Умиротворение или Мистическая симфония Брукнера

  Музыка звучала очень громко. Зал лютеранского храма был маловат для симфонического оркестра. Я сидела на предпоследнем ряду, но всё равно слишком близко к сцене. Похоже, что не суждено будет осуществиться моим надеждам на снятие внутреннего напряжения, сжимающего душу своими жёсткими объятьями уже более полугода.
  В конце апреля произошло нечто совершенно неожиданное для меня. Подходя к парку, по которому так любила гулять, я замерла в неспособности увиденное вместить в своё сознание как реальность: на месте парка друг на друге лежали сотни деревьев и торчали высокие пни со свежими спилами.
  Парк был насажен около века назад. И всего пару дней назад эти деревья, пробуждающиеся от зимней спячки, радовали взгляд. Берёзы, липы, ивы, вязы, каштаны, ясени, буки, грабы, тополя, клёны. Сосны и ели  зеленели обновлёнными иглами. Только могучие дубы не спешили просыпаться. Я обнимала мой клён яснолистый, и  его биополе отзывалось во мне радостью и любовью.
  И вот… все они повержены чьей-то безжалостной рукой. Из-под их веток, ещё зеленеющих нежными листочками, но уже обречённых на смерть, торчит молодая травка и цветочки. На заборе, огораживающем кладбище деревьев, палачи в настоящем, в будущем застройщики повесили циничную надпись «Смольный парк».
  В состоянии отчаяния по поводу случившегося, но в надежде приостановить процесс уничтожения растений в нашем городе и в других городах под застройки,  принимающий общегосударственные масштабы, принялась собирать подписи и ходить по властным инстанциям городского и государственного значения. Оказалась, что лично встретиться ни с одним из руководителей невозможно. Удалось только оставить заявления.
  Через три дня новая беда: огораживают придомовую территорию между пятиэтажкой, в которой живу я, и соседней! Начинают  уничтожать всё живое и построенное жильцами в нашем живописном дворе.
  Множество 35-тилетних красавиц берёз, посаженных первыми жителями нашего дома. Могучие акации, окружающие водонапорную башню, благоуханием от которых в период цветения можно было начинать наслаждаться с большого расстояния, всё более упиваясь при приближении. Расположившиеся амфитеатром  разновозрастные клёны, с каждым годом подрастающие и дающие новое потомство, а осенью, на фоне уже оголившихся соседних деревьев, ещё долго ярко желтеющие листвой...
  Посреди двора находилось травяное футбольное поле. Чуть поодаль - детская площадка и баскетбольное кольцо. И по всему периметру деревья, разные такие красивые живые деревья.
  Восходя, солнце окрашивало небо разнообразными неповторяющимися зорями, пробивалось веерами лучей через ветви, и, поднимаясь, двигалось к соседней пятиэтажке, загороженной от моего окна на 5-м этаже развесистыми кронами 6-ти высоченных берёз, растущих букетом.
Здесь пташки свистали, будя поутру;
коты птиц гоняли; собачки играли;
бывало, и ламы наш двор посещали,
и лошадь с коровой паслись на лугу.
  Оператор TV снимал из моего окна, как подпиленные, уже зелёные, ещё живые деревья падали.
  В интервью журналистам TV (среди которых оставались ещё независимые от властных структур) мэр пообещал, что позже ответит – не за содеянное, конечно, – а на их вопросы. Но и от этого уклонился. И только через два месяца пришёл его письменный ответ, в котором разъяснялось, что всё законно: «...отдел охраны природы администрации выдал порубочные билеты  на 514  деревьев парка и 127 деревьев (около сотни клёнов не были включены, но кто же докажет, что они вообще были) двора дома №..., т. к. администрацией города утверждены проекты о постройке на месте парка  и во  дворе дома №...  многоэтажных зданий. В этих проектах благоустройства не предусмотрено оставлять деревья...»
  Конечно… Чиновников не волнует, что деревья защищают рядом живущее население от вредных испарений -  отходов находящейся близко городской свалки; от запахов городской канализации, выплёскиваемой (чтобы обратом не потекла назад к центру города) в 150 метрах от школы, рядом с озером, на которое в сезон летних отпусков приезжают отдыхающие со всего города. Теперь зловонное болото с торчащими погибшими деревьями простирается на сотни соток, оно постоянно пополняется отходами с ближайшей свинобойни.
Но чего ещё можно было ожидать от мэра, личные доходы которого связаны со строительством, и от отдела охраны природы, когда мэрия получает деньги не за сохранённые, а за срубленные деревья?
  Депутат городской думы, построивший на месте стадиона свою мебельную фабрику, сказал по поводу вырубок: «Ведь и Флоренция строилась на месте леса».
  Теперь вместо пения птиц нас будит шум стройки. В надежде душевного умиротворения я и пришла на концерт.
