Мадонна Филиппо

— Монахиням и послушницам, категорически запрещается ходить в западное крыло, — продолжила утреннее наставление настоятельница женского монастыря в Прато, — И ослушания я не потерплю!

Лукреция, как всегда, делала вид, что внимательно слушает, в то время как её мысли витали у запретного западного крыла. Там шли восстановительные работы. Невысокий, не молодой, толстенький священник со смешной лысиной на макушке, рисовал на стенах фрески.

Беатриче, конопатая подруга Лукреции, попавшая в послушницы, так же не по своей воле, как всегда была в курсе всех событий, и теперь толкала локтем в бок, спеша поделиться новостями.

— Говорят, что Липпи сделают капелланом нашего монастыря. Вот бы он рассказал, как его похищали пираты, или как живут Медичи. А может и ещё чего! — озорной, недвусмысленный взгляд Беатриче, немного смутил девушку.
— Ты о чём?
— О том! Поговаривают, что Филиппо большой любитель женской красоты, — хихикнула Беатриче, и тут же осеклась, наткнувшись на строгий взгляд матери-настоятельницы.

— Преподобный Филиппо Липпи пробудет у нас до окончания работ. — Настоятельница выдержала паузу, словно ожидая ещё большей тишины от своих подопечных, что и так сидели смирно как мышки, и продолжила, — Повторю ещё раз, всех ослушавшихся лично посажу в подвал на хлеб и воду. На месяц! А теперь работать, во славу Господа нашего.

— Расскажи про пиратов, — собирая с куста краснобокие помидоры, тихо попросила Лукреция.
— Ой, там такая история! Мне торговка рыбой вчера рассказала, — тут же откликнулась Беатриче, и опасливо покосилась на монахинь, собирающих урожай огурцов с соседней грядки.
— Лет двадцать назад, он путешествовал с друзьями по Адриатике. Там на них напали мавры, и всех похитили! Он жил в Африке, любил чёрных женщин, ходил под парусом, и нарисовал портрет капитана пиратского корабля, который был самым главным на островах! А он его за это отпустил! Я в таком восхищении! Ты видела, какие у него аккуратные пухлые ручки? А как он макает кисточки в краску?
— Подожди, ты что, ходила в западное крыло?
— И тебе советую. — Хихикнула Беатриче и, подхватив корзину полную томатов, с невозмутимо строгим видом направилась на кухню.

Улучив минутку после обеда, Лукреция прошмыгнула в западное крыло, и, спрятавшись за приоткрытой створкой двери, заглянула внутрь зала. Монаха не было. Зато, на стене красовались сцены из святого писания. Едва намеченная фигура танцующей Саломеи на пиру Ирода приковывала взгляд. Даже без ярких красок девушка была необыкновенно хороша. Изогнувшись, стоя спиной к зрителю, она, кокетливо повернув голову, манила, завлекала, звала. Лукреция физически услышала, как звенят браслеты на запястьях соблазнительницы, учуяла запах лаванды идущий от распущенных волос, и смех красавицы на вопрос Ирода, что же она хочет в подарок за свой танец.

— Чего стесняешься? — раздавшийся насмешливый голос позади Лукреции, заставил вздрогнуть от неожиданности. — Заходи, посмотри по ближе.
Ничего не сказав, низко опустив голову, Лукреция прикрыв лицо ладонью, бросилась прочь.

Вот только не шёл из головы образ прекрасной танцовщицы с фрески смешного монаха, так не похожего на художника, и при этом творящего невообразимую красоту.

Промучившись два дня, Лукреция, вновь сбежала посмотреть на Саломею. Из приоткрытой двери было видно, что фреска приобрела более глубокий, насыщенный цвет. Фигуры стали выпуклыми, словно живые люди сидели за огромным столом царя Ирода. Вот перед ними танцует красавица, а справа, на другой фреске, у неё же в руках блюдо с головой Иоанна крестителя.

— Заходи, не бойся. Я слышу, как ты дышишь за дверью. И принеси, пожалуйста, кувшин воды, пить хочется.

— Филиппо жадно пил воду и, не стесняясь, рассматривал молоденькую послушницу. Хороша, отметил про себя пятидесятилетний ловелас. Ему ли не знать всё о женской красоте.

