Столбы исступления

       Война! Эта страшная новость стремительна. Это слово остро как копье, которое пронзает насквозь. И когда она, эта злая и не управляемая штуковина война, уже тут, рядом, когда скорость ее не укладывается в голове, ты понимаешь, что убежать от нее невозможно, она уже здесь. Она держит тебя в своих объятиях, и не собирается отпускать пока ты, именно ты, а не кто-то другой, пока ты не отдашь то, что ей вздумается получить.
       Страх. Он гонит вперед. Мысли бегут, цепляются друг за друга, но не находят логического конца своей гонке. Результатом чего является немыслимая суета. И снова, снова и снова страх. Это не тот страх, который испытываешь при виде злой собаки или какой-то бытовой опасности, это смертельный страх, за которым стоит безусловная фатальность и безысходность. Безысходность, которая списывает на нет все то, что относиться к понятию жизнь.
       Окружение, общая атмосфера имеют схожее описание. Большое скопление людей находиться в постоянном движении или, наоборот, в полном исступлении обездвижены. Многие люди двигаются ускоренным шагом, кто-то бежит. И в этой движущейся массе стоят "столбы", исступленные люди. Они тут, там, везде, куда не бросишь взгляд.  Их толкают, сбивают с ног. Но они, не реагируя, продолжают пребывать в своем исступлении. О чем они думают? Может быть, кто-то погрузился в свои воспоминания, а кто-то находиться просто в шоковом состоянии. С виду неподвижные люди, с лицами сумасшедших, в которых кипит неистовство, парализующая ярость. В головах этих людей одновременно, разогретая смертельным огнем присутствия войны, закипела и вариться вся их прошлая, нынешняя и будущая жизнь. Удел этих людей совершенно разный, кто-то окончательно сгорит в этом адском пламени, кто-то сойдет с ума, кто-то найдет в себе силы и направит свою ярость в общую победу, а кто-то свыкнется с этой данностью и обратит ее в веру и милосердие. Каждого ждёт его путь. Но сейчас все эти люди прибывают в одинаковом состоянии, они столбы исступления.
       Я быстрым шагом шел по улице в сторону соборной площади. Вокруг, несмотря на полночь, было плотное людское движение, слышен женский плачь и вокруг постоянные пересуды по поводу происходящих событий. Чувство страха сменялось и чередовалось с чувством обреченности и безысходности. Отсутствие какой-либо информации обрекало меня на отсутствие, какого-либо рационального решения и плана действий. Интуитивно мои ноги несли меня к источнику информации. Туда где есть люди, новости и правда, которая так необходима именно сейчас.
       На соборной площади было плотное скопление людей. Толпа гудела. Но звук этот был какой-то приглушенный, полушепотом. Только резкие вскрики плачущих женщин разрывали общий гул. В толпе, как мне показалось, были все, кто мог в это позднее, ночное время встать и прийти.
       Я начал пробираться через толпу к парадному входу в собор. Людской поток двигался как в направлении туда, так и обратно. В первом зале было так же людно и тесно, как и на улице. Свечей не было. Видимо многие набрали их для себя, понимая, что в ближайшее время освещать жилье будет нечем. Либо служки предусмотрительно убрали их в свои комнаты. Редкие остатки ранее зажженных свечей догорали возле икон. Из-за полумрака в соборе было плохо видно. Были видны только силуэты, по которым можно было различить женщина это либо мужчина, лиц не было видно. Несмотря на то, что людей здесь было не меньше чем на улице, в соборе было значительно тише. Лишь из глубины зала во второй части собора слышались громкие, низкие мужские голоса. Я развернулся в ту сторону, и начал медленно, раздвигая людей проходить навстречу слышимым голосам. К проходу во второй зал людей было значительно меньше, будто бы, какая-то невидимая стена не давала им пройти вперед. Видимо перед главным иконостасом горело множество свечей, что давало мне фоновую подсветку заднего плана представшей передо мной картины. Огромная толпа из нескольких сотен человек образовало, как мне показалось темную массу. Когда я подошел ближе я понял, темноту создавали их одежды, это были темно серые шинели. Это были солдаты. Многие из них выбивались из толпы, сбившись в группы, и громко обсуждали свои темы. Многие из них молчали, вглядываясь в полумрак и выискивая образы святых на иконостасе.
