгадку следует искать не в мироощущении, а в миропонимании. Логический провиденциа¬лизм – этим непривычным термином лучше всего выражается характеристическая черта этого миропонимания; и именно эта идея сплошной логичности мира, разумности истории, так ска¬зать, рациональной прозрачности космического процесса и есть глубинный источник внутренних диссонансов идеалистического индивидуализма. Каждый момент исторического развития представляется воплощением какой-нибудь «идеи», допускаю-щей отвлеченную формулировку. В смене таких «эпох» тоже рас¬крывается определенный логический порядок, и весь их ряд ори¬ентируется по направлению к некоторому завершающему строю, в котором выявляется полнота разумного содержания. Та необ¬ходимость, с которою из аксиом геометрии вытекает в мель¬чайших своих подробностях вся система утверждений о прост¬ранстве, усматривается и в космической эволюции, в посту¬пательном ходе человеческой истории. Играющие здесь роль аксиом элементарные мотивы создающего вселенную Разума принимаются за нечто, доступное человеческому познанию, так что, исходя из них, мы можем как бы предугадать всякий из¬вив эволюционного потока. Ход истории оказывается однозначно определенным. И мысль не останавливается на «начале» мира, она проникает и в тайны того, «что было, когда ничего не было», и показывает роковую необходимость строения самого Аб¬солютного Первовиновника всего, показывает, что мир не мог не возникнуть и притом не мог не возникнуть именно таким, каким мы его знаем. Так, проводимое до конца «осмысливание» истории приводит к безызъятному детерминизму: в тисках железной необходимости логики умирает всякий проблеск свободы или творчества». История мира – это экзистенциальная трагедия, ее таинственный, непредсказуемый и хаотичный ход обусловлен свободой людей, находящих в состоянии выбора – в истории действует не только всемогущий Бог, но и люди, одаренные Им свободой, а потому могут происходить случайные, преступные и бессмысленные события, идущие вразрез с волей Вседержителя, что ясно понимал религиозный экзистенциалист Лев Шестов, писавший: «С давних пор люди ломали себе головы над «смыслом войны». Особенно историки и философы. Войн была такая пропасть – вся история один непрерывный ряд войн: и все это нужно было объяснить, да так, чтобы понятно было. И действительно объясняли, и действительно было понятно. Еще в гимназии я понимал, зачем Александр Македонский шел в Индию, зачем Цезарь перебил миллион галлов и столько же взял в плен, зачем варвары шли в Европу, Наполеон – в Россию и т.д. и сейчас нынешнюю мировую войну объясняют, хотя она еще не кончилась. Но чем больше объясняют и чем понятнее объяснения, тем тошнее от них… и забывают, что никакие железные дороги, никакие моря и все прочее не окупят почти мифических затрат, которые потребовала о  Европы война. Я уже не говорю о безумных жертвах, о миллионах человеческих жизней, об изувеченных, замученных, обнищавших. А идеалы! Сколько людей, утверждавших, что для них идеалы дороже всего на свете, принуждены были сложить свои лучшие упования на алтарь ненасытного бога войны…». Не все события мировой истории свершаются по святой воле Бога и не все они имеет оправдание и смысл в очах Всевышнего, множество бессмысленных и кровавых войн, ужасов и трагедий истории вообще нельзя оправдать, клиодицея невозможна, история – хаотична и непредсказуема, ее движение – не обязательно линейное, как думали прогрессисты, или спиральное – подобные мысли были у Маркса, но иногда – молниевидное, история может двигаться зигзагами, а может замереть – погрузиться в безвременье, может откатиться назад – возможен не только прогресс, но и регресс – и все это потому, что человек наделен грандиозной и загадочной силой духа – свободой. Если Бог всемогущ, мир сотворен Им из ничего, а человек создан по образу и подобию Его, то необходимость и закономерность – это измышления разума, жизнь непредсказуема, таинственна и драматична, ибо люди обладают свободой – нельзя устранить творческое fiat из бытия человека, он – творец истории, принадлежащий не только эмпирическому миру с его физическими законами, но и Богу, одарившему всех нас свободой. «Если Бог любит людей, для какой надобности Ему покорять их Своей Божественной воле – и отнимать у них собственную волю, самое драгоценное из того, чем Он их одарил? Нужды нет никакой» – восклицал Лев Шестов. Бог одарил людей свободой, ибо возлюбил их, но свобода предполагает ответственность – каждый будет отвечать не только за свои поступки, но и за состояние своего сердца на Страшном Суде. Для христианина невозможно согласиться с тем, что «высший суд – это суд истории», ибо история осквернена грехами, она не есть воплощение правды Божией, в ней зачастую торжествуют нечестивцы, а праведники страдают и умирают в бесславии. Но есть Высший Судия – это Бог, в конце времен Он свершит Суд над историей.
                В центре христианской историософии заложено стремление найти смысл истории, осмыслить мировую драму между Богом и человеком. Всемирная история есть по слову философа В.С. Соловьева – «Богочеловеческий процесс», но процесс этот, по характеру своему катастрофичен. Только в сознании сентиментального мечтателя всемирная и всеобщая история есть мирный и культурный процесс, рациональный прогресс знаний, морали и субъекта исторического бытия – человека. В реальности история есть «катастрофическая картина взрывов» прерывный и трагический процесс. Смысл мировой истории заключается не в том, чтобы благополучно устроиться на земле, осуществить идеальное государство Платона, откуда изгоняются поэты, теократическую утопию Августина Блаженного, где пресекается любое инакомыслие и не ценится свобода личности, или построить Вавилонскую башню технократической цивилизации, где все духовное предается забвению, нормой становится грех и увековечивается мир, во зле лежащий, а в героической борьбе с мировым злом, в эсхатологической победе Иисуса Христа над Антихристом и всеми силами тьмы – Адом, грехом и смертью, в духовном преображении человека и мира. По преданию Церкви Каин основал первый город – основал цивилизацию, а среди его потомков стали процветать ремесла и искусства. Но ни земные блага, ни науки и богатства, ни философия и искусства – ничто не могло заменить тоскующему сердцу падшего человека Бога и утраченного блаженства Богообщения. Человек со всеми глубочайшими падениями и высочайшими взлетами его духа – это самое загадочное Божье создание, его сердце – неисследимая бездна, ведомая только Богу, а жизнь – не одномерное явление природного мира, она имеет еще и измерение духовной глубины. Почему жизнь, растраченная в поисках земных наслаждений, в конце концов, заканчивается разочарованием, ощущением опустошенности и душевными муками, настолько сильными, что само существование становится в тягость и в истомившемся уме возникает помысел о самоубийстве? Потому что человек сотворен Богом, он – богоподобное создание и его сердце может насытиться лишь бесконечной и вечной любовью Божества, никакая земная радость и ценность не может заменить его душе Бога, ибо она – христианка по природе, хоть язычница по страстям и порокам, душа наша создана для любви и имеет духовные нужды, она начинает задыхаться без религиозной и духовной жизни, в основе которой – вера и молитва. Вся жизнь человек кружится в суете и хочет устроиться на земле без Бога, но чем более он опустошает свое сердце страстями, отходит от своего Творца и ищет счастья вне общения с Ним, тем сильнее его душа переживает зияющую пустоту и бессмыслицу суетной жизни – жуткое зрелище раскрытой пасти Ада, словно сошедшей с апокалиптической гравюры Альбрехта Дюрера. Человек – хрупкое и немощное создание, живущее в материальном мире и подвластное разрушительному потоку времени, но вместе с тем – он есть высшее существо, обладающее духовной свободой, его душа не от мира сего, она – причастница духовного мира, ощущающая трагическую потерю Бога, ищущая вечную жизнь и нетленную красоту, живущая не только в космическом и историческом, но в экзистенциальном времени, имеющем вертикальное направление, неисчисляемое математически, сопричастное вечности, ибо душа испытывает притяжение небес и преисподней. Как писал Николай Бердяев: «все, что совершается в экзистенциальном времени, совершается по линии вертикальной, а не горизонтальной». Все книги Священного Писания и опыт всей истории показывает, что человек может обрести вечное счастье только в Боге, а его жизнь на земле имеет смысл только как путь к Богу и приуготовление к вечности. История мира трагична, а светская оптимистическая теория прогресса – философски нелепа и этически несостоятельна, ибо в земном мире, находящемся во власти смерти и времени, невозможно достичь социального идеала, более того, она входит в конфликт с пророчествами Апокалипсиса, возвещающими об оскудении любви, мировых войнах и бедствиях, которые постигнут мир в грядущем. Вся история мира это не мирный прогресс, а цепь нарастающих катастроф, трагическая картина Богочеловеческой драмы. Альфа ее – творческий акт Бога и последующее грехопадение Ангелов на небе и людей на земле, в центре – трагедия Креста, а ее омега – эсхатологический катарсис, Страшный Суд. Религиозный философ и богослов С.Н. Булгаков подчеркивал, что в основе религиозного осмысления истории стоит антиномия и парадокс – история изначально есть воплощение замысла Творца о сотворенном Им мире, а история после грехопадения – трагедия, в которой происходит «окончательное обособление духовного добра и зла». Если мыслители, исповедующие историософский пессимизм и фатализм, - Вико и Освальда Шпенглера, выдвинули теорию естественного процесса неизбежной гибели культур – иссякновения ее жизненных сил и перерождения в цивилизацию, независящего от воли человека, но в свете христианства история – это драма человеческой свободы, в ее сердцевине стоит тайна определения человека по отношению к Богу.
                После грехопадения Адама и Евы весь земной мир попал во власть смерти и тления, с тех пор вся земная тварь Божия мучается и плачет, ожидая откровения сынов Божиих – исполнения высшей миссии одухотворения и преображения вселенной, но люди оказались ниже своего призвания – обожения, их естество стало осквернено грехом и они сделались смертны, страстны и тленны. По афористической формулировке богослова В.Н. Лосского «история человечества после грехопадения – это история длительного кораблекрушения с ожиданием спасения. Но гавань спасения – еще не цель; потерпевшему крушение она дает возможность снова отправиться в путь к единственной – все той же – цели: единению с Богом». Всем сердцем всемилостивый Господь желал, чтобы люди соединились с Ним в любви и духовно преобразили всю землю – весь видимый мир, но чтобы это осуществилось необходимо было пришествие Христа Спасителя и Его мироискупительная жертва, дабы все верующие могли освободиться от греха и смерти и приобщиться к Богу и Его вечной жизни. После утраты райского блаженства люди познали горечь бытия – все сыновья человеческие трагически обречены на смерть, их души одолевают страсти – из зависти Каин убивает брата своего Авеля. Вся последующая история есть хроника братоубийственных войн – каиниада. Мучительно переживая разлуку с Богом, сознавая свою греховность и смертность, люди жаждали искупления грехов и избавления от страданий, их сердца щемила неистребимая тоска по утраченному Раю, но вместе с тем, желая избавиться от горечи бытия и забыть о разлуке с Творцом, смерти и страданиях, они изобретали технику и искусства, отдавались земным наслаждениям и воспевали мимолетную красоту. Весь смысл Ветхого Завета заключается в том, чтобы приуготовить человечество к пришествию Сына Божиего и Его искупительной жертве, но ветхозаветная история – это не только история Божьих избраний и благословений – не только история Иова, Авраама, Моисея и пророков, предрекавших пришествие Мессии, но и история испытаний и искушений, падений и богоборчества. На страницах Ветхого Завета возвещается как древние люди  с люциферианским устремлением воли жаждали спасти себя самостоятельно и самообожиться, вступали в общение с падшими Ангелами – демонами, а иные вознамерились покорить небеса – возвести Вавилонскую башню, которая есть воплощенный вызов Богу и порыв безбожной цивилизации в небесные выси, единство людей во грехе и лжи, премудро ниспровергнутое Всемогущим. Центральная тема Ветхого Завета – тема избрания Израиля, избранного народа Божиего, ставшего оазисом святой веры в единого Бога посреди пустыни падшей, многогрешной и неискупленной земли и языческого многобожия, ибо с этим народом Бог заключил Завет – союз, даровал ему Свой священный закон и ниспосылал пророков, вдохновенных Духом Божиим, освящает Своим присутствием храм Соломонов и создает священство Свое – прообраз священства Новозаветной Церкви. Ветхозаветная история – это длительное приуготовление мира к пришествию Христа Спасителя, непорочно зачатого и рожденного от Пречистой Девы Марии – избрание ее было возвещено Архангелом Гавриилом. По богословскому изъяснению Владимира Лосского великое таинство Боговоплощения совершилось через свободное согласие Марии: вся история мира зависела от ее свободного решения – принять святую волю Вседержителя или отвергнуть ее – благословенная Богом, хранимая Его законом и молитвой, Она смиренно приняла благовестие – «Се раба Господня, да будет мне по слову твоему» (Лк.;1:38). Преподобный Иоанн Дамаскин утверждал, что «наименование «Богородица» содержит всю историю Божественного домостроительства в мире», ибо Пречистая Дева Мария, освященная Святым Духом, родила Божественное Лицо – Христа Богочеловека, воспринявшего от Нее человеческое естество. Во Христе Богочеловеке одна Божественная Личность, Он есть Бог Слово, вторая Ипостась Святой Троицы, но две природы – предвечная Божественная и воспринятая человеческая, которые пребывают в нераздельном, неслияном и неразлучном единстве с момента Его воплощения. Иоанн Креститель – последний пророк, пришедший в духе Илии, узнал во Христе истинного Мессию, гласом вопиющего в пустыне и пророческим перстом своим он указал на Него Израилю, как на Агнца Божиего, берущего на Себя грехи мира. Историческая миссия Иисуса Христа имела всеобщий характер – «спасение от Иудеев» (Ин.4:22), ибо вся ветхозаветная история Израиля была приуготовлением пришествия Сына Божиего, но Его Нагорная проповедь, притчи, чудеса и искупительная жертва обращены ко всем людям и всем народам земли, ибо в Его святой Церкви нет не иудея, не эллина, она – священный оазис Божий в мире, лежащем во зле, но она – сверхнациональна и врата ее открыты каждому человеку, ибо любовь Божия охватывает всех. Как премудро и поэтично поясняет святитель Илия Минятий, тонко и изящно рассуждающий о бесконечной любви Вседержителя, обращенной ко всем людям: «В течение тридцати трех лет, прожитых здесь на земле, сколько потрудился Богочеловек Иисус, сколько пострадал, как умер! Отцы Церкви говорят, что вследствие ипостасного единения во Христе человечества с Божеством каждое деяние Христа достойно бесконечной чести и славы, так что самое малейшее страдание Христа в силах загладить всемирный грех; одна капля Его пречистой крови может угасить все пламя вечного мучения; одна смерть, естественная, безболезненная, могла спасти весь человеческий род. Но когда Он перестрадал, сколько не страдал никто другой, – когда Он пролил всю кровь Свою даже до последней капли, – когда Он умер на кресте с такой мукой и позором – неужели вы думаете, что все это Он переносил только для того, чтобы спасти одну часть людей, а другую оставить в погибели? Он столь легко мог бы спасти всех, и с такими усилиями восхотел бы спасти немногих? Он израсходовал беспредельное сокровище и только для того, чтобы сделать маленький выкуп, – излить все богатство Своей Божественной милости, чтобы облагодетельствовать столь немногих? Нет, на всех, на всех простирается богатство божественного дара! Раны Иисуса Христа были исцелением для всех. Кровь Иисуса Христа есть для чудесная лествица, по которой все восходим в рай… А если Он за всех умер, то хочет, чтобы все и спаслись… Небесный Отец, если обо всех промышляет, то и всем хочет спасения. Бог хочет, чтобы все спаслись. Поэтому Он повелевает и солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и дождю – падать на грешных и праведных. Итак Бог, по Своей праведности, милосердию и промышлению о всех, хочет всем спасения и, насколько это от Него зависит, не хочет погибели чего-либо даже малейшего. Это утверждает Сын Божий во Святом Евангелии: несть воля пред Отцем вашим небесным, да погибнет един от малых сих (Мф. 18. 14). Он всех зовет к Себе и поэтому Бог богов, говорит Давид, Господь глагола и призва землю (Пс. 49, 1). Свыше и от начала возглаголал устами пророков – возглаголал в последние дни в Сыне, воплощенном Слове, и призвал ко спасению всю землю. Поэтому небесный Иерусалим, прославленный град Божий, рай, как видел его Иоанн в Апокалипсисе, имел двенадцать врат, по три обращенных к разным сторонам света, дабы мы знали, что Бог отверз рай для всей вселенной».
                Бог есть Любовь, Он сотворил мир не в силу необходимости, а совершенно свободно – в акте любви, и в любви заключается смысл всего Им сотворенного. «В сознании Его всякий имеет свое единственное место в чине любви, соответственно образу, который Он узрел в них прежде, чем создал их и все остальные твари, прежде чем замыслил Он сотворение мира, Он, Чья любовь не имеет начала, изначально обладал начальным побуждение к сотворению мира. У Него единый чин совершенной бесстрастной любви ко всем им, и у Него единый Промысел как о тех, кто пал, так и о тех, кто не пал». Бог вразумляет человека с любовью. Евангелие возвещает о любви к врагам. Страждущий Христос, распятый на Кресте, являет высочайший образец евангельской любви и всепрощения. Господь любит и праведников и грешников, Он милосерден и к Ангелам и к демонам. Свобода – это высший дар Бога человека, она – печать богосыновства и знак любви Создателя к нам, и если бы человек доверился Творцу своему и пошел по пути предначертанному, то его жизнь не знала бы скорбей и смерти, но человек нарушил заповедь Божию и вверг весь видимый мир во власть смерти и тления, ибо «грех – жало смерти» (1 Кор.15:56). Прежде сотворения мира, премудрый Творец знал о том, что возможна трагедия грехопадения, но не отъял в беспредельной любви Своей десницы от творения Своего и создал нас. В книге Бытия рассказывается, что сотворению человека предшествовал Предвечный Совет Святой Троицы – Господь советовался с Самим Собой, ибо Всеведущий знал, человек, обладая богоподобной свободой, мог воспротивиться воле Всевышнего, и поэтому все Лица Святой Троицы взяли на Себя миссию искупления грехов мира и спасения человека, в случае его грехопадения. В Новом Завете много сказано о любви Божией, она – тайна нашего спасения и искупительной жертвы Христа на Голгофе, тайна сошествия Святого Духа на апостолов, бытия Церкви и ее святости. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3:16) Бог Отец настолько возлюбил Свои создания, что жертвует ради них самым дорогим для Его сердца – Богом Сыном, пришедшим на землю исполнить волю Отца Небесного, которая заключается в том, что никто не погиб – ни одна душа не осталась в мрачных чертогах преисподней, но все познали Божественную Истину, освобождающую от власти греха и смерти, и обрели спасение – унаследовали Царство Небесное. По проницательному суждению Паскаля вся история мира вращается вокруг двух событий – грехопадения Адама и искупления, совершенного Иисусом Христом на Голгофе. Христос не только образец идеального человека и нравственный идеал всех христиан, Он – Божественный Искупитель наших грехов и единственный Спаситель мира, и без Его искупительной жертвы наше спасение было бы невозможным, ибо никакими добрыми делами нельзя искупить первородный грех и обрести Царство Небесное. Тайна спасения – это тайна синергии благодати Божией и свободы человека. Спасение – это великий дар Божий, знак Его любви к нам, но оно невозможно для нас без нашего духовного усилия, которым берется Царство Небесное – без веры во Христа распятого и воскресшего, действующей любовью, любовь же к Богу состоит в соблюдении святых заповедей Его. По вероучению Церкви Христос есть Богочеловек, Он – Бог вочеловечившийся, совершенный Бог и совершенный человек, в Нем – в Его единой Божественной Личности неслитно и нераздельно, неизменно и неразлучно соединились две природы и две свободы – Божественная и человеческая. Вся жизнь Христа имеет для христиан абсолютное значение, ибо каждая Его мысль и каждое слово, каждое намерение сердца и деяния – все было проникнуто Его Божественной мудростью и любовью, человеческие естество и свобода в Нем были освящены и преображены. Вся истории до Христа – приготовление мира через Ветхий Завет, философию и искусство к пришествию Сына Божиего, осуществляющего идею Творца о человеке,  возвращающего мир к Богу. Богослов Георгий Флоровский писал, что Ветхий Завет наполнен пророческими книгами, а сюжеты ветхозаветной истории о страданиях Иова, подвиге веры Авраама и жертвоприношении Исаака, трехдневное нахождение пророка Ионы в чреве кита, имеют проообразовательный смысл – возвещают о крестной смерти Христа, Его сошествии во Ад и воскресении из мертвых: «весь Ветхий Завет – не что иное как «родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова» (Мф.;1:1). Это эпоха обещаний и ожиданий, время заветов и пророчеств. Не только пророки предсказывали будущее. События – это тоже пророчества. Вся эта Книга – пророческая, прообразовательная, вся она символами говорит о грядущем исполнении. Но время ожиданий прошло. Обещание исполнено. Господь сошел на землю. Сошел, чтобы вечно пребывать среди Своего народа. Закончена история плоти и крови. Начинается история Духа: «Благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа» (Ин.;1:17)». Кульминация всего Ветхого Завета и начало Нового Завета – чудесное рождения Христа Спасителя – поворотная и крестная точка проникновения вечности во всемирную историю, Он – сердце Библии,  ее начало и конец, сообщающий времени вечный смысл. Весь смысл истории заключен во Христе, ибо Он – предвечный Логос бытия, Альфа и Омега. Мир сотворен Богом через Логос – Божественный Смысл, Христос – идеальный образец для человека, в Нем смысл Божьего творения, Он спасает мир силой Божественной Любви и совершает искупление грехов, возвращая смысл и человеческой жизни и мировой истории. Как уже было сказано, существует не только космическое время, но и время историческое – линейное, устремленное к грядущему, оно исчисляется годами и столетиями, и связано с тайной свободы человека и новизны – в истории небывшее становится бывшим. В Священном Писании время линейно, христианство взорвало циклическое время языческого мира с его мифопоэтическими космогониями и теориями вечных круговоротов. Размышляя о тайне времени, архимандрит Рафаил Карелин писал, что «христианство разорвало этот порочный круг и бесконечные циклы, сменяющие друг друга, где будущее повторяет прошлое, а конец тождественен началу. Время священной истории мира – прямолинейно. Но, встречая сопротивляемость в косности материи и упругости меонической среды, оно становится спиралеобразным. Время в христианстве имеет не только горизонтальное направление, но тяготение к вертикалу, и насколько оно становится вертикальным, - настолько спираль возвращается к прямой линии, и настолько время во внутреннем измерении человека становится объемным». В аспекте христианской хронософии крест – это образ встречи вечности и времени, вечный Бог Слово нисходит в мир, а само время обретает смысл – логос, становится осмысленным во Христе, и обретает не только горизонтальное направление – движение в поле истории, но и вертикальное направление – вхождение в вечности, ибо как Бог воплощается, так и человек призван устремиться к метафизическому и трансцендентному – к вечному и небесному, именуемом в Евангелии Царством Небесным и правдой его. По знаменитому изречению Гераклита время – «это дитя, играющее с фишками, постоянно их складывающее и потом разрушающее», оно – катящееся колесо бытия, вечный и бесцельный круговорот и бессмысленное чередование событий. В свете таинства Боговоплощения – величайшего чуда истории, время обретает смысл – во Христе упразднилась идея судьбы, изменился ритм и ход истории, разрушилось циклическое понимание истории, и сущностными чертами времени стали однократность и уникальность. По утверждению религиозного философа Е. Трубецкого в его книге «Смысл жизни»: «Во Христе жизненный круг перестает быть порочным кругом. Победою на кресте упраздняется дурная бесконечность и дурная периодичность смерти. В противоположность Дионису и другим богам натуралистических религий, периодически умирающим и периодически воскресающим, Христос единожды умер и воскрес; в Нем упразднен самый закон всеобщего периодического умирания». Как писал Бердяев, в центре христианского сознания стоит «единичный, неповторяемый, единственный, ни с чем не сравнимый, ни на что не похожий, однажды бывший и не могущий повториться, факт исторический и вместе с тем и метафизический, т. е. раскрывающий глубины жизни, - факт явления Христа». Христос Богочеловек – это духовная основа всемирной истории, ее сокровенный метафизический смысл и единственное религиозное оправдание. Если бы Христа не было, то история мира не имела бы никакого смысла.
                Во Христе миру открылся высший смысл истории, ее Божественный Логос, а это означает, что без Христа, Его искупительной жертвы и воскресения из мертвых – история бессмысленна, равно как бессмысленной она является без Церкви с ее таинствами и эсхатологического завершения и грозного дня Страшного Суда. По глубокомысленному суждению Бердяева смысл истории христоцентричен – связан с чудесной Личностью Христа Богочеловека: «Христианство есть откровение Бога в истории, а не в природе. Библия повествует  об откровении Бога в истории. Тайна христианства связана с боговоплощением... Бог вступает в историю, в историю вступает метаистория».  «История есть свершение, имеющее внутренний смысл, некая мистерия, имеющая свое начало и конец, свой центр, свое связанное одно с другим действие, история идет к факту – явлению Христа и идет от факта – явления Христа. Этим определяется глубочайший динамизм истории, движение истории к сердцевине мирового процесса и движение от сердцевины этого процесса». Христос примирил человека с Богом, искупил все грехи мира на Голгофе, сокрушил силы Ада и роковую власть смерти, не только возвратил утраченную с грехопадением первозданную свободу, но и сделал возможным обретение высшей свободы в Божественной Истине, усыновил человека Богу и открыл всем нам путь к спасению и обожению. С рождением Иисуса Христа – началась новая духовная эра в истории человечества – новозаветная история Церкви и мира. Русский философ Владимир Эрн блестяще описал религиозную трагедию всемирной истории, ее смысл и значение личности Сына Божия,  Иисуса Христа: «Поворот от греха, от кошмарных ужасов темного и злого хаоса, истинное освобождение из-под власти всеобщего рабства, истинный и единственный катарсис мировой трагедии – в Гефсиманском саду и на Голгофе. Второе творение мира, создание «новой земли» произошло там. А без новой земли нам некуда было бы идти; без этой цели, лежащей впереди человечества, не могло быть никакого движения вперед. Мировая трагедия без своего катарсиса превратилась бы в безысходный кошмар». Христос спасает мир силой Божественной Любви. История мира имеет смысл, ибо в центре ее – пришествие Христа и совершенное Им на Голгофе вселенское дело искупления. На Голгофе Христос принял в сердце Свое страдания всего человечества, ни на одно мгновение Он не разлучился с Богом Отцом и Святым Духом, ни на одно мгновение в Нем не разлучились два естества и две воли – Божественная и человеческая, но Спаситель добровольно принял самое страшное из всех страданий – воплотившийся Бог был распят на Кресте ради нашего спасения и испытав вселенскую Богооставленность, воскликнул от лица всего страждущего человечества: «Боже Мой! Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» (Мк. 15:34). В своих богословских рассуждениях Кьеркегор касается и Личности Иисуса Христа – величайшего парадокса, ибо Христос соединил в Себе вечное и временное, историческое и метафизическое, Он – Бог, снизошедший до истории, и это величайшее чудо в истории мира: «Историческим является то, что Бог, вечный, в определенный момент времени предстал как единичный человек». Для Кьеркегора чудесная Личность Христа Богочеловека – вечна и метаисторична или лучше сказать – всеисторична, ибо Иисус Христос воплотился и вочеловечился, Бог присутствует в драме всемирной истории, но сама история – это область прошедшего, а Христос всегда совечен и современен нам – все, что рассказывается в Евангелии должно стать действительностью для каждого из нас, мы должны жить со Христом и в этом смысле Его жизнь на земле – не предмет истории и не прошлое, а вечное настоящее и все изреченное и сделанное Им – Его притчи и Нагорная проповедь, чудеса и назидания, преображение на Фаворе и Гефсиманское моление о чаше, мученическая смерть на Голгофе, искупившая грехи рода человеческого, и воскресение из мертвых – все это актуального для всех нас, и если мы христиане, то должны чувствовать, что живем одновременно со Христом: «Если ты не сможешь себя преодолеть, стать христианином в смысле одновременности со Христом, или Он не сможет тебя взволновать в смысле одновременности, не может тебя к Себе привлечь, то ты никогда не станешь христианином». Если Христос вечен, то Он – наш современник и призваны стать современниками Сыну Божиему: «… событие это (воплощение Сына Божиего) нельзя приравнивать к другим событиям, которые сначала как минувшие переходят в историю, а затем как давно минувшие предаются забвению. Нет, пребывание Иисуса Христа на земле никогда не станет чем-то минувшим, не говоря уже о том, чтобы стать чем-то все более и более отходящим в глубь времен и теряющим свое значение…». «Абсолютный смысл христианства: современность Христу». Христос свыше истории, но Он есть историческая Личность – Он лично вошел в наше время, был рожден Пресвятой Девой Марией в Вифлееме, рос в Назарете, проповедовал, рассказывал притчи и творил чудеса в Палестине, умер на Кресте в Иерусалиме и чудесно воскрес из мертвых. Христос жил в истории, а история обрела в Нем смысл – само время обрело онтологический смысл во Христе, ибо Он есть воплотившийся Бог Вседержитель, держащий в деснице Своей все времена и пребывающий в Церкви и с Церковью «во все дни до скончания века» (Мф. 28:20). Если Христос совершил искупление грехов рода человеческого, освободил нас от рабских уз греха, а животворящий Крест Его попрал смерть и соединил творение с Творцом, то ниспосланный по Его ходатайству Святой Дух освящает и преображает верующих в Него, собирает всех нас в единую, святую, соборную и апостольскую Церковь, духовно возрождает нас для вечной жизни. Христос – краеугольный камень, на котором зиждется неодолимая Церковь, поэтому «врата Ада не одолеют ее» (Мф. 16:18).
                Весь Новый Завет историчен, ибо в основании христианской веры лежат исторические события – Боговоплощение, Голгофа, Воскресение и вознесение, а самое Евангелие есть святое житие Иисуса Христа, в Котором «обитает вся полноте Божества телесно» (Кол2:9), с Его речами, проповедью, притчами, чудесами, крестной жертвой, сошествием в преисподнюю, воскресением из мертвых и вознесением на небеса. Вне веры во Христа и Его святой Церкви, где таинственно действует Дух Божий, наше спасение было бы невозможным. Только искупительной жертвой Агнца Божиего и благодатью Бога Освятителя человек может исполнить свое высшее предназначение – стать богом по благодати, и это невозможно без верности Богу, духовной жизни в Церкви и ее святых таинств. Христос пребывает в Своей Церкви, она – мистическое Тело Христово и чудо постоянного присутствия Бога в мире и Его Нового Завета с искупленным человечеством, а ее существенная черта – историчность, ибо без Церкви история нашего мира была бы лишь летописью неисчислимых грехов и хроникой духовно-нравственного падения человечества в адскую бездну погибели. По вдохновенному слову Бердяева «абсолютная реальность Богочеловека-Иисуса Христа дана в священном предании Церкви, в духовном опыте Церкви. Только внутри Церкви виден целостный лик Иисуса Христа, в котором Иисус и Христос, человек и Бог не могут быть разделены. Абсолютная реальность, целостный лик Иисуса Христа не виден во внешней эмпирической действительности, в исторической эмпирии. Вот почему проблема Иисуса Христа не может быть разрешена средствами исторической науки… Земную биографию Сына Божьего и Сына Человеческого нельзя написать по одним объективно-научным историческим данным», ибо «абсолютная реальность Иисуса Христа и Его целостный лик раскрывается в другом порядке бытия, не в природно-историческом, а в сверхприродно-историческом, духовном порядке… Христос явился в истории, но размеры Его явления не были видны в истории, в ее внешнем процессе. Размеры Его явления видны лишь в Церкви, которая и есть таинственное пребывание иного порядка бытия в нашем порядке бытия». В святой день Пятидесятницы – в день сошествия Духа Святого в огненных языках пламени на учеников Иисусовых, произошло образование Новозаветной Церкви с ее апостольской проповедью, ее члены – христиане, род царский, пророческий и священнический, они отмечены печатью Святого Духа через таинства крещения и миропомазания, имеют Священное Писание и Священное Предание, молитвенное и евхаристическое общение со Христом, всегда присутствующим в Церкви, и призваны стяжать благодать Святого Духа и быть соработниками у Бога на ниве благочестивой жизни – содействовать Творцу в окончательной победе над тлением и смертью, в духовном преображении космоса. После мироискупительной жертвы Сына Божиего священная история продолжается – это история Церкви, мистического Тела Христова, в котором пребывает Святой Дух – Утешитель, ниспосланный Богом Отцом по ходатайству Христа Спасителя. В Евангелии от Иоанна рассказывается как Христос возвестил ученикам Своим о Святом Духе Истины – Утешителе, который снизойдет к ним и будет руководить Церковь, направлять ее в историческом пути: «…придет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух Истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне» (Ин15:26), наставит «на всякую истину» (Ин.16:13), «от Моего возьмет и возвестит вам» (Ин 16:15). В догматическом богословии Церкви и ее гимнографии Бог Святой Дух – великий Утешитель, Он – третья Ипостась Святой Троицы, Свет и Жизнь,  «Сокровище благих» и жизни Податель, хранящий и руководящий Церковью, освящающий верующих и совершающий ее таинства, семью Своими святейшими дарами, возрождающий в нас помраченный образ Божий и образовывающий нашу личность по Божественному Первообразу – по образу Христа Богочеловека. По слову апостола Павла в Церкви действует Дух Божий, ниспосылающий каждому члену ее особый дар и служение: одни призваны Им быть учителями веры, иные – священнослужителями, третьи – управляющими, четвертые – пророками, пятые –  чудотворцами, одни – уходить в пустыни – становится монахами, иные – принять мученический венец за Христа. Святой Дух есть Бог Жизнедавец и Освятитель, Он животворит все творения Божии, вдохновляет пророков и мудрецов Церкви, ниспосылает таланты и благословляет богоугодное творчество на поприще философии, науки и искусства, от Него все прекрасное в природе, ибо Он – Творец красоты, к Нему православные христиане взывают с молитвой: «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, Иже везде Сый, и вся исполняяй, Сокровище благих, и жизни Подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наши». Путь спасения есть путь стяжения благодати Святого Духа, но Христос предостерегает нас, что грех против Святого Духа не простится: «И всякому, кто скажет слово на Сына Человеческого, прощено будет; а кто скажет хулу на Святаго Духа, тому не простится» (Лк 12:10). Всякий грех есть отречение от Бога и отвращение от Него, а грех от Святого Духа есть отрицание святости Божией, Его любви и промыслительной заботы о Своем творении – окончательное отвержение Бога и невыразимое отчаяние – та неисцелимая печаль, которая свойственна демоническому состоянию, зорко подмеченная М.Ю. Лермонтовым, назвавшим своего антигероя Демона – «печальным», ибо он навеки отпал от Творца своего и не имеет Утешителя – хулит Духа Святого и обессмысливает жизнь свою, ввергая себя в вечную погибель. В Священном Писании нет четкого описания Его образа – Он является символически – то в виде голубя, слетающего на Христа в момент крещения Господня, то в виде огненных языков, сошедших на апостолов в Сионской горнице, то в шуме несущегося ветра.  Бог Святой Дух таинственен и сокровенен по причине трансцендентности и непостижимости Его предвечного Божества, ибо нельзя узреть Бога, ведь Божество апофатично – неизобразимо и неописуемо, но таинственное действие Святого Духа ощутимом мистически и духовно – благодать Его дает понимать Слово Божие, вносит мир, радость и покой в душу, дает познать бесконечную и вечную Божественную Любовь, преображает человека и уподобляет его Христу – научает Им жить и дает силы исполнить заповеди Евангелия. Величайший образец богословия – бесподобная молитвенная поэма о Святом Духе, содержится в боговдохновенных писаниях преподобного Силуана Афонского: «Бог есть Любовь; и во святых Дух Святой есть Любовь. Духом Святым познается Господь. Духом Святым величается Господь на небесах. Духом Святым святые славят Бога, и дарами Духа Святого прославляет Господь святых, и славе этой не будет конца. На небесах все живет и движется Духом Святым. Но и на земле – тот же Дух Святой. Он живет в таинствах; Он – в Священном Писании; Он – в душах верующих». В Священном Писании сказано, что где Дух Господень, там и свобода – благодать Божия не истребляет и не умаляет свободу человека, а освящает и одухотворяет ее. В жизни Церкви благодать Божия и свобода человека сотрудничают, ибо всемогущий Господь, пред Которым вселенная – песчинка, не хочет насильственно спасать людей, а жаждет их ответной веры и любви.  Библия – это книга священной истории, она – летопись Богоявлений и деяний Божиих, весть Бога, открывающего Себя через историю и в истории – вплоть до Боговоплощения, но вместе с тем, Библия – это книга о деяниях людей и судьбах человечества, она рассказывает о сотворении, грехопадении и спасении людей, содержит в себе не только голос Бога, но и ответный голос человека – его молитвы и хвалы, слова печали и надежды, восторга и отчаяния,  трепета и любви. Библия – это не монолог Бога, а диалог Бога и человека – диалог сокровенный, экзистенциальный и драматичный, она – священная история и место встречи Бога и человека, слово нисходящего Бога к падшим людям – Божественное Откровение, и слово людей к всемогущему и трансцендентному Богу, «обитающему в неприступном свете» (1 Тим.;6:16) – молитва любви, благодарения и скорби, и иногда и жалоба, плач, вызов и проклятье, обращенные  к Тому, Кто выше всего сущего – земного и небесного, но является Светом, «просвещающим всякого человека, приходящего в мир» (Ин.;1:9).
                С пришествия Иисуса Христа в мир и образования Новозаветной Церкви началось апокалиптическое время – вектор истории обращен к концу времен, о чем возвещают пророчества Апокалипсиса. По слову христианского философа Владимира Эрна взор  ветхозаветных пророков всегда был устремлен в будущее, а их понимание истории было связано с пришествием Мессии, искупающим грехи мира, и с концом веков: «Когда наступит время, придет Мессия и утвердит по всей земле, по всему миру царство Всевышнего. Золотой век впереди, и вся история царств, созидаемых и разрушаемых по велению Иеговы, направляется к тому времени, когда»: «выйдет закон от Сиона… и Господь будет судить посреди народов и раскуют мечи свои на орала и копья свои на серпы не поднимет народ на народ мечи и не будут уметь уже воевать» (Ис.11:3-4). Христос говорил: ищите Царство Небесное и правду его, а остальное приложится. Всемирная история по сокровенному смыслу своему есть искание Царства Божиего, а пророчество о горнем Иерусалиме на «новом небе и новой земле» открывает высшую цель исторического процесса. Существует христианская эсхатология – учение о конце истории, описанное на страницах Апокалипсиса. Вопрос об эсхатологии в христианстве есть не только догматический и умозрительной, но и нравственный, духовный вопрос. Все христианское миросозерцание и мироощущение по духу своему эсхатологично, ибо предчувствует и предвидит «воскресение мертвых и жизни будущего века», о чем и повествует наш Символ Веры. Христиане знают, что «проходит образ мира сего» (1Кор.7:31). Апокалипсис пророчески предрекает конец света и раскрывает смысл истории – сошествие горнего Иерусалима «с неба от Бога» (Откр.21:10), когда «времени уже не будет» (Откр.10:6). Иисус Христос – истинный центр и вершина мировой истории, а Его крестная жертва на Голгофе и Воскресение – величайшее чудо в истории мира, ибо через Своей мироискупительной жертвой Он спас историю от ее низвержения в небытие – Агнец Божий, живущий во веки, повернул ход времени и направил вектор истории к Богу и Царству Небесному. Смысл истории находится «по ту сторону границ истории», в метаистории, а потому все утопии царства Божиего на земле от древнего хилиазма до коммунизма, равно как и теория прогресса – несбыточные мечтания. По справедливому умозаключению Николая Бердяева христианское понимание смысла всемирной истории не имеет ничего общего с теорией прогресса, она – миф просветителей и одна из форм идолопоклонничества – обоготворение будущего за счет прошлого: «Учение о прогрессе есть, прежде всего, совершенно ложное, не оправданное ни с научной, ни с философской, ни с моральной точки зрения обоготворение будущего за счет настоящего и прошлого. Учение о прогрессе представляет из себя религиозное исповедание, верование, потому что обосновать научно-позитивное учение о прогрессе нельзя, потому что научно-позитивно можно обосновать только теорию эволюции, учение же о прогрессе может быть только предметом веры, упования». «Религия прогресса рассматривает все человеческие поколения, все человеческие эпохи как не имеющие ценности и цели в себе, не имеющие значения сами по себе, а лишь как орудия и средства для грядущего». Бесконечный прогресс – это торжество смерти, это жертвоприношение былых поколений, утверждение несоизмеримости исторического процесса и судьбы отдельной личности – увековечивание зла и бессмыслицы. Критикуя теорию прогресса, Бердяев утверждал, что смысл истории не имманентен ей – не внутри истории, но трансцендентен ей – находится за гранью истории – в Царстве Небесном, а истинный прогресс – это не только прогресс цивилизации, науки и техники, но прежде всего прогресс культуры и нравственности, духовности и свободы. История мира, имеет смысл, только если она имеет конец – эсхатологический горизонт вечности, где разрешится весь трагизм бытия во времени. В христианском понимании мировая история – это не только поле действия Бога, но и арена свободы людей, в сердцах которых идет постоянная борьба между добром и злом, ибо борьба началась на небесах и охватывает все бытие с тех самых пор, как Люцифер восстал против Бога и увлек к падению треть Ангелов: «И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и Ангелы его воевали против них. Но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаной, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и Ангелы его низвержены с ним» (Откр.12:7-9). История Церкви есть история мученичества, ибо Церковь возвещает о Христа распятом и воскресшем, а мир сей лежит во зле и не терпит ее благовестия, ненавидит, преследует и гонит христиан. В жизни Церкви открывается Христос и вся полнота Его исторической жизни и деяний – Христос, не имеющий где преклонить голову, борющийся с фарисеями, сияющий в лучах Божественной славы на Фаворе, торжественно вступающий в Иерусалим, молящийся в Гефсиманском саду до кровавого пота; распятый и истекающий кровью на Голгофе, воскресший из мертвых, вознесшийся на небеса и воссевший одесную Бога Отца. Христос мистически пребывает в Церкви и мир, распявший Сына Божиего, начинает гнать ее, преследовать и умерщвлять учеников Иисусовых – это образ судьбы не только апостолов и первых христиан, но образ исторической судьбы всей Церкви, предреченный Спасителем:  «Если Меня гнали, будут гнать и вас» (Ин. 15:20); «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби. Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилища и в синагогах своих будут бить вас. И поведут вас к правителям и царям за Меня для свидетельства перед ними и язычниками... И будете нелюбимы всеми за имя Мое» (Мф. 19:16-22). Все гонения, обрушившиеся на Церковь, есть историческое отражение великой драмы распятия Христа на Голгофе – путь на небеса лежит через Голгофу, а быть христианином – значит отвергнуть себя, взять свой крест и следовать за Христом, быть молитвенником и мучеником. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что тяжкое бремя гонений за Христа – судьба Церкви в этом мире, утопающем в крови мучеников, а самое опасное время для Церкви – время, когда нет гонений и христиане – в том числе и иерархи Церкви – начинают приспосабливаться к лукавому духу мира сего и идти на компромисс с властителями земных царств, угождая их тщеславию и властолюбию. В грозных стихах Апокалипсиса Господь предостерегает христиан, что Суд Божий начнется с Церкви, она призвана быть верной Богу и с апостольским любовью и рвением служить Богу, помня, что приспособление к миру и сближение с земными князьями – сильными мира сего, есть обмирщение и смерть для Церкви, отречение от Христа и Его евангельских заветов. Все члены святой Церкви есть избранники Божии, хранители и вестники православной веры, призванные благовествовать о Христе Спасителе и уподобиться Ему, они предают Христа, если идут на компромиссы с совестью и приспосабливаются к миру, отступают от заповедей Евангелия и обрекают себя на погибель, но их ждет вечная слава и спасение, если они участвуют в мученичестве Христовом – в Его страданиях и смерти – остаются верны Богу до конца и обретают венец вечной жизни. Со времен апостолов христиане ожидают второе пришествие Христа, хоть времена и сроки – это непостижимая Божья тайна, которую не в силах познать ни сыны человеческие, ни Ангелы, но в событиях истории с их катастрофами и потрясениями верующие всегда прозревали все более четкие картины из Апокалипсиса, зная, что самое страшное ожидает мир в конце времен, ибо в грядущем Церковь столкнется с апофеозом мирового зла. Апокалипсис, символически описывающий духовную и таинственную историю Церкви и мира, предупреждает, что в «последние дни» силам зла будет дано «вести войну со святыми и победить их» (Откр.13:7), трагически возвещает о триумфе «князя тьмы» в конце земной истории. С позиции христианского миросозерцания – метафизического и трагического реализма вероучения Православной Церкви – история мира завершится величайшим триумфом зла на земле – пришествием Антихриста и установлением его всемирной лжетеократии, а по сути – сатанократии, воцарением идеологии антихристианской цивилизации нового Вавилона – сатанософии, и антихристовой лже-Церкви – блудницы вавилонской, восседающей на звере багряном – дьяволе, который был лишен власти над народами земли силой крестной жертвы Христа Спасителя и заключен в бездне преисподней, но в конце времен – лукавый дух с полчищами аггелов своих – инфернальной саранчой, выйдет из бездны по причине ужасающей греховности рода человеческого, и в борьбе с  Богом будет обольщать все народы земли и властителей их, как орудие используя Антихриста, лжепророка с его ложными чудесами и вавилонскую блудницу – лже-Церковь с ее кощунственной сатаноургией – дьявольской анти-Литургией, противостоящую единой, святой, соборной и апостольской Церкви с ее Божественной Литургией и священнодействиями. Тайна Антихриста есть тайна беззакония, дух антихристов действует в истории со времен апостольских, ибо все лжеучителя и лжепророки, отвергающие Святую Троицу и не исповедующие Христа как истинного Бога и истинного человека, есть малые антихристы и идейные сподвижники дьявола, а сам Антихрист – главный противник Христа, явится в конце времен и будет выдавать себя за Мессию, обольщать народы, исповедовать лжехристианство и гнать истинных христиан. Антихрист воссядет в храме, выдавая себя за Бога и желая властвовать над миром, но будет побежден и низвержен Христом Судией, а конец времен будет не мирным окончанием исторического процесса и не природной катастрофой, но сверхъестественным вмешательством Бога в ход истории – ее внезапным эсхатологическим завершением.
                Апокалипсис со всеми его грозными образами – страшными всадниками, трубящими Ангелами и чашами гнева Божьего, неистовыми мольбами «убиенных за Слово Божие», картиной великой жатвы, Ангелом, держащим острый серп, обрезающий «гроздья винограда на земле», и бросающим их «в великое точило гнева Божия» (Откр. 14:19), со всей символикой духовной борьбы добра и зла и Суда Господня, обещает, что врата Ада не одолеют Церковь, что Слово Божие победит мировое зло в перспективе метаистории – вечности. Архимандрит Рафаил Карелин рассудительно писал, что «Апокалипсис это не столько реквием о погибающем мире, - сколько гимн во славу Нового Иерусалима, сходящего с небес. Древние христиане ждали конца мира как избавления от страданий, как переход в лучшую жизнь» Существует не только всемирно-исторический, но и экзистенциально-личный Апокалипсис: всех нас ожидает смерть, после которой наши души предстанут на Суд Божий, вот почему великие подвижники Церкви плакали о себя, созерцая бесчисленные грехи в своем сердце и остро ощущая метафизический трагизм истории, молились за мир – за всех живых, усопших и нерожденных. В христианской апокалиптике и эсхатологии существуют два аспекта: минор – время Антихриста, страшная картина апокалиптических казней, вечные адские муки тех, кто отойдет «в огнь вечный, уготованный дьяволу и ангелам его»; и мажор – пришествие Христа в силе и славе, всеобщее воскрешение из мертвых, схождение горнего Иерусалима на новую землю под новыми небесами, Царство Небесное, где не будет зла. В Апокалипсисе дано пророчество о наступлении тысячелетнего царства Христова на земле, но это надлежит понимать не чувственно, а духовно, не хронологически, а эсхатологически, не буквально, а в таинственном смысле – мистически. Смысл истории мира метаисторичен, а ее цель эсхатологична – это победа добра над злом, переход в Царство Небесное. Царство Божие раскроется в эсхатологической перспективе, а не внутри истории, ибо сошествие горнего Иерусалима не может быть мыслимо эмпирически. Христос учил, что Царство Его не от мира сего, а искание чувственного царства – это мираж в пустыне иудейского хилиазма. Ожидание чувственного «царства Божиего на земле» есть хилиастическая ересь. Весь мир пройдет через борьбу добра и зла, Христа и Его Ангелов и святых со всеми  силами зла, дьяволом и Антихристом, прежде чем наступит Царство Небесное. Апокалипсис возвещает, что история не отменится и Бог не сделает бывшее небывшим, как ошибочно думал Лев Шестов, иначе и вся земная жизнь Христа Богочеловека, Голгофа и Воскресение стали бы мистификацией, но будет новая земля под новыми небесами, горний Иерусалим сойдет от Бога и ничего не будет проклято в Царстве Небесном, где не будет места смерти, тлению, болезням и несовершенству – ничему нечистому и не убеленному святой кровью Агнца Божьего, не напоенному благодатью Святого Духа, ибо Царство Божие – это мир, радость, свобода и покой в Святом Духе. Православная Церковь учит, что Господь призовет всех на Страшный Суд и праведные войдут в Царство Божие, а нераскаявшиеся грешники – в геенну огненную. Страшный Суд – это всеобщий Суд Бога над сотворенным Им миром, и никто не избежит Суда, на котором все глубины души и «память сердца» раскроются как книга перед всем миром, разделится добро и зло, свет и тьма, и решится судьба каждого из нас. На фреске Микеланджело «Страшный Суд» символично изображен трепещущий череп в саване – универсальный образ смерти. Смерть страшится Воскресения. Христос победил смерть любовью. Вспоминаются слова из творений преподобного Ефрема Сирина: «ужасом объята будет смерть». Страшный Суд – непостижимая тайна премудрости Божией, победа Любви над Адом, Воскресения над смертью. Преподобный Ефрем Сирин писал, что Господь в грозный день Страшного Суда «во свете исследует все тайны наши» и «ни один сердечный помысел не останется там неоткрытым, ни один взор очей не избежит Суда». «И небо и землю призовет Он быть с Ним на Суде, и горние и дольние предстанут со страхом и трепетом». «Царь сходит со Своего места, чтобы совершить Суд над землей, с великим страхом и трепетом сопровождают Его воинства Его. Мощные чины эти приходят быть свидетелями грозного Суда, и все люди, сколько их было и есть на земле, предстают Царю». Находя во Христе – источник спасения и неугасимый светоч надежды, преподобный Ефрем Сирин, описавший грозное величие Страшного Суда, обращался ко всем скорбящим душам и со словами утешения: «Восстань, иди – Он приемлет тебя и не укоряет, а паче радуется твоему обращению. Он ждет тебя, только не стыдись, как Адам, и не скрывайся от лица Божия. Ради тебя Христос распялся и отринет ли тебя? Да не будет сего! Он знает, кто утесняет нас; знает, что нет у нас другого помощника, кроме Его одного. Христос знает, что человек беден. Итак, не будем предаваться нерадению, как уготованные в огонь. Христу нет нужды ввергать в огонь; не приобретение для Него – послать нас в мучение». Ни одна кающаяся душа не скажет о Христе, Чье милосердие бесконечно: «Отринул меня Господь от лица Своего». На Страшном Суде вселюбящий Спаситель мира Христос, будет премудрым Судьей, творящим праведный Суд Своего Небесного Отца. В евангельской притче о Страшном Суде, сказано о разделении людей на овец и козлищ, хотя многие христиане – от Исаака Сирина до Силуана Афонского, живут надеждой, что по милосердию Божиему все будут спасены – все кающиеся.  Преподобный Исаак Сирин твердо верил, что на Страшном Суде произойдет «отделение овец от козлищ», но хранил надежду, что и в геенне грешники не лишены неисчерпаемой Божией Любви, а само «гееннское мучение есть раскаяние» и «бич любви». Тайна адских мук в его понимании – это тайна исправления, а не воздаяния. Преподобный Исаак Сирин – великий подвижник и мудрец с милующим сердцем, он утверждал: «Бог – не мститель за зло, но исправитель зла», и верил: «большинство людей войдет в Царство Небесное без опыта геенны». Размышляя над судьбами Божиими, он говорил о неисповедимости путей Господних, о том, что наши суждения о справедливости далеки от совершенства и тонут в бесконечном океане Божьего милосердия. В Священном Писании сказано: «Бог хочет, чтобы все спаслись и достигли познания истины» (1Тим.2:4). Для многих совестливых людей невозможно примириться с тем, что Бог-Любовь, создав мир, предопределил адские муки из идеи справедливости и Творец потерпит наряду с вечностью Царства Небесного, где любовь Его будет всем во всем, преисподнюю – негативную вечность, но в тоже время христианин не может отрицать возможность вечных адских мук, проистекающих из свободы Божьих созданий, падших в грех и нераскаянных. Богослов и священник о. Павел Флоренский говорил, что размышляя об эсхатологии, христианин неизбежно сталкивается с догматической антиномией: если исходить из любви Бога, то «невозможна невозможность всеобщего спасения», но если исходить из свободы Божьих созданий – Ангелов и людей, то нельзя «допустить, чтобы, могло быть спасение без ответной любви к Богу», и потому «возможна невозможность всеобщего спасения». Преподобный Силуан Афонский, верящий во всемогущество любви Божией и премудрость Промысла, призывал молиться за всех и наставлял: «мы должны иметь только эту мысль – чтобы все спаслись». В сердце христианина неискоренима надежда на то, что все создания Божии могут быть спасены, он – молится за весь мир и печалится за нераскаянных грешников, но надо помнить, что Царство Небесное не концлагерь и Бог никого не спасает насильно, и тем более нельзя войти в Царство Божие и унаследовать спасение тем, кто не раскаялся во грехах своих и не обрел веру во Христа Спасителя – не убелил душу свою святой кровью Агнца Божиего – не усвоил плоды Его искупительной жертвы, не вошел в литургическую жизнь Церкви и самонадеянно пренебрег ее догматами, заповедями и таинствами. Для христианского миросозерцания неприемлемо учение Оригена об апокатастасисе – всеобщем спасении, связанное с платонической идеей предсуществования душ и циклическим пониманием времени. Апокатастасис у Оригена это не конец истории, а этап, предваряющий сотворение нового мира, где снова будет грехопадение и искупление, но это учение  детерминирует свободу воли людей и Ангелов, перечеркивает различие между добро и злом перед лицом вечности, лишает историю нравственного смысла, не понимает тайну спасения как синергию – содействие Божественной благодати и человеческой свободы. Преподобный Максим Исповедник учил, что спасение дело свободы человека и милосердия Божиего – никто из людей не может спастись без Бога и Его благодати, но Господь не спасает людей вопреки их воле. Человек сотворен Богом свободным и избрание добра или зла есть акт его свободной воли. Не всеблагой Бог, но сам грешник готовит себе вечную муку, если не раскаивается в согрешениях своих. Бесконечно милосерден Господь и слеза кающегося грешника – драгоценнейшее сокровище для Бога. На весах Божественного Правосудия одна слеза чистосердечного покаяния может перевесить все согрешения и спасти душу. Существует древняя восточная притча о том, как Господь послал с небес Ангелов Своих на землю, чтобы они принесли Ему лучший из даров. И вот, Ангелы пронеслись по земному миру, собрали множество даров – красоту звездного неба и благоухание цветов, свет утренней зари и чистую любовь, скрепившую сердца, богословские писания, притчи мудрецов и молитвы монахов. И вознесли эти дары Ангелы к престолу Всевышнего, и лишь одного Ангела еще не было с ними. Но вот явился сей Ангел пред Господом и сказал: «Господь и Бог наш, Царь сил небесных, я принес Тебе в дар слезу, кающегося грешника, отвергнутого всем миром и горько плачущего о грехах своих». И сказал Господь: «Слеза кающегося грешника – это самый драгоценный дар для Меня, жертва его сокрушенного духа и сердца. О, если бы только познали люди, сколько весит одна слеза покаяния сокрушенного сердца на весах Божественного Правосудия!» Только вечность откроет тайну Божьего промышления о вселенной и каждом создании, великую и неизъяснимую тайну Страшного Суда, находящуюся за гранью нашего ограниченного понимания, непостижимую для самих Серафимов и Херувимов. В основе христианской эсхатологии лежит неугасимая вера в конечную победу Бога над мировым злом, нерушимая надежда на духовное преображение вселенной, проникновенно звучащая в святых строках из Апокалипсиса апостола и тайнозрителя Иоанна Богослова, описывающего видение горнего Иерусалима: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшена для мужа своего. И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое. И говорит мне: напиши; ибо слова сии истинны и верны. И сказал мне: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника виды живой. Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном» (Откр.21:1-7).











