Москва... Боливия?

Сергей Щепин-Ростовский
Щепинские рассказы, или Яшкины были.

-семейная хроника-

                = Прощание =
                *быль*
 Боль давит сердце, давит грудь
 От безысходности и страха
 Борьбу народ не поддержал
 И дале граф белеет плаха

 Сознанье мутит пеленой
 В который раз сердца в осколках
 Молитвы более гнетут
 И нет уж сил бороться с болью...

 Кн.Щепин-Ростовский Д.А. 1826г. П.К.?


   Наступившее воскресение 15 мая, обрадовало всех, Пал Палыча тем, что они с другом прекрасно провели праздники дни Победы, и даже успели в последний вечер покататься по праздничной Москве, а Николая Андреевича тем, что он встретился со своим старинным другом Палычем, и хорошо посидели с ним за праздничным столом. Все эти дни они провели вместе не расставаясь, не считал краткой разлуки, когда на день уезжал к своим Пал Палыч. В остальном же, проблем не было, заказанные билеты на поезд Москва-С.Петербург, который отходил с Ленинградского вокзала в 22-30 и прибывал в Ленинград в 06-40, им только-только привезли. Цена сладкого удовольствия для старика в спальном вагоне составила 6206 рублей, что было достаточно дёшево, да и вся дорога занимает чуть более восьми часов. Сам Николай Андреевич уже на вокзале встретит сына и он будет не один, а с сыном до самого Ленинграда. Так как до поезда было ещё далеко, друзья решили прогуляться на прощание по Красной площади и возложить цветы к Мавзолею В.И.Ленина. Вызванное такси подъехала быстро, они даже надеть награды не успели. Надев костюмы и взяв с собою на всякий случай минеральной воды, они сев в такси, уже через полчаса были у Боровицкой башни. Людей было много, все празднично одетые и многие даже с детьми, несмотря на сильный ветер и временами идущий дождь. Выполнив свой долг пред вождём всемогущего пролетариата, они прошли в Александровский сад, а от туда  к Кутафьей башни. Но здесь, Николаю Андреевичу стало неожиданно плохо с сердцем, сказалось сердцебиение, и посидев с полчаса на скамеечке, выпив "корвалол" они решили вернуться, чтобы не навредить здоровью. Приехав домой, они увидели в дверях оставленную кем-то записку, в которой было сообщение, что:
" - Долго ждал Вас Пал Палыч, но так и не дождался.  Соседка мне сказала, что Вы уехали на вокзал. Очень жаль не застал. Телефон ваш не срабатывает и не соединяет с вами. Спешу на поезд. Уезжаю в Иркутск по семейным делам. Может на обратном пути встретимся, да и мой батюшка Александр Сергеевич хочет увидеть Вас перед отъездом в Боливию. Там много полезного и всё много проще и надёжней,своя усадьба это нечто скажу вам. Приглашаем Вас и семью к нам на лето. Прошу, не беспокойтесь о деньгах, всё за наш счёт и дорога и житьё-бытиё. Это подарок не только вам, но более и по большей части для нас. Кто знает как далее сложатся дела и жизни. Да, оставляю вам две странички из документов батюшки, знаю,что Вы собираете бумаги по изучению родословия наших семей. Иногда, как говорят все наши, идя напролом своей судьбе. Я их оставил у вашей соседки. Вот телефон. Звоните. Здоровья и света Вам!Ваш племянник Александр Александрович Щепин-Ростовский. 14-55."
Палыч, пропустив в квартиру товарища, сам позвонил соседке в дверь, и когда она вышла к нему, он сразу спросил её о бумагах. Та, ему их уже вынесла и он прошёл к себе. Старику Андреичу стало много лучше, но Палыч всё же заставил его прилечь на диван и часик-два отдохнуть, а сам, распечатав переданный конверт, прочёл:
" штамп "рассекречено"
...По данным нашей разведки, 17 августа 1918 года, из деревни  Верхотурка, в направлении к деревне Мостовка, в 22 часа, выступил отряд красных, в количестве (более) сотни бойцов, с одним пулемётом на тачанке. Нападение произошло в  районе окраины деревни Мостовка, около полуночи. Выставленное боевое охранение было тихо снято красными и они подобрались к штабу, там их уже ждали, готовые к нападению противника взвод охраны и рота солдат 1-го баталиона. Дополнительные силы, до двух рот, резерв, был отправлен на охранение пушек 1-й и 2-й батареи. Атаки на батареи отбиты и к двум часам ночи напавший противник отступил. В плен взяты пять красноармейцев и фельдшер. После допроса 3-е красноармейцев расстреляны. Как они показали при допросе, им был дан приказ захватить орудия и ждать подкрепление..."