       Подойдя ближе, я начал обходить их с правой стороны. Их было минимум человек шестьсот. Меня сильно удивил их рост и комплекция. Они все как один были под два метра ростом, с широкими плечами, которые сильно подчеркивали приталенные шинели. Очень удивило такое количество отборных военных людей, явно правильно обученных по их разговорам.
       Прапорщик, стоявший рядом, громко объяснял своему оппоненту, что надо перемещать всех в окопы, так как наступление противника готовиться ближе к рассвету.  И что бы все прошло без заминок, лучше заранее подготовиться к бою, который лучше ожидать на месте. Собеседник явно поддерживал прапорщика.
Для себя я понял, что ребята загодя подготовили земляные сооружения в виде окопов на подступах к городу и после работы их привели в церковь помолиться и благословить на ратный бой. Видимо сам процесс благословления я не застал, так как он не так давно закончился. Я сделал такой вывод по отсутствию в помещении священников и даже дьяконов. А среди военных отсутствие не только высшего звена, но даже простых офицеров. Видимо они все вместе где-то уединились и с ними проводиться отдельная беседа.
       Я двигался по правому крылу собора и вновь и вновь удивлялся отборность наших солдат.
       Пробравшись ближе к середине зала, я по памяти стал вглядываться в темноту, в сторону пьедестала алтаря, на котором располагалась икона Святого Георгия Победоносца. Но освящение было настолько плохим, что я буквальным счетом ничего не увидел. Не имея возможность подойти вплотную, стоя за спинами солдат, я закрыл глаза и по памяти представил образ святого, после чего начал креститься и молиться за наших воинов.
       Чувство страха сменилось на иное чувство, на чувство силы, праведности, победы. Если у нас есть такая армия, значит все ни так уж плохо. Значит, есть надежда! Мы победим! Мы одолеем тех, кто посмел поднять на нас руку и оружие!
       Я вышел через запасной выход к служебным помещениям собора. Здесь, на улице, так же стояли солдаты. Они курили и громко обсуждали свои дела. К служебным помещениям, видимо в уборную, выстроилась длинная очередь из солдат и мирян. Среди людей, как мне казалось, всплывали образы знакомых мне людей. Но мне не хотелось в этот момент ни с кем общаться, и я осознанно отворачивался и делал вид, что никого не замечаю и не вижу. Из-за огромного количества людей было очень грязно, что как я заметил, очень сильно раздражало местных служек. Но они терпеливо ждали, когда им будет дано право, привести все в порядок.
       Грязь меня немного обескуражила. Как же мы с такой армией, которая не приучена к порядку сможем ...... Пауза повисла в моих мыслях. Окрик за спиной заставил меня вздрогнуть.
       - Гришка, сукин сын, где тебя носит? Ты почему еще не уехал за патронами? Грузовик тебя полчаса как дожидается. До складов больше часа езды, когда ж ты успеешь подвести боеприпасы в срок? Ведь нихрена не успеешь, бестия рыжая! – орал, квадратный по своим габаритам, сержант с пышными усами на рыжего с вздернутой челкой, конопатого, краснощекого солдата, вынырнувшего из дверей церковной служебной постройки. Чем, как было видно, разозлил еще и дьякона, который с понятным только лишь ему бормотанием себе под нос поспешил закрыть за ним дверь на засов.
       Солдат расплылся в улыбке и снисходительно по сыновни начал стелиться к сержанту.
       - Дядя Коля, ну ты чего серчаешь?
       Услышав такое фамильярство, притом на людях, сержант взорвался.
       - Отставить дядя Коля! - выдавил он из себя с неистовством, - я тебя под трибунал пущу, сопля рыжая!