О смысле искусства и предназначении поэта

…исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами
и славословиями и песнопениями духовными,
поя и воспевая в сердцах ваших Господу.
(Еф.5:18-19)

…Он пел о блаженстве безгрешных духов
      Под кущами райских садов,
     О Боге великом он пел, и хвала
      Его непритворна была.
М.Ю. Лермонтов

                Весь мир – собрание неизъяснимых Божьих тайн, занимается ли человек научным исследованием мира – необъятных просторов вселенной с грандиозным ее ансамблем мерцающих звезд и галактик, или неизведанного универсума микромира с его парадоксами, погружается ли он в чудеса квантовой физики или размышляет о вековечных, неразрешимых и проклятых проблемах метафизики – философствует о Боге и душе, о времени и вечности, о добре и зле, возвышает ли мысль свою до духовных реалий метафизического мира или в благоговейном трепете молится Богу – всюду человек сталкивается с великим множеством Божьих тайн и чудес, с неизведанными безднами непостижимого великолепия Божьего мира, его наиярчайших красок, диковинных форм и наинежнейших ароматов, с фантастическими галереями самых загадочных и изящных, тончайших и многообразных, прекраснейших и грозных произведений Божьего искусства – реальность оказывается фантастической, непредсказуемой и непостижимой, вызывающий страх и трепет, изумление и восторг в сердце человека – будь он ученый или философ, художник или поэт, монах или богослов – в великом восторге он замирает перед дивным зрелищем бесконечной таинственности и удивительного великолепия, являющегося отблеском и тенью славы и величия Творца вселенной, премудро сотворившего все на небесах и земле, но еще более великое и грандиозное чудо и еще более завораживающая, многозначительная и непостижимая тайна, вызывающая изумление у самих Ангелов, скрывается в самом человеке. В книге Бытия рассказывается, что Господь сотворил человека по образу и подобию Своему – создал его тело из праха земного – материи, и вдохнул в лицо его таинственное дыхание небесной жизни из Своих Божественных уст, а значит, человек есть «ипостась двух миров» – духовного и материального, он имеет в себе нечто надмирное – то, что выше всей вселенной с ее красотами, безднами, тайнами и чудесами, и в чем заключается духовное достоинство его личности – бессмертную и боголикую душу, которая настолько же выше и превосходнее тела, как тело выше и превосходнее одежды, ибо человек есть образ Божий как одухотворенное существо – свободная, разумная, творческая и самоопределяющаяся личность. Святитель Иоанн Златоуст говорил: «Нет ничего драгоценнее души – душе ничто не равноценно». Каждый человек есть уникальная и незаменимая личность, он – произведение премудрости и любви Создателя, одаренный великими дарами – умом и самосознанием, творческими талантами и свободной волей, совестью и царственным достоинством, он возвышается над всем видимым миром и призван к священному служению Богу и достижению высшей цели – наивысшему Божьему идеалу совершенства, к святости и обожению. На путях духовного восхождения к Богу каждый из нас призван к попечению о душе своей – к развитию всех наших духовных сил, нашей душе обращены догматы Церкви, заповеди Евангелия, молитвы и богослужения, наш ум призван к научному, философскому и богословскому развитию, наша воля – к нравственному исправлению и укреплению, а сердце – к духовно-эстетическому  и религиозно-этическому воспитанию, наконец, мы все призваны к стяжанию благодати Святого Духа и Его даров, чтобы каждый из нас мог стать совершенным и придти «в меру полного возраста Христова» (Ефес.4:13), стать совершенными, как Отец наш Небесный, достичь высшего идеала совершенства, в чем заключается главная задача и цель нашей жизни. Добродетель – это удел не только мудреца и святого, но призвание каждого человека, все мы призваны Богом к духовно-нравственному совершенствованию, на скрижалях нашего сердца начертан внутренний закон, вызывавший изумление немецкого философа Канта, чтобы мы имели нравственные ориентиры в свое жизни, нам дана совесть, чтобы мы могли различать добро и зло и делать свободный и осознанный нравственный выбор, нам даны заповеди святого Евангелия и евангельский образ Христа Богочеловека – наш нравственный идеал, чтобы мы ревностно стремились к исполнению Божье воли, у нас есть нравственное сознание, чтобы мы могли испытывать самих себя и самих себя исследовать, как говорил апостол Павел, оценивать свои дела и слова, намерения и помышления – измерять все мерой Христовой и строго и беспристрастно судить себя на суде совести и каяться в грехах пред Всевышним, дабы не быть осужденными в грозный и благословенный, таинственный и радостный день Страшного Суда. Древнегреческий философ Пифагор был убежден, что высшее назначение мудрости – исправление нравов людей и изгнание зла из души: «Пуста речь философа, которою не исцеляется никакая страсть человека. Ибо как нет пользы в том врачебном искусстве, которое не изгоняет болезней из тела, так нет пользы и в философии, если она не изгоняет зла из души». Человек есть существо мыслящее и разумное, он призван Богом к обретению мудрости и познанию Истины. На страницах Священного Писания Бог взывает к людям, дабы они приобретали мудрость и душеполезные знания, Слово Божие не только не осуждает обширных познаний Моисея, «наученного всей мудрости египетской» (Деян.7:22), ни мудрости царя Соломона, превзошедшего всех царей и мудрецов древнего мира, ни ученость пророка Даниила, получившего прекрасное образование при царском дворе в Вавилоне, напротив, Слово Божие призывает нас искать премудрости Божье и познания Того, Кто сказал о Себе, что Он есть Истина (Ин.14:6), ибо Сам Бог есть Свет, просвещающий всех людей, а осуждению подлежит лишь ложная мудрость и лжеименное знание – заблуждения рода человеческого, потому удаляться нужно лишь от мнимой мудрости и ложной философии по стихиям мира сего и преданиям человеческим, но надлежит любить премудрость Божью и исповедовать философию по Христу – философию Святого Духа, блестяще выраженную в святоотеческом наследии. Во Христе «сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол.2:3),  Он – предвечный Бог Слово, единосущный Отцу и Святому Духу, Ипостасная Премудрость и Сила Божия, несущая в мир истины, недоступные нашему разуму, но постигаемые верой, просвещающей наш ум, Им даны ответы на все самые страшные и горькие, самые изощренные и глубочайшие вопросы человеческого духа и бытия, Он научает нас познанию Бога и назначению человека, дает уразуметь цель истории и конечные судьбы мира. Святые отцы и учителя Церкви, ревностно исповедуя апостольскую веру и духовно истолковывая Библию, изобличали все изъяны эллинской мудрости, но не отвергали науку и философию, беря все ценное в античном культурном наследии. По известному изречению древнего богослова Климента Александрийского, философия была для эллинов тем, чем Ветхий Завет для иудеев – «детоводителем ко Христу», а потому нельзя пренебрегать любовь к знаниям и мудрости: «Некоторые, считая себя даровитыми, не хотят коснуться философии, ни изучать диалектики или вообще естественного созерцания и науки, а ищут  одной простой веры, но ведь это то же самое, что, не прилагая ни малейшего старания к виноградной лозе, желать тотчас получить от нее гроздья винограда». В своем наставлении юношам святитель Василий Великий указывал как пользоваться сочинениями языческих поэтов и философов, высказывая мысль, что в эллинской поэзии и философии была тень богооткровенных истин, предызображение христианской веры, ее пророческое предчувствие. Святитель Григорий Богослов – один из самых ученейших и рассудительных мудрецов Церкви, пояснял, что настоящий христианин – это человек верный Богу и устремленный к Истине, он никогда не будет гнушаться  философией и наукой, но будет обогащать ум своей различными познаниями, не замыкая его в кругу мирской учености, но возвышая к наивысшей премудрости Божьей: «Подлинно, что всякий, имеющий ум, признает первым благом для нас ученость, и не только сию благороднейшую и нашу ученость, которая, презирая все украшения и плодовитость речи, приемлется за единое спасение и за красоту умосозерцательную, но и ученость внешнюю, которою многие из христиан, по худому разумению, гнушаются как злохудожнною, опасною и удаляющею от Бога». Христос заповедовал нам быть мудрыми, как змии, искать мудрость, но вместе с тем быть кроткими, как голуби, отбросить кичливое суемудрие и не надмеваться своими познаниями, как бы велики и многогранны они ни были. Апостол Павел наставлял верующих: «Слово Христово да вселяется в вас обильно, со всякой премудростью; научайте и вразумляйте друг друга псалмами, словословием и духовными песнями, во благодати воспевая в сердцах ваших Господа» (Кол.3:16). Человек есть не только существо мыслящее и интеллектуальное, совестливое и волевое, но и творческое, и поэтическое, его душа умеет восторгаться и восхищаться красотой Божьего мира и ужасаться злом и несправедливостью, а созерцание красоты может скорее привести к Богу, чем чисто эмпирическое и теоретическое знание и рассудочное исследование.
                Немецкий поэт и философ Ф. Шиллер – один из самых пылких поклонников прекрасного в истории Европы, отдавал предпочтение эстетическому созерцанию пред теоретическим познанием и утверждал, что вековечные философские вопросы не могут быть разрешены научным исследованием, а Истина познается не одним холодным рассудком человека, опустошающим саму жизнь, но все существом – она переживается и открывается сердцу. По определению архиепископа Амвросия Харьковского, полагавшего, что через искусство большинство людей может познать Истину, в то время как наука служит только сравнительно меньшему кругу людей, искусство «есть род душевной деятельности, в которой людьми, особо одаренными, идеи ума, ясно осознанные и усвоенные сердцем, силою фантазии, по законам изящного, воплощается в образах посредством слова, или удобного для этого вещества». Святитель Григорий Нисский подчеркивал, что человек есть мусическое существо, музыкальное и поэтическое искусства «согласны с нашим естеством», ибо мы сотворены по образу и подобию Бога Творца, обладаем творческими дарами, в наших творческих способностях сокрыт источник всех искусств, а высшая цель искусства – не только дать нам насладиться в скитаниях нашей скоротечной жизни мимолетной красотой земного мира, приносящей сердцу  отраду и утешение, но и более того – через произведения искусства может произойти нравственное исправление человека, пережив состояние катарсис, он может совершить переоценку ценностей и обратиться к Богу, искусство может вдохновить на покаяние, молитву и подвиг, возвысить человека через преходящую чувственную красоту к красоте духовной и нетленной, а в конечном итоге к Самому Богу. Бог есть наивысшая Красота, Он – высочайший Художник, Творец и Первоисточник всего прекрасного, от Него получили красоты все сотворенные Им вещи – все прекрасное в природе, в людях и Ангелах есть дело рук Господних: «Как величественны дела Твои, Господи, все премудростью Ты сотворил; и земля полна произведений Твоих» (Пс.103:24). Все мироздание полно красот, тайн и чудес Господних и вся природа, как монументальный орган или изящная арфа Давидова, слагает восторженный гимн во славу Всевышнего и прославляет неисчислимое богатство премудрости Божией: «Хвалите Его, солнце и луна, хвалите Его все звезды света. Хвалите Его, небеса небес и воды, которые превыше небес. Да хвалят имя Господа, ибо Он повелел и сотворились; поставил их на веки и веки; дал устав, который не прейдет. Хвалите Господа от земли, великие рыбы и все бездны, огонь и град, снег и туман, бурный ветер, исполняющий слово Его, горы и все холмы, дерева плодоноснее и все кедры, звери и всякий скот, пресмыкающиеся и птицы крылатые» (Пс.148:3-10). По заветной мысли святого Григория Нисского, тварный мир с его стройностью, красотой и соразмерностью есть прекрасный гимн и песнь в честь Бога Творца, «мусикийская стройность», первая, первообразная и истинная музыка, ибо «мир есть некое складно и чудно сложенное песнопение всем обладающей силе – и это всестройное песнопение может расслышать ум». По рассуждению святого Дионисия Ареопагита, премудростью Бог сотворил все на небе и земле, а из всего сотворенного образует Он единую симфонию и гармонию – музыку небесных сфер, музыкальное созвучие вселенной, о котором говорили Пифагор и Платон, тем самым весь мир есть откровение Бога Слова, он – логосен и музыкален, изящен и прекрасен, является величественной и таинственной симфонией, грех же – дисгармония, вторгнувшаяся в эту симфонию и нарушившая мировую гармонию по воле разумных тварных созданий, восставших на Бога – Ангелов и людей. Природа есть великая и загадочная книга Божья, она – вечная вдохновительница художников и поэтов, во всех ее явлениях и образах, вызывающий у нас эстетическое переживание, отображается творческая сила Бога. Авва Евагрий рассказывал, что к праведному Антонию пришел один мудрец и спросил отшельника: «Как ты живешь, отче, если лишен утешения и знаний, получаемых из книг?» Антоний ответил ему: «Книга моя философ, есть природа, она всегда под рукой моей и когда хочу я могу читать эту книгу Божью». Преподобный Максим Исповедник говорил, что все в мире символично и таинственно – на всем чувственном бытии отпечатлены следы и образы духовного мира. Эту мысль о символизме природы, высказывает и преподобный Григорий Палама, писавший в своих «Беседах»: «Самый весь этот чувственный мир является как бы каким-то зеркалом того, что находится за гранью мира, дабы через духовное созерцание сего мира, как бы по некой чудесной лестнице, нам взойти к оному высшему миру». У изумительного русского лирика А.Н. Майкова, в чьей поэзии гармонично переплетается любовь к Слову Божиему и античной культуре, созерцательное настроение и упоение красотой, есть великолепное стихотворение, где он говорит, что во всем чувственном есть тени и отблески духовного, а в явлениях и зрелищах  природы есть проблески горнего мира, они возводят нашу мысль и наш дух к Богу:

Зачем предвечных тайн святыни
В наш бренный образ облекать,
И вымыслом небес пустыни,
Как бедный мир наш, населять?

Зачем давать цвета и звуки
Чертам духовной красоты?
Зачем картины вечной муки
И рая пышные цветы?

Затем, что смертный подымает
Тогда лишь взоры к небесам,
Когда там радуга сияет
Его восторженным очам…

    Святитель Григорий Нисский мудро полагал, что искусство происходит от Бога, а творческая сила дарованная людям есть драгоценнейшее из всех благ, данных Богом человеку, ибо в книге Иова говорится, что Бог «Сам научил человека искусству и даровал жене его – умение ткать и вышивать узоры». Высшее назначение всех искусств – музыки и живописи, поэзии и архитектуры – «быть жрицею, которая в образе прекрасного поведает народам тайны высшего мира», а это означает, что искусство выражает не только чисто эстетическую потребность человека, но и глубочайшим образом связана с его духовной жизнью и с религией – особенно с религией. По толкованию святителя Иоанна Златоуста, скиния – это не только Божия святыня, но и шедевр искусства, Сам Господь научил пророка Моисея дару зодчества, умению сшивать ткань и  плавить золото, оттачивать камни: «Я исполнил его Духом Божиим, мудростью и всяким искусством составлять искусные ткани, работать из золота, серебра и меди, резать камни для вставливания и резать дерево и делать всякую художественную работу» (Исх.31:1). С древнейших времен в сознании людей бытовала мысль о том, что искусство – изобретение Божье, а вдохновение – «божественное воодушевление», она идет от книги Иова и Пятикнижия Моисеева,  от античных поэтов – Гомера, Горация и Овидия, и с особенной пророческой силой, мощью и проникновенностью раскрывается в стихах А.С. Пушкина:

Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.

                Тайна гениальности, вдохновения и возникновения идеалов в душе поэта и художника – это неизъяснимая Божья тайна, которую нельзя объяснить естественными и обыденными причинами, она пророчески указывает на то, что в душе человека таинственно отпечатлен образ Божий, а само творчество человека синергитично – душа творца свободна и самостоятельна в своих творческих действиях, но вместе с тем она всегда открыта трансцендентному миру и воспринимает или вдохновение, идущее свыше от Бога или темное наитие, исходящее их преисподних бездн, поэтому художник и поэт, равно как и монах, всегда призван к аскезе – хранению ума и сердца, к духовному деланию. Высшая цель искусства – не отображение мимолетной красоты природы и не в эстетическом наслаждении, как думают многие теоретики искусства, она заключается не в том, чтобы примирить нас с печальной действительностью, с пошлостью и суетой окружающей нас будничной жизни, не в том, чтобы унести истомившуюся душу человека в волшебный мир поэтических грез и мечтаний, как полагали поэты-романтики от Новалиса до А.А. Фета, ее назначение более высокое, чем эстетическое воспитание сердца, о котором грезил Шиллер, или подъем нравственного состояния людей, приучать их чувствовать сияющую красоту добродетели и ужасающее безобразие порока, о чем мечтали моралисты всех времен и народов. Высшая цель искусства заключается в духовном преображении человека и мира, не только в нравственном исправлении, но и в обращении к Богу – смысл искусства имеет религиозный характер, искусство призвано освобождать нас от тяжести мира сего и возводить от временного и земного к вечному и небесному – к Богу, чтобы пребывать с Ним и славить Его. Христианская вера освящает искусство и направляет к высшей цели, раскрывает его сакральный смысл, она устремляет человека к занебесным идеалам вечной красоты и Божьего совершенства, возвещает, что вся загадочная, фантастическая и великолепная красота природы со всем е многообразием, со всей ее безудержной мощью и всеми стихиями – лишь бледная тень Божьей славы, что в величайших произведениях искусствах дан проблеск вечной красоты Царства Небесного, воспетой в пророческих стихах Апокалипсиса, сияющей как путеводная звезда в нашей нынешней действительности – в реалиях падшего мира, лежащего во зле, она учит нас не страшиться скорбей, но научиться восторгаться и умиляться, находить время посреди суеты для молитвы, воспевать богосозданную красоту природы, как псалмопевец Давид, восклицавший: «Ты возвесилил меня, Господи, творением Твоим; я восхищаюсь делами рук Твоих. Как велики дела Твои, Господи! дивно глубоки помышления Твои!» (Пс.91:5-6; 118:28-29). Сам Христос Богочеловек – наш Божественный Учитель и «прекраснейший их сынов человеческих» (Пс.44:3), усматривал чудную красоту в природе – белой лилии, более изящной и прекрасной, чем сам Соломон во дни величайшей славы своей, в живописных видах полей, в морях и холмах, в горах – в том числе и Фаворской горе – одной из прекраснейших гор Палестины, где во время молитвы совершилось дивное преображение Христа перед Его тремя апостолами. Бывают благословенные минуты в жизни каждого человека, когда сердце его возгорается от красоты Божьего мира и очи его исторгают слезы радости умиления, жалости и сострадания. По блестящему выражению Шекспира, искусство приносит человеку нечто гораздо больше, чем эстетическое наслаждение, оно дарует ему счастье и возвышает его дух, укрощает страсти и водворяет покой в сердце: «Поэт недаром сочинил, будто Орфей зачаровал деревья, камни и потоки, потом что на свете нет ничего настолько упорного, твердого и свирепого, чтобы на время не укрощалось музыкой». Вдохновение и мудрость – от Бога, а искусство – священно, оно должно иметь высокий нравственный и духовный смысл, служить преображению человека и его соединению с Богом, а там где художник отступает от священных идеалов и попирает святыни веры, создавая безнравственное произведение, там нет высокого искусства, о лишь обнаруживается безнравственность самого художника, кощунственно использующего дары Божьи в своих эгоистичных и безбожных целях. Искусство предполагает высокую нравственность, оно требует от творца своего – борьбы за святые идеалы посреди дисгармонии нашего падшего мира, его цель – воззвать к душам людей через прекрасное, отвратить их от зла и возвести к Богу, вселить в них нравственное негодование и протест против всей несправедливости, воспламенить их сердца огнем веры, надежды и любви. История свидетельствует, что вслед за духовным упадком – упадком религиозного и нравственного сознания, неминуемо следует упадок искусства – в наше время апостасии нет монументальных произведений искусства, равных «Афинской школе» Рафаэля и «Страшному Суду» Микеланджело, «Божественной Комедии» Данте и «Гамлету» Шекспира, музыке Баха и Бетховена – все измельчало, словно измельчал современный человек, о чем в свое время сетовали Кьеркегор, Ибсен и наш поэт Надсон:

Напрасно я ищу могучего пророка,
Чтоб он увлек меня – куда-нибудь увлек,
Как опененный вал могучего потока,
Крутясь, уносит вдаль подмытый им цветок…
На что б ни бросить жизнь, мне все равно… Без слова
Я тяжелейший крест без ропота приму,
Но лишь бы стихла боль сомненья рокового
И смолк на дне души безумный вопль: «К чему?»
Напрасная мечта! Пророков нет… мельчая,
Не в силах их создать ничтожная среда;
Есть только хищников недремлющая стая,
Да пошлость жалкая, да мелкая вражда.
А кто и держит стяг высоких убеждений,
Тот так устал от дум, гонения и мук,
Что не узнаешь ты, кто говорит в нем – гений
Или озлобленный, мучительный недуг!..

                Мы живем в постыдное и трагическое время – время развращения душ и нравов, когда даже художники, музыканты и поэты отрекаются от святых идеалов искусства ради низменных наслаждений, мимолетного успеха, приобретения материальных благ и позорного угождения толпе. Но ведь поэты в России – это душа нации, они – хранители русского языка, без которого не может существовать культура, и гибель высокого искусства, остающегося в наш печальный век достоянием редких душ, и развращение поэтов – изобличает катастрофическое духовное состояние нашего общества. Наше время отмечено научно-техническим прогрессом, но это еще не предполагает прогресса культуры, нравственности и духовности, а напротив – может сопровождаться духовной и нравственной деградацией. Мышление современного человека – рассудочно и механистично, оно крайне ограничено, не различает добра и зла, мало способно к пониманию эпических художественных произведений; это мышление нельзя назвать духовным, творческим и интуитивным, более того – многие современные люди, утонувшие в потоках информации – бушующем море интернета, разучились логически мыслить и анализировать, человек превращается в машину, а его мышление – в счетное устройство, вот она – картина вселенского апокалипсиса расчеловечивания. Надо честно признать, что все мы – Россия и весь мир –  переживаем глобальную духовную катастрофу – власть рынка, страсть к обогащению, идеология массового потребления истребляют религиозную веру в сердце человека и всю высокую культуру. В наше время в сердцах людей оскудела любовь к мудрости и красоте, философия выродилась в отвлеченную диалектику, у нее нет живого духа, нравственность превратилась в пустое слово, и сами слова – обесценились и извратились, а искусство утратило духовную мощь и глубину, скатилось к пошлости и непристойности, скудоумию и пустозвонству. Конечно, еще Гораций, изрекший – «ненавижу непосвященную толпу и держу на отдалении», понимал, что объятый вдохновением поэт противен черни – людям, глумящимся и оскверняющим алтарь искусства, будь они из народных низов или из самых высот власти. Разговоры о «смерти поэзии» в современной цивилизации нашего мира, отчужденного от святынь веры и потрясенного катастрофами двадцатого века, тема «проклятых поэтов» и их обреченность на гонения, мысли о постпоэтическом времени на часах истории – все это возникло не на пустом месте. Мы живем в эпоху постмодернизма, а для постмодернизма характерны: 1) отрицание образа и подобия Божия в человеке – дехристианизация оборачивается дегуманизацией; кощунственная эстетизация зла; 2) апология гедонистического образа жизни, кризис морали, культ порока и вседозволенности; 3) циничное отречение от всех христианских святынь и ценностей. Многие современные поэты утратили искренность сердца, духовную силу мысли и веры, потеряли Божьи дары созерцания и молитвы, вот почему их лирика – бессердечна и бездуховна. Много ли современный человек уделяет времени молитве, задумывается ли он о смысле жизни и смерти, ищет ли его душа Бога, стремится ли жить по заповедям Евангелия? К сожалению, подавляющая масса людей живет так, будто Бога и души не существует, они почти не думают о вечных вопросах, мучивших Иова и Соломона, Сократа и  Плотина, Данте и Достоевского. Разве эти великие мудрецы минувших эпох стали вечными спутниками для современного человека? Когда-то древнеиудейский мудрец Екклесиаст с печалью произнес: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познание, умножает скорбь» (Еккл.1:18). Мне скорбно сознавать, что у большинства современных людей нет духовного стержня – религиозной веры, они живут как праздные существователи и тратят невозвратимое время жизни на бессмысленные развлечения, но предают забвению все возвышенное и духовное – не помнят о Боге. В Священном Писании есть загадочные слова – в преисподней нет памяти о Боге. На языке Библии помнить о Боге – молиться Ему, помышлять о Нем, исполнять Его святую волю, а если у нас нет памяти о Боге, то мы в злобе, страстях и пороках уподобились обитателям преисподней. Высокая религиозная и философская поэзия – это дыхание духовного воздуха, она оживляет душу, утешает сердце в дни скорбей, оттачивает мысль, а без поэзии человек духовно беден, жалок и безобразен. Наш современный мир чужд поэзии, в обывательском сознании искусство воспринимается как собрание красивых небылиц, а поэт становится национальной славой, вызывая благоговение и восторг в сердцах почитателей, лишь после смерти, при жизни же он – отверженный, лишний человек – так было во все времена и так будет до апокалиптического скончания мира. Всматриваясь в людей моего века со всей их пошлостью, приземленностью и антипоэтичностью, с поруганием всего священного – презрением к религии или превращением ее в идеологическое орудие, равнодушием к искусству и пренебрежением к философской мудрости, мне порой хочется воскликнуть вслед за А.С. Пушкиным:

О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха,
Жрецы минувшего, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
И чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведет в восторг и умиленье!