  Но поначалу воспринималось только буйство звуков, правда, нельзя сказать, чтобы хаотичное, в нём предчувствовалась направленность. Нечто внутренне противоречивое (или казавшееся таковым, так как противоречило моему желанию отдохновения), но мощное в своём стремлении превзойти что-то, может самоё себя.
  Вторая часть симфонии была значительно тише и мелодичнее, но показалась мне слишком короткой, чтобы я смогла расслабиться. Переливающиеся, тихоструйные волны – только пауза перед новым громозвучием, куда-то стремящимся, но я не улавливаю куда, вроде бы даже вверх с нарастающей интенсивностью…и… вдруг резко обрывающимся, то ли достигнув предела своего напряжения, то ли для того, чтобы дать передышку захваченному ими слушателю.
  И когда в следующей части, приходя в гармонию с умиротворяющим созвучием многоголосья, паря в его лёгком дуновении, я расслабляюсь и уже начинаю наслаждаться, опять вздымается яростная волна и тащит меня за собой. Нахлынули воспоминания о жестоком безумии человеческих деяний, и моей борьбе, не увенчавшейся успехом и отнявшей столько душевных сил.
  Десять лет назад я попала в лапы жесточайшей депрессии, связанной с гибелью не растений, а людей. Когда увидела (по TV) холодное и решительное лицо человека, от которого в основном зависело дальнейшее протекание событий, сердце сжалось от ужаса, даже не предчувствия, а почти уверенности, что для него важно продемонстрировать силу своей воли и власти, и ради этого он готов пожертвовать жизнями и своих людей. Когда предчувствие сбылось, и убиение произошло, я не знала, куда деться от захватившего меня отчаяния из-за невозможности противостоять злу, набирающему силу.
  Лев Толстой ещё в 1902 году писал: «Рим завоевал весь мир тогда, когда он стал свободен от всякой религии. Это же самое, только в сильнейшей степени, происходит и теперь с христианскими (некогда) народами. Все они находятся в одних и тех же условиях отсутствия религии и потому, несмотря на внутренний раздор, все соединены в одну федеративную разбойничью шайку, в которой воровство, грабёж, разврат, убийство отдельных лиц и массами - совершается не только без малейшего угрызения совести, но с величайшим самодовольством.
  Одни ни во что не веруют и гордятся этим, другие притворяются, что веруют в то, что они для своей выгоды, под видом веры, внушают народу, и третьи – огромное большинство, весь народ – принимают за веру то внушение, под которым они находятся и рабски подчиняются всему, чего требуют от них их властвующие и ни во что не верующие внушители» («Что такое религия и в чём сущность её? »).
  Технический прогресс предоставляет разбойничьим шайкам всё больше средств для разбоя. А СМИ, работающие на них, изощряются, прикрывая их деяния благовидной мотивацией. О силе слова говорил уже Григорий Богослов (325 – 389 гг.), когда средством массовой информации было только ораторское искусство: «Кто исчислит все те огорчения, какие причиняет язык? Если захочет, без всякого труда, в одну минуту заставит враждовать дом с домом, город с городом, (народ с народом), народ с властелином, царя с подданными, как искра, мгновенно воспламеняющая солому… Кто переможет слово? Язык мал, но ничто не имеет такого могущества. О, если бы он тотчас омертвел у людей злых».
  Юрий Куранов в 1970-х годах в сборнике миниатюр «Размышление после крещения» пишет:
  «Вижу прекрасную картину Рылова "В голубом просторе», грустно и восторженно бьётся моё сердце.
  По обыкновению не обращают внимания на дату написания картины. А дата 1918 год. Это год, когда Россия вступила со своей страшной обречённостью в пучину смерти, когда ненависть сделалась правилом жизни, а неотвратимое падение начало свой гибельный для всего русского народа путь.
  Семь прекрасных бездомных свободных птиц улетают от пустынных, чуждых всякой жизни земель. На скалах снег и омертвение. Это образ России, проступающий образ нашего будущего. В этом смысле картина Рылова – пророчество».
  В годы Перестройки у Куранова появляется «Молитва о России для верующих и не верующих, потому что Россия у нас одна, и она в беде».
Россия сегодня – Голгофа,
где вновь распинают Христа,
где грозно гудят катастрофы
и грозы грядут неспроста:
тут все – Каиафа лукавый
и Ангел при гробе пустом
и здесь же, от Господа справа,
разбойник, прощённый Христом.
(Ю. Куранов)
  Так кто же является истинным доброжелателем своего отечества: тот, кто переживает боль соотечественников, как свою, кому дорога чистота их душ, или те, кто ярится в амбициях, что может распоряжаться территориями, недрами и людьми страны?
Как хворь безумия воспринимать,
что не пускает свет в просторы отчие?
