Переселенцы - мы эмигранты 1978год

                Переселенцы - мы эмигранты  (1978 год)
Остался еще один день – последний, и они уезжают навсегда. Все эти дни, как только пришел вызов и они стали собираться, она ходила как во сне, продолжая делать все по инерции, в том состоянии беспокойства неотвратимости, не осознавая своего положения, в котором она находилось все эти дни. Аля с ужасом представляла минуты прощания  с матерью. Больше всего она боялась этой встречи. Как она посмотрит в ее добрые, милые глаза? Она мучительно чувствовала, сколько страданий принесет мамочке их отъезд, отъезд любимого, единственного внука в далекую Америку. Все остальное ценное: кооперативная квартира, машина, вещи, которые они нажили, и что они бросают, ей казалось мелочью.               
Завтра они улетают в Вену, а сегодня мама, отчим и сын приезжают поездом из Ленинграда в Москву. В начале декабря они Женю отправили к родителям, чтобы не мешал их хлопотам. В школе как раз начались зимние каникулы.
Глеб в 5 утра уехал в Шереметьево сдавать багаж, который полетит с ними в Вену, поэтому она должна ехать встречать поезд одна. «Красная стрела» прибывала в Москву 8.45 утра.
Зима в этом году стояла морозная и снежная. В городе были огромные сугробы, и уборочные машины не успевали убирать снежные заносы. Проезжая часть была сужена для проезда автомашин. Люди шли по вытоптанным дорожкам, расходящимися лучами и зигзагами, прыгая через сугробы, натыкаясь друг на друга и машины.
До Ленинградского вокзала Аля поехала электричкой, это было быстрее и удобнее, так как она жила в Северянино  и сразу приезжала на Ярославский вокзал, который граничил с Ленинградским. Она вошла в утреннюю переполненную электричку и стояла в проходе, ничего не замечая вокруг, ничего не чувствуя, только внутри все сжималось, и какая-то тоска охватывала ее, мысли метались, и было трудно сосредоточиться. «Боже! Все это я вижу в последний раз. В последний раз я еду в этой электричке, в последний раз вижу это дома, это улицы. Все эти люди, что вокруг меня, не знают, что я уезжаю из Москвы, из России, на всегда. В последний раз, в последний раз, в последний раз»,  – стучало у нее в голове. А вокруг было все обычно, все были заняты повседневностью. Электричка остановилась. Люди заспешили, обгоняя друг друга, никому ни до кого не было дела.
Она приехала на вокзал почти  перед самым прибытием «Красной стрелы» и, уже идя по платформе, сразу увидела приближающийся поезд. Она пошла быстрее навстречу составу, но вдруг  остановилась, как бы задохнулась, ей стало трудно идти дальше. Мимо нее медленно проплывали вагоны. Вокруг засуетились, затолкались, послышались окрики носильщиков. Поезд встал.  Из вагонов начали выходить нетерпеливые пассажиры. Аля шла вдоль поезда, вглядываясь в номера вагонов.
  – Посторони-и-сь!  – сзади раздался хриплый окрик носильщика, и ее больно подтолкнула тележка.
  – Мама! Мамочка! Мы здесь! Мы здесь! – пронзительный голос Женечки окончательно вывел Алю из ее состояния.
Она увидела веселую рожицу сына в опущеном окне. Извиняясь, стала проталкиваться сквозь пассажиров, пытаясь пройти в вагон. Войдя в купе, первое, что увидела,  – милые, такие родные мамочкины  глаза. В них было все: любовь и боль. Они как бы спрашивали: «Ну, как ты доченька? Ведь переживаешь? Я вижу. Не жалеешь, что надумала?» Мать понимала дочь сердцем? Как ей сейчас тяжело! Внешне мама была спокойна, и Аля была ей благодарна. Боясь, что не выдержит и расплачется, она обняла мамочку и поцеловала ее. Сердце защемило еще сильнее, к горлу подступил комок. «Только бы не разрыдаться. Нет-нет! Боже мой, что я наделала! Сколько я принесла ей страданий!"
 – Ну как вы доехали?  – спросила Аля.
Женечка прыгал и теребил ее за рукав, рассказывая о чем-то. Поцеловав сынишку, она подумала: «А он-то не понимает, что происходит, и весел – ребенок. Ему даже интересно – они завтра улетают в какую-то «заграницу». Он не пойдет в школу, и ребята будут ему завидовать».
Вещей у них было мало: чемоданчик с Жениными вещами, сумка с игрушками и коньками. Они вышли из теплого вагона последними. Людей почти уже не было. По перрону ветер гнал поземку. Их сразу обдало морозцем. Аля взяла маму под руку, придерживая ее. Она была такая маленькая, хотелось ее защитить от порыва ветра.
