Стрельцы. Глава двенадцатая. На Азов

Глава двенадцатая. На Азов.

         С первых дней приезда Петра в Воронеж, время для России ускорилось, в воздухе витала напряженность, казалось, что людская пружина вот-вот достигнет своего предела и произойдёт непредвиденное.  Исполнится или не исполнится задуманное царём?
     Под непосредственным руководством Петра Первого завершались приготовления для очередного похода на Азовскую крепость к устью реки Дон, закладывались основы и возможности страны для активного освоения водных просторов и создания  российского флота, на первом этапе - способного противостоять флоту Османской империи, являющейся крупной морской державой.
На  Благовещенье, 25 марта 1696 года, после месячного нахождения в городе, государь наконец-то нашел время для встречи с воронежским епископом Митрофаном и посетил соборную Благовещенскую церковь. Встреча прошла быстро, без душевных разговоров и взаимных лобзаний: царь свысока, в меру своего возраста, смотрел на воронежскую землю, которая была только частью его страны; так же царь смотрел и на епископа Митрофана, который был православным служителем только этой  части его обширного царства. Но, епископ – человек, умудрённый большим жизненным опытом, в Петре видел не только царя, но и молодого человека, которому необходимы духовное покровительство и советы. Епископ понимал, что молодой царь всю свою энергию направляет на построение сильного российского государства, пытается утвердиться в своём единовластии, и намерен был поддержать его в этих желаниях и их исполнении, быть его ревностным союзником.
После первой встречи расстались холодно, казалось надолго. Однако поразмышляв некоторое время, Митрофан отправился на речной берег осмотреть площадки для строительства кораблей и, если получится, повидаться с Петром.  Он ехал в закрытой повозке и, скрытый от любопытных взглядов, рассматривал город и окрестности из оконцев, дополняя и охватывая имеющимися у него сведениями и разумом тот механизм, который построил и запустил молодой государь.  Произошедшие изменения изумили епископа. Митрофан оценил сложности, неизбежно присутствующие при осуществлении подобных дел и  решил немедленно встретиться с Петром, поддержать его.
Выйдя из повозки у царской избы, он сделал несколько шагов по двору, но упёрся в недавно привезённые статуи Меркурия, Геркулеса и нагой Венеры, посмотрел на них, постоял, потом решительно развернулся и ушел. Служивые Преображенского полка, которые заменили стрельцов в караульной службе, быстро донесли об этом Петру и тот  приказал немедленно вернуть епископа. Но, Митрофан отказался возвращаться, заявив, что  пока Петр не уберет идолов, он  не сможет войти во двор и государеву избу.
Царь настаивал и, в конце концов, не выдержал и передал с посыльным приказ явиться к нему немедленно, пригрозив смертной казнью. Но и эта угроза не подействовала на епископа: он решил принять мученическую смерть.
Вечером на всю округу разнёсся благовест большого соборного колокола, чем немало удивил Петра. Узнав, что епископ готовится перед своей смертью к покаянию соборным молением, царь приказал утром убрать статуи, вновь пригласил его, долго и дружески беседовал.
Так, закончилось противостояние епископа Воронежского и царя Российского: Петр приобрёл себе ещё одного союзника и советника, мудрого старца святителя Митрофана.
В конце марта реки ожили, пошёл лёд. Второго апреля с утра готовились к торжественному спуску со стапелей первых построенных больших судов: спускали на воду сразу три красавицы галеры «Принципиум», «Святой Марк» и «Святой Матвей». Эти гребные суда, имевшие до двухсот человек экипажа, способные перевозить значительный морской десант и преодолевать мелководье из-за небольшой осадки, были удачной находкой Петра для ведения морских боёв в прибрежных водах Азовского моря и  речных мелководьях; на них устанавливались две мачты, до тридцати восьми вёсел и до шести орудий.
Для галер заранее были сформированные и приписанные  морские экипажи из солдат Преображенского полка, которые уже приступили к освоению нового морского дела.
