Долги возвращают по пятницам

Долги возвращают по пятницам.

“Воля – это беспечность. Блаженная погружённость в настоящее.”
(С) Лихачёв

I

Тебе, мой единственный читатель, я бы хотел рассказать историю о человеке, которого уже давно нет. Единственное, что осталось от него самого и времён, в которые он жил – это ветхие здания, названия улиц и нотки морского воздуха в запахе ветра, несущегося на наш город, со стороны теперь уже искусственного водоёма, который мы в шутку называем “море”. Назовём этого человека R.
R снимал небольшую квартиру в центре, в тех самых местах, которые мы с тобой называем “старый город”. Он, как и никто в его время, никогда не видел асфальтированных дорог, высочайших домов и той скорости жизни, которой мы живем ныне. R не был рабочим или крестьянином, не держал своего дела и не являлся богатым наследником. На первый взгляд он был средним во всём: не зол и не добр, не скуп и не щедр, не богат и не беден. Можно было подумать, что R бесцельно проживал свою жизнь, но на деле, жил он её со вкусом, то есть ни в чём себе не отказывая, но всё равно оставаясь незаметным. В чём же секрет? А в том, что он всегда выполнял свои обязательства и недолюбливал тех, кто не держал своих обещаний.

Каждую пятницу R надевал чёрный или серый костюм, поправлял шляпу перед зеркалом, хлопал себя по карманам, проверяя наличие перочинного ножа и револьвера никому неизвестной марки. Он не шёл в кабак или кабаре, потому что пятница была его единственным рабочим днём. R, вдыхая хмельной вечерний воздух, шёл по Большому Проспекту и думал о предстоящем деле. Как и всегда, он «работал на ростовщика», то есть, на нашем языке, выбивал долги из злостных неплательщиков. R специализировался на знатных персонах, балующихся ссудами в увеселительных целях и не желающих отдавать оные в срок.
На очереди красовалась узкая подъездная дверь, ведущая бандита к молодому и перспективному дельцу Харченко. 

Закуривая самокрутку перед тем, как войти в подъезд, R, в очередной раз поправляя шляпу, проследовал на нужный этаж и постучался в дверь. Следует сказать, что для таких как R, преимущество пятницы заключалось в том, что большинство пьяных хозяев ждут гостей и с лёгкой руки открывают двери. К несчастью, на этот раз вместо желанного гостя перед дверью находится R и его видавший виды револьвер.

“Здравствуйте, господин Харченко. Я – живое свидетельство вашей неосторожности не вернуть деньги господину Остаповичу. Не надо оправданий. Выдайте нужную сумму с учётом названных господином Остаповичем процентов, после чего я исчезну также стремительно, как и появился”. – певучим баритоном пропел R, толкая должника в квартиру. Огорчившийся Харченко поплёлся внутрь коридора, сворачивающего в маленькую кухню, и в неприлично огромную спальню, одновременно являющуюся гостиной. R, не сводя мушку с горе-дельца, шёл следом.

Актом истинной глупости и бессмысленной женской самоотверженности можно назвать следующую сцену. Проходя небольшой коридор между спальней и кухней, R ощутил резкое прикосновение холодного металла к голове, благо, чуть смягчённое шляпой. Повалившись на бок, он сделал выстрел в примерное направление удара, и, услышав шаги с другого конца квартиры, перевернулся на живот и увидел фигуру Харченко, несущегося в его сторону с табуретом. Ещё один прогремевший выстрел не имел останавливающего действия, но задачу свою выполнил: должник, наперевес с табуретом, лежал рядом с откашливающимся R. Самокрутка, лежащая на светлом деревянном полу, еле дымилась, оставляя под собой копоть. «Жалко.» - пронеслось в голове у R.  Перед взором наёмного работника предстояла картина в виде лежащей на полу пышногрудой рыжей девушки с прострелянной шеей и, непосредственно, должника, с аккуратной огнестрельной раной чуть выше сердца. Всем своим видом рыжая напоминала проститутку среднего звена, а хозяин (или наёмщик квартиры), став жертвой случайных обстоятельств, напоминал ожиревшего усатого моржа-великомученика, случайно застреленного браконьерами.  Лежащие на полу были ещё живы, но R знал, что скоро к тихим хрипам добавится кровавая пена, а затем и другие прелести медленно улетучивающихся жизней наполнят помещение. «Вот и поговорили.» -- разочарованно вздохнул наёмник. Распотрошив подушки и шкатулку, а также обшарив карманы будущих покойников, R удалился, размышляя о том, что отсутствие чувства долга и жадность губительны для людей. Как и геройство. Как и беспечность.
 
