Глава 6. Пора...

 Каким-то неведомым женским чутьем она поняла — пора. Глава 6


 Каким-то неведомым женским чутьем Ирина поняла — пора. Выгадав время, когда Серафиму увезли в соседнее село Первомайское на массаж к тяжело больному после инсульта, девушка собрала свои нехитрые пожитки в спортивную сумку. Оглядела ставшую родной комнату. Слезы тот час набежали на глаза, и она все-таки решилась написать Серафиме записку: " Тетя Фима, спасибо вам за все. За это время вы стали для меня самым родным человеком. Как мама... Но я уже все решила. Не судите... Ира".

 Погода была мерзкая. Дождь со снегом больно хлестал в лицо, словно стараясь удержать на месте. Каша из грязи и снега прилипала к сапогам, и идти было трудно. В салоне автобуса девушка отогрелась и успокоилась. Много времени, девять месяцев, она прожила в заботе и уюте, подаренном ее спасительницей. Стало тревожно от того, что забыла, как это самой заботиться о себе. Но она верила, что у нее все получится.

 Квартирка на втором этаже встретила девушку тишиной. Шторы были плотно закрыты. Ни один солнечный луч не попадал внутрь. В этой тесноте не хватало свежего воздуха. Хотелось вдохнуть хотя бы глоток. Ирина взяла в руки фотографию. Вот мама, папа и она, совсем еще маленькая девочка восьми лет. Вспомнила этот эпизод, запечатленный на фотографии, когда они отдыхали на озере. Отец поймал большую рыбину, а она была такая скользкая, что он не мог ее удержать. Эта хитрая рыбка махнула хвостом и скрылась в воде. Звонкий девичий смех из далекого счастливого прошлого заставил улыбнуться. Так и просидела до самого вечера вспоминая.

 Открыв форточки шире, хотела отравиться в магазин. Почувствовала ужасный голод. Но ни пообедать, ни поужинать ей так и не удалось. Внезапно начало тянуть поясницу, а весь живот опутало болью. Ирина, хоть и не знала, как это бывает, но сразу поняла, что необходимо вызвать скорую помощь.

 Появившись в больнице в конце рабочего дня, Ирина ловила на себе недовольные взгляды. И казалось, что все были не рады ее присутствию здесь. После всех процедур роженицу поместили в отдельную палату. Промаявшись там до утра, Ирина вышла в коридор. Еще было совсем рано. Медсестра, положив руки на стол, дремала. Где-то плакал ребенок. Санитарка, размахивая шваброй, усердно драила пол, как палубу на корабле. Оторвавшись от работы, сердито буркнула:

 — Чего тебе?

 — Я больше не могу терпеть.

 — Сейчас позову врача, — вышла заспанная женщина в белом халате, видимо врач, и повела Ирину на проверку в смотровую. А дальше все суматошно засуетились, забегали. И буквально через полчаса на свет появилась девочка.

 Теперь Ирина вздохнула с облегчением, словно избавилась от тяжкого груза. Она лежала в небольшой большой палате с двумя окнами, выходящими во двор. Три женщины вокруг нее копошились, суетились, готовясь к кормлению своих малышей. А она лежала, отвернувшись к стене, и не представляла, что будет делать завтра, когда ей принесут ребенка.


 — Ваааля! — мужской голос нетерпеливо звал под окном.

 Худенькая женщина со светлыми волосами лет сорока поднялась и подошла к окну:

 — Мой явился. Я сейчас, девочки. А то он у меня такой горластый. Поднимет на ноги всю больницу, — она взяла своего малыша, похожего на куколку бабочки, и подняла к окну.

 — Сын у меня родился! — радостно крикнул немолодой папаша, видимо всем, кто выглянул в окно. Валентина засмеялась: "Долгожданный, девочки у нас. Трое".

 — А мой муж сказал, что ему все равно, кто родится: мальчик или девочка, — расплылась в улыбке высокая рыженькая женщина с зелеными глазами.

 — Это все они так сначала говорят. А потом за сыном сюда посылают. Это я вам точно говорю, — черноглазая цыганка с длинными вьющимися волосами с любовью и нежностью смотрела на голубой сверток. — Пять девок у нас. Ага. Целый табор. Нет, сына ему подавай! Наследника. Да не смотрите вы так на меня. Мы уже давно не кочуем. Живем в деревне. Дом есть. Хозяйство есть. Не воруем. Могу погадать. Есть желающие?

 Тишина наступила, когда все пошли обедать в общую столовую. Ирина медленно встала, подошла к окошку и выглянула на улицу.

 Ей показалось, что она там не была вечность. Она долго смотрела на голые тополя под забором больницы. Хоть и был конец марта, но зима не сдавала свои позиции и тихонько подбрасывала работу в виде снега дворникам.

 "Почему я не могу радоваться, как все? А все дело в том, что я не смогу принять этого ребенка. Не смогу. Я даже не знаю, чей он. И каждый раз, глядя на него, я буду вспоминать, как он появился", — сомнения одолевали ее, но те доводы, которые она приводила, все равно перевешивали.

 Что такое двадцать лет? Совсем мало, чтобы знать настоящую жизнь. Тем более десять из них она провела в детском доме. А там этому не учили. Кормили, одевали, учиться заставляли. А нормальная счастливая жизнь в чужих семьях проходила где-то рядом. Ее семьей стали такие же, как она, обделенные жизнью, заботой и любовью. Она не могла любить этого ребенка. Не могла.

 А после вечернего кормления женщины пристали к цыганочке Соне с просьбами погадать:

 — Ну, вы, бабоньки, даете! Все у вас есть. Так вы еще хотите знать все наперед, что будет, — но каждой из них она раскладывала карты, которые прихватила с собой даже в роддом.

 — А ты, красавица, ничего не хочешь узнать? — неожиданно цыганка обратилась к Ирине. Девушке казалось, что черные Сонины глаза выворачивают всю душу.

 — Нет, — встала и решила выйти прогуляться по коридору.

 — И правильно, дорогая! Никогда не знаешь, где потеряешь и как потом найдешь...

 Продолжение следует.