По благословению епископа Митрофана царь Пётр подал команду на спуск. Рядом, в сажени от него,  красовалась царская  свита.
На отрывистый приказ царя отозвалось множество работных людей, солдат Преображенского и Семёновского полков, стрельцов: все вокруг задвигалось единым механизмом, зазвучали команды, окрики, радостные и удивление возгласы толпы. 
Гордость распирала грудь Василия: «В этом есть и часть наших стараний!»
Он знал, что  судна строит вся страна; основные крупные детали кораблей: кили, продольные и поперечные балки, вертикальные стойки, мачты, вёсла, доски для обшивки кораблей и для палубы всю зиму изготавливались на различных площадках на реке Яузе в Преображенском и других местах, перевозились и, уже потом, собирались на воронежских стапелях. Были дни, когда его стрельцы вместе с солдатами и артельщиками – работниками площадок, разгружали прибывшие обозы, которые насчитывали до двадцати повозок  для перевозки одной галеры.
С этого апрельского дня  на воду реки со стапелей почти ежедневно спускались суда; каждый спуск являлся праздничным событием для всего городского и окрестного населения, привлекал не только своей новизной и пышностью, но и возможностью порою поглазеть на царя, услышать его команды, увидеть царскую разряженную свиту.
Четвёртого апреля произошло ещё одно удивительное событие: в городке Костенек близ Воронежа были найдены большие кости, которые после доклада, заинтересовали Петра и он направил солдат Преображенского полка производить там раскопки. Привезённые единичные кости несколько дней лежали во дворе у государевой избы под открытым небом; население города рассматривало и обсуждало эти находки, удивляясь размеру костей.
       Вторая половина апреля была заполнена встречами адмирала Франца Лефорта, генералов Гордона, Головина, приходом и уходом войск и их командиров, встречными и прощальными пирами.
Капитан Ярыгин готовил сотню к походу, пересматривал вооружение, подбирал  пополнение: за полгода нелёгкой караульной службы сотня потеряла несколько человек. Рассмотрев предложенные кандидатуры Василий, по рекомендации своих десятников пополнил  сотню новобранцами, в том числе из беглецов, зачислив Анисима, брата Любавы и охотника Трифона.
Накануне Пасхи он встретил и проводил свой родной Московский полк на Азов. А его сотню задержали, предложив и дальше использовать её в качестве караульной, до тех пор, пока не закончится  спуск всех заложенных на стапелях судов и сам государь не отправится в поход.
    Так, в ежедневных удивительных новостях и бешеном, заданном царём жизненном ритме, незаметно подошла Пасха, которую встретили праздничными, долгими и торжественными службами, благовестом и звонким боем церковных колоколов: на несколько дней людские дела и суета отошли на второй план.
       Василий в свободные минуты с замиранием сердца ожидал наступления начала Пасхальной недели, срока, назначенного для выезда с монастыря его любимой невесты. Нередко разговоры о свадьбе «невзначай» заводила Степанида Ивановна, которая развила бурную деятельность. Она с помощью матушки Иулиании сняла избу рядом с монастырскими стенами для Любавы и её брата Анисима, завела дружбу с купцами, лавочниками и множеством других лиц, занимаясь организацией  предстоящей свадьбы, загоняла всех своих помощников. А помощниками она считала не только Семёна и Пелагею, но и всех стрельцов, как она говорила, «Васенькиной сотни». Видя это, Василий напоминал ей об их совместном решении провести венчание и скромную свадьбу в узком кругу, на что Степанида Ивановна соглашалась и…  продолжала задуманное.
И этот свадебный день наступил.  Солнечное утро заливало яркими лучами улочки Стрелецкой слободы, избы и постройки, зелень деревьев, кустарника и травы, с желтыми, похожими на небесное светило цветами.
Степанида Ивановна  с улыбкой вглядывалась в любимца, всегда уверенного в себе, а сегодня – смущённого  Васеньку,  сосредоточенного и отрешенного от окружающего мира, озабоченного предстоящими жизненными изменениями, мечтами и ожиданиями. Большинство обитателей Стрелецкой слободы из тех, кто оказался свободным от караульной службы, окружили сотенную избу, чтобы поддержать и поприветствовать  жениха. 