Что же далее, мой единственный читатель? Нужную сумму R отдаст ростовщику, не забыв вычесть проценты за риск и неудобства. Изъятые у без пяти минут мертвецов вещи бандит продаст знакомому скупщику, после чего отправится домой, чтобы сожалеть о том, что кроме осколков души и скорой реакции у него ничего более нет. Такие как он редко бывают счастливыми, спешу заметить. Не забуду указать, что обычная длительность сожалений R не превышает 10 минут. За ними же последуют переодевание, стакан коньяку и короткая дорога до следующего пункта пятничного плана.

Каждая прогулка R сопровождалась хаотично всплывающими воспоминаниями. Чаще всего напоминало о себе явление, навсегда изменившее его жизнь – война. R помнил Дунай, холодную Шипку, резню под Плевной и тяжёлую зиму на Балканских хребтах. Нельзя сказать, что война сделала его неприспособленным к жизни в мирных условиях, но R вернулся другим: человеком, осознающим всю хрупкость цивилизованности перед животным началом. Для наёмника основную ценность представляли его внутренние установки, потому что общечеловеческая мораль была для него ничем, но он, в свою очередь, не выходил за её пределы слишком часто, чтобы не выделяться. По крайней мере, он думал, что у него получается.


II

Угловатый дом из качественного красного кирпича легко можно было принять за светский салон или чью-то городскую резиденцию, но реальность, склоняясь к более прозаичным образам, решила иначе.

Заведение «Хищная канарейка» было ничем иным, как пристанищем всех высокооплачиваемых «лихих людей» города. Этот дом терпимости был отнюдь не для всех, ибо он славился интерьерами, высокими ценами, а также умением и «чистотой» девочек. В совокупности эти факторы будоражили умы многих, и те, кому довелось здесь побывать, не знали места лучше. Заведение располагало тремя этажами с рестораном, курительной комнатой и номерами, а также цоколем, где происходило всё самое тайное и притягательное.

R, игнорируя главные ворота, предпочитал заходить сразу в цоколь, поэтому всегда шёл через неприметную калитку, ведущую на задний двор. Пройдя небольшой лабиринт из кустарников, R выходил в небольшой сад и упирался взглядом в каменную лестницу, ведущую вниз. Спускаясь к заветной двери в мир наслаждений, он поправлял шляпу и откашливался, готовясь предстать перед не молодой, но всё ещё цветущей привратницей.

"13-е число 13-го месяца." – глухо произносил R каждый раз.  Данный пароль заставлял тяжелую дверь двигаться, и она плавно отъезжала внутрь, выпуская пелену сладкого дыма, в клубах которого можно было разглядеть пару зелёных хищных глаз. Бандит прошёл внутрь. На этот раз произошел следующий диалог:
-- Здравствуйте, R – промурлыкала привратница, -- вазы или песочные часы? Чёрные или зелёные? Голубые?
-- Ваза. Голубые, – как можно беспристрастнее попытался сказать R, но получилось никудышно. – Я бы хотел цветов.
-- Конечно, конечно! – рассмеялась привратница, -- Южные окраины Империи с радостью продают их нам! – Заливаясь звонким смехом ответила хранительница цоколя.

Привратница, покачивая бёдрами в чёрном платье, отправилась готовить номер для R, а он, в свою очередь, упал на диван. Сосед по месту ожидания казался высоким даже когда сидел, острые черты лица и очки с круглыми линзами в тонкой оправе подчёркивали худощавое телосложение, а отсутствие всяких морщин делало невозможным определение возраста. Сидящий рядом улыбнулся, и, сменив мундштук на трубке, предложил ее R. Сделав длинную затяжку, и безо всякой мимики отдав трубку обратно, наемник продолжил сидеть, сохраняя спокойное выражение лица. Худощавый, вытянув лицо, с удивлением посмотрел на выпускающего носом дым бандита и многозначительно произнёс:
-- Прямиком с Окраин.
-- Моё почтение. – ответил R, чувствуя волну плавно надвигающегося сладкого спокойствия.
Угощать друг друга в зале ожидания было традицией.

III

В номерах, расположенных в цоколе, не было окон. Поверхности стен и потолков полностью покрывали большие зеркала. R, пройдя в номер, сбросил туфли и сразу упал на кровать, но, увидев уже забитую трубку, стоящую на тумбочке, подскочил, схватил ее, жадно закурив. Он лежал в одежде на заправленной кровати и выпускал дым, наблюдая за тем, как его зрение становится острее, осязание детальнее, а мысли просторнее.

