ПодСолнечные рассказы История Первая

История первая:
«Про Люську, Сёму, Русика и разбитую вазу»

Дома никого, лишь устало поскрипывают старые половицы, да шаловливый ветерок ворвавшийся через раскрытую настежь форточку, гоняет пушистый пыльный шарик по полу.
Тяжко вздохнув, Русик поплёлся на кухню.
… - Чашку что ли разбить? Всё какое-то развлечение, может хоть так заметят… Хотя… - он снова тяжело вздохнул, - Не заметят, того и гляди, на кота подумают. Снова пушистого подставлять-сомнительная забава. Да и старый он стал для шалостей, ещё и болеет – жалко его. Нет, – грустно вздыхал он, в такт своим мыслям, - плохая затея, совсем никуда не годится.
 - Чего ты развздыхался то весь? Скучно? – донеслось недовольное с подушек в хозяйской спальне.
Огненно-рыжий кот распластался во всю длину на хозяйской кровати, подставив бок тёплым солнечным лучам. Теперь он, совершенно на законных основаниях, мог возлежать на огромных пуховых подушках, тех самых, с которых его всю жизнь гоняли, оскорбительно угрожая тапком, а то и вовсе, доводили до инфаркта страшным веником. Теперь, ему было можно всё! Хозяйка сама его туда заботливо укладывала, чтобы котику на солнышке было удобнее нежиться, греть старые косточки.
 - А ты чего ворчишь с утра? Плохо?  - недовольно огрызнулся Русик.
 - Охо-хоюшки… – простонал кот. – Не то слово. Спина отваливается, лапы немеют, встать сил нет совсем.
 - Да ладно тебе, перед хозяйкой прикидывайся, а передо мной актёрничать не надо-всё одно, не поверю. Только миска на кухне зазвенит–побежишь, как миленький.
 - Злой ты стал, Русик. – сердито ответил кот. – Злой и неприятный совсем. Посмотри, на себя, на что ты стал похож? Неопрятный такой, нечёсаный, волосы, как солома, лицо в саже-где ты её нашёл-не пойму, даже рубашонка, и та вся в пятнах… А за окном весна, между прочим, птички поют, цветочки распускаются, яблоня вся в цвету, что та невеста стоит, а ты… - кот недовольно покачал головой. - Нет, чтобы как в старые-добрые времена…
Кот не успел окончить фразу, прерванный негодующим воплем.
 - А чего я?! – вскинулся Русик, грозно уперев маленькие ручки в бока.
 - Ленивый ты стал, вот что! Ленивый и вредный! Раньше от тебя хоть какая-то польза была, а сейчас? – кот строго посмотрел на домового. – Только на мелкие пакости и способен, ни по дому от тебя помощи, ни по хозяйству, да и сам... Бестолковость сплошная, вот и скучно тебе, и зловредность натуры проснулась.
Домовой, заслышав такие обидные речи, запрыгнул на настенную полку, где в ряд красовались особо-ценные безделушки хозяйки, и занёс руку над её любимой хрустальной вазой. Вазочка была очень хрупкой, совсем тоненькой, выточенной умелыми руками мастера. Крошечная, вся в резных узорах, что переливались радужными искрами под солнечными лучами. Русик и сам обожал любоваться её переливами, но сейчас…
Сейчас он был готов на всё, даже на самую большую пакость, чтобы насолить противному коту.
 - Нет! – испуганно прошептал кот. – Это любимая!
В это время, ключ в замке входной двери повернулся, в прихожей раздались торопливые шаги и мягкое цоканье когтистых лап. Хозяйка с Люськой вернулись с прогулки.
Домовой пристально смотрел на кота, держа маленькую ручку над вазой.
 - Не смей! – возмущённо прошипел кот.
Русик легонько толкнул вазу, та покачнулась и полетела вниз.
Кот замер в ужасе, наблюдая за падением любимой драгоценности. Домовой с ехидной ухмылкой смотрел на перепуганного кота.
Ваза ударилась об пол, и мелодично звякнув, брызнула радужными осколками.
На звук разбившегося стекла, в комнату вбежала хозяйка.
 - Сёма-а-а! – воскликнула она, решив, что кот опять что-то разбил, но увидев его, всё также лежащим на подушках, посмотрела под ноги, и увидев осколки хрусталя, всхлипнула. – Боже мой… Моя любимая… Наверное, ветер-сорванец. Как же это… - расстроенно причитала она, складывая острые осколки в ладонь. – Сама виновата, такой сквозняк устроила, вот и…
Собрав с пола хрустальную крошку, печально вздыхая, она пошла в ванную.
 - Ну, что… - проворчал кот, неодобрительно глядя на домового. – Доволен? Довёл до слёз и радуешься? Что с тобой происходит? Тоже мне…Помощничек. – фыркнул он и отвернулся от Русика.
Домовому стало стыдно. Пакостничать он не любил, разве только немножечко шалить, самую малость–ложки чайные спрятать, ключи переложить с видного места в безопасное, чашку старую с трещинкой с полки сбросить… Так, по мелочи безобразничал, шелупонь всякую перепрятывал, носки там, тапочки под диван загонял. Но чтобы разбить любимую хозяйскую вазу–это с ним было впервые.
