Трагедия одного человека
Ноября 5.
Любезный друг мой, Боря!
Словами передать не могу, как сильно я по тебе соскучился. С тех пор, как ты уехал от нас служить в другой город, я места себе найти не могу. Все мечусь из угла в угол, и, веришь или нет, мне вовсе не с кем поговорить. Сам с собой поневоле заговаривать начинаю. Лежу вот так вечером, Марфуша мне чаю принесет, и говорю. Уже закрадывается время от времени мысль: “А не больной ли я?” Веришь или нет? Я уж всерьез думаю, не сломалось ли у меня что-то в голове. Нашел на днях портрет, решил хоть с ним говорить, а то так и вправду недалеко до сумасшествия. Одиноко, Боря, очень тоскливо без тебя. Но довольно с меня этих сентиментальностей, тебе, наверно, и без того проблем хватает, а тут вдруг я еще со своими “скучаю” и “тоскую” на несколько страниц.
Вчера так разговорился, столько всего надумал. Пришло мне в голову размышление о литературе. Читал не так давно Достоевского Федора Михайловича и поймал себя на прескверном ощущении: будто бы сжимается у меня внутри что-то, да еще и так больно. Представляешь, как литература на человека действует! Это ведь что можно нам внушать, как на нас надавить можно с помощью искусства! И ведь не поймешь сразу. А Федор Михайлович тот еще лекарь человеческой души! Так ловко он на все пороки указывает, такой слог у него наичуднейший. Вот тебе и литература: и красота, и грязь в одном произведении. Ты обязательно почитай Достоевского, как только время найдешь.
Не буду много писать, скажу лишь еще раз о том, что очень беспокоюсь и скучаю. Как ты там живешь, как служишь? Напиши хоть строчечку. Жду ответа. До свиданья, Боря!
II
Ноября 12.
Здравствуй, Боря!
Прости, ради Бога, что долго не писал. Читал ли ты мое письмо? Да что это я спрашиваю -- разумеется, читал.
Не поверишь, какой забавный анекдот случился со мной сегодня вечером! Возвращаюсь домой и, веришь ли, вижу у себя в прихожей чужую пару ботинок, шляпу и пальто. Прохожу в комнату, а там (право, до сих пор не верится!) за столом, в углу сидит Семен Юрьевич! Помнишь ли ты его? Генерал он, в том городе, где ты сейчас, служил, нынче в отставке, человек у нас почитаемый, мне дальним родственником приходится. Так вот... Удивляюсь невероятно, спрашиваю: он иль не он? Он как вскочит с места, ко мне подойдет да говорит, что мать его скончалась, а мне, представь только, часть наследства положена. И с чего бы вдруг? Я ж ей еще дальнее родственник, чем ее сыну. Но ладно, не в том суть, Боря. Я же вчера вечером в карты проигрался: сто рублей (О, Матерь Божия, и вспоминать о том не хотел, если б не тебе писал) по ветру! И тут внезапно на следующий вечер по чудеснейшей и нелепейшей случайности выясняется, что умерла какая-то старушка, едва мне родственница, и мне денег в наследство оставляет. Целых триста рублей, Боря! Боже, да это же я еще два месяца на них жить смогу! Рассказал Марфуше, а она так разволновалась, так обрадовалась, что без сознания прямо мне в руки упала, я чуть конверт с теми деньгами не уронил. То-то мы с нею заживем теперь!
Говорить мне, Боря, так и не с кем. Марфуша у меня все чем-то занята: то убирает, то на рынок убегает, то готовит, то книги читает. Лишь иногда с нею по вечерам говорим. А я днями и ночами сам себе лишь предоставлен. С портретом тем говорить нет желания: злой он какой-то, нет доверия к нему. А вдруг кому-нибудь что-то разболтает? Но это я шучу, Боря, это юмор у меня такой. Не с портретом, так хоть с листком бумаги поговорю да посмеюсь. Ну, теперь до свиданья, милый, поздно уж. Не скучай без меня и пиши, пиши, ради Бога. Жить не могу без твоих писем.
III
Ноября 14.
Милый друг мой, Боря!
Как живешь ты? Все никак не получу твоих писем. Спрашивал у ямщика: “Нет, -- говорит, -- на ваш адрес писем не получали”. Представь только, какое безобразие творится! Что же у них с этой почтой? Неужто все твои письма потеряны? Надеюсь, что хотя бы ты письма мои получаешь.
Купили мы сегодня с Марфушей деликатесов всяческих: паштет, булку французскую и солений разных. Пировали. Наелся я, кажется, на трое суток вперед! Как вас кормят, Боря? Боюсь, как бы ты не исхудал -- очень к лицу тебе пухлость, она, Боря, на здоровье крепкое указывает. А тебе оно очень нужно. Всем оно нужно. А я, знаешь, захворал маленько: кости ломит, голова будто бы на две половинки раскалывается, и жарит меня еще, кажется. Но это ерунда все, Боря, главное, что я рассудок не теряю.
Видел сегодня, как жена твоя (почему ж она не с тобой?) в книжную лавку заходила. Поздоровался с нею, поговорили, решил про тебя спросить. Она смутилась немного, но сказала, что ты в добром здравии и должен приехать на Рождество, если планы не поменяются. Жду тебя, Боря, к себе в гости. Очень давно не виделись с тобою! Ну, прощай, милый, надеюсь, ямщик все ж найдет твои письма!
IV
Ноября 23.
Здравствуй, Боря!
