Prive

Лидия, 40-летняя немка русского происхождения, хорошо устроилась в жизни. Родилась Лидия в Москве и, закончив истфак МГУ, стала специалистом по косторезному ремеслу древнего Новгорода. Тогда же она выскочила замуж за коллегу, специалиста по мезолиту с жидкой бородкой. Меньше, чем за 20 лет Лидия полностью поменяла свою жизнь: начав с командировок в Европу и сомнительных, но умело использованных, еврейских корней, Лидия переехала в Берлин, бросила археологию и сделала карьеру в фирме Сименс. Всё сложилось хорошо: на фирме ее ценили, у нее своя квартира, сын учится в университете.
Неудачника с бородкой Лидия давно бросила, и завела «друга» - 60-летнего датчанина Рэнэ. Рэнэ архитектор, он живёт в Эсбьерге в собственном уютном доме. Видятся они не часто, кроме того, выяснилось, что грубые страсти в постели уже лет 15, как стали казаться Рэнэ примитивными, так что общение между ними установилось, в основном, духовное. Что ж, зато общение это первоклассное: Лидия не встречала человека интереснее – Рэнэ блестяще образован, утонченно ироничен, искушен во всех видах искусства. Он говорит на трех языках и играет на фортепьяно. За изощрённость душевной организации Рэнэ приходится расплачиваться многочисленными неврозами (как возрастными страхами, так и, например, неотступной тревогой за окружающую среду, спасение которой Рэнэ воспринимает, как личное дело). Спасением же от неврозов для Рэнэ стала  поразившая его книга «Умный кишечник», дающая в руки читателю ключ к управлению личностью через заботу о желудочно-кишечном тракте.
В свободное время Лидия занимается благотворительностью, йогой и, изредка, встречается с подругами. В первые годы в свободном мире она попыталась вести себя свободно: скандалила в ресторанах, пыталась напиваться с друзьями, но в Германии это наталкивалось на стену из мягчайшей вежливости и железного непонимания, и Лидия завязала с алкоголем, а заодно и с курением, и вообще, понемногу стала превращаться в немку, спокойную и доброжелательную.
То, что ей не хватает остроты в жизни, Лидия поняла благодаря Монике, 45-летней подруге, с которой она когда-то пыталась напиваться (последняя попойка кончилось тем, что Эльмар, обычно гостеприимный и спокойный муж Моники, смёл бокалы и бутылку со стола и запретил Монике встречаться с russische alkoholiker).
Лидия с Рэнэ собрались в октябре в Италию, узнав об этом, Моника заявила, что у нее есть отличная идея, что им необходимо посетить. Так, в кафе за бокалом вина Лидия впервые услышала про клубы Prive – закрытые частные клубы в Италии. «Там собираются настоящие итальянцы, даже есть мафиози. Все общаются, немного выпивают, немного танцуют – это способ узнать настоящую Италию! Это совершенно респектабельно и безопасно». Выпив еще вина, Моника призналась, что, пока Эльмар спорил с какими-то мужиками (по виду, мафиози) – она поцеловалась в укромном уголке с одним молодым длинноволосым дизайнером-коммунистом, который пялился на неё весь вечер: «Это же Италия. Всё это совершенно элегантно и безопасно!». Она категорически потребовала, чтобы ее подруга пошла в клуб Prive и «встряхнулась»: «А то ты со своим пузатиком…». Лидия привычно пропустила мимо ушей  непристойную фразу о своей сексуальной жизни с Рэнэ.
Слова Моники взбудоражили Лидию. Она, конечно, не собирается с кем-то там целоваться, но мысль о бесстыдно преследующих ее прекрасных итальянских глазах, будила ее воображение.