Русик спрыгнул с полки, пробежал по коридору и заглянул в ванную. Люське мыли лапы. Она недобро взглянула на домового и подала лапу хозяйке.
 - Рад? – строго спросила Люська у домового. – Не ожидала от тебя такого.
 - Люсенька, ты чего разлаялась, я тебе больно сделала? – удивилась хозяйка, и проследила за Люськиным взглядом. За её спиной никого не было, а вот ощущение, что там кто-то стоит-было.
 - Потом поговорим. – сказала Люська и облизнула хозяйку.
Русик покраснел и вышел из ванной. Теперь ему ещё и от Люськи достанется. Что-то день совсем не задался…
В их маленькой разношёрстной семье царила гармония. Сёма, был рыжим старым котом, а значит мудрым и рассудительным, за исключением тех редких вечеров, когда на него нападал «тыгыдык», и они носились с Русиком по всей квартире, переворачивая и сшибая всё на своём пути, доводя хозяйку до истерического хохота. Люська же, напротив, была образцом воспитанности, выдержки и самообладания. Хоть и принесли её, всего три года назад, совсем кроху, умещавшуюся на ладони. Она выросла прекрасной представительницей рода собачьих, породы спаниелей, с изысканными манерами и невероятной преданностью. Она была любимицей, верным охранником дома и покоя, даже спала на кровати, рядом с хозяйкой, оберегая её сон. Люська почти не позволяла себе безумных игр и шалостей, почти… Но иногда, острый приступ «тыгыдыка» нападал и на неё, и по квартире носились уже втроём: Сёма, Люська и Русик.
Домовой грустно вздохнул. Хорошие были времена, просто замечательные. Стареют они, что ли? Где теперь их весёлые игры, шумные перепалки, когда он сам дразнил по очереди то Люську, то Сёму, и они начинали весело скакать по квартире, играя в догонялки…
Будто сломалось в нём что-то, или в них? Вот раньше, когда дочь хозяйки была ещё совсем крохой, а собак в доме не было и в помине, Русик и Сёма, даже боролись за право быть ближе к ребёнку. Ревностей было, ух сколько! Дрались даже, клочки по всей квартире так и летали, убирать приходилось, чтобы хозяева не заметили. Потом, правда, уговорились, что через день дежурство нести будут-сказки рассказывать, песни петь, и играть все вместе. И зажили счастливо. Целых пять лет прожили они в мире, любви и согласии, а потом, случилось неожиданное. Его любимая кроха, его ангелочек-вдруг перестала его видеть. Как это случилось, Русик до сих пор понять не мог. Вот ещё вчера она его видела, играла, а потом враз перестала, будто и не было его никогда.
 Кот пытался успокоить опечаленного домового, вразумить, пространно объясняя, что девочка просто выросла, а от этого, не только Русика перестала видеть, но и его, кошачьи сказки понимать.
Русик никак не хотел в это верить, боялся, что на ребёнка заклятие какое-то страшное наложили, или порчу навели. Даже к старшему домовому на поклон ходил, за помощью и советом… Да бестолку. Нафаня лишь подтвердил слова кота, сказав, что ребёнок вырос, поэтому перестал видеть и понимать тонкий мир, и помочь тут никто не в силах. Люди, когда взрослеют – всё забывают.
 Долго тогда домовой в себя прийти не мог, переживал очень, и по ночам, садился у изголовья кроватки спящей крохи, гладил её по голове, рассказывая самые добрые сказки, а она ему улыбалась, согревая его сердце.
Даже смирившись с тем, что он невидим человеческому глазу-его жизнь была куда веселее нынешней. Хозяйка ему всегда плошку с молоком оставляла, и кусочек сладкого пирога по праздникам. И заговор старинный читала: «Дедушка домовой, приходи домой ужинать». И Русик был счастлив. А чего ещё желать домовому? Только, чтобы о нём помнили и почитали. Вот и старался на славу–дом в чистоте содержал, продукты хранил, запасы пополнял, готовить помогал, чтобы не пригорало, за дитём приглядывал–сны цветные показывал, от бед да напастей оберегал.
Только, совсем выросла его кроха, и упорхнула из гнезда, что та птичка, замену вместо себя оставив в виде Люськи. И враз исчезли из дома сладкие пироги, плошки с молоком, старинные заговоры на день рождения домового, что одиннадцатого февраля отмечается, будто истёрлась о нём память. Вот и пытался он обратить на себя внимание мелкими пакостями. Тоскливо жить, когда тебя никто не чтит и не любит.
Русик расстроено протопал на кухню и взобрался на вытяжку, забившись в самый дальний, пыльный угол, чтобы его не беспокоили.

Хозяйка долго гремела плошками, открывала и закрывала дверцу холодильника, что-то грела в микроволновке и грустно вздыхала.
 … - Обед готовит. – подумал Русик. – Сейчас будет звать к столу, а о нём даже и не вспомнит. И далась ему эта ваза. Вон как тяжело вздыхает, значит очень расстроена.
 - Дети, кушать! – позвала она.
