14. Созерко Артаганович Мальсагов

СОЗЕРКО АРТАГАНОВИЧ МАЛЬСАГОВ
/17 июня 1895 г. -   25 февраля 1976 г./
                «Мой багаж чести пригодится Вам и       .      .            
                Вашим детям в будущей долгой жизни».                .                .            
                /Письмо Созерко к Мадине от 08.07.63г./

                ИЗ   ВОСПОМИНАНИЙ ДОЧЕРИ СОЗЕРКО,
                МАДИНЫ МАЛЬСАГОВОЙ -  ЛЬЯНОВОЙ

                «Прожитые годы дают возможность               
                Воспользоваться правом осмыслить               
                пройденный путь жизни, оставить               
                описание его на память потомкам».

Созерко Артаганович Мальсагов родился 15 июня 1895, 15 июня в селении Альтиево Назрановского округа Терской области. Отец – Артаган Арцхоевич Мальсагов (1849 г. р.) – служил в Императорском конвое, был всадником 3-й сотни Терской постоянной милиции (1869), оруженосцем 3-го взвода горцев Лейб-гвардии Кавказского эскадрона конвоя Е.И.В. (1871), произведён в юнкера. После службы вернулся на Кавказ и был зачислен в Терско-Горский конно-иррегулярный полк командиром 4-й сотни. Мать – Хани Базоркина, как я упоминала ранее, дочь генерала Бунухо Базоркина, героя Шипки, командира Ингушского дивизиона Терско-Горского конно-иррегулярного полка 13-го армейского корпуса. Участвовал в Русско-турецкой войне 1877 – 1878 гг.

