Яркая свадьба

Евгений Иванович работал в нашем учреждении сторожем,  истопником и дворником в одном лице. Человеком он был весёлым и общительным, по возрасту ему было лет сорок,  жил он один в маленькой комнатке общежития. В зимнее время он переселялся в свою кочегарку, там трудился и ночевал. Я частенько заходил к нему  поделиться новостями, и послушать его жизненные истории.

 Как- то раз, я поинтересовался, почему он живет один, без женщины?  Он улыбнулся, присел на свое излюбленное место у открытой топки парового котла, закурил самокрутку, которую он мастерски скрутил из кусочка газеты с самосадом.  В стране были перебои с табачной продукцией, и он приобретал табак на рынке у азиатских торговцев. Я тоже попытался скрутить что -то подобное, но у меня ничего не получалось.  На что, Евгений Иванович заметил;
- Это мастерство годами нарабатывается.  Я вот, например шесть лет этому тренировался, пока срок не отбарабанил. 

 – А за что сидел то - Иваныч?
 
- Да вот за то, о чем ты спрашиваешь.  Все беды у мужиков из-за них, из-за баб.
  Я напрягся, в ожидании откровения мужчины.  Он, заметив это, кивнул головой в сторону дивана и добавил.
  – Присаживайся поудобнее, это длинная история  – Подбросив угля в топку, он продолжил;
 - В шестидесятых забрали меня в армию.  Служить мне выпало в охране территории военного объекта, который располагался в мордовских лесах, под Арзамасом. Служба не тяжелая.   Ходишь несколько часов вдоль ограды, с карабином за плечом, от комаров отмахиваешься, и ждешь, пока сменят. Скукотища жуткая.  Иногда девчата из соседнего села приходят – «вроде как по грибы пошли и заблудились». Про эту уловку старослужащие нам рассказывали.  Ни одного, солдатика, такие заблудшие, охмурили.   Вот и я, в такую ситуацию попал.
  Две подруги спрятались в кустах и шуточки всякие выкрикивают.  Я с начала, по серьезному, стал предупреждать, что стрелять буду, они в ответ только хихикают. Так из-за кустов и познакомились мы с Маринкой, она всё  подгадывала мой наряд и поджидала в кустах, как развод уйдет, мы и давай целоваться.  Потом дальше, больше, дошло дело, до ощупывания интимных мест, а к осени, когда комары исчезли и в ночное время шинельки стали выдавать, я не выдержал и разложил свою Мариночку на шинельки. Это дело мне так понравилось, что в караул я шел с радостью, и служба уже не казалась мне такой тягостной.  Зимой, мне присвоили звание младшего сержанта, я сам разводил караул и между сменами умудрялся потешиться, с Маринкой в караулке. На третьем году службы наши отношения зашли так далеко, что меня стали навещать Маринкины братья и заставили написать заявление на регистрацию законного брака.  Служба закончилась, я демобилизовался, и так как ни родителей, ни родственников у меня нет, остался жить в деревне, в мордовском лесу. Детдомовская атмосфера, в которой я вырос, не способствовала моему приобщению к хозяйственной жизни.  Всё приходилось познавать с нуля, косить сено, запрягать лошадь, пахать, сеять, убирать урожай, пилить дрова, топить баню. Кстати, топить баню, было мое любимое занятие, я мог часами смотреть на огонь и ощущал в себе силу и превосходство, это и сгубило меня.
 Проживание в большой семье Маринки стало для меня тягостью похлеще службы в армии.  Я пытался уговорить жену покинуть село и уехать в город, но она категорически отказывалась и во всем слушалась, только родителей и братьев.  В муках прожив лето, я помышлял тайно сбежать из этой семейки.  Зашил под подкладку костюма, что купили к свадьбе, паспорт, и десять рублей денег.