                Русский поэт, публицист и литературный критик Юрий Кублановский прав, говоря, что в наш технотронный век с его идеологией потребления, христианский поэт, верный Церкви и русской духовной культуре, «не может не чувствовать себя маргиналом», но он призван  «максимально воплотить свой творческий дар, ниспосланный Господом Богом, не навредив ни сердцу читателя, ни Отечеству, распорядиться этим даром деликатно и бескорыстно». Скажу более того, в наш век христианский поэт не может не ощущать себя Иовом, сидящим на руинах, и ведущим молитвенную беседу с Богом, или пророком Иеремией, плачущим о разрушенном Иерусалиме, взыскующим правды Божьей и Его милости. Существование поэзии в нашем мире – великое чудо и непостижимая тайна, творческое свидетельство бытия Божиего, богоподобия человека и его духовности. Все таланты и вдохновение от Бога, но признание этой истины, предполагает: благодарность Всевышнему – творческий ответ человека на неисчерпаемые Божьи дары, хвалу Создателю с осознанием собственной недостойности – греховности; чувство ответственности – человек как духовное и совестливое существо ответственен за каждое свое намерение, деяние и слово – за свое творчество и искусство, за свою свободу и жизнь. Русскому поэту Евгению Евтушенко принадлежит известное поэтическое изречение: «поэт в России больше, чем поэт», но как светский стихотворец он понимал миссию поэта лишь как гражданский долг, в то время как назначение поэтического искусства – духовное и религиозное. Для Евтушенко поэт – «образ века своего» и прообраз грядущего, он как Гамлет осуществляет связь времен, наследует духовные сокровища культуры от прошлого, приумножает их и самозабвенно отдает будущим поколениям. В поэте «бродит гордый дух гражданства», он – патриот, проницающий взором суть времени, но Евтушенко забывает самое главное – чтобы быть совестью России, поэт должен обратиться к Богу, нести миру Его весть – библейское слово. Высшее назначение поэта – быть вестником Божиим, нести миру пророческое слово и благую весть, не только восстанавливать распавшуюся связь времен, но и соединять свой век с вечностью. Перед каждым поэтом встает вопрос: что такое поэзия, как она связана с религией и философией, где истоки поэтического искусства и в чем предназначение поэта? Высокое искусство требует от поэта и художника не только ума и таланта, но и исповедания священных идеалов, верности Богу, оно должно заключать в себе глубокую мудрость, высшие идеи и смыслы. Искусство – это творческое проявление духовной жизни человека, но чтобы художественное творчество стало утешением души и ее очищением от нравственных изъянов – грехов, страстей и пороков, как мечтал Томас Манн, оно призвано к священному служению. Русский религиозный философ Иван Ильин был убежден, что наше отечественное искусство, великая русская литература и классическая поэзия имела основу в Православии, ее истоки и дух – христианские, а миссия – служение Богу: «искусство в России родилось как действие молитвенное; это был акт церковный, духовный; творчество из главного; не забава, а ответственное делание; мудрое пение и сама поющая мудрость». Как грустно видеть, что искусство, призванное быть прибежищем всего священного, прекрасного и возвышенного, и творчество – призванное к священнодействию и подвижничеству, в наш век пустоты, эпатажа и восторжествовавшего абсурда исполнились нравственных и художественных  изъянов, а у наших именитых деятелей культуры и искусства наблюдается атрофия совести, равнодушие к великим истинам веры, снобизм, дилетантизм и насмешки над высшей мудростью, заключенной в Священном Писании. Вся русская литература возникла как христианское слово, она проповедует христианские ценности и занята тем, чтобы одухотворить человека, дать ему силы выдержать весь ужас земной жизни и не отчаяться, живя в мире, лежащем во зле, напомнить ему о Боге и вечности, побудить к раздумьям, покаянию и молитве, от древнерусских повестей до Пушкина, Лермонтова и Тютчева, Гоголя, Достоевского, Толстого, Чехова и Пастернака она имеет тон проповеди и исповеди, занята разрешением вековечных религиозно-философских вопросов – исканием Бога, разгадками величайших тайн бытия – добра и зла, смысла жизни и смерти, она призывает проявлять милость к падшим, к униженным и оскорбленным, в ее центре душа человека в ее обращенности к Богу. Совершенно прав исследователь В.Н. Захаров, писавший о православных аспектах русской культуры: «Русская литература в полной мере  восприняла и усвоила христианскую концепцию человека в том виде, в каком она сложилась в Православии. Идеи спасения, страдания, искупления и преображения определяли ее духовный пафос», «любовь и милость – на этих этических основах держалась русская литература в древние  и новые времена». По суждению В.А. Котельникова, во всех своих значимых произведениях – в их идейных смыслах и художественных высказываниях – русская литература несет на себе следы христианской традиции. Истоки искусства священны, а потому оно должно быть проникнуто религиозным содержанием и молитвенным духом, назначение и смысл искусства – духовный, Дух Божий дышит и веет где хочет, Он находит Себе обитель в сердцах художников, писателей и поэтов, имеющих религиозное миросозерцание и ищущих правду Божью – в душах, жаждущих верить и томящихся на земле, не прельщающихся соблазнами суетного мира, но устремленных к горнему, небесному и вечному. Настоящий поэт самоотвержен и бескорыстен, ведь всякий утилитаризм и прагматизм – смерть искусства, насилие над совестью поэта, опошление красоты, отречение от нравственного идеализма.  По блестящей мысли Игоря Гарина: «Поэзия – не только поющий язык, но и бескорыстное сердце. Сребролюбие – второй враг поэзии, первый – верноподданичество». Настоящий поэт есть человек с поющим сердцем, умеющим любить и созерцать, восхищаться красотой звездного неба и нежностью маленького цветка, дышать дуновением уст Божиих – быть вдохновенным, ибо без вдохновения на струнах лиры нет жизни, а без любви вся ученость и мудрость – ничто. Русский поэт Ф.И.Тютчев – глубоко религиозный человек, обладавший даром глубокой философской мысли, сетовал на то, что уже в его век «рассудок все опустошил», все священное изгоняется в область поэтического вымысла и грез, а человеку – «ничтожной пыли», существу, созданному из праха земного и забывшему о своем духовном достоинстве – образе Божием в себе, не дано дышать «божественным огнем». Наш рано почивший, но одаренный многими талантами любомудр Д. Веневитинов, изобразил поэта как возвышенного художника «с раздумьем на челе суровом», он – «любимец муз и вдохновенья», имеющий высшие дары и печать небесной тайны на челе, исполняющий волю Бога и несущий глаголы неба на землю, что отличает его от лжепоэтов, чьим арфам не следует внимать:

Люби питомца вдохновенья
И гордый ум пред ним склоняй;
Но в чистой жажде наслажденья
Не каждой арфе слух вверяй.
Не много истинных пророков
С печатью власти на челе,
С дарами выспренних уроков,
С глаголом неба на земле.

                Если духовная сущность кризиса нашего времени – апостасия, отпадение от Церкви и веры – трагедия расцерковления культуры и человека, блуждание нашего духа в поисках иных ценностей, то исход из этого страшного кризиса, опустошающего души людей и грозящего гибелью нашего социокультурного мира  – воцерковление, возвращение к Церкви и святоотеческому наследию, к священным истокам русской культуры.  По замечанию протоиерея Г.Флоровского, все подлинные достижения русской культуры и религиозно-философской мысли всегда были связаны с творческим возвращением к святоотеческим истокам, ибо наивысшая ценность – это святыня веры, а высочайшая из святынь – Сам Бог, и если мы хотим, чтобы возродилась великая русская культура во всей ее драгоценной многогранности, со всей ее философской глубиной мысли, молитвенные обращение к Богу, жаждой справедливости и проповедью любви и всепрощения, со всеми ее христианскими идеалами и надеждами, со всей ее провидческой зоркостью и апостольским призванием, то нам надо понять, что поэзия, музыка и литература – это не пустая забава и не развлечение, это не суетная роскошь земной жизни и ярмарка тщеславия, а священное служение – особая миссия вестничества. Русская классическая поэзия – это лирическая исповедь и творческое самовыражение русской души, всех ее устремлений и духовных исканий, навеки запечатленых в лирике Лермонтова, ее восхищения мимолетной красотой природы и жажды вечности, отображенной в поэзии Фета, ее скорбей, обличений несправедливости и чаяний на лучшую жизнь, блестяще выраженных Некрасовым, всего ее неутолимого томления, проникновенно звучащего в стихах Кольцова и Никитина, ее предостережений, воззваний и пророческих прозрений, раздающихся в строках Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Блока. Можно согласиться с мыслью Д.С.Дарского, считавшего, что «русская поэзия по природе своей христианка, укрывшаяся от мира молитвенница», ведь внутренние миры и души ее творцов, их идеи и убеждения взращивались в христианской среде – многие великие русские писатели и поэты были с раннего детства причастны  церковному богослужению и храмовой жизни Церкви, ее таинствам и литургическим молитвам и песнопениям, ветхозаветными и новозаветными текстам, через зрительные и слуховые впечатления оказывавшими сильнейшей внияние на художественный вкус и духовную организацию их душ, нравов и миросозерцаний. В книге «Русская поэзия в контексте православной культуры» Т.А.Кошемчук справедливо замечает, что хоть у каждого русского писателя и поэта свой жизненный путь – свои искушения и испытания, падения и взлеты, своя драма и итог, но в глубинах их душ всегда оставался мощный и глубочайший пласт церковной культуры, а потому даже поэты и писатели, отвергающие христианскую веру и называющие себя атеистами, желая превознести подвиг жертвы и самоотречения, сравнивали борцов за правду и справедливость с Иисусом Христом, не находя ничего боле высокого во всей истории мира, ибо хоть эти атеистически настроенные писатели и поэты и отреклись от веры во Христа Богочеловека, их мысль продолжала вращаться вокруг библейских сюжетов и богослужебных текстов Церкви, их творчество было наполнено христианскими образами и смыслами. Нет ничего удивительного в том, что Н.В.Гоголь, размышляя о лиризме наших поэтов, говорил, что в их лучших произведениях есть нечто близкое библейскому духу – «высшее состояние лиризма, которое чуждо увлечений страстных и есть твердый возлет в свете разума, верховное торжество духовной трезвости», а верховный источник лиризма – Сам Бог, вот отчего поэт в России – это почти пророк, а слова наших пиитов порой звучат с пророческой силой и властью. В библейских книгах мы находим высокие образцы величественных мыслей о Боге и молитвенные песнопения, с которыми не может сравниться искусство Гомера и Гесиода, Пиндара и Горация, и которые остаются недосягаемы и в наши дни. В Библии сказано, что Бог сотворил небо и землю – мир духовный и мир материальный, Он есть Творец мира, буквально – всемогущий Поэт неба и земли, и все сотворенное Им было прекрасно – «хорошо весьма». Господь с любовью сотворил мир, Он с любовью смотрит на литое как зеркало и глубокое как бездна небо, где сияют звезды, луна и солнце, на землю, где текут реки и распростерлись моря, произрастают леса и сады, летают птицы, слагающие свои песни. Как возвышенно и торжественно описывается красота Божьего мира в Псалтыре: Господь сотворил Ангелов – служителей Своих, духов пылающих, по воле Его восходит солнце и раздается гром, Он сотворил кедры Ливанские, высокие горы – сернам, душистые цветы –  пчелам, соделал все премудро! Религиозный человек благоговеет пред величием Бога и красотой сотворенного Им мира – пророк Давид с восхищением смотрел на небо, звезды и луну, а мудрец Иов с восторгом и трепетом созерцает таинственную и необозримую красоту Божьего мира и мощь Творца, говорящего с ним из бури, как поэт и художник с радостью наблюдает ликование утренних звезд. Иов – это величайший мученик Ветхого Завета, он все потерял – земное счастье, возлюбленную, своих детей, здоровье и душевный мир. Иов – праведник и мудрец, он знает, что страдает безвинно, и обращается к Господу с молитвенным воплем из страшной бездны отчаяния – зовет Всевышнего, вопрошает Его о справедливости, ищет общения с Богом. Мудрость Иова и его язык – поэтичны, это язык Библии и пророков, язык общения с Богом, и в этом высшее назначение поэзии – говорить с Создателем, искать Царство Небесное и возвещать правду Божию, не терять веру и надежду, пребывая в мире, лежащем во зле. Как емки слова Иова, все несравненные образы этой книги – содержат в себе мудрость более глубокую, чем вся мировая философская мысль, священную поэзию веры и Откровения, превосходящую все научные суждения и сухой анализ от средневековых схоластов до современных ученых! Как бледны и поверхностны речи утешителей Иова – трех великих мудрецов древнего мира – Елифаза, Вилдада и Софара, как узок умственный кругозор всех рационалистов – от книжников Библии до Декарта, Спинозы, Канта, Фихте и Гегеля в сравнении с возвышенной речью Иова, с его исповедью и молитвами, притчами и исканиями – их мысли и речи сухи как раскаленный песок пустыни, а его слова – как могучий поток реки, как горный ручей! Вдохновение Иова неисчерпаемо, а вера его – проницательна, выстрадана и несокрушима. Мудрец Иов верует в Бога, в Его могущество и премудрость, справедливость и благость вопреки всему – как великий молитвенник и подвижник Ветхого Завета, он верует в Бога до конца – искренне и бескорыстно. В книге Иова – высоко поэтической книге, мы находим более глубокие раздумья о тайне теодицеи – философском вопросе о том, как всеблагой и всемогущий Бог допускает существование зла в мире? – чем в писаниях Платона и Плотина, Августина Блаженного, Лейбница и Серафима Вырицкого с их оправданием зла и эстетическими теодицеями, бесконечно далекими от библейского миросозерцания и несовместимыми с евангельским образом истинного Бога. Если Иов – это библейский мученик веры, то книга Иова – это творческое свидетельство о премудрости, могуществе и благости Бога, о величии и красоте сотворенной Им вселенной, о тайне человека, его жизни, страданий и души; она – истинная теодицея во всех ее многогранных смысловых аспектах: мессианском – пророчество Иова о грядущем Мессии – Богочеловеке Иисусе Христе, искупившем грехи мира; эсхатологическом – пророчество о всеобщем воскресении из мертвых, о Царстве Небесном, где Господь утешит всех скорбящих; этическом – Бог всеблаг и милосерден, а суд Его – праведен; эстетическом – от Бога все прекрасное в мире, Он – Творец красоты, а грех и зло – это безобразие, противное Богу и Его святой воле; аксиологическом – для Создателя каждый человек столь же драгоценен, как весь духовный и материальный мир; мистическом – вселюбящий Бог никогда не оставляет Свое творение, Он ближе нам, чем наше сердце; литургическом – общение со Всевышним есть наивысшее счастье и вечная жизнь для человека, ведь если человек есть живой храм Божий, то ум его – иерей, а сердце – алтарь, и оно – пусто и несчастно без Бога. В основе всей жизни Церкви лежит Божественная Литургия, она – сердце всех молитв и богослужений,  квинтэссенция всей святоотеческой литературы, все догматическое и нравственное богословие Церкви литургичны, сама догматика реализуется в литургической жизни Церкви и оживает в молитвенном опыте, ибо богословие и богослужение, догматика  и Литургия, вера и молитва – едины в Церкви, и каждый христианин, включающийся в ее литургическую жизнь всем сердцем и умом, волей, душой и молитвословием, воспринимает ее бесценное сокровище – гимнографию, содержащую в себе высочайшее богословие, воспетое сердцем верующего человека, хвалящего Бога, благодарящего Его за явные и сокровенные милости, кающегося пред лицом всезрящего Судии, с благоговейной надеждой и священным трепетом причащающегося Святых Тайн Христовых. Все православное богослужение проникнуто догматическими истинами веры, оно является поющим и литургическим богословием, и если человек внимательно вслушается в богослужебные тексты, то воспримет догматическое богословие через молитву – воспримет зорким умом и всей глубиной сердца. Выдающийся писатель и религиозный мыслитель К. Леонтьев назвал Божественную Литургию – величайшим художественным произведением, соединяющей красоту земную и небесную, а ее творцов – ученейшими богословами и философами Церкви: «Без этой учености и без этого философского воспитания невозможно было бы создание церковного богослужения столь наглядно и поэтически живописующего христианской пастве и философию Церкви, и ее историю. Ибо церковные песни, возгласы, моления обдуманно пользуются всяким поводом, чтобы помнить о Троичности Единосущного Божества, о воплощении Второго Лица, о девственности Богоматери, об Ангелах, о характере и заслугах того или иного святого». Русский богослов и философ С.Н. Булгаков справедливо писал, что богослужебные книги – источник мудрости и вдохновения для наших поэтов и писателей, философов и богословов, они – важнейший источник приобщения человека к православной вере и духовной культуре России, эти книги – воспитательницы эстетического вкуса и нравственного сознания лучших наших людей – святых и гениев, ибо если православный храм есть небо на земле, то Литургия – явление вечной и высшей духовной красоты в реалиях нашего чувственного мира. В великолепном стихотворении А.М. Жемчужникова «У всенощной на страстной неделе» поэтически выражена красота церковного богослужения, воздействующего на душу человека, равно как и молитвенное раздумье поэта, осознающего свое окаянство, греховность и недостойность войти в небесный чертог – горний Иерусалим, но жаждущего спасения, тихо молящегося со всей святой Церковью  – «Светодавче – просвети», с покаянным порывом обращающегося к Богу:

На улице шумной – вечерняя служба во храме.
Вхожу в этот тихий, манящий к раздумьям приют,
Лампады и свечи мерцают в седом фимиаме,
И певчие в сумрак грустным напевом поют:

«Чертог Твоя я вижу в лучах красоты и сияня,
Одежды же нет у меня, чтобы  в оный войти…
Убогое, темной грешной души одеянье,
О Ты, Святодатель, молюсь я Тебе: просвети!»

                По слову архимандрита Софрония Сахарова, в Церкви человек обретает величайший дар – писание Нового Завета, данное Самим Христом, Слово Божие становится нашим словом, библейский язык и библейское мышление – нашим языком и нашим мышлением, а значит – воцерковляются наше мышление и наша речь. Библейский образ мышления – высоко поэтичен, язык Псалтыря, книги Иова, притч Соломоновых, Песни Песней и книг пророческих – это язык священной поэзии. Все библейские мудрецы от Моисея, Иова и Соломона до апостола Иоанна Богослова излагали свои мысли о Боге и душе, о жизни и смерти, вере и неверии, красоте и любви, грехе и искуплении, на поэтическом языке. Бог велик и непостижим для ума человека. Все, что сотворено Богом великолепно, а по сущности – непостижимо и сокровенно. Мы знаем, что Бог есть Сущий, познаем Его любовь, всемогущество и премудрость, веруем – Он благ и свят, вечен и абсолютно совершенен, но никто не в силах познать Божественную Сущность, так и сущность всех сотворенных Им вещей, и сущность человека – сокровенная и непостижимая тайна. Человек – это наивысшее Божье творение, вошедшее в мир как царь в великолепный дворец, он – тайна для самого себя. В очах Всевышнего личность Иова, по своему масштабу сравнима с красотой всей необозримой вселенной, и более того – тайна человека, его души и свободы, жизни и смерти, страданий и веры – еще более великая и неизъяснимая тайна. На страницах Псалтыря царь и пророк Давид, с глубоким изумлением перед тайной человека, на языке высокой и священной поэзии библейских книг, вопрошает Всевышнего: «Когда я взираю на небеса Твои – дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его? Не много Ты умалил его пред Ангелами: славою и честью увенчал его; поставил владыкою над делами рук Твоих; все положил под ноги его» (Пс.8:4-7). Что такое человек и в чем его тайна? Для чего Господь сотворил человека и почему между ним и иными живыми существами – животными, птицами, рыбами и растениями – неизмеримая пропасть? Размышляя о загадке человека, святитель Игнатий Брянчанинов писал в своем «Слове о человеке: «Человек – тайна для самого себя. Неужели эта тайна запечатлена окончательно и нет никакого средства раскрыть ее?» В книге Бытия есть загадочные слова, повествующие о сотворении Богом человека: «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт. 1:26). Когда Господь создал небо и землю, Ангелов – служебных духов Своих, животных, птиц и растения, то Он ни с кем не советовался. Прославляя могущество и премудрость Создателя, пророк Исайи воскликнул в молитве: «Кто уразумел Дух Господа, и кто был советником у Него, и учил Его?» (Ис.40:13). По учению Церкви – это Предвечный Совет Трех Лиц Святой Троицы, таинственно совещавшихся между Собой о сотворении человека. Бог премудр и всеведущ, Он советовался с Самим Собой, сотворил человека по образу и подобию Своему – наделил его чертами богоподобия – умом и свободой, совестью и творческими дарованиями. Сидя в тенистой роще, вдали от людей и суеты, святитель Григорий Богослов с грустью в сердце размышлял о человеке, его душе и тягостной жизни, и в одном из своих богословских стихотворений, предал перу те вековечные вопросы, которые тревожили его разум: «Кто я был? Кто я теперь? И чем буду? Ни я не знаю сего, ни тот, кто обильнее меня мудростью… Я существую. Скажи: что это значит?.. И ты, душа моя, кто, откуда и что такое?.. А если ты, душа моя, что-нибудь небесное, то желательно знать, откуда ведешь начало?» В своих великолепных стихах святитель Григорий Богослов стремился постичь тайну человека – самого загадочного из всех Божьих существ, его «душа есть Божие дыхание», она – духовна и неуничтожима, ибо сотворенному по «образу великого Бога неприлично разрушиться бесславно», а его тело – создано из персти земной, он – создание духовное и чувственное. Господь собрал все тайны и чудеса всех миров, слил их воедино и актом всемогущей воли Своей создал человека. Человек – загадочное создание, он соединяет в себе два мира: мир духовный и мир чувственный, созданный из праха земного, он обладает бессмертной душой, подобной Ангелам, он же – духовное и богоподобное создание, обладающее мышлением и волей, совестью и художественным чувством, творческими талантами и дарованиями. Человек – это неизъяснимая тайна для самого себя, все загадочно в нем: его многогранное мышление – интуитивное и аналитическое, абстрактное и образное, его ощущение – чувственное восприятие материального мира, его свободная воля, как маятник, таинственно колеблющийся между добром и злом, прекрасным  безобразным, святым и порочным, его жизнь – собрание тайн и притч, его сердце, символически сравниваемое в Псалтыре и книге пророка Иеремии с неисследимо глубокой бездной, ведомой одному Богу. Во всех Божьих мирах нет создания более таинственного и поразительного, чем человек, он – величайшее чудо, образ и подобие Всевышнего, и он же – самое страшное и трагическое существо, раздираемое противоречиями; он – песчинка, затерянная во вселенной и окруженная со всех сторон бесконечными тайнами, и он же – венец Божьего миротворения. Но если Господь сотворил все премудро и дух, душа и тело человека изначально находились в гармонии – дух был покорен Богу, душа – духу, а тело – душе, то после грехопадения прежняя гармония разрушилась и духовное и чувственное борется в человеке, самое же трагическое – это духовная борьба с Богом, кощунственное предательство Создателя и сопротивление Его святой воле. В надгробном слове Кесарию святитель Григорий Богослов охарактеризовал  человека как существо парадоксальное: «Мал я и велик, унижен и превознесен, смертен и бессмертен; я вместе земной и небесный! Одно у меня общее с дольним миром, а другое – с Богом; одно – с плотию, а другое – с духом!» Человек есть существо смертное, более того, он осознает конечность своего земного бытия. В романе «Жизнь Арсеньева» Иван Бунин – один из величайших писателей России, непревзойденный мастер русского языка – могучего, богатого и живописного, задумчиво вопрошает: «Не рождаемся ли мы с чувством смерти?». Человек есть мыслящее существо, ему свойственно задумываться о том – что такое смерть? Что будет с ним после смерти? Куда уйдет его душа? Смерть – наставница мудрых, она учит человека ценить время его земной жизни, не привязывать душу к мирским вещам – суетным и бренным, но искать даров Божиих в созерцании красот природы, в бесценных сокровищах духовной культуры, в чудесах и молитвах, в Церкви, ее богослужениях и таинствах, и прежде всего – искать Самого Бога и горнего Царства Его. Смерть – это мера всех вещей, данная нам от Бога, ее не было в мире, сотворенном Творцом, но Господь попустил ей быть после грехопадения Адама и Евы, ибо смерть отрезвляет грешников, развенчивает их иллюзии и сокрушает кумиры, дает узреть нашу жизнь в духовном свете, она беспощадно судит нашу жизнь, отсеивает все пошлое и фальшивое от искреннего и священного, возносит мысль к Богу, побуждает к покаянию и молитве. Человек сотворен Богом, любовь Всевышнего – основа его бытия, а потому многоскорбную мысль о бренности бытия и смерти нельзя переносить в сферу метафизическую – сферу бытия личного духа. Если существует Бог Библии, то жизнь имеет смысл и мир Им сотворен, а человек – не только земной муравей – маленькое и ничтожное существо из плоти и крови, но и богоподобное создание, обладающее нравственным сознанием и бессмертной душой. Уже древнеиудейский мудрец Екклесиаст сказал: «и возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его» (Еккл. 12:7). Смерть есть исшествие души из тела, она – не конец бытия, а врата в иной мир – незримый и духовный. Жизнь еще более таинственна и величественна, чем смерть, ибо жизнь от Бога, она – дар Божий, и в то же время жизнь – это холст, а человек – художник, он свободен и сам пишет картину своей жизни, что налагает на него духовную и нравственную ответственность за все его действия и помышления, слова и намерения сердца. Во всей непостижимой сложности пеструю картину нашей жизни, где есть место роскоши и нищете, благородству и коварству, вере и сомнению, любви и предательству, глубже многих философов и мудрецов описал в стихотворении «Жизнь» русский поэт Семен Надсон – этот непревзойденный лирик, чьи стихи изумляют не только мелодичностью и красотой слога, но и особым философским глубокомыслием:

Меняя каждый миг свой образ прихотливый,
Капризна, как дитя, и призрачна, как дым,
Кипит повсюду жизнь в тревоге суетливой,
Великое смешав с ничтожным и смешным.
Какой нестройный гул и пестрая картина!
Здесь – поцелуй любви, а там – удар ножом;
Здесь нагло прозвенел бубенчик арлекина,
А там идет пророк, согбенный под крестом.
Где солнце – там и тень! Где слезы и молитвы –
Там и голодный стон мятежной нищеты;
Вчера здесь был разгар кровопролитной битвы,
А завтра – расцветут душистые цветы.
Вот чудный перл в грязи, растоптанный толпою,
А вот душистый плод, подточенный червем;
Сейчас ты был герой, гордящийся собою,
Теперь ты – бледный трус, подавленный стыдом!
Вот жизнь, вот этот сфинкс! Закон ее – мгновенье,
И нет среди людей такого мудреца,
Кто б мог сказать толпе – куда ее движенье,
Кто мог бы уловить черты ее лица.
То вся она – печаль, то вся она – приманка,
То все в ней – блеск и свет, то все – позор и тьма;
Жизнь – это серафим и пьяная вакханка,
Жизнь – это океан и тесная тюрьма!

                Со всех сторон окруженный тайнами, человек стремится постичь их, он – существо духовное и мыслящее, и мысль его уносится в бездну тайн – возвышенных и страшных, величественных и горьких, ибо его сердце и душу мучают тайны добра и зла, времени и вечности, любви и страдания, жизни и смерти, свободы и ответственности, греха и искупления. Человек – это не «разумное животное», а свободная  самоопределяющаяся личность, он принадлежит не только материальному миру, но и духовному миру, как существо поэтическое – возвышенно мыслящее, стремящееся найти ответы на самые глубокие вопросы жизни: Для чего нам дана жизнь? Что ждет нас после смерти? Что такое свобода? Как обрести счастье? С древних времен человек стремился познать самого себя. Глубочайшие мысли о человеке, о смысле его жизни и предназначении высказывали не только философы, но и поэты, среди которых были настоящие мудрецы. Уже выдающийся ученый и религиозный философ Блез Паскаль говорил, что высшее знание о Боге, душе, жизни и смерти, о свободе, грехе и искуплении, времени и вечности обретается не умом – рациональным мышлением, а сердцем – любовью, созерцанием, верой и молитвой, оно есть достояние не кабинетного мыслителя и ученого философа, а пророка и апостола, монаха, поэта и мудреца. Схожие мысли можно найти в письме Достоевского своему брату:  «Что ты хочешь сказать словом «знать»? Познать природу, душу, Бога, любовь… Это дознается сердцем, а не умом». Философ может размышлять о книге Иова, Песни Песней и Псалтыре, о «Божественной Комедии» Данте Алигьери, «Гамлете» и «Буре» Шекспира, «Потерянном Рае» Мильтона, пытаться расшифровывать глубинные смыслы величайших произведений художественной литературы, но то, что создано вдохновением неисчерпаемо для рационального мышления. Для святителя Григория Богослова лирические стихи – это голос, идущий из глубин души – из сокровенных бездн духа, и поэт-богослов обращается к поэзии, чтобы лучше понять самого себя, обнажить свое сердце со всеми его горькими думами и заветными молитвами, скорбями и светлыми надеждами. Поэзия нужна человеку, чтобы познать самого себя – заглянуть в свою душу, увидеть свой духовный мир и описать созерцание на языке метафор. В поэтических образах «Божественной Комедии» мы найдем более великую мудрость и более проницательные суждения о человеке, чем в «Диалогах» Платона и сочинениях Аристотеля, в книгах Канта и Гегеля. Возьмите в руки «Божественную Комедию» и с первых ее строк вы поймете, что Данте Алигьери – великий поэт и христианский мыслитель, а его поэма – грандиозное произведение, в ее образах и сценах – кладезь мудрости и нравственных поучений, он возвестил о величии человека и страшной его греховности, о высоком назначении поэта-пророка – ходить пред лицом Всевышнего и возвещать людям правду Божию. Для Данте человек – это высшее Божье творение, он одарен умом и свободой, все в видимом мире создано для него, ибо он – образ и подобие Всевышнего в земной юдоли, существо духовное, способное молиться и любить, созерцать красоту сотворенного мира и прославлять Создателя, но в то же время после грехопадения человек стал смертным и грешным существом, обуреваемым бурей низменных страстей – плотским вожделением, страстью к наживе, жаждой славы и власти. Священник Анатолий Жураковский, соединивший творческую одаренность и любовь к культуре с аскезой и бескомпромиссной верностью Церкви, так охарактеризовал антиномию человеческого бытия: «Человек царственен, ему подчинена вся полнота твари, но он же – данник природы, обязанный искать себе пропитание «собственными трудами и усилиями». Он свободен и творчески одарен, но он же вместе с тем немощен, он – ничто перед лицом Дающего всему жизнь Бога». В величественной и возвышенной оде Г.Р. Державина «Бог» есть изумительные строки, как бы высеченные из камня, столь же глубоко выражающие величие и ничтожество человека как существа духовного и чувственного, смертного и бессмертного, несущего на себе печать богоподобия, но ползающего во прахе как жалкий раб страстей, ничтожный червь:

Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб, я червь – я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? – безвестен;
А сам собой я быть не мог.

                В своем «Слове о человеке» святитель Игнатий Брянчанинов с изумлением писал, что наш мир – самый таинственный из всех миров, а человек – самое непостижимое из всех Божьих созданий, стремящееся познать самого себя и понять смысл своего существования: «Смотрю на видимое нами великолепное и обширное мироздание, поражаюсь недоумением и удивлением. Повсюду вижу непостижимое! ...Непостижимо для меня раскинут широкий свод небес, утверждены на своих местах и в своих путях огромные светила небесные; столько же непостижимо произрастает из земли травинка, небрежно попираемая ногами. Она тянет из земли нужные для себя соки, разлагает их, образует из них свойственные себе качество, вкус, запах, цвет, плод; возле нее другой стебелек, из той же земли, из таких же соков, вырабатывает принадлежности совсем иные, последуя отдельным, своим законам, и часто возле вкуснейшей ягоды или благовоннейшего цветка произрастает злак, напитанный смертоносным ядом... Среди предметов необъятного мироздания вижу себя – человека. Кто я? Откуда и для чего являюсь на земле? Какая вообще цель моего существования? Какая причина и цель моей земной жизни, этого странствования, краткого в сравнении с вечностью, продолжительного и утомительного в отношении к самому себе? Являюсь в бытие бессознательно, без всякого со стороны моей согласия; увожусь из этой жизни против моей воли, в час неопределенный, непредугаданный. Являюсь и увожусь как творение. Живу на земле, не зная будущего. Мне неизвестно, что сделается со мною чрез день, чрез несколько минут. Постоянно встречаюсь с неожиданным. Постоянно нахожусь под влиянием обстоятельств и обстановки, которые порабощают меня себе. Одна привычка, одна проводимая безрассудно жизнь мирит с таким странным положением. Не может оно укрыться от наблюдателя. Что делается со мною, когда я, пробыв на земле срочное время, исчезаю с лица ее, исчезаю в неизвестности, подобно всем прочим человекам. Способ отшествия моего из земной жизни страшен: он именуется смертью. С понятием о смерти соединено понятие о прекращении существования: но во мне живет убеждение невольное, естественное, что я – бессмертен. Чувствую себя бессмертным: постоянно действую из этого чувства... Человек – тайна для самого себя...». В Священном Писании сказано, что Бог сотворил человека по образу и подобию Своему – по таинственному образу Святой Троицы. По слову преподобного Симеона Нового Богослова Господь есть Отец, Логос и Святой Дух, и образ Божий в человеке – это ум, слово и дух. У святителя Игнатия Брянчанинова мы снова находим эту мысль: образ Бога Троицы в человеке есть ум – образ предвечного Бога Отца, слово – образ предвечного Бога Сына, Слова Божиего, дух – образ предвечного Бога Святого Духа. Из древних подвижников Церкви преподобный Григорий Синаит считал, что в человеке ум, слово и дух есть образ Святой Троицы. Господь сотворил человека, взяв «персть от земли» – материю, и вдохнув в него «дыхание жизни» – живую душу. Святитель Григорий Богослов говорил, что по телесной природе человек – плоть от плоти земли – причастник материального мира, а по духовной природе – «образ и подобие Божества», и душа его имеет ум и свободу, способна мыслить и молиться, творить и созерцать, верить, надеяться и любить.  С религиозным пафосом изумления, святитель Григорий Богослов констатирует необычайную загадочность человека, антиномичность и противоречивость его бытия: «Зритель видимой твари, таиник умосозерцаемой, царь над тем, что на земле, подчиненный Горнему Царству, земной и небесный, временный и бессмертный, видимый и умосозерцаемый, Ангел, который занимает середину между величием и низостью, один и то же есть и дух и плоть… Что это за смешение в нас?.. Как бессмертное срастворено со смертным? Как льюсь я долу и возношусь горе?.. Как мысль и заключена в пределы, и неопределима, и в нас пребывает, и все объемлет в быстроте своего стремления и течения?». Тайна человека стояла не только в центре святоотеческого богословия, но и была одной из ключевых тем поэзии – углубляясь в самого себя и пытаясь познать себя, человек обращался не только к науке, философии и религии, но и к искусству – он поэтически осмысливал и лирически описывал загадочность, двойственность и антиномичность своего существования, что с огромной силой выражено в стихотворениях Тютчева:

О вещая душа моя!
О сердце, полное  тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..

Так ты – жилица двух миров,
Твой день – болезненный и страстный,
Твой сон – пророчески-неясный,
Как откровение духов…

Пуская страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые –
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть.

                В религиозно-философской лирике Тютчева, черпающей мудрость и вдохновение в Библии и православной вере, не только высказываются святоотеческие мысли о величии человека и его ничтожестве, но и с непревзойденным поэтическим изяществом и афористичностью, выражается основная антиномия человека – он есть существо духовное и чувственное, его душа – жилица двух миров, он – венец всего Божьего творения, созданный по образу и подобию Божиему, но вместе с тем, он есть существо греховное и падшее, его грудь волнуют страсти роковые. Во всей мировой литературе – даже у Софокла, мыслителей эпохи Возрождения и Шекспира – мы не найдем столь возвышенной хвалы в честь человека, как в святоотеческой литературе и в русской поэзии, но там же мы находим самое пламенное обличение греховности и порочности людей, самые грозные пророческие предостережения и изобличения зла, лжи и несправедливости, раздающиеся в катастрофических и почти апокалиптических тонах – не только в сочинениях Григория Богослова, Иоанна Златоуста и Симеона Нового Богослова, но и в стихах русских поэтов – Лермонтова и Тютчева, Некрасова и Надсона. Тайна зла – одна из самых мучительных тем, мучила всех совестливых и мыслящих людей – всех истинных поэтов, философов и богословов, теснейшим образом она связанна с библейским сюжетом о грехопадения трети Ангелов во главе с Люцифером с небес, а затем и первых людей – Адама и Евы, обитавших вЭдемском саду, поддавшихся искушению и ставших рабами греха через отступление от Бога, переплетаясь с темой помрачения нашего разума и затемнения в нас образа Божиего, борьбой добра и зла в сердце каждого человека и всеобщей враждой и разногласием, воцарившимися в мире, она приводит нас к вопросу о нравственном выборе человека, что с особой силой и проникновенностью звучит в стихотворении «Ангел и демон»  – одном из лучших шедевров Майкова:

Подъемлют спор за человека
Два духа мощные: один –
Эдемской двери властелин
И вечный страж ее от века;
Другой – во всем величьи зла,
Владыка сумрачного мира:
Над огненной его порфирой
Горят два огненных крыла.

Но торжество кому ж уступит
В пыли рожденный человек?
Венец ль вечных пальм он купит
Иль чашу временную нег?
Господень Ангел тих и ясен:
Его живит смиренья луч;
Но гордый демон так прекрасен,
Так лучезарен и могуч!

                Каждый человек есть свобода и самоопределяющаяся личность, он есть существо, рожденное в пыли – сотворенное из праха земного – материи, он поставлен в ситуацию выбора между добром и злом – Ангелом, призывающем искать горнего – вечного венца, и демоном, искушающим смертных чашей временных нег, дабы они забыли о Боге и вечности, пренебрегли своей душой, жили так, будто не будет ни смерти, ни Страшного Суда. В Нагорной проповеди Христос возвещал, что все мы – бездомные и тоскующие странники, не имеющие места, где можно главу преклонить, лишившиеся своей отчизны – Эдема, наши сердца ранены тоской по Богу, наша жизнь на земле скоротечна, а потому нам надо искать не временных материальных благ, а Царства Небесного и правду его. В христианском сознании тайна человека глубочайшим связана с Богочеловечеством Иисуса Христа, ибо Христос есть Сын  Божий и предвечное Слово Божие и наш Первообраз, Он – Иисус из Назарета, Бог вочеловечившийся – евангельский Богочеловек и наш высочайший идеал. Преподобный Максим Исповедник учил, что человек причастен Божественному Логосу, его душа – духовна, ибо обладает свободной волей и логосом – духовным разумом, уподобляющим человека Богу. Мне вспоминаются строки из трагедии Шекспира «Гамлет» – этого философского и поэтического шедевра, где мы находим не только горестные мысли о ничтожности, порочности и смертности человека, но богословский гимн его величию, как созданию, сотворенному по образу Бога: «Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! В поступках как близок к Ангелу! В воззрениях как близок к Богу! Краса вселенной! Венец всего живущего!». В Священном Писании сказано, что Господь сотворил человека разумным, от Него знание и разум, Он – источник премудрости. В книге Иова возвышенно провозглашается – все проницает разум Всевышнего – все на небе и на земле, и преисподняя обнажена пред Ним, но премудрость Божия – таинственна и сокровенна:  «Сокрыта она от очей всего живущего и от птиц небесных утаена» (Иов. 28:21). Господь «премудр сердцем и могуч силою, кто восставал против Него и оставался в покое? Он передвигает горы, и не узнают их: Он превращает их в гневе Своем; сдвигает землю с места ее, и столбы ее дрожат; скажет солнцу – и не взойдет, и на звезды налагает печать» (Иов.9:3-7). И пророк Исайя пламенно прославляет премудрость Божию, что выше всех наш мыслей – как небо выше земли, ибо «разум Его неисследим» (Ис.40:28). Вслед за страждущим мудрецом Иовом и пророком Исайей, апостол Павел будет проповедовать, что Сын Божий, Иисус Христос распятый и воскресший – это Ипостасная Премудрость и Сила Божия, веру в Него – для иудеев соблазн, а для эллинов безумие, а мудрость мира сего – безумие в очах Всевышнего. Библейская философия – книга Иова и Псалтырь Давида, притчи Соломона и Песнь Песней – чрезвычайно поэтична, это религиозная философия и в основе ее – Божественное Откровение и молитва, таинственный и сокровенный опыт Богообщения. Сам Господь говорил с Моисеем, Иовом и пророками на языке высокой поэзии – на этом языке изъясняются все библейские мудрецы, это священный язык Ветхого Завета и Нового Завета, язык апостольской проповеди и Церкви, ее молитв и богослужений.  Великий русский писатель Ф.М. Достоевский проницательно заметил, что «поэт в порыве вдохновения разгадывает Бога, следовательно, исполняет назначение философа». Самые глубокие и сильные строки о сущности и загадке времени принадлежат не Платону-философу, изрекшему – «время есть текучий образ вечности», а Платону-поэту, провозглашающему – «время всесильно: порой изменяют немногие годы имя и образ вещей, их естество и судьбу». Человек есть одухотворенное существо, он призван философствовать и молиться, но зачастую ум его сталкивается с неразрешимыми тайнами, мучающими душу – с тайнами жизни и смерти, добра и зла, времени и вечности, а самая великая, грандиозная и непостижимая тайна – это Сам Бог, Который «сделал мрак покрывалом Своим» (Пс.17:12). Немецкий философ Кант обратил внимание, что есть метафизические вопросы неразрешимые для ума человеческого, привыкшего мыслить через призму пространства, времени и причинно-следственных связей – вопрос о бытии Бога и теодицее, вопрос о свободе и назначении человека, о том, на что такое вечность и на что мы можем надеяться – что ожидает нас после смерти. Если ум первозданного Адама был духовен, его познание – было созерцанием, то после грехопадения ум человека духовно деградировал – возникло дискурсивное, логическое и рациональное мышление, и оно не может постичь глубочайших Божьих тайн. По мысли преподобного Иоанна Дамаскина ум человека обладал врожденным знанием Бога, духовной способностью постигать суть вещей, но извращенный грехом ум потерял духовное знание, утратил мудрость и созерцание. Но и после грехопадения человек есть существо разумное, он способен мыслить – интуитивно и аналитически, созерцательно и дискурсивно-логически, экзистенциально и диалектически. С грустью мудреца и искренностью исповедника, с вдохновением апостола и проницательностью пророка человек способен размышлять о добре и зле, жизни и смерти, красоте и безобразии, времени и вечности, духе и материи, возносить свою творческую мысль к Богу – богословствовать: философствовать о Боге и молиться Богу. По слову святителя Григория Богослова философия – это высочайшее искусство – поучение в премудрости Божией, упражнение ума в Священном Писании, ее цель – познание самого себя и Всевышнего: «Непрестанно созидай ум свой в храм Богу, чтобы внутри своего сердца иметь невещественную опору – Царя. Познай самого себя, из чего и каким сотворен ты, доблестный мой, и через сие удобно достигнешь красоты Первообраза». Человек призван размышлять о Боге и величайших тайнах мироздания, о том, что было прежде сотворения вселенной, откуда она возникла и для чего нам дана жизнь, что будет с нами после смерти и что такое вечность. В философской лирике Ивана Бунина, вглядывающегося в звездное небо подобно псалмопевцу Давиду, изумившемуся красоте луны и прославившего Бога, есть изящные строки, свидетельствующие, что и поэт призван быть настоящим мудрецов и молитвенником:

Звездой пылающей, потиром
Земных скорбей, небесных слез
Зачем, о Господи, над миром
Ты бытие мое вознес?