Пытаюсь в ноосфере мысль поймать,
попутным ветром занесённую из прошлого.

Примеров в прошлом множество найдёшь
повального безумного недуга:
когда за правду выдавалась ложь;
амбиций ради поднимались орды друг на друга.

Заманят и обманут. Ну и что ж?
Не привыкать к такому нам раскладу?
Не сгинешь ты, не пропадёшь.
Но сколько же ещё уроков надо?
  «Совсем не наше дело не только воспевание кумиров, но и низвержение их. Кумиры, вожди и тираны живут по своим законам, которых, кстати, они не придерживаются, и всякая попытка для человека талантливого и бескорыстного вступить в их сферу притяжения – гибельна для дарования…» (Юрий Куранов «Воспоминания о детстве»).
  Из депрессии выходила постепенно, благодаря заданной себе установке: не переживать так всезахватно – всеми фибрами души – по  поводу того, что не могу изменить. Избегая лишних провокаций, перестала смотреть TV. И до последнего времени удавалось по поводу внешних обстоятельств, если и напрягаться, то не очень разрушительно для души и ненадолго. В случае, когда вдруг у кого-нибудь из моих друзей болью отзывалась в сердце беда, и становился весь мир не мил, потому что хочется помочь и невыносимо состояние своего бессилия, я давала советы: для тех, кому проще было клин выбить клином:
Выпей рюмку, лучше пару,
позабудь и успокойся,
отключись от страстной брани,
не печалься и не парься –
лучше парься в русской бане.
  Для более утончённо чувствительных –
Всех любить – сердца хватит,
но опасно болеть
даже лишь за себя самого –
перестань же души энтелехию тратить,
сокрушаясь о том,
что тебе изменить не дано.
То, что можешь менять – то меняй,
дело делая с чистой душой;
а не можешь – меняй отношенье.
И тогда на душе воцарится покой,
и доступными станут
здоровая мудрость
и благие свершенья.
  Направляла на чтение  «Бхагавадгиты».
  Что бы посоветовал Арджуне в подобной ситуации Кришна?
– Не слёзы лить – со злом бороться надо,
не покладая сил,
но не привязываясь к результатам.
И даже если зло вовне не победил:
сама борьба – в душе вневременного атом.
  А Эпиктет предлагает:
Будь чужд страстям, но не бесчувственен,
как неразумное животное, и не беспечен, как глупцы.
И, следуя указам добродетели,
в печали разумом ты утешение ищи.
  Или:
Когда на будущее взглянешь, как на прошлое,
то страхи неизвестности возможно одолеть.
Представить надобно, что завершение хорошее;
а если нет – что попусту о прошлом сожалеть?
(Эпиктет «В чём наше благо?»
 Рифмованный перевод автора (с долей отсебятины)
  На сей раз я всё же надеялась, что вместе с другими что-то удастся сделать. Не получилось.
Надо искать спасение в своей душе, и, как предлагают стоики и «Гита», выполнять спокойно должное с главной заботой о чистоте помыслов, не привязываясь к результатам.
Излишняя серьёзность – это бич,
которым сам себя стегаешь.
Взгляни на небо, улыбнись,
и с солнцем светом счастья засияешь.
  "Теперь я знаю, куда летят те удивительные лебеди на картине Рылова, написанной им в разгар гражданской войны, самой ужасной из всех войн, перенесённых нашим народом. Их семеро перекликающихся в небе белоснежных птиц, над океаном. И вдалеке парусник, как образ чистоты человеческих устремлений. Я знаю, куда стремятся эти величественные и такие кроткие птицы. Они уходят от смерти, их зовет к себе жизнь. И не всё заковано льдами на таких далеких, почти безжизненных островах. Во всём этом синем воздухе неба, в облаках, в безбрежной дали волн дышит ощущение надежды.
  Время летит, как летят порою высокие и быстрые облака, подгоняемые мощным и благотворным дуновением. Мы постепенно начинаем догадываться, что высокохудожественное творчество имеет значение и смысл тогда, когда оно не обслуживает те или иные интересы и инстинкты доминирующих в обществе лиц и группировок. А под облаками летят лебеди, полные надежд» (Юрий Куранов «Воспоминания о детстве»).
Всё идёт своим путём.
Я за свой путь отвечаю
и за то, куда и кем ведом,
вижу ль цель,
или глаза на правду закрываю.
  Я открываю глаза и смотрю на витражное окно в форме креста.
Господи, помоги!
  В глазах появляется резь… Боль постепенно растворяется в слезах. Тёмный кокон рассеивается. Душа становится всё более прозрачной для Света. И в заключительной части симфонии нарастающая интенсивность звучания способствует окрылению души и подъёму в созвучии с тем, что свободно вибрирует в потоке света…
12.2013 – 04.22
Людмила Поликарпова