На кухню, радостно цокая когтями по паркету, примчалась Люська, следом за ней, еле волоча лапы, медленно пришёл кот.
Домовой наблюдал за этой картиной. А ведь раньше, Сёма обгонял Люську, лихо перепрыгивая через её голову, стремясь к заветной мисочке с молоком. Стареет.
По кухне поплыли дразнящие ароматы, следом раздалось смачное чавканье. У Русика в животе громко квакнуло, он закрыл глаза и прикинулся спящим.
 - Я скоро приду. Не шалите там. – раздалось из прихожей, дверной замок щёлкнул.
Люська побежала в коридор, убедившись, что дверь надёжно закрыта, вернулась на кухню.
 - Слезай. – строго сказала она домовому.
 - Не слезу. – обиженно ответил он.
Сёма оторвался от плошки с молоком и уставился на домового.
 - Спускайся, вот, молочка тебе оставил. Иди кушать, я же слышу, что у тебя в животе, как в болоте лягухи квакают.
 - Мой животик, кто хочет, тот и квакает.
 - Прекрати капризничать! – со всей строгостью сказала Люська. – Спускайся, я с тобой кашкой рисовой поделюсь–очень вкусная.
 - И не уговаривайте, не спущусь. Это вы там счастливые и любимые, а обо мне даже не вспоминают.
На кухне повисла немая пауза. Кот с собакой недоумённо переглянулись и на домового уставились две пары глаз.
 - То есть, ты хочешь сказать, что нашей любви и заботы тебе мало? – обиженно заскулила Люська. – Ты правда так считаешь? А как же наши игры и шалости? А оставленное Сёмой молочко в мисочке, моя кашка на блюдечке–для кого это всё? А детская кроватка с одеялком, в которой ты так любишь спать. Разве это не любовь?
Домовой весь сжался от этих слов. Как он раньше этого не замечал? Когда успел привыкнуть?
 - Люся… - прошептал Русик, и закрыл руками лицо. – Я вазу сегодня разбил, нарочно! Первый раз в жизни и нарочно! Я совсем плохой! – тихо заплакал он.
Сёма тяжело вздохнул и печально посмотрел на домового.
 - Ты не плохой, Русик. Вовсе нет. Просто ты немножко запутался. Жалеть себя начал, не замечая никого и ничего вокруг, а ведь так нельзя.
 - Нельзя. – подтвердила Люська, и вильнула хвостом. – Ты же наш друг! А друзья так не поступают. Мы ведь семья, помнишь?
Домовой разрыдался во весь голос. Ему стало стыдно, так стыдно, как никогда ещё не было.
 - Что теперь делать? – всхлипнул он. – Ведь это была её любимая ваза! А долг домового оберегать и сохранять, а не порти-и-ить…
  Люська задумчиво виляла хвостом, потом легла на пол, устремив на Русика блестящие глазки-вишенки и тихонечко заскулила. Ей было жалко домового, разбитую вазу, и расстроенную хозяйку.
 - Может склеить? – спросила она. – Я по нюху найду, где хозяйка клей хранит.
 - Нет… - вздохнул Сёма. – Клей тут не поможет, здесь нужно чудо.
 - Чудо?! – подпрыгнул от неожиданности Русик. – Ну, конечно-же! Чудо! Как я мог забыть! Я же домовой, я умею чудить! – он осёкся и покраснел. – То есть творить чудеса!
Русик спрыгнул с вытяжки и со всех ног рванул в ванную, где покоились остатки разбитой вазы.
 - Я могу творить чудеса! – шептал он, собирая осколки в ладошки. – Нет, не так. Это любовь творит настоящие чудеса. Много чудесного можно сотворить, когда знаешь, что тебя любят.

Русик долго колдовал над вазой, собирая в узор даже самые крошечные осколки. Кот и собака внимательно наблюдали за его работой.
 - Ой! – воскликнула Люська. – Ты порезался!
Мягкий горячий язычок коснулся ладони домового, стало тепло и щекотно.
 - Спасибо. – прошептал Русик. – Теперь совсем не болит.
Он сложил над вазой ладони лодочкой, от них заструился яркий белый свет, и искрящиеся осколки вазы, словно притягиваясь друг к другу собрались в единое целое.
 - Получилось! – восторженно воскликнули кот и собака. – У тебя получилось!
 - Нет! – довольно улыбнулся домовой. – Это у нас получилось! Я бы без вас не справился.
Русик обнял своих друзей крепко-крепко, в его душе, будто зажёгся крошечный светлячок, дарящий тепло и любовь.
Торжественно водрузив вазочку на место, домовой аккуратно спустился с полки и сел рядом со своими друзьями, любуясь своей работой.
 - Красиво… - прошептал Сёма.
 - Волшебно! - вторила ему Люська. – Но как же хозяйка? Ведь она помнит, что ваза разбилась.
 - Она решит, что ей это просто приснилось. – ответил Русик. – Главное, что она снова будет счастлива, так же, как и я. Ведь совсем неважно, что ты видишь, главное то, что ты чувствуешь!
Ключ в дверном замке повернулся.
 - Я дома! Почему меня никто не встречает?