                ЛЕТОПИСЬ
«Мы с сестрой родились в Ингушетии, по национальности ингуши. Старшая Рая родилась 24 января 1920 года в селе Альтиево, а я, младшая Мадина, родилась 29 августа 1924 года в селе Назрань, второй девочкой в семье вместо ожидаемого мальчика, которого желал отец семейства Мальсагов Созерко Артаганович – офицер царской армии, арестованный до моего рождения и больше до конца своей жизни с семьей так и не встретившийся, только много лет спустя в глубокой старости ему представилась возможность получить информацию о нас и начать переписываться.
 Отец расстался навсегда со своей любимой женой Леби Шахбулатовной Измайловой, в юном возрасте вышедшей замуж за молодого Созерко, слывшего блистательным офицером, дамским поклонником, пользовавшимся успехом женского пола.
 Первой его избранницей была чеченская девушка Кабахан Абукарова, дочь известного чеченского богача, владельца двухэтажных домов в центре г. Грозного. Влюбленная невеста хорошо играла на гармони и свои чувства выражала в песнях под музыку.
 Созерко тоже любил музыку и отлично танцевал/. Так безмятежно длился первый период сватовства, но чем ближе  двигалось дело к свадьбе, родители невесты стали предъявлять претензии материального характера, что их дочь, привыкшую жить в роскошных условиях, должны оберегать от всяких домашних трудностей, по утрам следует ей подавать кофе в постель и т.д. Возмущенный подобным заявлением, старший брат отца дядя Ахмед отпарировал, что сельский альтиевский быт жениха не располагает такими возможностями для удовлетворения прихотей невесты и,  пока не поздно,  им следует расстаться. На такой ноте была расторгнута брачная сделка. Нежданная развязка закончилась шоком невесты, а после, придя в себя, вся в слезах она выплеснула свое горе под гармонь, проклятиями в адрес жениха. Видимо, в последующем, они сыграли не последнюю роль в неудачной судьбе моего отца.
 Неизвестно сколько прошло времени с той поры, когда Созерко увлекся другой девушкой – светской Тамарой, дочерью генерала Сосламбека Бекбузарова, проживавшей тогда в г. Владикавказе. Посредником связи влюбленных был его младший брат Арсамак. Безусловно, он был в курсе их романа, тайно читая переписку, но последнее письмо Созерко передал не по назначению, а своему отцу Артагану /нашему дедушке/, который пришёл в ярость, разорвав письмо на мелкие клочки и взял твёрдое слово у своего сына, что тот забудет Тамару / в патриархальной семье дедушки строго соблюдалась субординация и ослушаться старшего никто не смел/. Оказывается, в уничтоженном письме был план бегства за границу, где они должны были тайно обвенчаться, ибо Созерко заранее предвидел отказ благословения отца Артагана, которому Тамара по линии своей матери доводилась близкой родственницей.
 Наконец последней пассией Созерко явилась скромная молоденькая Леби, сельская малограмотная девушка, давшая обет безбрачия после преждевременной смерти своего жениха Албогачиева Магомета -  студента Петербургского университета, с которым была повенчана. Она отказывала всем женихам, приходившим её сватать, а когда мать Сарт окончательно решила выдать её за Бакаева Магомета, Леби заявила, что бросится под поезд, если это свершится. Проявила стойкость характера. Но перед галантным, деликатным ухаживанием Созерко не устояла /их познакомил вышеуказанный старший брат Созерко – дядя Ахмед/. Говорят, с первого знакомства они влюбились друг в друга, очевидно сработали какие-то невидимые небесные механизмы в их судьбе, объединив разных по интеллекту, но родственных по душевной потребности творить людям добро. Мама обожала отца, всегда с большой теплотой отзывалась о нем, как и о всей его родне. Доброжелательное отношение мамы к семье мужа вознаграждалось со стороны отца взаимностью. Однажды мне уже взрослой дочери она проговорилась, выдав по секрету, что отец не раз говаривал ей: «не знаю, почему и за что я так тебя люблю». Крепко запомнились эти слова, и было приятно, что родилась от таких дружных, любящих сердец.  О дружбе их часто вспоминала и тетя Совдат - жена родного брата отца, дяди Орцхо, жившая с ними под одной крышей.
 После расставания с отцом мама всей своей жизнью доказала верность мужу и детям, отказываясь категорически вновь выйти замуж. Первому в предложение было отказано влюблённому ещё при отце, его денщику –  некоему Джамбулатову / имя не помню/, выучившемуся в советское время на инженера и т.д.
 Из-за того, что несколько отвлеклась от основной темы   напоминаю, что семью нашу постигла горькая участь в связи с арестом отца. Из последнего места заключения – Соловецких   островов – ГУЛАГа, пишет маме: «Не обрадовал меня появлением на божий свет Гайербек /заблаговременно им данное мне имя/.  С нами не только власть спорит, но и сам Бог». На этом на долгие годы прервалась его эпистолярная связь с семьёй. Свыше полувека, до нашего возвращения из Средней Азии, куда были депортированы, не ведали друг о друге. После ареста отца, мама осталась в положении мной и с 4-хлетней Раей без средства к существованию, была вынуждена вернуться в отчий дом к своей матери Сарт Плиевой/ нашей бабушке/, рано лишившейся мужа Измайлова Шахбулата – купца, убитого конкурентом по бизнесу.
 Резонно, в такой печальной обстановке мое появление на свет никого не обрадовало, кроме моей мамы. Она не чаяла во мне души. Говорят, что в детстве я была очень красивым ребенком, золотистого цвета локонами волос. Судьба моя оказалась аналогично схожей с картиной из гравюры Бенбери, на которой были написаны строки, кончавшиеся так: «Дитя несчастия, рожденное в слезах». Волнения мамы того периода, как и прием ею лекарственного препарата «хинина» от заболевания малярией в самом начале беременности, о которой она не подозревала, не могли не отразиться на моей психике. Росла нервной, впечатлительной с болезненным самолюбием. Мама искренне любила отца, ценила его гуманные качества и тот его портрет, данный по её описанию – доброго, мужественного человека, крепко врезался в мою память. Рожденный детским воображением благородный образ отца не тускнел со временем. Однажды, в советское время, ни с кем не посоветовавшись, рискнула написать письмо опальному отцу-беглецу, вырвавшемуся из большевистского ада, предвидя наперед тяжелые последствия, которые вскоре не замедлили подтвердиться. Письмо моё всколыхнуло органы безопасности, цепко ухватившись за меня они, как и следовало ожидать, освободили от должности главного врача поликлиники и через местную городскую газету «Грозненский рабочий» озвучили, как дочь врага народа, настроив против меня население, особенно русско-казачье. При всём этом, я благодарна судьбе, что не упустила шанс внести искру радости в угасающую жизнь моего старого отца, напомнив ему, что никогда не забывали, всегда помнили и любили его. А ответное письмо из далекого Альбиона явилось нежданно, свидетельством о первоначально изменившемся мнениё о моём рождении. «Мадина, я очень рад, что ты родилась именно Мадиной, а не Гайрбеком, я его не имел бы, ибо нельзя было уберечь от сталинской мясорубки, а так как судьбе было угодно дать мне Мадину – я рад, что имею хорошую дочь и отличного «адъютанта». За подробное письмо прими отцовское спасибо». Все письма отца проникнуты чистотой помыслов, что лишний раз подтверждает его порядочность. На мою просьбу написать правду о прожитой жизни, ответил: «Вот она, несмотря на все невзгоды – сталинские тюрьмы, концлагеря, бегство, эмиграцию, войны/ в которых мне также не везло, как и в жизни/, остался верным отцом и честным человеком. Свидетелем этому является Аллах! Этот мой багаж чести пригодится вам и вашим детям в будущей долгой жизни. Не судите меня строго,   пока не узнаете все подробности о моей жизни. Идя все время по тернистому пути, я постоянно думал о всех вас, без исключения, в ожидании конца этой ужасной дороги и возвращении к вам моим дорогим. Моя совесть перед Аллахом и перед всеми вами, моими дорогими, чиста и прозрачна как Альтиевская родниковая вода“.
Вся моя сознательная жизнь прошла в мечтах встретиться с ним, незабвенным, родным мне человеком. Видимо, такая любовь к незнакомому отцу передалась через материнское молоко, которой пользовалась в течение пяти лет, мама не отрывала меня от груди, пока я сама не отказалась. Нас троих никогда не покидала мысль о встрече с отцом.
