2. Смерть надворного советника

Трагедия24) случилась в первой половине дня во вторник, 6 июня 1839 г., когда каширский помещик Михаил Андреевич Достоевский, распоряжавшийся имением в сельце Даровом и деревне Черемошне Каширского уезда Тульской губернии, «быв в поле для присмотра за возившими крестьянами навоз; и по пути с онаго умер»25).  По рапорту временного отделения Каширского земского суда «в насильственной смерти его Г-на Достоевскаго сомнения и подозрения никакого не оказалось»26).  На заседании Каширского уездного суда от 19 июня 1839 г. 2-м пунктом было рассмотрено «дело о скоропостижно умершем надворном советнике Михайле Андрееве Достоевском»27), судя по лаконичности записи, решение не вызвало у членов суда никакой рефлексии: «в умышленной смерти Гна Достоевскаго никого виновных и подозрительных к тому видов не открыто и сумнения в том ни от кого никакова неизъявлено, почему случай таковой смерти предать суду Воли Божией и дело с мнением и экстрактом отослать на ревизию к Гну Тульскому гражданскому губернатору и кавалеру при рапорте»28). Такая формулировка была стандартной для фиксирования случаев ненасильственной смерти, но сравнение этого дела с другим, рассмотренным Каширским уездным судом в ноябре 1839 г., вызывает ряд вопросов. В записи заседания по делу о «скоропостижно умершем из дворян Каширском 3й Гильдии купце Николае Федотове Воронине»29) решение «смерть ему последовала от апоплексическаго удара»30) выглядит вполне убедительно, потому что свидетель, «вольнопрактикующийся медик Лавров объяснил что ему Воронину при кончине делал он разныя пособия но оныя остались тщетными»31). Надворный советник М. А. Достоевский в возрасте 50-ти лет скоропостижно умер в поле в отсутствие независимых свидетелей, и временное отделение Каширского земского суда не нашло повода начать расследование.

Тело умершего осматривали два врача, но не совместно, что исключает наличие на теле заметных следов насилия. Зарайский лекарь И. М. Шенрок, констатировавший смерть, по закону не имел права производить вскрытие, почему-то он не был сразу официально опрошен. Свидетельство каширского уездного врача коллежского асессора Ивана Ивановича Шенкнехта, где причиной смерти указано «от апоплексическаго удара, в следствие сильных геморроидальных напряжений от коих привычнаго пособия принято не было»32), дошло до нас лишь в виде этого короткого текста в журнале заседаний Каширского уездного суда. В том, что тело было анатомировано, больших сомнений нет, ведь, по сохранившимся архивным записям, как сообщает Г. С. Прохоров, процедура регистрации в Тульской врачебной управе прошла как обычно: «1839 года июня <…> 23 дня, пяток, прибыв в Тульскую врачебную управу Господа присутствующие: инспектор статский советник и кавалер Миллер, оператор коллежский советник и кавалер Бер в 3-м часу до полуночи слушали рапорты уездных врачей с копиями со свидетельств о мертвых телах <…> № 581. Каширскаго от 16 июня № 90м о надворном Советнике Достоевском. Приказали приобщить к таковым же» [7, 33]; и автор статьи, как кажется, убедительно показал, что фальсификация документов или некомпетентность медика вряд ли имели место [7]. В 1839 г. штаб-лекарю И. И. Шенкнехту было 35 лет, из которых пятнадцать лет он служил уездным врачом поочерёдно в трёх разных городах с тех пор, как «по выдержании экзамена в Московском Университете на степень лекаря 1го отделения возведен Мая 8 1824»33).

В переводе свидетельства на современный медицинский язык Михаил Андреевич Достоевский скончался от инсульта на фоне значительного повышения цифр артериального давления. Бывший ординатор Московской Мариинской больницы для бедных имел явные признаки гипертонической болезни и атеросклероза сосудов головного мозга, лечился кровопусканиями34); в анамнезе у него уже были эпизоды преходящего нарушения мозгового кровообращения. Риск повторного инсульта для него был очень высок, но всё же невозможно утверждать, что Михаил Андреевич был обречён на скорую смерть.