Вновь виделся с твоей женой. Кажется мне, что не очень рада она была нашей встречей. Но это ничего! Спросил у нее, доставляет ли ей ямщик твои письма. Говорит, что писем нет и что ты очень занят, и добавила еще, чтобы я много не писал -- тебе не до этого.
Тяжко мне как-то в эти дни, оттого и не писал очень долго. Печаль душу взяла, не знаю, как мне от нее избавиться. И мерзкая мысль еще в самою черепушку бьет (словно черт ее посылает), будто бы ты вовсе по мне не скучаешь, а жена твоя врет мне о том, что ты занят и не можешь ни писать, ни читать письма. Но я не верю этой мысли, даже не вздумаю ей верить. Никогда. Я понимаю, что служба -- дело нелегкое, служащему человеку вовсе не до дружбы и общения. Марфуша говорит, чтобы я продолжал писать тебе и верил в то, что когда-нибудь ты сможешь мне ответить. Очень жду, Боря. До свиданья, друг мой, не буду докучать!
V
Ноября 27.
Дорогой друг!
Все еще не теряю надежды и пишу.
Весть печальная: Марфуша серьезно заболела. Лежит в горячке уж второй день. Я совершенно потерян и не знаю, что делать! Лекарь сказал, чтоб я не беспокоился, но как я могу не беспокоиться, когда Марфуша больна, а твои письма все еще не приходят? Мне так плохо, Боря. Еле нашел силы, чтобы тебе написать -- очень не хватает разговоров с тобой. До свиданья, милый, устал невероятно.
VI
Декабря 6.
Здравствуй, Боря!
Прости, что не писал так долго. Как у тебя дела, милый? Все ли хорошо?
У нас наконец все приходит на круги своя. Марфуша и вправду быстро вылечилась, лекарь был прав -- зря я беспокоился. Вчера виделся с твоей женой, Боря, и в очередной раз совершенно внезапно произошла эта встреча. Вновь спрашивал про тебя. Говорит, что все хорошо и мне не о чем беспокоиться. И опять мне говорят “не беспокойся”! Устал я от этого слова, терпеть его не могу. И всегда оно так не кстати и делает только хуже... Настроение у меня не самое лучшее. Но я стараюсь, Боря, не грустить. Всего лишь месяц и ты наконец нас наведаешь! Поверить не могу.
Марфуша как-то подозрительно разговорчива в последнее время. Но это не плохо, это даже хорошо, Боря. Так давно я не говорил с кем-то по душам... Очень хочу поговорить с тобою о всем, что с нами случалось за это время. Все-таки письма — это не те ощущения. Казалось бы: все мысли ты излил. Но нет удовлетворения.
Надеюсь, что с тобой все хорошо и твоя жена говорит правду. Не грусти без меня. Выбрали с Марфушей для тебя маленький подарок. Так что в этот раз к письму прилагается и бандероль. До скорого, Боря!
VII
Декабря 11.
Дорогой друг мой, Боря!
Чувствую себя очень уж скверно, кое-как пишу. Прости мне эти каракули, милый.
Денег нет, Боря, сил ни на что не хватает: и работать не могу, и отдыхать уже разучился. Целыми днями лежу да гляжу в потолок, сам с собою разговариваю -- теперь Марфуша нас обеспечивает. Бедная моя, места себе не нахожу, стыжусь своего бессилия. Но я надеюсь, Боря, что это все лишь временные трудности. Скоро я вылечусь, скоро и настроение лучше станет. До свиданья, друг мой!
VIII
Декабря 12.
Здравствуй, дорогой!
Приходила сегодня твоя жена. Представь себе, Марфуша ходила к ней и упрашивала ее навестить меня, говорила ей, чтобы она со мной хоть недолго пообщалась. Какая же у тебя хорошая жена, Боря, такая милосердная! Ты не подумай обо мне плохого, я ничего к ней не чувствую. Это Марфуша моя так обо мне переживает, что уже людей приводить начала. Говорили мы с ней недолго, около получаса. Очень умная она у тебя, безумно рад такому хорошему собеседнику!
Мне, кажется, уже немного лучше, не беспокойся обо мне, Боря. Но прощай, милый друг, болезнь все еще дает о себе знать, не могу подолгу сидеть над бумагой.
IX
Декабря 20.
Здравствуй, Родион.
Прочитал письма. Крайне обеспокоен твоим состоянием, высылаю двадцать рублей на лекарства.
X
Декабря 21.
Здравствуйте, Борис Константинович!
Пишет вам вдова Родиона, Марфа Федоровна.
Я сильно огорчена вашим поведением. Еще четыре дня тому назад мне стало известно, что никуда вы не уехали, а по-прежнему жили здесь, что вы и ваша жена нагло врали мне и моему покойному супругу. К сожалению, причина такого поступка мне пока не открылась, но знать я об этом уж ничего не желаю.
Муж мой, Родион, скончался на следующий день после того, как я рассказала ему правду о вас и вашей жене. Не знаю, стоит ли связывать его кончину именно с этим фактом, или всему виной была болезнь. Несмотря на гнев, который вы могли прочесть между строк этого письма, я вас ни в чем не виню, однако убедительно прошу больше не посылать писем, деньги возвращаю, мне чужого не надо. Извиняться тоже не стоит -- делать это нужно было гораздо раньше. А теперь прощайте. Очень надеюсь, что жизнь больше никогда нас не сведет.
Свидетельство о публикации №222051801299