Помню период жизни в Казахстане, когда наша троица/мама, Рая и я/ в надежде его появления сервировали стол на всех четырех персон семьи, но, как всегда, посуда четвертого оставалась не тронутой. Рок будто мстил нам за ошибки родителей, которым угораздило соединить свои судьбы в то ужасное время, в разгаре революции на Кавказе, когда власть попеременно переходила из одних рук в другие, т.е. от белых к красным и наоборот. В 1917 году отец прибыл домой со своим полком, в котором служил и, как говорится, сходу закатил грандиозную пышную свадьбу с широким размахом и обильным угощением. Территория от Альтиево до Назрани была загружена нарядным людом. Вдоль дороги с обеих сторон раскинулся бивак военных из его полка. Под громкую музыку полкового оркестра исполнялась зажигательная лезгинка, заставили даже протанцевать жениха с невестой. /На ингушских свадьбах не положено жениху танцевать с невестой, считается плохой приметой.  – авторы/. Но вдруг произошло неожиданное, в разгар веселья ворвались кровники, убившие трёх родственников отца. Финал закончился трагичной   кровавой свадьбой. И, не менее, драматический конец ждал и Россию – победили большевики, и семья Созерко Мальсагова оказалась в опале. Сосланный на Соловки, отец совершил побег в Финляндию в 1925 году, в последствии, он был причислен к особо опасным преступникам за изданную им в Лондоне в 1926 году книгу «Адские острова», и как писал Аркадий Бабченко /обозреватель «Новой газеты»/, «Она произвела эффект разорвавшейся бомбы. На руководство России посыпались обвинения в государственном терроризме. Та знаменитая поездка ста советских писателей на Беломорканал, отчасти была контрударом «на антисоветскую пропаганду» Мальсагова. Итоги известны, хвалебная беллетристика про счастливых зэков и труд -  «дело доблести и геройства».
 Разразился мировой скандал, чтобы успокоить общественное мнение на Соловки прибыл Максим Горький. Пролетарский писатель находился под страхом «отца народов». В попытке опровергнуть «клевету», он написал очерк «Соловки», который явился откровенным враньем, так свойственной для жизни в Советской России.
До 1927 года выезд за рубеж был свободный. Отец решил забрать семью в Финляндию, место своего проживания. С этой целью от него к маме прибыл человек, взявшийся нас сопровождать к отцу с сообщением, что он хорошо устроен, получает жалованье, имеет собственную машину, что в Советах   тогда было роскошью, и встретит нас с полным комплектом необходимых вещей, чтобы мы не беспокоились за внешний вид. Но мама отказалась ехать, не только из-за незнания чужого языка и боязни оказаться без отца по непредвиденным обстоятельствам, а главная причина состояла в том, что после смерти бабушки, она -   старшая в семье, была ответственна за младших братьев и сестру Хаву, сочла, что не имела права бросить их, они тогда очень в ней нуждались.
 Таким образом, мама осталась на Родине, навстречу тяжелой жизни, неся свой груз до конца жизни. Большими усилиями, с помощью своих братьев Измайловых, Султана и Макшарипа, дала образование нам, своим дочерям. Рая окончила   Грозненский нефтяной институт, я – Фрунзенский мединститут. В 19-летнем возрасте Рая стала инженером-технологом. Такая спешка поощрялась мамой, чтобы скорее добиться независимости семьи. Мы с сестрой одни из первых среди близких родственников, получили дипломы с высшим образованием, а моя сестра Рая – вторая из женщин Ингушетии, после Раисы Дидиговой. Она, Рая Дидигова, в последствии стала невесткой Арсамака - младшего брата отца и не будучи ещё женой, поспешила проявить бестактность в семейных делах жениха своим замечанием – почему он оплачивает репетиторство племянниц, т.е. моей сестры Раи? Указанное вмешательство, ещё не жены, насторожило дядю - а что будет дальше? И он разрешил вопрос тем, что отреагировал расторжением сватовства до свадьбы с дочерью полковника Актаби Дидигова.
Дядя Арсамак тогда помог финансами маме в обучение Раи. Мы сочувствовали нашей преданной маме, старались не перечить ей, не забывая о трудностях, переносимых ею ради нас. Её слово в семье было законом, а высшей наградой явилось высказывание, что считает себя счастливой матерью, не испытавшей серьёзных огорчений от своих дочерей.
 В своем последнем письме отец благодарит маму, высоко оценивая её участие в нашем воспитание, и на всём протяжении красной нитью проходит болезненно виновное чувство, что не смог разделить с ней судьбу: «Моя верная и дорогая жена! Я безгранично рад, что ты имеешь заслуженную спокойную старость, а я, твой буйный муж, преклоняюсь перед тобой с большой благодарностью за всё, что ты дала нашим детям. Вокруг тебя бегают, летают, смеются наши дорогие внучки. Этот прекрасный образ стоит перед моими глазами и охватывает меня безумная радость. Аллах справедлив! Какой контраст! Вокруг меня /вместо наших детей/ крутится безжалостная тоска по Родине и всех наших дорогих!»
 По желанию мамы мы вышли замуж за людей нашей нации, отказавшись от перспектив извне. Худо-добро, но факт свершился.  Рая вышла замуж за ...талантливого поэта Джамалдина Яндиева, чьё имя увековечено в Ингушетии... Наши дети выросли порядочными, воспитанными и, главное, в ладу с нами, не лишённые талантов. Они любили своих отцов, отвечали им взаимностью. Мы уберегли своих детей от безотцовщины. Мужьям, умершим раньше нас, воздали последний долг по нашим обычаям, похоронили на родных кладбищах.
Победа большевиков в стране объединила людей с разными взглядами. Они оказались в одной лодке, как в том советском анекдоте, когда студентам прекратили давать стипендию, и они обратились к своим родителям, следует ли им продолжать учёбу? Русский папа ответил: «Опанас, приезжай до нас, будешь свинопас», а еврейский - «Хайм! Все знаем, сиди на месте, высылаем двести».
 Такой симбиоз разномыслящих, возникший в советское время, соединил родственными узами прямо противоположных по воспитанию и генетике людей, как наших мужей с отцом, человеком чести, бескомпромиссным характером. ...Радует, что пришёл в восторг от внуков с внучкой и остался доволен, что   дочери вышли замуж за людей своей нации. Мы, сестры, отдали должную дань уважения своим родителям, идя по одобренному ими пути. Первая от них приняла эстафету Рая. В тяжёлые годы переселения, будучи главным инженером Фрунзенского облместпрома Киргизии, много внимания уделяла по благоустройству вайнахов-переселенцев, спасая их от голода. До сих пор остались благодарными Рае некоторые из бывшей тогда молодёжи за полученную профессию, давшую им возможность выжить. Они не забывали помощь Раи, оказанную при поступлении в учебные заведения Киргизии /в пору, когда после школы продолжение учёбы было затруднено спецпереселенцам/. При возвращении на Родину положение не изменилось к лучшему, нехватка рабочих мест и отсутствие действующих производств, вызвало массовую безработицу. Мужское население в поисках заработок стало выезжать за пределы республики на неопределённое длительное время, разлучаясь с семьями. Положение было плачевное. Рая, как инженер Совнархоза ЧИАССР, неравнодушная к судьбе своего народа, обрисовала тяжёлую обстановку ингушей председателю Совнархоза тов. Евсеенко, он сочувственно отреагировал на доводы Раи, и вскоре развернулось строительство самого крупного в Назрани завода электроинструментов, обеспечившего множество рабочих мест безработным. В последующем знаменательно, что строительство завода завершилось знаковым событием – село Назрань получило статус города. Директором по предложению Раи был назначен перспективный, только что успешно окончивший Томский машиностроительный институт Мальсагов Арсамак, наш двоюродный брат. Завод для него явился той отправной точкой служебного восхождения по иерархической лестнице до высокого поста в республике – Председателя Госплана ЧИАССР. Арсамак не забыл активное участие Раи в его удачной карьере. В день похорон Раи в Ингушетии /умерла она 28 августа 2000 г. в Москве/, отдав последний долг, опередив всех в покупке жертвенного принципа «Долг платежем красен». Я гордилась своей сестрой, старалась походить на неё по деловым качествам, комфортно чувствовала себя возле неё. Но меня постоянно преследовал и никогда не покидал в мыслях образ отца. Из рассказов близких импонировала цельная натура отца, что не раз отмечала и мама. Она находила во мне схожие черты отцовского характера. Я склонна думать, что они сыграли доминирующую роль в моём замужестве... Моей единственной радостью был сын, и моя врачебная профессия, которую с любовью посвящала во благо нуждающимся в моей помощи людям. Их благодарность в мой адрес перешла даже границу, за кордон к отцу: «Твоя докторская профессия благодарная, потому что там тебя любят в стремлении помогать нуждающимся в силу своих возможностей. Я горжусь тобой и безгранично рад за тебя и хочу, чтобы ты всегда оставалась такой же доброй и милосердной для окружающих, нуждающихся в твоей помощи. Все это известно из информации, получаемых из дома моих земляков. Они пишут мне: «Ваша дочь является исключительной доброты женщиной и, как врач, помогает многим и многим людям». Этого для меня достаточно, чтобы быть гордым и радоваться, что являюсь   отцом. Спасибо тебе, моя добрая Мадина, за доставленную   радость старому отцу».