                Со времен Платона поэтов делят на два типа: озаренные Богом – творящие по наитию, неистовые (как их называл Сократ в «Диалогах» Платона), и обученные – опирающиеся на поэтику и теорию искусства, но все великие поэты, такие как Данте, Шекспир и Мильтон, соединяли в себе вдохновение от Бога и философскую мудрость, энциклопедическую эрудицию, отточенное веками мастерство в стихосложении. Всякое разделение искусства, философии и религии – искусственно. Все великие поэты являются выдающимися мыслителями, ибо искусство – это сфера духовного творчества, а дух предполагает мышление – интуитивное, философское, созерцательное, и свободу – духовную, творческую, молитвенную. Если мы обратимся к величайшему индийскому мудрецу Шанкаре, то увидим, что его философская рефлексия нашла поэтическую форму выражения как единственно достойную; отсюда и поэтичный язык Упанишад с их тревожной красочностью и меланхоличностью. Немецкий философ Шеллинг говорил, что философия и поэзия – одно, а романтики Новалис и Шелли, считали поэзию – наставницей философии; н самая высшая философия – это христианское богословие – не сухая, схоластическая и академическая теология, а экзистенциальная, молитвенная, выстраданная, обретенная в духовном опыте апостольской веры. Все лучшие произведения поэтического искусства полны глубоких размышлений и интуитивных прозрений, а значит мудрость – это не привилегия одних философов и богословов, но и достояние поэтов, и прежде всего библейских пророков, обладающих боговдохновенным знанием – мудростью от Бога. Если бы поэты не обладали высшей мудростью, не постигали мир духовно и не описывали суть вещей – душ и жизни, смерти и страданий метафорически и символически, а каждый символ и каждая метафора – многогранны по заключенному в них смыслу, то искусствоведение было бы выше искусства, но ни один ученый искусствовед, ни один специалист по творчеству Данте, не обладает мудростью, талантами и проницательностью самого Данте Алигьери. Знаменитый философ и поэт эпохи Возрождения Франческо Петрарка, прославившийся своими сонетами, основной темой которых была – любовь к Лауре, побуждавшая его еще сильней любить Бога, ценивший Цицерона и Платона, но критический относившийся к античной философии в целом, полагал, что между поэзией и богословием существует огромное сходство – они призывают человека познать себя, обратиться к Богу, обличают пороки и окрыляют высокие стремления души. Если же мы обратимся к Джованни Бокаччо – противоречивому поэту, известному не только своим безнравственным «Декамероном», но и любовью к «Божественной Комедии» Данте Алигьери и изящным сонетам Петрарки, то найдем у него глубочайшие рассуждения о связи поэзии и теологии, о высшей миссии поэта – стремиться к вечному, а не бренному, внушить возвышенные помыслы людям и направить их умы и сердца к Богу. Можно конечно вспомнить критическую тираду святителя Игнатия Брянчанинова о державинской оде «Бог», но его острое противопоставление Церкви и искусства, творческой свободы и священных заветов Евангелия совершенно искусственно и неоправданно, порождено духовно-эстетическим нечувствием ума и сердца, пренебрежением к таланту богословствующего поэта, монашеским презрением к «светским» поэтам, писателям и мыслителям. Святой Дух – третья Ипостась Святой Троицы, животворящий Бог Освятитель, дышит, где хочет, Он действует совершенно свободно и таинственно – за гранью обычной человеческой логики – житейской, аристотелевской, диалектической, но Дух Божий есть источник всех даров и талантов, Он отмечает Своих избранников таинственной печатью даров – пророчества и мудрости, знаний и чудотворства, и творческими дарами – веяние Святого Духа порой ощущается в неожиданных взлетах мысли, в откровениях и прозрениях ученых и философов, в величайших шедеврах искусства – в элегиях, одах, песнопениях и лирических стихах поэтов, в сонетах и симфониях музыкантов, ибо как сказал А. Майков, «вдохновение – дуновенье Духа Божия!». Надо помнить, что без творчества и свободы духовная жизнь Церкви и христиан немыслима и невозможна, а творчество – есть Божий дар и задание –  особая миссия для человека. Святое вдохновение от Духа Божиего, назначение человека – творческое, а без творчества и свободы наша духовная оскудевает и угасает, и наша святая Церковь, слагающая Псалтырь и гимны, возвышенно богословствующая, тем самым лишается бесценных даров Святого Духа. В религиозной лирике Псалтыря и книгах пророков, в молитвах святых отцов Церкви – от Ефрема Сирина, Симеона Нового Богослова до Силуана Афонского мы находим словесное выражение их духовного опыты общения с Богом, изречение тайн будущего века. Духовный опыт подвижников и молитвенников Церкви, их философские размышления и церковные гимны изумляют не только своей богословской мудростью, но и поэтической красотой. Изучая церковную поэзию – Псалмы Давида и песнопения преподобного Ефрема Сирина, Отче наш и Иисусову молитву, гимны и песнопения Церкви, ее молитвы, раздающиеся во время богослужения под сводами храмов, мы глубже познаем нашу веру.  Для христианского поэта, философа и богослова невозможно согласиться с мыслью Т.А. Кошемчук, гласящей, что отношения поэта с музой – «отношения скорее душевные, чем духовные, в них нет грозного духа преодоления онтологической пропасти между Творцом и человеком», напротив, для всех великих поэтов – от Данте и Шекспира до Лермонтова, Тютчева и Фета – муза есть нетленная богиня с венцом из звезд, она – вестница Божья, нисходящая с небес и вдохновляющая поэта, художника и музыканта, она открывает ему истины и укрощает бурю его страстей, дарит душевный покой и наполняет сердце восторгом, возносит душу в небесные просторы и зовет к самоотречению и подвигу по имя высшего, по слову Пушкина, она должна быть послушна Божьему веленью и перед ней поэт, согласно благовестию Фета, в трепете стоит коленопреклоненный, приемля через нее посланные Богом дары и откровения. В стихотворении Тютчева «Поэзия» муза описывается как посланница Божия, она нисходит с небесных высот – из горнего мира – в нашу земную реальность, лежащую во зле и утопающую в стихийном раздоре, вдохновляя человека на творчество и давая ему дышать «божественным огнем», приобщая к красоте и первозданной гармонии Божьего мира:

Среди громов, среди огней,
Среди клокочущих страстей,
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с Небес слетает к нам –
Небесная к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре –
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.

                Существует глубочайшая связь между искусством и религией, ибо истоки духовой культуры – религиозны. Человек есть существо религиозное, религия – это духовная связь с Богом, она существовала со времен сотворения Адама. Человек есть образ и подобие Божие, он призван к непосредственному общению с  Творцом, его душа ищет Бога, устремляется к своему Первообразу, как Суламита искала своего Жениха в Песни Песней. Бог ищет нас, Он стучится в двери нашего сердца, как таинственный Странник из Апокалипсиса. Люди приходят к Богу разными путями – через веру предков, философские поиски смысла жизни, через горькую чашу скорбей и искусство. Гоголь назвал высокое искусство – «незримой ступенью к христианству». В сущности это художественная синергия – соработничество человека с Богом Творцом. Бог открывает Себя человеку, и хоть религиозный опыт таинственен и многогранен – по сути своей уникален, ибо уникальна каждая личность, - Господь ищет нашего сердца, ибо истинная религиозность всегда исходит из глубин сердца и духа, она – интимна, сокровенна и неизреченна. Бог есть Сущий и Непостижимый, Он – выше всего чувственного и мыслимого, превыше звездных небес и духовного мира, Он есть тайна всех тайн, и религиозный опыт – мистичен и апофатичен. В притче Иисуса Христа о блудном сыне религия – это путь падшего человека к Богу, возвращение к своему Небесному Отцу – через акт веры и покаяния, ибо покаяние – осознание своей греховности и своего окаянства, сокрушение сердца и скорбь духа, плач о грехах и поиск Бога – Спасителя, есть адомантово основание и сердцевина нашей религиозной жизни, а цель веры – движение к Богу, ибо только Он может вернуть грешникам потерянную красоту непорочных лилий. Духовное основание религиозной веры – это личный религиозный опыт человека, а его источник – восприятие Божественного Откровения. С точки зрения христианства религия – это вера в библейского Бога, в Святую Троицу, в Бога пророков и Откровения, а не в Бога ученых и философов – абстрактный мировой разум или мировой дух. Религиозный человек ищет молитвенного общения со Всевышним, в духовном опыте веры для него драгоценнее всего любовь Божия, в то время как воображаемый Абсолют верующих рационалистов лишен сердца и не способен любить, что прекрасно демонстрируют деизм и философские системы Спинозы, Фихте и Гегеля. Вся литургическая поэзия Церкви создана для того, чтобы звучать в священном пространстве храма и заключать в слова невообразимой проникающей силы высочайшие истины нравственного и догматического богословия, запечатлеть в памяти верующих сюжеты Священного Писания и научить их мыслить богословски. Обратимся к строкам воскресного тропаря 3 гласа «Да вселятся небесная»: «Да веселятся на небесах, да радуются на земле! Ибо явил могущество мышцы Своей Господь: попрал Он смертью смерть, первенцем из мертвых стал, из чрева адского вывел нас и даровал миру великую милость». В богослужебных молитвах каждое слово отличается глубиной библейской мудрости: могущество мышцы Господней – образ всемогущества Божиего, восходящий к Псалтырю; попрал Он смертью смерть – знак окончательной победы Христа на Голгофе над смертью и Адом – в иконографии воскресший Спаситель встает на грудь змея – смерти, и на сокрушенные врата Ада; эти слова имеют еще и эсхатологический смысл – Бог смерти не сотворил, она вошла в мир после грехопадения Адама и после свершения времен смерть истребится как последний враг Царства Небесного, где нет времени, смерти и скорби; Христос есть первенец из мертвых как говорится в посланиях апостола Павла и в Апокалипсисе, и все мы призваны воскреснуть уже для нетленной и вечной жизни,  ибо если Христос не воскрес, то и вера наша тщетна и мы – самые несчастные из всех людей, потому что обманулись в Боге; Христос – Победитель Ада, Он извел оттуда все души, откликнувшиеся на Его проповедь и даровал вселенной великую милость – в эсхатологической перспективе вся тварь освободиться от власти тления и смерти, чтобы унаследовать Царство Божие, ибо для Вседержителя драгоценна каждая звезда, мерцающая на небе, каждая птица небесная и каждый цветок, не говоря уже о каждом человеке, ради искупления грехов и спасения которого, Христос был распят и пролилась Его святая кровь. В «Херувимской песни» с ее углубленным молитвенным сосредоточением возвещается о наивысшем назначении поэта и богослова – носить Бога как многоочие Херувимы в сердце и всей жизни и воспевать Ему «трисвятую песнь» как шестикрылые Серафимы из книги пророка Исайи – совершать высшее служение Творцу вместе с самыми близкими Ему ангельскими силами, оставляя всякое житейское попечение – всякое помышление о суетном и бренном: «Таинственно изображая Херувимов и Животворящей Троицы трисвятую песнь с ними вместе воспевая, оставим теперь все житейские заботы». В молитвенных обращениях к Богородице и Ее благоговейном почитании как более чтимой, чем Херувимы и несравненно превосходящей славой Серафимов, поэтически выражается богословское учение о Святой Деве Марии: Она – храм, вместивший невместимого Бога – Того, Кого не вмещал звездный мир, все просторы земли и бездны морские, вездесущего Вседержителя; неопалимая купина – в Пятикнижие сказано, что Господь открылся Моисею как Сущий, воззвав из горящего и несгорающего куста – в мариологическом плане – несгорающий куст есть плоть Девы Марии, выдержавшая небесный огонь присутствия Божиего и сохранившая девственность и после рождения Богомладенца. В церковной поэзии Богородица есть лествица, которую видел Иаков – Христос сошел через Нее в земной мир – Бог воплотился; Она – огненный столп, идущий в пустыне и Ковчег Завета, хранящий скрижали Моисеевы – Слово Божие. Все чудеса Ветхого Завета пророчествуют не только о Христе Спасителе, но и о Ней – «Споручнице грешных» и «Взыскании погибших», «Всех скорбящих радости» и «Умягчении злых сердец», ведь Она – милосердная Молитвенница за весь мир и за каждую душу, Защитница самого падшего, но кающегося грешника на Суде Господнем, в Ее мольбах – утоление печалей скорбящих и надежда всех отчаявшихся. Святитель Феофан Затворник говорил, что признак истинной христианской жизни – молитвенное призывание Пресвятой Богородицы. Это молитвенное воззвание великолепно выражено в поэтической молитве М.Ю. Лермонтова, обращающегося к Божьей Матери – «теплой Заступнице мира холодного», а через Нее и к Ее Сыну и Небесному Заступнику всего рода человеческого и каждого отдельного человека – к Иисусу Христу:

Я, Матерь Божия, ныне с молитвою
Пред Твоим образом, ярким сиянием,
Не о спасении, не перед битвою,
Не с благодарностью иль покаянием,
Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в свете безродного;
Но я вручить хочу деву невинную
Теплой заступнице мира холодного.
Окружи счастием душу достойную;
Дай ей сопутников, полных внимания,
Молодость светлую, старость покойную,
Сердцу незлобному мир упования.
Срок ли приблизится часу прощальному
В утро ли шумное, в ночь ли безгласную,
Ты восприять пошли к ложу печальному
Лучшего Ангела душу прекрасную.

                Священник, ученый, поэт и богослов о. Павел Флоренский писал, что культура имеет религиозное происхождение, она произошла из религиозного культа – богослужения. В древние времена музыка, поэзия и изобразительное искусство были неразрывно связаны с религией. Вся духовная жизнь человека и его религиозно-культурное творчество движется любовью и стремлением к Богу, исканием непреходящей и вечной красоты, тоской по утраченному Раю, а высшее назначение творчества – свободное служение Всевышнему. В русской поэзии эту вечную истину изящно выразил А.С. Пушкин – «веленью Божию, о Муза, будь послушна»; и еще более вдохновенно в словах Бога, обращенных к пророку – «исполнись волею Моей и, обходя моря и земли глаголом жги сердца людей». Библейский Бог есть Творец, и человек, созданный по образу Божиему, наделен творческими дарами и талантами. Бог создал мир из ничего, а человек творит из уже созданного Всевышним материала, он – возделывает сад жизни, преображает и одухотворяет мир. Человек есть творец, он соучастник Божьего дела, и смысл творчества – исполнять святую волю Божию, делать мир еще более прекрасным и величественным, ибо весь вир – видимый и невидимый создан как дивный храм Господень. Гоголь считал, что искусство есть примирение с жизнью, иные полагали, что смысл искусства сугубо эстетический – украшение нашего мира и обыденной жизни, но истинное назначение искусства – это духовное преображение личности, вселенной и жизни. По слову преподобного Максима Исповедника человек есть существо духовное и чувственное, он – на грани двух миров, творческий посредник между Богом и миром, его ум, сердце и воля восходят за грань материальной вселенной к Творцу. Господь велик в Своих созданиях, Его всезнающий ум – неисследимая бездна творческой премудрости, благодатным наитием Святого Духа Он озаряет души поэтов и художников, ученых и мудрецов, от Него – дарования и мудрость, таланты и вдохновение. В религиозном смысле творчество – это уподобление Богу, путь к духовному совершенству, а творец – священнослужитель, употребляющий свои таланты во славу Божию. Всей свой жизнью и каждым творческим актом человек призван служить Богу, а без веры в Бога, без  молитвы и аскезы, в отрыве от Церкви и ее литургической жизни искусство погибает, а человек духовно деградирует. Но человек есть свободная и самоопределяющаяся личность, он может использовать ум, таланты и свободу, как в добрых целях, так и в злых – служить Богу, или отвергнуть свою священную миссию и избрать путь эгоистического самоутверждения – нравственной ереси эстетического нарциссизма. Всем поэтам надо помнить мудрые слова Державина: «Величие, блеск и слава сего мира проходят; но правда, гремящая во псалмопениях славословие Всевышнему, пребывает и пребудет вовеки!» В искусстве есть величайшие соблазны – эстетические чувства, душевные волнения и экзальтированные восторги несовместимы с духовным трезвением, аскетическим подвигом, созерцанием и молитвой. Существует эстетический разврат ума, сердца и воображения, а эстетическое наслаждение может сделать самоцелью – превратиться в кумир, что противно вере в Бога и евангельской нравственности. Если церковное искусство отражает духовный опыт молитвенников и подвижников Церкви, прошедших через суровую школу аскезы, участвующих в таинствах и богослужениях, воюющих со страстями, стремящихся к непрестанной молитве и исполнению заповедей Евангелия, то мирской искусство – отражает эмоциональную и интеллектуальную жизнь художника и поэта, его эстетический опыт и художественное видение мира, которое может быть замутнено страстями и пороками, противоречить истинам Божественного Откровения и кощунственно отрицать церковную веру, мораль и догматику. Искусство может быть направлено на служение Богу и поиск вечной красоты, черпать вдохновение в священных книгах Библии – в книге Иова, Псалтыре и четырех Евангелиях, в богослужениях Церкви, в духовном опыте и писаниях ее мудрецов, а может стать для человека запретным плодом, золотой чашей с вином, отравленным ядом, и привести его к духовной гибели, вот почему всем поэтам, художникам, музыкантам и философам необходима аскеза творчества. Библейский мудрец Екклесиаст предостерегал: вся мудрость и все знания, вдохновение и слава – ничто без Бога, ибо человек призван искать не только даров Божиих – мудрость, вдохновение и таланты, но прежде всего – Самого Бога, Он – наивысшая цель. В Новом Завете сказано, что Бог есть Дух и Любовь, и человек, сотворенный по образу Божиему – существо духовное, он есть свободная и творческая личность, способная любить, молиться и созерцать. Тайна образа Божиего в человеке есть дух и любовь. Духовность в христианском смысле – это благодатное действие Духа Святого в человеке, умение жить по заповедям Евангелия, любовь к мудрости, а высшая Премудрость – это Бог. Для христианина вне религиозной жизни – молитвенного общения с Богом, участия в таинствах и богослужениях Церкви, борьбы со страстями, исполнения заповедей и Богопознания – нет, и не может быть никакой духовности. Вся жизнь святых Церкви была пронизана таинственным действием Святого Духа, они – истинные подвижники и мудрецы. В отрыве от своих религиозных истоков искусство есть суррогат духовности, как плотские утехи и романтическая влюбленность – суррогат любви, которая сильнее смерти, она всегда целомудренна и духовна, жертвенна и возвышенна. Бог есть Любовь и тайна сотворения мира – это акт любви Творца, Его любовь дала всему жизнь, от любви Божией – все прекрасное в мире и человеке. В конце «Божественной Комедии» Данте Алигьери вдохновенно скажет, что любовь Божия «звездами, луной и солнцем правит», она – источник вечного счастья и небесного блаженства, в ней – полнота жизни. Все самое прекрасное и величественное в поэзии и литературе, музыке и живописи создано благодаря любви к Богу или любви к возлюбленной, и есть исполнение двух евангельских заповедей. В русской религиозной лирике есть произведение непревзойденное по силе и глубине религиозного чувства, каждая строка которого дышит искренностью, мольбой о самом главном для всех христиан – о любви к Богу и ближнему:

Научи меня, Боже, любить
Всем умом Тебя, всем помышленьем,
Чтоб и душу Тебе посвятить
И всю жизнь с каждым сердца биеньем.
Научи Ты меня соблюдать
Лишь Твою милосердую волю,
Научи никогда не роптать
На свою многотрудную долю.
Всех, которых пришел искупить
Ты Своею Пречистою Кровью –
Бескорыстной, глубокой любовью
Научи меня, Боже, любить.

                По учению святых отцов Церкви человек есть существо словесное, одаренное Всевышним даром слова. В Библии Сам Господь именуется Словом: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин.1:1). На страницах Псалтыря возвещается: «Словом Господа сотворены небеса и Духом уст Его все воинство их» (Пс. 32:6). Творец создал мир из ничего через Слово, ибо Слово – это творческая сила Божия. В Новом Завете Сын Божий, Иисус Христос назван Словом – Божественный Логосом. По выражению апостола Павла Он – предвечная Премудрость и Сила Божия, через Него все начало быть, ибо Слово Божие – источник жизни. В Новом Завете говорится, что Слово Божие воплотилось – Сын Божий стал Сыном Человеческим, в мир пришел Богочеловек Иисус Христос – обещанный Мессия. По мысли святителя Григория Богослова именно логос – ум и слово роднят человека с Богом и Божественным Логосом, они даны человеку для познания Бога и восхваления Его величия и премудрости, мудрость же – светильник праведной жизни. В книге Бытия рассказывается, как Господь привел всех зверей и птиц к человеку, и он нарекал их всех именами. В Священном Писании имя символизирует мистическую связь человека и живого создания с метафизическим  миром, оно есть откровение о его духовной сущности. В Новом Завете сказано, что имя спасенных будет записано Богом в книге жизни, а имя избравших путь греха и погибели – вычеркнуто из нее. Ум первозданного Адама был духовен и проницал сущность вещей. Господь наделил человека великим творческим даром – это дар устремления к Богу и предстояния Ему, и способность нарекать – постигать и характеризовать сущность всего сущего в видимой вселенной. Господь есть Творец мира, и человек – творческое создание. Первозданный Адам был царем вселенной, он – великий мудрец и вдохновенный песнописец, одаренный поэтическим даром выражать в словах и звуках то, что он воочию созерцает своим духовным взором, а значит, высшее назначение человека – любить, молиться, петь – быть арфою живой. Весь сотворенный Богом земной мир – великолепная арфа и грандиозная лира, но чтобы она зазвучала и струны ее издали молитвенные звуки, обращенные к Богу, нужен поэт и музыкант – человек, который виртуозно исполнит гимн творенья и вознесет к Всевышнему молитву от лица всего видимого мира – от лица всей вселенной, даруя ей язык и воспевая славу Божию, как писал в своем стихотворении «Поэт» А.С. Хомяков:

Все звезды в новый путь стремились,
Рассеяв вековую мглу,
Все звезды жизнью веселились
И пели Божию хвалу.
Никем не знанные лета,
Земля катилася немая,
Небес веселых слепота.
Она без песен петь вершила,
Без песен в путь текла опять,
И на устах ее лежала
Молчанья строгого печать.
Кто даст ей голос? – Луч небесный
На перси смертного упал;
И смертного покров телесный
Жильца бессмертного принял.
Он к небу взор возвел спокойный,
И к Богу гимн в душе возник;
И дал земле он голос стройный,
Творенью мертвому язык.

                Велика роль слова в религиозной жизни – через слово пророки возвещали волю Всевышнего, а апостолы проповедовали о Спасителе, искуплении грехов мира и Его победе над смертью и Адом. Все богослужения и таинства в Церкви свершаются через слово, в священных словах молитв таинственно действует сила Святого Духа, изливающаяся в сердце и просвещающая ум молящегося. Господь открывал Себя человеку, Он влагал слово Свое в сердца и уста пророков, апостолов и евангелистов, которые силой Святого Духа написали книги Библии. Священное Писание – источник наших знаний о Боге, оно – боговдохновенно и есть Слово Божие. Бог дает знание о Себя, Он делает человека мудрецом и богословом, просвещает его светом Истины. Христианское богословие – это религиозная философия высшей пробы, духовная мудрость, которую Господь Сам влагает в сердце человека, и потому речь истинного богослова – это речь исходящая из сердца, как из сокровенного источника. Существует три аспекта богословия: это Слово Бога о Себе – Откровение, слово мудреца о Боге – догматика, слово человека к Богу – молитва. Истинные богословы Церкви – это пророки и апостолы, а также ее святые отцы – великие подвижники, мудрецы и молитвенники, всю жизнь свою отдавшие борьбе со страстями и духовному совершенствованию, исполненные благодати Святого Духа, имеющие духовный опыт Богообщения. В основе Богопознания лежит – Божественное Откровение и личный духовный опыт, ибо богословие не есть отвлеченное знание о Боге, но есть духовное знание Бога и молитвенное общение с Богом. Высочайшее Богопознание возможно только в Церкви, через молитву и борьбу со страстями, участие в святых таинствах, изучение Священного Писания и святоотеческой литературы. Без благодати Святого Духа невозможно созерцать Бога и познать Его таким, каков Он есть, невозможно правильно понять слов Священного Писания. Нельзя рационально расшифровать тексты Священного Писания и понять глубины христианской веры без благодати Святого Духа, как пытались это сделать древние гностики, горделиво и надменно мнящие себя элитарными христианами, а свою эклектическую философию – духовной мудростью, или как это пытаются ныне сделать оккультисты нашего времени – эзотерики, теософы, антропософы и последователи Агни-йоги. Преподобный Силуан Афонский проникновенно писал: «Написанное Святым Духом познается только Святым Духом». В религиозном акте веры дух направлен к Богу, сердце ищет Его с любовью, душа взывает к Спасителю с покаянием. Вера преображает разум человека и углубляет его мышление, возносит ум к Богу, претворяет мысль в молитву. Лев Шестов сетовал на то, что философская метафизика абстрактна, а не экзистенциальна, ее логика противна Библии и ее выспренней поэтике, заражена рационализмом. Но существует религиозная метафизика, которая ищет Бога Авраама, Исаака и Иакова, а не Бога ученых и философов, взыскует бессмертия и свободы, исходит из Божественного Откровения и духовного опыта веры. Человек обращается к Священному Писанию, учению Церкви и духовному опыту ее подвижников, чтобы понять смысл своей жизни, найти ответ на религиозно-философский вопрос – «зачем жить?», и духовно-нравственный вопрос – «как жить?» Философия есть любовь к мудрости и поиск Истины, но вся мудрость у Бога и слова Его – истинны, а христианское богословие – это философия высочайшей пробы. Познание Бога невозможно без молитвы, молитва же, идущая из сокровенных глубин души – искренняя и сердечная, лишенная искусственных изысков и риторики, основана на любви к Творцу, а без любви невозможно и поэтическое искусство. В основе религиозной жизни христианина лежит любовь к Богу, сердечное созерцание и чуткая совесть, а без всего этого даже самое ученейшее богословие и догматически верная проповедь, будут лишены искренности и глубины веры. Религиозный мыслитель Иван Ильин справедливо утверждал, что вера – это самое таинственное и драгоценное достояние души, она – залог нашего спасения и нравственных добродетелей, семя духовной мудрости и целомудрия. С христианской точки зрения вера – это не только признание бытия Божиего, но и верность Его заповедям. Надо не только верить в Бога, но и верить Богу – исповедовать Его Откровение как высочайшую и абсолютную Истину, быть верным Его слову – духовным аксиомам веры. Религиозная жизнь – это тайна духовного опыта личности, но опыт веры не субъективен, ибо христианин усваивает духовный опыт всей Церкви – внимает слову пророков и апостолов, читает священные книги Библии, руководствуется в их толковании учением святых отцов Церкви, участвует в богослужениях. Некогда философ чувства и веры Якоби сказал о себе: «По вероисповеданию я – христианин, а по своему уму – язычник». Но Господь ищет всецелой верности человека, как нашего сердца – в любви к Нему, нашей воли – в исполнении святых заповедей Евангелия, так и нашего ума – в постижении Божьих тайн и незыблемых истин веры. Священные догматы Церкви – это не абстрактные философские умозаключения, а богооткровенные истины веры, содержащиеся в Божественном Откровении и богословски сформулированные на Вселенских Соборах Православной Церкви. Если вера в Бога и любовь к Нему освящает наше сердце, а исполнение заповедей – нашу волю, то постижение догматического богословия Церкви и верность этим истинам – духовно просвещают наш ум, научают нас богомыслию и духовной молитве, учат правильному представлению о Боге, человеке и вселенной, о жизни и смерти, времени и вечности, грехе и искуплении, рабстве и свободе. Если человек не исповедует догмат о Святой Троице и не верит в то, что Бог есть Любовь, то он никогда не научится евангельской любви к Богу, ближним и врагам. Не понимая догматическое учение Церкви, человек никогда не обретет духовную цельность религиозной веры, будет несчастным и раздвоенным существом – ум его будет в разладе с верой, а мысль – с сердцем, и он обречет себя на вечные сомнения и колебания в вере. Догматы дают верное знание о Боге, они воцерковляют ум человека, учат его христианскому образу мысли, без которого невозможен христианский образ жизни. Догматическое богословие святой Церкви глубочайшим образом связано с ее нравственным учением – с евангельскими заповедями и христианской этикой. Если мы обратимся к Библии, то будем поражены глубиной ее мудрости и духовной мощью, лирической силой и пронзительной исповедальностью творцов Ветхого и Нового Заветов. В сравнении с этой Святейшей Книгой меркнут все сочинения поэтов, ученых и философов. Библия от Бога и дана миру Богом через Его пророков и апостолов. Но библейские мудрецы не думали о красоте слога – художественная обработка Слова Божиего кощунственна. Чем человек может украсить Божественное Откровение, если наш Господь – венец всех совершенств и Творец красоты? Однако, язык Библии высоко поэтичен, и здесь тайна – Бог говорит с нами на языке священной поэзии, и пророки и апостолы – от Моисея, Иова, Давида и Соломона до Иоанна и Павла, просвещенные Духом Божиим и получившие от Него мудрость и знания, начинают говорить и писать поэтически. Поэтический язык ближе к логосу – языку духа и религиозной веры, языку молитв и созерцаний, чем обычные прозаические языки. Высокий язык Псалтыря, Евангелия и книг пророческих учит человека мыслить духовно и общаться с Богом, поэтическое искусство помогает выразить духовную сущность образно и символически, на языке притч и метафор. Язык Библии – это язык не рассудка, а сердца, он затрагивает самые сокровенные струны души, напоминает человеку о потерянном Рае, настраивает его душу на молитву – Богообщение. Когда я открываю книгу Иова или читаю писания пророка Исайи, то мою душу всегда потрясает их библейская страстность и исповедальная пронзительность, обнаженность самых глубоких и сокровенных бездн духа и сердца перед Всевышним, в сравнении с которой столь бледными и флегматичными кажутся исповеди Русо и Льва Толстого. Язык сам по себе – великая тайна, и то, что Господь избрал язык поэтический и Библия написана на языке пророков и поэтов, свидетельствует о религиозной миссии поэтического искусства. Для преподобного Симеона Нового Богослова возвысившего богословие до боговдохновенного поэтического искусства, и постигшего высшее назначение поэзии – стать вдохновенным богословием, ибо мудрость и вдохновение, знания и красота – все от Бога и даны человеку, чтобы познавать Бога и прославлять Его, поэзия была языком богословия, а богословие – молитвенной поэмой о Боге, гимном и песнью во славу Всевышнего. Книги Библии изумляют не только глубиной богословской мысли, но и художественной гениальностью, как драгоценный бриллиант, отшлифованный до Божьего блеска, таящий метафизический смысл и сверкающий в веках истории, поражающий Божьей силой и мудростью, превосходящей все сочинения философов, книжников и мудрецов мира сего. Священное Писание – это непревзойденный образец религиозной лирики и философской поэзии, осененной глубокой мудростью, искренней и пламенной религиозностью, вдохновляющей всех церковных поэтов, христианских философов и богословов. Во многих книгах Библии – в книге Иова, Псалтыре и Песни Песней мы созерцаем драгоценные жемчужины глубочайшего богословия, облаченного в поэтические формы, Божественного Откровения, изреченного на лирическом языке. Послания апостола Павла, изумляющие читателя вдохновенностью и исповедальностью, огненной религиозностью, возвышенным слогом и мудростью, превосходящей мудрость Сократа, Платона и Аристотеля – это новозаветные богословские поэмы. Общеизвестно, что преподобный Ефрем Сирин избрал поэтическое искусство как изящное оружие в борьбе с гностической ересью Вардесана и иными лжеучениями. Церковный язык – это язык молитв и богослужений, книг Священного Писания, где высочайшее богословие изложено на языке совершенной поэзии; это язык богослужебных напевов и литургических канонов, язык проповедей и евангельских притч. Священный язык Церкви – это язык Божественной Литургии и богослужебных текстов, язык книги Иова и Псалтыря, Евангелия и Апокалипсиса, язык монастырей и скитов, молитвенников и проповедников Слова Божиего, язык высоко поэтический, далекий от мирской суеты – от вульгарного, низменного и пошлого языка улиц и базара, современных школ и университетов, возвышающийся над нашей обыденной жизнью и свидетельствующий об ином мире – о духовных реалиях метафизического мира. Мы знаем из Евангелия, что Христос изъяснялся притчами, а притчи – это язык мудрецов, образная и поэтическая речь, издавна передающая духовную мудрость и нравственное поучение, философскую тайну, о которой нужно глубоко размышлять. Когда апостол Иоанн Богослов сказал, что Бог есть Любовь, что Он любит нас и весь сотворенный мир, ждет от нас ответной любви, то его слова – образец высокой религиозной поэзии. Богословие – это духовное знание о Боге, а поэзия – язык богословия, не сухого академического богословия – схоластики, а духовно-опытного богословия святых отцов Церкви. Апостол Иоанн Богослов говорит, что любовь есть вершина Богопознания и совершенное познание Бога – Бог познается любовью, она – венец всех совершенств, залог безгрешности и бесстрастия, и вся жизнь христианина есть стяжение любви Божией. Во всех книгах Библии – в книге Иова, Псалтыре, Песни Песней, писаниях пророческих и в Новом Завете сказано, что наивысшая ступень христианского Богообщения – это бескорыстная, жертвенная и духовная любовь к Богу. Преподобный Иоанн Дамаскин изрек мудрую мысль о Боге – она есть основа апофатического богословия: Бог существует, но нельзя сказать, что Он есть по Существу, ибо любовь, мудрость, могущество и благость – предвечные Его энергии, Он же – есть Сущий и Непостижимый, пребывающий превыше всего материального и духовного. Святой Дионисий Ареопагит писал, что Бог абсолютно непостижим в Сущности Своей, но дает познать нам Свою премудрость и любовь, Свое могущество и благость, Сам же Он неуловим для мысли, за гранью всякого познания. Среди всех русских поэтов, быть может, с наибольшей лирической мощью и священным вдохновением пророков, с художественным блеском и молитвенной силой величие и непостижимость библейского Бога воспел Державин в своей величественной оде «Бог»:

Неизъяснимый, Непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображения бессильны
И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной радости теряться
И благодарны слезы лить.

                Католический богослов и немецкий мистик эпохи Средневековья Мейстер Экхарт утверждал в своих «Духовных проповедях и рассуждениях»: Бог неизречен и совершенен, мы ничего не можем изречь о Его Сущности, и Он есть самое Совершенное, что мы можем помыслить. В этих словах чувствуется схоластический привкус – рационализм проник в сферу Богопознания, а ведь еще Плотин вдохновенно писал, что Божество превыше мысли и бытия, а значит – нельзя помыслить совершенство Бога и логически доказать Его бытие. Следует сказать иное –  Бог настолько совершенен, что мы не в силах помыслить Его совершенство, ибо все наши представления о Его мудрости, любви, могуществе и красоте – лишь бледные тени в сравнении с Абсолютным Божеством. Но как изречь тайну любви Божией и поведать о том, что непостижимо для ума и неизреченно? По мысли древнегреческого мудреца Платона поэтическое искусство дано человеку, чтобы он научился говорить о невыразимом – о Боге и любви, о духовном мире и красоте, о жизни и смерти. Святитель Григорий Богослов говорил, что премудрость Всевышнего сокровенна и глубока, и тайны Божии столь многочисленны, что наш ум не может их постичь, а язык изречь их во всем величии. Священное Писание написано мерной речью поэтов, ибо поэтический язык более возвышен и более мощно воздействует на душу слушателя и читателя, как драгоценный камень – сверкающий бриллиант, он имеет много смысловых граней: буквальный, аллегорический, нравственный и анагогический уровни смыслов. Святитель Григорий Богослов – этот возвышенный мудрец святой Церкви, обладал не только колоссальными богословскими знаниями, но и блестящим литературным стилем как Гомер, изумительными поэтическими дарованиями; он соединил в себе высокую интеллектуальную культуру и  любовь к изящным искусствам, ученость философа и священное вдохновение пророков и поэтов, диалектическую тонкость мысли Сократа с лирической задушевностью Псалтыря, сердечность Иова с ораторским красноречием Цицерона, скорбные элегические раздумья о неизбежной смерти и страданиях, выпадающих на долю несчастного человека с пламенными молитвами и благоговейными мыслями о любви и всемогуществе Создателя. Человек есть образ и подобие Божие, он – словесное существо, через слово он мыслит и постигает тайны всего сущего, изливает свою душу на исповеди и обращается к Богу в молитве. Святая Церковь учит, что к чтению Священного Писания человек должен приступать с молитвой, всецело обращая ум и сердце к Богу. Молитва – это крылья, возносящие душу к Богу, она – таинство общения с Творцом и преображения личности, зеркало духовной жизни человека и библейская стезя самопознания. В молитве человек познает Бога таким, каков Он есть – он познает любовь Божию, Его премудрость и всемогущество, постигает замысел Всевышнего о себе, и осознает свою греховность, ибо падший человек есть смертное и греховное создание. Молитва есть обращенность души к Богу, интимная беседа ума с Создателем, предстояние Всевышнему, занятие Ангелов, наставница Богопознания, самораскрытие сердца Богу – искренняя молитва имеет глубоко исповедальный характер. В молитве человек обращается к Богу и приближается к Нему, пребывает наедине с Ним и духовно познает Его. Молитва исходит из самых сокровенных глубин сердца, она – сердце религиозной жизни, без нее колеблются духовные основы жизни, душа закрывается от Бога и отпадает от Него. Молитва предполагает искренность сердца, это ее священное средоточие, ибо без искренности нет исповеди и покаяния, нет веры и любви. В религиозном смысле искренность – это жизнь сердца и духовная сила веры, она – хранительница совести и чести, без нее извращаются понятия о добре и зле, и становится невозможной нравственность, а молитва из священной песни сердца превращается в фальшивый аккорд лицемерной и изолгавшейся души. По слову святителя Иоанна Златоуста обращаться к Богу в молитве надо с искренней душой – от всего сердца, ибо Он ближе всех к нам, мы везде предстоим Богу, Он зрит все – все наши слова и помыслы, дела и намерения. Вся сущность религии заключается в молитве – в таинственном общении с Богом, а молитва – это новая, духовно обновленная и целостная жизнь души, без нее человек обречен на духовное падение, подобно тому, как молния низвергается с неба. Христос развенчал фарисейство – внешнее благочестие при внутренне порочности души, ибо Богу противно лицемерие, ложь – предательство правды Божией, лжец может быть фанатичным, но не может быть искренне религиозным. Молиться Богу можно только из глубины сердца и совести. Из глубин потрясенного скорбями сердца, со вздохом отчаяния к Богу взывали Иов, Давид и Силуан Афонский, и через молитву они обретали утешение в любви Господней. Человек есть духовное существо, а молитва – это дыхание жизни для его души, через нее он может ощутить духовную свободу, вознестись над гнетущей и унизительной жизнью в земном мире – над этой всеплачущей юдолью, ощутить присутствие Божие, а потому молитва – это акт духовный и вдохновенный, творческий и созерцательный, жизнеосмысляющий и покаянный. По слову Пушкина высшее назначение поэта – это молитва: «не для житейского волнения, не для корысти, не для битв, мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв». В молитве человек ощущает дыхание уст Божиих – благодать Святого Духа, утешается от скорбей и укрепляется в вере, разрешает сомнения и находит оправдание надеждам, созерцает мудрость и могущество Создателя и прославляет Его в песнях и гимнах. Молитва – неоскудевающий источник творческого вдохновения для поэтов и художников, философов и мудрецов, а вдохновение – это духовный луч Божий, касающийся человеческого сердца. Господь даровал человеку дивный дар молитвы и человек может всю свою жизнь и каждый творческий акт свой превратить в молитву – молиться как Ломоносов, созерцая красоту северного сияния и прославляя могущество Бога Творца, или как Лермонтов с ландышами у ручья, познав, что наше счастье – в Боге, и устремив свой дух к небесным высям. Высокие истины Божественного Откровения для христианского поэта непререкаемы и священны. Это прекрасно выражают сильные и задушевные строки русского лирика Никитина, поэтически раскрывающие глубину и мощь его религиозных чувств, переживаний и мыслей – измученный тяготами земного существования,  он не теряет надежду на Бога, проливает слезы покаяния и умиления в молитве у подножья Креста и, как и прежде верит в бессмертие души:

Я верю истине святой, -
Святым глаголам Откровенья
О нашей жизни неземной,
И сладко мне в тиши страданья
Припоминать порой, в тиши,
Загробное существованье
Неумирающей души.