В этом бою у деревни Мостовка, участвовал(с белой стороны) брат моего батюшки (большевик с января 1918г.) внедрённый к белым Ф.Э. Дзержинским. Штабс-Капитан, Князь Павел Николаевич Щ.-Р... Там, при нападении Красной Гвардии, он получил лёгкое ранение.(пуля задела шею). Он, грамотно командуя заглушил начавшуюся было панику среди личного состава батарей, лично с адъютантом Кормухиным, остановил бегство солдат с позиций.  Благодаря этим действиям, и неким другим решительным мерам он позже попал в контрразведку Колчака ( что и было основной целью агента ЧК) и в последствии оказал неоценимую помощь в аресте Верховного. Если память не изменяет, по рассказам отца, он писал в отчёте в штаб полка, что расстрелянные красноармейцы были добровольцы: Потапов, Ермольник (Ярмольник? точно не помню) и Осипов. Отряд, направленный в селение штабом красных, по показаниям одного красноармейца, которого после страшных пыток при штабе белогвардейцев,(вырезали на груди звезду)казнили. Так вот он показал при допросе, что должен был захватить арсенал и пушки у них. В наше семье: шестеро было за белых, пятеро за красных. Батюшка с дрожью вспоминал Гражданскую, особо, когда приходилось расстреливать. Страшно убивать безоружных, Офицеры по большей своей части вели себя достойно, никогда не кричали и не плакали, лишь однажды, у одного, это было в Крыму, когда поставили к стене хаты, самопроизвольно  текли слёзы, но он молчал. Отец знал его по 1-й Мировой... Это поручик Меснянкин Пётр Петрович. 20 декабря 1920г. У того были двое маленьких детей и больная супруга и он успел отправить их на остров Лемнос занятый тогда французскими войсками, хотя юридически, по моему принадлежит Греции. В одном из боёв он там  встретил брата. Отпустил. И не верьте тем, кто говорит вам:- Война,это не страшно." Старик, прочитав письмо, решил не показывать его другу, и так сердце того слабое, а сегодня ему ещё с сыном надо отбыть домой в северную "столицу". Остатки дня прошли весело. Андреич ожил и даже балагурил по полной, если рассказанные им анекдоты можно назвать балагурством и шутками. На прощанье, он сказал с грустью другу, когда уже с ним подходил к лифту:
" - Доедем до вокзала, я там при людях и сыне, не смогу полностью переговорить с тобою, поэтому скажу сейчас. Меньше пейте друг минералки, ибо в её питье раскрывается путь в Рай, да и водочки-божьей слезы старайтесь отпить в меру. Политика, вера, водка и женщины, богатство не переносимое в идеале, всё это и есть жизнь... А вот кажется и наша машина подъехала. Сев в такси он продолжил:
" - Помните, как я сказал-бы молодым и потомкам! Выбор, как-бы у каждого в любом случае есть, чести нет. Если наш великий русско-константинопольский Бог знает, что за его проступки и дела пред людьми, ничего ему не будет, он в гневе проклял-бы тот народ, ибо нет таких сил, чтобы терпеть рабов за спиною, созданных им же самим на досуге. Сам Божий суд это фикция, и существует для острастки народа, это как рабы-охранники за спиной босса, ибо обжаловать сей продукт не у кого, не пропустят к истине ни на шаг. Помните это и поступайте только по совести и зову сердца, а не по чьим-то прописям в "журналах" истории. Учась по ним, имей свою холодную в желаниях голову и ясный от соблазнов разум. На колени же особо: только пред отцом с матушкой, как давших тебе  жизнь, любовь и кров, одно же, уважая Отечество преклоняй пред Знаменем полка и Россией.Жизнь, власть гнёт, не ломайся"
Палыч смотрел на замолчавшего Андреевича удивлённо. Он никогда в жизни не слышал от него таких дерзких тирад, более похожую на курсовую, или некие профессорские назидания в ВуЗе. Видя, как-то сразу притихшего друга, замолчал и сам Пал Палыч.
... Жёлтое такси, уже к десяти вечера стояло на вокзале, двери которого, отчаянно выплёскивали в бурные столичные потоки, целые толпы пассажиров спешащих на поезд Москва-С.Петербург. На платформе у поезда, старика Гребенюка,  уже ждал  сын, было видно как он волнуется. Он забрал у отца вещи и чемодан с подарками Палыча и пройдя в спешке с батюшкой в вагон, из-за окна помахав нам на прощание рукой. Все прекрасно понимали, что видятся конечно в последний раз и что далее было понятно.
"- Да господа - смотря на грустное лица друга за стеклом купе, тихо произнёс Павел Павлович - Мы с двух сторон как в аквариуме. Очевидно важно не то, кто, как и кем пришёл в этот Мир, а то, что и кто последует за нами. Какие поступки мы свершим во имя Отечества, потомков и друзей. Как говорили декабристы, ещё неизвестны сами признаки болезни, а смертушка уже на лице "счастливчика". Как скоротечно всё в этой жизни."
Пал Палыч не стал заходить в поезд и распрощался быстро, ибо он в последние годы не любил расставания и спадающий в сердце траур от них. Гудок "паровоза" застал его уже в дверях перрона, и его сердце вдруг так защемило, в такой тоске и боли, что он взяв такси, решил проехаться по праздничной, в бесконечных огнях рекламы на чуждом русскому человеку языке врага. Яркий свет от уличных фонарей, словно блуждал по салону автомобиля, буд-то играя с Палычем в пятнашки, то удаляясь в "бегах", то вновь на мгновение обнимая в своих объятьях, безжалостно ослепляя его старые полуослепшие от невзгод жизни глаза...

фото: Княгини Щепин-Ростовской 2015 год. Ленинград.