Перипетии тяжёлых испытаний не сломили волю отца, он оставался верен себе, всей большой родне, своей семье, не обзаводясь новой, и его не покинуло личное мужество. В своих письмах постоянно и неустанно спрашивает о всех близких и родных, не забывая никого, выражая соболезнование всем умершим и погибшим. Его сильно потрясла безвременная смерть любимого старшего брата Ахмета, расстрелянного чекистами и ранняя смерть младших братьев Орцхо и Арсамака. Тяжело воспринял трагедию семьи свояка /мужа тети Захирата/ Шемахо Мальсагова, с которым был в дружеских отношениях. Выразил соболезнование тёте Хаве по поводу гибели на фронте её мужа Хадж-Мурата Яндиева. Отец чужую боль воспринимал как личную. Находясь с Джабагиевым, Авторхановым и др. не прекращал свою правозащитную деятельность за рубежом. Вёл активную общественную жизнь. Пользовался уважением и вниманием окружающих. Свидетельством тому является письмо, полученное в день его смерти: «Семье Созерко Мальсагова! Дорогие мои! Сегодня утром 25 февраля 1976 года в 2 часа 30 минут мы потеряли нашего дорогого, глубокоуважаемого Созерко. Я и мои друзья общества, выражаем близким и родным глубокое соболезнование и сочувствие. Мы понесли невозвратимую утрату мужественного ингуша, безмерно любившего свой Кавказ. Горько сознавать, что его нет с нами. Ваш Якуб Озиев». В одном городе с отцом в Англии проживал Ахмет Ужахов. Он и его жена австрийка по национальности заботились о нём. Получив известие о кончине отца, сочла своим долгом отблагодарить их в письме за оказанную помощь и проявленное внимание моему старому отцу.
 Так закончилась эмиграционная эпопея моего незабвенного отца. Он не увидел свой любимый Кавказ, пребывая в грёзах о нём. Скончался отец в Англии вдалеке от всех, кому был так дорог, на 85 году жизни после тяжёлой болезни, без семьи, одиноким старцем, лишённый Родины деспотичным российским государством. «Из моттиг даькъала хайла цунна!»
 Мама пережила отца на четыре года. Умерла на 83 году жизни, 3 ноября 1980 года, в своей грозненской квартире, в окружение всех близких и родных, а на похоронах – альтиевском кладбище, прибыла масса людей из соседних аулов – проститься с мамой. Она была искренне верующим человеком, чистым человеком и по моральной порядочности, заслуженно удостоилась внимания своих соотечественников. «Дала къахетама болба цунна!»
Я, верная дочь своих родителей, преклоняюсь за проявленную ими стойкость к обрушившимся на них невзгодам времени и наперекор всему не озлобившихся и сохранивших добрые чувства. Остались порядочным, уважаемыми людьми. Спасибо им от нас всех живущих и помоги Аллах встретиться в Раю. Аминь!!!» /Мадина Мальсагова. 15.12.2008. ст. Орджоникидзевская, РИ /.
Перед глазами стоит день смерти Леби, жены Созерко. Столько народу пришло её проведать. Внучка Марьямочка возилась на кухне. Леби лежала на кипельно белой постели, была в полном сознании, всех молча приветствовала кивком головы. Она не разговаривала вслух, читала молитву, её руки были приподняты.  Мы решили не напрягать больную, зашли в другую комнату. И минут через пять раздался крик Мадины и Раечки. В полном сознании покинула Леби этот мир. /Дала гешта дойла цог! Йирзза меттиг даькъала йойла/!
В своей статье Мадина Созеркоевна написала только одну свою дату, дату своего рождения /29.08.1924 г./, а мне с сожалением приходится дописывать и вторую дату – дату смерти /15.07.2017 г./. Дала гешта дойла цог1 Йирзза меттиг даькъала йойла/.
Дать детям образование было главной его целью. Артаган хотел, чтобы его сыновья обладали качествами воина, защитника Отечества, умели обращаться с холодным и огнестрельным оружием, были терпеливы, выносливы, воздержаны в питье и пище, были настоящими мужчинами. Ингушетия   была ареной постоянных   войн. Для сыновей важен был личный пример отца, который своим примером и авторитетом воздействовал на детей. Его воспитание носило преимущественно военный характер.
С детства Созерко стремился к подвигам. Это было заложено отцовским разумным воспитанием. Для поступления сына в кадетский корпус Артаган с гордостью и тщательно собирал документы. Ведь сын идёт по его стопам и стопам деда по матери   Базоркина. С помощью отца Созерко, воспитанный в духе преданности к своей земле и своему народу, выбрал свой жизненный путь и стал достойным гражданином своего народа.
Артагану пришлось подготовить документы: метрическое свидетельство, послужной список родителей, подписка, обязательная для всех, медицинское удостоверение оказалось лёгкой работой, по сравнению с тем, что Созерко предстояло сдавать экзамены по закону Божьему, по русскому и французскому языкам, чистописанию, математике.
Послужной список родителей имел большое значение для   поступления в кадетский корпус. Чины и ордена давали право формального присвоения звания дворянина, а звание дворянина   давало возможность их сыновьям поступать в кадетские корпуса.
Обилие медалей и орденов, особенно орден св. Анны 4-й степени «За храбрость» и ходатайство деда по матери   подполковника Банухо Базоркина решили исход дела.
Считалось, что кадеты, получившие с детских лет военное воспитание и происходившие из военной среды, являлись наиболее надёжной частью офицерства.
Немало сил и средств было затрачено Артаганом. Отец Артаган ничего не жалел для учёбы детей. В летние месяцы ему   пришлось нанимать репетиторов по французскому, русскому языкам и по математике. Экзамен по закону Божьему, как магометанину, сдавать не пришлось. Экзамены по другим предметам оказались труднее, чем предполагали. Медосмотр для Созерко был неприятной процедурой.
 Созерко в первые месяцы учёбы в кадетском корпусе было очень сложно. Это и не мудрено. Это был первый выход Созерко на длительное время. Происходила перемена образа жизни. Нужно было привыкать к постоянной русской речи. Им овладевала сильная тоска по отцу, /мать умерла, когда Созерко было 5 лет/, по родным местам. Он рос взбитым крепышом. Артаган видел в нём свои задатки. Офицерам-воспитателям приходилось нелегко, особенно вначале. Созерко был драчлив. Это не означало, что он был забиякой, в этой совершенно новой для него обстановке ему приходилось выживать, приспосабливаться к тому, что «майоры - второгодники» отличались разнообразностью и жестокостью приёмов. Один на один он всегда мог дать сдачи, но кадеты, не справившись с Созерко один на один, устраивали «тёмную» группой. Часто овладевала им мысль при первом недосмотре за ним сбежать, только бы оказаться в родном селе. Но, вспоминая наставления отца, Созерко умел подавлять эти минутные желания и с напористостью начать готовить уроки. Отец Артаган периодически навещал сына.
Но постепенно Созерко стал привыкать к кадетской жизни, пользовался уважением у сокурсников. Позднее Созерко даже нравилось учиться в кадетском корпусе, который был эталоном военного воспитания и образования. Кадеты высоко несли звание российского офицерства, ведь российское офицерство считалось элитой общества. Для Созерко были нормой кадетские традиции: соблюдение чести корпуса и охрана его репутации; неукоснительное подчинение младших старшим, причём, любая несправедливость к младшим, не говоря уже об издевательствах и оскорблении, карались самым жестоким образом; недоносительство, сформулированное в Заповедях - товарищества и формуле «В корпусе выдачи нет»; неукоснительное выполнение общих вердиктов и согласованные действия в критических ситуациях, что выражалось формулой «Все как один», неизменно чистый, опрятный и щеголеватый вид.