Текст упомянутого медицинского заключения навевает одно замечание: журнал заседаний Каширского уездного суда зафиксировал мнение И. И. Шенкнехта, что инсульт (апоплексический удар) произошёл у М. А. Достоевского вследствие артериальной гипертензии, по поводу которой вовремя не было проведено лечение. Состоя на службе, уездный лекарь постоянно проживал в Кашире и не мог знать наверняка, было ли у его бывшего коллеги повышено артериальное давление за пару дней или даже за неделю до смерти. Летом течение гипертонической болезни может стабилизироваться, и не исключено, что из-за хозяйственных забот Михаил Андреевич не пил, что также способствовало бы улучшению его состояния. Тех свидетелей, которые могли бы прояснить, жаловался ли умерший на здоровье перед тем, как с ним произошло несчастье, по горячим следам не опрашивали. Возможно, это всего лишь пустая придирка к формулировке свидетельства, тем не менее приходится констатировать, что  одним из оснований для принятия судом важного решения послужило не доказанное утверждение, а фактически предположение.
 
В ситуации, когда основные медицинские документы не найдены, каждая мелочь может иметь значение. Если опытность штаб-лекаря и соответствие его занимаемой должности не вызывают сомнения, ведь за все годы службы к Шенкнехту, как к врачу, не было претензий, то его независимость от каширского начальства не столь очевидна. Пятно в биографии осталось в его формулярном списке: в 1833 г., после пяти лет службы на своей должности в Кашире, доктор ударил по лицу человека, по положению стоявшего несравнимо ниже его в сословном обществе, крепостного крестьянина графини А. А. Орловой-Чесменской Филипа Авдеева, и «находился под судом <…> за нанесение обиды крестьянину <…> по каковому делу присудили взыскать с него Шенкнехта в безчестие Авдеева десять рублей»35).  Работа уездного врача была нелёгкой, отпусков ему не полагалось, Иван Иванович мог сорваться, а уладить дело или дать ему ход зависело как раз от местного начальства; к тому же время от времени как житель Каширы, обременённый семьёй и детьми, он обращался к властям с прошениями36).

Попробуем разобраться в том, что, согласно врачебному заключению, случилось с Достоевским 6 июня. Гипертоник с эпизодами транзиторных ишемических атак в анамнезе в очень жаркие дни имел серьёзные риски получить ишемический инсульт. Смерть при этом наиболее распространённом типе инсульта наступает от нарастающего отёка мозга в течение острого периода, длящегося как правило от одного до семи суток. В связи с этим странными кажутся слова, записанные в решении суда: «и по пути с онаго умер»37), от инсульта не умирают по пути, а спустя какой-то промежуток времени при сохранении и утяжелении симптомов. Немало сомнений вызывает и тот факт, что тяжело заболевшего, но ещё живого помещика не привезли домой, чтобы потом вызвать из Зарайска врача к его постели. «По-видимому, когда посылали за врачом, М. А. Достоевский был жив и его пытались спасти» [9, 150] - то, что несчастного Михаила Андреевича оставили лежать на улице в жару в 15 минутах езды от дома, никак не свидетельствует о том, что ему хотели помочь, а скорее о том, что от него хотели избавиться, или же, что он скончался быстрее, чем следует при заявленном диагнозе. В таком случае тело требовалось оставить там, где наступила смерть. Вообще, поклонникам версии о естественной причине смерти М. А. Достоевского следовало бы договориться между собой, насколько долго он прожил после того, как с ним случился удар: то отец писателя упал замертво прямо в борозде, то потом был жив ещё несколько часов. Ну и, наконец, установленный в процессе дальнейшего расследования факт, что Достоевский кричал, когда ему было плохо, никак не укладывается в клиническую картину начавшегося инсульта.
 
В несколько раз реже, чем ишемия мозга, у больных, страдающих артериальной гипертонией, в качестве осложнения может произойти кровоизлияние: геморрагический инсульт с образованием внутримозговой гематомы или кровоизлияние под оболочку мозга. Предполагаемая клиническая картина начала и развития инсульта такого типа больше подошла бы для случая Михаила Достоевского, но смею предположить, что при наличии признаков кровоизлияния каширский уездный врач должен был упомянуть и другие термины в своём свидетельстве, например, сосудистую аневризму. В противном случае трудно избежать сомнений, что надрыв истончённой сосудистой стенки не случился у пострадавшего при падении и ударе головой, или при ударе по голове, что опытный лекарь не мог не учитывать.