                Для религиозного человека Бог – это священный центр жизни, Он – не абстрактная идея и не воображаемый Абсолют ученых и философов, а живой Бог пророков и Откровения – абсолютно свободная и надмирная Личность. Какая же наиважнейшая мировоззренческая черта отличает религию и христианскую веру от идеалистической философии? В философских системах Бог – это абстрактный мировой дух, но для христианина Бог есть Личность, и верующий не только размышляет о Боге как иной идеалист, но и стремится к личному общению с Богом, испытывает мистическое чувство трепета и благоговения перед Всевышним, не может жизнь без Его любви, боле сильной, чем смерть, более огненной, чем преисподняя. Монахи уходили от мира, отрекались от всего мирского, чтобы обрести величайшее духовное сокровище, ту драгоценную жемчужину, которой обретается Царство Небесное, и это – духовная молитва. Святитель Григорий Богослов писал, что монашество – это искание Бога и Его горнего Царства, а жизнь монаха – устремление к Богу, непрестанное пребывание в молитве, размышление о Боге, смысле жизни, смерти и Страшном Суде. Для того чтобы размышлять о Боге и молиться Богу, читать Священное Писание и книги святых отцов Церкви, древних поэтов и мудрецов, писать богословские трактаты, проповеди и песнопения, вести созерцательную и безмятежную жизнь, монахи уходили в горы и пустыни, искали уединения и безмолвия. Высшая цель монаха – обрести вечное добро – благодать Святого Духа, а его миссия – очистить свое сердце и молиться за весь мир. Высочайший духовный подвиг монаха – молитва за весь мир, за каждую душу – за всех живых, усопших и еще не рожденных, и эта молитва – величайшая жертва самоотречения, подвиг более великий, чем миссионерство и проповедь Евангелия. Чем выше духовная культура монаха и чем ближе он Богу, тем больше он ощущает свою духовную близость к каждому человеку и живому созданию и сильнее чувствует свою ответственность за мир. Вся сущность Евангелия заключена в двух заповедях – любви к Богу и ближним, и монашество – это жизнь, отданная исполнению этих заповедей. В идеале жизнь монаха – это Евангелие в действии. Монах – это молитвенник за мир, его сердце должно быть исполнено любовью ко всем – к каждому живому созданию – любовью не мечтательной и искусственной, а любовью духовной и благодатной, исполненной жертвенности и самоотречения. Преподобный Исаак Сирин – великий подвижник Церкви и учитель молитвы, говорил, что на евангельской высоте духовного подвига монах обретает милующее сердце и сострадает всем живым созданиям – людям, животным, птицам, растениям и даже бесам, объемля весь мир бескорыстной и духовной любовью. Преподобный Силуан Афонский учил, что душа молитвенника чувствует мировую скорбь – всю боль этого мира. Чем больше любовь, тем больше страдание за мир и за каждую душу. Монах ищет счастья не на земле, а в Боге, он жаждет не чувственных наслаждений, а Богообщения. Монах понимает, что земная красота имеет преходящий характер и обратится горстью праха, в то время как небесная красота – духовна, вечна и нетленна. Монах знает, что страсть – это темное влечение извращающее душу, а любовь – обретается победой над страстями, открытостью сердца Богу, духовным преображением личности. В чем сущность монашества? Монашество – это любовь к Богу, искание вечной и небесной красоты, тоска по Царству Небесному, осознает своей греховности и покаяние пред Богом. Для монаха красота – это великая и неизъяснимая тайна, ее истоки духовны, ибо все прекрасное от Бога – от Него красота духовного мира и Ангелов, звезд небесных и заснеженных гор, сверкающих как алмаз на солнце, бескрайних морей и цветущих садов, где поют свои песни птицы. В акафисте «Слава Богу за все» – этой восхитительной молитвенной поэме, митрополит Трифон Туркестанов писал о том, что скоротечная земная красота заставляет звучать сокровенные струны в нашем сердце, пробуждая в душе человека тоску по нетленной красоте духовного мира. В небе, сияющем звездами и сладкозвучной музыке речных вод, в нежных благоухающих цветах и в великолепном зрелище безмятежного заката человек может узреть тень премудрости и величия Создателя, отблеск Его бесконечной любви и несравненной красоты. Если человек хотя бы на мгновение узрит красоту духовного мира, то он всегда будет тосковать по ней, искать ее – вечную красоту за гранью материального мира. Мудрый Платон говорил, что любовь – это стремление к красоте. Если это земная и преходящая красота, то любовь эта – чувственна, но если это небесная и вечная красота, то любовь эта – духовна. Аристотель полагал, что в основе философии – любви к мудрости, лежит изумление. Но если величайшее совершенство – это Бог и от Него вся красота и мудрость, то искание вечной красоты есть любовь к Богу, искание Бога и тоска по Нему, а невыразимое изумление пред Ним – состояние души монаха, для которого высшая драгоценность – молитва, Богообщение, а самая страшная мука и нестерпимая скорбь – богооставленность. Для монаха весь наш падший мир – это темница духа, а страсти – духовные цепи, приковывающие душу ко всему суетному, преходящему и бренному, но христианская вера – духовное освобождение личности. На страницах Нового Завета мы читаем – познаете Истину, и Истина сделает вас свободными, где Дух Господень, там и свобода. Величайшее сокровище монаха – это благодать Святого Духа, она дарует человеку высочайшую свободу и мудрость. Уже древнегреческий философ Гераклит Ефесский говорил, что истинная мудрость заключается не в многообразии знаний – «многознание уму не научает». С христианской точки зрения истинная мудрость – духовно-опытное познание Бога, а не энциклопедическая эрудированность. Для монаха познание Бога более драгоценно, чем знание всех иных вещей, ибо знание Бога есть бесценная жемчужина, духовная мудрость. Монах знает, что без очищения сердца и молитвы нельзя приблизиться к Богу и познать Его. Господь в Своем величии превыше всякого познания и непостижим для ума величайших мудрецов нашего мира и высших Ангелов – Херувимов и Серафимов. В основе религиозной веры христиан и их Богопознания лежит Божественное Откровение. Библейский Бог Сам открывает Себя тем, кто ищет Его, тоскует о Нем, взыскует Истину. Невозможно познать Бога интеллектуальным путем, доказать Его бытие научно или философски. Если Бог есть Дух и Любовь, то и познание основано на любви и духовном восхождении человека к Нему. Надо не доказывать бытие Бога, а жить Богом, не только размышлять о Нем, но и молиться Ему, искать Его всем сердцем, душою и разумением. Святые отцы Церкви описывают путь Богопознания как вертикальное восхождение к Богу, движение нашего духа ввысь, подобно тому, как пророк Моисей восходил на гору Синай, чтобы приблизиться к Всевышнему, говорить с Ним и получить от Него скрижали завета. Монах находит в Боге – источник и смысл жизни, он трагически ощущает, что без Бога и любви наш мир плосок и сер, душа – порочна и бесчувственна, а жизнь – бессмысленна. Монах ощущает свою греховность, видит безотрадное зрелище падения своей души. Вся жизнь монаха – это покаянный плач о грехах. Покаянные слезы очищают наше сердце, а как сказано в Евангелии – только чистые сердцем Бога узрят. Высший путь познания Бога – это любовь, а без борьбы со страстями невозможно обрести духовную любовь. Святитель Иоанн Златоуст учил, что невозможно любить Бога и жить греховно и безнравственно. Любовь – это самая мощная сила, она животворит душу, все прекрасные чувства и возвышенные мысли. Но если любовь иссякает, то сердце человека превращается в бесплодную пустыню. Мироощущение монаха и заветные стремления его души, с грустью осознающей как скучны песни земли, ищущей Бога и помнящей о горнем мире, великолепно выражены в изумительном стихотворении М.Ю. Лермонтова «Ангел». Это одна из самых бесценных жемчужин русской религиозно-философской лирики. В строках этого лирического шедевра совсем нет пессимизма и отчаяния, в них – истинная евангельская мудрость и монашеская тоска по горнему миру, с которым неразрывно связана совестливая и лирически чуткая душа поэта. Все ценности земного мира с его чувственной красотой меркнут перед святой песнью Ангела о Боге великом и блаженстве безгрешных духов. Духовная лирика Лермонтова – это песни души, тоскующей в изгнании, скорбящей от зла, царящего в мире, ищущей Бога и возносящей к Нему свои горестные молитвы и раздумья. В стихотворении «Ангел» юный Лермонтов предстает как христианский мудрец и лирический философ. В этих трогательных и мелодичных строках он истинно велик, а его произведение – одна из вершин русской и мировой духовной лирики.

     По небу полуночи Ангел летел
      И тихую песню он пел.
     И месяц, и звезды, и тучи толпой
      Внимали той песне святой.

     Он пел о блаженстве безгрешных духов
      Под кущами райских садов,
     О Боге великом он пел, и хвала
      Его непритворна была.

     Он душу младую в объятиях нес
      Для мира печали и слез,
     И звук его песни в душе молодой
      Остался – без слов, но живой.

     И долго на свете томилась она,
      Желанием чудным полна,
     И звуков небес заменить не могли
      Ей скучные песни земли.

                Священное Писание открывает тайну человека – он принадлежит не только видимой вселенной, но и духовному миру, ибо Господь вдохнул в него дыхание жизни. Вся церковная поэзия и литургические гимны нацелены на то, чтобы пробудить в нашей душе стремление к Богу, а богослужебный язык – это язык молитвы. Апостол Павел говорил, что данное от Святого Духа непонятного для душевного человека, еще не просвещенного Слово Божиим, ведь его душа – пленница страстей, а ум привык логически мыслить и анализировать, но не способен к созерцанию. Красота богослужений Церкви, ее религиозной лирики навсегда останется закрытой книгой для человека, если он не научится от Святого Духа жить духовной жизнью и мыслить духовно. Люди зачастую ищут в поэзии сильных чувств, ярких метафор, возбуждающих их эмоции и страсти, но поэзия Данте, Шекспира и Мильтона не только эмоционально воздействует на душу читателя, но и побуждает его задуматься о жизни и смерти, добре и зле, времени и вечности, Боге и Страшном Суде. Если душевная поэзия обращена к воображению, эмоциям и аналитическому уму человека, то духовная поэзия – к молитве и созерцанию, к тому, что выше и глубже слов. Нельзя подобно архимандриту Рафаилу Карелину утверждать, что поэтическое искусство Данте, Шекспира и Мильтона лишь душевно, в сущности – бездуховно; их поэмы, лирика и драмы – это грандиозные, пестрые и монументальные картины, вмещающие в себе целые художественные миры, но они еще и возводят ум к Богу, обращают взор души к духовному миру, глубокому и неисчерпаемому как бездонная чаша неба. Среди верующих существует две крайности – одни отвергают поэтическое переложение Псалтыря и Евангелия, полагая, что религиозная лирика должна исходить из сердца, обнажать душу и ее духовный опыт, иные наоборот думают, что лишь такие церковные произведения как Псалтырь, «Божественные Гимны» преподобного Симеона Нового Богослова и поэтические переложения библейских книг могут именоваться религиозной лирикой, отвергая духовную поэзию Данте и Мильтона, Пушкина, Лермонтова, Кольцова и Надсона. Если мы отвергнем поэтические переложения Псалтыря, книги Иова, Евангелия и древних молитв, то отвергнем лучшие творения Ломоносова, Державина и Пушкина, а если будем считать религиозной лирикой лишь священные книги Библии и молитвы великих подвижников Церкви, а всю поэзию от Данте до Пастернака объявим «душевной» – на языке Церкви бездуховной, то откажем всем поэтам в высшем праве на глубоко личное общение с Богом, духовную свободу, молитвенное творчество и исповедальность. В церковной поэзии слово обретает духовную глубину, ее небесная красота, познающаяся духовным оком созерцающего сердца, есть отблеск Божьей красоты, а ее душа – молитва. Язык Священного Писания, молитвы, богословия и Божественной Литургии – это наивысший из всех языков, изумительно соответствующий святым таинствам церковного богослужения, порождающий в умах и сердцах верующих ощущение иного мира и чувство предстояния Богу, дающий возможность словесно выразить духовный опыт подвижников Церкви, помочь молящимся отрешиться от мирской суеты: «всякое ныне житейское отложим попечение». Архиепископ Иоанн Шаховской верно сказал, что высшее назначение поэзии: лирическое – исповедь поющего сердца, ибо возникновение стихотворения, драмы или поэмы – это всегда тайна и чудо, самовыражение души и излияние ее сокровенных глубин; литургическое – обращение к Богу с молитвой, «молитва поручает поэзии быть ее помощницей». Многоученый поэт, филолог и философ Серебряного века – Вячеслав Иванов, говорил, что молитва – это душа поэтического искусства, она есть устремление к Богу и вечной красоте преображенного мира, жажда горнего и духовного, возжигающаяся от Божественной Литургии, свершающейся в храмах, и от созерцания звездного неба:

Духа пламенным дыханьем
Севы Божии полны,
И струи небес прозрачных
Вглубь до дна оживлены…
Сердце ж алчет части равно
В тайне звезд и в тайне дна:
Пламенеет, и порочит,
И за вечною чертой
Новый мир увидеть хочет
С искупленной Красотой.

                Молитва занимает огромное место в религиозной жизни христианина, без нее немыслимы монашество и богословие, исповедь и богослужения, аскетика и литургическая жизнь Церкви. Если богослужение – это сердце религиозной жизни христиан, а Божественная Литургия – сердце всех молитв и богослужений, то Христос – сердце Литургии и смысл всей литургической жизни Церкви, в которой просвечивает вся бездонная глубина и небесная красота нашей веры, и отражается весь духовный опыт и вся мудрость Церкви, есть евхаристическое общение с Богом, причастие Святых Тайн Христовых. Божественная Литургия – это нетленная святыня Церкви и ее поющее богословие, поэтическое свидетельство о духовной мощи и совершенной красоте христианской веры. Божественная Литургия – это жизнь Церкви, ибо Церковь живет молитвой Богу и служением Ему, она – мистическое Тело Христово, а таинство Евхаристии – святейшее из всех таинств, драгоценный алмаз христианской веры, величайшее мистическое сокровище Церкви, хранящее в себе тайну нашего спасения. Священномученик Серафим Звездинский, глубоко прочувствовавший духовную красоту Божественной Литургии, изумляющийся этому великому и чудному дару Божиему, этой священной тайне, которой дивятся Ангелы на небесах, оставил нам великолепные строки, дышащие поэзией Псалтыря, литургического канона и Евангелия: «Много чудных звезд – песнопений – хранится в Церкви Православной (святоотеческих творений), но все они сходятся в солнце Церкви нашей – в Божественной Литургии. Много чудных цветов в пажитях церковных, но всех прекраснее роза – Божественная Литургия. Дивны драгоценные камни Церкви нашей – обряды, но всех их ярче блистает бриллиант – Божественная Литургия. Все источники, все ручейки, таинства наши, сливаются в глубочайшем святейшем таинстве Божественной Литургии». В Евхаристии не символически, а реально и духовно человек соединяется с Богом духом, душой и телом. В этом святом таинстве заключена вся мистическая жизнь Церкви, все ее метафизическая миссия, ибо через Тело и Кровь Христовы человек вступает в величайшее общение со Христом, в Котором обитает вся полнота Божества, ибо Он – Хлеб Небесный, источник нашего спасения. Церковь живет благодатью Святого Духа и не может существовать без Священного Писания, догматов и Божественной Литургии. В таинстве Евхаристии заключено мистическое совершенство Церкви, в богослужениях – ее несравненная красота, в догматах – неизменные истины веры, в богословии – небесная мудрость, в святом Евангелии – голос Спасителя. Святая Церковь, упоенная созерцанием великолепия вселенной, не только молится о спасении всей твари, стремясь объять всех действенной силой евангельской любви, но и с радостью возносит к Всевышнему литургический гимн, возвещающий о красоте сотворенного мира: «Ты поставил небо, как кровлю, и раскинул его, как шатер (Ис. 40:22, Пс .103:2), утвердил землю ни на чем, одною мыслию (Притч. 3:19), соорудил твердь и устроил ночь и день; Ты извел свет из хранилищ, и сокращением его наводишь тьму для управления ночью (Быт. 1:16), и начертал на небе хор звезд во славу величия Твоего; Ты сотворил воду для питья и омовения, живительный воздух для вдыхания и выдыхания, для произведения звука языком, ударяющим воздух, и для слышания, так как при содействии его слух воспринимает речь. Ты сотворил огонь для ослабления мрака, для удовлетворения нужд и для того, чтобы согревал нас и светил нам; Ты отделил великое море от земли и устроил его приспособленным к плаванию, а землю соделал удобною для хождения – то наполнил животными малыми и великими и эту населил кроткими и дикими, одел разными растениями, увенчал травами, украсил цветами и обогатил семенами; Ты сдержал бездну и очертил для нее широкое пространство – моря, полные соленых вод, но оградил ее пределами мельчайшего песка (Иер. 5:22), то ветрами вздымаешь Ты ее до высоты гор, то расстилаешь ее, как равнину, - то приводишь в неистовство бурею, то украшаешь тишью, чтобы едущим на кораблях пловцам она стала удобною для путешествия. Ты опоясал созданный Тобою через Христа мир реками, наводнил потоками, увлажил неиссякаемыми источниками, и скрепил горами для прочности неподвижного пребывания грунта. Ты наполнил мир Твой и украсил его благовонными и целительными травами, животными многими и различными, сильными и слабейшими, ядомыми и рабочими, кроткими и дикими; шипениями пресмыкающихся, криками разнообразных пернатых, круговращениями лет, числами месяцев и дней, переменами времен года и переходами дожденосных облаков для произращения плодов, для поддержания животных, равновесия ветров, дующих, как им назначено Тобою (Иов. 28:25), и для размножения растений и трав». Для христианского мироощущения весь мир был сотворен Богом как великолепный храм, на всей природе лежит печать премудрости и величия Божиего, она пронизана лучами Его любви, полна тайн, чудес и красот, на ней отпечатлелся след Его творческой мысли и неоскудевающей благости. В книге Екклесиаста благовествуется: «Все соделал Бог прекрасным в свое время» (Еккл.3:11) – первозданный мир Божий был великолепен и вызывал восхищение у Ангелов, и даже после трагедии грехопадения – вселенской катастрофы, мир вызывает изумление, прекрасно выраженное словами преподобного Ефрема Сирина: «О, какая глубина богатства, какой великий замысел и какая высокая премудрость у Бога! О, какое сострадательное милосердие и какая благость Создателя! С какой мыслью и с какой любовь сотворил Он этот мир и привел его в бытие!.. Какая любовь была источником сотворения мира!..». С молитвенным восхищением и поэтическим восторгом о красоте Божьего мира писал поэт и писатель Некрасов во дни юности своей:

Ты начал жить. Роскошен жизни пир.
На этот пир ты позван для блаженства.
Велик, хорош, изящен Божий мир,
Обилен всем и полон совершенства.
Лазурь небес, безбрежный океан,
дремучий бор, так пышно разодетый,
Седой зимы сердитый ураган,
И тишина торжественная леиа,
И говор вод, и пенье соловья,
И над землей витающая птица,
И по волнам скользящая ладья,
И в небесах горящая денница,
И темнота безмесячных ночей,
Приют тоски, мечтаний и любови –
Картины чудные для сердца и очей.

                Человек сотворен Богом для духовной жизни – молитва и созерцание есть крылья его души, а без них душа бескрыла, обречена влачить жалкое существование в здешнем мире сует, не способна возвыситься к Богу. Известная древнегреческая пословица гласит: «много лживых историй рассказывают поэты». Но поэтическое искусство – это не буйство воображения, а разговор о главном – о Боге и душе, о свободе и страданиях, о грехе и искуплении, о добре и зле, о жизни и смерти, о времени и вечности, о любви и красоте. Высшее призвание поэта – говорить правду, отсюда – правота поэта у О. Мандельштама. Поэтов часто обвиняют в том, что они – отрешенные от жизни мечтатели и фантазеры, а их искусство – лишь игра воображения, и эти суждения иногда верны в оценке авангардизма и постмодернизма. Но высокое искусство – священно, его источник – вдохновение и духовное созерцание, а не воображение и полет фантазии, иначе каждый фантазер мог бы быть поэтом, но истинный поэт – созерцающий и лирический философ, он изрекает в лирике, одах, притчах, элегиях и сонетах неизъяснимое и сокровенное, воспринимает духовную глубину жизни. По слову А.С. Пушкина, когда сердца поэта касается Божественный глагол, то он внемлет «неба содроганье, и горний Ангелов полет, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье…». Вдохновение – это дыхание жизни для нашей души, дуновение из Божественных уст, луч Божий касающийся сердца человека, тоскующего по горнему миру и с любовью устремленного к Творцу. Схиархимандрит Софроний различал три типа вдохновения – художественное, философское и религиозное, и последнее из них есть святое вдохновение – таинственное присутствие Духа Святого в нас. В размышлениях старца Софрония о трех типах вдохновения чувствуется трагическое осознание разрыва между Церковью и культурой, оно же есть следствие разрыва человека с Богом, который оборачивается извращением души и культуры, их упадком и последующей смертью. Но человек сотворен по образу и подобию Божиему, он призван к молитве и созерцанию, к любви и творчеству – исполнению святой воли Всевышнего, ибо творчество драгоценно в очах Господних, оно – призвание и послушание человека. Господь всеблаг, Он хочет всех спасти, путь спасения – это жизнь в Церкви Христовой, но спасение не осуществляется Богом без воли человека и предполагает приумножение талантов, и потому спасение есть синергия, сотворчество Бога и человека. Христианин не должен ни обоготворять культуру – впадать в идолопоклонничество, ни анафемствовать и отвергать ее, ведь культура – ценна в очах Всевышнего, хоть и не является высочайшей ценностью, ибо для христиан превышего всего – Бог. Митрополит Трифон Туркестанов писал, что Господь велик в Своих творениях и особенно в человеке – наитием Святого Духа Он сокровенно озаряет души поэтов и мудрецов, ученых и художников, и они пророчески постигают неисследимые бездны Его творческой премудрости, а значит – художественное, философское и религиозное вдохновение – от Бога. В искусстве выражается эстетическая жизнь человека, его воспоминание о небесное красоте, чувство возвышенного и прекрасного, но мирское искусство таит в себе множество соблазнов, оно может оказаться золотой чашей с ядом. Многие русские писатели и поэты – Пушкин, Гоголь и Лермонтов, осознавали двойственность земной красоты – она может возвести душу к красоте горнего мира и к Богу, а может прельстить эстетически чуткого человека. Наиболее глубокие и проницательные раздумья о тайне красоты – ее двух гранях – идеале Содома и идеале Мадонны, оставил Ф.М. Достоевский: «Красота – это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут... Перенести я при том не могу, что иной, высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом Содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом Содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны и горит от него сердце. Нет, широк человек, слишком широк, я бы сузил. Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой... В Содоме красота и сидит для огромного большинства людей – знал ли ты эту тайну или нет? Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут диавол с Богом борется, а поле битвы – сердце человека». Преподобный Макарий Египетский говорил: «Бог есть наивысшая красота», и если человек из глубин сердца взывает к Богу, то он украшает свою душу и жизнь высшей и нетварной драгоценностью – благодатью Святого Духа. Для христианского поэта и художника особенно важна апостольская верность Христу и Его святой Церкви, верность ее догматам и Символу Веры, идущему от Божественного Откровения, строгая аскеза творчества – борьба со страстями и греховными помыслами, углубленная религиозная жизнь, стойкость веры и надежда на Бога в период тяжких испытаний, осознание, что вся земная жизнь – это путь к вечности, а высшая цель – вечная жизнь и Богообщение, основанное на бескорыстной любви к Богу. Если вдохновение – это не эмоциональная разгоряченность и душевно-эстетический восторг, а дар Святого Духа, то высшее назначение поэта  – быть священнослужителем Богу, иереем Всевышнего, но это предполагает аскезу творчества. Религиозный философ Евгений Трубецкой вдумчиво и рассудительно охарактеризовал православную икону как «умозрение в красках», а церковную поэзию и духовную лирику можно назвать «умозрением в слове», или «созерцанием в слове». Христианский поэт должен приступать к творчеству как к священнодействию – с молитвой и постом, жить литургической жизнью Церкви, очистив ум и сердце – не воображать и фантазировать, а созерцать и предстоять Богу, ощущая мощь и глубину Его премудрости, и находя в Его любви – источник вдохновения. Поэзия – это искусство не только возвышенно говорить, но возвышенно и духовно мыслить, а это невозможно без духовной любви и созерцания. Если человек откроет свое духовное око, то он воспримет весь окружающий его мир духовно – не одним скептическим рассудком и логическим мышлением, но сердечным созерцанием. Мир полон Божьих тайн и чудес и никакие научные исследования и открытия, никакой научно-технический прогресс не лишат бытие его глубины и таинственности, ибо тайны Божии безмерно глубоки и чудеса Его достойны изумления. Величественная картина мироздания изумляла даже таких рассудительных мыслителей как Аристотель и Кант – этих скептиков и аналитиков, опиравшихся на логическое мышление, и понимавших, что силы нашего разума имеют свои границы, ведь в отличие от современных обскурантистов от науки, они были честными мыслителями и интеллектуалами. Еще наш проницательный поэт Ф.И. Тютчев заметил, что люди не могут приблизиться к созерцанию великих тайн Божьих, потому что у них «рассудок все опустошил». Со всех сторон человек окружен бесчисленным множеством Божьих тайн, красот и чудес, сами жизнь и смерть его – поучительная притча, но рассудочный человек не ощущает таинственности и чудесности Божьего мира, его не изумляет великолепие звездного неба, нежный цветок не скрывает для него никаких тайн, тихий снег не утешает его душу, зрелище восходящего солнца в горах не поет ему радостный гимн в честь Создателя. У проницательного Кальдерона я нахожу следующие строки, выражающие христианский взгляд на мир Божий: «одна таинственность – все небо, и чудо дивное – весь мир!» Но для рационалиста мир плосок – лишен духовной глубины и таинственности, все детерминировано, механично и прозаично – нигде нет духовной свободы, чудес и небесной красоты; все обусловлено естественными законами – все закономерно и логично, бытие Божие – ненужная гипотеза, а все, что описывается на страницах Библии – вымысел и обман. Выступая против пошлых рационалистов и саркастичных скептиков своего века, посягнувших разоблачить все тайны и чудеса Божьи, и свести всю красочную и многообразную палитру жизни к рассудочным схемам, Тютчев с пророческой силой возвестил, что природа – это «не слепок, не бездушный лик», у нее есть душа и язык, в мире есть любовь и свобода. В бездушном и механистическом взгляде на природу нет ничего духовного и поэтического – это антихристианское восприятие жизни природы, но христианский поэт созерцает в природе – дивное произведение Божие, живую проповедь о Творце, а в ее красоте – тень и отблеск красоты горнего мира. Для многих философов и ученых природа бездушна и нема, она – не храм Божий, а мастерская человека, и эта философия нигилизма – источник утилитарного, циничного и прагматичного отношения к природе. Но для христианского мироощущения природа – великолепный храм Всевышнего,  она вся пронизана лучами Его любви, ее язык понятен тому, кто верует в Бога, и нежная красота многое говорит религиозно настроенному сердцу, раскрывая такие тайны Божии, какие не в силах постичь заносчивые мудрецы мира сего и описать в своих абстрактных научных формулах. Однажды к Антонию Великому пришел философ и после долгой беседы спросил у святого: «Скажи мне Антоний, ты же за всю жизнь быть может не прочел ни одной книги, откуда же у тебя такая мудрость?» Антоний ответил ему: «Я каждый день читаю книгу, написанную Богом, одна ее страница – земля, а другая – небо, и эта книга открыта для каждого». У апостола Павла встречается мудрая мысль, согласно которой величие и премудрость Бога можно постичь через созерцание Его творения. И святитель Григорий Богослов писал, что весь видимый мир, небо, земля и море – это великая и преславная книга Божия. Среди русских ученых и поэтов эта мысль вдохновляла Ломоносова, считавшего, что премудрый Создатель дал человеку две книги: в одной Он явил Свое величие  и эта книга – природа, человек же используя науку, философию и искусство познает Творца через Его творение; а в иной книге – Бог открыл Свою волю, и эта книга – Священное Писание. Если поэт христианин, то в своем творчестве он обращается к этим книгам, написанным перстом Всевышнего – к книге природы и к Священному Писанию, черпая в них вдохновение и стремясь верно постичь их духовное содержание. Религиозное миросозерцание дает христианским музыкантам, философам, художникам и поэтам духовно понимать природу и ее язык, созерцать ее красоту и находить в этом источник утешения, Богопознания и счастья:

Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда, росой обрызганный душистой,
Румяным вечером и утра в час златой
Из-под куста мне ландыш серебристый
Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу
И, погружая мысль в какой-то смутный сон,
Лепечет мне таинственную сагу
Про мирный край, откуда мчится он:

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога!

                Для христианина природа есть храм Божий, где славится имя Господне, земля – подножие ног Его, а звездное небо – это величественный купол. Когда я смотрю на таинственную и величественную картину звездного неба, то сердце мое замирает от красоты Божьего мира. Звездное небо проповедует славу Божию, и каждый цветок на земле возвещает о премудрости замысла всемогущего Зодчего вселенной. Ни один рукотворный храм не может сравниться с этим величественным и великолепным храмом со всеми его звездами и морями, горами и садами, со всеми красками и восторженными песнями, в которых слышится хвала Создателю. В величественных картинах природы и в созерцании ее чудес и красот, в просторах безмятежного моря, в ароматном дыхании душистых цветов, в раздолье колосящихся полей и в отстраненных от земных тягот и забот облаках, неспешно плывущих по голубому небу в полуденный час летней поры, дан человеку не только неисчерпаемый источник мудрости и вдохновения, но и исцеления ран и страданий души, дана отрада для истерзанного сердца, упоение созерцания и могучий призыв к творчеству и молитве. Нет слов, чтобы описать красоту Божьего мира с его небесами, морями и полями, но в наш технократический век духовное восприятие жизни – это драгоценное достояние редких душ, даже среди художников и поэтов, ибо религиозное отношение к природе возможно лишь благодаря лирической отзывчивости сердца, возвышенной христианкой верой. Христианство зачастую упрекали в том, что оно стесняло свободу творчества, а ее высокие евангельские идеалы не способствовали процветанию искусства, но именно религиозное отношение к природе и христианский взгляд на человека как на свободную и разумную личность, сотворенную по образу Божиему и одаренную эстетическим чувством и творческими дарами, позволяет нам, вдохновляясь нравственными идеалами Евангелия, познать высший смысл искусства и назначение творчества как священное служение Богу. Святитель Григорий Богослов говорил, что Платон обивающий пороги земных властителей – это жалкое зрелище, ибо великий мудрец и поэт призван не льстить и упрашивать смертных венценосцев, но служить одному Богу, обличать их грехи и пороки, проповедовать правду Божию, возвещая, что все величие и блеск мирской власти есть нечто суетное и преходящее. У Кальдерона – этого «католического Шекспира», познавшего весь драматизм нашего бытия, одного из величайших испанских писателей, чье творчество, по слову Пушкина стоящее на высоте недосягаемой, – вершина религиозно-философской драмы, в пьесе «Жизнь есть сон» мы находим строки, изобличающие ничтожность земного величия:

…То был лишь сон!
И если я теперь предвижу
Разоблачение обмана,
И если я теперь уж знаю,
Что наслажденье – только пламя,
Которое в ничтожный пепел
И легкий ветер обратит,
Я буду к вечному стремиться!
Оно – живительная слава,
Перед которой прах ничтожный
Величие и блеск людей.

                Кьеркегор думал, что поэзия – это самое совершенное из всех искусств, она придает значимость жизни, но сама жизнь поэта неизбежно трагична в нашем мире – героический стоицизм не спасает душу от страха, трепета и отчаяния, а утешение скорбящего – лишь в религиозной вере Авраама, Моисея и Иова, в страстном молитвенном обращении человеческого духа к Богу, в евангельской надежде на спасение. Настоящий поэт – это несчастнейший, он новый Иов своего времени, источающий слезы, мученик веры, отвергнутый миром, страждущий лирик, молящийся в Гефсиманском саду, грустный посланник из царства вздохов, излюбленный фаворит мук и страданий, апостол печали, молчаливый друг боли с поющей лирой. Тоска и страдания сопровождают поэта до порога могилы, он – пишет кровью сердца, и провозглашает правду не страшась смерти. «Что такое поэт? Несчастный, переживающий тяжкие душевные муки; вопли и стоны превращаются в его устах в дивную музыку. Его участь можно сравнить с участью людей, которых сжигали заживо на медленном огне в медном быке Фалариса: жертвы не могли потрясти слуха тирана своими воплями, звучащими для него сладкой музыкой». Творчество – это мученичество, поэзия всегда экзистенциальна, не существует искусства без слез, ибо высокое искусство сродни священнодействию, оно – произведение величайшего напряжения духа, две его главные темы – любовь и смерть, а потому скорбь и чувство красоты уживались в сердцах всех великих творцов – Иеремии и Данте, Микеланджело и Шекспира, Бетховена и Мильтона, Достоевского и Надсона. О чем бы ни писал поэт в сонетах и элегиях, одах  и поэмах – о Боге и любви, о смерти и страдании, о душе и вечности, о жизни и времени – все исходит из глубин его сердца, все не только утонченно и метафорично, но и экзистенциально и исповедально. Кьеркегор прав говоря, что поэт – это странный человек, он совершенно одинок на свете – взглянешь на него и ощутишь бесконечную грусть. Поэт – это духовно чуткий человек, чья сила переживаний утысячерена, он страдает острее и глубже обычных людей – грустит оттого, что пора первой любви – лучшая и самая прекрасная пора в жизни, столь мимолетна, скорбит, понимая, что никто не вернется из царства мертвых, не может принять ничтожность и пошлость извращенных нравов, изобличает как пуста, порочна и суетна наша жизнь, обращается к Библии, к музыке Моцарта и Баха, к произведениям Данте и Шекспира, размышляет о жизни и смерти, молится в тишине Богу. Для Кьеркегора вся мудрость заключена в Библии, одна строка этой Священной Книги более проницательна и глубока, чем целая библиотека. Но Библия написана на языке пророков и поэтов, в каждом ее стихе – огненная вера и глубокое страдание, несравненная мощь духа и мистический трепет сердца, молитвенная обнаженность душ и боль веков и тысячелетий. Не многие поэты были счастливы в земной жизни, но почти все они познали одиночество, клевету и гонения, а иные – и насильственную смерть; в древние времена страдали – Иов, Давид и Иезекииль, Гераклит, Платон и Пиндар, в Европе – Данте и Блейк, Мильтон и Байрон, у нас в многоскорбной России – Пушкин и Лермонтов, Веневитинов и Баратынский, Надсон и Вл. Соловьев. Может поэт в России и больше, чем поэт, но он обречен с рождения на страшные муки – его искусство презираемо пошлой толпой и циничной властью, имя – оклеветано современниками, лира – растоптана наглыми критиками, исповедь сердца – забыта потомками, а вся его жизнь – восхождение на Голгофу, что с беспощадной правдивостью высказал М. Волошин:

Темен жребий русского поэта,
Неисповедимый рок ведет
Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.

                Земная жизнь людей, отмеченных печатью Божьей тайны и благословения, есть страдальческая повесть и непрестанный подвиг крестоношения – все гении, святые и пророки мучаются в нашем мире, лежащем во зле, где так сильна власть лукавого князя мира сего, они всегда «едят свой хлеб со слезами», как выразился Гете, томятся духом, ищут Бога и высшего совершенства и на алтаре своей веры и своего творчества сжигают всю свою жизнь – приносят самих себя в жертву во имя святых идеалов. Державин считал, что поэзия – это священное искусство, она дарована людям от Бога и высоко ценилась у всех народов земли – и северные скальды, и Гомер у древних греков, и Давид у иудеев – все они удостоены чести и славы. В Ветхом Завете вдохновенный пророк и религиозный лирик – одно лицо, о чем красноречиво свидетельствует Псалтырь – книга молитв и нравственных поучений, учительница нравов и поэзии венценосного иудейского лирика, духовно ощущавшего как солнце, луна и звезды, реки, холмы и птицы, Ангелы на небесах и люди на земле хвалят Вседержителя. Для возвышенного лирика Жуковского, чья муза, по тонкому суждению Белинского, «дала русской поэзии душу и сердце, познакомив ее с таинствами страдания и утрат», поэтическое искусство – это стремление к прекрасной и возвышенной цели. Как религиозный поэт Жуковский убежден, что «поэзия есть Бог в святых мечтах земли», «пред коей выше – только Крест Голгофский», иными словами выше искусства только вера и религия, и поэзия призвана служить Богу и Его вечной правде. Если мы внимательно обратимся к творчеству Пушкина, столь много размышлявшего о смысле и назначении поэтического искусства, то увидим, что для него идеальный образ поэта – это библейский пророк Исайя, посланник Бога, обличающий пороки мира, погрязшего в беззакониях, возвещающий людям Слово Божие, глаголом жгущий сердца людей. По заветному убеждению Пушкина муза должна быть послушна веленью Божиему, равнодушна к хвале и клевете невежественных и надменных глупцов, а поэт, «не требуя наград на подвиг благородный»,  пробуждать лирой «чувства добрые», самоотверженно славить в свой жестокий век свободу, призывать «милость к падшим» –  все это ключевая тема его известного стихотворения «Памятник». Поэт призван быть свободным – идти, «куда влечет его свободный ум», не зависеть ни от власти царя, ни от мнения народа, будучи верным своим святыням и убеждениям, дивясь красотам природы, сотворенной Богом, и лучшим произведениям искусства, бескорыстно служить Истине, Добру и Красоте. Для Пушкина свобода – это самостоянье человека, залог величия его, она дарована людям по воле Бога, и должна быть основана на любви – любви к Творцу, Отчизне и всему прекрасному, что есть в душах и мире. Высшая призвание человека – быть поэтом и удостоиться пророческого служения, а пророк – это духовный преображенный поэт, вдохновляемый свыше, испытавший прикосновение горнего мира и пламя Божьего огня, он служит одному Богу и слышит Его громовой голос, повелевающий глаголом жечь сердца людей:

Духовной жаждою томим
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый Серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими, как сон,
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье
И горний Ангелов полет,
И гад морских подводных ход,
И дольнее лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык
И празднословный и лукавый,
И жало мудрое змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп, в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.

                Поэт всегда томим духовной жаждой, ищет Бога и правду, как лань ищет потоки воды, и пока молчит его святая лира, но в глазах окружающих он  – обычный человек, погруженный в заботы суетного века. Но в представлении Пушкина истинный пиит есть «небом избранный певец», он далек от суетной и бездумной толпы, для которой печной горшок дороже Бога и искусства. Величайшее назначение поэта – быть молитвенником и певцом, вестником иных миров и пророком Божиим, нести миру Божий глас и прорекать Его глаголы всем народам земли. Среди многих духовных даров Божиих, ниспосылаемых ученикам Христа, один из самых таинственных и важнейших – пророческий дар. Апостол Павел говорил, что пророческий дар – источник мудрости и прозрений, утешения и назидания, провозвестие о том, что свершилось – о победе Христа Богочеловека над Адом и смертью, прорицание того, что грядет и описано в стихах Апокалипсиса, наставление в Истине и утешение всех скорбящих и отчаявшихся: «Достигайте любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы пророчествовать», ибо «кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение» (1 Кор.14:1, 3). У пророка открывается духовный взор – «вещие зеницы», орлиная зоркость, позволяющая смотреть на все вещи с духовной высоты веры, в его устах «жало мудрое змеи», а вместо трепещущего сердца у него в груди «угль, пылающий огнем» – благодать Святого Духа. Еще более загадочные строки – «как труп в пустыне я лежал», знаменуют, что человек духовно мертв без Бога, а все изящные искусства и вся мудрость не помогут обрести ему смысл жизни, если не приведут его к вере в Бога и не будут служением Творцу. Именно Божий глас – небесный глагол Всевышнего оживляет поэта, возвещая ему высокую цель его пророческого служения – «глаголом жги сердца людей». В глубоких раздумьях о назначении поэта к образу библейского пророка обращался и Лермонтов, искавший ответы на свои философские вопрошания в Священном Писании. Высшее призвание поэта – пророческое служение Богу, но жребий пророка в нашем земном мире весьма трагичен. Как и на страницах Библии, пророк у Лермонтова есть избранник Всевышнего, хранящий Его Завет и обладающий властью над умами и сердцами людей, никому неподотчетный кроме Бога и совести, и в то же время он – одинокий и отверженный миром странник, оклеветанный молвой и всеми презираемый. Наш замечательный русский поэт Алексей Апухтин, чья лирика отличается философской глубиной, искренностью и мелодичностью, а стихи  перелагал на музыку Чайковский и любил декламировать со сцены Блок, вслед за Пушкиным и Лермонтовым, порицал тех лжепоэтов, для которых толпа – кумир, а все высокие стремленья души и священное вдохновение давно заменены льстивой речью и бесславной жаждой злата. Русская поэтесса, переводчик и религиозный мыслитель Олька Седакова очень проницательно заметила: «лирического поэта недаром окружает трагический или страдальческий ореол, недаром мысль о поэте внушает образ ранней и роковой гибели». Поэт наделен талантами Всевышним, он призван нести людям слово правды, и трагически одинок в здешнем мире, но через веру и молитву, через любовь и вдохновение, через творчество и созерцание ему начинается открываться высший мир – духовный мир, и томящаяся душа его обретает счастье в Боге и общении Ним. Наиболее проницательно священное служение пророка постиг и запечатлел Лермонтов – самый глубокий и религиозный из всех русских поэтов; его пророк читает в очах людей «страницы злобы и порока», ибо как сказал апостол Иоанн Богослов «весь мир лежит во зле» (1 Ин.5:19), но он знает, что «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин.4:16). Пророк есть глашатай Истины, он – посланник Всевышнего, и потому «завет Предвечного храня», пророк провозглашает «любви и правды чистые ученья», и, не смотря на жестокость людей, побивающих его камнями, он не проклинает род человеческий – род лукавый, но не теряет веру в Бога, с ликованием созерцает звездное небо и красоту природы, покорной Вседержителю и Его избраннику. В лермонтовском стихотворении «Пророк» блестяще запечатлена величественная и таинственная картина религиозного подвижничества – служения Богу и проповеди любви и правды ближним, нравственный подвиг евангельской любви к врагам – гонителям пророков. Бурная, но короткая жизнь Лермонтова, овеянная тайной неисповедимых судеб Божиих, завершилась трагической смертью, но этот поэт с мятежной душой умел примирять сердце и ум, всю жизнь искал познания Бога и примирения с Ним. Разочарованный суетой и низкими нравами здешнего мира, певец печали и тоски и величайший русский религиозный лирик находил отраду в высоких думах и стремлениях души, изумленно созерцал великолепие природы, и в благословенные часы молитвенного упоения видел Бога в небесах и обретал в Нем счастье на земле, являя в стихах красоту и мощь Творца, человека и вселенной. Лермонтов – наиболее чуткий духовный поэт России, ее несравненный лирик и трагик, более проницательный, чем Достоевский, Гоголь и Булгаков, более религиозный, чем Державин, Тютчев и славянофилы, а все его богоборчество – это библейское богоборчество Иова и Иеремии, оно не уводит от Бога, а ведет к Нему – не к абстрактному Богу ученых и философов, и не к порочному, неумолимому и жестокому Богу религиозных фанатиков и изуверов, а к истинному Богу пророков и Откровения. Господь одаряет пророка всеведеньем, открывает ему не только души и сердца людей, но и неисповедимые судьбы мира. Надо признать, что у самого Лермонтова был удивительный Божий дар пророческого предвидения. В загадочном и страшном стихотворении «Предсказание» он прозревает тяжелые времена России, пророчески предугадывает грядущий ход ее истории и грозно описывает крушение самодержавия:

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон;
Когда чума от смрадных, мертвых тел
Начнет бродить среди печальных сел,
Чтобы платком из хижин вызывать,
И станет глад сей бедный край терзать;
И зарево окрасит волны рек:
В тот день явится мощный человек,
И ты его узнаешь – и поймешь,
Зачем в руке его булатный нож;
И горе для тебя! – твой плач, твой стон
Ему тогда покажется смешон;
И будет все ужасно, мрачно в нем,
Как плащ его с возвышенным челом.