Лидия чувствовала себя лживой неверной женой, когда вскользь предложила Рэнэ сходить в клуб Prive в Неаполе. Рэнэ помрачнел, как он всегда мрачнел при изменении планов, но стало ясно, что, по-настоящему, волнует его в этой идее только, законно ли это заведение: есть ли лицензия и платят ли они налоги. «Я посмотрела их сайт – Лидия старалась сочетать убедительность и небрежность. - Они выглядят,  как обычный ночной клуб. Выглядит совершенно безопасно». «Но не хочешь, не пойдем – плела свои сети Лидия. -  Я просто думала, тебе интересно пообщаться с настоящими итальянцами». Лидия, и правда, заходила на сайты двух клубов Prive, но,  честно говоря, ей не все было ясно. И сейчас, выйдя из скайпа с Рэнэ, Лидия, еще раз зашла на сайт того единственного клуба, где телефон отвечал (хотя, кроме “Hi”, ничего по-английски не понимали). Google translater извлекал из скудного текста на сайте только общие фразы про «приятную атмосферу», про дресс-код и, конечно, ничего про лицензии. Google maps показывал этот адрес на фотопанораме, как пустынный перекресток в пасмурный день. Вокруг какие-то заборы и несколько закрытых ворот.

Поездка по Италии шла удачно, они сняли машину и, начав с Флоренции, постепенно спускались на юг. Рэнэ всю поездку был в приподнятом настроении, разговорчив, на высоте своих знаний о местных винах и истории. Лишь немного его тревожило, что из-за сиесты они ужинали поздно, а это нехорошо для кишечника.
Вообще, Лидия не понимала людей, которые, как Моника, были влюблены в Италию (замки, бухты, кьянти, ризотто, породистые итальянцы). Когда-то ей врезалось в память, что Гоголь видел в Италии бедную страну жуликоватых чернявых торговцев и, на взгляд Лидии, сквозь элегантные, отремонтированные для туристов, средневековые полисы на вершинах холмов - проступала простодушная бедная страна – с натуралистичными, чтобы убедить неразвитых людей - статуями Христа (куклу Христа, голого, в крови - на шарнирах в полный рост - выносят в крестный ход) и Девы Марии, сердце которой почему-то проткнуто десятком кинжалов, с сушащимися на балконах разноцветными простынями, с дворами, отведенными под помойки, со старинными микроскопическими «экономными» автомобильчиками, с архивными семейными черно-белыми фото хозяев – на белых стенах кафе. Итальянцы Лидии запомнились двух видов – мужчины в поло, толпящиеся и что-то бурно обсуждающие днём на террасах кафе и старики в костюмах и белых рубашках, молча и прямо сидящие на стульях, расставленных по стеночке перед кафе – они ничего не заказывают и своей вызывающей элегантностью бросают гордый вызов смерти.

Когда они доехали до Неаполя, Лидия не могла разбудить в себе интерес к Везувию и Помпеям. С удивлением она призналась себе, что думала только о клубе Prive, планировала поход туда, боясь лишний раз упомянуть его. В Неаполе Рэнэ был радостно оживлен и, в другое время то, что он рассказывал о мозаике Дария и о гибели Геркуланума казались бы Лидии захватывающе интересным. Сейчас же все было скучно, а долгое восхождение на Везувий – пыткой.

Наконец, наступил тот вечер, когда, по плану Лидии, они должны были пойти в клуб. Ещё днём Лидия осознала, что упустила важную вещь: совершенно непонятно, как им найти этот клуб – адрес был приблизительный, а языковый барьер не давал его уточнить. Смущаясь чего-то, Лидия подошла к reception – за конторкой дежурил молодой брюнет. Он с готовностью позвонил в клуб Prive и мучительно долго тараторил по-итальянски, выясняя, казалось бы, несложные вещи – адрес и цену за вход. Лидия впилась глазами в лицо брюнета, не выдаст ли он ухмылкой какой-то подвох с этим клубом. Он оставался деловит, даже тогда, когда абсолютно серьёзно вместо адреса клуба сказал странную вещь – они должны подъехать к некому перекрёстку, за ними заедут и покажут дорогу. И всё это в полночь. Лидии упала духом: как сказать Рэнэ, что нужно ночью тащится в какой-то пригород, да еще без адреса. Явно у клуба Prive какие-то проблемы с легальностью. Она отчаялась абсолютно, когда краем глаза заметила, как  брюнет, оставаясь бесстрастным, что-то сказал своему напарнику и тот, взглянув вслед Лидии, ответил ему самой красноречивой ухмылкой.

