16 - оп

Всё,  отплывает одноглазый пират. Оттолкнулся ногами от корабля и вытянул тело. В теле блаженство. Корабль, ты же больше досаждал ему, но теперь он тебя прощает, будем считать, что это было недоразумение; пусть этой ночью встретятся его огоньки с твоими огоньками. Темно вокруг и тихо, но очень приятно и весело… Лишь бы не приплыла акула-пират...
…Уже должен плыть одноглазый пират, но что-то не чувствует воду. Наверное, как всегда, погружается, чтобы завтра проснуться на другом корабле, и - снова пересекай море. Повернись-ка ты набок, раз так, хотя на боку ничего не увидишь уже. Ляг на дне, среди коричневых затонувших фашистов. Законы физики: слишком трудно тонуть, лежа на спине, непроизвольно опираешься спиною о воду...

«Душа, я в тебе и ты во мне, душа; душа, давай поговорим; ведь все нас обижают, душа, только ночью и можно отдохнуть и даже легонько поплакать...»
Или: засыпая,  одноглазый пират лежал с напряженно-неподвижным лицом, смутно думал об отпорах, таил обиду, потом взрывался, например, так: «че?! че, ты сказал?!”
Или склонял разочарованно голову набок: «жизнь обещала - но что же я вижу? Я стоик на кресте; себя жалею, других жалею, но как печально, что все мы так жалки…»
Да, приходится служить простым одноглазым пиратом на третьеразрядном корабле. Завтра захватят, повесят; или потопят; или сами утонут; а всей добычи - какой-нибудь  горох, чтобы негров на плантациях кормить. Весь корабль окутывается пердячим паром...

---

После штурма одноглазый пират мыл заляпанные полы весь день - после работы вымылся, выжался, вытерся насухо... - и теперь он вот эта половая тряпка.
...Это он засох; пересохло все, да еще и, конечно, с буграми, узлами; а тут порвано - был конфликт; а как по центру изношено, заметили? Ему теперь надо боком, надо ухитряться жить краями. Слушает разговорчивого собеседника, выражает заинтересованность, а сам незаметно край подставляет. И льет чья-то речь, как дождь ночной, стучит по жестяной трубе... Но как все же трудно жить с выжженным центром! Как трудно вставать утром! Расставляет ноги пошире... Все делает осторожно и коряво, как несмазанная черепаха... Иногда махнет рукой на все свои владения, притулится где-нибудь в уголочке, бросив все остальные свои углы - ведь у него и есть одни углы. ...Пытается задремать, расслабиться, но эти черные углы смотрят на него, пугают, дышат холодом... Иногда соберется с духом и направится туда, перебирая полуватными ногами и бодрясь деревянными руками - и, тем более, глиняным лбом - войдет, как ни в чем не бывало, включит свет. Сразу закричит все здешнее запустение... И что делать? Красить стены, чтобы встречали его все эти ядовитые радости, веселые как мухоморы. А сначала навести порядок... Зря пошел он в этот угол. Много ли человеку надо; мало ли что, что числятся за ним эти углы. Как теперь выселить всю эту обшарпанность? И каким яблоком пустоту заесть? Свет-то выключил и, кстати, что-то дороги обратно не найдет...
... Другой одноглазый пират это все городил, а потом забросил... Памятник он, что ли, себе ставил таким макаром? или тоже пытался что-то понять... Обнадежился излишне и отважился строить. А потом сбежал; или сломило его; какая-нибудь балка упала, и хорошо, если не на голову. Он всю жизнь потом повторял: «хорошо, не на голову!» - просто нарадоваться не мог. Хотя глаза всё же лишился. ...И не должен мой одноглазый теперь это ломать; ломать - не строить; да и куда ему, инвалиду, ломать; а тем более строить. «Согреть бы теплом все это, когда наступит лето...» Само всё согреется - и даже станет жутко живописным. Тебе ещё все позавидуют, одноглазый пират! Кроме, конечно, технарей, упёртых двигателей так называемого "прогресса"... Ну, и бабы, конечно, твари капризные. Только ****ям всё равно, но на них можно заработать только на стройке...
«Ззадубел как подъемный кран. У нас, работяг, жизнь такая, что и после пол-литра не всякий раз отмякаешь…»