                В русской душе заложена неутолимая духовная жажда вечности и бесконечности, искание Бога и тоска по идеалу. Взять хотя бы Семена Надсона – великолепного лирика и религиозного поэта России, певца поруганных идеалов с совестливой и лирически отзывчивой душой, всю жизнь боровшегося с низостью и пошлостью, искавшего Бога и отстаивающего Его высшую правду. Весь тон поэзии Надсона элегичен, с его лиры срываются пронзительные и скорбные аккорды, отзывающиеся в сердцах вдумчивых читателей, побуждающие их задуматься о Боге и душе, о жизни и смерти. Это искусство имеет скорбный оттенок, но оно не только обличает порочный культ Ваала и золотого тельца, не только проповедует святые идеалы Евангелия, призывая к покаянию и обращаясь к евангельскому образу Христа – к Богу страждущему и обагренному кровью, но и являет чуткое понимание человеческой души, не менее глубокое, чем у Данте и Шекспира, Мильтона и Достоевского, ее важнейшая черта – исповедальность. Жизнь Семена Надсона была достойной, но несчастной, его отношения с Богом – сокровенными и драматичными, но всегда искренними, лишенными лукавства. Все его стихи – это исповедальный крик и трогательная песнь нежной и израненной души, а сам Надсон – угнетенный безотрадной жизнью меланхолик, но он – глубоко религиозный меланхолик, и хоть его возвышенная поэзия – «поэзия скорбей», его поэтический голос – голос верующего поэта, изливающего в стихах душу Богу и читателю. Вся русская литература и поэзия неизменно обращалась к текстам Священного Писания, черпала из книг Библии вдохновение, не всегда дорастала до высокой религиозной жизни и молитвенного созерцания, но была проникнута искренним религиозным чувством и глубокими философскими мыслями. Многие из лучших произведений русской поэзии насквозь религиозны, непосредственно связаны с христианской теологией и антропологией, сотериологией и эсхатологией, представляют собой поэтическое истолкование Священного Писания. Как и величайшие мудрецы древних времен – Моисей и Иов, Давид и Соломон, Сократ и Платон, лучшие русские писатели и поэты призывают своих читателей к самопознанию – задуматься над тем: «Откуда мы пришли? Зачем мы живем? Для какой цели появились на свет? Что будет с нами после смерти?» Человек сотворен по образу и подобию Божиему, он – микротеос, но Господь сотворил его из праха – и человек есть причастник материального мира, вселенной, он – микрокосм, малый космос. Если человек познаем самого себя, то он найдет ключ к разгадке тайны сотворения мира, познает свою душу – образ Божий в себе, высшую цель и смысл своего бытия, и свои бесчисленные грехи и страсти, ибо после катастрофы грехопадения наше сердце напоминает мрачную пещеру, где обитает множество ядовитых змей – это наши пороки и страсти, жалящие душу и отравляющие ее. Но разве может быть счастлив человек, носящий в своем сердце мучительный и обжигающий огонь низменных страстей? Разве может наша бессмертная душа быть счастлива без Бога? Древнегреческие мудрецы говорили, что человек становится совершенным и прекрасным, когда отсекает от себя все лишнее. Господь сотворил человека прекрасным, грех же есть безобразие, грехопадение обезобразило человека, извратило его ум, волю и сердце. Низменные страсти делают всех нас порочными и мерзкими, как отвратительные чудища на полотнах Иеронима Босха. Путь спасения – обращение к Богу, покаяние, ведь только Бог может освободить душу от власти греха и смерти, ибо Сам не имеет греха и победил смерть. Христос искупил наши грехи на Голгофе и воскрес из мертвых, Он – единственный Спаситель мира, только Им исцеляется сердце и утешается душа. Вся великая русская литература – поэзия Державина, Пушкина, Баратынского, Лермонтова и Кольцова, проза Гоголя, Достоевского и Лескова, возвещает, что мы повреждены духовно – обезображены грехом, позволяет нам заглянуть внутрь наших сердец, увидеть испорченность наших душ, обращает нас к Богу ни одним холодным рассудком, но всем сердце и душой, пробуждая жажду искупления и освобождения, искание вечности и смысла, Божьей правды и неземного счастья. В поэтическом тропаре из поэмы «Иоанн Дамаскин» замечательный русский поэт А. Толстой прекрасно иллюстрирует идею о бренности бытия человека и о том, что все мирские блага – мимолетный дым, а истинное счастье и наше спасение у Бога:

Все пепел, призрак, тень и дым,
Исчезнет все, как вихорь пыльный,
И перед смертью мы стоим
И безоружны и бессильны…

Вся жизнь есть царство суеты,
И, дуновенье смерти чуя,
Мы увядаем, как цветы, -
Почто же мы мятемся все?..
Все пепел, дым и пыль, и прах,
Все призрак, тень и привиденье –
Лишь у Тебя на небесах,
Господь, и пристань, и спасенье!

                По слову выдающегося русского мыслителя С. Л. Франка русская литература обращена к религиозным и философским проблемам, ее история связана с историей философской и богословской мысли в России, а все великие русские поэты были глубокими религиозными мыслителями, ищущими Бога. Наш величайший русский поэт – А.С. Пушкин, очень любил читать Священное Писание, находил в книге Иова «всю жизнь человеческую», и считал, что «религия создала искусство и литературу». Наиболее глубокие суждения о русской культуре и религии оставил религиозный философ Иван Ильин убежденный, что «искусство в России родилось как молитвенное действие; это был акт церковный, духовный». По слову этого проницательного мыслителя «русская поэзия долго была представительницей русской религиозной философии и русского пророческого дара». Размышляя о духовных и нравственных устоях великой русской литературы, религиозный мыслитель, музыковед и литературовед В.Н. Ильин, пришел к мысли, что иночество есть основа русской культуры, в центре нашей литературы находится образ кающегося грешника и идеал святого подвижника, отрешившегося от суетной жизни во имя служения Богу, а высшее назначение нашей поэзии – быть арфой Давидовой. Русский историк и философ Г. Федотов, исследуя религиозную культуру России, пришел к мысли, что русским поэтам и писателям был близок образ страждущего Христа Спасителя, возвестившего о любви и всепрощении миру, лежащему во зле. В религиозной лирике поэта и философа Семена Надсона есть великолепные изумительные молитвенные строки одного из моих любимейших стихотворений, трогающие сердце и прославляющие евангельский образ Иисуса Христа – Божественного Страдальца, искупившего грехи мира, прощающего Своих врагов и молящегося за Своих убийц, покоряющего душу не царской властью, а жертвенной любовью:

Я не Тому молюсь, Кого едва дерзает
Назвать душа моя, смущаясь и дивясь,
И перед Кем мой ум бессильно замолкает,
В безумной гордости постичь Его стремясь;
Я не Тому молюсь, пред Чьими алтарями
Народ, простертый ниц, в смирении лежит,
И льется фимиам душистыми волнами,
И зыблются огни, и пение звучит;
Я не Тому молюсь, Кто окружен толпами
Священным трепетом исполненных духов,
И Чей незримый трон за яркими звездами
Царит над безднами разбросанных миров,-
Нет, перед Ним я нем!.. Глубокое сознанье
Моей ничтожности смыкает мне уста,-
Меня влечет к себе иное обаянье -
Не власти царственной,- но пытки и креста.
Мой Бог – Бог страждущих, Бог, обагренный кровью,
Бог-человек и брат с небесною душой,-
И пред страданием и чистою любовью
Склоняюсь я с моей горячею мольбой!..

                Бог Библии есть Творец неба и земли, Он – Небесный Художник, вложивший в наши сердца неугасимое стремление к вечной и нетленной красоте, и неудовлетворенность земным, сотворивший всех нас художниками и поэтами, и мы и в жизни и в творчестве своем должны быть духовно цельными – наши нравственные идеалы и наша религиозная вера должны пребывать в гармонии с нашим художественным творчеством, а значит искусство теснейшим образом связано с моралью и религией. Для христианского миросозерцания искусство призвано быть песнью, пропетой во славу Творца, звать душу человека к горнему миру, укреплять его веру в дни страданий и часы тягостных раздумий, дарить ему надежду среди бурь и невзгод земной жизни, обращать его верующее сердце к высшим идеалам, животворить эстетически утонченную и чуткую душу. Все величайшие творцы лучших произведений мирового искусства во все века истории нашей эры вдохновлялись религиозными идеалами христианства, искали оправдание и смысл творчества в литургической жизни святой Церкви и в ее вероучении, обращались к сюжетам и притчам Библии, были людьми глубоко верующими и искренне религиозными – среди них: Данте и Мильтон, Рафаэль и Микеланджело, Моцарт и Бетховен, Державин и Лермонтов, Кальдерон и Достоевский. Все творчество этих величайших поэтов и философов, художников и музыкантов было проникнуто религиозными мотивами, вдохновлялось любовью к Богу, ко всему прекрасному и возвышенному, а они сами стремились найти ответы на вечные вопросы в христианстве. Если священник должен уметь зреть сердца людей, возвещать им Слово Божие и вести их к общению с Богом, а философ и богослов – воспринять Бога духовно, вдумчиво изучить Священное Писание и постигать глубинные смыслы веры, то поэт – воспевать Бога в гимнах и молитвенных песнопениях. Христианам надо помнить, что многие стихи о молитве – это еще не сама молитва, также как чтение Псалтыря и Молитвослова не является молитвой, ибо молитва есть устремление духа ввысь – к Богу. Поэт может молиться в стихах как Данте, Державин, Пушкин и Лермонтов, а может поэтически описывать молитву, и тогда его религиозная лирика будет не молитвой, но ее предвосхищением. Вергилий сравнивал душу человека с музыкальным инструментом, и религиозная лирика настаивает струны души, ум и биение сердца на молитвенный лад – обращает ее к Богу. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что молитва – это сущность духовной жизни, она соединяет людей не только друг с другом, но и с Ангелами. Молитва у людей – это глас, исходящий из сердца к Богу, и основное занятие Ангелов есть молитвословие – духовное устремление к Богу. Ангелы на небесах славят Господа, они устремляются к Нему с пламенной любовью, озарятся горним светом Его премудрости, прославляют Его непрестанно. Высшее дело Ангелов славить Бога, воспевать Его несравненное величие, о чем мы читаем в богослужебных текстах: «Его же воинства небесная славят, и трепещут Херувимы и Серафимы, всякое дыхание и тварь, пойте, благословите и превозносите во вся веки!» В этом видел религиозное назначение поэта и находил смысл духовной поэзии Державин, писавший: «В духовной оде удивляется поэт премудрости Создателя, в видимом им в сем великолепном мире чувствами, а в невидимом – духом веры усматриваемой; хвалит провидение, славословит благость и силу Его». В чем заключается назначение поэта с точки зрения Державина? Поэт обращается в стихах к Богу и создает гимны и песни во славу Творца, как пророк Давид он восхищается величественной картиной мироздания – небеса вещают славу Божию, вся природа несет весть о Нем, он обличает беззакония нечестивых, отстаивает правду, как мудрец Соломон ищет мудрости и напоминает людям о бренности земной жизни, о смерти и бессмертии, черпает вдохновение в Псалтыре, беседует о Боге, изумляется подобно Иову пред Его творением, пред грозной и прекрасной тайной Божьих судеб. По слову Державина вся лирическая поэзия Библии, боговдохновенные книги пророков и Псалтырь, все самые высокие и священные страницы из книги Иова и Евангелие имеют источником вдохновения – любовь Божию. Вдохновение – это ощущение Бога и Его горний луч, касающийся души поэта, осеняющий его сердце восторгом, а ум высокими мыслями о Боге. Святитель Феофан Затворник писал, что гимны и молитвы великих подвижников и святых, Псалмы, гимны и песнопения есть драгоценнейшее духовное сокровище Церкви, излияние благоговейных чувств к Богу из сердец, исполненных благодати Святого Духа. В молитве душа человека устремляется ввысь – к Богу и горнему миру, и высочайший молитвенный подвиг – прославлять любовь и премудрость Всевышнего во дни скорбей как пророк Давид и страдалец Иов, молиться за весь мир как Иисус Христос в саду Гефсиманском, и за своих убийц и гонителей как молился наш страждущий Спаситель на Голгофе. В духовной поэзии человек уподобляется Сыну Божиему и Ангелам, ибо прославление Бога и молитва за мир – ангельское занятие, и величайшими духовными поэтами были – Ефрем Сирин и Григорий Богослов, Иоанн Дамаскин и Симеон Новый Богослов, Роман Сладкопевец и Силуан Афонский. Многие духовные писатели Церкви – от святителя Игнатия Брянчанинова до священника А. Ельчанинова и архимандрита Рафаила Карелина – утверждали, что сфера искусства не духовная, а чисто душевная – и действительно поэзия и литература состоит не только из молитв и созерцаний, духовных взлетов и прозрений, она – исповедь и летопись жизни ее творцов со всеми их жалобами и сетованиями, исканиями и сомнениями, восторгами и борениями, надеждами и печалями, но на вершинах культуры мы находим устремленность к Богу и напряженную духовную жизнь, образец творчества, основанного на христианском миропонимании, вере и любви. Высочайшая похвала для христианского поэта – сравнение с лермонтовским Ангелом, поющим дивную небесную песнь о Боге: «о Боге великом он пел, и хвала его непритворна была…».



















Тайна Церкви

Тайна сия велика: я говорю
по отношению ко Христу и к Церкви.
(Еф.5:32)

Блаженна ты, Церковь верных,
ибо Царь царей утвердил в тебе Свое жилище.
Твои основания никогда не поколеблются,
ибо Господь страж твой;
и врата адова не одолеют тебя,
и хищные волки не могут сокрушить
или ослабить твоей крепости.
О как велик ты, дом Божий! Как ты прекрасен!
Как великолепна ты, дщерь народов!
Преподобный Ефрем Сирин