 Со временем, воспитав в себе этот неписаный кодекс внутренней жизни и взаимоотношений, тесно связывавший кадетов в единую семью, Созерко крепко-накрепко усвоил его на всю жизнь. Для него всегда остались нормой решимость в наступлении, стойкость в обороне, храбрость, взаимовыручка и презрение к смерти в самых, казалось бы, критических моментах. «Являясь с детства воспитанником царской армии, в последующем ты, /т.е. Созерко - авторы/, став её кадровым офицером, не смог по натуре своей изменить присяге, данной в свое время». /Письмо Мадины к отцу Созерко от 25.04. /.
Помимо фундаментального общего образования Созерко в кадетском корпусе получил нравственное и эстетическое воспитание. Напутствия отца о любви и преданности к своей Родине, царю, о долге, о доблести, о самопожертвование, Созерко детской душой воспринял без слов, и смерть за Отечество для него было как само собой разумеющееся. По мнению бывшего выпускника этого корпуса С.Двигутского, было достаточно, чтобы дать закваску всей юнкерской массе и пропитать её духом, который каждый кадет выносил с собой из корпусных стен и которым незаметно для самих себя насквозь проникались те, кто в военные школы приходил из гражданских учебных заведений.
 На этих кадетских дрожжах и поднималось пышное тесто офицеров Российской армии. Кадетские корпуса привили любовь к Родине, армии и флоту, создавали высшую касту, проникнутую насквозь лучшими историческими традициями, выработали тот слой русского офицерства, на крови которых создавалась российская военная слава».
«Ингушей в кадетском корпусе было сравнительно мало, можно по пальцам перечислить. Многие кадеты были штатными стипендиатами кавказских уроженцев.    Жалование кадетов составляло 1080 рублей. Выдавали столовые 360 рублей, добавочные 360р., квартальные 146 рублей. В общем, жалование далеко не маленькое, если все суммировать, то получалось 214 рублей в месяц.
 Жизнь кадетов была насыщенной. Считалось величайшей честью быть на балу в кадетском корпусе. Все гражданские лица кланялись царю. Кадетам, один раз присягнувшим царю на верность, не положено было кланяться, а только подавать знак кивком головы.
 Кадеты обучались искусству танца, фехтованию, этике и эстетике. Кадетов не пускали в город, если они не умели танцевать, пользоваться столовыми приборами. В каждой роте имелся духовой оркестр. На балу одновременно танцевали до 400 пар». /Из письма Алексея Кошелева к Ахмету Орцхоевичу Мальсагову от числа и месяца, года /……
Созерко был прекрасным танцором. То, что он любил лезгинку, было отмечено Анатолием Марковым, однокашником по Воронежскому /Михайловскому/ кадетскому корпусу. «По окончании обеда, в саду, несколько офицеров протанцевали лезгинку, причём прекрасным её исполнителем оказался мой однокашник по Воронежскому корпусу, поручик Созырко Мальсагов, ингуш по происхождению, при большевиках герой побега   из Соловков совместно с ротмистром Бессоновым». /Газ. «Сердало», 1 августа 1992 года/. Анатолий Марков. В Ингушском конном полку/.
 Если были гости, то кадеты не имели права садиться. На это имели право только гости. А кадеты считались хозяевами.
Обслуживали в кадетском корпусе кадетов на высоком уровне. 143
человека обслуживали 36 кадетов. Постепенно список кадетов увеличивался и, в общей сложности, контингент кадетов составлял до 500 человек.
Белье менялось 2 раза в неделю. У кадетов был свой сад, свои парники и поэтому к столу всегда подавали свежие фрукты и овощи. Выращивали огурцы, помидоры, лук и разную зелень. Свинину не давали, ограничивали в сладком. Все это считалось вредным для здоровья. В основном были постные блюда.
Если кадеты подвергались избиению со стороны гражданских лиц, то их сразу увольняли из корпуса. Нужно было обороняться любыми средствами и способами: либо саблей, либо кортиком.
 Воспитательными мерами являлись понижение бала за поведение. В основном, это было «из-за необузданности характера, свойственному кавказскому народу».
Созерко проучился в Воронежском /Михайловском/ кадетском корпусе 7 лет, а затем поступил в Александрийское военное   училище и был выпущен на службу по 1-му разряду юнкером 31 августа 1912 года. Получал жалованье по положению.
О годах, проведённых Созерко в Воронежском /Михайловском/ кадетском корпусе, нигде не упоминается.  Неполные биографические данные Созерко /по данным послужного списка/ частично даны в книге Ах. У. Мальсагова «Ингуши. История и века родословий. Нальчик, «Эль-фа», 2003 г.- С.263-264./. Сам автор этой книги опирался на источник: РГВИА, ф.400, оп. 9, д. 35866, л. 307-307 об.; другие источники.
23 сентября 1912 года Созерко принял присягу после окончания Воронежского Михайловского кадетского корпуса и обучения в Московском Александровском военном училище.
В июле – сентябре 1914 года Созерко в звании подпоручика поступает в 29-й Сибирский стрелковый полк, дислоцированный в Польше. Созерко получает ранение, его отправляют в госпиталь во Владикавказ. Награждение орденом св. Станислава с мечом и бантом. //См.: Ах.У. Мальсагов. Ингуши. История и века родословий. 2003 г.-С.266/.      
После госпиталя Созерко переводится в Ингушский кавалерийский полк.  31 декабря 1915 года Созерко вручён орден св. Анны 4 степени. //См.: Ах.У. Мальсагов. Ингуши. История и века родословий. 2003 г.- С.266/.
 Орден св. Станислава 2 степени с мечами – 27 октября 1916 года;
 Светло-бронзовая медаль в память 300-летия царствования рода Романовых». /См.: Ах. У. Мальсагов. Ингуши. История и века родословий. 2003 г. –  С.  266/.   
В 1917–1919. – Созерко, командуя эскадроном в 3-й бригаде Дикой дивизии, выступил с генералом Л. Корниловым против революции. Командование Первым ингушским кавалерийским полком в Добровольческой армии Деникина было возложено на Созерко.
С 1919 по 1920 года участвовал в боевых действиях на Царицынском фронте в составе Кавказской армии. В составе боеспособной части бригады Созерко ушёл в Грузию. Создание кавалерийского полка под командованием К. Султан-Гирея. Рейд на Кубань. Участие в партизанской войне против Советской власти на Кавказе. Уход в Аджаристан.
Созерко был женат на Либи Шахботовне Измайловой. По воспоминаниям Совдат, жены Орцхо, в день их свадьбы Орцхо гарцевал на белом скакуне в белой черкеске впереди военного оркестра. Девушка Совдат Инаркиева прекрасно играла на гармони, владела ингушским фольклором, особенно песенным жанром/. Ни одна свадьба не обходилась без её участия. Дяди по отцу всегда сопровождали её на фаэтонах.
В день свадьбы Созерко и Либи, Артаган – отец семейства, станцевав с Совдат, пожелал видеть её снохой сына Орцхо. Орцхо был одним из многих, кто добивался руки и сердца Совдат. Но её глаза всегда искали встречи со своим «эпсаром» /офицером/.
  В апреле 1923 года в надежде на обещанную Совнаркомом амнистию белогвардейцам, сдавшись, Созерко пришлось пройти через допросы, пытки, унижения, истязания. Пребывание в Батумской ЧК, в Закавказской ЧК в Тифлисе. Репрессии в Закавказье. Кавказская тюрьма "Метех" в Тифлисе. Заключение в государственной тюрьме «Тимахика», в тюрьме ВЧК в Петровке, в тюрьмах г. Грозного и Владикавказа.
С 30 ноября 1923 года шло следствие, а 14 января 1924 года вынесли приговор: 3 года заключения в Соловецких лагерях по ст. 64, 66. Созерко специальным вагоном этапировали на Север. Он побывал в Ростовской тюрьме, затем в Таганской тюрьме в Москве, во 2-ой пересыльной тюрьме в Петрограде, а уже потом отправили этапом на Соловки.
По прибытию в Соловецкий лагерь, руководство лагеря отнеслось враждебно. Тяжкие, мучительные условия содержания контрреволюционеров, политических, уголовников. Рассказы заключённых о массовом уничтожении людей в Холмогорах и Пертоминске в течение 1919 по 1922 годы, пытки, работа на лесоповале, голод, наказания в Соловецком лагере. В феврале 1925 среди осуждённых был бывшим капитан драгунского полка личной охраны Его Величества Ю.Д. Бессоновым. Вместе с ним Созерко вынашивал план побега. Нужно было дождаться выхода на работу за территорию лагеря. И вот такая возможность появилась. Это удалось 18 мая. Путь лежал с Соловков в Финляндию.
455. С. А. Мальсагов Адский остров или Советская тюрьма
Стихи.ру Айшат Мальсагова
Предлагаю вашему вниманию в стихотворной форме.
                "И с гордостью нас помнить люди будут,
                Когда пройдут былые времена!"
                /Айшат Мальсагова/.