Они поехали ночью на перекресток в пригороде Неаполя - но предшествующая этому сцена выяснения отношений была ужасна. Рэнэ сразу объявил, что они никуда не поедут. Лидия, как безумная, решила добиться своего любой ценой. Рэнэ в первый раз увидел такую Лидию – не рассудительную немку, с интересом слушающую его рассуждения, а дикую русскую – страшную в своем бешенстве. Лидия била по самым чувствительным клавишам его души. Еще немного и она бы использовала с Рэнэ издевки Моники. Она поставила ультиматум, вставляя, как пощёчины, непонятные Рэнэ русские слова: она пойдёт в любом случае, и если он отпустит ее одну ночью в это мутное место, она найдёт себе менее трусливого мужчину. Рэнэ был ошеломлен таким  напором, он согласился поехать, но вёл себя наихудшим образом – сначала обиженно молчал, напоминая о принесённой им жертве, потом, когда они ждали на пустынном перекрестке, видимо, от страха, он стал нервно болтать. Лидия молча слушала это брюзжание, с ненавистью она решила, что за это позволит гипотетическому молодому итальянцу больше, чем собиралась.

Тянулись долгие минуты после полуночи. Уже обида на Рэнэ прошла и Лидию била дрожь от волнения, теперь они оба молчали. Наконец, около них притормозила машина, из которой Лидии сделали знак ехать вслед. Она успела разглядеть, что в той машине сидела целая компания – включая женщин. Это успокоило их с Рэнэ. По малоосвещенной дороге они сделали пару поворотов в гору и заехали в железные ворота, открывшиеся в высокой глухой стене. Такие стены служили заборами в этом районе. Лидия подумала, если есть что-то выглядящее нелегальным – то это та вилла, куда их занесло. Ни музыки и праздничного шума, ни огней, скорее здесь мог жить крестный отец средней руки, скрывающийся от правосудия. В глухом дворике, едва вместившем несколько машинами, Лидия увидела празднично одетых мужчин и женщин и, наконец, совсем придя в себя, вернулась к обычной своей веселой наблюдательности. При входе за конторкой хозяин клуба, выглядевший не более зловеще, чем владелец прачечной, собирал деньги за вход. Расплатившись, Рэнэ со значением показал Лидии на какой-то сертификат в рамке – всё законно, он окончательно пришёл в себя.  Рэнэ отправился искать туалет, а Лидия вступила в темное пространство обширного дома. В большом зале было темно и пустынно, как на сцене театра ночью – поблескивал шест для стриптиза и неподвижный шар с зеркальцами. В дальнем углу был выход на террасу, оттуда пробивался свет, слышался смех – и Лидия двинулась туда сквозь темноту.

Терраса искупила кошмар глухих стен, ржавых ворот и пыльного запустения комнат  - с нее открывался ничем не ограниченный вид на ночное звёздное небо и на бухту внизу с огоньками яхт. Эта красота примиряла с чем угодно и естественным образом объединяла людей – на веранде сидела компания из несколько мужчин и женщин, они прервали оживлённый разговор и доброжелательно смотрели на Лидию. Бросилось в глаза, что люди все были немолодые, но вызывающе нарядно одетые – на голых ногах женщин сверкали туфли на высоких каблуках и яркий педикюр. Из компании выделялся седой мужчина с худым смуглым лицом, из под густых черных бровей при взгляде на Лидию блеснули усталые глаза в обрамлении тяжелых век и мешков под глазами (похож на старого Джорджа Клуни). Рядом с ним сидела худая хиппушка лет 45-ти с закрашенной сединой в длинных неестественно чёрных волосах  – вся в татуировках на голых плечах и везде, где было видно и с пирсингом в пупке. Хиппушка обратилась к Лидии. По-итальянски: как и многие в Италии, она приняла Лидию - с ее смуглым живым лицом, выпуклыми яркими глазами и по-орлиному выгнутым носом - за итальянку.
«Caro amici, к сожалению, мы с женой не понимаем по-итальянски -  по-английски сказал появившийся Рэнэ. – Английский, немецкий, датский или русский». Выброс адреналина вернул Рэнэ его обычную общительность и апломб. Никто из сидевших за столом не говорил на этих языках. Это подтверждало слова Моники о встрече в клубе с подлинной итальянскостью, не разбавленной космополитизмом, но было непонятно, как же общаться. Один господин, стоявший у балюстрады - с блестящими от геля волосами и в противных лакированных кроссовках - оказалось, знал английский и мог переводить. Рэнэ начал было оживленно общаться, но выяснилось, что переводчик не поспевает. Хиппушка, нежно смотря на Лидию и вклинившись в монолог Рэнэ, сообщила, что она из Сербии, что ее внуку 6 лет и - есть ли у Лидии внуки? Лидия возмущенно сказала Рэнэ по-английски: «Какого черта она лезет в мою личную жизнь. Еще не хватало внуков обсуждать». При этом она даже не потрудилась лицемерно улыбнуться сербке, чем испугала Рэнэ, который бросился заделывать брешь в цивилизованном общении. Тем временем, другая женщина – совсем уже старушка, но при этом тоже с голыми ногами, сообщив, что родилась она в Палермо, а работает в мэрии, с удовольствием подхватила тему внуков. С тяжелой ненавистью Лидия смотрела на старушку, которая стала тыкать узловатыми старческими пальцами в перстнях в телефон, показывая фотографии. Переводчик делал мучительные усилия, чтобы перевести очередную банальность. Клуни спокойно молчал с прикрытыми глазами. Другие спокойно пили вино, едва касаясь бокалов губами. Так могло продолжаться долго. Всё это очень отличалось от атмосферы блеска и флирта, нарисованного Моникой в воображении Лидии. «Ждём еще час и уезжаем», решила Лидия и пошла искать туалет, оставив Рэнэ в одиночку вращать тяжелый маховик общения.