Василий, выйдя во двор, растеряно огляделся и неспешно уселся в указанную повозку. Свадебный  поезд, в сопровождении всадников-стрельцов, быстро, звеня колокольчиками и бубенцами, отправился из слободы. 
В этот день Василий решил во всём положиться на Степаниду Ивановну, своего товарища капитана Осипа Дуванова, тысяцкого, многочисленных  дружков, свах и помощников.
Как не стремилась Степанида Ивановна сделать свадьбу роскошной, но ей пришлось смериться с требованиями Василия и сложившимися обстоятельствами, поскольку и у жениха и у невесты не было родителей, а в городе они были людьми новыми и малоизвестными.
        Но её старания не прошли даром: ранее распространённые по городу вести о предстоящей свадьбе стрелецкого капитана и монастырской затворницы – турчанки, шумный свадебный поезд из трёх повозок в сопровождении всадников – стрельцов  в ярко-красных  кафтанах  заметили;  зеваки  с любопытством рассматривали и присоединились к торжественной процессии.
   У избы невесты свадебный поезд остановился. Анисим, не скрывая своей радости, как старший брат, вручил сестру Василию со словами: «У меня была умна, а ты учи, как хочешь». Здесь же собралась большая толпа народа, которая пристально рассматривала жениха и невесту, а затем, следом за ними, переместилась к  монастырской церкви и нетерпеливо ожидала выхода молодых.
От избы в церковь Покрова Пресвятой Богородицы молодые приехали на разных повозках и после обряда обручения предстали перед батюшкой для венчания, смущённые и сосредоточенные.
А, ещё накануне, Любаву благословляла игуменья монастыря, матушка Иулиания;  теперь она присутствовала на обряде и молитвой поддерживала невесту, желала ей счастливой жизни: «Хватит уже испытаний. Деток больше, улыбок да радости!».
«… Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Труды плодов твоих снеси. Блажен ecи, и добро тебе будет. Жена твоя яко лоза плодовита…» - эхом звучал голос венчавшего батюшки под красочным кровом церкви. Василий и Любава, потупив глаза, забыли об окружающем мире; стоя на рушнике в центре храма,  почувствовав возложения венцов на головы и услышав: «Господи, Боже наш, славою и честию венчай их»,- одновременно тихо вздохнули: они стали едины и только смерть сможет разорвать их небесный  союз.
После венчания молодожены радостные и довольные, что всё завершилось, под звон колоколов вышли из стен храма и сопровождаемые приветливыми возгласами толпы, свадебным поездом отправились в  Стрелецкую слободу.
  Тихо накрапывал дождь, было тепло, зелень кругом набирала силу: почки деревьев лопались и почти сразу из них появлялись клейкие листочки. Двор сотенной избы заполнился весельем, шутками, смехом и фырканьем  лошадей, а свадебный поезд как – то незаметно растворился в шумной, яркой и праздничной толпе. 
Свадьба была в разгаре; громко, весело, а порой, беспорядочно, звучали собранные сотенным барабанщиком Стёпкой различные музыкальные и не очень, инструменты,  которые с удовольствием использовали привлечённые  им стрельцы - любители звуков. Стёпка, влюблённый в свой барабан и музыку, мог извлекать музыкальные звуки из различной  бытовой утвари, изготавливал простейшие свистульки, дудки, жалейки  и  научил многих молодых стрельцов, в том числе и своих друзей, братьев Матвея и Семёна, свистеть и свиристеть  на них. И теперь, в день свадьбы капитана, Стёпка и его друзья- музыканты старались заполнить избу громкими, свистящими, визгливыми звуками и барабанным боем, оглушить гостей, заявить городу и всему миру о своей радости. Музыкальные  игры сменялись громкими хоровыми песнями: весёлыми или заунывными и печальными. Усилия Стёпкиной музыкальной  команды и песни достигли своей цели.