Девушка, вошедшая в номер, сразу же закрыла дверь на ключ, оставив его в двери. Устремивши на неё взгляд, R сел на кровать с трубкой во рту. “То, что заказывал, --пронеслось в голове у наёмника, -- не придерёшься.” Стоящая перед ним голубоглазая работница «Канарейки» обладала белой кожей. Она была облачена в чёрное платье, подчёркивающее ее фигуру: длинные ноги, широкие бёдра, переходящие в узкую талию и как заключение - маленькая аккуратная грудь, ярко-выраженная ключица и длинная шея. Волосы едва касались плеч, а большие глаза с массивными ресницами придавали лицу задумчивый шарм.

-- Куришь? – R задал вопрос и впился взглядом в стоящую перед ним.
-- Да, -- опуская ресницы ответила девушка.
-- Держи, -- передавая трубку нимфе, начал R. -- Меня не интересует твое имя, и я не испытываю жажды общения. Поэтому докуривай и раздевайся без лишних размышлений
.
Девушка была по-настоящему удивлена, потому что, как правило, в это место приходили люди ни столько жаждущие женщину, сколько жаждущие самоутвердиться, рассказать о своих успехах и впечатлить очередную «удивлённую девочку с чистыми глазами». Разумеется, работницы заведения понимали это и с радостью подыгрывали свои клиентам, подталкивая их к ещё большей растрате средств. Наш герой, напротив, предпочитал качественные распутства в чистом виде, поэтому в девочках «Канарейки» он ценил лишь внешность и умелость.

Тем временем, без лишних стеснений, голубоглазая отдала трубку R и ловко сбросила платье через голову, оставаясь в чёрном белье. Она стояла, больше опираясь на правую ногу, держа спину прямо, положив руки на бёдра. R, сидя на кровати с трубкой в руках, пристально смотрел на девушку. Пауза в полторы минуты, казавшаяся вечностью для обоих, закончилась тем, что R, небрежно указывая рукой на кровать, пригласил неизвестную лечь рядом. Она подошла к кровати, шагая больше на носках, чем на стопе, и легла на край, положив голову на руку, стоящую на локте, затем окинула взглядом бандита. R, ловко снял с себя одежду и подвинул голубоглазую к себе. В очередной раз осмотрев объект своих отнюдь не изощрённых желаний, он не стал раздеваться до конца и принялся за неё. Бюстгальтер, оказавшийся почти невесомым, легко снимался через голову, нижняя же часть женского гардероба отправилась висеть на кованую композицию узора кровати.


IV

Пробираясь через голубоватый дым, переливающийся в холодном свете тусклых ламп, R шёл между двух параллельных рядов дверей, которым не было конца. За ними были слышны стоны, грохот, смех и крики о помощи. Реальность, предстающая в глазах бандита чем-то плывущим и отдалённым, растянула секунды на часы, а звуки превратило в единое целое, детали которого можно было увидеть глазами. R, не разбирая своих слов, осведомился о депозите в «Канарейке» и вышел наружу. Каждая ступень лестницы, являясь знамением свежего воздуха, ускоряла ход времени в глазах охотника за удачей.

Городские улицы, сиявшие желтым маревом фонарей, всегда производили на R огромное впечатление. Так и сейчас, атмосфера города, мешаясь с южными цветами, вызывала в разбойнике самые сладкие чувства. Во всём великолепии улицы взгляд бандита остановился на автомобиле. Их нечасто встретишь даже в столице, а сейчас, пугая прохожих лошадей с бездонными глазами, Ford model T дефилировал по Большой Дворянской – улице нашего тогда ещё провинциального города. R, невольно улыбаясь, продолжил путь домой. Дома ожидали граммофон, пластинки и восточная мука.

Деревянный пол квартиры наёмника, грея хозяина жилья своим нереальным теплом, казался R самым удобным. Граммофон тихо играл современную западную мелодию, а на лице бандита виднелся отчётливый белый след от «классики Востока». «Я вижу музыку,» – пронеслось в голове у R.