О многочисленных романах и любовницах капеллана не сплетничал только ленивый. Конечно, монашеские обеты запрещали ему любить женщин, но страстная натура плевать хотела на запреты. Однажды, его покровитель и добрый друг Козимо де Медичи, запер Филиппо в комнате, чтобы убедиться, что тот будет работать, а не развлекаться с девицами. Но, разве замки могут удержать влюбчивую натуру художника? Он сбежал, на несколько недель, чтобы провести время с прекрасными музами его души.
Что, впрочем, привело к очередным неприятностям. Папа, уставший от слухов и скандалов, связанных с именем служителя господня, решил лишить его сана.
И только заступничество Медичи, спасло Липпи от гнева Евгения IV, а впоследствии и от тюрьмы за мошенничество.

Да, Филиппо не был образцовым монахом. Рано осиротев, отдан тёткой на воспитание в монастырь Санта-Мария-дель-Кармине. В шестнадцать принял обет монаха-кармелита, при этом продолжил нарушать все священные обеты.

Однако, пребывание в рядах церкви обеспечило ему доступ к произведениям искусства и определило всю дальнейшую судьбу. Липпи увлёкся рисованием ещё в детстве, настолько неизгладимое впечатление произвели на мальчика фрески Мазаччо в часовне Бранкаччи. Свои первые картины он рисовал мелом прямо на стенах монастыря, а позже взялся за краски. За что не раз был выпорот. Но, рассмотрев талант мальчика, церковь оплатила его обучение. И прекрасные натурщицы навсегда поселились в его сердце.

Вот и сейчас, глядя на вьющиеся локоны цвета янтарного пива, большие тёмные глаза с пушистыми ресницами, пухлые губы, воображение художника дорисовывало всё то, что скрывалось под тёмной мантией девушки.

Рискуя навлечь гнев настоятельницы, Лукреция каждый день прибегала хоть на полчаса полюбоваться работой мастера, и послушать истории о жизни, которая была для неё навсегда скрыта стенами монастыря. Филиппо же наслаждался общением с остроумной, красивой, и столь наивной девушкой. Попутно уговорив её позировать для образа одного из ангелов.
Почти год им удавалось скрывать ото всех, свои встречи, пока оба не поняли, что хотят продолжить свою жизнь вместе.

— Матушка, — запыхавшаяся монахиня вбежала в храм, и кинулась в ноги настоятельнице, — нет её в келье. Кукла из сена лежит, а её нет!
Приказав всем продолжать заутреннюю молитву, настоятельница сопровождаемая монашкой, прошла в келью Лукреции Бути.
Тонкое одеяло было скинуто на пол, а на кровати лежал сноп сена, настолько ловко перевязанный, что создавалось ощущение, что у него есть голова, плечи и тело.
— Нам только скандала не хватает. Но какова тихоня? Всех обдурила. Конечно, этот старый пройдоха задурил девчонке голову. Знала же я, что Лукреция к нему бегает, да решила пусть только одну портит, чем всё стадо. А они вот так значит. Вот что, принеси чернила, перо и собирайся. Со мной пойдёшь к преподобному.

Через две недели беглецов поймали. Казалось, вся Флоренция собралась на площади, поглазеть на влюблённых. Шуточки, смех, проклятия, завистливые взгляды и восхищённые вздохи сопровождали пару людей идущих к дворцу папы, плотно закутавшись в плащи. Папа был зол. Очень зол. Этот инцендент вызвал споры внутри церкви, в результате чего многие другие члены церкви нарушили свои обеты и открыто заявили на право любить женщин.

Не ожидая ни чего хорошего, Филиппо и Бути предстали перед его святейшеством. И опять семья Медичи помогла уговорить папу простить данный проступок. И даже добились расторжения священных обетов, что бы Лукреция и Филиппо смогли обвенчаться.
Семья зажила счастливо, Филиппо, будучи уверенным, что жена, та самая муза, что он искал всю жизнь, изображал ее лицо на картинах с Мадонной. А ангелом и младенцем были их сын и дочь.

Сын – Филиппино, так же стал художником, и после смерти Филиппо стал учеником Сандро Боттичелли, которого, когда-то учил его отец.

Вот такая история о Мадонне Филиппо, в котором запечатлён образ возлюбленной супруги Лукреции Липпи…