Глава 7. Учитель фехтования

Александр Петрович не сразу осознал, что оказался отрезан от дома, детей, своего настоящего, да и от будущего. Отойдя от бюро, он решил рассмотреть стоящую в комнате женскую статую, и лишь тогда заметил, как стало тихо - без новогоднего бубнящего телевизора и столичного шума за окном, тех привычных звуков своей квартиры, которые не замечаешь, пока они есть. Оглянулся, и потемнело в глазах: вместо дивана, стоявшего на проходе в гостиную, взгляд наткнулся на обтянутую шелком стену, украшенную чьими-то рогами. Слепо пошарив по зеленоватой материи рукой, осознал, что дети там - за стеной, а он - здесь, в начале семнадцатого века, в одной из комнат охотничьего павильона, в Берри, в центре средневековой Франции. Выглянул в окно, приподняв тяжелую занавесь. Хоть глаз выколи! Сел, чуть не мимо стула, уткнувшись лицом в брошенный на спинку плащ и пытаясь найти хоть одну мысль в голове. Как уснул, и сам не заметил, или не уснул? Никогда не терял сознания, сравнивать не с чем.

Очнулся от звука открывшейся двери.
 - Qui ;tes-vous? Que faites-vous ici?
Молодой человек, в старомодном камзоле, в шляпе с перьями, в высоких сапогах, недвусмысленно положил руку на эфес висящей на вышитой золотом перевязи антикварной шпаги.
«Кто вы? Что вы здесь делаете?» - понял Александр Петрович. Хотел бы он сам это знать!

Во время кратковременного семейного визита в Париж, Белов вдруг уразумел, что сам не осознавая, предпочитает с местными больше через жену контактировать, а полноценно говорил по-французски еще на выпускном экзамене в школе – в институте определили в английскую группу. Заниматься языком пришлось с нуля, и он выпустился, как и многие однокурсники, имея в активе: читаю и перевожу со словарем. Поскольку переписка с коллегами - знатоками исторического фехтования, велась, в основном, на международном языке, то стоило отметить, что к помощи словаря последнее время Александр Петрович прибегал все реже.
Стандартные французские лексические единицы, употребляемые им на проводимых в гимназии занятиях, погоды не делали, и даже на Игре, с учетом состава участников, на русском они общались, куда больше, а разговорный французский, как бы, за ненадобностью, оставался где-то за бортом. Устыдившись колоссального провала в интеллектуальном багаже на фоне жены, целеустремленно растившей билингвов, и тещи – потомственного преподавателя истории французской литературы, выпустившей ряд книг и учебных пособий, в том числе, учебники по старофранцузскому и его позднейшему варианту - среднефранцузскому языку, Александр Петрович по возвращении в Москву налег на язык потомков галлов. Через некоторое время, почти не снимая наушники плеера с аудиокнигами, среди которых Дюма-отец занимал почетное место, Белов смог не только смотреть зарубежные сериалы, но и читать авторов в подлиннике.

Увы, в этот момент он понял с особенной остротой, что одно дело - успешно учить иностранный язык, а другое – суметь внятно изъясняться на нем в неординарных и весьма специфических обстоятельствах.
- Qui ;tes-vous? - властно повторил молодой человек.
- Белов, Александр Петрович, я случайно... - начал было по-русски, порядком растерявшись, и вдруг заметил, что не задвинул ящик бюро, где нашел записку. Вошедший перевел внимательный взгляд с бюро на своего посетителя и вежливо склонил голову, снимая шляпу:
 - Le comte de La F;re, ; Votre disposition. (Граф де Ла Фер, к вашим услугам).
Белов тоже слегка поклонился:
- Alexandre Belov, le p;re d'Elena. (Александр Белов, отец Елены).
Молодой человек улыбнулся ему, мигом убрав всякую ясновельможность:
- Vous etes seul? Votre fille a ;galement ;t; ici? (Вы один? Ваша дочь тоже была здесь?)

«Да один я, один, Лён тут и не было. Вот, как мне ему все объяснить?» - занервничал Александр Петрович, но начал рассказ, время от времени, видимо, от нервного перенапряжения, вставляя английские слова, отчего-то приходившие в голову в первую очередь, и непроизвольно демонстрируя слабые остатки чудом сохранившихся школьных познаний факультативного старофранцузского, что встречалось собеседником с полным пониманием.

Средневековому графу надо отдать должное: он взял в толк все и сразу. Набросив на Белова висевший на стуле плащ, его сиятельство отвел в незамеченный по темноте, расположенный неподалеку замок. Меньше чем через час, Александр Петрович, умывшись и переодевшись в новый, пришедшийся впору, присланный костюм, наотрез отказавшись от помощи слуги, предоставленного вместе с одеждой, завтракал вместе с новым знакомым на небольшой веранде, дивясь сам себе. Другому бы кусок в горло не полез, в таких-то обстоятельствах, а я, вот, оленину (!) с утра (!!) вином (!!!) запиваю, и очень даже ничего себя при этом чувствую!
Трудно сказать, чего ожидал хозяин от нежданного гостя, но случайный попаданец в прошлое в грязь лицом не ударил.