Высший эквивалент блаженства закончился вместе с последней песней на пластинке. Оставшись наедине с собой, без музыки, увеселений и жестокости, R, лежащий на полу, сфокусировал взгляд на одном из плафонов люстры. Он опустил веки и сел на пол, массируя виски. Резко открытые глаза, возмутившись свету, передали в мозг изображение трёх фотокарточек, на которых был изображён один и тот же человек. R, удивлённый резкому перемещению в пространстве, продолжил разглядывать карточки. Это был не первый случай, когда глаза преподносили такой сюрприз при открытии. Скажу от себя, мой единственный читатель: они были очень хорошо спрятаны самим R от самого себя, потому что для бандита хватало одного взгляда на них, чтобы потерять самоконтроль. Впрочем, такие чудеса не происходили с наемником на трезвую голову, но он, в свою очередь, не придавал значения своему состоянию на момент их появления. На этот раз бандит взял револьвер и вынул из него 5 патронов, после чего, вращая барабан пальцем, дождался остановки смертельной рулетки, и, приложив револьвер к виску, нажал на спуск 5 раз подряд.

V

Влажный воздух, наполненный запахом ила, тины и камышей был обычным атрибутом просыпающегося города. Улицы, наполняемые сонными горожанами, плавно оживали, становясь всё более тесными и душными, наполняясь гулом, криками и цокотом копыт. Хлопали двери, проворачивались ключи в замках, и лишь только одна квартира спала сном, казавшимся вечным.
 Очнувшись на полу, R схватил оружие и открыл барабан. Патрон должен был сдетонировать при втором нажатии на спусковой крючок, но этого не произошло из-за осечки вследствие заводского брака боеприпаса. Видимо, качество капсуля или пороха оставляло желать лучшего. Бандит забился в смехе, переходящем в кашель. Квартира расцвела новыми красками, револьвер казался новым, а вещи, хаотично разбросанные вокруг, резко стали любимыми и приносящими радость. Впереди ждали утренние туалеты, тяжёлая голова, уборка, горящий камин и превращающиеся в пепел фотокарточки, которым не суждено более волновать R.
VI

Воздушные потоки, превращаясь на большой скорости в стремительный ветер, гуляли в коротких волосах R, обдавая его лицо пьянящей прохладой. Слёзы, причинённые ветром, придавали глазам бандита блеск, в котором время от времени, сбиваемый скоростью, появлялся промельск лунного света. Папироса в зубах, разгораясь на ветру, блистала кометой среди немногочисленных огней этой монструозной гонки.
Глаза, привыкшие к скорости, приводят непонимающего R в восторг. Он, сидящий на заднем сидении Ford model T, мчится по дороге, окружённой полями, горизонты которых мерцают редкими огнями тёплых оттенков. За рулём, лихо управляясь с машиной, сидит его фронтовой товарищ Качинский. На пассажирском сиденье, отпивая из бутылки мутную, самогоноподобную жидкость, смеётся его друг времён войны Костровский. Рядом с наёмником, приобняв его за плечо, расположился командир их взвода, погибший незадолго до конца войны. Запоздалое осознание происходящего, проносясь холодной дрожью через всё тело, бьёт в голову. Командир, смеясь простреленной челюсть, скалится остатками того, что до попадания шрапнели было ясным лицом апостола.  Костровский, переваливаясь в пропасть, образовавшуюся справа от машины, кричит также, как в последний раз кричал, соскальзывая в обрыв во время перехода через балканские хребты. Качинский, покрываясь следами обморожения, резко выворачивает руль вправо, прямиком во всепоглощающую Темноту.
R проснулся в кровати, с трудом открыв глаза. Царивший в квартире порядок не был для него чем-то удивительным, как и сновидение. Он, принимая эти страшные напоминания о войне как данность, считал, что ничто не может быть изменено, что эти события с ним навсегда. Однажды старая война уйдёт из его жизни, уступив место войне новой.

VII

По закономерности, ставшей традицией, R ничего не помнил о вечере пятницы и выходных днях, просыпаясь рано утром в своей квартире. Тебе же, мой единственный читатель, я расскажу об утре, ставшим для наемника исцелением.

R застали за чисткой оружия. Почищенный револьвер, блистая множеством царапин, лежал на краю стола, когда наемник заканчивал с новообретенным полуавтоматическим пистолетом. Годы службы в армии Империи так и не привили R привычку хранить оружие разряженным, поэтому, по окончании обязательных процедур ухода, он, окончив чистку, зарядил револьвер и пистолет.