         Петр, несмотря на праздничный день, как обычно, проехал по берегу реки, осмотрев стапеля и площадки, раздал необходимые указания и неспешно возвращался  к себе в царскую избу с Воронежской верфи, когда ветер донёс до его слуха обрывки задорной барабанной дроби, писклявых звуков жалеек и дудок. Он остановился, прислушался, определил, что звуки исходят со  стороны стрелецкой слободы и повернулся к сопровождающему его денщику Кикину:
-Лександр, с чего там барабанщик  так выбивает? Вот неуёмный. Опять что-то новое придумывает.
Пётр улыбнулся. С тех пор как он услышал сотенного стрелецкого барабанщика  и дал  ему отдельное разрешение на изучение и репетицию барабанного боя, уже дважды доносили о жалобах на неуёмные старания Стёпки.
- Придётся наказать стрельца,- продолжил Пётр.
-Ваше право, Пётр Алексеевич. Однако же он бьёт по делу, в  честь своего капитана: свадьба сегодня у Василия Ярыгина с турчанкой, полонянкой из монастыря Покрова Пресвятой Богородицы, которую он спас ранее, ещё в Москве.
- Ну, ну. Рассказывай, что знаешь.
Денщик  царя,  Александр Васильевич Кикин, бомбардир Преображенского потешного полка,  стараниями Степаниды Ивановны в свое время узнал историю встречи, спасения и любви её воспитанника и турчанки и сейчас, подробно,  кое-где приукрасив, рассказал её царю.
-Это тот капитан, который беглых  в лесу откармливал?- спросил Пётр
        - Да, государь, - подтвердил Александр.
- Поехали, поздравим капитана, - и Пётр огляделся, ожидая лошадей. 
Денщик Кикин  нетерпеливо замахал руками  Меньшикову, Верещагину и другим сопровождающим, невдалеке стоящими стайкой у царского возка.
        Вечерело. Свадебное  застолье шло к завершению. Степанида Ивановна и её многочисленные помощники: тысяцкий, дружки и свахи давно уже и неоднократно забегали и с любопытством заглядывали  в расположенный во дворе сенник; в нём, украшенном  занавесками, в центре на куче сена, прикрытого ковром, было приготовлено брачное ложе: уложено несколько перин, одна на другую, под простынями,  подушки и одеяла.
         Василий и Любава сидели сосредоточенные и нетерпеливо ожидали окончания свадебного пира; пробыв целый день без пищи, они не ощущали голода и не обращали внимания на окружающий мир, а только выполняли команды и требования, обращённые к ним. Василий несколько раз скромно, по требованиям гостей, слегка обнимал  и целовал Любаву, ощущая её трепет; и каждый раз с замиранием сердца после очередного поцелуя ждал и вслушивался  в  её тихий шёпот: «Василёк мой!».
Внезапно во дворе послышался шум, зычные голоса и крики. В избе все притихли, на мгновенье наступила тишина, в которую ворвался одновременно со Стёпкой многоголосный  выдох – выкрик:  «Царь  приехал!».
Василий вскочил, потянув за собой невесту, кинулся к двери, у которой уже стоял тысяцкий и вовремя: распахнулась дверь, слегка согнув спину и нагнув голову, в избу зашёл Пётр Алексеевич:
- Показывай капитан свою турчанку, - и откинул фату, которой Любава  от страха и смущения закрыла лицо. Окинул невесту взглядом, грубо притянул к себе и жестко поцеловал  прямо в губы:
- Хороша невеста Василий! Береги! Чтобы доброй женкой была! Одобряю и благословляю! – прошёл в избу, к столу.
За Петром потянулась вся его свита и свадьба продолжилась с новой силой.
Было уже темно, когда Пётр остановил гулянье и  в сопровождении шумной разгоряченной свадебной толпы вышел с молодожёнами из избы, подтолкнул их к сеннику,  сел в возок и уехал со двора.