                Не существует христианства без Церкви, ибо Церковь – это духовное пространство, где человек соединяется с Богом через веру и таинства, она – мистическое Тело Христово, соединяющее людей, уверовавших во Христа Богочеловека, она – новый Израиль, странствующий по пустыням мира сего в поисках Царства Небесного, которое откроется во всей полноте в конце времен – в вечной жизни будущего века, но в то же время оно начинает открываться уже сейчас – в нашей земной жизни для тех, кто через святое таинство крещения – рождения свыше от воды и Святого Духа, вошли в Церковь и начали жить новой жизнью – духовной жизнью во Христе распятом и воскресшем. Вне Церкви невозможно жить полноценной духовной и нравственной жизнью, ибо только благодать – сила Божия, освящает человека и дает ему силы исполнять заповеди Христовы. Для православного христианина очевидно, что вне Церкви нет спасения и полноты Богообщения, человек не может достичь святости и вершин Богопознания, а врата в Церковь – это таинство крещения – в крещении душу человека сходит луча благодати Святого Духа и он отрекается от зла и облекается во Христа. Ключевое условие таинства крещения – от всего сердца, что Христос – истинный Сын Божий и единственный Спаситель мира, осознание своей греховности и искреннее раскаяние, желание начать новую жизнь – безгрешную и духовную, жажда святости и спасения, надежда на милость Божию и любовь к Богу – Святой Троице. Святитель Иоанн Златоуст говорил, что вера есть высочайшее благо, проистекающая из сердца, пламенеющего любовью – любовь есть источник христианской веры, ее чудо, тайна и сила. Таинство крещения символично и полно глубокого и таинственного смысла: Христос был распят на Кресте, принял смерть и три дня провел во гробе – трижды погружается в воду и крещаемый, умирая для греха; Христос воскрес из мертвых – и крещаемый выходит из воды, он словно воскресает, чтобы жить для Бога, жить новой жизнью, служить Богу и исполнять Его святую волю. Апостол Петр писал, что в нравственном аспекте таинство крещения есть «обещание Богу доброй совести» (1Пет. 3:21), обещание хранить совесть свою в чистоте и соблюдать заповеди. Святитель Иоанн Златоуст, проповедовавший, что заповеди Христовы – это путь в Царство Божие, говорил: «Если кто право верует в Отца, в Сына и в Духа Святого, но не имеет правой жизни, нет ему пользы в вере для спасения». Святая Церковь – это величайшее Божье чудо во всех веках и во всех мирах, она – неизъяснима тайна присутствия Божьего в мире – небо на земле, где таинственно и реально присутствует Бог, а вместе с Ним – Пресвятая Богородица, светлые Ангелы и святые – наши небесные заступники, молящиеся за мир и участвующие в богослужениях. На страницах Священного Писания великая и непостижимая тайна Церкви раскрывается на языке образов и метафор – Христос есть единственный Спаситель мира и воплощенный Сын Бога Живого, искупивший грехи мира на Голгофе и страшной ценой Своей драгоценной крови избавивший нас от власти дьявола, Он – добрый Пастырь, Небесный Жених наших душ и Виноградарь, а Его святая Церковь – возлюбленная невеста Христова и духовная лечебница, она – виноградная  лоза, плодоносящие ветви ее – верные Богу христиане, приносящие плод веры, любви и покаяния, а засохшие ветви – это все люди, отступившие от Бога и Церкви – источника воды, «текущей в жизнь вечную», (Ин.4:14), они не приносят плода и всеправедный Бог Судия отсекает их от виноградника и бросает в огонь геенны огненной – такова страшная участь всех вероотступников, ибо нет спасения вне Православной Церкви.  По определению священномученика Илариона Троицкого: «Церковь есть общество верующих в Господа Иисуса Христа, Сына Божия людей, возрожденных Им и Духом Святым, соединенных в любви и под непрекращающимся воздействием Святого Духа, достигающих совершенства».  Христос основал Церковь, она – мирообъемлющий храм Божий, а Сын Божий – ее незыблемое основание и краеугольный камень и «никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос» (1 Кор. 3:11). Когда апостол Петр провозгласил  Христа Сыном Бога Живого, то Спаситель сказал ученику Своему: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах. И Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:17-18). Апостол Петр в послании называет Христа краеугольным камнем Церкви: «Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом. Ибо сказано в Писании: вот, Я полагаю в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный; и верующий в Него не постыдится». (1 Пет. 2:4-6). Вера во Христа как Спасителя мира и Победителя смерти и Ада есть «Божественное основание» Церкви, а сама Церковь будет существовать до скончания времен и никакие гонения не смогут истребить ее, ибо адамантово основание Церкви и ее краеугольный камень – Сам Христос. Апостол Павел в послании к Ефесянам говорит о Христе как о «краеугольном камне, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святой храм в Господе, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие духом» (Еф. 2:20-22). «Глава Христос, из Которого все тело, составляемое и совокупляемое посредством всяких взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф. 4:16).  По рассуждению святителя Феофана Затворника: «Во время пребывания Своего на земле, Господь только обетовал устроить святую Церковь на камне твердого исповедания Его воплощенного домостроительства. Самое же создание ее по воле Отца совершил Он со Святым Духом чрез святых апостолов, утвердив и оградив ее догматами, заповедями, таинствами, священнодействиями, канонами и достодолжным руководством и во всем сем показав верный путь в Царствие Небесное, которое уготовал верным, к которому благоволил призвать и нас всех». Возносясь на небеса, чтобы воссесть одесную Бога Отца и ниспослать в земной мир Божественного Утешителя – Дух Святой, Христос сказал: Я с вами во все дни до скончания века – до конца времен. Таинственно и незримо Христос всегда и во все дни пребывает в Церкви и не оставляет ее и всех христиан ни в лета благоденствия, ни во времена страшных испытаний и гонений.  Христос дал великое и радостное обетование, что ни гонения и испытания, ни смерть, ни сам Ад не истребят Церковь: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16:18). Выдающийся православный богослов Владимир Лосский, размышляя о великой тайне Церкви, писал, что нельзя «мыслить себе Церковь вне Христа и Святого Духа», «нельзя просто сводить Церковь к земному аспекту».    Иисус Христос – драгоценный алмаз  и самое бесценное сокровище Церкви, ее сердце и жизненное средоточие всего христианского вероучения. Христос – это величайшая тайна Церкви, ибо нет Церкви без Христа. Где нет благодати Святого Духа, там нет Церкви и искажается образ Христа. Блаженный Августин в свое время говорил, что без Церкви можно верить в Бога и молиться Ему, можно исповедовать Святую Троицу и проповедовать Евангелие, но нельзя без Церкви спастись. По слову о. П. Флоренского: «Вне Церкви – нет Христа. Церковь – она именно и дала человечеству Христа». Только в Церкви открывается истинная цель и сокровенный смысл человеческой жизни – обожение. Церковь учит, что тайна спасения – это уподобление Христу и преображение через благодать Святого Духа.  Святитель Иоанн Златоуст говорил, что спасение возможно только через Христа, совершившего искупление грехов, и только в соборной и апостольской Церкви, ибо Церковь – это преддверие Царства Небесного и зерно вечной жизни в Боге. В основе бытия Церкви – жертвенный подвиг Христа Искупителя, несущего Крест на Голгофу, ее жизнь – святая и духовная жизнь под сенью Креста, она – маяк надежды и спасения для заблудшего рода человеческого, озаряющий светом мир, погрузившийся во тьму грехов и напоминающий корабль, плывущий по бушующему морю истории.
                По глубокомысленному изречению апостола Павла, Церковь – это мистическое Тело Христа, нашего Спасителя, каждый ее храм – это небо на земле и икона горнего Иерусалима, вместилище вездесущего Бога и Его благодати, место совершения таинств и богослужений, где соединяются люди и Ангелы, время  и вечность, и через святейшее таинство Евхаристии, мы становимся причастниками Святых Христовых Тайн и сотелесниками нашего Спасителя – истинными христианами, «родом избранным, царственным священством, народом святым» (1 Пет.2:9). Русский религиозный философ и славянофил А.С. Хомяков утверждал, что «единство Церкви вытекает из единства Божьего, ибо Церковь не есть множество лиц в их личной отдельности, но единство Божьей благодати, живущей во множестве разумных творений, покоряющихся благодати». В Церкви незримо присутствует Сам Христос – Искупитель и Спаситель, и Пресвятая Дева Мария – Заступница за мир, молящаяся за всех нас как за Своего возлюбленного сына и за Свою возлюбленную дочь. Церковь соединяет небо и землю, живых и усопших, людей и Ангелов в единое Тело Христово, ибо во время богослужения молятся сонмы святых и кающихся грешников, покаянные хвалебные и благодарственные молитвы людей и небесные хоралы Ангелов сопровождают Божественную Литургию. В своих беседах на послание апостола Павла к Ефесянам, святитель Иоанн Златоуст писал, что в Церковь соединяются небо и земля – Ангелы и люди становятся братьями во Христе, исповедуя Святую Троицу и прославляя единого Бога, образуя совершенный союз веры и любви, свободы и благодати: «Во Христе по плоти Бог положил одну Главу для всех, для Ангелов и человеков, т. е. одно дал начало и Ангелам, и человекам, одним – Христа по плоти, другим –  Бога Слова. Как если бы кто сказал о доме, что одно в нем гнило, другое крепко, и возобновил бы дом, т. е. сделал бы крепче, подложив более крепкое основание, так и здесь всех привел под одну Главу. Тогда только и возможно единение, тогда только и будет этот совершенный союз, когда все, имея некоторую необходимую связь горе, будет приведено под одну Главу». По толкованию святителя Иоанна Златоуста Дух Христов наполняет всю Церковь и каждого члена ее – каждого христианина, ибо все христиане крестились и напоены одним Духом Божиим – Духом Истины и Откровения, в благодатном и сверхъестественном единстве они образуют Церковь, а порознь – являются членами ее, одних Господь сделал пророками, иных – апостолами, третьих – пастырями, четвертых – богословами и монахами, но всех призвал к священнослужению и евангельской жизни. В Символе Веры провозглашаются свойства Вселенской Церкви – мы веруем в единую, святую, апостольскую и соборную Церковь: Церковь едина – она одна на небе и на земле, все члены ее имеют единую веру, таинства, догматы и заповеди, и движимы одним Духом Божиим, «призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас» (Еф. 4:4-6). По святотеческому учению Церковь одна на небе и на земле, мистический прообраз ее единства – предвечное единство Лиц Святой Троицы: Христос молил Отца Небесного, чтобы мы стали едины, как Святая Троица – пребывали в мире, единомыслии и нераздельной любви, усыновились Богу Отцу, стали сотелесниками Сына Божиго через таинство Евхаристии и приняли в себя Дух Божий – преобразились бы в истинных христиан, Церковь есть мистическое Тело и светлая риза Христова, через веру, надежду, любовь и святые таинства – через крещение и миропомазание мы входим в скинию Господню и становимся членами Церкви, через покаяние и причастие Тела и Крови Господней, прикасаемся к ризе Спасителя и исцеляемся от язв греховных, опытно познаем силу, премудрость и любовь Божию и начинаем жить по заповедям Евангелия. По свидетельству святителя Иоанна Златоуста без Церкви невозможна христианская жизнь – только во Вселенской Церкви человек не замыкается в себе, а открывает свое сердце навстречу Богу и людям – исполняет евангельские заповеди, а потому каждому христианину надлежит хранить верность Христу и не допускать к себе еретических лжеучений: «Нам известно, что спасение является уделом только Единой Церкви, и что никто вне Соборной Церкви и веры не может иметь участия во Христе или спастись... ересям мы не допускаем иметь надежды на спасение, но ставим их совершенно вне этой надежды, так как они не имеют ни малейшего общения со Христом». Соборность Церкви – это единодушие и единомыслие всех верующих, их духовное единство в вере и любви к Богу и друг другу, обретенное через таинство крещения – рождение свыше от воды и Духа Божиего, борьбу со страстями, покаяние и Евхаристию, через молитвенную и богоугодную жизнь и верность Богу. Святая Православная Церковь соборна, она обнимает все миры и все века, имеет вселенский масштаб, ибо в ней «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного: но все и во всем Христос». (Кол 3:15). Во Христе нет ни иудея, ни эллина, и Церковь как высочайший образец всечеловеческого духовного единства – выше национальных различий, она не ограничивается ни пространством, ни временем, ни мирскими предрассудками и царствами мира сего. В Церкви все народы, культуры и языки одухотворяются Духом Святым и обретают высшее единство в Боге, ибо в Церкви мы – «тело Христово, а порознь – члены». По вдохновенному слову святого Игнатия Богоносца: «Все вы составляйте из себя как бы один храм Божий, как бы один жертвенник, как бы одного Иисуса». Священномученик Киприан Карфагенский предостерегал, что Церковь есть хитон Господень, и если разделение верных и еретиков – это отделение плевел от пшеницы, то раскольники – это люди, раздирающие хитон Господень и сеющие раздор среди паствы Христовой, действуют против священников, клира и народа Божиего, они подрывают единство Церкви и на них ложится неизгладимая и тягостная вина, ибо грех раскола не смывается даже мученической  кровью, ибо не может быть истинным мучеником и свидетелем Иисусовым тот, кто не имеет венца истинной веры и находится вне Церкви. Христос сказал: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13: 35). А в молитве к Отцу Своему Небесному, Он произнес: «Да будут едино как Мы едино» (Ин. 17:22). Всякое отпадение от Церкви – это стезя Каина и страшный грех против  Бога, оскудение веры и любви, попрание евангельских заповедей и догматов веры, утрата доверия Богу и Его пророкам, апостолам и пастырям, противопоставление гордого и ограниченного интеллекта человека соборному разуму Церкви – «уму Христову».
                По слову апостола Павла, Церковь – это «столп и утверждение истины» (1 Тим.3:15). Для христианского сознания высочайшая Истина есть Христос, а Церковь со дня Пятидесятницы – таинственного сошествия Святого Духа на апостолов есть хранительница и провозвестница Божественной Истины. Святые отцы нарекли Церковь – «Евангелием в действии». В вопрошаниях святителя Феофана затворника блестяще раскрыта сотериологическая миссия Церкви: «Надо тебе истину знать и веровать в нее: где ты ее возьмешь помимо Церкви, которая есть… столп и утверждение истины (1 Тим. 3:15)? Надо тебе благодать приять: где ты обретешь ее, кроме Церкви, хранительницы таинств, без которых не подается благодать? Надо тебе руководство верное иметь, и в деле ведения, и в деле жизни; где ты его встретишь, помимо Церкви, в коей единой есть богоучрежденное и Богом поставляемое пастырство? Надо тебе с Господом Иисусом Христом сочетаться: где ты его сподобишься, если не в Церкви, коей Глава есть Христос Господь?» В духовной основе Церкви лежит Божественное Откровение, а не измышления человеческого разума, а потому нельзя создать «новую Церковь», ибо истинная Церковь от Бога и просвещена Духом Божии, совершающим все ее таинства и богослужения, просвещающим ее подвижников и мудрецов, укрепляющим их в вере и добродетели. Полноценная духовная жизнь возможна только в Церкви, а вне Церкви – духовный обман, ложь и прельщение. Все драгоценное для Бога, все истинное и прекрасное, возвышенное и духовное в жизни, искусствах, науке и философии находит место в Церкви, а вне Церкви только греховное, ложное, ничтожное, безобразное и низменное – то, что не войдет в Царство Небесное. Священномученик Игнатий Богоносец предостерегал христиан: «Не обольщайтесь, братья мои! растлевающие дом Божий Царствия Божия не наследуют. Но если делающие это в отношении к плоти подвергаются смерти, то не гораздо ли более, - если кто злым учением растлевает веру Божию, за которую Иисус Христос распят? Такой человек, как скверный, пойдет в неугасимый огонь, равно как и тот, кто его слушает». Христос сказал о Себе: «Я есмь Путь, Истина и Жизнь, никто не приходит к Отцу как только через Меня» (Ин. 14:6) и «если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить крови Его, то не будете иметь в себе жизни» (Ин. 6:53). Если человек не верует во Христа распятого и воскресшего, не причащается Его Крови и Плоти и отвергает Церковь Его, то он само обрекает себя на погибель, о чем предостерегает нас Спаситель: «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь» (Ин. 15:6). Церковь есть единственная хранительница, проповедница и толковательница Слова Божиего, ибо в Церкви пребывает Дух Господень, ниспосланный Богом Отцом по ходатайству Его Единородного Сына Небесный Утешитель и Бог Освятитель, проницающий все глубины Божества и научающий святой духовной любви и высшему Богопознанию. В послании восточных патриархов о православной вере сказано: «несомненно исповедуем, как твердую истину, что Кафолическая Церковь не может погрешать или заблуждаться, и изрекать ложь вместо истины; ибо Дух Святый, всегда действующий чрез верно служащих отцов и учителей Церкви, предохраняет ее от всякого заблуждения». В Священном Писании сказано, что Христос – это добрый Пастырь, а Церковь – паства Его, она – засеянное поле, где произрастет добрый плод веры, праведности и покаяния, райский виноградник, произрастающий на земле и прививающий нас к Божественной Жизни, корабль спасения –, плывущий по бушующему морю мирской жизни и реке времен с ее кровавыми войнами, стихийными катаклизмами и социальными потрясениями. Святой праведный Иоанн Кронштадтский возвещал, что наше спасение в Церкви – новозаветном Ноевом Ковчеге, а все пребывающие вне ее – погибнут в бушующем море адских страстей: «Держись за Церковь – столп и утверждение истины (1 Тим. 3:15) – и спасешься; вне ее погибнешь, потому что вне ее – лесть диавольская. Спасение наше в Церкви, как в Ковчеге Ноя, и – нигде больше». Святитель Игнатий Брянчанинов писал, что полноценная духовная жизнь и спасение невозможны вне святой Церкви Христовой, ибо лишь люди, находящиеся в Православной Церкви верны Божественной Истине, они избавляются от проклятья греха и власти дьявола, становятся сонаследниками Христа и обретают благодатные дары через святую веру и евангельскую любовь, через участие в святых таинствах Церкви, а вне Церкви нет ни благодати Святого Духа, ни священства и таинств, ни познания Истины и спасения: «Желающему спастись необходимо принадлежать Православной Церкви, Единой истинной Церкви, и повиноваться ее установлениям. Не слушающего Церковь Господь уподобил язычнику, чуждому Богу». «Христиане, одни православные христиане, и притом проведшие земную жизнь благочестиво или очистившие себя от грехов искренним раскаянием, исповедью пред отцом духовным и исправлением себя, наследуют вместе с светлыми Ангелами вечное блаженство. Напротив того, нечестивые, т.е. неверующие во Христа, злочестивые, т.е. еретики, и те из православных христиан, которые проводили жизнь в грехах или впали в какой-либо смертный грех и не уврачевали себя покаянием, наследуют вечное мучение вместе с падшими Ангелами». Святитель Феофан Затворник исповедовал, что Церковь – сокровищница благодати и всех благ спасения, в Церкви человек познает Божественную истину и очищается от грехов, освящается благодатью Святого Духа, научается прощать обидчиков и молиться за весь мир, возвышается до евангельской любви, украшается добродетелью и делается причастником Божеского естества через причастие Святых Тайн Христовых: «…основа христианской жизни… есть живой союз с телом Церкви, коей Господь – глава, живитель и движитель. Господь наш Иисус Христос, Бог и Спаситель, совершив на земле, еже о нас Божественное смотрение, вознесся на небеса и ниспослал от Отца Всесвятого Духа; потом с Ним, по благоволению Отца, чрез св. апостолов устроил на земле св. Церковь, под Своим главенством, и в ней совместил все, потребное для нашего спасения и жизни сообразной с тем. Так что теперь чрез нее уже ищущие спасения получают от Него и искупление с отпущением грехов и освящение с новой жизнью. В ней поданы нам все Божественные силы, яже к животу и благочестию, и дарованы честныя и великия обетования; и если мы в силу сего потщимся украситься всякой добродетелью, то нам без всякого сомнения обильно преподастся вход в вечное царство Господа нашего и Спаса Иисуса Христа (2 Пет. 1:3-11). Святая Церковь и есть новое человечество, от нового родоначальника Христа Господа». Наша Церковь есть Церковь апостольская, она хранит апостольское вероучение и дары Святого Духа, полученные апостолами в день Пятидесятницы, имеет преемственность от учеников Иисусовых, ее богооткровенные истины провозглашены в апостольской проповеди и запечатлены их мученическими смертями, а неугасимое пламя их веры  наполняет Церковь с момента ее основания. В Апокалипсисе тайнозритель Иоанн Богослов увидел в проповеди двенадцати апостолов духовное основание Церкви – они странствовали по земле и благовествовали миру о Христе распятом и воскресшем, установили каноническую структуру Церкви, ее заповеди и таинства: «стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати апостолов Агнца» (Откр.21:4).
                Наша Церковь свята, ибо свят ее Глава – Христос, а если свят сам корень ее бытия – Господь, то должны быть святы и все живые ветви ее – все христиане по своему призванию должны стать святыми, храмами Святого Духа, ибо драгоценный и таинственный плод христианской жизни – святость и вечная жизнь. По вероучению Православной Церкви после грехопадения Адама нет безгрешных людей – человеческое естество осквернено грехом, лишь Христос Богочеловек есть Единый Безгрешный, но каждый человек призван к духовному совершенству и святости, и Церковь свидетельствует, что святость – это не только идеал, но и норма для человека, а грех – противоестественен. Бог есть всемогущий Творец неба и земли, создавший нас для святой жизни, Он – Абсолютная Любовь и единственный Спаситель мира, Который «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф.5:45), и Церковь – святилище, учрежденное во славу Божию, воздвигнутая волей Самого Бога, она – носительница святости Божией и духовная лечебница призывающая  грешников к покаянию, не отсекающая их от Бога, но  исцеляющая – помогающая освободиться от тяготения к греху и соединиться с Богом. Церковь – это не только собрание святых, но и освящаемых – кающихся грешников, всякий грех – отпадение от Бога и Его святой Церкви, а покаяние – возвращение к Богу, имеющему власть прощать грехи: «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1 Ин.1:9).  Святитель Иоанн Златоуст утверждал, что Церковь – это духовная больница, куда приходят люди, больные грехами и страстями, а Христос – Божественный Врач, Который может их всех исцелить через духовные лекарства – святые таинства, но человек призван быть соучастником в деле спасения, ибо Господ никого не спасает насильно. Церковь – это та Фаворская гора, куда Господь возводит учеников Своих и где преображается пред ними, сияя Божетвенным Светом – это та вершина и скиния, где люди духовно преображаются и освящаются через святые таинства – особенно через причастие Святых Тайн Христовых, делающих их «причастниками Божеского естества» (2 Пет.1:4). По исповеданию апостола Павла: «Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною, посредством слова; чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего либо подобного, но дабы она была свята и непорочна» (Ефес. 5:25-27). Апостол Павел сравнивал взаимоотношения Христа и Его святой Церкви с браком и отношениями мужа и жены, говоря, что это великая и неизреченная тайна –  «тайна сия велика; я говорю по отношению к Христу и к Церкви» (Еф. 5:32). В загадочной Песни Песней ветхозаветного царя Соломона – этой поэтической жемчужине Библии, Церковь предстает в образе прекрасной Суламиты как невеста Божия, о которой Господь с любовью говорит: «Ты прекрасна возлюбленная моя, и пятна нет на тебе» (Песн.4:7). В стихах Песни Песней сказано, что Церковь – это возлюбленная невеста Христова, она – подвижница, исповедница и молитвенница, на ней нет ни единого пятна – Церковь свята и непогрешима, она никогда не отпадет от Бога и не погрешит против богооткровенных истин веры, до скончания всемирной истории будет верной хранительницей Божественного Откровения, а все отпадающие от Церкви – отсеченные члены виноградной лозы Господней, они впадают в заблуждение, лишают себя святых таинств  и благодати Божией, духовно иссыхают и сами обрекают себя на погибель – пойдут в геенну огненную как отверженные от лица Господня, если не раскаются и не вернутся к Богу и в Его святую Церковь. Церковь в духовном плане – это царство свободы и благодати, она – возлюбленная Бога, которую не одолеет Ад, ибо Божественная Любовь, явившаяся миру во Христе – сильнее преисподней, греха и смерти. Песнь Песней таинственно возвещает, что Господь надел перстень на руку возлюбленной Своей – святой Церкви, и положил небесную печать на сердце ее. В анагогическом смысле Церковь – наследница премудрости Создателя, славы и величая Божиего, ибо Он близок ее сердцу, а печать – символ богоподобия. Золотой перстень из Песни Песней – это символ Божественной Любви, возвышенный образ вечной жизни в Боге, символизирующий, что Господь никогда не оставит Церковь и всегда пребудет до скончания времен. Перстень – образ вечной любви и верности Церкви истинному Богу. Преподобный Максим Исповедник писал, что мир ветшает, но Церковь непрестанно оживляется силой Святого Духа – источника ее жизни. По слову святого Афанасия Великого в Церкви таинственно и благодатно действует Сам Господь Бог – «Отец через Сына в Духе».  Христос основал святую Церковь Свою ради нашего спасения, дабы каждый человек имел возможность очиститься от грехов и освятиться Духом Божиим, возродиться к новой духовной жизни через святые таинства и веру, укрепиться в добре и взойти на высоты Богопознания, обрести духовное совершенство и обожение, спастись от геенны огненной и унаследовать Царство Небесное. Только в Церкви становится возможным исполнение заповедей Евангелия, ибо Святой Дух научает человека духовной любви к Богу, ближнему и врагам. Только в Церкви торжествует любовь и милосердие, а вне Церкви – злоба и жестокость. Церковь – это духовное училище невидимой брани, о которой писали святой Иоанн Лествичник и святой Никодим Святогорец. Церковь – это храм Духа Святого, а значит – царство свободы, ибо, как сказано в Новом Завете: «где Дух Господень там и свобода». Преподобный Симеон Новый Богослов образно и метафорически назвал Церковь – «миром Божиим», «миром вышним», «миром прекрасным». У святых отцов и учителей утвердилось учение о двух образах Церкви – «странствующей Церкви» и «небесной Церкви» грядущего эона. Блаженный Августин назвал Церковь «странствующей» – Церковь как Новый Израиль, во главе с Христом, странствует по земле. Церковь напоминает сердцу о потерянном Эдеме и является прообразом горнего Иерусалима. Церкви противостоит дьявол – дух смерти и отец лжи, а потому без Церкви мир бы попал во власть вселенского зла. Как история мира без Христа – триумф смерти и Ада, так и мир без Церкви – это держава смерти и тления. Святой Афанасий Великий вдохновенно называет Церковь «корнем нашего воскресения и нашего спасения». Церковь Христова – учительница веры и путеводительница к Богу, в Церкви все свято, ее богослужения и храмовая архитектура, иконопись и проповеди – все направлено на спасение людей и на возвещение того, в чем заключается высший смысл и цель христианской жизни. В Церкви люди преображаются и одухотворяются, их души  воскресают к духовной жизни, они исповедуются в грехах и причащаются Святых Тайн Христовых. Святость Церкви, ее догматов, богослужений и таинств не зависит от людей, ибо Свершитель всех таинств и источник святости Церкви и ее вероучения – Сам Господь Бог, через таинство крещения в Церковь входят люди – кающиеся грешники, уверовавшие во Христа, жаждущие нравственно исправиться и обрести спасение, но если вошедшие в Церковь не стараются жить по заповедям Евангелия и не раскаиваются в своих согрешениях, то они – мертвые члены ее, засохшие ветви, они духовно отсекли себя от Церкви, и хоть внешне и являются церковными людьми, но по образу жизни своей и по духовному совстояниюдши – подлежат Суду Божиему как нечестивцы. Преподобный Максим Исповедник, на своем горьком опыте познавший, что жизнь христианина в мире, лежащем во зле, есть мученичество, лицезревший отступление от Православия и торжество ереси, остался непоколебим в исповедании святости и непорочности Церкви: «Всесвятая Церковь Божия, чистая и незапятнанная, безукоризненная и неподдельная, неумаляемая и восприемлющая истинный Свет. Всесвятой Церкви Божией присуще быть чистейшему естеству золота. Она является неподдельной, поскольку в таинстве своего богословия по вере совсем не имеет ничего чуждого и примешанного к этому богословию; чистой, поскольку сияет и славится светлостью добродетелей; незапятнанной, поскольку никакая грязь страстей не оскверняет ее; безукоризненной, поскольку ее не касаются никакие лукавые духи и поскольку она не позволяет материальным обстоятельствам чернить ее каким-либо пороком; неумаляемой и неуменьшаемой, поскольку бросаемая по временам в горнило гонений и периодически подвергаемая испытанию при восстании ересей, она стойко выдерживает напор и не уступает тяжести искушений, оставаясь неизменной как в своем разумении, так и в жизни, то есть в вере и житии». Если в мистическом аспекте Церковь – свята и безгрешна, то в социально-историческом аспекте – у ее членов много личных согрешений, но это не грехи Церкви, а грехи против Христа и Его святой Церкви – грехи людей, именующих себя «христианами», но не живущих по заповедям Евангелия, ставящих свой суетный ум выше соборного разума Церкви и ее богооткровенных истин веры. Преподобный Симеон Новый Богослов писал, что христиане – это ученики Христовы, претворяющие в жизнь Его учение и уподобляющиеся Сыну Божиему, если же человек, уверовавший во Христа – будь он монах или мирянин, не стремится жить по Евангелию, не имеет любви и сострадания, но полон гордости и тщеславия, нарушает каноны и не исследует Слово Божие, отличается сребролюбием и участвует в мирских делах, то он – недостойный сын Церкви, а, если он еще и священнослужитель, то его ожидает осуждение на Страшном Суде и вечные муки, ибо священник должен быть достоин  своего высокого призвания и служения. Святой праведный Иоанн Кронштадский поучал, что священник – пастырь Церкви, проповедующий Слово Божие и ведущий людей к Богу и духовно окормляющий паству, омывает людей водам крещения, текущими в жизнь вечную, и, как ветхозаветные пророки и Иоанн Креститель, призывающий людей к покаянию, ему дана великая власть и великая сила от Бога – без его слова не произойдут таинства, не освятится вода крещения, не преложатся хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы, но высота служения требует от священнослужителя и высоты духовно-нравственной жизни, искренней веры, доброго нрава, смиренномудрия и милующего сердца.
                Православные богословы выделяли два аспекта Церкви – христологический и пневпатический. О христологическом аспекте Церкви прекрасно писал богослов Владимир Лосский: «Соединенная со Христом, «воипостазированная» Церковь – богочеловечна, она обладает двумя природами и двумя нераздельными волями: это – соединение тварного с Богом, осуществленное в Лице Христа». Халкидонская формула веры на антиохейском богословском языке исповедует Христа как Богочеловека: «исповедуем, что Господь наш Иисус Христос, Сын Божий Единородный, есть совершенный Бог и совершенный человек, из души и тела, что Он рожден прежде всех век от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и нашего спасения от Марии Девы по человечеству, что Он единосущен Отцу по Божеству и единосущем нам по человечеству, ибо свершилось соединение двух естеств…Посему исповедуем единого Христа, единого Сына, единого Господа». Церковь свята, ибо ее глава – Иисус Христос, и в христологическом плане Церковь – это «Богочеловеческий организм», «нераздельно соединенный с Богом». По слову апостола Павла Церковь – это «славное тело Христа Воскресшего», «новый Израиль» и высочайшая тайна Боговоплощения и Богоприсутствия в мире. По глубокомысленному суждению Владимира Лосского, в истории Церкви все ереси, связанные с христологией, неизменно оживают и в экклесиологии. В несторианской экклесиологии единая Церковь разрывается на две – небесную, невидимую и совершенную Церковь, и земные, исторические и социальные церкви. В арианской экклесиологии Церковь рассматривается как социальный институт, а не мистическое Тело Христово и священная горница Святого Духа. В монофизитской и монофелитской экклесиологии сакрализуется церковный быт и отвергается религиозный смысл творчества и культуры, каждая мельчайшая деталь в церковных обрядах начинает мыслится священной и неизменной, не остается места свободе и сотворчеству Бога и человека – синергии. В христианстве как религии любви и свободы раскрывается глубочайший метафизический смысл творчества и высшее назначение искусства. Бог есть Творец, Его премудрое Слово сотворило небо и землю, и Его Святой Дух – Дух животворящий. Человек создан по образу и подобию Божиему, Бог есть Дух и Творец, а духовное творчество – это уподобление Богу. В аполлинарийской экклесиологии из Церкви изгоняется умозрение и созерцание, философский ум и любовь к мудрости, что неизбежно ведет к гносимахии. В пневматическом плане Церковь – это хранительница Божественного Света, прекрасная, великая и таинственная сокровищница благодати Святого Духа, она образована огненными языками Святого Духа в день Пятидесятницы. Святой Дух никогда не покидает Церкви, но действует в Теле Христовом и преображает благодатью всех верующих во Христа Спасителя. Святой Дух – это Бог Освятитель и Небесный Утешитель, в Нем – радость всех скорбящих и духовная сила Церкви, Он – Наставник ее пастырей и источник ее святой жизни. С вдохновением поэта и мудростью богослова преподобный Силуан Афонский, чьи писания и молитвы – радостный гимн Святому Духу, писал о действии Духа Божиего в Церкви: «На небе все живет Духом Святым, и нам на землю Господь дал того же Духа Святого. И в храмах Божиих службы совершаются Духом Святым; и в пустынях, и в горах, и в пещерах, и всюду подвижники Христовы живут Духом Святым; если будем хранить Его, то будем свободными от всякой тьмы, и жизнь вечная будет в душах наших». В Священном Писании сказано, что Святой Дух как Утешитель ниспослан в мир Отцом по ходатайству Сына, а воспринять благодать Его Божества могут только те, кто веруют в Святую Троицу и являются членами Церкви – мистического Тела Христова. Святой Дух соделывает людей – членами Церкви, «причастниками Божеского естества», сообщает им духовный огонь – нетварную благодать. В Церкви человек «облекается во Христа», духовно обновляется, рождаясь свыше от Духа Святого, и становится «сыном Божиим». Преподобный Симеон Новый Богослов в гимнах Божественной Любви воспевает Святой Дух мистически и апофатически как «Лицо непостижимое»: «Прииди, Свет истинный; прииди, Жизнь вечная; прииди, сокровенная Тайна; прииди, Сокровище безымянное…». Преподобный Иоанн Дамаскин именует Святой Дух бесконечно могущественным и всесильным «источником премудрости жизни и освящения». Святитель Григорий Богослов с мистическим трепетом писал, что Бог Дух Святой – истинный Свет и сама Жизнь, Он – Утешитель, преображающий человека и делающий его живым храмом Божества, творящий из падших грешников – пророков и апостолов, пастырей и мудрецов, исповедников и боговидцев. Святые отцы Церкви созерцали в Святом Духе – Подателя благодати, исходящей от Пресвятой Троицы. «Сошествием Святого Духа Пресвятая Троица живет в нас и дает нам обожением, сообщает нам Свои нетварные энергии, Свою славу, Свое Божество, тот предвечный Свет, которому мы должны приобщаться»  – разъяснял Владимир Лосский в своих очерках о мистическом богословии Церкви. По определению святителя Феофана Затворника, церковная жизнь – это жизнь во Святом Духе, все жизнь Церкви проникнута таинственными священнодействиями Духа Божиего, руководящего святыми и животворящего их: «…Благодать Духа Святаго во спасение необходима для нас и только она одна сильна содевать в нас спасение наше... благодать Святаго Духа не иначе подается и принята может быть, как через таинства, Самим Господом учрежденные в Церкви руками апостолов». «О том, что благодать Святого Духа, как сила во спасение, необходима для нас и что только она одна сильна содевать в нас спасение наше, почти нет спорящих. Но о том, как получается и приемлется благодать, есть спорники. …есть такие мудрецы, которые утверждают, что только уверуй, и благодать Божия тотчас войдет и вселится в тебя. Так вот знай и твердо держи то убеждение и ту веру, что благодать Св. Духа не иначе подается и принята быть может, как чрез таинства, самим Господом учрежденные в Церкви руками святых апостолов». «Вера точно есть неотложное условие к получению дара Духа Святаго, но самое получение дара бывает не по одной вере, а по вере чрез богоучрежденные таинства. Так было и во времена апостолов. Вот случай! Святой Павел пришел в Ефес и, встретив там некоторых верующих, спросил их, приняли ли они Духа Святаго. Те отвечали, что они не слышали даже, есть ли Дух Святый. Оказалось, что они были крещены лишь крещением Иоанновым. Тогда святой Павел окрестил их Христовым крещением, после же крещения возложил на них руки, и они исполнились Духа Святаго. Крещением они были обновлены, но не получили дара Святаго Духа. Он сообщился им чрез апостольское возложение рук, а крещение сделало их только способными к принятию дара и достойными того. Как с этими верующими было, так бывало и со всеми и при апостолах, и после них. Так это и доселе бывает в Церкви Божией, именно через святое миропомазание, которое апостолами же введено вместо возложения рук». «Кровная жертва открыла путь нисхождению к нам Святаго Духа, от коего все благодатные силы, яже к животу и благочестию. Без сих сил спасению нашему содеваему быть невозможно. Необходимо потому всякому стяжать благодать Св. Духа. Но непосредственно Дух Святый сошел только на апостолов; после же них благодать Святого Духа сообщается верующим уже не иначе, как чрез особые посредства, или таинства, по указанию Господа Духом Святым чрез апостолов учрежденные. И таинства сии вверены св. православной Церкви и суть в ней единой. И стала Церковь сокровищницей не истины только, но и благодати. Чувствуешь потребность благодати? Иди в православную Церковь, приступи к таинствам, и получишь благодать всякую, какую взыщешь». В центре богословского спора между православными и католиками всегда стояла тайна исхождения Святого Духа и различия между сущностью и энергиями в Божестве. Если католические схоласты, проверяющие Священное Писание силлогизмами Аристотеля и диалогами Платона, подошли с абстрактным методом рассуждения к великой тайне Троицы, и изобрели догмат «Филиокве» – Святой Дух исходит «от Отца и Сына» как «взаимосвязь любви диады – Отца и Сына», отрицая «единоначалие Бога Отца», то православные богословы, учили, что в ипостасном бытии Дух Святой исходит только от Отца, а в теофании – явлении в мире через Свои энергии, Он исходит «от Отца через Сына». В теологическом аспекте предвечного ипостасного бытия Бог Сын и Бог Святой Дух происходят от безначального Бога Отца – «единого источника Божества». Святитель Григорий Палама – великий богослов и афонский монах, молитвенник и боговидец, один из величайших апологетов исихазма, выражая духовную мудрость Церкви, учил, что Божественная Сущность – непостижима и запредельна, а Господь открывает Себя миру в Своей благодати – нетварных энергиях – в любви и благости, красоте и премудрости, величии и милосердии. Дух Святой по образу ипостасного бытия исходит от Отца, а Его явление в мир – в Божественных энергиях, совершается через Сына. Если калабрийский философ Варлаам, опираясь на писания Платона, Аристотеля и схоластику, утверждал, что Бога можно познать с помощью разума, древнегреческие философы стояли выше пророков и апостолов, а рассудочное мышление выше молитвы и созерцания в деле Богопознания, то святитель Григорий Палама, будучи великим афонским богословом и борцом за чистоту православия с сердцем, исполненным любви и молитвы, полемизируя с Варлаамом, заметил, что пророки и апостолы почитаются Церковью выше эллинских философов и античных мудрецов, а истинное Богопознание, основано не на умозрении, а на религиозном Откровении. Нельзя познать Бога рационально, ведь Он непостижим даже для высочайших Ангелов – Серафимов и Херувимов. Господь Сам открывает Себя человеческому сердцу в его высоко духовном и библейском смысле, а воспринять Божественное Откровение человек способен через исихазм – священное безмолвие, евангельский образ жизни основанный на любви, молитве и созерцании. Истинная мудрость – это причастие Богу, она заключается не в книгах Платона и Аристотеля, а в Священном Писании и Предании Церкви, в Богочеловеке Иисусе Христе – Божественном Логосе и Ипостасной Премудрости Божией. Мудрость эллинских мудрецов – это всего лишь тусклые отблески и бледные тени Истины, а христианское вероучение – это само солнце Истины. Рационалист Варлаам полагал, что Бога можно постичь через философское умозрение, но исихаст Григорий Палама был убежден, что истинный путь Богопознания возможен только через очищение сердца и созерцание, согласуясь с евангельским словом Спасителя: «чистые сердцем Бога узрят». Истинное христианское богословие – это венец преображенного ума, опирающегося на Откровение, а не на рассудочное мышление. Истинные богословы Церкви – это не ученые книжники, законники и схоласты, богословствующие по-аристотелевски, а те подвижники, чей ум преображен благодатью Святого Духа – Божественным Светом. Жизнь в Церкви – это ключ к верному и духовному пониманию Библии. В Церкви ум человека возвышается от рационального мышления с присущей ему логикой, аналитикой и диалектикой до соборной мудрости Церкви, воспринимает духовный опыт святых, просвещается Словом Божиим. По слову святителя Василия Великого рациональное мышление не может постичь и сущность муравья, но благодать Святого Духа дает человеку познать тайну его сердца – видеть бездны грехов в душе и созерцать свой истинный духовный лик. Как писал святой праведный Иоанн Кронштадтский: «Богослужением своим Православная Церковь воспитывает нас в граждан небесных чрез научение нас всякой добродетели, представляемой жизнью Богоматери и всех святых, чрез очищение, освящение и обожение нас в таинствах, чрез дарование сил к животу и благочестию (2 Пет. 1:3). Потому надо неотложно посещать разумно, благоговейно и охотно Богослужение, наипаче в праздничные дни, участвовать в таинствах покаяния и причащения. А удаляющиеся от Церкви и Богослужения делаются жертвою своих страстей и погибают».
                Древний  царь Соломон сказал в книге Притчей: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его, заколола жертву, растворила вино свое и приготовила у себя трапезу» (Притч.9:1-2). В этих ветхозаветных стихах мудрец Соломон пророчествует о Христе Логосе – ипостасной Божественной Премудрости, о Его великой Жертве «за всех и за вся», о семи столбах – священных таинствах Церкви, о трапезе – Божественной Литургии и величайшем из всех таинств – о Евхаристии. В святой Церкви  совершаются все таинства – богоучрежденные священнодействия, через которые тайно и неизъяснимым образом действует благодать Божия, освящающая человека, приступающего к ним с верой, упованием на Бога и священным трепетом. Семь таинств Церкви есть семь даров Святого Духа, семь священнодействий, совершаемых силой Божией, и эти таинства – крещение, миропомазание, покаяние, священство, брак, елеосвящение и Евхаристия. Христианский храм – это преддверие вечности, образ духовного неба на земле, и как звезды на небе должны гореть наши сердца в молитве к Богу. Церковь – это истинная носительница Божественной Премудрости, хранящая как сокровища – гимны и иконы, молитвы и созерцания святых, богословские трактаты и венцы мучеников и исповедников, но самый прекрасный ее бриллиант – это Сам Господь Христос. Священномученик Серафим Звездинский в проповедях о Божественной Литургии, вдохновенно писал: «У нас в Церкви есть руки Христовы, уста Его и очи Его, есть также сердце Его Божественное. Руки Его – обряды Церкви, язык уст Христовых – Евангелие Христа. Очи Его – таинства святые, через которые Он заглядывает в наши души. Сердце Его – Божественная литургия». Святой исповедник Игнатий Богоносец – «преемник апостола Петра в Антиохии», сказал, что богослужение – это истинная жизнь Церкви. Божественная Литургия – это полная глубочайшего смысла священная икона земной жизни Спасителя, воспоминание о Христе – от Вифлеема, где родился Господь от Пречистой Девы и Святого Духа  до крещения в водах Иордана, от победы над дьяволом в пустыне до вселенской скорби Гефсиманской ночи, от несения Креста и распятия на Голгофе до Воскресения и Вознесения к Отцу Небесному. Божественная Литургия – это сердце всех молитв и богослужений, неугасимая лампада Божественного Света, источник духовной радости и утешения для всех скорбящих душ, молитвенный гимн Христу – Победителю Ада и смерти, великая тайна Божественной Любви.  Митрополит Антоний Сурожский проницательно заметил, что Господь так нас возлюбил, что принял все последствия греха – страдания и смерть, претерпел потерю Бога – крик Христа на Голгофе: «Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?», и сошел в преисподнюю, в Шеол – место, отверженности от лица Божиего. Человек, утративший веру в истинного Бога, неизбежно теряет и высокую нравственность, ведь он, по существу, цинично и вероломно предает забвению искупительную жертву Спасителя мира, Его крестный подвиг и чудную победу над смертью и Адом.
                Церковь – это живое Тело Христово, богослужение – ее сердцебиение, а таинство Евхаристии – великий дар Божественной Любви и источник вечной жизни для человека. По слову митрополита Илариона Алфеева: «Церковь есть евхаристическое тело Христа: Евхаристия соединяет нас с Ним и друг с другом. И чем ближе мы к Богу, тем ближе друг к другу, чем полнее любовь ко Христу, тем сильнее любовь к ближнему». В беседе с иудеями Христос сказал Себе, приоткрывая великую тайну Евхаристии: «хлеб  Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру» (Ин.6:33), «Я есмь хлеб жизни» (Ин. 6:48), «Я хлеб живой, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира» (Ин.6:51), и слова Спасителя не поэтическая метафора, а духовная реальность. Во время Божественной Литургии священник говорит: «…приносится в жертву Агнец Божий, взявший грехи мира за жизнь и спасение». Это бесценная голгофская жертва, принесенная Христом, ибо никто кроме Богочеловека не мог спасти мир и совершить искупление грехов. Христос есть Небесный Архиерей, Первосвященник Церкви, пребывающий вечно и имеющий царство и священство непреходящее, посему, по боговдохновенной проповеди апостола Павла, Сын Божий «может всегда спасать приходящих чрез Него к Богу, будучи всегда жив, чтобы ходатайствовать за них. Таков и должен быть у нас Первосвященник: святой, непричастный злу, непорочный, отделенный от грешников и превознесенный выше небес, Который не имеет нужды ежедневно, как те первосвященники, приносить жертвы сперва за свои грехи, потом за грехи народа, ибо Он совершил это однажды, принеся в жертву Себя Самого. Ибо закон поставляет первосвященниками человеков, имеющих немощи; а слово клятвенное, после закона, поставило Сына, на веки совершенного» (Евр. 7:24-28).Бог Слово – Христос, воспринял первозданную природу Адама – «бесстрастную и нетленную», Он пострадал и умер на Кресте не «по необходимости естества», а «по изволению Божества», ради искупления грехов и спасения мира. В основе догмата об Искуплении заключена тайна Божественной Любви. Новый Завет возвещает, что Бог есть Любовь, а зло и смерть – роковые последствия грехопадения. В Евангелии сказано, что Бог так возлюбил мир, что отдал за всех нас Своего Единородного Сына, чтобы всякий верующий во Христа Спасителя обрел жизнь вечную. Господь, придя на землю, испил горькую чашу смертных мук, принял бездну вселенских страданий. Христос как Агнец Божий, принял на Себя грехи мира, вознесся на Крест, чтобы совершить искупление грехов рода человеческого и спасти весь мир и каждую живую душу. Церковь учит, что Иисус Христос есть Богочеловек – совершенный Бог и совершенный человек. Во Христе творение примирилось с Творцом, человек оправдан перед Богом, а Бог оправдан перед человеком. Христос на Голгофе отдает Свою жизнь, чтобы освободить человека и спасти мир, Он уничтожил причину смерти и соединил в Себе Божественное и человеческое. Христос совершил искупление грехов мира, и Кровь Его, пролитая на Голгофе – мистически пребывает в Святой Чаше, чтобы сделать человека причастником Божества. Протоиерей Валентин Свенцицкий метко назвал Евхаристию – «Голгофой в таинстве». Божественная Литургия – это гимнографический образ евангельской жизни Иисуса Христа, единосущный Первообразу, а таинство Евхаристия – не только воспоминание о Тайной Вечери, но таинственный акт голгофской жертвы. Гностики и докеты отвергали трагический реализм Голгофы, считали, что человеческая природа Христа и Его муки – только видимость, превращая священную библейскую историю и евангельский сюжет о распятии Спасителя на Кресте в аллегорию и мистификацию. Но если Христос не был распят и не умер на Кресте, то Он и не воскрес из мертвых, не победил Ад и смерть. Но если Христос не воскрес и мертвых, то, как вдохновенно сказал апостол Павел – «вера наша тщетна». Без реальности Боговоплощения и Богораспятия нет ни Голгофы, ни сошествия Спасителя во Ад, ни воскресения из мертвых, ни победы над смертью, ни Евхаристии. В противовес гностическому иллюзионизму докетов, Церковь исповедует мистический реализм – «Слово Божие стало плотью», и проповедует реальность Голгофы и Воскресения. Мистический реализм Церкви и вера во Христа распятого и воскресшего – это основа христианской сотериологии. Церковь учит, что в Святых Дарах пребывает Сам Христос, и в таинстве Евхаристии происходит преображение всей человеческой личности – духа, души и тела. В Евхаристии пребывает Сам Спаситель под покровом хлеба и вина, и верующий соединяется с Иисусом Христом Богочеловеком не символически, аллегорически и метафорически, а реально и мистически. Как тело не может жить без сердца, так и Церковь – мистическое Тело Христово, не может существовать без таинства Евхаристии. Без таинства Евхаристии нет ни Церкви, ни христианства, и не может быть надежды на спасение. Все в таинстве Евхаристии непостижимо для разума, но понятно для сердца. Все парадоксально и загадочно: для эллинов – безумие, а для иудеев – соблазн, но кристально ясно для верующих во Христа. В Евхаристии человек мистически соединяется с Христом, через Святые Дары приобщается Его Божеству. Вера во Христа освобождает от греха и смерти, она – основа духовной свободы человека. Христос воскрес из мертвых и смертью смерть попрал, возвестив миру богооткровенную истину и благую весть о победе над смертью, дьяволом и Адом. Без веры в Воскресение Христово нет христианства: «Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша» (1 Кор.15:14). Только в лоне Церкви возможна жизнь во Христе, благодатное соединение человека с Богом.
                Великое таинство Евхаристии совершается в память об Иисусе Христе – это воспоминание о Тайной Вечери, когда Спаситель мира Сам впервые совершил священное таинство Нового Завета и дал апостолам заповедь: «сие творите в Мое воспоминание». В сотериологическом плане Евхаристия – это великая тайна спасения, общения с Богом и вечной жизни. Христос победил смерть через воскресение из мертвых, в Нем – истинное бессмертие личности и, соединяясь с Ним духовно, душевно и телесно, человек обретает священный дар вечной жизни в Боге. В мистическом плане Евхаристия – это соединение целостной личности человека – духа, души и тела со Христом, через неизъяснимое «таинство Плоти и Крови» открытое нам Самим Господом. В догматическом плане Евхаристия – это свидетельство о том, что Христос – совершенный Бог и совершенный человек, истинный Спаситель мира и Искупитель грехов рода человеческого, избавивший нас от древнего проклятья и власти дьявола, даровавший надежду на спасение и жизнь вечную. В экклесиологическом плане Евхаристия – это сердцебиение Церкви, ее духовная и мистическая основа, ибо без соединения с Богом через евхаристические Святые Дары нет Церкви и спасения. В духовно-нравственном плане Евхаристия – это таинство духовной любви, ибо Господь открыл ученикам Своим «превосходнейший путь» совершенной любви – по образу и подобию Его любви: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга: как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собой» (Ин. 13:34-35); «как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас: пребудьте в любви Моей» (Ин.15:9). В Новом Завете сказано, что Бог есть Любовь. В онтологическом плане Евхаристия – это откровение о том, что Бог есть Любовь, и сила Его не знает границ, а Церковь – хранительница и проповедница евангельской любви, ибо только во Христе человеку открывается возможность любить Бога, ближних и врагов. Богослов Георгий Флоровский прозорливо подчеркивал, что в Евхаристии «есть кафолический размах и дерзновение в литургической молитве: Еще приносим Тебе словесную сию службу о вселенной», молитва Церкви за весь мир, за живущих и усопших, о «всякой душе христианской» в надежде воскресения и жизни вечной. В евхаристической молитве «все объемлется и объято любовию Христовой». Преподобный Максим Исповедник дал эсхатологическое истолкование таинству Евхаристии и Божественной Литургии как образу жизни будущего века, вечной жизни во Христе Спасителе. В основе религиозной веры лежит любовь к Богу, искание лица Его, тоска по Нему и желание жить по Его святой воле. Душа верующего слышит зов Христа стучащегося в двери сердца и ищет Спасителя, как Суламита из Песни Песней, услышавшая за дверью стук и голос Жениха – «отвори мне возлюбленная моя!», и оставившая все, чтобы искать Его темной ночью. Христианин чувствует метафизический трагизм разлуки с Божеством, он жаждет живого Христа, пребывающего в Церкви. Истинное духовное искание Бога всем сердцем, умом и волей, приводит человека в Церковь, где душа находит Христа, как «в день радостный для сердца» тоскующая Суламита нашла своего Возлюбленного. Ни философские убеждения и рациональные доказательства бытия Бога, ни посещение храма и участие в обрядах, ни чтение Молитвослова и акафистов не сделают человека религиозным, но только любовь к Богу – Творцу, Промыслителю и Спасителю. Христос основал Церковь как живое присутствие Бога в созданном Им мире, как несокрушимую силу Божьей любви. Христианство – это благая весть о спасении, а тайна спасения – это Богообщение, начинающееся еще на земле и восходящее в вечность, мистическое общение с Пресвятой Троицей. Апостол Павел писал, что христианине – это странники, они не имеют града в здешнем мире, их Небесный Град – горний Иерусалим, а врата его – Церковь, а потому все входящие в Церковь приступают с граду Бога живого: «Вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и Церкви первенцев, и к Судии всех Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к Ходатаю нового завета Иисусу» (Евр. 12:22-23). В нашем Символе Веры сказано, что Господь сотворил мир видимый и невидимый – духовный и материальный, и подобно тому, как человек имеет душу и тело, так и Церковь имеет видимую и невидимую сторону – есть видимая Церковь воинствующая против зла на земле, ее образуют все живущие христиане с их богослужениями, таинствами и вероучениями, а есть невидимая Церковь, торжествующая на небесах – они едины и являются одной Церковью, объемлющей небо и землю, и духовная связь между людьми и Ангелами, живыми и усопшими никогда не разрывается – члены земной Церкви молятся за усопших и молятся святым, Ангелам, Богородице и Богу, а Богородица, святые и Ангелы, живущие на небесах, молятся за весь видимый мир и за каждого из нас. Как писал святой праведный Иоанн Кронштадтский в своих «Мыслях о Церкви»: «Признавай, что все святые – старшие братья наши во едином доме Отца Небесного, которые от земли перешли на небо, и всегда они в Боге с нами, и постоянно нас учат, руководят к жизни вечной, посредством составленных ими церковных служб, таинств, обрядов, поучений, церковных установлений, как - постов, праздников, - и так сказать, вместе с нами служат, поют, говорят, поучают, помогают нам в разных искушениях и скорбях; и призывай их как живущих с тобой под одним кровом; прославляй, благодари их, беседуй с ними, как с живыми; - и ты будешь веровать в Церковь».
                Господь сотворил человека по образу и подобию Своему и одарил его свободой. В свободе заключается духовно величие человеческой личности, а потому, как показал Достоевский в легенде о Великом Инквизиторе из «Братьев Карамазовых», враг свободы есть враг Христа и замысла Бога о сотворенном Им мире и людях. Христос не сошел с Креста, ибо Ему была бесконечно дорога свобода Своего творения, Он жаждал свободной любви, а не рабских восторгов наемника и раба: «Ты возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошел он за Тобой… Ты не сошел с креста, когда кричали Тебе, издеваясь и дразня Тебя: «сойди со креста и уверуем, что это Ты». Ты не сошел потому, что опять-таки, не захотел поработить человека чудом, и жаждал свободной веры, а не чудесной. Жаждал свободной любви, а не рабских восторгов невольника пред могуществом, раз и навсегда его ужаснувшим». Во Христе миру открылся путь высшей свободы: «Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Ин.8:36). Каждый человек сотворен по образу и подобию Божиему, но после грехопадения Адама все мы – потомки наших эдемских прародителей, осквернены грехом, страстны и смертны, а потому каждый из нас с одной стороны ощущает себя свободной и самоопределяющейся личностью, господином и творцом собственной судьбы, а с другой стороны – узником, томящимся в темнице здешнего бытия, рабом, продающимся на невольничьем рынке, ибо в материальном мире властвуют время и смерть, а земная жизнь человека полна волнений, тревог, печалей и забот. Архимандрит Рафаил Карелин мудро писал, что попытка найти вечное счастье и безграничную свободу во внешнем мире оборачивается горечью разочарования, отчаянная борьба за внешнюю свободу и власть превращается в страстное соперничество между людьми и порождает лишь новые формы угнетения и изощренного насилия, но истинная свобода – это независимость от внешнего мира и жизнь Божия, она проявляется в духовной жизни и прежде всего в вере и молитве. Христианство – это религия свободного духа, а истинная свобода обретается через познание Божественной Истины:  «познаете Истину, и Истина сделает вас свободными» (Ин.8:32). Только свобода открывает тайну грехопадения и искупления. Религиозная вера есть акт свободного избрания, а потому она есть акт духовной свободы. Только свободно можно уверовать во Христа и увидеть в распятом Иисусе из Назарета искупившего грехи мира и воскресшего из мертвых Сына Божиего. Нельзя заставить человека насильно поверить в Бога. Всякое насилие в духовной и религиозной жизни есть поругание Творца, Его Промысла и крестного подвига Искупителя, отрицание Церкви и хула на Святого Духа – где Дух Божий, там и свобода. Свобода есть бесценное сокровище для христианина, а без свободы духовная жизнь вырождается в обрядоверие, бытовое исповедничество, бытовое смешивается со священным, вера обращается в ритуал, а церковная иерархия подменяет Церковь. Жизнь в Церкви – это свобода, преображенная Божественной благодатью. Свобода – это дыхание жизни для духа и основа религиозной жизни, без свободы нет и не может быть ни веры, ни любви, ни творчества, ни молитвы. Вся жизнь Церкви зиждется на любви и свободе, а без любви и свобода нет Церкви и не может быть христианства. Церковь не знает рабов и наемников, в Церковь входят только свободные и любящие сыны. Христианство – это религия любви и свободы, в Церкви свобода преображается Божественной благодатью. Духовная жизнь немыслима без свободы, но именно во вселенской Церкви свобода обретает духовность, а духовная жизнь свободу. Если бы не было свободы, то человек не был бы самоопределяющейся личностью сотворенной по образу и подобию Божиему, история мира не имела бы религиозного смысла, духовная жизнь была бы невозможна, во Христе бы не соединилась воля человеческая с Божественной волей, не совершилось бы искупление грехов мира, невозможна была бы теодицея и антроподицея. Кто отрицает свободу в делах веры, тот – угашает дух, соблазняется о Христе, хочет истребить основы духовной жизни. Бог сотворил человека свободным, даровал ему – дух и совесть. Христос и Его апостолы призывают нас к свободе: «Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства». (Гал.5:1). В истории Церкви остро ставился вопрос о соотношении свободы человека и Божественной благодати в деле спасения. Ученый монах и церковный писатель Пелагий полагал, что человек спасается сам – своими свободными нравственными усилиями без содействия благодати Божией, что логически приводило к отрицанию Голгофы как мироискупительной и душеспасительной жертвы Сына Божиего, Иисуса Христа. Против учения Пелагия выступил Блаженный Августин, доказывающий, что спасение – это дело благодати Божией, а человек может только с благодарностью принять ее. По мысли Августина до грехопадения человек обладал свободой воли, но после того, как Ева вкусила запретный плод, он может воздержаться от греха и держаться добродетели только силой Божественной благодати. По вероучению Церкви отвергнувшей крайности Пелагия и Августина, человек спасается верой во Христа и действием благодати Божией, но Господь сотворил человека как свободную и самоопределяющуюся личность, а потому для спасения требуется его духовное усилие. Христос пришел в мир, чтобы искупить все грехи, Он сошел во Ад, победил смерть и демонов, воскрес из мертвых, но обрести спасение можно только свободной верой и свободной любовью. Преподобный Максим Исповедник верно сказал, что Господь никого на спасает насильно, но человек сам избирает добро или зло, вечную жизнь с Богом или погибель души. Тайна свободы – это тайна самоопределения личности, а личность никогда не определяется извне – из социокультурной среды и окружающей действительности, она самоопределяется изнутри – из сокровенной глубины духа и сердца. Для религиозного философа и славянофила А.С. Хомякова свобода – это образ бытия Церкви, всякая мыслящая вера – это акт свободы духа. «Церковь знает братство, но не знает подданства», в делах веры принуждение есть ложь и смерть. «Вся история Церкви есть история просвещенной благодатью человеческой свободы, свидетельствующей Божественной Истине». Духовная свобода – это святыня Церкви. Где любовь и свобода там и Церковь, а где нет любви и свободы, там апостасия – отпадение от Церкви, вот почему сектантское сознание всегда тоталитарно и деспотично, неспособно принять евангельскую истину свободы духа. Христос явил на Голгофе величайшую нравственную свободу, постижимую только верующим разумом и любящим сердцем. Религиозный философ Н.А. Бердяев писал: «Христос открыл нам бесконечную свободу духа и кровью Своей укрепил ее на веки веков. Вера в Голгофу есть вера в свободу». Тема свободы в Церкви теснейшим образом связана с вопросом о взаимоотношениях Церкви и государства. Святая Церковь – это тайна присутствия Бога в сотворенном Им мире, она есть царство свободы и благодати, а государство – левиафан, царство закона, власти и принуждения, поэтому в отношениях Церкви и государства всегда есть соблазн компромисса между христианством и язычеством, превращающий религию в идеологическое орудие, а церковных иерархов в прислужников мирской власти.  Если на католическом Западе возникла ересь папизма, то в православной Византии – ересь цезаризма, но истина заключается в том, что все «христианские теократии» были христианскими по вывеске а, в сущности – языческими, ибо жили не верой во Христа, а создавали мифы о папской непогрешимости в католической Европе, или о священном царстве и симфонии  Церкви и государства в православной Византии, а затем и в России. Теократические грезы о «христианском государстве» – это уния между Церковью и мирской властью, принятие искушения царствами мира сего и их славой, отвергнутых Христом в пустыне, поругание апостольской веры. Христос не шел на компромиссы со злом, Он обличал лицемеров и изгонял торговцев из храма, принес не мир, но меч – борьбу за Божественную Истину. Христос не был «властвующим Мессией», Он был страждущим Искупителем грехов мира, претерпевшим распятие на Голгофе, отвергнувшим все царства мира сего и их славу как дьявольский соблазн. Вера во Христа обретается через свободу и любовь, а потому позорны черные страницы истории, когда люди,  именующие себя «христианами», использовали насилие в делах веры и религиозной жизни. Святитель Иоанн Златоуст пояснял, что «всем христианам в особенности запрещается исправлять впадающих в грех насилием, наша война не в живых делает мертвыми, но мертвых живыми, ибо полна кротости и смирения… Я гоню не делом, но словом, и преследую не еретиков, но ересь… Мне привычно терпеть преследования, а не преследовать, быть гонимым, а не гнать. Так Христос побеждал распятый, а не распиная, не ударяя, но приняв удары». Вместе с тем, святитель Иоанн Златоуст предостерегал: «самое опасное время для Церкви – когда нет гонений», ведь гонения очищают Церковь, а власть – развращает умы и сердца ее пастырей и паствы. Как не вспомнить грозные, но правдивые строки из стихов А.С. Хомякова о том, что один из самых страшных грехов мирской власти – в том числе и в России – использовать Церковь и святую христианскую веру в своих низких политико-идеологических целях:

Оттого что церковь Божью
Святотатственной рукой
Приковала ты к подножью
Власти суетной, земной…

                По слову древнего философа и богослова Григория Нисского, христианство есть подражание Богу, а церковная жизнь – это жизнь по образу Христа Спасителя, святое и духовное апостольское служение Богу и евангельское житие. В основе христианской этики – заповеди Евангелия, где вертикаль – любовь к Богу, а горизонталь – любовь к сотворенному Им миру, ко всем людям и живым созданиям. В единой Божественной Личности Иисуса Христа два естества – Божественное и человеческое, соединились неслиянно, нераздельно и неразлучно, а потому любовь к Сыну Божиему есть и любовь к Сыну Человеческому. В христианстве любовь к Богу едина с любовью-милосердием ко всем Его созданиям –  эти две любви взаимопроникновенны и сходятся в любви к страждущему Богочеловеку – к Иисусу Христу, и являются содержанием двух главных заповедей Евангелия – любви к Богу и ближним. Апостол Иоанн Богослов ясно возвещает, что если мы не любим ближних, но говорим, что любим Бога, то мы обманываем самих себя – лжем и пребываем во тьме: «Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свет, и нет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза» (1 Ин.2:9-11). «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, то лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (1 Ин.4:20-21). Авва Дорофей писал, что чем ближе мы к Богу и сильнее любим Его, тем сильнее мы любим ближних наших и любим наших врагов, прощаем обидчиков и молимся за гонителей, отвечаем добром на зло, любовью на ненависть, молитвой к Богу и благословением на проклятье. По слову преподобного Иоанна Лествичника любовь есть уподобление Богу, ибо Сам Бог есть Неизреченная Любовь, она – упоение души и бездна долготерпения, море смирения и всецелая преданность Богу – любящий Господа прежде возлюбил брата своего и простил врага; любовь есть подательница пророчества, виновница чудотворений, бездна осияния, источник огня в сердце, который более истекает, тем более распаляет жаждущего, она – утверждение Ангелов и вечное преуспеяние в вере и добродетелях. Внутренняя сущность Церкви и основа всей ее духовной жизни – это евангельская любовь, объединяющая всех людей, ибо если единство трех единосущных Ипостасей в Боге – это тайна предвечной любви, то и наше единство в Церкви – это единение всех верующих в любви, и эта сокровенная тайна Церкви не есть отвлеченное богословие, но святая жизнь ее, дающаяся нам через Голгофу – искупительную жертву Спасителя, через молитвенное и евхаристическое общение с Богом, через борьбу со страстями, соблюдение заповедей и стяжение благодати Святого Духа, освящающего нас. Святая Церковь с ее Священным Писанием и Священным Преданием, с ее таинствами и богослужениями, с ее пастырями и учителями, утешающими сердца скорбящих и просвещающие умы заблудших, с ее чудным сонмом святых подвижников, с честью прошедших искус земной жизни и ставших ее небесными молитвенниками и заступниками, нашими путеводителями к Богу и свидетелями того, что человек может достигнуть высочайших высот святости, будет исповедовать апостольскую веру и проповедовать Слово Божие до скончания мира, стоять за Божественную Истину и бороться с царством греха и зла, ибо она – ковчег спасения, плывущий по бурному житейскому морю, ее Небесный Кормчий – Сам Христос, беспредельно благой и милосердный Господь, принесший бесконечно великую и страшную жертву на Голгофе, дабы очистить нас всех от греха и спасти от погибели, попутный ветер, раздувающий паруса – благодать Святого Духа, а заветная пристать – горний Иерусалим, где не будет ни скорбей, печалей и слез, ни тления и смерти. Жизнь Церкви есть продолжение в истории жизни Иисуса Христа, Его Тайной Вечери, Голгофы и Воскресения, ибо Церковь – живоносное Тело Христово, и святость ее – чудо и тайна действия Святого Духа, она – маяк спасения и надежда всего человечества, ее святые подвижники, молитвенники и мудрецы – продолжатели дела пророков и апостолов, а посему – до самого скончания мира не оскудеют пророки у Господа и те люди, у которых, по слову Макария Великого, «на скрижалях сердца благодать Божия пишет законы Духа и небесные тайны». Церковь – свет миру, она хранит Священное Писание – глаголы жизни, Слово Божие, изреченное Духом Божиим на языке человеческом, и Священное Предание – сокровищница апостольской и святоотеческой мудрости, священную ограду Церкви и неусыпного стража ее вероучения – огнекрылого и многоокого Херувима с пламенным мечом, охраняющего истины веры, оно – мост, переброшенный через века – от времени земной жизни Христа Богочеловека до эпохи христиан последних дней, оно есть тайна водительства Божиего и передающаяся из рода в род святыня веры, добрый спутник и рассудительный друг всех верных Богу, утешение скорбящих и вразумление заблудших, наставник молящихся и постящихся, учитель жизни и Богомыслия, путеводная звезда всех ищущих спасения, хранитель правды Божией и провозвестник ее, зовущий каждого из нас бороться со грехом и страстями внутри себя и продолжать великое дело Христа в мире. Святитель Иоанн Златоуст, толкуя образ Царицы «в ризах позлащенных» из Псалтыря, писал, что это – святая Церковь, и чтобы спастись нам необходимо пребывать под ее руководством: «Не удаляйся от Церкви, потому что нет ничего сильнее Церкви. Твоя надежда – Церковь, твое спасение – Церковь, твое убежище – Церковь. Она выше неба, обширнее земли. Она никогда не стареет, но всегда цветет. Церковь называется многими именами. Она называется девой, хотя прежде была блудницей, потому что это и есть чудное дело Жениха: что Он взял блудницу и сделал девой. Необыкновенные и дивные дела! Поэтому и говори пророк: «Предстала Царица одесную Тебя в ризах позлащенных» (Пс.44:10). Не об одежде говорит он, но о добродетелях. Не сказал пророк: «в золоте», но в позлащенных…Золотая одежда бывает вся золотая, а позлащенная бывает частью из золота, а частью из шелка…Он разумеет здесь церковную жизнь, а она разнообразна: не все мы одинаковы по жизни, но один подвизается в девстве, другой во вдовстве, иной в другом виде благочестия. Одежда Церкви есть жизнь Церкви… Ты не можешь идти путем девства? Иди путем единобрачия… Не можешь идти путем целомудрия? Иди путем милосердия. Не можешь идти путем милосердия? Иди путем поста… И еще в другом месте сказано: «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд» (1 Кор.15:41). Ты не можешь быть солнцем? Будь луной. Не можешь быть луной? Будь звездой. Не можешь быть великой звездой? Будь, по крайней мере, малой – только на небе. Не можешь быть девственницей? Живи в браке с воздержанием – только бы в  Церкви. Не можешь быть нестяжательным? Будь милосерд – только бы в Церкви, только бы в одежде, только бы под руководством Царицы!» Единая, святая, соборная и апостольская Церковь – это прекрасная и пречистая невеста Христова, Вифлеемская звезда, ведущая богоискателей к Богу, цветущая и плодоносящая виноградная лоза Господня и новый Израиль, странствующий по пустыням мира сего в поисках неземного Божьего Града – горнего Иерусалима, она – нерушимый столп и утверждение Истины и духовная лечебница, где Небесный Архиерей исцеляет паству Свою от греховной скверны, она –  проповедница Слова Божиего во всех уголках вселенной и путеводительница ко Христу для всех народов, та священная скиния на небе и на земле, где Бог обитает с человеками и та Фаворская гора, куда мы восходим вслед за Христом Спасителем, как Его любимые ученики, и духовно преображаемся, она – сионская горница и непрекращающаяся Пятидесятница – сошествие Святого Духа, соединяющего всех людей в единое мистическое Тело Христово, претворяющего сынов и дочерей Адама и Евы в  избранников Божиих представителей рода царственного и священнического, объединяющего их в единомыслии и святой вере, освящающего их через святые догматы, заповеди и таинства, открывающего им смысл земного и небесного бытия и высшую цель христианской жизни.