Неточности в формулировках, явные нестыковки и странности не позволяют прямо заявлять, что Михаил Андреевич Достоевский скончался совсем не от инсульта, но вероятность, что инсульт был основной причиной летального исхода, не слишком велика. Есть ещё кое-что, на что стоило бы обратить внимание - И. И. Шенкнехт безошибочно указал ожидаемую причину смерти для помещика Достоевского, зная об имевшихся у того заболеваниях. То же, что случилось в реальности, единственно апоплексическим ударом не объяснить - смерть в поле была необычной и слишком скоропостижной, но не мгновенной, как при острой сердечной недостаточности. Наверное, точную причину, из-за чего скончался надворный советник, сейчас установить нельзя, у него мог произойти инсульт, но как сопутствующее заболевание. Более того, есть повод утверждать, что к отцу писателя применялось физическое насилие, и были предприняты меры, чтобы этот факт по возможности скрыть.

Свидетелями внезапного ухудшения состояния здоровья М. А. Достоевского, приведшего к смерти, были его крепостные крестьяне, имевшие причины для ненависти. Мужики в Черемошне жили беспросветно бедно. Барин имел вспыльчивый, раздражительный характер, злоупотреблял спиртным, не гнушался применять телесные наказания, но «не одна жестокость, не одно обременение крестьян произвольностью действий, разными тяготами, но и беспорядочность в распоряжениях по хозяйству и по управлению имением, особенно же если к ней примешивались мелочная придирчивость из-за пустяков, неуменье посмотреть снисходительно и простить во-время, скаредная скупость, так направленная, что из-за нее незаметно было желания помещика улучшить положение крестьян, - все это очень нередко вело к <…> даже очень враждебным действиям против помещиков» [14, 354]. К тому же после смерти жены 48-летний Достоевский начал сожительствовать с 16-летней крепостной девушкой Катериной Александровой, родившей от него сына в 1838 г., в то же время Достоевский вроде бы собирался жениться на соседской помещице А. Д. Лагвеновой. Совсем не удивительно, если бы родственники девушки сговорились с другими мужиками при первой же возможности наказать помещика; В. С. Нечаева, автор книги «В семье и усадьбе Достоевских», сама слышала ходившие позже в деревне рассказы: «Мужики бросились рот барину заткнуть, да за нужное место, чтоб следов никаких не было. Потом вывезли, свалили в поле, на дороге из Черемошни в Даровое» [5, 54]. Нечаева же приводит найденный ею факт: «в церковной ведомости показано, что все мужское взрослое население (от 18 лет) деревни Черемошны без исключения не говело в 1839 году «за нерачением». Не говели и некоторые женщины» [5, 53], - что автор книги трактовала как сговор на убийство.

Потому, как бы к ним не относиться, Александр Иванович Лейбрехт и Владимир Фёдорович Хотяинцов были теми людьми, которые повернули ключ зажигания и сдвинули с места машину следствия, из-за чего сами стали объектами серьёзного судебного разбирательства. Уже после решения Каширского уездного суда от 19 июня 1839 г. «предать суду Воли Божией»38) смерть М. А. Достоевского, когда дело было на ревизии в Туле, помещик Каширского уезда отставной штабс-ротмистр Александр Иванович Лейбрехт обратился к исправнику Каширского земского суда штабс-капитану Николаю Павловичу Елагину «о изъявлении в смерти  его Достоевскаго подозрения на крестьян его»39), и что «он будто бы эти слова слышал от Гна Хотяинцова»40). Елагин вынужден был учесть эти показания и начать следственные действия в имении Достоевских: «Как стая коршунов, наехало из Каширы так называемое временное отделение» [2, 110].