Степанида Ивановна всё время присутствия царя на свадьбе была скованной по рукам и ногам, глотала воздух ртом, и Василий забеспокоился о состоянии её здоровья, но обошлось. После отъезда Петра она оживилась, стала горделивой и неприступной, постоянно напрягалась и вытягивала свою короткую шею, стремясь смотреть на всех присутствующих и окружающий мир свысока: царь посетил свадьбу и благословил её любимца Василия и брачное ложе молодых! Как ей повезло: она  видела и слушала царя, а такое редко выпадает в жизни простого человека! Как счастлив будет её Васенька!
Степаниду Ивановну распирала такая радость, что в одно мгновение сердце зашлось, готовое выскочить из груди;  боясь упасть здесь же наземь, она  махнула рукой в сторону сенника тысяцкому, свахе, дружкам, гостям и молодоженам, всем провожающим царя и его свиту, поспешно зашла в избу и тихо  улеглась в дальней комнатке на лавку.
Василий зашёл в сенник крепко держа за руку Любаву, остановился. Через широкие стенные щели лунный свет проникал  внутрь, полосками освещая сарай, свадебное ложе, оборудованное в центре, сверкающие глаза невесты.
Василий осторожно притянул Любаву, ласково коснулся губ, слегка отстранился и, услышав её тихий шепот: «Василёк мой, муж мой!», крепко прижал к себе.
Три дня пролетели как один. Огорчая Степаниду Ивановну и нарушая все свадебные традиции,  капитан Ярыгин  эти дни без остатка посвятил подготовке сотни к речному походу, а ночи своей молодой и любимой жене. 
3 мая  восемь галер, во главе с галерой «Принципиум» под командованием Петра Алексеевича отчалили от Воронежской пристани. Стрельцы сотни капитана Ярыгина вместе  с солдатами Преображенского и Семёновского полков находились в качестве десанта на одной из этих галер.
Два брата Семён и Матвей вместе с барабанщиком  Стёпкой,  стояли у борта галеры и печально смотрели на отдаляющийся берег. Придётся ли им ещё бывать здесь? 
Семён прощально взмахнул Пелагее, которая была уже плохо различима в толпе.
Две недели для них пролетели как один день. Помогая Степаниде Ивановне,  они привыкли быть вместе, а для общения им уже недостаточно было слов и взглядов: ладони рук  и их тела тянулись друг к другу, это было заметно всем окружающим.
Десятник Килин, отец Пелагеи, в день свадьбы капитана Ярыгина  после отъезда царя, стоя рядом с Семёном во дворе и скрывая улыбку, произнёс:
-  Скоро Полька вместе  со Степанидой Ивановной, Любавой  да Ивашкой домой, в Москву отправится. 
- Павел Тимофеевич, уж очень мне Ваша дочь Пелагея нравится,-  не утерпел, переминаясь с ноги на ногу, смущаясь и не глядя в лицо, тихо произнёс Семён.
- А она, Полька – то как?
- Согласная она, мы уж обговорили с ней об этом Павел Тимофеевич.
- Ну и бери в жёны Семён, хорошая девка. Наша жизнь стрелецкая коротка, я возражать не  буду. Засылай завтра сватов!
- Да…. Как, же так…. Быстро-то…. Павел Тимофеевич!
- Я завтра поговорю с Василием Ивановичем. Засылай сватов,- обрубил десятник.
          И на следующий день всё произошло само собой: брат Матвей вместе с десятником Фролом Лагуновым да другом Стёпкой, при участии Степаниды Ивановны быстро сосватали Пелагею. Так Семён и обручился с Пелагеей.  Два дня и две ночи они провели вдвоём в чулане избы отца невесты, десятника Килина с редкими перерывами на обеды, под смешки и прибаутки стрельцов.
И теперь стоя на борту галеры, Семён с дрожью вспоминал горячее тело и объятия своей нежданной жены.
Молодые стрельцы – друзья жались друг к другу и избегая разговоров, думали об одном и том же: «Какая же она война?»