Туалет находился в паре минут стуканья в темноте о косяки дверей и углы диванов: «Никаких признаков разгорания вечеринки». Туалет, как и весь дом, был просторный - с единственным унитазом в центре - и едва освещен. «Уедем через полчаса», решила Лидия, снимая трусики.
Вдруг Лидия почувствовала, что она в туалете не одна - через мгновение холодный ужас сковал ей грудь, она увидела: у стенки прижавшись спиной стояла темная фигура мужчины, мужчина смотрел на нее и трогал себя между ног. Тут она услышала тяжелое дыхание с другой стороны – из темного угла – там явно был еще мужчина. Это ловушка, она беззащитна, Рэнэ, может быть, в это время перерезают горло. Её изнасилуют или что похуже? Не понимая, что должно быть дальше, она заставила себя сделать самое простое и невозможное – встать и, натягивая джинсы, выйти из туалета. Никто не удерживал ее, снаружи ничто не изменилось. Она не могла поверить, что она жива и свободна. Стукаясь об углы и не замечая боли, она побежала на террасу. Там ничто не поменялось, Рэнэ весело говорил кому-то, что они давно хотели посетить клуб Prive. Не обращая внимания на окружающих, Лидия зло хлопнула его по плечу: «Рэнэ, это не клуб, тут что-то другое!». Рэнэ яростно прошипел: «Веди себя прилично! Я тут пытаюсь построить общение, думаешь это просто!» и начал пытаться прилично объяснить итальянцам, о чем они зло шушукались с женой: «Вот Лидии кажется, что это не клуб, а что-то другое…» весело начал он, не представляя, как закончит шутку. Он получил такой удар по спине на глазах всей компании и злой крик: «Тебе наплевать, что со мной будет!», что стало ясно, приличие было уже не спасти. Рэнэ схватил Лидию за руку и вытащил с террасы ехать домой.
Итальянцы, с которыми Рэнэ торопливо попрощался, оставались вежливо невозмутимы. Только сербская хиппушка вышла их проводить и застала с ненавистью ругающимися у стриптизного помоста. Как она ни льнула к Лидии и Рэне, те одервенели в своей злости и, попрощавшись без улыбки, уехали.

Ехали молча. Вела Лидия, Рэнэ смотрел в боковое окно. За окном была глубокая ночь, тускло освещенные пустынные улицы и глухие стены пригорода. Ненависть потихоньку выветривалась из машины, так что они, чуть было, одновременно весело ни вскрикнули, когда при въезде в город их, как военная застава, встретила толпа проституток – в своей униформе откуда-то из фильмов Феллини – черные платья на пышногрудых телах. Как в кино, они расхаживали, наклонялись к машинам, по-итальянски размахивали руками.
В гостинице они долго ругались, Лидия плакала, Рэнэ клялся в любви, пока, наконец, под утро они не помирились и не заснули обнявшись.