  – Женечка был очень возбужден все эти дни. Он такое нам рассказывал, такое нес, – начала мама, когда они приостановились, чтобы подозвать носильщика. – Мы боялись, чтобы он чего-нибудь не ляпнул, когда заходили знакомые
  – Он нас просто замучил. Мы устали от него. Он у вас такому научился, наслушался крамольных разговоров во взрослых компаниях, рассказывал анекдоты про Брежнева,   – вставил свое отчим.
  – Да, последнее время он часто бывал со взрослыми и у нас дома, и у Марии Григорьевны, когда мы ездили к ней читать Люсины письма «оттуда»,  – пояснила Аля шагая поодаль от носильщика.
Еще в поезде Аля сообщила, что Глеб рано утром уехал в аэропорт, вернется часам к 12 домой, а вечером придут друзья и сослуживцы на проводы, и надо приготовить какую-нибудь закуску к их приходу.
Они вошли в квартиру уже пустую. Еще остался диван, Женина кровать, раскладушка, кое-какая посуда. Им еще надо переспать одну ночь, а завтра соседи заберут остальные вещи, и они оставят эту квартиру. Как было жутко видеть пустые комнаты. А совсем недавно, пять лет назад, она мечтала о своей квартире. Как радовалась, когда они переехал в эту прекрасную трехкомнатную квартиру с балконом и лоджией на одиннадцатом этаже, с видом на ВДНХ с одной стороны и на Лосиноостровский лесопарк – с другой. С какой любовью обставляли они с Глебом свою квартиру, продумывая каждую мелочь при покупке мебели, портьер, картин, светильников и разных прочих вещей. Особой гордостью Али была кухня  –она декорировала ее в русском народном стиле, и все, кто приходил к ним , восхищались и говорили комплименты.
Когда их кооперативный дом построили, это часть Северянино была уже благоустроена: детский сад, школа напротив дома, и рядом торговый центр и дом бытовых услуг. Но самым привлекательным в этом районе был Лосиноостровский заповедник. Если посмотреть с их балкона, с одиннадцатого этажа, было видно, что лесопарк уходит за горизонт. Круглый год они ходили в лес гулять, занимались спортом. Зимой прямо у парадной вставали на лыжи и направлялись в  Лосинки. Однажды Аля с Женей пошли на лыжах, и дошли до Сокольников. Это 6 -7 км. Не заметили, как далеко ушли.  Когда возвращались, стало темнеть. Кое-где на пересечениях дорог мелькал свет от фонарей, и огромные тени. Они бежали  по узкой лыжне, и им казалось, что кто-то рядом бежит между высоких деревьев и следит за ними. Скрип от лыж усиливался в ушах. Вокруг никого. Страшновато. Наконец они увидели огни окон высотных домов. Обрадовались. Вернулись домой усталые  и возбужденно рассказывали об этом приключении.
Весной в лесу собирали первые подснежники, затем появлялись фиалки, одуванчики. А какой воздух от молодой листвы! Аромат весны! Сколько прилетало певчих птиц! Лес оживал, приглашая в свои хоромы.
Осенью лес расцвечивался ярками красками листвы. Они собирали охапками разноцветные листья, которые шуршали под ногами, и забрасывали ими друг друга, валялись в листьях. Женьке очень нравились  эти прогулки по лесу. Домой приносили яркие листья клена, ясеня и раскладывали их по толстым книгам между страницами и ставили в вазы осенние букеты
И вдруг  закрутилось, завертелось, какая-то сила подхватила ее и Глеба в общем хаосе отъезжающих. Началась беспокойная жизнь, полная волнений и сомнений. Обычный порядок нарушился. Правда, Аля  пыталась для сына поддерживать режим и дисциплину  – проверяла уроки, пыталась усадить его за пианино.
Александра Михайловна, как только сняла пальто,  взялась по-хозяйски готовить прощальный ужин. Отчим стал осматривать пустые комнаты, балкон, лоджию. Женя побежал к соседям, где жила его сверстница Галя.
Начав кухарничать, Александра Михайловна, как бы бессознательно вся отдалась этой работе, и, глядя на нее со стороны, нельзя было заметить ее страданий, она все делала быстро и ловко, как будто это был обычный день рождения или другой праздник. Аля взглянула на маму и подумала: «Какая она у меня мужественная, сколько ей пришлось перенести в жизни. И вот теперь я опять заставляю ее страдать». У Али опять защемило, и сознание того, что ничего невозможно сделать, исправить и облегчить эти страдания, от всего этого стало мучительнее, невыносимее. «Милая моя мамочка! Как же я перед тобой виновата!»