Наемник, вложив магазин в пистолет, и, отведя затвор назад, приготовился услышать приятный уху щелчок. Рама, уже находящаяся в движении, так и не донесла до слуха R заветной ноты работающего механизма. Именно в момент, когда затвор, дослав патрон, вернулся в изначальное положение, прогремел взрыв. Оглушенный бандит упал на пол и, выждав ровно 3 секунды, открыл огонь из полуавтоматического пистолета в облако дыма, на месте которого располагался дверной проем. Оружие произвело ровно 8 выстрелов и умолкло, замерев в положении затворной задержки. R наотмашь выбросил пистолет, и, отползая вглубь комнаты, привел револьвер в боевую готовность. Со стороны двери послышались крики и нецензурная брань, загрохотали выстрелы.

Как и всякий лихой челочек, наемник думал о возможном отступлении. Он достал из-под кровати гранату, заготовленную именно на такой случай, и, метнув ее в сторону входной группы, дождался взрыва. Массивный платяной шкаф, специально стоявший у дверного проема, R повалил, перекрыв путь в комнату. Открывая окно, наемника пробрало ощущение, которое он в последний раз испытывал на войне. Второй этаж был выбран специально для такого сценария.

Знакомая до боли дорога больше не вызывала отвращения в виду отсутствия времени. Городские переулки – изнанка, она же своеобразное зазеркалье приличия и вычурной роскоши. Наемник бежал, понимая, что пустота этих улиц не сулит ничего хорошего. Револьвер, согретый мертвой хваткой бандита, являлся временной отсрочкой неизбежного. Перед тем, как минуть очередной поворот улочки, R вскинул оружие, и, взяв максимально маленький радиус, наемник забежал за угол пригнувшись, успев в одно мгновение положить пулю ровно в нижнее поле шляпы человека в пальто, стоявшего за углом. 5.

Выстрелы, раздавшиеся с конца переулка, заставили охотника за удачей лечь в грязь, и, из положения лежа, произвести 2 выстрела в двух молодых полицейских, опустивших оружие и решивших, что в таком положении бандит сдается. R поразил приступ кашля, но выбора не было. Перебороть и бежать дальше. Позади ждали смерть раненые в шею и грудь молодые люди, искавшие лучшей жизни в профессии стражей порядка. 3.

Наемник, выбежав на главную улицу, попытался оглядеться, но внезапно отпрянул назад, увидев фонтанчик пыли перед собой. Выстрел, прогремевший сверху, заставил бандита поднять взгляд. Человек с винтовкой, сидящий на крыше здания на другой стороне улицы, промахнулся. У R было несколько секунд на то, чтобы направить револьвер на стрелка, прицелиться и выстрелить. Наемник сжал зубы, понимая, что сейчас он будет ранен или убит. Даже самый зеленый солдат на фронте успевал дослать патрон и произвести выстрел за это время. Прогремел выстрел. Стрелок упал с крыши на тротуар, так и не дослав патрон. Затвор винтовки замер в крайне заднем положении, намертво заклинив. Оживлённая лица опустела. 2.

R пустился бежать, не понимая направления и смысла своего бегства. Война принесла в его жизнь множество бессмысленных вещей, направлений и слов, но это бегство было другим. Оно представляло собой протест мира, который давным-давно оправился. Мира, который научился убивать себя по-другому. Мира, где нет места пережиткам войны.

Наемник ворвался в первую попавшуюся открытую дверь. Утренний пустующий бар был чист и безлюден. Перемахнув через стойку, R схватил бутылку водки и упал на пол. Сделав несколько глотков, он достал из кармана мешочек с восточным порошком. Небрежно наполнив им ладонь, R вдохнул сколько смог. Наемник, услышав голоса на улице, залпом допил водку и дождался скрипа двери. Бросая бутылку в витрину, бандит высунулся из-за края барной стойки, лежа на полу. Два тела упали замертво, перекрыв дверной проем. 0.

R, нырнув на кухню, и как в тумане пробежав хозяйственные помещения, оказался на заднем дворе здания, в котором располагался бар. Костровский, держа Mauser 1910 на вытянутой руке, оставался самим собой. Карие, но будто пустые глаза, смотрели на R безо всяких эмоций. Массивные брови, сдвинутые на глаза, придавали лицу сосредоточенный вид, создавая множество морщин. М Мелкие рубцы, идущих от низа шеи к лицу, соединялись в один большой шрам на подбородке.
-- Восемь. – спокойно сказал Костровский.
-- Ноль. – прохрипел R.
Наемник кивнул. Прогремел выстрел. R отпустил войну и перестал считать патроны. Навсегда.

17 октября 2020 г.