       Гришка, изменив выражение лица, мгновенно вытянулся в ниточку и отчеканил.
       - Ваше приказание выполнено! Патроны доставлены! Сорок ящиков, как приказано, в кузове, - и опять же все с тем же сыновним видом расплылся в улыбке.
       С нескрываемым удивлением, вытаращив глаза, сержант воскликнул.
       - Когда успел? - бросив взгляд вокруг, поправляя ремень и приосанившись, добавил, - Гришка, не шути со мной, голову оторву!
       - Да не вру я, дядя Коля, можешь проверить. Все сорок ящиков под брезентом, в кузове, - Гришка засмеялся.
       - Ехать же час! В одну сторону, а я тебе приказ тридцать минут назад дал. Когда успел? - с прищуром и нескрываемым любопытством спросил дядя Коля.
       - А я вчера их как привез вечером, на склад не стал сдавать, вот они у меня в грузовике и остались, - все так же улыбаясь, ответил Гришка.
       - Так ты не сдал боеприпасы на склад? - снова краснея от злости и шевеля усами, выпалил сержант.
       - За невыполнение приказа, два наряда вне очереди, - грозно проревел, сверкнув глазами, сержант. Затем подошел ближе, хлопнул Гришку по плечу и уже как-то по-отечески, снисходительно сказал, - ну бестия рыжая, смотри у меня. Пойдем к машине, там наши ждут.
Они развернулись и пошли к дороге, где колонной была выстроена техника.
       Проводив моих случайных персонажей взглядом, я вернулся в собор. Солдаты все так же стояли в кафедральном зале. Вглядываясь в темноту, я снова вернулся к своим последним измышлениям, - Нет порядка. Точно, нет. И что? Разве мы не сможем из-за этого одолеть врага? Сможем! Еще как сможем! Может быть, эта самая черта и позволит нам сокрушить армию педантов и чистоплюев. Мы победим, а как же иначе, вон какие ребята у нас есть! Смекалистые, находчивые, обученные. Я проходил вдоль спин солдат и все так же был под впечатлением их габаритов. Где их в таком количестве нашли?
       В тот же миг, когда я сделал вывод о безусловности нашей победы, прозвучала команда построения. Темная масса зашевелилась и поплыла к запасному выходу. Многие одобрительно поддерживали решение, что несмотря на холод лучше обустроиться в окопах и подготовиться к бою.
       За считанные минуты кафедральный зал собора опустел от солдат. В зале оставались только несколько десятков мирян и служки, которые сразу же приступили к уборке.
       Толпа в первом зале затихла и не решалась проходить вглубь собора. Меня так же охватило оцепенение. Я стоял неподвижным и смотрел на одинокие, догорающие свечи против икон. В этот миг, я нашел сходство сгорающих свечей с людьми, которых я видел на улице. Люди - столбы исступления, они так же как эти свечи были неподвижны и горели, только в своих мыслях. Им, как и нам всем, так же как этим свечам суждено рано или поздно безвозвратно сгореть. Кому-то суждено будет дать свет, кому-то тепло, а кому-то жизнь!
       Я шел по улице, на которой все так же двигались обеспокоенные жители города, голосили женщины. Но в душе моей уже не было того фатального страха и неопределенности. Я знал, что мы великий народ, мы объединены духом победы и наша сила в нашей вере, единении и нашей армии. Победа будет за нами!
       Когда я подходил к дому, уже начинало светать. Возле дороги на лавочке я встретил свою бабушку. Она молча сидела и смотрела на стену противоположного здания. Она была очень уставшая, глаза были красными и заплаканными, но слез уже не было. Я сел рядом и обнял ее. Она, не реагируя, продолжала смотреть вперед. Я поцеловал ее в щеку и сказал, что все будет хорошо, победа будет за нами. Не отводя глаз от стены, она произнесла всего одну фразу, - я знаю.
       Где-то вдалеке послышались первые приглушенные раскаты взрывов.



04.01.2011 г.


Рецензии