Вот-вот вернется Глеб из аэропорта Шереметьево, где он сдавал багаж, который должен пройти особую проверку и полететь с ними в Вену. Когда раздался телефонный звонок, Ал я взяла трубку, думая что это звонит Глеб, но женский голос сообщил, что звонят из кассы Аэрофлота, и рейс, на который у них имеется билет, меняется на другой, так как нет мест для такого большого багажа, поэтому багаж надо переоформить. «Что еще? В чем дело?» Она растерялась  – и надо же такому случиться в последнюю минуту… И вот теперь «они» устраивают еще одно препятствие. Аля в отчаянии. Ехать в аэропорт! Это на такси туда и обратно  – займет около трех часов. Но что делать? Надо ехать. Глеб, может, даже не знает, что поменяли рейс. Ведь Глеб звонил, сказал, что он был первый. Верно, он уже уехал домой.
В такси она осталась опять одна со своими переживаниями, угнетенная. Кто-то злой специально создавал весь этот месяц им трудности. Какая-то вредная и злая сила была заложена во всем и во всех, в этой системе. Все, с кем они сталкивалась по ходу дела – в жилищной конторе, в правлении кооператива, в кассе Аэрофлота,  в ОВИР-е, в таможне, – в порядке проявления служебного сверх рвения, сверх бдительности делали все со злостью, мстительностью, понимая, что мы зависим от них. А мы, сжав зубы, должны молчать и терпеть.
Надо было пересечь всю Москву, чтобы попасть в Шереметьево, и когда она приехала, было уже около трех часов дня. В справочном Алю отослали в таможню. Она решительно подошла к таможеннику.
– Скажите, пожалуйста, у вас таможенный досмотр Глеб Купер прошел? Он был утром первый здесь. Но вдруг позвонили из кассы Аэрофлота и сказали, что надо наш багаж переоформить на другой рейс.
Таможенник пронзил ее холодным взглядом.
– Купер? Он давно прошел, я его помню. Спросите вон там, в кассе. Он заплатил за багаж?
Кассирша, пышная блондинка лет пятидесяти, занимала всю кабинку кассы, сидела подбочась смотрела безразлично на Алю. Все слыша, она все же переспросила:   – А! Да. Мужчина в сером ратиновом пальто, средних лет?.. Ну как же, помню, помню. Он уже давно расплатился и уехал. Да. Давно уехал.    – И обратилась к соседке:  – Помнишь, который предлагал 100 рублей.   – зачем-то во всеуслышание сказало кассирша. 
«А вы, конечно отказались. Или  вам нельзя брать?»   – хотелось спросить.
В это время вышел грузчик, и, услышав разговор, вставил: «Я уже весь груз отправил и ваш тоже. Все будет в порядке». Как -то по-доброму сказал он.
– Спасибо вам на добром слове,  – Аля поблагодарила его и покинула таможню, а  выходя, увидела в зале ожидания группу людей, сидящих на скамейках, и вокруг них огромное количество чемоданов, узлов. Они явно отличались от всех. Это отъезжающие.
Такси мчит ее обратно уже по вечерней Москве. На улицах народу полно, все куда-то всегда спеша. Все как и прежде. Толпы людей .у входа в метро, очереди на автобусных остановках. Зажглись огни, Засверкали мириадами звездочек заиндевевшие деревья, заиграли рекламные вывески. Вот промелькнули Лужники, пересекли Садовое кольцо, слева ВДНХ, мелькнул веселый каток, ярко освещенный прожекторами, там концентрическими кругами двигались катающиеся. Она с сыном здесь бывала не раз. Мимо все мелькало и убегало назад. Опять мысль: все это в последний раз. Все остается, а меня здесь уже не будет. А что будет завтра, но уже за границей? Все обратную дорогу она не расставалась с тяжелым чувством вины перед мамой. И с мыслями об утрате, хоть и тяжелой, но все- таки жизни, в которой она многого добилась, несмотря на трудности. С этими мыслями она подъехала  к дому. Уже стемнело.
Никакой отмены рейса не было. Глеб багаж сдал, заплатил за него и вернулся домой. Кто-то и зачем-то зло пошутил над ними  – даже  в последние часы. 
        Она вошла в квартиру. Уже пришли на проводы друзья. Тяжело прощаться, когда знаешь, что  навсегда. Прощайте! Не поминайте лихом.
 
 Продолжение следует Смотрите:"И вот они уже заграницей 1978 год" и "Римские
               каникулы"