               ОТ   АВТОРА
            18 мая – 15 июня 1925 года.
Мы впятером покинули тот остров,
Он звался Соловецким, Соловки.
Поверьте, крайне тяжело, не просто
Бежать, не зная местность, языки.
Мы в двадцать пятом подошли к границе:
России и Финляндии межа.
Я сам бы не поверил небылице,
Однако, мы пробились, господа!

Чрез восемь дней достигли Куусамо,
В Финляндии такая красота!
Нам тридцать шесть ночей и дней хватило
Увековечить подвиг на века!
На карте лагеря не обозначены,
Народ российский не подозревал.
Для всех "врагов" ведь были предназначены...
Мальсагов с Адских островов сбежал.

Про лагеря "СЛОН", "СТОН"  не позабудут,
Вся тяжесть правды им отражена!
Их с гордостью потомки помнить будут,
Достойные наступят времена!
На кладбища же трупы не уносят...
И, кажется, что вечен беспредел.
От безысходности ту боль проносят
И просят Бога дать другой удел...

Окутывая тайной паутиной,
Утаивали правду от своих людей.
Для многих эта жизнь была рутиной,
Готовы зэки смерть принять с рук палачей!
На Соловки спецкор не пропускали,
Газеты и журналы на замок.
А люди за идеи умирали,
Когда же размотается клубок?

Родные за людей своих в тревоге,
Никто не может помощь оказать.
Шалят нервишки, сердце на пределе,
Кто сможет людям истину сказать?
Не помнят ни единого побега,
И муки терпят гордые сыны!
Вот здесь стиралась сущность человека,
На произвол они обречены!

Условия труда, режим железный,
Нехватка пищи и воды всегда...
Побег продуман чётко, незабвенно,
Связав друзей на многие года!
Чрез нас Европа истину узнала
О мытарствах в тяжёлых лагерях.
У заключённых в стенах жизнь угасла,
Лишь образ матери стоял в слезах...

Так, видимо, Создателю угодно,
Чтоб впятером решились на побег!
Лишь на свободе дышится свободно...
И новой жизни начался виток!
Все разом обрели себе свободу,
Взошли на пики боевых побед!
И каждый пользу приносил народу...
Себя лишил семьи, родимых мест...

Однако миру я поведал правду,
Исполнив с честью свой гражданский долг.
Что видел, слышал, описал по праву,
Пролив мужские слёзы между строк!
Не претендую я на совершенство,
Свой труд заметками лишь назову,
За многое почувствую блаженство,
От истины покой вновь обрету!

