Сашка

С улицы доносились звуки автоматной очереди. Керосиновая лампа медленно тлела, неяркий свет играл тенью на стене. Кутаясь в старую шаль, мать читала сказку. Саша слушал, глядя на причудливую тень, представляя себе то Бабу Ягу, то Ивана царевича. Приятный  голос матери слегка убаюкивал, и мальчик, завернувшись в одеяло, уютно дремал. Неожиданно стукнула дверь, на пороге появился отец. Сашка мигом встрепенулся, мать повернулась и спросила у мужа:
- Миша, мы когда будем эвакуироваться?
Мужчина сухо ответил:
- Мы не успели.
Мать побледнела.
- Как же так? Немцы уже близко.
- Пойми, идут бои, в городе власти нет, все партийные ушли в партизаны. Эшелонов нет, мост разбомбили, дороги перекрыты немцами. Люди на свой страх и риск бегут, прихватив детей. Старый мост вторые сутки забит, больше дорог из города нет.
Женщина слушала, уронив голову, ее плечи поникли, спина вздрогнула.
- Леленька, перестань, не надо. Мы выстоим.
- Как?
Слезы текли по ее лицу.
- Мы русские, нас не сломить, - пытался ее ободрить отец.
Глянул на сына:
- Правда, Сашка?
Хромой походкой подошёл к кровати, схватил его на руки и крепко обнял.
- Правда! - бодро воскликнул малец.

В свои четыре года Саша знал, что отец хороший сапожник, люди ему доверяли. Работал озорно, с настроением, бубня себе под нос задорную песенку. Иногда вечерами мать ставила самовар и они пили чай с вишневым вареньем. Отец развалится в кресле, тихо напевая, и просит мать:
- Лель,а давай-ка нашу!
- Ой! - отмахивалась мать.
Отец подмигнет сорванцу.
- Лель, ну мы просим. Публика ждёт.
Сашка весело и звонко захлопает в ладоши, отец поддержит акации и под бурные аплодисменты мать как затянет звучным голосом песню, и разольется душевный мотив, даря Сашке радость. На руках у отца было так спокойно, Саша обнял его за шею и шепнул на ухо:
- Сино-сино тебя люблю!
Отец обнял его крепче, сглотнул ком в горле и усадил сына на кровать. Кутаясь в одеяло, Саша украдкой поглядывал на родителей. Мать взяла у отца какие-то бумаги, мальчик слышал: "Немцы в городе, убери подальше", и вышла из комнаты.

Утром раздался стук в дверь, на пороге стоял эсэсовец, а рядом два полицая. Схватили отца в чем был и увели. Мать плакала, Саша гладил ее по растрепанным волосам, вспоминая свой день рождения. За день до начала войны ему исполнилось четыре года. Всей семьей они гуляли в парке, ели мороженое, пили газировку и катались на качелях.
- Мамочка, не плачь, - успокаивал малыш.
Женщина вытерла слезы и обняла сына. В дверь опять постучали, мать вздрогнула, но открыла. На пороге стояла соседка Зина.
- Лель, ты буть осторожна с энтими, - рукой указала в стенку, - я краем уха слыхала, это их сынок с дружком наплели фрицам, будто Мишка твой - коммунист.
- Какой же он коммунист? - удивилась Леля.
- Так и я энтим двум прихвостням так сказала: сроду Мишка не был коммунистом, он простой сапожник. Зыркнули на меня и уехали.
- Спасибо тебе, Зина. Как ты сама не побоялась?
- Ой, а мне-то чё, ни детей, ни плетей, одна я на весь белый свет.
Мать глядела на маленькую, слегка угловатую женщину, и сердце сжалось. Обнялись они, погоревали, и Зина ушла.

Леля нашла остатки кукурузной лепешки, заварила траву вместо чая и накормила сынишку. В щель из окна виднелись поля, до войны на них росла картошка,а сейчас стояли немецкие пушки. Повеяло ледяным ужасом, но женщина старалась держаться.
- Мам, а зачем они к нам пришли?
- Своей земли им мало, - ответила мать.
- Они жадины?
- Да, сынок, жадины, зарятся на чужое, все норовят отнять.
- Но ведь чужое нельзя брать, правда, мам?
Детские глазки были такими чистыми и беззащитными посреди страшной действительности, мать не удержалась и заплакала, смахнула слезу, укрыла малыша и они уснули. Разбудил стук в дверь.
На пороге стоял отец.
- Меня отпустили.
- Мишенька!
Леля в слезах кинулась к мужу. Саша проснулся, залез к отцу на руки, пока тот рассказывал матери, как его допрашивали. Судя по растрепанной рубашке и следам на лице, допрос был долгим и беспристрастным.
- Лель, ты сожги то, что я тебе отдал. Не дай Бог найдут!
Мать взяла ведро и прямо в комнате жгла бумаги. Утром раздался грохот в дверь, Леля испуганно схватила сына.
- Откройте!
Понимая, что пришли за ним, отец пошел открывать. В комнату ворвались немцы, схватили семью и повели под конвоем. Огромная городская площадь была заполнена людьми, все с узлами, с детьми плачут, рыдают, а рядом вдоль дороги стоят запряженные повозки. Издалека Саша увидел Лёшку, они вместе ходили в детский сад. Мальчик растерянно жался к матери.
- Папа, а почему так много людей?
Ребёнок не понимал, зачем собрали целые семьи, даже с грудными детьми. Страх замер на лицах, все с ужасом озирались по сторонам, толпа галдела и рыдала. Под резкий окрик "Шнеля!" длинная вереница двинулась в путь. На повозках ехали немцы и полицаи, а люди шли пешком. Идти тяжело, жарко, очень хотелось пить. Фрицы воду не давали, а полицай ехал и насмехался.
- Хочешь водицы?
Женщина поднимала уставшие глаза, кивала, а прихвостень хохотал ей в лицо.
- Не заслужила.