Графу было и невдомек, что Саша Белов, получивший с шестого класса почетное прозвище «Д'Артаньян», днями и ночами пропадал на Игре в мушкетеров, в семнадцатый век, во Францию Александра Дюма. Сначала в школе, затем в театральном кружке Дворца пионеров, потом в армии, где служил в кавалерийском полку, существовавшем в Вооружённых Силах для проведения киносъёмок, а после в институте, когда Игра оформилась, как таковая, со всем своим Статусом, в Перестройку и последующее Новое время плавно перетекая в финансово-независимое и вполне успешное бизнес-мероприятие. Как многие ролевые игры, она была и боевкой, и театралкой, и мистерией, с полным косплеем и шестеренкой ролей, с каждым годом набирая все больше участников, зрителей, и – что, особенно, ценно - спонсоров. Осознав с возрастом, что любовь к мушкетерам в советское время многих Игроков спасла от маразма, а в перестройку - от депрессии и частичной деформации личности - у кого-то вплоть до полной деградации, Белов испытывал к мушкетерскому хобби самую горячую благодарность. К тому же, ему просто сказочно повезло в жизни: с первого класса сидевшая с ним за одной партой Анечка Аверина разделяла любовь и к Мушкетерам, и к самой Игре, не говоря уже о Дюма-старшем. Став учительницей математики в школе с углубленным изучением французского языка, где когда-то училась вместе с будущим мужем, она этому чувству не изменила. Про дочь и сына, говорить не приходилось - Игра была у них в генах. Благодаря неизменному участию в сложных игровых перфомансах, камзол на Александре Петровиче сидел ладно, шпага не болталась, как вертел, и не била по икрам. Плащ со шляпой он носить умел, ботфорты без конца не подтягивал, в седле сидел, как влитой, а не собакой на заборе, и это, похоже, откровенно понравилось его титулованному хозяину.         
               
Полное погружение в общение с носителем языка отменно способствовало вполне приемлемому разговорному французскому, правда, иногда с некоторыми, хоть и непродолжительными, паузами и сдержанным внутренним мычанием, но с подобающими, приличествующими ситуации, оборотами речи, чему русскоязычный попаданец несказанно радовался, до сих пор не подозревая за собой выдающихся лингвистических способностей. А что оставалось, кроме тотальной языково-культурной мобилизации в предельно сжатые сроки? Жить захочешь – не то сделаешь, откуда, что и возьмется, особенно, в минуты сильных душевных потрясений. И вообще, ему крупно повезло, что попал к французам, а не англичанам, к примеру. У тех и в двадцать первом веке с языком сам черт ногу сломит, а среднефранцузский, сменивший средневековую устную речь, в начале семнадцатого столетия вплотную подошел к современному разговорному и не препятствовал взаимопониманию.

Прогостив пару дней, Белов решил, что пора честь знать. Не сидеть же, сложа руки, в ожидании милости от окаянной стены в охотничьем павильоне или заглядывая туда бессчетное число раз на дню, так и рехнуться можно! Заручившись обещанием графа, что тотчас известит, если будут новости о детях, Александр Петрович занялся постановкой собственной школы фехтования в расположенном в неподалеку Бурже. Изначально выдав тот минимум информации, что позволял удовлетворить любопытствующих, он четко держал дистанцию, что, по его мнению, пойдет его малому бизнесу только на пользу. С легкой руки графа - буквально в несколько дней, недостатка в пожелавших учиться у приезжего фехтовальщика, не было. Покровитель повадился ежедневно навещать, не дожидаясь персонального приглашения.

Надо отдать должное - разговорами о дочери не утомлял, видимо, воспитание не позволяло, зато дотошно, въедливо и неутомимо, совсем, как профессиональный дознаватель, подробно расспрашивал о жизни, какой еще недавно жил нечаянный русский хронавт. Беррийца интересовало все, без исключения: история и экономика, литература и искусство, дипломатия и армия, философия и богословие, общество и политика, Франция, Англия, Испания, и, тем более, Россия - совершеннейшая экзотика! Описанию не подлежит, каким потрясением для потомка Куси явились рассказы о Французской Революции. Реставрация монархии его утешила слабо, беспрецедентный развод с Богом и последующее воссоединение с Церковью оставили впечатление Содома и Гоморры, особенно, в российском варианте. До полетов в космос попаданец благоразумно не добрался.

Графский интерес к истории его собственной семьи Белов воспринял без удивления - чего еще можно ожидать от потомственного аристократа? Александр Петрович даже поведал забавную байку о своих однофамильцах, подкрепив несколькими фото из мобильника, а поскольку телефон на француза впечатление произвел, употребил оставшуюся часть заряда на демонстрацию семейных снимков, сделанных во время вояжа к заграничной родне. Некоторые места граф опознал с ходу – бывал в столице, и еще долго расспрашивал, как там теперь в Париже, что и где. Словом, не считая грызущей тревоги о детях, Белов-старший полагал, что по сравнению с горемычными бедолагами из популярной литературы о перемещениях во времени он устроился откровенно неплохо.