Блаженство, что узнали люди правду;
Блаженство от того, что я живой!
Молитвами ведь сдвинули преграду...
А я во снах всегда с семьёй родной!
В конце ноября 1925 года в эмигрантской газете «Сегодня» появилась публикация свидетельства «Соловки. Остров пыток и смерти (Записки бежавшего с Соловков офицера С.А. Мальсагова)" на русском языке.
 Судьба развела двух братьев-военных по разные стороны баррикад. Если Орцхо сочувственно относился к существующему строю и Коммунистической партии, то Созерко не верил им, зная цену большевистским обещаниям. Он вёл борьбу с Советской властью не на жизнь, а на смерть. Но из-за своей веры в амнистию, в добрую волю Правительства, Созерко поплатился страданиями в Соловецкой тюрьме. Ему пришлось пройти через моральные и физические муки, избиения, оскорбления, всяческие попытки извлечь из него необходимую информацию, вплоть до провокационных методов.
Младшая дочь Мадина писала об отце: «Кадровый офицер-кавалерист, верный присяге, данной в свое время, он до конца находился в рядах царской армии. После прекращения ее существования не ушел за кордон со своей частью, так как не мыслил свою жизнь вне Кавказа. Остался, поверив амнистии о забвении военных преступлении против страны Советов за подписью Ленина.
Сдался в руки батумских чекистов, но непростительная доверчивость к лицемерной власти обернулась трагедией. Он дорого заплатил за неё нечеловеческими физическими и моральными страданиями. Выдержал все изуверства изощрённых пыток чекистов, не выдав никого и ничего, остался чудом в живых. Пройдя через бессчётное число тюрем Закавказья, Кавказа и России, где на глазах уничтожались тысячи людей, был доставлен на конечный пункт назначения – остров смерти или СЛОН /Соловецкий лагерь Особого назначения/, откуда заключённые уже не освобождались, а лишались жизни из-за адского режима. Умирали голодной мученической смертью или расстреливались десятками и сотнями.
 Благодаря удачному побегу из этого ада, Созерко удалось первому оповестить мир об этих чудовищных зверствах, чинимых над людьми в самом северном концлагере Советского Союза, через свою легендарную книгу, за что у себя на родине был причислен к особо опасным преступникам». /Мадина Мальсагова.  Братья Мальсаговы. /Жизнь во славу царя, Отечества и своего народа. Нальчик. «Эль-фа», 1997. - С. 176-177/
Тоска по старшему брату Созерко, находившемуся вдали от родных и не знавшему о рождении второй дочери Мадины, также наложило свой отпечаток.
Для Орцхо до самой смерти увидеть Созерко оказалось несбыточной мечтой. Последними его словами были: «Я умираю, так и не увидев своего Созерко. Принесите мне воды с Альтиевского родника». /Со слов старшей дочери Орцхо, Азы - авторы/.
Об этом роднике упоминал в своих письмах к дочери и Созерко: «Моя совесть перед Аллахом, перед всеми чиста и прозрачна, как наша Назрановская (Альтиевская) родниковая вода». /Письмо Соси к Мадине от 27/8-63 г./.
 В 1926 году Созерко проживает в Польше. Заветной мечтой остаётся перевести семью к себе. До 1927 года была возможность вывезти семью за пределы России. Но Леби не смогла оставить свою старую мать и братьев. Так в одиночестве и в надежде на встречу прожили Созерко и Леби, любя друг друга и не предавая. Леби умерла 3 ноября 1980 года, пережила мужа на 4 года.
В 1926 году Созерко издаёт в Лондоне на английском языке книгу «Адские острова. Советская тюрьма на Дальнем Севере».
Мальсагов Созерко сотрудничал с Парижским Комитетом Политического Красного Креста с целью добиться фактического, а не декларативного восстановления прав политических заключённых.
С августа 1927 по сентябрь 1939 года Созерко служит офицером в польской кавалерии, участвует в боевых действиях в ходе Второй мировой войны.
В 1939 году попадает в плен. Его перенаправляют в офицерский лагерь в Германию. Опять везение спасло Созерко от смерти. Ему удалось совершить побег из лагеря. Наверное, нет такого другого человека, который дважды совершил побег с лагерей, кроме Созерко.  Он продолжает участвовать в действиях диверсионных групп во Франции.
В 1946 году Созерко перебирается жить в Англию. Он работает в Исламском культурном центре, является членом Межнационального комитета по проведению процесса против политики геноцида (народоубийства), проводимой коммунистической властью в Мюнхене, в 1951.
В 60-е годы Созерко мог общаться с дочерью Мадиной. Первое письмо отец получил именно от неё. Это общение доставило ей много хлопот Мадине Созеркоевне, она потеряла работу. Через 40 лет дочь Мадина напишет отцу: «Как ни странно, решила нарушить молчание та младшая дочь, с которой Вы не виделись ни разу в жизни, ибо она находилась в чреве, когда ты вместе с Родиной покинул нас. Волнения матери того периода травмировали меня ещё до выхода на божий свет.
 Росла очень впечатлительной с болезненным самолюбием и тот портрет твой – доброго, честного, смелого, мужественного человека, созданный моим детским воображением по рассказам близко знавшего тебя - стал со временем расплываться по мере моего сознательного роста. Стало ясно, что, являясь с детства воспитанником царской армии, в последующем ты, став её кадровым офицером, не смог по натуре своей изменить присяге, данной в своё время. Но непонятно, почему ты в дальнейшем, не разобравшись в переменах, так слепо, напролом, бросился в водоворот смутных событий. Судить об этом поздно нам, так незаслуженно расплатившимся за твою роковую ошибку...
Отец, я знаю, зов Родины не даёт покоя человеку, оторвавшемуся от неё, вечно грызёт тоска по родным местам». /Письмо Мадины к Созерко от 25.04.63 г./.
Дочери не хотят, чтобы отец влачил одинокое существование где-то на чужбине, хотят встречи с ним. «Если мы до сих пор находились на двух параллельных путях, отец, то теперь пора им сойтись. Ты пережил время, и, если твоя совесть чиста, должен сделать последний решительный шаг /ведь тебе привычно рисковать?/ для встречи с   нами...
 Наш дочерний долг зовёт примирить тебя с нашим строем, проявившим больше чем кто-либо из всех родственников заботу о нашем воспитании. Отец, самым внимательным к твоей жене – нашей матери – было советское государство и ты в неоплатном долгу перед ним за нас, если мы дороги тебе.
Мы своей Родине обязаны, всем чем есть, вплоть до жизни, так как она наделила нас всем необходимым земным багажом, т.е. то, что ты называешь «большим багажом просвещения», открыв широкий путь к нему.
 Если тебя разъединила «стихия» с нашей матерью, то теперь разумной логикой, обретённой временем мудрости, после бесшабашной молодости ты обязан найти мужество исправить свою ошибку / в искренности поступка, так же, как и в мужестве   никто не будет сомневаться/. Также цельные, морально неиспорченные, кристально чистые духом, честные натуры нужны и нам, и мы умеем ценить человека». /Письмо Мадины к Соси от 27.08.63 г./.
 Мнения и взгляды братьев Созерко и Орцхо в отношении жён похожи. Созерко, как и Орцхо, просит прощения у жены: «Спасибо тебе, моя дорогая жена, за всё и прости великодушно за много хлопот, горя и несчастья, которые я тебе доставил. Ты хорошо знала меня и всегда понимала. Знала мою беспокойную, буйную натуру и одновременно мягкое и доброе сердце, как твоё.
 Нас разъединила стихия, за которую мы оба несём   ответственность, поэтому должны простить друг друга. /Созерко делал попытки забрать семью, но Леби не захотела уезжать за кордон. Это подтверждает и дочь Мадина/.  Аминь!  /Письмо Соси к семье от 03.05.1963 г./.Всю жизнь пронёс в своём сердце в изгнание Созерко Мальсагов тоску по семье и родным, по родному краю, по Кавказу, по горам - тысячелетней истории человечества, её взлётов и падений, святости и безобразия.
 По его мнению, «судьбе было угодно, чтобы  мы постарели, похоронив нашу молодость. Надо с этим смириться». /Письмо Соси к внуку Сафару от 21.01.74г./.
 Созерко, как и Орцхо, не может говорить о своей любви к жене, единственное, о чем он просит, беречь эту святую для него женщину: «Берегите вашу мать, постараюсь не оставаться в долгу ни перед кем, кто был внимателен к этой действительно святой женщине». /Письмо Созерко к Мадине от 08.07.63 г./.
 Он просит домочадцев не скрывать о болезни жены: «Напишите подробно о болезни матери, ничего не скрывая от меня. Очень часто поляки-эмигранты, проживающие здесь, высылают лекарства в Польшу для родных /больных/, которые не могут достать в своём крае. Ты, как доктор, конечно, ориентируешься в этом вопросе. Если нельзя достать в СССР лекарство, необходимое для лечения матери, то немедленно пришлите рецепт и, если такое лекарство есть во всей Западной Европе и Америке, я достану и немедленно вышлю тебе». /03.08.63 г./.
  Если Орцхо называет дочь Мару письмоводителем, посредницей между отцом и матерью, то Созерко видит в своей дочери прекрасного адъютанта: «В твоём лице я вижу не только хорошую дочку, но и отличного «адъютанта». /Письмо Соси к Леби от 21.08.63 г./.
 Желание Созерко встретиться с семьёй, в отличие от Орцхо, так и осталось несбыточной мечтой, так и не успел он провести остаток жизни в кругу семьи. За четыре месяца до смерти, Созерко, как бы оправдываясь, пишет: «Я никого не убил и не зарезал, а моя несчастная судьба так жестоко наказывает меня». /Письмо Соси к Леби от 30/7-74 г./.
 Единственное, что его утешало, счастливая и спокойная старость своей супруги: «Моя верная и дорогая жена!
 Я безгранично рад, что ты имеешь заслуженную спокойную старость. Вокруг тебя бегают, летают, смеются наши дорогие внуки и внучка. Этот прекрасный образ стоит перед моими глазами, и охватывает меня безмерная радость. Аллах справедлив. Он каждому воздает должное. Ты вполне заслужила   иметь такую счастливую и спокойную старость, и я, твой буйный муж, преклоняюсь перед тобою с большою благодарностью за всё, что ты дала нашим детям.
Какой контраст! Вокруг меня /вместо наших детей/ кружится безжалостная тоска по Родине, и всех вас моих дорогих.».  /Письмо Соси к жене Леби от 21/1-74 г./.
 Орцхо, в отличие от брата Созерко, увидел свою семью через 6 лет после разлуки. Дети Орцхо смогли увидеть своего отца и наслаждаться его поучениями и нравоучениями. А образ, рождённый далёким детским взором, воображением, так и не ожил перед взором дочерей Созерко. Они так и не сказали вслух всю жизнь выношенное в душе желанное, драгоценное слово «отец».
 Ушли из жизни братья Созерко и Орцхо, так и не взглянув друг другу в глаза, оставшись в «глазах семьи образцом культуры и благородства». /Письмо Мадины к Соси 27/8-63 г./.
  Созерко и Орцхо одинаково переживали за младшего брата Арсамака, который рос любимцем в семье.
 «Прикомандировывается к кадру запаса дивизии Ингушского конного полка поручик Мальсагов (Сосырко) - на должность командира запасной сотни».
А вот в другой статье Мадина Созеркоевна пишет: "Данная статья написана мною не из популистских и личных, а искренних и объективных убеждений в восстановлении утерянных ранее традиций нашего вайнахского народа, ныне находящегося в моральных и материальных тисках, из которых он должен выйти победителем, и каждый из нас обязан внести в него посильную лепту, кто, чем может. Так поступали наши предки в трудное для народа время. Примером этому служит семья Мальсаговых: братья Мамас, Ахмет, Созерко, Орцхо и Арсамак. Все братья были дружны, снискали уважение и доверие окружающих.