Бог

Неизъяснимый, Непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображения бессильны
И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной радости теряться
И благодарны слезы лить.
Г. Державин

                Вера в одного и единого Бога – это основной догмат Божественного Откровения, исповедуемый Вселенской Церковью в начальных стихах ее Символа Веры –  «Верую во Единаго Бога», это – своего рода душа всех библейских истин – боооткровенных истин, открытых пророкам и запечатленных в Священном Писании, принимаемых через свободную веру, а не посредством доказательств. Все рациональные доказательства бытия Божиего, столь ценимые католиками, убежденными, что Бог познается естественными силами разума,  а именно – космологическое, телеологическое, онтологическое, историческое, моральное доказательства, основанные на логических умозаключениях и аристотелевских силлогизмах ограниченного человеческого разума, поврежденного грехом, – являются ярким образцами религиозно-философского рационализма и не могут иметь никакой ценности в догматике Православной Церкви, ибо истина о бытии единого и всесовершенного Бога – это не логическая гипотеза и не очередная философская концепция, сформулированная мудрецами мира сего, а богооткровенная истина веры, хранимая, исповедуемая и истолковываемая Церковью, а сама пламенная и животворящая вера – это небесный дар Божий и свободное избрание человека, она не может зависеть от доказательств и трактовок, от умозрений и диалектики, она есть священное таинство, ее истоки –  на небесах и в сердце самого человека, уверовавшего в Бога. Если бы существования Бога, Его премудрость, благость и всемогущество можно было бы доказать научным и философским путем – эмпирически и логически, диалектически и математически, психологически и исторически, то ненужным бы и излишним оказалось бы Божественное Откровение и Священное Писание, пророки и Церковь, апостольская проповедь и вера. Наука исследует материальный мир и занимается изучением явлений чувственного бытия, она зиждется на фактах  логике, рациональном мышлении и доказательствах, но Бог есть Абсолютный Дух и надмирная Личность, Он выше чувств и выше нашего мышления, выше самих категорий бытия и небытия, а потому Бог не может быть объектом научного исследования. Истинный и живой Бог пророков и Библии есть Сущий и Непостижимый, Он «обитает в неприступном свете» (1 Тим.6:16) и мрак соделал покрывалом Своим – превосходит познавательные способности всех тварных созданий – Ангелов и людей, ибо по Своей предвечной Божественной природе Он непостижим для нашего разума и недосягаем для чувственного восприятия и дискурсивных средств познания.. По слову преподобного Иустина Поповича: «Бог, всесторонне превосходящий пределы и возможности человеческих познаний, в частности – исследований методом научного экспериментирования, не может быть объектом прикладной науки. Недоступный для научных средств познания, Бог не может быть аналитическим путем ни познан, ни доказан». Как говорил святой Климент Александрийский: «Если под доказуемым знанием, необходимо понимать такое знание, которое требует более глубокого начала для того, что мы желаем доказать, тогда для Бога нет доказательства, Бог не может быть производным доказательства». Святой Афанасий Великий возвещая евангельскую истину, говорил: «Учение о Божестве преподается не в умственных доводах, но при посредстве веры и благоговейного благочестивого размышления». Когда философствующий и богословствующий человек соприкасается своей мыслью с Богом, то он сталкивается с величайшей и непроницаемой Тайной всех Тайн, он не может перебросить мост через пропасть неразрешимых парадоксов и антиномий, и только через особую духовную силу – веру, он приходит к непоколебимому убеждению, что существует истинный и живой Бог, от вечности превосходящий все в Своем совершенстве. В книге Исход Господь открывает Свое имя пророку Моисею и называет Себя – Сущим. По толкованию святителя Григория Богослова, это имя Божие означает, что Бог есть свободная и премудрая Личность, существующая Сама по Себе, заключающая в Себе абсолютную полноту бытия и являющуюся источником жизни – Он имеет жизнь в Самом Себе и «Сам дает жизнь и дыхание и все» (Деян.17:25), и познание Его – дар Откровения.  Преподобный Иоанн Дамаскин – боговдохновенный поэт и богослов святой Церкви, провозглашал бесконечную непостижимость Бога, превосходящего наше понимание: «Бог не есть что-либо из существующего не потому, что Он совсем не существует, а потому, что Он выше всего существующего, даже выше самого бытия. Ибо если знание имеет своим предметом то, что существует, тогда то, что превышает знание, несомненно, будет выше и действительности; и наоборот: что превышает действительность, выше и знания. Божество, таким образом, бесконечно и непостижимо; и единственным, что в Нем постижимо, являются Его бесконечность и непостижимость». Святой Дионисий Ареопагит проповедовал, что Бог есть всемогущий Творец всего сущего, Он выше всего сущего – небесного и земного, Он абсолютно свободен и независим от всего, Он является непостижимым, но в то же время, Бог открывает Себя святой Церкви и миру в Своих таинственных и дивных действиях и мы можем познать Его могущество, любовь и премудрость. По разъяснению святителя Григория Богослова, вечные свойства Божии – это действительные выражения Божественной Сущности, но они не раскрывают ее во всей глубине, а «малыми мерами» охватывают необъятное Божие существо. По слову святого Афанасия Великого вечные Божьи свойства, раскрывают таинственность, безмерное богатство и дивную многогранность Божественной Жизни и пребывают в гармоничном единстве, принадлежа единому Богу: «Каждое Божественное свойство находится в Божественной Сущности, и если бы свойства существовали отдельно от нее или отдельно одно от другого, нераздельная Божественная Единица оказалась бы сложной  рассекаемой на сущность и случайное, что не может иметь места в Божестве». Преподобный Максим Исповедник пояснял, что все имена Божии – Любовь, Красота, Сила, Премудрость – ни каждое в отдельности, ни все вместе, не могут охватить всего бытия Божиего, а потому святые отцы Церкви называют единого Бога безыменным и многоименным, ведь Господь «по природе Своей вообще не соответствует какому-либо разряду сущего». По суждению святителя Василия Великого: «Мы знаем Бога по Его действиям, но не способны приблизиться к Его существу. Ибо Его действия нисходят к нам, тогда как Его существо остается неприступным». А святой Кирилл Иерусалимский говорил следующее, являя чудное смиренномудрие богослова: «О Боге говорим не все, сколько надлежало бы (ибо это только Ему одному известно), а сколько вмещает человеческое естество и сколько наша немощь может носить. Ибо мы не разъясняем, что такое есть Бог, но искренне признаемся, что не имеем о Нем совершенного знания. Ведь в том, что касается Бога, великое знание – признавать свое незнание».
                Бог непостижим для разума всех тварных созданий – Ангелов и людей, познать Его можно лишь настолько, насколько Он Сам открывает Себя, но запредельная Сущность Его всецело неприступна и непостижима. Как свидетельствует святой Кирилл Иерусалимский: «Что есть Бог в существе Своем, того не может знать ни одна тварь, не только видимая, но и невидимая, то есть ни самые Ангелы: поелику совершенно нет никакого сравнения между Творцом и тварью. Но для нашего благочестия довольно и того, если мы знаем, что имеем Бога единого, Бога сущего и вечного, Который всегда подобен Самому Себе и есть Тот же». Вершиной апофатического и катафатичекого богословия Православной Церкви является учение о Святой Троице – о трех Божественных Лицах единого и единосущного Бога, которое нельзя рационально познать и объяснить, ибо это – неизъяснимая тайна, но через веру мы познаем Бога – воспринимаем богооткровенную истину о том, что Бог един в Существе Своем и троичен в Лицах. На страницах Священного Писания Господь Сам возвещает о Своей непостижимости – пророкам Моисею и Давиду было открыто, что человек не может узреть лика Божиго, а великий тайновидец и апостол Павел, вознесенный до третьего неба, видевший Рай и слышавший глаголы неизреченные, утверждал, что «Бог обитает в неприступном свете; Его никто из человеков не видел и видеть не может» (1Тим.6:16). В Новом Завете ясно провозглашается, что знание о Боге, совершенство Которого безмерно превосходит всякое наше понятие и представление о совершенстве, есть дар Божественного Откровения и никто не может знать Бога, кроме Самого Бога – Отца, Сына и Духа Святого, Который и преподает истинное знание о Боге и открывает Божии тайны верующим и любящим Бога. Святитель Григорий Богослов утверждал, что Бог есть Свет, просвещающий нас, без благодати Святого Духа, действовавшего в пророках и апостолах, действующего в Церкви, никто не мог бы познать Бога, а значит, все, что мы знаем о Боге – от Бога и есть Его бесценный дар. По великой и неизреченной любви Своей Бог открыл Себя людям, дабы они могли постичь Его: 1) через красоту, тайны и чудеса природы, ибо все премудро сотворил Господь и земля полна произведений Его, о славе Его проповедуют небеса и возвещает твердь земная – на творении отпечатлелись слава, премудрость и величие Творца; 2) через самопознание – человек сотворен по образу и подобию Божиему, и хоть он ныне и пребывает в падшем состоянии, но образ Божий в нем помрачен, а не истреблен, и через познание самого себя человек может восходить к Богопознанию; 3) совершеннейшим образом Бог открыл Себя и дает познать в чудесной, прекрасной и таинственной Личности Христа Спасителя, ибо Он – предвечный Бог Слово воплотившийся, Бог, вошедший в границы мира сего и перевернувший всю его историю ради нашего спасения. Самая глубокая основа веры в Бога – это средоточие духовной жизни в человеке – богообразие нашей личности, ее исконная богоустремленность – жажда Бога, стремление к горнему – духовному, небесному и вечному, таинственная сила, что действует во всех людях и побуждает их искать смысл жизни и Истину, дает сердцу возможность ощущать присутствие Бога в их жизни, направляет волю к Богоисканию, озаряет ум сиянием априорной и врожденной идеи о Боге, которую нельзя вывести из реалий материального мира, ибо в чувственном бытии нет ничего абсолютно совершенного и сравнимого с Богом. Бог есть бесконечный, вечный, абсолютный и всесовершенный Дух, Он – единственный и несравненный, ибо если бы существовал некто равный Ему, то Господь наш не был бы абсолютным и единственным, ведь не может существовать двух Абсолютов, следовательно, Бог один, Он – единственный Творец мира, совершенная и надмирная Личность. Согласно преподобному Иоанну Дамаскину: «Бог совершен и без недостатков, и в благости, и в премудрости, и в силе, безначален, бесконечен, вечен, неограничен; попросту говоря, совершен во всем». По умозаключению Тертуллиана, Бог есть Единственный и нет Ему равных, Он Самый совершенный и величайший из всех, Его нельзя сравнить ни с кем из сотворенных – ни с грозными и прекрасными небожителями Ангелами, ни с людьми: «…никто ведь не будет отрицать, что Бог есть нечто величайшее, кроме, разве что, того, кто сможет провозгласить Бога чем-то в высшей степени незначительным, чтобы отрицать Бога, отнимая у Него то, что является Божьим, – то каковым будет условие существования величайшего? Конечно, это условие заключается в том, чтобы не было ничего равного ему, т. е. чтобы не существовало другого величайшего, ибо если оно будет существовать, то будет равным, а если будет равным, то уже не будет величайшим, поскольку нарушено условие и, так сказать, закон, который не позволяет, чтобы что-либо было равным величайшему. Следовательно, необходимо, чтобы величайшее было единственным, а это будет возможно при отсутствии чего-либо равного ему, дабы оно оставалось величайшим. Следовательно, оно будет существовать не иначе, как в силу того, в силу чего оно должно существовать, т. е. в силу своей совершенной исключительности. Поэтому, так как Бог – величайший, наша истина верно возвестила: Бога, если Он не один, нет. Мы говорим «если Он не один, Его нет» не из-за сомнений в Его существовании, но потому что, будучи убежденными в этом, мы определяем Его как Того, Кем если бы Он не являлся, Он не был бы Богом, а именно, величайшим…». Преподобный Иустин Попович писал в своем «Догматическом богословии»: «Люди могут приобретать знание о Боге, потому что Бог наделил их души способностью к богопознанию, к усвоению сверхъестественного Откровения. Эта способность, хотя сама по себе она сверхъестественна, называется естественной, так как вложена в богозданную человеческую природу. Степень нашего богопознания зависит от степени нашей восприимчивости. Естественное богопознание дополнено и приведено в совершенство сверхъестественным Откровением. Но все человеческие знания о Боге, хотя они и предельны для нашего познания, неадекватны Божиим качествам в их бесконечном совершенстве. Для нашей ограниченной природы, для наших орудий познания эти знания самые совершенные и истинные, но сами по себе не они являются абсолютно полными и исчерпывающими (см. Сир.43:29–35), чтобы можно было утверждать, что они являют Бога в Его существе, каков Он есть по Себе и каким Он Себя знает и видит». Существует два пути Богопознания:  естественное, ведущее нас к Богу через познание видимого мира – великолепия Божьего творения, и самопознания – познание самих себя и своей богообразной личности; сверхъестественное – через Божественное Откровение, сначала преподанное пророкам Ветхого Завета, а затем – через воплощенного Бога и Господа нашего Иисуса Христа и Его учеников – апостолов. По выражению преподобного Иоанна Дамаскина, Бог хочет, чтобы люди познали Его и Он открывает Себя им соразмерно их способностям, вере и границам их познавательны сил – открывает то, что в первую очередь полезно для нашего спасения: «Бог нас не оставил в полном неведении. Сначала через Закон и пророков, затем через Единородного Сына Своего, Господа, и Бога, и Спаса нашего Иисуса Христа, открыл нам знание о Себе по нашим силам Поэтому все, что нам передали закон и пророки, апостолы и евангелисты, мы принимаем, познаем и почитаем и свыше этого ничего не разыскиваем. Всеведущий Бог, заботясь о благе каждого, открыл нам то, что нам необходимо было узнать, и умолчал о том, что превышало наши силы и разумение. Да удовольствуемся этим и да пребудем в нем, не переступая вечных пределов и Божественного Предания». Христос сказал, что чистые сердцем узрят Бога – станут боговидцами и блаженными созерцателями, а это означает, что человек не может познать Бога – увидеть Его таким, каков Он есть –  из-за своей личной греховности –  наш дух есть орган Богопознания, но он осквернен грехом, наша воля колеблется между добром и злом, наш разум помрачен и осуетился мирскими помышлениями, наше сердце осквернено нечистотой зла, а премудрость Божия не войдет в «злохудожную душу», а потому единственный верный путь Богопознания – очистить себя от греха и преобразить через таинства крещения и миропомазания, покаяния и Евхаристии, упражняться в исполнении евангельских заповедей и омолить всего себя – претворить жизнь в святую Литургию, в  священнослужение, изучать Священное Писание и Священное Предания, быть верным Иисусу Христу и Его святой Церкви, и лишь тогда небесная премудрость войдет в нашу душу и освятит ее, даст нам познать Бога и Его бесконечную любовь. Совершенное знание о Боге принадлежит Самому Богу – во всем Свое несказанном и неописуемом величии Бог известен только Самому Себе, для нас же Его Сущность – непостижима и неизреченна, кроме Самого Бога, никто из людей и премирных сил – Ангелов, не знает ее непроницаемую тайну – даже Херувимы и Серафимы закрывают крылами зоркие очи свои, не в силах созерцать непреиступный свет Святой Троицы, и хотя нам открыто свыше и мы исповедуем, что Бог безначален и бесконечен, вечен и несотворен, неизменяем и невидим, неосязаем и неограничен, благ и праведен, всеведущих и всемогущ, но по непостижимой Сущности Своей Бог всегда будет оставаться Тайной всех Тайн, изумляющей Ангелов и святых. Святитель Григорий Нисский в своем толковании на Песнь Песней утверждал, что Божественная Сущность – это Святое Святых, закрытое от самих Серафимов и Херувимов, она простирается за пределами всякого познания и ускользает от нас, озаряя нас, подобно сверкающей и ослепительной молнии, тем самым Господь есть Непостижимый и Неуловимый, душа наша возлюбив Бога, зовет в мольбах Того, Кого нельзя достичь, восходит к Тому, Кто выше всего сущего, соединяется в любви с Тем, Кого нельзя охватить мыслью и чувством, Кто непостижимы и неописуем, превосходит всех бесплотных духов – Ангелов, и пребывает за гранью всех мыслимых совершенств.
                Бог есть Абсолютное Совершенство, Он самобытен, имеет жизнь в Самом Себе и ни в чем не нуждается, Он – Творец видимого и невидимого мира, сама Жизнь, Он самодостаточен, и является единственным Источником жизни, дающем всему бытие – все существует, будучи сотворено Им и удержано в бытии Его вечной, святой, таинственной и всесовершенной любовью, ибо как сказано в книге Иова: «Кто кроме Него промышляет о земле? И кто управляет всею вселенною? Если бы Он обратил сердце Свое к Себе дух ее и дыхание ее, - вдруг погибла бы всякая плоть, и человек возвратился бы в прах» (Иов.34:13-15). Всесовершенный и предвечный Бог неизменен в Своей Сущности и во всех вечных свойствах Своих, в Нем абсолютная полнота жизни, мудрости, блаженства и могущества, Он сказал о Себе через пророка Малахию – «Я – Господь, Я не изменюсь» (Мал.3:6),  Он есть всемогущий Бог, властвующий над временем и вечностью, а время не властно над Ним, о чем говорится в Библии: «В начале Ты, Господи, основал землю, и небеса – дело рук Твоих; они погибнут, а Ты пребудешь; и все обветшают, как риза, и как одежду свернешь их, и изменятся; но Ты тот же, и лета Твои не кончаются» (Евр. 1:10-12). При всей совершенной неизменности Божественной Сущности Своей Господь наш есть сама Жизнь и Свобода, но предвечное рождение Бога Сына и предвечное исхождение Святого Духа от единодержавного Бога Отца, равновеликого, равночестного и равносовершенного Им, не изменяет природы Бога и образа Его бытия, ибо Он от вечности существует как Святая Троица – все три Божественные Ипостаси совечны и единовечны. По разъяснению преподобного Иоанна Дамаскина: «Бог Отец, рождая Сына из Своей сущности, рождает Его Сам из Себя без чьей-либо помощи, и причем рождает вечно, безначально, безвременно, бесконечно, непрестанно, и поэтому без ущерба для Своей неизменности. Отец никогда не существовал без Сына, ибо Отец без Сына не назывался бы Отцом. Если бы Он когда-либо существовал без Сына и стал Отцом после, не будучи Отцом ранее и всегда, Он бы подвергся изменению. А такая мысль ужаснее всякого богохульства, ибо нельзя сказать о Боге, что Он не имеет в Себе сил для вечного рождения Сына из Своей собственной сущности. Если отвергнем, что Сын всегда существует с Отцом, из Которого рожден, то введем изменение  в ипостась Отца и этим отвергнем всю Божественную Троицу». По богооткровенному вероучению Православной Церкви, неописуемая природа Святой Троицы осталась неизменной и после воплощения Сына Божиего – в одном Божественном Лице Иисуса Христа неизменно, неслитно, нераздельно и неразлучно соединились два естества – Божественное и человеческое, и каждое естество осталось самим собой, при этом сила Божьего естества освятила и преобразила человеческое естество, обожив его и содела совершенным, поэтому Христос Спаситель есть совершенный Бог и совершенный человек, наш нравственный идеал и высочайший образец. По премудрому рассуждению Августина Блаженного, неизменное етсетво Божие не изменилось и в момент сотворения неба и земли – сотворения мира из небытия, ибо все созданное и вся история мира была предусмотрена Творцом, а творческий замысел от вечности присутствовал в Его всеведущем уме без каких-либо внешних побуждений – совершенно свободно Бог воззжелал и задумал сотворить мир и акт миротворения был осуществление вечных и неизменых советов и замыслов Святой Тоицы, о чем свидетельствует апостол Павел: «Ведомы Богу от вечности вся дела Его» (Деян. 15:18). Вечность – одно из свойств Божиих, ибо Господь безначален и бесконечен, Он был прежде всех веков – прежде совторения мира из ничего, Он существует ныне и будет существовать после окончания всемирной истории, Его совершенное бытие не зависит от времени и не ограничено им, напротив, время – возникло вместе с сотворением мира, оно сотворено и пребывает во власти Вседержителя, «от века Живущего» (Пс.54:20) и «пребывающего во веки «(Плач.5:19) Царя веков, Который был, есть и грядет, как возвещается в Апокалипсисе, Он царствует над временем и обладает всей полното жизни и неизмеримой вечностью. Бог есть вездесущий Дух, пребывающий выше пространства и времени, превосходит Своим совершенством все сотворенное. Бог есть Вседержитель, а значит, вся вселенная и каждое создание в Его всемогущей деснице, а Его любовь объяла небеса и землю, и проницает преисподнюю, что прекрасно выражено в изумительны строках Псалтыря: «взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, - и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя» (Пс.138:8-10). По разъяснению преподобного Иустина Поповича: «вездесущие – это Божие свойство, согласно которому беспредельный, бесконечный, безграничный, не-пространственный, необъятный Бог всецело присутствует везде, всегда и на всяком месте – непостижимым для человеческого ума образом. Охватывая и проникая все, Бог никоим образом не может никем и ничем быть объемлем или проникнут. В одно и то же время Он во всем и превыше всего. Как беспространственный и необъятный Он безмерным величием Своего существа превыше всего, трансцендентен всему. Как абсолютная полнота бытия Он присутствует во всем, имманентен всему, включая и само пространство, ибо Его не-присутствие в пространстве означало бы неполноту и не-абсолютность Его бытия. Как вездесущий Бог таинственным образом пребывает везде и всегда, причем Его не могут ограничить ни время, ни пространство, ибо при всем Своем вездесущии Он, тем не менее, всегда выше и вне всякого места и времени». Блаженный Августин поясняет: «О Боге подобает мыслить как о Том, Кто все содержит, но Сам ни в чем не содержится, как о Том, Кто без места весь пребывает везде». «Бог не пребывает где-то. Ибо что где-то – то объемлется местом; а объемлемое местом – тело. Бог же не есть тело; следовательно, Он не и находится где-то. Но так как Он существует, и существует не в каком-то месте, то лучше сказать, что в Нем все, а не что Он где-то. И, однако же, в Нем все не так, чтобы Ему быть местом, ведь место обозначает что-то пространственное – нечто, что известное тело вмещает по длине, или ширине, или высоте, а в Боге нет ничего подобного. Следовательно, и все в Нем существует, и Он не есть место». Преподобный Макарий Египетский богомудро исповедуя святую веру Вселенской Церкви, утверждал, что Бог есть вездесущий и неописуемый Дух, Он присутствует везде и объемлет все, и по таинственности, утонченности и духовности Своей ничто не может осквернить Его благость – милосердие Всевышнего простерто ко всем живущим на небе и земле, и к томящихся в преисподней: «Бог неописуем и необъемлем, являет Себя всюду: и на горах, и в море, и внизу бездны, не переходя с одного места на другое, подобно как Ангелы сходят с неба на землю; Он и на небе, Он и здесь. Но спросишь: «Как возможно Богу быть в геенне, или как возможно Ему во тьме, или в Сатане, или в местах, где есть зловоние?» Отвечаю тебе, что Бог бесстрастен и все объемлет, потому что неописуем. И Сатана, как тварь Его, связуется Им; благое же не оскверняется и не омрачается. А если не утверждаешь, что Бог объемлет все: и геенну и Сатану, то даешь заключить, что Он описуем тем местом, в котором находится лукавый, и заставляешь искать иного бога, который выше Его: потому что Богу необходимо быть повсюду, выше всего. Но по таинственности и утонченности Божества тьма, объемлемая Им, Его не объемлет. Зло е может быть причастным чистоты, какая в Боге. Посему для Бога нет самостоятельного зла,  потом что ни от чего не терпит Он вреда». Богомудрый Афанасий Великий писал о том, что Бог как вездесущий Дух проницает все существующее во всех мирах и во всех веках, но запредельная Сущность Его остается для всего неприступной – ничто не может смешаться с Нм и раствориться в Нем: «Бог во всем пребывает Своею благостью и могуществом и также вне всего собственным Своим естеством». По премудрому поучению преподобного Иоанна Дамаскина о вездесущии Божием: «Бог, будучи невещественным и неограниченным, не охватывается местом, ибо Он Сам для Себя место, исполняя все, существуя выше всего и содержа все... Необходимо знать, что Божество неделимо, поэтому в полной целости находится везде, а не частично в известном месте, разделяясь, подобно телам, – но в целости во всем и в целости выше всего». «Бог, не смешиваясь ни с чем, проникает чрез все и всему уделяет Свои силы по достоинству и восприимчивости каждой вещи, то есть по естественной и обусловленной доброй волей чистоте. Ибо невещественное чище вещественного и добродетельное чище соединенного с пороком. Таким образом, местом Божиим называется то, которое более причастно Его деятельности и благодати. Поэтому Небо – Его престол, ибо там Ангелы, творящие волю Его и славящие Его непрестанно, что и составляет Его покой; а земля – подножие ног Его (см. Ис.66:1), ибо Он на ней в теле «с человеки поживе» (Вар.3:38). Ногой же Божией названа святая Его плоть. Местом Божиим называется и церковь, ибо ее мы выделяем как некое священное место для прославления Бога, в котором и молитвы возносим Ему. Точно так же и другие места, в которых для нас обнаружилась Божия деятельность, называются святыми местами». Как богословски заключает святитель Иоанн Златоуст о тайне Божьего вездесущия: «То, что Бог везде, – ведаем, но как – того не разумеем». В Ветхом и Новом Заветах открыто, что Бог есть всесовершенный, абсолютный и вечный Дух, а духовность – вечное свойство Божие, в своем недостижимом совершенстве она  превосходит духовность Ангелов, ибо они ограничены, а Бог безграничен и всемогущ, Ангелы сотворены и их вечная жизнь имет начало, а Господь несотворен и безначален, в Нем источник вечной жизни, и именно как Абсолютный Дух, Господь неописуем и вездесущ, необъятен и невместим, а все иные Божьи свойства – святость и праведность, всемогущество и премудрость – свидетельствуют о совершенной духовности Бога. Человек сотворен по образу и подобию Божиему, но мы не единосущны Богу, а иносущны Ему и потому, с одной стороны, являемся самобытными личностями, а с другой, наша богоподобная духовность – лишь отблеск всесовершенной духовности Святой Троицы, но мы призваны к высшему совершенству – стать совершенными как Отец наш Небесный, обожиться и одухотвориться – исполниться Духом Божиим, став Его живыми храмами и  обретя совершенную духовность, которая отразится и на телах воскресших – на их духовных и нетленных телах. По слову святителя Григория Богослова: «Назовешь ли Божество телом, как Его тогда назовешь бесконечным, не имеющим ни пределов, ни очертаний, незримым? Разве тела? таковы?.. Если же природа тел не такова, то, наименовав Бога телом, не отвергаешь ли вместе с тем и того, что Он безграничен, и бесконечен, и невидим?» В Священном Писании есть много антропоморфизмов, но читая Библию надо ясно понимать, что все сказанное о Боге телесным образом следует мыслить духовно и иносказательно: «По святоотеческому толкованию, в Священном Писании под Божиими очами, веждами, и смотрением необходимо понимать Его всевидение и всеведение; под ушами и слухом – Его благоволение и принятие наших молитв; под устами и речью – возвещение Его воли; под едой и питьем – наше стремление к Его воле; под лицом – Его Откровение и раскрытие Себя посредством действия; под руками – Его деятельную силу; под ногами и хождением – Его пришествие и явление; под клятвой – неизменность Его определения; под гневом и яростью – Его ненависть и отвращение к злу; под забвением, сном и дреманием – Его отложение возмездия врагам и промедление в обычной помощи друзьям». Со святой апостольской ревностью защищая и пламенно проповедуя всем народам земли богооткровенную и вечную истину о совершенной и абсолютной духовности Бога, Православная Церковь осудила и анафемствовала всех, кто исповедовал антропоморфическую ересь: «Глаголющим Богу не быти духу, но плоти – анафема».
                Как всесовершенный и самобытный Абсолютный Дух, Бог обладает всеведущим умом и совершенной премудростью, безграничными знаниями. В Священном Писании возвещается, что Бог есть Господь ведений, в Нем – глубина премудростии и «разуму Его нет числа» (Пс.146:5), Он обладает совершенным самосознанием и совершенным образом от вечности знает Самого Себя –  таинственную Божественную Сущность Свою, окруженную неприступным светом. Всеведение – вечное Божье свойство: всезрящий Господь все видит и знает, «нет твари, сокровенной от Него, но все обнажено и открыто перед очами Его» (Евр.4:13), «Он прозирает до концов земли и видит под всем небом, все, что сотворил» (Иов.28:24), ибо «Бог больше сердца нашего и знает все» (1Ин.3:20), «Ему известно было все прежде, нежели сотворено было, равно как  по совешении» (Сир.23:29).По словам Августина Блаженного, «признават, что Бог сущесвтует, и в то же время отрицать в Нем предведение будущего – чистое безумие», ведь Бог вечен и Он объемлет Своим совершенным умом прошлое, настоящее  будущее – знает всю цепь событий происходящих в мире от времен Адама до конца истории, Он все знает и все предвидит, но Его предвидение не является причиной наших поступков. По умозаключению преподобного Иоанна Дамаскина, писавшего, что Бог все знает, но не все предопределяет: «Предведение Божие  истинно и неизменно, но оно ни в коем случае не является причиной того, что произойдет, но Бог наперед знает, что мы сделаем то или другое. Он наперед знает многие вещи, которые противны Его воле, но Он не является в силу этого их причиной. Подобно тому как врач не является причиной болезни, когда он заранее распознает, что кто-то заболеет, но заболевание является следствием иной причины, вызывающей болезнь, а предведение врача – это результат его опыта, так и Бог не является причиной того, что мы сделаем, – ею является наша свободная воля».  Всеведущий Господь все знает и предвидит, но Его предвидение не упраздняет свободу Его разумных созданий – Ангелов и людей, ибо свобода – это неотъемлемый дар Божий, делающий нас богообразными личностями, она – основа всей духовной жизни, и от вечности предвидя все наши намерения, помышления, речи и поступки, Бог делает все, чтобы спасти нас, оставляя нашу свободу неприкосновенной. В стихах Псалтыря провозглашается, что Бог «все соделал премудро» (Пс.103:24), «у Него премудрость и сила; Его совет и разум» (Иов.12:13). Совершенная и вечная, неизменная и таинственная, как сама Божья Сущность, премудрость – это вечное свойство Божие, проявляющееся во все Божьих делах и намерениях, в Его попечении и промышлении о мире, в устройстве космоса и судьбах мира. Святитель Иоанн Златоуст советовал всем христианам дивитсявысочайшей и неизреченной премудрости Божьей, создавшей и опекающей и звездное небо и маленького муравья: «Дивись Господу не только потому, что Он сотворил солнце и небо, но и потому, что создал Он муравья: это насекомое, хотя и малюсенькое, являет собой великое доказательство Божией премудрости». В книгах Ветхого Завета премудрость предстает как художница, радующаяся перед лицом Господним, она во всем содействует Богу и соучаствует во всех Его замыслах и делах, она – источник жизни, знания и творческой мощи. В Новом Завете Христос именуется Ипостасной Премудростью и Силой Божьей, Он – Второе Лицо Святой Троицы, предвечный Бог Слово, в Нем «сокрыты все сокровища премудрости и ведения» (Кол.2:3),  в Нем открылась миру сокровенная премудрость Божия и тайны Царства Небесного – «Божия премудрость, в тайне сокровенная» (1Кор.2:7), спасающая весь мир и все человечество. Восхищаясь неизреченной премудростью Божьей апостол  Павел воскликнул: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим.11:3). За несказанную, безмерную и вечную премудрость святое Откровение величает Бога «единым Премудрым» и самой Премудростью, вся премудрость – дар Святого Духа, она от Бога, а земная мудрость мира сего, являющаяся в очах Господних безумием, есть лжемудрость.
                Всесовершенный и самобытный Бог, обладающий всеми совершенствами, имеет вечную, совершенную, премудрую, благую и свободную волю, Он абсолютно свободен и независим от всего внешнего – «Он делает, чего хочет душа Его» (Иов.23:13), а Свобода – одно из святых имен Божиих, где «Дух Господень, там и свобода». В Священном Писании открыта истина о безмерной свободе Бога, которые действует «по изволению воли Своей» (Еф.1:11), не знает никакой необходимости, принимает решение по Своей свободной, благой и премудрой воле – по свободной воле Он сотворил мир, опекает каждое Свое творение и спасает нас, Его  воля безусловна и неудержима, как грозно сверкающая молния, но свобода всесовершенной Божьей воли во всем руководствуется Его премудростью и добротой, ибо все вечные и совершенные свойства Божии пребывают в гармонии и взаимопроникают друг друга – поэтому воля Бога свята и Всемогущий никогда не сотворит зла. Как поясняет преподобный Иустин Попович: «Божие всемогущество пребывает в абсолютной гармонии со всеми прочими Божиими свойствами, действуя из них, через них и с ними, но никак не без них или против них. Поэтому Бог устрояет все, чего может желать Своей совершенно святой, совершенно благой, совершенно праведной, совершенно мудрой, совершенно неизменной природой. Не может Он хотеть чего-либо такого, что бы было в противоречии с Его вечным бытием и Его непреложными свойствами». На страницах Библии сказано, что Господь – «Бог Всемогущий и единый Всесильный, «Он сказал – и сделалось; Он повелел – и явилось» (Пс.32:9), для Него нет ничего невозможного и нет границы Его всемогуществу – Он «творит все, что хочет» (Пс.134:6), но не совершает бессмысленных и греховных деяний, ибо благ и свят. Размышляя о всемогуществе Божием, Блаженный Августин говорил: «Если утверждаем, что Бог не может ни умереть, ни заблуждаться, то этим не умаляется Его сила. Напротив, Его сила изнемогла бы, если бы это невозможное стало для Него возможным. Именно потому Он и всемогущ, что не способен ни умереть, ни ошибиться. Ведь Всемогущему должно быть свойственным как делать то, что Он хочет, так и не пытаться делать того, чего не хочет и что бы сделало Его, случись это с Ним, не всемогущим». Одно их имен Божиих –  Всесвятой», а святость – вечное Божье свойство, означающая, что Бог всеблаг по образу бытия Своего и руководствуется любовью во всех своих намерениях, замыслах и деяниях, Он есть Свет и в Нем нет никакой тьмы. Сам Господь говорит, что свят и благ, а Его несказанная святость побуждает все небесные силы – Ангелов, непрестанно славить Творца. В таинственном и чудесном видении пророк Исайя, находившийся в Иерусалимском храме, узрел Бога на высочайшем престоле, окружаемого Серафимами, восклицающими: «Свят, свят, свят Господь Саваоф» (Ис.6:3). Величая Бога, псалмопевец Давид восклицал: «свят Господь Бог наш» (Пс.98:9), а в Новом Завете Бог возвещает, что хочет нашей святости, ибо Он сам свят и всеблаг и святость Его проявляется в исполненном совершенной любви и доброты отношении к миру и ко всем созданиям: «будьте святы, потому что Я свят» (1 Пет.1:16). Абсолютная святость Бога открывается миру во всех Его делах: свят Его закон и свято место, где Он являет Себя, свята Его вера и Его Церковь, святы Его служители и библейские книги, совершенную святость в чудесной Личности Своей и безгрешной жизни явил Сам воплощенный Бог – Христос Богочеловек. По свидетельству Священного Писания и Священного Предания, абсолютно свят и абсолютно благ один Господь, Он – источник святости и благости, Ангелы и люди святы лишь через приобщение к Богу – не по естеству, а по подвижничеству, вере, молитве и любви к Нему, по верности Богу. По неизреченному и великому человеколюбию Своему, Господь сотворил нас разумными и свободными созданиями, дабы мы добровольно веровали и служили Ему, высшая цель нашей жизни – духовное совершенство и святость, она достигается только через подвижничество – через путь Христа и Его святых, и если человек злоупотребляет своей свободой и использует во зло, то  это его личная вина, а не вина Божья, ибо Господь никого не спасает насильно, но ищет свободной любви и веры Своих творений, а потому свобода Ангелов и людей – неприкосновенна даже для всемогущего Бога. Бог милосерден и справедлив, Он – всеправедный Законодатель и всеразрешающий Судия, святы Его законы и праведен путь Его, святы Его заповеди и безупречен Суд Божий, Он начертал нравственный закон на скрижалях наших сердец, в святом Откровении через Ветхий и Новый Завет преподал Свой святой закон, а в Личности Христа Спасителя явил правду Божию, чтобы люди, исполняя заповеди, сами стали праведными и святыми – преуспели в вере и достигли Божьего совершенства «будьте совершенен, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.5:48). В качестве основного возражения против Божией праведности нередко выдвигается довод, то в этом мире праведники зачастую страдают, а грешники благоденствуют. Весь видимый мир пребывает в катастрофическом состоянии после грехопадения Адама – «лежит во зле», здесь нет торжества правды и справедливости, о чем сетовали все совестливые люди от древних пророков – Иова, Давида, Соломона и Иеремии до великих писателей, философов и поэтов – Данте, Шекспира, Достоевского, Бердяева, но, во-первых, правосудие Божие не ограничивается рамками земного бытия – всех ожидает посмертный Суд Господень, во-вторых, скорби праведников и благополучие грешников – результат порочной воли самих людей, воздающих почести нечестивцам и истязающих и изгоняющих пророков, святых и мудрецов, в-третьих, Бог попускает праведникам скорбеть, дабы они закалились в вере и утвердились добре, стали бескорыстными и исполненными самоотречения, прошли через испытания и искушения, обрели рассудительность и сделались несокрушимыми в вере, благочестии и Богохвалении, очистились от скверны малейшего греха, как золото очищается от примесей в огне, научились любить врагов и молиться за гонителей и проклинателей, уподобились Христу и приняли венец славы мучеников и исповедников, грешники же и в земной жизни мучаются угрызениями совести, а если они умертвили совесть свою и облеклись в беззакония,  то они пожнут возмездие Божие – не в земной жизни, так в посмертном бытии. В совершенной святости и праведности Своей, Гоподь есть всеправедный Законодатель и высший Судия – «един есть Законоположник и Судия» (Иак.4:12), Он судит по святой правде Своей, и когда окончится время мира сего и завершится его история, то настанет день Суда Божиего и Господь будет судить всех живых и усопших и воздаст каждому по делам, духу и жизни его. Предвечно обладая абсолютной полнотой всех совершенств, Бог является всеблаженным и любящим Богом, все вечные Божьи свойства пребывают в совершенной и неизменно гармонии, и это делает Его всеблаженной надмирной Личностью – «блаженный и единый сильный Царь царствующих и Господь господствующих» (1Тим.6:15). Абсолютное и совершенное блаженство Господь имеет в Самом Себе, являясь источником блаженства для всех Своих созданий: «благ Господь ко всем, и щедроты Его на всех делах Его» (Пс.144:9). Одно из самых таинственных и возвышенных имен Божиих – это Любовь, ибо по святому Откровению, Бог не  только есть  Любящий и Любимый, но и сама Любовь. Апостол Иоанн Богослов благовествует, что «Бог есть любовь» (1Ин.4:8). Святитель Григорий Богослов поучал: «Если бы кто у нас спросил, - «что мы чествуем или чему поклоняемся?» - ответ готов: мы чтим любовь. Ибо, по изречению Святого Духа, Бог наш «любы есть» (1Ин.4:8), и наименование сие благоугоднее Богу всякого другого имени». Любовь побудила Бога сотворить мир и всех его обитателей, с любовью Он промышляет о вселенной и каждом из нас, любовь низвела Сына Бога Живого с неба и искупила грехи мира, сокрушила врата Ада и разорвала узы смерти, она – совокупность всех Божиих совершенств, она возводит людей от земли на небеса, очищает их и преображает, возвращает кающимся чистоту непорочных белых лилий, утешает скорбящих и возвращает отчаявшимся надежду, облекает тленных и смертных в нетление и бессмертие, вершит безупречный Суд Господень и отверзает достойным врата Царства Небесного.