24) В письме брату М. М. Достоевскому от 16 августа 1839 года Фёдор Михайлович пишет: «Я пролил много слез о кончине отца, но теперь состоянье наше еще ужаснее; не про себя говорю я, но про семейство наше. <…> есть ли в мире несчастнее наших бедных братьев и сестер?» [3, 62].
25) ЦГА Москвы Ф. 2150 оп. 1 ед. 108, лл. 290, 290 (об.), 291, 291 (об.).
26) Там же.
27) ЦГА Москвы Ф. 2150 оп. 1 ед. 98, лл. 792 (об.), 793.
28) Там же.
29) ЦГА Москвы Ф. 2150 оп. 1 ед. 108, л. 198 (об.).
30) Там же.
31) Там же.
32) ЦГА Москвы Ф. 2150 оп. 1 ед. 108, лл. 290, 290 (об.), 291, 291 (об.).
33) «По выдержании экзамена в Московском Университете на степень Лекаря 1го отделения возведен Мая 8. 1824.
Определен Олонецкой губернии в городе Ладейное-поле Уездным врачем 1824 Декабря 16.
Перемещен Тульской губернии в г. Богородицк Уездным врачем 1825 Генваря 28.
По экзамену удостоен звания Акушера 1825 Февраля 18.
Перемещен в г. Каширу Уездным врачем 1828 Июня 3.
За выслугу лет произведен в Штаб-Лекари 1828 октября 31.
За выслугу лет произведен в Коллежские Ассесоры со старшинством 1836 Октября 13».
ГАТО Ф. 39 оп. 2 дело 2596, лл. 18, 18 (об.), 19. «Формулярный список о службе Каширскаго уезднаго врача, Штаб Лекаря, Коллежскаго Ассесора Шенкнехта».
34) «Я был совсем сам не свой, много своего горя, много огорчений со стороны, сие все чуть не свело меня в могилу, но теперь, слава Богу, Кровопускание меня спасло и вот я опять ваш отец тот же», - Цит. по Волоцкой М. В. [Хроника рода Достоевского 1506-1933], II вариант [1933]. НИОР РГБ, Ф. 261, к. 18, ел. хр. 4, л. 52.
35) ГАТО Ф. 39 оп. 2 дело 2596, лл. 18, 18 (об.), 19. «Формулярный список о службе Каширскаго уезднаго врача, Штаб Лекаря, Коллежскаго Ассесора Шенкнехта».
36) Иван Иванович (Христиан) Шенкнехт был сыном иностранца, служившего брандмейстером при Московском Воспитательном доме, рано остался без отца и воспитывался в Московском Университете за счёт казны. Был женат на дочери прапорщика Александре Петровне Писаревой, моложе его на год, владелице «наследственных Каширскаго уезда в сельце Новоселках мужеска 19 и женска 19 душ», позже - имения Даровское в Венёвском уезде Тульской губернии; у них были дети: Марья, Егор, Екатерина, Софья, Раиса, Зинаида, Иван, Анна. 
В июле 1841 г. И. И. Шенкнехт подал прошение в Тульское дворянское собрание о внесении себя, жены и детей в Тульскую родословную книгу, чтобы получить возможность устроить подрастающих детей для обучения на казенный счет. Тульское дворянское депутатское собрание обратилось с требованием к каширскому городничему, принимал ли И. И. Шенкнехт или его отец присягу на подданство России, 8 октября 1841 г. городничий представил сведение об этом. «Он и род внесен в дворянскую Родословную Тульской губернии книгу в 3ю Ея часть. Ноября 22 дня 1848 года». И. И. Шенкнехт умер в возрасте не более 44 лет: «Подлиною грамоту получила вдова Александра Шенкнехт» (30 июня 1848 г.).
ГАТО Ф. 39 оп. 2 дело 2596, лл. 20-43.
В июле 1840 г. И. И. Шенкнехт подал прошение в Каширский уездный Комитет народного продовольствия о денежной ссуде на имение жены, прошение было удовлетворено.
37) ЦГА Москвы Ф. 2150 оп. 1 ед. 108, лл. 290, 290 (об.), 291, 291 (об.).
38) ЦГА Москвы Ф. 2150 оп. 1 ед. 98, лл. 792 (об.), 793.
39) ЦГА Москвы Ф. 2150 оп. 1 ед. 108, лл. 290, 290 (об.), 291, 291 (об.).
40) Там же.