Эти гуманные качества семьи, в котором рос мой отец, Созерко, с большой любовью не раз вспоминались нашей покойной матерью Леби Шахбулатовной Измайловой и бережно переданы нам с сестрой, как талисман.
Мне лично всегда импонировал здоровый морально-демократичный дух семьи дедушки Артагана и бабушки Хани Банухоевны Базоркиной, помог выстоять в жизни и может служить примером всем нам.
В феврале 1994 года в Республике Ингушетия проходили мероприятия, посвящённые 50-летию депортации Республики Ингушетия. Р.Аушев и казачьи атаманы Юга высказались об открытии в Ингушетии первого на Кавказе Горского кадетского корпуса.
Коль он задуман на ингушской земле, то должен носить и имя лучших из его сынов - выпускников кадетских корпусов дореволюционной России, прославивших свой народ. К таковым, на мой взгляд, можно отнести братьев Мальсаговых - Созерко и Орцхо, выпускников Воронежского /Михайловского/ кадетского корпуса.
Блестящие офицеры своего времени, унаследовавшие здоровый генофонд благородных предков, впитавшие лучшие традиции того поколения военных, остались людьми чести. Вопреки всем трудностям, перипетиям судьбы, не сломились, явились примером потомкам. Оставили после себя большую ценность - доброе имя, что остаётся после человека на века. На их счету только те дела, которые совершены во имя добра. О Созерко, например, за последнее время много сказано в нашей печати.
Кадровый офицер-кавалерист, верный присяге, данной в своё время, он до конца находился в рядах царской армии.  После прекращения её существования не ушёл за кордон со своею частью, так как не мыслил свою жизнь вне Кавказа. Он остался, поверив амнистии о забвении военных преступлений против страны Советов за подписью Ленина. Сдался в руки батумских чекистов, но непростительная доверчивость лицемерной власти обернулась трагедией. Он дорого заплатил за неё нечеловеческими физическими и моральными страданиями». / Мадина Созеркоевна «Братья Мальсаговы». /Жизнь во славу царя, Отечества и своего народа". Нальчик, «Эль-фа»,1997 г./.
Как и в письмах Орцхо и к Орцхо, так и в письмах к Созерко, проходивших цензуру, вычеркивались целые строки. «Ты пишешь невнятно имя сына моего горячо любимого брата Арсамака, который умер. В письме, где пишешь о смерти сына Арсамака, целая строка перечеркнута, и я только догадался об этом». /Письмо Соси к внуку Сафару от 15/2-74 г./.
 Зная, что он никогда не увидит жену, Созерко просит внука передать ей слова любви: «Поцелуй и обними её за меня. Смотрите и берегите её. Она достойна этого и совершенно   заслуживает, что вы все живы и здоровы, для меня важнее всего на этом свете». /Письмо Соси к внуку Сафару от 21/1-74 г./.
 Созерко очень интересует житьё и бытиё племянницы Зины. «Переписываетесь ли с нею? Мне было бы очень приятно, если бы поддерживали с нею связь. Ведь она наша родная, плюс ко всему перенесла, видимо, много несчастий? Напиши ей и передай им с Раей, что я не забываю о них». /Письмо Соси от 20/1-64 г./.
  Как Созерко, так и Орцхо, радуется и гордится за своих детей, шлёт им отцовское спасибо. «Я горжусь тобою и безгранично рад, что ты такая и хочу, чтобы ты была такой же доброй и милосердной для окружающих тебя людей, нуждающихся в твоей помощи. Почему я пишу об этом и откуда мне всё это известно, я даю короткий ответ тебе. Некоторые земляки мои получают вести из дома и пишут мне, что «Ваша дочь Мадина является исключительной доброты женщина, как врач помогает многим и многим нашим людям».
 Это для меня достаточно, чтобы быть гордым и радоваться, что являюсь твоим родным отцом! Спасибо тебе, моя дорогая Мадина, за доставленную радость старому отцу!» /Письмо Соси к Мадине от 16/12. - 63 г./.
Жёны Созерко и Орцхо были неграмотными. Сами они стократ раз сожалели о своей неграмотности, о том, что не могли писать о своей любви, мытарствах, тоске, печали, не могли излагать свои мысли на бумаге, оттого мучались и страдали вдвойне.               
  О себе Созерко писал: «Ты /т.е. дочь Мадина – авторы/ хотела в первом письме узнать правду от меня, касающуюся моей жизни в настоящее время. Вот она: «Несмотря на все невзгоды – сталинские тюрьмы, концлагеря, бегство, эмиграцию, войны / в которых мне также не везло, как и в жизни/ - остался верным отцом и честным человеком! Свидетельством тому является Аллах! ...Это мой багаж Чести пригодится и вам в вашей будущей долгой жизни! Не судите меня так строго, пока не узнаете все подробности о моей жизни! Идя все время по тернистому пути, я постоянно думал о вас всех без исключения в ожидании конца этой ужасной дороги, чтобы вернуться к вам, моим дорогим». /Письмо Соси к Мадине от 08.07.63 г./.
 Находясь в Ингушском кавалерийском полку, у Созерко созрела мысль перейти на сторону Советской власти. К этому времени у него росла дочь Рая, а жена Либи ждала второго ребёнка. И только через 40 лет дочь Мадина напишет отцу: «Как ни странно, решила нарушить молчание та младшая дочь, с которой Вы не виделись ни разу в жизни, ибо она находилась в чреве, когда ты вместе с Родиной покинул нас. Волнения матери того периода травмировали меня ещё до выхода на божий свет.
А на Родине Созерко Артагановича, в Ингушетии, остались его жена Леби и их две малолетние дочери - Рая и Мадина. Встретиться им уже никогда больше не доведётся. И только в начале шестидесятых годов Созерко Мальсагов сможет подать о себе весть своим близким.
Находясь в концлагере на Соловках, Созерко Артаганович стал свидетелем кошмаров, которые творили там охранники над
заключёнными. И всё это время его не оставляла мысль о побеге.
В один из февральских дней 1925 года прибыл «новый этап с контрреволюционерами». Среди арестантов находился и бывший ротмистр лейб-гвардии Драгунского полка белый офицер Юрий Дмитриевич Бессонов. Мальсагов сблизился с ним. А 18 мая того же двадцать пятого года группа из пяти человек во главе с Бессоновым, среди них был и Созерко Мальсагов, совершит побег с Соловков.
В записках офицера Ингушского конного полка Анатолия Маркова сказано: «...Сосырко Мальсагов, ингуш по происхождению, при большевиках герой побега из Соловков совместно с ротмистром Бессоновым. Их страшная эпопея описана Бессоновым в книге «26 тюрем и побеге Соловков».
Преследуемые лагерной охраной из частей ГПУ, пятеро беглецов уходили от погони, держа путь в сторону Финляндии. Испытывая голод, под угрозой быть схваченными, теряя силы, Созерко Мальсагов и его товарищи по побегу почти месяц пробирались глухими лесами и болотами на запад. И им удастся выйти в Финляндию.
Год спустя, в 1926-м, в Лондоне выйдет на английском языке книга Мальсагова «Адские острова. Советская тюрьма на Дальнем Севере», из которой Европа впервые узнала правду о Соловецком концлагере. «Тайна, которой окутаны Соловки, понятна, - писал Созерко Артаганович. - Советские газеты, утаивающие жестокую правду от русских читателей, обходят Соловки полным молчанием. Корреспондентам иностранных газет не разрешено ездить туда. Никогда не было до нас ни одного случая, когда бы узнику сопутствовала удача в побеге через границу, а европейское общественное мнение узнало бы правду о Соловках.
Провидение чудом избавило меня от этого ада. И я считаю своим священным долгом поведать миру о том, что я видел, слышал и через что прошёл».
В 1928 году издаст в Париже свою книгу «26 тюрем и побег с Соловков» и Юрий Дмитриевич Бессонов, который в ней подчеркнёт, что «Мальсагов - это... ясно выраженная храбрость».
Книга Созерко Мальсагова «Адские острова», бывшая долгое время вне закона в нашей стране, станет известна в Ингушетии, да и российскому читателю, благодаря его внуку Шахбулату Яндиеву. Во время учёбы в аспирантуре МГУ в Москве, в конце восьмидесятых, он узнал о ней. А потом и получил эту книгу в дар от знакомого японского учёного, разыскавшего её в Лондоне.
Шахбулат Яндиев перевёл на русский язык книгу своего деда, а его родственник, Магомед Сафарбекович Мальсагов, издаст «Адские острова» с приложением собранных им документов и фотографий, связанных как с самим Созерко Артагановичем, так и с другими представителями известного ингушского рода Мальсаговых.
Из Финляндии Созерко Мальсагов переедет в Польшу, где в то время находилось много российских эмигрантов, среди них и ингуши. Там в офицерском чине он начнёт службу в кавалерийских частях польской армии. В сентябре 1939 года ротмистр Мальсагов, командуя эскадроном, сражался с гитлеровцами, напавшими на Польшу. Был взят в плен и вывезен в офицерский лагерь в Германию. Участница движения Сопротивления в Польше лейтенант Дженнет Скибневска в декабре 1988 года свидетельствовала, что «гражданина Созырко Мальсагова, сына Артагана Мальсага», родившегося «на Северном Кавказе в ауле Альтиево (около Назрани)», она знает «как участника Движения Сопротивления». И далее писала: «Во время войны, после нескольких лет плена с 1939 г., (он] бежал из лагеря в Польшу, а позже был переброшен Движением Сопротивления во Францию -работал в диверсионной группе. В Польшу более не возвращался, встречала его в Англии, там он и остался как польский ветеран, умер в 1976 г. Запомнился как порядочный человек, прекрасный офицер, верный своей семье, детям и внукам, родине».
Ветеран Ингушского конного полка Кавказской конной дивизии Созерко Артаганович Мальсагов так и не дождался того времени, когда смог бы свободно вернуться в родную Ингушетию, встретиться с женой Леби, дочерьми Раей и Мадиной, своими внуками.
В ночь на 25 февраля 1976 года, будучи в США, он скончался. Друзья и соратники перевезли его тело в английский город Портленд, в котором Мальсагов жил, и там похоронили.
В тот же день, 25 февраля 1976 года, когда скончался Созерко Артаганович Мальсагов, его земляк, живущий в США, Якуб Озиев отправил своё скорбное письмо «Семье Созерко Мальсагова», в котором писал:
«Сегодня утром 2.30, мы потеряли нашего дорогого и глубокоуважаемого Созерко. Я и друзья по обществу выражаем глубокое соболезнование и сочувствие всем близким и родным...
Он был настоящий мужчина, ингушом, безмерно любившим свою родную землю, свой Кавказ. Но судьбе было угодно, лишив его всего самого дорогого, встретить смерть далеко от семьи одиноким, обессилевшим стариком. Дай Аллах ему рай!!!».
2 брата, 2 взгляда на жизнь, 2 кадета. Созерко описал свои муки в книге «Адские острова», Орцхо - жил в муках 10 лет, описал в своих письмах из Иркутского исправительно-трудового лагеря. Эти письма дождались своего часа. 15 марта 1976 года Созерко скончался в Англии, похоронен в Портленде.
28 августа 1990 года Мальсагов Созерко реабилитирован посмертно.
Магомед Сафарбекович, издавая его книгу «Адские острова» предварительно снабдив её такими проникновенными словами: «Ингушетия вырастила Созерко Мальсагова настоящим мужчиной, царская Россия воспитала в нём честь, достоинство и благородство офицера». /Адские острова. Нальчик, 1996/.

С уважением Айшат Мальсагова,
Орцхо Мальсагов.