Осенью, когда все сельские работы завершены, начинается сезон свадеб.  В селе обычно устраивают, такое грандиозное гулянье, что столы ломятся от закусок и изысканных блюд, а самогонка льется рекой.
 Назначили - день нашего гулянья.  Так как со стороны жениха родни не было, то почти вся деревня была приглашена на свадьбу.   Даже «друга» жениха подыскали из местных.   Наш брак зарегистрировали еще весной, когда я закончил срок службы, а свадьбу отложили до осени.
 Из дома вынесли всю мебель, сколотили длинные столы и скамейки установили в два ряда, заполнив все свободное место.  К вечеру собрались гости, и началось шумное гулянье. Приглашенные говорили тосты, дарили подарки, молодые выслушивали пожелания и завершали сказанное поцелуями.  Я не понимал смысл поздравлений, просил жену перевести с мордовского языка  на русский, она отмахивалась и лишь улыбалась гостям и раскланивалась.  Братья, видя мое негодование, только подсмеивались надо мной и продолжали всячески унижать.
 Я, что бы успокоиться выпил стакан самогонки и только навредил себе. Во мне вскипела вся накопленная злость,  я начал высказывать все что накипело.  Братья, не ожидавшие взрыва моих эмоций, вывели меня из-за стола в пристроенный к дому хлев и привязали к столбу, где стояли домашние животные. Сарай представлял собой громадный крытый ангар с сенником и кладовыми для кормов.     Помещение освещала тусклая, засиженная мухами лампочка.  Коровы флегматично пережёвывали содержимое своих утроб, недоуменно поглядывая в мою сторону. Казалось, они все понимают, но ни чем помочь не могут.
 Стоя привязанным в сарае, я надеялся, что Маринка вспомнит обо мне и придёт на помощь. Прошло несколько минут, свадьба веселилась, и никто не поинтересовался моей участью.  Я бился в истерике, матерился и проклинал гадкое семейство. Ноги были свободны,  я размахивал ими, пытаясь достать стоящий рядом мотоцикл.  Наконец удар ноги достиг цели, задев  руль. Мотоцикл повалился набок и оказался под моими ногами, я взобрался на него и оказался на полметра выше, подтянув руки, привязанные к столбу, почувствовал, что веревки немного ослабли. Со всей силы напряг мышцы рук,  веревка растянулась и позволила высвободить одну ладонь.  Отвязавшись полностью, я стал метаться по сараю, не зная, что предпринять.
 Почувствовал запах бензина, это из бака лежавшего мотоцикла подтекало топливо. Тут, мелькнула ужасная по жестокости мысль, устроить «яркую» свадьбу. Стал искать спички, заглянул в кладовку. Рядом с керосиновой лампой, лежал коробок спичек. На стене висела двустволка и патронташ набитый розовыми патронами с утиной дробью.    Убить ей не возможно, а напугать в самый раз.
 Я накинул ружьё с боекомплектом на шею и бросился на выход, чиркая на ходу спичками. Остановился, понимая, что огонь погубит невинных животных, за которыми я ухаживал все лето и привязался к ним, более, чем к их хозяевам. Отвязал коров, лошадь, открыл загон свиней,  овец, и выпустил их на свободу. Напоследок, бросил горящую спичку на соломенную постилку под мотоцикл, пригнувшись, чтоб никто не заметил, через огороды и соседние дворы обошел вокруг и занял позицию перед ненавистным домом, в траншее у дороги.  Стоило мне расположиться в укрытии, как послышались визг, и из дома хлынула толпа,  одновременно с этим в воздух, со стороны пристройки взметнулись первые языки пламени. Толпа с криками ломилась из дома, в дверь, давя друг друга. Я произвел не прицельный выстрел, люди стали падать на землю и ползти по сторонам.  Зазвенели разбитые окна, пламя подымалось выше и выше, я сделал еще пару выстрелов, и встав во весь рост, спокойно пошел по дороге, в сторону города. Проходя мимо  пруда, выбросил ружье и патроны в воду.  Когда я вышел на междугороднюю трассу, мимо меня промчались две пожарных машины.  Я обернулся и с чувством величайшего удовлетворения смотрел на пожарище устроенное мной.

  Рассчитывая получить, полагающееся по закону жилье, я приехал в свой Детдом.  Но вместо, полагающегося жилья, через неделю мне предоставили камеру предварительного заключения.
Пока шло следствие, сокамерники, узнав мою историю, ободряли меня, выражая восхищение моим героическим поступком и уверяли, что больше трех лет не дадут. Но на суде, молодая женщина - адвокат, не смогла  профессионально защитить меня. На встречах с ней в процессе следствия я как на духу изливал ей все свои переживания и страдания, приведшие меня к столь радикальному поступку.  Она выслушивала, соглашалась со всеми доводами, сочувствовала.  Даже у нас  завязалась дружба, с надеждой если все обойдется, продолжить отношения с видами на совместное проживание.  А, в результате, она предала меня, не сумев защитить и поддержать в трудную минуту.  Суд счел, что преступление совершено не в состоянии аффекта, а преднамеренно, заранее спланировано.
 Хотя никто не пострадал и дом не сгорел, а только сгорели хозпостройки,  за, «ярко» устроенную свадьбу мне присудили – шесть лет общего режима.

 Евгений Иванович привстал, пошурудил длинной кочергой жар в топке и добавил в заключение:
 - Может мне не повезло, встретить хорошую женщину, но я так научен горьким опытом, что нет желания, еще с кем то связываться.