 Отец нес Сашу на руках, отдал ему остатки воды, мальчик посидел чуток, и со всеми наравне пошел пешком. Город давно закончился, начались поля. Впереди плелся Лешка. Саша заметил друга, хотел крикнуть, но мать остановила. Сбоку от ухабистой дороги показалась большая лужа. Жара измотала, в горле пересохло, измученные люди жадно глядели в сторону лужи. Леша шел с краю, не выдержал и кинулся пить мутную воду. Сверху над ним хлестнула плеть, а следом - выстрел. От ужаса толпа попятилась назад, и все увидели Лешку возле лужи. В испуге Сашка застыл на месте. Он не плакал, уставился и смотрел оторопело. Резкий крик полицая вывел из ступора.
- Че разлёгся? Вставай!
Леша тяжело поднялся из грязи и, шатаясь, кинулся к матери. Немец не убил ребенка, на первый раз предупредил. Ужас сковывал до боли, маленькие ножки подкашивались, не хотели идти. Отец взял сына на руки и раздавался крик:
- Шнеля! Шнеля!

И снова в путь. Люди шли, не зная куда. Взрослые понимали, обратной дороги нет, но детям не говорили. Сашин отец по очереди нес ребят и рассказывал им сказки. Дети слушали, представляя себя путешественниками на необитаемом острове. Мать добавила краски в историю, мальчишки включились в игру, забывая страх.
- Я буду Синдбадом, - воскликнул Леша.
- А я - Робинзоном! - вторил ему Сашка.
Измученные родители из последних сил подыгрывали малышам. Детская фантазия рисовала огромную пустыню, но они обязательно придут к роднику. По обочине ехала бричка, полицай, подслушав ляпнул с издевкой:
- Как же, придёте! Уже, считай, пришли. Вон, для вас выкопали, - и махнул рукой в сторону.
Отец присмотрелся, вдалеке увидел яму, а рядом кучу земли. Озноб прошел по коже, он сглотнул ком в горле и глядя на ребят спокойно сказал:
- Дядя пошутил. Не бойтесь.
Но мальчишкам все равно стало страшно.

На отшибе виднелась длинная постройка, в неё всех согнали и закрыли. Уставшие, измученные, голодные люди падали без сил. Пола не было, сырая земля и сено. Сашка лёг между родителями, они обнимали сына, мать плакала.
- Я буду терпеть, - произнес он твердо. Мать прижалась к нему, отец гладил по голове. Люди думали, их сожгут в этом бараке, никто не надеялся выжить.

Утром открылась дверь и всех выгнали на поле собирать картошку. Саша с другом таскал клубни и кидали в мешок. Полицай поставил два ведра воды, взрослые поили детей, мочили тряпицу и смачивали губы. Когда стемнело погнали обратно. Чуть свет опять на поле. Работали тяжело, уставали, но терпели. Собирали все подряд, зерно, овощи и грузили в машины. Иногда давали баланду, серую жижу, от неё становилось дурно. Как-то утром Сашку разбудил жуткий крик, женщина выла над ребёнком. Каждый день кого-то  выносили. Лёшка осунулся, Сашка смотрел на свои руки и не понимал, почему они стали такими тонкими. Голодные дети ели сырую картошку, траву, иногда попадалась морковь. Раз словили ящерицу, зажарили и съели. Спички стащили у полицая, пока тот кемарил в теньке. Леша с Сашкой набивали карманы камнями, и в бараке играли. Представляли, будто это вовсе не камни, а машины.
- У меня грузовик, - придумал Лешка.
- А у меня военная, - решил Сашка.
Дети оставались детьми даже в таких суровых условиях. Мальчишки потеряли счёт времени и не могли сказать, как долго прожили в этом аду.

Как-то ночью услышали взрывы, грохот снарядов и звук автоматной очереди. Женщины накрыли собой детей и сжались от страха. Открылась дверь барака, на пороге стоял солдат в советской форме.
- Бабоньки, на выход!
Как все радовались! Женщины кинулись к бойцам.
- Спасибо вам, родимые! Мы уж и не надеялись.
 Обнимали, целовали наших солдат, дети скакали и орали:
- Ура! Нас освободили!
Саша на радостях вдруг стал громко читать "Жди меня". Молодой лейтенант подхватил мальца, поставил на танк и воскликнул:
- А теперь читай, чтоб все слышали!
И Саша четко, с выражением, как учила мама, читал наизусть пронзительные строки. Военные и бывшие узники, замерев, слушали маленького мальчика, у женщин из глаз текли слезы, мужчины сглатывали ком в горле, глядя на храброго пацаненка